Сквозь полуприкрытые веки Эйдриан наблюдал за фигурами, которые бесшумно двигались вокруг его кровати. Послать бы их всех к черту, чтобы дали поспать хоть часок! Он и так испытал достаточно унижения, когда Хит и Дрейк Боскаслы ощупывали ему голову и заглядывали в глазницы, пока он беспомощный лежал на полу. И еще он пытался сказать этим болванам, что сам дойдет до кареты. Но почему-то стены кружились перед глазами, а какой-то шутник все время выдергивал у него из-под ног ковер, как только он делал шаг вперед.
Он с удовольствием продолжал бы лежать, прижавшись к груди Эммы Боскасл, до тех пор, пока к нему не вернутся силы, чтобы догнать слизняка, который ее оскорбил, а заодно и всыпать дураку, проломившему ему голову.
Взгляд остановился на ее грациозной фигуре у окна городского дома Хита Боскасла. Хотя видел он все словно в тумане, но разглядел золотистые волосы, аккуратно уложенные на тонкой шее. Эйдриан приподнял голову, намереваясь поговорить с ней, но острая боль пронзила затылок и отдалась в задних зубах. Она обернулась и посмотрела на него.
— Черт, — произнес он. — Адская боль.
— Он очнулся, — сказала она кому-то, стоявшему справа от нее. — Приведи врача — он внизу.
Через минуту у постели Эйдриана появился бесцеремонный седобородый шотландец, который не очень уверенно заявил:
— Утром ему, возможно, станет лучше.
— Слава Богу. — Голос Эммы раздался с другой стороны кровати.
— Но может, и не станет, — уточнил лекарь.
— Как же это определить? — испуганно спросила Эмма.
— Никак, — утешил ее шотландец. — В этом-то и заключается сложность медицины.
Эмма подошла поближе. Эйдриан сразу узнал ее по едва уловимому сладкому запаху: так соблазнительно пахнут розы после дождя. Для него сложность заключалась не в медицине, а в том, что ему приходится скрывать, что он околдован женщиной, стоявшей у кровати. Пусть у него болит голова, но остальные-то части тела, кажется, работают нормально.
— По-моему, он приходит в себя, — сказал врач. — Вы можете назвать нам свое имя? — спросил он, раздельно произнося каждое слово, как будто говорил с ребенком.
Эйдриан сложил руки на груди и сел.
— Царь Тутанхамон, — ответил он.
— Да с ним все хорошо, — усмехнулся Хит.
— Мне так не кажется, — заявила Эмма, посмотрев на Эйдриана, который поймал ее взгляд.
— После такого удара по голове он вообще может не стать прежним, — с серьезным видом сказал врач.
— А каким я стану? — поинтересовался Эйдриан.
— Милорд, если у вас трещина в черепе, то это дело не шуточное. Может быть, кровоизлияние в мозг с длительными последствиями.
Эмма озабоченно нахмурилась:
— Что мы должны делать?
— Пусть полежит, — сказал врач. — Дайте ему лекарство, если, конечно, он пожелает его принять. По-моему, он своевольный и упрямый.
— Давайте вашу проклятую микстуру, — сердито произнес Эйдриан. — И я вернусь в гостиницу… — Он скорчил рожу, когда горничная поднесла к его губам ложку с пенящейся коричневой жидкостью.
— После этой микстуры вы никуда не пойдете, — заметила Эмма.
— Если он не захочет лежать, то свяжите его, — сказал врач, обращаясь к Хиту и Эмме. — И ограничьте чрезмерные разговоры.
— Тогда почему, черт возьми, все кругом не замолчат? — возмутился Эйдриан, опускаясь на подушки.
— Задерните шторы. На голову — компресс. Я пропишу ему стрихнин.
— Стрихнин? — удивилась Эмма, глядя на Эйдриана. — Зачем?
— Это укрепляющее средство. — Пояснил медик. — И оно также устраняет запоры. Дайте ему легкое снотворное, если он станет буянить.
Эйдриан фыркнул.
— Хватит суетиться вокруг меня, словно я больная тетушка.
Эмма искоса посмотрела на него, и их глаза встретились. Он перевел взгляд на ее приоткрытые губы.
Лекарь нагнулся и осторожно пощупал Эйдриану голову.
— Больно?
— Конечно, больно, идиот.
— Вы можете описать, как именно?
— Да, могу. Болевые ощущения в черепной коробке. И уберите свои корявые пальцы.
— Он возбужден, — мрачно заключил лекарь.
Эйдриан взглянул на Эмму:
— Только она может касаться моей головы.
Она может касаться его в любых местах, где ей захочется, но он не настолько тронулся рассудком, чтобы громко об этом заявить.
Врач озабоченно вздохнул.
— Ему необходима нюхательная соль и крепкое шотландское виски. У него, судя по всему, помутилось в голове, шок все-таки.
Эйдриан мысленно расхохотался. Помутилось в голове? У него просто болит голова. Он с трудом скосил глаза на Эмму Боскасл. Какая у нее изящная фигура! Он уже забыл, когда кто-нибудь волновался за него, а это так приятно.
— Виски я выпью, — устало произнес он.
— Я также рекомендую горчичные припарки на пятки и на живот, — сказал лекарь.
— На задницу, — пробурчал Эйдриан, успев бросить еще один взгляд на Эмму, прежде чем глаза у него закрылись.
— Туда тоже можно поставить, — сухо ответил лекарь, — хотя вашу голову это не вылечит.
Бесконфликтная жизнь уважаемой особы, которую Эмма надеялась вести и дальше, неожиданно начала рушиться. Теперь слухи о том, что произошло сегодня на свадьбе мисс Маршалл, расползутся не только по светским салонам, где обожают пересуды, но и по всему Лондону.
Драка. Лакей ударил по голове чиппендейловским креслом наследника герцога. Она представила, что будут говорить.
Эмма не снимала с себя вину за то, что ошиблась в сэре Уильяме, и сплетни по этому поводу она переживет. Но, как основательница академии для юных леди, она показала плохой пример. И не важно, что лично она не совершила ничего предосудительного — настоящая светская дама не допустит, чтобы ее застали в неприятной ситуации. Разве она не поняла, едва увидев обаятельного лорда Вулвертона, что от него исходят силы притягательные, но неблагопристойные? Это еще раз доказывает, что следует прислушиваться к внутреннему голосу.
Однако не могла же она оставить этого храбреца лежать на ковре? Слава Богу, что никто не обратил внимания на их поцелуй, не заметил, как его подбородок задевал ей грудь.
Господи, почему она была такого высокого мнения о сэре Уильяме? Как могла считать его джентльменом? Вот уж защитник обездоленных выискался! Ужасный день, полный унижения. Хоть бы он скорее кончился.
— Что мне сказать девочкам? — спросила Эмму кузина и верная помощница мисс Шарлотта Боскасл, когда Эмма вышла из комнаты, куда поместили лорда Вулвертона.
Эта комната на верхнем этаже служила и как кабинет, и как спальня, если заболевала одна из учениц. В свободное время Шарлотта убегала сюда, чтобы побыть одной и записать кое-какие мысли в дневник.
Эмма перевела дух. У нее все вылетело из головы, пока она стояла у кровати лорда Вулвертона. Не поддавалось объяснению, как после страшного удара по голове этот человек умудряется смущать своими шутками окружающих. Она покраснела, вспомнив, как его карие глаза смотрели на нее.
Кузина ждала ответа. Эта голубоглазая с льняными волосами красавица была весьма наблюдательна. К тому же она тоже Боскасл, а значит, ей можно полностью доверять, и она имеет право беспокоиться по поводу происшедшего.
Эмма откашлялась.
— Сообщи девочкам как можно меньше про этот несчастный случай.
— Тебе легко говорить. Эти юные проказницы готовы спрятаться за шторами, лишь бы взглянуть на наследника герцога.
— Какое неприличие! Видно придется попросить Хита сделать задвижки на всех дверях, ведущих в комнаты лорда Вулвертона.
— Да, придется, — согласилась Шарлотта. — А иначе он проснется и увидит, как на него глазеет с десяток школьниц.
Эмма вздохнула. Какие испытания приходится выносить, чтобы подготовить этих своевольных молодых девиц к удачному браку. Эмма не питала особых иллюзий относительно образования в своей академии. Как бы она ни старалась дать девочкам больше знаний, цель академии — выгодный брак. Ничего не поделаешь — на этом постулате зиждется будущее Англии. Она подтолкнула Шарлотту к лестнице:
— До вечерней молитвы строго поговори с девочками.
— Хорошо. — Шарлотта помолчала. — Ты не думаешь, что лорд Вулвертон может… выйти из комнаты?
— Выйти? — удивилась Эмма, а про себя подумала: этого еще не хватало!
— И он может свалиться с лестницы, — добавила Шарлотта. По ее взгляду было ясно, что она беспокоится не только о его светлости. Скорее ее волнует другое: как бы он не свалился в постель какой-нибудь молодой особы.
— В его состоянии ночные похождения маловероятны, — сказала Эмма. — Ему дали снотворное, а ночью проследят, нет ли ухудшения.
— И в чем это проявляется? — спросила Шарлотта. «В огромном шарме, в остром языке и озорстве», — могла бы сказать Эмма.
— У его светлости глубокая рваная рана на макушке, помутнение зрения и сильнейшая головная боль, — объяснила она.
— Бедняга вполне может умереть, — сочувственно произнесла Шарлотта и добавила: — Трудно себе представить, что такого сильного человека сбили с ног креслом. Он выглядит таким мужественным.
— Это случается и с более крепкими, уверяю тебя. Что касается его мужественности, то ей ничего не угрожает.
Шарлотта подавила улыбку. Эмма тоже.
— Я была бы весьма признательна, — продолжила Эмма, спускаясь вместе с кузиной по лестнице, — если бы ты попросила слуг не сплетничать. У меня хлопот и без этого хватает.
— Я поговорю с ними, — пообещала Шарлотта, следуя за Эммой. — Не нужно ли кому-нибудь из нас побыть с ним ночью?
— Хит и Джулия предложили подежурить по очереди со мной. Конечно, это не совсем прилично, но случай непредвиденный.
Шарлотта настороженно сдвинула брови:
— Ты не думаешь, что нам придется закрыть академию?
— Я не загадываю на завтра. Мы можем лишь надеяться, что скандал утихнет без сокрушительных последствий.
— Мы могли бы перебраться в деревню, — поколебавшись, предложила Шарлотта. — У нас ведь и так сложности с деньгами…
— И дадим возможность леди Клипстоун считать, что она нас выжила? — Эмма помрачнела при мысли о том, что потерпит фиаско от своей лондонской соперницы леди Элис Клипстоун, которая открыла школу на Ганновер-сквер и бессовестным образом пыталась переманить учениц Эммы. Когда-то они с Элис были подругами, а теперь — заклятые враги на поприще воспитания. Они не упускали ни малейшей возможности превзойти друг друга, но пока что делали это вежливо. — Уверяю тебя, она не преминет воспользоваться удобным случаем.
Шарлотта смущенно отвернулась.
— Она уже не стала ждать.
— Ты о чем?
— Помнишь леди Корали?
— Племянницу графа? — спросила Эмма. Графа она постоянно обхаживала, рассчитывая на его покровительство, его племянницу ожидали в академии еще неделю назад, а две младшие девочки должны присоединиться к сестре через несколько месяцев. — Ее багаж прибудет на этой неделе. Я приготовила для нее кровать.
— Она, очевидно, еще раздумывает, — сказала Шарлотта. — Она сообщит нам, как только примет решение.
— Откуда ты это знаешь?
— Сестра нашего дворецкого работает у леди Клипстоун.
— У моей соперницы? — не удержалась от возмущения Эмма. — Ну и ну! Следует ожидать того, что она разболтает о наших секретах.
— Эмма, у тебя нет секретов, — улыбнулась Шарлотта.
— До сегодняшнего дня не было. О Боже, боюсь, что присутствие лорда Вулвертона мы не сможем скрыть.
— Да, его трудно спрятать.
— И, тем не менее, нам придется приложить все усилия, чтобы оградить девочек от него и продолжать занятия как ни в чем не бывало. Слава Богу, что они живут в другой части дома.
— Придется — ничего не поделаешь.
— Это всего дня на два. Господи, если мне удается укрощать этих бесенят, то позаботиться об одном раненом джентльмене не составит труда.
Эйдриан притворялся спящим, когда Хит Боскасл трижды заходил в спальню. Он нарочно начал храпеть, хотя знал, что Хита так просто не провести. Но голова разламывалась от боли, и разговаривать с Хитом он был совершенно не расположен.
Он почти погрузился в сон, когда жена Хита Джулия вошла на цыпочках в сопровождении горничной, чтобы сменить ему компресс. После этого он не мог заснуть, потому что на шею стекали капли. Рассердившись, он откинул одеяло, встал, отыскал трутницу и зажег свечу. На комоде напротив кровати он заметил дамский дневник в кожаной обложке.
— Ну-ну, — пробурчал он. — Мне только недостает кружевного чепчика и парочки зубных протезов. Тогда я вполне сойду за собственную бабушку.
Зевая, он улегся обратно и раскрыл дневник. Следовало бы сказать этому шотландскому врачевателю, что мужчину его телосложения может усыпить лишь целая бутыль настойки опия. В любом случае снотворное ему не нужно. С головой у него все в порядке — всего лишь сильный ушиб. Бывало и хуже.
Дневник велся аккуратной женской рукой. Сначала слова запрыгали на странице, и он не сразу их разобрал. Устроившись поудобнее, он начал читать.
«Зима 1815 года.
Гадалка предсказала мне сегодня на балу, что в этом году я встречу настоящую любовь. Конечно, это была не цыганка, а Миранда Форестер, переодетая цыганкой. Я очень сомневаюсь, что она может предсказать, кем будет мой партнер в следующем танце, не говоря уже о том, кого я полюблю. Но зато я сама предсказываю, что милая Эмма выйдет замуж еще до конца года. Я видела, как она умилялась, глядя на ребенка Грейсона. Знаю, как она мечтает о собственных детях…»
Дверь туалетной комнаты, ведущая в спальню, открылась. Черт, если это снова Хит, изображающий заботливую наседку, и если он застанет Эйдриана за чтением любовных записей девицы, то ему конец.
Эйдриан вскочил с кровати, отбросив в сторону вышитое розочками покрывало. Он перепрыгнул через скамеечку для ног и засунул дневник в стопку книг на комоде. Затем, придав лицу невинное выражение, он повернулся к фигуре, застывшей на пороге комнаты. Секунду оба молчали. Эйдриан ощутил, как по позвоночнику пробежала дрожь.
Это была она. Он смотрел на нее и ждал. Его маленький сторож в серо-голубом, глухо застегнутом халате, но с распущенными золотисто-абрикосовыми волосами, похожими на божественный ореол. Или он видит два ореола? Ему показалось, что у его милосердного ангела два лица. Нет, просто на ее очаровательном лице появилось озабоченное выражение. И голос, когда она заговорила, звучал не тепло, а строго:
— Лорд Вулвертон, что это за глупости? В вашем состоянии вы не должны ходить.
— Я… — Он бросил виноватый взгляд на дневник, обложка которого вылезала из стопки книг. — Я искал ночную вазу.
— Мы не держим этот предмет на бюро. — Она вошла в комнату и указала пальцем на кровать:
— Ложитесь, а я позову лакея, который поможет вам в ваших интимных нуждах.
Вот это влип!
— Я сам справлюсь, — заявил он, сделал несколько шагов к кровати и был вынужден ухватиться за столбик полога.
— Совершенно определенно — не справитесь. — Она быстро подошла к нему и протянула руку, чтобы поддержать. — Вы бьетесь о мебель, как раненая бабочка.
— Бабочка? — хмыкнул он.
— И свеча зажжена. И это в вашем состоянии! Вы хотите спалить дом?
Она подвела его к кровати. Он вынес это унижение только потому, что находился около нее. Однако сесть он отказался наотрез. Он взрослый мужчина, а не беспомощная бабочка. Уже много лет он никому не подчинялся и не позволит, чтобы эта кроха в шелке и атласе, пусть даже она и Боскасл, приказывала ему.
— Я не хочу опять ложиться.
— Сейчас же ложитесь, — стояла на своем она.
— Я сделаю это, только когда захочу.
Эмма не была склонна ему уступить. Она понимала причину его несговорчивости. Не важно, каковы обстоятельства его возвращения в Англию, но по закону он, как старший сын герцога, его наследник. Он — представитель высшей аристократии, пэр королевства и не терпит, когда ему противоречат.
— Физическое и эмоциональное перенапряжение не пойдет на пользу вашей голове, — резким тоном произнесла она. — Сейчас же ложитесь под одеяло.
Он вызывающе улыбался. Эта женщина думает, что может им повелевать?
— Разве вы не слышали, что я вам только что сказал? — спросил он.
— Трудно не услышать, когда вы зарычали прямо мне в лицо, — спокойно ответила она.
Вдруг он осел на край кровати. Но не потому, что послушался приказа этой сдержанной на вид дамы, а потому, что у него закружилась голова.
— Рычал? — Он насупился. — Да я почти шептал. Если бы я действительно зарычал, то стены бы рухнули.
— Нисколько не сомневаюсь. — Она, ничуть не испугавшись, набросила одеяло ему на плечи. — И что вы этим докажете, чего добьетесь? У вас еще больше разболится голова. Вы накажете не меня, а себя.
Он не помнил, как это случилось, но оказался лежащим на кровати под одеялом. Эмма стояла рядом с довольным видом и выглядела еще более неотразимой. Но что самое удивительное, если не сказать унизительное, так это то, что ему даже нравились ее заботы. Обычно ему требовалось от женщины внимание другого рода, но, тем не менее, он был доволен. И это направило мысли в русло других приятных деталей, которыми она могла бы его утешить.
— Почему вы с братом будите меня каждый час? — спросил он, внимательно глядя на нее.
— Врач велел нам следить за вами.
— Почему? — недовольным голосом спросил он. Интересно, она рассердится или нет? Мало кто из лондонских дам, заинтригованных его прошлым, а также его наследством, не боялись общаться с ним. Эмма для него загадка не из легких.
— Мы проверяли, не изменилось ли ваше состояние, — ответила она.
Он хмыкнул.
— Да? И как, черт возьми, вы бы это определили?
Она подложила ему под плечи еще подушку. Так, теперь его покормят с ложечки и на кресле вынесут в сад.
— Как я определила бы что?
— Изменилось ли мое состояние или нет.
Он глубже опустился на подушки. Ей придется ближе к нему нагнуться, чтобы поправить их!
Но ее было не провести. Она строго на него посмотрела, хотя подушки все же поправила. У Эйдриана перехватило дух, когда она наклонилась к нему. Он почувствовал напряжение в паху. Он очень давно не спал с женщиной, да еще с привлекательной, и уже начал подумывать о том, здоров ли он. Эмма Боскасл, благослови ее Господь, таким приятным образом развеяла его сомнения.
Эмма старалась говорить ровным голосом, хотя ей хотелось скрежетать зубами.
— Вы вели себя вполне разумно до вашего безрассудного проявления отваги. Надеюсь, теперь вы об этом сожалеете.
— Наоборот. Жаль, что не успел ударить того, другого, прежде чем он сбежал.
— Вам не следовало распаляться.
— Я буду распаляться ровно столько, сколько пожелаю, и вам меня не остановить.
Она сжала хорошенькие губки.
— Врач посоветовал связать вас, если будете буйствовать.
— Этому бородатому пустомеле со мной не справиться.
— У меня есть братья, — ответила она. Он замолчал, но ненадолго.
— Вам приходилось когда-нибудь обуздывать мужчину? — спросил он, с сомнением глядя на ее хрупкую фигуру.
— Да. Братьев, которых я только что упомянула.
— И как давно?
— Не задавайте глупых вопросов. Они все взрослые мужчины. Правда, не всегда ведут себя соответственно. — Она посмотрела ему прямо в глаза, и он оценил их решительный блеск. Да, под вежливой маской светской дамы скрывается жесткий характер. — Ваша семья до сих пор в Англии? — неожиданно спросила она.
Он вспомнил о дневнике, который недавно читал. Там было написано, что ей хотелось бы иметь собственную семью.
— Да, — ответил он. Помолчав, она спросила:
— Нужно ли уведомить кого-нибудь о случившемся с вами?
— Я встречался со смертью чаще, чем большинство мужчин, — сухо ответил он. — Сегодняшний случай — пустяк.
— Но ваша семья может думать иначе.
— У меня брат и сестра в Беркшире, — улыбнулся он. Она снова замолчала, понимая, что он умышленно избегает ответа. Она слышала, что несколько лет назад он отдалился от отца, герцога Скарфилда, который поверил в слухи о том, что Эйдриан — плод адюльтера его молодой жены. А сейчас, кажется, герцог понял, что ошибался, что его жена невиновна, и позвал сына домой. Возвращение Эйдриана после полной приключений службы офицером в Ост-Индской компании и в других нерегулярных армиях было воспринято светом как знак примирения.
— Я оставлю вас, милорд. Отдыхайте.
— Нет. — Его голос прозвучал властно, но глаза смотрели беззащитно.
Она озадаченно покачала головой:
— Вы не соображаете, что говорите.
Никогда прежде ему так сильно не хотелось раздеть женщину, как сейчас Эмму Боскасл. Чтобы она оказалась обнаженной от белой грациозной шеи до маленьких ступней. Вот тогда он даст ей настоящий повод сокрушаться об отсутствии у него хороших манер.
— Если вы полагаете, что я буду лежать в постели целых два дня, то ошибаетесь, — заявил он.
— Мужчины редко безропотно относятся к болезни.
— Я должен страдать в одиночестве? — спросил он низким чувственным шепотом.
— Вы хотели бы, чтобы Девон и Дрейк спали около вас? Это можно устроить, если вам не хочется быть одному.
Он шаловливо улыбнулся:
— Я подумал о другом. Поцелуйте меня, прежде чем уйдете.
— Вы с ума сошли!
— Соблазнительное предложение, не правда ли? И оно вас привлекает.
Она наклонилась к нему.
— Вы бредите. Только этим я могу объяснить ваше поведение.
Он спокойно смотрел на нее.
— Я весьма благосклонно настроен, Эмма.
— В таком случае благосклонно отнеситесь к тому, чтобы остаться лежать в постели. В одиночестве.
Их взгляды скрестились в молчаливом поединке двух характеров. Эмма подумала о том, что глупо с ее стороны сердиться. У него в жилах течет кровь герцога, и не важно, стал ли он уже носителем этого титула или нет. Ну а она, Эмма, — старшая дочь не менее гордого маркиза. Если она смогла проявить характер в семье буйных Боскаслов, то устоит и перед их другом.
Конечно, надо принять в расчет его болезненное состояние. А может, ей следует думать о лорде Вулвертоне как о своем подопечном, который обладает скрытыми способностями, но нуждается в строгом воспитании?
— А теперь, — сказала она твердо, но ласково, — я хочу, чтобы вы не вставали и хорошенько отдохнули. Утро вечера мудренее.
— Ничего подобного. Она вздохнула.
— А если мне ночью понадобится ваша помощь? — спросил он.
— Маловероятно. Хотя вот звонок, на столике, если нужно кого-нибудь позвать.
Он потянулся к ней и поймал за локоть.
— Что вы делаете? — возмутилась она.
— Зову на помощь, — ответил он и потянул ее вниз.
Она не удержалась на ногах и плюхнулась на кровать. Какое унижение! Она была настолько потрясена близостью его крепкого, мускулистого тела, что у нее не хватило сил сопротивляться.
— Что вы делаете? — снова спросила она. Его рот прижался к ее уху.
— Я подумал, что вы сейчас упадете.
— Да. Из огня да в полымя.
В отблеске свечи его глаза сверкали. От жара? От боли? Или от чего-то еще, о чем лучше не говорить?
— Лорд Вулвертон, — со вздохом сказала она, — вы усугубляете ситуацию.
— Тот человек ошибся, — тихо произнес он. Сердце у Эммы готово было выскочить из груди. Его горящий взор лишил ее сил. Она не привыкла к такому поведению мужчин.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, и не хочу знать. Этот удар по голове…
— Вы вовсе не холодная. — Его опытный взгляд пробежал по ее фигуре. — Эмма, у вас внутри горит скрытый огонь.
Она покраснела. Какая глупость.
— Не будьте…
— …честным, да? — Он наклонился и взял в ладони ее лицо. — Поцелуйте меня всего один раз, и я докажу вам это. Доставьте мне такое удовольствие. Пожалуйста.