Глава 6

Итен Делани до седьмого пота трудился над покрытым кляксами и исправлениями листом бумаги. Он сражался с пером, бормоча сквозь зубы проклятья. Это оказалось куда сложнее теперь, когда он жил в Фермин–Корте. В Грейндже он мог любое слово уточнить у миссис Барроу.

Он ничего не имел против толковых женщин. Миссис Барроу была болтушкой, однако она ни единой живой душе ни словом не обмолвилась о его маленьком недостатке.

Беда в том, что здесь спросить было не у кого.

Он сделал ещё одну попытку. Нет! Не так! В этом он был уверен. Он с отвращением отбросил перо.

– Дураком ты был, Итен, дураком и останешься.

Рядом послышался стук собачьего хвоста о пол. Он мельком взглянул на собаку.

– Да уж, Пятнашка, тебя всё это вполне устраивает, жизнь у тебя привольная. Обитаешь в двух домах, да и объедки подбираешь с двух столов. И это ещё зовут собачьей жизнью.

Он сложил лист бумаги и спрятал в нагрудный карман. Итен никогда не оставлял лежать где попало результаты своих эпистолярных усилий – их ведь мог кто–нибудь найти.

– Пошли, псина, темнеет уже. Я отведу тебя обратно к вика… – он остановился на полуслове. Дом викария! Викарий[13] – это ведь некто вроде священника?

Спросить–то можно…

Ирландец посвистел собаке и быстрым шагом направился к викарию.

Агги обрадовалась его появлению.

– Выпьете чаю, мистер Делани? – предложила она, потянувшись к металлической коробочке с чаем. Это уже превратилось в некий ритуал: по вечерам Итен приводил Пятнашку, выпивал со старушкой по чашке чая, обмениваясь последними новостями, и отправлялся домой.

– Спасибочки, Агги, только давайте чуть–чуть попозже, – ответил Итен, чувствуя себя слегка неловко. – А нельзя ли мне увидеть викария?

– Викария? – удивлённо повторила Агги. Раньше он никогда не просил о встрече с викарием. – Конечно, сэр. Пойду спрошу.

Через минуту она вернулась со словами:

– Проходите, мистер Делани. Он примет вас прямо сейчас.

Агги провела его в небогато обставленный, но уютный кабинет. В камине, потрескивая, ярко пылал огонь. Повсюду были книги: грудами возвышались вдоль стен, валялись на столах и стопками лежали около кресла викария. Кроме того, взору гостя предстала очень красивая шахматная доска с затейливо вырезанными фигурками из слоновой кости и чёрного дерева. Итен не возражал бы против партии в шахматы.

Викарий поднялся из старого обитого кожей кресла, приветствуя Итена.

– Милости прошу, мистер Делани! – мягко сказал он, как и приличествовало духовному лицу.

Викарий оказался худощавым сутулым мужчиной лет семидесяти, с остатками белоснежной шевелюры. Если верить Агги, когда–то её хозяин был женат, но потерял супругу во время родов и больше так и не решился вступить в брак.

Итен пожал викарию руку. «Какая разница», – подумал он, сравнивая свою огрубевшую, покрытую шрамами лапищу с хрупкой изящной белой ручкой этого человека.

Викарий жестом предложил ему присесть, а когда оба уселись, поинтересовался:

– Итак, мистер Делани, чем я могу вам помочь?

– Я не принадлежу к англиканской церкви, – выпалил Итен, – хотя я не особо религиозен, родился я в католической семье, – он посмотрел на священника: – Это имеет какое–то значение?

Старик улыбнулся.

– Для меня не имеет. Я пастырь для всех детей божьих.

Итен состроил кислую гримасу.

– Не уверен, святой отец, что я могу причислить себя к детям божьим. За свою жизнь я совершил до чёр… э–э… много дурного. Столько лет в армии.

– И всё же вы остаётесь чадом божьим, – спокойно заметил пожилой мужчина.

– Может статься, – Итен неловко заёрзал. – Дело в том, насколько мне известно, католические священники не рассказывают никому то, что им доверено с глазу на глаз. Я не знаю насчёт протестантских священников, я имею в виду…

Старик подался вперёд. Взгляд его глубоко посаженных светло–голубых глаз свидетельствовал о том, что он немало повидал на своём веку.

– Вы пришли, чтобы исповедоваться, мистер Делани?

Итен с ужасом посмотрел на него.

– Господи, нет же!

Старый викарий рассмеялся и снова опустился в кресло.

– Тогда, в чём дело? Обещаю, что сохраню доверенную мне тайну, если только вы не преступили закон.

– Нет, ничего подобного, – Итен обвёл взглядом комнату. – Я не ошибусь, если почту вас человеком учёным, святой отец?

– Зовите меня преподобный или мистер Пиджен. Ну, да, одно время я был кем–то вроде богослова, хотя с тех пор прошло много лет.

Итен собрался с духом.

– Ну, а я нет, преподобный… я имею в виду, не учёный. Совсем. Я никогда не ходил в школу, не учился грамоте и письму, пока одна леди в прошлом году не согласилась научить меня.

– Похвально. Учиться никогда не поздно.

– Надеюсь, что так, – с жаром заверил Итен. – Беда в том, однако, что она переехала жить в другое место, и хотя я, кажется, наловчился неплохо читать, пишу я отвратительно, а излагаю и того хуже.

Старик кивнул.

– Понимаю. И чего же вы хотите от меня?

Итен провёл пальцем вдоль шейного платка.

– Мне бы хотелось узнать, преподобный, не будете ли вы против, время от времени помогать мне красиво писать? – он посмотрел собеседнику прямо в глаза. – Понимаете, я не хочу, чтобы кто–то ещё узнал о моём крохотном изъяне.

Старик ничего не ответил.

– Я заплачу, – добавил Итен, – хоть я и родился бедным простым ирландцем – и не стыжусь этого, – я надеюсь занять более высокое положение, и мне не хотелось бы выглядеть дурачком среди учёных людей.

– В том, что человек необразован, нет ничего постыдного, мистер Делани, – сказал викарий, – и, полагаю, вы далеко не дурак.

Он сложил кончики пальцев обеих рук домиком и несколько секунд задумчиво смотрел на них, прежде чем продолжить:

– Я заметил, как вы посмотрели на мои шахматы, когда вошли. Умеете играть?

Итен кивнул.

– Немного.

– Не сыграете ли со мной партию, мистер Делани?

Переводя разговор на другую тему, старик осторожно ему отказывает, решил Итен.

– Ага, сэр, я сыграю с вами, – с трудом выдавил он.

Он ошибался, считая викария человеком, свободным от предрассудков. Очевидно, тот оказался из тех, кто думает, что всяк сверчок должен знать свой шесток. За свою жизнь Итену довелось повстречать немало таких людей, особенно в армии.

Пока преподобный расчищал небольшой столик, Итен принёс тяжеленную шахматную доску, положив её между собой и стариком.

– Ваши белые, – сказал викарий.

Пожав плечами, Итен сделал первый ход. Скрытый отказ слегка разозлил его, и он решил наголову разбить этого старичка с мягкими белыми ручками, которым, должно быть, ни разу в жизни не приходилось выполнять тяжелую работу.

Это оказалось не так легко. Хитрец преподобный при всей своей спокойной манере игры, боролся беспощадно, не раз пытаясь застать Итена врасплох. Итен всё сильнее увлекался игрой, и мало–помалу его гнев растаял. Два часа спустя они закончили партию вничью.

Издав протяжный удовлетворённый вздох, викарий откинулся на спинку кресла.

– Мой мальчик, за много лет это у меня лучшая игра. Это и станет платой за обучение.

Итен поднял глаза:

– Платой?

– За ваши уроки. Вы же сказали, что согласны заплатить.

– Да, но я подумал…

– Вы правы, само собой в обычной ситуации я сделал бы это без оплаты. Давненько я не делал ничего столь полезного, да и обучать мне нравится. Однако, увидев, как вы играете, я не смог устоять перед искушением. Я хочу, чтобы после каждого занятия вы играли со мной в шахматы.

Итен лениво ухмыльнулся.

– Ладно, сэр, в таком случае с вас урок.

Он вытащил из кармана листок бумаги.

– Не покажете мне ошибки, которые я тут понаделал?

Викарий вынул пенсне и бегло прочёл написанное. Он внимательно посмотрел на Итена поверх очков.

– Это письмо к леди?

Итен почувствовал, как запылали щёки.

– Да, сэр. К той самой леди, что учила меня красиво писать, если уж на то пошло.

Старик улыбнулся.

– Похоже, она должна гордиться своим учеником. Отменно! – он продолжил чтение и запнулся. – Это пожилая леди?

– Нет, сэр.

Старый викарий сверкнул глазами.

– Она хорошенькая?

– Она бы сказала «нет», но она же никогда не видела себя со стороны. Она так смотрит в глаза мужчине и та–ак улыбается! Она по–своему красива, к тому же верная и ласковая. – Итен вызывающе добавил: – Она хорошо воспитанная леди и намного выше меня по положению, но я намерен её добиться.

«Люди всё равно не одобрят», – подумал Итен, но ему было на это наплевать.

Викарий приподнял белоснежные брови. Он посмотрел на адрес на обороте письма.

– Королевство Зиндария? Долгий путь. А можно мне, старику, узнать, как вы познакомились с этой иностранной дамой?

– Она такая же англичанка, как и вы, сэр. Она была гувернанткой у принцессы Зиндарии, которая и сама англичанка. Я повстречал Тибби, то есть мисс Тибторп, в Дорсете: она жила там в чистеньком маленьком домишке. Он сгорел – но это не её вина, – и она потеряла всё. Сама–то она крохотная, а смелости у неё хоть отбавляй… – Итен замолчал, заметив, что его голос стал резким от избытка чувств.

Довольно долгое время в комнате было слышно лишь потрескивание дров в камине. Потом викарий произнёс:

– Мистер Делани, вы напомнили мне, старику, что значит быть молодым и любить. Почту за честь помочь вам в написании писем к этой прекрасной леди. – Он вынул носовой платок и высморкался. – А теперь, поставьте шахматы на место и принесите мне вон тот письменный прибор. Мы вполне можем тотчас же приступить к работе над этим письмом.


* * *

Гарри направил Клинка к холмам, окружавшим Бат. Как только перед ним появились волнующиеся поля, он отпустил поводья, позволив коню самому выбирать путь. Клинок нетерпеливо рванул вперёд, словно, как и его хозяин, хотел избавиться от сдерживающих его пут.

Гарри припал к шее коня, побуждая его скакать всё быстрее и быстрее, упиваясь скоростью и ощущением единения с большим могучим животным. Здесь он был свободен от всех этих глупых вздорных правил светского общества. Здесь, проносясь по туманным полям, он мог размышлять.

Холодный чистый воздух обжигал кожу и лёгкие, заставляя глаза Гарри слезиться, а кровь петь. Верхом на лошади он ощущал себя воистину живым. Гарри скакал, позабыв обо всём, кроме мерного топота копыт по густому дёрну.

Когда первоначальный взрыв бьющей через край энергии растворился в бешеной скачке, от которой сердце Гарри заколотилось в таком же сумасшедшем темпе, он перевёл Клинка на лёгкий галоп, направляя вдоль гребня холма. Он всматривался в раскинувшийся перед ним внизу город. И почему люди стремятся жить подобным образом: в бесконечных рядах прилепившихся друг к другу домов, с презрением взирающих на нескончаемые ряды таких же притиснутых друг к другу жилищ? Большая часть этих строений была возведена тыльной стороной к холмам, словно вид зданий оказался приятнее, нежели созерцание гор, деревьев и неба.

Гарри покачал головой. Ему никогда не хотелось жить в городе. Если уж в таком маленьком городке, как Бат, он чувствовал себя взаперти, то не выдержал бы, случись ему застрять в Лондоне.

… я еду в Лондон с миссис Бисли. Вы ничего не можете сказать или сделать, что заставило бы меня изменить решение…

Гарри не мог понять этого. Если бы кто–нибудь, вроде Нелл, обожавший лошадей и собак, разделял его отношение к городу, он бы молился на этого человека. Он припомнил, как в день их знакомства в лесу она подставила лицо под дождь, обратив его к небу, словно находилась в храме.

Однако она, кажется, решительно настроилась отправиться в тесный грязный Лондон.

Я должна поехать в Лондон.

Должна? Почему? Что такого особенного в этом Лондоне?

Гарри тяжело вздохнул. Он не понимал женщин. Никогда не понимал. Прежде ему никогда не случалось ухаживать за подобной женщиной – столь мало поощрявшей его. Словесно поощрявшей, поправил себя Гарри. Губки Нелл произносили слова отказа, но когда он целовал её, они говорили ему совершенно другое. Она хотела его. Но в Лондон ей хотелось сильнее.

Почему бы ему просто не смириться с этим? Гоняться за женщиной, которая отвергла его, – унизительно. В конце концов, не похоже, что он по уши влюбился… Просто она была такой... прекрасной.

Да, но что в ней такого уж прекрасного? Во многих отношениях она совсем не походила на девушку, которую он описал тётке как идеал своей супруги.

Что, если тётушка Мод права?

И он потому так стремился к Нелл, что хотел доказать: он в состоянии жениться на графской дочери? Из–за того, что произошло много лет назад между ним и Антеей?

Неужели?

Гарри обнаружил, что впервые за долгие годы осознанно вспоминает об Антее… о женщине, которая показала ему, что значит любить.

Леди Антее Куэнборо исполнился тогда двадцать один год, она была любимицей света, и более очаровательного создания Гарри никогда не встречал. Едва достигнув двадцати лет, он впервые в жизни с головой окунулся в любовь: безрассудно, страстно, безумно.

Леди Антея была всего на несколько месяцев старше Гарри и лет на двадцать опытнее, но тогда он этого не понимал. Он совсем недавно приехал в Лондон и, хотя был знаком со многими молодыми людьми из высшего света, это был его первый опыт общения с настоящей леди. Леди Антея принадлежала к «несравненным» – бриллиант чистой воды – знатная, богатая и испорченная; её отец души не чаял в своей избалованной дочери, а братья ей покровительствовали. Вокруг неё толпились самые знатные холостяки лондонского света, добиваясь её расположения и соперничая за внимание.

К удивлению и восхищению Гарри, она выбрала его.

Роман развивался бурно, всего через две недели она допустила его в свою постель. Леди Антея стала его первой женщиной.

Имея перед собой пример своей матери, Гарри с опаской относился к деревенским девушкам – он любезничал с ними, целовал и даже слегка прижимал их в укромном месте, но никогда не терял самообладания и не позволял себе их скомпрометировать. В словаре Гарри слово «скомпрометировать» означало «жениться», а в этом он не был заинтересован.

А потом он познакомился с леди Антеей Куэнборо… утончённой, изысканной красавицей с золотистыми локонами и огромными невинными голубыми глазами.

Она соблазнила его на балу: отвела в маленькую гостиную, заперла дверь, а затем продолжила совращать его на диване.

Ослеплённый её красотой, потерявший голову от похоти и любви, он даже и не думал противиться. Они были близкидважды – один раз на диване и один раз на полу.

Наивный глупец, он вообразил, что он у неё тоже первый.

На следующее утро после бала он предложил ей выйти за него замуж. Она рассмеялась и велела ему не глупить. А потом снова отдалась ему, на сей раз на собственном диване.

Спустя две недели Гарри решил – юный дуралей, – что лишил её самого ценного и ему следует поступить благородно. Одетый в свой лучший костюм с шейным платком, угрожавшим вот–вот его задушить, он предстал перед её отцом, графом Куэнборо. Гарри так нервничал…

Он оказался прав: волноваться стоило, но вовсе не из–за того, что он себе навоображал…

Он сказал графу, что любит леди Антею и уверен, что она влюблена в него, и что они намерены пожениться.

– В самом деле?! – ледяным тоном осведомился лорд Куэнборо. – Посмотрим, что на это скажет моя дочь.

Он позвонил и послал за дочерью и двумя сыновьями. Каким же невыносимо долгим казалось молчаливое ожидание в компании равнодушного надменного графа, взиравшего на Гарри, словно на таракана.

В конце концов, появилась леди Антея, одетая в белое платье, с вплетённой в её рассыпавшиеся по плечам золотистые локоны голубой лентой, так подходившей к глазам. По мнению Гарри, она была как никогда прекрасна.

– Да, папа? – пролепетала она, словно агнец невинный.

– Этот убогий выродок добивается твоей руки, – заявил граф, – он утверждает, что ты тоже этого хочешь.

Антея изогнула тонкие брови цвета червонного золота.

– Замуж за Гарри Моранта? Откуда у тебя такая смехотворная идея?

Куэнборо резко дернул подбородком в сторону Гарри.

– От него.

Она даже не взглянула на Гарри. Антея надула губки – когда–то эта её манера казалась ему очаровательной.

– Вот к чему приводит любезность. Стоит пропустить пару танцев из–за какого–то калеки, как он уже считает, что ты в него влюблена.

Гарри стоял, словно громом поражённый. Это правда – танцор из него никудышный. Он стыдился своей искалеченной ноги, поэтому всеми силами избегал танцев. Но он и Антея полюбили друг друга именно во время пропущенных танцев, как она и упомянула. Их чувство было нежным и прекрасным. По крайней мере, он в это верил.

Она рассмеялась.

– Боже, папа, благодарю покорно, но, когда придёт время, я выберу джентльмена, у которого все органы в порядке.

Граф кивнул.

–Я так и думал. Ну, беги, моя сладкая.

Она покинула комнату, даже не обернувшись.

Гарри закрыл глаза, пытаясь изгнать из памяти то, что произошло после этого.

– Парни, нам придется как следует проучить этого самоуверенного выскочку, – заявил Куэнборо.

С помощью пары здоровенных лакеев они избили Гарри почти до потери сознания и выволокли из комнаты. Они притащили его в конюшню, где сорвали с Гарри одежду, разодрав в клочья его лучший костюм. После этого отец и братья Антеи принялись пороть его хлыстом. Не оставляя на нём живого места.

В какой–то момент Гарри открыл глаза и увидел заглядывающую в дверь Антею. На секунду он вообразил – какой же он был дурак, – что она подбежит к нему и остановит порку, закричит, что любит его, что это была ошибка.

Но она молча стояла, смотрела на происходящее своими ясными глазами и улыбалась… Эту улыбку ему не забыть никогда.

В довершение всего они швырнули полуголого, истекающего кровью Гарри на парадное крыльцо особняка его отца в Мэйфере и позвонили в дверной колокольчик. Это происходило в самый разгар дня. Прохожие подходили и изумлённо глазели на него, но у Гарри не было сил пошевелиться. Куэнборо потребовал, чтобы к ним вышел граф Элверли.

Именно тогда Гарри в первый и единственный раз в жизни так близко увидел своего отца, приоткрыв один опухший глаз и посмотрев на него. Гарри словно взглянул на себя в зеркало, только вот отражение постарело лет на тридцать. Его отец оказался точным подобием самого Гарри и его брата Гэйба, только лицо у него было куда грубее и суровее.

Граф Элверли стоял на крыльце в сопровождении двоих старших сыновей, единокровных братьев Гарри, Маркуса и Нэша. Гарри и Гэйб немного знали их ещё со школы. Знали и ненавидели. Эти двое тоже смотрели на Гарри, причём Маркус с равнодушным выражением на лице, чего Гарри до самой смерти не позабыть.

– Элверли, я так полагаю, это твой ублюдок? – поинтересовался отец Антеи. – Нам пришлось указать ему на его место.

Отец Гарри всего лишь один раз пристально посмотрел на покрытого синяками, истекающего кровью сына, сердце которого было разбито, и произнёс слова, которые Гарри так и не смог ни забыть, ни простить.

– Гловер, – приказал он своему дворецкому, – на парадном крыльце валяется мусор. Убери его.

После этого он развернулся и ушел обратно в дом. Маркус и Нэш, не говоря ни слова, последовали за ним.

Отец и братья леди Антеи тоже отбыли восвояси, оставив Гарри на попечении нескольких лакеев, которые и перенесли его на конюшню отца, привели в порядок и отправили в дом тётушки в наёмном экипаже.

Вскоре после этого Гарри ушёл на войну – ему было наплевать, погибнет он или останется жив. Несколько раз он находился на волоске от смерти, но Гэйбу и друзьям каким–то образом удавалось уберечь его от смерти до возвращения домой.

Он поклялся никогда больше не любить и не связываться со светскими леди.

Так зачем же он сделал предложение дочери ещё одного графа? Гарри был уверен: к леди Антее это не имело никакого отношения.

Он уже встречался с ней в прошлом году. Она вышла замуж за Фредди Соффингтон–Грина и явилась на приём по случаю бракосочетания Гэйба, одетая в золотистое платье, из которого её прелести едва не вываливались.

Её появление ничуть не задело Гарри, наоборот, – он почувствовал лёгкое отвращение от того, что мог настолько опуститься и влюбиться в такую банальную женщину. Наблюдая в присутствии друзей и родственников за её поведением, Гарри понял, каким же неопытным юнцом он был много лет назад… и что с ним сделала эта дурацкая любовь.

Он полюбил леди Антею со всем пылом юного сердца.

Сравнивать её с Нелл – всё равно, что ставить рядом голубку и змею.

Так что его чувство к Нелл – ни в коем случае не любовь. Это что–то… попроще… и получше.

Он снова пустил Клинка в галоп и поскакал сломя голову вдоль гряды холмов, огибая полукругом лежавший в долине город.

Тетушка Мод ошиблась насчёт мотивов его ухаживания за Нелл. Дело не в титуле, он хотел её вовсе не из–за этого.

Он был в этом уверен… почти.

Его глаз уловил какое–то движение. Маленькая фигурка в коричневой шляпе энергично передвигалась по тропинке, пролегающей между каменной стеной и невысокоми зарослями кустарника. Что–то в этой шляпке показалось Гарри знакомым. На Нелл была очень похожая, когда он встретил её в Галерее. Она совсем ей не шла.

Гарри, не торопясь, подъехал ближе.

– Добрый день, леди Элен, – поприветствовал он.

Она остановилась, обернулась и напрямик спросила:

– Мистер Морант, вы что – следите за мной?

– Нет. Я решил проехаться и подышать свежим воздухом. Рискну предположить, что вы прогуливаетесь по той же причине.

– Да, естественно.

Она собралась продолжить путь.

– Не могли бы вы на минутку задержаться и поговорить со мной?

Нелл замялась:

– Я не могу задерживаться. Не позднее чем через час я должна вернуться обратно.

– Можно мне с вами прогуляться?

– Да, – немного подумав, ответила она, – но только, если вы пообещаете не повторять вашего предложения. И не делать ничего… возмутительного.

Гарри широко улыбнулся.

– Если вы имеете в виду ещё один поцелуй, то осмелюсь вам напомнить, что между нами стена.

Она смутилась.

– Я знаю, в противном случае я бы ни за что не согласилась. Я согласна просто поговорить, но не более.

– Даю вам слово, – он перекинул ногу через седло и спешился. – Мы будем гулять, говорить о ничего не значащих предметах, а Клинок порадуется, вполне вероятно, последней в этом году возможности пощипать свежую травку.

Девушка глубоко вздохнула.

– Воздух здесь такой свежий и чистый, не правда ли?

Она сделала ещё несколько шагов и добавила:

– Мне ещё не скоро представится возможность подышать свежим воздухом. Завтра мы уезжаем в Лондон.

– Завтра? – вздрогнув, уточнил Гарри. – Я думал – через два дня.

– Миссис Бисли наскучил Бат. Она полагает, что лондонские развлечения придутся ей больше по вкусу.

По её тону Гарри догадался, что она испытывает в отношении Лондона схожие с ним чувства. Он небрежно заметил:

– Разве вам не нравится Лондон?

Нелл строго посмотрела на него, словно предупреждая: не стоит вновь поднимать запрещённые темы, а потом сказала:

– Из того сезона, что я провела в Лондоне, мне вспоминаются только лишь туманы.

– Я ненавижу Лондон, – заявил Гарри, – и предпочитаю туда не ездить, если это возможно. Мне там нечем дышать.

Она ничего не ответила, просто перегнулась через стену и стала наблюдать, как Клинок пощипывает травку. Гарри следил за сменой эмоций на её лице.

– Как бы мне хотелось хоть разок проскакать по полям, – сказала Нелл.

– Если хотите, я возьму вас с собой.

Она скорчила забавную гримаску.

– Перед собой привяжете, как тюк, или позади, как поклажу? Хорошая идея, но мне совсем не подходит, благодарю.

Он тут же протянул ей поводья.

– Тогда сами поезжайте на нём верхом. Я уверен, вы умеете.

Девушка рассмеялась.

– На таком седле? В этой юбке? С неприлично оголенными ногами?!

От такой идеи у Гарри пересохло во рту.

– Вы ведь прежде ездили верхом?

– Я тогда была сумасбродной, дикой девчонкой, – усмехнувшись, призналась Нелл, напустив на себя сокрушённый вид. – У меня для таких случаев имелась специально пошитая юбка, под которую я надевала штаны. Однако, когда об этом узнал папа, он пришёл в ужас и заставил меня пообещать, что я никогда больше не стану так делать.

– И вы больше никогда так не делали?

– Нет. Я же пообещала. Папа знал, что я не нарушаю своих обещаний.

Гарри заметил, что она слегка подчеркнула слово «своих», словно её отец не отличался подобной обязательностью, и подумал, что раз этот человек спустил за игорным столом всё своё состояние, скорее всего, так оно и было.

– Вы и сейчас девчонка, – напомнил он Нелл.

На её лице появилась кислая мина.

– Нет. Теперь уже нет. Когда я была девчонкой, я была такой невинной и такой наивной. Я думала, что окружающий меня мир никогда не изменится, – сказала она, а потом уныло добавила: – Понимаете, я жила в мире грёз, в таком красивом розовом мыльном пузыре.

Гарри понял, что пузырь лопнул.

Нелл печально вздохнула.

– Мне нужно возвращаться. Миссис Бисли решила прилечь – у неё очередная голова, – но она скоро встанет, – Нелл хихикнула. – Она так называет головную боль – «очередная голова», – а я каждый раз, когда слышу это, представляю, как она открывает сундук и выбирает одну из лежащих в нём отрубленных голов, – она шаловливо сверкнула глазами на Гарри. – Глупо, я знаю.

Он покачал головой, не в состоянии придумать, что сказать. Когда она смотрела на него вот так – весело поджав губы, а в глазах плясали искорки, – он мечтал лишь об одном: перемахнуть через стену и зацеловать Нелл до бесчувствия.

Она отвернулась.

– Клинок – такое красивое животное. Можно я его угощу?

– Да, конечно, только будьте осторожны, когда речь заходит о еде, он не всегда ведёт себя по–джентльменски.

Нелл достала из кармана юбки немного потемневший яблочный огрызок. Заметив взгляд Гарри, она пояснила:

– Боюсь, это давняя привычка. Я всегда припрятывала свои яблочные огрызки. Всё забываю, что у меня больше нет лошадей.

Она протянула ладошку и тихонько поманила:

– Клинок, красавчик мой, посмотри, что у меня для тебя есть!

От этих слов Гарри почувствовал, что у него кое–что твердеет. Слава богу, что между ними стена! Клинок в ответ нетерпеливо вытянул голову и жадно обнюхал лакомство. На всякий случай Гарри крепко ухватился за недоуздок, однако конь аккуратно взял огрызок с ладони Нелл.

– Ах, какая клевета! Ты не джентльмен – скажут тоже! Разве у тебя не прекрасные манеры? – сказала Нелл коню, одной рукой поглаживая его нос, а вторую протягивая, чтобы почесать ему за ушами. – Тебя это нравится, да, дорогой?

Гарри терзался желанием сказать, что ему это тоже бы понравилось, однако он понимал, что она тут же улизнёт.

– Эти прекрасные манеры – результат долгого обучения, вопреки его врождённому характеру. С незапамятных времён его породу приучали кусать всех, кроме хозяина.

Нелл подняла на него глаза, нахмурив лоб.

– Его породу? Я слышала только об одной породе, разводимой для войны, – зиндарийские боевые лошади, но они, как полагают, выдумка.

– Эта выдумка только что слопала ваш яблочный огрызок, – заявил Гарри.

Прекрасные глаза молодой женщины широко распахнулись от удивления.

– Вы имеете в виду…

Нелл обернулась, чтобы как следует рассмотреть Клинка.

– Он отличается от лошадей, что мне доводилось видеть, мне помнится, как я любовалась им в тот первый раз, в лесу. Это и в самом деле зиндарийский боевой конь?

– Да, а в конюшнях Фермин–Корта ещё семь таких же, – Гарри не смог скрыть прозвучавшую в его голосе гордость.

– Ещё семь?! – воскликнула она. – Но как вам это удалось?

– Мой брат женат на принцессе Зиндарии. Они с женой подарили мне Клинка. А мой компаньон, Итен Делани, владеет остальными семью. Он заслонил собой от пули маленького наследника престола и этим спас его жизнь. В награду принц–регент пожаловал Итену право получать на его выбор по семь лошадей из королевских конюшен Зиндарии каждый год в течение семи лет.

– Да это же будет сорок девять зиндарийских лошадей! – ахнула девушка.

– Да, а у Итена глаз на лошадей наметанный. Он выберет лучших из лучших и, скрещивая их с самыми прекрасными и самыми быстрыми английскими чистокровными скакунами, мы рассчитываем создать племенных лошадей, которые будут известны на всю Европу.

– Зиндарийские боевые лошади, – чуть слышно повторила Нелл. – До сего момента я никогда не верила в их существование. Клинок очень быстрый конь, я видела чуть раньше, как вы с ним скачете вдоль холма.

– Да. Я собираюсь выставить его на скачках в следующем сезоне.

Так значит, она за ним следила, подумал Гарри, пряча усмешку. Вот плутовка, а сама, столкнувшись с ним, заявила, что он преследует её.

– Ах, как бы мне хотелось увидеть вместе всех восьмерых!

– Вы в любой момент можете вернуться со мн…

– Пожалуйста, не надо! – оборвала она Гарри. – Вы же обещали, что не станете снова просить меня.

– Да. Сожалею. Сегодня не стану, – ответил он, ничуть не сожалея.

По мнению Гарри, её заворожила его с Итеном затея. Так, какого же чёрта она собирается делать в таком месте, как Лондон, где любая идея будет задушена на корню?

– Зачем вы едете в Лондон?

Она пристально посмотрела на него.

– Я разыскиваю кое–кого.

– Мужчину?

– Нет.

– Кого же?

– Это касается только меня.

Гарри понял, что она не собирается больше ничего рассказывать.

– Вы влюблены в кого–то? – не удержался он.

Нелл остановилась и повернулась к нему с неодобрительным видом.

– Я не нарушаю своего обещания, – поспешно заявил Гарри, – просто… поддерживаю разговор.

– Разговор? Да это скорее напоминает допрос.

– Извините. Я не слишком–то хорошо умею вести вежливые беседы, – ответил он.

Нелл наградила его подозрительным взглядом.

– Это правда, – заверил он девушку, – когда я был подростком, двоюродная бабушка Герта учила меня и моего брата Гэйба вести вежливую беседу. Это происходило каждое воскресенье после полудня. Настоящее мучение! В этом деле я оказался жалким неудачником. Впрочем, и сейчас остаюсь таким же.

Её лицо разгладилось.

– Ой ли?!

Он сокрушённо кивнул.

– Мой друг Итен называет меня пнём. Имейте в виду, сам–то он говорит без умолку. Он ирландец – у него с рождения язык неплохо подвешен, – Гарри задумчиво улыбнулся. – В Испании рассказы Итена помогали солдатам позабыть про страх и пустые животы…

– Папа тоже обладал таким даром, – перебила его Нелл, – в нём было столько обаяния… а его рассказы… Он даже сам в них верил.

Она горестно вздохнула и пошла дальше.

– Расскажите мне ещё о вашем друге Итене, – попросила Нелл.

– Он старше всех нас, ему около сорока. И хотя на вид он кажется довольно непривлекательным и устрашающим, в нём есть что–то от денди. Итен из тех людей, что истекают кровью от полудюжины полученных в бою ран, но при этом шумно сетуют об испорченном камзоле.

Нелл рассмеялась.

– Это ведь он был с вами в лесу?

– Да, это был Итен, – ободренный её интересом, Гарри продолжил: – В армии, если честно, он не принадлежал нашему кругу: мы были офицерами, он – сержантом, а офицеры не общаются с нижними чинами. Но у него холодная голова, а мы тогда были неопытными зелёными глупцами. Пару раз он спасал нас от ошибок, которые могли стоить жизни. Мне всегда нравился Итен, к тому же в обращении с лошадьми ему нет равных, поэтому после ухода из армии мы с ним на пару решили заняться разведением скакунов.

– Так вы говорите, он старше. А у него есть семья?

– Нет. Он сказал, что за кем–то ухаживает, однако я не представляю, за кем. После войны я ни разу не видел его в обществе женщины. Как я уже упоминал, он не писаный красавец – не то, чтобы это сильно волновало всяких там сеньорит и мадемуазелей, – но в Англии я замечал его лишь с одной женщиной, – он замолчал, нахмурившись. – Тибби?! Нет, этого просто не может быть.

– Тибби? – заинтересованно переспросила Нелл.

– Мисс Тибторп. Бывшая гувернантка моей невестки.

– Она старая?

Гарри покачал головой.

– Нет. Это чопорная маленькая востроносая старая дева, застегнутая на все пуговицы. Ей далеко за тридцать, и она самая сдержанная женщина из всех, что мне довелось повстречать, – он взглянул на Нелл и тихонько добавил: – При этом силы воли у неё хватит на двоих. А ведь, если вдуматься, в прошлом году они, пожалуй, провели слишком много времени вместе. Я–то решил, что из–за мальчиков, но…

– Мне нравится, как звучит имя Тибби, – сказала Нелл, – и Итен тоже неплохо звучит.

– Да уж, Тибби – маленькая зануда, а Итен – замечательный парень; конечно, сердцу не прикажешь… Просто поразительно. Нет же! Тибби в Зиндарии. Это не она. Любовницы Итена всегда были восхитительны. С чего бы ему захотеть жениться на безнадёжной старой деве? К тому же у неё ни пенса за душой.

– Судя по всему, она похожа на меня, – тихо сказала Нелл.

– Нет, вы – красавица, – рассеянно заметил Морант, – но Тибби и Итен… я поражён…

Гарри направился вперёд, погрузившись в размышления.

Нелл смотрела ему вслед, не зная, радоваться ей или огорчаться. Он только что назвал её красавицей. Не раздумывая, без какого–либо умысла и даже не понимая, что он сказал…

Никто и никогда не называл Нелл красавицей. Кроме, может быть, её матери, когда девушка была ещё ребёнком. И, конечно, отца.

– Я… я и в самом деле должна идти, – выдавила она охрипшим голосом. – Надеюсь, и Тибби, и Итен обретут своё счастье.

Гарри сконфуженно обернулся.

– Извините. Я надоедаю вам рассказами о людях, абсолютно вам незнакомых. Я же говорил, что я не слишком хороший собеседник.

– Нет, что вы, это было очень увлекательно! – искренне ответила Нелл. – Я наслаждалась каждым мгновением нашей беседы.

Их взгляды встретились. Нелл отвела глаза первой.

– С вами у меня не было никаких шансов на успех, я прав? – тихо спросил он.

– Да. Я сожалею, но не при нынешних обстоятельствах.

Гарри пристально вглядывался в её лицо, словно пытаясь отыскать в её словах тайный смысл. Не в силах вынести его проницательного взгляда, Нелл опустила глаза.

– Если бы мы встретились год назад, тогда, возможно… – она безнадёжно махнула рукой. – А сейчас мне и в самом деле нужно идти. Мы уезжаем завтра утром.

– Так, значит, я вижу вас в последний раз?

Она замешкалась.

– Да. Миссис Бисли осталось нанести всего лишь один визит в Галерею, чтобы завершить лечебный курс минеральных вод, предписанный доктором. Она пойдёт туда с утра пораньше, чтобы мы могли своевременно отправиться в путь.

Гарри угрюмо кивнул. У него в запасе всего один день. Даже меньше.

– Для меня было большой четью познакомиться с вами, мистер Моат, – произнесла Нелл с едва заметной дрожью в голосе. Она протянула ему руку через стену.

Гарри снова поймал её взгляд и, перевернув её руку, запечатлел поцелуй в самом центре ладошки. Девушка, едва касаясь, словно перышком, прошлась пальцами вдоль его подбородка, а потом отдёрнула руку.

– П–пожалуйста, когда вернётесь, передайте всем в Фермин–Корте мои наилучшие пожелания и… – голос её сорвался, поэтому она продолжила чуть слышно: – Берегите их. И себя тоже. П–прощайте, Гарри Морант.

Нелл повернулась и пошла прочь, спускаясь с пригорка. Через несколько минут Гарри её уже не видел.

Он с задумчивым видом оседлал Клинка. Всё, что он узнал о Нелл за прошедший час, лишь подтверждало его прежние догадки. Из неё должна получиться идеальная жена для него.

И не потому, что она – дочь графа, а потому, что она – Нелл.

Загрузка...