Рагнар занёс топор и опустил его на голову врага. Хрясь!.. Череп легко поддался острому лезвию. Как же хорошо!.. Никто не спасёт вас, недостойные, от ярости берсерка!
Таких, как Рагнар, всегда изгоняли из деревень. Боялись. Перешёптывались между собой, смотрели косо, а вспоминали о носящих незримую медвежью шкуру только в войну. В добрую войну: такую кровавую, что самим боязно прыгать на стену щитов. Трусы, именующие себя воинами в Длинном доме конунга, но не торопящиеся умирать на поле брани. Всегда, мол, успеем в те чертоги, где вечно пируют храбрецы! Пока-то куда… сладкий мёд в кружке, тёплая жена под боком. Её и на валькирий не променяешь. А мёд им, малодушным, здесь слаще божественного напитка на небесах.
Вот и Рагнара изгнали. Обрекли лучшего из воинов Одина на жалкую жизнь в лесу, вдали от родной деревни. Никому не был он нужен в мирной жизни — или в походе против жирных, почти никак не защищённых земель жалких христиан. Вот понадобишься, тогда и призовём…
Да хрена вам! Сам приду…
И теперь он вернулся в деревню. Не просто так, конечно: магия древних камней не позволила бы. Светлая дева привела Рагнара сюда — видать из тех, что препровождают в Вальхаллу души храбрецов. Слава валькириям!
Новый удар, другому, поперёк рёбер: лезвие легко проникло в тело. Ещё пара мощных движений потребовалась Рагнару, чтобы разрубить туловище надвое. Берсерк понимал: врагов видимо-невидимо! Вот они, стоят перед ним ровным строем. Один за другим ложатся под топор славного воина.
А топор всё не тупится! А враги всё не кончаются! Хорошо!..
Убивай, пока сам не будешь убит! Во имя Одина! Спеши навстречу смерти, пока другой храбрец не занял твоё место! Кровь суровому богу, пир стервятникам! Нет никакой пощады! Нет вонючего пастырского милосердия!
Нет прощения недостойным!!!
Один за другим. Хрясь, хрясь, хрясь. Рагнар рубил, уродовал, расчленял ненавистных ему ублюдков. Бей, убивай! Единственное занятие для того, чью судьбу мудрые норны сплели воинской. Единственное, чем должен заниматься мужчина. Аааррр!!!
Топор снова и снова впивался в плоть — неожиданно твёрдую, словно уже закоченевшую. Всё верно: одни умирают ещё при жизни, другие живут и после смерти. Рука ничуть не уставала, ведь зелье этой холодной златовласой красавицы дало ей великую силу. Такую, что сокрушила бы даже йотуна.
Да что там йотун? Попадись сейчас под руку Рагнару сам хитрый Локи – и он был бы разрублен!
***
Хельга устроилась на завалинке, склонив голову набок, и неспешно расчёсывала свои длинные золотистые волосы. Нежный взгляд не отрывался от мужчины в центре двора. А старуха сидела чуть поодаль.
— Ты была права, Седая Сигрун! Работает!.. — в девичьем голосе звучал искренний восторг.
Старуха удовлетворённо покачала головой. В зельях из диковинных грибов, растущих на Вороновой скале, она знала толк. Да и в древних заклинаниях тоже.
Берсерк Рагнар исступлённо рубил дрова. Хельга любовалась тем, как перекатывались под кожей крепкие мышцы, как блестели на них капельки пота. Длинные волосы и борода Рагнара, взаправду делавшие его похожим на медведя, совсем перепутались: но это ничего, всегда можно расчесать.
— Какой мужик-то пропадал на отшибе! Да он под этими грибами целую поленницу за полдня наколет!
— А я тебе, дурёхе, говорила! Добрый мужик, работящий, в хозяйстве пригожий. Забирать надо домой, пока плохо лежит! Главное — грибы ему вовремя давать. Но с таким расчётом, чтобы к ночи попустило: а то сама понимаешь… ну, эт-самое…
Хельга как раз про «эт-самое» и завела бесстыжую мысль, любуясь могучей фигурой берсерка. В голубых глазах засверкали озорные огоньки. Она слегка прикусила губу.
— Ммм… Может быть, к ночи-то ему как раз лучше побольше снадобья дать… я ещё подумаю.