Elan II. Хроники Рийрии

Глава 1

Рубену следовало сбежать, как только оруженосцы вышли из замка. Тогда он с легкостью укрылся бы в конюшне, а им осталось бы швыряться яблоками и оскорблениями, но их улыбки смутили его. Они выглядели дружелюбно… почти нормально.

— Рубен! Эй, Рубен!

«Рубен? Не Навозный Жук? Не Тролленыш?»

У каждого оруженосца имелось для него прозвище. Все они были далеко не лестными, однако он тоже придумал этой троице имена… и, разумеется, никогда не произносил их вслух. В «Песни человека», одной из любимых поэм Рубена, старость, болезнь и голод назывались Тремя Бичами человечества. Жирный Хорас определенно был Голодом, бледный рябой Уиллард — Болезнью, а Старость досталась семнадцатилетнему Диллсу, самому старшему из троих.

Заметив Рубена, троица ринулась к нему, словно стайка хищных гусей. Диллс размахивал помятым рыцарским шлемом, который хлопал забралом. Уиллард нес старый дублет. Хорас ел яблоко… какой сюрприз.

У него еще был шанс оказаться в конюшне прежде них. Только Диллс мог состязаться с ним в беге. Рубен переступил с ноги на ногу, но помедлил.

— Это мой старый шлем, — весело сообщил Диллс, как будто трех прошлых лет не было и в помине. Лиса, забывшая, что делать с кроликом. — Отец прислал мне для испытаний новый полный комплект. А с этим мы развлекаемся.

Они взяли его в кольцо… теперь не убежишь. Кружили рядом, но продолжали улыбаться.

Диллс протянул ему шлем с болтавшимися кожаными ремешками, отражавший лучи осеннего солнца.

— Когда-нибудь носил такой? Примерь.

Рубен ошарашенно уставился на шлем.

«Это так странно. Почему они ведут себя приветливо?»

— Думаю, он не знает, что с ним делать, — сказал Хорас.

— Давай, — Диллс снова протянул ему шлем. — Ты ведь скоро вступишь в замковую стражу, верно?

«Они разговаривают со мной? С каких пор?»

— Э-э… ага, — с заминкой ответил Рубен.

Улыбка Диллса стала шире.

— Я так и думал. Тебе ведь нечасто удается отточить боевые навыки?

— Кто будет сражаться с помощником конюха? — прочавкал Хорас.

— Именно, — кивнул Диллс и посмотрел на синее небо. — Прекрасный осенний день. Глупо сидеть внутри. Я решил, что ты захочешь выучить несколько движений.

У каждого оруженосца был при себе учебный деревянный меч, а у Хораса — целых два.

«Это взаправду?» Рубен вгляделся в их лица в поисках обмана. Казалось, его недоверчивость оскорбила Диллса, а Уиллард закатил глаза.

— Мы-то думали, ты захочешь примерить рыцарский шлем, ведь тебе никогда такой не носить. Думали, ты это оценишь.

За их спинами Рубен заметил старосту оруженосцев Эллисона: тот вышел из замка и уселся на край колодца, наблюдая за происходящим.

— Будет весело. Мы все попробуем по очереди. — Диллс вновь ткнул шлем в грудь Рубену. — С дублетом и шлемом тебе не будет больно.

Уиллард нахмурился, видя нерешительность Рубена.

— Послушай, мы пытаемся сделать доброе дело… не будь таким придурком.

Как ни странно, Рубен не видел в их глазах злобы. Они улыбались ему так, словно он был одним из них: непринужденно, открыто. Наконец Рубен начал понимать. За три года им надоело издеваться над ним. Он был единственным неблагородным мальчишкой их возраста, и это делало его мишенью по умолчанию, но времена изменились, и они повзрослели. Это было предложение мира, а с учетом того, что Рубен до сих пор так ни с кем и не подружился, он не мог позволить себе привередничать.

Он взял шлем и надел на голову. Несмотря на набитые внутрь тряпки, шлем все равно был слишком большим и болтался. Рубену показалось, что что-то не так, но он не знал, что именно. Он никогда не носил доспехов. Поскольку ему предстояло стать стражником, его отец должен был обучать сына, но никак не мог найти на это времени. Нехватка опыта делала предложение оруженосцев особенно привлекательным, и соблазн одолел подозрения. Это был шанс узнать хоть что-то о сражениях и фехтовании. Всего через неделю Рубену исполнится шестнадцать, и он присоединится к замковой страже. Такому неумехе будут доставаться худшие задания. Если оруженосцы не шутят, он сможет научиться чему-то… хоть чему-то.

Троица помогла ему натянуть плотный стеганый дублет, который ограничивал движения; затем Хорас вручил Рубену деревянный меч.

И началось избиение.

Без предупреждения оруженосцы принялись лупить Рубена мечами по голове. Металл и тряпки смягчали удары, но не все. Внутри шлема были шершавые металлические выступы, которые впивались в лоб, в щеки, в уши. Рубен поднял меч в жалкой попытке защититься, но сквозь узкую щель забрала почти ничего не было видно. Сквозь слой тряпок он едва слышал приглушенный смех. Один удар выбил меч из его руки, другой пришелся в спину, и Рубен рухнул на колени. После этого оруженосцы взялись за него всерьез и принялись колотить свернувшуюся в калачик жертву по прикрытой металлом голове.

Наконец удары стали реже, потом прекратились. Рубен услышал тяжелое дыхание, сопение и смех.

— Ты был прав, Диллс, — сказал Уиллард. — Из Навозного Жука получилось отличное учебное чучело.

— Да, но чучела не сворачиваются в клубок, как девчонки. — В голосе Диллса слышалось знакомое презрение.

— Зато он визжит, когда его бьют.

— Кто-нибудь хочет пить? — пропыхтел Хорас.

Услышав, что они уходят, Рубен позволил себе вздохнуть и расслабить мускулы. Челюсть затекла, потому что он все время стискивал зубы, тело ныло от побоев. Он полежал еще немного, выжидая и прислушиваясь. В шлеме мир казался далеким, приглушенным, но он боялся его снимать. Несколько минут спустя оскорбления и смех стихли вдали. Рубен чуть сдвинул забрало и увидел только рыжие и желтые листья, которыми шелестел легкий ветерок. Затем он разглядел оруженосцев в середине двора: они наполняли кружки из колодца и устраивались на тележке с яблоками. Один растирал правую руку и махал ею.

«Должно быть, колотить меня — утомительное дело».

Рубен стащил шлем, и прохладный воздух ласково коснулся потного лба. Теперь он понял, что этот шлем вовсе не принадлежал Диллсу. Наверное, они его где-то нашли. Он мог бы догадаться, что Диллс никогда не позволит ему надеть свою вещь. Рубен вытер лицо и не удивился, увидев на ладони кровь.

Он услышал шаги и вскинул руки, чтобы защитить голову.

— Зрелище было жалкое.

Эллисон стоял над Рубеном и жевал яблоко, которое стащил с тележки торговца. Ему бы никто и слова не сказал… уж точно не торговец. Эллисон был старостой оруженосцев, самым старшим мальчиком с наиболее влиятельным отцом. В его обязанности входило не допускать подобных избиений.

Рубен не ответил.

— Дублет был недостаточно плотный, — продолжил Эллисон. — Но, разумеется, суть в том, чтобы вообще не дать себя избить.

Он откусил еще яблока и принялся жевать. Капельки слюны падали на его тунику. Он и Три Бича носили одинаковую форму, синюю с бордово-золотым соколом дома Эссендон. Из-за свежих темных пятен казалось, будто сокол плачет.

— В этом шлеме ничего не видно. — Рубен заметил, что выпавшая из шлема на траву тряпка была ярко-красной от крови.

— Думаешь, рыцари видят лучше? — спросил Эллисон, не прекращая жевать. — Они сражаются на конях. А у тебя были только шлем и драный дублет. Рыцари носят на себе пятьдесят фунтов стали, так что не надо оправдываться. В этом проблема с такими, как ты… у вас всегда находятся оправдания. Мало того, что нам приходится терпеть унижение и выносить вас в качестве пажей, мы еще вынуждены слушать ваши непрерывные жалобы. — Голос Эллисона стал визгливым, как у девчонки. — «Мне нужны туфли, чтобы таскать воду зимой», «Я не могу нарубить все дрова в одиночку». — Он продолжил нормальным голосом: — Почему молодых людей с безупречной родословной по-прежнему заставляют чистить стойла, прежде чем сделать их нормальными оруженосцами, — выше моего понимания, но добавлять к этому унижение работать рядом с кем-то вроде тебя, деревенщиной и бастардом, это просто…

— Я не бастард, — сказал Рубен. — У меня есть отец. И есть фамилия.

Эллисон фыркнул, и яблочная мякоть полетела во все стороны.

— У тебя их две, его и ее. Рубен Хилфред, сын Розы Рубен и Ричарда Хилфреда. Твои родители не были женаты. А значит, ты бастард. И кто знает, со сколькими солдатами переспала твоя мать, пока была жива. Горничные постоянно этим занимаются, знаешь ли. Шлюхи они, все до единой. Твой отец просто оказался слишком тупым и поверил, когда она сказала, что ты от него. Прекрасное доказательство его глупости. А если предположить, что она не лгала, то ты сын идиота и…

Рубен врезался в Эллисона всем телом, повалил его на спину, уселся сверху и принялся колотить по груди и лицу. Эллисону удалось высвободить руку, и Рубен ощутил вспышку боли в щеке. Теперь он лежал на спине, и мир звенел и вращался. Эллисон пнул его в бок с силой, достаточной, чтобы сломать ребро, однако Рубен почти ничего не почувствовал благодаря дублету.

Лицо Эллисона побагровело от злости. Рубен никогда раньше ни с кем из них не дрался, и уж точно не с Эллисоном. Его отец был бароном Западной марки; с Эллисоном не связывались даже другие оруженосцы.

Эллисон с гулким звоном обнажил меч. Рубен едва успел схватить с травы учебную деревяшку. Он вовремя подставил ее и спас голову, но сталь рассекла дерево пополам.

Рубен бежал.

Это было единственное его преимущество над оруженосцами. Он больше трудился и постоянно бегал повсюду, а они почти ничего не делали. Даже в тяжелом дублете он был быстрее, и его выносливости хватило бы на свору гончих. При необходимости он мог мчаться дни напролет. Тем не менее Рубен двигался недостаточно проворно, и Эллисон успел нанести еще один удар ему в спину, что лишь подстегнуло Рубена. Оказавшись в безопасности и сняв дублет, он обнаружил, что меч рассек и его, и тунику и оставил глубокий порез на спине.

Эллисон хотел убить.

Остаток дня Рубен прятался на конюшне. Эллисон и прочие никогда не заходили туда. Главный конюх Хьюберт имел обыкновение пристраивать к делу любого мальчишку из замка, не делая исключений для сыновей графов, баронов или приставов. Быть может, однажды они станут лордами, однако сейчас они были пажами и оруженосцами — точнее, по мнению Хьюберта, руками и спинами, чтобы орудовать лопатой и таскать мешки. Само собой, Рубена заставили выгребать навоз из стойл, что было намного лучше, чем знакомиться с мечом Эллисона. У Рубена болела спина, а также лицо и голова, но кровь больше не шла. Он понимал, что мог умереть, и не жаловался.

Эллисон просто разозлился. Успокоившись, староста найдет другой способ продемонстрировать свое недовольство. Они с оруженосцами поймают Рубена и поколотят… скорее всего, учебными мечами, но на этот раз у него не будет шлема и дублета.

Швырнув очередную лопату навоза в тележку, Рубен помедлил и принюхался. Древесный дым. На кухнях топили круглый год, но осенью запах казался другим, более сладким. Рубен вонзил лопату в землю и потянулся, глядя на замок. Украшения для осеннего торжества были почти готовы. Праздничные флаги и ленты развевались на шестах, цветные фонари свисали с деревьев. Торжество устраивали каждую осень, однако в этот раз празднество будет посвящено новому канцлеру. Значит, оно должно быть пышнее и лучше, поэтому замок изнутри и снаружи украшали тыквы и снопы кукурузы. Когда встал вопрос о нехватке стульев, все комнаты выстлали связками соломы. Последнюю неделю приезжали фермеры с гружеными телегами. Замок действительно выглядел празднично, и хотя Рубена не приглашали, он знал, что торжество удастся на славу.

Взгляд Рубена сместился к высокой башне, которая в последнее время стала его навязчивой идеей. На верхних этажах замка жила королевская семья, и мало кто входил туда без приглашения. Интересующая его башня поднималась над остальными всего на несколько футов, однако в воображении Рубена она парила в небесах. Он прищурился, думая, что сможет заметить движение, мелькнувший за окном силуэт. Ничего не увидел, но днем никогда ничего и не происходило.

Рубен со вздохом вернулся в полумрак конюшни. Вообще-то ему нравилось чистить конские стойла. В прохладную погоду здесь было мало мух, а подсохший навоз, перемешанный с соломой, по консистенции напоминал черствый хлеб или пирожное и почти не пах. Незамысловатая, однообразная работа приносила чувство удовлетворения. Кроме того, Рубену нравились лошади. Им было плевать на происхождение и цвет крови, на то, женился ли его отец на его матери. Они всегда приветствовали Рубена ржанием, а когда он проходил рядом, терлись носами о его грудь. Он не мог придумать ни одного человека, которого в этот осенний день предпочел бы лошадям. И тут, словно по волшебству, Рубен краем глаза заметил бордовое платье.

Увидев принцессу Аристу сквозь щели в двери конюшни, он почти перестал дышать. При виде нее он всегда застывал на месте, а когда мог пошевелиться, был неуклюжим, его пальцы становились неповоротливыми и не справлялись с простейшими задачами. К счастью, ему ни разу не приходилось открывать рот в присутствии Аристы. Рубен догадывался, что в сравнении с языком его пальцы покажутся ловкими. Он годами наблюдал за принцессой, урывками замечал, как она садится в карету или приветствует гостей. Ариста понравилась Рубену с первого взгляда. Понравилась ее улыбка, ее искрящийся смехом голос, зачастую серьезное выражение лица, из-за которого она казалась старше своих лет. Рубен воображал, что она не человек, а волшебное создание, дух естественного изящества и красоты. Он редко видел ее, и потому эти моменты были особенными и чудесными, словно встреча с олененком тихим утром. Когда Ариста появлялась, он не мог отвести от нее глаз. Ей было почти тринадцать, и ростом она сравнялась с матерью. Что-то в ее походке, в движении бедер, когда ей приходилось слишком долго стоять на одном месте, говорило: она уже не девочка, а леди. По-прежнему худая, по-прежнему маленькая… но другая. Рубен мечтал, как однажды окажется возле колодца, когда принцесса выйдет во двор одна, чтобы напиться. Он представлял, как достает воду и наполняет для нее кружку. Она улыбнется и, возможно, поблагодарит его. Когда же вернет пустую кружку, их пальцы соприкоснутся, и на мгновение он ощутит тепло кожи принцессы — и впервые в жизни испытает счастье.

— Рубен! — Иэн, конюх, довольно сильно стукнул его по плечу хлыстом. — Хватит мечтать, берись за дело.

Рубен молча занялся навозом: он уже выучил свой урок на сегодня. Принцесса не могла заметить его в стойлах, но всякий раз, выбрасывая навоз, он видел ее через дверь. На Аристе было бордовое платье, новое, из калианского шелка, который ей подарили на день рождения вместе с лошадью. Для Рубена Калис был сказочным местом на далеком юге, где полно джунглей, пиратов и гоблинов. Очевидно, эта земля была волшебной, потому что ткань платья мерцала при ходьбе, оттеняя волосы принцессы. Будучи самым новым, платье отлично на ней сидело. Более того, другие наряды Аристы выглядели детскими… а это было платье взрослой женщины.

— Вам понадобится Тамариск, ваше высочество? — спросил Иэн где-то возле главного входа в конюшню.

— Конечно. Сегодня прекрасный день для прогулки. Тамариску нравится прохладная погода. Он может скакать галопом.

— Ваша мать просила вас не скакать галопом на Тамариске.

— Рысь неудобна.

Иэн с сомнением посмотрел на принцессу.

— Тамариск — маранонский иноходец, ваше высочество. Он не рысит… он идет иноходью.

— Мне нравится, когда волосы развеваются от ветра.

В ее голосе звучали особые нотки, упрямство, заставившее Рубена улыбнуться.

— Ваша мать предпочла бы…

— Вы королевский конюх или нянька? Мне следует сообщить Норе, что в ее услугах больше нет нужды?

— Прошу прощения, ваше высочество, но ваша мать…

Принцесса протиснулась мимо конюха и вошла в конюшню.

— Эй ты… мальчик! — крикнула она.

Рубен замер с лопатой в руках. Ариста смотрела на него.

— Ты можешь оседлать лошадь?

Он с трудом кивнул.

— Оседлай для меня Тамариска. Возьми дамское седло с замшевым сиденьем. Знаешь такое?

Рубен снова кивнул и бросился выполнять приказ. Трясущимися руками он снял седло со стойки.

Тамариск был великолепным конем гнедой масти из королевства Маранон; местные лошади славились своей родословной и великолепной выездкой, обеспечивавшей исключительную плавность хода. Рубен решил, что в разговоре с супругой король упомянул именно это. Маранонские скакуны также славились своей скоростью, которую король, вероятно, упомянул в беседе с дочерью.

— Куда вы собираетесь? — спросил Иэн.

— Я хотела прогуляться до Входного моста.

— Вам нельзя ехать так далеко в одиночку.

— Отец подарил мне эту лошадь, чтобы ездить, и не только по двору.

— Тогда я отправлюсь с вами, — настаивал конюх.

— Нет! Ваше место здесь. Кроме того, кто поднимет тревогу, если я не вернусь?

— Если не хотите брать меня, с вами поедет Рубен.

— Кто?

Рубен замер.

— Рубен. Мальчишка, который седлает вашу лошадь.

— Я не хочу, чтобы со мной кто-то ехал.

— Либо я, либо он, либо никакой лошади, и я сейчас же иду к вашей матери.

— Ладно. Я возьму… как, вы сказали, его зовут?

— Рубен.

— Неужели? А фамилия у него есть?

— Хилфред.

Она вздохнула.

— Я возьму Хилфреда.

Рубен никогда прежде не сидел на лошади, но не собирался в этом признаваться. Единственное, чего он боялся, — это опозориться на глазах у принцессы. Он хорошо знал всех лошадей и выбрал Меланхолию, пожилую черную кобылу с белой звездочкой на лбу. Ее имя соответствовало характеру, а характер — возрасту. Меланхолию седлали для детей, желавших покататься на «настоящей» лошади, или для бабушек и престарелых тетушек. Тем не менее сердце Рубена отчаянно колотилось, когда Меланхолия тронулась следом за Тамариском, что она сделала бы и без всадника на спине.

Они миновали ворота замка и оказались в Медфорде, столице королевства Меленгар. Образование Рубена оставляло желать лучшего, но он был прекрасным слушателем и знал, что Меленгар — одно из самых маленьких среди восьми королевств Аврина, который, в свою очередь, является величайшим из четырех государств человечества. Все четыре государства — Трент, Аврин, Делгос и Калис — когда-то составляли единую империю, но это было давно и теперь имело значение только для историков и писцов. Для остальных значение имело то, что уже не одно поколение Медфорд был уважаемым, процветающим королевством, которое ни с кем не воевало.

Королевский замок был сердцем города, и его осаждали торговцы, окружившие ров и продававшие всевозможные осенние фрукты и овощи, хлеб, копченое мясо, кожаные изделия и сидр — горячий и холодный, крепкий и мягкий. Три скрипача играли веселую мелодию возле пня, на котором лежала перевернутая шляпа. Мелкие дворяне в плащах или накидках бродили по мощеным улицам, перебирая побрякушки на выставленных лотках. Более знатные особы передвигались в экипажах.

Принцесса и Рубен проехали по широкой мощеной улице и миновали статую Толина Эссендона. Изваянный выше, чем при жизни, первый король Меленгара на боевом коне напоминал божество, хотя, по слухам, был некрупным человеком. Наверное, скульптор желал передать сущность Толина, а не только его внешность, ведь тот, кто победил Лотомада, правителя Трента, и вырвал Меленгар из пучины разрушительной гражданской войны, по величию должен был быть близок к самому Новрону.

По пути никто не остановил Рубена с Аристой и не задал ни одного вопроса, однако многие кланялись или делали реверансы. Их приближение прервало несколько громких бесед, говорившие уставились на принцессу и ее спутника. Рубен испытывал неловкость, но Ариста словно ничего не замечала, и он восхищался ею за это.

Когда они выбрались из города на общую дорогу, Ариста перешла с шага на рысь. По крайней мере, лошадь Рубена рысила, то есть неприятно подпрыгивала, заставляя меч, который дал ему Иэн, колотиться о бедро. Как Иэн и говорил, конь принцессы не рысил, а шел иноходью. Тамариск почти танцевал, словно не хотел запачкать копыта.

Они ехали по дороге, и чем уверенней чувствовал себя Рубен в седле, тем шире становилась его улыбка. Он был наедине с ней, далеко от Эллисона и Трех Бичей, ехал на лошади, с мечом. Такой и должна быть жизнь, такой она и могла бы быть, родись он благородным.

Рубену суждено было присоединиться к отцу, Ричарду, и стать королевским солдатом. Сначала он будет служить на стене или у ворот, а при везении со временем получит более престижное место, как его отец. Ричард Хилфред был сержантом королевской стражи, одним из тех, что отвечали за личную безопасность короля и его семьи. Это звание давало преимущества, например, позволяло пристроить необученного сына. Рубен знал, что ему следует радоваться. В мирном королевстве солдаты вели спокойную жизнь, однако до сих пор его жизнь в замке Эссендон была какой угодно, только не спокойной.

Через неделю, в свой день рождения, он наденет бордовую с золотом форму. Рубен останется самым младшим и самым слабым, но больше не будет изгоем. У него появится свое место. И это место больше никогда не позволит ему беззаботно ехать верхом по дороге с настоящим мечом на поясе. Рубен представил жизнь странствующего рыцаря, который бродит где хочет в поисках приключений и славы. Это было будущее оруженосцев… их награда за украденные яблоки и побои.

Возможно, эта поездка являлась кульминацией его жизни. Стояла великолепная погода, осенний день клонился к вечеру. Небо было темно-синего цвета, какой обычно бывает только в зимние морозы, а деревья, многие из которых до сих пор щеголяли листвой, напоминали застывшие костры. Пугала с головами-тыквами охраняли бурые стебли кукурузы и сады с поздними плодами.

Рубен глубоко вдохнул: воздух казался сладким.

Проехав немного по дороге, принцесса обернулась.

— Хилфред? Как ты думаешь, они нас здесь не увидят?

— Кто, ваше высочество? — спросил он, изумленный вопросом и довольный тем, что не дал петуха.

— Ну, не знаю. Те, кто могут следить… Стража на стенах или кое-кто, отложивший свое шитье, чтобы вскарабкаться на восточную башню и выглянуть в окно.

Рубен оглянулся. Город скрылся за холмом и деревьями.

— Нет, ваше высочество.

Принцесса улыбнулась.

— Чудесно.

Она пригнулась к шее Тамариска и щелкнула языком. Конь перешел на галоп и помчался по дороге.

Рубену пришлось скакать следом, обеими руками вцепившись в седло. Меланхолия честно пыталась угнаться за Тамариском, однако девятнадцатилетняя кобыла на заслуженном отдыхе не могла тягаться с семилетним маранонским иноходцем. Вскоре Ариста и ее конь скрылись из вида, и Меланхолия перешла сначала на рысь, а потом и на шаг. Ее бока тяжело вздымались, и Рубену никак не удавалось заставить ее двигаться быстрее. Наконец он сдался и огорченно вздохнул.

Беспомощно посмотрев вперед, он подумал оставить Меланхолию и пуститься бегом. Но хотя сейчас он мог бежать быстрее своей лошади, Тамариска ему не догнать. Рубен не знал, что делать. А вдруг принцесса упала? Если бы только Меланхолия могла скакать так же быстро, как билось его сердце!

С трудом одолев следующий подъем, он увидел Аристу возле Входного моста, который разделял королевство Меленгар и соседнее королевство Уоррик. Принцесса заметила Рубена, но не стала пришпоривать Тамариска.

Рубен успокоился. С ней ничего не случилось. Глядя на Аристу верхом на коне у берега реки, Рубен решил, что поездка не была лучшим событием в его жизни — лучшим было это.

Никогда она не выглядела такой красивой, как сейчас, уверенно держась в седле, в роскошном одеянии, которое ветер разметал по конской спине и боку. Длинная тень принцессы тянулась к Рубену, и лучи закатного солнца обливали коня и всадницу, сверкая на гриве Тамариска и шелке платья, словно на воде. Это мгновение было даром, неописуемым, немыслимым чудом. Оказаться на закате наедине с Аристой Эссендон: она во взрослом платье, а он на лошади и с мечом, словно мужчина, словно рыцарь. Это напоминало счастливый сон.

Стук копыт разбил магию.

Три всадника вылетели из-за деревьев слева от Рубена и помчались к нему. Он подумал, что они врежутся в его лошадь, но в последний момент они свернули и пронеслись мимо, их плащи трепетали на ветру. Меланхолия испугалась и рванула в лес. Даже будь Рубен опытным наездником, ему бы вряд ли удалось удержаться в седле. Застигнутый врасплох и непривычный к движениям лошадей, он упал, приземлившись на спину.

Он с трудом поднялся на ноги, а всадники поскакали прямиком к принцессе и со смехом и гиканьем окружили ее. Рубен еще не стал замковым стражником, но Иэн не просто так дал ему меч. Число противников не имело значения. Не имело значения и то, что он сам, даже мысленно, мог назвать свое умение обращаться с мечом разве что позорным.

Обнажив меч, Рубен сбежал с холма и, поравнявшись с всадниками, крикнул:

— Оставьте ее в покое!

Смех затих.

Двое спешились и одновременно обнажили мечи. Полированная сталь сверкнула в лучах закатного солнца. Теперь Рубен понял, что это мальчишки, на три-четыре года младше него. Их лица казались очень похожими, словно они были братьями. Их мечи отличались от широких фальшионов замковой стражи и коротких мечей оруженосцев. Это были тонкие, изящные клинки с затейливой гардой.

— Он мой, — сказал мальчишка постарше, и Рубен едва поверил в свою удачу: они собирались драться с ним по одному.

«Защищать принцессу от головорезов, даже детей, сражаться за ее честь у нее на глазах, спасти ее. Пожалуйста, великий Марибор, я не могу потерпеть неудачу… только не сейчас!»

Мальчишка приблизился небрежной походкой, озадачив Рубена. Он был ниже на целых пять дюймов, худой, как кукурузный стебель; дувший в спину ветер постоянно бросал взъерошенные черные волосы ему в глаза, а он шагал к Рубену, широко ухмыляясь.

Подойдя на длину клинка, мальчишка остановился и, к изумлению Рубена, поклонился. Затем выпрямился и со свистом рассек мечом воздух. Наконец принял стойку с полусогнутыми коленями, заложив свободную руку за спину.

И сделал выпад.

Его скорость пугала. Кончик маленького меча хлестнул Рубена по груди, не задев кожу, но оставив надрез на блузе. Рубен отшатнулся. Противник наступал, странным шаркающим шагом, какого Рубен никогда не видел. Движения мальчишки были плавными и грациозными, словно он танцевал.

Рубен взмахнул мечом.

Мальчишка не шелохнулся. Не поднял оружие, чтобы отразить удар. Только рассмеялся, когда вражеское лезвие прошло в дюйме от него.

— Полагаю, ты не смог бы попасть в меня, даже если бы я был привязан к столбу. Даме следует найти защитника получше.

— Это не дама. Это принцесса Меленгара! — крикнул Рубен. — И я не позволю вам причинить ей вред!

— Неужели? — Мальчишка оглянулся. — Слышали? Мы поймали принцессу.

«Я идиот». Рубен готов был зарубить себя.

— Что ж, мы не собираемся причинять ей вред. Мы с моими друзьями-разбойниками собираемся ограбить ее, перерезать ей горло и бросить девчонку в реку!

— Прекрати! — крикнула Ариста. — Это жестоко!

— Вовсе нет, — ответил сидевший верхом мальчишка. На нем был плащ с капюшоном, закатное солнце светило ему в спину, и Рубен не мог разглядеть его лица. — Это глупо. Я предлагаю потребовать за нее выкуп, наш вес золотом!

— Превосходная идея, — согласился младший из братьев. Он уже убрал меч в ножны, достал из сумки ломоть сыра и предложил всаднику. Тот откусил кусок.

— Сначала вам придется меня убить, — заявил Рубен — и снова услышал смех.

Он замахнулся. Противник отразил удар, не отрывая глаз от его лица.

— Немного лучше. По крайней мере, это могло меня зацепить.

— Мовин, не надо! — крикнула принцесса. — Он не знает, кто вы такие.

— Я вижу! — крикнул в ответ мальчишка с взъерошенными черными волосами и расхохотался. — В этом вся прелесть!

— Я сказала, прекрати! — потребовала принцесса, подъезжая ближе.

Мальчишка снова рассмеялся и повел меч вниз, целя в ступни Рубена. Тот понятия не имел, как отбить удар. Он опустил свой клинок, в страхе отскочил, потерял равновесие и упал, вогнав лезвие в грязь. Перекатившись на спину и вскочив, Рубен обнаружил, что мальчишка держит оба меча. Все снова расхохотались — за исключением Аристы.

— Прекрати! — вновь крикнула она. — Ты же видишь, он не умеет драться мечом! Он даже не умеет ездить верхом. Он слуга, всю жизнь колол дрова и носил воду.

— Я только немного повеселился.

— Может, тебе и было весело. — Принцесса показала на Рубена. — Он действительно думает, что вы хотите причинить мне вред. Для него это не игра.

— Правда? Если так, то он жалок. Честное слово, если он больше ни на что не способен, почему, во имя Марибора, Лоренс отправил с тобой этого придурка? Настоящий разбойник убил бы его первым ударом, а тебя привязал бы к лошади и потребовал выкуп.

Принцесса нахмурилась.

— Будь вы настоящими разбойниками, вы нас с Тамариском только и видели бы. Вы бы чихали и плевались пылью, глядя нам вслед.

— Это вряд ли, — сказал мальчишка на лошади.

— Да? — Принцесса наклонилась к уху Тамариска и что-то шепнула. Конь рванулся вперед, проворный, как олень, и помчался по Южной дороге обратно к городу.

— Ловите ее! — приказал мальчишка на лошади и сам пустился в погоню.

Мальчишка с взъерошенными волосами швырнул Рубену его меч. Потом они с братом вскочили на лошадей и понеслись вслед за принцессой, которая, как и обещала, бросила их в облаке клубящейся пыли.

В мгновение ока Рубен остался один. Единственным утешением было то, что принцессе ничего не грозило. Ариста определенно знала мальчишек, и это лишь усугубляло унижение. Мало того, что мальчишка младше него одолел и высмеял Рубена на глазах у принцессы, так она еще и встала на его защиту.

«Ты же видишь, он не умеет драться мечом! Он даже не умеет ездить верхом. Он слуга, всю жизнь колол дрова и носил воду».

Рубен стоял, глядя на меркнущие небеса и сгущающиеся тучи, которые напоминали занавес в конце спектакля. По его щекам катились слезы. Он никогда не плакал, хотя его часто били. Он привык к боли и оскорблениям, но это было другое. Рубен всегда подозревал, что бесполезен; теперь сомнений не осталось. Кем бы они ни были, пусть бы лучше убили его — по крайней мере, не пришлось бы жить с позором.

Он вытер лицо грязными руками и огляделся. С приближением ночи над водой сгустился туман, в окнах далеких ферм мерцали огоньки. Меланхолия сбежала. Либо последовала за остальными, либо просто знала, что пора возвращаться в стойло.

Рубен Хилфред сунул одолженный меч в ножны и зашагал домой.

Добираясь до замка, он сильно устал. Заглянул в конюшню и увидел Меланхолию и Тамариска в своих стойлах. У Рубена было разбито сердце, его здорово поколотили, он полдня трудился в конюшне, а потом прошагал много миль в сумерках; сил у него почти не осталось. Тем не менее он задержался на полпути через двор, чтобы посмотреть на замок — и на башню.

Чудесный осенний день сменился промозглой осенней ночью. Ветер поднялся вместе с полной луной, которую скрыли темные тучи. Черные ветки деревьев скрюченными пальцами скребли по мрачному небу, и срывавшиеся с них листья кружили по двору. Было холодно, факелы трепетали на ветру. Подобные ночи во время сбора урожая тревожили Рубена. Предчувствие смерти таилось в каждом углу. Вскоре снега укроют землю, словно саван мертвеца. С этими мыслями Рубен высматривал хоть какой-нибудь знак в окне башни. Однако света не было.

Его окатила знакомая смесь эмоций — в первую очередь облегчение, но и разочарование.

В казармах Рубена встретил храп дюжины мужчин. Вонь выставленных для просушки сапог мешалась с запахами пота и кислого пива. Рубен с отцом жили в собственной комнате, но до роскоши им было далеко. Бывший чулан с трудом вмещал две койки и стол. До прихода Рубена это было неплохое пристанище, награда, полученная его отцом на королевской службе.

В каморке горела лампа.

— Ужинал? — спросил отец.

Ни слова о том, где он был. Отец никогда не интересовался подобными вещами, и лишь недавно это стало казаться Рубену странным. Хилфред-старший лежал на своей койке, сняв ботинки, его портупея, кольчуга и туника занимали крючки и полку. Поясной ремень и три кожаных кошеля, которые отец всегда на нем носил, были аккуратно сложены рядом с кроватью — в пределах досягаемости. Рубен знал, что в одном кошеле хранились монеты, а в другом — точильный камень, но понятия не имел, что находится в третьем. Ричард Хилфред лежал, прикрыв рукой глаза. Так он спал каждую ночь. Отец не брился несколько дней, и его щеки и подбородок покрывала густая черная щетина, напоминавшая звериный мех. В угольно-черных волосах пробивалась седина. Волосы Рубена были пепельно-русыми, и он вспомнил слова Эллисона о его матери.

— Я не голоден.

Отец опустил руку и, прищурившись, посмотрел на сына.

— Что случилось?

«Вопрос? С каких это пор?»

— Ничего, — ответил Рубен и сел на свою койку, с горечью подумав, что отец один-единственный раз проявил к нему интерес, а он совсем не хочет с ним говорить.

— Где ты взял этот меч?

— Что? — Рубен совсем забыл про меч. — О… Иэн заставил меня взять его.

— Взять куда?

«Четыре вопроса подряд. Это любопытство, забота — или все дело в том, что скоро мой день рождения?»

В это время года отец всегда отличался вспыльчивостью. Когда Рубен жил с теткой, он навещал отца только в свой день рождения — один раз в год, каждый год. Отец ни разу не обнял его и обычно орал, распространяя запах спиртного. Когда тетка умерла и отец забрал Рубена в замок, тот плакал. Ему было одиннадцать, почти двенадцать, и Ричард Хилфред решил, что он слишком взрослый для слез. Отец побил его. Рубен больше не плакал — до этого вечера, когда увидел, как принцесса скачет прочь, унося с собой его надежды.

— Принцесса хотела прокатиться, — объяснил Рубен. — А Иэн велел мне сопровождать ее.

Отец сел, и кушетка под ним заскрипела. Он долго молчал, пристально глядя на сына, пока тот не почувствовал себя неуютно.

— Держись от нее подальше, слышишь?

— У меня не было выбора. Она…

— Мне не нужны твои оправдания. Просто держись подальше, понял?

Рубен кивнул. Он давным-давно научился не спорить с отцом. Сержант Ричард Хилфред умел обращаться с непокорными мужчинами. Он отдавал приказ — и ему подчинялись, иначе кто-то лишался зубов. Так поддерживалась дисциплина в страже, в казармах и в их каморке.

— Знать опасна, — продолжил отец. — Они как дикие звери, в любой момент могут наброситься на тебя. Им нельзя доверять. Мы для них — что жуки. Они могут играть с нами, но как только им станет скучно, тут же нас раздавят.

— Тогда почему ты один из телохранителей короля? Ты проводишь с ними дни напролет.

Хилфред-старший бросил на него странный взгляд, и Рубен было подумал, что сейчас последует взбучка, но отцовское лицо исказила задумчивость, не гнев.

— Надо полагать, потому, что когда-то я был таким же, как ты. Я верил в них, доверял им. И это лучшая работа в замке, кроме разве что личного телохранителя члена королевской семьи. Те получают все, что захотят, и их уважают. Но мне такое счастье не светит, и потому я стал заклинателем змей. Я знаю, как с ними обращаться, как схватить голубую кровь за шею, чтобы не могла укусить.

— И как ты это делаешь?

— Не даю им повода заметить меня. Я — тень, невидимая и безмолвная, как стул или дверь. Моя работа — охранять их, но когда все спокойно, от меня требуется не существовать. А тебя заметили, причем сама принцесса. Тебе понравилось кататься с ней? Все в городе видели, как ты прыгаешь в седле с мужским оружием на бедре в компании красивой девчонки. Тебе казалось, что ты один из них?

Рубин молча уставился в пол.

— Я вижу, как ты смотришь на нее. Принцесса милашка и станет еще милее, но я бы на твоем месте сразу выцарапал себе глаза. Через год-другой ее выдадут замуж. Амрат не станет тянуть. Ему нужны союзники, и он продаст дочь, пока она молода и за нее можно взять наибольшую цену. Ее отправят в Альбурн или Маранон. Может, потому он и купил ей лошадь, чтобы принцессе понравился ее новый дом. Не важно. Она — не человек, она — товар, как золото или серебро, и король обменяет ее на силу или защиту границ. Вспомни это, когда в следующий раз будешь смотреть на принцессу. Желать быть с ней — все равно что красть из королевской сокровищницы. За это людей казнят, даже благородных.

Рубену не нравился этот разговор, и он решил сменить тему.

— Сегодня в башне нет света.

Мгновение отец смотрел на него, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов.

— И что с того? — наконец спросил он, снова ложась на койку, медленно, словно у него что-то болело. Он все чаще так двигался. Отец старел, и возраст давал о себе знать.

— Ничего. Я просто подумал, что это хорошо, правда?

— Это всего лишь комната в башне, Ру. Иногда люди ставят там свечи.

— Но раньше там всегда было темно, кроме тех двух ночей — когда сгорела леди Клэр и когда умер канцлер. Я сам видел.

— И?

— Говорят, смерть приходит трижды.

— Кто говорит?

— Люди. — Рубен отстегнул меч и повесил рядом с отцовским. Но не ощутил гордости. — Просто интересно, ну, знаешь, что произошло там в те ночи, когда я видел свет.

Он наклонился, чтобы снять сапоги, а когда поднял голову, отец снова пристально смотрел на него.

— Не подходи к этой башне, понял?

— Да, сэр.

— Я серьезно, Ру. Если услышу, что ты болтался поблизости, изобью тебя сильнее, чем те оруженосцы.

Рубен уставился на свои ноги.

— Ты об этом знаешь?

— У тебя все лицо в синяках, а на тунике сзади — разрез и кровавое пятно. Кто еще? Не волнуйся. — Отец задул лампу. — В следующий раз ты будешь замковым стражником.

— И чем мне это поможет?

— Вместо тряпки тебе дадут кольчугу.

Глава 2

Женщина с метлой кинулась к ним, словно настоящая ведьма. По крайней мере, так показалось Адриану. Из-под свалявшихся прядей черных волос виднелся только один глаз и кончик носа. Крестьянская юбка, не дававшая женщине выбраться из зарослей, щеголяла таким количеством пятен и дыр, что Адриан не сомневался: владелица неоднократно на нее наступала.

— Стойте! Мне нужна помощь! — с отчаянием крикнула женщина, будто они с Ройсом галопом неслись по дороге. На самом деле они ехали чуть быстрее пешехода. Адриан натянул поводья и остановился. Ройс проехал еще немного, прежде чем с недоумением оглянуться. За прошедший год Адриан часто видел это выражение и по опыту знал, что озадаченность сменится недовольством, как только его спутник поймет, что он хочет выслушать старуху. Потом Ройс нахмурится — Адриан не был уверен, что это символизирует, возможно, досаду? Потом закатит глаза с неприкрытым осуждением, а затем скрестит на груди руки, демонстрируя разочарование. В конце концов в нем поднимется волна гнева, а вместе с ней и капюшон плаща. Ройс, поднимающий капюшон, являл собой скверный знак, как волк с встопорщенной шерстью на загривке. Предупреждение — обычно первое и последнее.

— Вы должны мне помочь! — крикнула старуха, пробираясь сквозь кусты и вылезая из придорожной канавы. — В моем хлеву незнакомец, и я боюсь за свою жизнь!

— Вашем хлеву? — переспросил Адриан, глядя старухе за спину, но не видя никакого хлева.

Ройс и Адриан направлялись на север по дороге Наместника и сейчас находились недалеко от города Колнора. Все утро они ехали мимо многочисленных ферм и сельских домов, но уже некоторое время не встречали жилья.

— У нас с мужем ферма за поворотом. — Старуха показала вперед.

— Раз у вас есть муж, почему бы ему не разобраться с тем человеком?

— Старика Дэнни нет. Поехал в Вернес продавать овечью шерсть. Вернется не раньше, чем через месяц. В моем хлеву пьяный безумец. Он голый, бушует и отчаянно ругается. Может, его укусила больная собака и у него бешенство. Я боюсь подходить к хлеву, но мне нужно накормить скот. Я не знаю, что мне делать. Он убьет меня, если я зайду внутрь.

— Вы никогда раньше его не видели?

Старуха покачала головой.

— Если вы мне поможете, если прогоните его с моей земли, я до отвала накормлю вас и ваших лошадей. И даже дам вам с собой добавку. Я отличная повариха, что есть, то есть.

Адриан спешился и посмотрел на друга.

— Что ты делаешь? — спросил Ройс.

— Это займет не больше минуты, — ответил Адриан.

Ройс вздохнул. В этом вздохе было что-то новое.

— Ты не знаешь эту женщину. Это не твоя проблема.

— Я понимаю.

— Тогда почему ты ей помогаешь?

— Потому что люди помогают друг другу. Ты ведь остановишься, если увидишь на дороге человека, раненного стрелой?

— Разумеется, — согласился Ройс. — Как не остановиться? Раненый — легкая добыча, если только ты не заметишь с седла, что кто-то уже забрал его кошелек.

— Что? Нет! Никто не станет грабить раненого и бросать умирать.

Ройс кивнул.

— Пожалуй, ты прав. Если при нем кошелек и ты его заберешь, лучше сразу перерезать ему глотку. Слишком многие выживают после ранения из лука. Ты сам меня этому научил. Вдруг он потом станет за тобой гоняться?

Старуха в ужасе смотрела на Ройса.

Теперь пришла очередь Адриана вздыхать.

— Не обращайте на него внимания. Его вырастили волки.

Ройс сложил руки на груди и сердито уставился на Адриана.

— Не следовало тебе об этом рассказывать.

— Послушай, сегодня прекрасный день, и мы никуда не спешим. Кроме того, ты вечно жалуешься на мою готовку. Не сомневаюсь, ее стряпня понравится тебе намного больше. Я только быстро побеседую с этим парнем. — И шепотом добавил: — Возможно, это нищий, который отчаянно нуждается в укрытии. Уверен, если я заставлю их поговорить, мы решим эту проблему. Быть может, я смогу убедить ее нанять этого парня в помощники, пока ее муж в отъезде. Она получит работника, он — еду и крышу над головой, а мы — горячий обед. Все останутся в выигрыше.

— А когда это доброе дело кончится катастрофой, ты послушаешь меня и в следующий раз позволишь людям самим решать свои проблемы?

— Конечно, но все получится. Это всего один человек. Даже если он совершенно невменяем, думаю, мы справимся с пьяным захватчиком.

Осень выдалась влажная, и дорогу развезло. Палая листва засыпала лужи, деревья все больше становились похожи на черные скелеты, птицы почти смолкли. Адриан всегда скучал по ним, когда облетали листья, и весной дивился их возвращению, уже позабыв свистящую птичью музыку.

Как и говорила старуха, за поворотом обнаружилась ферма, если можно было ее так назвать. Все фермы, которые они проезжали раньше, представляли собой аккуратные беленые домики с соломенной крышей, выделявшиеся на фоне красно-оранжевых осенних красок. Возле каждого были готовые к жатве поля золотой пшеницы или ячменя. Ферма старухи оказалась унылой хибарой из рассохшихся досок, окруженной покосившейся оградой. Адриан привстал на стременах, но не увидел ни одного возделанного поля.

— Хлев дальше по склону. — Старуха показала направление. — Вон крыша торчит. Если хотите, я дам лошадям зерна и воды и займусь обедом.

— Говорите, всего один человек? — спросил Адриан, спешиваясь и идя следом за женщиной.

Та кивнула.

Адриан, на поясе у которого висели два меча, отстегнул от седла длинный спадон, надел перевязь через плечо и пристроил массивное оружие за спиной. Носить его можно было только так. Спадон был оружием рыцарей и предназначался для сражений верхом. Если подвесить его к поясу, кончик меча волочился по земле.

— Многовато стали для одного пьяного дурака, — заметила старуха.

— Привычка, — ответил Адриан.

Ройс тоже спешился, вначале опустив на землю правую ногу, а потом, с большей осторожностью, левую. Открыл сумку и принялся рыться в ней. Старуха дождалась, пока он закончит, и, еще раз выразив свою благодарность, повела лошадей к дому, оставив Ройса и Адриана во дворе.

В середине открытого пространства между домом и хозяйственными пристройками располагался каменный колодец, а ниже по склону стоял хлев. Вся ферма заросла травой по колено и пушистыми одуванчиками. Ройс задержался, чтобы присесть на фундамент, оставшийся от небольшого строения — судя по размерам, курятника. Поднял левую ногу и осмотрел ее. Адриан увидел ряд отверстий в кожаной подошве.

— Как нога? — спросил он.

— Еще болит.

— У него была неплохая хватка.

— Прокусил сапог.

— Да, выглядело неприятно.

— Тогда почему ты не помог мне?

Адриан пожал плечами.

— Ройс, это была собака. Маленькая миленькая собачка. Ты хотел, чтобы я убил невинное животное?

Ройс наклонил голову и, прищурившись в лучах вечернего солнца, посмотрел на друга.

— Это шутка?

— Это был щенок.

— Это был не щенок, и он грыз мою ногу.

— Да, но ты вторгся в его дом.

Нахмурившись, Ройс притопнул здоровой ногой.

— Давай разберемся с этим твоим чудищем-захватчиком.

Они зашагали по травянистому склону, щедро усеянному белыми и желтыми полевыми цветами, которые покачивались на легком ветру. Пчелы трудились, жужжа между ромашками и дикой морковью. Адриан улыбнулся. Хоть кто-то работал на этой земле. Приблизившись к хлеву, они увидели, что тот находится в таком же плачевном состоянии, как и дом.

— Знаешь, не следовало выбрасывать его в окно, — сказал Адриан на ходу.

По-прежнему поглощенный своей ногой Ройс поднял глаза.

— А что, по-твоему, я должен был сделать? Чесать маленького монстра за ушком, пока он глодает мои пальцы? А если бы он залаял? Отличная вышла бы история.

— Хорошо, что под окном был ров.

Ройс остановился.

— Ров?

Адриан нахмурился. В такие моменты он не мог решить, шутит Ройс или нет. Они работали вместе почти год, но он до сих пор иногда не понимал напарника. Ясно было одно: Ройс Мельборн оказался самым интересным человеком из всех, кого встречал Адриан, — а также самым загадочным.

Они подошли к хлеву, крытой соломой постройке из дерева и камня. Хлев кренился набок, скат крыши упирался в ствол старого клена. Нескольких досок не хватало, и местами в соломе зияли дыры. Двустворчатая дверь была приоткрыта, но внутри Адриан видел только темноту.

— Эй? — позвал он. Широко распахнул дверь и заглянул в хлев. — Есть кто-нибудь?

Ройс уже не стоял за его спиной. В такие моменты он часто исчезал. Будучи более ловким, Ройс любил использовать Адриана в качестве шумного отвлекающего маневра.

Никто не ответил.

Адриан обнажил меч и вошел в хлев.

Внутри тот выглядел точно так же, как любой другой хлев, разве что носил следы серьезной запущенности и в то же время недавнего использования — странное сочетание. Просевший сеновал был забит старым гниющим сеном. Немногочисленные инструменты покрывала ржавчина и паутина.

Проникавшего сквозь прорехи в крыше и стенах света было достаточно, чтобы разглядеть мужчину, который спал в ворохе сена. Тощий и невероятно грязный, он был облачен в ночную сорочку. В его волосах запуталась трава, а встопорщенная неопрятная борода почти скрывала лицо. Мужчина свернулся калачиком, приспособив старый мешок вместо одеяла. Из раскрытого рта вырывался громкий храп.

Адриан убрал меч в ножны и чуть толкнул мужчину в бедро. Не просыпаясь, тот заворчал и передвинулся. Еще один толчок заставил его приоткрыть глаза. Заметив Адриана, он резко сел и прищурился.

— Вы кто?

— Меня зовут Адриан Блэкуотер.

— И чего вы хотите, добрый сэр? — Его витиеватая речь не соответствовала внешности.

— Меня прислала дама, владелица этой фермы, чтобы узнать, почему вы находитесь в ее хлеву.

— Боюсь, я не понимаю. — Он прищурился еще сильнее.

Хорошо говорит, но не гений.

— Начнем с вашего имени. Кто вы?

Мужчина поднялся на ноги, стряхивая солому с ночной сорочки.

— Я виконт Альберт Тайрис Уинслоу, сын Арметера.

— Виконт? — рассмеялся Адриан. — Вы что, пили?

Лицо мужчины стало печальным, словно Адриан спросил о скончавшейся супруге.

— Ах, если бы у меня были деньги. — Внезапно его осенило, и печаль сменилась надеждой. Он вновь отряхнул свою ночную сорочку. — Это все, что у меня осталось, но она сшита из тончайшего льна. Я отдам ее за бесценок. Всего один серебряный тенент. Одна монетка. У вас она найдется?

— Мне не нужна ночная сорочка.

— Но добрый сэр, вы сможете ее продать. — Альберт поплевал на грязное пятно и потер материал между пальцами. — После хорошей стирки это одеяние будет великолепно. Вы легко выручите за него два тенента, может, даже три. И, без сомнения, удвоите свои вложения.

— Он один.

Ройс спрыгнул с сеновала, почти бесшумно приземлившись рядом с ними.

Альберт ахнул и отшатнулся, испуганно уставившись на спутника Адриана. Его реакция не была необычной — большинство людей пугались Ройса. Тот был ниже Адриана и не носил оружие на виду, но все равно заставлял окружающих нервничать. Черно-серый плащ с капюшоном не улучшал дело. Однако настоящая причина, по которой лишь самые отчаянные смельчаки не отступали при виде Ройса, заключалась в том, что он действительно был опасен. Люди чувствовали это; от него пахло смертью, как от моряка — солью, а от священника — благовониями.

— Теперь я понял… вы пришли ограбить меня, верно? — выкрикнул Альберт. — Что ж, вам не повезло. — Он посмотрел на свои босые ноги и издал жалкий смешок. — У меня нет ничего… совсем ничего. — Тут он рухнул на колени, закрыл лицо руками и заплакал. — Мне некуда идти, — проскулил он. — Пусть проку от этого хлева не намного больше, чем от клена, на который он опирается, но здесь хотя бы имеется крыша над головой и мягкое место для сна.

Ройс и Адриан уставились на него.

— Значит, это и есть страшный монстр? — фыркнул Ройс.

— Если вам требовалось только место для отдыха, зачем вы угрожали жене фермера?

Альберт вытер лицо и озадаченно поглядел на них.

— Кому?

— Владелице этой фермы. Почему не попросили разрешения переночевать здесь?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Старуха, похожая на ведьму? Она живет в доме на холме. Говорит, вы ей угрожали.

Альберт посмотрел сперва на Адриана, потом на Ройса, словно пытаясь разгадать загадку.

— Там никто не живет. Вы его видели? Я сплю здесь, потому что дом никуда не годится. Полы прогнили, в стропилах — огромное осиное гнездо. Эта ферма пустует много лет. Любой дурак это поймет.

Ройс кинул на Адриана выразительный взгляд. Тот рванулся из хлева и взбежал по склону.

Солнце скрылось за деревьями, и те отбрасывали длинные тени на поля и дом. Как и говорил Альберт, здание пришло в полный упадок. Сквозь кухонный пол проросло молодое деревце. Хуже того — нигде не было видно лошадей. Ссутулившись, Адриан вернулся в хлев, где Ройс собирал дрова для костра.

— Вот видишь, — сказал Ройс. — Я же говорил, что добром это не кончится. Ее нет, верно? Милая дама, которой ты хотел помочь, сбежала, захватив с собой наших лошадей и все наши пожитки.

Адриан опустился на упавшую дубовую балку и пробормотал проклятие в адрес старухи.

— Не нужно ее винить. Виноват только ты. Ты буквально умолял ее ограбить нас. В следующий раз послушаешь меня?

— Поверить не могу, что кто-то способен на такое, — пробурчал Адриан, глядя в землю и качая головой.

— Знаю. Вот почему я должен был продемонстрировать тебе это.

Адриан поднял глаза.

— Ты догадался?

— Разумеется, догадался. — Ройс показал на Альберта. — Как он и сказал, любой дурак поймет, что на этой ферме много лет никто не жил. А ты не удивился, с чего старуха пряталась в кустах у дороги?

— Так почему ты промолчал?

— Потому что нужно было преподать тебе урок.

— Тебе не кажется, что это слишком дорогой урок? Наш заработок, наши вещи, не говоря уже о лошадях.

— Что ж, такова благодарность за помощь людям, — пожал плечами Ройс. — Тебя что, ничему не научили в Хинтиндаре? Если бы тебя воспитали правильно, ты бы это знал. — Ройс повернулся к Альберту. — Я прав? Готов спорить, тебе никто ни разу не помог.

— Нет, — Альберт опустил глаза.

— Сколько ты здесь провел?

Альберт пожал плечами.

— С неделю.

— И на что ты жил?

Альберт оттянул ткань ночной сорочки на груди.

— Я пришел сюда не в этом, знаете ли.

— Ты продавал свою одежду?

Он кивнул.

— Это оживленная дорога. А у меня были действительно хорошие вещи. На свой дублет я смог купить целый бочонок рома, но его хватило всего на несколько дней. Я серьезно говорил насчет ночной сорочки. Купив ее, вы бы сделали мне одолжение.

— У тебя больше ничего нет. Ты что, собираешься ходить голым?

Альберт снова пожал плечами.

— Нет смысла цепляться за вещи. Меня этому научил отец.

— Вот видишь, этот несчастный ублюдок умрет здесь, в нищете и отчаянии. Умрет от голода. Мир — холодное, жестокое место. — Ройс умолк, изучая Альберта. — Вероятно, он протянет меньше месяца, и никто и пальцем не пошевелит ради него. Таков наш мир, холодный и равнодушный, даже в лучшие моменты.

— Я просто хотел помочь, — вздохнул Адриан.

— Да, и теперь сам видишь, как она нуждалась в твоей помощи. Нуждалась в спасении от этого мерзавца. Только взгляни на него. Подобного монстра я еще не встречал.

— Я тебя понял, Ройс.

— Надеюсь. И надеюсь, что повторный урок не потребуется. Я еще прочищу твои глаза от розового тумана.

Ройс развел костер возле двери, чтобы дым выходил на улицу. К тому времени как огонь достаточно разгорелся, чтобы подложить приличное бревно, солнце село, и наступила ночь.

— Держи. — Ройс вручил Адриану полоску соленой свинины.

— Так вот что ты искал в своей сумке.

— Следовало оставить тебя голодным, — ответил Ройс.

Альберт проводил мясо взглядом.

— Когда ты в последний раз ел? — спросил Адриан.

— Несколько дней назад. Кто-то швырнул в меня кусок хлеба. С тех пор прошло… три дня. Вчера я жевал кору, она была кошмарной на вкус, но желудок немного успокоился.

Адриан протянул мясо Альберту. Ройс застонал и закатил глаза.

— Мы же только что это проходили.

— Ты ведь отдал его мне. Кроме того, ты сам сказал, что меня следовало оставить голодным, но все равно дал мне мясо. Почему?

— Потому что… — Ройс нахмурился. — Ладно, поступай как знаешь. Мне все равно.

Адриан посмотрел, как Альберт откусывает кусок мяса и жует, затем спросил:

— Так что с тобой приключилось? Почему ты оказался здесь в таком виде?

— Знаю, я пятно на чести аристократии, но…

— Серьезно? Ты действительно из благородных?

— Я же сказал, что я виконт Альберт Уинслоу.

— Я решил, что это пустая болтовня.

— Это правда. Мой дед Харлан Уинслоу лишился семейного поместья в споре с королем Уоррика. Отец проявил себя не лучше. Потратил оставшиеся деньги на женщин, азартные игры и выпивку. Никто из них не подумал обо мне и о том, как я выживу с одним лишь титулом в качестве петли на шее.

— Почему? — спросил Адриан.

Альберт откусил еще кусок мяса.

— Думаете, кто-нибудь наймет аристократа чистить стойла или мостить улицы? — Он вскинул руки. — У меня нет ни одной мозоли. И даже реши я забыть о титуле и чести, у меня нет необходимых навыков. Я вроде молочной коровы, которую шлепнули по заду и прогнали из хлева в лес. Вроде курицы, вернувшейся в лоно дикой природы.

— Не думаю, чтобы куры когда-то были дикими, — заметил Адриан.

— В том-то и дело. — Альберт посмотрел на остаток соленой свинины. — Твой друг прав. Это лишь отсрочит неизбежное. Пустая трата. Вот. — Он протянул мясо Адриану.

— Оставь себе, — ответил Адриан, кивнув на Ройса. — Мне преподают урок.

— Ох, да замолчите вы оба, у меня есть еще.

Ройс достал еще одну полоску свинины и отдал Адриану.

— Вот моя печальная история, — вздохнул Альберт. — А как насчет вас? — Он посмотрел на Адриана. — Полагаю, ты его ученик?

Адриан рассмеялся.

— Нет. Мы… деловые партнеры.

— По какой части?

— По снабжению, — ответил Ройс.

— Какому?

— Любому.

Мгновение Альберт смотрел на них, потом его глаза расширились.

— Вы воры!

— Только он. — Адриан показал на Ройса. — Я новичок.

— Правда? А чем ты занимался?

Адриан немного подумал.

— Убивал людей.

— Убийца? — Альберт явно был впечатлен.

— Солдат.

— О. Полагаю, это объясняет три меча. И как идут дела? Очевидно, лучше, чем у меня. Чем вы занимаетесь? Обчищаете карманы? Нет, с тремя мечами вы, наверное, разбойничаете, верно? Грабите торговцев? Или похищаете людей и требуете выкуп?

Ройс усмехнулся.

— Что смешного?

— Мы занимаемся не этим, — покачал головой Адриан.

— Нет?

— Нет. Красть таким образом — это… неправильно, — заявил Адриан.

— Но вы ведь воры, так? Вы действительно воры?

— Как я уже говорил, он — да.

— О, я понял. А ты — честный солдат… хотя погоди. Тогда почему ты работаешь вместе с ним?

— По той же причине, по которой ты пытаешься продать свою ночную сорочку, — усмехнулся Ройс.

— Ради рома?

— Рома? — переспросил Адриан. — Не еды?

Альберт пожал плечами.

— Так я поступаю с деньгами. Это помогает мне забыть, что я трачу все деньги на ром. — И он быстро добавил: — Так чем вы занимаетесь, если не грабите людей?

— В основном работаем по контрактам, — ответил Адриан. — Люди, которые нуждаются в помощи, приходят к нам, а мы…

— Видишь, как он рассуждает? — проворчал Ройс. — Мы не помогаем людям. Мы используем их. Скажем… ну, я не знаю… — Ройс покрутил пальцами в воздухе, словно пытаясь помочь мыслительному процессу. — Скажем — исключительно ради примера, — торговец открывает новый магазин напротив уже существующего. Владельцу старого магазина — назовем его Берни — это не нравится, и он велит новому парню — назовем его Эндрю — убираться. Предположим, Эндрю не соглашается. И тут же какие-то громилы переворачивают магазин Эндрю вверх дном и ломают его жене руку. Потом Берни говорит Эндрю, что если тот не уйдет, в следующий раз расстанется с жизнью.

— Так вы — те громилы? — спросил Альберт.

— Нет, мы… — Ройс покосился на Адриана, — мы помогаем новому торговцу.

— Как это?

— У меня творческий подход к решению проблем.

— Вы громите магазин Берни?

— Нет, тогда он убьет Эндрю.

— И что же вы делаете?

— Я нанимаю тех же громил, чтобы разнести магазин самого богатого торговца в городе, и говорю им, что платит Берни. На следующий день кто-то пускает дурной слушок, будто старина Берни портит жизнь конкурентам. История быстро получает подтверждение благодаря первому происшествию. У богатого торговца — назовем его Себастиан — есть связи, а как же иначе? На следующий день магазин Берни сгорает дотла. К несчастью, Берни гибнет в пожаре, случайно уснув в своем магазине привязанным к кровати. Деньги, которые мы заплатили громилам — лишь половина того, что нам заплатил Эндрю. Остаток мы забираем себе. Как только я обучу Адриана искусству запугивания, мы станем зарабатывать больше.

— Им не следовало его убивать, — заметил Адриан.

— Видишь, с чем мне приходится иметь дело? Проблема в том, что такие заказы подворачиваются нечасто. Но насчет выкупа ты прав. Можно получить неплохие деньги, если правильно выбрать цель. Даже он не станет жаловаться на такую работу.

— Что ж, в благодарность за ужин позвольте дать вам маленький совет, — сказал Альберт. — Мы совсем близко от города Колнора, и на вашем месте я бы не стал ничего здесь затевать, иначе за вас возьмется «Черный алмаз».

— «Черный алмаз»? — переспросил Адриан. — Это городская стража?

Альберт усмехнулся, а Ройс покачал головой, глядя на Адриана так, словно тот спустил штаны в людном месте.

— Ты нездешний? — поинтересовался Альберт.

— Я из Хинтиндара, крошечной поместной деревеньки на реке Бернум.

— И ты никогда не слышал про «Черный алмаз»?

— Я здесь недавно. Много лет провел на востоке. Вернулся только год назад, когда встретил его. — Адриан кивнул на партнера. — С тех пор мы бродим по свету, но, — он с любопытством посмотрел на Ройса, — никогда раньше не приближались к Колноре.

— О, — кивнул Альберт. — «Черный алмаз» — это воровская гильдия. Кто-то даже скажет, Воровская гильдия с большой буквы. Самая могущественная и крупная в мире. Их штаб-квартира расположена совсем рядом, в Колноре. Как и любая воровская гильдия, они не любят чужаков. Если обнаружат, что вы работаете в этих местах, выследят и перережут вам глотки. И уж поверьте мне, они обнаружат. С «Черным алмазом» не следует шутить. Известны случаи, когда короли предпочитали поклониться им, чем обрушить на себя их гнев.

— Что ж, в таком случае, надеюсь, они поймают ту старуху, что украла наших лошадей, — заметил Адриан.

— Они о ней знают. — Ройс кинул пучок сухой травы в костер, где та почернела и съежилась. — Она была из «Черного алмаза».

— Да ладно… — Адриан покачал головой. — Не могу поверить, что ты позволил ей забрать наших лошадей и вещи.

— Какую часть фразы «нужно было преподать тебе урок» ты не понял?

— Ты знаешь, что ты сумасшедший?

— Конечно, ты не первый догадался. Однако сегодня мы уже ничего не сделаем. Предлагаю устроиться на ночлег и немного поспать.

Ройс вскарабкался на сеновал и расположился там. Адриан еще минуту потрясенно смотрел ему вслед, прежде чем сдаться и притащить к огню кипу сена.

— Честно слово, иногда я просто не могу ему поверить.

Ночи стали холоднее, и к утру в воздухе повис влажный туман. Ройс проснулся первым. Он снова развел костер, чем удивил Адриана, ведь еды у них не осталось. Вероятно, Ройс сделал это со скуки, пока ждал их с Альбертом пробуждения. Другие разожгли бы огонь, чтобы согреться, однако Адриан ни разу не видел, чтобы Ройс страдал от жары или холода.

— Доброе утро, — сказал Альберт, когда Адриан сел, поежился и присоединился к остальным у костра.

Адриан провел по лицу руками и протер глаза. Было пасмурно, долину затянул густой туман. Он любил такие утра, тихие и безмятежные, словно ленивый мир сонно замер. Он присел у костра, чтобы согреться, стараясь избегать дыма.

— И куда вы направлялись, прежде чем злоключение заставило вас присоединиться ко мне? — спросил Альберт. Он раскинулся возле Адриана, будто собака у очага.

— На север. В Медфорд, — ответил Адриан и принялся стряхивать солому с рубашки. — У нас с Ройсом там друзья, и мы хотим их навестить. Слышал о таком?

Альберт кивнул.

— Столица Меленгара, резиденция короля Амрата и королевы Анны. У них двое детей, мальчик и девочка. Как же их зовут… начинается на А. Имена всех Эссендонов начинаются на А… Алрик и Ариста. Точно. Близкие друзья Пикерингов. Вы когда-нибудь видели Белинду Пикеринг?

Адриан и Ройс покачали головами.

— Она красавица, однако у ее мужа вспыльчивый нрав. Он усердно оберегает супругу и прекрасно владеет мечом. Но если вам когда-нибудь выпадет шанс повидать ее, оно того стоит.

— Тебе немало известно про этих людей, — заметил Ройс.

Альберт пожал плечами.

— Я из благородных. Мы друг друга знаем. Благодаря приемам, балам и пирам. Не говоря уже о праздниках и свадьбах. Большинство из нас состоит в родстве.

Ройс постучал пальцами по губам.

— У аристократов намного больше денег, чем у торговцев.

— Вообще-то не у всех. — Альберт криво улыбнулся, потом посерьезнел, его глаза загорелись. — Хотя… да, именно так. И у них тоже есть проблемы, которые могут требовать творческого подхода. Двор — крайне интересное место, поле бескровной битвы, где слухи могут разрушить жизнь, а позор бывает хуже смерти. Многие заплатят большие деньги, чтобы избежать подобного унижения или причинить его. Фокус в том, чтобы выяснить, кому что требуется, и организовать встречу.

Ройс кивнул.

— Надо полагать, аристократы не станут общаться с такими, как мы.

— Разумеется, нет. Они никогда не опустятся до беседы с простолюдином, тем более сомнительным. Они предпочитают вести дела с себе подобными. Вам понадобится посредник, представитель, но он должен быть из благородных.

— Жаль, что у нас такого нет, — сказал Ройс.

— Ну… если подстричься, побриться, купить новую одежду…

— И забыть про ром, — добавил Ройс.

Альберт поморщился.

— Но…

— Никаких но. Ты можешь остаться здесь и умереть или работать на нас. Если выберешь второе, будешь работать трезвым.

Альберт потер колючий подбородок.

— Вроде тут и думать не над чем, да?

— Как именно мы собираемся все это провернуть? — вмешался Адриан. — Ты забыл, что у нас ничего не осталось? Сейчас наше положение почти столь же плачевно, как его.

Ройс с улыбкой поднялся.

— Детали, детали. Вы двое готовы идти?

— Надо полагать, ты собираешься выследить ту ведьму и убить ее? — с отвращением спросил Адриан, когда они поднимались по заросшему полевыми цветами склону.

— Знаешь, для солдата ты не слишком любишь убивать, — заметил Альберт.

— Я видел столько убийств, что хватит на три жизни. И мне не нравится идея выслеживать женщину, зная, что он с ней сделает, когда мы ее найдем.

— Мы не будем охотиться на ведьму, — заявил Ройс.

— Правда? — удивился Адриан. — Но как насчет наших лошадей и вещей?

— Смотри. — Ройс показал вверх по склону, на дом. Там, привязанные к остаткам крыльца, стояли их лошади.

— Не понимаю… — Адриан преодолел оставшуюся часть пути бегом и проверил сумки и седла. — Все на месте.

— Полагаю, их вычистили, а также накормили и напоили, — сказал Ройс. — И гляди-ка, — наклонившись, он согнул ногу одной из лошадей, продемонстрировав блестящую подкову, — еще и подковали.

— Я не понимаю. Почему она их вернула?

— Надо полагать, она или ее главный прочел записку, которую я оставил в своей сумке.

— Ты оставил записку для воровской гильдии? И что в ней говорилось?

— Что эти лошади принадлежат мне, и им следует хорошенько подумать, прежде чем их брать.

Альберт с Адрианом недоуменно переглянулись.

— Они меня знают. У нас договор. Они не трогают меня… а я не трогаю их.

— Ты не трогаешь их? — насмешливо переспросил Альберт.

Ройс улыбнулся ему… не слишком дружелюбно. Затем порылся в сумке и достал клочок пергамента.

— Что там написано? — поинтересовался Альберт.

— «Пожалуйста, примите наши извинения за неудобства», — прочел Ройс, усмехнулся и закончил: — Сучка не знала.

Ройс поднял пергамент и громко произнес:

— Извинения приняты.

Альберт нервно огляделся.

— Они здесь?

— Смотрят, как я поступлю.

— И как ты поступишь?

Ройс посмотрел на него.

— Думаю, попытаю удачи в пруду побольше, раз у меня есть наживка пожирнее. Не пора ли съездить в Медфорд?

Виконт посмотрел на хлев, затем на свою замызганную ночную сорочку. И кивнул.

— Ты можешь ехать со мной, — предложил Адриан, перекидывая ногу через седло. Потом обратился к своему другу: — Надеюсь, ты усвоил урок.

Ройс вскинул бровь.

— Я?

Он отвязал лошадь и сел на нее.

— Ты сказал, что мир — холодное, жестокое место.

— Так и есть.

— А еще сказал, что Альберт умрет от голода в том хлеву… что никто ему не поможет. — Адриан широко улыбнулся и протянул виконту руку. — Подсобить, Альберт?

— Я помогаю ему исключительно ради выгоды, которую он может…

— Не имеет значения. Ты ошибся.

— Я не ошибся. Я…

— Даже поступая так из эгоистичных соображений, ты все равно помогаешь спасти ему жизнь. Это означает, что из помощи незнакомцу может получиться что-то хорошее, а следовательно, мир вовсе не так уж плох.

Ройс нахмурился. Открыл рот, ничего не сказал, сжал губы, нахмурился еще сильнее. В конце концов поднял капюшон и пустил лошадь рысью.

— Я еще сделаю из него человека, — пообещал Адриан Альберту, трогаясь в путь.

Глава 3

С креслом были проблемы. Амрат Эссендон мог провести два дня в седле и чувствовать себя превосходно, но пять минут в кресле причиняли ему ужасные страдания. Он не привык сидеть на месте. Лучшие дни своей жизни он провел с мечом в руке и кровью на лице. Поскольку он правил мирным королевством, хорошие дни ему выпадали редко. Большинство были похожи на этот. Он был заперт в серой комнате, прикован к жесткому креслу, окружен могущественными людьми — людьми, которым не мог доверять.

Перси Брага снова говорил. Амрат видел, как качаются его кружевные манжеты, слышал жужжание его голоса. Новый канцлер имел привычку слишком оживленно жестикулировать и слишком витиевато выражаться. Неправильное воспитание вместе с избыточным образованием разрушали мыслительные способности. Жаль, ведь он был выдающимся бойцом. Даже жесты во время беседы выдавали умение обращаться с мечом. Его сбалансированные шаги и движения запястий напомнили Амрату о лучшем друге, Лео Пикеринге. Оба были прекрасными мечниками, но королю не слишком нравился их стиль — чересчур изощренный. Подобная изящность может неплохо смотреться на турнире в честь Зимнего праздника, однако на залитом кровью поле битвы Амрат предпочел бы топор.

— В результате мы видим очередной виток торговой войны с Уорриком, — говорил Брага. — У нас есть основания полагать, что Чедвик почти наверняка поднимет пошлины на ввоз. Его примеру может последовать Глостон — такое уже было. Если это произойдет, мы будем терять сотню тенентов из каждых двух сотен выручки.

— И во всем виновата церковь?

Король Амрат растекся по креслу, словно воск на жаре.

— Виновато давление, которое они оказывают в отместку за то, что вы противитесь их политике в Меленгаре. Церковь считает, что…

— Хватит разговоров о проклятой церкви! — прорычал Амрат. — Я слишком часто это слышу. Я от них устал.

— Быть может, вам следует прилечь, ваше величество, — предложил Саймон Эксетер, — и оставить управление королевством тем из нас, кто хочет этим заниматься.

Амрат сердито уставился на лорда Эксетера. Если существовало олицетворение слова «неприятность», сейчас король смотрел на него. Даже настойчивость, с которой Эксетер носил черно-белые цвета формы шерифа, была провокацией, напоминанием всем и каждому о его должности верховного констебля. Но больше всего короля раздражало то, что Саймон приходился ему кузеном и их семейное сходство было неоспоримым. Однако Саймон не был ни топором, ни шпагой, в отличие от Лео и Браги. Саймон был палашом, причем острым.

Король ожидал взрыва. Это было первое формальное собрание после назначения нового канцлера, и Амрат удивился, что Саймон продержался так долго. Все лорды Эксетера отличались суровостью. Суровость была в их крови, и именно благодаря ей их всегда выбирали защищать Восточную марку. Из них получались беспощадные сторожевые псы, однако таким животным требовалась твердая рука, иначе они нападали на собственного хозяина. Амрат наклонился вперед, коснувшись густой бородой стола.

— Хочешь затащить меня в постель, Саймон? Думаешь, справишься?

Прежде чем ответить, Саймон улыбнулся.

— Ваше величество, я хочу сказать, что вам следует больше тревожиться о том, как бы имперская церковь не превратила ваших друзей-соседей во врагов. Сегодня это нарастающая напряженность в торговой войне. Завтра — отряды, марширующие по Входному мосту. Без сомнения, очень набожные, очень верующие отряды, но, тем не менее, жаждущие расплавить вашу корону.

— Я прекрасно понимаю, какую опасность может представлять церковь, — ответил Амрат.

— Все свидетельствует об обратном.

Саймон гневно посмотрел не на короля, а на канцлера.

Брага напрягся.

— Не могу сказать, что мне нравятся ваши намеки.

— А я не могу сказать, что мне нравитесь вы, лорд-канцлер.

— Достаточно, Саймон! — рявкнул граф Пикеринг.

«Старый добрый Лео». Амрат понял, что улыбается другу.

Лео Пикеринг был единственным человеком в комнате, которому Амрат доверял. Единственным, с которым мог напиться и не тревожиться о последствиях. Они дружили с детства. В юности едва не развязали войну с Глостоном, но в конце концов завоевали для Лео руку прекрасной леди Белинды Ланаклин. Вот это было время! Амрат вечно впутывал их в неприятности, а Лео — вытаскивал. Даже в зале для совещаний друг по-прежнему охранял Амрата, по-прежнему оставался верным королевским мечом.

Саймон повернулся к Лео с изумлением, которое вполне могло быть неподдельным.

— Уж тебе-то следовало бы принять мою сторону. Цепь канцлера должна была перейти к одному из нас. Ко мне по причине моего происхождения или к тебе по причине фаворитизма.

Лео поднялся на ноги, но Саймон жестом велел ему сесть.

— Не нужно обижаться. Я тебя не оскорбляю — не в этот раз. Признаю, я стал бы возражать, если бы его величество назначил канцлером тебя, а не меня, и использовал бы против тебя твою дружбу с королем. Но я бы скорее поцеловал тебе ноги и собственноручно возложил бы канцлерскую цепь на твои плечи, чем принял бы в качестве канцлера этого чужака из южного Маранона, этого третьего сына нищего графа.

— Лорд Эксетер! — воскликнул лорд Валин. Почтенный старый воин стукнул по столу кулаком.

Саймона это не остановило.

— Этот человек был серетским рыцарем.

— Нам это известно, Саймон, — кивнул Амрат. Он устал повторять. — Мы знали это еще до того, как он прибыл. Знали на прошлой неделе, когда ты жаловался.

— А вы знали, что он подавал прошение на пост куратора? Мое расследование раскрыло этот маленький секрет только вчера.

Сереты были военным орденом церкви Нифрона и не нравились никому, кроме самых благочестивых ее последователей, поскольку серетское правосудие не знало границ. Короли терпели их вторжения и мирились с судами над гражданским населением, опасаясь церковных санкций. А вот кураторов презирали, ненавидели и боялись все без исключения, в том числе монархи и даже церковные чины. Кураторы являлись высшими офицерами серетской армии, за все время существования ордена их было лишь несколько — и каждый был фанатиком. Согласно легенде, однажды куратор обвинил короля в ереси. Никто не посмел вмешаться, и куратор сжег короля в центре его собственного города. Вероятно, это был вымысел, но церковь никогда его не отрицала.

— Это правда? — спросил Амрат Брагу.

Все головы повернулись к канцлеру.

— Как столь определенно выразился лорд Эксетер, я — третий графский сын, — ответил Брага. — Церковь — неплохое пристанище, когда от тебя не ждут продолжения собственного рода, а мои таланты не подходили для священства. Стать рыцарем церкви Нифрона — один из немногочисленных вариантов, отвечавших моим способностям. Желание стать главным среди них — всего лишь следствие моего стремления преуспеть.

— Но куратор — не просто верховная должность, — возразил Саймон. — Куратор клянется не только хранить чистоту веры, но также искать наследника старой империи, чтобы вернуть ему власть. Если это произойдет, все короли — включая его величество — лишатся короны. — Саймон повернулся к Амрату. — И тем не менее для высшей должности королевства вы выбрали именно этого человека. Человека, который хотел посвятить себя уничтожению вашего трона.

— Вы обвиняете меня в измене? — спросил Брага.

Саймон фыркнул, его козлиная бородка и стянутые назад волосы отлично дополняли читавшуюся на лице насмешку.

— Осторожней, Саймон, — предостерег Лео. — Тебя вот-вот вызовут на дуэль, в которой ты не сможешь одержать победу.

Брага сердито посмотрел на лорда Эксетера.

— Я не собираюсь стоять здесь и…

— Вы собираетесь поступить так, как прикажет ваш король, — вы оба.

Амрат поднялся, и его примеру последовали все остальные. Он говорил низким, рычащим голосом, который, в сочетании с размерами, бородой и умением драться, обеспечил ему прозвище Медведь. Амрат хотел положить конец спору. После целого дня обсуждений у него болела голова. Он подождал, наблюдая, собираются ли соперники продолжить ссору. Они молчали, и король снова сел.

— Полагаю, на сегодня хватит. Брага и Лео, останьтесь. Остальные… С вами увидимся на приеме.

— Я был прав насчет Эксетера, — заявил Амрат.

Он вскочил с кресла, как только в комнате остались лишь Брага и Лео. Поскольку Амрат был монархом, когда он поднимался, все остальные тоже вставали, поэтому король чувствовал себя в кресле как в ловушке. Но когда их не было, Лео игнорировал формальности, а Брага никогда не садился. Он был странным человеком, темнокожим, с густыми черными волосами, как и большинство уроженцев Маранона. Они походили на калианцев, особенно жители побережья. Брага был смуглым, привлекательным и постоянно находился в движении. Даже просто глядя на него, король утомлялся. Лео, напротив, был расслаблен и спокоен. Откинувшись назад в кресле, он положил ноги на стол, постукивая сапогами в такт мелодии, звучавшей в его голове. Великий Марибор, как же Амрат любил Лео. Без него он сошел бы с ума.

— Ты обращаешься ко мне или к Перси? — спросил Лео.

— К вам обоим.

— Он хочет мое место, — сказал Брага.

— Если бы дело было только в этом, — ответил Амрат. — Проблема в том, что он хочет мое место. Просто не может придумать, как его получить. Ты — лишь его жертва в этом сезоне.

— Мне следует уйти? Я не слишком долго пробыл в этой должности. И вряд ли…

— Нет! — хором ответили Амрат и Лео.

— Но лорд Эксетер прав. — Брага махнул рукой в сторону Лео. — Вы доверяете графу Пикерингу. Канцлером следует быть ему.

Амрат посмотрел в окно. Он часто бездумно бродил по комнате, но в конце концов всегда оказывался у окна, привлеченный свежим воздухом и открытым небом.

— Это невозможно. Понимаешь, проблема с Саймоном в том, что хотя он может вести себя отвратительно, обычно он прав. Вот в чем трудность. — Король увидел торговца яблоками, который выкатывал свою тележку через главные ворота на Дворянскую площадь. «Каково живется этому человеку? Человеку без забот и тревог? Человеку, чьи кузены не плетут интриги против него?» — Поэтому да, я хотел бы сделать Лео канцлером, но не могу, потому что, как заметил Саймон, это попахивает фаворитизмом. Все знают о нашей дружбе. Лео принадлежит богатейшая провинция Меленгара, а мы не родственники, даже не свойственники. Если я отдам эту должность ему, аристократы… — Амрат вскинул руки, раздраженный, что не может подобрать слова. Он был королем, и это означало — должно было означать, — что он может поступать, как вздумается. Но в действительности его жизнь скорее напоминала рабство у жадных до власти аристократов. Император древней Империи Новрона не сталкивался с подобными трудностями — он был божественным и безупречным. — Я даже не могу назначить его казначеем или хранителем государственной печати, не то что канцлером!

— Тогда почему бы вам не назначить канцлером лорда Эксетера? Он ваш кузен и, если не ошибаюсь, следующий претендент на престол после ваших детей. Верно?

— Совершенно верно, — хмыкнул Лео.

— По двум причинам, — сказал Амрат, поворачиваясь. — Во-первых, он одержим ненавистью к имперцам. Считает своим заклятым врагом каждого, кто верит в наследника Новрона или поддерживает церковь Нифрона. Я король, и мне бы хотелось, чтобы фантазия о восстановлении империи угасла, а потому неплохо иметь рядом человека с такими взглядами. Мои предки воевали, чтобы Меленгар стал свободным и независимым королевством. Моя корона омыта реками крови, и мысль о том, что в один прекрасный день имперцы отыщут своего пропавшего наследника и все просто преклонят перед ним колено… это оскорбительно, черт побери! Церковь продолжает распространять свой ядовитый миф. И, похоже, Уоррик поверил. А раз самое могущественное королевство Аврина способно поддаться этому безумию, значит, никто от него не защищен. Суть в том, что я согласен с Саймоном. Но не могу позволить себе враждовать с Кловисом или его сыном.

— А вторая? — спросил Брага.

— Вторая что? — Король переводил взгляд с канцлера на графа и обратно.

— Вторая причина, по которой ты не можешь сделать Саймона канцлером, — напомнил Лео.

— А. — Амрат криво улыбнулся Браге. — Я его ненавижу. Вот почему от него столько неприятностей. Дальше он испортить отношения с королем уже не может. Поэтому дразнит меня и наслаждается положением одного из самых могущественных и нелюбимых аристократов королевства. Хуже того, — хмыкнув, Амрат снова повернулся к окну, — если нас ждет схватка с Уорриком, из всех людей я бы предпочел иметь рядом с собой Лео и Саймона. Да, он ненавидит меня. Ничего личного — на самом деле он ненавидит всех. Никогда не встречал столь мерзкого хмыря. Но он любит королевство. И пусть он неуправляем, самонадеян и крайне амбициозен, он также неустанно печется о безопасности Меленгара. Вот почему я назначил его лордом верховным констеблем. Надо думать, в тот день случился массовый исход воров и головорезов. Но не волнуйся, познакомившись с Саймоном поближе, ты научишься по-настоящему презирать его, как мы с Лео.

— Не уверен, что подхожу для этой должности, — покачал головой Брага. — Я родился за пределами королевства и, как он и сказал, был рыцарем церкви Нифрона.

— Что, если оставить в стороне политику, является настоящим достижением, — заметил Лео. — Сереты славятся своим мастерством.

— Но я провел здесь всего год…

— Перси, — мягко сказал король, — женившись на Клэр, ты вошел в семью.

— Кровь — не бумага, — возразил Брага.

— При условии, что в жилах Саймона течет кровь. Мы даже не знаем, есть ли у него сердце, — фыркнул Лео. — Однако ты прав, и хотя я симпатизирую тебе больше, чем лорду Эксетеру, из-за родословной мы с другими аристократами поддержим его, если что-то случится с Медведем и его семьей. — Лео демонстративно вздрогнул. — Берегите себя, ваше величество.

Король ухмыльнулся.

— Ну конечно, ведь я живу исключительно ради того, чтобы не причинять тебе неудобств.

— Ловлю тебя на слове.

Брага покосился на свою цепь, словно она стала тяжелей.

— Если бы Клэр была жива… — начал он и неловко умолк.

Клэр была свояченицей Амрата, стареющей второй дочерью Ллевеллина Этельреда, герцога Райса. Тот слишком долго подыскивал ей подходящего мужа, и после его смерти она попросила разрешения жить вместе с сестрой, королевой Анной, в Меленгаре. Амрат мог лишь догадываться о положении дел при дворе, раз внучка правящего короля предпочла сбежать из дома в соседнее королевство. Амрат и Анна с радостью приняли эту тихую женщину. Она любила книги, жила уединенно, и когда ей сравнялось тридцать, все решили, что она останется незамужней, превратится в добрую старую деву, тетушку королевских детей. Но потом епископ Сальдур познакомил ее с Перси Брагой, и все изменилось. Порывистый молодой рыцарь очаровал Клэр. Амрат и Анна часто замечали ее сияющую улыбку.

— Она очень тебя любила, и я никогда не видел ее счастливей, чем в тот день, когда ты принес присягу. Она верила в тебя, и я тоже верю. — Амрат отошел от окна, положил могучую руку на плечо Браги и сжал. — Это твоя должность, Перси. Я боюсь наделить Саймона еще большей властью. И не могу отдать ее Лео. А в том, что ты из Маранона, есть свои преимущества. Выбрав любого другого аристократа, я вызову раскол и пущу слухи, что может привести к более серьезной проблеме, чем ущемленное самолюбие. У тебя нет отношений, нет известных склонностей. Тебе придется вершить суд над ними всеми, издавать законы и хранить документы. Справиться с этим может лишь тот, у кого нет связей.

— Верно, — добавил Лео, — лишь столь презираемый человек, как ты, может надеяться стать хорошим канцлером непокорной толпы аристократов. В этом смысле вы с Саймоном равны. Будучи объектом всеобщей ненависти, вы можете поступать, как велит совесть.

— Мило, — пробормотал Брага, но выдавил из себя улыбку.

Амрат с силой хлопнул его по спине, и он пошатнулся.

— Это правда? — спросил Лео. — Ты действительно подавал прошение на пост куратора?

Брага кивнул.

— Стать куратором непросто.

— Как видите, я провалился. — Он сложил руки за спиной. — Понимаете, перспектив у меня было немного. А в Мараноне церковь имеет намного большее влияние, чем здесь. Мне казалось, раз уж я завоевал Серебряный щит и Золотую лавровую ветвь и победил на Большом турнире королевства на Зимнем празднике, мою кандидатуру рассмотрят. В конце концов, я легко вступил в ряды серетских рыцарей, но…

— Что произошло?

— Патриарх объяснил, что мне не хватает набожности.

Амрат рассмеялся.

— То есть ты не псих. Они все безумцы, сам знаешь.

Брага улыбнулся королю, но это была та самая вежливая улыбка, которую Амрат часто видел на лицах людей, которые не могли выразить несогласие из-за его титула.

— Потерпев неудачу, оказавшись недостойным, я перестал чувствовать себя на своем месте в черном и красном. Покинув орден, я не знал, что делать. Именно тогда епископ Сальдур предложил мне отправиться в Меленгар. Думаю, он решил, что от меня будет польза в Маресском соборе.

— У Саули добрые намерения, — заметил Амрат, — но сразу видно, что ты не годишься в священники.

— Надеюсь, я гожусь в канцлеры.

— Об этом не тревожься, — сказал король. — На твоем месте я бы переживал по поводу того, как вы сойдетесь с Лео в поединке на Зимнем празднике. Меня ждет незабываемое зрелище, верно? Двое мужчин, танцующих на публике.

Лео нахмурился.

— Не обращай на него внимания.

Брага вскинул брови.

— Но он король.

— Тем более.

Глава 4

Рубен поставил очередное полено вертикально и одним ударом расколол его. Хитрость заключалась в том, чтобы рассечь дерево с первого раза и при этом не вогнать топор в колоду. Застрявшее в колоде лезвие портило ее и добавляло работы. Иногда волокна и сучки не давали расколоть полено сразу, и приходилось пользоваться клиньями и тупой стороной топора. Это был тяжелый труд, однако Рубен приобрел достаточное умение, чтобы в большинстве случаев добиваться нужного результата с первой попытки. Ему нравилось думать, что он преуспел хоть в чем-то. Словно желая доказать обратное, последний удар оказался слишком сильным, и топор вошел в колоду. Рубен оставил его как есть и отшвырнул чурки к поленнице. Затем снова потянулся к истертой рукояти и замер. Сегодня он колет дрова в последний раз. Эта мысль удивила его. Глядя на колоду и понимая, что больше никогда не взмахнет этим топором, он почувствовал, как первая струйка реальности нарушает сложившийся порядок вещей.

Стать солдатом — это шаг вверх. Теперь он будет получать жалованье, которое сможет тратить по своему усмотрению. Хотя большую часть денег Рубен даже не увидит — она уйдет на еду, форму, оружие и крышу над головой, которые прежде оплачивал его отец. Ему следовало радоваться грядущему повышению, признанию того, что он теперь мужчина, вот только он себя им не ощущал. Оруженосцы избили его, а мальчишка взял над ним верх, и все в один день. Он не чувствовал себя достойным надеть бордовое с золотом. Он годился лишь открывать двери, носить воду и колоть дрова. С этой работой он справлялся хорошо и уверенно, а теперь ее у него отнимают.

Невидимый от дверей замка, Рубен колол дрова под дубом у дальней стороны поленницы, когда услышал шаги и гомон. Он надеялся, что хмурое небо удержит оруженосцев под крышей, где они будут учиться вести себя за столом, помогать одеваться своим лордам или слушать рыцарские байки. Судя по приближавшемуся смеху, он ошибся.

— Что у нас тут? — Эллисон и Три Бича обогнули поленницу. — Навозный Жук, как замечательно! Я тебя искал.

Эллисон встал перед Рубеном, а остальные взяли их в кольцо.

Сбежать он не мог. Оставалось только выдернуть из колоды топор, однако тяжелый колун — неповоротливое оружие, а оруженосцы были при мечах, на этот раз настоящих.

— Говорят, с завтрашнего дня ты вступишь в замковую стражу. Избиение солдата на королевской службе может иметь неприятные последствия, поэтому сегодня — мой последний шанс отплатить тебе за синяк.

Только сейчас Рубен заметил крошечное багровое пятнышко на щеке Эллисона.

— Жаль, что первый день службы ты проведешь в лазарете.

Эллисон ударил его в челюсть. Оглушенный Рубен пошатнулся и врезался в Хораса, который толкнул его на землю. Рубен съежился, затем опомнился, подпрыгнул, вырвал топор из колоды и сжал обеими руками. Хорас обхватил Рубена сзади и стиснул в медвежьем объятии. Рубен не умел обращаться с мечом, зато хорошо владел топором. Он с силой ткнул рукоятью назад, и та врезалась в широкое брюхо Хораса. Большая рука разжалась, и оруженосец рухнул на колени. Эллисон кинулся вперед, однако Рубен ожидал этого и укрылся за скрючившимся Хорасом. Эллисон налетел на оруженосца, и они оба упали.

Тут Уиллард и Диллс обнажили мечи. Эллисон поступил так же, когда поднялся на ноги.

Рубену наконец удалось встать спиной к поленнице. Теперь все четверо находились перед ним.

— Хватайте его за руки и за ноги. Хочу, чтобы он запомнил нас на всю жизнь, — приказал Эллисон. — Мы вырежем на нем наши инициалы.

— У меня короткое имя, поместится целиком, — заявил Диллс.

Оруженосцы приблизились, тыкая в Рубена мечами, ухмыляясь и насмешничая.

— Это закрытое мероприятие — или можно присоединиться? — произнес знакомый голос.

Посмотрев через плечо Эллисона, Рубен увидел взъерошенного мальчишку, который одолел его у моста. Помнится, принцесса называла мальчишку Мовином.

— Ты здесь лишний, Пикеринг, так что отправляйся ловить своих идиотских лягушек.

— Эй, Фанен! — крикнул мальчишка в сторону замка. — Тут вчерашний герой, тот, что рисковал собой ради Аристы. — Он посмотрел на Рубена. — В какие еще неприятности ты впутался?

— Тебя это не касается, мальчик, — рявкнул Диллс.

Рубен увидел, как при слове «мальчик» Мовин ухмыльнулся.

Мгновение спустя из-за поленницы появился его младший брат.

— Никто из замка нас не увидит, — сообщил Мовин.

Именно это, понял Рубен, осознали и оруженосцы, которые теперь подрастеряли веселье.

— У меня с Навозным Жуком счеты, — заявил Эллисон. — Вас это не касается.

— С Навозным Жуком? Тут ты ошибаешься. Его зовут Хилфред, и он наш друг, — заявил Мовин, удивив всех, и в первую очередь — Рубена. — Пару дней назад мы отлично пофехтовали. Хилфред был не в ударе, но он сражался с Пикерингом. — Мальчишка подмигнул Рубену. — Уверен, с вами он справится безо всяких проблем, хотя у него топор, а у вас четверых — мечи.

— Но все равно это не слишком справедливо, — заметил Фанен.

— Просто грубо, если хочешь знать мое мнение. — Мовин по-прежнему ухмылялся. — Хилфред, как ты посмел забрать всех этих оруженосцев себе? Мы с Фаненом требуем свою долю.

Мальчишки Пикеринг одновременно обнажили мечи с элегантной небрежностью. Диллс и Уиллард развернулись к ним.

— Кто-то упомянул инициалы? — спросил Мовин. И, глядя на Диллса, добавил: — Будет весело. Кстати, чтобы оживить твою дурную память: я — сын графа Леопольда Пикеринга из Галилина, одного из пяти лордов хартии, и никто не смеет называть меня мальчиком.

— Мовин? Фанен? — позвал кто-то со стороны замка.

— Мы здесь, Алрик, с другой стороны поленницы, — крикнул в ответ Мовин с нотками сожаления в голосе.

«Алрик? — подумал Рубен. — Быть того не может». Секунду спустя поленницу обогнул принц Меленгара собственной персоной. Он был одет в роскошную длинную тунику из белого сатина, щедро покрытую вышивкой и тяжелым золотым кантом, с широкими рукавами и тройными манжетами. Замшевый пояс, на котором не было даже кинжала, украшали металлические заклепки и пряжка, которая, по мнению Рубена, стоила больше, чем они с отцом смогут когда-либо заработать, даже если оба доживут до ста лет.

Оруженосцы опустились на одно колено. Мгновением позже Рубен последовал их примеру. Пикеринги даже не поклонились.

— Что происходит? — спросил принц.

Мовин хмуро посмотрел на него.

— Мы с Фаненом и Хилфредом хотели немного повеселиться… а ты все испортил. Вечно ты все портишь.

Принц в замешательстве окинул взглядом коленопреклоненных оруженосцев, потом заметил обнаженные мечи.

— Хилфред? — переспросил он и, повернувшись, встретился глазами с Рубеном. — А, герой Битвы на Входном мосту! — Принц снова посмотрел на оруженосцев и добавил: — Он рисковал жизнью, защищая мою сестру от банды разбойников. Только не говорите мне, что эти ничтожества хотели толпой напасть на нашего друга.

Рубен не верил своим ушам. «Значит, третьим всадником, преследовавшим принцессу, был принц?»

— Мы уже уходим, ваше высочество, — сказал Эллисон, пряча меч в ножны и поднимаясь. Он сделал шаг в сторону, но принц преградил ему путь.

— Ты не ответил на мой вопрос, Эллисон. — Алрик приблизился к нему почти вплотную.

— Нет, ваше высочество, мы никогда бы не подумали причинить вред вашему другу.

Алрик посмотрел на Рубена.

— Это правда? Знаешь, ведь я могу спустить на него собак. Я люблю собак. Мы с ними охотимся, но им запрещено убивать и поедать добычу. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Думаю, они оценят такую возможность. Будет весело. Мы будем смотреть, как эти придурки несутся сломя голову, и делать ставки на то, как далеко они смогут убежать, прежде чем собаки их поймают.

— Спорим, Хорас и до ворот не доберется, — сказал Мовин. Затем все головы повернулись к Рубену.

Эллисон уставился на него застывшими, широко распахнутыми глазами.

— Я не заметил угроз со стороны оруженосца Эллисона, ваше высочество, — ответил Рубен.

— Ты уверен? — настаивал Алрик. Он смахнул с плеча Эллисона желтый листок. — Необязательно использовать собак. — Принц с улыбкой кивнул на Пикерингов. — Знаешь, они с удовольствием преподнесут им урок. В некотором смысле у них много общего с охотничьими собаками. Им тоже никогда не позволяют никого убить. С тех пор как им исполнилось десять, ни один дурак не бросил им вызов.

— Кроме меня, ваше высочество.

Пикеринги и принц рассмеялись, хотя Рубен не понял причины.

— Это точно.

— И потому ты наш друг, — объяснил Мовин.

— Ты не знал, кто мы, — кивнул Фанен. — И понятия не имел о мастерстве клинка Пикерингов.

— Это не имело бы значения, — возразил Рубен. Его кровь по-прежнему бурлила после схватки, и он не думал, что говорит. — Если бы я решил, что вы хотите причинить принцессе вред, то все равно сразился бы с вами.

Последовало молчание, и Рубен увидел, как улыбнулся Алрик; затем принц посмотрел на Мовина, и они снова рассмеялись.

— Скажи мне, Хилфред, как у тебя с ловлей лягушек?

— Видел, как обмочился Эллисон-Джеллисон, когда я предложил отдать его собакам на растерзание? — спросил принц, когда они рысью ехали по дороге.

— Ха! Еще бы, — откликнулся Мовин. — Я думал, он грохнется в обморок, как девчонка.

— Ты правда можешь это сделать? — поинтересовался Фанен.

Разница братьев в возрасте составляла всего год, но они ничуть не походили друг на друга. Фанен был аккуратно причесан и молчалив, а когда открывал рот, говорил мягким голосом, который терялся в стуке копыт и шуме ветра.

Алрик рассмеялся.

— Конечно, Фанен. Я просто пойду к отцу и скажу: «Эй, не возражаешь, если сыночка лорда Тревэйла разорвут собаки?»

Мовин усмехнулся, словно понял шутку. Хотя Рубен решил, что мальчишке просто нравилось смеяться. Он часто это делал.

— И как думаешь, что ответил бы твой отец?

Алрик пожал плечами.

— Я бы предпочел не выяснять.

Алрик настоял, чтобы Рубен отправился с ними на болото за лягушками, а отказать сыну короля было нельзя. Да Рубену и не хотелось отказывать. Несмотря на прошлое унижение, он понял, что ему нравятся эти трое. А после того как они спасли его от жестоких побоев, он с радостью присоединился к охоте на лягушек… или на драконов, если бы того пожелал принц. Рубен узнал, что у каждого из них есть в замке небольшая коллекция лягушек. Мовин держал целых восемь, Фанен владел лишь пятью, зато разными, а у Алрика было всего четыре. Вероятно, принцу не нравилось, что его обошли. Он велел Иэну привести лошадей и захватить еще одну для их нового приятеля Хилфреда. Мальчишки надели плащи, и во второй раз за неделю Рубен покинул город в обществе члена королевской семьи.

Они ехали на север, мимо Королевской дороги, к Восточной марке. Вечернее солнце клонилось к западу, на фермах в тени холмов уже зажгли лампы. Коровы возвращались с пастбищ, дым поднимался из труб, и заметно похолодало. Мальчики находились в часе езды от городских стен, дома здесь встречались редко, а холмы поросли деревьями. Наконец, свернув с дороги, они направились к большому пруду, окруженному кустарником и деревьями. Над водой стелился туман. Мальчики называли этот пруд Болотом Эдгара, потому что узнали о нем от Эдгара-плотника. По его словам, это было лучшее место в мире для ловли лягушек.

Они спешились и подвели лошадей к кромке воды.

— Не поздновато ли для такой поездки… э-э… ваше высочество? — спросил Рубен.

— Лучшее время ловли — сразу после заката, — ответил Алрик.

— Я удивлен, что отец позволяет вам уезжать так далеко по ночам без сопровождения.

Принц усмехнулся.

— Он бы не позволил. Пришлось убедить его, что у меня есть охрана.

— Кто?

— Ты.

— Но я еще даже не стражник!

— Правда? Это странно, потому что, когда я сказал отцу, что Хилфред согласился поехать с нами, его это удовлетворило.

Рубен был ошеломлен.

— Он решил, что вы говорите о моем отце!

— Правда? Ты так думаешь? — Алрик с трудом сдерживал смех. — А знаешь… возможно, ты прав.

Троица снова расхохоталась и не унималась, пока привязывала поводья к поваленному дереву на краю пруда, чтобы лошади могли напиться.

— Знаешь, я не виноват, — сказал принц. — Ариста не сообщила нам твое имя.

— Если отец решит, что я пытался выдать себя за него, он меня убьет, — вздохнул Рубен.

— Ты тоже не виноват. — Фанен снял с седла лягушачий мешок. — Ты не знал.

— Мой отец не хочет, чтобы я общался с аристократами. И точка.

— Почему?

— Он думает, что это принесет мне одни неприятности.

— Так и есть! — воскликнул Мовин, и они снова рассмеялись. — Твой отец мудр.

— Нет смысла тревожиться об этом сейчас, — отмахнулся Алрик, закидывая свой лягушачий мешок на плечо. — Мы здесь. Давайте ловить лягушек.

— А что делать мне? — спросил Рубен.

— Охраняй нас, — пожал плечами Алрик. — Только не забудь свой меч.

Снова смех.

Мальчики двинулись в высокую траву, шагая по поваленным стволам и прыгая с кочек на камни, углубляясь в затянутое туманом болото.

— Ты действительно ужасно владеешь мечом, — сообщил Мовин Рубену. — И ты правда завтра станешь стражником?

Рубен кивнул.

— Вот какие стражники у нас в Эссендоне, да, Алрик?

— Завтра обсужу это с капитаном Лоренсом, — ответил принц с такой серьезностью, что Рубен занервничал.

— Вы ведь не собираетесь этого делать, ваше высочество?

Алрик оглянулся и закатил глаза.

— Надо держать его при себе. Забавный парень.

Рубен услышал плеск, за которым сразу последовал вскрик Фанена:

— Вот ведь!..

Оглянувшись, Рубен увидел, что левая нога мальчика по щиколотку ушла в воду.

— Нога соскользнула, — поморщившись, объяснил Фанен.

— Нужно лучше держать равновесие, Фанен, — посоветовал Мовин. — Подобная ошибка в битве может стоить тебе жизни.

Фанен вытащил ногу из воды и потряс ею. Мовин повернулся к Рубену.

— Скажи, Хилфред, ведь твой отец неплохо владеет мечом.

— Великолепно владеет, — поправил его Рубен. — Он лучший мечник в королевской страже, не считая лейтенанта и капитана.

— Ты беседуешь с Пикерингом, Хилфред, — напомнил принц. — Это все равно что заявить семейству чистокровных скакунов, что твой отец — самая быстрая ломовая лошадь в округе. Их отец, — Алрик махнул в сторону братьев, — лучший мечник из живущих… где бы то ни было.

Мовин пригнулся под веткой.

— Отец начал учить нас всех, когда мы и меч-то поднять не могли. Даже мою сестру Ленару, которая, надо полагать, одержит верх над Фаненом, хотя схватки на мечах уже не кажутся ей дамским занятием.

— Необязательно всем об этом рассказывать, — заметил Фанен, хлюпая левой ногой на каждом шагу.

— Почему нет, это забавно.

— Не очень.

— Ладно, согласен, ваш отец лучше моего, — проворчал Рубен.

— Я имел в виду вовсе не это. Это был комплимент — то, что твой отец неплохо владеет мечом…

— И в его исполнении это действительно комплимент, уж поверь мне, — вставил принц.

— Тогда на что вы намекаете?

— Ну… — Мовин смолк, проверяя устойчивость наполовину ушедшего под воду бревна, — …если твой отец умеет обращаться с мечом, почему ты не умеешь?

Рубен пожал плечами.

— Надо полагать, он слишком занят.

— Я могу научить тебя. — Мовин удержался на ногах, схватившись за стебли рогоза, потом пробежал по бревну к небольшому клочку травы на островке почти в середине пруда. — Если ты не против учиться у того, кто младше тебя.

— Я бы согласился, — веско проговорил принц. — В десять лет Мовин победил капитана Лоренса на Зимнем празднике.

— Это было два года назад, — напомнил Мовин. — Отец говорит, в этом месяце я освою первую ступень тек’чина.

— Мило.

Они опустились на колени, и Фанен зажег маленький фонарь. Солнце скрылось за лесом, тени сгустились. Вокруг посвистывали и трещали лягушки.

— Вижу одну! — прошептал Фанен, показывая на воду. — Давай, Алрик.

— Спасибо, Фанен. Как благородно с твоей стороны.

Принц положил мешок и осторожно двинулся вперед, выставив перед собой скрюченные руки, словно готовый к нападению медведь. Он вошел в пруд и стремительно погрузил ладони в воду. Раздался громкий всплеск.

— Поймал!

Алрик кинулся назад, сжимая что-то в руках, его туника насквозь промокла. Фанен держал мешок принца наготове, и тот поместил туда добычу.

— Теперь мы сравняли счет, друг мой, — сказал он Фанену.

— Еще одна — и я тебя обойду. После чего займусь свержением Безумного Мовина с трона Лягушачьего короля.

Очевидно, это был великий титул, о котором Рубен никогда не слышал. Быть может, не слышал никто, кроме трех мальчишек.

— Какая? — поинтересовался Мовин.

— Рогатая.

— У меня таких две, — ухмыльнулся Мовин.

Нахмурившись, Алрик повернулся к Рубену.

— Пусть учит тебя драться, главное — никогда его не слушай.

Рубен сидел на мшистой кочке, окруженный рогозом и кувшинками, и смотрел, как они охотятся. Он предложил свою помощь, но услышал, что это против правил. Рубен понятия не имел, что у лягушачьей охоты есть правила, однако, очевидно, они были. Стояла поздняя осень, большую часть урожая уже убрали, и скоро пойдет снег. Но Болото Эдгара жило своей жизнью: здесь ветер шумел в макушках деревьев, шелестела трава, оглушительно квакали лягушки. Плотник знал свое болото.

Рубен дивился странному повороту судьбы. Чуть больше часа назад он готовился быть избитым — если не хуже. Эллисон вполне мог не шутить насчет инициалов. Для оруженосцев Рубен был вроде животного, недостойного сочувствия. А теперь он здесь, в безопасности и компании аристократов, ловит лягушек вместе с наследным принцем. И тут Рубена осенило, что за возможность ему выпала.

— Эй, кто-нибудь из вас бывал в комнате на вершине высокой башни?

— Той, что с призраками? — спросил Алрик, не отрывая взгляда от поверхности воды, где выслеживал очередную неуловимую лягушку.

— С призраками?

— Конечно, — ответил Алрик, пробираясь между кочками и пытаясь не упасть. — Каждый год примерно в это время Нора рассказывает историю. Думаю, потому что это случилось поздней осенью.

— Что случилось?

— Нора говорит, дело было много лет назад, до моего рождения. Работавшая в замке девушка, горничная, разбилась насмерть. Она забралась на башню в одной ночной сорочке. Поставила на карниз лампу и прыгнула. Ветреными ночами можно услышать, как она кричит, падая вниз… и шлепок. Ее тело, точнее, то, что от него осталось, нашли на мостовой перед главным входом.

— Б-р-р-р. — Фанен оторвался от своего мешка с лягушками и поморщился. — Зачем она это сделала?

— Она любила человека, который ее не любил. И родила от него ребенка. Но тот парень сказал, что она лжет. Из-за ребенка она потеряла работу горничной, семьи у нее не было, и она не могла позаботиться о нем. Поэтому, согласно легенде, она положила младенца на постель отца, затем поднялась на башню и прыгнула. Говорят, ее призрак бродит по башне и осенью, когда уже холодно, но снега еще нет, зажигает на карнизе свою лампу, если кто-то в замке должен умереть. А еще говорят, что если подняться на башню, когда она там, она решит, что ты любовник, который ее предал, и вытолкнет тебя из окна, чтобы отомстить.

— А что случилось с ребенком?

— Это всего лишь история, — рассмеялся Мовин.

— Хотя однажды с этой башни действительно упала женщина, — заметил Алрик.

— Кто?

— Нора всегда звала ее Розой.

Они вернулись поздно, потому что Алрик сравнял счет с Мовином и хотел победить друга. Мальчишки сдались лишь после того, как упали в пруд, гоняясь за редкой лягушкой с красными пятнами. Оба промокли до нитки, и теперь жаркий огонь казался привлекательней титула Лягушачьего короля.

Облака мелькали на лике полной луны, словно она светила под водой со стремительным течением. Надвигалась буря, и, как перед всеми бурями, Рубен испытывал тревогу. Стража искала принца — ворота распахнулись прежде, чем они добрались до них. Мокрые, замерзшие и усталые мальчишки бросили Рубена, не попрощавшись, и скрылись в замке, оставив его возиться с четырьмя лошадьми.

Ветер сотрясал конюшню и пугал животных, пока Рубен расседлывал и обтирал их. Он только промочил ноги и не слишком утомился. Он привык к более тяжелой работе, чем охота на лягушек. А кроме того, Рубен хотел оттянуть встречу с отцом. Ричард Хилфред знал обо всем происходившем в замке и, разумеется, был осведомлен, что его сын уехал с принцем и молодыми лордами Пикеринг. Если Рубен придет достаточно поздно, возможно, отец уже будет спать. Поэтому Рубен неторопливо расчесал и накормил лошадей, прежде чем выйти в пустой двор.

Ветер задул несколько факелов, в том числе один у колодца и два рядом с главным входом в замок. Прочие опасно мигали. Ветер завывал, проносясь между зданиями, швыряясь охапками листьев. Ветви старого дуба, почти голые, стучали друг о друга. Дверь дровяного сарая то скрипела, то хлопала, звенела колодезная цепь, на которой раскачивалось ведро.

Рубен поднял голову — и увидел огонек в верхнем окне высокой башни.

Он не мог отвести от него глаз. За последний месяц он дважды видел этот огонек, и каждый раз кто-то умирал. Сперва старый канцлер Уэйнрайт, затем Клэр Брага, которая погибла в страшном пожаре в поместье, только что подаренном королем ее мужу. При мысли об этом Рубен содрогнулся. Сгореть заживо — хуже смерти не придумаешь. Порезы и синяки его не тревожили, но однажды он коснулся горячего котелка и много дней страдал от невыносимой боли. Отец даже побил его, чтобы он прекратил ныть.

А еще та история, что рассказал принц. О женщине по имени Роза, горничной, которая покончила с собой. «Могла ли она быть?..» По словам отца, мать Рубена умерла при родах. Но история принца многое объясняла, например, то, почему отец так редко говорил о матери, и его плохое настроение в день рождения Рубена. А может, он лишь хотел, чтобы это было правдой? Тогда не он был бы причиной смерти матери, а свет мог бы означать, что мать вернулась, чтобы сказать ему: он не виноват в преступлении, в котором каялся все эти годы.

Рубен сделал три шага к замку, запрокинув голову, не отрывая глаз от окна, гадая, не удастся ли разглядеть призрачный силуэт матери. Свет мигнул: кто-то прошел между ним и окном. Рубен затаил дыхание, выжидая, а ветер трепал его волосы.

Огонек погас.

Он продолжал стоять перед парадным входом в замок, глядя вверх, но ничего не происходило. Означает ли это, что умер кто-то еще? Кто это мог быть? Кто-то в замке или далеко отсюда? Рубен ждал этого огонька больше двух недель, но теперь, увидев его, ощущал только пустоту. Не было душераздирающего крика, и ничье тело не рухнуло во двор. Ночь казалась обычной. Затем, когда он уже был готов развернуться и направиться к казармам, из окна выскользнула тень.

Если бы не лунный свет, озарявший башню, и не пристальный взгляд Рубена, он бы не заметил ее — женщину в развевавшемся платье.

Задержав дыхание, Рубен ошеломленно смотрел. «Это она?»

Цепляясь руками за карниз, женщина искала, куда поставить ноги. Нашла, осторожно опустилась на декоративный свес и съежилась на нем.

«Поставила на карниз лампу и прыгнула. Ветреными ночами можно услышать, как она кричит, падая вниз… и шлепок».

Рубен слышал только плач.

«Кто она и что здесь делает? Это призрак? Это моя…»

Женщина медленно двинулась вокруг башни, к маленькому слуховому окну. Снова повисла, вытянула ногу, нащупала козырек под собой и начала спускаться. Потом поскользнулась.

Ахнув от ужаса, Рубен смотрел, как она падает.

Женщина съехала по козырьку, с криком упала на шпиль Веселой башни и, цепляясь за глиняную черепицу, продолжила скользить.

Рубен подался вперед, словно желая помочь, но он ничего не мог сделать.

На самом краю ноги женщины нашли опору. Она лежала на животе, прижавшись к шпилю и рыдая от страха.

Рубен смотрел, прикрыв рот ладонью. Он ждал, как женщина поступит дальше, но та не шевелилась. Просто лежала, тяжело дыша и поскуливая.

— Под вами широкий балкон! — крикнул Рубен, не зная, обращается к человеку или к призраку. В том, что женщина пережила падение и уцепилась за край крыши, было что-то потустороннее. Самое сложное позади — при условии, что она не задумала самоубийство. Рубен видел, как можно спуститься. Он подождал, но женщина не шевелилась.

— Вы в безопасности… ну, почти. Просто спрыгните вниз, и все будет хорошо, если приземлитесь удачно.

— Не могу! — крикнула женщина, едва слышно за шумом ветра. — Я не хочу умирать!

«О чем она говорит? Она только что вылезла из окна в башне!»

— Доверьтесь мне. Просто отпустите крышу и аккуратно прыгайте. Даже если упадете, все будет хорошо. Балкон прямо под вами.

Лишь несколько минут спустя он увидел, что она сдвинулась с места. Немного опустилась, боясь посмотреть вниз. Ее ноги задергались в тщетных поисках опоры. Руки разжались, и она упала, снова вскрикнув.

Рубен выбрал бы другой способ, но это сработало. До балкона было дальше, чем казалось снизу. Женщина исчезла за балюстрадой. Рубен испугался, что она ушиблась, но потом увидел ее голову.

— Вы в порядке?

Голова кивнула.

— Идите вдоль стены слева от вас. Там лестница.

Женщина скрылась из виду.

В окне башни вновь вспыхнул огонек, и Рубен жадно посмотрел на него, но больше никто не появился.

Он ждал во дворе, пытаясь понять, что произошло. Если это призрак, почему не спрыгнул вниз? Ведь именно так поступают призраки — вновь и вновь переживают момент собственной гибели, обреченные на вечные муки? А если не призрак, то кто? И зачем вылезать из окна высокой башни, если не собираешься совершить самоубийство?

«Я не хочу умирать», — сказала она.

В этом не было никакого смысла.

Одна створка двери приоткрылась. Сначала Рубен увидел только бледную руку, потом — лицо молодой женщины.

Он никогда прежде ее не встречал. Она была примерно его возраста, но накрашена и в странном наряде. С узким корсажем и низким, оголявшим плечи вырезом, он скорее напоминал то, что женщины носят под платьем. Девушка по-прежнему плакала. Рубен видел слезы на ее лице, они блестели и оставляли за собой темные потеки макияжа.

Когда он подошел к ней, она отпрянула.

— Пожалуйста, не убивай меня. Пожалуйста… пожалуйста…

— Все в порядке. Вы в безопасности. Я не причиню вам вреда.

Девушка уставилась на Рубена испуганными глазами, ее руки тряслись.

— Клянусь, я не сделала ничего плохого!

— Все в порядке. Просто расскажите мне, что случилось. Почему вы вылезли из окна?

— Они бы… они бы убили меня, если бы узнали, что я была там. И слышала, о чем они говорили.

— Кто? О чем вы?

Взгляд девушки не отрывался от огонька в окне башни.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — ты должен меня спрятать. Я не сделала ничего плохого.

В замке бурлила жизнь. В каждом окне горел свет, поднятые с постелей стражники расхаживали по двору. Рубен юркнул в дровяной сарай, где спрятал девушку. Сарай был его святилищем, местом, куда он отправлялся, если хотел побыть один. Но сегодня он сомневался в надежности своего убежища. Снаружи Рубен слышал приказ запереть ворота.

«Что происходит? Говорят, смерть приходит трижды, и в башне был огонек».

С тех пор как он привел девушку в сарай, она сидела, скорчившись, на вязанке кленовых дров, которые Рубен наколол месяц назад. Он мог видеть только часть ее лица, озаренную лунным светом, пробивавшимся в дверную щель. Мокрые щеки девушки распухли, покрасневшие глаза остекленели.

— Слышала? Это сигнал тревоги. Если хочешь, чтобы я тебе помог, придется со мной поговорить. А теперь расскажи мне, что происходит, — попросил Рубен.

Она кивнула, сглотнула и набрала в грудь воздуха.

— Я пришла на праздник… праздник-сюрприз для кого-то.

— Для кого?

— Не знаю. Я не спросила.

— Тебя пригласили на праздник, но ты не знаешь, для кого он был?

— Меня не приглашали. Я пришла работать.

Рубен смутился. В этом не было никакого смысла. В замке полно прислуги.

— А какую…

— Меня наняли, чтобы доставить удовольствие почетному гостю.

— Что?

Девушка фыркнула.

— Сколько тебе лет?

— Почти шестнадцать, но я не понимаю… О! — Рубен отшатнулся, словно от опасного животного. — Ты…

— Да.

— О.

Больше ему ничего в голову не пришло. Рубен общался всего с несколькими девушками. Иногда обсуждал погоду с прачкой Алисой. Немного старше Рубена, она никогда не проявляла особого интереса к беседам с ним. И еще он не сомневался, что Грейс, которая начищала подсвечники и носила воду из колодца, его избегает. Девушки заставляли Рубена нервничать, но перед ним была не девушка. Перед ним была… Он не мог даже подумать об этом.

— Праздник был в башне, но, как я сказала, из меня предполагалось сделать сюрприз. Поэтому меня спрятали в гардероб, чтобы, когда почетный гость заглянет внутрь, я выпрыгнула наружу. Пока я сидела в гардеробе, вошли двое мужчин и начали разговаривать. Я думала, что дверца вот-вот распахнется, но они все говорили и говорили. Поначалу я не слушала. Все равно я почти ничего не понимала, что-то там про имперцев и монархистов и про то, что Меленгар станет одним из первых.

— Первых чего?

— Понятия не имею. Но потом я услышала, как один сказал: «Начнем перемены, когда убьем короля».

— Сказал что? — переспросил Рубен, хотя с первого раза все расслышал.

— Что собираются убить королевскую семью. И я никак не могла понять, с чего им говорить такие вещи в моем присутствии. Потом я догадалась, что не они спрятали меня в гардероб и просто не знают обо мне. Услышав, как они уходят, я решила выбраться. Если кто-то из них явится на праздник, он поймет, что я все слышала. Мне нужно было уйти. Исчезнуть.

— Почему ты просто не спустилась по лестнице?

— Я услышала голоса за дверью. Это могли быть те двое. Оставалось только окно. Я думала, что смогу спуститься. Думала… но поскользнулась. — Она снова заплакала.

— Ты можешь предположить, кто это был? Они называли имена?

Она покачала головой.

— Нет, я ничего такого не слышала. Пожалуйста, я просто хочу пойти домой.

— Ты не можешь уйти. Ворота заперты.

Интересно, почему? Может, все уже случилось. Может, произошло убийство. И девушка вполне могла быть соучастницей. Когда Рубен смотрел на нее, это казалось невероятным, но таким же невероятным казалось то, что она вылезла из окна.

— Произошло что-то плохое, — сказал он. — Вот почему били тревогу. Если ты говоришь правду, возможно, кто-то только что пытался убить короля.

Девушка зажмурилась и покачала головой.

— Теперь они решат, что я к этому причастна — ведь я сбежала, вылезла из окна. Это не так. Я ничего не сделала. Ты должен мне поверить.

— Слушай, постарайся успокоиться. — Рубен не знал, к кому обращается. Его сердце по-прежнему колотилось от того, что он решил, будто видел призрака… А призрак оказался попавшей в беду девушкой, которую он подобрал, словно бродячую собаку. Он радовался, что они нашли укрытие, прежде чем прозвучал сигнал тревоги. Запах кленового дерева казался привычным, как запахи конюшни. Здесь Рубен мог думать. — Я просто пойду и расскажу им, что случилось.

— Нет! — Она вцепилась в него. — Пожалуйста, не надо!

— Но если ты не виновата, все будет хорошо.

— А если ты скажешь не тому человеку?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если ты скажешь одному из тех, кто планировал убить короля? И в любом случае, если король мертв и они думают, что это сделала я… они меня не послушают. Не поверят мне. Я просто хочу пойти домой.

Рубен не мог позволить ей уйти.

Он запустил руку в волосы. Требовалось укрытие получше, безопасное, тайное, откуда она не сможет сбежать — на случай, если лжет.

— Ладно, тогда я сделаю вот что. Я знаю еще одно место, где можно тебя спрятать. Ты посидишь там, а я пока узнаю, что происходит. А потом пойду к отцу. Он сержант королевской стражи, и его работа — защищать королевскую семью. Он скажет, что делать. Не волнуйся, я не дам тебя в обиду. Просто доверься мне.

— Я тебе верю, правда. Ты не должен был прятать меня или помогать, когда я спускалась. Но я даже не знаю твоего имени.

— О… конечно, извини. Я Рубен. Рубен Хилфред. А ты?

— Роза.

Рубен уставился на нее.

— Правда?

Она кивнула.

— А что?

— Э-э… ничего. Просто… — Он взял ее за руку. Возможно, Роза подумала, что Рубен хочет ее подбодрить, но на самом деле он желал убедиться, что она настоящая. — Так звали мою мать.

Это было распространенное имя, и все же теперь он еще больше хотел помочь ей, а дровяной сарай не тянул на крепость. Потом ему в голову пришла мысль об идеальном укрытии. Рубен выглянул из сарая, затем повернулся к Розе и сказал:

— У меня идея.

Глава 5

Сержант Ричард Хилфред поднимался на башню, перешагивая по две ступени за раз, и в перерывах между сожалениями о плохой физической форме и попытками сосредоточиться на дыхании придумывал способы прикончить лейтенанта Уайлина.

«Почему подобные вещи вечно случаются именно в мою смену?» Хилфреду должны были докладывать о каждом происшествии в замке. Как иначе он сможет обеспечивать защиту королевской семьи? Уайлин, мелкий мерзавец, ни слова не сказал о празднике для капитана Лоренса. Что-то произошло, весь замок взбудоражен, и Ричард знал, что вину за ночной провал возложат на него.

— Барнс! — заорал Ричард. — Где он? Где Уайлин?

Сержант Барнс находился в комнате наверху. Той самой, что заворожила сына Ричарда, той самой, что заставляла самого Ричарда нервничать. В ней не было ничего особенного, круглое каменное помещение, давно покинутое — слишком далеко, слишком много ступеней, жарко летом и холодно зимой. Ледяной ветер врывался в открытое окно, раздувая потрепанные, рваные занавески. Комнату освещала лампа, стоявшая на столе в центре. Грязные кружки, поднос с остатками мяса и сыра, в углу — бочонок с элем. Единственными предметами мебели, кроме стола, были древний гардероб и пыльная кровать.

— Я не знаю, где лейтенант, — ответил Барнс. Он стоял навытяжку, и Ричарду показалось, будто над ним насмехаются. — Капитан Лоренс приказал ему запереть ворота.

Ричард уже открыл рот, когда заметил причину церемонности Барнса. Они были не одни. За пределом круга света стоял лорд Саймон Эксетер. Его превосходительство в своем белом плаще до пола расположился у окна. Под плащом скрывалась черная кожаная туника с пряжками спереди, напоминавшими швы, словно кто-то вспорол грудную клетку, а потом залатал. Заложив большие пальцы за портупею, лорд Эксетер с насмешливым неодобрением изучал Ричарда.

— Ваше превосходительство. — Ричард вытянулся в струнку.

Аристократы нравились ему не больше пчел. Он знал, что, если не станет их тревожить, они не потревожат его, но Эксетер напоминал осу и жалил без особой на то причины.

— Рад, что вы к нам присоединились. Надеюсь, тревога не прервала приятный сон. Мы вовсе не хотим, чтобы королевская служба мешала вам выспаться.

Прежде чем ответить, Ричард осторожно подобрал слова:

— Я не спал, ваше превосходительство. Я старший королевский стражник в эту смену. В мои обязанности входит расследовать все возможные угрозы королю.

— Понимаю. Позволите мне провести собственное расследование?

— Конечно, ваше превосходительство. Буду рад любой помощи.

Ричард предпочел бы поговорить с Барнсом с глазу на глаз, но верховный констебль Эксетер был главным вершителем королевского правосудия в Меленгаре. Шерифы всех округов и кварталов и все городские констебли исполняли его приказы. Обычно он занимался происшествиями за пределами стен замка, однако Ричард не собирался оспаривать его власть. Кроме того, Эксетер был маркизом Восточной марки и третьим по могуществу человеком в королевстве, после короля и канцлера Браги.

— Введем сержанта Хилфреда в курс дела, чтобы он высказал нам свое мнение, а, Барнс? — произнес Эксетер. — Повторите то, что рассказали мне.

Барнс замялся. Он не смотрел ни на кого из них, его взгляд метнулся к бочонку, и он облизнул губы. Барнс был из старой гвардии, из тех, кого Ричард называл Людьми короля и кто участвовал в подавлении Восстания Аспера за год до того, как Ричард вступил в стражу. Они не забыли, что он пропустил это событие. Тогда Лоренс был лейтенантом, а Уайлин — старшим сержантом. Ричард чувствовал себя лишним, когда они выпивали и вспоминали ту кампанию. По их словам, король лично возглавил атаку, но Ричард в это не верил. Аристократы не водят войска в битву, а выжидают в безопасном тылу, пока дела не обернутся к лучшему, после чего гарцуют среди мертвых, радуясь своей победе.

Люди короля были сплоченной, преданной группкой. Ради своих они были готовы на все, и, возможно, Барнс замялся именно по этой причине. Однако присутствие лорда Эксетера являлось веским аргументом.

— Лейтенант Уайлин планировал праздник-сюрприз в честь дня рождения капитана. Мы скинулись на подарок — проститутку.

— Вы притащили в королевский дворец шлюху? — ошарашенно спросил Ричард. — А Уайлин или капитан Лоренс об этом знали?

— Нет, все было проделано очень тихо. Никто не знал.

— Очевидно, раз вы утаили информацию от королевской стражи и верховного констебля, — хмыкнул Эксетер. — Не буду даже напоминать, какие вас ждут неприятности. Прошу, продолжайте.

— Ну… она исчезла.

— То есть как — исчезла? — спросил Ричард.

— Девчонка, Роза, пропала. Мы спрятали ее в этом гардеробе. — Барнс ткнул пальцем. — Хотели заманить сюда капитана, рассказав, что принцесса испугалась, увидев призрак… — Барнс неубедительно закашлялся. Посмотрел на Ричарда, потом на свои ноги. — В общем, все шло отлично, но когда капитан явился за подарком, ее там не оказалось.

— Куда она подевалась? — спросил Ричард.

— Действительно, куда? — отозвался Эксетер. — Итак, давайте подведем итоги, сержант Барнс. Вы тайно провели в личную резиденцию королевской семьи особу, о которой, надо полагать, ничего не знаете, и оставили ее в одиночестве. Она могла бродить по всему замку, где вздумается. Зачем нам рвы, ворота и стены, если собственные люди короля подрывают безопасность?

— Она обычная девчонка, местная шлюха. С ней не будет никаких проблем.

Эксетер вскинул брови.

— Однако мы здесь. Вы думаете, целый замок может всполошиться без всякой на то причины? Часто ли мы обыскиваем каждый погреб и дровяной сарай, просто потому, что нам нечем заняться? Я полагаю, с ней возникли весьма большие проблемы. — Тут лицо верховного констебля приняло озадаченное выражение. — Хм-м… Но вы затронули интересный вопрос. Если это всего лишь нарушение протокола тупыми, недисциплинированными стражниками, почему прозвучал сигнал тревоги? Не сомневаюсь, правила нарушали и прежде. Приведя девчонку сюда, вы проявили недальновидность, а потеряв ее, продемонстрировали свою некомпетентность. Однако это вряд ли оправдывает запертые ворота и полномасштабный обыск. Так почему капитан Лоренс поднял на ноги все казармы?

— Думаю, он не собирался этого делать. Да, он взбесился, сами знаете, какой у нас капитан. Но поначалу он лишь сказал нам отыскать ее и вышвырнуть из замка. А потом вмешался епископ Сальдур и…

Эксетер поднял руку, прерывая его. Склонил голову и уставился на Барнса. Эта странная привычка верховного констебля всегда казалась Ричарду угрожающей, хотя он не мог объяснить причину.

— Епископ Сальдур был здесь?

Барнс кивнул.

— Его пригласили на праздник?

Барнс едва не стал первым человеком, который рассмеялся в присутствии Эксетера. Ричард никогда не видел, чтобы при нем кто-то смеялся, даже король.

— Нет, ваше превосходительство. Мы, так сказать, вращаемся в разных социальных кругах. Мы столкнулись с епископом на лестнице, когда несли закуски, и он вроде как присоединился к нам.

— И вам это не показалось странным?

— Думаю, ему просто стало любопытно при виде всех нас, идущих в башню посреди ночи. Мне бы стало. И мы вроде как не могли не предложить ему выпить с нами. По правде сказать, я не слишком жаждал выслушивать его нотации, когда выпрыгнет Роза, но решил, что это проблема Уайлина, не моя.

— И какое отношение епископ Сальдур имеет к тому, что капитан Лоренс поднял тревогу?

— Ах да. Капитан открыл гардероб, а там было пусто, и он понял, что что-то не так. В конце концов мы рассказали ему про Розу, и он велел отыскать ее и проводить домой. Но тут Сальдур взвился и начал кричать о том, как это серьезно. Называл Розу злоумышленницей, вопил, что она может оказаться шпионом или убийцей. Заявил капитану Лоренсу, что если тот не поднимет тревогу, он лично отправится к Перси Браге и скажет канцлеру, что капитан подвергает опасности жизнь короля. В общем, устроил переполох на пустом месте, но Сальдур — не солдат и ничего не понимает в таких вещах. Думаю, капитан согласился отчасти для того, чтобы утихомирить епископа. Ну, и еще он не хотел рассердить нового начальника.

— А вы совершенно уверены, что епископ ошибается? Что девчонка неопасна? Где вы ее нашли? — Эксетер снова наклонил голову и уставился на Барнса.

— В борделе в Нижнем квартале.

— Вы привели капитану шлюху из Нижнего квартала? — потрясенно выдавил Ричард.

— Да нет, все не так, — затряс головой Барнс. — Это новое место. Называется Медфордский дом. Пусть он и на Кривой улице, но это отличное заведение, чистое, даже изящное. А Роза — действительно милая девушка. Она бы ничего не сделала…

— Правда? В таком случае скажите мне, сержант, почему ее здесь нет? Почему эта милая девушка не сделала свою работу, не взяла деньги и не вернулась в Нижний квартал?

Барнс молчал.

Эксетер начал задумчиво расхаживать по комнате. Он дергал себя за нижнюю губу, и его плащ драматично развевался при каждом развороте. Ричард, как и, вероятно, Барнс, решил его не трогать и безмолвно стоял навытяжку. Через несколько минут Эксетер остановился и заговорил:

— Исчезновение Розы действительно вызывает озабоченность, и найти ее — важнейшая задача всего королевства, однако не по причинам, озвученным нашим достопочтенным епископом. Нелепо считать девчонку шпионом или убийцей. Вы выбрали ее и позвали сюда, а не наоборот. Я прав?

Барнс кивнул.

— У Меленгара много врагов, и, подозреваю, шпионы шныряют тут и там, но вероятность того, что вы случайно выбрали шпиона в местном борделе, ничтожно мала. Равно как и того, что кто-то, узнав о приглашении во дворец, подкупил девушку, чтобы она открыла дверь или выманила стражника с поста.

— У нее в любом случае не было на это времени. Мы пришли, выбрали ее и привели сюда. Она ни с кем не говорила.

Эксетер шагал, пока не оказался лицом к лицу с Барнсом, и пристально посмотрел на сержанта.

— Если девчонка — заговорщица, скорее всего, Барнс — изменник.

— Нет, ваше превосходительство! Клянусь, это не так! — Судя по виду, сержант был готов упасть в обморок.

Изучив его лицо, Эксетер веско проговорил:

— Я склонен вам верить. Если бы это входило в ваш план, ни к чему было бы придумывать историю о том, что девчонка — подарок для капитана Лоренса. Вы бы просто спрятали ее в замке, и нас бы здесь не было. Возможно, мы подошли к делу с излишней серьезностью. Могло ли быть так, что вы слишком долго вели сюда капитана Лоренса? Девушке стало скучно, она спустилась по лестнице и в настоящий момент находится у себя дома?

Барнс покачал головой.

— Гришем присматривал за лестницей в коридоре. Поджидал капитана. Если бы она спустилась, он бы ее увидел.

Лорд Эксетер подошел к окну, выглянул и посмотрел вниз.

— Значит, остается лишь одно объяснение.

— Думаете, она вылезла в окно? — спросил Ричард.

— При условии, что сержант Барнс не лжет и не ошибается, другой альтернативы я не вижу. А поскольку тела мы не нашли, очевидно, она спустилась вниз.

— Никто в здравом уме не стал бы отсюда спускаться, — заметил Барнс и на этот раз позволил себе усмехнуться.

Ричард поморщился.

— Нет? — сказал Эксетер. Пересек комнату и закрыл дверь. — Полагаю, при должной мотивации можно и попробовать. Но вы правы. Никто не решится на это без основательной причины, да и в любом случае задача может оказаться невыполнимой.

Он повернулся к Ричарду.

— Обнажите оружие, сержант Хилфред.

Ричард повиновался приказу, верховный констебль также обнажил меч. Нацелив конец палаша на Барнса, Эксетер кивком велел сержанту подойти к окну и сказал:

— Попробуйте.

Барнс покосился на окно и неуверенно улыбнулся.

— Вы ведь… вы шутите, ваше превосходительство.

— Вовсе нет, уверяю вас. Я должен установить, возможно ли это, и посему обеспечиваю вас непреодолимой мотивацией.

— Но ваше превосходительство!

— Выполняйте приказ, или мы с сержантом Хилфредом убьем вас на месте. Вы тоже можете обнажить оружие. Выбор за вами, но я видел, как вы сражаетесь, и мечник из вас неважный. Окно — ваш лучший шанс. — Эксетер скользнул влево, так, чтобы Барнс оказался между ним и Ричардом. — Но если решите драться, постарайтесь меня убить. Иначе я заставлю короля вас четвертовать. В конце концов, он мой кузен.

Эксетер метнулся вперед и нанес удар мечом. Барнс отшатнулся к окну, на его тунике появился порез. Моргнув, сержант схватился за грудь, решив, что пострадала не только одежда. Он широко распахнутыми глазами следил за оружием Эксетера, однако к своему не притронулся.

Если бы Барнс обнажил меч, Ричарду пришлось бы с ним драться. У него не было выбора — его работа заключалась в том, чтобы защищать аристократов замка, вне зависимости от ситуации. Кроме того, Барнс никогда ему не нравился. Он вместе с другими Людьми короля вечно смотрел на Ричарда с выражением, которое говорило: «Даже после стольких лет ты не стал одним из нас; ты недостоин охранять короля».

Быть может, поэтому Барнс подчинился. У него тоже не было выбора — ни у кого из них не было.

Сержант вскарабкался на подоконник и встал в оконном проеме. Посмотрел вниз, и Ричард увидел, как он дрожит.

— Расслабьтесь, сержант, — сказал Эксетер. — Не сомневаюсь, эта юная девица — местная шлюха, как вы изволили выразиться, — успешно спустилась вниз.

Слова лорда Эксетера не слишком помогли. Тяжело дыша от напряжения, Барнс повернулся, присел на корточки и, крепко держась руками, высунул ноги в окно, опершись животом на подоконник.

— Здесь карниз! — с надеждой сообщил он.

Ричард подозревал, что сейчас Барнса обрадует любая удача.

Сержант опускался вниз, пока на виду не остались только его пальцы, а потом разжал их.

— Я справился.

Эксетер выглянул в окно. Ричард тоже. Барнс был на расстоянии руки, стоял на крошечном декоративном карнизе шириной не более фута.

— Продолжайте, — приказал Эксетер.

В лунном свете Ричард видел конек крыши слухового окна справа внизу. Барнс тоже его заметил и начал продвигаться по карнизу, пока не отыскал опору для руки, чтобы встать на четвереньки. Он снова попытался спустить ноги, только на этот раз у него не было подоконника. Порыв ветра едва не сбросил его вниз. Ричард подумал, не решит ли сержант остаться там на всю ночь. Он был вне досягаемости меча Эксетера, хотя его превосходительство мог приказать Ричарду отправиться за сержантом. Ричард не знал, как поступит в таком случае. В отличие от Барнса, он считал себя лучшим мечником, чем Эксетер. К счастью — по крайней мере, для Ричарда, — ветер напугал Барнса, и тот совершил отчаянную попытку дотянуться ногой до слухового окна. Сержанту не удалось сохранить равновесие на узком карнизе, и он упал.

Барнс приземлился на крышу слухового окна и съехал по крутому скату. Вскрикнул, когда крыша закончилась, и рухнул на шпиль Веселой башни. Крыша здесь была не такой крутой, но уклона хватило, чтобы сержант снова заскользил вниз. Он тщетно цеплялся за глиняную черепицу в попытках остановиться. Ричард с Эксетером наблюдали, как Барнс сорвался, словно дождевая капля, и полетел во двор. На такой высоте звук был слабым, всего лишь приглушенный шлепок, который вряд ли ассоциировался со смертью человека.

— Что ж, пожалуйста, — подытожил Эксетер. — Убедительное доказательство того, что кто-то действительно мог вылезти в окно. — Он посмотрел на меч Ричарда. — Можете убрать это.

Ричард сомневался в разумности подобного совета, но под пристальным взором его превосходительства спрятал меч в ножны.

— Теперь, когда мы знаем как, осталось узнать почему. Единственная причина вылезти в это окно — полное отсутствие выбора. — Эксетер помолчал, глядя на Ричарда. — Но вам я могу об этом не говорить, верно?

Ричард почувствовал, что багровеет от гнева, но сдержался.

— Однако в случае этой девушки — этой новой Розы, забавно, что их зовут одинаково, правда?

Ричарду это вовсе не казалось забавным.

— Полагаю, мы можем прийти к выводу, что она, подобно сержанту Барнсу, опасалась за свою жизнь. Но кто ей угрожал и почему? — Эксетер снова посмотрел в окно. Внизу несколько фигурок столпились вокруг тела Барнса. — Он почти справился, верно? Если бы схватился за край, легко бы спрыгнул на балкон. Думаю, она жива. — Его превосходительство кинул взгляд в сторону ворот. — Возможно, выбралась из замка прежде, чем кто-либо заметил ее отсутствие. Возможно, уже вернулась в Медфордский дом.

— Мы можем спросить про нее у Келлса. Он стоял на воротах, — сказал Ричард. — Но я переговорил с ним, прежде чем идти сюда, и он доложил, что после заката никто не покидал замок.

Эксетер фыркнул.

— Никто также не видел, как она покинула эту комнату.

Верховный констебль направился к лестнице.

— Что мне доложить по поводу Барнса? — спросил Ричард.

Эксетер развернулся, взметнув полы плаща.

— Только правду. Барнс показывал, как сбежала девчонка, в процессе поскользнулся, упал и умер. — Эксетер вновь наклонил голову, глядя исподлобья. — Вы знаете, что я возражал против вашего назначения в королевскую стражу? Вы неплохо владеете мечом, но вам недостает преданности. Если бы здесь с Барнсом находились Уайлин или Лоренс, они бы возражали. Они бы посоветовали ему сражаться и рискнули бы службой, выступив против меня, чтобы спасти одного из своих. Двое против одного — мне бы пришлось отступить. Каждый из вас получил бы суровый выговор, потому что король не может мириться с откровенным неповиновением, но втайне он бы согласился с вами. В конце концов все бы успокоилось. Однако Барнс лежит во дворе, словно разбитая кукла. Посему у меня возникает вопрос: раз вы обладаете столь развитой преданностью, когда придет время защищать вашего короля… вы его защитите?

Ричард стиснул зубы.

— Я уже защищал.

— Ах да, нападение в Пайлине.

— Я спас его величество, когда все другие сбежали. Я остался и едва не погиб.

— Но это было давно, и мне хотелось бы знать… сейчас вы поступите так же? Быть может, прояви король чуть больше благодарности… Солдатам на службе запрещено иметь жен, верно? Полагаю, вы просили короля сделать исключение, ведь Роза Рубен носила вашего сына. Так все и было, правда?

Эксетеру был известен ответ на этот вопрос, и Ричард промолчал.

— Вроде бы мелочь, ведь вы проявили такую отвагу, однако вашу просьбу отклонили. Королю нужно, чтобы солдаты сидели в казармах наготове, и если он сделает исключение для одного… Уверен, он объяснил вам все это, когда отказал.

Ричард стоял выпрямившись, тщательно скрывая эмоции — за последние шестнадцать лет он стал мастером по этой части.

— И когда вы получили отказ, ваша верность Розе подверглась испытанию. Вы могли оставить службу и выбрать Розу и вашего еще не рожденного сына, могли начать новую жизнь в другом месте. Но вас больше волновало повышение до сержанта, чем Роза и ребенок-бастард. Вы ее прогнали. — Эксетер поправил плащ, соскользнувший с плеча во время резкого поворота. — И что ей оставалось? Когда о ее положении узнали, она лишилась места, а без мужчины, который бы ее обеспечил, что она могла сделать? Полагаю, она могла найти старую повитуху, которая кривой веткой избавила бы ее от вашего плода. Но она этого не сделала. Вот что я называю верностью. Я бы без колебаний порекомендовал Розу Рубен в королевскую стражу. Что вы сказали ей, когда она вернулась с ребенком и снова попросила вашей помощи? Вы хоть предложили ей денег? Подозреваю, вы прогнали ее ни с чем. Признаю, после смерти Розы вы отправили ребенка своей сестре, но сделали это из чувства вины и стыда, верно? Жаль, что вы не предложили такой вариант раньше. Я сужу человека по его решениям, и сегодня вы снова доказали, что цените работу превыше всего. Выступив против меня, вы бы поставили под угрозу свое положение, и платить за это пришлось Барнсу, совсем как Розе. Так почему бы вам не вернуться к своей работе, а я вернусь к своей. Защищайте короля, а я найду пропавшую Розу из Медфордского дома.

Эксетер вышел из комнаты, его шаги затихли.

Оставшись в одиночестве, Ричард шагнул к окну и положил руку на подоконник. Здесь действительно обитали призраки. Он провел пальцами по камню и почувствовал, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Схватив кружку, Ричард подошел к бочонку с элем и выпил.

Глава 6

Из-под ног троих мужчин с петлями на шеях выбили ведра. Виселица вздрогнула, перекладина прогнулась под весом тел.

Ройс повидал много повешений и всегда поражался тишине. Улюлюканье и оскорбления смолкли. Все молчали — разумеется, включая висельников. Единственный звук исходил от их слабо подергивавшихся ног, и его было отчетливо слышно во внезапном затишье. Ройс полагал, что дело не в почтении к уходившей жизни и, уж конечно, не в уважении к повешенным. Считаные мгновения назад толпа закидывала их гнилыми овощами. Он не мог этого доказать, но думал, что причина молчания — в ошеломляющей мысли: однажды со мной случится то же самое. Вид смерти, этого превращения дышащих, разумных людей в трупы, лишал зевак дара речи. Они представляли себя на месте висельников и, пока дергались эти ноги, содрогались сами.

— Мерзкий городишко, — проворчал Адриан, когда они выезжали из Дворянского квартала.

Последний раз они были в Медфорде год назад. Приехали, будто беженцы, в телеге, залитые собственной кровью. Возвращение заставило Ройса нервничать, словно он посетил свою могилу, на которой красовалась надпись: «РОЙС МЕЛЬБОРН… УЖЕ ОЧЕНЬ СКОРО». Но он должен был вернуться. Он оставил здесь нечто важное.

Они обогнули толпу на площади с фонтаном, где красовалась каменная статуя короля на вставшем на дыбы коне, свернули влево у замка и направились к Ремесленной арке и лежавшему за ней кварталу ремесленников. Семейство уток плескалось в заросшем рогозом рву, который окружал серые стены замка Эссендон. Вода была мутно-зеленой, в ней росли кувшинки. Ройс обратил внимание на двух стоявших у ворот стражников в бордовых накидках со стилизованным изображением золотого сокола. Еще двое стояли на дальней стороне моста. Десяток расхаживал по укреплениям, шлемы сверкали в лучах утреннего солнца. Мимоходом Ройс отметил два слепых пятна на стенах, где можно было вскарабкаться незамеченным. Вероятно, по ночам число стражников увеличивалось.

— Ты бывал здесь прежде, Альберт? — спросил Адриан сидевшего позади него виконта.

— О да, много раз. Мой добрый друг, лорд Дареф, жил на этой улице, — махнул рукой Альберт. — Не далее как четыре года назад он пригласил меня на свадьбу племянницы… тогда у меня еще имелась одежда… и на весенний прием в следующем году, который мне пришлось пропустить, поскольку с каждым днем я становился все беднее. Аристократы постоянно устраивают празднества, и, судя по всему, скоро будет еще одно. — Он кивнул на вывешенные перед воротами флаги, означавшие торжество в честь канцлера. — Иногда мне кажется, что они публично объявляют о подобных мероприятиях лишь для того, чтобы напомнить тем, кого не пригласили, как убога их жизнь.

Когда они миновали Ремесленную арку, широкие мощеные бульвары с цветочными ящиками сменились простыми улицами. Со всех сторон доносился грохот тележек по булыжникам и стук молотков по дереву или металлу. Двери мастерских стояли нараспашку, и люди сновали туда-сюда, перенося доски, тяжелые ведра и мешки. В отличие от Купеческого квартала, находившегося с другой стороны замка, здесь не было вывесок. Большинство зданий в Ремесленном квартале были безымянными. Однако вывески и не требовались, поскольку каждая мастерская выкладывала свои товары на крыльцо и на улицу. Возле лавки, которую как раз проезжали путники, вырос целый лес из поставленных друг на друга бочек, а тележные колеса были прислонены к столбам стопками по пять штук. Дальше вынесший стол на улицу сапожник наслаждался осенним солнышком, прибивая каблук к сапогу. Рядом на подставке красовалась готовая продукция. В порт прибыла речная баржа, и ее разгружали при помощи шкивов, а заваленные сетями лодки пробирались на рыбный промысел. Здесь люди не медлили. Рабочие ходили быстро, некоторые даже бежали. Сквозь толпу тружеников плыли торговцы. Обычно это были крупные люди в ярких одеждах. Они не бегали, а прохаживались, время от времени задерживаясь, чтобы изучить бочку или пощупать сапог.

— Нам сюда? — спросил Адриан, когда они свернули прямо в Ремесленный ряд.

Ройс неуверенно огляделся.

— Я думал, вы знаете дорогу, — заметил Альберт.

— Мы лучше знаем обратную дорогу, — ответил Адриан. — По пути сюда мы почти ничего не видели. Лично я вообще был без сознания.

— Надо полагать, вас поймали на краже?

— Не совсем — то есть нас не поймали. Порезали и подстрелили, но не поймали. И работа была в другом месте. Просто в конце концов мы оказались здесь. Мы ищем ту часть города, которую называют Нижним кварталом.

Альберт пожал плечами.

— Как вы можете догадаться, большую часть времени я провел в Дворянском квартале, лишь изредка выбираясь в Купеческий. Здесь мне бывать не доводилось.

— Я помню лавку этого плотника, — сообщил Ройс. — Обычно она делала заказы у него.

В каждом квартале имелись свои ворота, но, судя по вьюнку, эти никогда не закрывали. Методом исключения Ройс, Адриан и Альберт в конце концов отыскали Нижний квартал и, въехав в него, оказались на совсем узких улочках. По обеим сторонам, словно стены ущелий, высились старые здания. Трехэтажные магазины с жилыми комнатами на верхних этажах нависали над улицей, погружая грязную дорогу в тень. Строения были потрескавшимися, лет сто не ремонтировавшимися, а вместо рабочих, выставлявших на обозрение свою продукцию, здесь в самодельных хибарах ютились нищие. Канализация отсутствовала, поэтому местные жители довольствовались улицами, что придавало им характерное резкое зловоние.

Чем дальше углублялись путники, тем хуже становилось вокруг. Наконец, свернув на Кривую улицу, они поняли, что достигли дна. Плохо сложенные здания покосились. Четыре крысы пировали яблочной кожурой, костями и мусором, выкинутым из окна. На высоте третьего этажа сушилась на веревках одежда, испещренная неистребимыми пятнами и заплатами. В конце улицы располагались два очень разных заведения. Справа — таверна и пивная «Гадкая голова». Без уродливой вывески с неправильно написанным словом «гадкая» ее вполне можно было принять за брошенный сарай. Напротив стояло красивое здание — не хуже любого в Ремесленном квартале, такое же ухоженное, как дома на Дворянской площади. Оно напоминало старомодное поместье с широким крыльцом, качелями и клумбами. «Медфордский дом», — гласила вывеска над дверью.

— Вы проделали такой путь ради шлюхи? — спросил Альберт, и Ройс метнул в него суровый взгляд.

— Не называй ее так, если хочешь жить долго и счастливо, — посоветовал Адриан, спешиваясь.

— Но это действительно бордель, так? И вы явились к женщине, а значит…

— Говори, Альберт, говори. — Адриан привязал лошадь к столбу. — Только позволь мне отойти подальше.

— Гвен спасла нам жизнь, — сказал Ройс, глядя на крыльцо. — Я стучал в двери. Я даже звал на помощь. — Он посмотрел на Альберта, давая тому время представить эту картину. — Да, звал на помощь. Всем было наплевать. — Ройс махнул в сторону Адриана. — Он истекал кровью, а я с трудом не терял сознание. Нога сломана, бок вспорот, перед глазами все кружится. И тут она оказалась рядом и сказала: «Теперь все будет хорошо». Мы бы погибли в грязи под дождем, но она взяла нас к себе и выходила. Нас преследовали люди — много людей, много могущественных людей, — но она долгие недели прятала нас и ни разу не попросила ни платы, ни объяснения. Не попросила ничего. — Ройс повернулся к Альберту. — Так что если снова назовешь ее шлюхой, я вырежу тебе язык и прибью к твоей груди.

— Понял, — кивнул Альберт.

Ройс поднялся по ступеням и стукнул в дверь.

Альберт наклонился к Адриану и прошептал:

— Он стучит…

— Ройс тебя слышит, — перебил Адриан.

— Правда?

— Абсолютная. Ты представить себе не можешь, какие у меня были неприятности, пока я этого не понял. Теперь я никогда не говорю ничего такого, что ему не следует слышать.

Дверь открылась, и симпатичная молодая женщина приветствовала их улыбкой. Ройс ее не узнал. Возможно, она была новенькая.

— Добро пожаловать, джентльмены, прошу, входите.

— Надо же, здесь действительно мило и изящно, — удивился виконт, входя в салон. — Словно я снова оказался в гостях у герцогини Рошелльской. Никогда не видел… — он замолк и улыбнулся Ройсу, — …дома отдыха, который был бы столь чистым и… красивым.

— Гвен бесподобна, — согласился Адриан, неловко изучая грязь на своих сапогах.

Мгновение спустя в зале появилась другая девушка.

— Здравствуйте, господа. Меня зовут Жасмин. Чем могу вам помочь?

— Я пришел к Гвен, — сказал Ройс девушке, которую, он был уверен, в прошлый раз звали Джоллин.

— Гвен? — осторожно переспросила та. — Но… Гвен не принимает посетителей.

— Я имел в виду не это. О… Я Ройс Мельборн. Вы нас не помните? Она… ну, все вы помогли мне и моему другу в прошлом году. Я просто хотел еще раз поблагодарить ее, может, угостить обедом.

— О… э-э… подождите минутку.

Жасмин взбежала по лестнице.

— Жасмин? — переспросил Адриан, глядя ей вслед. — Разве ее звали не Джулия?

— Джоллин, — поправил его Ройс.

— Тут пахнет яблоками и корицей. — Альберт присел на одну из украшенных вышивкой кушеток. Адриан одолжил ему свои толстые шерстяные зимние штаны и плащ, в который тот кутался. Под плащом по-прежнему была грязная ночная сорочка.

— Девушки пахнут еще лучше, — ответил Адриан.

— Могу себе представить. И здесь тихо. Обычно слышишь скрип кроватей над головой. Прекрасное место. Должно быть, дорогое и популярное, но я никогда о нем не слышал. Оно новое?

Адриан пожал плечами.

— Мы были здесь всего один раз.

— Нужно привести тебя в порядок, — сказал виконту Ройс, только сейчас сообразив, как неприглядно тот выглядит. Он не хотел, чтобы Гвен увидела Альберта в таком состоянии, но выбора уже не было. — Адриан, пока я обедаю с Гвен, может, ты…

Адриан рассмеялся.

— Что?

— Ты правда думаешь меня обмануть?

— Я только подумал, что…

— Ты просто хочешь остаться наедине с Гвен.

Ройс было запротестовал, но Адриан поднял руку:

— Расслабься. Я разберусь с графом Ночная Сорочка.

— Виконтом.

— А в чем разница?

— В куче денег.

Жасмин спустилась по лестнице намного медленнее, чем поднялась.

— Э-э… Гвен попросила передать вам, что… не хочет вас видеть.

Ройс решил, что неправильно расслышал.

— Я не понимаю. Она не хочет… но почему? Вы сказали, что я только хочу пригласить ее на обед? Сказали, что со мной Адриан? Мы пойдем все вместе, если она пожелает. Ей не придется быть вдвоем со мной, если проблема в этом.

— Плакали мое бритье и новая одежда, — вздохнул Альберт.

— Мне очень жаль, но она выразилась весьма ясно, — ответила девушка. — Она не встретится с вами ни при каких обстоятельствах. Мне действительно очень жаль.

Адриан поставил локти на стол и нахмурился, когда тот покачнулся.

— Терпеть не могу, когда они так шатаются.

Они сидели в таверне и пивной «Гадкая голова» на другой стороне Кривой улицы. Снаружи заведение выглядело заброшенным и напоминало хлев, в котором они нашли Альберта. Адриан думал, что внутри хуже быть не может. Он ошибся.

В стенах из покоробившихся тонких досок разной ширины зияли дыры, сквозь которые щедро лились солнечный свет и холодный воздух. Скверная работа плотника обернулась благом, поскольку в таверне было всего несколько окон, ни одно из которых не открывалось, а тяга в очаге оставляла желать лучшего. Через щели выходил дым и выбегали крысы, часто наведывавшиеся в кладовку.

— Сколько плотников мы видели по пути сюда, четырех? — Адриан заглядывал под стол, раскачивая его. — Я хочу сказать, неужели так сложно выровнять стол?

Достав короткий меч, он провел им вдоль ножки стула, отколол небольшую клиновидную щепку и сунул ее под ножку стола. Проверил и улыбнулся.

— Не понимаю, — в третий раз произнес Ройс. — Почему она даже не вышла?

— Может, забыла, как тебя зовут, — предположил Альберт. — Или была занята.

Ройс покачал головой.

— Девушка сказала, она не принимает гостей. Я не уверен, что она вообще этим занимается — по крайней мере, сейчас. Гвен не приняла ни одного клиента, пока мы были здесь. Думаю, она просто управляет заведением. И если бы она была занята, нам бы предложили подождать, а не сказали, что она не встретится с нами ни при каких обстоятельствах.

Адриан понимал, что эти последние слова задели Ройса сильнее всего. Его напарника редко удавалось застать врасплох. Ройс всегда ждал от людей самого худшего, и, к сожалению, люди обычно оправдывали его ожидания. Но сейчас все было иначе. Он видел лицо Ройса, когда Жасмин, Джулия — а может, Джоллин? — произнесла эту фразу. Ройс явно был ошеломлен. По правде говоря, Адриан тоже удивился.

Получив стрелу в спину и отключившись на скотном дворе Тома Перышка, Адриан пришел в себя в уютной постели, окруженный милыми женщинами. Он решил, что умер, и пожалел, что столько раз проклинал Марибора. Гвен большую часть времени проводила с Ройсом, однако командовала девушками с опытностью бывалого маршала и позаботилась обо всех потребностях Адриана. Не зная, как они сюда попали, Адриан предположил, что в прошлом Ройс уже использовал Медфордский дом в качестве укрытия и они с Гвен были старыми друзьями. Однако со временем он узнал, что они никогда не встречались до той ночи, когда Ройс и Адриан появились на пороге у Гвен.

Адриан не мог сказать, сколько дней провел в полубессознательном состоянии, пока церковь Нифрона продолжала их искать. Патрули обшаривали Нижний квартал и задавали вопросы. Гвен в любой момент была готова их перепрятать, однако никто не пытался обыскать дом. Через неделю все успокоилось. К концу первого месяца о них словно забыли. Тем не менее Адриан и Ройс редко выбирались на улицу.

Именно Ройс в конце концов заявил, что им пора уходить. Адриан не слышал, чтобы они с Гвен поругались, и на прощание она крепко обняла их обоих, а Ройса еще и поцеловала. Этот поцелуй тоже ошеломил Ройса. Может, Гвен просто нравилось его пугать. Ройс часто напоминал Адриану кота, излишне самоуверенного и наглого. Забавно было видеть, как он смущается. Они расстались друзьями, и потому ее отказ встретиться не имел никакого смысла. Она выглядела по-настоящему печальной, когда они уезжали.

Альберт сидел спиной к стойке, сложив руки на груди, и бросал тоскливые взгляды через плечо.

— Мы пришли сюда за едой, — напомнил виконту Адриан. — Не жидкой.

Альберт повернулся к столу, облизывая губы.

— Да… конечно.

Адриан внимательно посмотрел на виконта. Тот казался олицетворением нищеты, глаза едва виднелись за спутанными, грязными волосами.

— Знаешь, трудно представить, как ты выглядишь без этой бороды. У тебя вообще есть лицо?

Альберт выпрямился.

— Разумеется, и привлекательное. Я был красавцем, когда мог себе это позволить.

— Просто не понимаю, — снова пробормотал Ройс.

— Не понимаешь чего?

К столу подошел мужчина, вытирая грязные руки еще более грязной тряпкой.

При виде него Адриан подумал о пугалах, что стояли на полях вдоль сельских дорог. Одно из них, с тыквой вместо головы и в набитой соломой шляпе, вполне могло сойти за брата-близнеца этого мужчины. Главное отличие заключалось в том, что мужчина был намного старше и уродливей пугала.

— Почему здесь так мало служанок, — ответил за Ройса Адриан.

Он хотел пошутить, однако мужчина нахмурился, и Адриан решил, что поторопился насчет сходства с тыквой.

— Все на той стороне улицы, — ответил мужчина, кисло уставившись в стену, будто там имелось окно, выходившее на Медфордский дом. Взгляд был столь долгим и пристальным, что Адриан, Ройс и Альберт тоже туда посмотрели. — Год назад у меня их было завались, но она заставила их уйти.

— Она? — переспросил Ройс.

— Да, — фыркнул трактирщик, презрительно махнув рукой на стену. — Та калианская шлюха, что заведует борделем. Раньше эта сучка здесь работала. А потом предала меня. Ушла и забрала с собой остальных. И теперь только посмотрите на это. Нельзя прилично заработать на жизнь, когда через улицу такое.

— Как насчет эля? — быстро произнес Адриан, и Альберт просиял.

— Я бы предпочел ром, — заявил он.

— Никакого рома, — отрезал Адриан. — Ах да, эля ему тоже не надо, давайте легкое пиво для него и пинту крепкого для меня. Как насчет вина, Ройс?

— Нет.

— Что ж, подумай, пока я принесу остальное. Все равно у меня только две руки, — хмыкнул трактирщик. — Кстати, меня зовут Гру. Рэйнор Гру. Я владелец этого заведения.

— Ройс? — спросил Адриан после ухода Гру. — О чем ты думаешь?

Ройс только улыбнулся.

Для большинства людей улыбка была хорошим знаком, но Адриан не помнил, чтобы Ройс когда-либо улыбался от удовольствия. А может, его причины для удовольствия были не такими, как у других. В любом случае, Адриан понял, что Ройс редко улыбался к добру, особенно если при этом натягивал капюшон и погружался в загадочное молчание.

— Вы уверены, что хотите здесь поесть? — спросил Альберт. — Готов спорить, тут дешево, но придется высматривать в котлетах хвосты.

— Может, у них неплохой суп, — предположил Адриан.

— Все равно придется высматривать хвосты… и усы.

Не обращая на них внимания, Ройс не отрывал взгляда от Гру, который вскоре вернулся, как и обещал.

— Определился? — спросил он, с громким стуком ставя кружки на стол.

— Еще нет, — ответил Ройс, по-прежнему улыбаясь. — Расскажи-ка мне о женщине, что управляет тем домом напротив.

— Гвен ДеЛэнси? Нечего тут рассказывать. Она неблагодарная шлюха.

Альберт с тревогой покосился на Адриана.

— Когда она явилась в Медфорд, никто не хотел ее нанимать. Будучи терпимым, понимающим человеком, я закрыл глаза на то, что она из Калиса. Я даже подумал, что это неплохо… ну, экзотика и все такое. Так вот, я ее нанял, но она хотела только разносить напитки. — Он фыркнул, и Адриану всерьез захотелось его ударить. — Я быстро вправил ей мозги. Хороший, добрый ремень — отличное лекарство.

— Ты ее бил? — вкрадчиво спросил Ройс.

— Пришлось. Она отказывалась радовать моих клиентов. Конечно, ничего подобного тому, что сотворил тот парень прошлой ночью. Не сомневаюсь, теперь она жалеет, что сбежала от меня. У нее есть наемник, но проку от него никакого. Местные меня уважают. Они знают, что загубленное дело стоит дорого, и таких проблем у меня не было.

Улыбка Ройса погасла, его глаза сузились.

— Гвен пострадала? Что произошло?

— Я же сказал, один из клиентов прошлой ночью выбил из нее дерьмо. Говорят, она даже ходить не может. Похоже на правду, сегодня я ее не видел. Надо полагать, и никто не видел. Как я слышал, он хорошенько ее отделал. Может, порезал, и теперь ей стыдно показывать личико — уже не столь миленькое.

Руки Ройса начали сжиматься в кулаки.

— Кто это сделал?

Гру пожал плечами.

— Понятия не имею. Прошлой ночью я был пьян. Услышал об этом от Уилларда, который сказал, что ее выволок на улицу парень, которого он не знает. Правда, Уиллард не отличается сообразительностью.

— Она сообщила шерифу? — спросил Адриан.

Гру хмыкнул.

— Итану плевать на тупых шлюх, пока они живы. Мертвых он должен вывезти из города и проследить за возмещением убытков. У меня однажды такое было. Есть один парень по имени Стейн, мерзкий тип, работает в гавани и всегда воняет рыбой. Он убил одну из моих девчонок. — Гру поморщился, будто попробовал что-то отвратительное. — Это было неприятно. Но что поделаешь. Вот только Гвен психованная, она притащила Итана. Я сказал ему, что Стейн — хороший клиент и согласился оплатить ущерб, причем, должен добавить, весьма щедро. На этом все и должно было закончиться. Однако Гвен взбесилась и ушла. Решила, что Стейн может добраться и до нее, хотя мы с ним хорошенько побеседовали, и больше он бы так не поступил. Но это не важно. Оказалось, она скопила денег и арендовала сарай через улицу.

— Вы сидите здесь и называете это сараем? — удивился Альберт.

— Это были развалины. Они их немного подлатали. Не знаю как. Она не могла скопить столько денег. Надо полагать, обслужила кучу людей из Ремесленного ряда. Знаю только, что из-за нее здесь невозможно вести дела. Я пробовал нанять новых девушек, но все они уходят к ней. Четверть моих доходов приносили проститутки. Теперь остались только выпивка и азартные игры.

— А как насчет еды?

— Я ее не продаю.

Адриан покосился на Альберта, и тот улыбнулся.

— Я мог бы снова поколотить ее — наверное, мне бы следовало это сделать, — но не думаю, что из этого выйдет какая-то польза. Она слишком вздорная. И это ее прикончит, помяните мои слова. — Он повернулся к Ройсу. — Ну что, определился, чего хочешь? Правду сказать, выбор невелик.

— В этом ты прав. Сейчас я хочу одного: выяснить, кто причинил вред Гвен.

Гру усмехнулся.

— Такие желания могут свести идиота в могилу.

Ройс снова холодно улыбнулся и ответил:

— И не одного.

Они вышли из «Гадкой головы», Ройс быстро свернул налево и зашагал по Кривой улице в сторону Ремесленного ряда.

— У тебя как будто есть цель, — заметил Адриан, вместе с Альбертом пытаясь не отставать.

— Надеюсь, мы идем к портному, — вставил Альберт. — Эта ночная сорочка прекрасно подходит для жизни в хлеву, однако с ветром не справляется.

— Ты ведь помнишь, что наши лошади по-прежнему стоят у Дома?

Не отвечая, Ройс остановился у забора, преграждавшего вход в переулок позади «Гадкой головы». Он пнул забор, сломав две доски. Пнул еще раз и выбил поперечину.

— Спокойно, Ройс, — ошарашенно сказал Адриан.

За все время их знакомства он ни разу не видел, чтобы Ройс настолько утрачивал над собой контроль.

Ройс поднял поперечину и вошел в переулок.

— Значит, к портному не пойдем? — спросил Альберт, вместе с Адрианом спеша за ним.

Ройс схватил его за грудки и швырнул за груду ящиков возле стены сарая.

— Извини! — выдохнул виконт. — Я просто спросил.

— Заткнись, — приказал Ройс. Он уже не смотрел на Альберта, а наблюдал за улицей.

Едва заметно кивнув на вход в переулок, Ройс присел рядом с виконтом. Адриан последовал его примеру. Они молчали и не шевелились.

Минуту спустя мимо прошел человек. Худой, в изношенной куртке с поднятым воротником, он прятал руки в карманах. Это мог быть кто угодно, ткач или курьер, красильщик или пекарь. При виде них он вздрогнул и попытался ускорить шаг. Ройс вскочил и с силой ударил его сзади доской.

— Ты что?! — крикнул Адриан.

Захрипев, человек упал, и не успел он прийти в себя, как Ройс вскочил ему на спину и принялся душить его поперечиной от забора.

— Что ты делаешь? — потрясенно спросил Адриан.

— Он следил за нами с тех пор, как мы пытались повидать Гвен. — Ройс с силой ударил человека головой о камни. Потом схватил его за волосы, оттянул голову назад и приставил свой белый кинжал к горлу мужчины. — Обычно я не слишком терпелив, а сегодня у меня выдался плохой день. У тебя только одна попытка. Объясни, почему ты нас преследовал, причем так, чтобы я остался доволен, иначе я перережу тебе глотку и дам истечь кровью. Ты лежишь головой под горку, и я даже не замочу сапог. Понял?

Человек утвердительно выдохнул.

— Тогда приступай.

— Я должен следить за всеми, кто приходит в бордель.

— Почему?

— Чтобы узнать, куда они направляются и с кем разговаривают.

— Почему?

— Мы ищем девушку.

— Гвен?

— Нет. Ее зовут Роза. — Человек закашлялся.

Ройс не обратил на это внимания и не ослабил хватку.

— Это девушка из Дома?

— Да. Пропала прошлой ночью.

— И кому она понадобилась?

Человек замялся, и Ройс начал резать.

— «Багровой руке»! — выпалил человек.

— Воровской гильдии?

— Да.

— А зачем вам Роза?

— Я не знаю, честно, не знаю. Знаю только, что все ее ищут. Я лишь должен наблюдать и следить. Это все, что я могу сказать.

Ройс кивнул.

— Значит, ты мне больше не нужен.

Адриан увидел, как напряглись мускулы человека, и решил, что Ройс перерезал ему горло. Подобное случалось раньше. Когда Ройс говорил, что его терпение на исходе, так оно и было, и Адриан уже гадал, куда девать тело, когда заметил, что человек еще дышит.

— Ты можешь спасти себе жизнь, если выполнишь задание, — объяснил Ройс.

— Зачем? Потом вы все равно меня убьете.

— Не делай поспешных выводов, пока не услышишь, что я предлагаю.

— Должен предупредить, если вы меня убьете, «Рука» вас отыщет.

— В этом и суть. Я хочу избавить их от трудов. Хочу, чтобы ты отвел меня в свою гильдию.

Глава 7

Гвен сидела на краю постели, раскачиваясь и закрыв лицо руками, и плакала.

«Почему сейчас? Почему он должен был вернуться именно сейчас?»

Слезы причиняли боль. Все причиняло боль, но особенно — всхлипы. Два сломанных ребра вспыхивали агонией при каждом вздохе. Зажмурившись, она видела Эйвон — с выкрашенными в алый цвет волосами и распахнутыми незрячими глазами, уставившимися на балки «Гадкой головы». Это было последнее, что увидела ее подруга, это и уродливое лицо Стейна.

Гвен уже решила, что в ее случае последним зрелищем станут ступени крыльца и красивая балюстрада. Белая, как в изысканных домах Дворянского квартала. Как ей всегда хотелось. Она лежала на улице, глядя на перила крыльца, а он пинал ее. Она больше не могла кричать — он выбил из нее весь воздух. Она приготовилась к смерти. Через целый год после того, как она ушла из «Головы», когда было уверилась, что избегнет судьбы Эйвон, это случилось снова.

И будет случаться вечно.

Дела у девушек шли так хорошо. Лучше, чем Гвен могла надеяться. Медфордский дом стал воплотившейся в реальность мечтой, убежищем для женщин вроде нее. За прошедший год они окрепли. Медфордский дом приобрел великолепную репутацию, и мужчины приезжали сюда даже из Уэстфилда и Восточной марки. В последние месяцы клиентура изменилась. К ним по-прежнему приходили портовые рабочие и торговцы, но появились новые лица — мужчины с мечами, мужчины в шелках и мехах. Аристократы открыли для себя Медфордский дом, и он пришелся им по вкусу. Они никогда не называли имен — настоящих. Представлялись лудильщиком Тоддом или пекарем Биллом, вот только пекарь приезжал в карете и носил меховую мантию, а лудильщик облачался в бархат и шелка. Клиенты с фальшивыми кличками — вот почему у Гвен возникла идея изменить имена девушек.

Она всегда надеялась, что работницы Дома рано или поздно покинут его. Найдут новую, лучшую жизнь, но как это сделать, если их имена последуют за ними? Как смогут Джоллин, Мэй и даже Этта обосноваться где бы то ни было, если всем известно, чем они занимались? Каждая девушка выбрала себе красивое, экзотичное или милое имя. Жасмин, Ромашка, Олива — Мэй хотела стать Ландышем, но ее уговорили согласиться на Лилию. Настоящие имена сохранили только Роза и Гвен. Казалось глупым подбирать Розе другое цветочное имя, а Гвен не представляла, что когда-нибудь покинет Медфордский дом.

— Они вышли из «Головы», — сообщила Эбби, теперь известная как Тюльпан. — Все трое направились в переулок. Ройс выглядел взбешенным. Он сломал забор.

Гвен поднесла здоровую руку к губам, пытаясь приглушить рыдание.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила Тюльпан.

Гвен покачала головой, опущенной столь низко, что шарф закрывал глаза. Тюльпан помедлила, затем Гвен услышала тихий стук закрывшейся двери и скрип ступеней.

«Почему сейчас?»

Каждый день после отъезда Ройса и Адриана Гвен ждала их возвращения. По вечерам она сидела на качелях на крыльце, глядя на Кривую улицу и представляя, как Ройс едет или идет к ней, и его плащ развевается на ветру. Она никогда не была уверена, что он вернется.

За все то время, что он провел в ее постели, она ни разу не взглянула на его ладонь. Эта мысль казалась предательской, неприличной. Она хотела помочь, а не обокрасть его.

Всю жизнь Гвен шла к этому единственному событию. Ее мать знала. Она заставила дочь отправиться на запад и умерла в пути, но взяла с Гвен обещание добраться до Медфорда и поселиться там. Она так и не сказала почему. Гвен бы этого не сделала, если бы не таинственный человек, в чьих глазах она видела так много и понимала так мало. Она лишь знала, что должна спасти мужчину, который явится ночью, израненный, весь в крови. После стольких лет ожидания и сомнений, правда ли это или ее поступки изменили судьбу, Ройс пришел. Она спасла его, как и было предсказано. Наконец у нее был ключ к разгадке, но она отказалась раскрыть ладонь Ройса и найти ответы.

Когда раненых вымыли и врач закончил над ними трудиться, Ройс лежал без сознания, укрытый белыми простынями. Он выглядел таким мирным. Она прикоснулась к его руке, мягкой, не похожей на руки других мужчин. Ройс Мельборн был изящным. Единственным намеком на то, кто он такой, было клеймо на его плече, темная буква «М».

— Как Адриан? — Это были первые слова, которые произнес Ройс, очнувшись. Собственное состояние его не заботило. Гвен поняла, что это хороший человек.

— С ним все в порядке, — по его взгляду она догадалась, что столь краткий ответ не годится, и добавила: — Доктор перевязал его раны, и он спокойно спит.

— Это вы были на улице. — Узнавание на его лице сменилось замешательством. — Кто вы? Почему вы нам помогли?

Представляя этот момент, Гвен всегда думала, что он будет знать, кто она и почему он здесь оказался, — ведь ему следовало обладать всеми ответами, заполнить все пробелы. В это мгновение она поняла, что этот человек ничего не знает, и улыбнулась при мысли, что может сказать: «Я дочь предсказательницы и пересекла четыре государства, чтобы поселиться в Медфорде, быть здесь, когда ты появишься, и спасти тебе жизнь». Но сейчас было не время: этот человек едва дышал.

— Меня зовут Гвен ДеЛэнси, я содержу этот бордель. Я помогла вам, потому что вы во мне нуждались.

Это не развеяло его замешательства, но он не стал расспрашивать. Он был по-прежнему слаб, по-прежнему испытывал боль.

— Кто вы?

Она должна была спросить. Она так долго ждала этой предсказанной встречи — и должна была знать. Он долго не отвечал, только смотрел на нее.

— Ройс, — наконец сказал он. Неохотно, ворчливо, из вежливости.

Потом она позволила ему снова уснуть — ей было достаточно услышать его имя.

После того первого разговора он притих. Следующие несколько дней спрашивал только про Адриана и расслабился лишь тогда, когда Гвен наконец помогла ему дойти до соседней комнаты, чтобы повидать друга.

— Судя по твоему виду, ходить тебе рановато, — сказал лежавший в постели Адриан.

— Так и есть, — ответила Гвен.

— Ты в порядке? — спросил Ройс хриплым, настойчивым голосом.

Адриан криво ухмыльнулся.

— Последнее, что я помню, это ты по колено в кровавой луже, а я пытаюсь вытащить тебя из-под мертвой лошади под проливным дождем. Ах да, и в меня только что попала стрела. — Он оглядел спальню Этты, полную цветов и кружев. — Да, можно сказать, мне полегчало.

— Ладно, — кивнул Ройс и с помощью Гвен развернулся, чтобы уйти.

— Ты притащился сюда лишь за этим? — прищурился Адриан.

— Мне было скучно, — буркнул Ройс.

— Он спать не мог от беспокойства, — объяснила Гвен.

Ройс нахмурился.

— Я хотел убедиться, что эти люди не… сам знаешь.

— Во имя Марибора, Ройс! — Адриан изумленно покачал головой. — Они спасли нам жизнь. Им можно доверять.

К тому моменту как Гвен уложила Ройса обратно в постель, его рана в боку снова открылась, и пришлось ее перевязать. Кто-то столь неумело зашил ее, что врачу пришлось наложить новые швы. Когда Гвен закончила, Ройс схватил ее запястье.

— Если вы… если вы что-то затеяли… если пытаетесь… — Ройс помедлил, не разжимая слабых, трясущихся рук. Она видела, как ему трудно. — Почему вы сделали это на самом деле? Почему помогаете нам?

— Я уже говорила.

Его выражение лица осталось прежним. Он ей не верил.

Гвен улыбнулась.

Ройс фыркнул.

— Я не понимаю. Тут что-то не так, и уж поверьте мне, я не тот человек, которому стоит переходить дорогу. Осознали?

Она с улыбкой кивнула.

— Что ж… хорошо. — Он отпустил ее. — И будьте осторожны, потому что нас разыскивает целый мир.

Ройс так и не сообщил подробности, но Гвен поняла, что за ними охотятся и они в бегах. Она укрывала преступников, и за это ее могли повесить.

Вспоминая эти месяцы, Гвен считала их самыми насыщенными в своей жизни. Никогда она не испытывала такого страха и такой эйфории. Днем она собирала сплетни и пыталась искоренить слухи о человеке, который просил помощи на Кривой улице в неделю большой бури. Ночью она кормила, мыла и перевязывала Ройса, ведя с ним непродолжительные — зачастую прямо-таки загадочные — беседы. Слабый как котенок, он был вынужден во всем полагаться на нее, и она видела, что это причиняет ему бо́льшие страдания, чем раны.

Поначалу он был молчалив, но дни шли, и они начали обсуждать столь серьезные вопросы, как готовка, шитье, скорые снегопады и Зимний праздник.

— Наверное, вы отмечаете его пиром и украшениями, — сказал Ройс. К тому времени он уже мог сесть, и они разговаривали при свете одинокой свечи. — Куча родственников и друзей, танцы и песни.

Гвен отметила нотку грусти, даже злобы в его голосе. Она покачала головой.

— Я никогда не отмечала Зимний праздник. Мы с мамой вечно путешествовали, обычно вдвоем, и у нас не было денег на пиры. После ее смерти, — Гвен пожала плечами, — я пыталась выжить. Тяжело веселиться, когда нужно выбирать между смертью от голода и рабством.

Она помнила, что он выглядел удивленным, даже подозрительным.

— Не похоже, чтобы ты голодала.

— Сейчас нет. Я наконец решила, что больше не хочу быть жертвой. Дошла до точки, когда устала бояться.

Тогда Ройс протянул руку и впервые без повода прикоснулся к ней. Накрыл ее ладонь своей и мягко пожал. Злоба, которую она заметила на его лице, сменилась сочувствием — не жалостью, а пониманием, разделенным опытом. Она едва не заплакала.

До этого момента она всегда была верной дочерью, презираемой калианской иммигранткой, шлюхой. Даже девушки, знавшие большую часть ее истории, считали Гвен героиней или оппортунисткой, в зависимости от настроения. В глазах Ройса она увидела отраженную боль попыток выжить. Они были одинаковыми, два кусочка дерева из разных миров, чьи волокна образовывали один узор, и тогда она поняла, что начинает влюбляться.

Это была их самая откровенная беседа друг о друге. Гвен надеялась, что Ройс расскажет о себе, но он не стал. На основании их с Адрианом замечаний она предположила, что они разбойники, вероятно, грабители, — но кем была она, судимая всеми, чтобы судить самой?

Она не сказала ему про свой дар видеть будущее на ладони и про то, что его спасение было предсказано много лет назад. Прикосновение его руки и это нежное пожатие сделали такие вещи обыденными — частью прошлого, которое она предпочла забыть. Наконец он был с ней, и не имело значения, кто он и что сделал.

Снаружи шел снег, а внутри поправлялись Ройс и Адриан. Набравшись сил, они начали спускаться вниз, чтобы посидеть с остальными у огня. Они пели песни и рассказывали истории — по крайней мере, Адриан. Ройс обычно молчаливо сидел рядом с Гвен — всегда рядом с Гвен. И она не могла не замечать взглядов, которые он бросал на Диксона.

Диксон, сильный возчик, питавший слабость к Гвен, в прямом смысле был мужчиной в Доме. Она наняла его для тяжелой работы, когда строила Медфордский дом. Потом Диксон остался, превратившись в неофициального хранителя девушек.

— Послушай, — сказал ей Ройс и помедлил. Он часто так делал, словно каждая фраза рождала спор в его голове. Они с Адрианом провели в Доме два месяца, и сейчас Ройс и Гвен были в спальне. Снаружи снова шел снег: приближался Зимний праздник. — Я… э-э… — Он снова умолк. — Ты не должна была нам помогать. Действительно не должна. Это лишено смысла. Опасно и ничего тебе не дает. Ты потратила деньги на врача и еще больше на еду, не говоря уже о том времени, что ты… ты… ну, ты сама знаешь, о чем я. И поэтому… — Он со вздохом покачал головой. — Для меня это сложно, но… Я хочу тебя поблагодарить, хорошо?

Гвен ждала. Она думала, что Ройс может ее поцеловать. Надеялась, что поцелует — обхватит ее руками, скажет, что любит и останется с ней навсегда, — но он этого не сделал. Он заявил, что на рассвете они с Адрианом уйдут.

Гвен показалось, что Ройс забрал с собой ее сердце тем холодным утром, когда пустился в путь вместе с Адрианом. Она крепко стискивала зубы, боясь сказать лишнее или, хуже того, заплакать. Пророчество ничего ей не обещало. Мечты, что он окажется ее судьбой, что они будут жить вместе долго и счастливо, придумала сама Гвен, но все равно она надеялась — и продолжала надеяться, глядя, как они уезжают, оставляя две цепочки следов на свежем снегу.

Она молилась о его возвращении.

«Но почему сейчас? Почему сейчас, когда я даже не могу с ним встретиться?» Гвен не желала, чтобы Ройс видел ее избитой. Может, это не имело значения. Может, ему было наплевать, но если нет, он захочет узнать, кто это сделал, и, как дурак, захочет отомстить. Мужчины вечно жаждали мести. Ройса убьют потому, что он попытается встать на ее защиту, а она не могла этого допустить. Пусть лучше думает, что ей нет до него дела. Пусть лучше никогда не узнает правду. Пусть лучше держится от нее подальше — иначе разделит судьбу Диксона, если не хуже.

«Почему сейчас? И где Роза?»

Гвен услышала, как хлопнула парадная дверь, и ее сердце встрепенулось. Снизу долетали громкие голоса, но она не могла разобрать, о чем речь. Гвен поднялась на ноги, пошатнулась, схватилась сначала за кроватный столбик, а потом за стену и захромала к двери. Удерживать вертикальное положение при помощи одной руки было непросто; видеть — еще сложнее. Оба ее глаза распухли, правый полностью заплыл, а слезы только усугубили ситуацию.

Выйдя в коридор, она смогла различить слова.

— …мы не знаем. Вот все, что он сказал. — Голос Уильяма-плотника.

— Что с Розой? — спросила Мэй.

— Думал, она вернулась. — Пауза, потом Уильям продолжил: — Верховный констебль выгнал всех шерифов на ее поиски. Даже нанял кучу новых помощников.

Джоллин поднялась по ступеням и потрясенно уставилась на замершую в коридоре Гвен.

— Все в порядке, это только Уилл.

Гвен кивнула, и Джоллин взяла ее за руку. Вместе они прохромали обратно в спальню.

— Тебе полагается спать, — с наигранной суровостью сказала Джоллин. — Как велел доктор. Помнишь?

— Не нужно было ее отпускать, — пробормотала Гвен, когда Джоллин укладывала ее в постель.

— Откуда тебе было знать? Это же замок. Ты собиралась сказать им нет? И это был всего лишь праздник-сюрприз. — Джоллин укрыла Гвен одеялом. — Роза молодая и глупая. Наверняка загуляла с каким-нибудь оруженосцем, который напоил ее вином. А может, барон увез ее в изысканной карете в свое загородное поместье на несколько дней. И она зарабатывает кучу денег, пока мы тут волнуемся.

— Я должна была догадаться. Просто я не думала, что это случится так быстро, потому что Роза не…

— Не что?

— Не влюбилась.

Джоллин пощупала лоб Гвен.

— Ты горячая. Попрошу доктора еще раз зайти.

— Я… — «В порядке», — собиралась сказать Гвен, но поняла, как глупо это прозвучит. — У меня нет жара. И я не выжила из ума. — Гвен хотела объяснить, что прочла кусочек будущего Розы по ее ладони, однако тут же отказалась от этой мысли. — Просто я переживаю.

— Как и все мы. Я схожу на ту сторону и одолжу у Гру ремень, чтобы отлупить ее за это. Поверить не могу, что она такая бесчувственная. Знает ведь, что мы места себе не находим.

Джоллин с излишним усердием взбила подушку Гвен.

— Я думаю, у нее неприятности, — проговорила Гвен. — Серьезные неприятности.

— Я тоже так думаю, — кивнула Джоллин. И, помолчав, добавила: — Может, у всех нас. И ведь мы лишились Диксона. Теперь нас совсем некому защитить.

— Ты к нему заходила?

— Я как раз собиралась к доктору, когда увидела тебя пляшущей в коридоре.

— Ты называешь это пляской?

— Я ведь не сказала, что у тебя хорошо получалось.

Гвен слабо улыбнулась.

— Спасибо.

Джоллин поцеловала ее.

— Диксон поправится. Он вовсе не так плох, как были Ройс и Адриан. Обошлось без швов, лишь пара сломанных костей, как у тебя, вот только он настоящий бык. Отдохнет, выспится, а когда проснется, проест все наши денежки.

— Хотела бы я знать, что случилось с Розой…

Глава 8

— Примерь.

Пригнувшись, Рубен натянул через голову тяжелую кольчугу. Рубашка из стальных колец зазвенела. Тяжелее, чем он ожидал. Он видел, как королевские солдаты бегают, прыгают и сражаются, словно кольчуга ничего не весит. И теперь задумался, как им это удается.

— Походи, прислушайся к своим ощущениям.

Кузнец внимательно наблюдал за ним. Бастион — многие замковые стражники называли его Старым Ублюдком — всегда напоминал Рубену гнома из волшебных сказок, которые рассказывала ему тетушка. Приземистый, мощный и волосатый, с седеющей бородой и восемью толстыми пальцами. Двух он лишился, но шутил, что пока у него есть большие и еще по какому-нибудь пальцу на каждой руке, он по-прежнему будет лучшим кузнецом в Меленгаре.

Рубен прошелся по двору, обогнув наковальню. Кольчуга давила на плечи, словно он тащил два мешка с ячменем. Когда он поворачивался, она вначале тормозила его, а потом словно толкала дальше.

— Что думаешь, парень?

Он думал, что это ужасно — носить на себе вещь, которая так сковывает движения, но полагал, что в битве изменит свое мнение. Кроме того, у него не было времени на разговоры. Он шел в замок, когда кузнец затащил его к себе, чтобы подогнать кольчугу. Рубен не мог сказать «нет»: он знал, что этой ночью кольчуга ему понадобится, и отказ мог вызвать подозрения.

— Тяжело двигаться.

— Привыкнешь. Все привыкают. Скоро будешь чувствовать себя без нее голым. А вот твой меч.

Кузнец вручил ему длинный меч в ножнах на ремне. Рубен ожидал получить старое оружие, исцарапанное и ржавое. Но это выглядело новым.

— Надо же, — пробормотал он, обнажив клинок. Старик Бастион умел ковать мечи, но этот… — Он прекрасен. Не знал, что вы…

— Не я. Эта сталь из Делгоса. — Кузнец снял большую перчатку и вытер ею лоб. — Большую часть металла, а также многие мечи, мы получаем из Трента. Паршивое горное дерьмо. В основном железо. Не держат заточку и щербятся от любого удара. Трентским кузнецам наплевать, они лишь выполняют норму. Их оплата не зависит от качества. Однако в Делгосе оружейники могут продавать оружие на открытом рынке. Поэтому на него стоит потратить время. Заготовка для лезвия, которое ты держишь, подверглась полудюжине сложений. Оно тверже и острее всего, что могу сделать я. Сможешь им бриться, когда отрастишь волосы на лице. Этот клинок приобрели по особому случаю.

— Тогда зачем вы отдаете его мне?

— Затем, что мне так велели.

— Кто?

— Принц Алрик.

— Принц? А он сказал почему?

— Нет.

— А вы спрашивали?

Бастион кинул на Рубена странный взгляд.

— У принцев не спрашивают, парень. Он велит отдать тебе этот меч — и я отдаю. И на твоем месте я бы не стал никому хвастаться. О таких милостях лучше помалкивать, иначе люди начнут завидовать, а хорошая взбучка — скверное начало новой карьеры. Будь с ним аккуратней. Я не шутил, когда говорил, что он острый, как проклятая бритва.

Рубен убрал меч в ножны, оценив звук, который издал клинок. Острый как бритва. Он надел бордовую с золотом накидку, схватил плащ и новенький шлем и потрусил к замку, позвякивая на ходу. Бежать оказалось труднее, чем ходить. Центр равновесия сместился, и к этому придется привыкнуть. Рубен вошел через огромные двери в северную переднюю, широкую галерею с полированными каменными колоннами, уставленную доспехами. Отсюда коридоры вели к большим лестницам. Рубен редко бывал в замке. Он чувствовал себя здесь неуютно. Единственным местом, где он действительно ощущал себя хорошо, не считая дровяного сарая, была конюшня. Там никто не смотрел на него сверху вниз, за исключением лошадей. Замок же был полон глаз, жестоких, оценивающих глаз. Логово оруженосцев и им подобных. Здесь они научились доброте, которую постоянно ему демонстрировали. Все вокруг было из холодного камня.

Почти все.

Быстро свернув направо, чтобы обогнуть большие залы, он чуть не врезался в Аристу Эссендон. Та испуганно вскрикнула и отшатнулась — рука прижата к груди, глаза широко распахнуты. Новый наряд Рубена сделал его неуклюжим. Он замешкался всего на полсекунды, но этого хватило, чтобы показаться — или, по крайней мере, почувствовать себя — глупым.

— Мы постоянно друг в друга врезаемся, верно? — произнесла Ариста мягким голосом, прекрасным, как птичье пение.

— Простите. — Он поклонился и торопливо добавил: — Ваше высочество.

Она покосилась на шлем в его руках.

— Обед?

Он посмотрел на яблоко, мясо и сыр, которые спрятал внутрь.

— Э-э… да, вроде того.

— Хорошего тебе дня, — пожелала принцесса, но не сдвинулась с места.

Рубену потребовалась целая секунда, чтобы догадаться, что он не дает ей пройти, и поспешно отступить в сторону.

Чувствуя себя полным дураком, он смотрел ей вслед. Почему в ее присутствии он вечно делает глупости? Его желудок сжался, а плечи опустились: Рубен признался себе, что его неуклюжесть не имеет никакого значения. Она была принцессой, и его мечты никогда не сбудутся. Она выйдет замуж за принца, герцога или короля, а он будет смотреть, как она уезжает. Ариста проедет ворота, махая рукой из окна кареты, и никто ее больше не увидит — он уж точно. Рубен всегда знал, что она не для него. Во всех своих грезах он ни разу не представлял, как прикасается к ней, кроме того момента, когда будет передавать ей кружку с водой у колодца и их пальцы случайно встретятся. Мысль о том, чтобы поцеловать ее, казалась слишком абсурдной даже для мечты. Он хотел лишь совершить что-то достойное, чтобы принцесса заметила его, чтобы обернулась при расставании, и ее лицо говорило: «Ах, если бы он был благородным». Рубен не думал, что просит многого: один-единственный момент признания, мгновение, когда она обернется, и он поймет, что на кратчайший миг принцесса видела его таким же, как он ее. Он был готов молча страдать до конца жизни, зная, что она действительно разглядела его и, быть может, почувствовала к нему то же, что он к ней.

Вновь ощущая себя так, словно ему в сердце вонзили кинжал, Рубен преодолел остаток пути коридорами для слуг. Взял лампу, спустился по лестнице и вошел в темницу замка. Она пустовала. Сюда редко сажали узников, а если и сажали, то ненадолго. В Медфорде правосудие вершилось быстро. Ворам отрубали нужное число пальцев или рук. Должников били. Убийц вешали. Шпионов разрывали на куски, а изменников четвертовали. Темница была всего лишь перевалочным пунктом перед казнью, и в последнее время лорд верховный констебль с этим не затягивал. Что делало темницу прекрасным местом для уединения.

Рубен подошел к последней камере в последнем ряду, который имел форму буквы L, что было ему на руку. Заключенного нельзя было увидеть через окошко. Рубен отпер дверь ключом, обычно висевшим на колышке на верхней площадке лестницы. Он запер дверь не для того, чтобы Роза не могла убежать, а для того, чтобы никто не мог к ней войти. Насколько он знал, это был единственный ключ. Она сидела в камере, съежившись у дальней стены, завернувшись в одеяло, которое он ей принес.

— Доброе утро, Роза. Как ты?

Она открыла глаза и заморгала от яркого света. Рубен впервые смог хорошенько ее рассмотреть. Симпатичная, почти красивая, и, наверное, была бы еще красивей без этой краски, большую часть которой размазали слезы. На щеке у нее был синяк, на руке и ногах — неприглядные царапины, следы вчерашнего спуска.

— Уже утро?

— Да. — Рубен встал перед ней на колени. — Ты голодна? Я принес еду.

Роза села, взяла кусок сыра и вгрызлась в него.

— Спасибо, — сказала она с набитым ртом.

Рубен дал ей маленький бурдюк со слабым вином. Она сделала глоток, потом спросила:

— Что происходит? Король жив?

— С королем все в порядке. Насколько я понимаю, прошлой ночью ничего не случилось. Ну, кроме того, что все ищут тебя.

— Почему? Я ничего не сделала.

— Я не знаю.

— А что сказал твой отец?

— Я его не видел. Он всю ночь был на дежурстве и до сих пор не вернулся.

— Ты ведь никому больше не говорил?

— Нет, — покачал головой Рубен. — Я думал о том, что ты сказала. Не каждый может войти в эту башню. Это часть королевского крыла. Только замковым стражникам и аристократам дозволено подниматься выше третьего этажа. Тот, кого ты слышала, либо состоит в страже, либо важная шишка. На самом деле это мог быть кто угодно. И я боюсь открыться не тому человеку.

— И что теперь? Мне просто сидеть здесь?

— Прости. Понимаю, это ужасно, но, думаю, это самое безопасное. Я просто не знаю, как еще поступить.

Роза кивнула, но он видел, что она разочарована.

— Я обязана тебе жизнью. Спасибо.

Глупые слова, однако Рубен понимал, что она говорит искренне. Ему стало неловко. Он не привык к благодарности.

— Большинство сказало бы, что я ничего не сделал.

Девушка печально улыбнулась.

— Большинство сказало бы, что моя жизнь ничего не стоит.

Рубен вновь подумал о том, какая она симпатичная: большие доверчивые глаза, крошечный носик и круглое личико. Запирать ее в столь ужасном месте казалось преступлением.

— Если отец найдет предателя, сам король будет обязан тебе жизнью. Кто знает, вдруг он подарит тебе поместье?

— Меня бы устроило просто вернуться домой и делить с кем-нибудь комнату в Медфордском доме.

Рубен улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

Он действительно надеялся, что ее вознаградят, что о ней позаботятся, и она сможет начать новую жизнь. Но Рубен достаточно повидал и знал, что мечты почти никогда не сбываются.

— Хилфред! — позвал Алрик, когда Рубен возвращался в казармы в надежде найти отца. Обернувшись, он увидел принца в сопровождении Пикерингов. На всех троих были новые туники. Рубен подивился, сколько красивой одежды могут позволить себе аристократы.

— Ваше высочество. — Он поклонился. — Ваши светлости. — Снова поклон.

— Я вижу, ты получил новый меч.

— Да, ваше высочество. Спасибо вам.

Алрик беззаботно отмахнулся.

— Это один из моих учебных клинков.

Мовин смотрел на меч.

— Можно?

Рубен обнажил оружие и протянул рукоятью вперед.

Старший Пикеринг взял меч и рассек им воздух, выписывая восьмерку. Затем разжал ладонь, дал мечу прокатиться по тыльной стороне запястья и снова схватил его. Подбросил вверх и поймал предплечьем то место, где рукоять встречалась с лезвием. Мгновение смотрел, как меч балансирует на руке, потом снова подбросил и схватил за рукоять. Оглядел клинок, повернув к свету, и посмотрел на принца.

— Им никогда не пользовались.

Алрик пожал плечами.

— Я слишком мало тренируюсь. Но потому-то мне и нужно, чтобы люди вроде Хилфреда были хорошо вооружены.

— Немного тяжеловат, и центр тяжести смещен на восьмую дюйма, но в целом неплохо, — провозгласил Мовин. — И я бы обернул рукоять хорошей грубой кожей, иначе она начнет скользить, как только твоя ладонь вспотеет, то есть именно в тот момент, когда скользить не следует.

Мовин ловко крутанул меч и вручил Рубену.

Принц вытащил из висевшего на поясе кошеля яблоко и принялся подбрасывать его в воздух.

— У тебя были крупные неприятности прошлой ночью? — спросил он Рубена.

— Отец дежурил, так что…

— Ах да, я слышал, они устроили учебную тревогу или что-то вроде этого. К счастью, я все проспал.

Алрик зашвырнул яблоко в ветви дуба. Оно пробило листву, на обратном пути ударилось о ветку и отлетело в сторону. Фанен вовремя подхватил его и с безмолвным торжеством поднял над головой.

Алрик улыбнулся.

— Сегодня вечером мы снова собираемся на охоту. Интересует?

— Прошу прощения, ваше высочество, но я не смогу. Сегодня мое первое дежурство в качестве настоящего стражника. Я буду стоять у главных ворот. А кроме того, сегодня праздник в честь нового канцлера. Разве вам не полагается на нем присутствовать?

Алрик и Пикеринги переглянулись со зловещими улыбками.

— На этих торжествах ужасно скучно. Родители вечно знакомят нас с людьми, которых мы не знаем и не хотим знать. Вроде увешанных драгоценностями старух, которые любят целоваться и пахнут сыром. Мы решили сбежать. Поскольку все будут заняты, а в замке будет полно народу, никто даже не заметит, что нас нет.

— За исключением стражника у ворот, — добавил Мовин, обвинительно подняв палец. — Которым будешь ты.

— О… я понял. Хотите, чтобы я сделал вид, будто не видел вас.

— На случай, если кто-нибудь спросит, в чем я сомневаюсь.

Фанен бросил яблоко принцу, и тот снова его подкинул. Оно взлетело выше, сбивая облака желтых листьев, которые посыпались вниз, и скрылось из виду. На этот раз яблоко отскочило от нескольких веток и, несмотря на героические попытки Фанена, упало в траву.

— Эти бурные праздники длятся всю ночь, — объяснил Алрик. — Мы все равно никому не понадобимся, так что все будет в порядке. Что скажешь?

— Что я могу сказать? Вы принц.

Алрик ухмыльнулся.

— А знаете, мне нравится этот парень. — Он повернулся к Пикерингу. — Мне нужно примерить новый дублет. Хотите взглянуть, как я вывожу из себя портного?

— Заманчивое предложение, — саркастично ответил Мовин, — но, думаю, я останусь и дам нашему новому стражнику несколько советов. Кто знает, вдруг мы возьмем его с собой в Персепликвис.

— Как хочешь.

И Алрик побежал вверх по склону, оставив свое яблоко.

Мовин обошел Рубена, изучая его.

— Хочешь испытать новое снаряжение? — Глаза Пикеринга лукаво поблескивали. — Я ведь обещал тебя научить, помнишь?

Рубену казалось, будто вокруг него вьется шмель, про которого не знаешь, ужалит или нет. До недавнего времени его опыт общения с аристократами был печальным.

— Я думал, вы шутите. И мне нужно…

— Пикеринги не шутят насчет мечей. Обнажи оружие.

Уверенный, что сейчас его унизит мальчишка на три года младше, Рубен все же подчинился. Меч запел, как не пел ни один клинок, к которому он прикасался. Тихий высокий гул звучал… смертоносно.

— Защищайся.

Рубен поднял меч. Намного легче тех, с которыми он занимался.

— Это твоя стойка? Великий Марибор, чему только тебя учили? Фанен!

Младший брат подошел к Рубену сзади и изменил его позу, словно тот был куклой. Опустившись на колени, мальчик схватил Рубена за лодыжки и переставил его ноги.

— Левая нога сзади и вывернута, — бормотал Фанен. — Правая нога спереди.

Когда он закончил, Рубен стоял боком, чувствуя себя немного неловко.

— Так, а теперь согни колени, совсем чуть-чуть, и привстань на цыпочки. Хорошо. Теперь нападай.

«Острый как бритва».

Рубен сделал слабую попытку, и Мовин вскинул брови.

— Ты шутишь?

— Этот меч острый. Я бы не хотел ранить аристократа в…

Мовин закатил глаза и покачал головой.

— У тебя столько же шансов дотронуться до меня этим мечом, сколько жениться на принцессе. Давай.

Рубен понимал, что Мовин не имел в виду ничего такого — точнее, имел, но не мог знать, что его слова нанесут более глубокую рану, чем способен нанести меч. Однако теперь нападать стало проще.

Рубен шагнул вперед и два раза взмахнул мечом, прежде чем Мовин остановил его.

— Это не чертов топор, Хилфред. Представь, что это нож. Ты же не станешь молотить по буханке хлеба, как по дровам, верно? Это клинок. Режь, коли, работай запястьем, а не только предплечьем.

— Он даже неправильно держит его. — Фанен показал на ладонь Рубена.

Мовин и Фанен просвещали его вместе, начав с хватки и продолжив ногами. Он научился скользить, а не шагать. Затем последовали выпады и, наконец, защита. Фанену стало скучно, он поднял яблоко и уселся на каменную скамью рядом с розовыми кустами. Впился в яблоко и, держа его в зубах, принялся писать что-то кусочком графита в маленькой пергаментной книжице.

Мовин закатил глаза:

— Снова стихи?

Фанен не обратил на него внимания.

— Ладно, Хилфред, снова попробуй это движение, но на этот раз…

— Простите, — решился Рубен. — Я действительно ценю вашу помощь, но мне нужно сделать кое-что очень важное.

Плечи Мовина поникли.

— Простите. Мне правда нужно идти.

Мовин вздохнул:

— Мы не слишком продвинулись, но Алрик сможет спать немного крепче, зная, что хотя бы один из его стражников понимает основы. Что ж… удачи сегодня ночью.

Рубен не знал, следует ли ему поклониться. В итоге он вежливо кивнул и побежал вниз, к казармам. Отец уже должен был вернуться. На бегу новый меч бил Рубена по бедру, и на его губах играла слабая улыбка. Принц подарил ему меч. Принц! А Пикеринги учили его фехтовать, действительно учили, а не избивали до полусмерти. Воодушевление спало, когда он пришел к выводу, что мальчишки просто использовали его, чтобы выбраться из замка. Покупали его молчание притворной дружбой. Аристократы не дружат с простыми стражниками. Однако меч был хорош — быть может, ему даже удастся сохранить его, — и Рубен вынужден был признать, что стал чувствовать себя увереннее после того, как Мовин кое-что объяснил. На обычных тренировках он почти ничему не научился. Учителя тратили все время на благородных мальчиков, и Рубену оставалось лишь заглядывать им через плечо. Его противниками были столбы ограды, поскольку никто не хотел вставать с ним в пару. Две схватки с Мовином стали для него единственной настоящей практикой.

— Где ты был, мальчишка? — рявкнул Ричард Хилфред, как только Рубен вошел в комнату.

Ему был знаком этот тон — суровое осуждение с примесью армейской властности. Отец сидел за маленьким столом. Без рубашки, с босыми ногами. Вещи валялись на полу. Никогда прежде отцовская форма не касалась пола, и Рубен уставился на скомканную тунику, как на мертвое тело.

— Я получал кольчугу и…

Отец поднялся и ударил Рубена. Он бил левой рукой, но со всей силы. Рубен упал, врезавшись головой в дверь. Раздался глухой стук — то ли дверь, то ли его череп.

— Что я тебе говорил про незаметность? Что я говорил про благородных? Глупый мальчишка!

Лишь тогда Рубен заметил, что в правой руке отец держал темную бутылку. Не потому ли он ударил его левой? Сперва Рубен решил, что отец хотел смягчить удар, но теперь ему пришло в голову, что он просто не желал расставаться с выпивкой. Отец поднес бутылку к губам, высоко задрав дно.

— Ты понятия не имеешь, каковы эти мерзавцы, — прорычал он. — Стоит тебе с ними связаться, как ты…

Он пнул кушетку так, что она подпрыгнула. Подушка упала на пол. Отец засопел, вытер нос рукой и уселся обратно, сделав еще один глоток из темной бутылки. Где он ее взял? Бутылки с этикетками стоили дорого, слишком дорого для солдат, даже из королевской гвардии.

— Чести не существует, Ру. Благородство — шутка, глупая выдумка скверного поэта. Снег в разгар лета, вот что это такое. Курица, несущая золотые яйца. Благородные делают вид, что у них все это есть, чтобы дураки вроде нас думали, что это правда, но это ложь. Запомни, мальчик.

Рубен поднялся. Его лицо горело, и он чувствовал кровь в том месте, где зубы поранили щеку. Он встал у дальней стены, прижавшись спиной к закрытой двери. Расстояние было плохой защитой. Длина каморки не превышала двенадцати футов, и отцу хватило бы пары шагов, чтобы снова его ударить.

— Бери то, что можешь. Кради то, с чем сможешь скрыться. И никому не верь. Никого не люби. Это самое худшее. Любовь — ужасная штука. Впустишь ее — и она сожрет тебя изнутри. Вывернет тебе мозги. Ты обнаружишь, что делаешь глупости, предаешь самого себя — и ради чего? Ради чего! Он мог бы что-нибудь сделать. Я… я каждый день рискую ради него своей жизнью, а что он сделал для меня? Где он был, когда я в нем нуждался? — Отец причмокнул губами и вздохнул. — Каждый за себя. И тебе следует это усвоить — нам всем следует, или нас сожрут.

Пальцы Рубена чувствовали шершавую поверхность двери, язык трогал ранку на щеке. Он не осмеливался пошевелиться или заговорить, но знал, что придется. Даже если это означает новый удар. Даже если отец пустит в ход правую руку. Даже если забудет, что в ней бутылка. Он должен сообщить отцу, что король в опасности. Может, это приведет его в чувство. Хотя, глядя на форму, Рубен в этом сомневался.

Отец тяжело опустился на стул. Рубен счел это добрым знаком. Возможно, ему не захочется вставать лишь ради того, чтобы убить своего сына.

— А ты… о чем ты думал? Вырастившая тебя баба так кудахтала над тобой, что теперь ты годишься разве что в торговцы. Все мальчишки, которых вырастили бабы, ни на что не годятся. Мягкие, розовые создания, которые слишком много думают. Берегись своих мыслей, мальчик. Они тоже принесут тебе неприятности.

Когда отец говорил, шрам на левой стороне его лица шевелился вместе с морщинами, рубцовая ткань не поспевала за нормальной кожей, извивалась, словно змея. По словам отца, огромный безумный пьяница бросился на короля, попутно убив трех человек. Еще два королевских стражника сбежали. Ричард Хилфред был последним, кто встал у безумца на пути. Так отец получил этот шрам и говорил, что, пока рана не зажила, можно было насвистывать песенки через дыру в щеке. Но король был спасен.

— Отец? — сказал Рубен.

Отец не поднял головы. Он уставился на бутылку, немного наклонив ее, словно пытаясь оценить, сколько в ней осталось.

— Кто-то замышляет убить короля.

— Кто-то всегда замышляет убить короля. Поэтому у меня есть работа.

— Я думаю, это кто-то из замка.

Ричард Хилфред вскинул голову и прищурился, глядя на сына, его рот слегка приоткрылся, демонстрируя дыру на месте нижнего зуба.

— Что тебе взбрело в голову?

— Я встретил человека, который подслушал разговор между двумя людьми.

— Что, в таверне, когда увивался за принцем? Я тебя предупреждал…

— Нет, сэр, прямо здесь, в замке.

Отец прищурился еще сильнее и чуть шире приоткрыл рот.

— Один из оруженосцев? — Он покачал головой и взмахнул бутылкой. — Не слушай этих надутых болванов. Они просто нарываются на неприятности. Пора бы уже это понять.

— Не они.

— Кто бы это ни был, он лжет.

Отец прикончил остатки выпивки.

— Это была девушка по имени Роза, которую все ищут. Она проститутка и пришла сюда на праздник. Она пряталась в гардеробе в башне и подслушала, как двое мужчин говорили, что собираются убить короля. Я спрятал ее, чтобы посоветоваться с тобой. Я не знал, кому доверять.

Отец долго смотрел на него. Протянул руку, чтобы поставить бутылку на стол, но промахнулся, и она упала, однако не разбилась. Хорошее толстое стекло звякнуло и, лишенное содержимого, которое можно было пролить, закатилось под койку. Отец медленно поднялся. Рубен был одного с ним роста, но чувствовал себя крошечным. Десятки белых линий пересекали отцовскую грудь, плечи и руки — тоже шрамы. Следы боли, окаймленные натянутой тканью, некоторые с рядами точек от швов. Они колыхались в такт дыханию отца.

— Ты знаешь, где эта девчонка? — четким, холодным голосом спросил отец.

Рубен кивнул.

— Где ты ее спрятал?

— Она знает только то, что я уже рассказал. Она не слышала имен.

— Где?

Отец шагнул вперед.

— В темнице.

Отец на секунду задумался, потом кивнул.

— Держи ее там. Под замком.

— Но она не сделала…

— Никаких но, мальчишка! Держи ее там, пока я не разберусь с этим. Это лучшее место. И никому не говори… ты ведь никому не сказал?

Рубен покачал головой.

— Хорошо. А теперь дай мне подумать.

Отец наклонился и поднял свою тунику, потом замер и покосился на Рубена.

— Тебе она больше идет.

Глава 9

Адриан шагал за вором из «Багровой руки». Вор отказался назвать свое имя, и Адриан окрестил его Секретом. Секрет был не из доверчивых и все время вертелся, как взведенная пружина. Адриан редко встречал профессиональных воров. До этой прогулки из Нижнего квартала на Купеческую площадь Ройс был единственным. Адриан видел сходства, но видел и различия. Секрет одевался как бандит. Его короткая куртка с широкими манжетами и высоким воротником и шерстяные штаны могли принадлежать грузчику, но для грузчика он был слишком мелким и буквально тонул в своей куртке. И ходил он иначе. В размашистых шагах вора «Руки» не было ни следа грации Ройса. Секрет скорее напоминал крысу или хорька, тогда как Ройс был соколом, и это объясняло, почему вор так стремился вернуться в свое логово.

Ройс шел впереди, Адриан замыкал шествие. Им не пришлось связывать Секрета, тот вышагивал между ними, указывая направление. По оценке Адриана, шансы вора на побег колебались между отсутствующими и нулевыми. Если бы вор рванулся с места, Ройс схватил бы его. Возможно, Секрету удалось бы сделать несколько шагов, прежде чем в него впились бы когти. Адриан видел, как Ройс играет со своими жертвами. Его партнер отворачивался, уходил, оставлял дверь открытой. В такие ночи Адриан пил больше обычного. В такие ночи он просыпался в поту, и ему снился отец. В такие ночи он не верил ни во что, вплоть до собственного рождения.

Они оставили Альберта у цирюльника, снабдив его достаточным количеством денег, чтобы привести себя в порядок и купить приличную одежду. Было решено позже встретиться в «Гадкой голове». Судя по отсутствию посетителей, у них сложилось одинаковое мнение о пивной, что делало ее идеальным местом. Альберт расплылся в улыбке, когда Ройс вручил ему деньги, словно не верил, что такое возможно. Адриан сомневался, что они еще когда-нибудь увидят виконта, однако согласился с Ройсом — у них имелись проблемы посерьезней.

Если кто-то сделал Гвен больно, не один Ройс хотел отыскать этого человека.

Солнце поднялось высоко над головой, а они углубились в Купеческий квартал. Улицы были чистыми, магазины сияли многочисленными окнами, и над каждой дверью висела красочная, остроумная вывеска. У портного — огромная катушка с иголкой, над которой вилась нитка; у адвоката — парик, очень похожий на настоящий, и лишь вблизи выяснялось, что он деревянный. Торговые галереи — лабиринт улочек и проходов — были такими же пестрыми, как зажиточные покупатели в одеждах из крашеной ткани. Преобладали желтые, оранжевые, зеленые и красные оттенки, и чем ярче, тем лучше. Адриан задумался, совпадение ли это или люди пытались подражать цветам осенних деревьев. Некоторые были облачены в меха и забрели сюда из Дворянского квартала. Никто не мог устоять перед чарами Купеческой площади. Здесь царило торжество образов, звуков и запахов.

Уличные торговцы расхаживали с замысловатыми шестами-деревьями, на ветвях которых висели шляпы, обувь, дешевые украшения и сумки. Девушки-разносчицы бегали с корзинами стеклянных побрякушек, лекарств и тканей. Менестрели играли, жонглеры подбрасывали тыквы, танцовщики исполняли акробатические трюки, рассказчики на ящиках собирали толпы слушателей, и повсюду играли в азартные игры. Запахи корицы и яблок соперничали с ароматом жареной свинины.

Казалось маловероятным, чтобы воры обосновались в таком месте. Адриан думал, что карманники предпочитают заброшенные лачуги в районах вроде Нижнего квартала, или канализацию, или комнаты над портовой таверной. С другой стороны, мыши предпочитали набитые кладовки пустым амбарам.

— Что это за игра? — настороженно спросил Секрет после того, как Ройс свернул несколько раз, не дожидаясь указаний. — Твой друг знает, куда идет.

Адриан был уверен в обратном. Ройс сказал, что никогда не был в Медфорде до их прошлого визита, и несмотря ни на что, насколько Адриан знал, Ройс никогда не лгал ему. Адриан всегда считал это странным, ведь его напарник был вором с моральными принципами как у куста, однако в Ройсе Мельборне хватало странностей, и среди них числилось его умение находить дорогу.

Ройс остановился в конце Бумажной улицы, перед большими железными воротами между «Переплетной мастерской Фарингэма» и «Гравюрами Верджила и Харрингтона». За воротами было небольшое кладбище. На них висел массивный, безнадежно проржавевший замок.

Ройс повернулся к Секрету и махнул рукой в сторону кладбища.

— Туда, верно? Однако у вас есть другой путь. Быстрый и простой.

Секрет с подозрением смотрел на него.

— Тут не нужно быть гением, — объяснил Ройс. — В центре вещей, но в изоляции. К этой цепи лет десять никто не прикасался. Как вы попадаете внутрь?

Вор огляделся по сторонам, затем стукнул по железному пруту несколько раз в разных местах, вытащил его и скользнул в проем.

— Толстых среди вас немного, верно? — заметил Адриан, но вор уже несся сломя голову среди могил. Ройс не стал его преследовать. Они прибыли. Секрет просто хотел оказаться подальше от неминуемого кровопролития.

На взгляд Адриана, кладбищенские деревья отличались от прочих. Те немногие, что росли среди могильных камней, уже сбросили все листья и напоминали мужчин, облысевших раньше времени. Их кора была черной, ветви — искривленными и скрюченными. Недавно опавшие листья лежали на памятниках и статуях, укрывали могилы и склепы. Лица каменных женщин в просторных балахонах потускнели от дождя, и казалось, что из их глаз текут то ли слезы, то ли кровь. Здесь было тихо. Позади слабым эхом гудел Купеческий квартал, и этот далекий звук подчеркивал ощущение одиночества. Кладбищам полагалось быть мирными и безмятежными местами отдохновения, однако это кишело двуногими крысами. Крысами, которым не нравились гости, особенно незваные.

Адриан и Ройс стояли посреди кладбища, словно дети, которые разворошили пчелиный улей и теперь хотели посмотреть, что из него появится. Адриан не мог назвать это самым безрассудным или даже самым странным из своих недавних поступков. Такова была жизнь с Ройсом. Год назад, если бы кто-то предположил, что они продолжат работать вместе, Адриан бы рассмеялся. Ладно, может, и нет — тогда он редко смеялся. Он страдал от уныния, которое заставляло самые глупые идеи казаться разумными. Так он согласился стать компаньоном Ройса Мельборна, мрачного, отъявленного преступника, творившего Марибор знает что. За год Адриану удалось выяснить, что нужно ходить на цыпочках, если Ройс поднимает капюшон, что он не любит никаких напитков, за исключением малоизвестного дорогого вина, что у его кинжала есть имя, а у лошади — нет, что его бросили в детстве и что он действительно очень хороший вор. Адриан также узнал, что Ройс мало ценит человеческую жизнь. Он считал убийство простейшим решением многих проблем. Обычно это вызывало разногласия между ними — но не сегодня.

Царило молчание. Глубоко в тенях зашевелились человеческие фигуры. Воры медленно крались, кружили, скользили среди могильных камней. Через несколько минут из украшенного горгульями склепа возник Секрет. Его сопровождали еще пятеро воров. Они рассредоточились, подбираясь ближе. Адриан оценил силы как пять к одному.

— Этот красавчик утверждает, вы попросили привести вас сюда. — Говоривший был очень низким и носил высокий черный цилиндр с красным отпечатком руки. Слева на лице у него красовался большой синяк, а через скулу тянулся глубокий порез, судя по всему, недавно зашитый. Похоже, его это не слишком беспокоило, поскольку он обгладывал куриную ножку и облизывал пальцы. — Однако у нас есть правило. Увидел наше жилище — и ты покойник, если только не хочешь присоединиться.

— Да, я вижу, что вам нужна секретность, — кивнул Ройс. — Уверен, никто понятия не имеет, что вы тут.

— У нас найдется свой умник. Может, скажете, с чего это вы решили сегодня покончить с собой? Пока еще есть такая возможность.

— Вы ищете девушку по имени Роза из Медфордского дома. Я хочу знать зачем.

Среди собравшихся раздались смешки, напомнившие Адриану о воронах на заборе. Каждый член «Багровой руки» казался сшитым из разномастных кусочков. Один носил охотничий камзол поверх тельняшки; другой — блузу художника, шутовской колпак и болотные сапоги по колено. Третий щеголял сапогом для верховой езды на правой ноге и сатиновым шлепанцем на левой. Бродячие собаки в подворотне — злобные, грязные и почти наверняка бешеные.

— А ты у нас требовательный парень, — усмехнулся Цилиндр. — И с чего ты решил, что мы тебе расскажем?

— Честь вора.

Цилиндр прищурился.

— Так, значит, ты вор? А ты знаешь, что мы делаем с ворами, которые работают в нашем городе?

— Нет, и не хочу знать. Кроме того, я ничего не украл. Твой человек может за меня поручиться. Он следил за нами с самого приезда.

Цилиндр повернулся. Секрет кивнул.

Хмыкнув, Цилиндр откусил от куриной ноги и втянул в рот длинную полоску мяса. Пожевал немного.

— Тогда кто ты? Люди не являются к нам домой и не требуют информацию, если только они не психи или… — Он замолк, шагнул вперед и пристально посмотрел на Ройса. Ткнул куриной ногой, словно указкой, и спросил: — На кого ты работаешь?

— Ни на кого.

— С ними был еще один парень, — вставил Секрет. — Они оставили его у цирюльника и дали кошель монет на новую одежду.

— Щеголь? Богатый?

Секрет покачал головой.

— Больше похож на Сточного Роя.

Цилиндр отшвырнул куриную кость и начал обходить Адриана и Ройса по кругу, обсасывая пальцы и вытирая их о штаны. На боку у него висела обнаженная сабля. Судя по односторонней заточке и небольшой кривизне лезвия, а также покрытому латунью эфесу, Адриан решил, что это пиратский секач — обычное оружие моряков с западных кораблей. У Цилиндра также имелся длинный прямой кинжал, тоже морское оружие. Всякое бывает, однако Адриан не мог представить, чтобы Цилиндр когда-либо бывал на корабле. Тем не менее его клинки составляли комплект.

— Как тебя зовут?

— Ройс Мельборн.

— Ройс… Ройс… — Цилиндр помедлил. — Почему это имя кажется знакомым? Ты ведь с юга, верно? Может, из Колноры?

Ройс промолчал.

— Ты ведь работаешь на ЧА, так?

— У ЧА есть планы на Медфорд? — поинтересовался вор в разной обуви.

Цилиндр нахмурился и недовольно хлопнул себя по бокам.

— Ну разумеется, есть! У проклятого ЧА есть планы на все на свете. Не могут не отщипнуть от каждого честного медяка. Чертовы ублюдки. Половины мира им недостаточно. Следует прикончить вас обоих на месте.

— Я не состою в «Черном алмазе».

— Это ты так говоришь. — Цилиндр снял головной убор и почесал намечающуюся лысину. — Будь я проклят.

— Мы не можем позволить себе неприятности с ЧА, — заявил ужасно высокий вор в болотных сапогах.

Цилиндр посмотрел на него так, словно хотел ударить.

— Сам догадался? — Он снова надел шляпу и повернулся к Ройсу. — Но, может, ты говоришь правду, может, ты не из ЧА. — Цилиндр вытер нос и распрямил спину. — Вот что я тебе скажу. Раз уж мы люди чести, я пошлю гонца в Колнору, чтобы вас проверить. Если он скажет, что вы из «Черного алмаза», мы поговорим. А почему нет? Я выслушаю их предложение. — Судя по его лицу, беседа обещала быть не из приятных. — Если же вы никто, как ты и сказал, у вас будет выбор: присоединиться к нам живьем или на этом кладбище. — Он раскинул руки и медленно повернулся кругом, словно демонстрируя великолепное поместье. — Или, — он шагнул ближе, поглаживая рукоять кинжала, — вы можете уйти тем же путем, которым явились. Гонцу понадобится время, так что вы вполне успеете исчезнуть.

— Как мило, — равнодушно ответил Ройс и шагнул навстречу Цилиндру. — Однако мне плевать, что вы думаете. Можете посылать сколько угодно гонцов, но это не визит вежливости. Почему вы ищете Розу?

По лицу Цилиндра впервые скользнула неуверенность, и он чуть отступил. Чтобы смотреть в глаза Ройсу с такого расстояния, требовалось больше смелости, чем мог наскрести коротышка с краденым оружием, даже в присутствии собственной армии.

— Тебе какое дело?

— Я хочу знать, имеет ли это отношение к нападению на Гвен ДеЛэнси прошлой ночью.

— И опять, тебе какое дело?

— ДеЛэнси — мой друг, и я хочу отблагодарить человека, который причинил ей боль.

Язвительная манера Цилиндра дала брешь, и Адриану показалось, что он заметил проблеск сочувствия.

— Мне жаль это слышать. Если ты не врешь, вам тем более следует уехать, пока вы не нажили себе настоящих проблем. Не стоит лезть в это дело.

— Почему?

Цилиндр сделал глубокий вдох и оглядел собравшихся. На мгновение его взгляд задержался на Адриане, потом вернулся к Ройсу.

— Мы ищем Розу, потому что ее ищут квартальные шерифы, а они ищут, потому что она нужна верховному констеблю. Он со своими придурками нанес нам личный визит и спрашивал про Розу. Они хотят ее заполучить, очень хотят. Посоветовали нам посмотреть повнимательней. И были очень… настойчивы. — Он тронул щеку со шрамом. — Чтобы показать, что он не шутит, его превосходительство забрал трех моих парней и повесил на Дворянской площади. Безо всяких обвинений, просто повесил. — Цилиндр натянул шляпу на лоб и вздохнул. — Нет, сэр, в этом деле благородные шутить не намерены, и потому лучше держитесь подальше.

— Ты знаешь, кто избил Гвен?

— Само собой.

— Кто?

— Тот, с кем не следует играть. Уж поверьте, без приглашения на этот праздник вы вполне сможете обойтись. Боги ведут свои войны, а нам, простым смертным, остается лишь не попадаться им на глаза.

— Я не планировал попадаться на глаза, — заявил Ройс, не отрывая взгляда от человечка в большой шляпе. Адриану казалось, что за весь разговор Ройс ни разу не моргнул.

— Он тебе не по зубам, убийца.

— Откуда ты знаешь?

— Ты жестко говоришь. — Цилиндр кивнул. — Ты вошел в мое жилище, мы окружили тебя, не оставив пути к бегству, но я не чувствую в тебе страха. Это дает тебе очки. Я не шучу насчет того, чтобы позволить тебе присоединиться к нам. Ему тоже. — Он ткнул пальцем в Адриана. — Мне нравятся парни, которые умеют вести себя тихо. Кроме того, я только что потерял троих ребят. С моей удачей лишусь еще одного, прежде чем пропоет петух. Так что да, быть может, ты убийца. Может даже, один из прославленных неуловимых ЧА, призраков с мечом, но этот человек… — Он сделал паузу для пущего эффекта, затем покачал головой. — Не-а. Этот человек никому не по зубам.

— Все смертны.

Цилиндр потер подбородок.

— Должен признать, я бы посмотрел, как он платит по счетам, после того что он сделал с моими ребятами. У нас долгая история. Но к нему никто не может прикоснуться.

— Кто он?

— Тот же ублюдок, что избил меня до полусмерти в ту же самую ночь и повесил моих парней просто так, в назидание. Маркиз Восточной марки, лорд Саймон Эксетер, верховный констебль Меленгара. — Цилиндр покачал головой. — Признаюсь, мне льстит, что его превосходительство лично явился сюда, но я бы предпочел, чтобы он этого не делал. Если у вас есть мозги, вы забудете об этом, прежде чем впутаетесь в настоящие неприятности.

— И куда мы направляемся? — спросил Адриан, когда они увернулись от тележки старьевщика и зашагали обратно по Бумажной улице.

— Поговорить с Гвен.

— Но она отказалась нас видеть.

— И я с уважением отнесся к ее желанию, но это было до того, как мне стала известна причина.

— И какова же причина?

— Тебе следует ходить быстрее.

Ройса часто изумляло, как медленно шагают длинные ноги такого крупного человека, как Адриан. Они свернули направо возле мастерской художника-портретиста и вновь двинулись к Нижнему кварталу.

— Почему она не хочет нас видеть?

— Она снова пытается спасти нам жизнь.

Человек на крыльце Медфордского дома расхохотался, чем мгновенно вызвал у Ройса неприязнь. Почти все люди мгновенно вызывали у него неприязнь, но, подойдя ближе, он решил, что на этот раз она оправдана. На крыльце стояли двое мужчин. Здоровяки вроде тех, которые трудятся на полях, загорелые, с мозолистыми ладонями. Один держал Жасмин за горло и прижимал к дверной раме. Другой, смеявшийся, сталкивал еще одну девушку — Ройс вспомнил, что ее звали Эбби — с крыльца на землю.

Теперь Адриан без труда догнал Ройса и, вырываясь вперед, коснулся его плеча.

— Отдышись и дай мне сперва поговорить с ними.

Ройс не сбавил темп.

— Я не собираюсь разговаривать…

— Добрый день, господа. — Адриан помог Эбби встать. — В чем проблема?

— Они воруют у нас сусло! — крикнула Эбби.

— Воруют что? — переспросил Ройс.

— Из него готовят эль, — объяснил Адриан, поднимаясь на крыльцо.

— Они забрали всю бочку! — прохрипела Жасмин, и мужчина отвесил ей пощечину.

Ройс направился к ступеням.

Адриан развернулся, вскинув руки.

— Нет! Просто расслабься. Позволь мне с этим разобраться.

Ройс помедлил — в первую очередь потому, что Адриан преградил ему путь, а не потому, что согласился. Адриан коротко кивнул и ударил ногой по одной из красивых резных балясин, украшавших перила крыльца.

— Эй! — возмутилась Эбби.

— Прости, — Адриан выломал и вытащил тяжелую балясину. — Я потом все исправлю, но сейчас мне нужен тупой предмет, чтобы их поколотить.

Громила, державший Жасмин, отпустил ее, и девушка убежала в дом.

— Скажу только одно: уж постарайся, — с угрозой произнес Ройс. — Если хоть один из них покинет это крыльцо, он мой.

— Ройс, у них даже нет оружия.

— У них есть руки, но я это исправлю.

Ройс подумал, что громилы определенно растеряли уверенность, однако не приобрели мудрость: тот, что держал Жасмин, замахнулся на Адриана.

Больше всего Ройса злило следующее: как только дурак пошел в атаку, шанс убить двух деревенщин ускользнул. Он услышал хруст: Адриан сломал балясиной руку первому громиле. Потом заставил его согнуться вдвое и уложил ударом по затылку. И все это прежде, чем второй успел сделать несколько шагов.

К огромному удовольствию Ройса, шаги эти были в сторону от Адриана. Ройс сунул руку под плащ, его пальцы скользнули по ремню к рукояти Альверстоуна. Он разрывался между желанием действительно отсечь громиле руки и просто перерезать горло. У него не было повода мучить несчастного придурка: обычный бандит, ничего больше. Но Ройсу не нравилось, что кто-то решил, будто теперь может спокойно проникнуть в Медфордский дом. Хороший пример пошел бы всем на пользу, и две руки, прибитые по обеим сторонам крыльца, вполне для этого годились.

Увы, Адриан прервал колебания Ройса, когда ударил громилу в поясницу, и тот рухнул на колени. Его голова по инерции врезалась в перила, расколов еще одну балясину и избавив Адриана от дальнейших хлопот.

Ройс нахмурился.

— Ну вот, — сказал Адриан. — Проблема решена, и тебя не ищут за убийство. Здорово, правда?

— Здорово — это когда тебя не ищут за убийство, а ты действительно кого-то убил. Иначе какой в этом смысл? И кроме того, с чего ты решил, что меня не ищут?

Они вошли в салон и обнаружили еще двух мужчин, поднимавших по лестнице из подвала большую металлическую бочку. Стайка девушек осыпала их ударами. Мужчины поставили бочку, чтобы огрызнуться и оттолкнуть женщин.

— Хватит! — крикнул один, доставая охотничий нож. — Следующую я порежу!

Адриан быстро зашагал к ним.

«Где была вся эта стремительность, когда мы шли сюда?»

— А это еще что за хрен? — поинтересовался мужчина с кинжалом, следя за приближающимся Адрианом.

— Я практически уверен, что эта бочка вам не принадлежит.

— Она наша! — крикнула одна из девушек. — Они крадут ее для «Гадкой головы»!

— Тебя я тоже порежу, если не уберешься с дороги. — Мужчина угрожающе взмахнул ножом.

Адриан протянул руку за спину и достал длинный меч-спадон. Ройс всего один раз видел, как он обнажал его. Обычно Адриан обходился короткими мечами. Сейчас он лишь хотел произвести впечатление.

Адриан вытянул руку с массивным клинком. Он стоял в восьми футах от мужчины, и большую часть этого расстояния занял угрожающе направленный на грабителей меч.

— Может, вы просто уйдете?

Мужчина сунул нож за пояс и повернулся к двери.

— Пусть вернут бочку туда, откуда взяли, — сказал Ройс, — или я прибью чьи-то руки к столбикам на крыльце.

Мужчины посмотрели на него, потом на свои руки, потом снова на меч Адриана.

— Э-э… — выдавил один и покосился на второго. Тот пожал плечами. — Конечно, почему нет. Не нужно беситься. Это просто работа.

Они подняли бочку и понесли обратно в подвал.

Тут Ройс увидел ее. Гвен стояла на верхних ступенях широкой лестницы, прислонившись к перилам. Одна рука на перевязи, голова обмотана шарфом, так что видны только глаза. Один глаз полностью заплыл, но другой Ройс узнал. Он принадлежал женщине, которая обнимала его, когда он думал, что умирает. Которая обещала, что все будет хорошо, и сдержала обещание. Прежде никто никогда этого не делал. Его бросили родители, предали друзья, но она, незнакомка с изумрудными глазами, позаботилась о нем, когда все другие от него отвернулись. Если в мире и существовал хотя бы один хороший человек, сейчас Ройс смотрел на него. И при виде синяков и порезов, которых не мог скрыть шарф, понял, что убьет мерзавца, который это сделал, и убьет с удовольствием.

Он взбежал по лестнице, прежде чем девушки успели остановить его, прежде чем Гвен смогла скрыться.

— Спасибо, — произнесла она голосом, приглушенным шарфом. Повернулась и пошла обратно. — А теперь, пожалуйста, уходи.

— Я знаю про Розу, — тихо сказал Ройс. — И знаю, что это был верховный констебль — маркиз какой-то там, некий Эксетер.

Она остановилась, но не посмотрела на него. Ее рука крепче стиснула перила.

Ройс ждал, и Гвен медленно обернулась, придерживая края шарфа возле лица.

— Я… я хотела, чтобы ты вернулся. — Ее голос был странным. В нем слышалась дрожь. — С того самого момента, как ты уехал, я ждала и думала… может… но никогда не верила всерьез. Ты не из сентиментальных людей, не из тех, что оглядываются назад. Но я хотела, чтобы ты оглянулся, только… только не так… не сейчас.

Она заплакала, отвернулась и поднялась по лестнице, медленно, дюйм за дюймом, всем весом налегая на перила, подволакивая больную ногу. Он последовал за ней.

В своей комнате Гвен заползла в постель — ту самую, в которой Ройс провел долгие недели. Только сейчас он понял, что это место для него священно. Комната была храмом доброты и спокойствия. Он прожил в ней всего пару месяцев, но, вернувшись сюда, подумал, не это ли чувство испытывают другие, возвращаясь домой.

Гвен легла лицом вниз, чтобы заглушить слезы.

— Уходи.

Он сел рядом и положил ладонь ей на спину. Она была в простом льняном платье. Его рука чувствовала грубую материю, и он провел большим пальцем взад-вперед, нежно поглаживая. Он чувствовал себя глупо. Он хотел помочь, но не умел утешать. Он ощущал, как дрожит ее тело, и пока его левая рука мягко ласкала ее спину, правая сжалась в кулак, крепко, до боли.

— Прости, — сказала Гвен хриплым от слез голосом. — Я не хотела, чтобы ты видел меня такой.

— Может, и так, — ответил Ройс. — Но на самом деле ты прогнала меня по другой причине.

Она чуть повернулась и блеснула на него удивленным мокрым глазом.

— Ты снова меня защищаешь. Боишься, что я сделаю что-то глупое, и меня убьют.

— Я ошибаюсь?

— Да. Я не собираюсь позволить себя убить.

— Но собираешься сделать что-то.

— Расскажи, что произошло.

Гвен вытерла лицо здоровой рукой.

— Их было человек десять, не меньше. Шерифы и, кажется, замковая стража. Я не знаю все формы. Они хотели выяснить, где Роза. Я сказала, что она отправилась в замок — ее пригласили на праздник. Похоже, его превосходительство считал, что она вернулась назад, только она не вернулась. Никто из нас не видел ее всю ночь. Она до сих пор не появилась. Полагаю, лорд Эксетер мне не поверил. — Гвен помедлила. Коснулась губ кончиками пальцев. — Диксон пытался их остановить. Они… Он так и не пришел в себя. Не знаю, выживет ли он. — Она снова уткнулась лицом в подушку. — Ты должен уйти. Покинуть город, уехать подальше от Меленгара. Возвращайся туда, откуда пришел, и забудь обо мне. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Это я должна позаботиться о твоей безопасности. Я должна… Если ты останешься, тебя убьют, а я лучше умру, чем допущу это.

Желудок Ройса сжался, дыхание прервалось, кровь прилила к лицу, и он покрылся потом. «Она едва меня знает». Он стиснул кулак еще крепче. Рука, которой он касался Гвен, начала дрожать, и он убрал ее.

— Не тревожься обо мне.

Она повернулась к нему. Ее глаза, всегда темные, припухли, под ними появились синяки. Гвен бы не стала прятаться под шарфом, но это был ее голос, тот, что Ройс услышал в темноте, тот, что однажды спас его.

— Нет, Ройс. Ты не понимаешь. Он слишком могуществен.

— Ты меня недооцениваешь.

— Он верховный констебль. У него целая армия шерифов и их помощников, и он кузен короля, у которого есть настоящая армия. Я не хочу, чтобы тебя избили, как Диксона. Не хочу, чтобы ты умер.

— Гвен, я не привык доверять людям. Это мне не свойственно. Ты нашла нас на улице, окровавленных и полумертвых, но не задала ни одного вопроса, только спросила мое имя. Большинство людей задали бы не один вопрос, а двадцать пять. И я ничего не объяснил. Не рассказал про себя, про свое прошлое.

— Ты собираешься рассказать мне об этом сейчас?

— Нет. Я собираюсь показать тебе.

Глава 10

«Гадкая голова» ничуть не изменилась, разве что, на взгляд Адриана, у стойки стало еще меньше посетителей, а на полу — еще больше сухих листьев. Как он и ожидал, Альберта нигде не было видно, однако за столом, который они выбрали в прошлый раз, сидел щеголь-аристократ, вытиравший нос кружевным платочком и потягивавший сидр. Лишь когда он встал и помахал рукой, Ройс и Адриан догадались, что именно этого человека они спасли из хлева рядом с Колнорой.

Виконт Альберт Уинслоу преобразился.

Борода исчезла, длинные волосы были вымыты, расчесаны, припудрены и перехвачены черной бархатной лентой. Ройс и Адриан впервые увидели его лицо: розовое и худое, с заостренными скулами и привлекательным подбородком. Сам не зная почему, Адриан только сейчас заметил, что у Альберта потрясающие голубые глаза. Виконт сменил грязную ночную сорочку на золотой дублет с высоким накрахмаленным воротником и мерцающей шелковой отделкой. Снизу выглядывала новая кружевная рубашка с оборками и вышитыми обшлагами. Довершали наряд темные штаны и туфли с латунными пряжками, а на столе лежала роскошная широкополая шляпа с пером.

— Добро пожаловать, джентльмены, — сказал Альберт, поправляя манжеты.

— Я не давал тебе столько денег. — Ройс нахмурился.

— Нет. Того, что ты дал, было недостаточно. Очевидно, ты понятия не имеешь, как дорого быть аристократом.

— Тогда как ты все это провернул?

— Кредит.

— Кредит?

— Да. Это когда обещаешь заплатить потом за то, что хочешь получить сейчас.

Ройс закатил глаза.

— Я знаю, что такое кредит. Просто не могу поверить, что они согласились.

— Первый цирюльник отказался. Я отправился к тому, что подешевле, и мои усилия были вознаграждены несколькими порезами.

— Первый цирюльник?

— О да. И первый портной. Я заглянул в магазин подержанной одежды в Купеческом квартале и приобрел отвратительно поношенный дублет. От него воняло рыбой. Я также приобрел поношенные туфли, рваную, грязную рубашку — к счастью, дублет скрыл самые жуткие места — и брюки. Облачившись подобным образом и приведя себя в порядок, насколько позволили твои деньги, я направился в самые дорогие магазины на Дворянской площади. Там я представился изнуренным путешествием виконтом Уинслоу, который прибыл в город на предстоящее торжество в замке и отчаянно нуждался в новом наряде. Таким образом я получил новую одежду и посетил парикмахера, и все в кредит.

— И тебе это сошло с рук?

— У аристократов есть привилегии.

— И сколько привилегий ты потратил? — В голосе Ройса изумление мешалось со злостью, но в итоге сменилось нормальным, сдержанным гневом.

Альберт хмыкнул, подсчитывая.

— Не больше тринадцати золотых тенентов.

— Тринадцати! — Ройс ударил кулаком по столу, заставив виконта и свечу подпрыгнуть.

Альберт отпрянул, вскинув руки.

— Одежда была очень дешевой. Я знаю баронов, которые тратят двадцать пять, даже тридцать на один камзол, и я не мог торговаться и одновременно выглядеть богатым аристократом, который непременно заплатит позже.

Ройс выдохнул и рухнул на стул. Тот покачнулся.

— Должно быть, ты удивишься, но у нас нет тринадцати золотых.

При этих словах Альберт выпрямился, и по его лицу расплылась самоуверенная улыбка.

— Не проблема. У меня есть месяц, чтобы заплатить.

— Месяц? Целый месяц? Ты спятил? Думаю, самый крупный наш с Адрианом заработок составил пять золотых, причем местных, не тенентов. Обычно мы получаем двадцать-тридцать серебряных монет.

— И это неплохие деньги, — вставил Адриан.

— Да… да, неплохие. Но тринадцать золотых!

Ройс схватил стакан с сидром и понюхал.

— Не сброженный, — ухмыльнулся Альберт.

Ройс наклонился к виконту и втянул носом воздух.

— Надеюсь, тебе нравятся эти тряпки, потому что тебя в них повесят, или отправят в долговую тюрьму, или отрежут большие пальцы, или что там делают с благородными, которые не платят долги. Не жди, что мы тебя вытащим.

— Вот еще! Все будет в порядке. Одевшись подобающим образом, я нанес внезапный визит старому другу, лорду Дарефу. Спросил, свободен ли он сегодня вечером, и предложил предаться разложению и чревоугодию…

— Что ты сделал? Ты совсем выжил из ума? — Ройс повернулся к Адриану. — Он свихнулся. Может, это результат слишком быстрого протрезвления.

Адриан был вынужден согласиться. Виконт несся к краю пропасти — радостно и беззаботно.

Альберт потянулся утешить Ройса, который отдернул руку.

— Успокойтесь. Я ведь не идиот. Я прекрасно знал, что он откажется. Он, как и все другие городские аристократы, приглашен на осенний праздник. Это ежегодное торжество в честь урожая, только на этот раз в качестве дополнительного развлечения также отмечают назначение нового канцлера. Не явиться туда значит запятнать свою репутацию. Когда он спросил, почему я не иду, я изобразил неведение и сказал, что только что прибыл в город и не знал о празднике.

— Он пригласил тебя с собой? — спросил Ройс.

Альберт улыбнулся.

— Пригласил. Так что сегодня вечером я буду объедаться олениной и фазаном, пока мой желудок не переполнится. И заодно постараюсь обнаружить тайные слабости и выманить темные, мрачные секреты на священный, пьянящий свет свечей. Потом, как мы договаривались, я невзначай предложу возможное — и определенно заманчивое — решение. Я соблазню их шансом поквитаться с любым соперником безо всякого риска, всего за, скажем, двадцать или пятьдесят золотых тенентов.

— Пятьдесят золотых? Ты спятил.

— Поверьте мне. Я знаю этих людей. Для них золото ничего не значит по сравнению с мигом унижения врага, а иногда и друга. Если вы справитесь с работой, скоро мы будем богаты.

Взгляд Ройса сместился к стойке. Покосившись через плечо, Адриан увидел человека, которому угрожал мечом в Медфордском доме. Опершись о стойку, головорез беседовал с Гру и угрюмо смотрел в их сторону.

— Я заметил, ты не дополнил свой новый наряд мечом, — сказал Ройс. — Или хотя бы небольшим кинжалом с драгоценностями.

— Святой Марибор, нет! — Альберт был потрясен. — Я не сражаюсь.

— Я думал, все аристократы учатся фехтовать. — Ройс посмотрел на Адриана.

— Я тоже.

— Аристократы с хорошими отцами — возможно. Я же провел молодые годы у тетушки в Хаффингтонском поместье. Она ежедневно устраивала приемы, на которых стайка благородных дам обсуждала всевозможные философские вопросы, например, как сильно они ненавидят своих мужей. Я ни разу в жизни не держал в руке меч, зато могу зашнуровать корсет и сделать макияж, как первосортная шлюха.

Адриан с Ройсом усмехнулись. Когда улыбка Ройса внезапно исчезла, Адриану даже не пришлось оборачиваться. Он услышал шаги по деревянному полу.

— Неплохо проводите время, да? — поинтересовался Гру. Он выглядел таким же потрепанным, как и прежде. — Так значит, вы двое — дружки тех девок. Уиллард говорит, вы не дали ему забрать у них сусло. И поколотили Гитти и Брока. Гитти до сих пор не может встать и стонет из-за выбитого переднего зуба.

— Это был несчастный случай. Он сильно ударился о перила, — ответил Адриан. — Однако им не следовало грабить дам.

— Дам! — расхохотался Гру. — Хорошая шутка! Никогда не слышал, чтобы шлюх называли дамами. Парни выполняли мои приказы. Я же говорил: девки вмешались в мое дело, переманили всех клиентов и лишили меня дохода. Я держусь на плаву лишь потому, что только у меня на всей Кривой есть королевское разрешение продавать эль. Однако теперь выясняется, что они тоже будут его делать. Гвен дружит с чиновниками. Наложила на них свои ведьмовские чары, и они дают ей все, что ни попросит. Она получит разрешение — и прощай, мое дело. Только идиот станет пить здесь, когда может перейти улицу и потягивать эль с красоткой на коленях. Она вообще сможет раздавать выпивку бесплатно, а мне придется закрыться. Я этого не допущу. Потому и отправил парней забрать у нее сусло и припугнуть ее, прежде чем провернет свои планы.

— Значит, ты их послал. — Ройс констатировал очевидное, и это было не в его духе, однако звучало так, будто он наконец все понял.

— Конечно, послал, только вам двоим приспичило вмешаться. И меня это не радует.

Адриан подивился тому, как с каждым словом Гру все туже затягивает петлю на собственной шее.

— Ты хочешь, чтобы мы ушли, или намерен вместе с друзьями преподать нам урок прямо здесь?

— Ни то, ни другое. Гитти взбешен, но Гитти — идиот. У меня на уме было совсем не это. Вы, парни, неплохо себя проявили. Может, я бы вас нанял.

— Нанял нас? — переспросил Адриан.

— Мне пригодится пара головорезов, чтобы поддерживать порядок. Ну, не давать каменщикам бить кружки и стаканы, а парням вроде Стейна — убивать девок. Для таких вещей. Что бы она вам ни сказала, я тот урок усвоил. Это вредно для дела, когда в твоей пивной убивают кого-нибудь, даже шлюху.

— Я думал, у тебя нет девушек, — сказал Ройс.

Он припал к столу, подавшись вперед, пристально глядя на Гру широко распахнутыми глазами. Так выглядели готовые к нападению кошки.

— Ну, может, я их заведу. Я даже сделаю вам одолжение и скажу, кто избил Гвен, если вас это еще интересует.

— Ты сказал, что не знаешь, — заметил Ройс.

— Я деловой человек. Я не раздаю информацию забесплатно. — Гру ухмыльнулся.

— Поздно. Мы уже знаем, что это был лорд Эксетер.

— Жаль. Готов спорить, я знаю подробности, которые она от вас скрыла. Я видел все из окна. Он стащил ее с крыльца, прямо по симпатичным ступенькам, которые она построила. Стащил за волосы. Сначала отвесил ей пощечину, но, думаю, ему не понравилось, что она молчит, потому что потом он использовал кулак. Готов спорить, ее вопли были слышны до самого Ремесленного ряда. Когда выбежал Диксон, она стояла на коленях, и ее пинали.

Гру умолк. По его лицу блуждала улыбочка, и Адриан не понимал, что сдерживает Ройса. Даже ему хотелось впечатать Гру лицом в стену.

— Лорд Эксетер правит этим городом, он и его шерифы. Он живет в самом замке. Никто не смеет его трогать. Суть в том, что калианская шлюха оказалась не на той стороне. Никто не знает, на что способен аристократ. Он может вернуться. Может в следующий раз убить ее, если решит, что она скрывает какую-то информацию. Понимаете, честно говоря, я отправил парней за суслом, потому что после смерти Гвен заведение разграбят. Вот я и подумал, что лучше действовать загодя. Вообще Роза оказала мне большую услугу. Я бы ее расцеловал.

— Осторожней, — с улыбкой произнес Ройс. — У роз есть шипы.

— Я из небольшой деревушки, — сказал Адриан. Наклонился к фонтану, набрал воды в ладони и вымыл лицо. — Но лорд верховный констебль — это что-то вроде главного шерифа, верно?

— Да, — ответил Альберт.

Они стояли в тени статуи короля-всадника на Дворянской площади. Солнце пригревало, и Альберт тоже окунул руки в фонтан и промокнул лицо в изящной манере, соответствовавшей кружевным манжетам.

Адриан вздохнул.

— Что? — спросил Ройс.

— Может, дело в этом городе, а может, в севере в целом. Мы ему не нравимся. Знаешь, моя нога совсем недавно перестала болеть. — Он посмотрел на Альберта. — Когда мы были здесь в последний раз, почти год назад, меня ранили, и бедро болело всякий раз, как шел дождь. Всего несколько недель назад я понял, что дождь идет — а бедро не болит. В первый раз… и теперь.

— Теперь что? — с недоумением поинтересовался Альберт, но Адриан промолчал.

Ройс смотрел на замок. Шпили башен возвышались над стеной, отбрасывая на вечернюю площадь длинные тени. Нелепый ров больше напоминал тихий пруд с кувшинками, рогозом, ярко-зеленой тиной и стрекозами. Ворота были открыты, опущенный мост походил на высунутый из распахнутой пасти язык. На той стороне моста стояли два стражника, которые допрашивали всех входивших. Таких было немного. Каждый показывал письмо. Вызов? Приглашение? Удостоверение личности? Может, и то, и другое, и третье.

— Альберт, что ты знаешь о лорде Эксетере? — спросил Ройс.

— Саймон Эксетер, сын Винсента Эксетера и Мари Эссендон, тетушки короля Амрата. Эксетеры, как и Эссендоны, Пикеринги, Реды, Валины и Джерлы, — потомки подписавших хартию, которая создала королевство в… э-э… — Альберт задумался.

— Мне не нужны даты.

— Отлично, я в них путаюсь. Скажем, это было очень давно. В любом случае, эти шесть семейств составляют благородные дома Меленгара. Эксетер правит Восточной маркой. Очень важное владение, врата королевства и оплот против вторжения с востока. Точнее, любого вторжения, поскольку Восточная марка контролирует главный путь с севера на юг.

— Давай о самом Эксетере, — велел Ройс, отводя взгляд от замка и осматривая площадь.

Ее окружали трехэтажные дома аристократов, стоявшие вплотную и образовывавшие высокую стену, преимущественно из камня. Ворота вели в небольшие внутренние дворы. Каждый особняк чем-то выделялся, красивые окна и крашеные фасады соперничали друг с другом. Разодетые в бархат люди с кубками поглядывали на всех с балконов сверху вниз.

— Саймон… настойчив, — проговорил Альберт. — Мне лично он никогда не нравился. Полагаю, остальным тоже. Определенно заносчив, а также самоуверен до необычайности. Понимаете, его мнение — всегда верное. Если ты не согласен, он оскорбляет и унижает тебя. Коротко говоря, он тиран. Не любит имперцев, ненавидит Уоррик — точнее, ненавидит почти весь юг, а может, и целый мир, кто знает. По слухам, с королем он не ладит.

— Как это?

Альберт пожал плечами.

— Когда ты беседовал со своим приятелем-аристократом, он упоминал какие-то недавние события?

— Само собой, торжество. Печальные новости, что цены на парчу взлетели до небес. Идет торговая война с Уорриком, и, как обычно, первой страдает мода. Он также упомянул, что невозможно найти хорошего лакея. Дареф любит молодых людей и регулярно их меняет. Говорит, это не дает крови застояться. О… — Альберт поднял палец. — Старый канцлер Уэйнрайт скончался, и на его место назначили Перси Брагу, какого-то чужака с юга. Если верить Дарефу, это назначение всполошило, как он выразился, лорда Эксетера. Не только потому, что тот сам желал занять это место, но и потому, что оно досталось незнакомцу с крепкими связями с церковью. Могу представить, какую это вызвало бурю. — Альберт задумчиво постучал пальцем по губам. — Что еще… Ах да, принцессе на день рождения подарили маранонского скакуна, на котором она почти каждый день проезжает через площадь. Состоялось повешение — но мы сами видели по пути сюда. Было что-то еще…

Он досадливо покачал головой.

— Как умер Уэйнрайт?

— На самом деле, весьма загадочно. Согласно официальной версии, он умер от лихорадки.

— А неофициальной?

— Очевидно, лихорадка была внезапной.

— Яд?

— Возможно.

— Как давно?

— Полагаю, в этом месяце. Торжество будет в честь его преемника, канцлера Браги, который только что занял освободившуюся должность.

Колокола начали вызванивать затейливую мелодию, и Ройс поднял глаза на два шпиля собора, пронзавшие ослепительно синее небо. Замок и церковь стояли друг напротив друга, разделенные площадью, — гиганты-соперники на противоположных сторонах арены, где трудились муравьи. Ройс отметил, что тени удлинились еще больше. Время было на исходе.

— Ты знаешь что-нибудь об этом новом парне? Этом Браге?

Альберт покачал головой.

— Только то, что мне рассказал Дареф. Он с юга, как я и говорил, имеет связи с церковью и был женат на сестре королевы, Клэр… Ах да! Вот оно! Леди Клэр тоже недавно скончалась.

— Многовато смертей.

— Похоже на то. — Прищурившись, Альберт посмотрел на Ройса. — К чему столько вопросов? Что ты пытаешься выяснить?

— Проститутка отправилась в замок и пропала. Никто не знает куда, и лорд верховный констебль отчаянно пытается ее найти. Почему?

— Потому что он констебль? — предположил Альберт. — Это его работа.

— Ты считаешь, важный лорд верховный констебль станет лично колотить людей посреди ночи, чтобы найти пропавшую проститутку?

На лице Альберта отразилось сомнение.

— Если подумать, нет.

— И почему же, по-твоему, он это сделал? — спросил Адриан.

— Понятия не имею. — Ройс посмотрел на замок, на стражников и на башни. — Девушка, скорее всего, мертва. Важно то, что она нужна Эксетеру, и это делает его уязвимым.

— Уязвимым для чего? — нахмурился Альберт. — К чему все это?

— Перед тобой сегодня будут стоять две задачи, Альберт, — сказал ему Ройс. — Во-первых, ты должен найти нам работу, чтобы заплатить за одежду. Во-вторых, ты должен помочь мне убить лорда Эксетера.

Глава 11

Рубен шел по замку, и ему казалось, что на него все смотрят. Он был в новой тунике, кольчуге, шлеме и с мечом. Когда пришло время надеть шлем, Рубен поморщился. Порезы от прошлого шлема до сих пор болели. Однако новый оказался совсем другим. В нем не было подкладки, и не пришлось оборачивать голову тряпками. Шлем сидел плотно, был удобным и не ограничивал зрение. Новая форма придавала Рубену уверенности. Как и меч — теперь, когда он знал достаточно, чтобы не выглядеть глупо всякий раз, доставая его из ножен. Победителем Зимнего турнира ему не стать, однако люди подумают, прежде чем напасть на него. Рубен подозревал, что в этом и заключалась основная работа стражника: в запугивании. Интересно, покажет ли ему Мовин еще что-нибудь? Рубену нравилось думать, что он действительно пришелся по душе Пикерингам, если не самому принцу. С другой стороны, ему много о чем нравилось думать.

Он хотел думать, будто ничего странного не происходит, а у его отца была вполне разумная причина напиться среди бела дня — дня крупного события, когда всем стражникам следовало быть на высоте. Он хотел думать, что Роза в безопасности, а отец поднял с пола свою форму и в эту самую минуту препятствует убийцам, которые замыслили посягнуть на короля. Он также хотел верить, что теперь, когда он стал полноправным стражником замка Эссендон, оруженосцы больше к нему не сунутся, а если и сунутся, его новые навыки и новые друзья ему помогут. Ему нравилось думать, что теперь он может вызвать уважение у любого, включая отца. И нравилось думать…

Рубен заметил мелькнувшее бордовое одеяние и замер на лестнице рядом с вычурными доспехами. Обернувшись, он увидел, что это только леди Друндилина, секретарь королевы. Ему следовало догадаться. Принцесса в своих покоях, одевается, как всегда перед торжествами. Волосы зачешут вверх, обнажив изящную шею, и, наверное, у Аристы будет новый наряд. Она почти всегда показывалась в новых нарядах, а недавно королева позволила ей более низкий вырез. Ничего подобного платью Розы, но и не столь детское, как прежде. Король и королева начали выставлять дочь напоказ, готовя к неминуемому замужеству.

Рубен старался не думать о том, что Аристу выдадут замуж, что она уедет из Медфорда в какой-то далекий замок, и он никогда больше ее не увидит. Но принцессе было почти тринадцать. Осталось так мало времени. Одна эта мысль причиняла боль и заглушала радость, которую он испытывал от формы и нового, подаренного принцем меча. Страх, от которого он избавился, рассказав отцу о Розе, сменило что-то вроде ожидания неминуемой казни. Смутная и расплывчатая, она маячила впереди. Вот только смерть была слишком непонятной, чтобы всерьез ее бояться. Рубен не мог представить себя мертвым, но мог представить, как ходит по этим коридорам, зная, что не увидит Аристу. Когда она уедет, с ней исчезнут и его мечты. Это были глупые мечты, безумные мысли, но пока принцесса была здесь, пока не вышла замуж, оставалась надежда. И не имея ничего лучше, при помощи тонкого лучика этой надежды он убеждал себя, что стоит жить дальше.

Рубену нравилось думать, что однажды он обнимет Аристу и ощутит, как она перестает дрожать, потому что он рядом с ней. В тот день, когда они оба станут старше, он узнает, каково это — целовать ее губы.

Рубен вздохнул.

Ему нравилось думать много о чем, но ни о чем полезном.

Он выждал момент и прокрался по лестнице в нижние коридоры, которые вели к темнице. Когда он заметил снопы соломы, его охватила паника. Праздничные украшения были повсюду — снопы соломы, связки кукурузных стеблей и тыквы.

«Что они здесь делают? Может, остались лишние? А вдруг… Розу нашли?» Рубен помчался к дальней камере, схватил висевший на потолке фонарь, распахнул дверь и вгляделся внутрь. Его дыхание прервалось, сердце пустилось галопом, но потом он различил движение в углу. Рубен вошел в камеру и поднял фонарь. Два больших карих глаза, моргая, уставились на него.

— Рубен? — встревоженно спросила Роза. — Пора? Я могу идти?

Он расслабился и снова начал дышать.

— Нет, еще нет. Как ты?

— Мне страшно. — Она стояла на коленях на каменном полу, крепко обхватив себя руками. Ее волосы были всклокочены с одной стороны, из них торчала солома. — Ты поговорил с отцом?

— Да, и он обо всем позаботится. Он сказал, это хорошо, что ты здесь. — Рубен помедлил. — В любом случае, отец со всем разберется.

— Ты уверен? — Ее глаза были красными и припухшими, под ними залегли тени. Она плакала.

— Я же говорил, мой отец — королевский телохранитель. Он защищает королевскую семью. Поверь, он все решит.

— Мне здесь не нравится. Тут холодно, жесткий пол, и я ничего не сделала. — Роза опустила глаза. — Я только пришла на праздник. Только выполнила то, что просили. — Она посмотрела на дверь и махнула рукой. — Сюда кто-то спускался. Я видела свет в коридоре и слышала людей. Чуть не умерла от ужаса.

— Я знаю. — Рубен улыбнулся, повесил фонарь на потолочный крюк и вышел в коридор. Взял несколько соломенных снопов и затащил в камеру. — Вот, можешь сидеть на них или разложить их и лечь. Солома очень мягкая, и к тому же тебе будет теплее. Мне пора на дежурство, и я не могу задержаться. Возможно, тебе осталось провести здесь всего одну ночь. — Он произнес это как можно мягче.

Роза передвинулась, чтобы сесть на соломенный сноп, и кивнула. Что ей оставалось? Плакать, полагал Рубен. Может, кричать. Он был рад, что она ничего этого не сделала.

— Мне бы хотелось, чтобы у меня был свет. Страшно, когда ничего не видишь. Я пытаюсь спать, но, знаешь, нельзя спать все время.

— Я могу принести тебе свечу, но лучше оставаться в темноте. Здесь никого не должно быть, и если ты зажгла бы свет, те люди, что принесли солому, увидели бы его. Я знаю, это ужасно, но остался всего один день — точнее, ночь, — и лучше обезопасить себя. Ты согласна?

Она прикусила нижнюю губу и покорно кивнула. Рубен почувствовал себя ужасно.

— Эй, что скажешь о моей новой форме? Правда, я красавчик?

Он хотел пошутить — как угодно, лишь бы поднять ей настроение, взбодрить ее. Любой понял бы, что он говорит несерьезно. Рубен почти всегда смеялся над самим собой.

— Ты хорошо выглядишь, — ответила Роза. — Еще более лихо, чем обычно.

Рубен лишился дара речи. Она восприняла его всерьез. В нем вспыхнуло желание поправить ее — никто никогда не называл Рубена лихим, и он определенно никогда таким себя не ощущал. Он выпрямил спину — и вновь заметил очень тесный корсаж, над которым в мерцающем свете фонаря белели гладкие груди.

— Я всего несколько минут назад дал клятву служить королю.

— Поздравляю.

— Спасибо. — Рубен осознал, что она первый человек, сказавший ему это слово, за всю его жизнь. С учетом того, какое его ждало будущее, он полагал, что первый и последний.

— Ну, мне пора. Я просто хотел забежать перед сменой и сообщить тебе, что поговорил с отцом.

— Тебе правда нужно идти? — жалобно спросила девушка. — Можешь еще немного побыть со мной? Ты удивишься, узнав, как скучно сидеть в темной камере. Остается только слушать собственное дыхание.

Рубен улыбнулся, приняв это за шутку, затем смутился, поняв, что ошибся. Он ссутулился, но Роза улыбнулась ему в ответ. У нее были такие большие глаза — большие и темные. Они напомнили Рубену лошадей в конюшне: это были глаза друга.

Он сел, и девушка тут же подвинулась к нему, прижавшись к его боку.

— Холодно, — пожаловалась она.

— Может, мне удастся добыть тебе еще одно одеяло. Я бы мог…

— Не уходи. — Она схватила его за руку.

— Что случилось?

— Я просто не хочу больше оставаться одна. — Рубен почувствовал, как нервно Роза гладит его руку. — Расскажи, каково это — жить в замке?

Он рассмеялся.

— Я не знаю. Я живу в крошечной каморке в казарме, вместе с отцом и кучей других сварливых мужчин. В замок я захожу лишь для того, чтобы принести дрова или воду либо вынести золу. Большую часть времени я провожу во дворе.

— А когда идет дождь?

— Тогда я ухожу в конюшню. Особенно если холодно. От лошадей в конюшне тепло. А если совсем холодно, я встаю между ними и смотрю, как они дышат, выпуская огромные клубы пара. Я чищу их и разговариваю с ними. Вроде им нравится моя компания.

— Если они похожи на меня, то точно нравится.

Роза легонько сжала его руку и посмотрела на него своими огромными глазами.

— Может, в следующий раз я захвачу щетку.

Он хотел пошутить — еще одна жалкая попытка. И лишь услышав собственные слова, понял, что сравнил ее с лошадью. Рубен ждал, что Роза оттолкнет его и обидится. Вместо этого она положила голову ему на плечо.

— Мне бы хотелось, чтобы ты расчесал мои волосы.

Она ткнулась в него носом. Наверное, изображала лошадь, просто так, подшучивала над его шуткой. Но ему было не смешно. Ему было приятно. Очень. Тепло, уютно и радостно. Девчонки никогда не вели себя так мило, так… дружелюбно.

— Ты не похож на других знакомых мне мужчин.

Его разум зацепился за «мужчин». Большинство людей называли его мальчишкой или чем похуже. Даже принцесса, которой было всего двенадцать, звала его мальчиком. Эти слова Розы заставили Рубена почувствовать себя лучше, чем когда-либо, — лучше, чем когда он надел новую форму, лучше, чем когда получил хороший меч.

— Откуда ты знаешь? Мы только что познакомились.

Она рассмеялась. Ее смех был грустным.

— Я знаю тебя дольше, чем большинство мужчин.

— А, точно, — пробормотал он. Он забыл. Не считая платья, ничто в Розе не вызывало подозрений, будто она не просто симпатичная девушка. Теперь, когда ее макияж почти стерся, Рубен видел в ней красоту, открытость, которая ему нравилась. Он не чувствовал необходимости быть с ней настороже, как со всеми остальными. Когда он ошибался, Роза не издевалась над ним. Она смеялась или подшучивала. Он мог быть собой — мог расслабиться, что прежде ему удавалось лишь в компании дров или лошадей. Роза казалась невероятно милой, и трудно было думать о ней как о…

— Как ты живешь?

Она улыбнулась.

— Вот видишь. Ты очень странный.

Если бы это сказал кто-то другой, Рубен бы съежился, но по голосу Розы и выражению ее лица он понял, что это комплемент.

— Правда?

— Да. Ты словно действительно хочешь знать.

— Хочу. Я хочу знать, каково это — быть, ну, тобой.

Девушка смотрела на него, а он — на нее. Ее улыбка померкла, лицо стало печальным.

Он сделал что-то не так, сказал ужасную вещь. Только не мог понять…

— Что? — спросил Рубен.

— Ничего.

— Нет, скажи. В чем дело?

Она отвернулась, закрыв волосами лицо.

— Ты не сказал: «Шлюхой».

Рубен сидел, не зная, что ответить, не зная, стоит ли отвечать.

— Почему? Почему ты этого не сделал?

Он пожал плечами.

— Это казалось… не знаю… невежливым, надо полагать.

Ее лицо снова возникло, щеки были влажными, и к ним прилипли пряди волос.

— Вот видишь! — сказала она излишне громко, ее голос дрогнул, и она закашлялась. — У других мужчин это слово не вызывает никаких проблем, и очень немногие когда-либо озаботились тем, чтобы быть со мной вежливыми. Это моя работа — быть вежливой с ними. Не нужно быть вежливым, если платишь. Не нужно быть внимательным или хотя бы мягким. И никто не хочет разговаривать, а если и хочет, то говорить будет сам. Они не хотят ничего слышать от тебя, а если и хотят, то ужасные вещи, и их совершенно не интересует плаксивая история несчастной девчонки. — Роза снова засмеялась, нервным, отчаянным смехом, больше похожим на плач.

— Меня интересует.

— Нет, не интересует. Я сама не хочу ее слышать. Это наводит тоску.

Роза съежилась и закрыла лицо руками. Ее тело сотрясали рыдания. Рубен не знал, как поступить. Он протянул руку, чтобы потрепать ее по плечу, но это казалось неправильным. Поэтому он просто положил ладонь на ее предплечье и легко — и, как он надеялся, утешительно — сжал его. В ответ девушка повернулась и прижалась лицом к его груди. Он осторожно обнял ее. Несколько минут они сидели так в мерцающем свете фонаря. Рубен хотел, чтобы ей стало лучше, но какая-то его часть вовсе этого не желала. Обнимать ее было чудесно, а если ей станет лучше, она отстранится.

— Спасибо. — Его накидка приглушила голос девушки.

— За что?

— За то, что ты другой. За то, что ты меня выслушал. И позаботился обо мне.

— Не нужно за это благодарить. Любой бы…

Роза покачала головой.

— Ни один человек, которого я знала, не сделал бы этого и не сделает. Я правда не верила, что ты существуешь.

— Я?

Роза наконец отодвинулась, глубоко дыша и вытирая глаза.

— Ну, мужчина вроде тебя. Сильный, красивый, в прекрасном наряде, блистательный, как те рыцари, о которых я слышала в сказках.

— Я безродный стражник. Мне никогда не стать рыцарем.

— Я думаю, ты рыцарь. По крайней мере, рыцарь должен быть таким. Я знала нескольких рыцарей. Без доспехов они все выглядят одинаково. И ни один из них не был благородным.

Роза обхватила лицо Рубена ладонями, наклонилась и поцеловала его. Нежно. Легко. Ее губы были самым мягким, что он когда-либо чувствовал. Ее пальцы спустились по его щеке и скользнули по шее. Немного отстранившись, чтобы заговорить, но так близко, что он чувствовал ее дыхание, она сказала:

— Если не хочешь пачкать свою новую форму, можем сложить ее на другой сноп.

— Роза, — произнес Рубен, не зная, откуда взялся воздух, словно она лишила его возможности дышать. Он сосредоточился и взял ее за руки. — Я не могу.

— Это твой первый день. Они сильно рассердятся, если ты немного опоздаешь?

— Дело не в этом. Это… неправильно.

Она улыбнулась, сдерживая смех.

— Нет, все в порядке. Честно. Мне впервые действительно этого хочется. А потом я смогу заснуть — это поможет. Правда.

Роза вновь поцеловала его, и Рубен отодвинулся.

— Что не так?

— Я правда не могу.

— Если ты боишься — если у тебя это в первый раз, — ничего страшного. Мне это нравится. Я почувствую себя особенной.

— Вот именно. Это будет что-то особенное, и потому я не могу.

Девушка в замешательстве смотрела на Рубена. Потом медленно отодвинулась, уронив руки, и ее лицо озарилось пониманием.

— Должно быть, она потрясающая.

— Да.

— И давно ты ее любишь?

— Всю жизнь, хотя встретил всего три года назад, — ответил он и понял, что не говорил об этом ни одной живой душе.

Роза опустила глаза, и Рубен подумал, что она снова заплачет. Но она сделала вдох и натянуто улыбнулась.

— Ты хорошо целуешься. Она научила?

— Нет, но спасибо.

Роза протянула руку и коснулась пальцами его щеки. Ее глаза были печальными, тоскливыми.

— Надеюсь, она понимает, как ей повезло.

Рубен отвернулся, зажмурился и прикусил щеку изнутри.

«Я полный дурак?»

Рубен поднялся из темницы — и угодил в праздничный вихрь. Он словно вынырнул из воды: действительность казалась слишком яркой, слишком громкой. Повсюду были огни — тыквы с вырезанными рожицами, фонари, факелы и свечи стояли на полках, свисали с потолка, высились на шестах. Звуки флейт и скрипок разносились по каменным коридорам, заглушаемые стуком каблуков: это спешили хозяева, прибывали гости и носились слуги.

Какой удивительный мир. Какие зрелища и звуки. Какая красота, которую держали под замком, прятали от тех, кто водил дружбу с лошадьми холодными зимними ночами. Рубен на мгновение замешкался перед входом, глядя на водоворот великолепных платьев и плащей, гадая, увидит ли принцессу. Что она наденет ради столь торжественного случая? Что подумает о его новой форме? Покажется ли он ей лихим?

Рубен знал правду. Увидев его сейчас, принцесса не обратит внимания. Ее глаза скользнут по нему, как по поверхности тихого пруда. Он — лишь еще один стражник, привычный и обыденный, будто стол или колонна.

Рубен развернулся и пошел к главным дверям. Он не хотел видеть Аристу. Не хотел подтверждать собственную правоту — только не после беседы с Розой. Что бы она подумала, если бы узнала? Что бы сказала? Как бы он это объяснил? Его никто не поймет; иногда он сам себя не понимал.

Во дворе царила почти такая же суета, как в замке. Бегали слуги с ведрами и свертками. Годами Рубен следил за праздниками из-под крыши дровяного сарая или, зимой, из окна конюшни. Он мог часами сидеть в темноте, дивясь пелеринам, шляпам, тростям, перьям и мехам. Каждое торжество начиналось с парада, с шествия, устроенного для него одного. Вот только сегодня он сам управлял парадом.

— Ты опоздал! — Лейтенант Уайлин стоял у главных ворот вместе с Гришемом и Бэйлом. Бэйл казался раздраженным и с укоризной смотрел на Рубена. — Можешь идти, Бэйл.

— Есть, сэр, — ответил Бэйл, по-прежнему хмуро глядя на Рубена. — Давно пора.

— Когда ты не справляешься со своей работой, Хилфред, страдают твои товарищи, — сурово произнес Уайлин. — Запомни это. Теперь ты часть команды. И поверь мне, тебе не понравится быть слабым звеном в этой цепи. Замковая стража умеет решать собственные проблемы.

Рубену показалось необычным, что Уайлин обратился к нему по фамилии. Он никогда прежде так не делал, и это звучало странно, словно лейтенант разговаривал с его отцом.

— Гришем покажет тебе, что нужно делать. Слушайся его, а я вернусь позже. — Уайлин помедлил и, словно прочтя мысли Рубена, добавил: — Твой отец много лет зарабатывал достоинство и уважение к фамилии Хилфред. Будь внимателен, исполняй свой долг честно и смело, держи клятву защищать его величество и королевскую семью, и твой отец будет тобой гордиться. Тогда, быть может, однажды ты станешь сержантом, как он.

Уайлин отрывисто кивнул Гришему и удалился.

— Так что мне делать? — спросил Рубен.

— Ничего, — ответил Гришем. — Думаешь, справишься?

— Тогда почему так важно являться сюда вовремя?

— Потому что у Бэйла болят ноги, и он проголодался. Тебе придется простоять на этом месте шесть часов. Сам поймешь.

— Я действительно должен просто стоять?

— Это выходная сторона, — объяснил Гришем, затем показал через мост на центральную площадь Дворянского квартала, где выстроилась длинная очередь экипажей, обвивавшая статую Толина Эссендона. — Видишь кареты? Они въезжают по моей стороне. Я проверяю приглашения и пускаю их внутрь. Они подкатывают к парадным дверям, высаживают гостей, и кучер выезжает обратно по твоей стороне. Пустые кареты короля не интересуют. Поэтому ты просто стоишь и машешь им, чтобы проезжали. Даже ты с этим справишься, верно?

— А что, если у них нет приглашения?

— Тогда мы велим им уезжать.

— А если они не захотят?

Гришем улыбнулся.

— На такую удачу не рассчитывай. Единственное наше развлечение — наблюдать за пьяными. Иногда они начинают грубить, и если это торговцы, можешь дать им пинка под зад. Только убедись, что не пинаешь благородного. Если он действительно пьян, может не запомнить, но если запомнит, ты лишишься ноги.

На стенах пропели трубы, и первый экипаж тронулся с места. Им управлял кучер в тяжелом темном плаще и традиционной мягкой шляпе. Он натянул поводья, и впряженные в экипаж лошади, одна черная, другая белая, остановились.

— Приглашение, пожалуйста, — услышал Рубен голос Гришема.

Из окна кареты выглянул мальчик в меховой шляпе и дублете с высоким воротником и презрительно посмотрел на Рубена. Мальчик ловко вращал в пальцах серебряный кинжал с рукоятью в форме дракона.

— Добро пожаловать в замок Эссендон, — провозгласил Гришем несколько секунд спустя, и карета въехала в ворота.

Ее место заняла следующая. С другой стороны моста Рубен наблюдал, как движется очередь и как все новые экипажи въезжают на площадь с боковых улиц. Большинство карет были открытыми, и многие казались одинаковыми. По четырем углам таких карет висели свечные фонари на декоративных железных ручках, загибавшихся кверху, словно виноградная лоза. Рубен решил, что кареты эти, должно быть, наняли в городских конюшнях, поскольку в каждую была впряжена одна лошадь и каждая имела складной верх, раскрывавшийся, подобно дамскому вееру. Вечер был ясный, еще не похолодало, и на большинстве экипажей верх был опущен. Очевидно, быть увиденным по пути в замок являлось не менее важным, чем получить приглашение. Некоторые кареты тянула пара лошадей. Больше лошадей — больше денег, предположил Рубен. Самым богатым наемные экипажи не требовались, их кареты были особенными, более крупными и щедро украшенными. Рубен заметил, что их Гришем пропускал в ворота быстрее и с большей официальностью.

Когда основная волна схлынула, в очереди появились просветы и прилив пошел на убыль, Гришем позвал Рубена.

— Прими следующую. Мне может понадобиться отлить.

Они поменялись местами, и Рубен дождался, пока подъедет следующий экипаж. Он был с отрытым верхом и одной лошадью. Внутри сидели двое мужчин в плащах с высокими воротниками — один полный, другой худой.

Карета остановилась у ворот.

— Приглашение, пожалуйста, — произнес Рубен монотонным голосом, как это делал Гришем.

Полный мужчина затянутой в белую перчатку рукой протянул ему сложенный пергамент.

Рубен развернул пергамент и просмотрел. Он понятия не имел, что в нем написано, — он не умел читать. И не сомневался, что Гришем тоже не умеет. Это приглашение выглядело так же, как все остальные, и Рубена интересовала только королевская печать. Но он впервые видел написанные слова, и красота линий поразила его.

Рубен вернул приглашение.

— А ваше, сэр? — И он протянул руку к худому мужчине.

— Это виконт Альберт Уинслоу, — сказал полный мужчина. — Сегодня он мой гость.

В ворота въехали десятки карет, но никто не говорил ничего подобного. Рубен вспотел, гадая, что же ему делать. Чувствуя себя глупо и зная, что провалился, он шагнул в сторону, чтобы посмотреть на Гришема.

Старший стражник кивнул.

— Э… спасибо. Добро пожаловать в замок Эссендон, — произнес Рубен и махнул кучеру проезжать.

Когда они снова поменялись местами, Гришем усмехнулся, но промолчал.

Вскоре кареты закончились, и Гришем велел Рубену закрыть маленькие ворота, повернув створки из железных прутьев и заблокировав их большой рукоятью. Теперь им было на что опереться, однако Гришем предупредил его соблюдать осторожность. Сержанты могли не обратить внимания, но Уайлин и Лоренс этого не одобряли, а после внезапной смерти сержанта Барнса, который обычно следил за стражниками у передних ворот, Уайлин, скорее всего, станет заглядывать к ним чаще.

— Простая работа закончилась, — сообщил Гришем. — Впереди — долгие часы скуки. Мы просто стоим здесь и открываем ворота, когда люди хотят выйти.

— А разве кареты не вернутся?

— Вернутся, но им придется остаться на улице. Все они во двор не поместятся.

Гришем посмотрел на замок, потом на площадь.

— Ладно, мне пора в нужник. Это может занять некоторое время — у меня накопились дела, если ты понимаешь, о чем я. Сможешь постоять здесь и не впутать нас обоих в неприятности?

Рубен кивнул.

— Все равно в ближайшие часы ничего не произойдет. Только не тут. Постарайся никого не заколоть и не впустить вражескую армию, идет?

— Приложу все усилия.

— Вот и молодец.

Гришем зашагал в сторону казарм.

Рубен глядел через ворота за мост, на город, но ничего не видел. Он вспоминал ладони Розы на своей руке, движение ее бедер, когда она придвинулась к нему, выражение ее лица. На него никто никогда так не смотрел. В ее широко распахнутых глазах сквозило восхищение, даже благоговение, словно он был важной персоной. Казалось нечестным позволять ей смотреть на него таким образом, позволять думать, будто он является тем, кем он не был. Интересно, каково ей приходится? Насколько это ужасно — спать с мужчинами за деньги? Отчасти Рубен злился. Он хотел защитить ее. Спасти от этого несомненного кошмара. Она не должна этим заниматься. Шлюхи — уродливые, грязные, порочные женщины, лишенные морали и доброты, они совсем не похожи на Розу. Тут Рубен задумался; возможно, он вообще ничего не знает. Она была шлюхой, а он — новоиспеченным замковым стражником, но если взглянуть на вещи шире, Роза намного больше заслуживала уважения, чем он. Она повидала мир и выжила без посторонней помощи. Она могла делать что хотела и, очевидно, была заметно опытней Рубена. Он восхищался ею. Наверное, она бы удивилась, если бы узнала.

И все же как приятно, когда на тебя смотрят подобным образом — когда видят нечто большее, нежели дерево, или дверь, или две руки. Потрясающе, когда о тебе думают как о мужчине. Рубен был уверен, что такая честь преждевременна, но как чудесно звучали эти слова, слетая с мягких губ. В них таилось нечто большее, чем простое признание. Когда девушка поздравила его, он одновременно испытал радость и опустошенность. Никогда не знавший подобного восхищения и просто поддержки со стороны настоящего друга, Рубен только сейчас осознал, как стосковался по ним. Словно уловил запах пищи — и понял, что голоден.

Ему нравилась Роза. Действительно нравилась.

Эта мысль, прежде маячившая на краю зрения, подобно клубу дыма, прочно обосновалась в голове Рубена. Когда он наконец действительно разглядел ее, мысль набрала вес и укрепилась. Ему очень нравилась Роза. Она казалась другом. Рубен не знал наверняка — у него никогда прежде не было друзей, — но он не мог представить, чтобы Роза дала ему шлем, а потом поколотила деревянным мечом, или напилась и ударила его в лицо. Она была лучше — лучше их. Впервые увидев ее в том окне, он решил, что она призрак, но теперь думал, что, наверное, это он был призраком — призраком, которого могла видеть только Роза.

«Роза. Ее зовут так же, как мою мать… Совпадение? И она вылезла из того же окна…»

— Хилфред!

Подняв глаза, Рубен увидел принца и Пикерингов, которые ехали к нему.

— Быстрее! Открой ворота.

Рубен не стал тратить время на поклоны. Схватил рукоять, поднял засов и распахнул ворота.

Принц был в плотном шерстяном плаще с поднятым капюшоном, Мовин и Фанен тоже, и все трое напоминали ночных налетчиков или конных монахов. На седлах были приторочены плотно набитые сумки — возможно, с едой, украденной из кухни или с праздничного стола. Рубен задался вопросом, надолго ли они собрались уехать, и понадеялся, что не настолько, насколько предполагали их тюки. Если с ними что-то случится, как он это объяснит? А если они не вернутся к рассвету, что тогда?

— Снова на болото Эдгара? — спросил он. Лучше убедиться, чтобы знать, куда отправлять поисковый отряд, прежде чем его повесят.

— Да. Холодает. Быть может, сегодня мой последний шанс одолеть Мовина и стать новым лягушачьим чемпионом, поэтому мы планируем провести там всю ночь. Когда ляжет снег, будем устраивать бега в замке. Вдруг удастся уболтать оруженосцев делать ставки? Главное — запомни: никому не говори, что мы уехали. Даже если тебя будут хлестать плетьми и прикладывать к ногам раскаленные щипцы.

— Да в такой суматохе все решат, что мы забрались в дальний уголок замка и совершаем очередную глупость, — фыркнул Мовин.

— А вовсе не гоняемся за лягушками посреди болота холодной осенней ночью, — подхватил Фанен.

— Точно! — ухмыльнулся Мовин.

— Жаль, что ты не можешь поехать с нами, Хилфред, — сказал принц.

— Спасибо, ваше величество.

— Шевелитесь, лентяи!

Алрик ударил коня пятками и помчался в Дворянский квартал, сопровождаемый двумя братьями Пикерингами. Копыта застучали по мостовой.

Рубен вновь закрыл ворота и посмотрел им вслед, жалея, что не может оказаться с ними, исчезающими в ночи.

Глава 12

— Почему так долго, женщина? — рявкнул король на королеву.

— Я причесываю твою дочь.

Амрат ворвался в спальню.

Ариста сидела на стуле лицом к лебединому зеркалу Анны, а королева стояла за ее спиной. Мать и дочь завороженно смотрели в зеркальные глубины, словно там шла захватывающая битва. Обе были в парадных нарядах. Анна облачилась в свое знаменитое платье из серебристого шелка. Не следовало позволять ей это платье — из-за него Амрат проиграл слишком много споров. Тонкий шелк, столь изящно и хитроумно окутывавший ее тело, оказался смертоносней любого оружия.

Король прислонился к дверной раме и сложил могучие руки на груди.

Королева посмотрела на него.

— К чему такая спешка?

— Меня мучит жажда.

— О нет, ты же не собираешься сегодня напиться?

— Это ведь праздник.

— Но ты не должен… — Она вздохнула. — Делай что хочешь.

Король нахмурился. Он предвкушал попойку, предвкушал надраться вместе с Лео и, быть может, открыть новому канцлеру чудесный мир крепкого сидра. Время от времени все ведут себя глупо, и он хотел посмотреть, как чинный юный господин из Маранона сядет в лужу. Но один-единственный вздох разрушил все его планы.

— Что? — спросила Анна.

— Ничего.

Она осталась такой же красивой, как в день их свадьбы (тут ему повезло), который также был днем их знакомства. Это Лео имел счастье встретить Белинду Ланаклин заранее и знал, во что ввязывается. А будущее Амрата решили его отец, Эрик, и отец Анны, Ллевеллин. Или это старик Кловис выбрал, за кого внучка выйдет замуж? Кого она полюбит?

«Любит ли она меня?» За прошедшие годы он десятки раз задавал себе этот вопрос, не понимая, почему так трудно поверить. В значительной степени причина была в договоренности. Анна не могла отказаться. Любая на ее месте постаралась бы извлечь лучшее из неизбежного, изобразив счастье и понадеявшись, что однажды нужда в притворстве отпадет.

Когда отец сообщил Амрату, что договорился с Кловисом Этельредом насчет свадьбы с его внучкой Анной, Амрат сразу спросил, как она выглядит.

«Выглядит?» — Отец изумленно прищурился.

«Она красивая?»

«М-м-м… — Отец казался обиженным. — Трудно сказать. Я не помню».

«Ты… не помнишь?»

«Последний раз я видел ее много лет назад. Она была ребенком».

От этих слов у Амрата остановилось сердце. Он помнил, как стоял перед отцом, перебирая в уме всех уродливых девушек, что когда-либо видел, и да, Амрат не сомневался, что его сердце действительно остановилось, пусть лишь на секунду. Он даже не знал, сколько ей лет. Кловис был древним стариком, а значит, его внучка могла оказаться старой девой лет тридцати или больше. Перед мысленным взором Амрата возникли новые картинки: пекущая хлеб ведьма с крысиными волосами и его внучатая тетушка Маргарет с лицом, покрытым бородавками, из которых росли волосы.

«Она может оказаться ужасной. Злобным существом, похожим на барсука».

«Уверен, что у нее лицо, а не морда».

«Ты этого не знаешь. Откуда тебе знать? Ты ни разу ее не видел. И она Этельред! Великий Марибор! Да она не может не быть уродливой! Как ты мог так поступить со мной?»

«Я никак с тобой не поступил! — Отцовский голос из сочувственного и увещевательного стал резким и громким, повелевающим. — Я укрепил королевство. Я спас трон в большом зале, чтобы однажды ты смог на него сесть. На трон, а не на обычное уродливое кресло. Эта свадьба не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к ней. Ее ценность — в деньгах и безопасности. Вот что имеет значение, а вовсе не твое мелочное желание заполучить красивую девушку. Ты принц! Будущий король! У тебя будет все, что только может дать королевство. Ты настолько капризен?»

«Тебе легко говорить. Тебе не придется с ней спать».

«Если справишься с первого раза, больше спать с ней не потребуется. И ты сможешь утешиться с сотней девиц. Сможешь выстроить их в очередь под своей дверью».

И Амрат понял, что это правда. Он станет королем. Он будет делать что вздумается и получит столько женщин, сколько пожелает. Тогда эта мысль его утешила; затем он вспомнил о своей матери и о том, что был единственным ребенком. Мать редко улыбалась; возможно, теперь он знал причину. После этого отцовский совет перестал казаться хорошим.

Амрат боялся надвигавшейся свадьбы и думал сбежать. Сбежать верхом, звездной ночью, зарабатывать себе на жизнь мечом и стать героем. Однако он этого не сделал, и случилась забавная вещь. С того дня, как он встретил Анну Этельред, с того момента, как взял ее в жены, он ни разу не захотел другую женщину. Он обнаружил, что оценивает всех женщин в сравнении с Анной. Ни одна не могла с ней соперничать, и, глядя, как супруга в чудесном серебристом платье расчесывает волосы их дочери, Амрат понял, что так будет всегда.

— Что? — спросила Анна.

— Я ничего не говорил.

— Я знаю. Ты просто стоишь и смотришь. О чем ты думаешь?

— О том, любишь ли ты меня.

Анна улыбнулась зеркалу, волшебному миру меж двух лебедей. Амрат всегда думал, что это восхитительная, прекрасная страна, где нет места тревогам.

— Я родила тебе двух чудесных детей.

Она поцеловала Аристу в макушку.

— Это был твой королевский долг, но…

— Правда? — Анна помедлила, не доведя расческу до конца прядей Аристы, и посмотрела на него. — Долг? Ты так на это смотришь?

— Нет, я — нет.

Она вернулась к зеркалу и расчесыванию.

— Тогда почему ты решил, что я отношусь к этому как к долгу? Тебе показалось, что я испытываю страдания? Например, сейчас? Быть твоей женой — такая мука. Быть может, тебе следует вызвать стражника, чтобы порол меня, иначе как бы я не прекратила причесывать дочь.

Ариста рассмеялась и закрыла лицо руками.

Амрат хмуро посмотрел на нее.

— Готов поклясться, десяток служанок мог бы заняться Аристой.

— Вот видишь? Какие еще тебе нужны доказательства? Я занимаюсь этим, потому что сама так хочу.

— Это лишь доказывает, что ты любишь своих детей.

— Точнее, что ты любишь меня, — прошептала Ариста.

Анна отвесила дочери легкий подзатыльник, и та снова захихикала.

— Угомонись.

— Это не ответ на вопрос, любишь ли ты меня. — Амрат взял Анну за плечи и развернул к себе. — Любишь?

Она стояла с каменным лицом, выставив перед собой расческу, словно оружие, — крошечная дева, отгоняющая гигантского медведя.

— Ну разумеется! Как иначе я смогла бы жить с таким волосатым животным?

Он не выпускал ее, с мольбой всматриваясь в ее глаза. Она растаяла.

— Какая женщина сможет не любить тебя?

Амрат вскинул бровь.

— Потому что я король?

— В том числе. — Широко улыбнувшись, она обхватила его, насколько позволяли руки. — Но я имела в виду, что нет ничего притягательней, романтичней, чудесней мужчины, который столь откровенно в меня влюблен.

— Погоди, — сказал Амрат. — Я ни в чем не признавался. Это ты…

Она наклонила голову, упершись подбородком в грудь мужа, и посмотрела ему в лицо, крепче стиснув руки.

— В твоих глазах можно утонуть.

— Правда? Но я думала, ты меня не любишь.

— Ну… возможно.

— Возможно?

— Это зависит…

— От чего?

— От того, готова ли ты наконец спуститься на праздник. Ты ведь про него не забыла? У нас есть новый канцлер, которого я назначил, поскольку ты настояла, что мужу Клэр нужен пост.

— Ты сделал это по другой причине.

— Это была одна из них.

— Для медведя ты слишком мягкий. — Она погладила его по животу.

— Зима близко. Запасаю жир перед холодами.

Фыркнув, Анна положила расческу на туалетный столик.

— Идем, Ариста, папа хочет продемонстрировать нас друзьям.

— Люблю, когда мне завидуют, — кивнул король. — А где Алрик?

— Он уже внизу вместе с Мовином и Фаненом. Никогда не видела, чтобы он так рвался на праздник. Может, кого-то заметил, а может, увлекся Ленарой.

— Фу! — поморщилась Ариста и встала.

— Ленара превращается в красивую юную леди, — заметила Анна. — Очень приличную. Тебе следует взять с нее пример.

Ариста закатила глаза.

— Ариста! — рявкнул Амрат, сразу узнал голос своего отца — королевский голос — и мысленно поморщился.

— Извини, — сказала дочь.

Извинение звучало искренне, но не слабо и обиженно. У девчонки был стержень. Она могла склониться, но не сломаться. Крепкая, как он. И умная — как Анна. Жаль, что девочка.

Как обычно, музыканты заиграли «Полет сокола», когда Амрат с Анной спустились по лестнице. Головы повернулись к ним, и все встали, приветствуя королевское семейство. Никто не произнес ни слова, и никто, даже старики, не садился, пока они шли вниз. Музыканты играли стоя, словно военный оркестр на поле битвы. Амрату ужасно хотелось выпить. Мало того, что ему пришлось ждать прибытия последнего гостя, так теперь еще и приходилось ползти вниз по лестнице со скоростью смены времен года. Следовало тщательно просчитывать шаги, чтобы их процессия завершилась вместе с гимном. Все это было театральным, но неизбежным. Часть его работы, часть того, чтобы быть королем, и он напомнил себе, что это одна из самых несложных задач.

Только Зимний праздник был торжественней осеннего, однако королю это веселье всегда казалось наигранным, словно оно отвлекало людей от самой долгой, а зачастую и самой холодной ночи года. Праздник урожая был другим, действительно радостным, при условии, что урожай выдался на славу. Нет ничего хуже, чем пытаться веселиться после ранних заморозков или проливных дождей, уничтоживших запасы на зиму. К счастью, насчет этого можно было не тревожиться, поскольку урожай собрали обильный. У них даже останется лишнее, и если забыть ужасную гибель сестры Анны и смерть канцлера Уэйнрайта, будущее казалось вполне достойным хорошего торжества.

В этом году распорядители праздника превзошли сами себя. Амрат никогда не видел такого количества тыквенных фонарей. Должно быть, скупили все свечи в городе. Этой ночью Ремесленный квартал будет темным, но счастливым. По крайней мере, улыбаться будут свечные мастера, не говоря уже о фермерах, вырастивших тыквы. Король усмехнулся и покачал головой, глядя на снопы сена и соломы. Только аристократам могло прийти в голову превратить замок в амбар. Несколько снопов уже развалились, и пол был усыпан колючей соломой и сухим клевером. Потребуются недели, чтобы вычистить все это.

В каждом зале стояли бочки с пивом и подносы со сладостями, а также бочонки с сидром. На последних висели черпаки, а внутри плавали кусочки яблок — к концу торжества они напитаются крепким напитком и будут пользоваться большой популярностью. Флаги и вымпелы цвета осенней листвы свисали с потолочных балок и обвивали перила. Настоящие листья лежали на полу — они слетели с большого вороха в середине зала для приемов, куда ныряли младшие гости.

Когда Амрат наконец достиг подножия лестницы, музыка смолка, и все преклонили колено.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, друзья, — произнес он громким голосом, отразившимся от стен. — Прошу, встаньте. — Он помолчал, выжидая, пока стихнет шелест. — Сегодня мы пируем в честь изобилия, которое Марибор и Новрон послали нам в этом году. И они действительно были щедры. Каждая провинция сообщает об излишках, и не только на полях, но и в лесах, ведь дичь тоже была обильной. Грядущая зима взаправду будет веселой и спокойной. Однако сегодня наша радость вдвойне сильна, поскольку мы также празднуем назначение нового канцлера. Сына графа Суонвика, который женился на недавно скончавшейся сестре моей супруги, что делает его герцогом хартии, того самого человека, который всего три года назад завоевал Серебряный щит и Золотую лавровую ветвь, не говоря уже о том, что стал Мастером меча на Большом турнире. Человека, который, по словам моей собственной супруги, обладает языком Валина, телом Пикеринга и отважной целеустремленностью Эксетера!

Раздался смех.

Амрат потребовал стакан вина и оглядел толпу.

— Кстати, где мой свояк?

Собравшиеся принялись оглядываться.

— Здесь, ваше величество.

Амрат заметил руку нового канцлера, взметнувшуюся над морем голов, и все повернулись к нему. Король поднял стакан. Гости, у которых были напитки, последовали его примеру.

— За нового лорда верховного канцлера, его превосходительство Перси Брагу!

— За Перси Брагу! — эхом откликнулся зал.

Все чокнулись, выпили и зааплодировали.

Музыканты на галерее заиграли снова, когда Амрат и Анна двинулись через зал. Все равно что переходить реку вброд, подумал король. Каждый хотел завязать с ним беседу, которая непременно начиналась с лести и заканчивалась просьбой. К счастью, праздник был местным событием. Насколько знал Амрат, присутствовали только меленгарские аристократы. Слабое утешение, ведь они тоже были весьма назойливыми, но зато не придется терпеть имперские разговоры. Услышав еще хотя бы одну речь о необходимости централизованной власти или о том, что королевства вроде Меленгара являются оскорблением в глазах Новрона, он, скорее всего, кого-нибудь придушит. В этом заключалось одно из преимуществ подобных мероприятий: никаких мечей. В комнате, полной невооруженных людей, Амрат был не просто королем — он был Медведем.

Амрат с Анной присоединились к Лео возле очага. Пикеринг сидел на столе, вытянув ноги и упершись сапогами в ближайший бочонок сидра. В зубах он сжимал длинную глиняную трубку.

— Чувствуй себя как дома, — шутливо рявкнул Амрат, хлопнув его по сапогам.

— Уже чувствую, Медведь.

— А где Белинда? Я думала, она приедет.

Лео встал, чтобы ответить королеве.

— Они с Ленарой отправились к ее матери в Глостон. Та болеет.

Судя по выражению его лица, речь шла не об обычной простуде.

Сзади раздались громкие голоса.

— Щит принадлежал Корнику, — заявил Конрад Ред Хефту Джерлу, срываясь на крик.

«Только не это», — подумал король.

Два соседа, граф Западной марки и граф Лонгбоу, сошлись над бочонком сидра. Обоим было за сорок, седеющие старые петухи, начистившие перышки в честь торжества. На каждом был изысканный дублет, и каждый щеголял прической, которая совершенно ему не шла. Этим людям пристало сидеть в грязи, положив босые ноги на спину охотничьему псу. Амрат полагал, что руку к их внешности приложили жены.

— Он принадлежал Хинджу, — ответил Хефт Джерл, граф Лонгбоу. По массивности он не уступал Конраду и сейчас расплескивал сидр из кружки, поскольку не мог говорить, не жестикулируя.

— На нем была гора! — настаивал Конрад, зачерпывая сидр и пытаясь захватить кусочек яблока.

— Никто не знает, что на нем было.

— Вскрой могилу — и увидишь. — Конрад поймал яблоко и ухмыльнулся.

— Никто не будет копаться в священных могилах моих предков!

— Священных? Это просто старые кости… и щит, щит с гербом в виде горы, щит Корника Реда!

— Это не станет правдой лишь потому, что ты постоянно об этом болтаешь. Кроме того, гора стала вашим семейным гербом… когда?

Хефт посмотрел на Амрата.

— Вы ведь не можете снова спорить об этом всерьез? — спросил король.

— Это их восьмая кружка, — хмыкнул Лео. — Чего ты хочешь?

— Уже восьмая?

— Они рано прибыли.

Амрат вздохнул, и не потому, что два графа увлеклись сидром, а потому, что, дожидаясь супругу, сильно отстал в этой гонке.

— Вам нужно найти другой предмет споров, хотя бы ради того, чтобы внести немного разнообразия для тех из нас, кому приходится слушать. Как насчет реки Риббон?

Хефт посмотрел на короля, озабоченно стирая капельки слюны с дублета. Видимо, его предупредили не портить одежду. «Во что мы превратились? — Амрат почувствовал приближение старой депрессии. — Мы были мужчинами. А стали куклами, которых наряжают женщины».

— А что насчет нее? — спросил Хефт.

— За прошедшие столетия ее русло сместилось. В результате один из вас приобрел землю, а другой — потерял. Этот повод намного разумней того древнего спора.

— Это всего лишь земля, — возразил Конрад. — А тут речь идет о чести моих отцов. Фланг потерял вовсе не Корник Ред. А Хиндж Джерл.

— В каждой истории упоминается щит с красной горой, вытесненный из битвы, — заявил Хефт.

— Поезжай в Дрондиловы поля, — посоветовал Конрад. — И взгляни на картину рядом с хартией. Хиндж Джерл держит щит Корника! Корник одолжил его ему, когда щит Хинджа сломался. Если перестанешь упрямиться, признаешь, что все твое семейство состояло исключительно из трусов, и вскроешь проклятую могилу, мои предки будут отомщены.

— Ты пьян, — сообщил Хефт, и Амрат улыбнулся, глядя, как пошатывается сам граф Лонгбоу.

— Гербом Хинджа был молот!

Конрад хлопнул рукой по молоту, вышитому на безнадежно запачканном дублете Джерла. Хлопнул сильнее, чем требовалось. Восемь кружек крепкого сидра сделали свое дело.

Джерл оттолкнул Конрада, но не заметил то, что видели все остальные, не успевшие выпить восемь кружек сидра: Джерл был слишком пьян, чтобы правильно оценить расстояние, и не хотел ничего дурного, однако его толчок оказался неудачным, и Конрад потерял равновесие. Он отшатнулся, зацепил бочонок ногой и сел на задницу, разлив полную кружку сидра и в процессе лишившись желанного кусочка яблока. Все в зале расхохотались, за исключением Конрада.

Конрад Ред всегда отличался вспыльчивостью — как и все Реды, — и ему не требовалось напиваться, чтобы оскорбиться, когда его выставляли на посмешище. Мечи были под запретом, однако кинжалы считались украшением. Конрад думал иначе. Его остекленевший взгляд сфокусировался — насколько это было возможно — на Хефте Джерле.

Амрат услышал, как ахнула Анна. Это решило дело. Король встал между графами.

Амрат был подобен горе — Конрад не мог добраться до Хефта, не мог даже увидеть его. Могучая ладонь короля стиснула запястье Конрада.

— Это праздник, Конрад, — произнес король мягким, но низким голосом, напоминавшим предостерегающее ворчание.

Конрад посмотрел на свою обездвиженную руку, затем на бородатое лицо. Помедлил. Потом угрюмо кивнул, словно только что очнулся ото сна.

— Присматривай за этими двумя, — шепнул Амрат Лео, глядя, как Конрад пытается вернуть кинжал в ножны.

— Присмотрю, но мой рык не столь эффективен, как твой. А меча у меня нет.

Амрат почувствовал, как маленькая рука скользнула в его ладонь, и ощутил нежное пожатие Анны: «Спасибо».

Король оглядел толпу. Он был на голову выше всех. После тоста гости разбрелись, отправились в обеденный зал, в бальный, даже в тронный. Слуги в белых перчатках сновали в толпе с серебряными подносами над головой. В углу Перси Брага беседовал с лордом Валином и сэром Эктоном.

— Похоже, Перси трудится на собственном празднике, — сказал Амрат Анне.

— Так это хорошо. Показывает его преданность делу.

— Или амбициям.

— Ты похож на Саймона, — заметила Анна.

— Саймон — хам, но умный. Умнее меня.

— Перси тоже умен.

— Знаю… это меня и тревожит. Я окружен гениями.

— Включая меня?

— Тебя в первую очередь. — Он оглядел Анну с притворным подозрением и пожал ей руку. — Ты опасней их всех.

Осматривая зал, он не смог найти своего сына Алрика, но Ариста сидела возле очага в одиночестве и читала.

«Если я ничего не сделаю, она станет новой Клэр».

— Ваше величество!

Повернувшись, Амрат заметил епископа Сальдура, спешившего к нему в своей черно-красной сутане. Король не видел церковника несколько месяцев, но старик нисколько не изменился. Амрат мог поклясться, что он выглядел точно так же, когда король был мальчиком, разве что стал чуть ниже. Епископ состарился — и перестал меняться. Со стариками так и бывает. Дети быстро взрослеют, потом ненадолго задерживаются в дивном периоде зрелой юности. Но вскоре старость обрушивается на них, подобно болезни. Волосы редеют, появляются залысины, темные пряди становятся седыми, отрастают животы, обвисает кожа — однако в какой-то момент разрушать становится нечего.

— Как дела, Саули? Как съездили в Эрванон? Жив ли патриарх?

— Благодарю, что спросили. Его святейшество в добром здравии, а поездки в экипаже утомительны. Я вернулся лишь два дня назад и спешил всю дорогу. Не хотел разочаровывать нашего нового канцлера. Что произошло с… — Сальдур кивнул на Конрада. Лео взял того под руку и вел прочь, обещая выпивку получше сидра.

— Ничего, слишком много веселья и слишком мало закуски.

Сальдур бросил взгляд через плечо.

— Снова щит?

— Что за праздник без драки? — улыбнулся Амрат.

— Такая драка может разжечь гражданскую войну.

— Дома Джерлов и Редов враждуют уже пять сотен лет. Я могу спать спокойно.

Сальдур разгладил складки на рукавах.

— Ваше величество, мне нужно поговорить с вами наедине.

— Что-то случилось?

Старый епископ понизил голос до шепота:

— Боюсь, что да, и это касается вас и вашей семьи.

— Моей семьи? Что с ними не так?

— Быть может, нам следует продолжить эту беседу в часовне наверху, где я смогу говорить свободно.

— Вы ведете себя так, будто нас окружают враги.

Епископ наклонился ближе и тихо сказал:

— Если я прав, так оно и есть, и они жаждут королевской крови.

В обществе епископа Сальдура Амрат всегда чувствовал себя неуютно — как и в обществе большинства церковников. Мать и отец Амрата были преданными последователями церкви Нифрона. Учитывая его натянутые отношения с родителями, несложно понять, почему Амрат посещал Маресский собор только по случаю больших церковных праздников, свадеб и похорон. Праздники он бы тоже пропускал, если бы они не требовали его присутствия как главы государства. Отказ от церкви не был полностью обусловлен враждой Амрата с родителями; церковники казались ему странными. Они слишком много улыбались, были скоры на одобрение и поддержку, однако за растянутыми губами и мягкими словами крылось осуждение. Ни один человек не был для них достаточно хорош — по крайней мере, ни один живой человек. Мертвецы являлись образцом для подражания.

Судя по виду Сальдура, ему давно было пора в могилу. «Сколько ему лет?» Вот еще одна особенность церковников: они старились. Большинство людей не доживали до седых волос, голова же Сальдура напоминала заснеженную вершину. Амрату казалось неестественным, что все эти епископы и священники жили себе и жили. Отец и мать Амрата скончались, а Сальдур по-прежнему звал его в часовню на урок. Нет хуже места для разговора с епископом, чем церковь или замковая часовня, особенно если этот епископ был твоим наставником в детстве. Они провели в этой часовне долгие часы, изучая тайны Новрона. Тайны, которые для Амрата так и не стали явными. В детстве у него был ряд вопросов по разным церковным доктринам, однако сейчас он почти ничего не помнил. С окончанием уроков эти вопросы перестали его тревожить. Если Марибор существует, почему никто никогда его не видел? Предположительно, раньше его видели часто — по крайней мере, одна женщина постоянно с ним встречалась и родила от него сына, Новрона. И что произошло с Новроном? Учение на этот счет было несколько расплывчатым. Он умер? Но если он мог умереть, почему люди молились ему? Амрат же никогда не молился своему покойному отцу. Разумеется, его отец и при жизни, а уж тем более в могиле, не пошевелил бы пальцем, чтобы помочь сыну. Отец Амрата полагал, что намного больше пользы сыну принесет умение отрубать головы, а не точно перечислять семь испытаний Новрона. По сей день при виде Саули Амрат ощущал себя мальчишкой, отлынивавшим от своих обязанностей.

Направляясь в часовню, Амрат не собирался возвращаться к детской роли. Теперь он король и заставит епископа проявить уважение. Как только дверь часовни закрылась, он спросил:

— Так к чему все это?

Его голос разнесся по комнате. Запугивание отлично работало на большинстве собраний, и Амрат представить себе не мог, как управлять страной без этого средства.

— Мне не хотелось об этом говорить, — ответил епископ, складывая руки, словно для молитвы. Он вовсе не выглядел запуганным. — Но совесть не позволяет мне медлить. Понимаете, проблема в том, что у меня нет решающих доказательств, но если что-то случится, а я промолчу, то…

Пустая болтовня. Сальдур постоянно болтал, когда Амрат был мальчишкой. Простой вопрос никогда не имел простого ответа.

— О чем вы говорите?

— Прошу, имейте в виду, что я вполне могу ошибаться. Значительная часть того, что я собираюсь сказать, — всего лишь предположение.

— Значительная часть чего? Выкладывайте.

Сальдур принялся кивать, его голова подпрыгивала, словно шея отказывалась ее держать. Может, так оно и было; может, старые мускулы превратились в мертвые волокна.

— У меня есть причины полагать, что лорд Эксетер планирует… что ж, существует лишь один способ сказать это… планирует захватить власть в королевстве.

Амрату следовало бы испытать потрясение, и он бы, вероятно, испытал, обвини епископ Лео или даже враждующих Конрада и Хефта. Однако Сальдур ткнул пальцем в Саймона, а не проходило ни дня, чтобы кто-то не обвинил его в измене. Но епископ упомянул благополучие королевской семьи, и Амрата волновало только это.

— Саймона можно назвать кем угодно, только не изменником. Он любит это королевство. Да, он бывает жестоким, но вы действительно полагаете, будто я поверю, что он прибегнет к убийству законного монарха?

— Об этом я и говорю. Из-за своей преданности королевству он считает своим долгом сместить вас с трона — чтобы спасти Меленгар от гибели.

Саули дружелюбно улыбнулся, однако Амрат был непоколебим. Никто не мог с улыбкой обвинять верного королевству маркиза в измене.

— Боюсь, этого маловато. Почему вы думаете, будто он что-то затевает?

— Я не верю в случайность смерти канцлера Уэйнрайта. Я убежден, что его убил лорд Эксетер. Он рассчитывал получить должность канцлера — и тогда вас и Алрика ждала бы одинаковая участь. Но вы назначили Перси Брагу, и Эксетеру придется действовать быстро, прежде чем новый канцлер заведет приверженцев, которые оспорят право верховного констебля на трон. Вне всяких сомнений, если вы с Алриком окажетесь в могиле, править будет он.

— Таково ваше обвинение? Вы утверждаете, что Саймону не нравлюсь я сам и то, как я управляю королевством? Вы только сейчас об этом узнали, епископ? — Амрат намеренно использовал титул, а не имя. Он хотел, чтобы старик понял: перед ним король, а не бывший ученик.

Епископ выглядел разочарованным, но взял себя в руки и произнес твердым голосом:

— Вам известно, что Эксетер убил замкового стражника по имени Барнс?

— Никакого убийства не было. Парень сорвался во время какого-то расследования, связанного с праздником для капитана Лоренса.

— Но вам известно, что Эксетер заставил сержанта Барнса вылезти из окна? И как вы объясните тот факт, что верховный констебль отправил всех своих людей на поиски девушки, которая пряталась в гардеробе в башне? Быть может, эта девушка способна уличить лорда Эксетера в посягательстве на вашу жизнь?

— Серьезно? К такому выводу вы пришли? Девчонка, которую стражники протащили в замок на день рождения Лоренса, представляет угрозу моей жизни лишь потому, что она сбежала? А может, Саймон пытается найти девчонку, поскольку, во-первых, это его работа, а во-вторых, ему повсюду мерещатся заговоры. И всегда мерещились. Насчет же Барнса… в отчете Лоренса действительно упоминалось, что Эксетер приказал Барнсу попробовать спуститься башни. Он только проверял гипотезу. Было ли это чрезмерным? Несомненно — но речь идет о Саймоне Эксетере. У вас есть настоящие доказательства того, что он замышляет меня убить? Хоть одно?

— Я всего лишь сообщаю вам о такой возможности, основываясь на крайне подозрительных, по моему мнению, событиях.

— Уверен, прыть Саймона может показаться вам нечестивой, но позвольте просветить вас на этот счет, епископ. Саймон Эксетер совершал намного более ужасные поступки, нежели вышвыривание стражника из окна башни, однако, как ни странно, я все еще король.

— В самом начале я предупредил вас, что мои мысли — лишь предположения. Я только забочусь о вашем благополучии.

Епископ понял, что зашел слишком далеко, и теперь сдавал позиции. Если бы на его месте был Саймон, обвинявший в измене Сальдура, он бы не отступил. Но Саймон не выдвинул бы обвинений, не имея веских доказательств. Он бы смог постоять за свои слова. Саймон был стальным, а Сальдур — тряпичным.

— …и моя совесть требовала, чтобы я поставил вас в известность насчет этих предположений. Я бы не простил себя, если бы промолчал, а потом бы что-то произошло. Я лишь прошу вас приглядывать за Саймоном Эксетером.

Амрат посмотрел на дверь, за которой послышались шаги и голоса. Судя по грохоту сапог, стражники. Раздался стук.

— Ваше величество?

— Входите, — ответил король.

Ричард Хилфред и один из его людей открыли дверь и поклонились.

— Граф Пикеринг настойчиво просит вашего присутствия в большом зале.

— В чем дело?

— Граф Западной марки и граф Лонгбоу снова взялись за старое, сир.

Глава 13

Экипаж остановился перед таверной «Благословенный меч» на Купеческой площади. Магазины закрылись, жонглеры и уличные торговцы завершили работу и присоединились к музыкантам, которые переместились в три крупные таверны. «Благословенный меч» оказался лучшей и самой шумной из всех, внутри кричали и пели. На улице остались только патрули шерифов. По пути из Нижнего квартала им встретилось четыре таких патруля.

— Один серебряный, пожалуйста, — сказал кучер, протягивая руку.

— Нам нужно будет вернуться домой, — сообщил Ройс. — Так что тебе придется подождать.

— Боюсь, что не смогу. Только не сегодня.

— Нет?

Кучер покачал головой, и длинное фазанье перо на его шляпе заколыхалось.

— Сегодня в замке большая пирушка. Все возницы на Дворянской площади. Аристократы щедро платят.

— Теперь понятно, почему мы так долго тебя искали.

Это была ложь. Они миновали пятерых возниц, готовых взяться за работу. Просто те оказались либо слишком крупными, либо слишком маленькими. Шестой был в самый раз.

— Потому-то я и должен ехать. Серебряный тенент, пожалуйста.

Он еще сильнее наклонился с высокого сиденья, словно, протянув ладонь ближе к Ройсу, мог убедить того раскрыть кошелек.

Мгновение Ройс смотрел на кучера.

— Послушай. Сегодня мой день рождения, а с утра я получил много денег, целое состояние, и хочу это отпраздновать. Планирую напиться, и мне нужно будет вернуться в дом моего друга в целости и сохранности. Но я понимаю, что сидеть на улице часами очень неприятно, а потому предлагаю вот что… будь моим гостем. Я заплачу тебе серебряный тенент за дорогу сюда и еще один за дорогу обратно, авансом, а также буду покупать тебе выпивку, пока ты ждешь. Как тебе такое предложение?

Кучер с подозрением посмотрел на него.

— Конечно, ты можешь провести всю ночь на холодной Дворянской площади в надежде заработать на аристократах.

— Ночь будет зябкая, это точно, — добавил Адриан, кутаясь в плащ и поеживаясь.

Кучер снял шляпу и почесал в затылке.

— Сегодня мой день рождения, — безнадежно повторил Ройс, словно кто-то убил его собаку, а кучер отказывался одолжить лопату для похорон. — Я хочу веселиться, но не знаю никого в этом городе, за исключением мистера Болдуина. — Он хлопнул Адриана по спине. — Ты сделаешь мне одолжение. Что скажешь?

Кучер прищурился, плотно сжал губы и пошевелил ими в глубокой задумчивости.

— Сколько выпивки?

— Больше, чем ты осилишь, — улыбнулся Ройс.

— Ха. Я бы на это не рассчитывал. Утолить мою жажду непросто. Я — настоящая бездонная бочка, как говаривала моя женушка.

— Мне жаль. Она скончалась?

— Сбежала к родителям много лет назад, из-за моего пьянства.

— Судя по всему, тебе друг тоже не помешает.

Кучер кивнул, плотнее стягивая воротник длинной куртки.

— Думаю, ты прав. И становится чертовски холодно.

Внутри «Благословенный меч» оказался таким же праздничным, как снаружи. Квартет из двух скрипок, свирели и барабана расположился на балконе над стойкой и наяривал, не жалея сил. Внизу танцоры грохотали каблуками по деревянному полу. Пирующие толпились вокруг столов, заставленных пустыми кружками и стаканами, из которых на спор возводили бастионы. Две команды состязались за самую высокую башню, и один отчаянный парень забрался на стол. Опустошив стакан, он осторожно водрузил его на вершину шаткой колонны. Как только он это сделал, таверна взорвалась радостными криками. Даже соперники зааплодировали, а потом принялись пить с удвоенной силой.

Ройс нашел стол недалеко от очага, рядом с окном. Он предложил кучеру стул, с которого было видно улицу и экипаж. Кучер улыбнулся такой заботливости.

— Я Пенсив Стивенс, — представился Ройс.

Он был неотразим, и Адриан дивился такому превращению. Капюшон Ройса был откинут на спину, и мрачный призрак стал веселым, щедрым человеком.

— А это мой близкий друг, Эдвард Болдуин. Как ваше имя, добрый сэр?

— Меня зовут Данвуди.

В освещенном помещении кучер выглядел иначе. В ночи его лицо казалось бледным, затерявшимся в складках темных одеяний. В таверне щеки и крупный нос кучера раскраснелись. Его кожа была сухой и обветренной от жизни на улице.

Ройс протянул руку. Кучер снова удивился. Затем расплылся в улыбке и с одобрительным кивком ответил на рукопожатие.

— Что ж, мистер Данвуди, я…

— Никаких мистеров, просто Данвуди.

— Сегодня вы мой гость, а значит, сегодня вы мистер Данвуди, благородный мистер Данвуди-из-Экипажа. — Ройс подмигнул кучеру. Адриан с трудом сохранял спокойное выражение лица. Иногда Ройс вел себя очень странно. — Итак, вы сказали, что это лучшее питейное заведение в городе, верно? В таком случае, я принесу напитки.

— Здесь есть девушки, которые подходят и обслуживают…

— Мы не можем ждать, только не сегодня! Сегодня — особенный день. А мистеру Данвуди не пристало ждать чего бы то ни было.

Ройс вскочил и направился к стойке.

— Твой друг — очень щедрый человек, — заметил Данвуди.

— У него золотое сердце. — Адриан не сдержал улыбку. — Симпатичное место.

— Одно из лучших в городе. Видишь клинок над стойкой? Это Благословенный меч. Согласно легенде, оружие Великого Новрона, которым тот победил эльфов.

— Правда?

— Конечно, нет, но за него все равно пьют каждый вечер. Просто еще один повод выпить. И кто знает, может, это действительно меч Новрона.

Ройс вернулся с тремя кружками сидра и раздал их.

— За мистера Данвуди-на-Колесах! — провозгласил он, поднимая кружку.

Адриан выпил и не удивился, почувствовав вкус безалкогольного сидра.

— За мистера Стивенса и его день рождения! — Данвуди поднял свою кружку.

— За Благословенный меч!

Адриан отсалютовал клинку над стойкой, и вскоре Ройс отправился за следующей порцией выпивки.

В тот вечер они восемь раз пили за меч, а также за музыкантов, за Алмаз — кобылу, впряженную в экипаж Данвуди, — и за каждый ярус посудных башен на соседних столах. Наконец Данвуди посмотрел на Ройса и Адриана бессмысленными глазами.

— Вы чудесные люди, — промямлил он. — Я вас люблю, честное слово. Впервые вижу, но люблю. И пить вы умеете, черт вас дери.

Десять минут спустя голова Данвуди легла на стол.

Самая высокая посудная башня с грохотом рухнула, и комната взорвалась громкими одобрительными криками, но Данвуди ничего не слышал.

— Что теперь? — спросил Адриан.

— Давай снимем ему комнату. Мистер Данвуди-из-Экипажа заслуживает проспаться в мягкой постели.

Ройс заплатил трактирщику, и Адриан отнес Данвуди наверх, где они раздели кучера. Как и планировалось, его одежда вполне подошла Адриану, поскольку куртки и штаны возниц славились своей шириной. Адриан укрыл Данвуди одеялом и с изумлением заметил, что Ройс оставил столбик серебряных монет на прикроватном столике.

Они поспешили вниз и вышли через главную дверь на улицу, где увидели пятерых знакомцев.

— Все еще здесь, как я погляжу.

Цилиндр сунул большие пальцы за пояс, демонстрируя кинжал, однако на его лице читалось уныние. Секрет тоже оказался тут. Все воры выглядели недовольными. Адриан полагал, что с каждым часом их пребывания в городе воры все больше убеждались, что они могут быть членами соперничающей воровской гильдии, и это их не радовало.

— Вам правда следует уехать. Даже если вы из «Черного алмаза». Денег в этом городе не сыщешь. Это вам не Колнора, где богатые купцы состязаются друг с другом, кто наживет состояние крупнее. На юге полно монет, а здесь — одни тощие кошельки. Сами видите, наша жизнь не похожа на королевскую. Передайте «Алмазу», что Меленгар — пустыня, а Медфорд — заброшенная сливная канава. Тут нечем делиться. — Он шагнул вперед, и его лицо стало жестким. — Но раз больше у нас ничего нет, мы будем за это бороться. Так и передайте.

Он хотел толкнуть Ройса, однако тот уклонился, и Цилиндр, промахнувшись, чуть не упал.

— Я же сказал, что не работаю на «Черный алмаз», — произнес Ройс. — Я ни на кого не работаю.

Цилиндр восстановил равновесие и повернулся, злой и раскрасневшийся.

— Надеюсь, это правда. Если так, когда взойдет солнце и мой гонец вернется с ответом, я тебя прикончу.

— Тогда не пора ли тебе наточить что-нибудь?

Цилиндр и остальные смотрели, как Адриан и Ройс садятся в экипаж. Адриан занял облучок, а Ройс развалился сзади, точно благородный лорд.

— У вас есть проклятая карета? — спросил Цилиндр.

— Не пешком же нам ходить, — ответил Адриан.

На глазах у пяти изумленных воров Адриан хлестнул поводьями, разбудив старую черную кобылу Данвуди.

— Вперед, Алмаз! — крикнул он.

Члены «Багровой руки» встревоженно переглянулись. Лишь мгновение спустя Адриан понял причину и долго смеялся.

«Это вам не жизнь в хлеву».

Альберт Уинслоу стоял в большом зале. Он глубоко вдохнул, смакуя ароматы осеннего праздника. Корица, древесный дым, яблоки и поджаренная мякоть тыквенных фонарей. Ему даже почудилось, что он может различить свежий морозец надвигающейся зимы, той самой, что чуть не стала для него последней. У всех времен года были свои запахи, дополнявшие их индивидуальность, совсем как у женщин. И, подобно временам года, женщины делились на такие же категории: свежие, жаркие, зрелые и холодные как могила. Приятная музыка струилась над толпой, паря в облаках тепла и веселья, плыла над смехом и мерным стуком танцующих ног, заполнявшими зал. Пышные юбки роскошных платьев кружились вокруг дамских ножек, а мужские каблуки щелкали точно в такт музыке.

Ему так этого не хватало.

Альберт покосился на бочонок с сидром. Такие бочонки стояли у каждой двери и в каждой комнате замка. По краям висели кружки и оловянные черпаки. Плававшие в бочонках яблочные дольки напоминали улыбки. При мысли о сидре у Альберта потекли слюнки. Он не пил две недели. А может, дольше? Дни в хлеву сливались в единое целое. Преимущественно он пытался спать. Собирался умереть во сне, но обнаружил, что это не так приятно и легко, как звучит. Резь в животе постоянно будила его. Альберт напился бы до смерти, если бы мог себе это позволить. Разве был лучший способ умереть, чем в блаженном забвении? И не знать, сопровождала ли агония твои последние вздохи. А самая лучшая — действительно гениальная — часть этого плана заключалась в том, что, сколько бы он ни выпил, похмелье ему не грозило. Удовольствие без последствий и без расплаты — какая смерть может быть лучше?

Альберта поражало, что он вновь оказался в гостиной замка, в знакомой праздничной атмосфере, а хлев превратился в утративший реальность ночной кошмар. Вот он почти голый зарывается в гнилую солому, моля о быстрой смерти, — а вот стоит в замке Эссендон, и его ноги болят, потому что он танцевал в новых туфлях. Каким переменчивым был мир, какими непостоянными — судьбы, что перетасовывали очевидно безумные боги.

«Это известно только мне? Или каждый думает то же самое, но помалкивает?»

Лорд Дареф оказался превосходным хозяином. Если ты был слеп, глух и глуп, тебе могло померещиться, будто связь с виконтом Уинслоу повысит статус простого лорда. Появившись вместе с виконтом, Дареф рассчитывал укрепить свое положение при дворе. Альберт предпочел бы блондинку с большой грудью, крепкими бедрами и громким смехом.

В то время как Дареф завидовал титулу виконта, Альберт, со своей стороны, завидовал слою жира, которым лорд Дареф обзавелся с их последней встречи. Он буквально колыхался при ходьбе. Когда Дареф спросил о его стройной фигуре, Альберт солгал, что принял обет воздержания ради любви дамы. Она отказывалась говорить с ним, объяснил Альберт, но его сердце столь страдало, что он постился, пока та не согласилась его принять. Оказалось, она упрямица. А когда наконец дама смягчилась, он понял, что с ней невыносимо скучно. Он столь долго во всем себе отказывал, что решил бросить кости и пуститься во все тяжкие. И, разумеется, ему сразу пришло в голову нанести визит доброму другу лорду Дарефу.

Альберт лакомился миндальными сладостями и оглядывал толпу. Сегодня перед ним стояли две задачи, и он помнил о возможных последствиях обеих. Успех в одной приведет к смерти человека; неудача в другой — к его собственной смерти. Ему требовалось подыскать работу, которая окупит его расходы, и требовалось доставить послание лорду Саймону Эксетеру. Второе выглядело невозможным, поскольку верховного констебля нигде не было видно.

— Альберт, это действительно вы?

Леди Констанция приблизилась к нему, обмахивая веером декольте.

— Разумеется, нет, Альберт Уинслоу намного лучше воспитан, он бы не стал так долго ждать и сразу поприветствовал бы столь восхитительное создание, как вы.

Альберт чуть склонился, принял протянутую руку и легко коснулся губами запястья.

Констанция казалась воплощением придворной дамы — эффектной, но чрезмерно правильной. У нее была великолепная дикция, которая придавала ее словам жесткость, словно она грызла кусочек сельдерея. Многие мужчины хотели затащить ее в постель, и десятки утверждали, что им это удалось, но они лгали. Альберт знал лишь троих преуспевших на этом поприще, и ни один из них не распространялся о своем успехе. Он сам был одним из таких счастливчиков.

— Что-то вы исхудали. — Она задержала на нем взгляд, осмотрела с ног до головы, лукаво, капризно улыбаясь. — Уж не страдаете ли вы каким-то недугом?

— Страдал, мечтая увидеть вас снова.

Констанция хихикнула. Она часто так делала. Это была одна из самых неприятных ее черт, особенно в постели. Мало что так эффективно убивает романтический настрой, как женское хихиканье. Может, только заверения, что ты ни в чем не виноват.

— Как у вас дела? — умело сменил тему Альберт. Он не хотел провести всю ночь, уклоняясь от расспросов, чем он занимался в последние два года, и давно усвоил, что женщины предпочитают говорить о себе, а еще лучше — о других женщинах. — Какую еще шалость вы затеяли с нашей последней встречи?

Снова смешок, на этот раз сопровождаемый полуоборотом и страстным взглядом через обнаженное плечо.

— Вы прекрасно знаете, что я никогда не сделаю ничего непристойного. — Констанция захлопала ресницами.

— Разумеется, нет. Вы образец добродетели.

— Вы шутите, но в последнее время это, увы, соответствует действительности. Унылое окружение загнало меня в скучный угол.

— Итак, сами вы ничего не натворили, но вам, конечно же, известны сплетни о чужих пороках.

— Давайте посмотрим… Говорят, баронесса Куиппл убила пуделя леди Брендон за то, что тот выкопал ее розы. По слухам, она утопила бедняжку в хрустальной чаше для пунша, которую баронесса подарила ей на прошлый Зимний праздник.

— Это правда?

— Не знаю, но собаку я больше не видела. — Она лукаво улыбнулась.

Альберт не мог разделить ее веселья. Мертвая собака едва ли помогла бы ему трудоустроиться. Он провел в замке уже несколько часов, но так и не нашел подходящего работодателя.

— Конечно, это дивная история…

— Но не очень-то интересная! — воскликнула Констанция и захихикала, прикрыв рот свободной рукой. — Я ужасна, правда? — Она поймала его взгляд и нахмурилась. — Что такое?

— Я надеялся, что вы шутили, когда говорили об усталом окружении.

— Думаю, я назвала его унылым.

Всегда эта ужасная точность. Интересно, считает ли она, сколько раз хихикнуть? Возможно, именно поэтому он находил ее привычку столь неприятной. Смех Констанции был не только неуместным, но и наигранным.

— Я разочарован.

— Во мне?

— Что ж… прежде вы прикладывали ухо к двери каждого аристократа, и я всегда мог рассчитывать на вас по части чего-нибудь… м-м… интересного.

— Во-первых, я не прикладываю ухо к дверям — для этого у меня есть слуги. — Очередное хихиканье. — Во-вторых… — Она замялась.

— Прошу, уважьте меня! Я отчаянно нуждаюсь в хорошей истории.

— Вообще-то… — начала она и смолкла. Ее взгляд остановился на его руках. — Помилуйте, где ваш стакан?

— Ну, э-э, я, так сказать, вчера загулялся допоздна, если вы меня понимаете. И у меня все еще немного болит голова.

— Тем более!

Она стояла, сложив перед собой руки, и выжидательно улыбалась.

— О! Ну конечно, простите меня. Вам принести сидра?

— Это было бы очень мило с вашей стороны.

Пробираясь сквозь толпу к ближайшему бочонку сидра, Альберт думал, что лишился формы. Раньше ему это лучше удавалось. Он сам должен был предложить ей выпить. В прошлом он держал при себе несколько кружек, чтобы сразу угостить собеседника.

— Потому что это смешно! — крикнул граф Лонгбоу. — Он уже пять сотен лет как мертв!

— Ты трус! — рявкнул в ответ граф Западной марки.

— А ты дурак!

Они ругались возле большого дубового стола, брызгали сидром друг на друга и на графа Пикеринга, который стоял между ними, словно изгородь между двумя быками. Альберт быстро налил кружку сидра, не забыв поймать кусочек яблока, и вернулся к леди Констанции.

— Спор о щите? — спросила она, не заметив или проигнорировав отсутствие у него второй кружки.

— Приятно, что все осталось по-прежнему.

— На этот раз они кажутся более непреклонными.

— Больше сидра, я полагаю. Итак, о чем вы говорили?

— Ах да. — Леди Констанция показала на другую сторону комнаты. — Вы помните леди Лилиан?

В дальнем конце зала Альберт увидел красивую женщину в бледно-голубом бальном платье, которая определенно выглядела неважно. Она смотрела прямо перед собой, словно пребывала в ином мире. Альберт кивнул в ее сторону.

— Лилиан Травал из Оуктоншира?

— Да, а рядом с ней ее муж, Харберт, ему принадлежит доходный торговый флот, который стоит в Роу. Похоже, у нее крупные неприятности.

— Она не…

— Ах нет, думаю, хуже. Мне действительно не следует вам это рассказывать.

— А сколько выпили вы?

Констанция помедлила, ее взгляд блуждал по залу.

— С тех пор как пришла сюда?

— Не имеет значения, сделайте еще маленький глоток и продолжайте.

Она подчинилась, только это был не маленький глоток, а большой.

— В общем, как вам наверняка известно, ее подозревали в связи с лордом Эдмундом из Сэнсбери. Что, разумеется, соответствует действительности, но она прекратила встречаться с ним больше года назад. А поскольку никаких доказательств не было, ее муж согласился, что это лживые слухи. Но… недавно Харберт спросил про серьги, те, что подарил ей на годовщину. Он хотел видеть их и проявил странную настойчивость. Она сказала, что их, должно быть, украли, но супруг обвинил ее в том, что она забыла их в спальне Эдмунда.

— Совпадение?

— Вряд ли. И тут ей на помощь пришла горничная и заявила, что госпожа совсем недавно одолжила серьги леди Гертруде.

— А она одолжила?

— Конечно, нет.

— Но зачем горничной лгать?

— Затем, что она знала, где на самом деле находятся серьги. А знала она потому, что сама их украла. Девчонка стащила серьги со стола и передала барону Макмэннису, который как раз вел жаркие переговоры касательно флота лорда Харберта. Макмэннису страсть как хотелось взглянуть на торговые декларации Харберта.

— И он подговорил горничную?

— Именно. Спланировал все заранее. Горничную должны были принять на работу в поместье Макмэнниса, где она, без сомнения, получила бы обещанные привилегии. И теперь, чтобы сделать вид, будто она не изменяла мужу, несчастная Лилиан должна действительно обмануть его и отдать декларации в обмен на серьги. Проблема в том, что она искренне любит старика Харберта, и этот поступок разобьет ей сердце. Так что, как видите, сегодня бедняжка Лилиан не в себе и, к сожалению, не получает никакого удовольствия от чудесного праздника. Разумеется, это не моя шалость, но мне так нравится рассказывать эту историю.

— Сплетни вам к лицу, миледи.

— Я знаю. — Веер кокетливо затрепетал.

— Леди Констанция, — сказал Альберт. — Интересно, не предпочтет ли леди Лилиан расстаться с деньгами, а не с декларациями, чтобы получить назад серьги?

— Конечно, предпочтет, но Макмэннис заработает на декларациях намного больше, чем сможет предложить ему Лилиан. Кроме того, есть еще одно препятствие… Макмэннис поступает так не только ради выгоды.

— Я не собирался платить Макмэннису. Дело в том, что я знаю неких особ, которые с радостью согласятся вернуть даме похищенную собственность — за разумные деньги. Что вы на это скажете?

— Скажу, что это невыполнимо. Макмэннис тщательно охраняет эти серьги. Не удивлюсь, если он надевает их на себя, когда ложится спать. Забрать их у него просто невозможно.

— Я в этом не уверен. Особы, о которых я говорю, крайне талантливы.

Леди Констанция улыбнулась.

— Правда? И о каких талантах идет речь?

— Тех, что не пристало обсуждать со столь достойной дамой.

Она прищурилась.

— Альберт Уинслоу, с такой стороны я вас никогда не видела.

— Я тоже не обделен талантами.

— И во сколько обойдутся эти таланты?

— Пятьдесят золотых тенентов королевской штамповки решат дело.

— Правда?

— Я так полагаю. Мне потребуется лишь описание серег и небольшой аванс. Скажем, двадцать золотых. Леди Лилиан могла бы потребовать у Макмэнниса одну серьгу, чтобы убедиться, что они действительно у него. Я передам серьгу моим коллегам, и в считаные минуты пара вернется к владелице.

— И вы действительно сможете устроить подобное? Это было бы великолепно. Мы не только помогли бы несчастной леди Лилиан, но она оказалась бы должна мне услугу, а все мы знаем, какими ценными бывают услуги. — Леди Констанция снова хихикнула. Ее глаза метались из стороны в сторону, выдавая напряженную работу мысли. — Как приятно, что вы вернулись, Альберт. Без вас было ужасно скучно.

— Я тоже рад, что вернулся.

Их внимание отвлек звон бьющегося стекла и лязг металла. На другой стороне зала распростерся на полу граф Лонгбоу, а над ним навис Конрад Ред. Мужчины встревоженно заслонили дам, музыка стихла. Конрад выхватил меч у приблизившегося стражника и оттолкнул его.

— Ты жалкое подобие человека! — взревел Конрад, потрясая оружием над головой. — Ты ничуть не лучше своих предков — вы все лживые трусы!

— Хватит! — Голос разнесся по большому залу, подобно раскату грома.

Все головы повернулись к королю, который в струящейся парадной мантии из пурпурного бархата, подбитого горностаем, быстро пересекал зал.

— Амрат, не пытайся остановить…

Конрад не успел закончить: король выбил меч из его руки.

— Ты слишком много выпил, старина. — Король посмотрел на Хефта, которому Лео помогал подняться на ноги. — Вы оба перебрали.

— Я покончу с этим здесь и сейчас! — заплетающимся языком провозгласил Конрад. — Я убью мерзавца!

— Ты ничего такого не сделаешь. Он твой старинный друг.

— Он подлец и предатель!

— Он твой кузен.

— Мне плевать!

— Забери его, — велел король графу Пикерингу.

Они вчетвером покинули зал, и Конрад на ходу продолжал рассказывать, как ударит Хефта Джерла с такой силой, что «почувствует его прапрапрадед!».

К тому времени как вновь заиграла музыка и танцоры снова заняли свои места, Альберт обнаружил, что остался один. Быстро оглядев комнату, он заметил леди Констанцию, которая нашептывала что-то на ухо леди Лилиан, и обе дамы прикрывали лица веерами. Потом лицо леди Лилиан показалось над веером, ее глаза нашли Альберта, и в трепетании веера он увидел улыбку.

Первая задача была выполнена.

Очередь ждавших экипажей растянулась по Королевскому бульвару. Лошади переступали с ноги на ногу; махали хвосты, стучали копыта. Возницы в шляпах с фазаньими перьями болтали или дремали на высоких облучках, завернувшись в плотные одеяла. Фонари карет создавали теплую линию мерцающих огоньков, которая казалась огненной стрелой, нацеленной на замок.

— Ты ведь знаешь… они не станут сидеть на месте, — прорезал ночь мужской голос. — Ты это знаешь.

Со своего насеста на экипаже Данвуди Адриан смотрел, как замок покидает группа людей в плащах.

— Конечно, станут, — ответил более громкий, глубокий голос. — Просто нужно посильнее напоить их.

— Посильнее? Ты спятил? Да они и так вцепляются друг другу в глотки.

— Да, но они не смогут драться, если не смогут стоять на ногах.

Группа приблизилась к главным воротам. Четыре хорошо одетых джентльмена и два королевских солдата. Стражники у ворот вытянулись в струнку и поклонились.

— Ты ведь Рубен, верно? Паренек Ричарда? — спросил обладатель громкого голоса.

— Да, сир, — почти прошептал мальчик, но в ночной тишине его ответ было слышно далеко за рвом.

— Хорошо. А теперь слушайте, вы оба. — Мужчина умолк и вздохнул. — Мы с графом Пикерингом отведем этих идиотов домой, чтобы они не убили друг друга. Но, — он оглянулся на сиявший всеми окнами замок, — если кто-нибудь спросит, я хочу, чтобы вы сказали, что я никуда не уходил. Скажите, что я отправился спать. Я уделил им время и появился перед ними. Остаток ночи я могу потратить на себя, а я желаю выпить со старыми друзьями и хоть на один чертов вечер забыть о чертовых обязанностях. Ясно?

— Да, ваше величество, — ответили оба стражника.

— Я уже поставил в известность королеву, и она собирается в постель. Любому, кто будет меня искать, скажете, что я присоединился к ней. Уяснили? Великий Марибор, пусть меня оставят в покое хотя бы на одну ночь. Я понятно выразился?

— Да, ваше величество.

Сопровождавшие мужчин солдаты привели из конюшни лошадей и помогли пьяным лордам забраться в седла.

— Давай, Лео, ночка выдалась морозная, и мой зад в седле, а не на троне. Устроим настоящий праздник.

— Эй! Эй! — пробормотал один из пьяных.

— Ваше желание для меня приказ, ваше величество.

Группа выехала из замка, пересекла мост и с цоканьем направилась к городским воротам.

— Король сбежал, — сообщил Адриан.

— Ага. — Вот и все, что донеслось из глубин экипажа.

Мистер Пенсив Стивенс исчез, и его место занял старый добрый Ройс. Он натянул капюшон и явно вышел на охоту.

Адриан видел облачка собственного дыхания. Он поднял воротник куртки Данвуди и опустил поля шляпы с фазаньим пером. За годы военной службы он повидал условия и похуже, но обычно ему не приходилось просто сидеть и ждать. Перед битвой нужно было наточить мечи и надеть доспехи. Адриан с трудом представлял себе, каково это — всю жизнь провести на холодном облучке в ожидании клиентов.

Сам он никогда не засиживался подолгу на одном месте. Адриан почти все время был в движении. Уйдя из дома, последние шесть лет он бродил по свету и нигде не задерживался дольше, чем на несколько недель. Он немало повидал, но лишь мельком. Адриан задумался, на сколько вещей не обращал внимания никто, кроме терпеливых возниц и их молчаливых лошадей. Дул легчайший ветерок, и благодаря ему и морозному воздуху звуки разносились далеко. Адриан слышал едва различимый стук — кто-то колол дрова, — и неизбежные проклятия, когда топор соскакивал. Слышал взрывы смеха, эхом отражавшиеся от домов, и нечленораздельные крики, очевидно, издаваемые посетителями питейных заведений, которые не могли отыскать дорогу домой или направлялись в следующую таверну. Адриан мог назвать самые зажиточные дома по числу слуг, носивших воду и дрова, и самые популярные бордели по частоте открывания и закрывания дверей. «Расколотый шлем» был намного успешней «Дикой бочки» и «Железного великана». На самом деле Адриан не видел, чтобы в «Железного великана» зашел хоть один человек, и не был уверен, что это действительно пивная. Заведения в Дворянском квартале были столь аккуратными и чистыми, что «Железный великан» вполне мог оказаться высококлассной кузницей или, если судить по названию, конторой ростовщика. Адриан смотрел на людей, которые целеустремленно шагали к тавернам, чтобы несколько часов спустя вывалиться на улицу пошатывающимися группками. Патрули шерифов также передвигались группами. Адриан полагал, что они состояли преимущественно из помощников, поскольку у них не было формы. Мимо них прошли пять таких патрулей, в основном по три-четыре человека.

В конечном счете людей на улицах было немного. Быть может, все они отправились на праздник в замок, а внезапное похолодание удерживало прочих под крышей. А может, их отпугнули патрули, которые допрашивали каждого встречного.

Время шло, и на улицах становилось все тише, что вполне устраивало Адриана. Впереди ждала работа, которую лучше всего выполнять без свидетелей. Чем ближе был назначенный час, тем несчастней чувствовал себя Адриан. Он был согласен с Ройсом, что человек, избивший Гвен, заслуживал наказания вне зависимости от своего социального положения, однако методы Ройса всегда плохо сочетались с его собственными. Адриан предпочел бы сойтись с этим человеком лицом к лицу на хорошо освещенном поле — разумеется, такая дуэль не будет равной, но хотя бы создаст иллюзию честности. Однако верховный констебль, маркиз, определенно не согласится на такое предложение, а потому требовались менее благородные подходы Ройса. Но Адриану все равно не нравилась мысль о том, чтобы подкрасться и…

Адриан спрыгнул с облучка и прислонился к борту экипажа.

— Что именно ты собираешься сделать с ним, когда он выйдет?

— Лучше тебе не знать.

Адриан посмотрел на изящную розу, стебель которой был воткнут в решетку висевшего на экипаже фонаря. В каждом фонаре торчало по такой розе. Ройс купил их у уличного торговца. Он был в поэтическом настроении, и это не сулило ничего хорошего.

Глава 14

— Мне все равно, юная леди.

Королева Анна спорила с дочерью.

Ричард Хилфред стоял в коридоре королевских апартаментов и наблюдал через открытую дверь. Нора, служанка с «ленивым глазом», помогала королеве справиться с Аристой, которая пыталась вырваться.

— Мне почти тринадцать! — кричала принцесса. — Я могла бы выйти замуж и рожать детей, а вы отправляете меня спать, когда луна еще полностью не взошла!

Девочка раскраснелась от гнева и сражалась с матерью с тех самых пор, как Ричард по приказу королевы доставил принцессу в ее спальню. «Королевские особы».

Он никогда не понимал этот вечерний ритуал. Власть имущие без раздумий отрубали руку человеку, который украл яблоко, чтобы не умереть от голода, — и без оглядки потакали своим детям. Если бы Ариста была его дочерью, ей бы в голову не пришло заговорить с ним так во второй раз — если она хотела сохранить все свои зубы.

Королева уперлась руками в бедра, наклонилась и произнесла суровым голосом:

— Вот тут ты заблуждаешься, Ариста. Когда ты выйдешь замуж и родишь собственных детей, я не стану указывать тебе, что делать. Это будет работа твоего мужа. А тебе придется делать то, что он говорит, точно так же, как сейчас ты сделаешь то, что говорю я.

— Это нечестно.

— Ты ведь сама сказала, что тебе почти тринадцать — почти женщина, верно? Следовательно, пора понять, что значит быть женщиной. Честность не имеет к этому ни малейшего отношения. Ты делаешь реверансы, подчиняешься, улыбаешься и держишь рот закрытым.

— Но ты этого не делаешь. Вы с отцом…

— Мне повезло. Твой отец… в общем, он очень добр, однако я знаю, как следует себя вести, когда его голос переходит в рычание. Ты тоже этому научишься, и сегодняшний урок — хорошая тренировка на будущее.

— В таком случае я никогда не выйду замуж.

— Это решать не тебе.

— А следовало бы мне.

— Ты и твои «следовало бы»! Ты превращаешься не в женщину, Ариста. Ты превращаешься в капризное дитя. А теперь иди в постель.

Королева развернулась и вышла в коридор, хлопнув дверью сильнее, чем требовалось. Мгновение постояла выпрямившись, стиснув кулаки и зубы.

— Упряма, драчлива, не готова смириться с неизбежным, — пробормотала она.

Хилфред засомневался, к нему ли обращалась королева. Иногда аристократы говорили сами с собой. Ему стало неловко. Если королева обращалась к нему, он должен ответить — иначе она может обидеться, чего ему совершенно не хотелось: в подобном состоянии она вряд ли проявит по отношению к нему такую же мягкость и снисходительность, какую проявляла к дочери.

— Как и ее отец, — осмелился сказать он.

Королева Анна кивнула, не взглянув на Хилфреда. Затем повернулась к двери.

— За это я ее и люблю.

— Вас проводить обратно на праздник, ваше величество?

— М-м? — Она подняла глаза. — Нет, с меня достаточно веселья на эту ночь. Я уложу Аристу и сама лягу. До утра мне твои услуги не потребуются. Благодарю.

— В таком случае, я прощаюсь. — Он церемонно поклонился. — Доброй ночи, ваше величество.

— Доброй ночи, сержант, и спасибо.

Королева посмотрела на дверь в спальню дочери, вздохнула и снова вошла внутрь.

Ричард остался в коридоре один.

Ему казалось, что глупости принцессы никогда не кончатся. В любой другой день он мог бы ускользнуть, но от праздника была как польза, так и вред. Если бы только Рубен рассказал ему о Розе раньше.

Ричарду требовалось поговорить с епископом; ему требовались указания. Король внизу, напивается с графом Пикерингом. В безопасности в собственном замке, с Берни и Мэлом в качестве телохранителей. Королева и принцесса удалились в свои покои, и тревожиться стоило лишь о принце. Нора всегда укладывала мальчишку в кровать первым, но не помешает проверить кухни. Алрик и Пикеринги имели привычку удирать вниз и играть в карты со старшими оруженосцами.

Однако где Сальдур?

В последний раз он видел епископа вместе с Амратом в часовне. Поскольку она располагалась на пути к лестнице, туда следовало заглянуть. Хилфред остановился перед дверью в часовню, протянул руку, чтобы постучать, но замер, услышав знакомые голоса.

— …потому что я тревожился, — объяснял епископ Сальдур.

— Но почему вы там оказались? — Отрывистый, обвинительный голос лорда Эксетера ни с чем нельзя было перепутать.

— А разве епископу запрещено быть в дружеских отношениях с замковой стражей? Я немедленно попрошу прощения у короля, если случайно нарушил какое-то правило этикета, но уверяю вас, я не знал о подобных ограничениях.

— Дело не в протоколе. Просто это странно. Сержант Барнс сказал, что видел вас на ступенях башни. Что церковнослужителю делать в башне посреди ночи? Что вы там делали?

— Король приказал, чтобы я отчитывался о моем местонахождении в замке? Или меня подозревают в совершении преступления, о котором я не слышал?

— Почему вы отказываетесь отвечать на столь простой вопрос?

Короткая пауза.

— Той ночью я только что вернулся из путешествия в Эрванон и явился в замок, чтобы встретиться с королем, однако он был занят, и меня попросили подождать. Мне нечем было заняться, а я никогда не наслаждался видом с высокой башни и потому решил подняться на нее. Мне полезна физическая нагрузка. В моем возрасте ее не хватает. Я выглянул в окно, однако в темноте почти ничего не увидел. — Сальдур усмехнулся. — Полагаю, я мог бы это предугадать, но не предугадал. По пути вниз я встретил целый взвод солдат, поднимавшихся по лестнице. Мне стало любопытно, что такое количество людей делает в башне. Оказалось, это праздник в честь капитана. У них имелся бочонок эля и поднос с мясом и сыром. Поскольку я не успел перекусить и по-прежнему ждал короля, я остался.

— А когда обнаружилось, что девушка пропала, почему вы так настаивали, чтобы капитан Лоренс поднял тревогу?

— Я беспокоился за короля. Она могла оказаться кем угодно. Женщина, которая продает свое тело, способна на все. Что, если она принесла кинжал и планировала перерезать королю горло?

— Это всего лишь девчонка, безграмотная шлюха из Медфордского дома. Думаете, я поверю, будто вы боялись, что она проберется к королю с мясницким тесаком? И даже если проберется, будет всерьез угрожать его жизни?

— Я находился в комнате с десятком замковых стражников, которые признались, что нарушили правила и провели внутрь девчонку, а потом каким-то образом упустили ее. В отличие от вас, у меня их способность защитить короля вызывала сомнения. Я думал, что уж вы-то со мной согласитесь и примете мою сторону.

— Вашу сторону? — язвительно спросил Эксетер. — Знаете, что я думаю, епископ? Я думаю, вы и ваша сторона ничего так не желают, как покончить с монархией. Я также думаю, что башня эта весьма уединенная, хотя и является частью королевской резиденции. Лестница длинная, наверху холодно, и, говорят, там водятся призраки. Чудесное заброшенное, но близкое место, чтобы плести интриги против короля. Я думаю, вы побывали там — перед праздником — не для того, чтобы наслаждаться видами, а для того, чтобы злоумышлять с кем-то еще. Ходят слухи, что в ночь перед смертью Уэйнрайта в башне видели свет. Возможно, у вас вошло в привычку там встречаться, и, столкнувшись с несущимися по ступеням королевскими солдатами, вы встревожились. И не зря. В гардеробе пряталась женщина. Была ли она там во время вашей встречи? Подслушала ли вашу с заговорщиками беседу? Вам требовалось это выяснить. Вот почему вы подняли тревогу. Вы хотели найти ее и перерезать ей горло.

— Мальчик мой, это весьма затейливая история, и очень изобретательная. Но зачем рассказывать ее мне? Уверен, вы сочинили эту речь, чтобы вызвать у короля, или хотя бы канцлера, недоверие ко мне — и, осмелюсь сказать, отвлечь внимание от вас. Мы оба знаем, что это вы злоумышляете против короля и вы столь отчаянно ищете девушку. Не вы ли подстроили все так, чтобы Барнс провел ее внутрь? Поэтому вы его убили? Чтобы он не сказал правду? Видите ли, бросаться обвинениями легко — но они абсолютно ничего не стоят. Я-то знаю, я пытался убедить короля. Он не захотел меня слушать. Ему подавай факты, не предположения. А теперь, если только вы не собираетесь меня арестовать, я возвращаюсь в собор. Я слишком стар для праздников.

Ричард постучал в дверь.

— Кто там? — крикнул Эксетер. — Что вам нужно?

— Ричард Хилфред. Я пришел к епископу.

— Ну конечно, входите, Хилфред, — ответил Сальдур.

— А разве вы не охраняете короля? — осведомился Эксетер.

— Этим вечером меня приставили к королеве, ваше превосходительство, и она только что отпустила меня.

— Что-нибудь еще, констебль? — спросил Сальдур.

— Я отыщу девчонку, — сказал ему Эксетер. — Я отыщу Розу, и тогда, надо полагать, у нас с вами состоится еще одна, совсем другая беседа.

Он оттолкнул Ричарда и понесся по коридору к лестнице.

— Входи, Ричард. Чем я могу тебе помочь?

Ричард закрыл дверь, но все равно боялся, что их услышат. В конце концов, он же подслушал предыдущий разговор в часовне.

— Я нашел Розу, — тихо проговорил он.

Глава 15

Они быстро шагали по неуютно узкому коридору. Ричард шел первым, высоко держа фонарь и освещая путь епископу, который, очевидно, впервые оказался в темнице. Звуки праздника почти не долетали сюда и казались неразборчивой, приглушенной смесью разговоров, смеха и музыки. У последней камеры Ричард достал ключ, который дал ему сын.

— Рубен? — позвала девушка, когда он открыл дверь.

— Нет, — ответил Ричард, входя и поднимая фонарь, чтобы осветить съежившуюся у дальней стены Розу. — Я отец Рубена. Он прислал меня, а я захватил епископа Сальдура, который хочет задать тебе несколько вопросов.

Они вошли в камеру с рассыпанной по полу соломой, и епископ пренебрежительно кивнул девушке.

— Ты была прошлой ночью в высокой башне?

Роза кивнула, кутаясь в одеяло.

Ричард порадовался, что она совершенно не похожа на его Розу. Намного младше, возраста Рубена, с круглым, наивным лицом.

— Сержант Хилфред говорит, ты подслушала разговор двух мужчин. Что ты слышала?

— Они обсуждали убийство короля.

— Кто это был?

— Не знаю, сэр.

Сальдур подошел ближе.

— Ты уверена? Это очень важно.

— Они не называли имен.

Он сделал еще один шаг.

— Точно?

Съежившаяся в соломе Роза выглядела смертельно напуганной.

— Я… ах да… без имен, но один назвал другого «ваша милость».

— Что-нибудь еще?

Она помедлила. Ричард видел, как она пытается придумать хоть что-нибудь, лишь бы умилостивить возвышавшегося над ней епископа.

— Да… да! Они назвали имя Клэр.

— Клэр? — не отступал Сальдур.

— Я слышала… — Роза посмотрела на Ричарда, затем в пол. Ее взгляд задумчиво блуждал, она пыталась вспомнить. — Да! Они сказали: как жаль, что Клэр пришлось умереть. Она узнала, кто убил канцлера. — Роза быстро закивала, и с ее волос посыпались соломинки.

— Они сказали, кто это был?

Роза снова задумалась, на ее лице отразилось разочарование.

— Нет.

— Ты сможешь узнать эти голоса, если вновь их услышишь?

Снова пауза. Роза посмотрела на мужчин и тихим, жалким голосом ответила:

— Я не знаю.

Сальдур еще мгновение вглядывался в девушку, потом вышел. Ричард последовал за ним. Они миновали пустой коридор с камерами, затем его преосвященство остановился и очень тихо спросил:

— Кто еще знает, что она здесь?

— Никто, только мой сын.

— Твой сын?

— Рубен. Сегодня его первое дежурство у ворот.

— Он сейчас дежурит?

— Да.

Сальдур улыбнулся.

— Превосходно. Ты должен вывести Розу из замка. Сделай это сейчас, пока Эксетер не нашел ее. Позаботься о ней. Найди безопасное место — где никто не станет искать. Затем немедленно возвращайся, сегодня мне понадобится твоя помощь. Судьба королевства — в наших руках.

Рубен начинал понимать, почему его опоздание вызвало недовольство Бэйла. Стоять на одном месте оказалось труднее, чем колоть дрова, и намного труднее, чем чистить лошадей. Долгие часы не происходило ничего примечательного, а ночь выдалась холодной.

— Из-за чего вышла стычка на этот раз? — спросил Гришем.

Напарником Рубена был седой ветеран, который всегда его пугал. Гришем обладал скрипучим голосом, косматыми бровями и вечно щетинистым подбородком. Рубена это интриговало: насколько он знал, старик никогда не брился, но и борода у него не росла.

— Какая стычка?

Рубен удивился, что Гришем завел с ним беседу. Он редко говорил, но, возможно, от скуки никто не защищен.

— Между тобой и отцом, сегодня утром. Я слышал, как ты опять врезался в дверь. Разбудил меня.

— Простите. — Рубен не стал развивать тему, решив, что Гришем просто хотел пожаловаться.

— Ну? Так в чем было дело?

Рубен в замешательстве посмотрел на старого солдата. «Он действительно хочет знать?» Может, надев форму, Рубен стал другим не только в глазах запертых в темнице девчонок.

— Ему не понравилось, что я был с принцем и его друзьями.

— Точно. Я об этом слышал. Повезло, что вы вернулись более-менее вовремя. Они собирались отправить отряд на поиски. Если бы это произошло, тебе пришлось бы отвечать не только перед отцом.

— А что мне оставалось делать? Когда принц просит поехать с ним, нельзя сказать ему «нет».

— Мне плевать, что ты сделал и почему. Просто интересовался, с чего Ричард колотил тебя головой об дверь.

— Он пил, — сказал Рубен, сам не зная зачем. Отец много раз бил его трезвым, и Гришему это было известно.

Старый стражник посмотрел через мост на очередь из карет, на которых по-прежнему горели лампы, и почесал щетинистый подбородок. Он часто это делал.

— Знаешь, он неплохой парень, твой отец. Просто жесткий. Мир сделал его таким, как и всех нас, так или иначе. Он только пытается закалить тебя, чтобы ты нарастил шкуру и не истек кровью до смерти. Понимаешь, о чем я? Это выживание. Мир — поганое место, дружок. Дай ему шанс, и он тебя прикончит, причем необязательно клинком или кашлем. Знаешь, неспроста мужчины предпочитают погибнуть в битве. Иногда остаться в живых — намного хуже. Баловством крепкого сына не вырастишь. Для этого нужно бить его головой об дверь.

Гришем никогда еще не был столь многословен с Рубеном. Тот решил испытать удачу и воспользоваться его настроением.

— Вы знали мою мать?

— А как же, мы все ее знали. — Гришем осекся и быстро добавил: — Не в том смысле. Она не была… ну… такой, как говорят. Она была хорошей девушкой, милой. — Он помолчал. — Может, дело и в этом. Он не хочет, чтобы ты был таким, как она.

— Каким?

— Слабым.

— Потому что она убила себя?

— Некоторые люди… у них совсем нет панциря. Роза Рубен была такой. Ты мог прочесть ее мысли, просто взглянув на нее. Она все тебе выкладывала — не знала, что такое тайна. Если была несчастна — плакала. Если счастлива — улыбалась.

— А если ее сердце было разбито?

— Вижу, ты понял суть.

Двери замка распахнулись, выпустив луч света и две фигуры. Одна куталась в одеяло. Даже на расстоянии Рубен узнал свою Розу и отца, которые быстро пересекли двор и подошли к воротам.

— Я веду ее домой, — сообщил Ричард Хилфред, прежде чем кто-то из стражников успел открыть рот, и посмотрел на Гришема. — Эта девушка, Роза, подслушала двух человек, которые планировали убить короля. Так?

Роза кивнула.

— Одним из них был лорд Эксетер, — продолжил отец Рубена. — Эксетер ищет ее, чтобы убить. Поэтому мне нужно увести ее подальше от него.

— Эксетер? — переспросил Гришем. — Изменник?

— Боюсь, что так. Буду признателен, если вы забудете, что видели ее, и никому не скажете, что я покинул замок.

Рубен заметил взгляд, которым Гришем наградил его отца: «Ты что, снова шутишь?»

— Сам знаешь, городские улицы патрулируют шерифы, — напомнил Гришем. — Они ищут ее.

— Я пойду с вами, — вызвался Рубен.

— Ты останешься здесь! — рявкнул отец. — На своем посту. — Он схватил Рубена за тунику на груди, прикрывающую кольчугу, и прижал к стене замка. — Я пристроил тебя на это дежурство сегодня, чтобы с тобой ничего не случилось, — прошипел он. — Поэтому ты останешься здесь, понял? Ты никуда не пойдешь. Ни в город, ни в замок — ни при каких обстоятельствах. Уловил?

Рубен ничего не понял, но все равно кивнул. Единственной его задачей у ворот было составлять компанию Гришему, и если отец подозревал, будто Рубен собирается навестить Алрика или Пикерингов, он мог не тревожиться на этот счет. С другой стороны, Ричард не знал про лягушачью охоту.

— Послушай… — отец вздохнул и отпустил Рубена. — Твоя мать хотела, чтобы я о тебе позаботился. Я выполнил ее желание. Сделал все, что мог, и расплатился с этим долгом. Ты выжил. Теперь ты мужчина. Это моя заслуга, и я надеюсь, что завтра ты вспомнишь, благодаря кому оказался у этих ворот. Договорились?

Рубену казалось, что он упускает часть разговора, как бывало, когда отец напивался. Слетавшие с его губ слова могли складываться в предложения — но не имели смысла. Рубен снова кивнул, словно был умнее, чем на самом деле.

Отец протянул руку, схватил Розу за руку и потащил ее прочь. Проходя через ворота, она оглянулась и бросила на Рубена испуганный взгляд. Он хотел сказать ей что-нибудь, например, «до свидания». Но прежде чем подыскал слова, девушка исчезла в ночи.

Роза пришла бы в ужас, если бы ее тащил за собой любой человек, кроме отца Рубена. Этот мрачный мужчина сдавил ей запястье, волоча Розу через мост. Он нисколько не походил на сына, и по пути к воротам она гадала, не солгал ли он.

Стоило ей вновь увидеть Рубена, как она успокоилась. Один взгляд на его лицо — и она почувствовала себя в безопасности. Роза знала его чуть дольше дня, но он уже сделал для нее больше, чем какой-либо мужчина за всю ее жизнь. Он не походил на других мужчин; те были злом. Она пришла к этому выводу, когда отец бросил их с матерью. И за последовавшие годы этот вывод неоднократно подтверждался. Но Рубен оказался другим, неожиданно, шокирующе другим. Встретить его — все равно что обнаружить говорящую собаку. Рубен был не просто особенным — он был чудом. Для Розы он стал ярким светом, привлекающим ее, словно мотылька. Все часы, проведенные в темной камере, она думала только о нем. Что ему нравится? Что не нравится? Какую девушку он любит? Последний вопрос впивался ей в сердце раскаленной иглой. И все же благодаря этому она любила его еще сильнее. Рубен был верным. Она не могла сказать этого про мужчин, приходивших в «Гадкую голову» или в Дом. И ведь было мгновение — всего одно мгновение, — когда она почувствовала что-то?

Он берег себя для нее. Хотел, чтобы первый раз был особенным. Вы когда-нибудь слышали о подобном? Розе это казалось одновременно трогательным и глупым. У нее самой не осталось приятных впечатлений от первого раза, а все последующие она старалась забыть. Ее разум имел склонность запоминать хорошее и забывать плохое, пусть и недостаточно тщательно. Но это также означало, что у Рубена и его возлюбленной еще не было первого раза. Судя по всему, они даже не целовались. И в его голосе таилась боль — и в глазах тоже. Она заметила ее и подумала: не таким ли образом Гвен удается понимать всякие вещи, когда она читает по ладони? Может, во власти каждого заглянуть в души других людей и увидеть проблески истины. Гвен всего лишь умела смотреть, а может, просто не торопилась. Некоторые люди не хотят ничего знать — большинство не хочет. Но если человек действительно тебе дорог, возможно, ты сумеешь заглянуть ему в глаза и понять, что его тревожит — ты увидишь это, если по-настоящему захочешь. Глядя в глаза Рубену, Роза подумала, что поняла кое-что про него и про девушку, для которой он себя берег. Он отдал ей свое сердце, но девушка его не приняла. Кем бы ни была эта дура, Роза ее ненавидела. И была благодарна ей за ее глупость, потому что не сомневалась: она сама влюбилась в Рубена Хилфреда.

Отец Рубена тащил Розу по городу, и она дрожала, хотя скорее от ветра, чем от мыслей. Тонкое платье плохо защищало от холода, да и не предназначалось для этого. Одеяло все время соскальзывало с плеч Розы, ветер распахивал его. Приближалась зима, ее ледяные пальцы были повсюду.

Ей следует поблагодарить его. Он отец человека, которого она любит, и у нее есть шанс произвести хорошее впечатление. Роза понимала, что уже допустила немало промахов. Она была проституткой, ее разыскивал констебль, и она познакомилась с сыном этого стражника, будучи сбежавшим с праздника подарком. Розу утешало одно: из этого получится отличная история для внуков. Она нахмурилась. Быть может, лучше не рассказывать детишкам, что их мамочка была шлюхой. Однако она придумала, что скажет отцу Рубена.

«Спасибо, что помогли мне, Ричард. Ведь вас зовут Ричард? Или мне следует называть вас отцом? Да, так намного лучше, и я всегда хотела иметь настоящего отца, с тех пор, как мой сбежал и оставил нас с матерью умирать от голода. Поэтому конкурентов за это звание у вас нет. Представьте, как мы все соберемся у очага на Зимний праздник, отец. Я буду готовить гуся, которого принесете вы с Рубеном, а маленькая… м-м… маленькая Гвендолин и маленький Ричард — да, мы назовем его в вашу честь — будут играть на полу».

— Спасибо, что помогли мне, — сказала Роза.

— Заткнись. — Ричард Хилфред снова дернул ее за руку, болезненно вывернув запястье. В его голосе звучала злость.

Быть может, он сердится, потому что ее разговоры привлекут к ним внимание. Роза позабыла, что она беглянка, и его опасения вполне оправданны. Ему только не хватало, чтобы из-за болтливой девчонки убили их обоих. Еще один промах с ее стороны. На этот раз ей удружил собственный язык. Чтобы завоевать расположение отца ее будущего мужа, придется потрудиться, но если Гвен смогла сделать жемчужину из руин «Заблудшего путника», то Роза справится с этим. Рубен поможет загладить ее ошибки, а Ричард одумается, когда она родит ему внуков. Все деды обожают внуков. А до тех пор она будет помалкивать.

По ее лицу блуждала улыбка, когда она представляла, что скажет Гвен, вернувшись домой.

«Помнишь, ты говорила, что я влюблюсь?»

Глава 16

— Роза была в замке? — спросил Адриан. Он вернулся на облучок, где даже куртка Данвуди не могла защитить от холода.

— Не ожидал, — глухо откликнулся Ройс снизу, из темных глубин экипажа.

— У нас проблемы?

— Не думаю. Скорее, нам повезло. Он сказал, что Эксетер по-прежнему ее ищет. Момент выбран идеально.

— Они не доберутся до Нижнего квартала.

Адриан смотрел, как девушка и стражник быстро шагают мимо ряда экипажей, направляясь в город. Он помнил Розу по прошлому году. Она приносила ему суп. Однажды пролила на него немного, и они от души посмеялись. Ей нравились его истории, и один раз, незадолго до отъезда, он танцевал с ней у огня.

— Нужно их подвезти.

— Я здесь ради Эксетера, и мне нужен экипаж. Можешь проводить их, если хочешь. Ты мне здесь не требуешься.

Адриан слез с облучка и встал рядом с окном экипажа. Занавеска была задернута, но он видел пальцы Ройса, придерживавшие ее.

Адриан проводил взглядом пару, скрывшуюся в тенях, и вздохнул.

— Я останусь.

— Нет. Тебе следует пойти.

— Ройс, ты хочешь устроить засаду на благородного лорда. Не думаешь, что тебе пригодится помощь?

— Я знаю, что делаю.

— Откуда? — спросил Адриан.

— «Черный алмаз» неспроста вернул нам лошадей. Жители Колноры неспроста до сих пор боятся людей в темных капюшонах. У меня богатый опыт. Я не нуждаюсь в твоей помощи, а вот этому стражнику пригодится лишний меч — или три.

— Я думал, ты не веришь в добрые дела.

— Быть может, Аркадиус был прав и это заразно.

Адриан пожалел, что не видит глаз Ройса. Не то чтобы они о многом могли ему сказать, но он не сомневался: вор что-то скрывает. Обычно убеждать Ройса подумать о ком-то помимо его собственной персоны было все равно что пытаться объяснить воде не течь вниз по склону. Адриану также не понравилось, что Ройс упомянул возможную правоту Аркадиуса. Во время последней их встречи старый университетский профессор буквально выкрутил им руки, заставив работать вместе. Выкручивать Ройсу руку было плохой идеей, и эта похвала старику лишь убедила Адриана: что-то не так.

Адриан снял куртку и шляпу Данвуди и достал из-под облучка мечи.

— Быть может, я успею вернуться.

— Спешки нет, — откликнулся Ройс. — В любом случае я буду занят всю ночь.

«Всю ночь». Адриан знал, что еще не раз вспомнит эти слова, прежде чем все закончится. Он зашагал в темноту, надевая плащ, а оказавшись вне поля зрения стражников у ворот, побежал.

Он пронесся мимо аристократических магазинов, потом заметил стражника и Розу и сбавил скорость, держась от них на порядочном расстоянии. Следить за ними было нетрудно — он и так знал, куда они направляются. Стражник иногда оглядывался — недостаточно часто, на взгляд Адриана. Год, который он провел с Ройсом, научил его ценить внимательность, а последние несколько часов на облучке продемонстрировали, что на улицах кипит жизнь.

Пара срезала путь по переулкам, миновала Ремесленную арку и оказалась в Ремесленном квартале. Улицы здесь были темнее, дома — меньше. Денег на уличные фонари у местных обитателей не хватало, и свет редких свечей сочился из окон сквозь тонкие занавески, за которыми скрывалась личная жизнь ремесленников, их жен и детей. Взошла луна, расписав узкие улочки черными и призрачно-белыми узорами. Тесно стоящие дома отражали звуки, и Адриан слышал шаги, громкие и отрывистые. Он задумался о том, что произошло в замке в ту ночь и что происходило сейчас. Обычно Адриан не был склонен к бесцельным размышлениям об аристократах, точно так же, как не гадал, каково это — быть ястребом или рыбой. Все изменилось после знакомства с Альбертом. Виконт оказался… на удивление человечным. Он использовал слишком много слов, но дышал тем же воздухом, что и простые люди. Адриан о нем тревожился. И надеялся, что если затевается измена, Альберт догадается не вмешиваться.

Из переулка донеслось громкое шарканье и торопливый стук каблуков. Жители Ремесленного квартала были работящими и редко бродили по городу после наступления темноты, тем более такими большими группами. Адриан нырнул в дверной проем сапожной лавки, стукнувшись головой о вывеску в форме сапога, и в то же мгновение появился патруль, который быстро направился к Розе и ее спутнику.

— Стойте!

Стражник с девушкой остановились, и патрульные окружили их. Как и во всех прочих патрулях, в этом лишь один человек был в черно-белой форме шерифа. На остальных были простые туники и шерстяные штаны, однако у каждого в шляпе торчало белое перо.

— Как вас зовут? — спросил человек в форме.

— Я сержант Ричард Хилфред из королевской стражи.

— Вы стражник из замка? — уточнил помощник.

Квартальный шериф покачал головой и нахмурился.

— Бордовая туника с золотым соколом и кольчуга ни о чем тебе не говорят, да?

Помощник пожал плечами, а другой подавил смешок.

— А это кто? — спросил шериф, кивая на Розу.

— Это вас не касается. У меня приказ короля, оставьте нас в покое.

— Не могу. У нас приказ найти молодую шлюху. — Он сделал паузу, обойдя Розу кругом и внимательно оглядев ее со всех сторон. — Уже две ночи маленькая армия ползает по каждому переулку и заглядывает в каждую крысиную нору. Но никто не видел ничего похожего — до нынешнего момента.

— А я говорю, у меня приказ короля. — В голосе стражника не было страха, только раздражение. — Вы видели форму и знаете, что она означает. А теперь оставьте нас в покое. Сегодня у меня нет времени на ваши провинциальные игры.

— Может, ты и выполняешь приказ короля, а может, и нет. Если да, ты с легкостью пройдешь с нами в замок, где мы посоветуемся с лордом Эксетером. Если твои слова подтвердятся, мы принесем искренние извинения и снабдим тебя охраной, которая проводит вас, куда бы вы ни направлялись. И другие патрули вас не тронут. Что скажешь?

— Я сказал, что у меня нет времени на игры, мальчик.

Шерифу это не понравилось.

— Думаю, тебе придется найти время, сержант Хилфред, потому что я не мальчик. Я медфордский квартальный шериф, и это мой квартал, а вы двое арестованы.

Шериф потянулся к Розе, но Ричард не терял времени даром. Он швырнул девушку за спину, так, что она вскрикнула и упала на мостовую. Одновременно Ричард обнажил меч и, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, нанес удар в живот самому крупному помощнику, который в тот момент даже не смотрел в его сторону. Роза взвизгнула, а помощник сделал пируэт и рухнул на землю, словно остановившийся волчок.

Ричард замахнулся на шерифа в форме, но к этому моменту все мечи вылетели из ножен, и его клинок встретила сталь. Звон разнесся по пустой площади: мужчины сошлись в схватке. Ричард сосредоточился на шерифе, это дало помощнику шанс, и он ударил стражника в спину. Тот пошатнулся, но не упал.

— На нем кольчуга, идиот! — крикнул шериф. — Хватай девчонку! Тащи ее к Эксетеру!

Шериф перешел в наступление, тесня Ричарда ударами меча, нацеленными ему в голову.

Визжащая Роза уползала, однако помощник схватил ее за руку и поднял на ноги. Она сопротивлялась и лягнула его в голень, но мужчина не отпускал ее. В конце концов он раздраженно бросил меч, вскинул Розу на плечо и потащил к замку.

Адриан подождал, пока он поравняется с сапожной лавкой.

— Добрый вечер, помощник, — произнес он, выходя из дверного проема. — Тяжелая у вас ноша. Помощь не требуется?

Секунду мужчина подозрительно разглядывал его, затем сказал:

— Я уронил там меч. Можешь его принести?

— Так, значит, у вас нет меча? — уточнил Адриан. — Подобные проблемы возникают, когда носишь только один. — Он в мгновение ока приставил острие клинка к горлу помощника. — Отпусти ее.

— Я назначенный помощник. Я работаю на лорда Эксетера. Взгляни на шляпу!

— Забавно, с сержантом эта стратегия тоже не сработала.

— Тебя за это повесят.

Роза сделала что-то за спиной мужчины — Адриан не разглядел, что именно, — и тот с воплем уронил ее.

— Проклятье! Ты меня укусила!

Он протянул руку, чтобы снова схватить девушку, но Адриан лишь крепче прижал острие меча к его шее.

В тридцати футах от них плясали под звон мечей Ричард с шерифом. Сержант был лучшим мечником, а его кольчуга удваивала преимущество. Шериф держался на расстоянии и наносил удары лишь тогда, когда Ричард отвлекался.

— Теренс! — крикнул шериф. — Просто беги и приведи помощь!

Помощник шагнул назад, развернулся и побежал в сторону Дворянского квартала. Адриан не стал его преследовать и убрал меч в ножны.

Уже ни на что не отвлекаясь, сержант атаковал шерифа, который отступил, но недостаточно быстро. Сержант ранил его в ногу, а когда тот упал, вонзил меч ему в бок и повернул, прежде чем вытащить.

Адриан поморщился. Это было лишним. Сержант победил, когда ранил противника в бедро.

С мечом, по которому стекала кровь, Ричард бросился на Адриана, и тот вскинул руки.

— Спокойно, я на твоей стороне.

Сержант помедлил, покосился на Розу, затем кивнул и убрал меч в ножны.

— Спасибо. Кто ты?

Адриан посмотрел на девушку.

— Я друг Гвен.

— Кого?

— Это дама, которая управляет Медфордским домом, — объяснила Роза. — Адриан гостил у нас.

— Медфордским домом? — Ричард смутился.

— Да, я там живу. Мы туда идем — вы меня туда ведете.

— Ну да, точно. — Сержант несколько раз кивнул. — И лучше нам поторопиться. Спасибо за помощь, друг.

Он вновь схватил Розу за руку, и все трое побежали.

Они миновали центральную площадь с фонтаном, вокруг которого камни мостовой образовывали круговой узор. Днем Адриан не заметил фонтан в шумной толпе, однако в тишине холодной ночи вода в нем бурлила, словно в котле. Следуя за стражником и девушкой, Адриан поморщился. Юбка Розы белела в темноте, как флаг капитуляции, а военные сапоги Ричарда грохотали по улице, будто призыв к оружию. Возможно, сказалось время, проведенное с Ройсом, но на взгляд Адриана, эти двое были страшно неуклюжими. Забавно: после года упреков в собственной неуклюжести и неповоротливости Адриан наконец понял раздражение Ройса. «Все равно что кричать: «Сюда! Мы здесь!»»

У ворот Нижнего квартала Ричард остановился и обернулся, явно недовольный тем, что Адриан по-прежнему с ними.

— Что ты делаешь?

— Я подумал, вам может понадобиться…

Его прервали крики и стук сапог. Адриан увидел лампы и пляшущие в их свете тени бегущих людей.

— Оставайся здесь, — приказал ему Ричард. — Задержи их. Я должен увести ее.

— Сделаю, что смогу, — кивнул Адриан.

Сержант коротко улыбнулся и вместе с Розой скрылся в темных, узких переулках Нижнего квартала.

Адриан повернулся на шум.

— Вон там! Он один из них!

Теренс на обратном пути подобрал свой меч и теперь потрясал им. Рядом бежали еще трое мужчин в шляпах с белыми перьями. Ни на одном не было формы, но все они обнажили оружие.

Альберт ждал в зале для приемов, прислушиваясь к приглушенным звукам веселья, разносившимся по коридорам. Он чувствовал аромат мяса. Наконец подали ужин, и он надеялся, что вот-вот покончит со своими обязанностями и сможет насладиться жизнью. Он хотел провести остаток вечера, купаясь в роскоши, которая была доступна его сословию и которой ему так не хватало.

Он постучал мысками туфель друг о друга. Они жали. Как и положено новым туфлям. Коже, поначалу жесткой, требовалось время, чтобы приспособиться к ноге и походке владельца. Альберт не помнил, когда в последний раз надевал новые туфли. Четыре, может, пять лет назад? Эта пара была симпатичной. Он смотрел на мыски своих туфель — и вдруг понял, что ему на них плевать. Он хотел выпить. Быть может, когда он проявит себя, Ройс ослабит поводок. В некотором смысле Альберту казалось, что он продал свою свободу, однако, возможно, свобода не столь уж ценна. Он никогда не был таким свободным, как в том хлеву рядом с Колнорой. Еще немного свободней — и он бы умер. Бессмысленно убеждать Ройса или Адриана, что он может ответственно подходить к выпивке. Они слишком плохо его знали. Они видели только грязного, нищего бродягу, который готов был отдать последнюю рубашку за кружку рома. Но они не знали, что не алкоголь привел его в тот хлев — алкоголь являлся лишь средством, которым Альберт боролся со случившимся. Как еще смириться с беспомощностью и неизбежной голодной смертью? Как человеку, рожденному в мире замков, карет и королей, принять нищую смерть на трезвую голову?

Проблема заключалась в том, что Альберт имел определенные сомнения насчет Адриана, однако не сомневался: Ройс вполне может его прикончить, если он напортачит. От этого человека разило смертью. Альберт много лет провел при дворах, учась оценивать людей, узнавать, на кого можно надавить, а кто может обнажить меч в ответ на безобидную шутку. Придворные быстро овладевали этими навыками — либо погибали на дуэли одним ранним туманным утром. Альберт не лгал. Он был ужасным фехтовальщиком, но приобрел другие умения. При дворе боевое искусство заключалось в мгновенной оценке намерений и целей человека. Вот почему Альберт не сомневался, что Ройс более чем способен на убийство: в нем чувствовался опыт. И совершенно не чувствовалось колебаний. Ройс не даст Альберту шанса объясниться или оправдаться. Сейчас о выпивке придется забыть, но однажды, когда он докажет свою полезность…

— В чем дело? Кто вы такой?

Лорд Эксетер накинулся на него. Этот человек производил впечатление. Длинные темные волосы, собранные сзади, аккуратно подстриженная бородка и жестокие глаза. Все вместе кричало: «Опасность!» В это мгновение Альберт понял, что Эксетер тоже убивал и убьет снова. Люди, обладавшие властью — настоящей властью, — всегда внушали ужас.

Эксетер так напугал его, что он едва вспомнил, что собирался сказать.

— Ваше превосходительство. — Альберт поклонился. — Я виконт Альберт Уинслоу.

Эксетер нахмурился.

— Кто?

— Не думаю, что вы обо мне слышали.

— Что вам нужно?

— Меня попросили передать вам послание от очень щедрого человека. Я действительно не знаю, что это значит, но звучит весьма угрожающе. Меня попросили сказать следующее…

Предыдущее его тоже попросили сказать. Преамбула, придуманная им и Ройсом, была призвана обеспечить безопасность Альберта. Он выпускал льва, предварительно встряхнув его клетку, и следовало вооружиться хотя бы стулом. Альберт набрал в грудь побольше воздуха: он хотел произнести все послание без пауз. Эксетер должен был выслушать его до конца, прежде чем впасть в ярость.

— «Я знаю твой план, — продекламировал Альберт. — Роза у меня. Быть может, нам удастся заключить сделку. Я жду перед воротами в карете, помеченной розой. Приходи один».

— Кто этот человек? — спросил Эксетер.

— Не имею ни малейшего понятия. Я встретил его на сегодняшнем торжестве. Он не представился. Странно, вам не кажется? Очень настаивал, чтобы я немедленно передал вам сообщение, сказал, что будет ждать у главных ворот.

Еще мгновение Эксетер пристально смотрел на Альберта, одновременно рассерженный и озадаченный, явно не зная, какую эмоцию предпочесть. Клетка была распахнута, однако лев не торопился выходить. Верховный констебль повернулся к сопровождавшему его стражнику.

— Винс, задержи его здесь.

Затем Эксетер удалился в глубины замка, откуда пришел.

Приказ «задержать его здесь» Альберту категорически не понравился. Винс был из тех людей, которые, по мнению виконта, родились солдатами. На его вкус, стражник держался слишком близко. Альберт чувствовал запах старого пота. И глядя на Винса, он, гордившийся своим умением читать людей, понял, что мог бы с тем же успехом смотреть на оштукатуренную стену. Ни сложности, ни загадки, ни цвета — личности коров и то были интересней. Заметно выше Альберта, с крупной лысеющей уродливой головой. Лицо казалось картой шрамов. Однако даже без памятных отметок солдатского ремесла Винса никогда бы не сочли красивым. Виконт подумал о несчастной женщине, которая когда-то звала это существо своим сыночком и смогла не утопить его.

Эксетер вернулся с лейтенантом стражи и еще шестью солдатами. Он не медлил.

— Держи его здесь, пока я не вернусь, — приказал он Винсу, затем повернулся к лейтенанту. — Уайлин, какой-то идиот сидит перед воротами в карете с розой. Арестуй его.

Саймон Эксетер последовал за Уайлином и его людьми, однако остановился у входа в замок, в то время как солдаты направились к главным воротам и вышли на мост. За мостом выстроилась очередь экипажей. На каждом горел фонарь. Некоторые возницы накрыли лошадей попонами, пока ожидали ужина или лордов, возвращающихся с пира.

Саймон решил бы, что боги от него отвернулись, если бы не внезапное послание виконта. После исчезновения девчонки он провел прошлую ночь и весь день, прочесывая город, допрашивая шлюх и воров. Он произвел два десятка людей в помощники шерифа и заставил самих шерифов работать в две смены, чтобы осмотреть каждый чулан и буфет. И вот она почти у него в руках.

Саймону не понравилось поведение стражников у ворот. Оба как-то подозрительно на него таращились.

Уайлин трусцой пересек мост и подбежал к Эксетеру.

— Пусто, сэр.

— Пусто? — Саймон пристально посмотрел на лейтенанта.

— Внутри ничего, ну, кроме этого.

Лейтенант Уайлин протянул Эксетеру клочок пергамента.

Я сказал, приходи один. Я не шутил.

Даю тебе еще один шанс. Садись в карету.

Скажи кучеру отвезти тебя на кладбище на Бумажной улице в Купеческом квартале. Когда я увижу, что карета подъехала и ты один, я свяжусь с тобой.

Саймон смял записку в кулаке и прошествовал через мост к экипажам. Люди ждали, наблюдая за ним.

— Эй, ты! — крикнул он вознице, нервно ерзавшему на облучке.

— Я ничего не сделал, ваше превосходительство. Честно.

— Человек, который был здесь. Твой пассажир. Куда он делся?

— Он пересел в другую карету, но заплатил, чтобы я его подождал, сэр. Сказал, что вернется, сэр.

— Пересел? — Саймон ухмыльнулся. — И в какую же?

— Э-э, в ту, что уехала, сэр.

Саймон перестал улыбаться.

— В какую сторону она поехала?

— Э-э… в ту сторону, сэр. — Возница показал. — На площади свернула налево.

— Купеческий квартал. — Саймон стукнул по борту кареты, и возница подпрыгнул.

— Вы же не собираетесь действительно туда ехать, ваше превосходительство? — спросил Уайлин. — Я имею в виду один.

Саймон смерил его ледяным взглядом.

— Не разговаривай со мной так, словно я один из твоих людей-идиотов.

— Прошу прощения, ваше превосходительство.

— А он осторожный, этот тип. — Когда виконт огласил послание, Саймон засомневался, но теперь, осматривая темную площадь, поверил, что девчонка действительно у этого человека, кем бы он ни был. — Не полный идиот.

— Что, сэр?

— Забудь. Я поеду один, но хочу, чтобы ты и твои люди разделились и пошли на Бумажную улицу. На этот раз возьми десяток. Пусть снимут форму и кольчуги и идут разными путями. Когда окажетесь на месте, рассредоточьтесь недалеко от входа на кладбище и ждите моего прибытия. Когда я свистну, окружайте. Справишься?

— Да, сэр, но где мне взять людей? У меня нет полномочий снимать стражу со стен, только не в ночь королевского приема.

— Возьми их из городской стражи на Дворянской площади. Начни с шерифов и добавь их помощников. В патрулях больше нет нужды. Этого будет больше чем достаточно. Собери их по дороге, но поторопись. Я хочу, чтобы к моему приезду вы были на месте.

— Да, сэр. Мы уже идем, сэр.

— Что мне делать, сэр? — спросил возница.

— Жди здесь. Ты меня отвезешь.

— Как пожелаете.

Когда Саймон вернулся в зал для приемов, Винс по-прежнему не спускал глаз с виконта, который определенно выглядел встревоженным.

— Винс, отправляйся в мои покои. Принеси мой меч и плащ. — Он повернулся к виконту. — Тот человек, что передал вам послание. Как он выглядел?

— Крупный. Смуглая кожа, но светловолосый, с тонкими усиками, ну, знаете, которые свисают по бокам рта. — Виконт провел пальцем вдоль губ. — Помню, он еще не совсем внятно разговаривал. Насколько я понимаю, вы его не видели.

— Нет, но увижу. — Эксетер оглядел виконта. — Повторите, кто вы такой?

— Виконт Альберт Уинслоу.

— Какое землевладение?

Виконт застенчиво улыбнулся.

— Мой дед лишился семейного надела. Я — всего лишь безземельный аристократ.

— Что может быть хуже благородных бродяг? Ничем не занимаются, ничего не производят, зато сосут из титьки каждого землевладельца, словно так сам бог велел. Я прав?

— Абсолютно, ваше превосходительство.

— Ты свою службу сослужил. Иди, кради ужин, за которым пришел.

— Спасибо, ваше превосходительство.

Саймон покинул замок, пересек двор и еще раз прошел в ворота под испепеляющим взглядом мальчишки-стражника. Вскарабкался в экипаж, помеченный розами, и крикнул кучеру:

— Вези меня на Бумажную улицу, к кладбищу в Купеческом квартале.

— Как прикажете, милорд.

Карета покинула очередь и въехала на городские улицы.

«Кто это может быть? Скорее всего, тот глупый вор, которого я побил прошлой ночью. Думает заработать, продав мне девчонку. Очевидно, повесить троих из этого сброда оказалось недостаточно, чтобы до него дошло».

Саймон разрывался между выбором: прикончить главного вора или наградить? Он полагал, все будет зависеть от слов девчонки. Оставалось надеяться, что он не гонится за фантомом. И кто этот загадочный светловолосый гигант, которого упомянул виконт? В этом проблема заговоров и переворотов: простыми они не бывают.

Экипаж остановился. Саймон с удивлением выглянул в окно. Они уехали недалеко и добрались только до Дворянской площади.

— Поезжай. Я сказал, Бумажная улица. Это в Купеческом квартале.

Возница слез с облучка, распахнул дверцу экипажа и вскочил внутрь.

— Что ты делаешь? Убирайся! Ты спятил?

— Да. Окончательно.

Мужчина был невысоким и худым, но в его глазах сквозило нечто пугающее. Еще более пугающим был укол острия клинка, который возница внезапно приставил к горлу Эксетера.

— У меня мало друзей, — сказал он. — Их можно сосчитать на пальцах одной руки, причем останутся лишние. И как все редкое, они драгоценны. Да, я окончательно лишаюсь рассудка, когда одному из них причиняют боль. Однако, полагаю, ты спрашивал не об этом. На самом деле ты хотел знать, безумен ли я — выжил ли я из ума, верно? — Голос мужчины был надменным, без тени страха или уважения, но мягким и нежным, как у любовника. — Что ж, по правде сказать, думаю, здесь ты попал в точку. Кстати, можешь свистеть. Благодаря тебе на Дворянской площади не осталось ни одного шерифа, а все жители на празднике. Никто не услышит ни твоего сигнала, ни твоих криков.

Глава 17

Адриан смотрел на четырех приближавшихся помощников шерифа, единственными отличительными знаками которых были белые перья на шляпах. Один надел свою набекрень, и перо торчало вперед, отчего помощник напоминал однорогого быка. Они ничем не отличались от предыдущего патруля, только у них не было обученного шерифа и приходилось рассчитывать на себя. Помощники путались в собственных ногах, потрясая мечами.

— Он из тех, что напали на меня. И у них та девчонка, Роза! Приглядывайте, как бы не появился второй.

— Остановитесь! — крикнул Адриан. — Давайте не будем спешить. Вы не хотите умирать, а я, по правде говоря, не хочу убивать вас.

— Брось свой меч… э-э, мечи… на землю, — велел Теренс. — А потом ложись лицом вниз, иначе убивать будут тебя.

— Послушайте, — снова попытался вести переговоры Адриан, — Роза не сделала ничего дурного. Она просто испуганная девушка. И…

— Кто-нибудь, заколите этого придурка.

Адриан отступил за ворота Нижнего квартала и достал из ножен два меча. Первый помощник встретил короткий меч Адриана своим животом. Второй споткнулся о скорчившееся тело. Адриан на секунду оставил его без внимания и прикончил третьего спадоном. Последний замешкался, как и рассчитывал Адриан. К тому моменту второй — парень с торчащим вперед пером — вскочил на ноги, замахнулся и неумело рубанул сплеча. Адриан левым мечом поймал его лезвие высоко в воздухе, а правым рассек мышцы на боку противника. Адриан не хотел его убивать, более того, не хотел, чтобы тот падал. Четвертый помощник, увидев, что Адриан занят, решил воспользоваться моментом. Точно рассчитав время, Адриан развернул насаженного на меч второго помощника, и четвертый попал именно в него. Оба ахнули, тот, которому досталось, — намного громче.

Страх сменился злобой, и, высвободив окровавленный меч, последний оставшийся в живых перешел в наступление. Он что-то выкрикнул, возможно, какие-то слова, а может, и нет — Адриан не разобрал. Парень утратил контроль над собой. Страх и злоба лишили его рассудка и способности говорить. Именно это безумие была призвана предотвратить военная дисциплина. Этот противник был немного крупнее других, но мечом владел не лучше. Первый удар оказался неуклюжим, слишком сильным и предназначался для… Вообще-то Адриан понятия не имел, для чего он предназначался, и полагал, что противник тоже этого не знает. Помощник просто махал мечом, словно Адриан был деревом, от которого нужно избавиться. Отступив назад и повернувшись, Адриан избежал удара.

Адриан собирался разоружить мужчину, оставить его в живых. Может, у него была жена; может, были дети. Он лишь выполнял работу, зарабатывал на хлеб. Выходя этой ночью на улицу, он не думал, что умрет. Адриан убил достаточно людей. Он ненавидел убивать невинных. Хотя формально назвать этого человека невинным было нельзя: он согласился стать помощником шерифа, что подразумевало определенные риски, — однако особого значения это не имело. Адриан почувствовал себя дурно, когда понял: у него нет выбора. Он отпустил Теренса — и вот результат. Лучше остановить это здесь и сейчас — иначе погибнет еще больше людей.

— Прости, — сказал он и прикончил помощника одним быстрым ударом в сердце. На лице мужчины появилось озадаченное выражение, потом его ноги подкосились, и он молча осел на землю.

Адриан вытер клинки. Ни одному из помощников не удалось достать его, но он был покрыт кровью и чувствовал себя так, словно его били ногами в живот. Знакомое отвращение подступило к горлу, и он поморщился, глядя на валяющиеся тут и там тела. Один убитый лежал, слепо уставившись в звездное небо, приоткрыв рот, словно от изумления. Адриан сглотнул, заталкивая эмоции подальше, и сделал судорожный вдох. Он не помнил, скольких людей лишил жизни за те годы, что провел вдали от дома, и считал это благословением, но никак не мог понять, почему убивать не стало легче. Он представил, что сказал бы его отец — что это хорошо, это доказывает, что Адриан хороший человек. Но он не чувствовал себя хорошим.

«Оно того стоило, — напомнил он себе. — Теперь Роза будет в безопасности, а она действительно ни в чем не виновата».

Адриан повернулся, чтобы пуститься вслед за Розой и сержантом, но остановился, заметив вора из «Багровой руки», который скорчился на крыше сторожки.

Вор вскинул руку.

— Я ничего не видел. — Его голос слегка дрожал. — Насколько мне известно, это был другой парень — точнее, парни. Пять-шесть головорезов, сукиных сынов из… из Чедвика, точно, с юга. Они застали патруль врасплох. — Вор покосился на груду тел. — Да и кто мне поверит. Если я скажу, что один человек… то есть никто не поверит. Просто не поверит.

— Хорошо, — откликнулся Адриан и побежал в Нижний квартал.

Он выбрал боковую улицу — или переулок, в Нижнем квартале они не слишком различались. Адриан никогда не был здесь прежде, но подумал, что так быстрее попадет на центральную площадь. В темноте он едва не удушил себя бельевой веревкой, которая в последний момент блеснула в лунном свете. Адриан быстро свернул, и веревка задела его ухо. Больно, но могло быть хуже. Улица становилась все у́же, и в конце концов ему пришлось пробираться сквозь груды мусора, где он потревожил семейство крыс, которое поспешно отступило, изъявляя свое недовольство писком. Адриан уже жалел, что решил срезать, когда наконец протиснулся сквозь дыру в шатком заборе и оказался на площади. Сориентировавшись, он зашагал в сторону Кривой улицы.

Адриан окончательно запыхался, пока добрался до Медфордского дома. Он стукнул в дверь, потом согнулся и уперся руками в колени. Его ноги были мокрыми, и не от пота. «Почему это никогда не может быть просто пот?» В свете ламп на крыльце Дома он разглядел темно-красные пятна. «Нужно достать себе фартук мясника». По крайней мере, на этот раз кровь принадлежала не ему.

Дверь открыла Жасмин.

— Они добрались? — спросил Адриан.

Девушка уставилась на него и отшатнулась.

— О… великий Марибор. Ты в порядке?

— Да. Сержант с Розой добрались? Они здесь?

— С Розой? — Страх и смятение на ее лице сменились радостью. Она шагнула вперед и с надеждой спросила: — Ты ее видел?

— Да, она шла сюда. Где она?

Жасмин покачала головой.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Розы здесь нет.

— Адриан? — позвала Гвен, выходя из салона. Она хромала и опиралась на самодельный костыль. Шарф она сняла. Ее опухшее лицо испещряли отвратительные черно-синие отметины. Разбитые губы вздулись. Правая сторона головы превратилась в сплошной темный синяк, один глаз не открывался. Порезы выделялись следами черной засохшей крови. Глядя на нее, Адриан перестал жалеть шерифов и стесняться пятен на своей одежде.

— Я ищу Розу. — Его голос прозвучал резче и громче.

— Все ищут, — ответила Гвен.

— Нет, она только что была со мной. Стражник из замка провожал ее сюда…

— Роза была с тобой?

Несколько женщин протиснулись мимо Адриана и вышли на крыльцо.

— На них напал шериф с несколькими помощниками, и я… — он покосился на свою одежду, — …я немного помог.

— Ясно, — выдохнула Гвен.

— Роза! Роза! — кричали женщины с крыльца.

— Они уже должны были быть здесь. Сержант и Роза меня опередили.

Гвен посмотрела на Жасмин.

— Последние два часа я дежурила у двери, но никто не приходил, — сказала девушка.

— Может, у них снова возникли неприятности, — предположил Адриан. — Будьте настороже.

Он повернулся.

Гвен остановила его.

— Где Ройс?

Адриан оглянулся.

— Он… э-э…

— С ним все в порядке?

— Было, когда я уходил. Он… м-м…

Адриан не мог придумать ответ, который не звучал бы ужасно. С Ройсом эта проблема возникала постоянно. Обычно это не имело особого значения — Ройса не интересовало, что думают о нем другие. Однако Гвен была особенной.

— Все нормально, — сказала она. — Просто… Ты весь в крови и один. Просто я тревожилась, вот и все.

— Извини, — пробормотал он. — Пойду осмотрюсь. Может, они встретили еще кого-то.

Адриан спустился с крыльца. Девушки перестали звать Розу. Снаружи все было тихо, ни единого движения. Большинство улиц, отходивших от Кривой улицы, и все переулки представляли собой грязные дорожки в обрамлении тесных лачуг. Источниками света служили только лампы на крыльце Медфордского дома и окна «Гадкой головы». Вдалеке скулила собака. Адриану казалось, что это один из самых тоскливых ночных звуков, какие только можно представить. Он шагал по улице, прислушиваясь и наблюдая. «Куда бы они пошли?»

Он миновал колодец в начале Кривой улицы, задержавшись, чтобы вглядеться в переулки. Большинство были завалены навозом, как тот, по которому Адриан пробирался сюда. Лошади изрядно портили дороги, и в более респектабельных кварталах подметальщикам платили за вывоз экскрементов. В Нижнем квартале конские яблоки, судя по всему, просто сгребали к стенам. Адриан представил, как здесь воняет летом. Скрытые в тенях странные комья и кучи не позволяли понять, что это, и если бы лунный луч не выхватил из темноты подол платья, Адриан никогда бы не нашел Розу.

Ему потребовалось всего два шага в забитый навозом узкий переулок между ломбардом и ветхой лачугой, чтобы убедиться. Девушка лежала на боку, юбка высоко задралась, обнажая бледное бедро, а глаза были закрыты. Роза могла показаться спящей, если бы не кровавая полоска на горле. Крови не было — ее впитал навоз.

Адриан словно прирос к месту. Он видел облачка собственного дыхания в лунном свете. С каждой секундой ночь становилась все холоднее. Адриан стиснул зубы, его ладони сжимались и разжимались. Он хотел взять меч и рубить, рубить, но рубить было некого. Была лишь прекрасная девушка — девушка, которая однажды пролила на него суп, девушка, с которой он однажды танцевал, — брошенная в переулке, словно мусор.

Адриан огляделся в поисках сержанта, но вокруг не было ни души.

«Боже», — подумал Адриан.

Роза в его руках почти ничего не весила. Он нес ее очень осторожно, особое внимание уделяя голове. Он не хотел, чтобы голова Розы откинулась назад, только не с перерезанной шеей. Девушки Гвен освободили стол, но Адриан не хотел отпускать Розу. Ее тело было еще теплым, еще мягким. Он нежно уложил Розу на обеденный стол, застеленный простынями, и его окружил десяток всхлипывающих женщин. Они закрывали лица руками, некоторые опустились на колени, свесив головы.

Гвен стояла во главе стола, ее глаза были мокрыми, влажные полосы виднелись на щеках. Она просто смотрела, опершись рукой о стол. Положила дрожащую ладонь на лоб Розы и погладила, словно успокаивая напуганное дитя, потом наклонилась и поцеловала ее.

— Прости меня, — прошептала она, и слезы вновь заструились по ее щекам. — Обмойте ее.

Гвен увела Адриана в гостиную, небольшую уютную комнату, где в каменном очаге пылал огонь. Это был мир мягких кресел и изящной мебели, темного дерева и ярких цветочных обоев.

— Я не понимаю, — сказал Адриан. — Они были в безопасности. Всего в нескольких кварталах отсюда.

— Этта, — позвала Гвен одну из девушек. — Принеси Адриану таз и полотенце. Ему нужно привести себя в порядок.

— И даже если их нашли, зачем было ее убивать? Другие не собирались этого делать, только хотели отвести ее обратно в замок.

— Ты знаешь, кто ее убил?

— Патруль ше…

Он умолк. Гвен была права. Он не знал, кто ее убил. Да, в городе было много патрулей, но не настолько. И что случилось с сержантом? И почему они убили девушку и бросили тело в переулке?

В гостиную вошла Этта с наполненным водой тазиком из бело-голубого фарфора и перекинутым через плечо полотенцем. Она торопилась. Смерть Розы всполошила всех. Казалось, нужно спешить, нужно действовать быстро, хотя на самом деле уже ничего нельзя было сделать. Этта усадила Адриана на стул, опустилась на колени и начала мыть его лицо и руки.

Адриан ее почти не замечал. Его мысли были далеко — носились взад-вперед по Кривой улице и отходившим от нее переулкам, пытаясь уловить смысл. «Я пропустил их, когда пошел напрямик? Если бы я побежал за ними, удалось бы мне предотвратить это?»

Он вспомнил, что у ворот сержант сказал, будто Эксетер пытается убить Розу, однако шериф, которого они встретили, приказал помощнику отвести ее к лорду Эксетеру, а не убить.

«Я веду ее домой», — сказал сержант стражникам, но, похоже, даже не знал про Медфордский дом, и помощь Адриана ему не понравилась. Почему? Возможно, он не собирался вести ее домой. Возможно, лишь искал достаточно темный переулок.

Гвен забрала у Этты полотенце.

— Спасибо. Я сама этим займусь.

Этта кивнула, и, когда она уходила, Гвен жестом попросила ее закрыть дверь.

— Не нужно меня мыть, — сказал Адриан, отбирая полотенце у Гвен, которая села напротив него.

— Нет, нужно. Мне нужно, чтобы у тебя были чистые руки.

Гвен всматривалась в него с выражением, которое Адриан не мог прочесть, — быть может, страхом или тревогой, но также жадным предвкушением. Глядя на это еще недавно прекрасное лицо, он пожалел, что не остался с Ройсом. Хотя бы посмотреть.

— Я хочу попросить об одолжении, очень личном одолжении, — произнесла она серьезным тоном. Облизнула распухшие губы и убрала волосы с лица. — Мне нужно, чтобы ты дал мне свою руку. Я хочу прочесть твою ладонь.

— Что? Как гадалка?

— Да, именно.

В Калисе занимались такими вещами. Их города кишели хиромантами и прорицателями, читавшими будущее по костям и хрустальным шарам. Адриан никогда об этом не задумывался. Он считал, что гадалки говорят туманные вещи, которые можно применить к кому угодно, однако некоторые его знакомые свято им верили.

— Точно. Ты ведь калианка.

Она кивнула.

— Странный момент для предсказаний, тебе не кажется? Мы…

— Пожалуйста.

Казалось, Гвен, всегда такая спокойная и сочувствующая, была в отчаянии. При виде ее избитого лица сердце Адриана дрогнуло.

Он протянул руку.

Гвен схватила его пальцы. Она выглядела напуганной. Он чувствовал, как дрожит ее рука. Она перевернула его руку, расправила и вгляделась в ладонь.

Адриан ждал. На лице Гвен сменялись эмоции: страх, любопытство, изумление, радость, снова тревога. Ее глаза вновь наполнились слезами. Она выпустила его ладонь, закрыла лицо и всхлипнула.

— Что такое?

Он потянулся к ней, и, к его изумлению, она обхватила его шею здоровой рукой и крепко к нему прижалась.

Несколько минут спустя Гвен расслабилась и отпустила Адриана.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она кивнула, вытирая глаза. Он ждал долго, очень долго, но Гвен молчала.

— Ничего не хочешь мне сказать?

На одно ужасное, эгоистичное мгновение Адриан представил, как она произносит что-нибудь вроде: «Я с первой нашей встречи хотела признаться тебе, что влюблена вовсе не в Ройса…» И что он на это ответит? Он знал, что хотел бы ответить. Он был очарован ею так же, как и Ройс, но знал, что предать друга будет не просто неправильно или жестоко — это будет смертельно.

Гвен покачала головой, и слабое колыхание черных волос заставило Адриана почувствовать разочарование и облегчение. Вероятно, ее тревога не имела отношения к нему или…

«Ройс!»

Адриан встал.

— Я должен помочь Ройсу.

— Да… да, должен… а он должен помочь тебе.

Глава 18

Дворянская площадь была пуста — слишком поздно для разносчиков, слишком рано для разъезжающихся с торжества гостей. Огни не горели. Ройс остановил экипаж посреди площади, возле фонтана с каменной статуей короля на вставшей на дыбы лошади. Те немногие, что сидели по домам, предпочли не вмешиваться.

Ройс крепко привязал констебля к статуе: одно запястье — к лошадиной шее, другое — к вскинутому хвосту; шея констебля вытянулась, удерживаемая веревкой, которая обвивала королевскую голову. Широко расставленные лодыжки были привязаны к копытам и не касались земли. Тело его превосходительства висело в нескольких футах над чашей огромного фонтана, где бурлила вода.

Ройс прошелся по кромке чаши, оценивая свою работу. Он избавился от слишком большой куртки и шляпы возницы и надел свой плащ с капюшоном, который развевался и хлопал на ветру.

— Ты не знаешь, что творишь! — крикнул лорд Эксетер немного придушенным из-за петли на шее голосом.

— Вообще-то я думаю, что потрудился на славу. Но не волнуйся, я еще не закончил. Остались последние штрихи. — Ройс открыл сумку, которая стояла на сиденье возницы, и достал связку свечей. — Хочу, чтобы все видели тебя по пути домой.

— Кто ты такой?

Он постоянно задавал этот вопрос, и Ройс с удовольствием не отвечал на него, однако дело близилось к завершению, и пришла пора побеседовать.

— Ты помнишь, как прошлой ночью явился в бордель в Нижнем квартале?

Ройс вскарабкался на статую и пристроил зажженную свечу на поднятое лошадиное колено.

— Да, и что?

— Помнишь, как говорил с молодой женщиной по имени Гвен ДеЛэнси, владелицей этого заведения?

— Разумеется.

— А помнишь, как избил ее, когда она не смогла ответить на твои вопросы?

— Так вот из-за чего все это? — Эксетер фыркнул, что разозлило Ройса.

— Поводов для смеха нет.

Вместо того чтобы водрузить свечу на корону короля, он быстрым движением кинжала отхватил указательный палец на правой руке Эксетера.

Констебль закричал, кровь закапала в воду фонтана.

Ройс зажег новую свечу и опять влез на статую.

— Гвен — особенный человек. Она добрая и хорошая — в отличие от меня. Но я думаю, она страдает всю свою жизнь. Страдает по вине людей вроде тебя, и Рэйнора Гру, и того моряка, что тянет сети на «Леди Банши». Вы все решили, что шлюх можно бить безнаказанно. Вы ошиблись.

Ройс установил очередную свечу и спустился вниз.

— Тебя привяжут к лошадиному хвосту, протащат через весь город и четвертуют!

— Вряд ли, — ухмыльнулся Ройс.

— Нападение на меня карается смертью!

Ройс посмотрел на обрубок пальца констебля, из которого часто капала кровь.

— Думаю, ты потерял не так много крови, чтобы страдать от галлюцинаций. Очевидно, ты что-то напутал. Я не нападаю на тебя. Я тебя убиваю.

Он вновь достал кинжал и без особых усилий, словно резал жесткое мясо, отсек второй палец на правой руке Эксетера. Тот снова заорал, забился в веревках и в конце концов затих, трясясь от ужаса.

— Касательно того, что меня поймают. Боюсь, придется тебя разочаровать. — На пальце было кольцо, и Ройс сунул его в карман. — Ты хотел знать, кто я такой. Полагаю, умный парень вроде тебя мог бы догадаться. Правда, мы весьма далеко от Колноры. И хотя я никогда прежде не убивал высокопоставленных аристократов, ты не мог не слышать про Вихря. — Он увидел, как при звуках этого имени Эксетер лишился последних сил. Его глаза вылезли из орбит, рот приоткрылся, лицо перекосилось. Он слышал. — Тебе действительно не стоило трогать Гвен.

Ройс провел клинком по бедру Эксетера, вспоров его, словно оболочку сосиски. Потом взял новую свечу.

— Ты не можешь меня убить! — завизжал Эксетер, а Ройс прикрепил свечу к лошадиному крестцу.

— Ошибаешься. Сам видишь, твоя кровь такая же красная, как моя.

— Нет, ты не понимаешь. Существует заговор. — Теперь Эксетер говорил быстро, но невнятно, выплевывая слова сквозь стиснутые зубы. — Я месяцы вел расследование, и Роза может обеспечить меня доказательством, которое нужно, чтобы раскрыть измену. Я думаю, она сможет опознать Сальдура как заговорщика, а возможно, и других участников. Если ты меня убьешь, я ничего не смогу сделать. Епископ Сальдур и его имперская церковь пытаются захватить это королевство. Уже погибли люди, канцлер Уэйнрайт и жена нового канцлера. Следующим будет король, а за ним — его сын! Если ты убьешь меня, король — покойник. Меленгар — и весь Аврин — погибнут вместе со мной.

— И это будет плохо для меня… почему?

— Я… ты…

— Мне плевать, кто правит. Плевать на твоих королишек и глупых епископов. Это дело намного важнее. Ты причинил боль Гвен, едва не убил ее. Ты искалечил женщину, которую я… я… знаешь что? Меньше слов, больше криков.

И Ройс принялся вырезать собственную скульптуру.

Глава 19

Ричард Хилфред вернулся, мрачно пройдя ворота и не сказав стражникам ни слова. Он выглядел усталым, на рукаве темнело пятно, на спине туники был разрез. Он пересек двор и скрылся в замке. Стражники смотрели ему вслед. Рубен покосился на Гришема, тот неопределенно пожал плечами.

После отбытия лорда Эксетера экипажи перегруппировались: несколько гостей также уехали. Однако большинство по-прежнему веселилось, заставляя длинную очередь карет ждать на ледяном ветру. Рубен слышал знакомую мелодию, доносившуюся из замка. Ее исполняли на каждом празднике, но он даже не знал ее названия — если оно существовало. За три года, что Рубен провел в замке, он ни разу не был ни на одном торжестве, никогда не видел музыкантов. Он представил гостей в большом зале. Прекрасные дамы кружатся, их наряды развеваются, когда они со своими партнерами скользят в танце в свете горящих свечей. Ариста среди них. Всякий раз, заслышав приглушенную музыку, Рубен представлял ее танцующей. Представлял, какая она красивая, изящная, элегантная. Принцесса в его мыслях всегда была одна, танцевала без партнера, с горькой радостью на лице. Быть может, она перестанет танцевать, отойдет к окну и выглянет в темную ночь, высматривая конюшню и одинокий фонарь, отмечающий место, где Рубен обычно лежал в соломе. Быть может, она подумает о нем. Подумает, не тоскливо ли ему. Возьмет свой плащ и…

— Кто-нибудь видел короля? — рявкнул Ричард Хилфред.

При звуке отцовского голоса Рубен подпрыгнул. Он не заметил, как отец вернулся из замка.

— Винс сказал, что видел, как его величество уходил с графом Пикерингом, графом Западной марки и графом Лонгбоу, — продолжил Хилфред. — Сказал, эти двое напились и снова ссорились. — Его голос был не просто резким — он был злобным.

Рубен и Гришем переглянулись.

— Да, король и другие некоторое время провели во дворе, — кивнул Рубен.

— Вроде как гуляли, — добавил Гришем. — Пытались протрезвить тех двоих на холодном воздухе, надо полагать.

— Ага, — подхватил Рубен, — ходили кругами, а потом… — Он покосился на Гришема, но тот лишь хмуро уставился на него в ответ. — Потом три лорда взяли лошадей и уехали, а король вернулся в замок.

— Я просто проверял. Его величества нет на празднике, и я не могу отыскать Берни и Мэла, которые должны были его сопровождать.

— Он говорил, что устал. И у него болит голова, кажется. Он хотел лечь спать.

— Мэл и Берни были с ним?

— Я… э-э… думаю, да.

Нахмурившись, отец Рубена повернулся к Гришему, который кивнул. Очевидно, слова сына нуждались в подтверждении.

Отец задумался. Пока он размышлял, Рубен увидел, что его правый рукав испачкан кровью. Ее было немного, и, судя по всему, она вытекла не из раны — одежда не пострадала.

— Королева тоже рано отправилась спать, вместе с принцессой, — наконец сказал отец.

— Вот видишь, — ухмыльнулся Гришем. — Вино и то серебряное платье настроили короля на романтический лад. Они уложили детишек в постель и оставили праздник гостям.

Отец Рубена кивнул.

— Значит, при вас никто из членов королевской семьи не покидал замок, верно?

— Верно, — ответил Рубен, а Гришем согласно угукнул.

Мгновение отец смотрел на башни замка.

— Все в порядке? — спросил Рубен.

Ричард заметил, что сын смотрит на его рукав.

— Да, — бросил он, резко развернулся, зашагал к замку и скрылся внутри.

— Похоже, твой старик сегодня не в настроении. Интересно, что за шип застрял у него в штанах? Быть может, тебе не стоит снимать шлем, когда пойдешь в казармы… на случай, если он вновь решит заехать твоей головой в дверь.

Гости начали разъезжаться. Первыми уехали те, у кого были маленькие дети, — баюкая на руках сонные свертки, которые поднимали веки лишь для того, чтобы одарить мир капризным взглядом. Гришем махал рукой, и отделившийся от очереди экипаж подъезжал к воротам, чтобы принять пассажиров. Женщина садилась внутрь, супруг передавал ей ребенка, после чего садился сам. Слуга закрывал дверцу, экипаж делал круг по двору и возвращался к воротам, замедляя ход лишь для того, чтобы дождаться сигнала Рубена. Это повторялось снова и снова, и Рубен радовался, что наконец у него появилось дело.

Потом гости начали выходить парами, молодые — рука об руку, пожилые — не глядя друг на друга. Многие громко разговаривали и часто шли зигзагами, хотя по пути на праздник не имели никаких проблем с походкой. Слышался смех, даже пение. Одна очень грузная женщина запела на ступенях замка, и песню подхватили трое мужчин в дублетах, с беззаботно перекинутыми через руку плащами. Они отказывались садиться в экипаж, пока не допоют, и промерзший до костей Рубен удивлялся, как им удается терпеть холод в тонких дублетах и штанах.

К тому моменту как квартет выехал из ворот, основная масса гостей заполонила двор. Возницы знали, что делать. Они выстраивались на мосту, въезжали в ворота, забирали пассажиров и отбывали с отработанной сноровкой, однако очередь продвигалась по одной карете за раз, и множество аристократов в мехах ждали во дворе.

Именно тогда Рубен услышал крики.

Пьяные люди совершали глупые поступки. Смеялись громче обычного, вопили и плакали. Крики и визг не были чем-то из ряда вон выходящим, но в этих слышалась паника. Рубен и Гришем обернулись на звук, который исходил со стороны замка, однако не слишком встревожились. Затем поток остававшихся в замке гостей хлынул через главные двери во двор. Люди вопили и толкались. Пожилой господин упал на землю, уронив свою супругу. Он протестующе крикнул, но никто не обратил на него внимания: все смотрели на замок. Зазвонил колокол — и Рубен понял: что-то стряслось.

Он поглядел на Гришема и увидел на его лице ту же озабоченность.

Мгновение спустя они услышали слово «пожар», а во дворе показались бегущие слуги и некоторые стражники.

— Что происходит? — крикнул Гришем, когда Винс пробрался сквозь толпу к воротам.

— В замке… — он закашлялся, — в замке пожар. Вся эта солома…

— Все выбрались? — спросил Рубен. — Принцесса спаслась?

Он с отчаянием огляделся, но в бурлящей толпе невозможно было кого-то найти.

Кашляя, Винс покачал головой.

— Мы не можем подняться по лестнице.

«Подняться по лестнице…

Королева тоже рано отправилась спать, вместе с принцессой…»

Из высокого окна с громким треском вырвалось пламя, и толпа завизжала.

— Кто за ними пошел? — спросил Рубен.

— Никто, — ответил Винс. — Канцлер приказал всем выйти во двор. Он организует пожарную цепочку. Вся эта солома и сено… внутри настоящий ад.

Уже на бегу Рубен услышал крик Гришема:

— Рубен! Проклятье, ты не можешь покинуть пост!

Пробившись сквозь толпу, он буквально взлетел по парадным ступеням. Из распахнутых дверей валил густой черный дым. Рубен сделал глубокий вдох и нырнул внутрь. Мимо него проскочили еще слуги, прижимая рукава и юбки к лицам. Дым был повсюду, щипал глаза, и Рубен почти ничего не видел, но он не заметил открытого огня и не почувствовал жара.

Он нашел лестницу и начал подниматься, когда встретил отца, быстро спускавшегося вниз.

— Рубен! Что ты делаешь? Почему ты покинул пост? Я же велел тебе держаться подальше от замка!

— Пожар… я услышал, что королевская семья в ловушке, и…

— Твой долг — стоять у ворот! Теперь ты солдат, а не ребенок. Тебя выпорют за дезертирство и, скорее всего, прогонят. Могут даже казнить! И не жди от меня помощи. Теперь ты мужчина и отвечаешь за свои поступки. А сейчас убирайся.

— Но принцесса…

— Принцесса! Ты покинул свой пост ради… — Отец потерял дар речи от ярости. — Ты сейчас же вернешься к воротам, мальчишка! Это приказ!

— Но что сделали для…

— Ничего. Никто не может туда подняться. Королевская семья обречена.

«Обречена?»

Рубен не мог в это поверить. Он стоял, ошеломленный, словно отец снова ударил его, только на этот раз боль и страх были сильнее.

— Нет, — шепнул он. Посмотрел вверх. Он не видел ни огня, ни густого дыма. Что-то у него внутри сломалось. — Нет! — крикнул Рубен и попытался проскочить мимо отца.

Ричард толкнул его назад.

— Я отдал тебе приказ!

Рубен вновь кинулся вверх по лестнице, пригнувшись, когда отец попытался схватить его.

— Не ходи туда!

Рубен перепрыгивал по три ступени за раз. Как и в случае с оруженосцами, он годы пробыл мальчиком на побегушках, в то время как Ричард Хилфред стоял за креслами аристократов, и это давало Рубену преимущество. Добравшись до двери в королевские апартаменты, он опередил отца на несколько десятков шагов. Рубен рванул за большие железные кольца, но дверь не открылась… Лишь мгновение спустя он заметил цепь.

«Зачем запирать дверь… снаружи?»

Рубен все еще пытался разгадать эту загадку, когда отец настиг его и швырнул через коридор.

— Дурак! Не можешь послушать отца! Я отправил тебя на ворота, чтобы ты оказался подальше от всего этого, но тебе непременно нужно убить себя, как твоей матери! Прекрасно. Я с тобой покончил. Выполнил свой долг. Теперь ты мужчина, а не моя ответственность.

— Ты… ты сделал это? — Рубен переводил взгляд с двери на отца и обратно. — Ты закрыл дверь. Ты запер их! — Его глаза расширились: он понял. — Ты устроил пожар! Но твоя работа — защищать их… Почему, во имя Марибора, ты это сделал?

— Я велел тебе не привязываться к ним. Они — зло. Ты можешь пожертвовать ради них жизнью, но попроси в ответ одну маленькую милость — и не получишь ничего. Я бросился на мечи ради него. От короля лишь требовалось сказать управляющему, что твоя мать может продолжать работать служанкой. Или он мог позволить мне жениться на ней, и мы бы поселились поблизости в какой-нибудь заброшенной лачуге. Но нет, Амрат не делает исключений. Если бы сделал для меня — пришлось бы сделать и для других. Поэтому мне пришлось посмотреть твоей матери в глаза и сказать ей… сказать, что я не справился. Убил ее король, но смотреть ей в глаза пришлось мне. — Отец ощерился. — Ты не понимаешь. Как ты можешь понять? У тебя было все — я дал тебе все! Я был сыном торговца оружием — торговца! Я сам научился сражаться. Сам получил место в этом замке. Сам дослужился до сержанта. Тебе не нужно понимать, мальчишка. Сейчас не время для этого. Мудрый человек объяснил мне, что нам необязательно жить у них под каблуком. Я могу сделать так, чтобы смерть твоей матери оказалась не напрасной. Она стала искрой, от которой вспыхнул этот пожар, огонь, что выжжет королевство и откроет путь в новую эру — эру без королей. И мы будем ее частью — важной частью. Мне не нравятся поступки, которые я совершил сегодня, но справедливость восторжествовала!

— Поступки? Что еще ты сделал? — Рубен посмотрел на окровавленный рукав, и перед его мысленным взором возникла картинка: отец выводит Розу за ворота. — Что ты сделал с Розой?

— Оказалось труднее, чем я ожидал. Эти огромные глаза, и то же имя, что у твоей матери, и все прочее.

— Что ты сделал с Розой?

— То, что был должен. И ты поступишь так же. Сегодня погибнет много людей. — Отец махнул на дверь. — Никто ничего не узнает, и наступит новый мир. Держи рот на замке, и я смогу позаботиться о тебе. О нас. А теперь возвращайся на свой пост и никогда никому не говори, что приходил сюда.

Рубен понял, что держит в руке обнаженный меч.

— Отойди от двери.

Когда Адриан приблизился к замку, тот пылал. Строение мерцало, напоминая тыкву, в которую поставили слишком много свечей. Вокруг внешних стен собралась толпа, смотревшая через ров на сыпавшиеся из окон искры, которые красными всполохами пронзали ночь и с шипением гасли в воде. Старый вяз у северной стороны замка загорелся в середине. На глазах у Адриана одна ветка отломилась и рухнула в окно на верхнем этаже.

Плотнее запахнув плащ, чтобы скрыть темные кровавые пятна, он влился в толпу зевак. Их собралось немало, и еще больше было на подходе. Свет и шум разбудили людей, и они пришли в ночном белье поглазеть на замок. Пламя озаряло сонные лица.

Протолкавшись к главным воротам, Адриан обнаружил, что экипажи исчезли, а Ройса нигде не видно. Карета с розами уехала вместе с остальными, и он понятия не имел куда. Ройс не поделился с ним своим планом, но Адриан полагал, что он собирается увезти Эксетера в уединенное место. А что, если Эксетер не заглотил наживку или Альберт не смог отыскать его на празднике? Не Ройс ли устроил этот пожар? Не он ли спалил целый замок, чтобы выкурить одного человека? Способен ли он на такое?

«Если тебя укусил жук, ты не станешь кусать его в ответ, — любил говорить Ройс. — Ты раздавишь тварь, чтобы она больше никогда тебя не побеспокоила. И если ты можешь так поступить с насекомым, которое не причинило тебе серьезного вреда, к чему жалеть врага, который почти наверняка вернется и прикончит тебя, если ты не прикончишь его первым?»

Самым плохим в Ройсе и его доводах было то, что Адриан часто не мог придумать ответы на подобные заявления, хотя не сомневался, что они должны существовать.

Не зная, чем заняться, и чувствуя физическую усталость и эмоциональное истощение, Адриан присоединился к глазеющей толпе. Последний раз он видел горящий замок несколько лет назад. Этот довел личный счет Адриана до пяти, однако впервые он не имел к пожару никакого отношения. Он задумался, сколько людей погибло — и был ли среди них Альберт.

Адриан надеялся, что в городе найдется открытая пивная. Ему потребуется выпить, чтобы уснуть. Он стоял, вдыхая запах дыма. Забавно, что этот запах ассоциировался с теплом и безопасностью — походным костром или уютным очагом, — но сегодня на огне готовились люди.

— Вы только взгляните на него, — протянул Ричард Хилфред. При виде меча в руке Рубена на его губах заиграла легкая улыбка. — Замечательно. Давно пора бросить мне вызов. Я все гадал, когда ты наконец решишься, но сейчас не время и не место. Дело серьезное. А теперь возвращайся на свой пост.

Рубен, который никогда прежде не повышал голос на отца, поднял меч.

— Я сказал, убирайся.

Должно быть, отец увидел нечто новое в глазах сына, поскольку тоже обнажил оружие.

Рубен замахнулся.

Он не хотел убивать отца, хотел лишь отогнать его от двери.

Ричард блокировал удар.

Рубен замахнулся снова и снова. Отец отбил атаку.

— Ты где-то учился. Это хорошо, — небрежно бросил он. Ни страха, ни тревоги. Затем, словно устав от игры, отец ударил по клинку сына рядом с рукоятью. Красивый клинок, который подарил Рубену принц, вырвался из руки и со звоном упал на каменный пол, а отец ногой оттолкнул его подальше.

— Хилфред!

Оба повернулись и увидели канцлера, который взбегал по ступеням с мечом в руке. Перси Брага посмотрел на дверь, потом на отца с сыном.

— Он запер королевскую семью! — заявил Рубен. — Мой отец — предатель.

— Ясно, — ответил Брага, окидывая взглядом обнаженный меч Ричарда и второй клинок на полу.

Потом канцлер пошел на Ричарда и Рубена.

— Лорд Брага, я… — начал Ричард.

— Беги за помощью! — крикнул Брага Рубену и атаковал Ричарда.

Отец Рубена едва успел подставить клинок, чтобы отбить удар.

Не теряя времени, Рубен помчался вниз и рухнул у подножия лестницы. Вскочил на ноги, побежал к главному входу и, вылетев во двор, крикнул:

— Королевскую семью заперли внутри! Канцлеру нужна помощь! На верху лестницы, ведущей в покои!

Толпа снаружи ежилась от холода и смотрела на верхние окна замка, которые изрыгали дым.

Никто не шелохнулся.

— Канцлеру нужна помощь! — снова крикнул Рубен.

Осознав смысл его слов, ближайшие стражники, Винс и Гришем, побежали к замку. Остальные продолжили тупо таращиться. В отчаянии Рубен кинулся к дровяному сараю, внутри которого нашел топор, воткнутый в дровяную колоду. Удар, рывок — и топор высвободился.

Когда он вернулся к главному входу в замок, канцлер Брага, Гришем и Винс выбежали наружу, кашляя и пошатываясь.

— Никому не входить! — приказал Брага. — Огонь… — Он закашлялся. — Огонь распространился.

— Мальчишка сказал, короля убили, — крикнул кто-то из толпы.

Канцлер кивнул.

— Сержант Хилфред признался, что устроил пожар по приказу лорда Эксетера. Лорд Эксетер собирался забрать трон себе и вместе со стражником Хилфредом подстроил убийство королевской семьи. Будучи канцлером, я осудил его как изменника. — Канцлер вскинул окровавленный меч. — И казнил.

Рубен замер. «Мой отец… мертв?»

Он должен был что-то почувствовать.

Но не чувствовал.

Рубен посмотрел на замок. Дым струился из окон и валил из парадной двери, за которой уже виднелось слабое мерцание.

— Что с королем? И королевой? — спросил Винс.

Брага покачал головой.

— Двери в апартаменты заперты на цепь, а пожар распространился. Королевские комнаты — смертельная ловушка. Солома в замке горит. Их не спасти. Нельзя даже подняться по лестнице. Попытка сделать это равносильна самоубийству, и к настоящему моменту… — он помедлил, — к настоящему моменту они все должны быть мертвы.

«Все мертвы».

Роза, его отец, его мать, а теперь…

«Все мертвы… НЕТ!»

Рубен снова побежал.

— Остановите его! — крикнул Брага, когда Рубен несся к распахнутым дверям. Винс поймал его и повалил на землю. Рубен вскочил на ноги, борясь со стражником, который обхватил его сзади.

— Еще есть время! Нужно только…

— Нет, мой мальчик. — Это произнес старик, седовласый и хрупкий, облаченный в церковную мантию. Он стоял среди других и смотрел, как горит замок. Его голос казался ласковым — совсем не похожим на голос отца Рубена, но таким, каким, по его мнению, должен обладать отец. — Слишком поздно. Ты просто погибнешь сам.

— Пустите меня! — крикнул Рубен.

— Не могу, сынок. — Винс крепко держал его.

— Я не твой сын! Я теперь ничей!

Рубен еще плохо обращался с мечом, однако топором владел в совершенстве, и в тот момент, когда Хорас потянулся к нему, нанес резкий удар назад тупой стороной топора. Попал Винсу в живот, стражник ахнул, согнулся и отпустил Рубена. Прежде чем кто-либо еще успел его схватить, Рубен нырнул в драконью пасть, которая не так давно была парадным входом в замок.

«Она не могла умереть!»

Это были не логичные рассуждения, а желания Рубена. Он хотел верить — должен был верить. Больше у него ничего не осталось. Он отказывался терять свою принцессу.

Лестница была в огне. Пылавшие соломенные снопы подожгли развешанные по высоким стенам длинные знамена, а те, в свою очередь, — деревянный потолок. Лавируя среди обломков, Рубен вернулся к двери с цепью. Перед ней в луже крови распростерся его отец, бледный, в неестественной позе, лицом вниз.

Замахнувшись, Рубен ударил топором по двери. Он бил снова и снова, но мощный дуб не поддавался. Внутрь было не пробиться. Тогда Рубен взялся за цепь, с которой свисал замок. От каждого удара летели искры, однако железо — не дрова.

Все было бесполезно.

Рубен бросил топор и пнул дверь ногой. Посмотрел на отца и крикнул:

— Ублюдок! Как ты мог это сделать?

«Сделать это…»

Развернувшись, Рубен глянул на цепь.

— Ведь ты сделал это, не так ли?

Упав на колени, он обыскал отца. Рубен знал, где смотреть, и в третьем кошеле на отцовском поясе нашел ключ. Молясь Новрону, он вставил его в замок и повернул. Раздался щелчок, замок открылся. Рубен отшвырнул его, сорвал цепь с колец и распахнул двери.

Наружу вырвались клубы дыма, и Рубен согнулся пополам в приступе кашля. Согнулся он правильно: воздух у пола был чище. Рубен видел, как слои дыма сгущаются к потолку. Он лег, неглубоко дыша, и всмотрелся в коридор. Гобелены на стенах пылали разноцветным пламенем.

Набрав полную грудь горячего воздуха, Рубен пополз вперед.

Он никогда не был в королевских покоях, или соляре, как их называли. И понятия не имел, какая дверь куда ведет. Это едва ли имело значение, поскольку в дыму Рубен почти ничего не видел. Он нашел первую дверь и толкнул. За ней обнаружился карман чистого воздуха. Это была личная часовня короля. Рубен поднялся на ноги, сделал вдох и продолжил поиски. Следующая дверь вела в спальню.

Здесь он мог видеть хорошо: дыма почти не было, а горевшее за окном дерево заливало комнату светом. Туалетный столик, гардероб, платье, аккуратно уложенное на диванчик, а на кровати — фигура в ворохе одеял. Каштановые волосы Аристы разметались по подушкам. Рубен потряс ее, чтобы разбудить, и начал вытаскивать из постели.

Принцесса проснулась и отпрянула.

— Прекрати!

Он вновь попытался схватить ее, но та лягалась и царапалась.

— Пожалуйста, ваше высочество, вы должны пойти со мной.

Ариста моргнула и кашлянула; потом увидела горящее дерево за окном. И завизжала.

— Замок горит. Нам нужно выбираться, — крикнул Рубен.

Ветка отломилась и рухнула в окно спальни, рассыпав по полу и коврам искры и пылающие кусочки дерева.

Ариста по-прежнему сопротивлялась, по-прежнему визжала, колотя Рубена кулачками, однако он не обращал на это внимания. Стянув с постели одеяло, он накинул его принцессе на голову. Затем подхватил ее на руки и выбежал из комнаты.

Он пронесся по коридору, который превратился в огненный туннель. Пламя на лестнице поутихло, лишившись топлива, однако деревянный потолок, он же пол верхнего этажа, пылал вовсю, и огонь целиком охватил зал для приемов. Рубен одним прыжком преодолел последние ступени, рванулся к выходу, споткнулся и упал перед толпой аристократов, солдат и слуг.

Грохнувшись на землю, принцесса Ариста сорвала одеяло и отползла подальше. Она посмотрела на замок, и ее разум наконец прояснился.

— Мама! — крикнула она. — Спасите мою маму!

Рубен огляделся.

Никто не сдвинулся с места.

— Спасите ее! — завизжала принцесса, ее мокрые щеки раскраснелись, она стояла на коленях в траве, одетая в белую льняную ночную сорочку.

Никто не пошевелился.

— Мы не можем, ваше высочество. Слишком поздно.

Снова епископ с его мягким, успокаивающим голосом, и тут Рубен осознал, что предпочел бы отцовское рявканье. В интонациях епископа чувствовалась гнильца, чувствовался яд. Его желание признать поражение перед битвой вызывало у Рубена тошноту. «Почему все так торопятся оплакать тех, кто еще может быть жив?»

— Мне жаль, — добавил канцлер Брага.

Принцесса потрясенно уставилась на них, ее рот приоткрылся от шока. Потом взгляд Аристы сместился к Рубену.

— Пожалуйста… — тихо попросила она. — Моя мама…

— Рубен, нет!

Возможно, это крикнул Брага, возможно, епископ, возможно даже, Гришем — Рубен не знал. Мгновение спустя он вновь оказался в замке и вновь мчался по лестнице.

Брага поторопился, объявив замок смертельной ловушкой. Большая его часть была из камня, а рассыпанная солома быстро прогорела; будучи сухой как трут, она дала не так уж много дыма. Однако сейчас оценка канцлера соответствовала действительности. Наконец занялись деревянные балки, и из недр замка доносился легко узнаваемый рев. Огонь заматерел и обрел голос. Ярче всего пылала мебель, и Рубену пришлось прикрыть глаза. Сверху дождем посыпались искры, и на ступени рухнули останки гобелена, заставив Рубена прыгнуть через пламя.

Он снова добрался до соляра, но теперь коридор затянуло черным дымом, который колыхался и клубился. Помня прежний опыт, Рубен опустился на четвереньки и пополз по коридору, однако на этот раз его глаза слезились, а горло пылало, когда он пытался дышать в лишенном воздуха мире.

Он видел лишь пол перед собой. Рубен понял, что не может вдохнуть, и его охватила паника. Он опустил лицо, прижавшись носом к дереву, и сделал вдох. Поблагодарил Марибора за глоток горелого воздуха и заметил, что дрожит. Пол под ним был горячим, и Рубен слышал, как трещит огонь на другой стороне. Епископ и канцлер оказались правы. На этот раз было слишком поздно.

Он сгорит всего в нескольких футах от своего отца.

«Нет. Сначала я задохнусь».

Рубен закрыл глаза. Они слезились от дыма.

«Сколько вдохов у меня осталось?»

Он закашлялся, прижался губами к полу и втянул воздух.

«По крайней мере, еще один».

Он спас ее. Он сделал хотя бы это. Роза мертва, и его отец тоже, но Рубен совершил один хороший поступок. И, возможно, так будет лучше. Иначе Ариста выйдет замуж и покинет его, разбив ему сердце. Об этом мгновении он мечтал. Быть может, поэтому он родился — поэтому Марибор обделил его своим вниманием. Ему не требовалось уметь сражаться на мечах и ездить верхом, не требовалось знать, зачем нужны друзья, или мать, или даже отец, если все его предназначение заключалось в том, чтобы однажды холодной осенней ночью спасти принцессу, а затем погибнуть. К чему было дарить ему полноценную жизнь?

Он подумал о Розе.

«Я должен был дать ей нечто большее, чем поцелуй. Если бы я только знал, как мало мне осталось — и как мало осталось ей».

Над головой с оглушительным треском сломалась балка. Рубен подождал, но ничего не упало.

Он сделал еще один вдох, прижавшись губами к твердой древесине. Он никогда не чувствовал такой близости к полу, никогда не любил его так, как сейчас. Ему не добраться до королевы. А если и доберется, она уже должна была умереть, задохнувшись во сне. И даже если она жива, ему никогда не вывести ее наружу. Он себя-то вывести не мог. Им просто не хватит воздуха. Если бы он был поумней, догадался бы смочить рубашку в колодце, когда бегал за топором. Тогда он мог бы закрыть ею лицо. Возможно, это бы помогло, но…

Рубен прищурил слезящиеся глаза. Перед ним была распахнутая дверь в спальню Аристы. Упавшее в окно дерево пылало. Рубен заполз в комнату и двинулся к постели. Она тоже горела. Он чувствовал, как от огня вот-вот займутся волосы. Рубен протянул руку — и словно сунул ее прямо в пламя. Он нащупал металлический сосуд, вцепился в край и подтащил к себе ночной горшок принцессы.

Внутри плескалась моча.

Рубен снял накидку, разорвал пополам, скомкал и сунул в горшок. Затем прижал ткань к лицу и вдохнул. Воздух скверно пах и имел неприятный привкус, но теперь Рубен мог дышать.

Он снова подумал о королеве, однако шанс выбраться наружу был только один.

— Простите, — прошептал он срывающимся голосом.

Вылив остатки содержимого горшка себе на голову и прижав мокрую ткань к носу и рту, Рубен побежал вслепую, доверившись памяти. Он врезался в стены и спотыкался. Коридор казался слишком длинным. «А если я пошел не в ту сторону?» Он мог углубляться в замок, чтобы погибнуть вместе с королевой. Потом он наступил на что-то мягкое. Его отец. Рубен понял, где находится.

Пришлось повернуть и двигаться в темноте. Скоро будет лестница; он уже должен был ее найти. Было трудно не бежать сломя голову, трудно не поддаваться панике. Моча, которую он вылил на волосы и лицо, уже высохла. Кожу покалывало, она шипела, будто у свиньи на вертеле. Жар был обжигающим. Скоро он сам загорится; может, уже горит. Он продолжал идти вперед, но лестницы все не было. Он заблудился. Паника взяла верх, и Рубен остановился, замер, не в силах пошевелиться от страха.

«Нет, Рубен, мой милый мальчик, все в порядке. Беги вперед. Ты почти выбрался. Беги вперед!»

Он подчинился.

«Теперь поверни направо. Ты почти на лестнице! Вот она. Ты добрался, но все горит. Придется прыгать. Давай! Прямо сейчас! Прыгай!»

Рубен бросился вперед, взмыл в воздух и, падая, в то невесомое мгновение гадал, кто ему помогает. Что за сумасшедшая оказалась рядом с ним в горящем замке? Это не имело значения; он лишь надеялся, что она права.

Адриан смотрел, как пылает замок, а толпа у ворот росла и сгущалась. Население всего Дворянского квартала, если не целого города, явилось на спектакль. В обществе, где людей различали по одежде, это столпотворение человеческих особей выглядело удивительно однородным. Богача легко можно было спутать с бедняком, ведь, не считая покинувших торжество гостей, все прочие выбежали из дома, позабыв чулки, дублеты, туники и платья. Они примчались ко рву в простом белом белье и казались армией призраков. Мерцающее пламя озаряло изумленные лица, бледные и печальные, словно у потерянных душ.

Огонь охватил весь замок. Ров превратился в яркое зеркало. Где-то металл звенел о металл. Быть может, это ложка стукнула по котлу, но Адриану этого оказалось достаточно. Он мог поклясться, что слышит крики, вопли умирающих людей. Трубы и барабаны, грохот копыт, разносящийся над тлеющим полем. Хрипы и стоны.

Он был покрыт кровью; он всегда был покрыт кровью. Вот почему рукояти его мечей обернуты грубой кожей. Кровь — как масло. Адриана всегда поражало, сколько крови содержит человеческое тело. Люди — лишь бурдюки с жидкостью, которые лопаются, забрызгивая все вокруг. Вокруг него выросла стена из трупов, расчлененных и выпотрошенных. Они окружали его, словно мешки с песком, в том числе лошади, которые тоже были полны крови, только умирали медленнее. Потом он обнаружит еще живых лошадей, лежащих на боку, тяжело дышащих, извергающих облачка пара в морозный воздух. Несмотря на усталость — а к концу он всегда утомлялся, — он найдет время вогнать меч им в глотки. Хотел бы он знать подходящую молитву, но оставалось лишь повторять два слова, что перекатывались у него в голове: «Мне жаль».

И всегда к запаху крови примешивался дым — от жаровен и факелов, костров и горящих домов, крепостей и замков. Войско было разгромлено, ворота — широко распахнуты, и вся добыча принадлежала ему. Люди врывались внутрь с воем, почти обезумевшие, выжившие после рукопожатия смерти. Они чувствовали себя богами. Они заслужили все — и кто мог им отказать? Они брали что хотели и убивали всех, кто считал иначе. Победный ритуал Адриана заключался в попытке утопиться. Кто-то выкатил на улицу бочку, вскрыл крышку, и все окунули в содержимое кружки, чтобы выпить за себя. Адриан пил. Он пытался забыть все это. Хотел смыть кровь, но не мог избавиться от пятен. Он сидел рядом с бочкой, а другие предлагали ему женщин, которых вытаскивали из домов, потому что знали, кто сыграл главную роль в их победе. Он выбрал симпатичную блондинку в разорванном платье. Она напомнила ему Арбор, девушку, которую он любил в Хинтиндаре и которая досталась его лучшему другу. Он схватил женщину. Та завизжала, но он лишь прижал ее к груди. Она сопротивлялась, но затихла, осознав, что он плачет.

Когда Адриан отпустил ее, она опустилась на колени, наблюдая за ним. Не сказала ни слова, лишь подняла к нему прекрасное бледное лицо, озаренное пламенем.

— Мне жаль, — сказал он.

— Что?

Адриан моргнул. Девушка исчезла, а он вновь смотрел на замок Эссендон.

— Что ты сказал? — Старик рядом с ним поеживался.

— Ничего, — ответил Адриан.

— Говорят, король погиб.

— Правда? — Адриан придумывал способы сбежать.

— Его предал собственный стражник, по имени Хилфред.

«Хилфред?» Адриан уже не торопился уходить.

— Что случилось со стражником?

— Его казнил канцлер Перси Брага. Наш новый канцлер обращается с мечом не хуже лорда Пикеринга.

— Я слышал, один из стражников говорил, что во всем виноват лорд Эксетер. Он устроил заговор против короля, приказал запереть цепью двери в королевские покои и устроить пожар. Вся королевская семья погибла.

— Не вся. — Женщина, прижимавшая к груди ребенка, говорила почти шепотом, словно делилась опасным секретом. — Принцесса выжила.

— Значит, лорд Эксетер убьет и ее.

— Проклятый ублюдок, — выругалась женщина, прикрыв ребенку уши. — Надеюсь, Новрон приготовит для него костер.

— Осторожней, — предостерег старик. — Он может стать нашим новым королем.

На лице женщины отразился ужас.

— Новый канцлер этого не допустит. Он позаботится о справедливости.

— Канцлер Брага — чужестранец, — сказал еще один мужчина. Он догадался захватить с собой одеяло и бесформенную шапку, которую натянул на покрасневшие уши. — Он не успел обзавестись связями. А лорд Эксетер командует стражей и всеми шерифами. Если придется выбирать между ними двумя, даже при наличии доказательств, что Эксетер убил королевскую семью, не знаю, на чью сторону встанет армия. Нас может ждать гражданская война.

— Сегодня черный, черный день, — прошептала женщина, крепко прижимая к себе ребенка и укачивая его.

Бросив последний взгляд на горящий замок, Адриан выбрался из толпы и скользнул на темные улицы Дворянского квартала. Вдали от замка и огненного жара было холодно. Поднялся ветер, северный ветер, дыхание зимы.

Адриан отправился на Дворянскую площадь, решив срезать путь в Купеческий квартал. Он попробует заглянуть в «Благословенный меч». Быть может, Ройс вернул экипаж Данвуди и ждет Адриана там. Выйдя на площадь, он обнаружил новую толпу. Человек двадцать окружили статую в центре, высоко подняв фонари и факелы. Приблизившись, Адриан увидел причину.

На статуе висело тело. Страшно изуродованный труп был привязан веревками и жутковато украшен свечами. На нем была черно-белая форма, как у шерифов. У трупа отсутствовали глаза, уши и несколько пальцев. К его груди была приколота табличка — как полагал Адриан, собственным вычурным кинжалом покойного. Табличка гласила:

Ройс все-таки нашел Эксетера. Адриан отвернулся. Для одной ночи он повидал достаточно.

Добравшись до «Благословенного меча», он обнаружил перед ним экипаж Данвуди и Алмаз, однако Ройса здесь не было. Сам Данвуди по-прежнему спал, и Адриан решил его не трогать.

Он хотел выпить, но в таверне было пусто. Все, кто не спал, отправились к замку или на площадь.

Адриан покинул Купеческий квартал, вновь пройдя рядом с пылающим замком. Языки огня вырывались уже через крышу, и один из остроконечных куполов невысокой башни провалился внутрь, унеся с собой флаг с соколом. «Ох-х-х!» — хором вздохнула толпа. Пожарная бригада сдалась и теперь таскала воду изо рва, чтобы поливать надворные постройки, пытаясь спасти хоть что-нибудь.

Скользнув в тень, Адриан направился в Ремесленный квартал. На местной центральной площади он снова обнаружил людей. Пять человек стояли перед очередным телом, тоже изуродованным. Мертвец лишился глаз, ушей и пальцев. Приколотая к нему записка гласила:

Он убил даму из Медфордского дома.

Человек в ярко-красной вязаной шапке пытался прочесть ее вслух тем, кто не умел читать.

— Убе…уби… убил. Да-а-му…

Адриан послушал, как он методично сражается с шестью словами.

— Это Стейн, — сказал один из собравшихся.

— Я был там в ту ночь, когда он прикончил бедняжку, — добавил другой. Он казался знакомым и носил на поясе плотницкий молоток вместе меча.

— Как ее звали? — спросил чтец в красной шапке.

— Это было год назад. Я уж и не вспомню.

— Я знала, что он плохо кончит. — Пожилая женщина погрозила трупу пальцем. — Всегда это говорила.

Адриан вспомнил имя «Стейн». Он, по словам Гру, убил подругу Гвен, после чего та покинула таверну. Адриан вновь посмотрел на записку. Формально убитая девушка была шлюхой из «Гадкой головы», однако он понимал, на что намекает Ройс. Судя по всему, путаница с деталями горожан не тревожила.

Адриан прошел по Ремесленному ряду и миновал ворота в Нижний квартал. Тела помощников шерифа исчезли, словно никакой схватки не было. Но оставшиеся темные пятна подтверждали обратное. Адриан слишком поздно осознал, что следовало выбрать кружной путь и обогнуть место убийства, но он очень устал. Ночь выдалась длинная, и он надеялся, что Гвен предоставит ему постель. Утром он снова поищет Ройса. Хотя, зная Ройса, тот сам найдет Адриана, если жив.

На этот раз он не пытался срезать, а выбрал главную улицу, проходившую сквозь центральную площадь Нижнего квартала. В каждом квартале было что-то свое. У аристократов — причудливая статуя, у купцов — симпатичные скамьи, и даже у ремесленников имелся фонтан. Обитатели Нижнего квартала могли похвастать старым колодцем и доской объявлений. Адриан сразу понял, что за объявление красуется на ней этой ночью.

И не ошибся.

Еще одно тело, распятое уже привычным нелепым образом. Из него капала кровь, еще достаточно горячая, чтобы испускать пар. Эта площадь была пуста, и Адриан постоял в одиночестве, изучая отвратительную картину. Из всех людей, погибших сегодня ночью, он знал только этого, однако не мог отыскать в себе ни крупицы сочувствия.

Ройс действительно трудился всю ночь, и Адриан был рад, что они разделились. Он зашагал дальше, в сторону Кривой улицы, оставив позади площадь, колодец, доску объявлений и изуродованное тело Рэйнора Гру.

Глава 20

Годы работы на Рэйнора Гру сбили внутренние часы Гвен до такой степени, что она редко спала по ночам. Это было ее рабочее время, и привычка осталась. Словно сова, она не могла уснуть до восхода, а потому была одета, когда пришли солдаты.

Нижний квартал никогда не отличался особой активностью, и их появление ни с чем нельзя было спутать. Прошлой ночью шум кончился тем, что лорд верховный констебль выволок Гвен на улицу и поколотил. Ожидая солдат в салоне, она заметила, что на этот раз они шумят громче. Гневные выкрики и цокот копыт неслись по улице, словно буря. Гвен также слышала колеса фургона — они стучали намного тяжелее и глуше, чем экипаж.

Глядя на парадную дверь, Гвен стойко ждала. Она сказала себе, что все будет хорошо. И остальным сказала то же самое. Ей никто не поверил.

Солдаты не озаботились стуком — она и не думала, что они станут стучать, но все равно удивилась. Она считала, что Медфордский дом заслуживал некоторого уважения. Они с девочками хорошо потрудились. На месте прежних развалин возвышалось здание даже более красивое, чем первоначальный «Заблудший путник». Дом не был закончен — Гвен не думала, что когда-нибудь закончит его. Она всегда находила, что улучшить. Планировала установить красивый забор, добавить в спальни лепнину под потолком. И до сих пор не отказалась от мечты покрасить Дом в голубой цвет. Тем не менее это было лучшее здание во всем Нижнем квартале — здание, которое не выглядело бы неуместным на Купеческой площади. Но это не имело значения. Солдаты знали: это всего лишь бордель.

Они распахнули дверь, а не выломали ее, и Гвен была им за это благодарна. Внутрь вошел десяток человек с факелами, в кольчугах и тусклых металлических шлемах. Гвен едва узнала Итана под всей этой сталью.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

Это был абсурдный вопрос, но вся ситуация в целом выглядела нелепо. Десяток человек в кольчугах врываются внутрь — а она мило приветствует их, опираясь на костыль, со сломанной рукой и перевязанным лицом.

— Вы арестованы за убийство лорда Эксетера, верховного констебля Меленгара.

Гвен не была знакома с человеком, который говорил. Он был старый и крепкий, с сединой в окладистой бороде. Гвен посмотрела на Итана, единственного, кого знала. Итан был бессменным шерифом Нижнего квартала все время, что она жила здесь, и хотя Гвен не могла сказать, что он ей нравится, она испытывала к нему уважение. По крайней мере, он пытался быть честным. Итан встретил ее взгляд, и Гвен заметила его сомнения. Он был расстроен, как и остальные, но не обязательно из-за нее. В его глазах даже виднелись проблески страха. Хотя этой ночью все были напуганы.

— Гвен? — пискнула Мэй, бросилась к ней и крепко обняла.

Джоллин и Эбби тоже держались рядом. Из других комнат выглядывали девушки, спрашивая, что случилось.

Мэй оторвали от Гвен. Остальных тоже забрали. Гвен схватили последней. Ее выволокли на улицу, и она уронила костыль. «Нужно было взять одеяло, — подумала она, задохнувшись от ночного воздуха. — Нужно было взять несколько одеял». Задние двери фургона были распахнуты, и девочек заталкивали внутрь. Гвен поморщилась. Из-за того, что ей сдавили больную руку и волокли по земле, поскольку без костыля она не могла ходить, все ее тело пронзала боль. Она не знала, как залезет в фургон. Ей не удастся подтянуться. Наверное, ее снова изобьют. Некоторые солдаты выглядели достаточно злыми, чтобы не интересоваться причиной, почему она не может влезть. Джоллин попыталась помочь ей, но девушку оттолкнули. Их всех все время толкали. Мужчины были напуганы и разгневаны, а других объектов для вымещения эмоций у них не оказалось. Впереди вскрикнула Этта. Мэй плакала, забираясь в фургон.

Доковыляв до фургона, Гвен обнаружила, что рама находится на высоте ее пояса. Слишком высоко, чтобы опереться коленом. Мгновение спустя она почувствовала, как ее поднимают чьи-то руки. Мягко.

— Неделя у тебя выдалась — не позавидуешь, Гвен.

Это был Итан. Больше он ничего не сказал, но она видела в его глазах сочувствие, возможно, даже печаль. Он не думал встретить ее снова. Убили высокопоставленного аристократа — и кому-то придется заплатить. Кого-то придется наказать, придется казнить.

Гвен села между Мэй и Джоллин, прижавшись спиной к твердой стенке фургона.

— Мы умрем? — дрожащим голосом спросила Эбби.

Никто не ответил. Дверцы фургона закрыли и заперли. Гвен опустила веки и взмолилась о том, чтобы увиденное ею на ладони Адриана сбылось.

— Рийрия, — прошептала она, словно магическое заклинание.

Скрываясь в тенях Кривой улицы, Ройс смотрел, как едет мимо фургон. На кратчайшее безумное мгновение ему захотелось попытаться освободить Гвен.

Он идиот.

Он допустил промах, ошибся в расчетах, и теперь ей придется расплачиваться. Ройс не привык иметь дело с последствиями. Раньше ему было нечего терять. Следовало сначала увезти Гвен прочь, а может, не нужно было оставлять эти записки. Ройс плохо разбирался в подобных вещах. Ими славился Меррик.

Его старый партнер по «Черному алмазу» был профессиональным планировщиком и манипулятором. Ройс сражался с миром, шел против ветра, который всегда дул ему в лицо. Меррик парил на этом ветру и управлял потоками. «Нужное слово, произнесенное в нужный момент, может творить чудеса, — любил говорить он. — Требуется только определить силу, ее источник и направление». Он пытался научить Ройса, используя аналогии с водой: «Вылей воду из чашки в воронку — и тебе не придется гадать, где она окажется и по какому пути пойдет».

Меррик был гением и, возможно, таковым и остался. Ройс не видел его долгие годы, с тех самых пор, как бывший лучший друг подстроил ему арест и заключение. На этот раз водой оказался Ройс. Когда он выбрался из Манзанта, Меррик уже покинул «Алмаз». Ройс не стал его искать, но задумался, убил бы он старого друга или нет, если бы обнаружил Меррика на прежнем месте. Ройсу хотелось надеяться, что этого удалось бы избежать, однако у него могло не оказаться выхода.

Меррик никогда не допустил бы ошибок, которые этой ночью совершил Ройс. И теперь предстояло задать себе вопрос: что сделал бы Меррик, чтобы исправить ситуацию? Как заставить воду течь туда, куда ему нужно?

Вдруг Ройс увидел Адриана, который шагал по улице с площади. По крайней мере, он был еще жив.

— Можешь не ходить в Медфордский дом, — сказал ему Ройс.

Партнер подпрыгнул при звуке его голоса.

— Ройс… — Он замолчал, чтобы набрать в грудь воздуха. — Прекрати это делать. Когда-нибудь ты меня прикончишь.

— Замолчи и иди за мной.

Они прошли по переулку, обогнули сзади «Гадкую голову», воспользовались досками, перекинутыми через сточную канаву в качестве мостков. Ройс вскрыл замок, и они проникли в таверну через заднюю дверь. Внутри было темно и пусто. Вскоре сюда могут нагрянуть мародеры, однако объявление, оставленное Ройсом на Нижней площади, сдержит самых отчаянных хотя бы до рассвета. Сегодня ночью почти все предпочли сидеть за закрытыми ставнями.

Ройс подошел к окнам и проверил улицу — темно и пусто. Не желая привлекать внимания, он не стал зажигать свет. Ройса это вполне устраивало, однако Адриан был почти слеп даже среди бела дня. Он врезался в каждый предмет мебели между ним и стойкой.

— Думаешь, Гру станет возражать, если я выпью? — спросил Адриан.

Он пытался нашарить за стойкой кружки, словно слепец.

— Что-то не так? — спросил Ройс.

— Почему? Потому что я хочу выпить?

— Потому что ты крадешь выпивку.

— Хозяин мертв. Вряд ли он слишком расстроится.

— Все равно это на тебя не похоже.

— А ты теперь так хорошо меня знаешь?

— Близко к этому.

Адриан нашел большую оловянную кружку и наполнял ее, пока пена не полилась через край. Сдул большую часть пены и долил пива до самых краев. Одним глотком осушил кружку, снова наполнил и на ощупь пробрался обратно в темноте.

— Что ж, ты прав. Вечерок выдался отвратительный.

— Что случилось с Розой?

Они уселись за стол рядом с окном, чтобы Ройс мог посматривать наружу. Кривая улица была темной. Только лунный свет позволял отличить предметы от пустоты: призрачное мерцание выделяло углы и отбрасывало длинные массивные тени. Холодные лучи проникали в окно, подсвечивая половину лица Адриана.

Он снова выглядел сдавшимся. Будь Адриан ребенком, Ройс сказал бы, что он дуется. Как ни странно, Адриан часто впадал в это состояние после схватки. Поскольку кровь на его одежде принадлежала не ему, Ройс полагал, что Адриан одолел «другого парня». Ему следовало радоваться, однако он не всегда смотрел на вещи так же, как Ройс.

— Она мертва.

Адриан сделал еще один долгий глоток, вытер рот и положил локти на стол.

— Патруль шерифа?

— Нет, их остановили, но они сбежали. — Адриан откинулся назад и показал на свою рубашку. — Я задержался и добавил к своему списку еще четверых. Проблема в том, что это ничего не изменило. Ее все равно убили. Я нашел ее тело в переулке.

— Еще один патруль?

— Нет. Я думаю, это сделал парень, который провожал ее домой. Почти уверен, что он не собирался никуда ее вести, просто хотел оказаться подальше от замка.

— Что ж, если тебе станет от этого легче, ты справился лучше меня. Лишился всего одной девушки. Я же почти наверняка убил намного больше.

Адриан перестал пить.

— То есть?

— Они арестовали всех из Медфордского дома.

— Благодаря твоим запискам?

— Надо полагать.

— Быть может, не стоило так делать.

— Думаешь?

Ройс хмуро посмотрел на Адриана, но без особой уверенности. Он выпрямился, сложив руки на груди и глядя в направлении стойки, словно надеялся привлечь внимание обслуги.

— Не нужно на меня злиться. Это ты поработал ножом на славу. Аристократы огорчаются, когда на их улицах развешивают им подобных. — Адриан глотнул пива и спросил: — Что ты собираешься делать? Ты ведь не позволишь ее казнить?

— Нет.

— Тогда что?

— Не знаю! — огрызнулся Ройс.

Он не смотрел на Адриана, блуждая взглядом по таверне, но ни на чем не задерживаясь. Это был настоящий свинарник, и Ройс задумался, сколько времени Гвен пришлось провести здесь. Должно быть, работать на Гру было все равно что сидеть в тюрьме. Ройс и Гвен разделяли этот опыт. А теперь ее снова заперли за то, чего она не совершала, — за то, что совершил он. Скольких еще людей ему придется убить, чтобы все исправить?

Адриан поднялся.

— Я за добавкой. Хочешь?

— Нет.

— Похоже, тебе не повредит.

— Нет.

Адриан пробрался к стойке, а Ройс пытался придумать что-нибудь — хоть что-нибудь. Он мог попытаться вызволить Гвен силой. Вряд ли верховный констебль сможет отдавать кому-то приказания. Охрана даст слабину. Но он знал Гвен — она ни за что не уйдет, пока ее девочки не окажутся в безопасности, а он не мог надеяться вытащить их всех. И даже если вытащит, куда их вести? Он станет беглым преступником с кучей женщин на руках. Будь у него месяц на подготовку, тогда, возможно, он бы справился, однако Ройс подозревал, что суд станет самым быстрым в местной истории. Он полагал, что у него есть в лучшем случае день-другой, а в худшем — несколько часов.

Должен был существовать другой способ, и Ройс понимал, в чем проблема. Он по-прежнему думал как Ройс Мельборн. А требовалось думать как Меррик. Требовалось направить события по нужному пути. И для этого требовалось понять, где сосредоточена сила и как ее подчинить.

Ройс вздохнул. Ему на ум приходило только убийство, но он не мог убить всех. Как бы с этим справился Меррик? Определенно, при помощи манипулирования, но кем и каким образом? Он даже не знал, кто отдал приказ арестовать девушек. Существовали квартальные шерифы и, возможно, главный шериф, а также городской констебль и, наконец, лорд верховный констебль всего Меленгара, чей пост в настоящий момент был свободен благодаря Ройсу. На кого ему нажать? Кто обладает властью освободить Гвен?

— Что мне нужно, так это рычаг. Кто-то, кого я смогу шантажировать или подкупить.

— Жаль, что так вышло с Эксетером, — заметил Адриан. — Можно было бы использовать его, вот только теперь все знают, что он пытался убить короля, и, конечно, следует помнить, что он скончался.

— О чем ты говоришь?

— Пожар. Здоровенный костер на месте замка. Я думал, ты развел его, чтобы выкурить Эксетера.

— Нет. Альберт справился с работой, и Эксетер вышел сам.

— Ну да, теперь я это понял. На самом деле догадался по сплетням возле замка. Все обсуждали то, как Эксетер подстроил пожар. Он пытался захватить власть.

— Правда? Это странно. Эксетер сказал мне, что какой-то епископ — кажется, он назвал его Сальдуром — плел заговоры, чтобы получить трон.

— Это было до или после того, как ты отрезал ему пальцы?

— Не помню.

— Лишившись пары пальцев, он вполне мог обвинить в убийстве короля собственную мать.

Ройс покачал головой.

— Нет, я заметил, что в такие моменты люди обычно говорят правду. Думаю, Эксетер был невиновен.

— Хочешь сказать, ты убил не того человека?

Ройс фыркнул.

— Хочу сказать, что не он поджег замок и пытался убить короля. Эксетер говорил, что Роза могла опознать заговорщиков. Что он не собирался ее убивать — только найти. У нее было какое-то доказательство, в котором он нуждался.

— Хм-м. — Адриан снова приложился к кружке. Ветер набрасывался на таверну, завывал в многочисленных щелях.

— Что?

— Когда патрульные наткнулись на Розу, они не пытались ее убить. Шериф хотел отвести ее к Эксетеру.

— Ты узнал его имя? Стражника, который, по твоему мнению, убил Розу?

— Ричард Хилфред, сержант королевской гвардии.

Ройс поднялся.

— Великолепно! В таком случае, нужно просто его убить.

— Тебе повезло. Он уже мертв.

— Ты уверен? Совершенно уверен?

— Это он устроил пожар. Его убил новый канцлер. Но какое это имеет значение?

Меррик увидел бы связь. Увидел бы, как встают на место кусочки головоломки, — и в кои-то веки Ройс тоже их видел. Он принялся расхаживать взад-вперед. Ройс напал на след и не мог сидеть на месте. Меррик тоже часто расхаживал, когда составлял планы, и это еще больше убедило Ройса, что он на верном пути.

— Хилфред был разменной монетой, своим человеком в замке. За ниточки тянет этот епископ, Сальдур. И при некотором убеждении он сможет потянуть за них для нас. Один мой друг говорил, что вина и страх — могучее сочетание. Часто требуется лишь намекнуть, что кто-то еще знает о твоем поступке, а твое собственное воображение сделает все остальное. Если бы я замышлял убить короля, а он бы не умер, меня бы немного тревожило, что его величество может все узнать. Как ты считаешь?

— Да, но что ты собираешься предпринять? Войти в собор, приставить нож к горлу епископа и…

— Нет, — с изумлением услышал собственный ответ Ройс, хотя думал именно об этом. Меррик никогда так не работал. «Слишком грубо», — сказал бы он. Убеждение — это искусство. Избыток силы приводит к нежелательным последствиям. Страх хорош — паника непредсказуема. — Нам нужен Альберт.

— Альберт?

— Да.

Ройс протянул руку и опрокинул кружку Адриана, пролив пиво на стол и на пол.

Адриан отодвинулся и удивленно посмотрел на Ройса.

— Зачем ты это сделал?

— Ты ведь не промок?

Лицо Ройса было задумчивым.

— Нет.

Мгновение Ройс наблюдал, как пиво капает с края стола.

— Я знал, куда оно потечет. А кроме того, ты нужен мне трезвый, потому что если это не сработает, придется убить кучу народу.

Глава 21

Незадолго до рассвета пошел дождь. Мягкий шелест по крышам казарм должен был нести утешение, долгожданное облегчение — дар Марибора, наконец загасивший ночное пламя, — однако канцлер Перси Брага видел в дожде лишь очередную проблему, которая требовала решения. Казармы стали новым залом заседаний, — то, что осталось от души и сердца королевства, разместилось в двух узких комнатах. Рано или поздно Брага конфискует городской дом какого-нибудь аристократа или даже вселится в Маресский собор, хотя Сальдур может заартачиться. Однако сейчас ему требовалось оставаться на сцене.

Сцена представляла собой дымящиеся руины замка. Пожар пылал дольше, чем кто-либо мог предположить. «Вся эта солома». Эти три слова Брага слышал всю ночь, однако поддерживал огонь весь этот старый дуб. Пожарным бригадам удалось лишь не дать огню перекинуться на надворные постройки. В замок нельзя было войти, словно внутри обосновался дракон, черный зверь с огненными глазами, испускавший низкий, гортанный рев.

Столько всего требовалось сделать — и теперь они будут делать это в грязи, благодаря дождю, который начался слишком поздно. От необъятности стоявших перед ним проблем захватывало дух. Брага вдохнул и выдохнул, снова вдохнул. Не хватало только напоминать себе о необходимости дышать. Мир менялся. Солнце засияет снова, возможно, ярче прежнего. Просто требовалось справиться со всем этим.

Брага сидел за прискорбно маленьким столом, размер которого соответствовал количеству собравшихся. Из двенадцати членов совета выжили только лорд Валин, маршал Эктон, камергер Джулиан и епископ Сальдур. Погребенный под кучей армейских одеял, пытаясь не обращать внимания на утренний холод, который усугубил дождь, Брага ссутулился во главе стола, чувствуя себя более усталым и замерзшим, чем когда-либо в жизни. Никто не предложил развести огонь.

Канцлер ожидал список погибших. В воцарившемся хаосе трудно было сказать, кто умер, а кто спасся, но ему требовался этот список. Ожидание было мучительным, однако он должен узнать, прежде чем продолжить заседание. По крайней мере одного имени в списке не будет. Принцесса Ариста выжила, ее вытащил тот мальчишка, сын Ричард Хилфреда.

Все присутствующие были измазаны в пепле. Замок Эссендон превратился в один огромный уголь, а люди напоминали углекопов, только что выбравшихся из-под земли.

— Я бы хотел отправить дозорных на дорогу в Западную марку, — заявил Валин. В его голосе звучала сталь, о которой Брага прежде не догадывался. Старик всегда казался ему дряхлым рыцарем, греющим место для следующего маркиза Аспера, но сейчас Валин ожил, его глаза сверкали, голос рокотал. — Мы сидим здесь, как глухие слепцы. Я знал Эксетера, еще когда он был молокососом, и этот парень не дурак. Возможно, армия под его командованием уже движется сюда. И несмотря на то, что он мертв, его силы по-прежнему могут представлять угрозу. Нам следует знать их местонахождение, численность и состав.

— По правде сказать, я полагаю, сейчас перед нами стоит более важная проблема, — возразил епископ Сальдур. Пожилой церковник выглядел ужасно. Мокрые от дождя редкие волосы облепили череп, со лба стекали черные капли. Он напоминал утопленника. — Прежде чем мы начнем действовать в каком-либо направлении, нужно решить, кто наденет шлем этого королевства. Поскольку королевская семья мертва, это…

— Принцесса выжила, — перебил Валин, на вкус Браги — слишком поспешно и громко. На всех прежних заседаниях старик был мышью, но теперь обрел голос.

— Разумеется, разумеется, однако ей двенадцать лет, — ответил епископ любезным, сердечным тоном, похлопывая Валина по руке, которую маркиз отдернул. Никому не нравится прикосновение трупа, пусть и дружелюбного. — Она не в состоянии править. Быть может, однажды, но не сейчас. Нам следует назначить регента, чтобы он правил, пока принцесса не достигнет совершеннолетия.

— Лорд Валин — благородный человек, — подал голос Эктон. — И потомок подписавших хартию. Очевидно, вам следует…

— Закон предписывает канцлеру взять на себя полномочия наместника до коронации следующего короля, — провозгласил камергер Джулиан. — Тут не о чем спорить. Лорд Брага — брат короля.

— Только через брак, — ответил Эктон.

— Лорд канцлер?

Уайлин появился в дверном проеме, за которым все утро сновали люди. Теперь Уайлин исполнял обязанности капитана — Лоренса официально объявили погибшим, его нашли в бывшей гостиной, придавленным балкой. Уайлин был насквозь мокрым и еще более грязным, чем все собравшиеся, вместе взятые. Его руки по локоть покрывал толстый слой сажи.

— В чем дело? — спросил Брага.

— Готов предварительный список погибших, милорд. И, милорд… — Уайлин сделал паузу, по очереди посмотрев на каждого, — все может быть не так ужасно, как мы опасались. Мы не нашли под обломками короля.

— Ты уверен? — спросил Сальдур. — Разумеется, вы его нашли, просто он обгорел до неузнаваемости.

— Нет, ваша милость, я так не думаю. Мы нашли… — Уайлин запнулся. — Королевская спальня и часовня почти не пострадали от огня. Королева Анна так и лежала в своей постели. Скорее всего, она задохнулась во сне, однако короля там не было. И мы также не нашли принца. Писец на конюшне составляет официальный список. Он принесет его лично вам, но я решил, что вы захотите как можно быстрее узнать о короле.

— Да, да, спасибо, лей… э-э, капитан, — сказал Брага.

— Какие обнадеживающие новости! — произнес Сальдур, сияя улыбкой.

— Но где же тогда король? — нахмурился лорд Валин. — Неужели люди Эксетера похитили его?

— Похоже, разговоры о выборе нового правителя можно отложить. — Канцлер поднялся, сбросив большую часть одеял, но удержав одно на плечах. — Прошу меня извинить, я должен привести хаос в порядок.

Он выбрался из казарм во двор, где то и дело проезжали телеги, заполненные телами погибших. Брага остановился на крыльце, и тут его внимание привлекли звуки рога.

— Король! Король!

В ворота въехали всадники: король Амрат бок о бок с графом Пикерингом, за ними — принц и сыновья Пикеринга, насквозь промокшие, глядящие на обугленные руины широко распахнутыми глазами. Собравшиеся в казармах высыпали наружу, широко улыбаясь.

— Вы живы! — крикнул Брага. — И мальчики…

— Перехватили их утром на дороге, — объяснил Лео бесстрастным голосом, не отрывая взгляда от развалин замка. — Сбежали на охоту.

Амрат молча спешился, с его бороды стекала вода.

— Что случилось, Перси? Где Анна и Ариста?

В это мгновение Брага предпочел бы поменяться местами с мальчишкой Хилфредом, чем отвечать на вопрос короля.

Альберт провел ночь в доме лорда Дарефа, в северо-западной части Дворянского квартала, — превосходном трехэтажном здании из кирпича и камня, на каждом этаже которого были камины, а под каждым окном висели изящные цветочные ящики. У Дарефа также имелось скромное имение в Аспере, однако он навещал его не чаще двух раз в год, чтобы проверить, как идут дела. Как он объяснил Альберту, «жизнь в глубинке не позволяет оставаться современным и сохранять значимость», что, по мнению Альберта, означало скуку. В городе Дареф жил один, но держал шесть слуг. Отсутствие жены порождало всяческие слухи, которые подпитывал молодой человек со светлыми волосами, проживавший у Дарефа. Дареф звал его Недди и представлял своим племянником, однако Альберт присутствовал на свадьбе племянницы Дарефа и знал, что у нее не было братьев. Альберту казалось странным, что его друг так скрывается, в то время как у большинства аристократов имелись настоящие тайны, но, возможно, все дело было именно в этом: лорд Дареф чувствовал себя исключенным из сплетен.

Дареф и Альберт покинули праздник, как только начался пожар. Ни один не пожелал глазеть на трагедию. В то время как другие всю ночь стояли на холоде или трудились в пожарных бригадах, они мирно спали. Это был первый приличный дом, в котором Альберту довелось ночевать за последние два года. Он испытывал благодарность за комфорт и вкусный завтрак, которым они втроем теперь наслаждались.

В дверь постучал посланник, принесший новости: пожар не был случайностью. Его устроили с целью убить королевскую семью. Король и дети спаслись, но королева погибла. Удивительнее всего, что изменника, верховного констебля Саймона Эксетера, тоже убили. Его изуродованное тело нашли на Дворянской площади. Личность убийцы оставалась загадкой.

Между Дарефом и Недди завязался оживленный разговор о возможных участниках заговора и его последствиях для двора. Альберт не слышал ничего: его слишком потрясло слово «изуродованное».

Когда Ройс и Адриан предложили ему шанс избавиться от унизительной нищеты, он жадно ухватился за него. И теперь гадал, мудро ли поступил. Он ожидал забавных конфузов, вроде тех, что задумал для барона Макмэнниса. Но это… он стал соучастником убийства человека, благородного лорда.

Альберт не мог справиться со второй порцией яичницы с сосисками.

Вспомнят ли его стражники? Рассказал ли Винс канцлеру или королю о виконте, который доставил Эксетеру странное сообщение? Вспомнит ли он имя Уинслоу? Могут ли они решить, что он участвовал в заговоре? Убийство члена королевской семьи всегда вызывало истерию, и топор палача рубил направо и налево, верша расправу как над виновными, так и над случайно подвернувшимися под руку несчастными.

Всем известно, что Альберт приехал с Дарефом. Возможно, стражники уже на пути сюда. Ему нужно скрыться. Альберт ощупал кошелек. Леди Лиллиан дала леди Констанции двадцать пять тенентов, чтобы организовать кражу серег. В его распоряжении одежда, золото и набитый желудок. Он может выйти за городские ворота и исчезнуть. Денег хватит надолго, возможно, до самого Калиса, где никто никогда не слышал про лорда Саймона Эксетера.

— Мне пора, — перебил Альберт Недди, который рассуждал, отменят ли в этом году Зимний праздник.

Дареф посмотрел на дождь за окном и фыркнул.

— Ты всегда был трусоват.

Сердце Альберта пропустило удар; затем он улыбнулся. Это была шутка.

— Полагаю, многие покинут город после случившегося, будто пожар и убийство заразны. Как и ты, они засядут в своих загородных поместьях на несколько недель, выжидая, чем все это кончится.

— А ты? — спросил Альберт.

— Я ни за что на свете это не пропущу. При дворе станет интересно, и я буду в центре событий.

Отсутствие у Альберта состояния свело сборы к простому одеванию. Он попрощался с Дарефом и вышел под дождь. Проходя мимо площади, увидел следы трудов Ройса. Кровь была повсюду. Вода в фонтане стала тускло-красной, обрывки веревок свисали со статуи, откуда сняли тело Эксетера. Зрелище было столь ужасным, что Альберт прижал руку к губам, чтобы сохранить завтрак.

«Как Ройс и Адриан это проделали?.. И я по-прежнему у них в долгу. Если сбежать, станет ли Ройс за мной охотиться?»

Всего за один день Ройс установил личность Эксетера. Обнаружил, выманил и убил третьего по могуществу человека в Меленгаре — человека, в чьем распоряжении имелась армия шерифов, — и все это во время королевского праздника. Если Ройс решит убить Альберта, сколь велики будут шансы выжить у безземельного виконта на пути в Калис?

Его желудок перевернулся. Он понятия не имел, что они за люди. Да и как он мог знать, если только-только познакомился с ними? Адриан казался вполне дружелюбным, но в нем крылась какая-то загадка. Его походка была слишком небрежной для простолюдина, словно он не боялся смерти. Отец всегда предупреждал Альберта насчет небрежных людей. Все Уинслоу любили азартные игры, и, скорее всего, поэтому у Альберта был природный дар читать людей. Конечно, его дед проиграл семейный надел, а отец таким же способом лишился всего остального, но это не означало, что отец ошибся, ведь неспроста эти игры называли азартными. Тем не менее из двух новых компаньонов Альберта Ройс пугал сильнее. Он даже не пытался скрыть свои намерения. Этот человек был способен на все.

«Смерть за соучастие или смерть в темноте?»

Альберт всегда был трусом, но семейная любовь к азартным играм таилась в его крови. Если он пойдет к Ройсу первым и объяснит, что не создан для таких вещей, возможно, Ройс его отпустит. Альберт решил, что лучше рискнуть сейчас, чем провести в страхе остаток жизни. Если он отдаст им двадцать золотых тенентов, это многократно окупит их расходы на него. Быть может, Ройс и Адриан не обрадуются, что он разрывает договор, однако этих денег должно хватить на спасение его жизни. У него останется пять тенентов, и с ними он сможет скрыться. Вопрос заключался в том, сказать ли им про пять золотых, что он оставит себе, или просто сообщить, что за работу заплатили двадцать? Пять тенентов казались честной долей, однако Ройс и Адриан могут решить иначе. Но ему требовалось не меньше пяти, чтобы продержаться. Он больше никогда не сможет появиться в цивилизованном обществе, ведь он взял деньги леди Лиллиан и не выполнил обещание, а опозоренная Констанция будет жаждать мести. Она не Ройс Мельборн, однако с разъяренной благородной дамой шутки плохи. Возвращение для него заказано, придется исчезнуть и начать новую жизнь. Калис по-прежнему оставался неплохим вариантом, но можно отправиться и в Делгос… где нет аристократов. Его устраивали оба места, любое место, где тепло, ведь приближается зима. Любое место, где продают дешевый ром.

Альберт медленно добрел до Нижнего квартала. Он не спешил, несмотря на дождь, промочивший его новую одежду. Сегодня у всех был плохой день, и он не торопился получить свою долю неприятностей. Альберт направился к таверне, однако замешкался у общественного колодца на площади. Ее украшал Рэйнор Гру, и порезы делали его отталкивающее лицо еще более жутким, словно кто-то сжалился над воронами и нарезал для них мясо. Проходя через Ремесленный квартал, Альберт видел еще одного мертвеца. Шерифы были слишком заняты делами государственной важности, чтобы позаботиться снять тела двух простолюдинов. Сколько они тут провисят, прежде чем их уберут? Оба трупа представляли собой мерзкое зрелище, и Альберт невольно задумался, в каком состоянии нашли тело Эксетера. Первый покойник его не слишком встревожил, однако Гру он знал лично. Разговаривал с ним накануне. Рука Альберта машинально ощупала горло и лицо. Он вспомнил, как небрежно, как нахально вел себя с Ройсом, когда тот допрашивал его насчет взятой в долг крупной суммы на одежду. Быть может, не следовало проявлять такую бесцеремонность. Теперь ноги Альберта передвигались еще медленнее.

Увы, землетрясение не раскололо улицу пополам, чтобы поглотить его, и вскоре он оказался перед таверной и пивной «Гадкая голова». Дверь была закрыта, и на мгновение Альберт растерялся. Не следовало просто входить внутрь, однако Рэйнор Гру точно не явится и не откроет заведение. Альберт топтался на пороге, пытаясь решить, что делать дальше, и в голове его вертелась мысль: «Что ж, я пытался с ними связаться. Моей вины здесь нет».

Дверь открылась.

— Уинслоу, — позвал из темноты резкий голос Ройса. — Заходи.

Желудок Альберта сжался. «Одна городская площадь еще пустует. Быть может, Ройс сохранил ее для меня».

Он вошел на негнущихся ногах, Ройс захлопнул дверь и запер ее на засов. Глазам Альберта потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полумраку. Кроме них троих, в таверне никого не было. Адриан сидел за стойкой на высоком табурете, его большой меч лежал перед ним. В длину он был больше, чем три составленных табурета.

Ройс смерил Альберта сердитым взглядом.

— Где ты был? Мы ждем тебя уже несколько часов, и я как раз собирался отправляться на поиски.

На поиски? Что это значило? Ройс не убивал сгоряча. Альберт провел с ними лишь несколько дней, но уже это понял. Глядя на вора, он сделал вдох и постарался успокоиться. Дареф был прав: он трус.

— Я… э-э…

— Не важно. Ты знаешь медфордского епископа?

— Мориса Сальдура? — озадаченно спросил Альберт. — О нет, вы же не собираетесь прикончить и его тоже?

Ройс не потрудился ответить и просто вручил Альберту небольшой кошелек.

— Доставь это ему немедленно, сию минуту.

— Но я даже не знаю, где он.

Ройс схватил Альберта за отвороты дублета и подтянул к себе, словно собирался поцеловать.

— Доставь это в руки епископа немедленно, или…

— Нет проблем!

На противоположной от замка Эссендон стороне Дворянского квартала возвышался в своей строгой, чинной пышности Маресский собор. Кое-кто говорил, что эти два здания доминировали над Медфордом, словно пара ссорящихся чудовищ, однако епископ Сальдур предпочитал думать о них как о родителях, что взирали свысока на город, полный детей. Замок, подобно супругу, заботился о сохранности тела, в то время как матерь церковь воспитывала дух. Собор был на несколько столетий старше замка и королевства Меленгар. Пережиток постимперской эпохи, он выглядел на свои годы. Черные потеки пятнали камень высокой колокольни — темные слезы, пролитые за тысячелетия скорби. Остальной мир двигался дальше. Он забыл дни имперской славы, когда дороги были безопасными, вода — чистой, а города наподобие Медфорда не нуждались в стенах. Но церковь помнила. Церковь ждала.

На протяжении почти тысячи лет церковь Нифрона искала пропавшего наследника последнего императора, который чудесным образом спасся от гибели. В смутные времена вера жила лишь этой надеждой. Цепляясь за мечту и память о величии, церковь хотела вновь вернуть человечество на путь просвещенного прогресса и одолеть эгоистичный раскол, что возводил на троны вооруженных головорезов.

Дорога сквозь темные времена была долгой, но ожидание подходило к концу.

Епископ сбавил шаг, чтобы полюбоваться сквозь струи проливного дождя на величественный фасад Маресского собора с его вознесшимися в небеса шпилями-близнецами. Этот шедевр выглядел не к месту в таком маленьком городе. Потом Сальдур посмотрел через плечо на дымящиеся руины замка и ощутил, как давит на плечи мокрое облачение. Он потерпел неудачу, но утешал себя тем, что сгорел замок, а не он сам. Убийца Эксетера избавил епископа от петли на шее.

— Ужасный день, — пробормотал Олин, придерживая дверь. Он постоянно говорил подобные нелепые вещи.

Войдя в собор, Сальдур сразу успокоился. Полумрак среди высоких мраморных колонн, мерцание свечей и резкий запах салифана были другим миром, местом, куда не могли войти внешние тревоги.

Епископ стоял, и вода с него стекала на пол, пока Олин закрывал дверь.

— Что я могу сделать? — спросил Олин.

— Беги в мои покои, разведи огонь и прикажи приготовить ванну. И принеси мне полотенце. Я промерз до костей.

— Разумеется.

Олин зашаркал прочь. Толстяк никогда не отрывал ноги от пола.

Хотя прежде мокрая одежда не беспокоила епископа, теперь, под крышей, она превратилась в настоящую пытку. Он не хотел шевелиться, не хотел ощущать, как липнет к коже влажная ткань. Епископ заставил себя сделать шаг в направлении своих покоев и поморщился. Требовалось пройти совсем немного; потом он сможет избавиться от грязных тряпок. Он согреется в ванной, вытрется насухо, заберется в постель и уснет. Ночь была длинной.

Сальдур успел сделать еще один шаг, но тут в дверь заколотили.

Епископ огляделся и вздохнул. В передней части церкви никого не было. Он толкнул дверь и обнаружил за ней светловолосого джентльмена, тоже насквозь мокрого. При виде епископа джентльмен просиял.

— Ваша милость! — Он выглядел радостным. Епископ уже отвык от подобной реакции. — Я так счастлив, что нашел вас.

— Службы не будет до…

— Я здесь не за этим. — Аристократ заметил лужу, натекшую с епископа на сухой пол. — Я лишь посыльный.

Он протянул епископу кошелек.

— Как мило с вашей стороны. — Сальдур принял дар, который, к его разочарованию, почти ничего не весил. — Уверен, наш повелитель Новрон благословит вас за щедрость.

— О, это не от меня, ваша милость. На самом деле я не знаю, чье это. Какой-то человек остановил меня на улице и попросил занести это вам. Он сказал, это важно, а я всегда стремлюсь помочь церкви. И, должен отметить, делаю все, что в моих силах.

— Как и мы все, — откликнулся епископ.

— Признаюсь, мне весьма любопытно, что находится в кошельке. Тот человек сказал, чтобы я ни при каких обстоятельствах не заглядывал внутрь, что, само собой, лишь подогрело мое любопытство.

— И вы заглянули?

Аристократ покачал головой.

— В обычных обстоятельствах я бы заглянул, но…

— Но что?

— По правде сказать, ваша милость, я испугался. Тот человек был, скажем так, весьма грозным. У меня определенно сложилось впечатление, что он может за мной наблюдать. — Аристократ огляделся.

— Понятно. Что ж, очевидно, я должен вас поблагодарить.

— Это я вас благодарю, ваша милость.

Светловолосый джентльмен снова улыбнулся и, крутанувшись на каблуках, ушел в ливень. Сальдур всмотрелся в струи дождя, но не заметил никого, кто мог бы следить. Он закрыл дверь.

Подгоняемый неуютной мыслью о том, что в собор может постучаться кто-то еще, епископ зашагал по коридору, игнорируя липкую влажность одежды и скрипя зубами. По пути он раскрыл кошелек и вытряхнул содержимое на ладонь.

И остановился.

В его руке лежал отрезанный палец.

Сальдур вздрогнул и уронил его. Металлический звон, с которым палец ударился о пол, привлек внимание епископа. На пальце было кольцо, безвкусная вещица с огромным рубином, по бокам которого располагались два поменьше. Золото и бордовый цвет символизировали высокий меленгарский пост — это кольцо принадлежало лорду верховному констеблю.

Случившееся с Саймоном Эксетером по-прежнему оставалось загадкой, однако Сальдуру вовсе не хотелось сдирать эту болячку. Без сомнения, Новрон убил Эксетера, чтобы защитить епископа от катастрофы, ведь тот трудился ради его блага. Верховный констебль не успел собрать достаточно улик для обвинения. Но, будучи подозрительным человеком, он складывал кусочки мозаики быстрее, чем ожидал Сальдур. Епископ озадаченно посмотрел на палец с кольцом.

«Зачем кому-то посылать мне отрезанный палец лорда Эксетера?»

Изучив содержимое кошелька более внимательно, он нашел внутри обрывок пергамента. Послание, написанное мелким, убористым почерком, было лаконичным, но предельно четким:

Позаботься о том, чтобы дамы из Медфордского дома были на свободе и под защитой, и я о тебе забуду.

Роза

Сальдур трижды перечитал послание. Под конец его руки тряслись.

«Эта сучка узнала мой голос! И до сих пор жива!»

Епископ развернулся, по собственным следам поспешил назад и снова распахнул дверь на Дворянскую площадь. Светловолосый аристократ исчез, и площадь пустовала. Вдалеке, сквозь завесу дождя, виднелась каменная статуя Толина Эссендона. Тело Эксетера сняли, а кровь смыли, но кусок веревки по-прежнему свисал с шеи короля, словно удавка. Возможно, солдаты не смогли до него дотянуться.

Почему Ричард не убил ее? Быть может, Хилфред оказался умней, чем думал Сальдур. Только дурак поверит человеку, который собирается предать короля. Скорее всего, он сохранил девчонке жизнь, чтобы подстраховаться на случай, если что-то пойдет не так. Может, даже собирался впоследствии шантажировать епископа. Следовало заставить Ричарда перерезать ей глотку прямо в темнице, но Сальдур решил, пусть лучше ее тело обнаружат подальше от замка или вообще не найдут. Если бы она умерла в замке, Эксетер получил бы очередной кусочек своей головоломки, а епископ — новое обвинение, от которого пришлось бы защищаться.

Впервые Сальдур всерьез задумался над тем, кто убил констебля и почему. Вроде бы на нем нашли записку — что-то насчет вреда, который Эксетер причинил каким-то женщинам.

Быть может, все просто? Быть может, девушки наняли головорезов, чтобы защититься? Вроде бы он слышал про другие убийства в городе, похожие на случай Эксетера. И каждая жертва причинила тот или иной вред женщинам из этого Медфордского дома. Какая ирония: ничтожные проблемы проституток из худшего городского квартала приставили кинжал к его горлу. Сальдур всегда удивлялся тому, что лишь немногие люди способны разглядеть все возможности. Эта Роза загнала его в ловушку. Она могла попросить так много вещей — деньги, власть, что угодно. Если свобода и спокойствие горстки шлюх помогут замять дело, Сальдур с радостью подчинится.

Позабыв про камин, ванну и постель, Сальдур вновь зашагал к выжженному замку. Требовалось убедить его величество отпустить девушек, прежде чем Роза начнет показывать пальцем.

Когда Альберт вернулся в «Гадкую голову», Ройс ждал его у приоткрытой двери. Втянув аристократа внутрь, вор быстро захлопнул дверь. Альберт попытался протереть глаза мокрым рукавом.

— Ну? — спросил Ройс.

— Все прошло хорошо, — доложил Альберт. — Я доставил кошелек епископу Сальдуру и видел, как тот направился обратно в замок. Могу я узнать, что было внутри?

— Рычаг, — хмыкнул Ройс.

— Значит, теперь я соучастник… не только убийства, но и шантажа?

— Гвен и девушек арестовали, — объяснил Адриан.

— Мне жаль это слышать, но какое отношение к этому имеет епископ Сальдур?

— Ройс придумал, как их освободить.

Протерев наконец глаза, Альберт разглядел Адриана за одним из столов, на котором лежала опрокинутая кружка. На полу была лужа эля. Огромный меч со свисающей перевязью выполнял функцию моста между столом и стулом. Ройс был на ногах и держался, на вкус Альберта, слишком близко к виконту. И Ройс, и Адриан выглядели так, словно не спали всю ночь.

— Я тут подумал, — начал Альберт. — Я не создан для такой гнусной жизни. И кроме того, меня весьма тревожит тот факт, что королевская стража может искать некоего виконта, который доставил послание лорду Эксетеру незадолго до пожара. Так что, наверное, пришла пора мне покинуть Медфорд.

— Ты никуда не пойдешь, — отрезал Ройс, и Альберт ему поверил. — Ты мне нужен для сбора информации.

— Я ценю твое доверие, но… вот. — Альберт достал кошелек с монетами. — Здесь двадцать золотых тенентов за работу, о которой я договорился на празднике. Можете распоряжаться ими как угодно. Нанявший нас человек ни за что не отыщет меня там, куда я направляюсь. Не думаю, что когда-либо осмелюсь показаться в Меленгаре, а может, и во всем Аврине. Я собираюсь на юг, в Делгос или Калис.

— Ты никуда не пойдешь, — повторил Ройс, не обращая внимания на кошелек.

— А если меня арестуют?

— Альберт, — вздохнул Адриан, — ты преувеличиваешь. Никто тебя не ищет. И кроме того, теперь ты один из нас. Мы не позволим повесить тебя.

«Повесить меня?» При этой мысли Альберт вздрогнул.

— Ты же не думаешь, что они действительно… — Но, разумеется, он думал. Иначе не стал бы говорить. — И как вы этому помешаете? Вы вечно смотрите на все свысока! Не хочу показаться невежливым, но поймите, вас всего двое — а у них армия. Мне жаль, что все это… — Альберт вскинул мокрые руки, разбрызгивая воду из манжет. Он был сбит с толку и не мог найти подходящих слов, чтобы описать абсурдность ситуации. — Я ухожу.

Ройс встал между ним и дверью, его лицо оказалось совсем близко от лица Альберта. Вор заговорил едва слышным голосом, почти шепотом:

— Люди короля могут тебя искать. Если это так, они могут тебя допросить. Если им приспичит найти козла отпущения, они могут решить повесить преступление на тебя. Но если ты выйдешь за эту дверь, и в результате Гвен казнят… — Он облизнул губы, его пылающие глаза не моргали. — Возможно, по пути из города тебе следует осмотреть городские фонтаны.

Альберт не шелохнулся. Он почти не дышал, а Ройс продолжал изучать его, словно кошка, которая надеется, что мышь попробует сбежать.

— Нам действительно пригодится твоя помощь, Альберт, — сказал Адриан таким добрым, человечным голосом, что Альберт окончательно запутался. Это были очень странные люди. — Обещаю, мы тебя прикроем. Если с тобой что-нибудь случится, мы будем рядом.

Когда виконт наконец ответил, его голос был тихим, прерывистым и немного более высоким, чем обычно, словно он выталкивал из себя каждое слово.

— Что я должен сделать?

— Вот и молодец.

Адриан хлопнул его по плечу и увел подальше от Ройса и от двери.

— Что ему нужно сделать, Ройс?

— Выясни, где держат Гвен и девочек. Узнай все, что сможешь. Если услышишь что-нибудь — что угодно — насчет их казни или освобождения, возвращайся сюда со всей скоростью, которую позволят твои новые туфли. Понял?

Альберт кивнул.

— Ладно.

— Если я прав, нам ничего не придется делать.

— А если ты ошибся? — спросил Альберт, сомневаясь, что хочет услышать ответ.

— Тогда нам с Адрианом придется ее вытащить. Надеюсь, до этого не дойдет.

— Я тоже, — откликнулся Адриан.

Они собирались освободить ее — спасти шлюху, которую схватил король Меленгара после убийства королевы. Вдвоем. Обычные воры невозмутимо бросали вызов могуществу разъяренного монарха. Альберта наняли безумцы. Кем они себя возомнили?

За исключением пятен сажи, пепла и струек дыма, комната была такой же, какой Амрат ее покинул. Ничего не сгорело — ни ковер, ни лебединое зеркало, ни постель, на которой под одеялами лежала Анна и словно спала. Если бы вражеская армия проломила стены, он мог бы осознать ее смерть, вскочить на лошадь, схватить топор и помчаться вместе с вихрем. Но это… Невидимое чудовище проникло в их спальню и задушило его милую Анну. Зверь, запах которого он мог ощущать до сих пор, чей яд вдыхал, сжимая ее в объятиях.

— Ваше величество? — На этот раз в дверь тихо постучал Валин.

— Прочь! Оставьте нас в покое! — попытался рявкнуть Амрат, но его голос, иссушенный дымом, был хриплым и жутким.

— Но сир, это неправильно…

— Прочь!

— Просто позвольте мне войти. Я…

— Клянусь, я забью насмерть любого, кто войдет в эту комнату.

Король прижал к себе жену. Если крепко зажмуриться, можно представить, будто ничего не произошло. Будто он не покинул ее в ту единственную в жизни ночь, когда она действительно в нем нуждалась.

Он почти ослеп. Непрерывно плакал с тех пор, как увидел ее, как ворвался сюда, потрясенный, и ринулся к постели, чтобы попытаться разбудить Анну. Он выгнал всех прочь, швыряя стулья, табуреты и столы. Подвернись ему кто-нибудь, он бы разорвал его на куски. Он превратился в настоящего медведя, дикого медведя, раненого, опасного медведя.

Амрат задыхался. Грудь болела, изломанное, разорванное сердце захлебывалось отчаянием. В тишине спальни его преследовали глупые слова.

«Почему я сказал, что это зависит от того, готова ли ты спуститься на праздник?»

— Конечно, я люблю тебя, Анна. Я всегда тебя любил — и всегда буду любить. Мне нужно было это сказать. Я глупо шутил и вел себя как дурак.

Слезы сочились сквозь его сомкнутые веки и стекали по щеке на ее чудесные волосы.

— Ваше величество. — Теперь Лео.

Потом дверь открылась, и в комнату ввалились Алрик и Ариста. Их щеки были мокрыми, глаза покраснели.

— Ты убьешь собственных детей? — крикнул Лео.

Не успел Амрат подняться, как они кинулись к постели.

— Отец?

Ариста опередила Алрика, который не сводил глаз с матери.

— Вам не следует… — Король снова закашлялся. — Вам не следует здесь находиться. Вы должны…

Он согнулся пополам, и его вырвало.

— Вытаскивайте его! — приказал Лео. — Вытаскивайте его из проклятого дыма, иначе мы действительно лишимся короля!

Глава 22

Король Амрат смотрел в разбитое окно бывшего зала для заседаний. Теперь эта выжженная дотла пещера воняла дымом и смертью. Длинные черные разводы тянулись по стенам — даже камень не мог удержаться от слез. Дождь не прекращался, он оплакивал утрату, а король смотрел из руин своего дома на раскинувшийся внизу город. У короля слез не осталось.

Поселившаяся в груди боль не уходила, жуткое ощущение, словно кто-то просунул руку сквозь его ребра и сжал сердце. Больше он не чувствовал ничего. Он до сих пор с трудом дышал. Скорее всего, Лео спас ему жизнь, прислав детей, но король не был уверен, что здесь уместна благодарность, равно как не был уверен, что не может дышать из-за дыма.

Однако он оставался королем. И его ждали королевские обязанности. Лео и Брага управляли королевством, как могли, но без него им не обойтись.

Собрание началось со списка погибших. Удивительно, но в огне погибло немногим больше дюжины человек, в основном слуги, трудившиеся на верхних этажах, в том числе Друндилина, любимая фрейлина королевы, и Нора, няня королевских детей. Их утрата была трагедией, но Амрат едва заметил ее. Он по-прежнему не мог понять, почему огонь почти не тронул спальню Анны, а спальня Аристы выгорела полностью.

— Ваше величество? — тихо позвал Лео.

— Что? Прости, я…

Лео печально улыбнулся.

— Не имеет значения. Продолжайте, канцлер.

Брага кивнул.

— Пожар устроил Ричард Хилфред, но приказ ему отдал Эксетер.

— Как я и пытался вас предупредить, ваше величество, — вставил Сальдур.

Его голос вызвал у короля раздражение. Сальдур винил его в смерти Анны, поскольку он не последовал совету епископа. Это было слишком близко к истине, чтобы не возненавидеть церковника за его слова.

— Насколько мне удалось установить, — продолжил Брага, — лорд Эксетер давно планировал захватить трон. Подозреваю, он убил канцлера Уэйнрайта, надеясь получить его пост. Очевидно, когда вы назначили меня, он решил перейти к действиям.

— И где Эксетер сейчас?

— Мертв. Убит на Дворянской площади.

— Кто его убил?

— Мы думаем, его предал кто-то из заговорщиков.

— Да, — согласился Сальдур. — Все указывает на это.

— Разве убийца не оставил записку? Что-то насчет женщин, которые за этим стоят? — спросил Лео.

— Ах да, глупая писулька, намекавшая на причастность проституток из борделя, — отмахнулся Сальдур. — Очевидно, жалкая попытка отвлечь нас.

— Я вынужден согласиться с епископом, ваше величество, — добавил Брага. — Я продолжаю расследование, однако женщины, упомянутые в записке, вряд ли имеют какое-либо отношение к случившемуся. Медфордский дом — в буквальном смысле горстка женщин, которые пытаются выжить в подворотне. Эксетер недавно избил хозяйку заведения в ходе какого-то расследования. По-видимому, это и послужило причиной фарса, но этим вопрос исчерпывается. Настоящий преступник просто пытался сбить нас со следа.

— Однако женщин из Медфордского дома действительно арестовали, — возразил Лео.

Брага вскинул руки и покачал головой, демонстрируя огорчение.

— Шерифы — люди лорда Эксетера, и некоторые умеют читать. Вряд ли можно их винить. Когда нашли тело, никто еще не знал об измене. Они действовали поспешно, не располагая фактами или информацией о вине констебля. Хорошо еще, что они никого не убили. Я уже отдал приказ об освобождении женщин.

— Полагаю, этого мало, — печально проговорил Сальдур. — С бедными девушками плохо обращались, и хотя мы знаем, что они ни в чем не виноваты, поползли слухи. Люди думают, будто они стоят за отвратительным убийством высокопоставленного аристократа, родственника короля.

— И убийцы моей жены, — напомнил Амрат.

— Разумеется, приношу свои извинения. Просто люди могут рассердиться из-за того, что кто-то из их круга способен совершить подобное и остаться безнаказанным.

— Может, посвятить их в рыцари? — спросил король. Он почти не шутил.

Сальдур неуверенно улыбнулся.

— Мне кажется, достаточно будет объявить о королевской протекции.

— Полагаю, мы могли бы издать эдикт и приказать шерифам проследить за его выполнением, — подхватил Брага. — Насколько мне известно, лица, которым доверено поддерживать порядок в данном квартале, часто закрывают глаза на преступления против женщин этой профессии.

— Делайте что хотите, — бросил Амрат канцлеру. — Мне все равно. Что там с Ричардом Хилфредом?

— Он погиб в ночь пожара, ваше величество, от моего собственного клинка, — ответил Брага.

— Отличная работа, канцлер! — воскликнул Лео, и все собравшиеся зааплодировали.

Брага скромно и уважительно склонил голову, но был явно горд собой. Амрат не ошибся, назначив свояка на эту должность. Хотя бы один член совета сделал что-то полезное в тот вечер.

— Ричард Хилфред, — пробормотал король. — Однажды он спас мне жизнь. Трудно в это поверить.

— Я хорошо его знал, — заметил Сальдур. — Он часто приходил ко мне со своими проблемами — и, должен заметить, их у него было предостаточно.

— Не смейте его оправдывать!

Амрат вцепился в свою бороду и дернул так, что почувствовал боль.

— Ни в коем случае, сир. Я бы никогда… Но, поскольку я был его епископом, он поведал мне много своих личных забот и часто упоминал, как сильно скорбит о Розе Рубен — чью гибель, по его мнению, вы могли предотвратить. Однако я не подозревал, что он зайдет так далеко.

— Значит, Эксетер и Хилфред мертвы, — подытожил Амрат. — Но это не объясняет смерть королевы. Почему никто не разбудил ее? Не подумал ее вывести? И почему вы все стоите передо мной без единого ожога или царапины?

С каждым словом голос короля становился громче, пока не превратился в медвежий рев. Ладонь Амрата легла на рукоять меча.

Воцарилось молчание.

— Ваше величество, — мягко начал Брага, — мы пытались.

— Неужели так трудно подняться по лестнице?

— Прежде чем устроить пожар, Ричард Хилфред запер двери в королевские апартаменты цепью. Он думал, что вы и ваша семья внутри. И планировал убить вас всех. Я пытался… прошу, поверьте, ваше величество. Убив Ричарда Хилфреда, я испробовал все, чтобы открыть двери, но ничего не вышло. Пламя набрало силу, и два стражника вытащили меня из огненного ада. Мы просто ничего не могли сделать.

«Он запер двери цепью?»

Если разговор и продолжился, Амрат не услышал ни слова. Он будто падал в бездонный колодец. Он мог думать лишь о жене и дочери, оказавшихся в ловушке в горящем замке, и обо всех добрых словах, что сказал человеку, который обрек их на смерть. Имя дочери заставило его очнуться.

— Что?

— Я спросил, как же спаслась Ариста? — повторил Лео.

— Это сделал мальчик Ричарда Хилфреда, — ответил Брага. — Он вытащил принцессу.

— Сын Хилфреда спас мою дочь?

— Но как? — удивился Лео. — Если двери были заперты, как мальчишке удалось то, с чем не справился никто из вас?

— У него был ключ, — сказал Брага.

Повисло молчание: все обдумывали эти слова.

— Похоже, сын был в сговоре с отцом, — заметил Сальдур.

— Он тоже погиб в огне? — поинтересовался Амрат.

— Он спасся, но получил серьезные ожоги и находится под присмотром лекаря, — ответил Брага. — Наверное, пройдет не один день, прежде чем мы сможем узнать правду. Он без сознания и под стражей.

— Но если он был в сговоре с отцом, зачем ему спасать Аристу? — нахмурился Амрат.

— Мы не знаем.

— Я считаю, его нужно казнить, — заявил Сальдур. — Я много раз видел подобное: отцовский яд проникает в сыновнюю кровь. Скорее всего, мальчишкой управляло чувство вины, и лишь страх перед судом Новрона заставил его спасти принцессу. Какая трагедия. — Сальдур покачал головой. — Если бы вы только прислушались ко мне, сир, королева могла бы выжить.

Снова напоминание о том, что все это — его вина. Амрат извлек из ножен огромный меч Толина Эссендона. Гигантский клинок с легкостью выскользнул на свободу. Больше всего на свете королю хотелось отрубить епископу голову.

Амрат шагнул вперед, поднимая меч. Глаза Сальдура расширились от ужаса, он попятился. Но тут мерцающий клинок Лео оттолкнул меч короля вверх и в сторону.

— Амрат… он не хотел.

Король пылал от ярости, его грудь тяжело вздымалась и опускалась, дыхание со свистом проходило сквозь стиснутые зубы. Он не отрывал взгляда от Сальдура, который споткнулся о почерневшие балки и упал на спину. Дождь капал на его испуганное морщинистое лицо. Это падение спасло епископу жизнь.

— Ну давай, Саули, скажи еще раз, что это моя вина! — Не медвежье ворчание, а рев. — Я разрублю тебя пополам и подвешу на площади твой труп, чтобы оборванцам было на что таращиться!

— Простите, ваше величество. Я только…

— Замолчите, епископ, — шикнул Лео, по-прежнему удерживая массивный меч Толина своим изящным клинком. — Если хотите жить, замолчите и уходите.

Сальдур поднялся на ноги с удивительным для своих лет проворством и покинул разрушенный зал.

Лео убрал меч. Огромный клинок Эссендонов опускался, пока не коснулся острием пола. Затем, во внезапной вспышке ярости, Амрат снова вскинул его и с воплем разрубил одну из мощных дубовых балок, не слишком пострадавших от огня. Меч с гудением рассек балку пополам. Обезумевший король наносил удар за ударом, превращая дерево в мелкие щепки. Лео и Брага отступили. Несколько минут спустя припадок прошел. Амрат стоял, тяжело дыша, мокрый от пота и дождя. Король уронил меч, опустился на колени и закрыл лицо ладонями.

— Я должен был быть здесь.

— Ты бы только погиб вместе с ней, — отозвался Лео мягким, словно шелест дождя, голосом.

— Я должен был. Лучше смерть, чем это.

— Страна осталась бы без короля.

— В бездну страну! На трон сел бы мой сын.

— Твои дети слишком молоды.

— Тогда правил бы Перси, пока они не подрастут, но я… мне бы не пришлось это испытывать. — Амрат посмотрел на Брагу. — Не понимаю, как ты справился? Как заставил себя дышать после смерти Клэр?

— Просто заставил.

Амрат кивнул.

— Теперь у нас с тобой много общего.

— Я к вашим услугам, сир. Я обо всем позабочусь.

Дождь не утихал.

Насквозь промокший Ройс вновь молча проскользнул в «Гадкую голову» и встал у окна. Он то и дело ходил туда-сюда, Адриан понятия не имел, где он пропадал. Может, в замке в надежде отыскать Гвен, может, проведывал Альберта, а может, просто в отчаянии блуждал по городу.

Дождь заливал Кривую улицу. Адриан не знал, почему ее называют улицей. Даже в хорошую погоду этот грязный переулок скорее напоминал тропу между лачуг. Сейчас Кривая улица постепенно превращалась в озеро.

Адриан не покидал «Голову». За стойкой имелись четыре полных бочки, и при других обстоятельствах он пил бы всю ночь и отсыпался бы все утро. Однако с тех пор как Ройс опрокинул его кружку, Адриан не притронулся к спиртному. Он ничего не говорил, но знал, что план Ройса не сработает. Конечно, стоило попытаться, но каковы шансы, что Марибор улыбнется таким, как они? Прежде боги всегда требовали крови.

Утро перевалило за середину, а Ройс вновь расхаживал по таверне, орошая дождевой водой и без того грязный пол, когда Адриан заметил Альберта. Виконт бежал со всех ног, и, очевидно, причиной было не только желание поскорее укрыться от дождя.

«Вот и все. Битвы всегда начинаются рано».

Нахмурившись, Адриан убрал огромный меч за спину и сказал:

— Он идет.

Ройс замер и развернулся, его лицо напряглось.

Альберт распахнул дверь, тяжело дыша и ухмыляясь.

— Сработало!

— Подробнее! — рявкнул Ройс.

— Герольды отправлены, эдикты вывешены. Замок объявил, что с женщин из Медфордского дома сняты все обвинения и теперь они официально под защитой короны. Декларацию подписал сам канцлер, Перси Брага. Не знаю, как и что ты сделал, но это сработало!

— Где они?

Альберт пожал плечами.

— Полагаю, сейчас их выпускают. Ты велел мчаться назад, как только я что-нибудь узнаю.

Впервые после того, как Альберт покинул таверну с пальцем лорда Эксетера, Ройс сел. Он провел руками по лицу, и Адриан заметил, что они дрожат.

Адриан вытащил из-за стойки бутылку рома, бутылку вина и два стакана. Налил кружку эля для себя и присоединился к сидевшим за столом Ройсу и Альберту.

— Конечно, не «Монтеморси», — сказал он, извлекая пробку из бутылки с вином. Показал Альберту на ром.

— Ты уверен? — спросил виконт, глядя на Ройса.

— За Гвен. — Адриан поднял кружку.

— С этим не поспоришь, — откликнулся Ройс, кивнул Альберту и налил себе вина.

— За Гвен, — хором сказали они и чокнулись.

Ройс сделал глоток и поставил стакан на стол. С улыбкой сказал:

— Надо же.

— Неужели Гру держал хорошее вино?

— Что? — Ройс недоуменно поднял глаза. — А… нет. Я удивлен, что план сработал. Я никогда… то есть это было слишком просто, понимаете? Может, стоит чаще прибегать к такой тактике.

— Я всегда за сокращение кровопотерь.

Ройс кивнул, сделал еще один глоток и поморщился.

— Проклятье… вот гадость.

— Соответствует названию заведения.

Ройс поднялся, словно желая оказаться как можно дальше от вина, и подошел к окну, чтобы выглянуть на улицу.

— Видишь их? — спросил Адриан.

— Пока нет.

— Я бы не тревожился, — заметил Альберт. — Улицы буквально затоплены, по ним трудно идти в юбках.

Адриан тоже встал.

— Кто-нибудь проголодался?

— После того хлева я вряд ли когда-нибудь откажусь от предложения поесть, — ответил виконт, наливая себе второй стакан рома.

— Давайте поглядим, что Гру припас в кладовке.

Адриан изучил полки. Возможно, Гру и не продавал еду, но недостатка в продуктах явно не испытывал. Адриан нашел черствый хлеб, несколько мешков муки и котел с непонятным содержимым. На разделочной доске лежал кусок копченого окорока и половинка сырного круга в вощеной бумаге. Адриан захватил их и вернулся к столу.

Ройс так и стоял у окна, не отрывая глаз от улицы.

— Альберт, если ты все еще хочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Гвен в безопасности, а больше мне ничего не нужно.

— Ну, теперь я даже не знаю. Этим утром я в поисках новостей заглянул в каждую таверну и пивную в Дворянском и Купеческом кварталах, и, похоже, никто не запомнил меня на празднике… или никому нет до этого дела. Если подумать, это почти печально. Я могу считать себя невидимкой. Полагаю, причина в моем лице или в характере. Это многое объясняет. Никто никогда меня не замечал. В мире силы и влияния это проблема, однако может ли посредник двух воров желать лучшего таланта? Кроме того, признаюсь, я впечатлен. Нет, забудьте мои слова, я ошеломлен. Я думал, что связался с двумя безумцами, но у вас получилось. Вы прикончили высокопоставленного аристократа, спасли девушек из темницы — и никто даже не догадывается, что вы это сделали.

— Что мы это сделали, — поправил Ройс.

— Верно. — Альберт улыбнулся. — Полагаю, я бы остался и посмотрел, как пойдут дела. Более того, я уже договорился о работе. Нехорошо разочаровывать нашего клиента.

Он вручил кошелек с золотом Ройсу, и тот начал пересчитывать монеты.

— Кто заказчик? — поинтересовался Адриан.

Альберт собрал влажные волосы в конский хвост и ответил:

— Милая дама, которую шантажируют ее служанка и злобный барон. Хотят, чтобы она предала мужа.

— Звучит неплохо.

— Двадцать пять золотых? — Ройс поднял голову.

— Половина сейчас, половина потом.

Адриан встревожился, но Ройс его опередил.

— Чего она хочет от нас за пятьдесят тенентов?

— Хочет, чтобы вы украли серьгу.

— Серьгу? — скептически переспросил Ройс. — Ее что, охраняют демоны?

Альберт покачал головой.

— Полагаю, ее вообще не охраняют. Скорее всего, она лежит в шкатулке для драгоценностей у барона Макмэнниса.

— Пятьдесят золотых за сережку? — недоверчиво усмехнулся Ройс. — Эти серьги правда столько стоят?

— Конечно, нет. Старый Харберт никогда не славился щедростью, даже по отношению к супруге, — объяснил Альберт. — Это деньги за спасение репутации.

Адриан выпятил нижнюю губу и кивнул.

— Вся эта благородная затея может сработать. — Он повернулся к Ройсу и добавил: — За тобой должок.

Ройс нахмурился.

— Знаю, знаю. Разберемся с этим позже.

— Он тебе должен? — спросил Альберт.

— Когда ты отправился в замок на праздник, Ройс сказал, что ты сбежишь. Скроешься в своей новой одежде. — Адриан завязал кошелек. — Что снова доказывает: люди по сути своей — хорошие.

— Нет, не доказывает, — возразил Ройс с уверенностью мошенника. — Альберт вернулся, потому что не хотел повторить судьбу Эксетера. Я прав?

Альберт ссутулился и кивнул.

Адриан поднял палец.

— Ты также сказал, что он не сообщит нам, если получит деньги, но он сразу их отдал. Тебе даже не пришлось спрашивать.

Ройс сложил руки на груди.

— Альберт… Когда ты в первый раз предложил мне этот кошелек, ты сказал, что в нем двадцать золотых. Почему же их количество магическим образом выросло до двадцати пяти?

Виконт неловко улыбнулся.

— Ты запомнил, да?

— Альберт? — Адриан нахмурился и вздохнул.

— Всего пять золотых! И сейчас я отдал вам все деньги. Разве это ничего не значит? — Виконт явно испугался. — Я… я полагал, что они мне понадобятся, ну, чтобы сбежать.

Ройс улыбнулся.

— Вот видишь? Всегда можно рассчитывать, что человек поступит в своих интересах.

— Как я, например? — осведомился Адриан.

Ройс перестал улыбаться.

— Ты либо извращенец, либо величайший дурак в мире. Я еще не понял.

Альберт смотрел на них.

— Простите, что солгал. Это никогда не повторится. Пожалуйста, не убивайте меня.

Он почти шептал, но Ройс его услышал и с трудом сдержал смех.

— Ты всего лишь собирался стащить свою долю нашего первого заработка — и это подтверждает, что теперь ты официально один из нас.

— А как вы себя называете?

Ройс и Адриан переглянулись, вскинув брови.

— Полагаю, рано или поздно придется что-то придумать, — заметил Адриан.

Альберт радостно повернулся к пище на столе.

— Я только что понял, что умираю от голода. А пикули есть?

— Пикули? — Адриан помедлил, удивленный словом и воспоминаниями, которое оно вызвало.

— Да, такие маленькие штучки, острые на вкус.

— Нет… не знаю. Посмотри сам.

Альберт выглядел озадаченным.

Но не успел кто-либо сказать еще хоть слово, как Ройс пронесся мимо них и распахнул парадную дверь таверны.

Адриан и Альберт последовали за ним под дождь, который наконец пошел на убыль. Адриан увидел на дороге группу девушек. Они все были здесь, за исключением Розы, все держались рядом с Гвен и помогали ей идти. При приближении Ройса девушки рассыпались, словно стайка птичек. Ройс нежно обнял Гвен, поднял и закружил. Затем подхватил ее на руки и понес к Медфордскому дому, а девичий смех заглушил шум дождя.

Глава 23

Проснувшись, Рубен увидел льющиеся в окно лучи ослепительного солнца и решил, что умер. Искрящийся свет расходился отдельными стрелами, которые падали на постель, и в этом было что-то нереальное. Все казалось таким ярким, что Рубену пришлось прищуриться. С потолка свисали растения, сухие и хрупкие. Большинство напоминали цветы, самые обычные, что росли в полях и даже вдоль стен во дворе замка. Половины из них Рубен не знал, но увидел чабрец, жимолость и первоцвет, которые часто замечал возле конюшни, а также крестовник и льнянку, которые пробивались в щелях замковых стен. Он слышал голоса, множество голосов, и далекие звуки, напоминавшие скрип колес и стук копыт. Затем он подумал, что не умер, потому что не верил, что после смерти может быть так больно, а он испытывал настоящую агонию. Горло пылало, словно он проглотил расплавленный свинец, грудь ныла, будто ее придавила гранитная плита.

Рубен попробовал сделать вдох и тут же согнулся в приступе надрывного кашля. Дергаясь, он касался кожей льняной простыни. Та выглядела мягкой, как кроличий мех, но оказалась колючей, словно миллионы игл. У Рубена болела голова, его тошнило, ноздри забивал запах дыма. Он откинулся назад, осознав, что лежит на постели. Рубен никогда прежде не лежал на настоящем матрасе. Они всегда ему нравились, но сейчас он мог с тем же успехом лежать на пыточном столе. Даже дышать было пыткой. Даже моргать.

Он действительно остался жив, вот только не был уверен, что этому следовало радоваться.

К нему приблизилась женщина и пристально его оглядела.

— Ты очнулся. Это хорошо. — Рубен никогда прежде ее не видел. У пожилой, но дружелюбной женщины были седые, почти белые волосы и морщинки вокруг глаз. — Полагаю, ты бы предпочел спать дальше. Но скажу тебе вот что: те, кто спят и спят… в общем, они так и не просыпаются. Однако ты проснулся! Хотя я сомневалась. Да, сильно сомневалась. Когда тебя принесли, розового, как жареный поросенок, я подумала: пожалуй, лучшее, что можно сделать, это снять с него мерки для гроба. Мне сказали: «Он молодой и сильный», — но у меня были сомнения. Я повидала многих молодых и сильных в гробу, и выглядели они получше тебя. Однако у тебя остались волосы, а это уже кое-что.

Женщина взъерошила макушку Рубена, но когда тот вздрогнул, убрала руку.

— Полагаю, все твое тело очень чувствительно. Так бывает с ожогами, однако лучше чувствовать, чем ничего не ощущать. Вся твоя боль к лучшему. Она говорит тебе, что плоть жива. Если бы ты ничего не чувствовал, мог бы уже никогда ничего не почувствовать. Знаю, сейчас ты думаешь иначе, но позже будешь радоваться своим страданиям.

— Воды? — прохрипел Рубен сиплым, надтреснутым, тонким голосом.

Женщина вскинула брови.

— Воды, значит? Думаешь, ты к этому готов? Может, лучше слабого вина?

— Воды, пожалуйста.

Она пожала плечами, подошла к тазу и налила маленькую чашку. Рубену казалось, что он может выпить целое озеро, но после двух глотков его стошнило на пол.

— Что я тебе говорила?

Его трясло. Возможно, он дрожал и прежде, но только сейчас это заметил. Ему никогда не было так плохо. Он хотел заорать, но боялся, что станет еще больнее. Уж лучше смерть. Боль сводила с ума, его охватила паника, словно он тонул, погружаясь все глубже в страдания. Необходимость провести так хотя бы час казалась кошмаром, но весь ужас заключался в том, что Рубен знал: пытка продолжится. Он вспомнил, как обжегся котлом и как долго заживал ожог.

Что с ним произошло? Его аккуратно укрыли простыней. Очевидно, на нем не было одежды. Может, она сгорела. А что стало с телом? Он боялся смотреть, боялся того, что мог увидеть. Его кисти и предплечья покраснели и лишились волос, но в остальном выглядели нормально — несколько волдырей, как после сильного солнечного ожога. Рубен стиснул зубы. Казалось несправедливым, что даже слезы причиняли боль.

Потом мысль, не связанная с ним самим, пробилась в его оцепеневшее сознание.

— Принцесса… — сказал, точнее, хрипло прошептал он. — С ней все в порядке?

Сиделка насмешливо посмотрела на него, затем широко улыбнулась.

— Я слышала, у принцессы все хорошо.

Рубен расслабился. Может, это было его воображение, но боль как будто утихла.

Он лежал в маленькой комнатке. Судя по простому дереву и камню, это был не замок и не надворные пристройки. Рубен не знал, где находится. Возможно, в маленьком доме или в магазине. Из окна доносился уличный шум. Очевидно, он в городе.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не знаю. Меня там не было, но ходят слухи, что вчера ты вбежал в горящий замок.

— Я вытащил принцессу и вернулся за королевой. Но не смог до нее добраться.

— И все?

Он едва заметно кивнул и с удивлением отметил, что боль не усилилась.

— Большинство людей говорит, что ты искал смерти, хотел умереть, потому что…

Женщина вернулась к тазу и сняла с вешалки полотенце.

— Почему?

Она посмотрела на него через плечо.

— Я думаю, это неправда. Не могу в это поверить, особенно после того, как ты спросил про принцессу. Знаешь, что я думаю? — Сиделка смочила полотенце в тазу, выжала и повернулась к Рубену. — Кстати, меня зовут Дороти. Я повитуха. Тебя принесли ко мне, а не к настоящему доктору, потому что я хорошо разбираюсь в ожогах. Доктора только и умеют, что ставить пиявок, а ты в этом не нуждаешься. — Она помолчала, задумчиво поджав губы, над чем-то размышляя. — Да… Я думаю, ты очень смелый, Рубен Хилфред. — Она сложила влажное полотенце. — Я думаю, все ошибаются. В твоих словах намного больше смысла, по крайней мере, для меня. Я думаю… это очень благородно с твоей стороны, лежать здесь в таком состоянии и спрашивать о принцессе.

— Я не благородный.

— Может, не по званию, но сердце у тебя точно благородное, а если спросишь меня, только это имеет значение.

— Если спросите кого-то еще, получите совсем иной ответ. Ради титула люди готовы на убийство.

— Возможно, но многие ли готовы умереть ради него? Многие бросились бы в огонь? Не думаю, что жадность требует смелости. — Она положила полотенце на лоб Рубену. Сначала он почувствовал боль, затем успокаивающую прохладу. — Ты поправишься. Знаю, ты сомневаешься, но я такое уже видела. Знаю, это больно, но тебе повезло.

— Что обо мне говорят?

Дороти замешкалась.

— Скажите… хуже точно не станет.

— Я в этом не уверена, Рубен. Все говорят, что вы с отцом устроили этот пожар.

Рубен не заметил, как снова заснул. Его разбудил громкий стук. Боль мгновенно вспыхнула с новой силой. Непробиваемая, нерушимая стена агонии вырвала его из дремоты и заставила возненавидеть того, кто колотил в дверь.

— Прости, — сказала Дороти, проскальзывая мимо его постели. — Я никого не жду. Может, нашлась еще одна несчастная душа, которой не место у врача.

Она скрылась за кирпичной трубой, проходившей сквозь середину крыши. Грубая кирпичная колонна выводила дым открытого с двух сторон очага, заставленного горшками и закопченной утварью. Кастрюли, ведра, кружки и миски свисали с низких опорных балок, а над разделявшей комнаты аркой — где другой человек мог бы поместить герб или меч — Дороти держала потрепанную метлу. Жилище состояло из трех помещений: кухни, небольшого закутка за деревянной дверью, где, как предположил Рубен, спала повитуха, и комнатки, в которой лежал он сам. Он заметил на полках глиняные горшки с названиями цветов и более подозрительными надписями, вроде «крысиных лапок» и «кроличьих ушей».

Рубен услышал, как открылась дверь.

— Ваша милость? — В голосе Дороти звучало изумление.

— Он очнулся?

— Он спал. Мальчику сильно досталось. Ему нужно…

— Но он приходил в сознание с тех пор, как его сюда принесли?

— Да, ваша милость.

Сапоги зашаркали по деревянному полу, дверь закрылась. Старик, епископ, присутствовавший на пожаре, вошел в комнату через арку. Его бордовое с черным одеяние выделялось на фоне тусклых стен, словно селезень на сером пруду.

«Почему епископ пришел ко мне? Решил, что меня нужно соборовать? Нет, это сделал бы священник, а не епископ».

— Как ты себя чувствуешь, сынок?

— Нормально, — с опаской ответил Рубен. Боль отвлекала его, мешала думать. Чем меньше он скажет, тем лучше.

Епископ выглядел озадаченным.

— Нормально? Ты едва не сгорел заживо, мой мальчик. Тебе больно?

— Да.

Епископ подождал продолжения, затем нахмурился.

— Нам нужно поговорить… Рубен, верно?

— Да.

— Что ты запомнил с той ночи, когда произошел пожар?

— Я спас принцессу.

— Да? А перед этим? Брага сказал, что обнаружил вас вместе с отцом. Это правда?

— Да. Я пытался его остановить.

Епископ поджал губы, откинул голову назад и пристально посмотрел на Рубена.

— По твоим словам. Но ты мог и помогать своему отцу.

— Нет, я с ним сражался.

— И снова по твоим словам.

Теперь старик уставился в потолок. Рубен проследил за его взглядом. Епископ оказывал на него такое действие: если церковник на что-то смотрел, Рубену казалось, что он тоже должен туда смотреть. Возможно, следующий его вопрос будет о высушенных растениях.

Епископ подтащил к постели скамеечку от прялки и уселся.

— Что-то не так? — спросила Дороти, выглядывая из-за трубы. Рубен решил, что либо они слишком тихо говорили и она ничего не слышала из кухни, либо слышала и услышанное ее не обрадовало. Судя по тону повитухи, второе было ближе к истине. Он понял, что ему нравится Дороти.

— Пожалуйста, оставь нас! — рявкнул епископ.

А вот епископ Рубену совсем не нравился. Ему не нравилось, что старик пытался помешать спасти принцессу, и уж точно не понравилась его грубость с Дороти. Однако Рубен слишком страдал, чтобы наскрести достаточно сил на ненависть или гнев, да и старый епископ выглядел неважно. Под его глазами набрякли мешки, лицо осунулось и побледнело, словно он не спал целую неделю.

Епископ положил руки на колени и наклонился вперед.

— Рубен, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне всю правду. Что именно говорил тебе твой отец? — Он наклонился еще ближе. Его взгляд был пристальным, лицо напряженным. — Он упоминал своих сообщников?

Рубен закрыл глаза и задумался. То, как епископ таращился на него, заставляло мысли путаться. Рубен испытывал легкую тошноту, кожа горела, и одновременно его бил озноб. Физические страдания мешали ему сосредоточиться даже на событиях прошлой ночи.

В конце концов он покачал головой.

— Но я думаю, ему что-то пообещали за этот пожар. У меня сложилось впечатление, что он злился на короля. Из-за смерти моей матери. Он упоминал кого-то, кто убедил его, что он сможет все исправить.

— И как он собирался это сделать?

— Я не знаю.

— Ты уверен? Это очень важно, Рубен. Ты должен быть абсолютно уверен.

— Больше он ничего не сказал.

Епископ с глубоким вздохом откинулся назад.

— Значит, ты вступил в схватку с собственным отцом, чтобы спасти королевскую семью?

— Да.

— Многие этому не поверят. В пожаре погибла королева, и король обезумел от скорби. Он хочет кого-то наказать. Он чуть не убил меня на совете, когда я за тебя заступился.

— Заступились за меня?

— Да. Я сказал ему, что ты герой, спасший его дочь. Сказал, что ты побежал внутрь, когда все остальные отказались.

— И?

— Он напал на меня с мечом. Если бы не вмешательство графа Пикеринга, я бы погиб. При звуках имени «Хилфред» король теряет рассудок. Твой отец убил его жену, и кровные узы делают тебя виновным. Это древний закон. За такие серьезные преступления, как измена, близких родственников преступника казнят.

— Почему?

— Потому что считается: если человек так поступил, значит, его сын или брат тоже так поступят.

— Но в этом нет никакого смысла. Я спас ее. Я вернулся за королевой. Я чуть не умер.

— Я знаю. И верю тебе. Я был там, и теперь хочу тебе помочь. Но для этого мне нужна твоя помощь.

— Какая?

— Напряги память изо всех сил: ты абсолютно уверен, что твой отец не упоминал других заговорщиков, собиравшихся убить королевскую семью? Кто именно обещал помочь ему все исправить?

— Я действительно не знаю.

— Ты абсолютно уверен?

— Да.

— Очень хорошо.

— Ведь вы мне верите, правда?

— Да, но поверит ли король? Более того, захочет ли поверить?

— Что вы имеете в виду?

Старик положил ладонь Рубену на руку, заставив его поморщиться.

— Кто-то должен заплатить за убийство королевы, а ты носишь имя Хилфред.

Рубена мучили кошмары, прерываемые краткими периодами ужасного бодрствования. Он то засыпал, то вновь пробуждался и под конец уже не мог отличить сны от яви. Постоянной была только боль. В своих снах он умирал, медленно сгорал заживо. В одном Эллисон и Три Бича привязали его, как свинью, к вертелу и поджаривали. Со смехом и ухмылками они смотрели, как трескается и трещит его кожа. В другом сне он оказался в ловушке в спальне Аристы, не смог добраться до принцессы, и они вместе сгорели — сначала она, потом он. Он хотел крикнуть принцессе, чтобы та проснулась и бежала прочь, но его голос из-за дыма был таким слабым и придушенным, что она его не слышала.

Когда он просыпался, Дороти непременно была рядом. В крошечном жилище она, скорее всего, слышала его мучения, но Рубен начал подозревать, что повитуха просто не отходила от его постели. Открыв глаза, он всякий раз видел ее лицо с доброй улыбкой.

Проснувшись утром третьего дня, он почувствовал себя лучше. По-прежнему плохо, но где-то между невыносимо и ужасно, что было большим шагом вперед. Он смог попить, и его не вырвало, а Дороти смогла смазать ему кожу заживляющим кремом, и ей не пришлось слушать его крики.

К полудню он ощутил запах супа или похлебки и понял, что голоден. Однако прежде чем ему удалось поесть, Рубен услышал грохот колес экипажа и крики. Голоса на улице были резкими и грубыми.

— Дорогу королю!

Тут Дороти уронила кастрюлю. Рубен надеялся, что суп не пострадал.

— Откройте именем его величества короля Амрата!

На этот раз дверь не заскрипела, а почти взвизгнула.

— Король приехал за Рубеном Хилфредом, — объявил громкий, повелительный голос.

— Он не сделал ничего дурного! — вскрикнула Дороти.

— С дороги, женщина!

Рубен приготовился, как мог. Происходящее казалось ему немного забавным, и это само по себе вызывало улыбку. Сколько людей посмеется над собственной казнью за преступление, которого они не совершали? Лучше бы он погиб в замке. Тогда он уже смирился со смертью, однако получил еще несколько дней, наполненных мучительной болью. Умереть теперь — каким бы абсурдным это ни казалось — будет несложно. Учитывая его страдания, смерть была не врагом, а скорее приветливой знакомой. Рубен лишь жалел, что не сможет попробовать суп, который так чудесно пах.

Он снова может чувствовать запахи! Не успел Рубен удивиться этому открытию, как в комнату вошли солдаты. Что они с ним сделают? Скорее всего, повесят или отрубят голову. Будет забавно, если его сожгут на костре, но Рубен полагал, что сожжений всем уже хватило. Мгновением позже он изменил свое мнение: возможно, король захочет именно такой мести. Сотворить с ним то, что его отец сотворил с королевой.

Солдаты склонили головы и расступились, пропуская короля. Его сопровождали принц и Ариста. Все они были в черном, принцесса надела то же платье, что носила после смерти леди Клэр. Королевская семья выглядела плохо, их лица были изнуренными и бледными, и лишь кожа вокруг глаз покраснела. Однако Ариста выглядела мрачней других и не отрывала глаз от пола.

Рубен никогда не видел его величество так близко. Король был огромен, настоящий великан с густой колючей бородой. Амрат выглядел таким же усталым, как и другие, но в его глазах бушевал шторм.

— Ваше величество, — сказал один из людей, теснившихся по углам, — это Рубен Хилфред, сын Ричарда.

Рубен увидел, как поморщился король при звуке этого имени. Быть может, костра все-таки не будет. Может, король убьет его прямо в постели. По крайней мере, он смог увидеть принцессу. Она в безопасности.

«Спасибо, Марибор, за этот прощальный дар».

— Тебе известна кара за ложь твоему королю?

— Смерть? — предположил Рубен.

— Смерть, — подтвердил король. — Ты покинул свой пост без разрешения в ночь торжества?

— Да.

— Это в лучшем случае небрежение к обязанностям — и дезертирство в худшем. Тебе известна кара за дезертирство?

— Смерть. — Это Рубен знал.

— Смерть. — Король мрачно кивнул. — Кто-нибудь приказал тебе покинуть пост? Велел войти в замок?

— Нет. — Рубен заметил, что взгляд короля немного изменился, но не понял, что это значило.

— Если ты знал, что обрекаешь себя на смерть, покидая пост, зачем ты это сделал?

— Замок горел. Принцесса и королева были внутри, но никто не пытался их спасти.

— К чему ты это говоришь?

— Они просто стояли вокруг. Канцлер отдал приказ…

— В ту ночь царил настоящий хаос. — Рубен услышал голос лорда Браги, который протолкался в комнату из кухни. — Темнота, огонь, люди, пытающиеся выбраться наружу…

— Говори, что собирался, мальчик, — приказал король.

— Канцлер отдал приказ никому не входить внутрь.

— Это правда? — спросил Амрат Брагу.

— Да, но исключительно ради того, чтобы предотвратить новые потери. Двери были заперты. Ничего нельзя было сделать.

— Это правда, что ты сражался с собственным отцом? — спросил король.

Рубен уставился на свою руку.

— Да.

— Когда ты узнал, что твой отец планировал убить мою семью?

— Я не узнавал. Я предположил это, когда обнаружил цепь на двери в ваши покои. Отец велел мне уходить. Сказал, что поставил меня у ворот для моего же блага. Тогда я понял, что он устроил пожар… и повесил цепь на дверь.

— Брага утверждает, что вступил в схватку с твоим отцом и убил его. Это правда?

Рубен кивнул.

— Отвечай своему королю! — потребовал Брага.

Амрат поднял руку.

— Все в порядке. Скажи мне, мальчик, как ты снял цепь с двери? Замок нашли после пожара, и он оказался цел.

— У моего отца был ключ. Он носил его на поясе.

— Значит, ты отпер дверь и направился в комнату принцессы Аристы?

Рубен снова кивнул.

Король повернулся к дочери.

— Этот мальчик вынес тебя наружу?

Ариста не ответила и даже не подняла глаз.

— Я задал вопрос. Отвечай.

— Возможно.

— Ариста, посмотри на него.

— Я не хочу.

Король погладил дочь по голове.

— Почему?

— Я его ненавижу.

— Ненавидишь… но он спас тебе жизнь, разве не так? Вынес тебя из замка. Другие люди подтвердили, что видели, как он выбежал с тобой на руках. Ты хочешь сказать, что это неправда?

— Правда.

— Тогда почему…

— Он не спас маму. Он позволил ей умереть! Он выжил, а она умерла! Он трус, негодяй, мерзавец… — Ариста разрыдалась.

Король махнул рукой, и ее вывели.

Рубен, который думал, что хуже уже не станет, проклял свою наивность. Хуже могло стать, и еще как. Он почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и попытался их сдержать. Он не хотел плакать перед этими людьми.

— Все вон, — приказал король.

— Но отец, — запротестовал Алрик. Только сейчас Рубен заметил, что у него два меча: один в руках, другой на поясе. В первом Рубен узнал собственный клинок, подарок принца, который потерял в огне. — Не слушай ее. Он невиновен. Он спас Аристе жизнь. Он пытался…

— Я сказал, вон! — рявкнул король, и все подчинились.

Амрат подождал, пока закроется дверь. Они остались вдвоем, Рубен и король. Ушла даже Дороти.

Как и епископ, король опустился на скамеечку возле постели. Сначала он молчал. Рубен не осмеливался на него посмотреть и изучал высушенные травы под потолком.

— Замок был в огне, — заговорил король Амрат тихим, мягким голосом. — Покинув свой пост, ты заслужил суровое наказание. Возможно, не казнь, не для мальчика в первый день службы, но как минимум порку. Ты это знал. — Король умолк, поглаживая бороду. — Канцлер и твой отец приказали тебе не входить в замок. — Он снова замолчал, облизнул губы и шумно выдохнул. — Даже если оставить это в стороне, ты помчался прямиком в ад, когда все прочие пытались оттуда выбраться. Рубен, я не вижу в этом смысла. Так объясни, почему ты это сделал?

— Чтобы спасти Аристу.

Слова сорвались с его губ, но родились намного глубже. По щеке Рубена скатилась слеза. На этот раз он не заметил боли — боль от ожогов была слабой по сравнению с новой пыткой. Он посмотрел на рукоять королевского меча и пожелал, чтобы король вытащил клинок и убил его. Его жизнь ничего не стоила. Он родился нежеланным, погубил мать и заставил отца пойти на убийство и предательство. Единственная девушка, которую он любил и будет любить всегда, его ненавидела. Он хотел умереть. Огонь обманул Рубена. Лучше бы он погиб с глупой верой, что наконец-то поступил правильно.

— Ясно. — Король кивнул. Буря в его глазах улеглась, осталась только печаль.

— Я пытался спасти королеву, — тихо сказал Рубен. — Я вернулся, но ничего не видел. И не мог дышать. Я думал, что погибну. Знаю, я вас подвел. Знаю, я бесполезен. Знаю, вы все меня ненавидите. Поэтому, пожалуйста, просто сделайте это.

Теперь Рубен плакал открыто. Ему было все равно.

— Сделать что?

— Убейте меня.

— Так вот как ты думаешь? Думаешь, я пришел тебя казнить?

— А разве нет?

— Зачем мне наказывать единственного человека в моем королевстве, который выполнил свой долг? Единственного человека, который рискнул жизнью ради моей семьи? Сознательно пожертвовал собой ради тех, кого я люблю больше всего на свете? Рубен, я не казню героев.

— Но ваша дочь…

— Она только что лишилась матери. Сейчас она ненавидит всех, включая меня. Не могу ее в этом винить. Я сам чуть не убил епископа за то, что он сказал правду. Может, твой отец и был предателем, но ты — не он. Я перед тобой в большом долгу. Я не собираюсь тебя казнить, Рубен. Я тебя награжу. Я мог бы посвятить тебя в рыцари за отвагу, однако мне не нужен новый рыцарь. Став рыцарем, ты покинешь замок, а я не могу этого допустить. Боюсь, грядут темные времена, и я опасаюсь за безопасность моей семьи. Мне нужны люди, чтобы их защитить. Все золото казны не купит мне лучшего защитника для моей дочери. — Король поднялся. — Поправляйся быстрее, Рубен. Я договорюсь о соответствующей боевой подготовке, поскольку мой сын утверждает, что ты совершенно не владеешь мечом, а мне нужно, чтобы ты сравнялся с Пикерингами.

— Я не понимаю.

— С этого момента ты, Рубен Хилфред, — королевский сержант и личный телохранитель принцессы. Ты будешь следовать за ней повсюду, ни на секунду не выпуская ее из вида. В вопросах ее безопасности ты получаешь королевские полномочия. То есть мое дозволение убить любого, кто станет ей угрожать, вне зависимости от ранга и положения. Ты понял?

Рубен потрясенно кивнул.

— С этого момента ты подчиняешься только моей дочери и мне. Больше никогда никому не позволяй приказывать тебе оставить ее без защиты.

— Но принцесса меня ненавидит.

— Это пройдет. — Король повернулся, собираясь уходить, затем помедлил. — Само собой, думаю, мы подождем, пока ты поправишься и научишься обращаться с мечом, и лишь потом сообщим ей новости. Она девочка с характером. — Он направился к двери, но прежде чем открыть ее, снова помедлил. — Спасибо, Рубен.

— Ваше величество?

— Да?

— Я был не один.

— Ты о чем?

— Во время пожара. Когда я вернулся за королевой, я был не один. Со мной был кто-то еще. Я не видел кто. Я ничего не видел. Только слышал голос. Она сказала мне, куда идти, а когда я добрался до лестницы, велела прыгать. Но ведь там никого не могло быть, правда?

— Там никого не было. Ты один не испугался огня.

— Я думаю, это могла быть моя мать. Думаю, она хотела мне помочь, хотела, чтобы я выжил, — и у нее получилось.

Король долго смотрел на него, потом кивнул.

— Полагаю, все мы недооценили любовь твоей матери к тебе. Включая меня.

Глава 24

Адриан смотрел, как снег ложится на грязь. На свежевскопанной земле он таял быстрее, очерчивая маленькую могилу. Грубый прямоугольник без листьев, насыщенного черного цвета, казался крошечным. Словно могила ребенка. Адриан вспомнил Розу в ту ночь — такое юное, такое испуганное лицо. Она и была почти ребенком. Он представил ее под этой землей, и его желудок перевернулся. Гвен одела девушку в белое платье и усыпала последними оставшимися у торговцев розами. Потом они заколотили гроб и опустили в могилу. За участок платила Гвен; она не сказала сколько. На камень скинулись все девушки. Для отбросов общества существовало место за пределами города, однако после того как канцлер Брага объявил, что дамы из Медфордского дома находятся под личной защитой короля, никто не стал возражать. Они не могли использовать ее имя, и потому надпись на камне гласила: «ГРЕЙС ФЛАУЭРС».

Если бы только он не вмешался…

«Осталась бы Роза в живых? Виноват ли я в том, что она лежит в гробу под землей?»

Если бы Адриан не помог Ричарду Хилфреду справиться с шерифом и его помощниками, если бы не вмешался и позволил Теренсу отвести Розу в безопасное место, она бы осталась жива.

Ройс молчал. Остывшее тело красивой девушки — лучший аргумент в споре, однако вор ничего не сказал. Раньше Адриан мог бы задуматься о причине, но теперь он лучше узнал Ройса. Более того, Ройс лучше узнал — если и не до конца понял — Адриана.

Большинство собравшихся покинули кладбище длинной молчаливой процессией — со склоненными головами и влажными глазами. В основном женщины — и ни одна не надела черное. Когда они шли через город на кладбище, их провожали хмурыми взглядами. Адриан слышал замечания о «цветах шлюх», но знал, что все они надели красное в память о Розе.

Ройс и Гвен задержались у могилы. В кои-то веки вор был одет самым подобающим образом. Гвен плакала. Она стояла, вздрагивая, закрыв лицо руками. Потребовалось мгновение, несколько ударов сердца, но наконец Ройс неловко обнял ее. Ощутив прикосновение, она, всхлипывая, прижалась лицом к его груди. Он замер. Гвен обхватила его руками. Ройс, обычно такой ловкий и стремительный, превратился в котел, который никак не закипает, потому что на него смотрят. Его ладони медленно проползли по ее спине, плащ Ройса укутал Гвен. Так они и стояли, прильнув друг к другу, посреди кладбища в конце Бумажной улицы.

Глядя на них, Адриан вздохнул, и дыхание вырвалось наружу маленьким облачком, которое унес ледяной ветер.

«Он ее не заслуживает». Адриан пожал плечами. «А кто заслуживает?»

Сначала Арбор, потом Гвен. Может, так будет всегда. Стоило ему найти идеальную женщину, как она тут же доставалась его лучшему другу. Он вдохнул обжигающе холодный воздух.

«Лучше оставить все как есть».

Его внимание привлекло движение справа. Пара глаз смотрела на них поверх могильного камня. Адриан узнал Секрета.

Он удивился лишь тому, что на это потребовалось столько времени. С ночи пожара им не встретилось ни одного члена «Руки». Но сейчас они явились прямо к порогу гильдии, и пусть момент был неподходящим, воры не могли это проигнорировать. Новые глаза возникли среди усыпальниц и надгробий. Все они казались безрадостными. Должно быть, воры уже давно следили за Ройсом и Адрианом, и хотя в глубине души Адриан оценил, что они учтиво держались подальше, настроение у него было паршивое. Похороны Розы пробудили в нем желание серьезно напиться. С ним частенько такое случалось, когда он слишком много думал, когда проводил инвентаризацию и обнаруживал, что полки пусты. Его мысли неизменно скатывались к тигру, отцу и пустоте — пустоте, которую он пытался заполнить выпивкой. Требовался день-другой, но в конце концов ему удавалось утопить ненависть и глубокое отвращение к человеку, которого он считал виновным во всех своих неудачах: к самому себе.

Разумеется, могла помочь и хорошая драка. И потому Адриан с предвкушением смотрел, как «Багровая рука» словно восстает из могил и собирается вокруг. Интересно, заметил ли Ройс? В настоящий момент он непривычно отвлекся, но потом вор поднял голову и отстранил Гвен, поместив ее между собой и Адрианом.

Появился Цилиндр в своем неизменном головном уборе, к которому добавился длинный шерстяной плащ. Цилиндр кинул взгляд на могилу.

— Мои соболезнования, — произнес он, приподняв шляпу. Это даже прозвучало искренне. Потом Цилиндр посмотрел на Ройса. — Мне ответили из Колноры.

— Сначала отпусти ее, — велел Адриан.

Цилиндр посмотрел на Гвен.

— В этом нет необходимости. Я бы не осмелился причинить вред даме из Медфордского дома. Только не после эдикта канцлера. И… — Голос Цилиндра утратил браваду, он повернулся к Ройсу. — Не после того, что случилось с лордом Эксетером… — Теперь он смотрел на Адриана. — И людьми шерифа. Вы слышали, говорят, это сделал король. Показал, что бывает с изменниками. Получилось весьма зловеще и крайне наглядно, но немного странно. Короли обычно любят устраивать казни среди бела дня, с пытками и воплями на глазах у раболепствующей толпы. Кроме того, обычно он присутствует на подобных мероприятиях сам, а не пьет со старыми друзьями.

Цилиндр помолчал, возможно, ожидая какого-то ответа. Не дождавшись, продолжил:

— Но, полагаю, это мог быть только король. Никому другому не хватило бы безумия убить Эксетера, а потом вывесить его напоказ. Я хочу сказать, если это не король, то кто? Кто мог совершить подобное и безнаказанно скрыться? Если у тебя на голове нет короны, ты не можешь убить аристократа и, насвистывая, удалиться, верно?

Адриан наблюдал. Оценивал противников, выделял самых опасных и просчитывал расстояние до них. Однако воры не двигались. Они не замкнули круг, а находившийся ближе всех Цилиндр держался на другой стороне могилы.

— Суть в том, что мне уже доводилось слышать о подобном. Это случилось на юге, в Колноре. Года два назад там убили нескольких человек. Судью, адвокатов, людей, облеченных властью, и никто ничего не видел. Но этим дело не кончилось. Судя по всему, разобравшись со сливками, тень принялась за членов самого «Черного алмаза». Воров убивали, расчленяли и подвешивали на городских площадях, будто кровавые произведения искусства. Совсем как лорда Эксетера. И если убийство аристократа — безумие, я не уверен, что существует слово, которым можно назвать объявление войны «Алмазу». Но кто-то это сделал. Тот год назвали Годом страха. Год, когда убийца охотился на своих. Говорят, это сделал один человек, и говорят, его так и не поймали. Некоторым до сих пор снятся кошмары.

— Звучит ужасно.

Одной рукой Ройс по-прежнему обнимал Гвен; другая была под плащом.

— Точно. — Цилиндр посмотрел на них обоих. — Мне бы очень не хотелось, чтобы нечто подобное случилось здесь.

— Я слышал эту историю, когда был в Колноре, — сказал Ройс. — Насколько я понял, убийцу спровоцировали.

— Неужели?

— Обычно этот парень был весьма милым.

— Настоящим джентльменом, надо полагать.

— Нет, ни в коем случае, но и не из тех, что беспокоят соседей. При условии, что соседи не беспокоят его.

Цилиндр на несколько минут задумался. Посмотрел на могилу, потом на своих воров. Наконец перевел взгляд на Ройса.

— Значит, вы планируете задержаться в Медфорде?

При этих словах Гвен подняла голову.

— Я об это не думал, но… Что скажешь, Адриан?

— Симпатичное местечко.

— Какие-то проблемы? — спросил Ройс Цилиндра.

— Э-э… ну… обычно мы не позволяем работать ворам, которые не состоят в гильдии…

— У «Черного алмаза» имелись схожие ограничения, — заметил Ройс ледяным голосом.

Цилиндр облизнул губы и поправил шляпу.

— Правда? — Глава гильдии напоминал торговца, которого обошли в торге. — Что ж, мне никогда не нравился «Черный алмаз». И, полагаю, они хорошенько подумают, прежде чем вторгаться на эту территорию, если узнают, кто тут живет. Надо думать, если вы обчистите карман-другой, особого вреда в этом не будет.

— Вы нас даже не заметите, — пообещал Ройс.

— Это мне нравится. Вы ведь не согласитесь платить мне процент с добычи?

— Нет.

— А вступить в гильдию?

— Нет.

— Спросить-то можно было. — Цилиндр посмотрел на свой выводок и заговорил громче: — С этого момента эти двое — наши гости. Никто их не трогает. Никто даже на них не смотрит. Уловили? — Он снова перевел взгляд на могилу и на этот раз снял шляпу, обнажив лысину. — Я говорил серьезно. Она мне нравилась. Гру был отморозком. — Он произнес эти слова, словно надгробную речь, надел шляпу и шагнул назад. — Будьте на нашей стороне, а мы будем на вашей. Идет?

— Идет.

Цилиндр повернулся, чтобы уйти, но помедлил.

— Как ты это сделал?

— Сделал что? — спросил Ройс.

— Убил Эксетера.

— Никогда о нем не слышал.

Цилиндр улыбнулся, кивнул и пошел прочь.

Лошадь Ройса переступила с ноги на ногу, когда он затянул ремни на седельных сумках, а сверху пристегнул одеяло. Поместье барона Макмэнниса находилось всего в трех днях пути, но зима заставила их удвоить снаряжение. Не следовало надеяться на постоялые дворы, и хотя холода только начались, бури случались часто. Приходилось готовиться к худшему, а значит, брать с собой все, что только можно. Как бы обстоятельно Ройс ни подходил к делу, ему всегда казалось, что он что-то забыл. Обычно это предчувствие оправдывалось, причем озарение случалось, когда он успевал проехать миль десять.

Адриан уже собрался, и его кобыла напоминала мула рудокопа. Сам же он был на другой стороне Кривой улицы, в таверне, и помогал девушкам переносить тяжелые вещи. Гвен купила свидетельство на заведение Гру, и они вместе выкатывали старые бочки, в то время как девушки мыли и подметали. Диксон достаточно оправился, чтобы покинуть врача и вернуться в Дом. Он сидел снаружи с огорченным видом, закутанный в одеяла. Здоровяк выглядел более худым, чем запомнил Ройс по предыдущему году, но он хотя бы начал ходить и есть.

Из пыльного чрева таверны появилась Гвен. Ее платье испачкалось, на лице были грязные разводы. Одной рукой опираясь на костыль, а другой прикрывая глаза, она оглядела здание. Гвен тоже выглядела лучше. Синяки и порезы заживали, однако костыль заставил Ройса пожалеть, что он не мог убить Эксетера снова.

— Может, предоставишь работу девочкам? — заботливо спросил он.

— Ее слишком много.

— Ты еще не поправилась.

— Благодаря тебе у меня все будет хорошо. — Она вытерла руки о фартук. — У нас всех.

— Понятия не имею, о чем ты.

Ройс попытался сохранить серьезное лицо, но не смог сдержать улыбку — только не под ее взглядом. Он не знал, как ей это удавалось. Он зарабатывал на жизнь ложью и весьма в этом преуспел — но только не с ней. Он хотел рассказать ей все — так даже здравомыслящий человек на краю скалы испытывает желание прыгнуть. Понимание того, что прыжок приведет к катастрофе, не заглушает желание: само зрелище принуждает тебя сделать это. Однако пока зрелища было достаточно.

Адриан вышел на улицу, опуская закатанные рукава.

— Клянусь Марибором, это была настоящая помойка, но, думаю, дальше вы справитесь без меня. И Ройс ворчит, если я заставляю его ждать.

— Спасибо, — ответила Гвен. — Полагаю, от денег ты откажешься.

Адриан ухмыльнулся, потом вскинул брови.

— Можешь рассказать, что прочла на моей ладони… ну, хотя бы часть. Что-нибудь хорошее.

Она покосилась на Ройса и вымученно улыбнулась, но в ее улыбке сквозила печаль, которая вызвала у него беспокойство.

— В чем дело? — спросил Адриан. — Ты что, видела мою смерть?

— Нет, — ответила Гвен.

Она замешкалась, потом улыбнулась своим мыслям и сказала:

— Однажды ты вспомнишь этот момент. Он превратится в обрывок, призрак давно забытого прошлого, но вернется к тебе. Ты уже будешь седым, будешь ощущать груз прожитых лет. Будешь размышлять о своей жизни, о том, чего добился и с чем не справился, и эти мысли тебя встревожат. Ты будешь точить клинок и порежешься. Увидишь кровь и вспомнишь, как я сказала, что это случится. Вспомнишь и улыбнешься, а потом нахмуришься и наконец, в тишине маленькой комнатки, заплачешь. Заплачешь, потому что все встанет на свои места. Твоя жена найдет тебя плачущим, обнимет и спросит, в чем дело. Ты посмотришь на нее и увидишь, что она напугана. За все годы, что она будет знать тебя, несмотря на испытания, которые вы переживете вместе, она почти никогда не будет видеть твоих слез. Ты покачаешь головой и просто скажешь: «Гвен». Она поймет, и вы сожмете друг друга в объятиях. Вы оба заплачете, и мгновение пройдет. Это будет хорошее мгновение. Слезы смоют ваши тревоги и напомнят о многих вещах, которые вы забудете, хотя не следовало, и тот день от этого станет только лучше.

Адриан со смущенным видом повернулся к Ройсу:

— Судя по всему, я женюсь.

— Ты это заслужил, — ответил Ройс и с удовлетворением заметил, что Адриан и Гвен поняли его слова по-разному. Он редко столь удачно вел беседы.

Гвен посмотрела на таверну.

— На то, чтобы сделать из нее приличное заведение, уйдут годы. Придется вскрыть все полы, и все равно я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу избавиться от воспоминаний о Гру и Стейне.

— Если сделаешь ее слишком симпатичной, придется менять название, — заметил Адриан, беря свою лошадь под уздцы.

— О, я обязательно изменю название. Не хочу владеть таверной, которая называется «Гадкая голова».

— И как ты хочешь ее назвать? — поинтересовался Адриан.

— «Роза», — ответила Гвен, и все улыбнулись. — Я думала расчистить старую кухонную кладовку для вас с Ройсом. Она далеко от общих комнат. Вы сможете обсуждать там дела. Хранить снаряжение, если захотите. Я буду за вами приглядывать, как при первой встрече.

— Сколько? — спросил Ройс.

— Сколько чего?

Ройс подошел к ней.

— Сколько ты захочешь за аренду?

Гвен выглядела потрясенной.

— Я не возьму с вас денег.

— Это глупо.

Гвен оперлась на костыль и, два раза подпрыгнув, развернулась к нему лицом.

— Без вас я бы не смогла купить свидетельство на таверну. Если бы вы не пришли… — Она отвела глаза, сделала глубокий вдох. — Если бы вы не пришли, Гру выжил бы меня, а то и сделал бы кое-что похуже. По правде сказать, я склоняюсь к похуже. И кто знает, сколько бы еще Эйвон и Роз погибло. — Гвен положила свою маленькую ладонь на грудь Ройса. — Вы все изменили. Я ваша должница. Как я могу брать с вас плату?

— Ладно, хорошо. Ты получишь проценты.

— Мне не нужны проценты. Честно говоря, я предлагаю вам комнату в эгоистичной надежде, что это заставит вас вернуться.

— Думаю, об этом ты можешь не тревожиться, — заметил Адриан и подмигнул ей.

Ройсу захотелось пырнуть его кинжалом, но тут он заметил, что Гвен улыбается и… неужели она покраснела?

— Давать приют ворам опасно, — быстро сказал он. — Тебя могут арестовать, отобрать имущество, отрубить руки, не допусти Марибор. Я не позволю тебе так рисковать бесплатно. Пока мы работаем в твоей таверне, ты получаешь долю наших доходов.

— Но я…

— Иначе я не останусь.

Гвен уже открыла рот, но теперь медленно закрыла его. Ройс хотел стереть грязь с ее щеки. Его рука сама потянулась к Гвен, прежде чем он опомнился. «Что в ней заставляет меня подумать, будто я способен на такой поступок?»

— Вы останетесь? Вы будете здесь жить?

Ройс покосился на Адриана и пожал плечами, изо всех сил стараясь изобразить равнодушие.

— Приятно иметь безопасное место, куда можно возвратиться. Но я настаиваю на твоей доле.

Адриан усмехнулся.

— Если здесь будет обитать Ройс, возможно, тебе следует назвать это место «Роза и шип».

Ройс нахмурился, но Гвен просияла.

— Думаю, я так и сделаю. Да, «Роза и шип». Звучит отлично, вы согласны?

— Хорошо, что я вас застал!

Альберт вышел из Дома, кутаясь в халат и щурясь на яркое небо.

— Утро перевалило за середину, Уинслоу, — проворчал Ройс. — Ты обзаводишься замашками истинного аристократа.

— Благодарю. Я также набираю вес. Если бы только я мог позволить себе приличное пальто, я бы…

— Чего ты хотел? — спросил Ройс, усаживаясь на лошадь. Его плащ развевался за спиной.

— Завтра вечером у лорда Харрингтона праздник. Я подумал, мне следует его посетить.

— Вот уж нет. За следующий наряд будешь платить из своей доли.

— Дело не в деньгах. Я решил, что мне следует как-то вас называть. Неудобно объяснять, что я знаю двух людей, которые могут устроить некоторые вещи. Звучит любительски, и если продолжать в таком духе, рекомендаций я не дождусь. Мне нужно название, которое люди смогут запомнить, но которое, разумеется, не сможет привести к кому-то из вас. Слово «воры» я тоже не хочу употреблять. Людям, с которыми я общаюсь, оно не понравится. Поэтому я решил дать вам имя. Как насчет Двух Фантомов или Призраков — чего-нибудь в таком духе?

— «Два Фантома»? — скептически переспросил Адриан.

Гвен покачала головой.

— Вам нужно что-то особенное, что-то уникальное. И короткое.

— Как насчет «Рийрии»? — предложил Адриан, забираясь в седло.

Ройс фыркнул.

— Аркадиус все же оказался прав, верно?

Ройс пожал плечами:

— Только ему об этом не говори.

— Кто оказался прав… и по какому поводу? — спросил виконт.

— Не имеет значения, Альберт.

— Значит, мне называть вас «Ри-ий-ри-я»? Так?

— Сойдет, — кивнул Ройс. Они с Адрианом развернули лошадей.

Альберт поджал губы.

— Что ж, на мой взгляд, Фантомы были лучше, но это хоть что-то.

— Это идеальное название, — заметила Гвен.

— До скорой встречи.

Ройс помахал рукой и начал спускаться по Кривой улице.

— Погоди! Что это такое? — крикнул Альберт. — Что такое «Рийрия»? Что это значит?

— Это эльфийское слово. Переводится как «двое».

Глава 25

— Кто-нибудь видел, как ты входил? — спросил епископ Сальдур, отступая в сторону и открывая путь к вешалке.

Плащ гостя был усыпан снежинками, и епископ предположил, что снегопад до сих пор не кончился.

— Нет, но с каких пор визит в церковь стал преступлением?

— Не стал и, с помощью Новрона, никогда не станет.

С ночи пожара прошло две недели, но Сальдура по-прежнему мучали кошмары, в которых король обнажал меч. «Как он посмел угрожать епископу церкви?!» Его действия являлись свидетельством того, насколько глубоко погрузился Меленгар в пучину безбожной монархии. Таковы были печальные плоды, когда люди провозглашали себя правителями, когда усаживались на трон, предназначавшийся для семени Новрона.

Сальдур сел за стол и откинулся на спинку кресла. Он был епископом Меленгара, и патриарх и архиепископ Аврина поручили его заботам Маресский собор, однако большую часть времени он проводил в этой крошечной, захламленной комнатушке за этим жалким столом. Не о такой жизни он мечтал, принося обеты.

— На этот раз Новрон не торопится помогать.

— Нужно верить.

Сальдур нахмурился. Он привык к разочарованиям. Церковь постоянно ждала. Другим людям мелкая неудача всегда казалась концом света. Они не понимали масштабов. Каждый считал себя героем собственной истории и думал, что мир вращается вокруг него. Однако Сальдур знал правду. Подобные представления могли возникнуть лишь по причине невежества. Отдельным личностям никогда не добиться долгосрочных перемен. Настоящие перемены готовят поколениями. Труды церкви напоминали капли воды, что точили гранит: невозможное достигалось лишь благодаря жертвам и времени.

Просто время еще не пришло.

— Еще рано, — сказал Сальдур, кладя ноги на обитую бархатом скамеечку перед очагом. — В конце концов все короли лишатся головы.

— Что насчет убийцы Эксетера? И той девушки, Розы, которая его наняла? Они по-прежнему на свободе — и знают о нас.

— Они знают обо мне, — поправил Сальдур. — О тебе никто не знает. Никто даже не заподозрил тебя в сложившейся ситуации. И я бы не стал тревожиться насчет убийцы Эксетера. Скорее всего, это либо головорез-наемник, либо помешавшийся от любви щенок, которого она приманила своим порочным взглядом. Ее невинный облик обманул даже меня. Полагаю, они с Розой давно сбежали. Не думаю, что мы когда-либо о них услышим.

— Как насчет Ричарда Хилфреда?

Сальдур едва не рассмеялся, однако епископу не пристало смеяться в своей церкви. Он вскинул бровь.

— Этот человек мертв. О чем здесь тревожиться?

— Он мог рассказать другим.

— Нет. Ричард был одиночкой, он закрылся от мира. И никому не доверял. Поэтому я его выбрал. Он винил короля в смерти своей любовницы, и я знал, что он амбициозен. Кроме того, в нем не было настоящей преданности. Это бросалось в глаза. Я всего лишь указал ему путь, которым он хотел следовать.

— И дали ему благословление церкви. Уверенность, что Новрон на твоей стороне, облегчает совесть, даже если замышляешь убийство.

Сальдуру не понравился неуважительный тон, но чего ждать от подобного человека?

— Убийство во имя Новрона — не преступление. Каждому предстоит умереть — и каждый умирает, когда решит Новрон или его отец Марибор. Какая разница, что выберет Новрон — молнию с небес или кинжал? Меня тревожило, сможешь ли ты выстоять в бурю. Эта способность необходима, чтобы занять трон и править Меленгаром. Твой возраст всегда был проблемой. Ты очень молод. Возможно, я сделал неправильный выбор?

— Нет.

Сальдур поднялся и положил в огонь новое полено. Необходимость следить за собственным очагом была еще одним унижением, которое ему приходилось терпеть, но он никого не мог пустить в свой кабинет во время этой встречи, а встречаться в башне они больше не могли. Кроме того, в ней было холодно. Епископ ненавидел зиму. Эта обещала быть долгой и темной, и холоднее обычного, поскольку изначально Сальдур рассчитывал провести ее в роскоши замка.

— Это кажется поражением, — сказал он, стараясь говорить жизнерадостно, — но мы приблизились к цели. Заметно приблизились.

— Может быть.

— Сколько скепсиса.

Его посетитель фыркнул.

— В следующий раз мы не промахнемся. Подождем несколько лет, чтобы все успокоилось, а люди забыли о случившемся.

— Мы не можем устроить очередной пожар. Было уже два.

Сальдур задумался.

— И мы не можем позволить себе промахнуться снова. Придется в буквальном смысле вонзить кинжал ему в спину.

— Если мы это сделаем, люди захотят, чтобы мы нашли убийцу.

— Это будет несложно. — Сальдур улыбнулся. — Просто обвиним кого-нибудь.

— Только не еще одного изменника. Сомневаюсь, что народ это проглотит.

— Нет, мы отыщем кого-нибудь другого. Кого-нибудь безымянного и незначительного, на кого легко повесить вину.

— Например?

— Быть может, пару воров. В этом случае проблем точно не возникнет.