Эдгар Поэ и его сочинения

IV

Приключения Артура Гордона Пима. — Огюст Барнар. — Брик Грампус. — Потаенное место в трюме. Бешеная собака. — Кровавое письмо. — Возмущение и убийства. — Привидение на палубе. — Корабль смерти. — Кораблекрушение. — Мучения голода. — Путешествие в южному полюсу. — Новые люди. — Необыкновенный остров. — Заживо погребенные. — Большой человеческий призрак. — Заключение.

Наконец я перехожу к роману, которым заканчивается это обозрение сочинений Поэ. Он длиннее самых длинных его новелл и называется «Приключение Артура Гордона Пима»; в этом романе много чисто драматических сцен, которые еще нигде не встречались.

Поэ начинает с того, что приводит письмо Гордона Пима, в котором последний говорит, что приключения его вовсе не выдуманы и совершенно несправедливо приписываются Поэ; не говоря о достоверности их, посмотрим только, вероятны ли они.

Гордон Пим рассказывает сам.

С самого детства он имел страсть к путешествиям, и, несмотря на один несчастный случай, чуть было не стоивший ему жизни, он задумал однажды, против воли своих родных, взять место на бриге Грампусе, который должен был отправиться на ловлю китов.

Один из его друзей, Огюст Барнар, принадлежавший к экипажу брига, помогает осуществлению его плана и приготовляет потаенное место в трюме, где Гордон должен скрываться до отплытия корабля. Все приводится в исполнение без всяких затруднений, и наш герой вскоре замечает, что бриг тронулся! Однако, после трех дней заключения его ум начинает мешаться, ноги страдают от судорог, и, ко всему этому, провизия его портится. Время все идет, а Огюст не является; заключенный начинает сильно беспокоиться.

Поэ с большим искусством описывает галлюцинации, бред, физические и нравственные страдания несчастного. Уже он лишился языка, и мысли его путались; в эту минуту отчаяния он вдруг почувствовал, что к груди его прикоснулись лапы какого-то огромного животного, светящиеся глаза которого прямо устремились на него. Голова Пима закружилась, и он был уже близок к помешательству, как вдруг ласки и знаки привязанности со стороны животного успокоили его, и он узнал в ужасном животном Тигра, свою ньюфаундлендскую собаку, которая прибежала за ним на корабль.

Тигр был его другом и товарищем в течение семи лет; к Гордону возвратилась надежда, и он стал приводить свои мысли в порядок; к сожалению, он забыл счет времени, и не мог сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как он попал в трюм.

У него была сильная лихорадка, и, к довершению горя, в его кружке совсем не было воды; он решился, во что бы то ни стало, отправиться наверх; но качка разбрасывала в разные стороны дурно прикрепленные ящики с товаром, и потому каждую минуту надо было опасаться, что проход будет ими завален. Однако, после бесконечных усилий, Гордон добрался, наконец, до траппа; но напрасно старался он открыть его при помощи своего ножа: успеха не было. Сходя с ума от отчаяния, умирая от усталости, он едва-едва добрался до своей каморки и там упал на пол.

Тигр старался утешить его своими ласками; но вышло только то, что животное испугало своего господина; оно стало глухо выть, и Гордон, протягивая к нему руку, постоянно замечал, что Тигр лежит на спине, с поднятыми кверху лапами.

Вы замечаете, каким последовательным рядом фактов действует Поэ на читателя, приготовляя его к дальнейшим сценам; в самом деле, можно всему поверить, всего ожидать, когда приходиться с ужасом читать заглавие следующей главы: Тигр взбесился! Просто нет сил продолжать чтение книги.

Между тем Гордон, лаская Тигра, ощупал небольшой сверток бумаги, привязанный ниткой под плечом животного: тщетно отыскивая спички, он наконец достал немного фосфору, который, после сильного трения, загорелся бледным огнем. При свете его он успел прочесть конец одной строчки, именно следующие слова…. кровь. — Не выходите; от этого зависишь ваша жизнь.

Кровь! Это слово, и в таком положении! Тогда только, при свете фосфора, он заметил, какая странная перемена произошла с Тигром! Он более уже не сомневался, что лишение воды довело его до бешенства. Теперь, как только у него явилось желание покинуть свою каморку, собака, по-видимому, старалась загородить ему дорогу. Тогда крайне испуганный Гордон плотно застегнул свой сюртук, желая предохранить себя от укушений животного, и вступил с ним в отчаянную борьбу; он одолел собаку и успел запереть ее в ящик; но после этого он упал в обморок. Из этого состояния его вывел голос, который шепотом произнес его имя. Возле него стоял Огюст и подносил к губам своего друга бутылку с водой.

Что же случилось на палубе? Произошло возмущение экипажа, кончившееся убийством капитана и двадцати одного матроса. Огюст спасся, благодаря только заступничеству Петерса, моряка, одаренного необыкновенною силой. После этой ужасной сцены, Грампус продолжал свое плавание; рассказ о его приключениях, как говорит романист, будет содержать в себе случаи, совершенно выходящие из ряда обыкновенных и из пределов того, чему верят люди, а потому я продолжаю его, не ожидая, что мне поверять, и возлагая только надежду на время и на успехи науки, которые подтвердят наиболее важные и невероятные из моих рассказов.

Бунтовщики имели двух начальников: лейтенанта и Петерса, которые ненавидели друг друга. Извлекая выгоду из этого раздора, Барнар сообщает Петерсу, число приверженцев которого с каждым днем уменьшается, о присутствии Гордона на корабле. Тогда они задумывают овладеть кораблем. Смерть одного матроса дает им возможность осуществить этот план: Гордон будет представлять тень покойного, приходящую с того света; эффект, произведенный этим явлением, послужит в пользу заговорщиков.

Так и случилось; появление тени произвело потрясающее впечатление; началась борьба, окончившаяся торжеством Петерса и двух его товарищей, которым помогал Тигр. Они одни остались на корабле; из противной партии уцелел только один матрос, Паркер, который и присоединился к ним.

Но тогда вдруг поднялась страшная буря; от сильного ветра корабль лег на бок, и спасти, пришедшие в беспорядок от наклонения, несколько времени держали его в этом положении: но скоро, однако, он немного приподнялся.

В следующие за тем дни мучения голода и жажды удвоились. Страдания путешественников на Медузе дают только слабое понятие о том, что происходило на Грампусе. Тут хладнокровно рассуждали о необходимости утолить свой голод человеческим мясом и бросили наконец жребий, кому быть съеденным; судьба была против Паркера.

Так промучились несчастные до 4-го августа; Барнар умирал от истощения; судно, повинуясь какой-то непреодолимой силе, мало-помалу переворачивалось и остановилось наконец килем вверх; Гордон и Петерс схватились за него: они немного утолили свой голод, потому что киль был покрыт густым слоем моллюсков, которые доставили им превосходную пищу; но воды все-таки не было.

Наконец, 6-го августа они были несказанно обрадованы, когда к ним подъехала гоэлета Jane Guy, ехавшая из Ливерпуля; капитан Guy взял их на корабль. Наши три несчастливца узнали тогда, что их унесло ветром почти на 25 градусов от севера к югу.

Гоэлета Jane Guy отправлялась в Южный Океан ловить тюленей, и 10-го октября бросила якорь у острова Отчаяния, Christmas Harbour.

12-го ноября она выехала оттуда и в 15 дней приблизилась к островам Тристан д'Акунья; 12-го декабря капитан Guy отправил к полюсу разведку; Поэ очень интересно рассказывает об открытии этих морей, о попытках знаменитого Веделя, ошибки которого наш Dumont d'Urville так хорошо обличил в время своих путешествий на кораблях: в Astrolabe, и Zélée.

18-го января матросы вытащили тело странного животного, по всем вероятиям, водившегося на земле.

«Оно имело три фута в длину и шесть дюймов в вышину; ноги его были очень коротки, и ярко-пурпуровые когти напоминали коралл. Все тело его было покрыто гладкой, шелковистой, совершенно белой шерстью. Хвост, длиною в полтора фута, был тонок, как у крысы. Голова напоминала кошачью, за исключением ушей, который висели вниз, как у собаки. Зубы были такие же красные, как и когти».

19-го января они открыли землю на 83-м градусе широты; дикие, новые люди, черные как смоль, выбежали посмотреть на гоэлету, принимая ее, вероятно, за живое существо. Ободренный приветливым видом туземцев, капитан Guy решился проникнуть во внутренность страны: он взял с собой двенадцать хорошо вооруженных моряков, и после трехчасовой ходьбы дошел до селения Клок-Клок. Гордон тоже участвовал в этой экспедиции.

«С каждым шагом, который мы делали в этой стране говорит он, мы все более и более убеждались, что находимся на земле, которая существенно отличается от всех других стран».

И действительно, деревья здесь совсем не были похожи на растения жаркого пояса, скалы были странной формации, а вода представляла странные явления.

«Несмотря на то, что она была так же чиста, как известковая она не была светла, как обыкновенная вода, и отливала пурпуром».

Животные в этой стране, по крайней мере, с первого взгляда, не имели никакого сходства со всеми известными нам животными.

Экипаж Jane Guy и туземцы жили между собой в добром согласии. Было решено предпринять второе путешествие во внутренность страны; шесть человек остались на гоэлете, а остальные отправились в путь. Сопровождаемые дикими, они вступили в узкие и извилистые долины. С одной стороны возвышалась скалистая стена, испещренная трещинами, которые обратили на себя внимание Гордона.

Пока он любовался ими вместе с Петерсом и Вильсоном:

«Я вдруг почувствовал, говорит он, сильный толчок, какого до тех пор никогда в жизни не испытывал; мне показалось, что потрясены все основания земли и что приближается конец мира».

Они были заживо погребены; когда Петерс и Гордон пришли в себя, то увидели, что Вильсон раздавлен; оба они находились в середине холма; дикие сбросили на них огромную глыбу земли и задавили всех моряков, за исключением Петерса и Гордона. Они принялись прорывать себе дорогу и, наконец, сквозь вырытое отверстие увидели огромную толпу туземцев, которые нападали на гоэлету, отбивавшуюся пушечными выстрелами; но вдруг гоэлета вспыхнула, потому что дикие подожгли ее, и взлетела на воздух; от этого страшного взрыва погибли тысячи людей.

Несколько дней Гордон и Петерс проживали в этом лабиринте, питаясь орехами. Наконец, после нечеловеческих усилий, Петерс и Гордон вышли в долину; преследуемые бешеной толпой диких, они добежали до берега, где, к счастью, нашли лодку, в которой сидел один только туземец, и пустились в открытое море.

И вот они в антарктическом океане, «необъятном и пустынном, в легкой лодочке, и весь запас их пищи состоит из трех черепах».

Они устроили род паруса из своих рубах: вид холста очень неприятно действовал на их пленника, который никак не мог решиться до него дотронуться и, казалось, имел отвращение от белого; между тем они продолжали свое плавание и вошли в страну чудес и удивительных явлений.

«Высокая стена легкого серого тумана беспрестанно появлялась на юге; по ней порой проходили светлые блестящие полосы, которые перебегали с востока на запад и потом опять собирались в одно место».

Но что еще более поразило их, так это то, что температура моря все повышалась и скоро стала невыносима; молочный цвет его стал еще явственнее.

Гордон и Петерс узнали, наконец, от своего пленника, что страшный остров, с которого они бежали, назывался Тсалаль; у бедняги делались судороги всякий раз, как к нему подносили что-нибудь белое.

Скоро море сильно заволновалось, а серая стена тумана на юге стала странно сверкать.

«Белая, очень тонкая пыль, похожая на золу, падала в лодку до тех пор, пока этот пар или туман не перестал сверкать и море не успокоилось».

Так было в продолжение нескольких дней; забвение и внезапная беспечность овладевали несчастными; руки не выносили жара горячей морской воды.

Теперь я приведу конец этого странного рассказа: «9-го марта. — Вещество, похожее на золу, как бы дождем падало на нас в огромном количестве. Туманная стена на юге высоко поднялась над горизонтом и начала принимать определенные формы. Я могу сравнить ее разве только с безграничным водопадом, безмолвно катящимся в море с огромного вала в небесах. И действительно, не слышно было ни малейшего шума.

21-го марта. — Нас окружала зловещая тьма: но, несмотря на это, мутная вода океана блестела и освещала даже края нашей лодки. Белая, похожая на золу, пыль просто осыпала нас и наполняла лодку, но быстро таяла в воде. Очевидно было, что мы приближаемся к страшной туманной стене; от времени до времени появлялись на ней огромные, сияющие расселины, но они скоро исчезали, и сквозь эти расселины, за которыми виднелись неясные образы, дул сильный ветер, без всякого шума, и волновал пылающий океан.

22-го марта. — Мрак еще более увеличивался и умерялся теперь только блеском вод, который освещал и огромную белую занавесь перед нами. Стаи каких-то огромных птиц, синевато-белого цвета, вылетали из-за этой страшной занавеси… Вдруг нас бросило в самую середину страшного водопада, в котором разверзлась бездна, как бы для того, чтоб мы в нее упали. Но в одно мгновенье перед нами появилась человеческая фигура огромных размеров, завернутая в покрывало. Цвет кожи этого человека был белый, как снег»…

Так оканчивается этот рассказ. Надо, однако ж, полагать, что Гордон Пим благополучно спасся от всех этих ужасов, потому что сам он описывает это; но он умер, не окончив своих записок.

Поэ, по-видимому, очень жалеет об этом, но не берет на себя труд окончить рассказ.

Вот краткий обзор главных сочинений американского романиста; не был ли я прав, называя их странными и сверхъестественными? Не создал ли он действительно новый род в литературе, происходящий, если можно так выразиться, от чрезмерной чувствительности его мозга.

Оставив в стороне непонятное, надо удивляться, в сочинениях Поэ, новости положений, выбору малоизвестных фактов, его уменью наблюдать болезненные ощущения в человеке, выбору сюжетов в его сочинениях, его героям, всегда отличающимся болезненным нервным темпераментом. И, между тем, не смотря на все невозможное, его описания иногда до того правдоподобны, что читатель невольно верит им.

Позвольте мне теперь обратить ваше внимание на материалистическую сторону его историй; в них никогда не заметно вмешательства провидения. Поэ, по-видимому, не признает его, и старается все объяснить физическими, законами, которые при нужде, сам выдумывает. Но если он материалист, то это скорее вследствие влияния чисто практического и промышленного направления общества, в Соединенных Штатах, чем вследствие особенностей его темперамента; он писал, думал и мечтал, как американец, человек положительный.

По этим необыкновенным историям можно судить, в каком возбужденном состоянии постоянно находился Эдгар Поэ; к несчастию, его натура не вынесла этого, и он заболел страшной алкоголической болезнью, которую так хорошо назвал и от которой он умер.

1862