Екатерина II, её происхождение, интимная жизнь и политика

Слава и падение Орлова

В течении целого десятилетия умел Григорий Орлов держаться в милости у своей венценосной метрессы. Причем в течении всего этого времени он не переставал трудиться над тем, чтобы «узаконить свой преступный брак пред святым алтарем» и стать, так сказать, чем-то вроде принца-супруга. Но несмотря на всю его энергию, планы эти постоянно расстраивались его завистниками и конкурентами; особенно энергично боролся против брака Орлова с Екатериною граф Панин, которому поручено было воспитание молодого наследного князя Павла, и, как кажется, Екатерина не была недовольна поведением графа Панина, ибо судя по тому безотчетному страху, который она испытывала пред своим любовником, ей не хотелось быть навсегда связанной с Григорием Орловым.

Она возвела его в княжеское достоинство, но и этим не особенно удовлетворила ненасытное честолюбие этого выскочки.

Соглашаясь лишиться своего высшего честолюбивого стремления, он требовал, чтобы по крайней мере корона и трон были обеспечены его сыну, родившемуся в 1762 г. от связи с Екатериной. Что же касается салтыковского отпрыска, Павла, то по понятиям и стремлениям Орлова, последнего следовало лишить всех данных ему Елизаветою прав. С этой целью Орлов принимал всевозможные меры, чтобы только сделать сердце Екатерины чуждым к наследнику, великому князю Павлу.

И не без основания думал так Орлов. В то время знаменитый указ Петра I, по которому всякий правитель мог назначать себе преемника, был в полной силе и применении, и потому являлось самой простой вещью лишить Павла всех прав на престол и назначить в наследники сына Орлова, который пока рос и воспитывался под именем Бобринского.

Павла развращали систематически. Изменник Тяглов, преданный друг и приятель Орлова, руководил наследника в его занятиях государственными науками. И чтобы молодому князю сделать государственные науки наивозможно менее интересными, он приносил из сената целые фолианты различных актов и заставлял Павла разбираться в них. Нечего удивляться, что юный ученик скучал и тяготился подобными науками и, пользуясь этим, Орлов и Тяглов объявили Павла неспособным к государственной деятельности и требовали назначения другого наследника.

Однако и враги Орлова не дремали и всюду умели оказывать дружное противодействие «первому мужу» государства, а потому план Орлова: обеспечить за своим родом российский престол, так и остался неосуществленным.

Екатерина воспитала молодого Бобринского в кадетском корпусе и, подарив ему миллион рублей, послала его для дальнейшего образования за границу. Он жил попеременно то в Италии, то в Англии, то во Франции, и при этом всюду отличался столь скандальными историями, что его «maman», не желая ронять в глазах Европы свое фамильное реноме, поспешила вытребовать этого шалопая обратно в Россию и назначила ему постоянное местожительство в Ревеле.

Здесь жил Бобринский под ближайшим надзором некоего Завадовского, бывшего и вышедшего в отставку любимца Екатерины, до тех пор пока его сводный брат Павел, в припадке великодушия, не призвал его к своему двору, произвел Бобринского в графы и наградил весьма щедро чинами и поместьями. Впрочем Бобринский был не единственный отпрыск, происходивший от конкубината Екатерины с Гр. Орловым. Другой их сынок, получивший имя Галактеон, постоянно жил и воспитывался в покоях Екатерины в качестве «незнакомого любимца». Его очень рано произвели в офицеры и послали для образования в Англию, но там этот благородный отпрыск предался столь непомерно половым удовольствиям, что по истечении немногих лет умер от сухотки спинного мозга.

Третий сын их назывался «Воспяной» и в качестве юного пажа умер в Петербурге. И наконец, две дочери, родившиеся у Екатерины от связи с Орловым, воспитывались во дворе Екатерины под названием «племянниц камер-юнгферы Протасовой».

Старшая из девушек вышла замуж за генерала графа Буксгевдена, вторая — за немецкого поэта Макса Клингера, который променял лиру на меч и дослужился в России до генерала.

Несмотря на столь многочисленные «залоги любви», которыми Екатерина щедро награждала своего фаворита, их любовная связь не была прочна. Орлов очень часто изменял императрице, когда ему было угодно и когда представлялся случай, а случай представлялся на каждом шагу. Придворные дамы, имея перед собой достойный пример половой распущенности в лице Екатерины, мало отличались целомудрием и старались не отставать в разврате от своей повелительницы. Таким образом в истории засвидетельствован факт, что в 1770 г. из гатчинского дворца в глухой монастырь в Савойских горах перевезли ребенка, который происходил от побочной связи Григория Орлова с одной из придворных дам.

Точно также известно, что когда однажды, уже будучи старой женщиной, Екатерина гуляла в парке Царскосельского дворца, неожиданно из кустов выскочила молодая девушка, которая бросилась Екатерине в ноги и молила ее помочь ей и её матери в их горькой нужде. Оказалось, что дама эта была дочерью Орлова и бывшей фрейлины императрицы, о которых Орлов совершенно не заботился.

Екатерине ничего более не осталось, как помочь несчастным женщинам, но чтобы на будущее время гарантировать себя от нового появления детей своего бывшего фаворита, она приказывала каждый раз, когда шла гулять в парк, закрывать все его ворота и не впускать постороннюю публику.

Но не одному лишь Орлову может быть поставлен упрек в неверности. Екатерина также не отличалась таковою, это доказано множество раз.

Не подлежит, напр., никакому сомнению, что любовное ложе в спальне Екатерины Алексей Орлов разделял в одно время со своим братом Григорием. Сцены ревности, то из-за одного, то из-за другого «красивого молодого человека», между любовниками не были редкостью. К обеду и ужину Екатерина с предпочтением приглашала молодых и рослых людей, что нередко приводило Орлова в очень тяжелое и неуютное расположение духа. По словам Гельбига, по мере того, как Орлов всё более утверждал свое положение у императрицы, он становился грубее и невоздержаннее в своем публичном поведении. Правила приличия были ему совершенно чужды. «Его связь с Екатериной носила тот же внешний характер связей, каким отличаются связи с низкими женщинами, — говорит тот же автор, — его прельщала в женщине лишь одна физическая сторона».

Неудивительно поэтому, что этот грубый и жестокий патрон стал, наконец, в тягость императрице, и она вместе со своими новыми поверенными стала придумывать способы, как бы отделаться от него.

В 1771 г. Екатерина послала его в Москву, где в то время проявилась страшная эпидемия чумы. Он должен был принять меры против распространения заразы. При этом злые языки говорили, что императрица нарочно послала Орлова в Москву, чтобы сделать его жертвой чумы, но Орлов нисколько не пострадал от коварной болезни и цел и невредим вернулся в Петербург, где он был встречен с необыкновенными почестями и внешним эффектом. Триумфальными арками, нарочно выбитыми медалями и проч. встречали его, как «победителя чумы».

Екатерине пришлось придумывать новый предлог, чтобы избавиться от этого строптивого и назойливого друга, и вот она поставила ему ловушку, в которую честолюбивый Орлов удачно попал: т. е. он поддался убеждением и отправился, окруженный необыкновенной помпой, в качестве уполномоченного в Валахию для заключения мирных переговоров с Турцией.

Будучи уже на месте назначения и ведя переговоры, он вдруг неожиданно узнал, что его место в будуаре Екатерины занял другой претендент; его личный враг, граф Панин, сумел пристроить на место первого любовника молодого и красивого гвардейского лейтенанта Александра Васильчикова.

Орлов страшно рассвирепел от злости; он тотчас оставил турок и начатые с ними переговоры и без отдыха день и ночь скакал на перекладных к Петербургу, торопясь спасти то, что еще можно было спасти. Но его дело теперь было окончательно проиграно. На дороге ему попался посланный Екатериною курьер, который и объявил Орлову, что императрица приказывает ему отправиться в ссылку в Гатчинский дворец.

Орлов кипел от злости и ужаленного честолюбия. Как мог он расстаться с ролью первого властителя в государстве! Исполненный самого жгучего желания во что бы то ни стало отомстить, он день и ночь приискивал случай, как бы уничтожить те преграды, которые отделяли его от Екатерины.

Могучая императрица дрожала пред ним в «рабском страхе», как выражается Гельбиг, и когда граф Панин старался успокоить ее, она с боязнью ответила: «вы не знаете его, он способен извести меня и наследника».

И действительно, не на шутку боялась Екатерина Орлова; она велела приделать к дверям своей спальни крепкие запоры, а её камердинер Сахаров должен был с заряженными пистолетами караулить у её дверей.

Страх перед Орловым был столь велик, что ему было очень любезно предложено отказаться добровольно лишь от его сутенерской роли, всё же прочее должно было остаться по-старому. При этом требовании Екатерина прислала Орлову I миллион рублей, которые, «она была ему должна», как говорилось в грамоте. Он взял деньги, но не перестал настаивать на всех своих правах и угрожал Екатерине по-прежнему. И в один прекрасный вечер в 1772 г., Орлов, действительно, предстал перед не знавшей куда деться от страха Екатериной. К её счастью дело обошлось менее опасно, как предполагалось: Орлов просил царицу позволить ему остаться лишь её другом и помирился с ней.

Тут то мир узрел пример благородной и чистой дружбы: Екатерина подарила своего экс-любовника тысячами крепостных, назначила ему ежегодную пенсию в сто пятьдесят тысяч рублей, заказала во Франции роскошнейший серебряный сервиз стоимостью в ¹/₄ миллиона рублей и построила в Петербурге ему чудный мраморный дворец. Орлов, со своей стороны, купил у армянских купцов за полмиллиона рублей известный большой бриллиант, который поныне носит имя Орлова и составляет гордость России.

Смотря на эти сцены нежности, русский народ плакал, но только не слезами умиления, а слезами голода и горькой нужды.

Таким образом, после многих усилий, с внешней стороны последовало примирение, но в душе Орлова всё еще не переставала кипеть ярая злоба. Не находя себе нигде покоя, Орлов бросался из одного места в другое, то жил он за границею, то в Ревеле, то в Москве, затем опять в Петербурге. Как братоубийца Каин, скитался он из одного города в другой! И всегда он возвращался к месту своих преступлений и пороков, к грешному Петрополю, ко двору Екатерины.

К этому времени Екатерина уже удалила от себя слишком вежливого и благородного Васильчикова, и «почетный пост» в её будуаре принадлежал бессовестному искателю приключений Потемкину, который прежде всего отличался тем, что умел оберегать Екатерину от Орлова.

Орлову теперь было предложено жениться на прелестной придворной даме Екатерины, причем последняя подарила своей «наследнице», между прочим, необыкновенно ценную и изящную гарнитуру из золота и бриллиантов.

Орлов обвенчался, но молодая княгиня скоро умерла, не оставив ему потомства.

Таким образом, Орлов снова вернулся из-за границы в Россию и снова стал надоедать при дворе, беспокойство доходило в нём до болезненности, при чем у него появилось нечто вроде помешательства, и ему казалось, что он призван всем говорить правду.

Трудно передать, до какой степени царствовала распущенность нравов при том дворе, спутниками которого были низость, подлость, коварство, ложь и лесть. Орлов в громадных собраниях во дворце открыто говорил Екатерине, что он думает о ней самой и об окружающих. Комплименты того времени мало отличались от тех, какие мы теперь слышим лишь в обществе прислуги. Общественные интересы совершенно никого не привлекали и всякий заботился лишь об удовлетворении своих животных и других первой необходимости потребностей. С внешней стороны нравы били на заграничный эффект, но по своему внутреннему содержанию они мало отличались от самого низкопробного общества.

Но всему бывает конец, а потому и Орлову пришлось подчиниться общему течению. По свидетельству Гельбига, враги Орлова решили, наконец, раз навсегда разделаться с ним, и с этой целью дали ему значительную по их соображениям дозу яда, но необыкновенно крепкая и живучая натура князя хотя и пострадала, но всё-таки благополучно вынесла отраву. Модное в то время средство избавляться от назойливых людей повторили бы и еще раз, но скоро Орлов впал в острое помешательство: он, как пишет Массон, в припадках исступления пожирал свои собственные экскременты и постоянно видел самые ужасные галлюцинации. Картина смерти императора Петра III постоянно стояла перед ним. Наконец, в апреле 1783 г., после тяжких страданий он умер.

Еще до смерти Григория Орлова, стала меркнуть звезда и брата его Алексея. Он всё еще оставался командующим русским флотом, был щедро пожалован чинами и наградами за победы над турками, но несмотря на это, он так же, как и его брат Григорий, не мог помириться с мыслью, что другой фаворит — Потемкин — заслоняет своим блеском имя Орловых. Поэтому он скоро сложил с себя все должности и отправился на жительство в Москву, где в то время собирались все, кто были недовольны событиями при дворе в Петербурге. Он скоро женился на одной фрейлине, с которой уже раньше жил, и его дочь с 10 лет поступила придворной дамой во дворец Екатерины. Его сын служил офицером в гвардии.

В конце восьмидесятых годов этот блестящий молодой офицер должен был стать любовником уже престарелой развратницы, но князь Потемкин не решился из-за высокомерия его отца назначить молодого Орлова на столь важный государственный пост.

Когда несколько лет спустя, сын Екатерины Павел вступил на престол, он приказал привезти в Петербург старого одержимого подагрой Алексея Орлова. Павел придумал следующее отмщение за смерть своего «отца», удушенного Петра III: при перенесении тела Петра III из Александро-Невской лавры в Петропавловскую крепость, Орлов и другой из живых соучастников смерти Петра, князь Барятинский, должны были нести перед гробом их жертвы государственные клейподы. Более трех четвертей часа старые негодяи шли в процессии и подвергались со всех сторон проклятиям и издевательствам толпы.

Алексей Орлов, не желая более подвергаться унизительным насмешкам и оскорблениям, поспешил скрыться за границу, где он и находился до тех пор, пока не был умерщвлен император Павел. Тогда только он вернулся в Россию и умер в Москве в 1808 г.