Экстрим по Интернету

ГЛАВА 2 КЛАДБИЩЕНСКИЕ ПОВОРОТЫ

— Это не совсем обычная игра, — начал Вадик. — Она реально-виртуальная. Вы когда-нибудь играли в «бродилку»? Ну, это такая компьютерная игра.

— Я в компьютерные игры не играю, про «бродилку» первый раз слышу.

— В «бродилках» виртуальный герой бродит по всяким лабиринтам, закоулкам, сражается с разными волдырями. Например, принц должен попасть в крепость-замок. На пути он встречается, к примеру, со Змеем Горынычем, с вурдалаком, с Соловьем-разбойником. Если принц побеждает эту нечисть, то попадает в крепость. Это значит, что одна миссия выполнена, и игрок переходит на второй уровень игры. На втором уровне принц должен разыскать в замке принцессу. Он снова сражается со всякими тварями и находит ее. Значит, вторая миссия тоже выполнена, и игрок переходит на третий уровень игры. Потом оказывается, что принцесса — жаба конкретная, в смысле Царевна-лягушка. Принцу надо ее расколдовать. Если расколдует, то перейдет на четвертый уровень, а там у него снова возникнут разные напряги. Справится — перейдет на пятый уровень, потом на шестой, на седьмой и так далее. Понимаете? — спросил Вадик Ситников.

— Понимаю, — кивнула Вера Павловна. — Но при чем здесь грязный милиционер и связанный человек в брезенте?

— Они — часть нашей игры. Мы как бы перенесли виртуальную «бродилку» в реальность. Милиционер — это нечисть, которая мешает игроку выполнить миссию. А связанный человек играл роль трупа, который мы должны перенести в «Сокольники», несмотря на все преграды. Ну, задание у нас было такое, понимаете?

— Ты хочешь сказать, что милиционер играл с вами? — снова удивилась Вера Павловна.

— Ой, да нет же, нет! — произнес Вадик с досадой, словно учитель, говорящий с непонятливым учеником. — Милиционер — это одно из препятствий, ну, как забор или река, которые появляются на пути и мешают быстро выполнить миссию. Он просто выполнял свой долг, следил за порядком в «Сокольниках», а когда увидел нас с «трупом», то решил остановить. Короче, на милиционера мы наткнулись случайно, а жмурик, ну, тот связанный пацан в брезенте, он, как и мы, участник игры.

Пузырь подумал, что Вадик сейчас окончательно запутает Веру Павловну, и вмешался в разговор.

— В общем, все просто, как огурец, — сказал он. — Идея игры не новая, что-то похожее уже было в кино и по телику. Сейчас многие играют в подобные игры. Сами придумывают правила, названия, открывают собственные сайты в Интернете. «Схватка», «Дозор», «Охота», «Ночная зона» — это все варианты одной игры.

— А ваша как называется? — спросила Вера Павловна.

— «Капкан».

— Так в чем же цель игры?

— Надо выполнить задание, то есть миссию, узнать ключ-код и перейти на следующий уровень. Играют обычно несколько команд под руководством своих бригадиров. Побеждает та бригада, которая первой проходит все уровни. Задания, подсказки и коды получают и передают через Интернет, связываясь с организатором игры. Игровое поле — весь город. Обычно это такие места, где темно, жутко и опасно. Это могут быть подвалы многоэтажек, развалины заброшенного дома, где лестницы без перил и на каждом углу можно столкнуться с пьяными бомжами или с отмороженными беспризорниками. Организатор игры прячет код где и как угодно: может положить записку с кодом в подземном коллекторе, написать код на брезенте, напечатать в газетном объявлении, привязать к дереву или приколоть к пиджаку агента.

— Какого агента? — заинтересовалась Вера Павловна.

— Агенты — это люди организатора игры. Кроме организатора, их никто не знает в лицо. Встреча с агентами — самая прикольная часть игры. Представьте, что вам дали поручение подкараулить в определенном месте человека в желтых ботинках и выхватить у него красный пластиковый пакет, в котором лежит конверт с кодом. Однажды игрок выхватил пакет у совершенно непричастного мужика, который просто вышел за хлебом с красным пакетом и в желтых ботинках.

— Но ведь это можно расценить как грабеж, — сказала Вера Павловна.

— Ну, любая игра без конфликтов редко обходится, — развел руками Вадик. — В хоккее драки случаются, футболисты иногда ноги соперникам ломают. И ничего. Игроки должны выходить с достоинством из любых ситуаций. А чтобы не попасть в дурацкую историю, надо мозгами шевелить.

— В этой игре силы и ловкости мало, надо еще, чтобы чайник хорошо варил, — сказал Вадик, посмотрев на Витю Пузыренко. — Если бы мы сегодня додумались развернуть брезент возле машины Фиделя, то сразу бы узнали код. Тогда бы нам не пришлось рисковать, тащить жмурика в парк.

— Фидель — бригадир нашей команды, — объяснил Пузырь Вере Павловне. — Сегодня он устроил нам проверку: высадил недалеко от «Сокольников» и велел перенести «мертвеца» в парк. Мы с заданием справились, так что в следующий раз будем играть наравне с другими игроками.

— Фидель привез вас на машине? — спросила Вера Павловна.

— Ну да.

— Значит, он — взрослый человек? Неужели взрослые тоже играют в такие игры?

— Играют все! Школьники и солидные ученые, домохозяйки и байкеры, интернетчики и серьезные предприниматели.

— Невероятно… — изумленно произнесла Вера Павловна.

— Что ж тут невероятного? Кто-то в футбол играет, кто-то в казино. Одни в ночных клубах оттягиваются, другие марки собирают. А есть люди, которые выбирают «Капкан». Это же чистый адреналин! Столько эмоций, мама не горюй! — горячо говорил Вадик. — Надо передвигаться по ночным улицам, распутывать задания, преодолевать препятствия. Организатор каждый раз придумывает уйму улетных, рискованных приколов. В общем, караул полнейший!

— Понятно, — сказала Вера Павловна. Она хотела еще что-то добавить, но отвернулась и замолчала. Опустив глаза, задумчиво смотрела на капот своей машины. В ее молчании чувствовались напряженность, желание выговориться.

Это молчание длилось несколько секунд. Неподалеку слышался стук молотка, раздавались голоса монтировщиков. Воздух возле циркового шатра был наполнен запахом песка и опилок. День обещал быть ветреным и холодным. Когда солнце спряталось за огромным белым кучевым облаком, ветер показался ледяным. Пузырь и Вадик, не сговариваясь, почти одновременно подняли воротники своих курток. Ребята смотрели на Веру Павловну и не понимали, закончен разговор или нет, можно уйти или будут еще вопросы. Наконец Вадик произнес:

— Ну, мы пошли?

— Да, конечно, идите, — встрепенулась Вера Павловна. — До свидания.

Ее впалые, слегка припудренные щеки как-то странно дернулись, что, наверно, означало улыбку. Когда ребята повернулись, чтобы уйти, она вдруг спросила:

— А Дина тоже играет с вами в эту игру?

— Нет, ваша дочь отказалась, хотя мы ей предлагали, — сказал Пузырь.

— А вчера вы с ней виделись?

— Нет.

— Значит, она мне снова соврала, — рассеянно пробормотала Вера Павловна. — Она сказала, что вчера весь день была с вами.

— Честно говоря, мы с ней давно не пересекались. В начале каникул виделись пару раз, а потом даже перезваниваться перестали, — сказал Вадик. — Я несколько раз звонил, хотел поболтать, но у нее каждый раз не было времени.

— Значит, Дина врала мне все это время. Она постоянно мне врет. — В голосе Веры Павловны зазвенела горечь. Она старалась улыбаться, но выглядела так, словно готова была от досады разнести свою машину в пух и прах.

— Да вы не переживайте. Наверно, Динка что-то напутала, — попытался успокоить ее Пузырь.

— У нас дома стали пропадать вещи, — сказала Вера Павловна. — Дина выносит их из дома.

Она произнесла это настолько просто, без всяких претензий и жалости к себе, что ребята сначала даже не поняли, о чем идет речь.

— В каком смысле? — спросил Вадик.

— Дина стала воровать. — Вера Павловна принялась рассеянно соскребать ногтем крохотное пятнышко грязи на капоте и заговорила, не поднимая взгляда: — Две недели назад пропала моя золотая цепочка, потом улетучился мой старый мобильник, которым я давно не пользуюсь. На прошлой неделе из шкатулки испарилось мое кольцо… Что исчезнет завтра, я не знаю.

— Вот те раз… — произнес Вадик, ошеломленный этой новостью. Дина отлично училась, в школе вела себя образцово, с дурными компаниями не общалась и почти все свободное время тратила на тренировки, собираясь стать цирковой наездницей, как ее мать. И вдруг — подумать только! — воровка.

— Да, дела… А вы с ней разговаривали, спрашивали, зачем она это делает? — поинтересовался Пузырь. Он тоже был озадачен.

— С ней невозможно говорить. Она постоянно врет, уходит от ответа или просто молчит. — Растерянность Веры Павловны постепенно переходила в гнев. — Она продает эти вещи, продает! Ведь это же ясно как день! Но зачем? Что она делает с деньгами? — сердито спросила она, словно ребята знали ответы на эти вопросы. — С ней происходит что-то странное, она стала совершенно невыносима. Ведет себя царственно, не считает нужным объяснять свои поступки, чувствует себя главной в доме и весьма удивляется, когда я не разделяю ее мнения.

— В самом деле странно…

— Иногда мне кажется, что она просто бредит. Например, вчера, когда я сделала ей замечание, она заявила, что дети не принадлежат родителям, что родители дают приют только телам детей, но не душам, потому что души детей обитают в завтрашнем дне. Сообщила мне, что детям принадлежит будущее, где взрослым никогда не побывать. Поэтому я не имею права поучать ее. «Не стремись, — говорит, — делать из меня свою копию. Ты — вчерашний день, а жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне». Это она говорила мне!

Слезы стояли у нее в глазах. Ребята не знали, как реагировать на этот выплеск эмоций. Ведь она взрослая, из тех, кто ходит на родительские собрания, а они были слишком неопытны. Вера Павловна достала из сумочки платок, коснулась им глаз, затем подняла лицо и, несколько раз моргнув, глубоко вздохнула. Она неуверенно улыбнулась и, словно извиняясь за слезы и повышенный тон, сказала:

— Не обращайте внимания. Просто она меня вымотала. Я хотела посоветоваться с вами, ведь вы ее одноклассники, друзья. Надеялась услышать ваше мнение, но вы, оказывается, перестали общаться с Диной.

— А вы не пытались за ней следить? — спросил Пузырь. — Ну, чтобы посмотреть, где она бывает, куда ходит.

— Пыталась. И не раз.

— Ну и как?

— Никак. Не возьмут меня в сыщики, не гожусь я для этой работы. Дина вычисляла меня через пять минут. Не нанимать же частного детектива, в самом деле!

— А отец Дины?

— Он слишком занят. Вы же видите, что у нас тут творится, — сказала она, указав рукой на шатер передвижного цирка, в котором кипела работа. — Самое ужасное то, что она не хочет оставаться в Москве с бабушкой. Категорически отказывается. Хочет ехать с нами на гастроли. А мы не можем взять ее с собой, потому что гастроли — это очень тяжело даже для взрослого человека. Мы с ней поругались из-за этого две недели назад.

— Именно две недели назад? — уточнил Вадик.

— Приблизительно. Я не отмечала этот день в календаре.

— И золотая цепочка тоже пропала две недели назад? — снова спросил Вадик.

— Немного позже. Какое это имеет значение?

— Сначала поругались, а потом стали пропадать вещи. По-вашему, это совпадение?

— Не знаю, — сказала Вера Павловна, снова смахнув платком слезы с глаз. — Знаю только то, что после нашей ссоры Дина перестала говорить со мной о гастролях. Хотя до этого не было дня, чтобы она не попросила взять ее с собой.

— Значит, именно после вашей ссоры она стала странно себя вести? — поинтересовался Пузырь.

— Получается, так.

— Ну, ее странное поведение как раз легко объяснить, — самоуверенно произнес Вадик. — Она вам просто мстит за гастроли, это ясно, как день. А вот почему она стала воровать — этого я не понимаю.

— И я не понимаю. Я ничего не понимаю, — беспомощно произнесла Вера Павловна. — Я консультировалась со специалистами, они сказали, что на наркоманию это не похоже, на игроманию тоже. Я уверена, что Дина от меня что-то скрывает. Но что?

Она улыбнулась, но улыбались только губы, а в глазах были смятение, тоска и тревога. Сейчас она была совсем не похожа на ту уверенную и гордую наездницу, которую ребята видели в цирке, когда она гарцевала перед зрителями на танцующем скакуне, виртуозно управляла им и демонстрировала чудеса вольтижировки, исполняя сложные акробатические номера на скачущем аргамаке.

— Хотите, мы поговорим с Динкой? — предложил Вадик. — Может, нам она скажет больше, чем вам.

— Хочу, — призналась Вера Павловна. — Только ни в коем случае не говорите, что это я вас просила.

— Ясный перец, не скажем.

Они попрощались, Вера Павловна вернулась в цирковой шатер, а ребята пошли к проему в заборе, рядом с которым они оставили дворницкую тележку. Пришлось идти по мокрой от ночного дождя земле, подальше от асфальтированных аллей парка, чтобы не попасться на глаза милиционеру, который наверняка караулил их у выхода. Приятели вернули телегу дворнику, взяли у него оставленные в залог часы и на метро поехали домой.

Вадик Ситников и Витя Пузыренко жили на одной улице, в одном доме, в одном подъезде и на одном этаже — они были соседями. Квартира Дины Кирсановой находилась в доме напротив. Когда приятели подходили к своему кварталу, Вадик посоветовал Пузырю:

— Позвони Динке, предупреди, что мы к ней в гости идем.

— Не надо.

— Почему?

— А вдруг она не захочет нас видеть, что тогда?

— Тогда она так и скажет: не надо ко мне приходить.

— Вот именно. Это прямой отказ. После такого отказа мы уже не сможем просто по-приятельски забежать к ней на минутку, ну, типа мимо проходили и решили заскочить, узнать, как дела. Втыкаешься?

— А если она торопится куда-нибудь? Может, она сейчас обувается в коридоре.

— Мощная мысль. Хорошо задвинул, — сказал Пузырь и остановился. — Я об этом как-то не подумал. Давай сделаем так: я пойду к Кирсановой и разведаю обстановку, а ты будешь караулить ее у подъезда.

— А смысл?

— Если она никуда не торопится, то я тебя позову. А если Динка, как ты говоришь, обувается в коридоре, я выйду с ней из подъезда, а ты проследишь за ней. Помнишь, ее мать жаловалась, что Динка пропадает неизвестно где. Вот мы и узнаем, где именно она пропадает, — предложил Пузырь.

— Ну, давай рискнем, — согласился Вадик. — Только, чур, не мешай мне, я буду сам следить за ней, без тебя. Твоя жирная фигура слишком заметна, да и передвигаешься ты как тюлень на асфальте. Короче, тебя она проявит на раз, поэтому я пойду один.

— Расслабься. Я не собирался топать за ней по городу, это несолидно. Я — мозг. Мое дело — сидеть в прохладном помещении и думать. В общем, оставайся во дворе и следи за ее окном. Я тебе махну рукой, если она никуда не торопится. Ну все, я побежал, — сказал Пузыренко, увидев человека, который поднимался на крыльцо Дининого подъезда.

Витя подскочил к двери как раз в тот момент, когда мужчина открыл кодовый замок. Так что в подъезд он вошел, не предупредив Дину по домофону. Поднявшись в лифте на десятый этаж, он позвонил в квартиру Кирсановой. Вероятно, Дина в этот момент находилась в прихожей, так как дверной глазок потемнел через секунду.

Открылась дверь, Дина молча уставилась на Пузыря, не приглашая его войти. Витя прочел на ее лице понятную враждебность хозяйки к незваному гостю. Она качнула головой, мол, чего тебе?

— Привет, — сказал Пузырь.

— Ну, привет.

— Можно к тебе?

Она отступила назад, прошла чуть дальше в комнату и скрестила руки на груди. Кто-то должен был заговорить первым. Дина не хотела начинать сама, а Пузырю вдруг показалось, что Кирсанова видит его насквозь, как стеклянного. Он почувствовал, что Дина знает, зачем он пришел, догадывается о разговоре, который произошел между ее мамой и приятелями. В этом не было ничего сверхъестественного, ведь рано или поздно родители трудного подростка встречаются с его друзьями, чтобы в доверительной беседе побольше узнать о «уличной», неподконтрольной жизни своего чада. Вот и Дина догадалась, что такая встреча произошла. А как еще она могла объяснить внезапное появление Пузыря, которого она две недели не видела и не слышала, хотя раньше они созванивались и болтали почти ежедневно?

Дина легонько постукивала тапочкой по полу. Ее голова была чуть наклонена, она с высокомерной полуулыбкой, не размыкая губ, выжидательно смотрела на одноклассника. А Пузырь, почувствовав ее недоброжелательный настрой, теперь не знал, с чего начать. Наконец Дина сунула одну руку в карман джинсов, другой облокотилась о стену и сказала:

— Знаешь, Витя, сотни тысяч лет назад язык был ни к чему. В то время у людей были уже полноценные мозги, как у современного человека, но наши далекие предки не говорили друг с другом. Я скажу тебе почему. Раньше мы, люди, целыми днями болтались вместе, делали одно и то же, жили кучами, как дикие поросята Язык был не нужен. Если появлялся тигр, не было никакого смысла спрашивать: «Эй, ребята, кто это там бежит по тропинке?» Все его видели, все начинали прыгать и кричать, чтобы отпугнуть его. Но однажды один человек отделяется от стаи, на минутку уходит по своим личным делам и видит тигра который притаился в зарослях. Теперь этот человек знает то, чего не знают другие. У него появляется секрет, тайна. Если он хочет побежать к остальной компании и предупредить об опасности, то у него возникает нужда в языке. Но он может и промолчать, надеясь, что тигр сожрет вождя, который давно мешает ему жить.

— А в чем фишка?

— Если ты пришел ко мне рано утром без предупреждения, значит, произошло что-то суперневероятное. Но ты молчишь уже пару минут. Ты не делишься своим секретом, хотя в отличие от древнего человека знаешь русский язык. Из этого я делаю вывод, что ты сейчас выбираешь одно из двух: признаться или соврать.

— Да-а, Кирсанова… Круто ты в мою сложную душу заглянула. Проанализировала меня всего насквозь, как бациллу под микроскопом.

— Я способная, — сказала Дина. — Я даже могу отгадать, зачем ты пришел.

— Ну и зачем же?

— Тебя подослала моя матушка. Она, видно, просила тебя поговорить со мной, наставить на путь истинный.

— Атас полный. Сразила наповал. С твоими способностями, Кирсанова, в цирке надо выступать, чужие мысли читать. Кстати, о цирке. На кой черт сдались тебе эти гастроли? Оставайся с бабулей в Москве, мы тебя в «Капкан» играть научим.

— Пузыренко, не лезь не в свое дело.

— Я слышал, у тебя напряги с родителями. Какие проблемы? Расскажи.

— Не расскажу.

— Почему?

— Не хочу, и все. Не желаю, — заявила Дина. — И вообще, не мечтай, что я буду оправдываться и откровенничать. Можешь сказать моей матушке, что провел со мной нравоучительную беседу.

— Ты какая-то левая стала, Динка, как неродная, — сказал Пузырь, внимательно посмотрев на приятельницу. — Тебя будто подменили. Раньше такая болтушка была, а теперь из тебя слова доброго не вытянешь.

— Раньше я старалась быть как все, хотя всегда чувствовала себя особенной, не такой, как вы. Просто я подстраивалась, чтобы нравиться, и из-за этого была, как сжатая пружина. Проще говоря, я чувствовала себя королевой, которую заставили работать на крестьянина. Даже здесь, в своей квартире, я живу в окружении чужаков, которые захватили мой дом и стараются сделать из меня свою копию.

— Слушай, Кирсанова, а ты, часом, не заболела? Мания величия тебя не мучает?

— Не мучает. Просто мне надоело постоянно сравнивать себя с другими, приспосабливаться, жить по правилам глянцевых журналов. Глупость какая! Все эти правила придумали люди, у которых — я в этом уверена — у самих масса проблем. Впрочем, ты этого не поймешь.

— Почему?

— Потому что ты валенок.

— Ладно, допустим, я валенок. А ты-то сама кто?

Дина мрачно посмотрела на Пузыря и сказала:

— Я — избранная.

Она произнесла это совершенно серьезно, без доли иронии, на ее губах не было и тени улыбки.

— Во дела… — только и смог выговорить Пузырь.

— Я тороплюсь. Если хочешь еще что-то сказать, говори, — сказала Дина, надевая сандалии.

— Ну, ты круто попала, подруга, — покачал головой Пузырь, словно приходя в себя после сильного удара. — Это кто ж тебе объявил, что ты вся такая избранная?

— В моей жизни появились люди, которые принимают меня такой, какая я есть, и открыто говорят о моих достоинствах.

— Туманный ответ. Можно поконкретнее?

— Нельзя.

— А кто эти люди, чем они занимаются, где обитают?

— Я тебе не скажу.

— Почему?

— Не хочу!

— Боишься?

— Ничего я не боюсь. Просто не хочу, и все, без всяких причин, — раздраженно сказала Дина. — Между прочим, во время нашего разговора ты, сам того не замечая, несколько раз задел мое самолюбие, надавил на мою личность. То есть попытался унизить.

— Ничего такого у меня даже в мыслях не было, — искренне сказал Пузырь.

— А ты открути пленку назад и вспомни, как ты, издеваясь, посоветовал мне читать мысли в цирке, потом сказал, что у меня мания величия, что я «круто попала», что я туманно отвечаю на твои вопросы и чего-то боюсь. За две минуты ты сделал мне пять замечаний. И после этого ты спрашиваешь, почему я неуютно чувствую себя среди таких, как ты. Раньше я бы оправдывалась, подстраивалась, искала бы нужный ответ. Но теперь я этого не делаю. Теперь я сама себе судья.

— Бывает. Только ты, главное, не думай, что меня твоя матушка послала. Я сам к тебе пришел. Сел кушать и вдруг вспомнил, что давно с тобой не виделся. Решил пригласить тебя в гости покушать и поболтать. У тебя телефон был занят, поэтому я без звонка пришел, — переминаясь с ноги на ногу, неуклюже оправдывался Пузырь.

— Никогда при мне не произноси слово «кушать». Это омерзительно. Выражайся как-нибудь иначе, например, «завтракать», «обедать», «ужинать», «есть». Только не «кушать».

— Почему?

— «Кушать» — лакейское слово, так выражались холопы. А если ты этого не чувствуешь, значит, тебя воспитывали очень простые люди с примитивным вкусом.

— Кто это сказал? — опешил Пузырь.

— Один знаменитый писатель.

— Как фамилия?

— Ты все равно не знаешь. Набоков. Неважно.

— Почему не знаю? Знаю. Он «Алису в стране чудес» перевел. Короче, пургу гонит твой Набоков, глупости говорит, — медленно произнес Пузырь, глядя на приятельницу, как на редкостное, неизвестное науке существо, которое он увидел первый раз в жизни. — С тобой действительно что-то непонятное происходит, Кирсанова. Откуда эти барские замашки?

— Ах, зачем я тебе об этом сказала, ты ведь все равно ничего не понимаешь. Ты инфантильный, как второклассник.

— Слушай, Кирсанова, еще две недели назад ты была нормальной девчонкой. Ты чего? На тебя кто-то плохо влияет, сто пудов.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Мне не нравится твой высокомерный тон. Я не какой-нибудь зажеванный окурок, чтобы на меня поплевывать. Если тебя воспитывали люди с изысканным вкусом, ты должна с уважением относится ко мне хотя бы из-за моего почтенного возраста, ведь я старше тебя на четыре месяца.

— Не надейся. Я вообще не понимаю, почему надо уважать людей только потому, что они старше, что у них седые волосы и морщинистое лицо. Уважение нужно заслужить. — Она надела сандалии, застегнула ремешки и сказала: — Твое время истекло. Идем. Я опаздываю, а тебе пора домой, там тебе кушать подано.

Дальше Дина действовала очень энергично. Она взяла свою сумочку, подтолкнула Пузыря вперед, а когда они вышли на лестничную площадку, закрыла дверь на ключ, вызвала лифт, вошла в кабину и спросила:

— Ты едешь?

Пузырь остановился перед лифтом, сунул руки в карманы и твердо заявил:

— Нет, красавица, так не пойдет. Ты меня обвинила черт знает в чем и окончательно запутала. Тут надо во всем тщательно, не спеша, разобраться.

— Извини, я тороплюсь, — сказала Дина и надавила на кнопку первого этажа.

Двери закрылись, загудел двигатель, лифт поехал вниз. Пузырь бросился вперед, попытался разжать закрытые створки кабины, потом крикнул в щель между ними:

— Ты совсем офигела, Кирсанова! Ишь какая цаца! Слова ей сказать нельзя! Да я, если хочешь знать, тоже избранный! Только никому об этом не говорю! Потому что скромный!

Он подбежал к окну, выглянул на улицу и увидел Дину, которая вышла из подъезда и направилась к метро. Через несколько секунд Пузырь заметил Вадика, который вылез из палисадника и последовал за Кирсановой.

Дина проехала несколько остановок на метро, вышла на улицу и несколько минут в потоке людей шла вдоль длиннющего железобетонного забора, за которым возвышались кроны вековых деревьев. Вадик следовал за приятельницей на почтительном расстоянии, стараясь не спускать с нее глаз, хотя несколько раз терял ее за спинами прохожих.

Остановилась Дина у открытых ворот городского кладбища, рядом с попрошайками и продавцами цветов. Вадик наблюдал за ней из-за стеклянной стены торговой палатки, в которой продавали свежую выпечку и напитки. Сквозь высокие окна киоска, пропахшего ванилью и сдобой, он видел, как Дина открыла сумочку, вынула из нее три цепочки с медальонами и, развесив украшения на пальцах левой руки, стала предлагать их всем, кто проходил мимо. Вадик не смог разглядеть, что висит на цепочках — то ли маленькие иконки, то ли кулоны. Из-за большого расстояния, которое разделяло их, Ситников не слышал Дину, зато видел, как бойко рекламирует она свой товар.

За полчаса она продала четыре цепочки, а потом вошла на территорию кладбища и исчезла из поля зрения Вадика, пропав за высоким забором. Как только Дина скрылась из виду, Ситников бросился за ней на кладбище и вскоре снова увидел ее силуэт. Она шла по боковой аллее в тени высоких деревьев, мимо могильных оград, памятников, крестов и надгробий.

Пройдя сотню метров, Дина свернула на тропинку, ведущую к западной части кладбища. Вадик не отставал, хотя следить за Диной и оставаться незамеченным становилось все сложнее. В коротких кладбищенских проулках не было прохожих, за спинами которых он мог спрятаться, зато огромные неухоженные раскидистые деревья и высокие, давно не стриженные кусты скрывали от него Дину, как только она сворачивала на другую тропинку или ускоряла шаг.

Внезапно Вадик споткнулся об угол стальной ограды, невидимой за высоким кустарником. Он чуть не упал, с трудом удержал равновесие, коснувшись ладонями земли, а когда выпрямился, Дины и след простыл. Ситников попытался снова выйти на ее след, но, оказавшись в старой части кладбища, где большинство памятников было выше человеческого роста, понял, что поиски ни к чему не приведут. Перешагнув через кучу камней, оставленных здесь с тех времен, когда собирались расширять кладбище, он несколько минут поплутал в коротких проулках, вышел на главную аллею, вернулся к воротам и через полтора часа приехал домой.