Дюна: Пауль

~ ~ ~

Император Пауль Муад’Диб покинул изуродованный Небесный аудиенц-зал. Теперь он принимал народ, сидя на троне из хагальского кварца в прежнем аудиенц-зале. Ежедневно Паулю приходилось выслушивать бесхитростные и трогательные истории о несчастьях верных ему людей, но он не мог позволить себе мягкость и уклонение от Пути. Да, судьбы некоторых просителей были раздавлены катком его жестокого правления, но он не мог, не имел права заботиться обо всех, сердцем воспринимать миллионы мелких ран, ощущать их боль и сопереживать ей. В каком-то смысле страдания маленьких людей были залогом существования человечества. Предзнание Пауля вынуждало его смотреть на мир широко и твердо придерживаться взятого курса. У Муад’Диба была великая и ужасная цель, к которой он был обязан вывести весь род людской. Он должен быть и оставаться Муад’Дибом, а для этого надо выглядеть холодным и жестоким.

Герцог Лето Атрейдес, а до него старый герцог Пауль любили лицом к лицу встречаться с простыми людьми. Они считали непосредственное общение с подданными жизненно важным, ибо только оно давало им возможность чувствовать биение реальной жизни, связывать в единое целое правителя и народ. Но после дикой выходки Бладда служба безопасности начала один за другим раскрывать заговоры и попытки покушения, и Пауль понял, что придворные приемы — вещь утомительная, беспокойная и опасная. Прежние каладанские правители управляли одной группой людей, одной планетой, а Паулю выпало куда более тяжкое бремя — управление столькими планетами, что он не мог вспомнить их названий, не прибегая к ментатским способностям.

Исходя из этого, он решил перепоручить часть своих обязанностей Алии. Она, по всей видимости, по-другому относилась к своей совести и могла выделять и отграничивать то, что должно было сделать, от моральных рассуждений и переживаний. Его сестра, отягощенная воспоминаниями о всех прошлых жизнях и жизненном опыте тысяч людей, могла править поистине железной рукой. Помимо того, люди боялись ее странного облика и поэтому воспринимали ее скорее как жрицу, а не как правительницу. Алия могла использовать такое отношение к своей выгоде.

Однажды утром, еще до того, как в зал была допущена первая группа просителей, у трона появилась принцесса Ирулан и попросила разрешения поговорить с супругом. Находившиеся рядом с императором Стилгар и Алия смотрели на Ирулан с обычной подозрительностью, но Пауль превосходно понимал мотивы принцессы и не сомневался в том, что она никогда не выйдет за рамки предписанного поведения.

На лице Ирулан застыло выражение озабоченности и недоумения.

— Мой супруг, я только что получила послание с курьером Гильдии. Оно было адресовано мне. В письме меня просят о заступничестве.

Нахмурившись, она протянула цилиндр Паулю.

Заинтригованный, Пауль взял документ и рассмотрел печати, сломанные Ирулан. Пока Пауль читал, Ирулан обратилась к Стилгару и Алии:

— Леди Марго Фенринг просит об одном одолжении.

— Леди Марго? — переспросила Алия, помнившая опыт своей матери не хуже своего собственного. — Мы ничего не слышали о ней уже много лет.

После битвы за Арракин граф и леди Фенринг присоединились к Шаддаму IV и вместе с ним отправились в изгнание на Салусу Секундус, но пробыли там недолго, так как вскоре покинули бывшего императора и отправились в неизвестном направлении, на многие годы исчезнув из виду. Пауль знал, что граф очень опасная фигура — это был интриган, который своим макиавеллизмом мог поспорить с Бене Гессерит и Харконненами.

Пауль прочел послание. Во время чтения в душе императора тревожно шевельнулось предзнание, но не сказало ему ничего определенного. Многое в жизни Хазимира Фенринга — неудачной попытки ордена Бене Гессерит создать очередного Квисац-Хадераха — было покрыто для Пауля непроницаемым мраком.

— Очень странно, что они нашли прибежище у тлейлаксов, — сказал Пауль. — Я не предвидел этого обращения и забыл, что у леди Фенринг есть дочь.

— Чего хочет от тебя эта женщина, Усул? — спросил Стилгар.

После того как он едва не утонул на Джерике, верный наиб вернулся на Арракис и теперь служил при Муад’Дибе, получив должность государственного министра. Стилгар решил, что принесет больше пользы как руководитель, а не как простой воин, и Пауль был вынужден с ним согласиться.

Император отложил в сторону цилиндр с посланием.

— Она просит разрешения прислать сюда свою дочь Мари. Она хочет, чтобы девочка воспитывалась при императорском дворе.

Было видно, что Ирулан очень недовольна этой идеей.

— Я не могу понять, зачем ей это надо.

— Я бы сформулировала вопрос по-другому, — возразила Алия. — Почему вы не защищаете ее, а, напротив, выражаете подозрение? Граф Фенринг был близким другом вашего отца, а леди Марго — не последний человек в ордене Бене Гессерит. Разве не Марго была задушевной приятельницей вашей матери — леди Анирул?

— Как и подругой вашей матери, — парировала принцесса. — Меня всегда тревожат вещи, которых я не понимаю.

— Является ли граф Фенринг биологическим отцом ребенка? — спросил Пауль.

— Леди Марго не касается этой темы, и я не могу ответить на этот вопрос.

— Если граф Фенринг отвернулся от Шаддама, то действительно ли между ними произошел раскол или это всего лишь часть какой-то большой интриги? — подлила масла в огонь Алия. — Наши шпионы сообщают, что граф Фенринг не скрывает своей антипатии к Шаддаму. Является ли их взаимное отчуждение истинным или это игра?

Пауль вспомнил оскорбительное и холодное поведение, которое демонстрировал Фенринг по отношению к поверженному императору сразу же после битвы за Арракин. Сам Пауль чувствовал какое-то душевное родство с Фенрингом. Они, конечно, были совершенно разными людьми, но у них были некоторые общие и очень важные черты.

— Салуса Секундус не самая приятная из планет, — сказал Стилгар. — Во всяком случае, насколько мне известно.

— Физический комфорт очень мало значит для графа Фенринга, — возразил Пауль. — Он много лет служил на Арракисе в должности имперского министра по делам пряности. Подозреваю, что он покинул Салусу не в поисках более роскошного дворца, а из-за того, что не мог больше терпеть близости Шаддама.

Лицо Ирулан стало жестким.

— Мой отец часто начинал действовать, не зная многих фактов и не имея достаточно данных. Он просто рассчитывал на то, что вся империя должна подчиняться его воле, невзирая на всю недальновидность и даже глупость его поступков. Он часто действовал, не посоветовавшись предварительно с графом Фенрингом, и это навлекло на Шаддама многие несчастья. Граф просто устал разгребать за ним мусор.

Пауль, вздохнув, подался вперед, упершись локтями в колени.

— Мы не ответили на главный вопрос: как нам отреагировать на просьбу? Леди Фенринг хочет прислать сюда дочь для обучения и, без сомнения, сама хочет завести здесь полезные связи. Девочке всего шесть лет. Не является ли мотивом обрести в моих глазах благосклонность в обмен на отход от Шаддама IV?

— Принцип бритвы Оккама говорит, что это, вероятно, правильный ответ, — сказала Ирулан. — Самое простое решение обычно бывает самым верным.

— Бритва Оккама — весьма тупой инструмент, когда дело касается Бене Гессерит, — возразила Алия. — Судя по спорам и пересудам, которые я ежедневно слышу в моей голове, этот орден всегда занимался исключительно интригами и заговорами.

Пауль снова поднял к глазам тонкий лист бумаги и перечитал напечатанные на нем слова Марго: «Император Пауль Муад’Диб Атрейдес, я с нижайшим почтением прошу вас не отказать мне в моей просьбе. Несмотря на то что мой супруг выбрал в качестве убежища Тлейлаксу, мне думается, что это не самое подходящее место для воспитания и обучения нашей дочери. Женоненавистническое общество тлейлаксов, по моему мнению, заслуживает всяческого осуждения. Я прошу вашего позволения привезти Мари к вашему двору, чтобы она оставалась там до ее совершеннолетия, если, конечно, ее общество будет для вас приемлемым».

Пауль опустил бумагу.

— Далее леди Фенринг напоминает мне — совершенно без всякой необходимости, — что именно она оставила в оранжерее Арракинской резиденции предупреждение моей матери об угрозе со стороны Харконнена. Сейчас не время обсуждать этот факт, равно как и достоверность этой информации.

— Она возложила на тебя долг воды, — сказал Стилгар. Старый наиб нахмурился и задумчиво провел пальцами по густой бороде. — Но я все равно не понимаю, зачем она настаивает на присылке сюда такой дорогой для нее заложницы.

— Мы используем эту ситуацию двояко, — решил Пауль. — Эта девочка, с одной стороны, будет заложницей, а с другой — потенциальным нашим шпионом при королевском дворе.

Ирулан не смогла скрыть удивления.

— Она же еще дитя, милорд. Ей всего шесть лет.

— Я тоже дитя, — сказала Алия, оставив другим делать выводы и сравнения. Она присела на скрещенные ноги на ступенях трона перед Паулем, поправив черную, подогнанную по ее маленькому росту накидку — абу. — Думаю, брат мой, что мне нужен товарищ по играм.

~ ~ ~

Пауль не спал седьмую ночь кряду и не мог скрыть этого от Чани. Она встала в предутренней мгле и вышла на балкон. Пауль стоял там в одиночестве. Он прошел сквозь влажную занавеску в одной легкой рубашке, не надев защитного костюма и, значит, теряя драгоценную воду. Чани тоже не стала надевать костюм.

«Когда я забыл основные правила Арракиса? — подумал он. — Если я император, то значит ли это, что вода — ничто для меня?»

Прислушиваясь к монотонному шуму большого города, Пауль впитывал дрожание воздуха, смеси запахов, не отфильтрованных носовыми заглушками защитного костюма. Арракин напомнил ему муравейник, полный великим множеством суетящихся насекомых, каждое из которых нуждалось в том, чтобы за него кто-то думал и решал, чтобы кто-то распоряжался им.

Пауль поднял голову, вгляделся в ночное небо, усеянное звездами, и попытался вообразить себе другие планеты, представить происходящие там сейчас битвы. Печально улыбнувшись, он вспомнил штрих, добавленный Ирулан к истории его жизни — штрих совершенно мифический. Ирулан написала, что в момент смерти герцога Лето небо над каладанским дворцом прочертил метеор…

— Мне больно видеть тебя каждую ночь таким встревоженным, любимый.

Он обернулся к Чани и испустил долгий вздох.

— Люди причиняют мне заботы и внушают печаль, моя Сихайя. С самого детства я знал, что все это должно было произойти, но я хотел, чтобы люди верили мне, чтобы они присоединились ко мне в моем странствии, чтобы они помогали мне и сотрудничали со мной, а не вынуждали меня быть тираном. Они повинуются мне не потому, что я делаю верные для человечества вещи, а только из-за того, что так велит им Муад’Диб. Если я выйду на улицу в любой час дня, меня немедленно окружит толпа, которая будет хором требовать: «Веди нас, милорд! Веди нас!» Неужели именно это нужно человечеству, неужели оно так падко на опасную приманку харизматического лидера?

— Может быть, тебе самому нужно руководство, Усул, — тихо сказала Чани, убрав прядь темных волос с уха Пауля. — Руководство Шаи-Хулуда. Наверное, тебе надо вспомнить, что значит быть фрименом. Выйди в пустыню, призови червя и соверши свой собственный хадж.

Он повернулся к ней и поцеловал в губы.

— Ты, как всегда, помогаешь мне ясно видеть. Только в пустыне дух человека умиротворяется настолько, что появляется истинная способность мыслить.

Именно в этом нуждались сейчас больше всего и Пауль Атрейдес, и император Муад’Диб.

Оставив на троне вместо себя Алию, он предоставил ей право принимать самостоятельные решения и отправлять императорские придворные обязанности, Стилгар был оставлен при Алии как советник и телохранитель (хотя она в этом и не нуждалась). Пауль предложил Чани отправиться в пустыню вместе с ним, но она, внимательно вглядевшись в его лицо, отказалась.

— Тебе надо побыть в покое и одиночестве, Усул. Вам с пустыней есть что сказать друг другу.

Иногда она думала о таких вещах, которые просто не приходили ему в голову. Было такое впечатление, что разум Чани полон какой-то частью существа Пауля, ему самому неведомой. Их отношения были чем-то большим, чем отношения мужчины и женщины или между родственными душами, не подпадая ни под одно заезженное клише. Чувства. Связывавшие этих двух людей чувства казались квинтэссенцией многовекового человеческого опыта.

На восходе солнца Пауль сел в орнитоптер и улетел за разбитый Защитный Вал, через водные каналы, отгонявшие червей от города, и приземлился на краю огромной безбрежной пустыни. К несчастью, у него не получилось отбыть в странствие по пустыне в одиночестве. За ним сразу последовала толпа помощников, советников и зевак. Корба прислал сообщение, что он позаботился о свите, чтобы Муад’Диба проводили с приличествующими ему почестями.

Не обращая внимания на эту толпу, погруженный в собственные мысли, он повернулся спиной к досаждавшим ему людям и пошел прочь от оставленного на краю песков орнитоптера. Пауль направился к ближайшей дюне, откуда можно было призвать червя. Обернувшись через плечо, он с неудовольствием увидел восемь орнитоптеров и около сотни людей. Некоторые были одеты по обычаю пустыни, некоторые — в священнические одежды жрецов Кизарата. На трети не было даже защитных костюмов.

«Ладно, Корбе лучше знать». Когда дело дошло до того, что люди стали выходить в пустыню так, словно хотели посмотреть парад? Пауль чувствовал, что чистота песков теряется у него на глазах. Фримены были так сильно очарованы чередой своих побед в джихаде, что перестали осознавать, что теряют свое наследие, теряют саму свою душу.

Пауль воткнул в песок вибратор и завел часовой механизм, чтобы стержень начал ритмично бить по песку: тук-тук-тук. Он много раз проделывал этот нехитрый трюк, но каждый раз испытывал при этом священный трепет. Да, он был чужестранцем, но, оседлав червя, стал своим для фрименов. Много раз он верхом на черве вместе с другими партизанами нападал на харконненовские гарнизоны. Тогда — не так, как теперь, — враг был хорошо известен и победы не вызывали сомнений.

Ведя джихад, Пауль объявлял все большее и большее вознаграждение за голову графа Мемнона Торвальда, мятеж которого и не думал утихать. Повстанцы прибегали ко все более отчаянным мерам и придерживались насильственной тактики, что напоминало Паулю поведение потерпевшего в конце концов поражение виконта Хундро Моритани. Но федайкинам было приятно иметь постоянного врага, с которым можно было без устали сражаться. Ненависть связывала этих людей, ненависть, ищущая выхода, и ничто другое.

Стоявшие у орнитоптеров за его спиной люди принялись аплодировать его чисто механическим действиям по вызыванию червя. Люди вели себя так, как будто он давал для них театральное представление. Вибратор продолжал выбивать незатейливый ритм. Пауль ждал, прислушиваясь — не раздается ли шорох песка под движущимся к нему чудовищем. Глазами Муад’Диб искал рябь, выдающую подземное движение безглазого монстра.

Вибратор продолжал стучать.

Аудитория начала роптать, удивленная тем, что видела. Наконец пружина полностью развернулась, и вибратор перестал стучать. Червь не пришел. Это назовут дурным предзнаменованием.

Пауль вытащил противовес, снова завел устройство и воткнул вибратор глубже, прежде чем включить механизм. Пауль испытывал неловкость. Очень уж многие искали скрытый смысл во всем, чего бы ни делал Муад’Диб. Этого очень не хотел Пауль Атрейдес.

Он явственно слышал, как, переговариваясь, люди бормотали, что Шаи-Хулуд отвернулся от Муад’Диба. Это начало злить Пауля. Гнев его, впрочем, был направлен не на них, а на самого себя. Шаи-Хулуд не работает на публику!

Потом, буквально за мгновение до того, как часовой механизм остановился во второй раз, Пауль заметил колыхание песка и рябь на поверхности дюны. Узкий желоб стремительно протягивался к вибратору. Это несся червь. Сердце Пауля взволнованно забилось.

Корба тоже заметил приближение червя, и толпа издала восторженный возглас. Этот шум мог отвлечь червя и направить его на новую цель, а низкая преграда из небольших камней, на которой стояли люди, не смогла бы остановить чудовище.

Пауль собрал веревки, крюк погонщика, расширители. Когда песок раздался, и из-под него вынырнула громадная круглая голова, Пауль отступил на один шаг и громко звякнул крючками и металлическими расширителями. Он сделал это, чтобы отвлечь червя от толпы, которая мгновенно затихла в трепетном благоговейном молчании.

— Шаи-Хулуд, ко мне! — Пауль встал в нужную стойку, примеряясь к прыжку и внимательно следя за движениями пустынного монстра. В нужный момент он бросил крюк и зацепил его за сегмент. Ухватившись за веревку, Пауль мгновенно вскарабкался на шероховатый бок червя.

Это был червь средних размеров. Он будет неплохо нести Пауля, но не произведет особого впечатления на знающих зрителей, хотя Пауль был уверен, что потом этого зверя опишут как самого большого червя, когда-либо виденного на Дюне. Не оборачиваясь и не обращая внимания на одобрительные крики, Пауль утвердился на спине червя. Он вставил расширитель между сегментами, обнажив нежную розовую плоть зверя, и ударил червя по голове палкой. Крепко взявшись за веревки, он уперся ногами в спину животного, развернул его и понесся в открытую пустыню, взметая тучи песка и пыли.

Пауль чувствовал, как одиночество, зной, запах серы, смешанный с ароматом корицы, безуспешно пытаются вселить покой в его истерзанную душу. Червь несся по пескам, но совесть Пауля без труда догнала его, голос ее не умолк даже в открытом океане пустыни. Летели километры, но Пауль Атрейдес так и не смог оторваться от преследовавших его демонов.

~ ~ ~

Когда ее брат ушел в пустыню, Алия села на его трон. Правда, для нее он был слишком велик. Из-за маленького роста и невинной детской внешности Алия являла собой вопиющее противоречие — мудрость поколений и твердая рука справедливого правления, упакованные в неправдоподобно неподходящую внешность.

Люди смотрели на Муад’Диба как на бога, но отчасти религиозный трепет они испытывали и глядя на Алию. Просители являлись к ней, не зная, с каким настроением им придется столкнуться, с каким из множества ее разных лиц. Все понимали, что, идя на аудиенцию, они берут судьбы в собственные руки.

С недавно сдавшейся планеты Алахир явились два посла в плотных парадных мундирах — чудовищно формальных и жарких, подходящих для их прохладной родины, но не для сухого зноя Дюны. Послы привезли с собой дары и попросили аудиенции у святого императора Муад’Диба. Когда им сказали, что императора в настоящий момент нет в столице, они, неуверенно потоптавшись, решили вместо этого просить аудиенции у Алии. Увидев на троне маленькую девочку, послы возмутились, решив, что это преднамеренное оскорбление их планеты и их правителя.

— Мы прибыли сюда на лайнере Гильдии, пересекли множество звездных систем только для того, чтобы увидеть императора.

Алия продолжала невозмутимо сидеть на троне.

— Я выступаю здесь от имени моего брата. Или вы увидите меня, или не увидите никого.

Старший из послов, мужчина с длинной тонкой шеей и высоким писклявым голосом, возразил:

— Но мы поклялись в верности. Мы послушные подданные его святейшества, и это наше право — видеть именно его.

Несколькими короткими словами, подкрепленными недвусмысленным жестом, Алия отослала послов прочь под крепкой охраной фрименов. Несмотря на энергичные протесты, послов препроводили на их фрегат и доставили назад, на борт лайнера. По приказу Алии им предстояло совершить обратное путешествие на родину, и только после этого послам будет позволено вернуться назад и проявить большую покорность. Вместе с послами Алия отрядила фрименскую стражу, чтобы удостовериться в том, что послы действительно вернутся на Алахир.

Некоторые присутствующие посмеялись над тем, с какой суровостью обошлась Алия со строптивыми легатами. Другие, видя такой оборот дела, предпочли тихо исчезнуть и не предъявлять своих жалоб. Раньше Алия послала бы за такими просителями стражу, чтобы выяснить, что они замышляли, но теперь она решила, что, наверное, их дела были слишком незначительными или дерзкими. Ей очень хотелось, чтобы побольше просителей сделали то же самое и испарились самостоятельно решать свои проблемы, ведь именно этого всеми силами добивался от подданных ее брат.

Следующим просителем был утомленный человек, обожженное солнцем лицо которого несло отпечаток трудной и безрадостной жизни. Все его тело казалось одной большой мозолью, но сам человек держался с большим достоинством, служившим ему надежной броней. Хотя прическа его не отличалась изяществом, волосы были аккуратно подстрижены и причесаны. Одежда хоть бедная, но очень опрятная; только острый глаз Алии мог заметить, что она сильно поношена. Это был основательный и не беззаботный человек, настоящая личность.

Он выступал обвинителем. Здесь же находились ответчики — куда более беспечные и неряшливые, несмотря на то, что одежда их была более дорогая, а тела умащены ароматическими маслами и парфюмерной водой. Обветренный и тертый жизнью человек выступил вперед и отсалютовал Алии, как будто она была настоящим императором. Ей это понравилось.

— Я верно сражался за Муад’Диба в войнах джихада, — сказал он. — Я дрался на пяти планетах, включая и Эхкнот. Мои командиры были мной довольны, и когда я с честью вышел в отставку, то мне была дана пенсия. Этих денег было достаточно для того, чтобы купить в Карфаге дом и содержать жен до тех пор, пока я не выучился бы на каменщика. — Он возмущенно посмотрел на ответчиков. — Но эти люди отняли у меня все деньги.

— Да, этот человек потерял все свои деньги, госпожа Алия, но все было честно, — крикнул один из ответчиков — приземистый толстяк.

Алия обернулась к истцу, ожидая объяснений, и человек снова заговорил:

— Я играл с ними. Мы играли в таро, в кости, и они обобрали меня как липку.

Теперь Алия недовольно нахмурилась.

— Тот, кто садится играть, должен быть готов рисковать своими деньгами. Таковы правила азартных игр.

— Когда человек садится играть, госпожа Алия, он обычно знает правила и ожидает честной игры. Но эти двое обманули меня.

— Мы его не обманывали! — закричал второй ответчик.

— То, что ты проиграл, еще не говорит о том, что с тобой обошлись нечестно, — заметила Алия.

— Нет, они жульничали. Я клянусь в этом своей честью, своей жизнью… своей водой!

Алия откинулась на спинку трона.

— Ты говоришь, что эти люди обманули тебя. Они же утверждают противоположное. Как мне узнать, кто из вас говорит правду? — На самом деле Алия уже знала. Даже не привлекая своей способности выявлять истину, она понимала, что эти нервничавшие субъекты что-то скрывали, в то время как истец был уверен в своей правоте и поэтому очень горячо возмущался.

Алия спрыгнула с трона и сбежала вниз по ступенькам, ведя себя, как маленькая девочка. Это часто помогало ей сбивать людей с толку.

— Я сама сейчас поиграю с этими людьми. Покажите мне кости таро, которыми они пользовались.

Ответчики неохотно достали свои кубики, и Алия присела на корточки.

— Садитесь рядом со мной и давайте играть.

Ответчики сильно нервничали, но не смели отказаться.

Алия взяла своей маленькой ручкой пять кубиков. На каждой грани были закодированы изображения, символические значения которых выходили за рамки самой игры. В кубиках не было эксцентриков, но Алия поняла, что они все же как-то деформированы или изменены, чтобы владельцы костей имели преимущество в игре. Правила игры были сложны даже на базовом уровне, но Алия досконально их знала. Она бросила кости, прежде чем игроки смогли что-то возразить: выпали две палочки, коса, звезда и кувшин с водой.

— Это благоприятный знак! — произнес один из игроков. Очевидно, это была рутинная фраза. — Теперь позвольте нам сделать бросок.

Алия нисколько не сомневалась, что первый раунд был разогревающим, новичка надо было заманить выигрышем и заставить его делать новые ставки. Эти двое — несомненные жулики. Ответчики стали серыми от страха. Они сделали ставки — весьма скромные — и бросили кости. Высказав свои пророчества, они выложили выпавшие символы в ряд. Они не знали, стоит ли им стремиться к выигрышу, так как Алия требовала все более высоких ставок перед огромной аудиторией. Теперь игроки не могли просто так сдаться. Она не дала им шанса выйти из игры.

Истец, злобно сложив руки на груди, молча взирал на игру сверху, а все остальные присутствующие громко подбадривали Алию и давали ей советы.

Алия, хотя и не могла контролировать результаты бросков, начала постепенно понимать, как эти люди интерпретировали результаты, а точнее, манипулировали ими. Что же до самой Алии, то в ее распоряжении были куда более изощренные способы надувательства. Пользуясь вспышками предзнания, она могла предсказать, как выпадут те или иные кости. Даже если кости имели небольшие эксцентрики и могли давать неожиданные результаты, Алия уже видела, какие кости следует придерживать, а какими играть, а потом делала смелые ставки. Ей постоянно везло, но это везение было предопределенным, о чем, конечно, не могли догадываться ее соперники.

Охваченные неподдельным страхом ответчики не могли остановить игру. Аудитория громко радовалась, но нисколько не удивлялась тому, что Алия снова и снова выигрывала, не делая ставки на результаты, которых следовало бы ожидать от неиспорченных кубиков. По ходу игры некоторые догадливые зрители поняли, что ответчики как-то изменили кубики к своей выгоде, но, несмотря на это, Алия все равно их переигрывала. Ее выигрыши заставляли игроков все время повышать ставки и ставить на кон личные деньги. Вокруг стояла стража, бдительно следя за тем, чтобы ответчики не вздумали улизнуть.

Наконец оба, рыдая, подняли руки.

— Мы разорены, госпожа Алия. Вы лишили нас всего состояния. Нам больше нечего ставить.

— У вас еще остались ваши жизни, — бесстрастно произнесла Алия. — Может быть, вы поставите их на кон?

— Нет, умоляем вас, только не это!

Некоторое время Алия наблюдала, как они извиваются перед ней на полу, а потом встала.

— Хорошо, на этом мы закончим игру. Стража проследит, чтобы вы заплатили мне весь свой долг. Так как я выиграла у вас все, то не могу сказать, что вы жульничали.

Некоторые зрители рассмеялись, оценив юмор Алии. Она хотела сказать, что кубики были самыми обыкновенными. Она обернулась к истцу, который не спускал с нее глаз, напряженно ожидая решения.

— Из моего выигрыша ты получишь половину того, что проиграл этим людям, но только половину. Остальное пойдет в имперскую казну. — Она повысила голос. — Вся жизнь — игра, и наши противники не всегда играют по правилам. Если принимаешь участие в игре, то будь готов проиграть.

Старый ветеран был более чем доволен таким странным проявлением справедливости. Истец и ответчики вышли из зала через три разные двери, а Алия вернулась на трон…

Некоторое время спустя Алия получила сообщение о том, что леди Марго Фенринг и ее дочь прибыли в космопорт Арракина и сейчас их везут в цитадель Муад’Диба. Стилгар и Ирулан уже обсудили с Алией, как наилучшим образом принять этих гостей.

Леди Марго приехала без свиты. Она, как заурядный пассажир, прибыла на лайнере Гильдии, который направлялся с Бене Тлейлакса к Дюне через Ришез, Джанкшн и еще несколько малозначительных планет. Стилгар проводил леди Марго в тронный зал, и все присутствующие расступились перед ней.

Марго Фенринг была хороша и умела использовать свою внешность и природный магнетизм для того, чтобы добиваться целей, поставленных перед нею Общиной Сестер. Но это был необычный визит, и Алия ломала голову, не в силах сразу понять, каких целей хочет добиться Марго на этот раз. Мать Алии тоже могла предпочитать разные варианты. Довольствовалась ли Марго ролью пешки в играх Бене Гессерит? И каким образом вписывается маленькая Мари в план этих игр? Несомненно, речь идет об ее участии в селекционных программах ордена.

Алия смотрела с трона на прибывших с приветливой улыбкой, встретившись взглядом с Мари. Та выглядела сущим ребенком, но Алия и сама выглядела так же в глазах чужих людей.

— Мы хотим представиться трону императора, — сказала жена графа и отвесила легкий поклон.

Стилгар подошел к подножию трона, исполняя роль управляющего. Он подошел к Алии, склонился к ее уху и заговорил на чакобса, древнем языке людей пустыни, хотя Марго Фенринг понимала его не хуже Алии.

— Мне не нравятся ни эта ведьма, ни ее дочь.

— Ты уже выказывал свое отношение, Стилгар. — Алия повысила голос, чтобы ее услышали все присутствующие: — Мне будет полезно, если при дворе будет человек моего возраста. Принцесса Ирулан без конца сетует, что мне следует чаще поступать по-детски. — Она сошла с трона и направилась к Мари, которая ждала ее, глядя Алии прямо в лицо своими ясными глазами, в которых светился недюжинный, зрелый ум. Манеры девочки были безупречны.

— Моего брата сейчас нет в Арракине, — сказала Алия, обращаясь к леди Марго. — Мы не знаем, когда он вернется, но я рада лично приветствовать вас при нашем дворе. Обещаю покровительство вам и вашей дочери.

— Благодарю вас, ваше императорское высочество, — ответила Марго. Она назвала ее неожиданным титулом, но Алия не стала спорить.

После этого она повернулась к девочке.

— Я рада, что ты приехала к нам, Мари. Надеюсь, мы получим массу удовольствия от общения друг с другом. — Она указала рукой на верхнюю ступень помоста, непосредственно перед троном. — Пойдем, ты сядешь возле меня и будешь смотреть, как я отправляю причудливую смесь фрименского и каладанского правосудия.

~ ~ ~

Из всех смертей одна — самая трудная. Это смерть имени, его фамильной чести, всего, что было значимым для него, как для человека и вождя. Пустыня заставила его ясно увидеть это.

Откинув с лица маску защитного костюма, Пауль сидел один, устремив на море дюн взгляд своих фрименских глаз с синими белками. Ночная свежесть еще цеплялась за тенистые впадины, но скоро она рассеется под беспощадными лучами пробуждающегося дня. Пауль провел ночь без сна, сидя на большом плоском камне и вдыхая богатый аромат растворенной в воздухе пряности. Аль-Лат, великое золотое светило, только начинало свой небесный путь, выглядывая из-за скал, но Пауль пока не чувствовал его тепла. Ночной пустынный холод пробрал его до костей, заморозил мысли.

Пауль не шевелился, но мыслями был очень далеко отсюда.

Он выбрал для человечества трудный и тернистый путь. Миллиарды людей уже были убиты его именем — многие из них по справедливости, но многие — нет. Насилие — волна за волной — накрывало иные планеты, а воины Муад’Диба, не зная устали, продолжали улетать к далеким звездам, всюду преследуя его врагов, настоящих и мнимых. То, что он позволил совершиться этому злодеянию, оставило неизгладимую печать на его душе. Но такова была его ужасающая цель.

Он вспомнил радость возвращения на Каладан после грумманской экспедиции, вспомнил запах родного моря и пронзительные крики чаек. Не так уж давно Пауль был гордым сыном аристократа, наследником атрейдесовских традиций, будущим герцогом.

«Почему я так легко забыл Каладан? — с болью подумал он. — Почему я пренебрег людьми, которых так любил мой отец? Никто не может считать себя важной персоной, никто». — Дункан Айдахо и Суфир Хават должны были внушить ему смирение. Разве не отдалился от него даже Гурни, который предпочел мир на Каладане необузданному джихаду?

Пауль чувствовал себя как человек, упавший со скалы и прихвативший с собой всех своих сторонников, всех своих близких. Он услышал хриплый крик какой-то птицы. Глядя на светлеющее небо, он увидел двух стервятников, с интересом вившихся над его головой. Наконец, взмахнув крыльями, они убрались прочь. Пауль был жив, хотя мучительно умирал изнутри.

Издалека послышался чужеродный механический звук. Пауль поднял голову и увидел круживший на востоке орнитоптер. Пилот держался перед солнцем, чтобы остаться незамеченным. Несомненно, федайкины Муад’Диба вычислили его местоположение и теперь следили за ним, чтобы быть уверенными в его безопасности.

«Никто не хочет просто оставить меня в покое».

Мотивы Корбы были прозрачны и до тошноты очевидны. Предводитель федайкинов использовал Пауля для усиления собственной власти, собственного религиозного влияния… но верно было и обратное. Пауль тоже использовал других, тех, кто пытался укрепиться во власти, пользуясь для этого новым порядком. Раздувая пламя священной войны, богоподобный император надеялся очистить империю от старой скверны и построить будущее, в котором не будет места войнам. Правда, в истории хватало тиранов, прикрывавшихся таким же фиговым листком…

Взяв этот ужасный, но необходимый курс, Пауль с самого начала знал, что ему не удастся остаться чисто героической фигурой. Никогда еще за всю долгую историю человечества ни один человек не имел такой полной и абсолютной власти, как он. Его неизбежно будут ненавидеть, особенно если он начнет делать то, что велит предзнание.

Он уже видел сполохи восстаний по окраинам империи, эти вспышки будут продолжаться, несмотря на все усилия его верных солдат загасить очаги сопротивления. Следует ожидать усиления оппозиции. Нельзя сказать, что граф Мемнон Торвальд был умелым революционером, но он служил постоянным напоминанием о том, что далеко не все боготворили тот песок, по которому ходил сейчас Пауль Муад’Диб. Все время его правления не будут прекращаться попытки покушений и плетение заговоров, и настанет такой момент, когда огонь возмущения поднимется выше пламени священной войны. И это станет погребальным костром для дома Атрейдесов.

В конце концов, историю напишут восставшие из пепла, те, кто уцелеет, и не важно, сколько томов его биографии оставит принцесса Ирулан, потомки все равно проклянут его как чудовище, как дикого монстра и будут проклинать до тех пор, пока не явится кто-то, кто будет еще хуже. Неужели в этом заключается его предназначение? Он смиренно вздохнул. Чани понимает его боль. Пока есть люди, понимающие, зачем Муад’Диб делает то, что делает, не все еще потеряно.

Пауль подумал о том, что ему надо встать, уйти в пустыню и навсегда исчезнуть. У него хватит умения скрываться, чтобы уйти из-под бдительного надзора федайкинов. Но невыносима была мысль о том, что придется покинуть Чани, о том, что он никогда больше ее не увидит. Нет, он не может избрать этот путь.

Солнце разогрело пропитанный пряностью песок, сильный коричный аромат проник в мозг, обострив сознание. Перед внутренним взором Пауля сменяли друг друга все новые и новые варианты будущего. Предзнание не покидало его. Иногда это был тихий шепот, иногда громкий крик. Пауль видел перед собой множество прихотливых путей. И каждый из них мог оказаться истинным при малейшем усилии с его стороны.

Мысленным взором он видел марширующие армии в мундирах всех мыслимых цветов и фасонов, оружие солдат было обагрено кровью, воины маршировали по самым отдаленным планетам мироздания. Пауль едва различал в гуще этих колонн свои собственные легионы. Так мала была его роль в формировании темного и таинственного будущего человечества.

В напоенном пряностью сознании Пауля кружились и сталкивались, переплетались и сливались в единый путь мириады возможностей. Мемнон Торвальд. Пауль ясно видел тайно циркулировавшие между планетами лайнеры Гильдии, перевозившие боевые флоты аристократов Ландсраада. Эти флоты доставляли к охваченным графским мятежом мирам. Пауль ясно видел сине-желтые цвета Дома Торвальдов, знамена КООАМ и Космической Гильдии и даже гербы с золотым львом и синими грифами. Несмотря на то что Дома Коррино и Харконненов были уничтожены в самом начале джихада, их остатки продолжали упорное сопротивление.

Он видел, как Гильдия предоставляет убежище графу Мемнону Торвальду, как им помогает в этом КООАМ. И та и другая организации считали джихад гибельным для торговли и межгалактических сообщений. Обычно войны способствуют обогащению торговых гигантов, но фанатики Пауля не признавали обычных правил и законов ведения войн. Они были непредсказуемы. Они причиняли ущерб, не желая компенсировать его увеличением последующих доходов.

Внезапно Пауля осенило. Он понял, в чем дело. Все эти семейства, ополчившиеся в своем союзе против него, были воодушевлены зрелищной атакой Бладда в Небесном аудиенц-зале. Торвальд взял на себя ответственность за это злодейство, хотя не имел к нему никакого отношения.

Недовольные тем, что на них смотрят как на докучливых оводов, как на надоедливых приставал, эти повстанцы, судя по всему, собрали все свои ресурсы, чтобы нанести концентрированный мощный удар. Они тщательно выбрали цель, чтобы больнее задеть Муад’Диба.

Они вознамерились уничтожить Каладан.

Он явственно увидел, как все боевые корабли, погруженные на два лайнера Гильдии, вылетают в небо над океанической планетой. Торвальд воспользуется своим самым разрушительным оружием для того, чтобы нанести удар по замку Каладана, по леди Джессике, по Гурни Халлеку. Он хочет испепелить Кала-Сити. Уничтожено должно быть все, что Пауль любил с детства, все, что было так дорого его отцу, герцогу Лето.

«Они собираются уничтожить Каладан!»

Пауль встряхнулся, стараясь освободиться от этого страшного наваждения, от этого жуткого кошмара. Песок беспощадно падал сквозь отверстие в песочных часах, будущее съеживалось, и не оставалось времени на то, чтобы рассмотреть детали. Надо возвращаться. Он должен остановить их.

Несколько долгих мгновений он продолжал сидеть, не открывая глаз, не видя и не слыша никого и ничего вокруг. Он открыл глаза и в ярком солнечном свете увидел круживший неподалеку орнитоптер, пилот которого явно разыскивал его. Пауль взмахнул рукой, сделав пилоту знак приблизиться и сесть. Довольно прятаться.

От бушевавшей внутри него ярости Пауля бил озноб.

~ ~ ~

Благодаря своим уникальным способностям, Алия сразу увидела, что Мари — ребенок особенный. В ее поведении было что-то еще.

После того как леди Марго уехала к мужу, оставив дочь на попечение Муад’Диба, Алия принялась рыться в доступной ей Другой Памяти. Она углубилась в методики обучения ордена Бене Гессерит, сведения о которых нашла в памяти своей матери. Поискала она и в некоторых фрименских жизнях, память о которых досталась Алии от древней Сайадины Рамалло. Алия знала, что с помощью некоторых хитрых трюков Общины Сестер можно рано отточить и сформировать личность даже очень маленького ребенка, а леди Марго была адептом ордена, причем не худшим. Не приходится сомневаться, что она щедро поделилась своей мудростью с дочерью. Кроме того, Мари воспитывалась в подавляющем окружении тлейлаксов. Но Алия, при всех ее способностях, очень немногое знала о закрытых планетах и таинственных сообществах этой необычной расы.

Несколько месяцев назад Ирулан начала уговаривать Алию найти в себе что-то детское, и она решила попробовать. Теперь, когда у нее появилась подруга ровесница, Алия попыталась отгородиться от внутренних голосов, чтобы избавиться от мириад чужих жизней и личностей и их бесконечных, подчас противоречивых советов. Иногда это срабатывало, иногда — нет. Но обычно голоса все же стихали.

Алия сама изобрела способ создания детских переживаний, и Мари успешно следовала ее примеру.

— У меня тоже никогда не было подруг моего возраста, — пожаловалась девочка. — Среди тлейлаксов мы жили очень обособленно, а у них нет детей, во всяком случае, как мы это понимаем.

Алия отчетливо помнила рождения множества людей, в том числе и свое собственное, но была очень заинтригована, узнав, что тлейлаксы размножаются каким-то другим способом.

— Но как они это делают?

Мари в ответ лишь пожала плечами.

— Они нам этого так и не сказали.

Алия решила во что бы то ни стало заглянуть за завесу этой тайны.

Две новые подруги целыми днями осматривали цитадель и почти все время играли в разные игры, чаще всего в прятки. В таком огромном здании было так много мест, где не стоило никакого труда надежно укрыться, и поиски превращались в бессмысленное занятие. Наконец девочки решили, что будут прятаться только в приемном крыле и банкетных залах. Девочки обожали подшучивать над многочисленными телохранительницами. Это были специально обученные фрименские женщины, приставленные к Алии. Телохранительницы весьма неуклюже отвечали на шутки, не зная, как вести себя с девочками.

Когда дети сошлись ближе, Мари начала приставать к Алии с расспросами о ее жизни во фрименском сиетче, о пещерах, о необходимости каждый день с утра до вечера носить защитный костюм. У Алии заблестели глаза.

— Я покажу тебе игру, в которую часто играют фрименские дети. Вот увидишь, она тебе понравится.

— Давай попробуем, — с восторгом согласилась Мари, понизив голос до заговорщического шепота.

Когда-то жена Ямиса Хара стала боевым трофеем молодого Пауля Атрейдеса, который по своей воле отдал ее Стилгару. Хара была превосходной фрименкой, и Стилгар сделал ее главной из всех своих жен. Несмотря на традиции и собственное суеверие, Хара в отличие от многих не испытывала страха перед странностями Алии. Хара не жалела для девочки любви и тепла, никогда не называла ее мерзостью и не считала, что необычную девочку надо предать смерти.

Когда Стилгар вернулся домой с полей сражений джихада, обрадованный возвращением в чистоту пустыни, Хара стала для него источником силы, надежным якорем. Надо сказать, что Хара отнюдь не отличалась ни кротостью, ни покорностью; на самом деле она временами наводила страх на других жен Стилгара и на фрименов — мужчин и женщин, осмеливавшихся ей перечить. Вот и сейчас она подошла к Стилгару с видом, не предвещавшим ничего хорошего. Лицо женщины потемнело, как пустыня перед бурей Кориолиса.

— Алия куда-то ушла. Исчезла и она, и девочка Фенрингов. Я подозреваю, что это похищение.

— Тебе, Хара, постоянно везде чудится измена и предательство. Ты же знаешь Алию лучше, чем кто-либо другой. Она сама может постоять за себя.

Но Хара продолжала настаивать на своем:

— Но я не знаю ту девочку. Она может быть живым оружием, запрограммированным тлейлаксами, графом Фенрингом или любым другим врагом Муад’Диба.

Стилгар посмотрел жене в глаза и увидел в них неподдельную тревогу. Хара никогда не была мнительной паникершей.

— Я уже обыскала все места, где они могли спрятаться, — сказала женщина. — Я послала слуг обыскать дом, приказала им бросить все дела и искать детей. — Стилгар ощутил холодок в груди, а Хара тихо добавила предостерегающим тоном: — Когда Муад’Диб вернется из пустыни, я не хочу первой докладывать ему об исчезновении его сестры.

— Я вызову стражу и федайкинов. Уверен, с ними пойдет и Чани.

Почти весь день отряды отчаявшихся поисковиков обшаривали каждый коридор, каждое крыло, каждую комнату огромной цитадели Муад’Диба. Во время поисков были обнаружены следы множества преступлений и нарушений порядка, найдены многочисленные тайные помещения и масса материала, который можно было использовать для шантажа. Все это Корба изъял и отправил в Кизарат для начала расследования.

Но они не нашли ни Алию, ни Мари. Мало того, они не нашли и никаких следов. Девочки исчезли.

Люди прочесали прилегающие районы Арракина, обыскали частные жилища, перерыли купеческие склады, прошлись по местам отправления культов многочисленных религиозных сект, поклонявшихся Муад’Дибу. Было найдено много интересного, кроме самого главного. Найти девочек так и не удалось.

Стилгар чувствовал себя физически плохо. Всякий момент он ожидал получить какой-нибудь ультиматум с требованием выкупа или хуже того — пакет с головой Алии. Он связался с императорским казначейством и потребовал назначить баснословную награду тому, кто отыщет Алию или сообщит о ее местонахождении. По Арракину поползли нехорошие слухи. В воздух были по тревоге подняты орнитоптеры, в пустыню посланы опытнейшие разведчики, снабженные самыми современными сканерами, но ветер пустыни быстро заметает все следы, если они даже и были оставлены девочками.

Наконец Стилгар получил сообщение от одной бедной семьи, жившей на краю пустыни в нищей деревушке у подножия Защитного Вала, где постоянные ветры сносили песок в глубокую впадину и где уровень радиации после атомного взрыва, произведенного Муад’Дибом, был едва допустим для жизни. Детей видели играющими на краю пустыни. Члены семьи доложили, что видели двух девочек, но не узнали их.

Стилгар отдал приказ, чтобы всю семью в качестве гостей доставили в цитадель и полностью выплатили награду, если информация подтвердится. Стилгар взошел на борт маленького орнитоптера и сам сел за рычаги управления. Когда шарнирные крылья заработали, Стилгар поднял машину в воздух, не дожидаясь, когда за ним последуют другие орнитоптеры. Он был уже в воздухе, когда другие пилоты только заводили двигатели. Потом и остальные суда поднялись в воздух и вся группа сосредоточила поиск в одном, четко обозначенном участке. Орнитоптеры кружили над дюнами, и пилоты во все глаза высматривали двух маленьких девочек.

Стилгар пролетел несколько километров, но потом подумал, что Алия — очень разумный человек и не стала бы углубляться далеко в открытую пустыню. С другой стороны, дети вообще существа непредсказуемые. Доказательств у него не было, но Стилгар нисколько бы не удивился, если бы узнал, что Алия вызвала червя и уехала на нем в пустыню. Она могла взять с собой и Мари; может быть, она вообще решила разыскать Пауля в его паломничестве. Наверное, девочкам это казалось забавной игрой.

Наконец, когда Стилгар уже отчаялся, он вдруг увидел две маленькие фигурки, копошащиеся в песке. Ветра не было, и крошечные следы, как гусеница-многоножка, протянулись цепочкой вдоль гребня дюны, а потом уходили в мелкую долину. Орнитоптеры, словно это была боевая операция, садились рядом с девочками. Девочки подняли головы и закрыли глаза и уши от туч взметенного песка и рева двигателей. Стилгар выскочил из орнитоптера еще до того, как перестали двигаться его складчатые крылья. Он бросился к Алии. Лицо его выражало одновременно гнев и радость.

У девочек были с собой палки, фляги с водой, фремкиты, защитная палатка и все необходимое для выживания в пустыне в течение нескольких дней. Мари размахивала палкой, к концу которой прилип ком какой-то желеобразной массы.

— Привет, Стилгар, — беспечно произнесла Алия, как будто наиб и все орнитоптеры прилетели сюда только для того, чтобы привезти деткам тарелочку меланжевого печенья. — Мы ловим песчаных форелей, как настоящие фрименские дети.

Мари самозабвенно играла с пойманными ею примитивными созданиями, растягивая их оболочки. Стилгар был разъярен настолько, что, казалось, он сейчас ударит Алию, но вместо этого он сгреб ее в неловких медвежьих объятиях.

— Никогда больше так не делай, детка.

Теперь, когда все треволнения были позади, Стилгар вдруг почувствовал странное удовлетворение. Он был почему-то доволен происшествием, хотя поначалу и сам не мог сказать почему. Наконец до него дошло, что этот плохой поступок, этот злосчастный инцидент, это глупое действие было именно тем, чего можно было ожидать от нормального ребенка. Возможно, какая-то часть Алии научилась быть простой маленькой девочкой, и это было не так уж плохо.

Но она не была нормальным ребенком. Не была нормальным ребенком и ее новая подруга.

~ ~ ~

Возвращаясь из своего паломничества в пустыню, Пауль, никем не узнанный в запыленном традиционном фрименском костюме, шел по улицам Арракина. Он слышал вокруг рокот голосов, его толкали в толпе неизвестные ему люди. Он скоро забыл об уединении и покое вечной пустыни. Как только он объявится, люди потребуют встреч с ним для решения проблем, накопившихся за время его недолгого отсутствия.

Но теперь перед ним стояла более важная задача: надо во что бы то ни стало остановить Мемнона Торвальда, не дать вождю мятежников напасть на Каладан. На народ Пауля, народ герцога Лето — на народ Атрейдесов. Люди думают, что он забыл о них, но он докажет им, что это не так.

Пауль Муад’Диб вошел в цитадель — уставший и никем не замеченный; лицо, руки и защитный костюм покрывал песок и мелкая пыль. От мрачного предвидения Пауль пылал гневом и сгорал от желания немедленно остановить Торвальда, расстроить его отвратительный и подлый план. Но сначала он решил повидать Чани. Надо хоть немного успокоить мысли и чувства, прежде чем снова окунаться в насилие.

Чани встретила его в их покоях, не скрывая радости от встречи. Чуть позже к ним присоединилась Ирулан, и Пауль понял, что придворные информаторы очень добросовестны. Никого больше они не оповестили о его возвращении.

— Ирулан, — обратился он к жене, ибо она была сейчас единственным оказавшимся под рукой человеком, способным что-то организовать, — вызовите сюда Чатта Скорохвата. Скажите, что мне нужно немедленно встретиться с представителем Гильдии, с человеком, который может доставить меня на лайнер, находящийся сейчас на орбите, и устроить мою встречу с навигатором. — Несмотря на все усилия, Пауль не смог скрыть душивший его гнев. — Если в течение часа здесь не окажется никого из официальных лиц Гильдии, то я уменьшу их квоту пряности на пять процентов на следующий стандартный год и буду снижать ее на пять процентов за каждый час задержки.

Ирулан была шокирована.

— Но, мой супруг, вы же в совершенно непрезентабельном виде… грязная одежда, этот вульгарный костюм. Нельзя же в таком виде принимать посла.

— Муад’Диб может поступать так, как ему угодно, — сказала Чани ледяным, как полярный ветер, тоном. Она ощетинилась сразу, как только пришла Ирулан. — Что значит, непрезентабельный? Для кого? К нему приходят все. Все склоняют головы перед величием Муад’Диба.

— Мне легче сосредоточиться, когда на мне защитный костюм, а руки — в пустынной пыли, — сказал Пауль. — Пошлите за представителем Гильдии и скажите Стилгару, чтобы шел в тронный зал, если он уже не там.

Когда Муад’Диб и Чани вошли в аудиенц-зал, слух об императорском гневе уже успел распространиться среди обитателей крепости. Одни администраторы лезли из кожи вон, чтобы услужить, а другие (то ли из страха, то ли проявляя дальновидность) старались не попадаться императору на глаза.

Алия с неразлучной новой подругой Мари Фенринг была уже здесь. Девочки переглянулись.

— Мой брат сильно на кого-то сердится, — шепнула Алия на ухо подружке.

За две минуты до назначенного срока в аудиенц-зал запыхавшись ввалился долговязый человек с лошадиной челюстью в серой форме Космической Гильдии. Следом за ним вошел Чатт Скорохват, отвечавший при дворе за связи с Гильдией. Одетый в серое человек отрекомендовался Оларом и согнулся в преувеличенно низком поклоне.

— Император Муад’Диб требует моего присутствия?

— Император Муад’Диб требует много большего. Мне надо переговорить с вами, с Гильдией и с навигатором. — Пауль неопределенно ткнул пальцем в потолок. — Мне нужен челнок. У меня нет времени на посредников и на всякую дипломатию.

Представитель Гильдии ошеломленно взглянул на императора. Чатт сохранил каменную невозмутимость, как и Стилгар. В наступившей тишине стало слышно, как хихикает Мари. Олар сделал судорожное глотательное движение.

— Как вам будет угодно, сир.

Обычно Гильдия настаивала на том, что ни один простой смертный не может непосредственно общаться с навигаторами. Это объясняли соображениями безопасности, которые были приоритетными для Гильдии. В переговорах от имени Гильдии всегда выступали ее специальные представители. У навигаторов были большие трудности в общении с примитивными человеческими существами, но Пауль знал, что в этот раз навигатор прекрасно его поймет. Олар проводит его на борт лайнера.

Не откладывая дела в долгий ящик, Пауль вышел из тронного зала, сделав представителю Гильдии знак следовать за собой.

— Стилгар, ты тоже пойдешь со мной. Речь идет о войне. Мне могут потребоваться твои знания и советы.

Пауль любил иметь дело с такими послами, как Олар. У человека было полно вопросов, по его лицу было видно, что он сильно встревожен, но в то же время у него доставало ума не высказывать вслух каждую мысль, пришедшую в голову. Другой, более словоохотливый посол на его месте стал бы требовать разъяснений и начал находить предлоги для отсрочки, не попытавшись вникнуть в суть возникшей проблемы.

Но люди Гильдии прекрасно видели, что творили: сознательно помогали кровожадным мятежникам, были готовы содействовать подлому нападению на планету, которую Пауль с детства привык считать своим родным домом. Видя настроение Муад’Диба, Олар сообразил, что не только не получит ответов, но и окончательно все испортит своими вопросами.

Когда челнок состыковался с лайнером, из люка выдвинулся трап, по которому Пауль вошел на палубу огромного судна. В конце мостика, ведущего к рубке, стояли вооруженные сотрудники службы безопасности Гильдии, преградившие путь Паулю и его свите.

— Отойдите в сторону и спрячьте оружие в присутствии Муад’Диба! — рявкнул Стилгар.

За спинами сотрудников словно тень замаячил еще один человек, тоже одетый в серую форму.

— Мои извинения, сир. По соображениям безопасности правила Гильдии не предусматривают прямых контактов посторонних людей с навигаторами на борту лайнеров. Все вопросы решаются специально назначенными для этого чиновниками. Как самый высокопоставленный представитель Космической Гильдии на борту этого судна я буду рад помочь моему императору.

— В таком случае вы можете идти с нами, но говорить с навигатором я буду лично.

— Сир, возможно, я не вполне ясно выразился… — снова заговорил человек. Сотрудники службы безопасности между тем не сдвинулись с места.

— Это мое судно, — сказал Пауль, — как, впрочем, и все остальные корабли Гильдии. Прикажите охране немедленно посторониться и предупредите навигатора о моем приходе, в противном случае ему придется провести остаток жизни в каюте, задыхаясь от недостатка пряности, так как ваш отказ будет означать, что с этой минуты я прекращу поставки меланжи Космической Гильдии.

В разговор вмешался Олар:

— Это необычная просьба, но император Муад’Диб вообще редко обращается к нам с просьбами. Я предлагаю выслушать его.

Чиновник Гильдии, видимо, превосходящий Олара рангом, скривился, но жестом приказал своим людям посторониться. Пауль прошел мимо них, на полшага сзади за ним последовал Стилгар. Люди Гильдии повели их к палубе навигатора.

Навигатор был странным созданием, запертым в емкости, наполненной густым оранжевым газом, остро пахнущим меланжей. Плотное облако скрывало некоторые аномалии тела навигатора — связанные с усиленным умственным развитием, — но сквозь прозрачный плаз емкости Пауль мог различить огромную голову, болтавшуюся на тонкой, как стебелек, шейке. Пауль никогда в жизни не видел навигаторов, кормчих лайнеров Гильдии, но сейчас у него не было времени на любопытство.

— Берик, — сказал Олар, — наш император Муад’Диб желает…

Пауль нетерпеливо перебил чиновника и напрямую обратился к навигатору:

— Я знаю о заговоре, который сплел против моей родной планеты Мемнон Торвальд. Он собирается напасть на Каладан при содействии Гильдии.

— Сир, нам об этом ничего не известно, — сказал Олар.

— Космическая Гильдия верна Муад’Дибу, — сказал второй чиновник, до имени которого Паулю не было никакого дела. — Мы знаем, что вы контролируете поставки пряности, а значит, контролируете и межпланетные перевозки. Зачем в таком случае стали бы мы поддерживать мятежников?

Берик, навигатор Гильдии, почему-то молчал.

— Благодаря моему предзнанию, — сказал Пауль, — я увидел боевые корабли Торвальда, погруженные на борт двух лайнеров Гильдии. Я видел также, что лайнер, на котором я нахожусь сейчас, взял на борт войска и оружие двенадцати других мятежных аристократов, союзников графа. Таким образом, мне известно, что Гильдия не только осведомлена о действиях мятежников, но и активно сотрудничает с ними.

— Возможно… видения предзнания… несовершенны, — заговорил наконец Берик через вмонтированные в стенки емкости громкоговорители.

— Ваше предзнание тоже несовершенно, когда вы выбираете безопасный маршрут для лайнера? — парировал Пауль.

— Мое совершенно, — сказал Берик, — но предзнание… — Речь его прервалась, так как, очевидно, навигатор решил не доводить до логического конца свои рассуждения.

Пауль окинул взглядом толстостенную каюту навигатора. Запах отработанной меланжи кружил голову, вызывал дурноту. Действительно, в сравнении с предзнанием навигатора, который держал в уме все хитросплетения свернутого пространства-времени, предвидения Пауля были намного слабее. Надо думать, что его предзнание не всегда работало должным образом. Но в данном случае меланжевое сновидение показало ему все корабли и всех солдат Торвальда. Нет никаких сомнений в том, что Пауль видел нападение, которое собирался возглавить мятежник.

Пауль знал.

— Вы хотите, чтобы я в подробностях описал каждый из их кораблей? — спросил Пауль. — Надо ли мне назвать каждую из планет, на которых они набирали солдат и снаряжение? Гильдия сознательно обеспечила транспортом тех, кто ведет против меня гражданскую войну. Все союзники Торвальда будут находиться на борту двух специально выделенных для этого лайнеров. Они хотят напасть на Каладан — на Каладан! Они хотят взять в заложники мою мать и Гурни Халлека, или убить их… и вы помогаете им в этом.

Слыша эти обвинения, Стилгар напрягся, как взведенная пружина. Ему определенно не нравился этот навигатор. Синие глаза наиба рыскали по сторонам. Он положил ладонь на рукоятку крисножа, готовый в случае надобности поразить любого врага.

Олар и безымянный чиновник принялись с жаром отвергать обвинения, но Пауль их не слушал.

— Слушайте приказ вашего императора. Лайнеры, на борту которых находится Торвальд и его флот, должны быть выведены в глубины космоса. Там навигаторы опустошат грузовые отсеки. От всего, что в них находится. Все вражеские суда, со всеми находящимися в них солдатами, должны быть оставлены там. Оставьте их в пустоте, без надежды найти дорогу домой, без припасов и без дополнительного воздуха.

Олар едва не вскрикнул.

— Сир, но это их всех убьет!

— Да, это их всех убьет — для начала. Стил, я хочу, чтобы ты занялся подготовкой удара по планете лорда Торвальда. Возьми столько оружия, сколько понадобится для стерилизации планеты. Все живое на ней должно погибнуть.

— Стерилизации? — Стилгар открыл и закрыл рот, не зная, что сказать, но потом с трудом выдавил: — Это действительно необходимо?

В глазах наиба Пауль увидел отражение мысли о том, как долго его народу пришлось трудиться, чтобы возродить жизнь на Дюне, следуя предначертаниям Пардота Кинеса и его сына Лиета. Как, в самом деле, мог Муад’Диб даже подумать об уничтожении всей растительной и животной жизни на целой планете? После того как ценой неимоверных усилий удалось вдохнуть новую жизнь в экосистему Арракиса?

Но Торвальд собирался напасть на Каладан. На мать Пауля. Когда-то, когда они блуждали по диким дебрям каладанских джунглей, спасаясь от наемных убийц, Дункан Айдахо сказал: «Нет места состраданию к людям, которые пытаются убить нас».

Хуже того, если бы неслыханное по подлости нападение на Каладан имело успех, то осмелели бы и другие враги, вынашивающие планы убийств людей, небезразличных императору и до которых было легче дотянуться, чем до него самого: Чани, Алии, Стилгара и даже Ирулан.

Этого Пауль допустить не мог. Надо преподать урок — урок, который остановит волны насилия. «Пусть преступники сами почувствуют ту боль, какую они собирались причинить мне».

— Стерилизации, Стил. Гильдия предоставит транспорт для перевозки стольких кораблей, сколько тебе потребуется. Когда же это будет сделано, — он снова обратился к навигатору, — и только при этом условии, я прощу вам ваше предательство.

Олар судорожно сглотнул.

— Вы шутите, сир. Это не может быть правдой. Выбросить корабли в открытый космос, стерилизовать планету…

— Пять лет назад, когда здесь находились имперские войска, я угрожал, что уничтожу на Дюне всю пряность, чтобы отстоять мое дело. Почему сейчас я должен смягчить угрозу? Вы видели жестокость моих приверженцев. Если придется, фримены не будут возражать против изоляции Дюны от всего остального мира и против прекращения экспорта пряности. Они смогут выжить, и они выживут, и им будет безразлично, уцелеют ли все остальные.

Берик, подумав, уступил. Из динамиков, вмонтированных в стенку его емкости, послышались его слова:

— Все ваши приказы, милорд, должны быть исполнены.

Паулю понравилось, что этому навигатору хватило ума испытывать страх перед Муад’Дибом.

~ ~ ~

Алия продолжала держать в своих покоях ядовитых скорпионов, главным образом для того, чтобы защитить в случае необходимости других. Иногда, заперев двери, она выпускала скорпионов из аквариума. Скорпионы расползались по комнате, забирались под кровать. Некоторые карабкались на каменные стены, словно желая найти выход и вернуться на просторы пустыни.

После того достопамятного дня, когда девочки ушли в пустыню ловить песчаных форелей, прислуга стала бдительно следить за Алией и Мари. По счастью, подружкам было чем себя занять, и они не скучали. Последние несколько дней они по большей части играли в прятки в некоторых отсеках обширной цитадели. Каждая из девочек использовала логику и детективные способности для того, чтобы открыть место, где на этот раз спряталась подруга. Телохранительницы предоставили девочкам определенную свободу передвижения. Казалось, что детская личина Алии устраивает их больше, чем ее интеллектуальная сущность.

Сегодня обеих подружек заперли в покоях Алии, где девочки могли разговаривать и играть наедине. Снова выпустив скорпионов, Алия села на кровать и позволила черным тварям ползать по одеялам, взбираться ей на руки и даже заползать в волосы.

Алия легла на спину и расслабилась, позволив скорпионам ползать по телу.

— Даже если они меня ужалят, яд не возымеет на меня никакого действия. Я Преподобная Мать, и могу произвольно регулировать мой обмен веществ.

Она поймала одного скорпиона и сжала его в ладони. Он угрожающе выставил свой смертоносный хвост, но не ударил.

Мари присела на край кровати рядом с Алией. Скорпионы отползли, а потом начали осторожно приближаться.

— Я выпускаю их только для себя, — предостерегла подругу Алия. — Если скорпион тебя ужалит, то ты можешь умереть, потому что яд смертелен для обычных людей. Так что будь осторожна.

— Я очень осторожна, и эти твари меня совершенно не пугают. — Мари сняла одного скорпиона с одеяла. Осторожно сложив его лапки, она посадила скорпиона на свое предплечье. Скорпион лихорадочно выставил хвост, покачивая им из стороны в сторону, потом поднял клешни и занял оборонительную позицию. — Он меня тоже не ужалит.

Не двигаясь, чтобы не испугать скорпиона, Алия с напряженным любопытством ждала, что будет дальше. Один скорпион, угнездившийся на ее голове, пополз вперед.

Мари взяла второго скорпиона и посадила его себе на ногу. Алия восхищенно следила за действиями подруги.

— Они меня не ужалят, — снова с полной уверенностью в голосе повторила Мари.

И они действительно ее не ужалили.

~ ~ ~

У представителя Гильдии Олара было торжественное и непроницаемое лицо, когда он протянул Паулю цилиндр — голографическую запись, упакованную в красиво украшенный футляр.

— Муад’Диб отдал приказ, но не потребовал от Космической Гильдии подтверждения его выполнения. Мы считаем это проявлением вашего высокого доверия к нам.

— Я не сомневался, что вы выполните мое распоряжение, — ответил Пауль, сидевший на высоком кресле из полированного гранита. Видя, что император не двигается с места, Стилгар принял дар Гильдии и начал с любопытством его разглядывать.

Император, Стилгар, Ирулан и Чани приняли представителя Гильдии в маленьком кабинете военного совета, укрытом за толстыми стенами. Пауль понимал значение доставленного Оларом послания, но принял его здесь, в скромном, лишенном окон, помещении, а не в большом аудиенц-зале, избегая хлопот с охраной и службой безопасности, которые проверяли и перепроверяли каждого посетителя из опасения, что кто-нибудь из них прячет оружие. По цитадели и по Арракину уже ходили слухи о возвращении представителя Гильдии.

Олар почтительно отступил на два шага.

— В таком случае не сочтите эту запись ни уликой, ни подтверждением. Пусть это будет просто интересная вещица. Император должен первым видеть поражение своих врагов.

Стилгар вставил цилиндр в проигрывающее устройство. В воздухе появилось голографическое изображение, снятое навигатором Гильдии в неведомом участке галактики. Была видна лишь заполненная звездами бездна. Огромные изогнутые створки люков грузового отсека лайнера открылись. Сотни военных кораблей сорвались со своих люлек, а затем были выброшены из чрева лайнера в пустоту. Словно исполинский кит лайнер пришел в движение, оставив позади себя беспомощные мелкие суда.

Сопровождавшая показ аудиозапись представляла собой переговоры команд и пассажиров по каналам связи: требования, ругательства, мольбы. Увидел Пауль и самого Торвальда, бледного, с седеющей бородой, трясущегося от ярости. Мятежный граф кричал: «Мы заплатили вам! Я требую перевозки!»

Ответа с лайнера не последовало.

— Где мы? — снова закричал Торвальд. Но лайнер продолжал удаляться до тех пор, пока кучка мятежных судов не превратилась в скопище мелких световых точек, неотличимых от сияющих в черноте звезд.

Люди остались в космосе, брошенные на произвол судьбы в кромешной пустоте.

Изображение постепенно исчезло, словно растворившись в воздухе.

Наступила тишина, которую нарушил Олар:

— Они находятся в великой космической пустыне, ближайшая звездная система находится от них на расстоянии восемнадцати парсеков. Найти их сможет только оставивший их там навигатор, сир.

— На сколько времени им хватит припасов и воздуха? — спросила Ирулан.

— Самое большее, на несколько дней. Предполагалась быстрая перевозка.

Пауль, нахмурившись, что-то прикидывал в уме.

— Выждите двенадцать дней, и пусть после этого ваш навигатор заберет все эти корабли с телами на борту — со всеми телами. За это я награжу Гильдию огромной партией меланжи.

Олар поклонился, и от Пауля не укрылась мимолетная улыбка, коснувшаяся губ представителя Космической Гильдии.

По недовольному виду Чани Пауль понял, что она с удовольствием подвергла бы изощренным фрименским пыткам человека, причинившего массу неприятностей делу джихада и ее возлюбленному. Но насилия в джихаде и без того было предостаточно, и Пауль не желал без необходимости множить зло.

Пауль обернулся к своему государственному министру:

— Стилгар, проследите, чтобы эту запись увидели все мои подданные. Многие из них уже давно жаждут крови Мемнона Торвальда.

Потом он посмотрел на Ирулан:

— Приготовьте почтовый цилиндр для отправки на Каладан. Боюсь, я сильно оскорбил чувства его народа. Я хочу, чтобы люди знали о моем к ним отношении.

Джессика находилась в высокой башне Каладанского замка, когда прибыл курьер с запечатанным почтовым цилиндром и приложенной к нему копией голографической записи с лайнера Гильдии. Джессика задумалась, прежде чем сломать печати. Ей было неспокойно. Оказалось, что она совершенно не знает своего сына, не знает, что может потребовать от нее Пауль — или лучше даже думать о нем как об императоре Муад’Дибе? Каковы планы императора в отношении Каладана? Что, если он требует ее возвращения на Арракис, где она будет находиться при августейшей особе своего сына?

И что будет, если она откажется?

Машинально повинуясь старой привычке, она пробормотала литанию против страха и только после этого вскрыла цилиндр. Она не стала читать короткое формальное письмо от Ирулан, а опустившись в стоявшее у окна кресло, погрузилась в чтение написанного на меланжевой бумаге тайным военным языком Атрейдесов письма Пауля.

«Мама, я не забыл Каладан. Его народ, его земля, его океаны дороги мне, как и прежде. Я делал и буду делать все, что в моих силах ради блага моей планеты».

Ей стало не по себе, когда она прочла рассказ Пауля о намерении Торвальда опустошить Каладан. Джессика разволновалась еще больше, когда посмотрела голографическую запись, а потом прочитала о дальнейших планах Пауля.

Плотно сжав губы, Джессика кивнула своим мыслям. Да, Пауль обратился к ней с невысказанной просьбой. Он хочет, чтобы она от его имени обратилась к народу. Она покажет его письмо сначала Гурни, а потом они покажут его людям, как того хочет ее сын.

По предложению Стилгара карательная акция против Эпира — родовой планеты Мемнона Торвальда — должна будет выполняться боевыми кораблями Дома Атрейдесов. Намерение Торвальда опустошить Каладан было направлено лично против Пауля, и Дом Атрейдесов ответит на это сильнейшим, неотразимым ударом. Наказание, которое постигнет Эпир, должно потрясти правителей и народы других планет империи.

На лайнер были загружены самые большие и мощные суда Атрейдеса, до предела набитые оружием, взрывчаткой, высокотоксичными химическими бомбами, дефолиантами и зажигательными снарядами.

Никогда раньше не отдавал Пауль такого страшного приказа — стерилизовать планету. Народ Мемнона Торвальда должен был не просто потерпеть поражение или подвергнуться истреблению, он должен был бесследно исчезнуть.

Корабли Атрейдеса приблизились к Эпиру без всякого предупреждения, командиры не вели никаких переговоров и не стали предъявлять ультиматум о капитуляции. Были отключены все каналы связи, кроме связи между кораблями, так что никто из экипажей не слышал воплей ужаса, мольбы о пощаде, а потом гулкой безжизненной тишины. Тяжеловооруженные суда зависли над населенными пунктами — и истребление началось.

По радостным крикам толпы, собравшейся вокруг стадиона Кала-Сити, Джессика поняла, что ее заявление вполне соответствовало тому, что хотели услышать люди. Стоя на трибуне редко используемого теперь амфитеатра, где некогда старый герцог Пауль устраивал показательные бои быков, Джессика звонким голосом обратилась к своим подданным. Рядом с ней стоял Гурни, облаченный в черную форму гвардии Дома Атрейдесов.

— Пусть никто не думает, что мой сын забыл свой возлюбленный Каладан, — говорила Джессика. — Галактика знает его как императора, фримены превозносят как своего Муад’Диба. Он — военный вождь джихада, равного которому не было на протяжении последних десяти тысяч лет. Но он, кроме того, мой сын. И сын почитаемого вами герцога.

В ответ люди принялись радостно размахивать зелеными флагами.

Гурни рыкнул что-то одобрительное, а потом выступил вперед и начал рассказывать, как Торвальд намеревался привести свои корабли к Каладану, сжечь деревни и убить их население, причинив непоправимый ущерб родовой планете Атрейдесов.

— Но мой Пауль спас вас, — продолжала Джессика. — Он защитил Каладан. Он не допустит, чтобы вас постигло несчастье.

Над большой ареной возникло гигантское изображение выброшенных в космос и обреченных на гибель кораблей мятежников, оставленных дрейфовать без запасов воздуха, еды и питья. Теперь все они мертвы, а тела их будут доставлены на Дюну лайнером Гильдии.

— Пауль никогда не забудет о Каладане. — Теперь голос Джессики звучал мягко и задушевно. — Император никогда не забудет народ, среди которого он жил ребенком, народ, который помог ему стать настоящим мужчиной. Он не может сейчас быть только вашим герцогом, но это не значит, что он отвернулся от вас. Пауль сохранит и упасет вас. Он высоко ценит красоту Каладана, и вы всегда будете ощущать на своем плече его нежную и сильную руку.

Она улыбнулась, придав лицу блаженное выражение. Люди, казалось, почувствовали облегчение. Все были довольны. Да, они всегда знали, как предан своему народу и Каладану Дом Атрейдесов, каким милостивым может быть их герцог. Они будут всегда это помнить.

Бомбардировка Эпира продолжалась тридцать шесть стандартных часов. Боевые корабли летали над местностью, обстреливая ее из всех видов бортового оружия и забрасывая бомбами. Когда все было кончено, на планете не осталось ни одного целого дома, ни одного не сожженного дотла населенного пункта, ни одного поля, пригодного для вспашки и сбора урожая. Леса исчезли, превратившись в обгорелые стволы и кучи пепла. Небо было затянуто едким дымом и кислотными парами. Океаны превратились в коричневую отравленную жидкость, ядовитую для всех форм сухопутной и водной жизни. От некоторых зажигательных снарядов выгорала сама атмосфера.

После этого боевые корабли в течение двух суток на малой высоте несколько раз облетели планету, проверяя, не ведутся ли на поверхности радиопереговоры, нет ли где-либо признаков жизни, и беспощадно расстреливали те места, где жизнь не была полностью уничтожена. Записи в бортовых журналах и голографические съемки сотни кораблей должны будут сохранить для потомства картину абсолютного уничтожения.

Жизнь никогда не сможет возродиться на Эпире. Теперь эта планета стала рубцом на теле галактики, который невозможно будет ни игнорировать, ни забыть.

Таково было кровавое послание Муад’Диба.

~ ~ ~

От своих частных осведомителей принцесса Ирулан узнала о предстоящем приезде делегации ордена Бене Гессерит с Валлаха IX, но относительно цели этого визита Ирулан могла только строить более или менее правдоподобные догадки. Ясно было только одно — эти женщины решили обратиться к ней лично и без предупреждения. Надо было подготовиться. Для того чтобы не раскрывать своих информаторов, ей придется разыграть искреннее удивление.

Три высокопоставленные Преподобные Матери смело вошли в цитадель с таким видом, словно их влияние и власть остались такими же, какими были при Шаддаме IV. Пауль запретил своей заклятой противнице Гайус Элен Мохиам ступать на землю Дюны, но другим членам Общины Сестер было позволено с небольшими ограничениями свободно перемещаться по планете, хотя, конечно, политическое влияние ордена было значительно поколеблено. В отличие от падишаха-императора Паулю были не нужны личные Вещающие Истину, не нуждался он и в советах Преподобных Матерей, если не считать Алии и леди Джессики.

Ирулан понимала, что Бене Гессерит весьма болезненно переживал утрату влияния. Потребуют ли они содействия принцессы в восстановлении былого положения ордена в империи? С мимолетной улыбкой Ирулан была вынуждена мысленно констатировать, что это напрасные надежды. Муад’Диб уже хорошо понял, что такое Община Сестер.

Несомненно, они станут нашептывать ей посулы и прибегнут к тайному языку жестов, чтобы склонить к участию в каком-нибудь заговоре или интриге. Хотя сама Ирулан воспитывалась и обучалась в ордене, она пришла к выводу, что, несмотря на тысячелетия изучения человеческой природы, даже сестры Бене Гессерит оказались не в состоянии понять, кем был Муад’Диб и на что он был способен. И не его дело учить их уму-разуму.

Может быть, стоит дать им первый том «Жизни Муад’Диба»?

Одетая в официальный повседневный наряд Ирулан занялась своими обычными делами. Она осмотрела небольшую беседку, построенную специально для нее внутри огромной оранжереи, в центре лабиринта живых изгородей и тропинок — превосходное место для писательства и размышлений. Косые лучи освещали уютное помещение беседки, падая сквозь высокое плазовое окно. На ветке склонившегося к крыше беседки дерева Ирулан заметила неизбежную камеру наблюдения.

По настоянию Пауля Корба придирчиво прочел каждую страницу последнего наброска Ирулан, сделал на полях массу замечаний и поправок, но на самом деле не нашел ничего, что вызвало бы у него возмущение. Ирулан и не ожидала никакого недовольства. Она была достаточно опытной и умела объясняться тонкими, недоступными Корбе намеками. В целом, Корба, кажется, был доволен и сгорал от нетерпения, ожидая выхода в свет следующего тома.

Плотник в это время заканчивал отделку небольшого садового сооружения, укрепляя на дверном косяке придуманные Ирулан украшения. В ее юные годы, когда Ирулан жила на Кайтэйне, у нее было в императорском дворце такое же частное крыло. Она помнила его с тех времен, когда была еще совсем маленькой девочкой. Здесь, в этом чужом мире, к которому она так и не привыкла, Ирулан надеялась в своем искусственном саду чаще вспоминать о более безоблачных временах.

Плотник был пожилой человек с морщинистым лицом, снежно-белыми волосами и кустистыми бровями. Одет он был бедно, но сравнительно чисто. Он закончил работу и аккуратно принялся укладывать в ящик свои инструменты — каждый в особое гнездо. Выпрямившись, мужчина посмотрел на принцессу, явно ожидая похвалы.

— Никогда не видела такой красивой работы. Муад’Диб будет доволен.

Она сомневалась, что Пауль вообще заметит эту беседку; она устраивала убранство сада по собственному усмотрению; жалкая карикатура на реальное влияние и власть. На лице плотника появилась нерешительная благодарная улыбка. Он поклонился и ушел.

Ирулан принялась ждать. Теперь осталось недолго.

Из-за центральной живой изгороди она услышала шелест накидок. Визитерши самостоятельно искали путь в лабиринте тропинок, не объявив заранее о своем приходе. Значит, они каким-то образом сумели пройти через пост охраны, но запутанные дорожки несколько задержали их появление. По виду появившихся вскоре перед ней трех Преподобных Матерей Ирулан могла точно сказать, что они изо всех сил старались скрыть неприятное волнение.

— О, сестры! Я не ожидала вашего приезда.

— А мы не ожидали, что нас проведут сквозь строй, прежде чем дать разрешение на аудиенцию у нашей сестры, — сказала одна из Преподобных Матерей. Женщине с овальным лицом было немного за двадцать.

Ирулан уже знала их имена — старшую Преподобную Мать звали Генино, а ее более молодых спутниц Налики и Остед. Все три были, пожалуй, слишком молоды и едва ли прошли процедуру испытания, но были уже весьма влиятельными членами ордена. Мало того, все они числились личными советницами самой Верховной Матери.

Ирулан не выказала никакого сочувствия.

— Я — жена императора Муад’Диба. Меры безопасности поэтому неизбежны, и вы прекрасно это знаете. Если бы вы заранее известили меня о своем приезде, то охрана пропустила бы вас ко мне без всяких проволочек.

— Мы хотели быть… скромными, — сказала Налики. Это была рослая крупная женщина. Лицо ее порозовело от длительного хождения по лабиринту оранжереи.

— Ну в таком случае вам просто не на что жаловаться, — сказала Ирулан. — Идемте со мной, я покажу вам место, где можно спокойно поговорить.

Она повела сестер за собой. Они поднялись по трем ступеням и вошли в маленький уютный садовый домик, где все трое расселись по скамьям.

Генино начала разговор с любезностей:

— В жизни вы оказались красивее, чем я могла бы ожидать по рассказам. Прекрасное сочетание — воспитание, полученное при дворе Коррино, грация сестры Бене Гессерит и уверенность в себе супруги императора.

Маленькие темные глаза женщины многое скрывали, но далеко не все.

Ирулан разгладила складку своего безупречного платья, потом положила руки на колени.

— Мне редко приходится принимать гостей из ордена Бене Гессерит. Что привело вас на Арракис?

— Вы наверняка уже и сами догадываетесь об этом, — сказала Остед. Она была самой маленькой из прибывших, у нее были коротко стриженные золотисто-каштановые волосы и большой нос, портивший впечатление от красивого лица.

Ирулан заговорила, разыгрывая нетерпение:

— Я очень занята исполнением своих важных придворных обязанностей. Прошу вас, объявите о причинах вашего визита.

— Да, не стоит понапрасну терять драгоценное время, — согласилась с принцессой Генино. — Школа Матерей отрядила нас на Арракис с тем, чтобы мы участвовали в воспитании Алии Атрейдес и Мари Фенринг. Учитывая, что обе имеют незаурядную родословную, их отношения между собой не стоит пускать на самотек. Вы увидите, что мы разработали для них индивидуальный подход.

Принцесса насторожилась. Паулю это предложение ордена придется не по вкусу.

— О них хорошо заботятся. Я лично проявляю большой интерес к Алии, да и к Мари тоже. Ваша помощь нам не нужна.

— Вы не понимаете, какая мощь таится за невинной внешностью дочери Марго Фенринг, — предостерегла принцессу Остед.

— Леди Марго сама сказала мне об этом, когда привезла на Арракис свою дочь. Я понимаю, что Община Сестер внимательно следила за воспитанием девочки на Тлейлаксу. Что же касается Алии, то она и сама может поучить вас троих вместе взятых.

Генино спрятала руку в складку накидки и обратилась к Ирулан на тайном языке жестов ордена, думая, что принцесса не может говорить свободно из-за слежки. Но Ирулан отвернулась, дав понять, что не желает общаться таким способом. Недовольно поморщившись, Генино снова заговорила:

— Внимание к важной персоне — это обычная наша практика.

— Дочь Атрейдеса — Мерзость, — сказала Налики. — Мы не можем допустить, чтобы это с самого рождения испорченное создание нарушило тонко сбалансированное воспитание Мари. Мы должны вмешаться.

Ирулан усмехнулась в ответ на это бестактное замечание.

— Я не вижу особой тонкости в Мари Фенринг.

Она подозревала, что у ребенка, присланного к арракинскому двору, были не вполне невинные цели. Ирулан полагала, что девочка должна шпионить в пользу Общины Сестер, желавшей везде иметь своих тайных информаторов.

— Тем не менее отношениями Алии и Мари надо умело руководить.

— Естественно, вы считаете, что руководить ими должны именно вы? — спросила Ирулан. — Но как отнесется к этому леди Фенринг? До своего отъезда она не сочла нужным упомянуть об учителях из Бене Гессерит.

— В данном случае мнение биологической матери не имеет никакого значения, — возразила Налики.

Ирулан с трудом сохранила на лице нейтральное выражение. Это же типичное высокомерие, столь характерное для Преподобных Матерей.

— Муад’Диб не позволит никому вмешиваться в жизнь своей сестры или в воспитание дочери леди Фенринг, которую поручили нашим заботам.

Остед хитро усмехнулась.

— Но вы можете повлиять на императора. Это же такая малость — просьба о допуске Бене Гессерит к воспитанию маленького ребенка. Как он сможет отказать?

— Как мало знаете вы Муад’Диба. Любая попытка манипулировать им окажется бесплодной.

— Не забывайте о своих обязанностях перед орденом, о вашем долге сотрудничать с Общиной Сестер! — воскликнула Генино, привстав со скамьи. — Мы соблюдаем вежливость, учитывая ваше происхождение и положение, но не думайте, что мы всерьез собираемся обсуждать вопрос о воспитании девочки. Мы приказываем вам поступить так, как это нужно ордену.

Ирулан тоже встала, перестав ломать комедию и разыгрывать из себя гостеприимную хозяйку.

— Действительно, здесь не место для дискуссий. Поэтому я прекращаю обсуждение этого вопроса. Вы выгрузили ваш багаж? Если да, то я распоряжусь, чтобы его доставили обратно в космопорт. Я очень советую вам отбыть отсюда вечерним челноком, если вы не хотите навлечь на себя гнев императора. Преподобной Матери Мохиам уже запретили въезд на Арракис. Вы хотите, чтобы этот запрет был распространен на всех сестер?

— Мы не хотим, чтобы нас пасли, как покорных овец! — Гнев и удивление Генино были так велики, что она не смогла их контролировать. Изумленная Ирулан с интересом наблюдала реакцию Преподобной Матери. Очевидно, Мари Фенринг была для ордена еще важнее, чем можно было понять из того, что открыла Ирулан леди Марго.

На дорожке за живой изгородью послышались чьи-то шаги. Походка показалась Ирулан знакомой.

— Ах, вот идет и сам император, должно быть, его известили о вашем приезде. Вы можете лично попросить его о своем деле, если хотите.

Пауль вышел из лабиринта, одетый в элегантный зелено-золотой наряд. Похоже, его оторвали от важных государственных дел. На лице императора читалось раздражение, которое он и не пытался скрыть. Выйдя из лабиринта, он сразу направился к беседке.

— Почему меня немедленно не известили о том, что в Арракин прибыли Преподобные Матери?

Ирулан приветствовала супруга почтительным реверансом. Немного подумав, остальные три женщины последовали примеру принцессы. Генино быстро оправилась от волнения и снова обрела голос:

— Мы приехали в гости к принцессе Ирулан, благородный сир.

— Они приехали сюда без моего приглашения и сейчас уедут, — елейным голосом произнесла Ирулан. Она холодно улыбнулась трем женщинам. — Они требуют участия в воспитании Алии и Мари.

— Это совершенно невозможно. — Пауль не колебался с ответом ни секунды. — Я запрещаю это.

— Мне думается, что леди Марго тоже не была посвящена в эти планы, — добавила Ирулан.

Три Преподобные Матери были поражены таким отчужденным поведением Ирулан. Но ее действительно перестали интересовать приоритеты ордена. Работая над биографией Муад’Диба Атрейдеса, она начала изучать другие, не связанные с деятельностью ордена причинно-следственные отношения в политике, и обнаружила множество ошибок, заставивших ее усомниться в пресловутой мудрости Общины Сестер. Ирулан обнаружила, что Бене Гессерит по своему усмотрению фальсифицировал некоторые исторические хроники, скрыв ошибки и приукрасив успехи. С фактами Община обращалась как с глиной, формируя ее по собственному произволу. Впрочем, то же самое делала и сама Ирулан, рассказывая историю жизни своего мужа.

— Мы не хотим ни во что вмешиваться, сир, — сказала Генино. — Мы просто хотим предложить…

Пауль перебил Преподобную Мать. В глазах императора появился опасный блеск.

— Хорошенько подумайте, стоит ли вам продолжать. Я хорошо чувствую правду, и ваша ложь очевидна мне так, словно вы выкрикиваете ее.

Троица поспешно ретировалась. Ирулан, с одной стороны, было смешно, но с другой — сердце ее бешено билось при одной мысли о том, что она посмела натворить. Сегодняшний инцидент грозил обернуться скандалом на Валлахе IX и здесь! Она дождалась, когда шаги неуклюже отступавших сестер затихнут в лабиринте и сказала Паулю:

— Как они заговорят, когда вернутся в школу Матерей.

— Я не очень боюсь их разговоров. — Сейчас Пауль вел себя при Ирулан с необычной откровенностью. — Я сам стал одной из их неудачных селекционных попыток — так же, как и граф Фенринг. Вероятно, его дочь Мари представляет для них какую-то ценность из-за ее наследственности.

Ирулан кивнула.

— С вашего разрешения я хотела бы информировать леди Марго Фенринг об этом инциденте. Возможно, это позволит сделать из нее нашего союзника. В конце концов, это было оскорбление не только Алии, но и Мари.

Некоторое время он внимательно смотрел на свою официальную жену.

— Вы удивляете меня своим умением мгновенно понимать сложные вещи.

— Благодарю вас, милорд.

— Да, отправьте послание Фенрингам и расскажите, что пытались сделать здесь сестры Бене Гессерит. Любопытно, как Фенринги отреагируют. — Пауль резко повернулся на каблуках и ушел.

Оставшись одна, Ирулан, чтобы успокоиться, занялась дыхательной гимнастикой прана-бинду.

~ ~ ~

За много лет супружества Марго Фенринг часто видела мужа в плохом настроении, но таким мрачным он был впервые. Прочитав письмо Ирулан о попытке Преподобных Матерей вмешаться в воспитание Мари, граф разразился гневной тирадой:

— Тупоумие Бене Гессерит может расстроить наш тонкий план. О чем они только думают? Теперь, когда Пауль Атрейдес знает об интересе ордена к Мари, он может начать задавать неудобные вопросы. Нам надо ускориться.

Марго и сама была сильно расстроена вмешательством Общины Сестер. Разве они с Фенрингом не расставили все точки над «i», когда беседовали на Валлахе IX с Преподобной Матерью Мохиам? Теперь надо действовать еще более дерзко, чтобы перехитрить Общину.

— Надо приспособить наш план к обстоятельствам, любовь моя, а у нас появилась одна блестящая возможность. Она может помочь исполнению плана. Теперь, когда Ирулан оповестила нас об этой неслыханной глупости ордена, мы просто обязаны посетить Арракин, чтобы удостовериться, что с Мари все в порядке.

Большие глаза Фенринга блеснули.

— Гм, да. Император не откажет нам в такой просьбе. Наша бедняжка, наша дорогая дочка. Ей угрожают злокозненные ведьмы. — Фенринг поцеловал жену в щеку. — Мы немедленно отправляемся на Арракис.

Графу не надо было напоминать об их плане, когда они с Марго вышли из челнока в космопорте, расположенном недалеко от громадной столицы Муад’Диба. За время путешествия они с Марго обговорили все нюансы, возможные случайности и особенности поведения, которого им следовало здесь придерживаться. Цель осталась прежней, ее надо было искать на пересечении линий всех имевшихся возможностей.

Но при всем том Фенринг не мог отрицать очевидного — ему очень хотелось повидать дочь. Теперь она должна быть готова.

Он и его супруга смотрели на зубчатые стены и бастионы огромной цитадели, протянувшейся по северному пригороду Арракина. Центром крепости служила старая резиденция правителя, но сама крепость простиралась теперь до отрогов Защитного Вала. Как все здесь изменилось с тех пор, как Фенринг покинул Арракис! Гигантские краны высились в тех местах, где продолжались строительные работы.

Марго почувствовала дрожь в мышцах правой руки Фенринга — он был в напряжении, готовясь к решающей схватке. Жена взяла графа за руку и заглянула ему в глаза. Хазимир почувствовал, что волнение его немного улеглось, а пульс стал реже.

— Пожалуй, гм, тебе стоит говорить за нас обоих, — сказал он.

Да, они вдвоем сплели смертоносную ткань плана, но в империи хватало других планов и подводных течений, пересекавшихся друг с другом. И он, и Марго были крайне удивлены, узнав о попытке покушения во время церемонии Великой Капитуляции. Это покушение организовал не какой-нибудь заклятый враг Муад’Диба, а его верный мастер меча. Граф находил это поразительным, если не забавным. При таком множестве интриг и заговоров следовало ожидать, что какой-нибудь из них закончится удачно. Фенринг чувствовал себя теневым организатором зрелищного шоу, но шоу галактического масштаба.

Если отвлечься от некоторых мелких неудобств, причиненных ему и его любимой жене, то Фенринг отнюдь не жалел о низложении Шаддама, но он не станет особенно печалиться, если наступит конец короткому, но кровавому правлению Муад’Диба. После периода неизбежного смятения он, Фенринг, сумеет установить нечто куда более эффективное и… величественное. В конечном счете любому, кто воссядет на троне, будет нужна народная поддержка, а также надежная страховочная сеть, чтобы сохранить власть.

Для начала надо добиться, чтобы Пауль Атрейдес обратился к графу за советом.

Один из солдат федайкинской охраны направился к ним. Он был похож на идущую статую. Встав на их пути, солдат поднял руку, веля Фенрингам остановиться. Вторую руку страж положил на кинжал. На грубом, словно вырубленном из куска камня лице не было никаких эмоций.

— По каким делам вы прибыли в город Муад’Диба?

— Нет нужды так грубить, — сказала леди Марго. — Нас уже проверили на выходе из челнока. Наша дочь гостит при императорском дворе и мы прибыли сюда, получив срочное послание от принцессы Ирулан.

— Вам придется отнестись к нам со всем уважением, какого мы заслуживаем, — сказал Фенринг, и в его глазах появился опасный блеск. — Я — граф Ландсраада, а это моя супруга.

Теперь было уже поздно вмешиваться. Марго понимала, что муж сознательно провоцирует этого самоуверенного мужлана. Солдат начал извлекать кинжал из ножен, но тем самым он подписал себе приговор. Фенринг сделал стремительный бросок, кинувшись на великана, и нанес удар по запястью. Пальцы федайкина разжались, и кинжал, уже извлеченный из ножен, со звоном упал на землю. Второй удар в локоть обездвижил руку солдата, а третий, нанесенный в лодыжку, сбил федайкина с ног. Ребром ладони Фенринг метко ударил соперника в висок, а потом локтем в лицо. Солдат застонал и замер, из глаза текла струйка крови.

Фенринг отступил на шаг, любуясь делом своих рук.

— Понимаю, это один из лучших телохранителей Муад’Диба.

Послышался топот бегущих к месту происшествия людей и крики других солдат.

— Ну что ж, мой дорогой, по крайней мере мы привлекли к себе внимание.

Стремительным, но плавным движением Фенринг обнажил нож и присел в боевую стойку, готовый встретить противников. Марго тоже встала в оборонительную позицию спиной к спине Фенринга. Это был один из их отработанных сценариев, и Марго надеялась, что все выйдет так, как они предвидели. Они могут разыграть из себя людей обиженных и оскорбленных тем, как Муад’Диб обходится с приглашенными гостями, но зато потом они будут наслаждаться полной безопасностью.

Но даже если этого и не произойдет, Марго была уверена, что они благополучно выпутаются из этого мелкого инцидента.

Их окружили настороженные солдаты, пара десятков людей, вооруженных длинноствольными ружьями, пистолетами, большими арбалетами, мечами. Их обоих не прикрытых защитными полями можно было легко срезать, невзирая на все их боевое искусство. Но гвардейцам нужен был приказ вышестоящего начальства, чтобы стрелять по аристократу и его жене.

— Гм, примите мои извинения, — сказал Фенринг, поднимая руки вверх. — Этот человек оскорбил мою жену, и я, кажется, слишком погорячился. Это только моя вина.

Солдат, стоявший позади других — тот самый, который проверял Фенрингов на выходе из челнока, — о чем-то тихо переговаривался с офицером. Офицер кивнул, что немного разрядило обстановку. Офицер с неудовольствием посмотрел на раненого солдата, который между тем пришел в себя.

Потом офицер смерил взглядом Фенринга.

— Всякий солдат, которого так легко может свалить любой приезжий, не может служить в гвардии Муад’Диба. Я отстраняю этого солдата от исполнения обязанностей. — Офицер сделал своим людям знак, чтобы они опустили оружие, и сказал: — Позвольте мне проводить вас в цитадель. Вы сами объясните принцессе Ирулан цель своего приезда.

Фенринг улыбнулся, когда Марго взяла его под руку. Они пошли за предупредительным офицером.

В присутствии слуг Ирулан приветствовала Фенрингов у сводчатой двери, ведущей в ее личное крыло цитадели. Высокая и элегантная старшая дочь Шаддама IV была одета в длинное черное шелковое платье с глубоким вырезом, украшенное крошечными, но ослепительно сверкающими хагальскими изумрудами, которыми был расшит лиф и короткие рукава. Светлые волосы были уложены в изящную прическу, голову венчала алмазная тиара. Ирулан выглядела так, словно вернулись старые времена, и она принимала гостей на пороге дворца в Кайтэйне.

Поприветствовав чету Фенрингов, Ирулан повела их за собой мимо письменного стола, заваленного рукописями. Фенринг с любопытством покосился на стол, но Ирулан быстро направила его к обеденному столу, уставленному закусками.

— Не составите ли вы мне компанию за обедом? Я уже вызвала Мари, но, как вы сами видите, императорская крепость очень велика.

— Мы, гм, очень волнуемся и жаждем видеть нашу дочь. — Фенринг наклонился к супнице и потянул носом, но не уловил никакого запаха. Он оглянулся и посмотрел на письменный стол, явно интересуясь, чем занимается Ирулан. Не пишет ли следующий из этих идиотских пропагандистских трактатов?

— Мы были очень сильно встревожены, узнав, что Община Сестер хочет заняться воспитанием и образованием Мари, — сказала леди Фенринг. — Мы специально послали Мари сюда, чтобы сестры не превратили ее в послушное орудие своего ордена. Но, кажется, они могут проникнуть даже в имперскую столицу. Обеспечена ли Мари безопасность здесь, на Арракисе?

Принцесса села во главе стола, покрытого белой льняной скатертью и уставленного серебряными приборами.

— Несмотря на то что мы с вами обе сестры Бене Гессерит, леди Марго, но даже мы должны признать, что иногда Община преступает дозволенные рамки. Но сейчас это не проблема, во всяком случае, в том, что касается образования и воспитания вашей дочери. Муад’Диб сказал сестрам свое веское слово. — При воспоминании о свидании с тремя Преподобными Матерями губы Ирулан сложились в ироническую улыбку. — Школа Матерей сделала большую ошибку, оскорбив императора, а он не скоро забывает оскорбления.

Слуга открыл супницу, в которой оказался темный густой ароматный суп.

— Каладанский суп из кабана, — сказала принцесса. — Любимое блюдо моего мужа.

Гости отведали суп, издавая одобрительное мычание. Ирулан к супу не притронулась.

— Пусть даже Бене Гессерит не вмешивался в воспитание вашей дочери, но у меня есть несколько вопросов. Я хотела бы знать некоторые подробности ее обучения и воспитания. Девочка очень необычная. Как и чему ее учили? — спросила Ирулан.

Фенринг бросил быстрый взгляд на жену и начал отвечать:

— Мы э-э… воспитывали ее так, как считали нужным сами. Мы не слишком баловали ее на планете Тлейлаксу. Она получила хорошее образование в нескольких дисциплинах. — Граф провел пальцем по краю пустого стакана. — Мы так стремились уберечь девочку от всех возможных опасностей, что я сам учил ее всему, что знаю, и так же поступала моя жена. Кроме того, мы э-э… воспользовались некоторыми, заинтересовавшими нас методами тлейлаксов… это была, так сказать, приправа к основному блюду.

Тревожась, что некоторые детали могут от нее ускользнуть, Марго обратилась к Ирулан:

— Что необычного вы заметили? Мари неправильно себя ведет?

— Совсем нет. Они с Алией сильно сблизились всего за несколько коротких месяцев. А ведь Алия, как вам, конечно, известно, родилась в очень странных обстоятельствах.

— Ах да, Мерзость, — сказала Марго и широко улыбнулась. — Еще одно клеймо Бене Гессерит, еще один их ярлык. Вы считаете, что и Мари родилась с врожденным знанием?

Ирулан отрицательно покачала головой.

— Нет, но она ни в чем не отстает от Алии и так же коварна. С самого начала вы были с нами не вполне честны.

— Наша дочь — особенный ребенок, — сказала Марго.

Граф улыбнулся.

— Э-э… гм, мне кажется, что эти две девочки стали закадычными подругами и с удовольствием играют вместе. Мы не могли бы желать большего.

Мгновение спустя в покои Ирулан вбежала Мари. На ней было надето праздничное бело-розовое платье с кружевной оборкой по подолу. Обута девочка была в белые туфельки, звонко стучавшие по плитам пола. Родители встали при ее появлении, и девочка, подбежав сперва к графу, обняла его.

— Спасибо вам, что послали меня на Арракис. Мне здесь очень нравится, — сказала Мари. — Со мной здесь очень хорошо обращаются, и я веду себя как хорошая девочка.

— Мы рады это слышать, дорогая.

~ ~ ~

— Ваша дочь — интересный ребенок, граф Фенринг, — сказал Пауль, ведя своего гостя по лестнице в подземелье.

— У нее замечательные гены, — ответил Фенринг, не вдаваясь в дальнейшие подробности. — Я очень рад, что вы, как и мы, находите девочку исключительной.

Рабочие нашли этот старый подземный ход, когда углубляли фундамент цитадели; этот ход лежал глубже прежнего основания арракинской резиденции и был так хорошо скрыт, что его не нашли, даже когда много лет назад искали здесь харконненовские ловушки. Пауль сомневался, что Фенринг знал о существовании этого подземелья, хотя оно было несравненно древнее, чем расположенное выше здание, а само его существование наводило на мысль, что здесь есть и другие туннели, переплетенные под основанием древнего строения. Воздух здесь был сух и прохладен, ступени избиты поступью множества ног в древние времена. Тысячи и тысячи лет тому назад.

Фенринг шагнул на ступени и принялся осторожно спускаться в тусклом свете желтых светящихся полосок, укрепленных недавно на стенах подземелья. Фенринг напряженно оглядывал пространство своими чересчур большими глазами. Узколицый граф был сейчас похож на настороженное ночное животное.

В то утро Пауль короткой запиской вызвал к себе графа и повел его в подземелье под восточным крылом цитадели, туда, где не было охраны и подслушивающих устройств.

— Вы сомневаетесь, что я могу сам себя защитить в схватке даже с таким человеком, как он? — спросил Пауль у встревоженных федайкинов, и те перестали возражать. Правда, в том, что касалось этого человека, предзнание Пауля всегда оказывалось ненадежным.

Граф Хазимир Фенринг. Этот человек обладал плохой репутацией, считался опасным злодеем, но Пауль всегда испытывал необъяснимую симпатию к этому человеку, служившему Шаддаму IV, чувствуя, что между ними гораздо больше общего, чем они сами подозревают.

— Я прекрасно знаю, кто вы, граф, во всяком случае, мне известно, кем хотели видеть вас сестры Бене Гессерит. Я почувствовал, что в вас что-то есть в тот самый момент, когда увидел вас в свите падишаха-императора. Вы очень похожи на меня.

— Хм э-э… как прикажете вас понимать?

— Мы оба неудачные экземпляры Квисац-Хадераха, по крайней мере неудачные в глазах Общины Сестер. Они не смогли получить от вас того, что им было нужно, и не могут контролировать меня. Я нисколько не удивляюсь тому, что они проявляют такой пристальный интерес к вашей дочери.

— Ах, да разве можно что-то понять в бесчисленных селекционных схемах этих ведьм?

— А кто может понять множество вещей, которые должны делать мы? — спросил Пауль.

С невероятной жестокостью покончив с мятежом Торвальда, Пауль был вынужден испепелить еще две планеты, полностью уничтожив их население. Стерилизация… Это было много хуже того, что произошло на Салусе Секундус, хуже того, что намеревался учинить на Груммане виконт Моритани. Пауль понял, что едва ли испытывает чувство вины по поводу содеянных им злодеяний.

«Неужели я так привык к убийствам и разрушениям?» От этой мысли по спине императора пробежал неприятный холодок.

Он вспомнил убитого им в поединке Ямиса. Это была первая отнятая им жизнь. Тогда Пауль был потрясен, но горд своим успехом, однако мать обрушила ему на голову молот чувства вины: «Ну и каково это — чувствовать себя убийцей?»

Он привык и чувствовал себя весьма комфортно. Муад’Диб мог, не задумываясь ни на секунду, отдать приказ об уничтожении очередной планеты, и никто не станет задавать ему лишних вопросов. Пауль, как человек, не мог позволить себе забыть об этом.

Так как граф Фенринг тоже воспитывался как будущий Квисац-Хадерах, как пешка в игре ордена, то, может быть, у них есть основа для взаимопонимания, невозможного ни с кем другим, не исключая и Чани.

Дойдя до конца лестницы, Пауль остановился у входа в выложенный камнями туннель.

— Я не бог, граф Фенринг, невзирая на все нагроможденные вокруг моего имени мифы. — Он жестом пригласил гостя в левое ответвление туннеля, где от колебаний воздуха покачивались плавающие светильники.

— Мы, гм э-э… можем многому научиться друг у друга. Возможно, это поможет нам лучше понять самих себя. Вы хотите э-э… гм, чтобы мы стали друзьями? Вы не забыли, что Шаддам приказал мне воевать с вами после битвы за Арракин?

— Я помню, что вы отказались. Есть разница между прагматизмом и верностью, граф. Вы видели, кто победитель, а кто побежденный, и сделали разумный выбор.

— Да, но я сознательно отправился в изгнание вместе с Шаддамом и был при нем до тех пор, пока не ощутил потребность в перемене. Мы не захотели воспитывать нашу дочь на Салусе Секундус.

Они обошли угол, проход стал заметно уже.

— Все отношения меняются, граф Фенринг, и, как люди, мы должны либо приспосабливаться к ним, либо погибать.

— Приспосабливаться или погибать? — Граф опасливо оглядел коридор. — М-м э-э… здесь есть камеры для допросов?

— Они есть в любой империи, любая империя нуждается в камерах допросов и пыток. Коррино точно в них нуждался.

— Гм э-э… конечно. Я уверен, что интриги в вашей цитадели коренным образом отличаются от интриг кайтэйнского дворца. — Он откашлялся, словно что-то застряло у него в горле.

— На самом деле разница есть, граф, потому что я в такой же мере фримен, в какой Атрейдес. Законы пустыни направляют мои действия в такой же степени, как и мое благородное происхождение. В моем распоряжении не только обычная политика, но и религия. Хочу я этого или нет, но я и есть эта религия. Таким образом, мои воины не просто обычные бойцы. Они видят в себе миссионеров религии.

Пауль остановился у маленького темного дверного проема, активировал панель и запер за ними дверь, отключив освещение. В темноте слышалось дыхание Фенринга. Пауль явственно ощутил запах страха в поте Фенринга. Непроизвольная потеря влаги. Через мгновение Пауль открыл вторую дверь и вошел в довольно обширное помещение, где, как только они вошли, зажегся тусклый свет.

— В каком-то смысле, мы с вами сейчас вернулись в прошлое. — Пауль терпеливо ждал, когда Фенринг заметит живописные картины и письмена, покрывавшие стены, странные изображения, видневшиеся на всех поверхностях — на стенах, на полу, на потолке. — Это древнее капище муадру, давно засыпанное и забытое. Вероятно, эти люди жили здесь задолго до фрименов.

— Сказка. Как вам повезло, что вы нашли это место. Сколько лет я провел в резиденции и не подозревал, что у меня под ногами такое сокровище.

При этих словах графа Пауль почувствовал, как болезненно пошевелилось его чувство истины, как будто заработала система тревожной сигнализации, но сирена пока не звучала. Может быть, так происходит из-за неспособности Пауля прощупать Фенринга предзнанием, из-за конфликта аур двух несостоявшихся Квисац-Хадерахов? Или, может быть, Фенринг скрывает правду и лжет? Но зачем ему скрывать знание об этом месте, о святилище муадру?

Граф старался не задеть письмена, изображения и символы.

— Наверное, в то время я больше интересовался материальными сокровищами, больше всего, как я полагаю, меланжей.

Пауль заговорил, не пытаясь скрыть благоговения:

— Это помещение — лишь маленькое напоминание о расе, которая когда-то, видимо, еще до дзенсуннитского переселения, населяла множество планет. Очевидно, они прибыли на Дюну еще до того, как она превратилась в сплошную пустыню. Есть легенды, заставляющие предположить, что именно муадру привезли с собой червей, но точно я ничего не могу сказать. Мы очень мало о них знаем.

— Ваше имя восходит к муадру?

— Есть какое-то лингвистическое родство между языками фрименов и муадру, но эта раса одновременно исчезла во всех уголках галактики; возможно, с этим народом произошла какая-то неведомая нам трагедия.

Двое так не похожих друг на друга людей принялись обходить помещение, внимательно рассматривая рисунки, числа, письмена и другие символы. Здесь были цветные рисунки, выполненные неизвестными красками, и резные изображения, выгравированные в холодном камне.

— Вероятно, гм, вы зарыли свой талант в землю, сир. Вам, наверное, надо было быть археологом, а не императором. — Фенринг рассмеялся своей шутке.

— Люди знают меня благодаря моему джихаду, но мне самому хочется думать, что я занимаюсь раскопками в поисках истины человечества, пытаюсь найти то, что можно оставить, а от чего следует очиститься. Мне нравится всегда искать истину, двигаться к ней. — Пауль запер святилище и вывел Фенринга обратно в коридор, по которому они пришли. — Меня окружают многие и многие легенды и истории, но сколько из них истинны? Кто может знать, что в действительности происходит в истории, даже если сам ее переживает?

Фенринг на мгновение замялся.

— Я видел э-э… что принцесса Ирулан пишет следующий том вашей биографии. Это ревизия истории?

— Нет, это просто еще один рассказ о моей жизни. Люди требуют этого. Миллиарды людей говорят обо мне исключительно как о герое, но рассказы обо мне неполны. Так же, как и рассказы о вас, граф, как мне кажется. Мы ведь похожи, разве не так, граф Фенринг? Мы гораздо более значимы, чем о нас говорят.

— У каждого из нас свой долг верности, — загадочно ответил Фенринг.

Пауль не питал никаких иллюзий в отношении своего гостя. Если Фенрингу покажется выгодным, то он в любой момент обратится против Пауля. С другой стороны, как император, он может воспользоваться тайными навыками графа и его умением тонко плести интриги. У Фенринга, несомненно, были большие связи в элитных кругах. Пауль повел графа не к выходу, а в противоположную сторону.

— Куда мы э-э… теперь идем?

Пауль открыл другую дверь.

— В один из моих личных погребов. Я хочу угостить вас настоящим каладанским вином.

— Это гораздо лучше, чем камера пыток, — сказал Фенринг.

~ ~ ~

Предполагалось, что это будет неформальный обед, на котором будут присутствовать Пауль, Фенринги, Чани, Ирулан и обе девочки, но император Муад’Диб не мог позволить себе ничего неофициального.

Алия знала, что места участников обеда тщательно обсуждались. Пауль и Чани должны сидеть рядом во главе стола. Алия — рядом с братом, по правую его руку. Дальше — маленькая Мари, а еще дальше — у противоположного конца стола граф и леди Фенринг — достаточно далеко от Пауля, на случай, если граф предпримет попытку на него напасть. Слева ближе всех к главе стола садится Ирулан — напротив Алии и Мари; потом Стилгар и, наконец, Корба. Со своих мест оба фримена смогут наблюдать за графом и его супругой.

Помещение проверили на предмет химических взрывчатых веществ, наподобие той бомбы, которой был взорван трон Муад’Диба, на металлические предметы, оружие и автоматические орудия убийства. Суровые фримены стояли на кухне, надзирая за приготовлением блюд. Над столом были развешаны индикаторы ядов. Вся утварь была гладкой и лишенной украшений и излишеств, в которых можно было спрятать оружие.

С той достопамятной церемонии, когда произошло массовое побоище, Стилгар настоял на том, чтобы, обедая с гостями, Пауль и его близкие надевали защитные поля, хотя это делало обед весьма неудобным.

Корба считал, что способность Пауля к предзнанию помогает даже при самых экстравагантных мерах безопасности. Во время планирования мероприятия Корба настаивал:

— Муад’Диб, если возникнет опасность, твое чувство предзнания предупредит нас.

Пауль перебил Корбу:

— Там, где замешан граф Фенринг, Корба, мне и самому ничего не ясно.

Несмотря на то что в зале были расставлены солдаты федайкины, Стилгар не пожелал быть праздным участником обеда и взял на себя обязанности личного телохранителя Пауля. Испытывая неизменную подозрительность к графу, он лично просканировал одежду Мари и тщательно осмотрел все вещи Фенринга и его жены-ведьмы, которые они пронесли в обеденный зал. Правда, Стилгар не нашел ни оружия, ни яда, как и вообще ничего необычного.

Обед состоялся в бывшей трапезной старой арракинской резиденции. Эта комната была исполнена для Пауля большого исторического значения. Здесь брат Алии и их родители впервые преломили хлеб, прибыв на Арракис — еще до того, как предательство Харконнена изменило всю их жизнь. С тех пор жизнь перестала развиваться по обычной прямой линии как у брата, так и у самой Алии. Пока слуги расставляли на столе последние приборы, а повара потели на кухне, заканчивая приготовление разнообразных блюд, Алия стояла возле своего стула, нетерпеливо ожидая, когда войдет ее выдающийся брат.

После того как на Арракис приехали родители Мари, девочка стала играть в их импровизированные игры немного не так, как раньше. Алия подумала, что родители каким-то образом подавляют или пугают подружку.

— Ты боишься, что они снова заберут тебя на Тлейлаксу? — шепотом спросила Алия у Мари.

— Я никогда не вернусь туда. — Мари сказала это как факт, а не протест.

В назначенное время в обеденный зал вошли Пауль и Чани и заняли свои места за столом. Пренебрегая формальностями, оба были одеты в чистые, но простые пустынные одежды. Под накидку Пауль — видимо, ради Фенринга — надел черный китель с красным атрейдесовским ястребом на груди. Пауль и Чани надели также индивидуальные защитные поля, которые, правда, не были включены.

Хазимир и Марго Фенринги чинно вступили в обеденный зал рука об руку: не вполне уродливый мужчина и красивая соблазнительница Бене Гессерит, явно обожавшая своего супруга. Алии стало интересно, насколько промахнулись сестры в своей селекционной программе, поставив на Хазимира Фенринга, и мог ли он конкурировать со способностями ее брата. Она чувствовала незаурядную опасность, исходившую от графа. Но, с другой стороны, Алия была согласна с братом: из этого человека мог получиться непревзойденный союзник.

Леди Марго смотрелась воплощенным совершенством в своем черно-сером шелковом платье; на безупречной белой шее красовалось ожерелье из больших лиловых алмазов. Стилгар и здесь не забыл о безопасности. Сканируя дорогую вещицу, он удостоверился, что алмазы нанизаны на легко рвущуюся нить, а не на шигу или другой прочный материал, который мог бы послужить удавкой.

Маленькая Мари шла впереди родителей, чинно соблюдая все положенные манеры, но было видно, как трудно ребенку удержать рвущуюся наружу энергию. Лицо девочки расплывалось в озорной улыбке.

Ради торжественного случая Алия предпочла надеть черную абу, что придавало ей странный облик — ребенка и одновременно зрелой фрименской матроны. Напротив, Марго нарядила Мари, как положено для торжественных случаев одевать дочерей благородных семейств. На девочке было изящное платьице из дорогой тонкой материи, а сложная прическа сверкала мелкими бриллиантами. Алия едва узнала подружку.

Фенринг, поставив локти на стол, подался вперед, положив подбородок на сжатые кулаки. Глядя мимо девочек, он посмотрел на Пауля.

— Гм э-э… сир, я хочу до начала обеда вручить вам подарок. Я мог бы сделать это раньше, но решил дождаться э-э… если можно так выразиться, более подходящего момента. — Он провел пальцем по чисто выбритому подбородку и, явно испытывая неловкость, повернул голову и посмотрел через стол. — Подарок у вашего человека, у Корбы.

Корба даже вздрогнул, он не ожидал этого. Пауль посмотрел на него, и федайкин, хлопнув в ладоши, подозвал к себе одного из гвардейцев и что-то шепнул ему на ухо. Солдат выбежал из зала.

Алия наклонилась к Мари:

— Что это? Что они привезли?

Мари интригующе пожала плечами.

— Нечто очень интересное.

Наконец в зал торопливо вошли два человека, неся красивый пакет.

— Надеюсь, вы его не испортили, — сказала леди Марго.

Корба напустил на себя оскорбленный вид.

— Я лично отвечал за него.

Он положил пакет перед Паулем и принялся развертывать складки черной материи. В черном матерчатом футляре оказался кинжал с украшенной драгоценными каменьями рукояткой. Лезвие сверкало ослепительно, как зеркало.

Пауль недоуменно поморщился.

— Вы привезли мне кинжал? Что бы это значило?

— Это историческое оружие, сир. Может быть, вы припомните, что когда-то этот кинжал носил император Шаддам. Потом он — после того, как ваш отец выиграл конфискационный суд, — подарил ему это оружие, но потом Лето по некоторым причинам возвратил его Шаддаму. — Немного помолчав, Фенринг добавил: — Этот кинжал Шаддам предлагал Фейду-Рауте для дуэли с вами.

Пауль, нахмурившись, смотрел на подарок.

— Нет ли здесь более глубокого смысла, который мне следовало бы понять?

Фенринг наморщил лоб.

— Вы э-э… прекрасно осведомлены, сир, о некоторых трениях в моих отношениях с Шаддамом. Пытаясь снова привлечь меня на свою сторону, он прислал мне этот клинок в дар, надеясь, что я вернусь к нему на Салусу Секундус.

— Но вместо этого вы решили подарить кинжал мне?

Граф Фенринг улыбнулся.

— Это мой ответ его падшему величеству, Шаддаму Коррино IV.

Пауль передал оружие Чани. Она, осмотрев дорогой кинжал, положила его на стол.

Мари непоседливо ерзала на стуле, и леди Марго строго посмотрела на дочь. Та заглянула матери в глаза, ища во взгляде какой-то скрытый смысл, но это был лишь упрек за неприличное поведение.

Лакеи внесли первую перемену блюд, источавших притягательный аромат.

— Гм, пахнет просто восхитительно. — Фенринг подцепил вилкой кусок мяса. — Что это?

— Тушеная земляная змея в пикантном соусе, — ответила Чани, решившая показать Фенрингу, что тоже умеет объясняться намеками.

Перед каждым гостем стоял кубок с водой с кусочками цидритовой кожуры. Были поданы привозные оливки с нарубленным латуком и портигалами в розовой воде. Алия знала, что Фенринги понимали, какую щедрость хозяина означает такое обилие воды на столе. Правда, леди Марго едва притронулась к своему кубку.

— Когда Дом Атрейдесов получил Арракис в наследственный лен, — принялся рассказывать Пауль, — мой отец устроил банкет, на который пригласил всех важных и именитых людей города, и — я уверен — сделал это для того, чтобы выявить среди них врагов. — Он покосился на изукрашенную рукоять кинжала. — Вы мой враг, граф Фенринг?

— Я так не думаю, сир.

— Вы знаете, что я обладаю чувством истины?

— Я знаю э-э… когда я говорю правду, а когда — нет.

— Может быть, сейчас вы как раз ее и утаиваете?

Фенринг не ответил, и Пауль настороженно посмотрел на графа. Пауль что-то почувствовал, но не мог точно определить, что именно.

Алия продолжала есть, но внимательно следила за тем, что происходило за столом. Мари почему-то захихикала.

Повара внесли в зал главное блюдо — жареную масляную рыбу с Каладана — одно из любимых блюд Пауля. Гурни Халлек недавно прислал целую партию этой благородной рыбы, которую для обеда приготовили в традиционном крестьянском стиле. Своими маленькими проворными пальчиками Мари умело словно прозектор сняла с тушки чешую и кожу и вгрызлась зубами в белую мякоть, снятую с позвоночника.

Фенринг повертел в руке кривое острое рыбье ребро.

— Можно очень легко подавиться рыбьей костью. Надеюсь, никто не истолкует мои слова, как угрозу? Никому на моей памяти, за исключением разве что Шаддама, не подавали за обедом такого хитроумно опасного блюда.

Это была неудачная шутка, но леди Фенринг и Корба вежливо посмеялись.

— У моего отца были серьезные основания опасаться убийц, — едко произнесла Ирулан. — Ему следовало бы прилагать больше усилий для укрепления своей империи, а не плести с вами интриги, граф Фенринг. — Алия удивилась, уловив горечь в голосе принцессы. — Многие из его сумасбродных идей были заимствованы у вас.

— Гм, вот как? Ваше утверждение мне неприятно, принцесса, не говоря уже о том, что оно неверно. Если бы дорогой Шаддам чаще прислушивался к моим советам, а не действовал бы самостоятельно, то у него было бы куда меньше хлопот и неприятностей.

Мари продолжала забавляться с рыбой. Потом она взяла карликовую эказскую репу и попыталась взрезать ее гладкую блестящую кожуру круглой ложечкой — чтобы извлечь сладкий ароматный ломтик. Овощ выскользнул из ручки ребенка и покатился по полу под стол. Словно надеясь, что никто не заметит ее оплошности, девочка соскользнула со стула и тоже нырнула под стол, чтобы достать упавшую репку. Алия с трудом скрыла веселое удивление.

— Шаддам сам обезоружил себя, причем не одним способом, — сказал Пауль. — Большинство сардаукаров перешли на мою сторону. Только один легион, составленный из ветеранов, ожидающих пенсии, сохранил верность бывшему императору и служит ему в изгнании как полицейский корпус.

— Думаю, что вы слишком доверчивы, сир. Сардаукары — солдаты до мозга костей. Они клянутся в вечной верности своему императору.

— Вы забываете, граф Фенринг, что теперь их император — Муад’Диб. — В голосе Чани слышалась неприкрытая угроза.

Леди Марго заглянула под стол, чтобы посмотреть, что делает ее дочь.

Пауль между тем продолжал:

— То, что мои фримены нанесли им тяжкое поражение, разгромив их наголову, нанесло сильный удар по их самоуверенности. Это закон для побежденных: я утвердил себя как вожак человеческой стаи, и они должны в знак покорности подставить мне свои глотки.

Алия, видя, что на нее никто не смотрит, тоже заглянула под стол.

— Мари, что ты делаешь?

Мари метнула на нее быстрый змеиный взгляд. Она держала в руке что-то длинное и тонкое, что-то едва толще нитки, но длиной в ее руку. Костяшки пальцев Мари были туго обмотаны эластичной лентой. Эта лента, несомненно, была спрятана в резном украшении банкетного стола. Увидев Алию, Мари включила крошечный источник энергии. Тонкий и длинный предмет вытянулся, стал прямым и жестким.

Алия сразу поняла, что это — игольчатый кинжал — контрабандное иксианское орудие убийства, сделанное из переплетенных между собой острых волокон кримскеля. Так как волокна имели органический состав, то их не улавливали ни детекторы ядов, ни миноискатели. Мари могла заложить это смертоносное орудие в стол во время их игр.

Мысли Алии приобрели застывшую четкость. Это было хорошо спланированное покушение на убийство. Девочку подослали сюда, как кукушонка, в гнездо Арракинской цитадели.

— Пауль! Стилгар!

Под столом Алия бросилась к Мари, но та нажала какую-то невидимую кнопку, спрятанную среди завитушек резного узора, и активировала другую ловушку. От расположенного возле главного входа участка каменной кладки раздался громкий щелчок, и в зал начала под давлением сыпаться мелкая пыль. Когда два инертных порошка смешались в воздухе, последовала химическая реакция, и по залу распространилось едкое облако ядовитого желтого дыма, затянувшее зал непроницаемой завесой.

Кто-то несколько раз вскрикнул. Алия сначала решила, что кричит женщина, но потом поняла, что это голос Корбы.

Дымный взрыв умно заложенного заряда, не содержавшего активных химикатов и не требовавшего зажигательного устройства, на несколько секунд отвлек внимание солдат охраны, но этого времени убийце было более, чем достаточно. Мари была уже под столом: выпрямившись во весь свой маленький рост, она встала между столом и Паулем как раз в тот момент, когда он собирался прыгнуть от стола и встать в боевую стойку.

Мари ринулась вперед с силой, какой было трудно ожидать от такой маленькой девочки, и прижалась к активированному защитному полю Пауля. Она начала медленно продвигать смертоносное жало сквозь защитный барьер, умело используя его сопротивление. Она действовала как медик, вводящий смертельно больному человеку яд для эвтаназии.

Как только в зале началась суета, леди Марго плавным движением сорвала с шеи ожерелье, разорвала нить и бросила камни в кубок с водой. Попав в жидкость, камни немедленно начали выделять в воздух очень сильный короткодействующий паралитический яд, созданный в лабораториях Тлейлаксу. Неактивированный яд нельзя было обнаружить с помощью традиционных детекторов. Леди Марго и граф Фенринг заранее приняли антидот. Марго выплеснула содержимое кубка через стол, целясь в Корбу и Стилгара как раз в тот момент, когда оба уже вскочили на ноги, чтобы отразить опасность. Пары яда поразили и Ирулан, правда, не так сильно.

Алия видела, как Пауль схватил маленькое запястье Мари, не давая ей вонзить игольчатый кинжал ему в лоб. Источник в рукоятке оружия уже накопил на кончике жала мощный электростатический заряд, который в любую минуту мог замкнуть контур в мозгу брата и убить его на месте. Времени у Пауля практически не было.

В дальнем конце зала все еще валил желтый дым, продолжая заволакивать зал. Люди задыхались. Солдаты натыкались друг на друга. Стилгар и Корба лежали на полу, пораженные паралитическим газом. Ирулан едва двигалась.

Граф Фенринг не стал даром терять время, пробравшись сквозь облако дыма к толстой стене банкетного зала, где каменные плиты, казалось бы, идеально пригнанные друг к другу, образовывали угол. Граф знал, где находится едва заметная трещина, знал, в каком месте следует слегка нажать и сдвинуть камень влево. После этого включится встроенный в стену механизм, сделанный из того же камня, и откроется проход, ведущий в древние туннели под резиденцией.

Много лет назад, еще до появления на Арракисе Атрейдесов, граф Фенринг открыл систему невероятно древних подземелий и приказал проделать к ним входы, расположив их в ключевых местах резиденции. Так как он сам разрабатывал эту систему, то превосходно знал все точки входов, которые никто так и не обнаружил за все последующие годы.

Теперь после убийства Муад’Диба они смогут невредимыми выбраться отсюда, оставив Арракин в полном смятении. Согласно плану, тщательно разработанному им и леди Марго, вооруженный корабль уже ждал их за пределами цитадели. На этом судне они доберутся до лайнера, потом пространство свернется, и они будут таковы.

Были подкуплены нужные люди, все оказалось даже легче, чем предполагал граф, так как Муад’Диба ненавидели многие люди из его ближайшего окружения. Не повредило и содействие Космической Гильдии. По всей видимости, граф, Марго и Мари займут вакуум власти, который образуется после смерти Муад’Диба, или найдут подходящего для этого человека. Но даже если этого не случится, то без харизматического лидера деятели джихада перегрызутся между собой и пожрут друг друга, как хищные звери, уничтожив собственное дело изнутри.

Но сначала должен умереть Муад’Диб.

Когда Мари бросилась на Пауля, ее главным преимуществом были внезапность и полная неожиданность. Когда Паулю удалось на мгновение сдержать натиск Мари, Алия сзади набросилась на девочку, как мангуст на змею.

Отскочив от Пауля, Мари бросилась на Алию с игольчатым кинжалом, и сестра Пауля отпрыгнула назад. Алия не уступала Мари во владении боевыми искусствами, но у нее не было оружия. Мари сделала выпад, и тонкое лезвие со свистом рассекло воздух.

— Давай поиграем, Алия.

Мышцы Ирулан были поражены паралитическим газом, но она, напрягая все силы, попыталась отползти в сторону. Стилгар повалился на стол головой и плечами и дергался, пытаясь встать. Он был в ясном сознании, и мучительная гримаса бессилия искажала его лицо. Чани выхватила свой криснож и выглядела с ним по-настоящему устрашающей, не уступая федайкинам.

Алия вспрыгнула на стол, чтобы уклониться от удара игольчатого клинка. Мари последовала за ней, отшвыривая в стороны столовые приборы. Алия пока успешно уклонялась. Было ясно, что маленькая убийца собирается быстро разделаться с Алией. Сколько всего произошло за какие-то несколько секунд.

— Так кто теперь скорпион? — смеясь, кричала Мари.

Алия сделала еще шаг по столу, бросила в Мари металлическое блюдо с недоеденной рыбой, но Мари уклонилась, не сводя напряженного взгляда с соперницы. И тут Алия заметила на столе изукрашенный кинжал императора, лежавший возле тарелки брата. Молниеносным движением Алия схватила оружие и, обведя в коротком выпаде тонкое лезвие игольчатого кинжала, рассекла сухожилие на запястье Мари. Рука ее тотчас повисла как плеть, и смертоносное жало повисло на петлях эластичной ленты. Зашипев от боли, Мари спрыгнула со стола и бросилась к Ирулан, решив выбрать любую жертву, лишь бы кого-нибудь убить.

Но теперь преимущество было у Алии. Женщины, населявшие Другую Память, что-то кричали в едином кровожадном порыве. Подняв нож, она ударила девочку в спину. Удар был твердым и точно нацеленным. Лезвие пронзило сердце.

— Мари! — крикнул Фенринг, оглянувшись от потайной двери. — О нет! Моя дочь!

Алия выпрямилась и отпустила кинжал, оставив его в трепещущем теле маленькой предательницы.

— Ты никогда не была мне подругой.

Корба смотрел на Алию с благоговейным трепетом и восхищением. Он беспомощно сидел на стуле, откинувшись на спинку, будучи не в силах пошевелиться. Алия видела, что фримены не смогли даже пальцем шевельнуть во время этой короткой, но невероятно ожесточенной схватки.

— Кинжал, — плохо повинующимся языком пробормотал Корба, — Святая Алия, Дева Ножа.

Захваченная водоворотом событий, Алия вдруг поняла, что стоит на пороге своей собственной легенды.

~ ~ ~

Пауль выключил защитное поле и переступил через мертвое тело Мари Фенринг. Алия смотрела на рукоятку кинжала, торчавшего из тела бывшей подруги, словно не веря, что это дело ее рук.

Чани стояла с крисножом в руке, готовая драться, чтобы защитить Пауля.

— Стилгар, ты жив? — крикнула она.

Наиб, хотя и двигался как в полусне, отозвался:

— Я жив. Яд оказался временным.

Граф Фенринг упал на колени. Лицо его выражало безысходное отчаяние.

— Мари! Мари, моя милая маленькая девочка!

Плечи его тряслись от рыданий, когда он поднял на руки безжизненное тельце и принялся баюкать его. Зиявший за его спиной проход вел к истертым ступеням лестницы, идущей вниз, в тайный лабиринт подземных ходов. Жена Фенринга тоже опустилась на колени, пораженная горем. Казалось, они оба оставили всякую мысль о бегстве.

Волна предчувствия какой-то опасности окатила Пауля, но в предзнании образовалось какое-то слепое пятно, и он не рассмотрел деталей. Он знал, что граф невероятно коварен, но хотел верить, что сможет связать себя с ним узами дружбы, как с другим потенциальным Квисац-Хадерахом.

До сих пор, однако, заговор Фенринга развивался в точном соответствии с планом. Все работало, как хорошо отлаженный часовой механизм. Должно быть, граф понимал, что это весьма рискованная попытка, но решился послать в тыл противника свою дочь как секретное смертоносное оружие с целью не только убить Пауля, но и похоронить джихад. Неужели этот человек с самого рождения воспитывал свою дочь, вынашивая такие далеко идущие планы? Что же это был за отец? Он понял, как бы отреагировал герцог Лето, если бы Харконненам и в самом деле удалось убить Пауля.

Оцепеневшая леди Марго была бледна как смерть, она как будто забыла все свои навыки сестры Бене Гессерит и перестала управлять своими эмоциями. Пауль видел муку, застывшую в глазах матери, но острее всего он чувствовал несчастье графа Фенринга. Грубые, подлинные чувства буквально исходили от него словно осязаемое облако.

— Вы использовали ребенка как пешку в своем заговоре. Своего собственного ребенка!

— О, не Хазимир ее отец, Пауль Атрейдес. — Голос Марго буквально источал презрение и ненависть. — Ты знал ее отца. Это Фейд-Раута Харконнен.

Пауль изумленно воззрился на женщину.

В этот миг граф Фенринг, натренированный за годы многолетней практики самый надежный убийца на службе императора, двигаясь с быстротой змеи, выдернул кинжал из тела Мари и всадил его в грудь Пауля.

— Это мой запасной план, — сказал граф.

Отшатнувшись назад, Пауль пережил это мгновение, как вечность, расколотую на миллионы осколков длительностью в наносекунды. Каждое событие теперь встало на свое место, как кусочки затейливой чусукской мозаики. Либо этот план был разработан во всех мельчайших деталях, либо Фенринг усилил его множеством запасных вариантов, линии которых удачно пересеклись в одной решающей точке.

Кинжальная рана зияла, вызывая сильнейшую боль. Пауль услышал рядом отчаянный вопль Чани:

— Усул!!!

Она снова закричала, но на этот раз Пауль едва слышал ее, как будто между ними была целая галактика.

Истекая кровью, Муад’Диб упал, словно провалившись в бездонную черную пропасть.

~ ~ ~

Началась полная неразбериха. Комната наполнилась криками ужаса и воинскими командами. Граф Фенринг отпрыгнул от падающего Пауля. Все еще держа в руке императорский кинжал, убийца включил защитное поле и кинулся к тайному проходу, но его уже блокировали федайкины. Отброшенный ими, он прижался спиной к каменной стене и приготовился защищаться. Марго Фенринг присоединилась к мужу, тоже решив умереть. Оружия у нее не было, но она была Преподобной Матерью Бене Гессерит и, значит, умела драться и убивать.

Охваченные страхом и яростью солдаты сжали кольцо вокруг четы убийц, едва оправившийся Стилгар был с ними, в то время как Корба все еще не был в состоянии встать со стула.

— Взять их живыми! — кричала Ирулан, голос ее срывался, хотя она пыталась придать ему твердость. — Если вы их убьете, мы никогда не узнаем, нет ли других заговоров. Не делайте ошибки, не верьте, что это единственный план!

Стилгар не нуждался в указаниях принцессы.

— Мы не убьем его, во всяком случае, мы сделаем это не сейчас и не так быстро. — Голос наиба перешел в звериный рык. — После казни Уитмора Бладда толпа почувствовала вкус крови. Я бы не хотел лишать их удовольствия.

— Меня, стало быть, ждут игры в допрос, гм? — осклабился Фенринг. — Может быть, нам удастся поделиться опытом?

Находясь внутри защитного поля, он то и дело перебрасывал из руки в руку окровавленный кинжал.

Чани онемела. Зловонный дым все еще стлался по залу, Пауль неподвижно лежал на полу, истекая кровью, вместе с которой его медленно покидала жизнь. В отчаянии, пытаясь спасти любимого, Чани бросилась к нему и зажала рукой зияющую рану. Кровь, алая и текучая, заструилась между пальцами Чани.

Пауль Атрейдес был фрименом во многих отношениях, но у него не было генетической приспособленности к жизни в пустыне. Кровь его не была густой, как у урожденных фрименов, у которых она очень быстро свертывалась.

— Пошлите за врачами! Военного хирурга! Доктора Сук! Быстро!

Двое солдат выбежали из зала, бросившись выполнять приказ. Стилгар и другие федайкины не дадут графу уйти. Издевательски усмехнувшись, Фенринг процедил:

— Может быть, вам лучше заняться вашим Муад’Дибом? Наверное, он хочет сказать вам свое последнее слово.

Чани желала только одного: во что бы то ни стало остановить кровотечение.

— Усул, любимый мой, как мне помочь тебе? Как мне дать тебе силы?

Она сжала ладонями его руки и почувствовала их трепет, как будто он что-то хотел ей сказать. Может быть, врачам удастся вылечить его. Только бы они успели вовремя. Но вдруг Пауль умрет до операции…

Но он и сам боролся, сопротивляясь смерти. Чани знала, что Пауль досконально изучил свое тело и познал его истинную природу после того, как ему сказали, что он Квисац-Хадерах. Но Чани все же сомневалась, что у него хватит навыков оправиться от такой страшной, по-настоящему смертельной раны.

Алия стояла рядом с Чани, но даже она со всей ее Другой Памятью и необычными знаниями не могла ничего сделать.

— Мой брат на краю смерти, — сказала она трепещущим, странным для нее голосом. — Я должна была его спасти.

— Мы еще можем спасти его, если замедлим кровотечение, если остановим время… — внезапно Чани выпрямилась. — Алия, беги в мою комнату, на столе у окна стоит запечатанный кувшин. Быстро неси его сюда. Как Сайадина, хранительница обычаев, я держу у себя воду жизни. Принеси ее Муад’Дибу!

Алия удивилась, но не заставила Чани просить себя дважды. Конец фразы она слышала уже из коридора.

— Надо ввести моего брата в транс! Да, мы должны это сделать!

Алия понеслась по коридору как ветер.

Чани вспомнила случай, когда Пауль пытался совершенно по-глупому самоутвердиться, причем не в глазах фрименских мужчин, пытаясь оседлать червя, а собираясь сделать то, что под силу только самым могущественным фрименским женщинам. Веря в то, что он Квисац-Хадерах, Пауль принял неразбавленный яд, эманацию дыхания утонувшего червя. Пауль принял тогда крошечную дозу.

— Одну каплю, — сказал тогда Пауль. — Это так мало… всего одна капля.

Да, капля была маленькой, но ее оказалось достаточно, чтобы Пауль на несколько недель впал в такую глубокую кому, что ему пришлось искусственно поддерживать жизнь. Наконец стараниями Чани и Джессики Паулю удалось преодолеть кризис, и он очнулся, обладая способностью распознавать и нейтрализовать яды. Но такие манипуляции требовали сознательного волевого усилия.

Вернулась запыхавшаяся Алия. Сжимая в руке плазовый кувшин, она обежала двух врачей, которые только теперь с наборами для скорой помощи появились в зале. К раненому Муад’Дибу Алия подлетела раньше их и опустилась на колени рядом с Чани. Когда фрименка откупорила кувшин, по залу разнесся сильный, выедающий глаза щелочной запах. Вода жизни была одним из сильнейших ядов, когда-либо известных человечеству. Но сейчас именно она была необходима умирающему Муад’Дибу.

Чани погрузила пальцы в жидкость и извлекла из кувшина каплю. Любовным движением, нежно и ласково, она провела смоченным пальцем по бледным губам Пауля. Чани понимала, что если даст ему слишком много зелья, то его слабый организм не сможет сопротивляться мощному яду, и доблестное сердце Муад’Диба остановится навеки.

После этого смертельного поцелуя тело Пауля словно окоченело, и Чани сразу почувствовала это. Кровотечение остановилось, но теперь раненый перестал дышать, а его веки больше не трепетали.

Один из врачей Сук вежливо отодвинул Чани в сторону.

— Леди Чани, позвольте нам заняться больным. Это его единственный шанс.

Другой врач принюхался.

— Что это? Немедленно убрать! Мы не пользуемся народными фрименскими средствами.

Первый врач с сомнением покачал головой.

— Очень большая потеря крови. Едва ли он ее перенесет. — Они присели возле раненого, пощупали пульс, наложили на грудь датчики мониторов и принялись тихо переговариваться между собой. — Мы пришли слишком поздно. Он уже умер.

Было слышно, как солдаты испустили горестный стон. Стилгар, казалось, был готов взорваться. Ирулан плакала, а Чани не знала, искренние или притворные эти слезы.

Стараясь держать себя в руках, Чани обратилась к врачам:

— Вы ошибаетесь, Муад’Диб еще жив, но жизнь его сейчас так тиха, что вы не можете уловить ее.

Когда в тот раз Пауль впал в кому, многие фримены решили, что он умер.

— Я дала ему воду жизни и выиграла для вас время. Работайте же, лечите его рану.

— Леди Чани, в этом нет никакого смысла…

— Делайте, как я велю! Его тело уже знает, как бороться с комой. Приступайте же, пока не захлопнулось окно надежды.

Расположившись на полу зала, врачи принялись за дело. Они вызвали других медиков, велели доставить хирургические инструменты и начали переливание крови, хотя понимали, что все это окажется бесполезным, если сердце Пауля не захочет работать.

Чувствуя себя беспомощной, разозленная и пылающая жаждой мести Ирулан как чужак созерцала со стороны происходившие вокруг нее события. Чани, Алия и Стилгар окружили раненого императора, не подпуская к нему принцессу. Ирулан не поняла смысла мистического фрименского ритуала, совершенного Чани у тела раненого Муад’Диба. Спасая Пауля, она дала ему яд. Но Ирулан понимала, что вреда от этого не будет.

Не могла Ирулан подойти и к чете Фенрингов. Их окружила дюжина солдат, ждавших удобного момента, чтобы атаковать. Ирулан сомневалась, что эта парочка проживет больше часа, если Пауль умрет, но если он умрет, она не станет защищать Фенрингов.

С помощью тонких клеточных губок и тканевых лоскутов, наложенных с помощью зондов и манипуляторов, предназначенных для куда более точной работы, чем иксианские орудия убийства, врачам удалось зашить и заместить пораженные острым кинжалом ткани.

Ирулан казалось, что тишина и напряженное молчание длятся уже целую вечность.

Один из врачей Сук пробормотал, надеясь, что никто его не услышит:

— Этим здесь надо заниматься прозектору, а не хирургу.

За прошедший час они не увидели признаков жизни. Тем не менее врачи продолжали изо всех сил бороться за императора, применяя все известные им приемы и методы лечения.

Дело было за Паулем.

Видя страдания мужа, Ирулан оцепенела и пала духом. Мать принцессы Ирулан и все ее наставницы из Бене Гессерит были бы крайне удивлены ее непроизвольной реакцией. Куда только делась холодная и искушенная политическая интриганка?

В самый жуткий момент она сама засомневалась — действительно ли в ее душе мелькнула искра любви? Но это было чувство, которым она не могла поделиться ни с кем — даже с ним, если он выживет.

Ее преданность ценилась не выше преданности щенка. Но любовь? Она не могла уверенно ответить на этот вопрос.

Но помимо личных переживаний, было еще мучительное понимание того, какой политический хаос может наступить после смерти Муад’Диба. При таком количестве соперничавших между собой претендентов на трон — включая и ее собственного отца, стремившегося к реваншу и восстановлению своей власти, — галактика неизбежно будет разорвана ужасной гражданской войной. Сможет ли выжить человечество, и без того тяжело раненное джихадом?

Сердце Пауля заработало неожиданно и так внезапно, что этот удар пульса испугал даже врачей. Прошло несколько секунд, и за первым ударом сердца последовал второй.

Потом третий. Промежутки между сокращениями становились все меньше и меньше, и на мониторе в конце концов стал виден медленный, но устойчивый пульс.

Император Муад’Диб вернулся к жизни. Правда, он был очень слаб, и сознание его было пока помрачено. Ирулан и сама чувствовала себя отвратительно. Сердце ее бешено колотилось. Да, это был Муад’Диб. Он не мог умереть! Он жил!

Он открыл глаза, и это было единственное, что было нужно Ирулан. Она вытерла слезы, но они снова потекли из ее глаз. Что это — слезы радости? Да, радости и злости на того, кто посмеет еще раз покуситься на жизнь ее мужа.

Когда Пауль наконец самостоятельно сел, граф Фенринг, взглянув на императора в разорванном на груди и пропитанном кровью черном кителе, отключил защитное поле и сдался. Плечи его ссутулились, он протянул ближайшему солдату кинжал рукояткой вперед и сказал:

— Гм, кажется, сопротивлением я уже не добьюсь ничего.

Расхрабрившийся Корба вырвал кинжал из руки Фенринга. Солдаты бросились вперед, связали графа и леди Марго шигой и вывели из зала. Воспользовавшись возникшей при этом суматохой, Корба незаметно сунул богато украшенное оружие в рукав.

Ирулан видела это, но поняла, что никакой опасности Корба не представляет. Принцесса представила себе, как это вдоволь погулявшее по свету оружие в конце концов окажется в музее реликвий джихада или будет продано преданному (и богатому) вельможе.

Пауль решил встать на ноги. Врачи подхватили его под руки, но он предпочел опереться на Чани, а другую руку положил на плечо Алии. Ирулан, неестественно выпрямив спину, смотрела на него во все глаза. Ей было достаточно того, что он жив.

Переведя дух, Пауль заговорил неожиданно сильным и твердым голосом:

— Найдите подходящую… комнату для графа и леди Фенринг. Им не нужен комфорт, но ни один волос не должен упасть с их голов до моего распоряжения.

~ ~ ~

Закованный в кандалы и окруженный четырьмя дюжими охранниками граф Фенринг стоял у подножия трона Золотого Льва. Когда-то изящные брюки и сюртук были помяты и запачканы, белая шелковая рубашка разорвана и запятнана кровью Муад’Диба.

Пауль поправился совершенно, или создавал видимость, — это было еще одно явленное им чудо. Ирулан уже работала над этой историей, которой будет суждено дополнить полную историю его жизни, и люди от всего сердца в нее поверят. Они не ждали ничего другого от Муад’Диба. Все это станет частью легенды. Теперь Ирулан сидела возле трона с пюпитром на коленях, но рассказ о страшном происшествии и чудесном исцелении уже вышел из-под пера принцессы.

Приняв большую дозу меланжи, Пауль нашел в себе силы на следующий же день после покушения появиться при дворе, сесть на трон и сделать заявление — только для того, чтобы показать всем, что Муад’Диб полон сил и может дальше править своей священной империей. Предзнание и обычный здравый смысл подсказывали ему, какой беспорядок наступит, если его почитатели начнут мстить всем, в ком увидят врага.

Пауль понимал, что должен был остаться в живых, и не только ради себя, но и ради всего человечества. Пауль вспомнил, кем он был, когда убил Фейда-Рауту в этом самом зале, который, правда, в то время выглядел несколько иначе. Тогда он был молодым человеком, одержавшим победу, и вся империя покорно лежала у его ног. Тогда он принял на себя верховное командование, несмотря на то, что понимал, какая пропасть разверзается перед ним. Никто, кроме него, не понимал тогда и не мог предвидеть, кем станет в ближайшем будущем Пауль Муад’Диб. Никто: ни его мать, ни Гурни, ни Шаддам, ни даже Чани, а уж она-то понимала его лучше других.

С самого начала своего правления Пауль мог обеспечить империи пышное, но недолгое процветание. Альтернативой было стать беспощадным тираном. Он мог принять сиюминутные решения для того, чтобы подавить всякое недовольство и смуту, установить мир и составить такое правительство, что снискал бы любовь всех своих подданных. Если бы он так поступил, то история оставила бы потомкам куда более симпатичный портрет Пауля Атрейдеса. Но этого хватило бы на несколько поколений, может быть, даже, на пару тысячелетий.

Это был тупиковый путь, путь в никуда.

В глубине души Пауль понимал, что был бы счастлив, наслаждаясь жизнью с Чани. Учитывая разницу в масштабах власти, он мог бы уподобиться своему отцу, герцогу Лето, и быть любимым всеми, честным со всеми, мудрым и почитаемым, причем все это было бы истинной правдой. Но вместо всего этого, не подчиняясь никому, кроме самого себя, он пожертвовал личным счастьем и настоящим для того, чтобы спасти будущее. Пауль стал не тем, кем хотел быть, а тем, кем должен был стать. И именно в таком Пауле нуждалось человечество.

Как Муад’Диб он взял на себя тяжкую ответственность, допустив уничтожение миллиардов людей ради спасения триллионов. Но только он один отчетливо понимал это. Он не мог возложить ответственность ни на кого другого и поэтому взял на себя весь груз, укрепившись для того, чтобы продолжать делать то, что должно.

Теперь ему предстояло судить графа Хазимира Фенринга, ближайшего друга бывшего императора Шаддама IV. Этот человек пытался убить его.

— Э-э… гм, я полагаю, что теперь вы не станете предлагать мне отведать доброго вина?

Фенринг бравировал и дерзко шутил, но в его поведении чувствовалась неуверенность. Большие глаза бегали из стороны в сторону. Он видел федайкинов, Стилгара, жаждавшую крови Чани. Казалось, он думал о том, кто из них нанесет ему смертельный удар, в неминуемости которого граф не сомневался.

На мгновение Фенринг остановил взгляд на Алии, сидевшей на помосте возле трона. На девочке было ее обычное черное одеяние. Сейчас Алия была похожа на маленького палача, ждущего команды старшего брата. Девочка болтала ногами, сидя на краю помоста. Такая детская поза. Точно так же она вела себя, когда на троне сидел император Шаддам IV, и было это незадолго до того, как она внезапным ударом убила барона Владимира Харконнена.

Алия чем-то неуловимо напоминала графу его дорогую маленькую Мари…

— Здесь, на Дюне, чистая вода ценится дороже самого лучшего вина, — ответил Пауль. Из ящика маленького резного столика, стоявшего возле кварцевого трона, он достал инкрустированный каменьями кувшин, извлек из него пробку и налил себе и графу в маленькие бокалы. Чани протянула бокал узнику.

Подозрительно глядя на питье, граф поднял закованную в тяжелую цепь руку и принял бокал с храбрым смирением.

— Значит, вы решили прибегнуть к яду, так-так. — Он понюхал содержимое бокала.

Пауль сделал глоток.

— Это чистая вода.

Он сделал еще глоток, чтобы подтвердить свои слова.

— Это не яд. Клянусь честью, честью Атрейдесов. — Пауль жестко посмотрел в глаза Фенрингу. — Выпейте со мной.

Алия тоже налила себе воды и с наслаждением выпила ее большими глотками.

Фенринг покосился на жидкость в своем бокале.

— Я много лет прослужил здесь, на Арракисе, и знаю цену воде. — Он выпил воду и швырнул бокал на каменный пол.

Пауль сделал еще один глоток.

— Это была вода, которую мы добыли из Мари. Я хотел, чтобы вы разделили ее со мной. — Он беспечно вылил остатки воды на помост и отставил в сторону бокал, перевернув его вверх дном.

Согнувшись пополам от внезапно подступившей тошноты, Фенринг дернулся, словно хотел выхватить оружие, которого у него не было.

В зал ввели леди Марго и поставили рядом с мужем. За ее спиной встали Стилгар и Корба. Граф насторожился, судьба жены, кажется, волновала его больше, чем собственная. Одетая в традиционную черную накидку Бене Гессерит, леди Марго была величественна и благородна, несмотря на невозможность ухаживать за собой.

По знаку Пауля Алия спрыгнула с помоста и встала перед матерью Мари, смотревшей на девочку с каменным выражением лица. Алия держала в руке длинную иглу — гом-джаббар. Марго напряглась, но девочка не ударила ее. Пока.

Стараясь не выказать слабости, вызванной страшной раной, вспомнив, как однорукий эрцгерцог Арманд Эказ настаивал на своем участии в грумманской экспедиции после побоища на свадьбе герцога Лето, Пауль встал с трона и спустился с помоста на полированный каменный пол. Движения его были медленны и расчетливы, во взгляде его была смерть. Он встал напротив Фенринга.

Император извлек из ножен свой криснож и направил острие на графа. Стражники отошли в сторону, и Фенринг напрягся. Все его мышцы окаменели в ожидании. Он смотрел куда-то мимо Пауля, словно видел за его плечом смерть.

— Прошу вас не убивать его, — произнесла вдруг леди Марго.

— Мы умрем в любом случае, — сказал Фенринг, обращаясь одновременно и к жене, и к Паулю. — Толпа в любом случае разорвет нас на куски, как мастера меча Бладда. — Теперь граф, едва заметно дрожа, обратился к Паулю: — Это поможет, если я упаду на колени и стану молить вас сохранить жизнь леди Марго? Много лет назад она спасла жизнь вам и вашей матери, предупредив об измене Харконнена.

— Ваше предательство стерло долг воды, — резко произнес Стилгар.

Фенринг сделал вид, что не слышал слов наиба.

— Если мольбы помогут, то я пойду на любое унижение, лишь бы спасти жизнь моей леди.

Не отвечая, Пауль обошел Фенринга, выбирая, куда нанести смертельный удар.

— Вы же понимаете, что я виновен в большей степени, чем она, — лепетал Фенринг. — Я действовал не из верности Шаддаму, и это не был заговор Бене Гессерит, состряпанный леди Марго. Я говорю правду, утверждая, что презираю Шаддама, так как его глупости уничтожили все обязательства, привязывавшие меня к нему. Он не мог дать империи ни единого шанса стать сильной и стабильной. Вообразите только меру его провала — правление Шаддама было таким отвратительным и ненавистным, что многие предпочли ему фанатизм ваших последователей!

Пауль свирепо усмехнулся, но ничего не сказал. Он продолжал молча кружить вокруг графа, который снова заговорил:

— Здесь не было ничего личного э-э… уверяю вас. Моя ненависть к вам была основана на чистой логике. Мне надо было вырезать наиболее злокачественную часть опухоли, чтобы спасти человеческую цивилизацию. Когда Муад’Диб был бы вычеркнут из политического уравнения, то Мари, я или любая марионетка, могла бы получить шанс восстановить устойчивость и величие империи.

Пауль наконец тоже заговорил:

— Вы же понимали, что у Мари практически нет шансов, но решили принести ее в жертву, зная, что у вас может появиться возможность убийства, когда вы будете разыгрывать скорбь.

Глаза Фенринга вспыхнули гневом.

— Я ничего не разыгрывал.

— Да, это так: он не притворялся! — крикнула Марго.

Алия взмахнула перед ее лицом гом-джаббаром.

Не отрывая взгляда от графа, Пауль сказал:

— Сплошные трюки, но в момент моей наибольшей слабости вы едва не одержали победу.

— Здесь чудовище вы, а не я, — ответил Фенринг. Он храбро держался, этот убийца. Потом он повернул голову и устремил взгляд на Марго: — Прощай.

— Прощай и ты, мой дорогой, — ответила она и посмотрела на ядовитое жало в руке Алии.

Пауль понимал, что если бы они с Фенрингом сейчас поменялись местами, то тот не пощадил бы его и Алию. Фрименская половина натуры Пауля требовала крови, как требовала ее и натура Алии. Взглядом она молила Пауля разрешить ей нанести смертельный удар гом-джаббаром.

Пауль остановился, подняв нож с молочно-белым клинком. Интересно, как поступил бы его отец в такой ситуации? Герцог Лето Справедливый. Пауль вспомнил, при каких обстоятельствах отец получил это прозвище. Вспомнил и сказанные тогда отцом слова: «Я приговариваю тебя к жизни, — сказал он перед тем, как отправить в изгнание Суэйна Гойре. — Ты будешь жить с сознанием своего преступления».

Пауля охватила печаль. Как часто он принимал решения, которых никогда не принял бы отец. Пауль не рассчитывал, что Фенринга будет мучить совесть, несмотря на все его преступления. Граф — не Суэйн Гойре. Но казнить его было бы слишком легким делом. Довольно с него варварства.

Без предупреждения Пауль полоснул Фенринга по горлу, тщательно рассчитав глубину удара.

Леди Марго рванулась к мужу с диким криком:

— Нет!

Граф покачнулся, протянул закованные в кандалы руки к горлу. Но на ладонях остались лишь едва заметные мазки крови.

— По традиции извлеченный из ножен крис должен быть обагрен кровью, — спокойно произнес Пауль. Он невозмутимо вытер обоюдоострое лезвие о сюртук Фенринга и вложил клинок из зуба червя в ножны.

От пережитого потрясения граф едва удержался на ногах. Он еще раз опасливо прикоснулся к горлу и едва не вскрикнул от удивления. Порез на шее шириной был не больше волоса. На коже, как ожерелье, выступили отдельные капли крови.

— Сегодня тебе еще не время умирать, — сказал Пауль. — Каждый раз видя в зеркале этот крошечный рубец, помни, что он мог быть и глубже.

Пауль повернулся к Марго:

— Леди Фенринг, вы потеряли дочь, и это уже страшное наказание за ваше преступление, потому что я знаю: вы искренне любили Мари. Ваше несчастье состоит в том, что вы любите человека, который достоин лишь презрения.

Высоко подняв голову, Пауль взошел к изумрудно-зеленому трону, поднял руку и сделал пренебрежительный жест.

— Много тысячелетий назад над Домом Атрея, моего далекого предка, как говорили, тяготело проклятие. Теперь я получил право проклинать. Слушайте же! Я ссылаю вас обоих на Салусу Секундус, где вы будете навеки, до конца вашей жизни, заперты вместе с Шаддамом Коррино. Пусть ваше отвращение к нему становится все больше и больше с каждым проведенным в его обществе днем.

~ ~ ~

В глубокой задумчивости сидела она за своим удобным рабочим столом в тиши личных апартаментов. Эти комнаты больше не казались ей тюрьмой или местом хранения забытых и ненужных вещей. Несмотря на то что Пауль по-прежнему отказывался делить с ней ложе, Ирулан стала для него чем-то большим, чем военным трофеем битвы за Арракин или символической женой. Несмотря на все препятствия, преграждавшие ей путь, она сумела заслужить свое законное место в правительстве Муад’Диба, а может быть, и в истории. Даже Чани не смогла бы исполнить отведенную Ирулан роль.

«Рассказ формируется не только описываемыми в нем событиями, но и самим рассказчиком». Ирулан вспомнила этот афоризм Бене Гессерит и такую же древнюю поговорку Жонглера. В ее руках — и в ее пере — сосредоточена власть влиять на то, что будут знать грядущие поколения. Или будут думать, что знают.

Здесь, в величественной цитадели Муад’Диба, Ирулан чувствовала, что ее рвут на части. Отец и другие члены изгнанного Дома Коррино, ожидавшие от нее верности, отвергли ее за то, что она предпочла им своего мужа. Точно так же Община Сестер не могла поверить, что Ирулан пренебрежет ими. Сестры не поверили, что принцесса посмеет отказать их требованиям повлиять на императора, отчаянно надеясь обрести утраченный контроль над действиями их долгожданного Квисац-Хадераха.

Ирулан уже давно не была уверена в необходимости соблюдать свои прежние обязательства. От нее все чего-то хотели. Всем от нее было что-то нужно. В конце концов она пришла к выводу, что больше всех в ней нуждается ее официальный супруг, хотя и весьма своеобразно.

Пауль Муад’Диб умер от кинжального удара, но сумел вернуться с того света. Ирулан попыталась представить себе, как опишет этот эпизод в следующем томе распухавшего на глазах биографического трактата.

«Я напишу, что никто не может убить Муад’Диба. И люди поверят в это. Они поверят мне».

Да и как смогут они не поверить?

Пауль никогда не говорил о любви к Ирулан, никогда не проявлял по отношению к ней даже крупицы страсти, но он научился уважать ее знания и опыт. Она вспомнила жуткую картину: лежащий на полу в луже собственной крови бледный Пауль. До того момента она не могла даже вообразить себе, как потрясет ее это зрелище.

В сознании уже начали возникать подходящие слова и фразы. Она останется здесь и будет писать, и пусть ее судит история.

По священной милости Муад’Диба.