Ее первая любовь

Глава 14 Рыжая Линда

Она проснулась и посмотрела на часы: половина четвертого ночи. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Агату, Джин оделась и пошла к двери, но вернулась и застелила постель.

Из комнаты выглянула заспанная Агата.

– Ты чего? Началось?

– Кажется…

– Ну, ты совсем… – Агата постучала себя пальцем по виску. – А если не дойдешь? Тебя Риччи довезет.

Она вернулась в свою комнату. Джин слышала, как Агата будит пекаря, а тот только сердито мычит в ответ.

– А я тебе говорю – поднимайся, – не отставала Агата. – Или ты сейчас же оторвешь свою задницу от постели и отвезешь девчонку в больницу, или она рожает здесь!

Спустя пару минут пекарь возник на пороге.

– Не могла выбрать другое время… – упрекнул он Джин.

Машина стояла под окном. Пекарь, все еще зевая, завел мотор. Крикнул:

– Долго я буду вас ждать?..

Больница, где Джин предстояло рожать, находилась в центральной части города, недалеко от дома Фрэнка. Агата проводила Джин в приемное отделение. Второй раз ей приходилось сопровождать квартирантку в больницу. Она пожелала Джин благополучно родить. Но про себя подумала, что потом, с ребенком, пусть ищет другую квартиру.

Пекарь Риччи дремал за рулем. Агата уселась рядом.

– Уже? – спросил он, открывая глаза и включая зажигание.

– Что «уже»? Быстрый какой!

– Чего ты злишься? Не ты же рожаешь!

– А с ребенком она снова ко мне?

– Да-а…

Пекарь понимающе покивал и стал придумывать предлоги, под которыми Агата откажет Джин в квартире.

– Скажешь, что решила больше вообще не сдавать. Или выгодно сдала другому, пока она рожала…

– Она на пороге с дитем, а я ей: катись?! Да в цехе наши женщины меня живьем съедят!

– Ладно, – сказал пекарь, которому надоела эта проблема, – она еще не родила, а мы уже ругаемся.

Он ошибался: Джин родила. Роды прошли быстро и без осложнений. Ей показали девочку с рыжим пушком на головке. Она не испытала мгновенного превращения в любящую мать. С любопытством рассматривала рыжеволосое существо, которое было ее дочкой, искала и находила сходство со Стивом, с собой. Но сердце молчало.

А днем Джин получила розы. В первое мгновение она готова была поверить в чудо – Стив! Как он обрадовался рождению ребенка! Но счастливое заблуждение длилось недолго. Джин понимала: Стив не мог узнать. Она подумала о Риччи. Агата сказала ему, вот он… Но нет – цветы прислал человек, от которого она меньше всего желала получать знаки внимания, – мистер Плейс. И Джин опустилась на землю.

Она думала о том, что ждет ее, когда она выйдет из больницы. Нужна другая квартира. Проходная комната хороша для нее одной. А кто будет с ребенком, когда она уйдет на работу? И на какую работу? Если б можно было выйти за управляющего, но не жить с ним!.. Какая чушь лезет в голову!..

А может, отвезти девочку к родителям? Нет, внебрачная связь дочери и незаконнорожденная внучка – такого позора мать не переживет! Джин всегда удивляло: почему мать ханжа? Однажды она спросила об этом у отца. Но единственное, что отец мог ответить: «Твоя бабушка, моя теща, была такой же…»

Джин подходила к окну, смотрела в сад, окружавший больницу: где-то недалеко был ресторан, в котором служил братец Фрэнк. Наверно, Фрэнк стоит у подъезда, приветствуя гостей, и не подозревает, что Джин совсем рядом. Что он подумал, когда она сбежала?.. А Стив, неужели он не вспоминает ее?..

Думать о Стиве было тяжело. Ведь их будущая встреча – всего лишь ее несбыточная мечта. И Джин давала себе слово забыть его. Но отчаяние отступало, и встреча снова казалась возможной. Она знала, что теперь уж точно не забудет Стива, даже если бы очень захотела, потому что есть… Линда. Какое звучное имя! Решено – она назовет девочку Линдой!

Когда врачи разрешили ехать домой. Джин позвонила Бекки и попросила помочь. Бекки торжественно несла Линду. В машине она держала ее на руках, внесла в детскую и положила на постель.

– Ты здесь живешь? – удивилась она. – На этой кровати? За ширмой? А как же…

Бекки много вложила в свое «а как же»: целый букет вопросов. Как же ребенок, которому нужен покой, простор? Как же он останется один, когда Джин уйдет на работу?.. Бекки замолчала, колеблясь – произнести вслух возникшую мысль или прежде посоветоваться с сестрой? Желание сказать одержало верх:

– У меня много места, вам было бы там хорошо…

Заманчивое предложение, пожалуй, лучшее, о каком Джин могла мечтать. Но она знала Сандру, сестру Бекки. Сандра, в качестве горничной вынужденная угождать постояльцам гостиницы, после работы брал» реванш, превращаясь в диктатора. И всю твердую решительность и жесткую безапелляционность обрушивала на единственного подчиняющегося ей человека – на сестру.

– Спасибо, Бекки, – сказала Джин. – Я поживу здесь.

– Я поговорю с Сандрой, – не совсем уверенно произнесла Бекки.

– Не стоит. Ты сама понимаешь, тебе с нами будет трудно.

Появилась Агата. Молча подошла к кровати, посмотрела на ребенка, завернутого в розовое одеяло:

– Девочка… Как назвала?

– Линда.

– Ну, ладно…

Означало ли «ладно», что она смирилась и Джин с ребенком получили «добро», Агата сама не знала. Но сейчас она не могла сказать этой дурехе, чтобы искала другую квартиру. Пусть поживут, там видно будет…

Все, что беременность портила во внешности Джин, миновало. Теперь это была прекрасная в своем расцвете молодая женщина. Миссис Гастингс, невзначай увидев Джин на улице, вознамерилась вернуть продавщицу, которая и прежде привлекала покупателей. Она пришла, уселась на стул Риччи, поахала над ребенком, спросила, как чувствует себя молодая мама, и объявила Джин, что место ждет ее.

– Хоть завтра становись за прилавок!

– У меня есть работа.

– Какая? – Миссис Гастингс удивилась и искренне обиделась.

– Она развозит рыбу! – выглянула из кухни Агата.

Миссис Гастингс повернулась к Джин:

– Это правда?

– Правда.

– Но разве можно сравнить…

– Нельзя! – отрезала Агата. – Там ей никто не скажет, что она пугает покупателей! – И скрылась в кухне.

Миссис Гастингс молча смотрела на Джин.

– Ну что ж, – наконец произнесла она. – Надеюсь, ты еще передумаешь.

Она поднялась и ушла. Агата тотчас появилась вновь:

– Получила старуха? Так ей и надо! Иди ко мне, рыба готова…

Джин работала у Бартоломью. Дважды в день она заезжала домой, чтобы покормить дочку. После каждой поездки Бартоломью расплачивался, добавляя к деньгам рыбу. Джин могла быть довольна. Однако поездки утомляли, а главное – она не всегда успевала вовремя накормить Линду, и голодная девочка заходилась в плаче. В результате, как предсказывала миссис Гастингс, Джин вернулась в кондитерскую.

Снова зачастили мужчины-покупатели. Миссис Гастингс была довольна. А Джин замирала всякий раз, когда в кондитерской появлялся мистер Плейс. Она боялась, что тот спросит, готов ли у нее ответ. Но он покупал пирожные и молча уходил. Нервы Джин не выдерживали напряжения, и она сама хотела, чтобы он наконец заговорил, лишь бы избавиться от изнурявшего ее ожидания. То подавленное, то возбужденное состояние матери отразилось на Линде. Девочка плохо спала и ела, стала плаксивой. Джин замечала косые взгляды Агаты, слышала чертыханье пекаря, который все чаще оставался ночевать у хромой любовницы…

Мистер Плейс подкараулил ее на пути к кондитерской. Не разыгрывая случайной встречи, признался, что ждет ее.

– Я хотел пригласить вас в гости, – сказал он и тут же добавил: – Я и моя мама будем рады, если вы придете.

– Спасибо… – Джин подыскивала повод, позволявший отказаться. – Но я не могу оставить дочку.

Это была правда. Первое время Джин клала Линду у стенки, загораживая кровать с внешней стороны стулом Риччи. Возвращаясь домой, Джин находила дочку в том же положении. Когда девочка начала ползать, пришлось купить кроватку с высокими бортами, через которые она не могла перевалиться. И теперь, отказывая мистеру Плейсу, Джин боялась не того, что Линда упадет, а ее плача, злившего Агату и пекаря.

– Приходите с дочкой, – сказал мистер Плейс. – Мы приглашаем вас обеих.

Джин представила себя с Линдой на руках, входящих в дом Плейса. Это могло быть истолковано однозначно – что она согласна жить с ним.

– Хорошо, я приду.

Дома она накормила Линду, уложила спать и отправилась в гости. Она еще не бывала в этой части города, хотя место, где жил управляющий, находилось неподалеку от хлебозавода. Уютный зеленый район был застроен коттеджами в окружении зеленых газонов и цветников. Дом мистера Плейса оказался просторным, с мансардой. С улицы его палисадник ограждал белый штакетник. Калитку украшал красный электрический звонок с белой кнопкой. Занавеси в доме, стоявшем в глубине двора, были спущены. Но Джин не сомневалась, что ее разглядывают.

Она позвонила. На пороге дома появилась высокая женщина. Джин подумала о низеньком мистере Плейсе и удивленно смотрела на приближавшуюся фигуру.

– Здравствуйте, Джин, – сказала мать мистера Плейса. – А где малышка? Мартин говорил, вы придете вдвоем.

– Линда уснула, мне жаль было будить ее.

– Понимаю. – Миссис Плейс приветливо улыбалась, но Джин не была уверена, что ее ложь не разгадана.

Хозяйка повела ее за дом, в сад, где был небольшой искусственный водоем.

– Я рада, что вы пришли, – говорила миссис Плейс. – Мартин немного задержится, так что мы с вами поскучаем… Посидим здесь или пойдем в дом?

– Как хотите, – сказала Джин.

– Тогда пойдем в дом, я приготовлю нам по чашке чаю.

Джин понимала, что чай давно готов, матери мистера Плейса хотелось показать гостье, как они живут. Не похвастать, нет, а именно показать, чтобы Джин убедилась, что ей здесь будет хорошо.

Ей понравилось все – и сад, по которому бегала бы Линда, и дом с большой гостиной, украшенной камином, и широкий кожаный диван, на котором Линда могла бы прыгать, и добродушный лохматый пес, и сама миссис Плейс. Да, ей нравилось все. Кроме мистера Плейса.

– Джин, – начала миссис Плейс, усаживаясь рядом с Джин на диване с обивкой цвета слоновой кости. – Я хочу поговорить с вами. Мартин любит вас, и я вижу, что выбор его удачный. Он сделает для вас и вашей дочери все! Он удочерит ее, и у вашей девочки будет отец и обеспеченное будущее. Я буду относиться к вам, как к дочери… Вы увидите, вы полюбите его, потому что он добрый, хороший человек. Он любит вас… – повторила она.

Джин чувствовала себя виноватой перед этой доброжелательной и, судя по первому впечатлению, искренней женщиной. Но не могла же она сказать миссис Плейс, что ее сын вызывает в ней физическое отвращение! Джин раздражала настойчивость этих людей, вынуждавших ее выкручиваться. Но и не выкручиваться ей нельзя, потому что она боялась остаться без работы. Она уже поняла, что отсутствие мистера Плейса не случайно. Он знает, что в эту минуту мать пытается добиться от Джин окончательного и положительного ответа. Джин сидела, глядя в пол.

– Я подумаю… – проговорила она.

Миссис Плейс мягко сказала:

– Дорогая, разве у вас было недостаточно времени…

– Я должна посоветоваться с родителями… – Джин обрадовалась неожиданной находке, против которой миссис Плейс нечего было возразить.

– Конечно, с родителями следует посоветоваться… А вот и Мартин!

Втроем они пили чай в просторной столовой, украшенной дорогой мебелью. Говорила одна миссис Плейс. Она сообщила сыну, что Линда осталась дома, потому что заснула, что Джин необходимо увидеться с отцом и матерью и что это желание миссис Плейс одобряет. Сын молча кивал. Потом Джин спохватилась: Линда, наверное, проснулась и плачет…

Линда действительно плакала. Джин услышала ее крик еще на улице. Едва девочка увидела мать, она умолкла. Из своей комнаты вышла хозяйка. От гнева Агата не сразу смогла заговорить.

– Мое терпение лопнуло! – наконец произнесла она. – Выходи за Плейса или ищи другую квартиру!.. – И ушла, хлопнув дверью. Оттуда сразу послышались два голоса, мужской и женский, оба крайне возмущенные.

Пару дней спустя Джин объявила мисс»; Гастингс, что ей необходимо съездить к родителям. Вид у нее при этом был расстроенный, и миссис Гастингс поверила, что у продавщицы действительно неприятности.

– Три дня, – сказала она.

– Неделя. – Джин мрачно смотрела в глаза начальницы. Та вздохнула.

– Поезжай…

В тот же день Джин купила в супермаркете дорогое платье, дорогой дорожный чемодан, целую кипу очаровательных детских вещичек, взяла Линду и уехала.

Всю дорогу она повторяла, как будет вести себя при встрече с родителями. Главное, быть естественной. Она счастлива! Ее муж режиссер! Она работает с ним. Он тоже приехал бы, но у него съемки. Она привезла Линду, потому что девочка замучилась в бесконечных переездах…

Джин хотелось плакать, но она твердила: счастье, радость – вот каково ее состояние…

В автобусе, кроме них с Линдой, было еще трое пассажиров. Они сидели в другом конце салона, занятые бурным разговором, и не обращали на Джин внимания. Это помогло Джин расслабиться. Она посадила Линду рядом с собой. Девочка забавлялась плюшевой собакой, тыкая ее мордой в обшивку сиденья. Линде мало перепадало внимания матери, и она приучилась развлекать себя сама. Джин лишь придерживала дочь, чтобы та не свалилась на пол.

Приехав в родной город. Джин взяла такси. Шофер попался незнакомый, и Джин не пришлось поддерживать разговор и отвечать на вопросы. Она велела подкатить к самым дверям. Расплатилась с таксистом и вышла, уверенная, нарядная, держа на руках Линду. Шикарный чемодан небрежно оставила во дворе.

– Мама! – позвала она.

Мгновение спустя мать уже стояла в дверях. Она смотрела то на дочь, то на ребенка, и взгляд ее спрашивал: «Что это значит?»

– Мама! – восклицала Джин. – Принимай внучку! Я так устала! Мы со Стивом только закончили съемки…

Она обрушила на мать ворох информации, из которой миссис Лоу извлекла основное, – дочь ее замужем.

– Но почему ты не сообщила о свадьбе? – Мать чувствовала себя обиженной.

– Хотела сделать сюрприз.

– В этом ты преуспела.

Мать унесла внучку в комнату Джин. С тех пор, как Джин уехала, здесь никто не жил. Все было так, как она оставила. На полу лежал старенький потертый ковер. Джин представила, как Линда ползает по нему, как смотрит в окно на поля с золотым хлебом, выходит на крыльцо… Ей вдруг захотелось во всем признаться и больше никуда не уезжать…

Она очнулась. Беспечно сказала:

– Линде здесь будет удобно.

Потом пришел отец, и Джин повторила легенду. Она сыпала подробностями, вычитанными в газетных хрониках и в журналах о жизни знаменитостей. Да уж, кое-что пришлось почерпнуть из них для расцвечивания собственной супружеской и киношной жизни.

На следующий день в доме появились соседские фермерши. Мать рассказывала им о счастливой судьбе Джин. Недаром дочь уехала из провинции, где единственное, чего можно добиться, это с утра до ночи вкалывать наравне с мужем, чтобы не разориться и в следующем году – и во все последующие годы! – иметь возможность делать то же самое… Но всего этого она вслух не произнесла.

Оставшись наедине с Джин, миссис Лоу ревниво расспрашивала:

– Но свадьба хоть какая-то у вас была? Мать и отец у тебя, слава Богу, живы, могла бы пригласить…

– Мама, я понимаю… Но мы решили настоящую свадьбу устроить потом, вместе с вами…

– Когда «потом»? – не сдавалась мать.

– Эллен, – вмешивался отец, – у них все по-другому. Если Джин говорит, значит, они не смогли.

– У тебя рыжий муж? В кого Линда? – спрашивала мать.

– В него. Став рыжий.

– Хотя бы фотографию его привезла…

– Эллен! – останавливал отец. – Радуйся, что дочь дома!

– Я радуюсь. Но фотографию могла привезти, не большой груз.

– Ты права, мама. В следующий раз привезу.

Прошла неделя. Пора было уезжать. Чемодан Джин с собой не взяла, сказала, купит себе другой.

– Адрес не забудь оставить, – напомнила мать. – Куда писать тебе?

– Мама, мы разъезжаем. Сегодня – здесь, завтра – там…

– Эллен, они разъезжают, – сказал отец. – У них нет постоянного адреса.

– Я буду вам звонить каждую неделю, – обещала Джин. – И посылать деньги.

– Слава Богу, это не обязательно, – сказала мать. – Я говорю о деньгах.

– Я возьму твою сумку, – попросила Джин. Подумала, что, уезжая от Фрэнка, тоже забрала его сумку.

Отец торопил. Если они опоздают на автобус, другого придется ждать два часа.

– Я сейчас, только попрощаюсь с Линдой.

Джин вошла в комнату. Линда спала. Девочка лежала на боку, прижимая к себе куклу. Кукла была старая. Джин играла ею в детстве. Мать разыскала и дала куклу Линде. Значит, мать поверила всему, что наплела Джин. Джин смотрела и не могла насмотреться. Впервые в ней пробудилось настоящее материнское чувство. Сердце сжалось. И снова мелькнула мысль: признаться во всем и не уезжать. Но только мелькнула. Джин вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.

– Я готова, папа.

Они сели в старый джип и уехали. На автовокзале, прощаясь, отец торопливо поцеловал ее и сунул в руку конверт.

– Возьми. Пригодится.

Он ушел не оглядываясь. Когда автобус тронулся, Джин раскрыла конверт. Там лежала пачка долларов, не меньше тысячи.

Отец все понял…