Дюна: Дом Харконненов

– Д’мурр, – не переставая повторял какой-то смутно знакомый голос в дальнем уголке сознания, – Д’мурр…

В наглухо закрытой навигационной камере в верхней части лайнера Д’мурр плавал в облаке меланжевого газа, удерживая равновесие движениями перепончатых ног. Оранжевые клубы окружали навигатора. Д’мурр пребывал в трансе, наведенном пряностью, все звездные системы расстилались перед его мысленным взором, как сплетенный из множества разноцветных нитей ковер. Он мог выбрать маршрут вдоль любой из них. То было ни с чем не сравнимое наслаждение – проникать в чрево вселенной, завоевывать ее тайны.

Какой покой испытывал он в глубоком, открытом космосе. Яркие солнца появлялись и исчезали… огромная, бескрайняя, вечная ночь, утыканная крошечными источниками света.

Д’мурр умел выполнять ментальные расчеты любой сложности для вычисления самого оптимального и безопасного маршрута сквозь какую угодно из звездных систем. Он вел громадный корабль через ничем не ограниченную пустоту. Он мог рассчитать путь до самого отдаленного уголка вселенной и доставить туда пассажиров и груз – в любое место, по своему усмотрению. Он умел предвидеть будущее и приспосабливаться к нему.

Благодаря своим выдающимся способностям Д’мурр оказался среди тех, кто стремительно взлетел вверх по иерархической лестнице Гильдии, правда, мутация его организма уже зашла настолько далеко, что он потерял всякое сходство с обычным человеком. Человек. Это слово казалось ему чем-то надоедливо прилипчивым из какой-то чужой памяти.

Его эмоции – странные остатки того, что когда-то составляло его физическую форму, – вопреки ожиданиям, продолжали беспокоить его, но очень странным образом. До семнадцати стандартных лет он жил на Иксе вместе со своим братом-близнецом К’тэром, но тогда у него не было ни опыта, ни знаний, ни мудрости для того, чтобы оценить, что значит быть человеком.

За последние двенадцать лет, подчиняясь собственному выбору, он оторвался от сомнительной реальности и перешел в другое существование, отчасти напоминающее сладкий сон, а отчасти ночной кошмар. Определенно, его новая наружность могла бы до смерти испугать неподготовленного к такому зрелищу человека.

Но преимущества нового положения, те причины, по которым он вступил в Гильдию, с лихвой компенсировали все потери. Он мог ощущать космическую красоту, недоступную обычным людям, ведущим нормальный образ жизни и имеющим естественный человеческий облик. Они могли только представлять, а Д’мурр знал.

Как его вообще взяли в Космическую Гильдию? Очень немногие чужаки могли попасть в этот элитный корпус; Гильдия обычно сама отбирала кандидатов в навигаторы без их ведома среди тех, кто родился в космосе от родителей, работающих на Гильдию. Некоторые из таких людей никогда не ходили по твердой земле, проводя всю жизнь в просторах вселенной.

Не есть ли я эксперимент, урод среди уродов? Иногда, несмотря на все красоты маршрута, ум Д’мурра начинал блуждать. Тестируют ли меня сейчас, чтобы выявить мои неправильные мысли? Когда такие мысли и воспоминания о прошлой жизни посещали Д’мурра, ему казалось, что он стоит на краю обрыва, готовый броситься в бездну. Гильдия всегда следит за мной.

Плавая в камере навигатора среди облаков меланжевого газа, он пускался в путешествие по остаткам своих эмоций. В такие моменты его охватывало необычное меланхоличное чувство. Сколь многим он пожертвовал, чтобы стать тем, кем он стал. Он никогда не сможет высадиться ни на какую планету иначе, как в баке, наполненном парами пряности…

Он сосредоточился, стараясь усилием воли привести в порядок свои мысли. Если человеческое в его душе возьмет верх, то Д’мурр собьется с курса.

– Д’мурр, – снова заговорил раздражающий голос, вызывавший у Д’мурра приступ нарастающей головной боли. – Д’мурр…

Он постарался не обращать внимания на голос, убеждая себя, что не он один, но и другие навигаторы испытывают такие чувства. Но тогда почему о них не предупреждает ни одна инструкция?

Я силен и сумею это преодолеть.

Д’мурр вел лайнер по рутинному маршруту на планету Бене Гессерит Валлах IX; это был лайнер, построенный еще иксианцами по новому проекту, до того, как Икс захватил Тлейлаксу и на прежних заводах стали изготовлять устаревшие модели лайнеров. Мысленно Д’мурр просмотрел список пассажиров; слова появлялись на стенах камеры.

На борту был один герцог – Лето Атрейдес. И его друг Ромбур Верниус, наследник потерявшего свою планету Великого Дома. Знакомые лица, старые воспоминания…

Когда-то, в другой жизни, целую вечность назад, Д’мурра представляли в Гран-Пале юному герцогу. Навигаторы могли подслушивать обрывки разговоров о последних имперских сплетнях, о деловых контактах и связях, но обычно обращали мало внимания на такие мелочи. Этот герцог выиграл конфискационный суд, чем снискал себе всеобщее уважение в империи.

Зачем герцог Лето летит на Валлах IX? И зачем он взял с собой иксианского изгнанника?

В сознание снова врезался далекий надтреснутый голос:

– Д’мурр… Ответь мне…

С внезапной ясностью Д’мурр понял, что ему явилась его прошлая, казалось, навсегда забытая жизнь. Верный, любящий К’тэр пытается достучаться до брата, хотя уже много месяцев Д’мурр не может ответить на этот отчаянный зов. Может быть, это результат непрерывной эволюции, которой подвергается мозг навигатора, эволюции, увеличивающей разрыв между ним и его родным братом.

Атрофированные голосовые связки навигатора были еще в состоянии производить членораздельные звуки и связывать их в слова, но рот превратился в узкое горлышко, пригодное только для потребления меланжи во все возрастающих количествах. Расширение сознания, вызванное пряностью, увело Д’мурра от прежних привязанностей и прошлых связей. Он утратил способность переживать любовь, которая превратилась в смутные, мелькающие в памяти образы. Он никогда больше не сможет прикоснуться к человеческому существу…

Неуклюжей перепончатой рукой он извлек из контейнера пилюлю концентрированной пряности и сунул ее в рот, увеличив ее содержание в крови. Сознание немного затуманилось, но не настолько, чтобы приглушить боль прошлого и отвлечь от желания говорить с братом. Эмоции оказались слишком сильны, чтобы преодолеть их таким простым способом.

Брат наконец перестал звать его, но скоро он снова повторит попытку. Он всегда так поступает.

Теперь Д’мурр слышал только шипение газа, поступающего в камеру. Меланжа, меланжа. Она продолжала литься в Д’мурра, заполняя все его чувства. В нем не осталось ничего от прежней индивидуальности, он едва ли сможет когда-нибудь поговорить с братом.

Теперь он может только слушать, слушать и помнить…