Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков

Глава третья Государство, силы и средства дьявола

Когда слово «дьявол» употребляется в единственном числе, оно обозначает или 1) как имя нарицательное, одного из дьяволов либо сравнение с дьяволом, или 2) как имя собирательное, всю дьявольскую расу, весь дьявольский народ (как «турок» вместо «турки», «немец» вместо «немцы» и т. п.), или, наконец, 3) как имя собственное, повелителя дьяволов, Князя тьмы.

Дьяволов было не только много, им числа не было. По общему мнению богословов, в возмущении против Бога приняла участие десятая доля ангелов. Но были добросовестные теологи, которые, не удовольствовавшись такою неопределенною статистикой, вычислили точное число злых духов. По одному такому вычислению, их не меньше 10000 биллионов[87].

Для такого огромного народа нужно было немало места, а потому дьяволы распределились на жительство по двум областям: в аду и в воздушных сферах. Витая в последних, они получали возможность искушать и мучить живых людей, а ад устроен был для их собственного наказания, одновременно с которым они приводили в исполнение кары, предназначенные умершим. Воздушные квартиры отведены им только до Страшного суда. Его приговор всех их забьет в ад, и ни один из них оттуда уже не выйдет.

Не все дьяволы были равны качествами, положением, способностями. Бесконечна их классификация по месту жительства (водяные — «нептуны», лесовики — «дузии» и т. п.) или по роду деятельности (инкубы, суккубы и пр.). Так как одному дьяволу лучше удалось одно, другому другое, то отсюда выработалось известное разделение труда, повлекшее за собою нечто вроде социального строя. Казалось бы, дьявол, олицетворение именно беспорядка и смуты, должен быть завзятым анархистом, отрицателем каких бы то ни было государственных и сословных форм. Однако, напротив, св. Фома Аквинат и многие другие теологи из самых уважаемых нашли в дьявольском народе такую же иерархию, как и в сонмах ангелов, и даже более точную, так как у дьяволов есть их собственный глава, тогда как ангелы не имеют иного начальника, кроме Бога, который есть владыка всей Вселенной, а не только их одних.

В Евангелиях от Матфея и Луки и в писаниях большинства богословов князь и владыка демонов носит имя Вельзевула. Но также часто зовут его Сатаною и Люцифером. Данте соединил все эти три имени вместе, как определяющие одного и того же великого дьявола. Но обыкновенно это три разных беса и не одинаковой власти.

О дьявольских чинах упоминают уже в первом христианском веке апокрифическая Книга Еноха и Новый Завет. Св. Фома Аквинат, упомянув о дьяволах высших и низших и вообще об иерархическом их устройстве, не входит в дальнейшие подробности. Но подобная сдержанность не могла удовлетворить демонографов, теоретиков магии и, в особенности, ее практиков. Для них было важно знать дьявольскую иерархию точно, а также и способности и компетенцию каждого в ней чина и, по возможности, и каждого отдельного беса. Систему чинов строили двояко: одни демонологи — в зависимости от классификации грехов, вверенных дьяволам, другие — по степени общего могущества и влияния, предполагаемыми за известными имярек дьяволами.

Данте называет Люцифера императором царства скорби. Для него мир делится поровну на три великие монархии: вышнюю небесную — Божескую, среднюю земную — человеческую, нижнюю адскую — дьяволову. Но идея ада, как царства, не принадлежит Данте. Старая на земле, как само государство, она свойственна всем историческим религиям, и христианство приняло ее из эллино-римского мира уже в весьма тщательно выработанном виде. Понятие об адском царстве находится уже в Евангелиях, и уже Отцы Церкви снабжали Люцифера атрибутами верховной власти: скипетром, венцом и мечом. Во многих аскетических легендах Сатана изображается сидящим на высоком троне, окруженным царскою пышностью, возвышаясь над огромною толпою служителей и свиты. Таким путем народная фантазия выработала мало-помалу целый сатанинский двор, во всем подобный дворам великих государей земли. В волшебной истории Иоганна Фауста, послужившей основою знаменитой трагедии Гёте, мы находим такое расписание чинов: король ада — Люцифер, вице-король — Белиал, губернаторы — Сатана, Вельзевул, Астарот и Плутон. Мефистофель и еще шесть других — в титуле князей. При дворе Люцифера имеется пять министров, один статс-секретарь и двенадцать служебных демонов вроде флигель-адъютантов. В других же магических и демонологических книгах упоминается о дьяволах-герцогах, маркизах, графах, с точным исчислением, сколько легионов дьяволов каждый имеет под своей командой.

В русской старинной литературе подобную картину ада как царства и царского двора Сатаны дает знаменитая «Повесть о Савве Грудцыне» — роман XVII века, повествующий якобы о событии времени первого самозванца («бысть убы в лето 7144»). Купеческий сын Савва Грудцын, живучи в городе Орле-Усольском, влюбился в жену купца и за обладание ею продал душу бесу, представшему ему в виде доброго товарища и выманившему у него хитростью «богоотметное писание». Но так как черти большие формалисты и плутовски добытая расписка, по-видимому, не твердо гарантировала право беса, то он, обманом же, приглашает Савву Грудцына лично поднести ее Сатане:

«Как-то раз позвал бес Савву, и пошли они оба за город. И на поле за городом бес спросил Савву: «Знаешь ли ты, кто я? Ты думаешь, что я Грудцын, но это не так. Теперь я за любовь твою ко мне расскажу всю правду. Ты только не смущайся и не стыдись называть меня своим братом: я ведь, совсем как брата, полюбил тебя. Но если хочешь знать, кто я, то знай — царский сын! Пойдем, я покажу тебе славу и могущество отца моего». Сказав такое, он привел Савву на какой-то голый холм и показал ему видневшийся вдали дивный город; стены, мостовые и крыши в нем были из чистого золота и блистали нестерпимо! И сказал ему бес: «Тот город — творение отца моего. Пойдем и поклонимся вместе ему. А бумагу, что ты мне дал, теперь возьми и сам вручи отцу, и почтит он тебя высокой честью!»…

Пришли они к привидевшемуся им городу и подошли к воротам. Встречают их темные юноши в украшенных золотом одеждах, низко кланяются, воздавая почести «царскому сыну», а вместе с ним и Савве. Вошли они во дворец, и вновь встречают их юноши в блестящих одеждах и так же кланяются. А когда вошли в царские апартаменты, вновь там встретили их юноши и воздали почести «царевичу» и Савве. Они вошли в зал, и Савва услышал: «Брат мой, Савва! Подожди меня здесь: я извещу отца о тебе и представлю тебя ему. А когда предстанешь перед ним, то не теряйся и не пугайся, а подай ему свое письмо». И сказав это, пошел во внутренние палаты, оставив Савву одного. Там он задержался ненадолго, потом вернулся и привел Савву перед лицо Князя тьмы. Тот восседал на высоком троне, украшенном золотом и драгоценностями; одет он был в блестящие одежды. Вокруг трона Савва увидел множество крылатых юношей — лица у одних были синие, у других смолянисто-черные. Приблизившись к царю, Савва пал на колени и поклонился. Царь его спросил: «Откуда ты пришел и какое у тебя дело до меня?» А безумец наш подносит ему богоотметное свое писание и вещает: «Пришел, великий царь, послужить тебе!» Сатана, этот старый змей, взял бумагу, да прочел ее и спросил своих черных воинов: «Хотел бы взять к себе этого молодца, не знаю только, верным ли он будет мне слугой?» И призвав сына своего, Саввина мнимого брата, сказал ему: «Ступай пока, отобедай с братом своим»…»

Легионы демонов и глава их образуют армию. Демоны по самой натуре своей духи воинственные. Полчища их, противопоставляемые небесному воинству, воображаются, конечно, по образу земных армий. Петр Достопочтенный[88] видел однажды, как огромный отряд дьяволов, одетых солдатами, двигался ночью через лес. Часто повторялись видения вооруженных полков, несущихся в воздухе, подобно тучам.

Так как ад — государство, а Сатана — государь, то естественно ему иметь и свой государственный совет, в котором обсуждались важные вопросы адской политики, чинился суд, произносились приговоры. Время от времени Сатана, наскучив адским дворцом своим, отправлялся с компанией любимцев на охоту в земных лесах и проносился ураганом, вырывая с корнем деревья на пути своем, рассыпая вокруг себя ужас и смерть. Артуро Граф справедливо заметил, что государи земли в то бесправное время охотились с меньшей стремительностью, но не с меньшим вредом для полей и пастбищ вилланов. В качестве государя Сатана требовал себе присяги от тех, кто ему предавался.

Относительно разумности и знаний демонов теологи много спорят. Все согласны в одном: после падения демонов разум их затмился настолько, что если он еще намного превосходит разум человеческий, то далеко ему до разума ангельского. Дьявол знает прошлое, но в настоящем только то, что Бог не считает нужным от него скрывать. Некоторые церковные писатели утверждают, что Сатане была неизвестна тайна Христова пришествия и он не узнал в Иисусе вочеловечившегося Бога. Действительно, в Евангелии от Матфея Сатана искушает Иисуса условными предложениями: «Если ты Сын Божий, то преврати эти камни в хлебы», — что показывает как бы нетвердую уверенность в том, кого именно он испытует. Это незнание дорого обошлось Сатане, так как, добившись от людей безвинной казни Иисуса, он тем самым способствовал акту Искупления и завершил свою собственную гибель.

Расходятся мнения и о том: зная все тайны природы, знают ли демоны также тайны человеческой души? Могут ли они проникать в глубину совести, вызнать наши мысли и чувства? Некоторые отрицают это на том основании, что в таком случае человек оставался бы совершенно беззащитным против их наущений и искушений. Поэтому демонам не дано видеть душу человека и они только большие физиономисты: по внешним признакам угадывают мысль и волю, читают в уме и чувстве, что, собственно говоря, может делать и человек, но у дьявола в тысячи раз больше умения, опыта и навыка. Другие богословы, и между ними Фома Аквинат, наоборот, полагают, что демоны читают в душе нашей, как в раскрытой книге. Гонорий из Отена[89] думал, что демонам надо знать злые стремления человеческой мысли и воли, добрые же — нет. Дело в том, что свое знание первых дьявол много раз доказывал, внезапно обличая своих заклинателей при всем честном народе в самых тайных и сокровенных грехах их, не исключая и мысленных.

Не менее спорный вопрос — знают ли дьяволы будущее. Большинство теологов высказывается отрицательно: если бы дьявол, зная прошедшее и настоящее, знал еще и будущее, то чем же его знание отличалось бы от знания Бога? И как бы Бог потерпел, чтобы дьяволы заранее знали его предначертания через веки веков? Подобным знанием они не обладали и раньше своего изгнания из рая, так как иначе не подняли бы бесполезного восстания. Ведь и добрые ангелы не имеют непосредственного знания будущего, а знают его лишь постольку, поскольку Бог допускает их читать мысли Его.

Как же объяснить предсказательные способности дьяволов? Ориген говорит, что они узнавали будущее по движению планет, — мнение, плохо примиримое со взглядами Лактанция[90], который именно астрологию признавал ложным изобретением демонов. Св. Августин полагал, что дьяволы не имели непосредственного и прямого знания будущего, но благодаря способности переноситься с места на место быстрее молнии, а также благодаря изощренности своих чувств и интеллекта они были облегчены в логической работе настолько, что по заключениям настоящего могли воображать и угадывать будущее чуть не наверняка. Св. Бонавентура[91] полагает, что они не знают будущего как возможности, а только угадывают его как планомерность, так как они великолепнейшие натуралисты и до тончайшего совершенства выучили все законы и тайны природы.

Глубокие научные познания дьявола заставляли Церковь подозревать в сношениях с ним каждого ученого. Однако Данте считает, что философия для дьявола недоступна, так как «в нем умерла любовь, а чтобы быть философом, любовь необходима». Это нисколько не мешает ему вывести превосходным диалектиком черта, который тащит в ад Гвидо да Монтефельтро[92], хотя и получившего отпущение грехов от папы Бонифация VIII[93], причем этот демон сам себя рекомендует своему грешнику «логиком» по профессии. Знаменитый Жан Боден[94] пишет в своей «Демономании колдунов», что Ермолай Барбаро, патриарх Аквилейский (ум. 1493), вызвал однажды дьявола, надеясь узнать от него, что, собственно, хотел сказать Аристотель своею энтелехией[95]? Во всяком случае, если демон не силен в философии, то в софистике он богатырь и учитель, и всякий софизм есть адоугодный грех мысли. По этому поводу Пассаванти[96] рассказывает страшную историю об одном парижском студенте, который явился с того света перепуганному своему профессору в плаще, вышитом софизмами.

Итак, философия не давалась демонам. Но, в странном противоречии, они были знатоками богословия, цитировали на память Священное Писание и рассуждали о таинствах с точностью и определенностью профессиональных теологов. Из уст одержимых, телом которых они завладевали, демоны сыпали текстами из Нового и Ветхого Завета, мнениями и сентенциями Отцов и Учителей Церкви и часто вгоняли в стыд заклинателей, которые вдруг оказывались совершенными невеждами в сравнении с ними. Более того, св. Фурсей присутствовал при диспуте демонов о грехе и наказании даже не с людьми, а с ангелами, — и нечистые не ударили лицом в грязь ни в диалектике, ни в богословии. Известно, что в богословском споре дьявол припер самого Лютера к стене настолько плотно, что бедный реформатор, истощив все логические аргументы, предпочел просто запустить в него чернильницей.

Впрочем, не надо думать, чтобы все дьяволы стояли на одном уровне знания и умственных способностей. Между ними были свои интеллигенты и невежды, удачники и неудачники, ловкачи и простофили. «Глупый черт», любимец русских сказок, занимает в дьявольщине такое огромное место, что о нем лучше будет поговорить особо. Если дьявол заметно преуспевал в какой-либо области знания, ад так и пускал его по этой дороге. Цезарий знал дьявола-юриста Оливера: он был стряпчим и отлично вел судебные дела. Фра Филиппо Сиенский[97] рассказывает о некоем Джорджино да Монте Лючио, нотариусе, который после смерти своей получил место нотариуса также и в аду и, таким образом, сделался одним из чиновников царства Сатаны и, следовательно, тоже чертом. Но обычно черти предпочитают медицину и естественные науки: при их помощи варятся волшебные напитки, превращаются металлы и вообще осуществляются всевозможные насилия над материей.

Наука и сила — синонимы, а поэтому знание Сатаны делает его «могущественным духом». Так называет его апостол Матфей. Границы этого могущества определяются трудно. Конечно, оно несравнимо со всемогуществом Божиим, но все же велико и грозно. Как мятежник, Сатана сокрушен без надежды на улыбку победы. Но побежденный по совокупности, он мстит за себя непрерывным бунтом в розницу. Он проникает в счастливые обители наших прародителей и вводит в гармонию божественного творчества грех, разлад и смерть. Он наполняет Вселенную ядом своим и побуждает ее к отречению от Бога. Правда, власти у него ровно настолько, сколько терпит Бог, но нельзя не признать, что пределы этого терпения чрезвычайно широки и, действуя в них, Сатана вооружен и собственною инициативою, и собственною внутреннею, а не заимствованною или отраженною силою. Все зло мира истекает из него, и чрезмерность зла дает понятие о гигантском могуществе источника. Искупительное воплощение Христа, конечно, нанесло дьяволу жестокий удар — настолько, что однажды он, явившись к св. Антонию, протестовал, зачем люди продолжают осыпать дьявола проклятиями и ругательствами, тогда как он, после пришествия Христова, стал совершенно бессилен. Но дьявол хитрил. В язычестве умерла, быть может, его абсолютная власть над землею, но не умерла сила. Христос победил его, но не отнял у него оружия, и Сатана сейчас же начал новую борьбу, отвоевывая у победителя человечество шаг за шагом, душу за душою. И по прошествии нескольких веков по Искуплении царство Сатаны опять полно рабами, а картина мира столько же печальна, как и прежде.

Распространяясь одинаково как на природу, так и на человека, могущество демонов обусловливается их чудесными способностями. Они могут в мгновение ока переноситься с одного конца Вселенной на другой, углубляться в землю и воду, проникать в стихии. Вещественная природа в особенности подчинена им. Не надо забывать, что многие еретические секты считали материю творением Сатаны. По мере того как в религиозной идее обострялся контраст между материей и духом и материя-враг осуждалась на проклятие и гибель как сила темная и развращенная, — фантазия дрессируемых католичеством народов должна была все более склоняться к тому, чтобы видеть в природе великую лабораторию и царство Сатаны. Пусть не Сатана создал природу, но он, во всяком случае, осквернил ее.

Излюбленные стихии демонов — огонь и воздух. Теологи единогласно признавали за дьяволом самостоятельно распоряжаться атмосферными явлениями: вызывать бури, сгущать тучи, метать молнии, проливать на землю разрушительные дожди, сыпать градом и снегом. Вой бури есть крик разъяренных демонов. Данте в Преддверии Чистилища говорит от имени Буонконте да Монтефельтро[98], без вести пропавшего в битве при Кампальдино (11 июня 1289 года), что тело его было унесено с поля сражения волнами наводнения, вызванного причиненною демонами грозою.

Не меньшую власть имели демоны над землею, в центре которой отводилось место для ада. Их делом были или могли быть землетрясения, а тем более извержения вулканов, которые вообще почитались пастями и отдушинами ада. Когда дьявол спешил возвратиться в свой ад кратчайшим путем, он проваливался сквозь землю в любом месте, как в театральный трап.

Не все в природе подчинялось демонам в одинаковой степени. Некоторые вещества и условия местности их как бы притягивали, другие их, наоборот, отталкивали. Дьявол большой любитель романтического пейзажа: его излюбленное пребывание — среди уединенных скал, в ущельях обрывистых гор, в густых и темных лесах, пещерах, провалах — в тех угрюмых местах, среди которых зловеще передвигается грозный Сами-эль Веберова «Волшебного стрелка»[99]. Думали, что бес в таких местах особенно силен, — потому их и любит. Дуалистические легенды тюрко-финского язычества, усвоенные и славянством, полагают, что все подобные места и сотворены Сатаною. Когда Бог захотел сотворить Землю, то послал Сатану на дно морское за песком. Сатана несколько песчинок слизнул с ладони и спрятал во рту, еще сам не зная, на что они годятся. Когда Бог посеял из песка, принесенного Сатаною, землю на водах и благословил ее расти на все четыре стороны света, стали дуться и расти также во рту Сатаны утаенные им песчинки. Терпел-терпел Сатана, но стало невмочь, и побежал он по новозданной земле, ругаясь, плача и повсюду расплевывая камень, песчаные степи, скалы и целые горные хребты. Уже евреи считали пустыню жилищем злых духов, и всем известно, как последние надоедали селившимся в пустынях аскетам.

Из растений черту любезны орех и мандрагора, но ненавистен чеснок. Ему милы уголь и зола, но соль отнимает у него всякую силу, то же действие имеют некоторые драгоценные камни. Из животных его лучший слуга и друг, иногда его воплощение — жаба, а петух — злейший враг и гонитель.

Во власти над человеком Сатана был ограничен известными условиями: над плотью он имел ее гораздо больше, чем над духом. Тело, плоть, материя, животная часть человека почиталась настолько дружелюбною и подчиненною Сатане, что некоторые еретики думали даже, что человек телесно создан Сатаною, а не Богом. Отсюда взгляд на тело как тюрьму духа, как на зачинщика всякого греха, как на развращенную силу, стремящуюся навстречу воле отца всех пороков и лжей, как на источник разлада в жизни человеческой, как на союзника бесов против Бога. Дьявол ценил своего союзника и ласкал его. Он обольщал тело, награждая его красотою и здоровьем, чтобы оно возгордилось перед бедной, серенькой душой и подавило ее; он обострял плотские аппетиты, вожделения, похоти, умножал его запросы, повышал требования от жизни, так что душа терялась перед ними и должна была тянуться на поводу у тела. Либо, наоборот, чтобы лишить душу терпения и довести ее до отчаяния, дьявол мучил тело болезнями и тысячами несчастий, как было это с многострадальным Иовом. Эпидемии и эпизоотии очень часто почитались делом рук дьявола.

В атаках своих на душу дьявол встречал преграду в свободной воле человека, которую все богословы единогласно считали сильнее его ухищрений. Но правило имело исключения, по которым во власти Сатаны оставались бесноватые, отлученные от Церкви и некрещеные. Что касается первых, то в них душа отравлялась как бы заразою от тела: проникнув в тело, дьявол понемногу просасывался и в душу, заставляя одержимого хотеть, думать, говорить и делать только то, что угодно Сатане. Хотя довольно трудно понять, как и почему, сталкиваясь в душе одержимого с всемогущим присутствием божественного начала, дьявольское начало могло над ним восторжествовать и вытеснить его из души, подменив его собою.

В душу нормального христианина — крещеного члена Церкви и не бесноватого — путь дьяволу открывает совершенный грех. Поэтому естественная забота дьявола — чтобы грешили как можно больше. Для этого демон смущает душу мятежными мыслями, нескромными грезами, будоражит чувства, посылает тысячи греховных призраков и мыслей. Он нападает на души во сне, когда разум потемней, а воля ослабла, и расставляет им сети и осаждает их видениями и снами, оставляющими по себе опасные тревоги и смуты. Даже души святых не свободны от его влияния.

Сильно влияя на индивидуальную жизнь человека, Сатана ярко отражал образ свой и в собирательной участи народов и всего человечества. Все Отцы и Учители Церкви согласны в том, что им изобретены ложные религии, ереси, тайные науки; он бросает семена раздоров, подсказывает заговоры, воспитывает мятежи, накликает голод, внушает войны, возводит на престолы злых государей, посвящает антипап, диктует вредные книги, а в промежутках между всеобщими бедствиями сеет частные: пожары, несчастные случаи, кораблекрушения, убийства, грабежи, соблазны, разорения. Для всего этого он располагает громадными средствами, так как ему известны и подвластны все сокровища, скрытые в земле. Со временем сын Сатаны и главный его наместник — Антихрист — получит все эти богатства в свое распоряжение, чтобы ценою их сделаться владыкою мира. Так как золото есть нерв войны, то, по замечанию Артуро Графа, потому, вероятно, папы и собирали так усердно этот металл, грабя его со всего мира, — чтобы насколько возможно ослабить бюджет будущего врага.

Технические способности Сатаны беспредельны. Он знает все искусства, ремесла и мастерства, но, разумеется, не разменивается в их области на пустяки, а предпринимает только работы, достойные своей ловкости и силы. В Западной Европе, где искони живут люди в камне, Сатана получил страсть к архитектуре и строительству. Великое множество мостов, башен, стен, акведуков и тому подобных построек приписывается этому странному зодчему и инженеру. Это он сложил знаменитую стену между Англией и Шотландией, воздвигнутую по повелению императора Адриана[100]. При его содействии был перекинут мост через Дунай в Регенсбурге, через Рону в Авиньоне и другие, так называемые чертовы мосты. Страннее всего, что дьявол употреблял иногда свои архитектурные таланты также на сооружение церквей и монастырей. Но, конечно, в этом случае он либо преследовал какие-либо свои тайные цели, либо был побуждаем волею, сильнейшею его. Так, говорят, им были сделаны планы и другие рисунки для Кёльнского и Ахенского соборов, а последний даже отчасти, если не весь, им выстроен. В Англии считается постройкою дьявола аббатство Кроулэнд. Дьявол настолько гордится своим зодческим талантом, что однажды вызвал архангела Михаила, старого своего неприятеля, на конкурс, кто построит красивее церковь на горе Сен-Мишель в Нормандии. Архангел, как и следовало ждать, победил, но и дьявол не ударил лицом в грязь; притом архангелова церковь была за красоту взята на небо, так что грешный мир о ней судить не может, а дьяволом воздвигнутая осталась на земле, и ею до сих пор любуются туристы как готическим шедевром.

Чудесность дьявольских построек заключалась не только в их совершенстве, но и в скорости, с которою они созидались. Часто дьяволу давался для них срок не более как в одну ночь — и он успевал, если только люди его не надували, чего по отношению к дьяволу, кажется, никто и никогда грехом не почитал. Обязавшись на протяжении одной ночи выстроить церковь, дьявол переносил на место постройки из отдаленнейших мест целые гранитные скалы, глыбы и плиты цветного мрамора, иногда даже колонны, похищенные в каком-нибудь древнем языческом храме, вековые дубы и ели, металлические брусы и балки и не покладая рук рубил, строгал, буравил, тесал, ковал, лил, полировал, рыл, складывал, штукатурил, красил, рисовал, расписывал, ваял, так что с наступлением утра первый луч солнца уже зажигал на башнях яблоки из превосходного полированного золота и отражался в художественной живописи огромных стрельчатых окон. И уж за такую постройку нечего было бояться, что через год или два в ней обрушится потолок или обвалится стенная штукатурка. Единственно, от чего дьявол систематически уклонялся, это — увенчать свое здание крестом. Да и то один адский архитектор умудрился и выстроил для шведского короля Олафа Святого высочайший собор с крестом. Но однажды святой король, поднявшись на кровлю собора, с ужасом увидел, что то, что снизу кажется людям крестом, в действительности — золотая фигура коршуна с распростертыми крыльями.

Все это требовало от дьявола не только высочайшего гения, ловкости и энергии, но и, так сказать, мускульной силы, поистине чудодейственной. Следы этой силы рассеяны по всему миру. В Европе нет страны, где бы не лежало какого-нибудь валуна, принесенного дьяволом с отдаленных гор, чтобы раздавить келью какого-либо святого монаха, да по келье-то он промахнулся, а камень так и остался лежать где не надо. А то покажут вам огромную скважину в горе: это черт прошиб, обозлился на что-то, работая в своей подземной кузнице, и швырнул молот в потолок, так вот это от этого. Решительно повсеместно ставились на счет дьяволу эрратические камни, занесенные доисторическими ледниками на десятки и сотни верст от своих гор, а там, где они есть, также и друидические камни. На острове Коневец, что на Ладожском озере, черт не только приволок откуда-то громадный Конь-камень, но еще и развел в нем целую бесовскую колонию, благополучествовавшую, покуда св. Арсений[101] не разогнал чертей своими молитвами, и тогда они, стаей черных воронов, улетели на финский берег, который с тех пор так и слывет «Чертовой Лахтой». Эта ладожская легенда любопытно сходится с мексиканскою о том, что, когда перестали поклоняться одному священному камню, из него перелетел в другой камень попугай, после чего стали поклоняться этому последнему камню (Тейлор).

Чудовищная сила сопровождается в дьяволе проворством и ловкостью величайшего акробата и фокусника. Еще Тертуллиан утверждал, что дьявол даже умеет носить воду в решете. На этой сверхъестественной ловкости дьявол обыкновенно попадается, когда хочет скрыть свою истинную породу, — забывшись, он непременно раскроет свое инкогнито, проделав что-нибудь такое, что далеко превосходит самые крайние пределы человеческих средств. Обыкновенно черт, когда берется возвести твердые стены, церковь или мост, в награду требует душу того, кто первый вступит в новое здание; но расчеты его обыкновенно не удаются. Так, однажды в двери возведенного им храма пустили прежде всех волка, и раздраженный черт бросился сквозь церковный свод и пробил в нем отверстие, которое потом — сколько ни заделывали — никак не могли починить.

Там, где однажды работал дьявол, человеческие средства бессильны и неприложимы. Если он оставил недоконченным здание, которое начал строить, — достроить уже нельзя. Равным образом вред, нанесенный дьяволом какому-либо зданию, уже никогда не поддавался исправлению, перестройке либо починке.

При всем своем непомерном могуществе дьявол не только может быть обуздан в своей дерзости, но и укрощен, приручен и даже порабощен. Притом в самой природе есть условия и средства, в которых человек находит силу и защиту против дьявола, а дьявол слабеет и становится безопасен. Главнейшее из них — дневной свет. Все подвиги своего могущества дьявол обыкновенно совершает ночью. Днем, за исключением часа полуденного, он если и действует иногда, то далеко не с такою силою и дерзостью, как в ночи. Утренний же час для него совершенно несносен. Христианский фольклор не знает примера, когда бы Князь тьмы не бежал от первых лучей зари, от крика петуха, возвещающего утро, от благовеста к заутрени.

В этот час дьявольские силы настолько слабеют, что иногда, если почему-либо не успели убраться вовремя в свои адские бездны, они от этого даже погибают. Гоголь со всею художественною яркостью рассказал такой случай в насквозь народном «Вие»:

«Раздался петуший крик. Это был уже второй крик: первый прослушали гномы. И пуганые духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь; но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах.

Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником, и никто не найдет теперь к ней дороги…»

Силач и насильник, Сатана тем не менее не только не чужд понятия о праве, но даже иногда является большим охотником становиться на почву юридических норм, в особенности договорных. Когда христианство коснулось Рима, не мог же такой юридический народ оставить без анализа права дьявола на человека. Во II веке Ириней Лионский[103] рассмотрел это право и доказал, что хотя оно не существует более, но существовало. Первородный грех законно предал людей в руки Сатаны. Чтобы законно выкупить человечество, не прибегая к насилию, Христос дал пролить свою кровь. Сатана, добившись безвинной смерти праведника, потерял ранее принадлежавшее ему право. Эта теория была встречена очень благосклонно и долго повторялась в духовной литературе, внушавшей, таким образом, своим неофитам, с истинно римскою юридическою настойчивостью, весьма понятную для них метафору, что они как бы вольноотпущенники Сатаны, выкупленные из его рабства Христом за великую цену. Сатана, конечно, ничего не имеет против признания законности его права в прошлом, но это не вознаграждает его за потерю того же права в настоящем и будущем. И, не признавая своего права уничтоженным, он, проиграв свой мировой процесс пред судом Высшей Справедливости, не удовлетворяется и апеллирует к бунту и мятежу, то есть требует удачи в «праве сильного». В этих опытах проходит вся его жизнь и деятельность. Ради них он устроил свое государство, свою армию, так точно копируя институты и устройство божественные, что заслужил от церковных писателей презрительное прозвище «обезьяны Бога». Церкви Христа он противопоставил свою собственную антицерковь и имел в ней своих служителей, свой культ и, по свидетельству Тертуллиана, свои таинства.