Глава 2

1

Из объятий Морфея меня вырвал не озорной солнечный (ну не иддический же?!) зайчик, и даже не порыв ветра — в столь ранний час весьма свежего (это я сам посреди ночи форточку открыл), а банальный входящий вызов. Ну а поскольку спросонья от «нейра» не сразу и отделаешься — поди, приведи мысли в кучу да ещё и сосредоточься на нейроинтерфейсе! — проще всего оказалось звонок принять, коснувшись физического сенсора на «таблетке», пришлёпнутой к шее. Как незамедлительно выяснилось, приспичило не кому-нибудь, а моей любимой сестрёнке — по крайней мере, в сформировавшемся «виртуальном» дисплее кроме неё никого видно не было. Да и сама она пребывала в довольно растрёпанном состоянии — скорее всего, в душ собиралась, и по ходу дела решила со мной созвониться.

— Ну и куда ты запропастился, братец? — нарочито строго осведомилась Лидка, дождавшись более-менее осмысленного выражения на моей физиономии. Повертела головой, стрельнув глазами по попавшей в кадр обстановке, и ехидно ухмыльнулась: — Ясно-понятно! А чего в неурочный день? До выходных дотерпеть не мог? Настолько пригорело, что даже, кхм, духовные практики не помогли?

— Да тьфу на тебя! — в сердцах высказался я. Хотя с сестриной логикой и не поспоришь: я сонный и лохматый, рядом такая же взъерошенная Лерка, которая было забеспокоилась, но снова провалилась в сон, стоило только успокаивающе провести ладонью по волосам. Вывод очевиден. Но я всё же посчитал нужным отмазаться: — Эй, это не то, что ты думаешь! Вернее, то, но… короче, мы на Ликейском архипелаге, у Лерки дед куда-то запропастился.

— Вон оно что! — удивлённо протянула Лидка. — Не ближний свет! А я-то всё думаю, куда братец свалил?! С отцом-то понятно, его ещё дня три можно не ждать… но чтобы и ты с ним бухать остался? Не, не верю!

— И правильно де-э-э-элаешь!.. — от души зевнул я. — Сами-то давно вернулись?

— Да вот только что! Переодеться ещё толком не успела.

— Вижу, — кивнул я. — Вот это вы попали! Еще похлеще меня!

— Угу… спасибо за понимание, братец.

— А чего ты звонишь, а не матушка? Кстати, а где она?

— А матушка, чтоб ты знал, на седьмом небе от счастья… — скривилась сестра как от хорошей дольки лимона. — И никак с небес на грешную землю не спустится.

— По поводу? — невольно заинтересовался я. — Неужто тебя сосватала?!

— Козел ты, Ваня! — надулась Лидка.

— Ага, значит, угадал! Я его знаю?

— Возможно! А вот я знать его не желаю! Ва-а-ань?.. — скорчила жалостливую рожицу Лидка.

— Чего?

— А можно мне к вам? Я тоже хочу на пляж и подальше от предков! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!!!

— Интересно, как ты это себе представляешь?! — опешил я.

— Ну, попробовать-то нужно было, — быстро смирилась с неизбежным сестрица. — Короче, перед матушкой сам отмазываться будешь! Не забудь ей позвонить!

— Да позвоню, не переживай так!

— Надеюсь! Если мне ещё и её причитания за обедом придётся выслушивать, то тебе конец, дорогой братец.

— Сказал же — позвоню!

— То-то же! — сменила гнев на милость Лидка. — А сами как в целом? Реально, что ли, с дедом проблемы?

— Пока не знаю, дома его нет. И яхты тоже. На звонки не отвечает. Так что пока не найдём и не спросим, будет дед Женя как тот кот Шрёдингера.

— Ого! Может, спасателей привлечь?

— Рано, — помотал я головой для пущей наглядности. — И вообще, панику не разводи.

— Окей. Бывай тогда, дорогой братец.

— И тебе приятного отдыха, дорогая сестрица. Надеюсь, компания у тебя будет такая же приятная, как и у меня!

— Козёл!

Ну вот и поговорили. Впрочем, ничего необычного, это у нас нормальный стиль общения. Плюс она реально в растрёпанных чувствах: до восемнадцатилетия ей всего ничего, так что матушка в последний год резко усилила активность в поиске потенциального брачного партнера для любимой кровиночки, что для последней как нож к горлу. А отец, знай себе, посмеивается, хоть последнее слово и за ним, как за главой рода. И в его власти, между прочим, буквально парой слов разрешить ситуацию к вящему удовольствию сестрицы. Ну а что? Мы, по факту, в клане самый слабый род, как потенциальный объект для династического брака Лидка в глазах соклановцев не котируется абсолютно, а в Чжунго батюшка её и сам не отдаст. Потому что как никто другой знает, как там иностранкам живётся. Просто мать раньше времени расстраивать не хочет, вот и помалкивает. Опять же, так проще сестрицу в узде держать. Со мной он, правда, тоже особо не откровенничал, но я и сам догадался. Что и говорить, расту в профессиональном плане. Да и куда бы я делся, с подводной-то лодки?..

— Вань? Кто там? — встревоженно поинтересовалась Лерка.

И, не сдержавшись, от души зевнула.

— И тебе доброе утро, дорогая! — усмехнулся я. — Проснулась? Готова к трудовым свершениям?

— Каким ещё?!

— Понятно. А к водным процедурам и завтраку?

— Ты от ответа не уходи! И в глаза мне смотреть, Елагин!

— Да Лидка это, — отмахнулся я. — Вернулись с матерью ни свет, ни заря, и обнаружили, что нас с отцом нет. Вот и забеспокоились. С отцом-то понятно, а вот моих пьянок матушка не одобряет.

— Заботливые они у тебя, — с лёгкой завистью и непритворной грустью протянула Лерка. — Хорошие…

— Ну так в чём проблема? — шутливо ткнул я её в бок. — Можешь породниться!

— Совсем дурак, что ли?! — сделала «большие глаза» моя подружка. — Где я, и где ты?!

— Да не парься, сокланам наплевать!

— И не мечтай! — отстранилась от меня Лерка. — Пойду умываться.

— Давай.

— А ты?

— Начинай без меня, я догоню.

— Ну, как знаешь! — потягиваясь на ходу (и весьма соблазнительно, между прочим!), прошла девушка к заблокированной внутренней двери. Правда, вовремя опомнилась: — Вань, зубной гель захвати, пожалуйста. А то не знаю, где у деда запасы.

— А свой где? Забыла?

— Какой ты догадливый! Так захватишь?

— Угу. Сейчас несессер из глайдера прихвачу только.

— Нес… ссес… что?

— Косметичку!

— А-а-а!.. — И ушлёпала на лестницу как была, босиком.

Я же, в свою очередь и не менее от души потянувшись, довольно ухмыльнулся: вот что значит психология! Стоило лишь в жилетку поплакаться да пригреться под боком у близкого человека, и неуверенность вкупе с тревогой и прочими проявлениями стресса как рукой сняло. А зная Лерку, можно быть уверенным, что уныния она себе больше не позволит. Будет отгонять все нехорошие мысли и лучиться оптимизмом. Главное, чтобы у меня самого хоть какой-то оптимизм остался. На душе кошки скребут, если честно. Очень, знаете ли, нехорошее предчувствие. Что-то такое накатывало накануне смерти мастера Лю. Я чуть нервный срыв не схлопотал тогда, до такой степени муторно было. И хуже всего, что никакой конкретики: глухая тоска и беспричинное беспокойство, а за кого — решительно непонятно. Думал, спать лягу, полегче станет. Ан нет! Вместо сна провалился в какую-то полудрёму-полуявь, даже начало казаться, что я это не я, вернее, не только я, но и весь дом со всеми его обитателями. А потом, уже под утро, накатило так, что не улежал в койке и рванул прямиком в закуток учителя. И ведь как в воду глядел! Буквально за несколько минут до того мастер Лю ушёл на перерождение, так и не достигнув нирваны. Уж не знаю, по каким именно признакам я это определил, но как-то умудрился, выходит. Я тогда никому, даже отцу, про своё предчувствие рассказывать не стал, думал, ерунда, хотя оно очень смахивало на медитативное состояние «самадхи», как его сам мастер и описывал. И, что характерно, ранее мне его достичь никак не удавалось. И вообще, с нэйгун всё складывалось как-то не очень. И вот сегодня опять, правда, на порядок слабее. Так что есть надежда, что никто не умрёт. Из близких мне, я имею в виду.

А тот же Евгений Викторович, несмотря на то, что вместе, бок о бок, мы с ним пробыли всего лишь две недели, что занял переход до Ликейского архипелага, а потом больше дистанционно общались, стал мне довольно близок по духу. По сути, второй учитель, аналог мастера Лю, правда, в совершенно другой плоскости. Впрочем, личностные качества что первый, что второй прививали практически одни и те же: любознательность, усердие, усидчивость и тому подобные добродетели. В гости к старому профессору мы с Леркой наведывались крайне редко, но именно эта редкость и придавала свиданиям особую ценность. А всё потому, что профессор Эйген, как и мастер Лю, исповедовал дао познания. Да, подходы диаметрально противоположные, но результат, доложу я вам! То, чего я не мог постичь на чувственном уровне и, что называется, через руки под руководством мастера ушу, становилось очевидным при беседах с мастером научного поиска. Ну, почти всё. Кроме, разве что, пресловутой «внутренней работы» нэйгун — тут Евгений Викторович тоже оказался бессилен. Вернее, его рациональные и предельно логические методы. Хотя энтузиазм зажечь профессор мог в ком угодно.

Да что далеко ходить? Тот, самый первый, разговор по душам на «Наваге», до сих пор как перед глазами. Уж не знаю почему, но в память врезался так, что могу практически с любого места его чуть ли не наизусть воспроизвести. А с какой страстью он рассказывал о своей любимой этнопсихологии! Хотя в тот раз, помнится, зашёл издалека, огорошив меня простейшим вопросом:

— А вы кто по профессии, молодой человек?

Что самое хреновое, без всякого перехода, так что я порядочно завис: ну вот что ему отвечать? Что дипломат-недоучка? Или наследник рода? Тоже, между прочим, профессия. Или?..

— Ну, не хочешь говорить — не надо. На беглого преступника ты не похож, а мне этого достаточно, — вошёл в моё затруднительное положение профессор. — И паренёк ты, Ваня, неплохой, это сразу видно. Уж поверь моему опыту.

— Спасибо. А вы сами чем занимаетесь, если не секрет? Нет, я помню, что вы учёный-этнопсихолог, но…

— Да, на слух довольно абстрактно, согласен, — улыбнулся Евгений Викторович. — Но на самом деле это очень интересная область гуманитарного знания.

— А-а-а!.. Я больше технарь, так что…

Соврал, и даже не покраснел!

— Ну, у всех свои недостатки! — подмигнул мне собеседник. — А если не плодить сущности, то этнопсихология — это синтетическая наука на стыке культурной антропологии и психологии. Ну и этнографии, конечно. Я, молодой человек, занимаюсь изучением взаимодействия различных этнокультурных групп между собой.

— А это разве не является задачей политологии? — удивился я.

То-то чем-то знакомым повеяло!

— Не путайте межгосударственные отношения с этнокультурными контактами, молодой человек! — шутливо погрозил мне пальцем профессор. — Моя область знаний более глобальна и универсальна. Я изучаю некие принципы, на основании которых можно объяснить любое взаимодействие между разумными индивидуумами или их общностями.

— Это вы про алиенов, что ли?

— Нет, так высоко я не забираюсь. Это уже другая наука, ксеноэтнопсихология, либо философия межвидового контакта. Я же больше интересуюсь людьми. Вот вам типичный пример, молодой человек: взаимоотношения клана Авериных, которым принадлежит эта чудесная планета, с их партнерами из Протектората Чжунго. Они же отличаются от контактов с соотечественниками, не так ли?

— Ну, пожалуй…

— Отличаются, и ещё как! — воодушевился профессор. — Извечная проблема контакта Востока и Запада, корень которой кроется в истории Земли. Как сформировались нации? Какие факторы оказали влияние на национальные черты? По каким законам развиваются контакты между народами? Почему возникли границы? И почему они не исчезли, когда Человечество как вид вышло в глубокий космос? Что заставило нас сначала частично отказаться от национальной самоидентификации, а потом возродить национальные государства в космических масштабах? Почему мы до сих пор слепо придерживаемся традиций, возникших ещё на Земле, хотя условия жизни людей существенно изменились? Ну и так далее, и тому подобное. Таких вопросов превеликое множество, Ваня. И самое интересное, что ответов гораздо меньше.

— Эк вы вкусно рассказываете! — восхитился я. — Заслушаться можно!

— А, не обращай внимания, — отмахнулся профессор. — Привычка. Это, по сути, краткий пересказ первого вопроса из первой лекции моего авторского университетского курса. Так сказать, «Введение».

— Мой отец называет такое профдеформацией.

— Она и есть, — кивнул Евгений Викторович. — По глазам вижу, что спросить хочешь.

— Угу. Профессор, а вы, если не секрет, зачем на архипелаг направляетесь? Что-то не верится мне, что в аборигенах дело.

— И совершенно зря, молодой человек! Как раз в них! Вот ты, Ваня, знаешь, что эти самые аборигены — уникальное явление? Как минимум в пределах Протектората Росс? А ещё Кельтского союза, а также Протекторатов Дойч и Бритт?

— Да ладно! И чем же они такие уникальные? Отшельничеством?

— Именно! Тем, что решительно не желают подчиняться известным закономерностям межэтнических контактов! Хотя «отшельничество» тут подходит идеально. Спасибо, Ваня.

— Да не за что, профессор, — разочарованно отмахнулся я. — Тоже мне, уникальная черта! Ладно бы, там, «третий» глаз у них прорезался, или дополнительная пара конечностей отросла из-за мутаций! Ну или они хотя бы все поголовно телепатами стали!

— Ты просто не в состоянии осознать глубину проблемы, Ваня! Но это наверняка следствие недостатка информации по вопросу. Например, тебе известно, что на заре космической экспансии был потерян контакт с множеством молодых колоний? Большинство из них впоследствии были обнаружены кланами. Где-то поселенцы вымерли, уступив природе в суровой борьбе за выживание, а где-то продержались до появления эмиссаров кланов. Этих, последних, меньшинство, но в настоящее время известно о шести с лишним десятках подобных анклавов. И сколько из них на слуху? Твоё предположение, Ваня?

— Ни одного?

— Именно! А всё потому, что при восстановлении связей с основной популяцией вида они очень быстро проходили этап обратной ассимиляции. То есть, попросту говоря, вливались в тот народ, который их обнаружил. За одним исключением.

— Постойте, не говорите! — остановил я профессора. И подпустил в голос сарказма: — Неужели аборигены Ликеи?

— Да, Ваня, они, — проигнорировал мой выпад Евгений Викторович. — И никто не знает, почему так произошло. Они точно люди, это доказано генетическим анализом. Они точно родом с Земли, с островов Карибского бассейна. И это доказано лингвистическим анализом их наречия — оно очень похоже на наш современный пиджин, что в ходу у межпланетной братии из свободных специалистов. То есть смесь староанглийского со староиспанским, плюс остатки индейских диалектов, что совершенно не мешает коммуникации. Но они решительно отказываются растворяться в славянском этносе, к которому относится большинство населения Гессионы. Мало того, они ещё и самоизолировались на отдалённом архипелаге.

— Хотите сказать, когда Аверины принялись осваивать планету, ликейцы все дружно сбежали с остальных островов и засели в глухой обороне?

— Или изначально обитали только на этом архипелаге, и с самого начала не пускали к себе людей клана. Никто не знает, молодой человек. Все данные из тех времён либо утеряны, либо засекречены. А может, и то, и другое сразу. Именно этим и интересна данная изолированная этногруппа.

— И вы, значит, всё бросили и прилетели на Гессиону изучать наших аборигенов? С планеты Святого Иакова? Это же какая даль!

— Ну да, не ближний свет, — согласился со мной Евгений Викторович. — Но оно того стоит.

— Тоже нужда заставила? Или бунтарский дух?

— Скорее, врождённая въедливость! — опередила деда Лерка. — Есть у профессора Эйгена пунктик, ну не терпит он неразрешённых загадок! Воспринимает их как личное оскорбление. Особенно из любимой области знаний.

— А тебе всё бы лишь балаболить, егоза! — беззлобно шикнул на внучку профессор. — Понятно, что этнопсихология не биология, но имей хоть каплю уважения к чужим трудам! И не оскорбление, а вызов!

— Да не обращайте на неё внимания, Евгений Викторович! Пусть не слушает! А мне интересно!

— Вот, бери пример!

— Вот ещё!.. — фыркнула Лерка. — И вообще, дед, это в тебе дух авантюризма проснулся! Стоило только грант получить, и всё, как подменили тихоню-профессора!

— Какой грант? — заинтересовался я.

— Целевой, на научно-исследовательскую деятельность, — пояснил Евгений Викторович. — Есть такая организация — Корпорация «Э(П)РОН»…

— Да, вы уже говорили…

— Её основатель, некто Алекс Заварзин, сумел, я не побоюсь этого слова, потрясти основы нашего общества, и всё благодаря смелости и упорству в разрешении на первый взгляд неразрешимых проблем! Так вот, этот успешный молодой человек единственный из сильных мира сего осознал значение исключений из правил. И создал специальный фонд по изучению аномальных явлений.

— В физике подпространства? — блеснул я знаниями.

— Не только. Вообще в любой области. В том числе и в гуманитарных науках!

— Да дед просто во все подряд инстанции свой проект рассылал, но всегда пальцем в небо! — рассмеялась Лерка. — А тут вот попал.

— Ну да… во всех смыслах…

— Вань! Ва-а-ань, блин! Очнись!

— А? — недоумённо уставился я на Лерку — не ту, из воспоминаний, бледнокожую и блондинистую, а нынешнюю — почти дочерна загорелую, белёсую и недовольную. — Чего?

— Ты зубной гель обещал! Чего завис-то?!

— Да так, задумался, — отмахнулся я. И протянул подружке несессер, который уже успел между делом достать из глайдера: — На, держи! А парео где взяла?

— Нравится? — изобразила нечто вроде пируэта Лерка. — Старые запасы, дед никогда ничего не выбрасывает, особенно если это не его.

Ну да, она с ним на станции больше двух месяцев проторчала, пока быт наладили. А потом профессор Эйген с головой окунулся в никому, кроме него, не понятные исследования, и Лерке волей-неволей пришлось от дедули свалить. С одной стороны, окончательно одичать побоялась, с другой — деньги нужны. Грант не резиновый, на оплату работы вспомогательного персонала не рассчитан. Вернее, полноценного дипломированного специалиста такая оплата никоим образом не могла устроить. Вот и рванула Лерка на «Пикшу» технологом. Почти по базовой профессии работать. И денежка неплохая капает, и стаж. Плюс опыт, сын ошибок трудных, нарабатывается. Опять же, так со мной контачить проще. Но след от тех двух месяцев остался.

— Понятно. Ладно, идём, нечего время тянуть… ты, кстати, «умный дом» ещё не подключила?

— Уже! Пароль он так и не поменял.

— Это хорошо…

И не просто хорошо, а даже великолепно. Вот сейчас в записях камер и покопаемся! Только позавтракаем сперва. Потому что с приёмом пищи в нашем случае как и с отдыхом: фиг знает, когда доведётся в следующий раз дорваться.

Невероятно, но факт: свой собственный «нейр» Лерка прихватить с «Пикши» не забыла. Но это, надо полагать, исключительно в силу привычки, просто потому, что по старой памяти пользовалась им в дополнение к не столь удобному наручному коммуникатору. Это у наших простолюдинов, не выбиравшихся дальше какого-нибудь островного города, такой роскоши днём с огнём не отыщешь. Но Лерка-то, как и профессор, родом с планеты Святого Иакова, признанного на весь Протекторат Росс научного и образовательного центра, а там «нейризация» населения поголовная. Другое дело, что у нас на Гессионе этот гаджет практически бесполезен — в «большую сеть» выйти-то можно, но безумно дорого. Только аристократия и может себе такое позволить. Зато «нейр» очень удобно использовать в качестве периферийного устройства, особенно в стесненных бытовых условиях плавбазы. А откуда киношку тянуть — из «большой сети» за дикие деньги или с локального сервака — вообще без разницы, если за новинками не гнаться.

Зачем я обо всём этом распространяюсь? Да очень просто — благодаря незаметным приблудам мы были избавлены от необходимости ютиться в рабочем кабинете профессора Эйгена, а значит, не пришлось делить одно-единственное кресло и пялиться в архаичный ЖК-монитор. Да-да, то, что в более цивилизованных местах проходило по графе «антиквариат», у нас являлось обыденностью. А так разместились прямо на кухне, вооружившись кружками с эрзац-кофе (на водорослевом сырье, если это кому-то интересно), да влезли дистанционно в систему, не забывая отдавать должное сооруженным Леркой бутербродам. Так сказать, совместили приятное с полезным.

Правда, очень быстро выяснилось, что доступ у Лерки гостевой, так что большая часть ресурсов оказалась для нас недоступна. И хуже всего то, что архив записей с камер наблюдения был ограничен тремя последними сутками. Но это, надо сказать, стандартная практика — сервер в «заброшке» даже при наших ограниченных возможностях в плане ай-ти, крошечный, хранить записи в режиме реального времени хотя бы недельной давности просто-напросто накладно, вот и пишут камеры поверх старых файлов. Которые, впрочем, не затираются с концами, а сжимаются на два порядка и закидываются в своеобразный «чёрный ящик» — специализированный раздел жёсткого диска, доступный только админам. Да и он периодически обновляется. Если мне не изменяет память, раз в полгода. Так что на разочарованный вздох Лерки я только подмигнул да закатил глаза, законнектив «нейр» с планетарным сегментом сети. Зачем? Ну, изначально ведь «заброшка» собственность клана, правильно? Правильно. Более того, в настоящее время Ликейский архипелаг со всем его содержимым чьё владение? Именно! Рода Елагиных. А я кто? Точно! Официальный наследник. Так что мой приоритет выше, чем у канувшего в Лету админа, некогда настраивавшего систему безопасности научной станции. Единственная проблема — подтвердить статус. Вот и пришлось лезть за идентификацией аж на центральный сервер СБ клана, в юридический отдел. Ну и подождать немного… семнадцать секунд от собственно запроса на идентификацию. Ничтожная плата за вытянувшееся от удивления и зависти Леркино лицо. Но, памятуя о наставлениях мастера Лю, злорадствовать — напоказ, имеется в виду — я не стал. И как само собой разумеющееся сообщил подружке:

— Так, вроде получилось. Давай-ка посмотрим…

— Ого!.. — не сдержалась та уже через несколько мгновений. — Вань, что это?

— Карта местной локалки, — отмахнулся я, — не обращай внимания. У нас админский доступ, так что система показывает все ресурсы. Вообще все, включая чисто служебные и технические. Тут процентов девяносто всякой белиберды, в которой даже нормальный программист не разберётся… а нам, по ходу, вот сюда надо, вот в эту симпатичную папочку…

— Фига се, сколько тут файлов!

— Ну так и камера далеко не одна, — пожал я плечами. — Но нас не интересуют все, нам вот эта нужна — из эллинга. Ага, аккурат месяц… вот вчерашняя запись…

— А она разве не в основной папке должна быть? — удивилась Лерка.

— В основной папке большой файл, а это урезанная резервная копия, — пояснил я, выводя изображение на общий «виртуальный» дисплей. — Тут даже не видео, тут слайд-шоу, да ещё и монохромное… о, гляди! Это я!

— Какой-то у тебя вид напуганный, — не упустила Лерка случая меня поддеть. — Сам, что ли, в своего выдуманного зомби поверил?

— Было дело, — кивнул я и удовлетворённо хмыкнул: — Короче, работает. Давай теперь деда твоего искать. Какого, говоришь, числа Евгений Викторович на звонки отвечать перестал?..

К моему удивлению, справились чуть ли не с первой попытки — Леркин дед обнаружился буквально на второй записи. И из неё следовало, что в загадочный вояж он отправился за сутки до озвученной девушкой даты. А ещё даже из такой низкокачественной картинки мы выяснили, что к сборам старый профессор подошёл со всей основательностью: наволок на яхту харчей и разнообразного оборудования, включая скафандры для глубинных работ.

И на этом моменте я особо заострил внимание:

— Лер, а это не те скафы, что я пару месяцев назад по просьбе твоего деда достал?

— Ты думаешь, я помню? Надо в шкафу глянуть.

— Ладно, это позже… так, а где камера с верхушки концентратора? Она как раз на выход из лагуны должна смотреть…

— Хочешь удостовериться, что дед из лагуны вышел? — с иронией покосилась на меня Лерка. — Можно подумать, и так не понятно! Если бы он лоханку прямо здесь затопил, мы бы её увидели. Тут же глубина смешная!

— Не, хотел понять, в какую сторону он свернул, — пояснил я. Потом махнул рукой: — К чёрту! Смысла никакого, если всё равно на сервер морского мониторинга лезть.

— Ну и как ты это себе представляешь? — напряглась Лерка. — Им же официальный запрос нужен! А я к эсбэшникам ещё не обращалась! Да и что я им скажу? Дед на звонки не отвечает, помогите, дяденьки?!

— Лер, не истери! Мне никакого официального запроса делать не нужно, я сам один большой официальный запрос.

— А, ну да! Точно! Постоянно забываю, что ты мажор…

— Это плохо? — с подозрением глянул я на подругу.

— Чего уж хорошего!

— В смысле?!

— Расслабься, Ванюша, не в тебе дело, — успокоила меня Лерка. — Плохо в том смысле, что я излишне расслабляюсь. Тебе-то пофиг, а меня шашни с аристо до добра не доведут.

— В крайнем случае пойдёшь ко мне в наложницы, — буркнул я без всякой задней мысли, поскольку был погружён в «колдунство» с интерфейсом эсбэшного сервака. — Тоже мне, нашла проблему!

— Чего?! Вань, ты офигел?!

— Не хочешь — как хочешь, — машинально пожал я плечами. И, впившись взглядом в крупномасштабную карту искомого океанического сектора, процедил сквозь зубы: — Есть! Попался, старый!..

2

… укромная бухта, надёжно укрытая со стороны океана скалами, с высоты крыланова полёта просматривалась, как на ладони, так что «Навагу» мы заметили ещё на подходе. Правда, надутая Лерка этот факт никак не прокомментировала, продолжая разыгрывать перед неблагодарным зрителем, то бишь мной, несколько подзатянувшуюся миниатюру «мышь и крупа». Спрашиваете, с чего такая немилость? Ну так! Я же посмел ей — ей, высококвалифицированному свободному специалисту, чуждому сословных предрассудков — стать своей наложницей! Да это же оскорбление, твою мать! Едва ли не смертельное. А я, между прочим, даже ничего плохого в виду не имел. Обычная для аристократов практика. До многожёнства в Протекторате Росс ещё не докатились, но иметь официальную любовницу вполне себе нормально. Мало того, во многих случаях ещё и обязательно, в качестве своеобразного подтверждения высокого социального статуса. Ну а результат… сами видите. Сидит, отмалчивается да дуется. Хотя, положа руку на сердце, лично мне показалось, что взъелась она не по поводу непристойного (с её точки зрения!) предложения, а потому, что слишком легко я от него отказался. Типа, проявил безразличие. Я даже сдуру это предположение озвучил, но Лерка в ответ чуть не прожгла меня насквозь возмущённым взглядом. Думал, не сдержится и попытается кулаки в ход пустить, но остатки разума возобладали над эмоциями. Опять же, без меня глайдер не заведёшь, а яхта — вот она, на схеме архипелага яркой точкой выделена. Казалось бы, близко, рукой подать, но… видит око, да зуб неймёт. Мы-то с ней на «Исла де Пальма», он же остров Пальмовый, на старой «заброшке», а сигнал с «Наваги» отображался в акватории «Исла де Монтанья», то бишь острова Горный. Нэйминг — отвал башки! Но не суть. Главное, что на обычном плавсредстве, будь то яхта или моторный катер, чехлить туда дня два, если не все три. Разумеется, с ночёвками на якорных стоянках. Как ни крути, а диаметрально противоположные точки архипелага. Если совсем точно, то крайняя южная и крайняя северная. Мы на южной, если что. И расстояние по прямой порядка трёхсот километров. Но это по прямой. А по более-менее проходимому судоходному маршруту все девятьсот. А если ещё учесть тот факт, что помимо моего глайдера в доступе никакого другого транспорта тупо нет… при таких раскладах даже до разозлённой Лерки дошло, что лучше со мной не ссориться. По крайней мере, окончательно. Но зато можно со спокойной совестью дуться, чем она всю дорогу и занималась. Ладно хоть вместе со сборами на всё про всё ушло меньше часа. И, что характерно, снова по её вине: мне-то собраться только подпоясаться, в смысле, плазмер в карман сунуть да бутылку с водой из холодильника стянуть, зато Лерка внезапно осознала, что рабочие ботинки и комбез, в которых она с плавбазы срулила, не очень подходят для тропического острова. Пришлось ждать, пока она проинспектирует закрома, облачившись в старый купальник, парео и коралловые тапки. Ну и ещё я в последний момент сообразил, что неплохо бы головными уборами обзавестись, за каковые сошли косынки из Леркиных запасов. Завязать на манер банданы, чтобы космы не мешались, и порядок. Заодно и голову не напечёт, когда на место прибудем. В кондиционированном нутре глайдера нам такая участь не угрожала, но его, это нутро, в любом случае придётся покинуть. Хотя бы потому, что на палубе «Наваги» он не поместится, значит, будем садиться где-то на берегу. На воде, конечно, тоже можно, но только в крайнем случае, если потерпел крушение, потому что поплавки одноразовые, от пиропатронов.

Собственно, с последним обстоятельством я как в воду глядел: сейчас, с высоты, стало предельно ясно, что и по песочку предстоит прогуляться, и ноги намочить. Разве что Лерку сразу на яхту высадить, зависнув над палубой…

— Вань, может, я того… сразу? — после короткой внутренней борьбы всё же пересилила себя девушка. — Чего время зря терять?

И ведь как в тему! Практически в такт моим собственным мыслям. Но…

— Не-а.

— Что опять?! — вскинулась Лерка. — Мужской шовинизм?! Типа, куда поперёд батьки в пекло?! Бабье место на кухне?!

— Лер, да какая муха тебя укусила?! — возмутился и я. — Как маленькая! Ты хотя бы приблизительно представляешь, что может оказаться на «Наваге»?!

— Представляю! Пустота!

— Скорее всего, — хмыкнул я. — Ну, раз тебе так неймётся… только сначала вокруг глянем.

— Перестраховщик!

— Какой уж есть! — огрызнулся я, заложив вираж практически на бреющем полёте. — Н-да… вроде монстра не видно.

— Какого ещё монстра?! — взвилась моя подружка. — Опять прикалываешься, как с тем зомби?!

— Да мало ли, — пожал я плечами, аккуратно приткнув глайдер к самому борту «Наваги». — Сама знаешь, в океане всякой гадости с запасом. Ладно, вылезай!

Не удостоив меня ответом, Лерка выпуталась из ремней безопасности, откинула блистер и ловко перескочила на яхту, легко перемахнув поручень-одно-название. И даже не оглянувшись рванула к надстройке за турбопарусом — именно в ней находился вход в каюты экипажа.

— Самоуверенность ещё никого до добра не доводила, — пробурчал я себе под нос, сокрушённо покачав головой.

И невольно поймал себя на мысли, что очень сейчас похож и на покойного мастера Лю, и на собственного батюшку. Аж холодный пот прошиб! Это надо же, дожился… или повзрослел.

Местечко для парковки обнаружилось в непосредственной близости от «Наваги», поскольку та покачивалась на мелкой волне метрах в пяти от берега. Прозрачность же воды вполне позволяла сверху рассмотреть очень пологий песчаный спуск, так что я не стал мудрствовать лукаво и приткнул глайдер прямо на пляже, аккурат напротив яхты. Несколько мгновений раздумывал, а не дождаться ли Лерку, но всё же решил лично осмотреть «клиента» и выбрался из кабины. Побрёл было к воде, но по какому-то наитию вернулся и закрыл блистер, заблокировав кабину командой с «нейра». Ну его на фиг, не собственный задний двор на острове Небесной Лазури. Тут и зверьё наверняка водится, и летучие твари-крыланы, и мелкие насекомые. И это не говоря про аборигенов. Но интуиция особенно сильно обострилась за последнее время, явно не к добру! И ещё какое-то гнетущее чувство… точно! Вон она, гора, из-за которой остров получил своё имя. Здоровенная, чтоб её! На психику давит. Хотя, казалось бы, гора и гора…

Как я и предполагал, пришлось промокнуть почти по грудь — пропавший Евгений Викторович крайне предусмотрительно не стал сажать яхту на мель, но заякорил лоханку на минимально возможном расстоянии от берега. И сходни оставил, хотя мог убрать сигналом с пульта. Но в любом случае спасибо ему — забрался на борт без проблем. А шортам с футболкой не привыкать, ткань у них специфическая, и десяти минут не пройдёт, как высохнет. Главное, плазмер водостойкий, а то пришлось бы извращаться. Ну и волосы не промочил в солёной воде, что весьма отрадно…

Обернувшись на хлопок люка, я перехватил растерянный Леркин взгляд, но на всякий случай уточнил:

— Никого?

— Никого… — всхлипнула девушка. И куда только вся суровость вкупе с надутостью подевались!.. — Вань… как же так?..

— А ты хорошо смотрела? Звала хоть?

— Хорошо! И звала!

— Уверена?

— Даже в балластную капсулу заглянула! — снова начала злиться Лерка.

Собственно, именно этого я и добивался. Не время раскисать. Я, конечно, в любой момент готов поработать жилеткой, но тут не плакаться надо, а поиски продолжать.

— Всё равно давай ещё раз посмотрим. Может, что-то странное заметим.

Лерка собралась было сказать что-то резкое, но передумала — видимо, сообразила, что я прав. Она-то на мелкие детали внимания не обращала, искала конкретно деда, то бишь довольно крупный биологический объект в неизвестном состоянии. А Ваня, между прочим, дело говорит. Плюс четыре глаза всяко лучше, чем два. И у Вани, чтоб вы знали, «нейр» есть. У Лерки тоже, но у меня он полнофункциональный. И я запросто могу задействовать его в качестве сканера, активировав соответствующий софт.

— Как скажешь, — потупила глаза моя подружка.

Хм… умная девочка. И впрямь, что ли, в наложницы её взять? Какой-никакой, а статус. И совершенно другой уровень возможностей… при практически полном отсутствии сдерживающих факторов! Думаете, просто так многие высокопоставленные аристо наложницами обзаводятся? Подумайте ещё раз. Перед официальной любовницей открыты не только практически все (за редкими исключениями!) двери, доступные для жены, но ещё и множество отнорков, дверец и лючков, куда супружнице ходу нет в силу этикета и целого свода неписанных правил поведения. То есть такая дамочка и в высший свет вхожа, и во всякие менее респектабельные места. И в итоге что? В итоге — идеальный посредник во всяческих сомнительных делишках. Не в незаконных, прошу заметить, а именно в сомнительных! Хотя грань иногда очень тонкая, не сразу и разглядишь. Хм… а ведь хорошая мысль, правильная! Отец бы одобрил. Вот только нужно Лерку к этому «заманчивому» предложению подводить постепенно. По принципу «вода камень точит». И поменьше о чувствах разглагольствовать, она этого не любит. Или делает вид, потому что не считает себя мне ровней. Ну и да, есть ещё одно обстоятельство: как правило, перед тем, как завести наложницу, мужику приходится вступить в официальный брак. Иначе конфуз может случиться, то бишь внезапное прибавление в семействе. А наследник от любовницы — это… скажем так, не есть хорошо. И в первую очередь для самого наследника. С другой стороны… если есть женщина для души и чувств, то почему бы не жениться по расчёту? Кстати, именно такого расклада сестрица Лидка и пытается всеми силами избежать. А вот матушка убеждена, что и стерпится, и слюбится. Впору посочувствовать сеструхе… но не буду, потому что точно знаю: отец её в обиду не даст. Будет ждать до упора, пока Лидка сама кого-то не выберет. Просто потому, что может себе это позволить. В иных делах у самого слабого рода клана свободы побольше, чем даже у главы, и данное обстоятельство хоть в какой-то мере примиряло меня с жестокой реальностью.

— Лер, а ты точно везде смотрела? — ещё раз на всякий случай уточнил я, чем вызвал вполне предсказуемое раздражение:

— Да! Говорила же!

— Уверена? А ниши под плотики, например?

— Чёрт…

— Вот тебе и «чёрт»! — передразнил я подружку. — Ладно, давай пока здесь по верхам пройдись, а я каюты посмотрю. Вдруг что замечу…

— Что? — вскинулась Лерка. — Я совсем, что ли, слепая?!

— Так! Успокоилась, быстро! И марш смотреть все подряд рундуки и ящики!

— Есть… кэп, — смирилась с неизбежным девушка. — Но ты зови, если вдруг!

— Обязательно! Всё, пошла-пошла-пошла! — И для ускорения несильно шлёпнул благоверную по филейной части.

— Дурак! — привычно фыркнула та, и побрела на бак, протиснувшись между мной и турбопарусом.

Ну а я, глубоко вздохнув и постаравшись отогнать недобрые мысли, забрался в надстройку — крохотную, но зато двухуровневую: нижний — типа ходовая рубка с двумя трапами, верхний — так называемый «летящий мостик», он же флайбридж, с продублированными органами управления. Один из трапов как раз на него и вёл. А второй, как нетрудно догадаться, в нутро яхты, к жилым помещениям и к машинному отделению с батареями, генератором и ходовыми двигателями.

Спрашиваете, к чему было спроваживать Лерку? Да предчувствие у меня… нехорошее, так скажем. Ведь что вероятнее всего обнаружить сканированием через «нейр», особенно при наших вводных с пропавшим человеком? Правильно, затёртые следы крови. Причём затертые достаточно тщательно, чтобы не различить невооруженным взглядом. А через «нейр» с соответствующим софтом — как нефиг делать. Понятно, что ну их на хрен, такие находки, но куда деваться? Даже самая неприглядная, но определённость лучше полной неизвестности. Но, поскольку опыта в подобных делах у меня очень мало, я практически уверен, что не сумею сохранить непробиваемую морду, если вдруг на что-то наткнусь. И запалюсь, как пить дать. Ну а сейчас по крайней мере будет хоть какое-то время, чтобы прийти в себя и подумать, как подать эту новость благоверной. Тьфу-тьфу три раза, конечно.

Теперь бы ещё решить, с чего начать… ладно, полезу наверх. Заодно окрестности осмотрю. С глайдера, конечно, охват пошире, но с «летящего мостика» другой угол зрения, вдруг что-то, да увижу? Интересное, я имею в виду.

Трап, по которому тот же Евгений Викторович при своих габаритах протискивался с трудом, для меня препятствием не стал — в субтильном телосложении, которое я предпочитаю именовать «жилистым», есть своя прелесть. Да и перила со ступеньками заодно посмотрел, загодя активировав сканер. Но, к вящей своей радости, ничего кроме пыли да подозрительных жирных пятен — с едой сюда проф лазал, что ли? — не обнаружил. Равно как и на самом мостике: порядочно нагажено крыланами (а как же без этого?), да кое-какой мусор ветром нанесло, песок, там, да сухие листья. Осмотр береговой линии с новой позиции тоже никакой дополнительной информации не дал. Пляж, кусты, скалы, и нависающая зловещей давящей глыбой гора над головой. Ни суетящейся летучей мелочи, ни скоплений крыланов-падальщиков, ни даже мельтешения рыб в лагуне. То есть падали, как бы непочтительно по отношению к пропавшему профессору это ни прозвучало, поблизости точно нет. Хотя… за неделю и до костей могли обглодать, так что не показатель.

Собственно рубка, куда я вернулся с палубы, на которую попросту спрыгнул с мостика, перемахнув перила, тоже в плане подозрительных следов оказалась девственно пуста. Разве что хлебные крошки кое-где нашёл. Ну и крыланского дерьма сильно меньше, конечно же. Понятно, что сколько-то я на собственных подошвах притащил, но явно не всё. Тогда получается, что дверь была открыта? Надо будет у Лерки уточнить. Хотя чего уточнять? На входе самый настоящий горизонтальный клинкет с комингсами, пусть всё и насквозь пластиковое. Так что по-любому приоткрыта дверка была, потому что окна, как я незамедлительно убедился, все задраены. Впрочем, бог с ним. А пока вниз, в машинное отделение — оно тупо меньше, его тоже можно за один подход обследовать. С жилыми помещениями мороки всяко больше.

Мучимый нехорошими предчувствиями и по этой причине оттягивая поход в каюты, я повозился, сколько положено, с кремальерами и решительно сдвинул вбок очередной клинкет, отделявший закуток силового модуля от тамбура. И от второго — незапертого — клинкета, что вёл к жилью. Вот такие вот незамысловатые средства защиты от затопления. А распахнув, так и застыл на полушаге, раскорячившись над комингсом — внутри явно что-то было не так. А что именно, я сообразил уже через пару мгновений: в сформированной «нейром» «дополненной реальности» аккумуляторы, занимавшие никак не меньше двух третей полезной площади помещения и выделенные умной софтиной характерными рамками, светились тускло-синим вместо весёлой зелени или менее весёлой, но тоже приемлемой желтизны. И ни единого проблеска красного!

— Фига себе! — только и смог выдавить я, не веря собственным глазам.

Это как так вообще? Получается, что все аккумы разряжены в ноль? Вычерпаны досуха? Посажены в хлам? Да что с ними нужно было делать, чтобы до такого состояния довести?! Это же физически невозможно! Турбопарус даже в стояночном режиме и при почти полном отсутствии ветра вращается, пусть и крайне медленно! Но коэффициент полезного действия генератора таков, что за прошедшую неделю даже доведённые до красной зоны накопители должны были подзарядиться минимум процентов на десять! Минимум! А тут полный трындец… кстати, а почему я ни в рубке, ни на «летящем мостике» на это внимание не обратил? Приборы же должны все вырубиться… впрочем, гоню — там у каждого ещё и стационарный фотоэлемент в резерве. А вот всё остальное таки да, в отрубе. Хорошо, что день ещё только-только начинается, и нет нужды шариться в потёмках. Но, чёрт возьми, как?!

Отступив к дверному проему, я с удвоенным вниманием принялся обшаривать отсек взглядом, но, кроме каких-то странных помех в трёх или четырёх точках, так ничего и не обнаружил. Впрочем, один плюс в этом был — хладный труп Евгения Викторовича как минимум в машинном отделении отсутствовал. Я даже на всякий случай подошёл поближе к моторной установке и осмотрел подозрительные места сначала через «нейр», а потом и собственными глазами, но так ничего и не увидел. Ровная поверхность, не более. На ощупь тоже пусто. А в «дополненной реальности» легчайшая рябь, на самой грани перехода к графическим артефактам, сиречь «квадратикам».

— Занятно… — хмыкнул я себе под нос, потом пожал плечами, мол, фигня случается, и выбрался в тамбур, аккуратно прикрыв за собой клинкет.

Здесь тоже надолго задерживаться не стал — прислушался, не зовёт ли Лерка, убедился, что всё тихо, да и потянул загодя разблокированную дверь в сторону, на подсознательном уровне страшась того, что откроется моему взгляду.

Как незамедлительно выяснилось, страшился я зря: коридор был пуст. Я бы даже сказал, возмутительно пуст. Ни тебе мусора, ни разбросанных шмоток. Такое ощущение, что незадолго до исчезновения профессор Эйген устроил на «Наваге» генеральную уборку. Разводы сканер таки нашёл, но исключительно от мокрой тряпки. И да, отпечатков кровавых пятерней или хотя бы брызг ни на одной из четырёх дверок, что вели в каюты, и единственном овальном люке, за которым скрывалось помещение, традиционно именуемое форпик, не наблюдалось. Ни в видимом спектре, ни в каком-либо другом диапазоне.

Насколько я помнил с нашего первого путешествия, старый профессор обитал в каюте под номером один, то есть первой от меня по правой стороне. Каюту напротив — ту, что номер два — занимала Лерка, ну а по соседству с Евгением Викторовичем, так сказать, под чутким присмотром, проживал ваш покорный слуга. Впрочем, данное обстоятельство абсолютно не мешало нам с Валерией Николаевной заниматься всякими непотребствами, в том числе и посреди белого дня. Улыбнувшись с лёгкой грустинкой воспоминаниям, я толкнул вбок дверь профессора и сунул любопытный нос в жилое помещение. Первичный, он же беглый, осмотр ничего не дал: ну да, бокс жилой, но покинули его довольно давно. Более пристальный взгляд тоже ни за что не зацепился. В плане скрытых следов, я имею в виду. Так-то всё понятно: аккуратист-профессор и здесь после себя бардака не оставил. Койка заправлена, шкафчики прикрыты, иллюминатор задраен. Но зато на всё ещё разложенном столике и вскрытая пачка влажных салфеток, и любимая кружка, и — ну надо же! — планшетный компьютер. Надо отметить, что к путешествию на Гессиону Евгений Викторович подготовился весьма тщательно — видимо, с присущей ему въедливостью загодя изучил фактуру и наши нравы. А потому и проблем особых с адаптацией не испытывал, в отличие от той же внучки, расхлябанной и легкомысленной.

Сделав зарубку на память — по возможности ознакомиться с содержимым планшетника — я перебрался в каюту напротив, то бишь бывшую Леркину, но и в ней меня с первого же взгляда постигло разочарование: данное помещение было тщательнейшим образом законсервировано. Вся мебель сложена и закутана в полиэтилен, на всех доступных поверхностях, включая иллюминатор — порядочный слой пыли. Ну и свежие следы, наверняка Леркины. Как нетрудно догадаться, абсолютно аналогичный результат ждал меня и в оставшихся двух каютах, разве что в «четвёрке», необитаемой изначально, Евгений Викторович устроил импровизированный склад, завалив свободное пространство снедью и бутилированной водой. Ну и плюс какие-то ещё кофры, непонятного на вид назначения. Впрочем, разбираться с ними прямо сейчас я поленился и вернулся к люку в носовой переборке — тому самому, за которым скрывался форпик, разделённый пополам: в одной половине санузел и кухня, чтобы коммуникации далеко не тянуть, в другой — что-то вроде походной лаборатории, которую старый профессор обустроил за время пути. Надо же было чем-то занять целых две недели, как он позже объяснил. А так-то там по проекту обычный чулан для хранения всякого. Тех же харчей, например.

И если уж быть до конца честным, то на лабораторию каморка не тянула. Ну какая-такая приборная база у ученого-этнопсихолога? Электронный микроскоп с выводом картинки в «дополненную реальность» «нейра» или на экран планшетника, плюс цветной принтер с высоким разрешением и довольно сложная приблуда в виде затейливой рамки с направляющими, по которым перемещалось здоровенное увеличительное стекло. Что характерно, прямоугольной формы. Как там её проф называл? А, точно: штативная лупа! Самая натуральная, физическая, никакого цифрового зума. И всё это на откидном столике, переделанном из койки. Ну и помимо всего прочего, нормальный стул со спинкой. Не складной суррогат, а вот прямо стул-стул. Стоит ли говорить, что я именно это всё и обнаружил в закутке? Ну, помимо планшетника, который у профа в каюте? Вот и я о том же.

Короче, вынужден признать, что Лерка оказалась права — деда на яхте нет. И да, кухоньку с гальюном я тоже осмотрел, как раз перед лабораторией. Причём с особым тщанием, но даже в мойке никаких подозрительных следов не выявил. Ну и тут, получается, полный облом… но почему тогда дурное предчувствие не проходит? И с каких это пор, позвольте поинтересоваться, я обрёл провидческие способности? А самое главное, что теперь делать?..

Мучимый этими сомнениями, я машинально присел на профессорский стул, но и сидячее положение облегчения не принесло. Я банально не знал, куда деть руки, а потому сначала бездумно погонял прямоугольник увеличительного стекла по направляющим, потом скосил взгляд на электронный микроскоп… и чуть не матюгнулся вслух: приборчик украсился точно такой же аурой, как и аккумуляторы в машинном отделении. Ну да, я всё это время не вырубал «дополненную реальность». Просто был настолько озабочен безрезультатностью поисков, что не сразу обратил внимание на эту занятную — и в какой-то мере пугающую — деталь. А обратив, заметил и ещё кое-что интересное: закатившийся за штатив микроскопа странный булыжник. Чем странный? Да бог его знает…

Поскольку профессор вряд ли бы стал бросать без присмотра что-то, опасное для жизни и здоровья, я без колебаний подхватил булыжник, взвесил на ладони и поднёс поближе к глазам. Ну, что сказать? В «дополненной реальности» никаких подробностей не высветилось — камень как камень. Разве что ни цветом, ни структурой не характерный для островов. Явно что-то привнесённое, слишком серый, я бы даже сказал матовый, и неестественно равномерный по цвету. Ну и зернистость минимальная. Если бы не размер и форма, напоминавшие банальную картошку, я бы и вовсе решил, что это точильный камень, очень уж фактура характерная. Но нет, слишком уж он округлый, ни одной плоской поверхности, по которой можно было бы режущей кромкой ножа пройтись. И… чёрт! Реально лёгкий. Любой окатыш приблизительно такого же размера, но найденный на пляже, был бы минимум вдвое тяжелее. Ну и как же так?

Я на несколько секунд задумался, прикипев взглядом к находке, и даже было подсунул её под лупу, но вынужденно отвлёкся: кожу под «нейром» вдруг неестественно захолодило, а потом ещё и защипало. В качестве вишенки на торте в «дополненной реальности» выскочило предупреждение «Осторожно! Критическая скорость разрядки!», а сам булыжник окутался помехами — теми самыми, в «квадратик» или «пиксельный камуфляж».

— Да ладно! — изумлённо выдал я, мгновенно связав ряд фактов («дохлые» аккумулятор и микроскоп, а также холод и жжение под «нейром», выдававшие переход на прямое питание от моих собственных биотоков) с каменюкой на раскрытой ладони. — Ну, проф, ну, спасибо!

Ну вот реально, блин! О таких вещах предупреждать надо!!!

Торопливо зашвырнув находку на её законное место, то бишь обратно за штатив микроскопа, я как ошпаренный выскочил из форпика, едва не зацепившись ступней за комингс, и чуть ли ни нос к носу столкнулся с Леркой. Надо сказать, чем-то всерьёз расстроенной. Но я на её состояние внимания не обратил, молча оттеснил от люка и тщательнейшим образом запер последний. Прижался к нему спиной и, осенённый внезапной догадкой, извлёк из кармана плазмер.

— Да ну на хрен…

— Вань? — испуганно вскинулась Лерка. — Ты чего это?

Действительно, а чего? Подумаешь, батарея плазмера напрочь разряжена! Мало того, даже индикатор погас. Это что же за артефакт такой? И, самое главное, где его проф добыл? И что вообще теперь делать? Держаться от «Наваги» как можно дальше, чтобы не оказаться посреди дикого острова с вырубившимися, а потому совершенно бесполезными гаджетами? А что с батареями глайдера, кстати? Помнится, на «летящем мостике» приборы живые… те, что с фотоэлементами. Ну и как радиус действия каменюки определить?..

Именно в этот момент я наткнулся взглядом на Леркино запястье, и меня в очередной раз осенило:

— Лер, а попробуй ещё раз на дедовский комм позвонить!

— А смыл? Сбрасывают же!

— Есть смысл, — заверил я подругу. — Звони, давай.

— Как скажешь, — пожала плечами девушка.

Под её ловкими пальцами и моим разочарованным взглядом наручный коммуникатор ожил, замигав дисплеем и завибрировав, и мы некоторое время как зачарованные на него пялились. Правда, довольно скоро я на самой грани слышимости уловил ещё что-то, что заставило замереть и тщательно прислушаться.

— Вань? — снова удивилась Лерка, но я на неё решительно шикнул и, что называется, ещё сильнее навострил уши.

— Слышишь?..

— Что именно?..

— Зуммер…

— Да показалось тебе, Вань!..

— Не-а, — помотал я головой. И сунул в руки окончательно растерявшейся Лерки разряженный плазмер: — Держи! Я щас! И это, звонить не переставай! Если сбросят, сразу же вызывай снова! Поняла?!

— Поняла!

— И тут сиди, наверх не высовывайся! — завершил я инструктаж уже из тамбура.

— Лад…

Окончание слова отсёк клинкет, плотно усевшийся в раму, и я с максимально возможной скоростью рванул по трапу в рубку. И если до того я и испытывал какие-то сомнения, то сейчас от них не осталось и следа — характерный звук зуммера коммуникатора доносился откуда-то с пляжа. Ну, или из близлежащих кустов. В любом случае, следовало с этим разобраться… и незамедлительно.

3

Остановился я лишь раз — у турбопаруса. Расслабился в попытке освободить разум от мыслей и обратиться в слух… и чуть было сам не офигел: внезапно и сразу пришло то самое тревожное состояние, что я испытал в ночь смерти мастера Лю. Пожалуй, логично назвать его «псевдосамадхи», потому что до настоящего просветления ещё ой как далеко. Но и этого мгновения сосредоточения на звуке зуммера с лихвой хватило, чтобы определить точное направление — кусты прямо за глайдером. Не раздумывая более ни секунды, я с разбегу сиганул в воду — «щучкой», чтобы преодолеть значительную часть пути вплавь, а не враскоряку по песку — и, вынырнув уже на глубине по колено, с куда меньшей скоростью рванул сначала по мелководью, а потом и по пляжу. Под конец порядочно ускорившись, я замахнул на хвостовую часть глайдера, и перескочил на блистер, удачно зацепившись за вертикальный стабилизатор. Нахрена, а главное, зачем? Осмотреться, вестимо! Как-никак, самая высокая из доступных точек. Вот только, на мою беду, кусты оказались достаточно густыми, чтобы полностью перекрыть обзор. Впрочем, меня это не остановило — пробежав по блистеру, а потом и по хищно заострённому носу глайдера, я сиганул прямо в заросли, благо за кусты принял их по ошибке. Тут скорее здоровенные листья-лопухи, чем-то смахивавшие на банальные кувшинки, они же лотосы. Или бананы, которые на Гессиону завезли поселенцы. И не просто сиганул, а ещё и ногу вперед выбросил — классический цэчуай в прыжке — которой и угодил прямо в грудь опешившему от такого развития событий аборигену. Не знаю, как, но я всё ещё удерживал «псевдосамадхи», а потому прекрасно чувствовал обстановку. Здесь шелест листа, тут шорох песка, там еле уловимый свист ветра, огибающего препятствие… ну и учащённое дыхание довольно молодого индивидуума мужского пола, до черноты загорелого и донельзя удивлённого.

На песке мы оказались одновременно, но с нюансами: я уверенно приземлился на ноги, машинально встав в боевую стойку, а абориген, на вид совсем ещё пацан, даже по сравнению со мной, двадцатиоднолетним, пролетел пару метров и сел на пятую точку, пропахав задом порядочную борозду. И в довершение всего ещё и навзничь завалился, не разбив затылок только благодаря буйной шевелюре и мягкой почве. Встать он даже не пытался, просто буравил меня полубезумным взглядом, и тыкал пальцем в коммуникатор, мёртвой хваткой вцепившийся в левое запястье. Да-да, тот самый коммуникатор, что непрерывно зуммерил, отзываясь на запрос связи с Леркиного аппарата.

Следующее, что бросилось в глаза — одежда. Такие же шорты, как у меня, в смысле, из аналогичной водорослевой ткани, но только цветастые, а не хаки, и рубаха с короткими рукавами нараспашку. Так называемая «гавайка». Надо ли говорить, что я с первого взгляда узнал продукцию родовой мануфактуры Елагиных? А обувка вообще сланцы с перемычкой между пальцев. А вот это уже импорт из Протектората Чжунго, но до такой степени массовый и дешёвый, что заполонил всю Гессиону. В общем, абсолютно ничего неожиданного. Так мог бы одеться любой обитатель тёплых краев, то есть практически всей планеты за исключением небольших приполярных областей. И тем не менее, сомнений в том, что я вижу именно аборигена Ликеи, у меня не возникло — слишком характерные черты лица. Такую форму носа, да и разрез глаз, ни с чьими другими не спутаешь. Плюс чуть курчавые иссиня-черные волосы. Ах, да, ещё один момент: такое ощущение, что и шорты, и рубаха парню сильно велики. Странно, конечно, ну да и бог с ним.

— Ты не Лукиньо! — объявил я, перехватив испуганный взгляд пацана, которому как раз в этот момент удалось сбросить вызов. — Куда старого пропойцу дел?

Парень недоумённо замотал головой и попытался сесть на задницу, но снова зазуммерил комм, и бедный абориген, прекратив попытки подняться, ловко пополз прочь от меня, с пробуксовкой отталкиваясь от песка пятками и основаниями ладоней.

— Куда, мля?! — возмутился я и одним прыжком оказался рядом с неудавшимся беглецом.

Правда, так и не сообразил, за что его можно схватить, а потому просто придавил к песку ногой. И, надо сказать, весьма удачно — угодил каблуком топсайдера прямо в солнечное сплетение. У парня глаза в буквальном смысле полезли на лоб, но я и не подумал убрать ступню — нормально же работает, так к чему изобретать велосипед? И да, эта впалая грудная клетка не шла ни в какое сравнение с мощной бочкообразной грудью профессорского кореша. Лукиньо, если навскидку, был минимум вдвое шире попавшего под раздачу аборигена. А про пузо вообще молчу — тот бурдюк я бы даже в прыжке не пробил. Хотя рост такой же, да и в роже что-то знакомое проглядывает… родственник, что ли?

— Эй, ты кто такой? — продолжил я попытки завязать разговор.

Естественно, на росском. И естественно, без всякой задней мысли. И опомнился, только когда взгляд пацана снова приобрёл осмысленное и при этом недоумённое выражение.

— Ага, понятно, — хмыкнул я и перешёл на бриттиш.

Как вы уже догадались, снова безрезультатно. Впрочем, и на вопрос на путунхуа паренек отреагировал аналогично: закатил глаза и замотал головой, типа, не понимаю ни хрена! Ну а поскольку дыхание после плюхи поддых он всё ещё не восстановил, то и ответить внятно не мог. Пришлось продолжить попытки, но ни дойч, ни бретонский диалект не помогли. Справедливости ради, ими я владел куда хуже, да и с произношением некие проблемы наличествовали.

И тут, наконец, у паренька прорезался голос:

— Но… кха!!! Но компренде!

Точно! Старик-профессор же говорил, что их наречие очень близко к пиджину свободных специалистов! Ну теперь-то пообщаемся, даже если ты против, дружок!

— Кто такой? — вперил я тяжёлый взгляд в парня, одновременно усилив нажим на цыплячью грудь. — Где Лукиньо? Где взял… это?

Как сказать на пиджине «коммуникатор» я не сообразил, скорее всего, так и говорят, но взгляд мой оказался красноречивее любых слов: паренёк в свою очередь покосился на всё ещё пищащий и вибрирующий гаджет, причём с явной ненавистью… и вдруг по-змеиному извернулся, выскользнув из-под моей подошвы. И мало того, что выскользнул, так ещё и меня умудрился уронить на песок, подбив под опорную ногу. Ну и пока я пытался собрать конечности в кучу и вскочить, как учил мастер Лю — выгибом вперёд, успел, что называется, дать по тапкам. Правда, пёр, не разбирая дороги, а потому отчаянно трещал ветками и мясистыми стеблями лопухов-кувшинок. Ну и зуммер ещё вносил свою лепту, так что определить, куда именно пацан намылился, труда не составило. Я даже дал ему небольшую фору, чтобы тот почувствовал уверенность и перестал петлять по кустам. Ну а фигли? Мало радости за ним гоняться, выписывая кренделя. Зато когда курс аборигена стабилизировался, я перестал себя сдерживать и рванул следом, не забыв про себя помянуть добрым словом Лерку: ух ты моя умница! Старательная и нерассуждающая, когда это мне нужно. Сказано звонить и не останавливаться, вот она и названивает. Да и, если честно, времени прошло всего ничего, она ещё не успела задолбаться. Ну а мне только того и надо. Вряд ли парень до сих пор паникует, скорее всего, бежит он к некой цели, которая и мне наверняка будет интересна. Может, к логову, а может, и к бездыханному телу Лукиньо. Ведь где-то же он раздобыл гаджет старого алкаша? А тут вариантов ровно два: либо тот отдал приблуду добровольно, либо её у него отняли. В любом случае, пацан должен знать, где Лукиньо. Или тот, кто передал пацану комм. Короче, единственный след на текущий момент. Вопросом, а нахрена он, в смысле, коммуникатор, парню вообще, я предпочёл не задаваться. Есть факт. С ним и работаем. Потом, если любопытство взыграет, выясню. И ровно по этой же причине я совершенно сознательно отбросил возможность утери гаджета предыдущим владельцем. К чему плодить сущности? Тут бы не упустить ценный источник информации…

Естественно, терять его я не собирался, и довольно быстро почти нагнал беглеца, который уже углубился под сень пальм (местных, гессионских, вперемешку с завезёнными земными). Не так, чтобы очень далеко, метров на триста. Ну, может, чуть больше. А потом остановился. Причём, как я очень скоро выяснил, посреди небольшой полянки, обрамлённой с трёх сторон пальмовыми стволами, а с четвёртой — отвесной скалой, заросшей мхом. На самом-то деле это местный примитивный организм, но на вид мох мхом, так что исследователи при раздаче идентификаторов даже не стали заморачиваться по поводу.

Стоял парень спиной к скале, всем своим видом демонстрируя решимость продать жизнь подороже. Даже на коммуникатор перестал реагировать, выставив перед собой левый кулак — типа, для защиты головы. А в правой руке, на отлёте, он сжимал подобранную по пути палку. На вид жалкий огрызок, не внушающий ни малейшего почтения. Но вот уверенности пареньку он явно придал.

Надо признать, в позе пацана прослеживалась некая системность, и я моментально заподозрил наличие навыков палочного боя. Ну, или на палицах, не суть. Но точно не копейного, по хвату судя. Хм… даже интересно, что он покажет. Пожалуй, стоит позволить пареньку продемонстрировать класс. Ну, или отсутствие такового…

— А ты смелый! — похвалил я, выбравшись из-под деревьев и остановившись в паре метров от напрягшегося оппонента. И, поморщившись, вызвал через «нейр» подружку: — Лер, всё, хорош названивать!

— Поняла! — отозвалась та, и гаджет на запястье аборигена незамедлительно заткнулся.

Парень же, вместо того, чтобы радоваться, испуганно вздрогнул. Впрочем, подозрительно быстро взял себя в руки, торжествующе ухмыльнулся и… свистнул. От души так, у меня чуть уши не заложило.

Долго думать, к чему бы это, не пришлось — практически в то же мгновение из кустов выступила ещё парочка аборигенов, до того похожих на моего знакомца, что я чуть не протёр глаза от удивления. Но нет, разница обнаружилась. И по сложению, и по причёскам, и по чертам лица — однозначно не близнецы-братья, но что-то около того. Как клоны из одной субкультуры. Впрочем, они такие и есть, а субкультура называется «ликейские аборигены». Единственное, у этих одёжка по размеру. И вооружена парочка оказалась посерьёзнее — не просто палками, а палками обработанными, с небольшими утолщениями в боевой части. По сути, примитивные палицы. Не говоря худого слова, аборигены синхронно разошлись, чтобы атаковать с трёх сторон… и нарвались на озверевшего меня.

Знакомца я сбил с ног, прыжком сократив дистанцию и всадив с разворота хоу дэнтуй тому в грудь. И, пока он летел, сшиб круговой подсечкой того, что приближался справа. Песок взрыл — моё почтение! Аж третьему в рожу прилетело, заставив замешкаться… чем я и воспользовался, чётко, как при исполнении таолу, обрушив на него сюаньфэньцзяо — «ногу-вихрь», он же «торнадо». Удар пришёлся в голову, и отоваренный напрочь вырубился, оставив товарищей без поддержки. Впрочем, как очень быстро выяснилось, и знакомец мой тоже выбыл из игры, поскольку прилетел спиной и затылком прямо в скалу. Остался «подсечённый», но дожидаться, пока он встанет и попытается отметелить меня дубинкой я, ясное дело, не стал — вырубил амплитудным лихэтуем, благо даже ногу задирать не пришлось.

— Делов-то! — ухмыльнулся я, застыв посреди полянки, превращённой моими усилиями в побоище. И спохватился: — Чёрт! Вас же связать как-то надо… вот блин…

Впрочем, долго я по этому поводу не заморачивался — подельников «знакомца» стреножил, связав ноги скрученными в жгуты рубахами, а запястья стянув завязками от шортов. Потом посадил обоих, привалив спинами друг к другу, да так и оставил: оклемаются — их проблемы. А не оклемаются, так тем более.

А вот со «счастливым» обладателем коммуникатора неувязочка вышла, по крайней мере, по началу. Я ведь в первую очередь намеревался им заняться, но бросил один лишь взгляд, и убедился, что дела там не очень. Серьёзно малый затылком в скалу прилетел. Однозначно сам не очнётся, придётся отхаживать. Потому и позаботился о, кхм, «силовой поддержке», дабы на неё больше не отвлекаться. Даже если и оклемаются, смогут только повалиться на песок да извиваться, как черви. Ах, да, ещё сквернословить — рты я им не заткнул ввиду отсутствия носков. А вот беглого паренька неплохо бы разговорить… если он вообще жив.

Как выяснилось, очень даже. Похоже, буйная шевелюра спасла, плюс мох поспособствовал. В любом случае, пульс прощупывался уверенно. А ещё я, чуть поколебавшись, активировал через «нейр» протокол экстренного доступа к коммуникатору, благо таковую возможность имел благодаря социальному статусу. Понятно, что батюшка не одобрит — возможность секретная, незадокументированная, так что нефиг ей по мелочам светить. Но тут ничего не поделаешь — надо. И ещё в ближайшем будущем не раз понадобится. Взять хоть тот же профессорский планшетник. Или рабочую станцию в «заброшке» — чует сердце, придётся туда ещё вернуться и устроить конкретный шмон. Ну а пока я лишь деактивировал крепление ремешка, легко сдёрнул гаджет с безжизненного запястья и сунул его в карман. Да-да, тот самый, где до него плазмер жил. Некогда грозный, а сейчас напрочь разряженный… хм. А ведь это уже вторая загадка! Первая — исчезновение Евгения Викторовича, если кто вдруг не понял. По логике, теперь ещё третьей не хватает…

— Эй, болезный! — легонько похлопал я аборигена по щеке, предварительно подтащив бесчувственное тело поближе к скале и прислонив спиной к поросшему мхом, а потому довольно мягкому камню. — Ну-ка, приходи в себя! Не заставляй меня применять спецсредства!

Насчёт спецсредств я, конечно, загнул — с собой даже воды нет, чтобы в рожу побрызгать, не говоря уж о чём-то более действенном. Но, если приспичит, можно обратиться к наследию народной медицины Протектората Чжунго и попытаться воздействовать на энергетические меридианы. Точечно, блин. Как там в старой песне? Если в сердце вход заказан, можно в печень постучаться? Ну, или хотя бы уши потереть…

К счастью, не пришлось — абориген среагировал уже на второе похлопывание. Ну, как среагировал? Застонал, помотал головой, да глаза открыл. А открыв, напоролся на мой недобрый прищур и незамедлительно отшатнулся, снова долбанувшись затылком. И знаете, что самое удивительное? От этого его взгляд стал только осмысленнее! Да и голос прорезался:

— Ай, мадре пута!!!

— Не угадал, лишенец! — ухмыльнулся я. И перешёл на пиджин: — Кто такой? Понимаешь меня?

— Понимать… компренде!

— Это хорошо! Как звать? Где взял?.. — Снова споткнувшись на слове «коммуникатор», я извлёк гаджет из кармана и помотал им перед лицом аборигена. — Это вещь Лукиньо! Где он?

Пленник, к моему изумлению, с явной радостью и всё ещё не веря собственному счастью, осмотрел освобождённую конечность и вдруг выдал:

— Грасиас! Спасибо!

— Э-э-э… — опешил я, — ты чего?!

— Грасиас, амиго! Компренде? Понимаешь?

— Что, настолько задолбала? — с невольным сочувствием поинтересовался я.

— У-у-у!!! Не представлять!

— Отчего же, очень даже представляю, — ухмыльнулся я. — Но мы отошли от темы. Где взял хреновину? Как звать? Где Лукиньо?!

— Здесь! Я! Я это есть!

— Чего?! — У меня в буквальном смысле слова глаза полезли на лоб. — Охренел, что ли?! Лукиньо под полтос, он старый, толстый и проспиртованный! Я его фотки видел!

Судя по взгляду аборигена, минимум половину слов из моей пламенной тирады он не понял. Да и я хорош, смешал всё в кучу — и пиджин, и бриттиш, и даже росский. Но общий посыл паренёк уловил. И, судя по кислой роже и страдальческому вздоху, с подобной реакцией он уже сталкивался неоднократно.

— О, мадре миа! — всплеснул он руками и схватился за голову. — Только не опять!.. Мадре пута, когда омбрес успели стать такой… соспечосо?

— Так, ну-ка, заткнулся! — рыкнул я на пленника, для надёжности придавив того рукой к камню. — Сейчас разберёмся!

Ну-ка, где тут у нас онлайн-переводчики? Да, расточительно, но куда деваться? Вот этот вроде норм… и пиджин есть, и испанский, и даже базы мёртвых языков. И должен быть довольно шустрый, разработчик серьёзная и широко известная в узких кругах контора. Готово!

— Так, ещё раз, и внятно: ты кто?

Вопрос я для верности сформулировал на росском, дабы у софтины не возникло никаких сомнений, но «нейр» воспроизвел его на пиджине. Правда, пришлось задействовать динамик коммуникатора, поскольку в самом «нейре» он проектом не предусматривался, но это уже мелочи.

— Да Лукиньо же! — раздражённо рявкнул пленник. — По-человечески говорю! Или ты лучше по-обезьяньи поймёшь?!

— Извини, лучше не могу, базы не позволяют! — отбрехался я, сообразив, в чём дело.

Язык ликейских аборигенов только похож на пиджин, но не идентичен на сто процентов, поэтому алгоритм и не способен составить полностью аутентичную фразу. А вот перевести сказанное парнишкой может с довольно большой точностью, благо словарный запас обширнейший. Но это лишь пока, алгоритм самообучающийся, так что с каждой фразой искажений будет всё меньше и меньше.

— Какие ещё?! — возмутился абориген, явно не поняв значение слова «базы», но я не позволил ему соскочить с темы:

— Тут я задаю вопросы! Говоришь, ты Лукиньо?

— Да! Он самый!

— А как ты объяснишь вот это? — сунул я ему в рожу коммуникатор с фоткой реального Лукиньо.

Причём во всей красе — похмельного и растрёпанного.

— О, пута мадре! Опять… как же надоело! Хочу выпить, — страдальчески выдохнул пленник. И с надеждой уставился на меня: — У тебя нет?

— Извини, пустой, — помотал я головой. — Но в глайдере кое-что найдётся.

— Где?

— В летучей штуке, которая на берегу.

— А! — оживился абориген. И даже предпринял попытку подняться на ноги: — Пошли быстрей!

Правда, нарвался на жёсткий толчок в грудь и снова прилип спиной к скале.

— Охолони-ка! Я по-прежнему жду объяснений!

— Ничего не стану объяснять! — пошёл на принцип пленник. — Пока не выпью — выкуси! Мадре пута!

— Ладно, допустим, предположим, — выдохнул я сквозь зубы, — что ты Лукиньо. Тогда зачем следил за яхтой? И куда дел профессора?

— Слишком много вопросов, белолицый! У меня мысли скачут, как обезьяны по пальмам. Не соображу никак…

— Ладно, шантажист хренов! Пошли к яхте! И чтобы без фокусов!

— Хорошо, хорошо!

— И рубаху скидывай!

— Зачем?!

— Руки вязать буду! Как этим вон, — кивнул я на подельников мнимого Лукиньо.

Те, кстати, уже оклемались, но благоразумно помалкивали, хоть и прислушивались к разговору. Весьма заинтересованно, между прочим.

— А с ними что? — проявил видимость заботы их собрат.

— Тут пусть посидят. Если с тобой договоримся нормально, сам их потом развяжешь. Ну а если нет… — Я с кривой ухмылкой пожал плечами. — Сами виноваты.

— Хорошо, пута мадре! Идём!

На сей раз препятствовать душевному порыву аборигена я не стал, и он довольно резво вскочил на ноги. Мало того, с готовностью выставил перед собой сцепленные в замок руки, но я фишку моментально просёк и заставил грабли скрестить в запястьях, дабы стянуть покрепче. Мнимый Лукиньо досадливо поморщился, но проявил благоразумие, так что обошлось без расслабляющего по печени. Ну а закончив практиковаться в ходзё-дзюцу, я рывком за импровизированные путы переместил пленника вперёд и легонько толкнул в спину:

— Пошёл! И не вздумай кругами ходить, у меня навигатор!

— Ладно! — недовольно отбрехнулся парень, хоть и наверняка не понял последнего слова.

Да и пофиг. Пусть хоть могучим колдунством считает, главное, чтобы дополнительных неприятностей не доставил…

И абориген не подвёл — так и шагал сквозь заросли, подозрительно точно выдерживая направление и ни разу на меня не оглянувшись. Ну а мне только того и надо было, поскольку опыта в конвоировании частично иммобилизованных заключённых у меня до сегодняшнего дня не было вовсе. Мало того, я даже мужественно заставил себя пялиться в спину пленника, вместо того, чтобы на ходу рыться в логах профессорского комма. И вы не представляете, как меня подмывало! Но нет, справился. Наверное, только по этой причине мы и добрались до пляжа без приключений.

Как незамедлительно выяснилось, Лерка ждала меня, сидя на баке «Наваги» в своей излюбленной позе — свесив с носа яхты ноги, просунутые под релинг, и навалившись на него же грудью и предплечьями. Любила она это дело, особенно когда волн не было. Тут главное сланцы не утопить, но сейчас это ей не грозило, коралловые тапки сидели плотно.

На появление мнимого Лукиньо она среагировала с подозрением, то бишь напряглась и принялась внимательно вглядываться в визитёра, наверняка задействовав зум «нейра». И столь же наверняка не добившись внятных результатов — мой пленник угрюмо смотрел под ноги, так что лица и не разглядеть. Плюс космы обзор перекрыли. А вот когда я выбрался на открытое пространство из тени пальм, весьма оживилась:

— Вань? А кто это с тобой?

— Пленный! — пояснил я, повысив для верности голос — всё же метров пятьдесят до яхты. — Не переживай, всё нормально!

— Хорошо! А мне что делать?

— К нам давай! — приглашающе махнул я рукой. — Вместе допрашивать будем! Я бы лучше этого гаврика на борт загнал, да развязывать не хочу!

— Поняла! Я сейчас!

— Эй, ну-ка, стоять! — переключил я внимание на добредшего до глайдера пленника. — Сел вот здесь, под плоскостью! И без выкрутасов давай, если выпить хочешь!

— Меньше слов, больше дела, белолицый! — огрызнулся тот. — Что за жажда, мадре миа!

— Алкоголь вреден! — хмыкнул я, поразившись искренности, прорезавшейся в голосе аборигена. — Тэ-эк-с, где же она?.. Точно ведь должна быть!..

Искал я, если кому-то интересно, фляжку из отцовского НЗ, то бишь неприкосновенного запаса, в которой тот имел обыкновение держать дешёвый ром местной выделки. Правда, в отличие от легендарного прародителя, гнали его не из сахарного тростника, а из гессионского эндемика, ничуть не уступавшего по качеству. Да-да, это как раз тот случай, когда дешёвый не означает плохой. Не рисовое же вино ему пить, в конце-то концов? Чтоб вы знали, даже сами ваньгожэнь это пойло потребляли вынужденно — как-никак, традиция.

— Ага, попалась! — удовлетворённо выдохнул я, нашарив знакомую ёмкость в выемке за пилотским креслом. Выбрался из кабины, оставив блистер откинутым, и сунул фляжку в лапы пленника, предварительно скрутив крышку: — Лопай! Только не всё сразу!

— Грасиас! — дрожащим голосом поблагодарил абориген, и присосался к горлышку, принявшись поглощать выпивку большими глотками — аж кадык заходил ходуном.

— Эй, эй, хорош! — забеспокоился я примерно на пятом глотке. — Окосеешь! Дай сюда! Сюда, я сказал!

— Ф-фух! — расслабленно выдохнул пленник, вынужденно расставшись с вожделенной ёмкостью. — Забористая штука!

— Ты не спьяней только!

— Об этом мне остаётся только мечтать, белолицый! — огрызнулся абориген. И поник буйной головушкой: — С некоторых пор, мадре пута!..

— Эй, мальчики, а что вы тут делаете? — прервала нашу высокоинтеллектуальную беседу Лерка, как раз в этот момент добравшаяся до глайдера. — Вань, это кто? Чего он какой лохматый?

При звуке её голоса пленник, такое ощущение, заново обрёл интерес к жизни: мотнул головой, отбрасывая непослушные патлы, и уставился прямо на девушку. Ну а поскольку я тоже машинально оглянулся, то и стал свидетелем практически немой сцены: Лерка вдруг изменилась в лице и потрясённо прошептала:

— Лукиньо?..

4

Н-да… дорого бы я дал, чтобы посмотреть в этот момент на себя со стороны. Рожа наверняка вытянулась, да и глаза на лоб полезли. Про мозги набекрень и говорить не стоит — всё, на что меня хватило, это неверяще протянуть:

— Да ну на хрен…

А вот абориген, наоборот, весьма оживился:

— Ну наконец-то хоть кто-то!.. Мадре миа, как долго я этого ждал!

Понятно, что лопотал он на своём наречии, но софтина в «нейре» услужливо транслировала перевод прямо мне на слуховой нерв, что при моей сфере деятельности к диссонансу не приводило — привык. Дипломатия это не шутка, порой… да какой, к чёрту, порой! — всегда на кону столько, что поневоле перестаёшь надеяться только лишь на собственный языковой багаж. А в случае с наречием Протектората Чжунго так и особенно. Поэтому я сейчас воспринимал информацию не столько на слух, сколько зрительно — считывал малейшие движения мимических мышц пленника, машинально отмечал мельчайшие жесты и ни на миг не отпускал его бегающий взгляд. И мог с очень высокой долей вероятности утверждать, что облегчение парень испытал нешуточное. Такое не сыграешь, будь ты хоть гений-лицедей. То есть, получается, что парень?.. Тьфу, м-мать! Какой он, к демонам, парень?! Матёрый мужик в теле юнца! Но… как?! Как, я вас спрашиваю?!

— Хей, сеньорита Балериа! — расплылся тем временем в довольной ухмылке Лукиньо. — Я вас тоже помню! Какая хорошая девчушка, мадре пу… э-э-э… миа! Грасиас, сеньорита!

— Лер? — покосился я на подружку.

Сказать, что она была удивлена, это ничего не сказать. Тут скорее подойдёт более грубый, но предельно чёткий эпитет. Ну а если цензурно, Лерка пребывала в тотальном офигении. Уж тут-то можете мне поверить, я зазнобу за этот год с лишним изучил очень хорошо, поскольку пришлось неоднократно столкнуться со всем её эмоциональным спектром. А конкретно сейчас она вообще дар речи потеряла.

— А?.. — очнулась, наконец, девушка. — Вань, я… сплю?!

— Ни в коем случае, сеньорита! — с изрядным рвением замотал головой абориген, опередив меня буквально на мгновение. — Это я, тот самый Лукиньо, старый…

— … пропойца! — закончила за него фразу Лерка. Судя по ожившему лицу и раскрасневшимся щекам, она окончательно вышла из ступора. Осталось только с сумбуром в мыслях совладать. У меня, кстати, сейчас точно такая же проблема. — Но… как?!

— Это очень грустная и поучительная история, сеньорита…

— Профессора куда дел, лишенец?! — прервал я словоизлияния аборигена. — Эйген где?!

— Сеньор Эухенио больше не с нами, — потупил взгляд Лукиньо.

— Что?! — чуть не задохнулась Лерка. Потом проглотила слёзы и всё-таки пересилила себя: — Где… где его тело?

— Я не уверен… — затянул было старую песню Лукиньо, но озверевшая Лерка выписала ему роскошнейшую оплеуху, опрокинув на песок.

И принялась чеканить каждое слово:

— Где. Мой. Дед.

— Да не знаю я! — закрылся от грозной фурии связанными руками Лукиньо. — И почему вы сразу думаете о самом плохом, сеньорита?!

— Ты же сам сказал?! — опешила та.

— Что я сказал?! Что?! — поспешил закрепить успех абориген. — Где я упоминал смерть сеньора Эухенио?!

— Сам же ска…

— Что его нет с нами! Но не факт, что он умер!

— А что же тогда?! — ещё больше взъярилась Лерка, но ногой до несчастного пленника не дотянулась — я вовремя облапил её за талию и оттащил подальше.

От греха, что называется.

— Сеньора Эухенио похитили духи бездны, сеньорита Балериа! — благоговейно закатив глаза, объявил Лукиньо. — Те самые, которые и меня прокляли!

— Чего?! — не утерпел и я.

— Меня прокляли духи бездны, сеньор! К сожалению, не знаю вашего имени!

— Елагин Иван, — машинально представился я.

— Так вы наследник?! — с безумной надеждой во взгляде уставился на меня Лукиньо. — Помогите мне, сеньор! Пожалуйста! Я знаю, у вас, людей кланов, есть много всяких волшебных штук, непостижимых для наших шаманов и даже травников! Вы сможете определить, как снять проклятие! Ведь сможете?..

— Не уверен, — хмыкнул я, по извечной привычке не особо торопясь брать на себя какие бы то ни было обязательства, но тут полубезумный от внезапно явившейся надежды абориген вдруг ловко рванул ко мне — прямо на четвереньках — явно намереваясь упасть в ноги. А возможно, и облобызать. Пришлось быстренько отскочить, так что Лукиньо лишь мазнул кончиками пальцев по моим ступням. — Эй! Прекрати! Ещё давай скажи, что желаешь поступить ко мне в вечное рабство!

— Рабство? — недоумённо покосился на меня пленник.

— Ну, блин, в батраки! Не понимаешь? Как там у них… в пеоны, во!

— А-а-а!.. А можно?

— Охренел, что ли?! — возмутился я. — И вообще, хорош уже мне мозг пудрить! Сел нормально, и чтобы больше не рыпался! Вот, другое дело! А теперь рассказывай!

— Что именно, сеньор?

— Всё! Во-первых, как сюда попал!

— С сеньором Эухенио, — покосился на меня, как на слабоумного, Лукиньо. — На большой лодке со скрипучим деревом без веток.

— На вон той, что ли? — уточнил я, мотнув головой в направлении «Наваги».

— Си, сеньор, — устало выдохнул абориген и смахнул со лба бисеринки пота.

Которых, между прочим, ещё совсем недавно не было. Да и вообще… не далее как четверть часа назад пленник выглядел куда бодрее. Вон как по джунглям рассекал! А тут, такое ощущение, как стержень из него вынули. Внутренний, который хребет, а вовсе не шило в заднице.

— Я так и знала! — буркнула Лерка. — Сто раз деду говорила — не связывайся с этим пропойцей! Он толстый, пошлый и себе на уме!

— Это бы прозвучало оскорбительно, сеньора, — скривился Лукиньо в вымученной улыбке, — если бы не было правдой! Миа мадре! Вы почти как моя младшая жена! Такая же проницательная, мадре пу… кхм… от вас ничего не скроешь!

— Ты давай не увиливай! — рыкнул я. — Значит, говоришь, с профессором Эйгеном сюда приплыл?..

— Нет, с сеньором Эухенио…

— Это он и есть! — отмахнулся я. — Хм… а зачем? В смысле, чего сюда-то припёрлись? Он же на Исла де Пальма жил! На другом конце арихпелага!

— Сеньор Эухенио хотел побольше узнать про духов бездны! А на Исла де Пальма до них добраться трудно.

— Духов бездны? — машинально переспросил я.

На росском, понятное дело. И, видимо, онлайн-переводчик на сей раз справился плохо, потому что Лукиньо, выпаливший до того что-то вроде «эль эспириту де ла абисмо», меня не понял. Пришлось повторить на пиджине.

— Си, си, сеньор! Духов бездны! И не слушал моих возражений! А ведь я предупреждал! — вдруг всхлипнул абориген. — Я ему говорил, что это до добра не доведёт! Что к духам бездны нельзя! Что общение с ними дозволено только шаманам! Но с шаманами сеньор Эухенио успел поссориться при первой же встрече!

— Так, ну-ка, стоп! — прервал я разглагольствования Лукиньо. — А ты откуда про духов знаешь?! Только не говори, что тоже шаман!

— Был когда-то… не шаман, ученик… изгнали.

— За пьянку? — с лёгкой ехидцей уточнила Лерка.

Тот факт, что абориген не был свидетелем смерти её деда, мою подружку порядочно взбодрил. Чему я лично был только рад. Не хватало ещё в самый разгар поисков на девичьи истерики отвлекаться. Тут действовать надо, ковать, так сказать, железо, пока горячо. Но всё равно молодец Лерка.

— Тогда я ещё не успел пристраститься, — вздохнул пленник. — Но на сеньорит уже не просто заглядывался…

— Так ты ещё и похотливая скотина? — удивилась Лерка, но как-то неубедительно. — Впрочем, чего ещё от тебя ожидать…

— Говоришь, выперли тебя из шаманов? — вернул я разговор в конструктивное русло. Дождался подтверждающего кивка, и продолжил допрос: — Ну и где они, твои духи бездны? Показать можешь?

— Нет, сеньор, даже не просите! — в ужасе сжался в комок Лукиньо. — Хватит с меня! Мало вам сеньора Эухенио, на меня тогда полюбуйтесь! Во что я превратился?! Меня же теперь обратно не примут! Жёны скажут, это не наш старый пропойца Лукиньо! И дети! И остальные соплеменники! А шаманы проклянут!

— Так уже, вроде? — удивлённо вздёрнул я брови. — Чего бояться-то?

— Дополнительно проклянут! Они могут!

— Что, опять превратят в толстого пошляка?

— Ох, если бы, сеньор! Если бы…

— Короче, покажешь дорогу.

— Нет!

— Покажешь.

— Нет! Но! Компренде? Но, но, но!!! Мадре пута!!!

— А если я сделаю тебе больно? — не предвещавшим ничего хорошего тоном осведомилась Лерка, опередив меня.

— Делайте! Можете до смерти запытать, но я туда больше ни ногой! И не возьму на себя ещё один грех!

— А вот это мы сейчас проверим, — шагнула к пленнику моя подруга, но я успел придержать её за плечо:

— Лер, подожди. Так значит, говоришь, вы с Евгением Викторовичем отправились в некое место, где обитают некие сущности, которых ты называешь духами бездны?

— Си! Так, сеньор! — мелко закивал Лукиньо.

— И… что? Вы там что-то делали? Совершали какие-то ритуалы? Я не знаю… демонов призывали?

— Кто такие «демоны»?

— Ну, духов!

— Да ничего такого! — отпёрся пленник. — Я предупреждал сеньора Эухенио, что туда нельзя! Даже приближаться опасно! Но он… вы же его знаете! Он меня… заколдовал! Я не знаю, почему я согласился!

— Да на «слабо» он тебя взял! И опохмелиться посулил! — рыкнула Лерка. — Вы же, пропойцы, все одинаковые!

— Вот прямо моя младшая жена, ничего от вас не скрыть, сеньорита!

— Так что там произошло? Или забыл всё по пьяни?!

— И хотел бы по пьяни, но… я и правда забыл! Я не помню! — Лукиньо в ярости пару раз долбанул себя связанными запястьями по лбу, но очень быстро обессилел и снова завёл свою шарманку: — Помню, как сеньор Эухенио одевался в волшебную одежду для ныряния, помню, как добирались, и помню, как стало плохо. Даже помню, как духи появились — залезли прямо в голову! А потом не помню! Очнулся около большой лодки ногами в воде… и уже таким! Духи меня прокляли, поймите! И не суйтесь туда!

— Слушай, а чем ты вообще недоволен? — возмутился я. — Буквально несколько дней назад был старым толстым пропойцей, а сейчас вон какой красавец! Считай, новая жизнь у тебя! Все дороги открыты!

— Если бы, сеньор! Ой, если бы!.. — Лукиньо вдруг успокоился, уселся поудобнее и с прорезавшейся в голосе обречённостью заявил: — Духи коварны. Если бы они просто вернули мне молодость, я бы очень легко отделался. Подумаешь, начать всё сначала! Опыт есть, что делать, тоже понятно. Рано или поздно я бы вернул всё потерянное. Да и жён бы смог новых взять, посвежее! Но… наверняка есть подвох.

— Какой?

— Если бы я знал, сеньор. Если бы я только знал…

Взгляд Лукиньо вдруг ни с того, ни с сего потух, и абориген невидяще уставился куда-то в даль, полностью выпав из реальности. Я даже было испугался — уж не поехала ли крыша? — но потом сообразил, что это всего лишь шок. Защитная реакция психики. И бороться с ней не самая лучшая затея. По крайней мере, собственными силами. Тут специалист нужен, психолог, а лучше психиатр. Плюс соответствующие препараты. Ну, или время. Глядишь, если не трогать, сам очнётся. А заминку можно использовать с умом, то бишь с подружкой посоветоваться. Биолог она, в конце концов, или погулять вышла?..

— Лер?

— А?

— Что скажешь?

— В смысле?

— Ну, по поводу, — показал я взглядом на Лукиньо. — Как оно вообще, с твоей колокольни? Вот так вот помолодеть — оно в принципе возможно?

— А сам не видишь, что ли? — огрызнулась девушка.

— Не-а. Я этого типа раньше вживую не видел. Да и не факт, что он тот, за кого себя выдаёт.

— Тот, не сомневайся даже. Этот взгляд ни с чьим не спутаешь. Да и рожа…

— Уверена?

— У меня глаз-алмаз! Да и реакцию такую не подделаешь…

Это да, тут не поспоришь. Уж чему-чему, а распознавать эмоции людей меня учили едва ли не тщательней, чем всяким там политологиям. И боевым искусствам тоже.

— А если клон? — выдвинул я первую пришедшую в голову безумную идею. — Сейчас же это раз плюнуть! Любой формы и на любой стадии физического развития! Были бы денежки…

— И оборудование! — не упустила случая посадить меня в лужу Лерка. И сразу же добила: — Напомни-ка мне, Вань, когда это у нас научились цифровые слепки личности делать? А то я как-то упустила этот момент.

— Ну, тогда даже не знаю! — развёл я руками. — То есть это реально Лукиньо помолодел на двадцать с лишним лет?

— Бери больше! На тридцать с гаком!

— И тебя это совсем не удивляет? Ну, как учёного?

— Удивляет, — кивнула Лерка. — Но не столько самим фактом, сколько сопутствующими признаками. Что-то подобное науке известно, но конкретно в нашем случае… слишком быстро и слишком сильно он помолодел.

— То есть ты хочешь сказать, что такое уже встречалось?

— Ну, не точно такое, но…

Моя подруга на несколько мгновений задумалась, потом врубила режим лектора и принялась с упоением сыпать фактами:

— Вань, геронтология довольно старая дисциплина, наблюдения ведутся уже несколько веков, так что данных достаточно. За это время были многократно зафиксированы проявления так называемого «икс-синдрома» — это когда дети останавливались в физическом развитии на ранних стадиях. А ещё есть возрастная регрессия — это уже про взрослых и даже стариков, которые также «консервировались» в каком-то возрасте и физически не изменялись.

— Ого! — впечатлился я. — А не враки?

— Есть исторические свидетельства, и не только на словах, — помотала головой Лерка. — Если хорошенько покопаться в большой сети, можно найти и фото, и даже видео. Но чтобы вот так, практически одномоментно, повернуть развитие организма вспять на тридцать с гаком лет… нет, не припоминаю. Но, сам понимаешь, я далеко не последняя инстанция. И тема не моя, и засекречено многое…

— Это уж наверняка! — поддержал я зазнобу. — А чем объясняют? Ну, иксы-фигиксы?

— Аномалиями, — пожала Лерка плечами. — А конкретно — наличием «гена молодости». Изначально мифического, но потом его вроде бы даже вычленили в геноме. И даже не один, а целую последовательность. Вот только они, к сожалению для многих, инактивны.

— В смысле?

— Они не работают. И как их заставить «включиться», никто не знает.

— До сих пор?

— Угу.

— Занятно…

— Ещё как! — ухмыльнулась девушка. — Ты только представь перспективы! Ввёл какой-нибудь белок-активатор в определённой дозировке, и — р-р-раз! — десяток лет скинул! Красота же!

— Не-а, не красота, — помотал я головой. — Трындец полный. Это же будут охренительные проблемы с наследованием и карьерным ростом, да и просто в борьбе за место в социуме! Тогда только рождаемость ограничивать, иначе никак! Жесточайшие квоты, под новые жизненные пространства и новые же рабочие места с руководящими должностями. Или строго под замену умершему по неестественным причинам! Адов адок, как представлю!

— Хм… пожалуй… — задумалась и моя подруга. Впрочем, надолго её не хватило: — А если не рождаемость ограничивать, а распространение препарата? Элементарно цену задрать до небес?

— Ещё хуже, — заверил я. — У нас и сейчас сильнейшее расслоение общества, спасает только приверженность традициям и то, что основные средства производства, в том числе и космический транспорт, принадлежат кланам. Особо не рыпнешься со всякими там революциями. Только аристо между собой грызутся. Поэтому вы, свободные специалисты, к нам относитесь с неким даже сочувствием. Живём, понимаешь, как на пороховой бочке… постоянный стресс, грызня, интриги, подставы, убийства…

— Хорошего же ты обо мне мнения! — вспыхнула Лерка.

— Ой, да мне-то не ври! — ухмыльнулся я. — Именно так вы и думаете, и мы об этом прекрасно знаем. В общем, пока что спасает тот факт, что жизнь для всех одинаково не сахар: у одних одни сложности, у других — другие, но в общем и целом то на то и получается. А прикинь, если вдруг аристократы станут бессмертными? Как остальной народ на это отреагирует? Уж ни праведным ли гневом? Плавно переходящим в повсеместные бунты, а?

— Хм… вот умеешь ты, Елагин, обнадёжить! Аж мурашки по спине! — пожаловалась моя подруга. И даже зябко поёжилась, несмотря на жару. — Жуть какая… кстати, одно время бытовала теория, что этот самый «ген молодости» вызывает онкологию.

Вот это нифига себе она тему сменила! Ну ладно хоть так… надо бы поддержать. Да и реально интересно.

— С чего бы вдруг? — не стал я разочаровывать зазнобу. — В смысле, какая связь?

— Так раковые клетки по факту не стареют! — слегка удивлённо, как общеизвестный факт, сообщила мне Лерка. — Равно как и стволовые. Стыдно быть таким тёмным, Иван Ильич!

— Занятно… — пропустил я мимо ушей очередную шпильку.

Лерке сейчас очень трудно в эмоциональном плане, так что пусть её… потерплю. Тем более что не особо она и изгаляется. Так, лёгкая пикировка.

— И случаи «икс-синдрома» — это всего лишь давшая сбой онкология, прикинь! — продолжила просвещать неуча-меня девушка.

— Пожалуй, ну его к хренам, такое омоложение, — внутренне содрогнулся я. — А сейчас у нас как дела с… ну, этим вот всем? Не может такого быть, чтобы никто не пытался!

— Пытаются, конечно! — кивнула Лерка. — Но в геном человека никто не лезет, пробуют восстанавливать ресурсы организма за счёт подпитки стволовыми клетками. Ну и пересадка органов, конечно. Трансплантология со времен докосмической эры очень сильно продвинулась вперёд. Опять же, любой орган из стволовых клеток самого же пациента вырастить можно. Без проблем, были бы деньги. Но что-то я не наблюдаю здесь избытка медицинских учреждений, Вань. Тем более, таких специфических. Это же целый специализированный центр должен быть, и куча персонала! Плюс обеспечивающая инфраструктура, начиная с энергоблока, причём достаточно мощного. Есть это всё на Ликейском архипелаге?

— Официально — нет, — помотал я головой. — Как и во всех владениях Елагиных. Но кто знает, что хитрые аборигены скрывают в джунглях и пещерах?

— Хитрые? — с ироничным сомнением покосилась на меня Лерка. — Аборигены? Мы точно про одних и тех же говорим?

— Ну, Лукиньо про шаманов каких-то болтал.

— Вот именно, болтал!

— То есть реальных предположений у тебя нет? — уточнил я.

Чисто на всякий случай.

— Честно? — подняла на меня взгляд Лерка. — Есть одно, но… о нём даже думать не хочется. По той простой причине, что если это вдруг окажется правдой, то планета обречена. Потому что если это сте… кхм… та штука, про которую я думаю, то процесс зашёл уже очень далеко. Хотя признаков никаких… ну, помолодел мужик внезапно. И что? Может, под какое-то излучение угодил…

— Какое, Лер? — невесело ухмыльнулся я. Кто мне совсем недавно пенял, что умею жути нагнать? Сама не лучше! Но наезжать на подружку всё же не стал. Вернее, стал, но по другому поводу: — Ты же биолог! Да даже я, инженер-самоучка, могу точно тебе сказать: нет такого излучения, которое бы воздействовало на живые организмы положительно! Условно нейтральное в разумных дозах или изначально вредное — да сколько угодно! Но чтобы вот так вот, время вспять повернуть для отдельно взятого тела?.. Не, бред!

— Как ты сказал? Время вспять? — вцепилась в мою оговорку Лерка.

— Эй, вот даже не начинай! — пресёк я демагогию на корню. — Время вспять не повернуть! Я имею в виду, как естественный физический процесс! В нашем континууме «пространство-время» уж точно! Доказано наукой!

— А если не в нашем?

— Чего?! Лер, да ты сама себя слышишь? В континуум «время-пространство» можно попасть только в момент космического перехода! На космическом же корабле, оборудованном прыжковым генератором! Ты представляешь, насколько это здоровенная бандура? Не придумали ещё переносного! И даже просто передвижного! А к нему ещё и реактор нужен!

— Вань, Вань, не горячись!

Да, действительно… что это я так разошёлся? За живое задело, что ли? Ладно, Елагин, ты же спец по всякой ориентальной фигне, ну-ка, расслабься! Вдо-о-о-ох… вы-ы-ы-ы-ыдох… фух! Вроде отпустило.

— Всё, я в норме, — успокоил я подругу. — И вообще… допустим, что наш, кхм, пациент и впрямь каким-то невероятным образом угодил в реверсивный временной поток… и тогда возникает закономерный и предельно логичный вопрос: почему в таком случае он тебя помнит? И профессора помнит? И всё, что с ним происходило до, кхм, инцидента? И знает, что у Ильи Елагина есть сын? Ведь если это реальный реверс, то откатиться должны были все процессы, в том числе и психические! Он должен был потерять память и опыт отмотанных назад лет! Просто потому, что он не перепрыгивал из одной пространственно-временной… или будет вернее временно-пространственной точки? А, пофиг! Короче, он не переносился из точки в точку, а двигался вместе с потоком! И переживал при этом эволюционные процессы! Только с обратным знаком!

— Да поняла я уже!

— Да я не тебя убеждаю, — отмахнулся я. — Сам себе не верю, блин. Бред же!

— Бред, — вынужденно согласилась со мной Лерка. — Даже моя неприглядная версия выглядит реалистичнее.

— Ты бы хоть намекнула!

— Даже не проси, чтоб не сглазить! — помотала головой девушка. И снова задумалась: — Но тогда как?

— Понятия не имею! Может, ещё этого гаврика поспрашиваем? — внёс я рацпредложение.

— Да он спёкся… — усомнилась подруга.

— И фиг ли? Он единственный наш источник информации! — возмутился я. — Что теперь, не трогать его? Я, знаешь ли, излишним человеколюбием не страдаю.

— Ладно, давай!

— Давай. — Присев на корточки прямо перед аборигеном, я поводил у него перед глазами ладонью, но реакции не дождался и растерянно осведомился в пространство: — А что делать? Он же в этой, как её?.. В прострации!

— По роже похлопай, — предложила Лерка, поколебавшись секунду. — А если не поможет, воды плесни.

— И на том спасибо, — хмыкнул я, подпустив в голос сарказма. — Хорошо хоть, искусственное дыхание «рот в рот» не предложила!

— А смысл? Он и сам дышит!

— А, толку от тебя! — отмахнулся я от подруги. И, как та и советовала, легонько хлопнул Лукиньо по щеке: — Эй, болезный! Очнись уже!

Результата, как и следовало ожидать, не воспоследовало. Равно как и после второго удара. И после третьего. И нескольких последующих. Понятно, что со всей дури бить я постеснялся — цель-то не вырубить к хренам, он и без того, как в старой присказке, ушёл в себя, вернётся нескоро. Цель — привлечь внимание. Но прямолинейный и, скажем откровенно, грубоватый метод не сработал. Надежда вроде как появилась — после шестой, если не ошибаюсь, оплеухи Лукиньо дёрнулся. Но обрадовался я рано, поскольку изменились только внешние проявления прострации: теперь абориген ещё и раскачиваться начал, что твой ванька-встанька. С небольшой, но вполне заметной амплитудой.

— Если ты ему ещё пару раз вмажешь, он вообще язык вывалит и слюни пустит! — подначила меня наблюдавшая со стороны Лерка. — Может, хорош уже? Давай воды плеснём?

— Давай! — протянул я руку.

— Зачерпнуть нечем!

— Да ладно! И ты заметила!

— Дурак!

— Ладно, — поднялся я на ноги, — сейчас в глайдере гляну…

Впрочем, занырнуть толком в кабину я не успел, среагировав на Леркин испуганный голос:

— Вань?! Что это с ним?!

— С ке… — обернулся я и запнулся на полуслове, потому что взгляд мой почти моментально упал на Лукиньо, с которым явно творилось что-то неладное. — Ох и ни хрена ж себе! Лер, отойди в сторону!

К счастью, девушка уже и сама сообразила, что от подозрительно быстро расширяющегося пятна на песке лучше держаться подальше, и отскочила к кромке воды.

Что за пятно? Да кто бы знал! На вид — типичнейший мокрый песок, то есть более тёмный и плотный по сравнению с остальным. И так-то ничего бы необычного, если бы не эпицентр. И да, вы правильно догадались — это Лукиньо. Я даже грешным делом подумал, что он под себя сходил (ну а что? он же в неадеквате, реакции не контролирует), если бы не одно «но»: пятно распространялось равномерно во все стороны. То есть почти идеальный круг. Так при всём желании не напрудишь, даже в штаны. Ну и второе обстоятельство — сам Лукиньо. Позу он не менял и по-прежнему покачивался, но, такое ощущение, что… таял? Хотя нет, скорее испарялся — столь же равномерно, как и пятно разрасталось. А ещё… хотите верьте, хотите — нет, но он прямо на глазах молодел. Он и до того выглядел юнцом лет от силы семнадцати, а тут каких-то несколько секунд — и уже больше двенадцати-тринадцати не дашь…

— Вань, ты видишь, видишь?!

— Вижу! Подальше держись, не дай бог, краем зацепит!

— Чёрт-чёрт-чёрт…

Охренеть… но как?! Локальный реверс времени? А каков радиус явления? А если и меня?.. Пронзённый этой мыслью, я проворно отскочил к Лерке, схватил её за руку и потянул вдоль кромки воды подальше от глайдера. К чести девушки, та и не думала сопротивляться, разве что не пожелала оторвать взгляд от невероятного зрелища, так что пришлось пятиться. Впрочем, я и сам глазел, опасаясь даже мигать.

А поглазеть было на что, между прочим. Потому что в один далеко не прекрасный момент «испарение» сменилось… «расплавлением»! Кожа Лукиньо на всех открытых взгляду частях тела вдруг потекла, как нагретый воск, но, вопреки моим ожиданиям, «мясо», то бишь мышцы и связки, не обнажились — такое ощущение, что они в свою очередь тоже плавились, предварительно изменив цвет на белёсый. Поразительное зрелище… отвратительное и одновременно завораживающее.

— Бу-э-э-э!!! — не сдержала тошноты Лерка.

Но я даже на неё не отвлёкся, потому что как раз в этот момент костяк, оставшийся от Лукиньо, вместе с обвисшей на скелете одёжкой сложился в компактную кучку, которую увенчал безглазый и безволосый череп. А спустя пару мгновений и они превратились в… самые натуральные «сопли». Ну вот никак я не смог от этой аналогии удержаться!

И на этом, как ни странно, метаморфозы несчастного аборигена закончились. Н-да. Просто феерический итог никчёмной жизни: лужа «соплей» да шорты с рубахой поверх неё. Охренеть памятник для потомства!..

— Твою же ж мать!.. — только и сумел выдавить я. И покосился с безумной надеждой — вдруг ошибаюсь? — на подружку: — Так что у тебя за версия, Лер?

Та к этому времени уже разогнулась, отдышалась и снова прикипела взглядом к тому, что осталось от Лукиньо, так что можно было рассчитывать на внятный ответ. Впрочем, надежда испарилась моментально — мне и Леркиной смертельной бледности хватило. Внутри что-то словно оборвалось, и вердикт я воспринял уже совершенно безэмоционально:

— Стемсилоид…

Загрузка...