Дырка от бублика

ГЛАВА 8

Когда Овсянников вошел в квартиру, Элла жарила оладьи. Оладьи получались толстенькие, воздушные и пахли замечательно. Она жарила их не для того, чтобы заслужить похвалу сыщика, а просто потому, что проголодалась, а его все не было и не было. Идти в магазин она боялась, в кафе тоже, поэтому, обнаружив в холодильнике пачку кефира, решила быстренько сварганить ужин.

— Что это? — спросил Овсянников, тревожно поводя носом.

— Оладьи будешь? — крикнула Элла из кухни и разогнала полотенцем дымок, облагородивший воздух холостяцкой квартиры. — С вареньем!

— Буду, конечно, — сыщик выглядел раздосадованным. — Но мы, кажется, договорились, что ты ради меня не напрягаешься.

— Я и не напрягаюсь, я, можно сказать, наоборот — отдыхаю. А что, твои жены никогда не жарили оладьи? Ах, да! Их же интересует только процесс производства младенцев!

— Ну да! — фыркнул Овсянников. — А откуда ты узнала про жен? Как всегда, дядя проболтался?

— Да нет, тут одна приходила, плакалась.

Овсянников наколол на вилку угощение и целиком засунул в рот.

— Вкусно! — похвалил он. — А ты была замужем?

Элла втянула голову в плечи и сказала:

— Была. Мы развелись. А ты уходишь от ответа. Ничего не говоришь про своих жен.

— А что про них говорить? — пожал тот плечами. — Они есть, и одно это говорит само за себя. Если ты однажды вписал женщину в свой паспорт, будь уверен, ее ничем оттуда не выскрести.

— Ты обещал рассказывать мне все о поисках Астаповой, а сам ничего не рассказываешь! — укорила его Элла.

— Да ну ее к черту! — свирепо ответил тот. — Понятия не имею, куда она делась. Сегодня весь день звонил по межгороду, просил своих друзей проверить дом ее тетки в Саратове и квартиру университетской подруги в Одессе. Потом еще двоюродная бабушка в Твери. В общем, одна головная боль.

— И что? — со скрытым торжеством спросила Элла.

— По нулям. Так что рассказывать почти нечего. Кроме того, на мне висит бракоразводный процесс, и в деле полно осложнений. Я нанял девицу, чтобы она соблазнила мужа и собрала компромат, но этой дуре так понравился этот муж, что она решила стать его постоянной любовницей и показала мне кукиш.

— Ты занимаешься такими грязными делами? — разинула рот Элла.

Овсянников снисходительно посмотрел на нее:

— Девочка моя, это один из самых невинных приемов, которые только можно придумать. Если ты хочешь стать матерой секретаршей частного детектива, тебе придется с этим примириться. А что там у тебя? Все сделала, как я просил?

— Сделала, — кивнула Элла и быстро отчиталась. Потом отвернулась налить чаю и как бы между прочим сказала:

— Знаешь, мне кажется, что в том портфеле были деньги.

Овсянников, надо отдать ему должное, не стал удивленно ломать брови и спрашивать — в каком портфеле. Он только спросил:

— С чего ты взяла?

— Сам подумай: Астапов год назад купил своей любовнице Наде квартиру. И отдал он за нее не меньше сороковника.

— Я узнавал. Астапов заплатил за нее без малого шестьдесят тысяч долларов, — поправил Овсянников.

— Шестьдесят? — ахнула Элла, у которой при живом муже не было даже приличной обуви. — Где же он их взял? Зарплата у него ведь была не такая, чтобы скопить на квартиру. Я так думаю, — спохватившись, добавила она. — Кроме того, сын на стороне…

— Не знаю, откуда он их взял, — признался Овсянников. — Меня Борька не уполномочил вести следствие по делу об убийстве, понимаешь? Я Астапову ищу.

— Чтобы сдать бедную женщину милиции!

— Если в портфеле, как ты говоришь, были деньги, то она вовсе не бедная.

— Ты думаешь, она убила мужа, взяла бабки и смылась? Разве такое поведение соответствует ее характеру? Мне кажется, она совсем другой человек!

— Вот поймаю ее, тогда скажу, — пообещал Овсянников.

В этот момент позвонили в дверь.

— Чего ты так испугалась? — удивился он, когда Элла вскочила и заметалась по кухне, как слегка помятая бабочка.

— Вдруг это твои жены? — выдавила из себя та.

— Пришли делать детей? — с иронией спросил сыщик. — Вряд ли.

Он отправился открывать, и через минуту весь коридор заполнил сочный голос Бориса Михальченко:

— Жека, ты один? Жека, мне надо с тобой посоветоваться. Мне кажется, следователи начинают копать под нас.

— Под кого — под вас?

Элла, которой путь в комнату был отрезан, присела, точно вратарь, ожидающий нападения, потом рванула с места и, пулей влетев в ванную комнату, заперлась на задвижку. Прижала ухо к двери, чтобы не пропустить ни одного слова. Она рассчитывала, что Овсянников поведет своего дружка пить кофе, который сам хлестал с утра до вечера, точно жнец квас. Так и вышло. Один за другим оба протопали по коридору и загромыхали кухонными табуретками.

— О, у тебя тут оладушки! — обрадовался Борис.

— Это моя секретарша нажарила, — с тайной гордостью сообщил сыщик и добавил:

— Думаю, она будет не против, если ты угостишься.

— С удовольствием, только сначала руки вымою.

Он подергал дверь в ванную и удивленно сказал:

— Жень, закрыто!

— Наверное, там моя секретарша! — шепотом ответил тот.

Борис тоже перешел на шепот:

— У тебя с ней.., того?

— Не того, — ответил Овсянников, и Элла в ванной почти легла на пол, чтобы не упустить ни одного слова — под дверью была небольшая щель. — Она такая… Такая.., какая-то неприступная. Я даже не знаю, как к ней подкатиться.

— А ты бы хотел?

— Она у меня живет. Это было бы удобно, и вообще…

— Так что, ты хочешь сказать, что спасовал перед бабой?

— Да нет! — Элла представила, как Овсянников сморщил нос. — Она шведовская племянница. Он сказал, что нельзя. Я пообещал. — Помолчал и добавил:

— Теперь жалею.

— Я тогда руки здесь, в кухне помою, — уже в полный голос сказал Борис. — Так слушай дальше. Эти следователи стали моей жене такие каверзные вопросы задавать.

Где она была? Видел ли кто-нибудь ее у гаража той ночью? Ну, ты понимаешь. Как ты думаешь, что делать?

— Да ничего не делать, — произнес Овсянников тягучим лентяйским голосом. — Убийцу искать!

— Ты сначала Элку найди! — с чувством ответил Борис и, снова перейдя на шепот, поинтересовался:

— А что эта твоя секретарша делает в ванной? Читает? Там так тихо, и вода не течет.

— Может, прыщи выдавливает, — предположил Овсянников, и Элла, скрюченная, как дворняжкин хвост, состроила рожу.

«Придется рискнуть, выйти и прошмыгнуть в комнату», — решила она. Благо, что когда сидишь в кухне за столом, коридора не видно. Она бесшумно отодвинула щеколду и сделала три осторожных шажка. В тот же миг табуретка отъехала в сторону и на кухне кто-то зашевелился. Элла мгновенно открыла дверь в туалет, который был теперь прямо по левую руку, и заперлась уже в нем.

— Элка тоже такие оладьи жарила — на кефире, — сообщил Борис. — Один в один. Она вообще хорошо готовит.

— В данной ситуации, Борь, ей это не поможет.

— Ума не приложу, куда она могла деться! — посетовал тот. — Сроду у нее не было таких друзей, которые могли бы ее спрятать так надолго. Кроме Лариски Трошиной, конечно. Но у Лариски ее точно нет.

— Найдем, — пообещал Овсянников. — Так что ты собираешься делать со следователями? — поинтересовался он с набитым ртом. Оладьи, должно быть, подходили к концу.

— Пока буду надеяться на их здравый смысл, — ответил Борис.

— Кстати, Борь, по моим данным, в вечер убийства у Астапова при себе был портфель с деньгами. А после убийства исчез. Ты ничего про это не знаешь?

— Нет, ничего. Может быть, милиция знает? Даже надеюсь, что знает.

— Почему же ты надеешься?

— Потому что из-за денег Элка бы никогда никого не убила. И не взяла бы их, голову дам на отсечение!

— Не будь так уверен в женщинах! — посоветовал Овсянников. — Женщины, как кошки, мягкие только на ощупь. Их подлинная сущность — когти, зубы и инстинкты. Ради выживания женщина совершит любой поступок и при этом даже не будет считать его аморальным. Тебе еще кофе налить?

— Налей, только я на минутку в туалет зайду, — сказал Борис и уже через секунду дергал дверь в вышеназванное заведение. Дверь, естественно, не поддавалась.

— Там занято, — снова перешел он на шепот. — Наверное, твоя секретарша успела перебежать из ванной в уборную.

— Тогда потерпи, — предложил Овсянников. — Когда она выйдет, я тебя с ней познакомлю.

«Выходить ни за что нельзя, — поняла Элла. — Буду сидеть тут, пусть они про меня что хотят, то и думают».

— У нее, наверное, опять живот болит, — предположил Овсянников через некоторое время.

— Тогда я с ней в другой раз познакомлюсь, — решил Борис. — Поеду домой, а то там Дана совсем небось извелась одна.

Элла ждала, что сейчас хлопнет дверь и она, наконец, сможет выбраться на волю. Но в тот момент, когда друзья начали прощаться, запиликал мобильный телефон Бориса. Элла отлично знала его «голос» — он исполнял «Чижика-пыжика».

— Алло! — немедленно отозвался Борис. Послушал несколько секунд, потом как закричит:

— Что-о-о? Когда? Где?

Элла так испугалась, что чуть не свалилась на унитаз.

— Что случилось? — Тут же рявкнул Овсянников, и Борис тихо ответил:

— Юрку Поповского убили.

— Его ночью столкнули с крыши торгового центра, — сказала Римма.

Элла позвонила ей сразу после того, как ушел Борис, и рано утром они встретились в метро. Римма не плакала, но была очень бледной и постоянно поеживалась. Неподалеку от метро, возле дома Поповских совсем недавно выстроили огромный торговый центр, крыша которого летом превращалась в кафе и служила одновременно обзорной площадкой. По периметру ее обнесли высокой загородкой, но все равно подходить к краю было жутковато — этажи высокие, а внизу каменные плиты с заостренными столбиками. На эти плиты Юра и упал. Вернее, был сброшен. Какая-то припозднившаяся парочка видела, как он черной кляксой полетел сверху, и тут же бросилась на помощь. Перед тем как потерять сознание, бедняга открыл глаза и сказал:

— Она выскочила…

— Она! — воскликнула Элла. — Наверное, та тетка в черном пальто, которую соседка приняла за меня. Говорю тебе, в деле замешана женщина.

— Теперь я тоже так думаю, — Римма опустила глаза вниз. Потом тихо сказала:

— Когда я приехала в больницу, мне отдали Юркину одежду. От дубленки и шарфа пахло духами. Не знаю, что это за духи, их сейчас столько! Какие-то душные и сладкие. Значит, он был с женщиной. Достаточно долго, раз успел пропитаться ее запахом.

— Знаешь что? — решительно заявила Элла. — Я, пожалуй, перестану прятаться. Наверное, убийство моего мужа и покушение на твоего связаны между собой. Милиция должна знать, что это не я входила в свою квартиру накануне убийства Игоря. И не я заманила Юрку на крышу торгового центра. А без моих показаний ничего у милиции не получится.

— Получится, не бойся! — резко ответила Римма. — Сиди там, где сидишь. Мы вообще не знаем, что происходит. Вдруг на тебя тоже станут покушаться! Нет, Элка, не появляйся пока, я тебя прошу!

Впрочем, долго просить ей не пришлось — Элла боялась милиции до смерти и готова была жить на нелегальном положении до тех пор, пока Овсянников ее не вытурит из квартиры. Кроме того, жизнь в непосредственной близости от него неожиданно стала казаться ей довольно волнующей. Ничего, собственно, не произошло — Овсянников не превратился в прекрасного принца и вообще бывал довольно противным. Однако Элле почему-то стала нравиться его челка, и его чисто выбритое лицо, и даже слегка свернутый на сторону нос. Втайне ее покоряли его физическая мощь и рыцарское отношение к обеим бывшим женам.

Накануне Овсянников купил ей мобильный телефон, потому что решил, что связь со своей секретаршей должен держать круглосуточно.

— Давай паспорт, — потребовал он, заведя Эллу в салон.

— А у меня его нету! — испугалась та.

— У тебя, я вижу, проблемы не только с жилплощадью, но и с документами, — покачал головой сыщик и зарегистрировал телефон на себя.

Было очень досадно, потому что по этому телефону Элла не могла позвонить ни сестре, ни матери, ни подруге — Овсянников в любой момент мог затребовать распечатки всех звонков.

— Как же теперь жить? — спросила Элла у Риммы и заплакала. Она плакала горько, потому что Юрка Поповский ей очень нравился — вне зависимости от того, на ком он женился. Он нравился ей просто так — без всякой задней мысли.

— Господи, ладно! — неожиданно резко сказала Римма и схватила ее за шарф. — Я тебе скажу, хотя мне обещали оторвать язык. — Элла перестала рыдать и настороженно посмотрела на нее сквозь мокрые ресницы. — Юрка жив. Его и в самом деле столкнули с той крыши, но он не умер. Состояние у него тяжелое, но врачи говорят, что шансы есть.

Вместо того чтобы успокоиться, Элла расплакалась еще горше. Римма некоторое время молчала, потом присоединилась к ней. Они рыдали до тех пор, пока к ним не подошла работница метрополитена и не погнала их к эскалатору.

— Людей пугаете! — сочувственно сказала она. — Подышите воздухом, если у вас уж горе такое.

— А мама знает? — спросила Элла, когда они вышли из метро и остановились возле лотка с книгами.

— Никто не знает — ни мама, ни Борис, вообще никто. Только я, ты и милиция.

— Это милиция придумала сказать всем, что Юрка умер?

— Ну не я же!

— Обычно делают наоборот. Когда человек умер, говорят всем, что он жив, чтобы убийца пришел и попробовал прикончить его еще раз.

— Наверное, сейчас они хотят, чтобы убийца не пришел, — сказала Римма. — Элка, но если ты кому-нибудь скажешь…

— Господи, кому я скажу? Раз уж даже мама не знает!

Римма достала из сумочки сигареты и пробормотала:

— Я потом брошу.

— Рим, признайся, из-за чего Юрка дрался с Астаповым? — неожиданно спросила Элла. — Я имею в виду ту грандиозную драку возле банка. Из-за чего она случилась?

— Понятия не имею, — мрачно ответила ей сестра. — Сколько я ни спрашивала, муж молчал, как партизан. Астапов потом уже мне доложил: «Мы дрались из-за моей жены». Без подробностей.

— А почему ты мне ничего не сказала?!

— Ревновала потому что! Сама не можешь догадаться?

— Это такая глупость!

— Глупость? — Римма выпустила дым через ноздри, как дракон. — Юрка ведь не сам ушел от тебя ко мне. Я его увела. Это две большие разницы.

— Я давно тебя простила, — сказала Элла, помахав перчаткой возле лица. — Терпеть не могу, когда ты куришь!

— Я сама терпеть не могу, — пробормотала та.

— И что теперь делать? — спросила Элла.

— Наверное, надо просто ждать. Вот Юрка придет в себя и все расскажет. Кто завел его на эту крышу и спихнул вниз.

— Должно быть, убийца, — сказала Элла. — Она, кто же еще?

— Женщина? — переспросила Римма. — В черном пальто? Не знаю, не знаю. Эта женщина в пальто похожа на подставную фигуру. Может быть, убийца специально подослал ее под каким-нибудь предлогом на место преступления?

— Что ты! Это слишком сложно. Получается, что убийство было запланированым, а не случайным.

— Ну и что?

— Ты бы могла запланировать убить кого-нибудь сковородкой?

— Да, действительно. Как-то некругло. — Римма помолчала. — Может, теперь, после покушения на Юрку, милиция поставит все наши телефоны на прослушку. Звони только из автомата и говори: «Это Оля? Нет? Простите, я ошиблась номером». Я буду знать, что ты хочешь со мной встретиться. Встречаться будем здесь, примерно через два часа после звонка. Устроит?

Они обнялись, и Элла поехала выполнять поручения Овсянникова. Она была рада, что Римма рассказала про Юрку правду — невзирая на строгое предупреждение милиции. Как бы она продолжала этот свой маскарад и притворялась племянницей Шведова, думая, что Юрка умер? Врачи сказали, что есть шансы, а они слов на ветер не бросают!

Троллейбус, в который она села, застрял в пробке на узенькой улочке и встал насмерть. Пешком идти было слишком далеко, тем более что на дворе похолодало. Через полчаса сидения в промерзшей насквозь железной коробке у Эллы окоченели ноги. Она била сапогом по сапогу и ничего не чувствовала. Благо любимая подруга Лариса Трошина жила у той же самой станции метро, что и Римма, и мама. Девочки родились, выросли и учились в этом районе. Лариска вряд ли выздоровела, поэтому сидит дома и сможет принять ее и хотя бы напоить горячим чаем.

Элла вылезла из троллейбуса, который к этому времени покинули почти все пассажиры, и пешком доплелась до Ларисиного дома. Позвонила в дверь и неожиданно испугалась — вдруг оттуда выскочит милиционер и защелкнет на ней наручники? Однако из двери выскочила лохматая Ленка. Сегодня ее короткие волосы были розово-рыжими, как грейпфрутовая кожура.

— За тобой гонятся? — с преувеличенно серьезной физиономией спросила она. — Можешь спрятаться в кладовке — там уютно. По крайней мере, кошке нравится. И консервов там до фига.

— Как Лариска? — спросила Элла, стягивая с того, что должно было считаться ее ногами, задубевшие сапоги. — Как ее горло?

— Ба! — воскликнула нахалка. — Ты пришла проведать любимую подругу, рискуя жизнью и свободой?

— Иди в болото, — пробормотала Элла и прошлепала в комнату.

Лариска сидела на пуфике перед трюмо и увлеченно расчесывала волосы. Элла разинула рот — они тоже были розово-рыжими, как у Ленки.

— Девки, вы чего, о-офигели?! — ахнула Элла.

— Не боись, это просто оттеночный шампунь! — успокоила ее Лариса свистящим ларингитовым шепотом. — Правда, клево?

Элла решила, что не будет сейчас разыгрывать душераздирающую сцену под названием: «Поповского убили». Раз Лариска не знает, пусть лучше не знает.

— Клево, — сказала она, плюхнулась на диван и принялась растирать ноги. — Чай у вас в доме водится? Я, собственно, забежала чайку попить.

— Это ты офигела! — тотчас заметила Лариса. — За тобой гоняются федеральные власти, а ты ходишь по подружкам и распиваешь чаи. Что ты вообще делаешь для того, чтобы спасти свою шкуру?

— Пытаюсь выяснить, кто на самом деле убил моего мужа.

— Расскажи! — потребовала Лариска, увлекая ее на кухню. — Хоть что-нибудь сдвинулось с места?

— Игоря убили из-за денег, — заявила Элла. — Это я теперь точно знаю. У него было с собой тридцать пять тысяч баксов в коричневом портфеле. Вероятно, за ними и охотился убийца.

— Но откуда ты это взяла? — уставилась на нее Лариска, замерев с полным чайником в руках.

— Я же тебе еще в тот раз сказала, что веду собственное расследование. Думала, я так, языком чешу?

— Кто угодно может сказать, что он ведет расследование! — возразила Лариска. — Просто я не ожидала, что у тебя появятся серьезные результаты. А деньги — это уже серьезно. Это не семейные страсти какие-нибудь.

— Как ты не права! — возразила Элла, чувствуя, что ноги начинают колоть злые иголочки. — Семейные страсти — это самая благодатная почва для убийств. А в нашей семье в последнее время страстей было — хоть ведром вычерпывай.

— Вообще-то да, — согласилась Лариса. — Одно то, что твоя родная сестра вышла замуж за Поповского, потянет на мелодраматический сериал. А теперь еще вскрывшаяся измена Астапова!

— Это ты еще не все знаешь! — подначила ее Элла. — Любовница Игоря, оказывается, его обманывала. И ребенок у нее вовсе не астаповский.

Лариса присвистнула и чуть не села мимо табуретки. Элла рассказала ей новости.

— И еще я получила кирпичом по репе! — заявила она под конец с оттенком гордости. — Правда, это событие, скорее всего, никак не связано с моим расследованием. Я просто по улице шла и завернула в проходной двор. Там меня и приложили! Наверное, хотели кошелек отнять!

Ленка носилась из комнаты в ванную с какими-то шмотками, одним ухом улавливая фрагменты рассказа и бормоча:

— Запредел!

В конце концов Лариска не выдержала и крикнула:

— У тебя сегодня что, нет первой пары? Ты видела, сколько времени?

— Меня подвезет Алексей!

— Это что еще за зверь?! — рассердилась Лариска. — От твоих кавалеров просто нет спасу! Кто такой Алексей?

— Очень приличный мужик! Вон Элка его видела!

— Это тот, с которым ты познакомилась во время нападения на господина Лаппо?

— Какого нападения? — опешила Лариска.

— Это он! — прокричала Ленка из коридора и уронила на пол что-то грохочущее. — Правда, классный? Большой человек!

— Насколько большой? — мрачно спросила Лариска.

— Точно я не знаю, но у него джип.

— Наверняка бандит какой-нибудь! — всполошилась старшая сестра, которая, совершенно ясно, уже упустила бразды правления. Ленка неслась по жизни сама по себе, словно норовистая кобыла, а Лариска, как ошалевший кучер, сидела позади в санях и время от времени вопила во все горло.

Дверь хлопнула, и подруга махнула рукой:

— Ведьма, а не девка! Колька от нее стонет!

— Кстати, а что у тебя с Колей? Ты ему призналась в том, что стащила деньги и не смогла вернуть?

— Знаешь, — шепотом сообщила Лариса. — Произошла ужасно странная вещь. Колька мне ничего не сказал. Он отправился оформлять документы, достал деньги и уехал. Потом вернулся довольный, сказал, что все тип-топ, оборудование закуплено и он теперь в деле. Принес бутылку шампанского, мы обмыли это дело, но он ни словом не упомянул о том, что денег не хватило. Наверное, он обо всем догадался и решил сделать вид, что ничего не понял. И часики я нашла! Представляешь, засунула их в старую косметичку. Так что все утряслось.

— Я тебе так завидую! — призналась Элла, на лицо которой набежали тучи. — Хорошо, когда все утрясается.

— Элла, чем я могу тебе помочь? — сочувственно спросила Лариса, привычным движением заправляя за ухо прядь волос.

— Пока ничем, — вздохнула та. — Но когда понадобится, я попрошу. А сейчас мне пора — я уже отогрелась.

— Ты на шоссе выгляни! — посоветовала Лариса. — Посмотри, какая пробка! До метро не доедешь! А на параллельных улицах машину не поймаешь. Так что сиди пока.

— И сколько же я буду сидеть? У меня дел выше крыши!

Овсянников, который не мог догадаться о ее душевных переживаниях относительно Юрки Поповского, надавал ей сегодня заданий сверх всякой меры. Самое забавное заключалось в том, что необходимо было снова встретиться со Шведовым и передать ему очередное письмо. «Что-то незаметно, чтобы у Жеки была напряженная профессиональная жизнь. Наверное, Дима прав, и он просто придумывает для меня всякие ерундовые поручения».

Тут ее внезапно осенила хорошая идея. Она позвонила Шведову в рабочий кабинет и решила потребовать, чтобы он забрал ее от Лариски.

— Привет, дядя!

— Какой я вам дядя? — раздался из трубки раздраженный донельзя голос Шведова.

— Как какой? Любимый! Это я, твоя племянница, узнаешь?

— Какая племянница? — тупо спросил Шведов, занимаясь, вероятно, каким-то делом и не слишком внимательно слушая.

— Гасперлакова, — заявила Элла, которая насмерть забыла фамилию шведовской сестры.

— А-а! — оживился тот. — Как дела, лапочка?

— Плохо, дядечка! — голосом пятилетней кокетки, которой не купили дорогую куклу, прохныкала она.

— Что такое? Ушко болит?

— И это тоже. А вообще-то мне надо, дядечка, передать тебе от мамочки записку.

— Опять?! — рассердился Шведов. — Что же твоя мамочка, в самом деле, позвонить не может?

«Он еще будет на меня орать!» — рассердилась Элла и мрачно сказала:

— Она оглохла.

— Да? — переспросил Шведов, немного помолчав. — Этого я не знал. Хорошо, у меня через полчаса ленч, я подъеду. Объясняй, как до тебя добраться.

Элла заявила, что он должен забрать ее от супермаркета, и рассказала, где тот находится. Она имела в виду супермаркет в соседнем с Лариской доме.

— А ты не боишься, что твой шеф кому-нибудь проболтается? — осторожно спросила Лариса. — Все-таки ты ему не любовница?

— Я ему не любовница, но он меня не сдаст. Зачем бы он тогда стал меня прятать? — задала резонный вопрос Элла.

— Кстати, где он тебя спрятал?

— Лучше тебе этого не знать, — покачала та головой; — Спасибо за чай, желаю тебе поскорее выздороветь.

— Элка! — уже на пороге неожиданно прошептала Лариса. И когда та повернулась, прочувствованно сказала:

— Ты моя самая лучшая подруга.

Элла секунду растроганно смотрела на нее, потом попросила:

— Тогда дай чем-нибудь подушиться на дорожку.

— Ты знаешь, а у меня сейчас ничего нет. Духи как-то неожиданно закончились. Могу полить тебя дезодорантом, если хочешь.

Элла согласилась на дезодорант и в машину к Шведову села, благоухая.

— Что случилось с Жекой? — тотчас же задал он вопрос.

— Ничего, — удивилась Элла.

— Но ты сказала, что он оглох! Ты же имела в виду, что он — мамочка?

— Это я просто так сказала, потому что мне надоело с тобой по телефону пререкаться!

— Ну, Астапова, ты даешь! И Жека тоже дает. Где его дурацкая записка?

— Вот она.

Элла подала шефу красивый подарочный конверт с разбросанными там и сям маленькими птичками, который тот безжалостно растерзал.

— Вот! — злобно воскликнул он, добыв из конверта содержимое и пробежав его глазами. — Я же говорил, что он дурака валяет! Посмотри, что он мне прислал.

Элла нетерпеливо взяла записку и прочитала: «Димыч! Если у нее красивые ноги, я погиб. Сделай что-нибудь».

— Как ты думаешь, Дим, у меня красивые ноги? — тотчас же загорелась Элла.

— Даже не думай вступать с Жекой в интимную связь! — заревел Шведов. — Во-первых, по отношению к женщинам он дикая свинья, а во-вторых, если ты залезешь к нему в постель, он тотчас же найдет на тебе родимое пятно и шрам под коленкой.

— Откуда ты знаешь про мой шрам и про мое родимое пятно? — опешила Элла.

— От верблюда! Ты забыла, что сама сообщила мне свои особые приметы. Так что тебе, Астапова, как предполагаемой преступнице, секс противопоказан.

Элла тут же надулась. Но через минуту ожила и спросила:

— А что ты выяснил про Никиту?

— О-о! — протянул Шведов. — Шаталов оказался темной лошадкой. Он похудел уже на двенадцать килограммов!

— Ну и что?

— Как это «ну и что»? Ты соображаешь? Мужчина, обладающий такой силой воли, которая позволяет ему отказаться от жареной картошки и пива, способен совершить самое страшное преступление! Может, он и впрямь убил твоего мужа?

— Господи, какие глупости! — отмахнулась Элла. — Из-за таких, как я, мужики не занимаются смертоубийством. Я же не Лариска!

— Какая Лариска?

— Моя лучшая подруга. Она совершенно классная. Мы с ней как два пальца на одной руке. Или как два глаза на одном лице…

— Я все понял. Вы как две гланды в одном горле, — буркнул Шведов. — Но Никита в тебя влюблен и у него нет алиби. Может, ты с ним переговоришь один на один?

— Ни за что! — ответила Элла. — Во-первых, я в розыске, а во-вторых, вдруг он и в самом деле начнет объясняться мне в любви? Что я тогда буду делать?

— Ну, сделаешь что-нибудь! Что в таком случае делают женщины? Хлопают мужчину по руке и неискренне заявляют: «Давай останемся друзьями!»

— Нет, это не для меня! — Элла покачала головой. — Не хочу искушать судьбу. Кроме того, со мной что-то давненько ничего не происходило. Стоит мне решиться на столь ответственное дело, как разговор с Никитой, и немедленно произойдет какая-нибудь гадость.

— Послушай, Астапова, не будь пессимисткой!

— Знаешь что? Если твой любимый Жека его заподозрил, пусть он сам его и допрашивает. Тем более они с Шаталовым находятся в одной весовой категории. Даже если подерутся, драка будет честной. Кстати, куда это ты меня привез?

— Как куда? В «Старую липу». Я же тебя сразу предупредил, что у меня ленч. В полдень я должен перекусывать сладким. Иначе со мной случается гипогликемия, и все, я не работник.

— Ну а мне-то что делать в твоей «Старой липе»? Кроме того, я ужасно рискую — тут вокруг полно народу из нашего здания.

— Остынь, Астапова! Ты так размалевалась, что тебя не узнает даже родная мама!

Элла тут же с тоской подумала о маме и позволила усадить себя за столик и заказать марципан и чашечку ирландского кофе.

— Мне кажется, что на меня все смотрят, — пожаловалась она и исподлобья оглядела зал.

— Это на меня все смотрят, — успокоил ее Шведов, где-то заразившийся, по всей видимости, манией величия. Впрочем, старые девы действительно стреляли в него подведенными глазками из каждого угла.

Слопав марципан, Элла вспомнила о том, что ей необходимо опустошить абонентский ящик, который арендовал Овсянников в почтовом отделении. Она оставила Шведова наслаждаться собственным величием и поехала на почту. В ящике оказалось двенадцать писем — и все от женщин. Элла посмотрела некоторые на свет, но ничего не было видно. Тогда она немедленно вспомнила о записке к Шведову. Если, дескать, у нее, Эллы, красивые ноги, то он — пропал. Ей очень захотелось, чтобы Овсянников пропал. Поэтому, побросав конверты в сумку, она отправилась в большой магазин одежды и провела там несколько часов, потратив энное количество денег из своего стратегического запаса.

Она преследовала, ясное дело, одну-единственную цель — поразить Овсянникова своими ногами. Для этого было куплено короткое черное платье и интригующие ажурные колготки. Продавщицы, которые вились вокруг Эллы, словно мошки вокруг герани, уверяли, будто эти колготки такие прочные, что, зацепившись ими за гвоздик, можно отойти от стула на полтора метра и ничего не почувствовать. Колготки только растянутся, но не порвутся. Потому что французские. Колготки стоили уйму денег, и Элла, которая круглый год ходила в брюках именно потому, что на ней постоянно все рвалось, решила-таки рискнуть. Ей очень хотелось, чтобы Овсянников, как он сам выразился, пропал.

Когда она вышла на улицу, короткий зимний день закончился, и сумерки уже разгуливали по улицам, зажигая фонари и кичливые витрины магазинов. Элла огляделась по сторонам — поблизости не было никого подозрительного. Ни одной машины с дремлющим шофером, ни одной женщины в черном пальто с капюшоном, ни одного праздного незнакомца, разглядывающего старые концертные афиши.

Тут она неожиданно подумала, что, если вернется домой достаточно рано, будет глупо сидеть на кухне в новом платье и ажурных колготках, Овсянников поймет, что она нарядилась специально для него, а этого нельзя допускать ни в коем случае. Следует войти в квартиру, когда он уже переоденется в домашнее и выйдет встретить ее в коридор. Получалось, что нужно провести где-то еще хотя бы часа полтора — желательно с пользой для дела.

Из магазина тем временем вышла тощая фифа в длинной шубе и достала из сумочки сигареты. Элла сделала вид, что ждет кого-то, а сама принялась разглядывать ее краем глаза. Есть девицы, которые сразу же привлекают к себе внимание, хотя не так уж красивы и не делают ничего особенного. Интересно, в чем тут секрет?

Пока Элла пыталась раскрыть этот секрет, фифа покончила с одной сигаретой и взялась за другую. В этот момент из дверей вышла ее подруга, и она, бросив недокуренную сигарету в снег возле урны, взяла ее под руку и потащила прочь. Элла поглядела на то, что после нее осталось, и неожиданно выпрямилась.

Когда Юрку Поповского скинули с крыши, он пробормотал: «Она выскочила!» Возможно, Юрка поднялся на крышу торгового центра один. Зачем? Наверное, убийца назначила ему встречу, а сама спряталась неподалеку. Когда он подошел к краю крыши, она выскочила и столкнула его. Конечно! Иначе была бы борьба и довольно сильный Юрка справился бы с нападавшей.

Но если она поджидала его, продолжала рассуждать Элла, значит, провела некоторое время в засаде. Если отыскать то место, где она предположительно пряталась, можно найти следы ее пребывания. Вдруг она курила и оставила окурки со следами губной помады? Или обронила платок? Или еще что-нибудь? Она же не профессиональный убийца, которого готовили спецслужбы к выполнению некой миссии, поэтому вполне могла допустить ошибку.

Элла решила подъехать к торговому центру, забраться на крышу и поискать ее убежище. Если улики обнаружатся, она найдет способ пригнать туда следователя. Можно действовать через Римму или сделать анонимный звонок. "Если замерзну, снова зайду к Лариске, — подумала она. Ни к маме, ни к Римке теперь не зайдешь. Кроме того, Римка наверняка в больнице у постели мужа.

Торговый центр еще работал, внутри шла бойкая торговля, но крыша, естественно, была пуста. Забраться туда можно лишь по лестнице с другой стороны центра, где никто не ходил и было довольно темно. Летом другое дело, а сейчас с той, необитаемой, стороны лежали сугробы, и лестница вся заледенела, словно ее поливали водой.

Взбираясь наверх, Элла двумя руками держалась за перила. Не хватало еще поскользнуться, загреметь вниз и сломать себе что-нибудь важное — ключицу, например, или голову. Когда же она оказалась на крыше, то не удержалась и длинно присвистнула: на крыше не было ничего. Никаких строений. И прятаться тут было решительно негде. Единственный вариант — Юрка стоял прямо возле лестницы, а убийца поднялся — или, что гораздо правдоподобнее, поднялась по ступенькам очень быстро, он не успел правильно среагировать и полетел вниз, потому что его изо всех сил толкнули.

Элла осторожно приблизилась к балюстраде и заглянула вниз. Ерунда какая! Внизу были девственные сугробы. Римма сказала, что Юрка упал на плиты рядом с ограждающими стоянку столбиками, а такие плиты и такие столбики можно увидеть только перед входом. Значит, Юрка стоял вон там, на противоположной от лестницы стороне крыши. Убийца взбежала по ступенькам и прошла огромное расстояние. А он ее, выходит, не заметил? Стоял спиной? Не слышал шагов? Как-то все странно.

Как бы то ни было, но ее теория не подтвердилась. Элла решила, что на улице слишком холодно для того, чтобы болтаться здесь и дальше и строить версии относительно случившегося. Она решила, что пора убираться прочь. Повернулась — и едва не грохнулась в обморок. По лестнице кто-то поднимался.

Сердце Эллы забилось так сильно, что она перестала слышать посторонние шумы — только этот грохот в ушах. Ноги сделались слабенькими, точно косточки в них расплавились от ужаса. Над краем крыши тем временем появились голова, плечи и, наконец, весь мужчина. На нем не было шапки, и волосы ерошились от ветра.

Вместо того чтобы немедленно взять себя в руки и позвать на помощь, Элла мгновенно потеряла присутствие духа. Она почувствовала, что язык приварился к небу и не шевелится.

Мужчина между тем стремительно преодолел разделявшее их расстояние и оказался Никитой Шаталовым — похудевшим, а потому незнакомым и страшным. На его губах играла отвратительная улыбочка, которую Элла никогда раньше не видела.

— Это я, — сказал он, держа руки в карманах. — Я тебя выследил.

— Мя-мя, — промякала Элла, поняв, что язык не приварился к небу, а распался на атомы.

— Я даже и помыслить не мог о такой удаче — иду и вижу через стекло, как вы со Шведовым пьете кофе в «Старой липе».

«Жаль, Шведов никогда не узнает, какая он гадина, — пронеслось в голове у Эллы. — Говорила же ему, что нас могут увидеть».

— Я ведь даже представления не имел, где можно тебя найти. Что ты на меня так смотришь? А-а! Ну конечно, я похудел. Шведов распустил слух, что это из-за тебя.

«Распустил слух? — тотчас насторожилась Элла. — Но зачем ему это надо? Какую он преследовал цель? Навешал мне лапши на уши…»

— Надо со всем этим кончать, — сказал между тем Никита. — Ты со мной согласна?

Элла быстро закивала. Она была согласна на все, даже на казнь через повешение, только бы все произошло скорее. Интересно, если во всем виноват Никита, каким образом его приняли за женщину? Он что, надевал длинное черное пальто с капюшоном? Даже в таком пальто поэтесса Юлия никогда бы не смогла принять его за Эллу. Значит, у Никиты есть сообщница. Мысль не успела сформироваться до конца, когда Никита снова подал голос.

— Ты что, сильно устала? У тебя прямо ноги подламываются.

Элла опять энергично закивала, догадавшись, что у нее самой на губах тоже блуждает кретинская улыбка.

— Мя, — сказала она, не в силах смотреть в это странное лицо, приобретшее яркие, крупные черты.

— Что у тебя в пакете? На это можно сесть?

Он отобрал у нее пакет, сложил внутри его письма стопочкой и водрузил на широкий парапет. Потом взял Эллу под мышки и посадил сверху. Там, под ней, ходили люди, таская за собой детей и собак. Они покупали продукты, чтобы их есть, и одежду, чтобы ее носить. А вот ей больше не понадобится ни то, ни другое.

— Наверное, я кажусь тебе странным, — продолжал Никита, — но это потому, что я очень волнуюсь. Мне нужен твой совет. Понимаешь, что произошло? Катя подумала, что я тебя люблю.

Черное небо рухнуло на Эллу сверху, словно разбился стеклянный потолок, на котором лежали лохматые тучи и блеклая луна, похожая на вареное яйцо. Она захлебнулась всем этим и не сразу пришла в себя. А когда поняла, что Никита вовсе не собирается ее убивать, закинула голову вверх и захохотала, как гиена.

— Смешно! — тотчас улыбнулся Никита. — Я тоже ей сказал — это просто смешно. Но она не стала слушать. Это Шведов во всем виноват. Все-таки он кретин. Понимаешь, один раз я дрался с твоим мужем… Когда-то. Мы хотели в праздничном выпуске журнала дать фотографии сотрудников редакции, это Калугин придумал. Тебя нащелкали на всяких корпоративных мероприятиях, и я стал выбирать, какой снимок лучше. А тут — твой муж. Он так мне хамил, что я не сдержался.

Элла перестала хохотать и стала икать.

— Если ты заметила, я всегда был неравнодушен к Кате. — Элла об этом даже не догадывалась. — Она должна была это чувствовать. Но ты ведь понимаешь, что я не мог ей об этом сказать — к ней тогда еще муж то ходил, то не ходил, и было непонятно, как у них все сложится. А тут я узнал, что она подала на развод, ну и подумал — что, если я похудею? Вдруг она отнесется ко мне благосклонно?

Кажется, Никиту вовсе не интересовало, что Элла с момента их встречи не произнесла ни одного внятного слова. Он находился в таком душевном смятении, что слышал только самого себя.

— И вот я сел на диету. А потом Катя вдруг подошла ко мне и завела разговор. Я сказал ей, что влюблен в женщину, которую знаю давно и ради которой готов на все. Раньше она была несвободна, но теперь все изменилось… Я, конечно, имел в виду ее, но она, кажется, все не так поняла. И Шведов еще… Со своей интерпретацией! Так вот я искал тебя для того, чтобы попросить — у тебя с Катей хорошие отношения. Не могла бы ты сама поговорить с ней? Тебя она, по крайней мере, выслушает. Поговоришь? — Элла в третий раз энергично закивала. — Я знаю, что тебе сейчас слегка не до этого, но я просто не могу жить, зная, что Катя… — Он не договорил.

Элла уже пришла в себя настолько, что могла бы, пожалуй, выдавить из себя какое-нибудь связное предложение. Однако Никита не дал ей такой возможности. Наклонился, чмокнул в щеку и, развернувшись, почти побежал к лестнице. Элла не хотела его так отпускать. Она хотела крикнуть: «Никита, подожди!» И даже дернулась вперед.

В этот момент стопочка писем, на которой она сидела, неожиданно развалилась. Нижняя часть писем выскользнула из-под верхней, и Элла, взмахнув руками, как дирижер, опрокинулась на спину и полетела вниз головой и вверх попой с третьего этажа на те самые плиты, о которые едва не до смерти разбился Юрка Поповский.

И только вся невезучая жизнь начала проноситься перед ее глазами, как земля неожиданно перестала стремительно приближаться и остановилась где-то далеко внизу. Потом немного попружинила и снова остановилась. Элла, разинув рот в немом крике, смотрела на охранника, который вышел из дверей торгового центра, чтобы помочь какой-то мадам докатить нагруженную товарами тележку до машины. Очки куда-то улетели, и охранник был совсем-совсем нечеткий.

Элла даже не сразу сообразила, что с ней произошло. А произошло с ней нечто совершенно невероятное — она повисла на больших часах, зацепившись за чугунную стрелку резинкой колготок. В момент падения пальто задралось, а следом за ним задралось и новенькое короткое платье. Поэтому колготки беспрепятственно зацепились за возникшее по дороге препятствие. Пакет тоже за что-то такое зацепился и уныло повис рядом.

Однажды Элла была свидетельницей того, как пьяный рабочий вывалился из окна недостроенного дома на кучу строительного мусора. После чего встал и пошел по своим делам. Пожалуй, он не смог бы объяснить, каким образом ему удалось упасть так удачно. Вот и Элла сейчас не смогла бы объяснить, как получилось то, что получилось. Она висела на колготках и качалась, словно шарик на резинке, какие продают в цирке на Цветном перед началом представления.

Охранник там, внизу, двинулся обратно, катя перед собой пустую тележку.

— Эй! — жалобно крикнула Элла и в ту же секунду почувствовала, что колготки сказали «Р-р-р».

Она испугалась, что они сейчас порвутся, и отчаянно зажмурилась. Потом открыла глаза и тотчас увидела Никиту, который как раз вывернул из-за угла.

— Никита! — не сдержалась и пискнула она, и колготки тотчас же ответили предсмертным хрипом.

«Кричать нельзя! — тотчас поняла Элла. — И дышать глубоко тоже нельзя». Она понятия не имела, что в этот самый момент ее заметила одна супружеская пар.

— Леш, погляди, что это такое болтается на часах? — спросила жена, притормаживая.

Леша посмотрел и фыркнул:

— Похоже на большого таракана. Наверное, какое-нибудь украшение.

— Уже к Новому году готовятся! — восхитилась его жена и, еще немного поглазев на Эллу, переключила свое внимание на что-то более интересное.

«Неужели это только отсрочка?» — в ужасе подумала та, когда порыв ветра налетел на нее и сильно толкнул в грудь. Колготки снова издали какую-то раздраженную тираду. Элла решила, что надо как-нибудь исхитриться и схватиться руками за стрелку. Стрелка была огромной и должна выдержать вес даже больший, чем Элла успела накопить к тридцати годам. Пока она примеривалась, как лучше совершить смертельно опасный рывок, на площадь перед торговым центром въехали грузовики, с них ссыпались рабочие в оранжевых комбинезонах и принялись суетиться, совершая непонятные маневры.

Элла собрала волю в кулак и всем телом рванулась в сторону стрелки, на острие которой висела. Она вцепилась в нее руками и ногами и заплакала. Потом сквозь слезы глянула вниз, увидела идущих людей и закричала:

— Па-ма-ги-те!!!

Однако в тот самый миг, когда она закричала, над площадью пронесся дикий рев — это рабочие начали разбивать асфальт. «Мне, как всегда, не везет!» — подумала Элла и засмеялась сквозь слезы. Потом сообразила, что надо дождаться перерыва — не могут же они долбить все время без остановки. Как только рев смолк, она снова вдохнула и завопила:

— Лю-ди!!!

На первом же слоге рев раздался снова. Поиграв в эту игру некоторое время, Элла решила, что придется придумать что-нибудь другое. И тут у нее в кармане пальто зазвонил мобильный телефон. Он пиликал так весело, как будто с его хозяйкой не происходило ничего особенного.

Элла совершенно забыла про мобильный. Она не привыкла к нему, поэтому и забыла. Она отпустила одну руку и достала аппарат, мимоходом подумав, что может его выронить. Руки заледенели и не слушались, однако ей удалось принять вызов и поднести телефон к уху. Звонил, конечно же, Овсянников.

— Когда ты приедешь? — спросил он домашним голосом, который наводил на мысль о чашке чая и шерстяных носках.

— Не знаю, — ответила Элла и сглотнула.

— Что это у тебя там ревет? — повысил голос Овсянников.

— Это… Асфальтодробилка, — тотчас сообщила она. — Послушай, ты не мог бы мне помочь? — Слезы потекли у нее не только из глаз, но и из носа.

— А что такое? — тут же насторожился тот.

— Я попала в беду, — выдавила из себя Элла, чувствуя, как металлическая стрелка леденит ее кожу сквозь одежду. — Ты не мог бы приехать и меня забрать?

— Ладно, — секунду подумав, согласился Овсянников. — Я сейчас возле «Сухаревской», а ты где?

— Я совсем рядом! — закричала Элла. — Знаешь новый торговый центр у метро?

— Ну? Ты возле центра?

— Да. Вернее сказать, — пролепетала она, — я как бы сверху. Как бы снаружи и наверху.

— А как бы поподробнее можно? — весело переспросил Овсянников.

— Понимаешь, там снаружи часы и, понимаешь, я упала и…

— Часы что, стояли на полу? — изумился Овсянников и громко бибикнул кому-то, чертыхнувшись. — Мне ехать еще две минуты. Так что? Где ты там упала? Кто там поставил эти часы?

— Это торговый центр поставил, — почти что застенчиво сообщила Элла. — Они украшают фасад. Над входом.

— Так ты что, упала и лежишь под часами при входе в торговый центр? — уже вовсю веселился Овсянников. Его забавляла неспособность новой секретарши объяснить такую простую вещь — где она находится.

— Я сижу на стрелке, — выдохнула Элла.

— А с кем у тебя стрелка?

— Понимаешь, — сказала Элла, решив, что надо говорить всю правду, — я упала с третьего этажа, но не разбилась, а зацепилась за стрелку часов над входом в торговый центр.

В трубке повисло короткое молчание, потом Овсянников захохотал:

— Ты меня разыгрываешь!

— Да нет же! — закричала Элла и снова заревела.

— Финт в духе Эллы Астаповой! — мрачно заявил Овсянников. — Не нужно тебе было лезть в это дело! Видишь, с тобой тоже начали случаться всякие гадости.

Однако когда он явился и увидел все своими глазами, все сравнения вылетели у него из головы. Элла сидела в обнимку со стрелкой и наблюдала, как Овсянников что-то говорит охраннику и показывает вверх. Как охранник задирает голову и, секунду помедлив, срывается с места. Как из центра выбегают люди и начинают пялиться на нее. А из окон третьего этажа высовываются головы персонала.

В конце концов приехали пожарные и втащили ее обратно на крышу. Как оказалось, она вовсе и не летела вниз, а всего лишь перекувырнулась и сразу же повисла в воздухе, зацепившись колготками за часы. Когда Овсянников засунул ее в машину и тронулся с места, она так расплакалась, что он был вынужден остановиться и попытаться ее утешить.

— Господи, какая ты холодная! — воскликнул он и стал утешать ее активнее.

Сначала обнял, а потом и поцеловал. Поцелуй оказался самым действенным согревающим средством, поэтому они пошли именно по этому пути и задержались на обочине минут на тридцать.

Когда приехали домой, Овсянников стащил с Эллы пальто, сапоги и перчатки, поцеловал в ладошки и сказал:

— Сейчас ты примешь ванну и успокоительное, а потом залезешь под одеяло. А завтра мы начнем развивать наши взаимоотношения.

Однако утром он умчался и где-то пропадал целый день, а Элла в это время пыталась забыть вчерашние приключения с помощью коньяка, который она нашла в буфете. Когда Овсянников вернулся и крикнул: «Я дома!», Элла вышла из комнаты в длинном халате и с бутылкой наперевес.

— О! — сказал Овсянников, вовсе даже не разочарованный. — Дама в слегка раскисшем состоянии!

Он быстро принял душ, переоделся и полез к ней с нежностями. Элла икнула и сказала:

— Я согласна на все, только у меня есть условия.

— Да-да? — спросил сыщик. — Все, что ты скажешь, котеночек.

— Ты не будешь снимать с меня халат, а также трогать меня за коленки и заглядывать за уши.

У Овсянникова непроизвольно вытянулось лицо.

— Знаешь, киска, — пробормотал он. — Я ужасно современный парень и с пониманием отношусь к женским эротическим фантазиям, но даже для меня это чересчур!