ГЛАВА ШЕСТАЯ


Ему снился сон.

Дождь все еще шел, и было слышно, как он барабанит по крыше. Почувствовав легкий озноб, Дэнни, не открывая глаз, теснее прижался к лежащему рядом с ним теплому, определенно женскому телу.

На ней почти ничего не было, понял он сквозь сон, когда уткнулся носом в теплую шею и вдохнул сладкий, пленительный запах. Вдоль своих ног он ощущал ее длинные голые ноги. Его рука перебралась по какой-то шелковистой материи к изгибу ее плеча, потом спустилась вниз по руке и остановилась на изгибе бедра. Она слегка пошевелилась, придвинулась еще ближе и вызвала моментальную реакцию его сонного тела.

Рука скользнула кверху, под шелк, по согретой сном коже, и он удовлетворенно вздохнул, уткнувшись ей в шею губами и пометив рядом поцелуев душистую женскую кожу. Его рука натолкнулась на округлость одной небольшой, упругой груди, и он снова вздохнул, обвиваясь телом вокруг нее, а его пальцы стали нежно поглаживать маленький, набухший сосок.

— М-м-м… — Тихий, женственный стон наслаждения заставил его пульс сильно ускориться. — Дэнни?..

При звуке этого тихого, хрипловатого шепота он резко открыл глаза — голос был ему знаком. Медленно поднял голову — это был не сон. Он не спит, а женщина, которую… Боже милостивый, это же Кэти!

Дэнни словно катапультой выбросило из постели.

Кэти перекатилась на спину и смотрела сонными глазами сквозь полуприкрытые веки, как он растирает руками лицо, пытаясь привести себя в норму.

Злясь на себя и на нее за то, что чуть было не случилось, — и за то, что уже случилось, — он начал закипать.

Ей что, обязательно нужно смотреть на него вот так? Это действует ему на нервы, выводит из равновесия. Что, черт побери, происходит?

Дэнни готов был кинуться к двери, лишь бы не видеть этого сонного и влекущего лица.

Великий Боже, как он мог допустить такое?

Это было во сне. В нормальном, здоровом сне нормального, здорового мужчины.

Вот только во сне он видел Кэти, и даже предпринимал кое-какие действия.

Переваривая эту неприятную мысль, Дэнни вдруг осознал, что ему стало трудно отделить ту Кэти, которую он всю жизнь знал, от этой очаровательной искусительницы, которая сейчас смотрела на него из-под сбившихся простыней. Ее рыжие волосы были взлохмачены, в глазах еще стоял сонный туман, а ее тело буквально источало флюиды соблазна. Шелковая вещица, которая была на ней, оказалась вполне респектабельной ночной рубашкой — вот только под ней угадывалось все, в том числе и пара торчащих сосков. Во рту у него пересохло, а в горле застрял комок величиной с булыжник.

Дэнни не смог удержаться и прошелся взглядом по ее телу — от взлохмаченной головы до покрытых розовым лаком ногтей на ногах. Ночная рубашка кончалась как раз на бедрах, открывая всю потрясающую протяженность ее обнаженных ног.

Схватив край сбившейся простыни, он резко потянул его кверху и подоткнул у самой ее шеи, стараясь, чтобы ни один дюйм ее восхитительного тела не выглядывал наружу.

— Прикройся, — буркнул он, — а то простудишься.

Кэти засмеялась и ногами сбросила с себя простыню.

— Не смеши, Дэнни, здесь тепло. — Она зевнула, подняла руки и потянулась всем телом, явно забавляясь его смятением.

Дэнни выругался про себя, увидев, как тонкий шелк натянулся на ее крепких грудях и пополз кверху, обнажив еще несколько дюймов.

— Ты чего вскочил? — лениво спросила Кэти, продолжая издеваться.

Она отлично помнила, как в полудреме почувствовала его руки, такие теплые и такие нежные. Полусонная и озябшая, она потянулась к нему, к его теплу. Тотчас по ее телу прошла сладкая судорога.

Она до сих пор не могла унять сердцебиения.

Чрезвычайно довольная тем, что ей, наконец, удалось вывести его из равновесия, Кэти посмотрела на него снизу вверх.

Дэнни не мог отвести от нее глаз.

— Малышка, — выпалил он. — Я… я, ну, мне послышалось, будто малышка хнычет. — Это звучало разумно, может быть, даже логично. Во всяком случае, он на это надеялся.

Оглянувшись через плечо на спокойно спавшую в манежике Молли, Кэти снова улыбнулась.

— Я покормила ее и поменяла подгузник меньше двух часов назад. Она крепко спит.

— К-кофе, — проговорил он заикаясь, не зная, что еще можно придумать. — Мне нужен был кофе. — Хорошая доза кофеина, возможно, и есть то самое, что способно привести его в чувство. Не вредно будет и постоять подольше под холодным душем.

Кэти кивнула в сторону кухни.

— Кофе уже готов. — Она улыбнулась ему и вытянула одну ногу, забавляясь тем, как его глаза проследили за этим движением. — Я сварила его, когда вставала к Молли. — Она знала, что по утрам он не мог без кофе.

— Мне надо принять душ, — проворчал Дэнни, пригладив взлохмаченные волосы и с трудом оторвав взгляд от ее голых ног. Бросил взгляд на часы. — Уже почти десять. Надо двигать домой и начинать действовать. — Он повернулся, схватил рубашку и сунул руки в рукава. Хорошо еще, что он спал в джинсах, а то было бы дело. — Тебе что-нибудь привезти, когда вернусь? — Торопливо застегнул рубашку и тут же понял, что придется начинать все сначала, потому что пропустил одну пуговицу.

Кэти села в постели и запустила руку в спутанные волосы, еще больше взлохматив их. Стала осматриваться вокруг, задумчиво покусывая нижнюю губу. Он при этом чуть не застонал.

— Да вроде бы нет. Подгузников и молока у нас достаточно. Привези только что-нибудь себе на ужин, раз меня не будет.

— А куда ты собираешься… — Он даже прекратил застегивать рубашку, но тут же вспомнил. — Ах да. Сэм…

— Для тебя это создает какую-то проблему, Дэнни? — ласково спросила она с невинным видом, бросив на него взгляд из-под опущенных ресниц.

— Проблему? — Он яростно затряс головой: действительно, почему это должно создавать для него проблему? — Нет, конечно. Никакой проблемы это не создает. — Дэнни старался говорить ровным голосом, что стоило ему немалых усилий.

— Вот и хорошо. — Кэти соскользнула с кровати, ероша волосы и подавляя зевок. — Ну, раз ты отказываешься от кофе, то я, пожалуй, выпью чашечку. — Она ласково потрепала его по щеке и танцующей походкой прошла мимо, оставляя за собой едва уловимый, тонкий аромат. — Пока.

Как только за ним захлопнулась задняя дверь, Кэти начала смеяться. Он выглядел таким растерянным, что она была просто очарована. Нет, он просто душка, хотя ему об этом лучше не говорить.

Значит, она не такая, да? У нее возникло ощущение, что Дэнни очень скоро предстоит узнать, до какой степени она не такая и как идеально подходит ему в действительности.

А уж она насладится каждой благословенной минутой этой операции.

— Ну, вот и ты, Малыш Дэнни, — с улыбкой сказал Па, наполняя пивом кружку и двигая ее по стойке бара к жаждущему посетителю. В свои семьдесят восемь лет Шон Патрик Салливан напоминал большого гнома. Это был крупный мужчина с копной снежно-белых волос и озорным блеском в глазах.

Он также был единственным из живущих на земле людей, кому позволялось называть его рослого (шесть футов четыре дюйма) внука Малышом Дэнни.

Продолжая вытирать поцарапанную деревянную стойку белой тряпкой, постоянно переброшенной у него через левое плечо, Па внимательно изучал своего среднего внука. Мальчика что-то гнетет. Надо быть круглым болваном, чтобы этого не заметить.

Он ощутил прилив отеческой любви, появившейся у него с тех пор, как у его старшего сына Джока начали появляться собственные сыновья. Мальчишки, как он ласково называл внуков, выросли и превратились в настоящих мужчин. Причем красивых, с гордостью подумал Па, пытаясь стереть со стойки какое-то древнее пятно. А у Майкла уже есть дочка, и кто-то еще на подходе — прибавление к клану. Тут есть чем гордиться, и он знал, что их отец, будь он жив, тоже гордился бы ими.

— Какие-то проблемы в участке, Малыш Дэнни? — Уйдя в отставку после тридцати лет службы в полиции Чикаго, Па до сих пор живо интересовался делами и готов был терпеливо выслушивать все, что имело отношение к полицейским. Особенно к его любимым внукам.

Дэнни секунду поколебался. Они с Па были очень близки, так что он мог бы догадаться, что тот сразу почует неладное. Он никогда не лгал деду и не собирался делать это сейчас.

— Ничего, Па, в участке все в порядке. — Это не было ложью, так как никто в участке не знал о Молли — пока.

Его отношения с дедом были особыми. Когда после гибели отца Дэнни взбунтовался и ушел в банду, Па не находил себе места и однажды вечером заявился прямо в банду, чтобы попытаться образумить его. В тот период Дэнни считал себя крутым, сильным и непобедимым. Ему не был нужен никто, а тем более семья. Но как только увидел, как главарь банды, Соло, грубо толкнул деда, то сразу понял, каким был дураком и какую совершил ошибку. Только втроем бандиты смогли оторвать его от Соло, которого он убил бы голыми руками.

До того случая Дэнни никогда не задумывался, что значили для него родные, семья. После смерти отца ему было так плохо, что он избегал родственников, словно боясь, что они тоже вдруг возьмут и умрут.

С бандой было покончено. Они с Па никогда не говорили о той ночи, когда ввалились, спотыкаясь, в дом: он — с разбитыми в кровь кулаками, дед — с травмированной ирландской гордостью. Па сказал только, что и сам справился бы с тем подонком.

Тогда-то между ними и возникла особая связь — нерушимая мужская дружба.

— Так, Малыш Дэнни, раз это не связано с работой, значит, дело наверняка касается женщины.

Дэнни бросил на деда ошарашенный взгляд.

— Ну, что ты так смотришь на меня? — Па обиженно фыркнул. — Я, сынок, старый, а не мертвый. Да, я еще помню, сколько неприятностей может причинить мужчине женщина, — задумчиво кивнул он. — Припоминаю, что в свое время пару раз и у меня было точно такое же лицо. — И поторопился добавить: — Конечно, это случалось до того, как я познакомился с твоей бабушкой.

Наметанным взглядом Па окинул бар, который был знаком ему, как собственное лицо в зеркале. Пивная «Салливанз паб» больше полусотни лет простояла на одном и том же углу Логан-сквер. Расположенная всего в трех кварталах от Шекспировского полицейского участка, она со дня своего открытия служила излюбленным местом сборищ для копов.

Сейчас, поздним утром, пивная была пуста, но через несколько часов она заполнится шумной толпой полицейских и местных завсегдатаев, а также многочисленными членами клана Салливанов.

— Ну, Малыш Дэнни, которая же из милых девушек причинила тебе беспокойство на этот раз? — Па усмехнулся и, продолжая полировать стойку, стал постепенно продвигаться к внуку.

Дэнни подумал о Кэти, но тотчас прогнал эту мысль — она не причиняет ему беспокойства, пока он сам о ней не думает.

— На сей раз это одна рыженькая малышка, Па, — с широкой улыбкой сказал он, думая о Молли.

Па засмеялся.

— А, значит, рыжекудрая красавица. — Он одобрительно кивнул. Среди внуков Дэнни больше всех походил на него — гордый, упрямый, чуточку озорной в жизни и в душе. Он всегда питал к мальчишке слабость. Не то чтобы он меньше любил других внуков, но Дэнни… у Дэнни был — хорошо это или плохо — темперамент истинного Салливана. Дэнни сильно напоминал ему его самого в юности.

— Ты знаешь, что я всегда говорю о рыженьких, Малыш Дэнни…

— И что же такое ты тут рассказываешь о нас, рыжих? — спросила Мэйв Салливан, войдя через вращающуюся дверь, ведущую из кухни в бар, и улыбнувшись сыну.

В свои пятьдесят шесть лет она все еще была красавицей. Ее густые рыжевато-каштановые волосы, лишь чуть тронутые сединой, обрамляли лицо, которому, как ей сказал однажды покойный муж, место было на камее. Сверкающие синие глаза, так похожие на глаза сына, смотрели на мир с добротой и юмором.

— Ничего такого, Мэйв. — У Па был смущенный вид. — Абсолютно ничего. — Откашлявшись, он вдруг особенно заинтересовался каким-то пятном на другом конце стойки.

— Ты уже позавтракал, Дэнни? — спросила она, подходя и становясь рядом с сыном. При росте в пять футов и три дюйма Мэйв была едва по плечо любому из сыновей, но она никогда не считала, что авторитет зависит от физических размеров. После безвременной гибели мужа она управляла детьми добрым словом и твердой рукой.

Подняв голову, она улыбнулась Дэнни. На кого бы из сыновей она ни смотрела, всегда видела перед собой их отца. Они были его зеркальным отражением, и это приносило ей утешение все эти годы, когда ушел из жизни ее дорогой Джок.

Она полюбила Джока с первого взгляда, когда шестнадцатилетней девушкой увидела его на ярмарке в графстве Дингл. Джок приехал в Ирландию на каникулы вместе с семьей. Они славно повеселились тогда, и под конец до Джока дошло то, что она знала с самого начала, — они были суждены друг другу.

Кончилось тем, что она распрощалась с родиной, оставила того, кому была обещана, и последовала за Джоком в Америку, где стала его женой. Она ни разу за все сорок лет, что прошли с тех пор, не оглянулась назад и ни о чем не пожалела.

Когда Джок погиб, вместе с ним умерла и какая-то часть ее самой; но он оставил ей сыновей. Она всегда благодарила судьбу за то, что ей дана была эта любовь всей ее жизни, хотя бы даже ненадолго. Не меньшего она желала и для сыновей.

— Дэнни? — Приподняв бровь, Мэйв вытерла руки о свой крахмальный белый фартук. — Так ты уже завтракал или нет?

— Нет, Ма, еще нет. — Проведя рукой по волосам, Дэнни соскользнул с табуретки, наклонился и смачно чмокнул мать в щеку, потом ласково приобнял ее за плечи. — Но если ты немного постараешься, то, может, и уговоришь меня позволить тебе приготовить мне что-нибудь.

Мэйв засмеялась и повела его на кухню, обнимая рукой за талию. Она заметила помятый вид и беспокойство в глазах сына, но ничем этого не выдала.

Ее сыновья теперь взрослые мужчины, и она не хотела превращаться в одну из этих назойливо любопытных мамаш, всюду лезущих со своими вопросами и мнениями. Когда Дэнни захочет, он сам скажет, отчего у него в глазах эта тень:

Если же этого не произойдет, тогда она просто спросит у него. Кое-какие права у матери все же есть.

— Тебе хочется чего-то особенного, Дэнни? — спросила она, подходя к холодильнику и доставая оттуда яйца, бекон и крупную картофелину.

Дэнни пожал плечами.

— Нет, Ма, ничего особенного. — Он налил себе чашку кофе, выдвинул стул и оседлал его.

Кухня была запретной зоной для посетителей и вторым домом для семьи. В любое время дня там можно было застать кого-нибудь за разговором с матерью или за поглощением одного из ее знаменитых ирландских блюд. Однако этим утром, к его облегчению, кухня была на удивление тихой.

— Значит, все хорошо? — Мэйв положила бекон на сковороду и поставила жариться, а на другую порезала картофелину и немного луку.

Дэнни прихлебывал кофе.

— Ма, можно задать тебе вопрос?

Она улыбнулась, переворачивая бекон.

— Я твоя мать, Дэниэл, можешь спрашивать меня о чем угодно. — Она оглянулась на него через плечо; глаза у нее весело блеснули. — Так говорится в Материнской Книге.

Материнская Книга была ее изобретением. В ней находились ответы на все вопросы молодого поколения.

— Ты что-нибудь знаешь о парне по имени Сэм, с которым встречается Кэти?

Рука Мэйв замерла над сковородкой — вот, значит, откуда ветер дует. Дэниэл наконец-то заметил, что Кэти уже не маленькая девочка. А то она уже начала было беспокоиться, что ее сын так никогда и не прозреет.

— Сэм? — Мэйв поразмышляла над этим именем несколько секунд, пока разбивала в сковороду тройку яиц и привычно заправляла в тостер два ломтя хлеба. — Не помню, чтобы я когда-нибудь слышала от нее это имя. Может, это какой-то новый знакомый? — спросила она, с улыбкой поворачиваясь к сыну. — Знаешь, наша Кэти выросла и стала красивой женщиной. От поклонников у нее отбоя нет. — Судьба не благословила ее дочкой, но она не могла бы любить Кэти больше, даже если бы та была ее родным ребенком.

Дэнни крякнул, потом поднялся, чтобы намазать маслом тост. Ему только не хватало разговоров о том, какая Кэти красивая!

Он снова сел, держа в руке тост, и Мэйв поставила перед ним тарелку с едой. Потом взяла свою чашку с кофе и уселась напротив за длинным деревянным столом.

— И что, ее встречи с Сэмом тебя тревожат?

— Тревожат? — Жуя с задумчивым видом, Дэнни покачал головой. — Нет, я думаю, «тревожат» — это не то слово.

Мэйв улыбнулась.

— А какое же слово «то»?

— Беспокоят, — решил он. Да, именно так. — Я просто беспокоюсь за нее, Ма. Ты знаешь, она так молода…

— Она взрослая женщина, Дэниэл, ей почти двадцать семь лет. Достаточно взрослая, чтобы принимать разумные решения, особенно те, что касаются ее жизни и мужчин. В ее возрасте я уже была замужем несколько лет и беременна твоим братом Майклом.

— Да, но если она свяжется с нехорошим парнем, ему ничего не будет стоить обмануть ее.

Мэйв покрутила в пальцах свою чашку.

— А у тебя есть причина считать, что этот человек обманет ее? — Она почувствовала легкое беспокойство.

Он непроизвольно сжал кулаки.

— Лучше, черт возьми, ему этого не делать. Если ему дорога его жизнь.

Мэйв постаралась спрятать улыбку.

— Ты сказал Кэти, что беспокоишься за нее?

Дэнни нахмурился и отодвинул тарелку.

— Нет, Ма, не сказал. Не думаю, чтобы это ей очень понравилось.

— Что ты такое говоришь? Вас с ней было водой не разлить. Я уверена, ей было бы приятно узнать, что ты заботишься об ее благополучии.

Он пожал плечами.

— Просто мне кажется, что она плохо воспримет критику с моей стороны, особенно в таком щекотливом деле. — Он взглянул на мать. — Вот я и подумал: может, ты бы поговорила с ней, сказала бы ей, чтоб была поосторожнее. А еще лучше, сказала бы, чтобы она вообще перестала с ним встречаться.

— Понятно. — Мэйв с трудом удержалась от смеха. — Я в восторге оттого, что тебя так заботит благополучие Кэти, но говорить за тебя — не мое дело. Ты ведь тоже взрослый человек, как и Кэти, и должен жить своим умом. — Она положила свою руку поверх его руки. — Послушай, что я скажу, Дэнни. Иногда, когда мы кого-то знаем очень-очень хорошо, мы склонны видеть этого человека не таким, каков он есть на самом деле.

Он нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать, Ма?

— Вы знаете друг друга с детства, поэтому, глядя на Кэти, ты видишь перед собой ребенка. Но она уже не ребенок, Дэнни, а взрослая женщина — красивая, умная женщина. Ты же, возможно, не видишь ее такой из-за того, что слишком привык к ней.

Дэнни вздохнул. Что бы сказала мать, если бы узнала, что в последнее время он как раз только и думает о той женщине, в которую превратилась Кэти.

— Может, пришло время тебе посмотреть на Кэти другими глазами. Увидеть ее такой, какой видят ее другие мужчины.

— Какой ее видит этот тип Сэм?

— Может, и так. — Она пожала плечами, — Если он встречается с Кэти, то, очевидно, она интересует его как женщина. Может, и тебе стоит перестать обращаться с ней как с ребенком и начать обращаться с ней как с женщиной. — Она похлопала его по руке. — Как я всегда говорила тебе и твоим братьям, вы во всем должны доверять сердцу. Оно никогда не даст вам сбиться с пути.

— Один раз, Ма, я уже доверился сердцу, и смотри, куда оно меня завело. — В голосе у него помимо воли прозвучала горечь.

Руки Мэйв крепче сжали чашку с кофе — сыновняя боль кольнула ее прямо в сердце. Она тщательно выбирала слова, стараясь успокоить его:

— Нет, сынок, твое сердце здесь не виновато. То, что ты чувствовал в сердце, было чистым и честным. У другого человека могло быть иначе. Твоей вины в этом нет.

Они с матерью встретились глазами.

— И как же я узнаю в следующий раз, какое у человека сердце? — Следующего раза не будет, но он не собирался сообщать ей об этом.

Она улыбнулась и опять похлопала его по руке.

— А ты опять спроси свое сердце — оно скажет тебе правду.

Наклонив голову набок, она пристально посмотрела на него.

— Ты можешь мне честно сказать, что у тебя не было никаких колебаний перед женитьбой? Сердце тебе говорило, что эта женщина как раз для тебя? Твоя вторая половинка? Ты ни в чем не сомневался и ничего не опасался?

Дэнни помолчал, уставившись в чашку с кофе. Раньше он не думал об этом, но сейчас понял, что мать права. Он знал или по крайней мере подозревал, что у него с Карлой не все идеально. Однако гнал от себя тревожные мысли, потому что она носила его ребенка. Он был абсолютно убежден, что их ребенок — причина более чем веская для женитьбы.

Мэйв покачала головой с задумчивым выражением в глазах.

— Запомни, Дэнни: для каждого мужчины существует идеальная женщина. Его идеальная пара. Твоя задача состоит в том, чтобы не только встретить эту предназначенную тебе женщину, но и узнать ее, когда встретишь. — Тщательно подбирая слова, она закончила: — Иногда эта женщина стоит прямо перед носом у мужчины — так близко, что он ее не видит.

— А папа узнал тебя?

Мэйв засмеялась и отпила глоток кофе.

— Не сразу. Но, как я уже сказала, иногда мужчины бывают так слепы, что не видят того, что у них под носом.

— И что было дальше?

Мэйв не удалось сдержать улыбку.

— Надо признаться, твой отец поддался не сразу, но он был упрямый человек, Дэнни, совсем как ты.

— Ты считаешь, что я упрямый? — спросил он, не зная, обижаться ему или нет.

— Разумеется. — Она нагнулась через стол и поцеловала его в щеку. — Это одно из самых милых твоих качеств.

— Ма, можно еще кое-что спросить? — Его голос изменился, в нем опять зазвучала боль.

— Конечно, сынок.

— Как… как ты узнала, что хочешь ребенка? То есть как ты узнала, что будешь хорошей матерью?

Мэйв глубоко вздохнула, понимая серьезность вопроса. Она догадывалась, что он как-то связан с неудавшимся браком сына.

— Я знала, что хочу ребенка, Дэниэл, потому что очень любила твоего отца. Когда двое любят друг друга — по-настоящему любят, то, совершенно естественно, хотят разделить эту радость и любовь с ребенком, который рождается из этой любви. — Она помолчала, отхлебнула кофе. — Что же касается того, как женщина узнает, будет ли она хорошей матерью, то для этого ей нужно только одно.

— Что именно? — спросил Дэнни, нахмурившись.

— Искреннее желание иметь ребенка. Если женщина хочет ребенка, Дэнни, действительно хочет, то этот ребенок будет рожден в любви и материнство станет естественной потребностью.

— Неужели это так просто?

Она улыбнулась.

— Все самые главные вещи в жизни просты, сынок. Это только люди их усложняют.

— Тебе никогда не приходило в голову… отдать кого-нибудь из нас? — Он понимал абсурдность своего вопроса, но все равно должен был задать его.

— Раз или два, когда вы были в переходном возрасте, у меня мелькала такая мысль, — со смехом призналась Мэйв, но потом ее лицо посерьезнело. — Я полагаю, ты задаешь этот вопрос не без причины, Дэниэл, но выпытывать ничего не буду. Нет, мне это никогда не приходило в голову. Но ты все-таки должен помнить, что растить ребенка нелегко, особенно сейчас. Всегда есть проблемы, заботы, которых ты не можешь предвидеть. Есть болезни, несчастные случаи. — Она перевела дыхание. — Быть родителем трудно, Дэниэл, потому что с того момента, как ты производишь ребенка на свет, твои первейшие мысли, первейшие действия уже не о себе и не для себя, а для твоего ребенка. Его счастье и благополучие теперь всегда будут стоять выше твоих собственных.

Он подумал о Карле — меньше всего она была способна поставить чьи-то потребности выше своих, особенно если это были потребности ребенка. Жаль, что он поздно это понял.

— То есть если кому-то пришлось, скажем так, отдать или оставить своего ребенка, то это не обязательно означает, что человек не хочет или не любит его?

Мэйв с тревогой взглянула на него — похоже, дело здесь не только в Кэти, есть еще что-то.

— Нет, я считаю, что не означает. Может быть, отказываясь от ребенка, родители надеются обеспечить ему лучшую жизнь.

— А это достаточно веская причина?

Мэйв пожала плечами.

— Кто мы такие, чтобы решать за другого человека, когда речь идет о его родном ребенке? Не нам принимать такое решение и не нам судить, Дэниэл. Люди — это всего лишь люди, им свойственно ошибаться. Не осуждай другого человека, пока не побывал на его месте. — Она с минуту поколебалась, отодвинула пустую кофейную чашку. — А теперь можно я задам вопрос тебе?

— Конечно, Ма.

— У тебя какие-то неприятности, сын? — Она заглянула ему в глаза. — Ты знаешь: что бы ни случилось, семья здесь, рядом с тобой. В чем бы ни состояла проблема, вместе мы всегда найдем решение. Ничто не покажется таким уж мрачным, когда тебя поддерживают те, кого ты любишь. Тебе пора бы уж это знать.

Тронутый ее словами, Дэнни встал и, перегнувшись через стол, поцеловал ее.

— Неприятностей у меня нет, Ма. Пока… — желая быть честным до конца, признался он. — Просто есть одно дело, о котором я хочу позаботиться, но говорить о нем пока не могу.

— А наша помощь тебе нужна, Дэниэл?

Он покачал головой.

— Пока нет.

— Если будет нужна, ты дашь нам знать, хорошо?

Ему не нравилось это беспокойство в глазах матери. В прошлом оно слишком часто появлялось там по его милости.

— Обещаю. — Он еще раз поцеловал ее. — Не надо беспокоиться, Ма.

— Это все равно, что просить меня не дышать, Дэниэл, — сказала она с улыбкой и влажно блеснула глазами. — Ты завтра придешь обедать?

Он совершенно забыл, что завтра воскресенье. В доме Салливанов воскресный обед был священной традицией. Где бы кто из них ни был, что бы ни делал, а домой на обед приходили все. Это был единственный день недели, когда паб закрывался и вся семья собиралась вместе.

— Разумеется.

Она улыбнулась.

— Отлично. А теперь иди умойся и переоденься, пожалуйста, во что-нибудь, в чем ты не спал.

Он встал.

— Ма, как ты узнала… — Он засмеялся. — Ладно, ничего.

Дэнни поднимался по задней лестнице к себе, думая над словами матери. Конечно, он не вцепился бы так в Молли, если бы не история с собственным ребенком. Эмоции захлестнули! И разницу между матерью Молли и Карлой он теперь тоже понимал. Одна сделала то, что сделала, из-за эгоизма, а другая, скорее всего, из-за любви.

Но все это не отменяло главного: надо было как можно скорее найти родных Молли. Пока у него действительно не начались крупные неприятности. Как и у Кэт. Он подумал о том, что сказала мать, и образ Кэти — взрослой Кэти — тут же встал у него перед глазами.

И зачем только ей надо было взрослеть? — мрачно спрашивал он себя.

Без этого все было бы гораздо проще.

Загрузка...