Дыхание тьмы

ДЕНЬ СУРКА 2. УТРО. ПРОМЗОНА

Фёдор выглядит сонным и вообще — крайне вялым. Насколько я знаю, весь вчерашний день он возвращался из какого-то дальнего пансионата и практически не отдохнул. Взглянув на его помятую физиономию. Папа тяжело вздохнул и посоветовал особо не выпендриваться. После этого ещё и посетовал, что не имеет права оставлять кого-либо на скамейке запасных.

Егор, напротив, живчик-живчиком, что в общем то совсем не удивительно: полтора суток здорового сна, после здоровенной же попойки, способны поднять на ноги даже мертвеца. Единственное, на что жалуется Хоменко, так это на голод, похлопывая ладонью по бронику в районе урчащего живота. Впрочем, невзирая на цветущий вид, товарищ старший лейтенант почему-то умалчивает подробности славного застолья.

О них периодически напоминает Надя, выдавая такие подробности, от которых вскидывает брови даже подрёмывающий Фёдор, всякий раз вопросительно поглядывая на подчинённого. А с того — что с гуся вода: хихикает да делает морду кирпичом. Кульминацией воспоминаний становится момент, когда Егор затеял потасовку с тремя студентами и уснул, оставив Надежду одну, против троих.

— Надеюсь, ты их не покалечила, — угрюмо бормочет Фёдор и зевает, до треска в челюсти, — Чёрт, а ещё Людка дуется. Надо же им затеять эту ерунду.

В этот момент фургон, транспортирующий нас к месту, начинает трястись мелкой дрожью, а потом и вовсе — подпрыгивать. Кто-то из коллег принимается громко материться и ему тут же советуют заткнуться, ибо рядом — дамы, а они и зубы способны пересчитать.

Понять, где именно мы находимся — решительно невозможно. На брифинге нам показали карту местности, описали задачу и предупредили о крайней опасности. Красный приоритет, с самого начала, надо же! Давненько такого не было. Как и армейских подразделений, которые наглухо блокируют зону операции. Линия оборону, потом мы — линия атаки и огромное пространство заброшенной промки.

На вопрос, в какое количество голов оценивается противник, Папа замешкался, искоса глядя на знакомого уже штатского полковника Надеждина. Тот угрюмо уточнил, что речь идёт о полутора десятках гнёзд. Ориентировочно. Плюс-минус пять.

Кто-то охнул, а тот же ехидный голос, кажется принадлежащий капитану Волкову, осведомился, на кой чёрт нам дорогущие систему слежения и служба безопасности, если фактически в черте города сумел обосноваться такой огромный анклав нечисти? Кто-то другой поинтересовался: не проще ли обработать заражённую зону напалмовой смесью?

— Не проще, отрезал Надеждин и поморщился, — Есть информация, что гнёзда расположены в недоступных огню местах. Кроме того, может сдетонировать топливо в подземных цистернах.

Безопасник определённо лгал, но не станем же мы ему паяльник в задницу запихивать! А на вопрос, как разведка профукала образование такого исполинского кубла и вовсе никто не ответил. Мило!

Броневик ещё раз подпрыгивает, делает попытку пойти юзом и дёрнувшись, замирает. Двери распахиваются и мы принимаемся выпрыгивать в хмурое утро, умывающееся каплями редкого дождя. Чёрт, а когда вчера увидел в прогнозе осадки, ещё поиздевался над синоптиками.

Фёдор уже полностью собран и сосредоточен. Он разворачивает план и в очередной раз изучает точки входа. Это — большое здание, прежде бывшее то ли складом, то ли — цехом, откуда позже демонтировали станки. Судя по плану, где-то внутри находится спуск в подземелья, кишащие тварями.

Наша задача — зачистить пару ярусов, оценить обстановку и обеспечить безопасность группе сапёров. Те установит какие-то хитрые заряды и на этом наша задача считается выполненной.

— Не нравится мне работать под землёй, — бормочет Надежда и хмурится, — Всякий раз какое-то дерьмо приключается.

М-да, тут не поспоришь. Оба раза, когда нас засовывали в подземные тоннели, пропадала связь, после чего опарыши перекрывали единственный ход наверх и операция по зачистке превращалась в лихорадочные попытки уцелеть.

— Нас будут страховать, — в голосе Фёдора не ощущается особой уверенности и тут я его понимаю: район промки воистину огромен, а групп — не так уж много. И у всех сходные задачи, как бы самим не пришлось кого-то выручать, — Да и передатчики стали много мощнее.

— Людке своей расскажи, — вздыхает Надежда и смотрит на часы, — Ну что, до Х осталось пять минут сорок секунд. Почапали помаленьку?

В наушниках кашляющим соловьём заливается Зина.

— С добрым утром, девочки и мальчики, — приветствует она нас.

— Добрее хрен придумаешь, — ворчит Егор и смахивает каплю с носа, — Единственное, что хорошо: там дождя не будет.

— Канализацию прорвёт — и будет, — откликается Надя и поворачивается ко мне, — А что это Лёнечка сегодня такой молчаливый? Вареник заездила?

— Без зависти, — я поднимаю вверх указательный палец и грожу ей, — Вот, выйдешь замуж, тогда сама будешь издеваться над благоверным.

— Я за своего мужа любому глотку перегрызу, — почти серьёзно говорит Надя, — Иди ко мне в мужья, а?

— Леонид не может. — вступается кум, — Он — на задании. А на задании, как записано в уставе, запрещено вступать в сексуальные и брачные связи. Всё, лирику отставили. Вперёд.

— У вас там тоже все на ушах стоят? — интересуется Зина, с ноткой хорошо скрываемого сарказма, — У нас тут, как выясняется, полный разброд и шатание. Министерство шерстят за крупную лажу и вроде бы, массовое хищение. Кто-то из хомяков проворовался и оголил целый сектор.

— Офигеть, — бормочет Хоменко, — Мы тут жопы подставляем, а они нам — кинжал в спину.

— Не подставляй жопу, — советует Надежда, а мы с Федей хихикаем, — Тогда и в, гм, спину ничего не прилетит.

— Умник, — сопит Егор, проверяя, как ходит забрало шлема, — Опять сенсор выделывается. Просил же Степаныча посмотреть!

Солдаты из поддержки держатся в пределах видимости, но сокращать расстояние не торопятся. Кроме того, мне очень не нравится вид стволов, направленных в нашу сторону. Нет, я имею в виду не автоматы, а мобильные огнемётные системы Артемон, которые Папа как-то назвал шашлычными.

— Ребятушки, вы уж будьте поосторожнее, — напутствует Зина и в её голосе звучит искренняя поддержка, — Тут наши говнюки что-то затевают. Я пробила по своим каналам и узнала про какой-то план: «Ритуал», если план: «Система» не сработает.

— Зина, — подключается Папа и в его голосе звучит недовольство, — Занимайся делом и прекрати распространять неподтверждённые сплетни.

— Неподтверждённые кем, тобой? — не сдаётся Зина и подкалывает, — Жопу хоть иногда нужно отрывать от кресла и выходить за дверь кабинета.

— Не забывай о субординации! — пыхтит Папа.

— Полковник Чередняков, вы препятствуете работе координатора, — чеканит Зина, — Попрошу покинуть эфир и более его не засорять. Детишки, начинайте выдвигаться. Х через две минуты тридцать секунд.

«Детишки» начинают выдвигаться, тускло отсвечивая забралами шлемов и придерживая оружие. Судя по количеству тупорылых броневиков, угрюмо уставившихся перед собой зарешеченными глазами, тут — не меньше тысячи бойцов: практически всё управление. Никогда прежде не видел ничего подобного.

— Степаныч хрень какую-то на пушку присобачил, — сообщает Егор, обращаясь то ли ко мне, то ли к Надежде, — Отдачи почти нет, но тяжёлый стал, зараза!

— Сейчас ширнёшься, родимый и всё наладится, — голос Надежды почти не меняется во время бега, когда она занимает позицию впереди Хоменко, — Ты это, озабоченный, можешь на мой зад полюбоваться. Судя по прошлому разу, он тебя очень интересует. Белобрысая то, из маркета, на хрен послала. Сублимируй, Хома, сублимируй!

— И всё то ты знаешь, язва языкатая!

— Федюнчик, — я догоняю командира и тот поворачивает ко мне голову, отчего в щитке отражается щиток с отражением…Рекурсия, однако, — А ну, колись, что там тебе и другим приближённым господин Егоров чесал на конфиденциальной встрече. Так, не для протокола.

— Новый тип мутантов, — судя по подёргиванию грудных пластин, Фёдор пытается пожать плечами, — Неподтверждённая информация, поэтому не оглашается, чтобы не допустить паники. Какое-то дерьмо с щупальцами, способное ползать по потолку и молниеносно затягивать раны. Рекомендуют сразу сжигать.

— Ух ты! — я даже сбиваюсь с шага, — Чем дальше в лес тем толще партизаны. Эдак скоро пакость и летать научится.

— Опоздал ты, Лёнчик, с предположением, — вновь голос Зины, — В ставке командования распространяется секретный циркуляр, согласно которому дрянь, инфицирующая Альфу, прибывает в город именно по воздуху. По этой причине башни и не способны её отследить и перехватить. Предполагают, если выделенные деньги пойдут по назначению, новая система сумеет обнаруживать и сбивать уродцев на подлёте.

— Зина! — Папа в ярости.

— Молчу, молчу, сердешный, только не нервничай, — Зина становится серьёзной, — Ведя, судя по маркеру, вы собираетесь огибать подстанцию по левой стороне. Не рекомендую: там — котлован, заполненный какой-то жидкостью. Давай — направо, между этими сарайчиками. Дальше нырнёте под упавшую стрелу и вуаля!

Мы бежим между покосившихся построек, которые Зина определила, как сараи и лужи с радужными разводами противно хлюпают под ногами. На бурых от ржавчины стенах сохранились остатки первобытного перфоманса: все эти трёхбуквенные аббревиатуры и символы плодородия. Давненько здесь не ступала нога человека.

К тому времени, как Егор, пыхтя и отдуваясь начинает тянуть на себя скрипящую дверь ангара, дождь припускается вовсю, хлопая по глине и остаткам бетонки. Я помогаю Хоменко сдвинуть тяжёлую металлическую плиту и Надя тут же направляет луч фонаря в чёрную щель входа.

Ничего. Только серые лучи падают из дыр в кровле, чтобы осветить грязные лужи на полу. Тишина.

— Внутрь, — командует Фёдор и когда мы дружною гурьбой вламываемся в гулкую пустоту, добавляет, — Остановка. Всем принять сурка перед началом боевых действий.

Пока все снаряжаю инъекторы, я достаю ампулу, подаренную Настей и вставляю в гнездо. Однако, тут же чувство постороннего взгляда заставляет поднять голову и я вижу, как Надя, подняв забрало, смотрит на меня.

— Что? — почему-то шёпотом спрашиваю я, но даже этого тихого звука достаточно для появления слабого эха.

— Какого чёрта у тебя ампула другого цвета? — почти спокойно спрашивает Надежда и щурится.

— Показалось, — я закрываю крышку и использую шприц, — Ты за своим следи.

— Лёня, блин, — она тяжело вздыхает, но следует совету, — Вечно у вас какие-то секреты.

Да, ощущение совсем иное. Словно по венам пустили стаю огненных тараканов. Нет, это совсем не та искусственная бодрость, которая наступает после приёма сурка. Кажется, будто за спиной распахнулись взаправдашние крылья стоит захотеть — взлетишь к потолкую.

— У-ух! — бормочет Егор и приводит пулемёт в рабочее положение, — Точно сто пятьдесят накатил.

— Закуси, — советует Надежда.

— Пошли, — голос Фёдора звучит так же угрюмо, как выглядит его обладатель, — Отставить шуточки. Помните, в какую жопу лезем. Предельная сосредоточенность.

Помимо душевного подъёма ощущаю, как время начало понемногу останавливать бег своего колеса. Товарищи движутся, словно мухи в киселе, а тональность их голосов понижается, стремясь в область инфразвука. Полумрак ангара тоже претерпевает забавные метаморфозы, наполняясь мягким золотистым светом. А столбы, прежде призрачного, света начинают слепить глаза.

— Лёня, — несколько встревоженно говорит Фёдор, — С тобой всё в порядке? Какой-то ты дёрганый, чёрт возьми.

— Что там у вас? — вступает Зина, — Картинка начинает пропадать, да и со звуком не всё в порядке. Ребята, хватит чухаться — пора приниматься за дело.

Командир вопросов больше не задаёт, но его шлем ещё несколько раз поворачивается в мою сторону и странное дело: я вроде бы вижу смутные очертание лица Фёдора и даже тёмные пятна глаз. Чушь какая-то: это — просто невозможно.

— Вход в преисподнюю, — объявляет Егор, склоняясь над металлическим люком и тянет за массивную ржавую рукоять. Громкий лязг и стук сопровождают его фиаско, — Черти заперлись. Говорят: неприёмный день.

— Это они от твоих дурацких шуточек спрятались, — Надя поднимает толстую цепь, блокирующую люк и хмыкнув, достаёт из набедренной сумки баллон с кислотой, — Сейчас всё будет.

Пока едкая жидкость шипит и пузырится, расправляясь с прочным металлом, я прислушиваюсь: снизу доносится быстрый топот, тонкий визг и какое-то глухое, очень неприятное, хлюпанье.

— Нас уже ждут, — комментирую я и берусь за цепь, — Дай ка…

— Провидцем заделался? — ехидно интересуется Егор и тут же восхищённо охает, — Ух ты!

— Видно настоящего мужика, — резюмирует Надя и хлопает меня по плечу. Ощущаю слабый аромат духов, — А я тебе говорила: ходи в качалку, не филонь.

— Очевидно металл ослаб, — Фёдор отбрасывает ногой отдельные звенья, на которые рассыпалась цепь и тянет ручку люка, — Не замечал в тебе раньше навыков ярмарочного силача.

— Скрытые таланты, — я ухмыляюсь, ощущая себя способным перевернуть всю планету, — Берегу, для выхода на пенсию; стану выступать на площадях — рвать цепи и гнуть подковы.

Мы стоим над открытым люком и луч мощного фонаря скользит по ржавым ступеням, измазанным какой-то липкой мерзостью. Ещё ниже. Ослепительное пятно останавливается на ассиметричной дыре в дне колодца и пропадает, погружаясь во мрак. Именно из непроглядной тьмы доносится дробный топот и хлюпанье.

— Не похоже на задумку строителей, — комментирует Надя.

— Так и есть, — вставляет свои пять копеек вездесущая Зина, — Судя по картинке на мониторе, вы сейчас полезете в коммуникационный колодец, а судя по данным разведки, он соединяется с системой тоннелей, которую прорыли эти пакостники.

Голос координатора звучит всё слабее, пока окончательно не теряется за гулом помех. Временами я различаю тени чьих-то голосов, но они больше напоминают завывания привидений. Мы остались без информационной поддержки.

— Угу, позовём на помощь, если потребуется, — бормочет Егор и злобно хрюкает, — Видимо кричать придётся, мать бы их…

— Принимаю решение, — Фёдор поворачивается к Надежде, — Старший лейтенант Кротова, остаётесь здесь. В случае, если группа не даёт знать о себе до, — он поднимает руку с часами, — До шести сорока семи — отправляетесь за помощью. Приказ понятен?

— Федя, ты что, головой ударился? — совершенно неуставно и определённо обиженно говорит Надежда, — Вон, Егора оставь. Чего это я, как дура, должна одна сидеть?

— Приказ ясен? — холодно звенит голос Фёдора и Надя выдыхает воздух, — Если имеются возражения или претензии, можно подать рапорт полковнику. По окончанию операции. Громов — вперёд.

Ситуация крайне неприятная для всех. Чтобы не ощущать недовольства подруги и бешенства кума, я быстро ныряю в колодец, не забывая поглядывать вниз. Новое средство продолжает радовать притоком живительной энергии и я почти мгновенно оказываюсь на грязном камне, измазанном в чём-то коричневом. Теперь звуки становятся много громче и к стуку добавляется протяжный шелест, словно кто-то волочит тяжёлый рукав гидранта. Или же неподалёку ползёт огромная змея.

— Что там? — связь на коротких дистанциях продолжает действовать. И за это спасибо, — За пятки не кусают?

— Только за член, — ворчу я, пытаясь рассмотреть хоть что-то за рваными краями проломленного бетона. Очень мешает свет, — Спускайтесь. Я прикрываю.

Пока Фёдор гнёт своим весом похрустывающие скобы я выключаю фонарь и тут же становится ясно: за дырой есть проход небольших размеров. Пожалуй, чтобы передвигаться придётся наклонять голову. Терпеть не могу такие узкие пространства! Как-то наш штатный психолог читал подробную лекцию о тенденциях. Так вот, подобная срань развивается у бойцов из-за неприятностей в которые мы влипаем. Кто бы сомневался!

— Ты чего, в темноте? — кум светит в лицо и я заслоняюсь ладонью, хоть светофильтр вроде бы работает, — Всё норм?

— Да. Убери свой прожектор. Я — вниз, там пока вроде тихо.

— Осторожнее, — командир целит Кочетом в сторону провала, — Давай! Егор, где ты там?

— Уже иду, Фёдор Анастасович, — в этот раз хруст много громче. Как бы Хоменко не обломал дряхлые железяки, — Слёзки вытирал нашей принцессе на горошине. Говорит: не бросай меня, Хоменко, жизни без тебя нет совсем.

— Мгновения до встречи стану считать, — откликается злая Надя, — А потом, как дам, больно!

— Эта — даст, — бормочу я и осторожно спрыгиваю вниз. Тут же прижимаюсь спиной к ребристой стене тоннеля и попеременно смотрю влево и вправо. Одинаково темно.

— Лёня, не молчи, чёрт тебя дери! — из дыры над головой падает луч света и обрисовывает чёрную тень под ногами, — Что там?

— Темно, — включаю фонарь, но разглядеть ничего не удаётся. Кажется, слева проход начинает ветвиться, а справа…Да, тупик, — Впрочем, маршрут начинает вырисовываться. Пока тихо.

Это тут — тишина, а где-то во тьме напряжение начинает нарастать. Слышу, как тихо ступают чьи-то лапы, а хлюпанье становится много громче, словно его источник приближается.

Неслышно спрыгивает Фёдор, а следом, точно робот, из детских мультфильмов, грохочет Егор. Прожектор на пулемёте много мощнее нашлемных фонарей и теперь точно видно, что проход справа закрыт колышущейся сетью, неприятно напоминающей творение гигантского паука. Слева — действительно перекрёсток, где наш ход пересекается с другим.

— Егор — вперёд и помни, что тут может оказаться нечто похуже, чем опарыши и даже Альфа.

Внезапно прорывается голос Зины, но понять, о чём говорит координатор решительно невозможно. Сплошные обрывки, в которых угадываются: «сопротивление», «потери» и «большие». Ничего, из перечисленного, не вызывает особого оптимизма.

На пересечении переходов Егор принимается неуклюже, точно бегемот, ворочаться и приходиться его страховать. Но и тут пока покой, лишь с гладкого, словно оплавленного, потолка свисают липнущие верёвки, которые качаются в порывах неощутимого сквозняка.

— Разделимся? — предлагает Егор.

— Старых фильмов насмотрелся? — хмыкает Фёдор и указывает рукой, — Туда. Лёня, у тебя луч прыгает. Всё в порядке?

— Угу, — странное ощущение появляется в центре головы: словно тёмный водоворот, откуда доносятся удары барабана, — В порядке я.

Топот тихих шагов теперь слышится совсем близко. Как будто из под ног. А пол странно пружинит, точно мы идём по батуту. Фёдор внезапно вскидывает сжатый кулак и светит вниз.

— Всем стоп! Твою же мать…

Под ногами — не камни, а паучья сеть, подобную которой мы уже видели, в самом начале спуска. Только эта — много плотнее. Впрочем, у меня возникают сомнения в её способности выдержать трёх здоровых мужиков. Кроме того, как мне кажется с нитями происходит нечто неладное: по ним скользят крохотные искорки и там, где пробежал разряд, прядь исчезает.

— Назад, — в голосе командира звучит тихая паника, — На…

Волна разноцветного сияния позволяет нам сделать лишь пару шагов в сторону спасительного тоннеля. А потом опора исчезает и мы, все трое, падаем вниз. Видимо от неожиданности Егор жмёт на гашетку и его чудовище, взвизгнув, извергает поток свинца.

К счастью, очередь никого из нас не цепляет и ещё к счастью, падать оказывается невысоко. И ещё, к счастью, грохот очереди отпугивает тварей, устроивших нам эту ловушку. Волчья яма, мля…Ну, если три матёрых волка умудрились попасться, значит — всё верно.

— Спинами! — кричит Фёдор, поднимаясь на ноги. Кажется, командир прихрамывает, — Господи, сколько их…Огонь!

Такое ощущение, словно мы оказались в помещении, стены которого внезапно ожили, обратившись десятками омерзительных белых существ. И эти ожившие стены набрасываются на нас с такой жадностью, словно собираются растащить по кусочку. Впрочем, так и есть. Опарыши питаются человечиной.

Лучи фонарей выхватывают из глухо сопящей тьмы десятки, а то и сотни бледных призраков, несущихся к нам. Кочет больно колотит о плечо и где-то за спиной глухо рокочет пулемёт Егора. Звук винтовки Фёдора полностью потерялся в грохоте крупнокалиберного оружия, да и все остальные звуки — тоже.

Кочет смолкает и я тут же переворачиваю обойму, успевая пнуть какого-то опарыша, который подобрался чересчур близко. Стихает пулемёт и становятся различимы короткие очереди штурмовой винтовки. В ушах оглушительно звенит, но я всё же слышу яростные матюги Хоменко:

— Заклинил, сука! — лязг металла и новая порция ругательств.

Нет времени отвлекаться: враги перемахивают через образовавшийся вал копошащихся и неподвижных тел и я стараюсь целить исключительно в голову. Кажется, мы застряли всерьёз и надолго. Немного смещаюсь в сторону, чтобы частично перекрыть сектор Егора и по давлению на спину понимаю, что командир делает то же.

— Твою мать! — пулемёт летит на пол и лейтенант принимается лупить из пистолета, — Не было печали!

Новая обойма. Таких, спаренных, ещё одна, а потом придётся уподобляться Хоменко. Надеюсь, до ножей дело не дойдёт.

Опарыши начинают действовать осторожнее: лавируют и кувыркаются среди трупов. С одной стороны их ухищрения мешают целиться, а с другой — первоначальный дикий вал сбит и можно немного передохнуть Выстрел, ещё выстрел, промах, чёрт!

— Хоменко, — голос Молчанова доносится откуда-то, из далёкого-далёка, — Займись оружием, пока есть время. Нам ещё наверх пробиваться.

— Да я что, против? Вот, ещё одного…

— Егор, немедленно, мать твою! У нас патроны закончатся, ножами тебя прикрывать?

Действуй!

Хоменко шипит и приседает, после чего принимается щёлкать и лязгать. Пока он пытается привести в чувство свой чудо-аппарат, опарыши окончательно теряют свой бойцовский запал и начинают прятаться в многочисленных тёмных норах, украшающих стены пещеры, куда нас угораздило угодить. Убежавших определённо недостаточно, чтобы нанести серьёзный урон и вообще непонятно, в чём заключался смысл этого безобразия. Будь тут кто-то, из Альф, нам пришлось бы гораздо хуже.

— Чёртовы ублюдки, — бормочет Фёдор и вскидывает голову, нащупывая лучом фонаря потолок, — Смотри ка, дыры уже нет. Да и высоковато. Лёнь, ты хоть понял, что это только что было?

— Перекосили кучу опарышей, — хмыкаю я, бросая косой взгляд на Егора, — Всё просто зашибись.

— Ага, замечательно, — командир принимается изучать провалы в стене и пятно света прыгает, подобно огромному солнечному зайчику, — Потратили почти все патроны, настреляли кучу безобидной шелупони и по-прежнему остаёмся в жопе мира. Перспективы ощущаешь?

— Смердит, от ваших перспективов, — Егор поднимается на ноги и поправляет ленту, — Вроде бы, готово. Степанычу надо будет втык прописать, совсем его орлы распустились.

— Выберись, сначала, — Фёдор принимает решение, — Двигаем вон в ту дырку. Она, вроде, побольше остальных.

Некоторые упыри ещё живы и шевелятся. Кое кто делает вялые попытки схватит нас за ноги, но никакой угрозы в этом нет. Я вновь слышу хлюпающие звуки. В этот раз, совсем близко. Кроме того, смрад становится очень сильным. Если так пойдёт и дальше, придётся надевать респиратор, а я терпеть не могу, когда эта хрень касается лица.

Фёдор осторожно заглядывает в каждую дырку и что-то бормочет под нос.

— Что такое? — спрашиваю я, рассматривая проход с ребристыми стенами, плавно уходящий вверх, — Чём это они выжигали? Да и пещера определённо их рук дело.

— Вот и я об этом, — Молчанов делает маленький шаг вперёд, — Вообще ни хрена не понятно: странная пещера, странная паутина, да и нас скорее пытаются обезоружить, чем убить.

— Проголодались? — делает предположение Егор, но Фёдор отрицательно качает головой.

— Вот ещё один вопрос, — резюмирует командир, — Чем эта орда вообще питалась? Тут же безлюдная местность, а они выглядят вполне упитанными. Ладно, вопросы можно задавать до посинения. Пошли.

Шагать по плотной ребристой поверхности оказывается весьма удобно и лишь изредка подошва скользит на каком-то маслянистом пятне, неприятно липнущем к ботинку. На стенах колышутся полотнища паутины, но понять откуда дует ветер я не могу. Возникает странное ощущение пустоты внутри, а хлюпанье кажется таким близким, словно его источник находится сразу за стеной.

Не в силах удержаться я останавливаюсь и прижимаюсь шлемом к рубчатому камню. И тотчас словно погружаюсь в недра необъятного тёплого пространства, где ритмично пульсирует нечто огромное, опутанное сетью светящихся труб…

— Громов! — Фёдор оттаскивает меня от стены и я слышу неподдельный страх в голосе командира, — Что с тобой, чёрт побери?! Тебе плохо?

— Не знаю, — я мотаю головой, а ноги пытаются подогнуться.

Но времени на то, чтобы прийти в себя уже не остаётся.

— Движение! — ревёт Егор и пулемёт в его руках захлёбывается металлическим клёкотом смерти.

В этот раз — не опарыши. Какая-то дрянь, которой мы прежде не встречали. Конечности тварей в два раза длиннее, чем такие же у людей, а тело — совсем крохотное. Это и всё, что удаётся рассмотреть, пока твари стремительно приближаются из мрака тоннеля.

Нападение происходит по всей окружности: то есть существа бегут по полу, потолку и стенам. Поэтому врага очень сложно поймать в прицел и успеть нажать на спуск, пока он не сменил плоскость движения. Это — тот самый случай, когда неприцельный огонь крупнокалиберного пулемёта куда полезней наших одиночных выстрелов и коротких очередей.

Тем не менее я успеваю сшибить парочку, до того, как ситуация скатывается в окончательное непотребство. Добежав до определённого рубежа длинноногие существа на мгновение замирают и распахивая широкие пасти изрыгают в нашу сторону белые сгустки. В полёте эта фигня хрустит и разворачивается в те самые паутинные полотнища, на которые мы успели насмотреться прежде.

Некоторое время нападающие лажают, пытаясь не угодить под наш огонь, а потом их тактика меняется. Пока одни прут прямиком под пули, другие прячутся за их телами и уже оттуда прицельно щмаляют в нашу сторону.

Первому достаётся командиру: «плевок» попадает в правую руку и Фёдор начинает напоминать больного из травматологии. Паутина оказывается необыкновенно прочной и все попытки кума поднять загаженную конечность ни к чему не приводят. Молчанов глухо матерится и пытается дотянуться до ножа.

В этот момент ещё одна сеть опутывает ноги Егора, но боец даже не пытается освободиться, а продолжает жать на гашетку, сшибая по три-четыре паука зараз.

Не дожидаясь, пока настанет моя очередь или в Хоменко попадут точнее, я торопливо режу липкие нити, опутавшие руку Феди. Нож вязнет и приходится прикладывать максимум усилий, чтобы проклятая проволока треснула и преломилась. Странное дело: стоит перерезать половину паутинок, как остальные разом ссыпаются на пол.

— Спасибо, — Молчанов яростно машет рукой, — Егору помоги.

Вовремя. Ещё одно попадание полностью залепляет шлем бойца и теперь он ведёт огонь вслепую. Естественно, точность намного снижается. Не успеваю я взяться за дело, как ещё одна паутинная дрянь припечатывает правую ногу к земле. Рассудив, что пулемётчик — важнее, я освобождаю Хоменко и лишь после принимаюсь за себя.

И вновь не успеваю. Стрельба вслепую и заминка командира привели к закономерному результату: часть тварей успела приблизиться и теперь начинает десантироваться на наши головы. А винтовка висит на боку, поэтому я поначалу отмахиваюсь ножом и лишь после умудряюсь достать пистолет.

Егор отбрасывает загаженный шлем, но стрелять уже не может: пауки кругом. Поэтому лейтенант лупит тварей прикладом и топчет ногами, отшвыривая самых наглых к стене. Фёдор глухо рычит и вертится, как юла В его правой руке — пистолет, в левой — нож и обе руки Молчанов использует одинаково эффективно.

Хуже всего приходится мне. Одна нога по-прежнему намертво сцеплена с землёй, поэтому ощущаю себя мухой влипшей в мёд. Ну да, мухи, пауки, всё, как полагается. Приходится лягать тварей свободной ногой и непрерывно стрелять.

Засранцы умирают далеко не с одной пули. И это — если повезёт попасть. В некоторых попадаю три-четыре раза, прежде чем они падают на спину и замирают. И всё это время одна жуткая мысль гнездится в недрах подсознания: нападающие всё же продолжают сохранять определённое сходство с людьми. Как из человека могло получиться такое?!

Атака заканчивается так же внезапно, как и началась. Десяток длинноногих теней ускользает во мрак, оставив кучи расстрелянных и исполосованных тел. Подходит Фёдор, костюм которого полностью измазан оранжевой слизью и начинает освобождать мою ногу. Руки у командира дрожат, а сам он молчит.

Зато Егор матерится, как банда сапожников. Твари оцарапали его веснушчатую физиономию, разорвали краг на ноге и окончательно загадили пулемёт, превратив оружие в серую дубину из паутины. Хоменко использует антидот и шипит, дескать только карантина ему и не хватало. Это же — минимум две недели под наблюдением, без возможности покидать лазарет.

— Тебе это — только на пользу, печень подлечишь, — ворчит Молчанов и помогает мне встать, — Что думаешь?

— Забавно ёжики плодятся, — говорю я и поднимаю Кочет, который, к счастью, остался невредим, — Нас словно испытывают, посылая разные типы бойцов. Нехорошая тенденция, однако. Пулемёт накрылся медным тазом, патронов мало, а если предчувствия не обманывают, то скоро появится нечто, особо злобное.

— Вот и я об этом, — Фёдор поворачивается к Егору, который пытается очистить пулемёт от налипшей дряни, — Оставь. Я приказываю. Видеозапись покажет, что нам было не до сохранения оружия.

В наушниках внезапно прорезается глубокий бесстрастный голос, не имеющий полового признака. Слова падают так тяжело, словно это — скалы, рушащиеся в озеро. Поднявшиеся волны больно бьют по вискам.

— Время отмерено, — бухает голос, — Она ждёт.

— Что? — спрашиваю я и товарищи поворачиваются.

— Ни хрена, — отвечает Молчанов, — Пошли, говорю. И давай прибавим ходу, пока не началось.

И мы торопимся. Проход постепенно сужается, но продолжает уверенно подниматься. На стенах по-прежнему — куски паутины, но проклятущие пауки больше не встречаются. Судя по всему, мы уже должны выйти на уровень пола ангара и у меня начинает пробиваться росток надежды, что всё закончится без дополнительных приключений.

И вновь я ошибаюсь.

Мы выбегаем в огромное помещение, определённо построенное руками людей. Кирпичные стены, остатки каких-то ржавых контейнеров, провода, свисающие с влажного потолка и металлическая дверь, запертая на засов. Нужно лишь преодолеть три десятка метров замусоренного пола.

И Альфу, который стоит между нами и дверью.

Странный такой Альфа, никогда прежде не видел ничего похожего. Тварь абсолютно чёрного цвета и всё мускулистое тело прокрыто чем-то, наподобие крупных чешуек. Даже физиономия защищена этой бронёй, а глаза сверкают странным жёлтым сиянием. Пальцы рук заканчиваются длинными прямыми когтями, каждый из которых не уступит нашим ножам.

Некоторое время неподвижно стоим против друг друга. Мы изучаем Альфу, а он явно изучает нас и свет в его глазах становится всё ярче. Мне очень не нравится видимая расслабленность мощного чёрного тела и уж совсем не нравится, как всё это напоминает хорошо подготовленную западню.

— Огонь, — командует Фёдор и мы пытаемся поразить существо одновременно из трёх стволов.

Пытаемся — то самое слово.

Могучее тело превращается в смутную тень, скользящую в тусклых лучах света, который попадает сюда из узких окошек под самым потолком. Кажется, будто Альфа заполняет всё помещение подвала, настолько его становится много. И в то же время, все наши пули уходят мимо, то глухо влипая в стены, то звонко цокая по металлу двери.

— Рассредоточиться, — командует Фёдор, — Следить за директриссой.

Самое хреновое, что Альфа пока не атакует, а лишь ускользает из-под огня. Боюсь, когда говнюк подойдёт ближе, нам придётся совсем несладко.

Мы пытаемся окружить чёрного демона, не прекращая стрельбы по шустрому созданию. Как и прежде, это ни к чему не приводит. Распроклятый Альфа точно издевается, временами останавливаясь метрах в пяти и поворачивая шишковатую голову из стороны в сторону. Огонь под его веками продолжает пульсировать и вдруг вспыхивает, точно кто-то нажал кнопку активации.

Первому достаётся Фёдору. Смутная тень внезапно материализуется перед ним и наносит несколько мощных ударов по корпусу. Тварь вырубает командира, а после отбрасывает безвольное тело через всю комнату к самой дальней стене. Сначала мы не можем стрелять, потому что противники находятся слишком близко, а потом становится поздно и чёрная туша вновь обращается неразличимой тенью.

Пистолет вылетает из руки Егора, а сама конечность повисает бессильной плетью. Однако Хоменко успевает выхватить нож и даже пытается полоснуть Альфу по горлу. Вновь серия быстрых мощных ударов и второй напарник неподвижно замирает рядом с первым.

Тварь останавливается и смотрит на меня. Потом стремительно срывается с места и доли мгновения я вижу лишь жёлтые точки глаз. Такое ощущение, будто они очень неторопливо плывут в сумраке подвала.

Кочет успевает сделать пару выстрелов, а потом его вырывают с такой силой, что я едва не теряю обе кисти. Шипастый кулак кажется частью теней, пляшущих вокруг, но бьёт совсем не по призрачному. Пытаюсь угадывать направление следующего удара, однако — тщетно. Боли почти нет, просто тело немеет в местах попаданий. Огоньки глаза становятся всё ярче, пока последний, самый могучий, удар не отрывает тело от земли, отправляя его в короткий полёт.

Но я всё ещё в сознании. В висках точно поселились два усердных молотобойца, а в груди поднимается гриб ядерного взрыва, который вот-вот разорвёт меня на куски.

И время останавливается.

Я вишу между полом и потолком, а чёрная тварь неподвижно стоит передо мной, выбросив вперёд огромный кулак. Пылинки застыли в тусклых полосах света, подобно уродливому снегу, а чёрная фигура в тёмном глухом плаще пристально следит за мной из того прохода, откуда мы явились сюда.

Впрочем, я тут же забываю о загадочном наблюдателе. Время сдвигается с мёртвой точки, но очень медленно и какими-то рывками. Вот я медленно плыву в грязном воздухе, а вот уже отталкиваюсь от стены и направляюсь обратно. Странно, оказывается мёртвая морда Альфы способна отражать некие примитивные эмоции.

Противник удивлён.

Ситуация меняется. Под перезвон молотобойцев я принимаюсь осыпать врага градом ударов, почти не встречая серьёзного сопротивления. Кажется, что передо мной поставили тренировочного манекена, куклу, которая способна лишь неуклюже шевелить мускулистыми конечностями, не успевая прикрывать жизненно важные места.

А мои удары, на удивление, становятся всё мощнее: кости под плотной шкурой хрустят, а броневые пластинки слетают с мясом, оставляя кровавые следы. Альфа уже не атакует; он закрывается лапами, точно боксёр в грогги, но очередной удар переламывает руку, и она повисает на мышцах. Пинок по колену и чёрная тварь валится на пол.

Всё это время алая пелена ярости полыхает в глазах, отчего враг кажется схематичной картинкой и лишь после падения противника всё становится на места. Туман ярости рассеивается, перестук молотов утихает, и я слышу жалобный скулеж существа, распростёртого у ног. Альфа не просто повержен, он находится на последнем издыхании, напоминая кусок мяса, а не машину для убийства, какой был ещё пару минут назад.

Что произошло?

Внезапно, как взрыв, вспыхивает воспоминание о раненых товарищах, и я бросаюсь было к ним, но тотчас останавливаюсь. Загадочный наблюдатель в чёрном плаще с глубоким капюшоном никуда не делся. Он, как и прежде, стоит в рваном проломе, и я ощущаю его пристальный взгляд. Почему-то возникает ощущение, будто фигура неизвестного точно окутана роем чёрной мошкары — силуэт смазан и постоянно меняет очертания.

Наблюдатель поднимает руки и ладони в чёрных перчатках медленно хлопают одна о другую.

Раз. Другой. Третий.

Потом смутная фигура исчезает. Причём, происходит это мгновенно: вот я вижу незнакомца, а в следующий миг его уже нет. И лишь глухое эхо скупых аплодисментов продолжает звенеть в ушах.

К чёрту! Что там с Федей и Егором?

Молчанов уже пытается подняться, первым делом сбросив с головы лопнувший (да!) шлем. На физиономии красуются несколько кровоподтёков, но в остальном командир выглядит очень даже неплохо. Впрочем, не мешало бы осмотреть тело: мои рёбра до сих пор ноют при воспоминании о знакомстве с кулаками чёрного выродка.

— В порядке я, в порядке, — бормочет Федя, когда я пытаюсь ему помочь, — Глянь, что там с Егором.

С Егором — несколько хуже. Кажется, лейтенанту сломали кисть, и он здорово вывихнул ногу. Да и отсутствие шлема дало знать о себе: синяков и шишек на черепе значительно больше, а с затылка так и вовсе свисают лоскуты кожи. Видимо по этой причине у бойца кружится голова, о чём он тотчас сообщает, перемежая информацию знатными матюгами. Впрочем, жив — и то хорошо. Все живы.

Аптечка Фёдора превратилась в мешанину пластика и стекла, когда он таранил стену. Поэтому обезболивающее Егору колю я. Потом мы подхватываем бойца под руки и ковыляем к двери, останавливаясь, чтобы осмотреть поверженного Альфу.

Тварь мертва. Окончательно и бесповоротно. Широкая грудь перестала вздыматься, а неистовый свет в глазах погас, обратив их в мутные ледышки.

— Надо бы забрать, — бормочет Фёдор, — Никогда такого не видел. Даже на фотках.

— Сильно головой ударился? — интересуюсь я, — Давай ещё вернёмся и пару паучков прихватим. Их я тоже ещё не видел. Пусть учёные дармоеды жопы свои поотрывают от кресел и сами трофеи собирают. Поволокли этого бегемота.

Когда мы останавливаемся у двери, и я принимаюсь бить ногой по ржавому засову, Молчанов внезапно поворачивает голову и некоторой тревогой в голосе говорит:

— Лёнь, слышь, а что это было?

— Что было? — я хекаю, засов поддаётся и зазвенев, слетает на пол, — Фух, ты о чём?

— Как ты этого муденя лупил, — я уже тяну было дверь на себя, но останавливаюсь и смотрю в прищуренные глаза командира, — Я уже успел немного очухаться и…Чёрт побери! Я тебя почти не видел, так ты быстро двигался. Быстрее, чем грёбаный Альфа!

— Я же сказал: башкой ты сильно приложился, — дверь распахивается, и мы вываливаемся в тёмный длинный коридор, — Когда меня по затылку лупят, я и не такое вижу.

В лицо веет свежий влажный воздух, а наушники начинают тихо потрескивать, понемногу пропуская смутные тени голосов. Пока ещё невозможно разобрать, о чём идёт речь, но чем ближе следующая металлическая дверь, тем чётче становится речь. Глухое бормотание мало-помалу обращается оживлёнными переговорами.

Кто-то отступает, подбирая трёхсотых, причём, один — тяжёлый; где-то рухнуло перекрытие и дальше идти нет никакой возможности. Потом — скороговорка отчёта о начавшемся бое и холодные советы координатора о переброске усиления. Прорывается Папа и спрашивает, нет ли информации о группе Дьявол. Про нас спрашивает. Надежда рапортует, что колодец, куда мы опустились, наполнился водой. В голосе лейтенанта звучит глухое отчаяние.

А мы — живы! Оп-па!

Впрочем, настроение у всех — далеко не радостное. Егор шипит, что у него раскалывается башка, Фёдор просто выглядит бледным, точно его прихватила лихорадка, а я ощущаю возвращение молотобойцев, причём каждый их удар сопровождается вспышкой боли в глазах.

— Смотри, — внезапно говорит Фёдор и обернувшись я вижу, как следом за нами поднимается поток мутной жидкости, — А я ещё думаю, откуда вонь…

Коридор, по которому мы пытаемся выбраться, имеет внушительный наклон, и зловонная вода постепенно уменьшает размер тоннеля. Очень скоро, если судить по динамике затопления, жидкость поднимется к самому выходу и тем, кто не успеет выбраться, придётся отращивать жабры.

Точно — придётся! Дверь не просто закрыта на засов, она — заварена. Прямо между двух листов толстого металла проходит жирная гусеница грубого сварочного шва. Похоже — приплыли. Ну, или очень скоро…

— Нет! — Фёдор бьёт ногой по створке, и та глухо дребезжит, не поддавшись и на миллиметр, — Чёрт, да не может быть!

Мы садим Егора у стены и смотрим на грязную жидкость пятью метрами ниже. Видимо так и должна выглядеть смерть в её жидком эквиваленте: медленно и неотвратимо поднимающаяся зловонная дрянь.

— Это — Дьявол! — кричит Фёдор в микрофон, — Говорит группа Молчанова! Мы блокированы в подземном тоннеле! Нас вот-вот затопит! Кто-нибудь слышит? Это — Дьявол, ответьте! Не слышат, мать бы их…

Командир продолжает кричать в микрофон, а я отступаю на пару шагов и под грохот наковален, бросаюсь на заваренный металл. Молот воображаемого кузнеца поднимается и летит вниз. Удар! Точно близкий разрыв снаряда. Отступить на несколько шагов, почти к самой поверхности тихо шипящей воды и дождаться, пока молотобоец вскинет кувалду. Удар! Звон идёт по всей Вселенной, а огоньки напоминают салют Победы.

— Лёня, что ты делаешь? Лёня!

Отступить, замочив подошвы в грязной вонючей жидкости и подождать, пока молот устремится к наковальне. Удар! Расколотый пополам шлем отлетает в сторону, а голова напоминает Сатурн своими светящимися кольцами. Отступить, по щиколотку утопая в плещущемся дерьме и дождаться удара. Удар! Что-то хрустит, возможно — кости плеча. Фёдор, поднявший Егора над мутным потоком, смотрит на меня со странной надеждой.

Отступить, отбредая по пояс в вязкой жидкости и не дожидаясь тупых кузнецов, броситься на неподдающуюся дверь. Удар! Хруст, треск, сполохи перед глазами и мир рушится, обдавая меня потоками бурлящего дерьма.

Я лежу на воротах, которые вырвал из крепежа, вместе с длинными штырями, прежде забитыми в бетон. Мутная вода проносит мимо ругающегося Егора, а следом торопится Фёдор, пытаясь схватить подчинённого за мокрую одежду. Фигура командира странно переливается и периодически теряет плотность, как, впрочем, и весь остальной мир.

Остальной мир, это — стены бараков, подобных тому, который так старательно пытался удержать нас в своём мокром чреве. Когда слух прекращает издеваться над хозяином, развлекая его фугами и сонатами, состоящими из треска и шороха, я слышу далёкие очереди. Операция по зачистке, судя по всему, продолжается. Но для нашей группы она, определённо закончена.

И вдруг, словно кто-то резко убрал гигантскую непроницаемую заслонку, весь радиоэфир разом обрушивается на мою несчастную голову. Впрочем, ничего особо радостного я не слышу: ребят постепенно выдавливают наверх. Причём непрошенных гостей гонят быстро и решительно: трёхсотых не меньше пары десятков. Хорошо, хоть двухсотых нет.

— Дьявол, говорит Дьявол, — вступает Фёдор, которому удалось-таки поймать Егора, — Нуждаемся в срочной помощи. У нас, — он запинается и смотрит на меня. Я показываю ему большой палец и начинаю выдирать ладони из липкой дрянь, облепившей пластину двери, — У нас — трёхсотый. Мы находимся у объекта, маркированного: пять — три пять.

— Ф-фух! — доносится голос Зины, в котором звучит неприкрытое облегчение, — Напугали вы нас. Маркировку не надо: положение группы идентифицировано. Три минуты.

Я поднимаюсь на ноги и даже умудряюсь сделать пару шагов. Потом останавливаюсь и смотрю на чёрную тушу Альфы, которую потоком вынесло наружу. Что-то кажется странным в облике тёмной твари и некоторое время я стараюсь сообразить, в чём дело. Ага, видимо труп зацепился за что-то острое и часть кожи вместе с мясом отстала от кости. В глубокой ране блестит металл.

Голова начинает кружиться, когда я склоняюсь над неподвижным телом и осторожно убираю толстый лоскут плоти. Крови почему-то нет совсем, а есть нечто удивительное: кость предплечья по виду очень напоминает металл. Кожа необыкновенно толстая, а в красных прожилках мышц протянулись тонкие серебристые нити.

Чёрт бы меня побрал, если такое дерьмо могло получиться само по себе! И как я вообще сумел завалить модифицированного мутанта с металлическим костяком? А дверь?

Впрочем, все вопросы разом отправляются в далёкую страну неполученных ответов. Между двух приземистых строений протискивается медицинский фургон и плюхая широкими скатами по болоту, которое мы устроили, едет к нам. Водитель, как обычно, немного форсит и резко разворачивается, чтобы корма автомобиля оказалась в полуметре от лежащего Егора. Когда-нибудь кто-то довыделывается.

Ещё успеваю увидеть, как распахивается дверь и внезапно наступает тёмная безлунная ночь. Несколько мгновений я парю над царством мрака и безмолвия, а потом проваливаюсь в объятия тьмы.