Очнулся я от того, что захотелось чихнуть. То ли мошка какая-то в нос залетела, то ли пылинка попала — фиг знает. Но чихнул капитально — аж слёзы брызнули. Потом ещё раз — своего рода контрольный «апчхи» — и лишь после этого распахнул глаза.
Над головой шумели сосны. Пахло хвоей. А вот реки не чувствовалось совершенно. Воздух, хоть и сырой, но это совсем не та сырость, какая бывает возле больших водоёмов, где полностью перебиваются любые другие запахи. Да и лежал я явно не на прибрежных камнях, а на чём-то удобном и мягком.
Пощупал руками. «Ага. Кажется, одеяло. А под ним трава…»
— Милорд, вы в порядке?
В поле зрения «вплыло» лицо Чекана.
«В порядке ли я? Хм, интересный вопрос…»
Ноги как будто на месте, руки тоже, пальцами шевелить могу, спину не ломит, боли в затылке не ощущается… Вставать только неохота. Лежал бы так и лежал…
— Как он? Нормально?
От Лейкиного голоса сразу стало как-то… теплее что ли?
— Похоже, что да, — голова Чекана «уехала» вправо. — Мне вас оставить, миледи?
— Да, так будет лучше.
Я попробовал приподняться, чтобы увидеть Ларису, однако не тут-то было.
— Лежи, не вставай, — теперь голос девушки звучал строго. — Надо проверить внутренние повреждения.
Я мысленно усмехнулся.
«А раньше проверить было нельзя? Пока в отключке валялся».
«Нельзя, — прозвучало внезапно в сознании. — Внутренние, я имею в виду — магические. Пока мозг спит, их как следует не проверишь».
«Не знал».
«Тогда лежи и не двигайся».
«А думать можно?»
«Можно».
И я принялся усиленно думать.
О том, что руки у Лары холодные и что когда они лежат у меня на лбу, то…
«Не отвлекайся».
«Ладно. Не буду».
«Думай о чем-нибудь… эээ… нейтральном».
Что подразумевалось под «нейтральным», я уточнять не стал. Вместо этого попытался просто припомнить все перипетии переправы через Чаргай. Как мы гребли, как отбивались от водяных драконов, как погиб Фрол, как я бежал по ледяному мосту…
— Кстати, спасибо тебе, — Лариса убрала руки и переместилась туда, где я мог её видеть.
Девушка опустилась на колени слева от моей «лёжки». Ни дать, ни взять, сестра милосердия из полевого госпиталя, утешающая израненного бойца.
— За что?
— За то, что донёс, не бросил, — улыбнулась Лариса.
— Хорош бы я был…
Я дёрнул щекой и хмуро взглянул на волшебницу.
— Что показало обследование?
Лейка пожала плечами.
— Физическое состояние — норма. А что касается магии, общий фон пока невысокий, но, думаю, часика через три-четыре всё восстановится.
— А чтение мыслей?
Девушка рассмеялась.
— Боишься?
Я рывком оторвал тело от земли. Сел.
Мы смотрели друг другу в глаза. Слегка прищурившись, словно два фехтовальщика, оценивающие противника.
— Нет. Не боюсь, — я покачал головой, продолжая глядеть в упор на колдунью.
— Тогда какие проблемы? — в её взгляде проскользнула насмешка.
— Не люблю, когда кто-нибудь без разрешения шарится в моей голове.
Лариса нахмурилась.
— Я тоже.
Кажется, она начинала сердиться.
А я, похоже, просто болван. Нафига, спрашивается, в бутылку полез? Нормально ведь разговаривали.
Паузу мы держали секунд десять.
Первой её нарушила Лейка.
— Ты можешь закрыться от меня, когда захочешь. Это просто. Надо сделать вот так.
Она показала. Мысленно, конечно, а не «на пальцах».
Попробовал. Действительно, просто.
Снова раскрылся.
Лариса приподняла бровь.
«Прости. Я дурак».
Колдунья вздохнула.
«Проблема в том, что саму мыслесвязь уже не разрушить. Можно только закрыться».
«Это из-за…»
Я изобразил в воздухе знак вопроса, потом указал себе за спину.
«Да. Это из-за сегодняшнего, — подтвердила Лариса. — Сегодня наши магические сущности настолько переплелись, так глубоко проникли друг в друга, что теперь я тебя почувствую даже за тысячу ли».
«А я?»
«Наверное, тоже».
Закрылся.
Про «тысячу ли» слышал прошедшей ночью. Только не от неё. Точнее, не совсем от неё. И, если уж быть объективным, то и не совсем я. Сон вообще странная штука. А вещий сон — странная штука вдвойне…
— Полагаю, ты прав, — перешла на обычную речь колдунья. — Нам обоим надо закрыться, а мыслесвязь…
— А мыслесвязь будем использовать по необходимости…
— Ну да. Если, к примеру, я захочу передать тебе что-то без слов…
— Ты просто постучишь по моей черепушке. Вот так, — я постучал себе указательным пальцемпо лбу. — Тук-тук, дома кто-нибудь есть? Не изволите ли открыть чакры?
Лариса прыснула в кулачок.
— Похоже. Только стучать я буду не в лоб, а в ауру.
— Договорились…
Я огляделся.
— Где это мы?
Размолвки у нас не случилось, но тему сменить всё-таки стоило.
— В лесу, — Лейкин ответ замысловатостью не отличался.
Мы и вправду находились сейчас на поляне в лесу. Место почти такое же, что и вчера, только без крапивных зарослей и палатки никто пока установить не удосужился. Оно и понятно — на часах полдень, до ночи мы здесь вряд ли останемся, какой тогда смысл обустраиваться «всерьёз и надолго»? Контуженные очухались — можно двигаться дальше. Но сперва, как водится, небольшой перекус.
Метрах в десяти от моей «лежанки» горел костер, над огнём — всё по канону — висел котелок, внутри котелка что-то булькало. Кашеварил Сан Саныч — сидя на корточках, протягивал к котелку ложку, снимал пробу, помешивал, морщился, ворошил угольки, подбрасывал веточки…
Чекан, оставив нас с Лейкой наедине, решил обойти территорию и убедиться, что всё под контролем. Силуэт воина время от времени мелькал за деревьями и кустами, а я, наблюдая за ним, внезапно задумался.
— А-а-а… почему нас никто не преследует?
— Понятия не имею, — развела руками Лариса. — Я, как и ты, была без сознания, а когда очнулась…
— А что Чекан говорит? — я указал на высматривающего врагов воина.
— Он сказал, до опушки нукеры за нами ещё бежали, а потом как отрезало. Он и Кузьму назад посылал, и Сан Саныча, и сам ходил проверять.
— И что?
— И ничего. Ну, в смысле, никого. Коридор опять на весь лес, я карту смотрела, а нас снова никто не ищет.
Я почесал затылок.
М-да. Странные после переправы дела творятся. От всех бежим, а за нами не гонятся. Прямо неуловимые Джо какие-то.
— Кузьма-то куда подевался? — я вновь принялся оглядываться, но рыжего почему-то не находил.
— Да вон он, — махнула рукой Лариса. — Переживает сидит.
Я глянул туда, куда указала волшебница.
Да, действительно. Сидит. Привалившись спиной к какому-то пню, с закрытыми глазами и скорбным лицом. В первый раз я его не заметил из-за костра. Он находился ровнёхонько между нами. Огонь, идущий из котелка пар, Гиляй с ложкой «колдует»… Вроде рутина, а внимание отвлекает…
— Хвастался, обещал, что лично Джавдета прикончит, а как до дела дошло, так и ни бе, ни ме, — с сарказмом продолжила Лейка. — Фрол дальше сидел, но на корабль запрыгнул, а этот даже не дёрнулся.
Я удивленно посмотрел на Ларису. Похоже, она обвиняла Кузьму, если не в трусости, то, как минимум, в нарушении некогда данного обещания.
— Думаю, ты несправедлива к нему. Если бы он бросил весло, вашу лодку ударило бы о борт.
Лейка презрительно фыркнула.
— Ну да, он и не бросил. И лодку спас. Разница только в том, что он жив, а его друг нет.
Сказала, словно печать поставила: «Виновен!».
— Понимаешь, Вась, — вздохнула Лариса, — я знала их с шестнадцати лет. Они оба родом не из Буслаевки.
Я весь обратился в слух.
Разговор становился весьма интересным.
— Они из Малино, — продолжила Лейка, — и они были первыми, кого спасла моя мама, когда началась эпидемия. Оба потеряли родителей, плюс к этому потеряли ещё и жильё. Лионская чума отступила, но через месяц в Малино и пригороды вошли нукеры. С ними были ханские маги. Они сожгли все дома, где во время чумы хоть кто-нибудь умер. Когда в городе восстановили железнодорожное сообщение, Фрол и Кузьма сели на первый же поезд и поехали, куда хватит денег. Их высадили в Буслаевке, денег хватило только дотуда.
— Сколько им было тогда? — поинтересовался я, когда волшебница решила перевести дух.
— Тринадцать. Совсем ещё пацаны. Денег нет, родителей нет, чужой город, как жить, неизвестно. Их приютил Анисим. Отца он им, конечно, не заменил, но, в целом, относился нормально. У них появилась крыша над головой, одежда, еда. На карманные деньги они зарабатывали, исполняя разные поручения типа «подай-принеси». Гостиничное хозяйство большое, забот много, работы для всех хватает. Так три с половиной года и жили. Не шиковали, но и не нищенствовали, как многие малинские.
— А дальше?
— А дальше им стукнуло по семнадцать, и словно вожжу под хвост запустили. Решили нукерами стать. Как их ни отговаривали, что бы ни объясняли, всё без толку. Рванули в столицу и записались во вспомогательный корпус. Что к чему, поняли только через полгода, но, чтобы сбежать, ждать пришлось ещё столько же. Короче, вернулись в Буслаевку, год проработали на маслозаводе, а потом их взяли в строительную артель. С тех пор так всё и пошло. Восемь месяцев мотаются по всему югу, строят чего-то, четыре месяца проматывают, что заработали. О будущем же стали задумываться только в прошлом году.
— Что, повод какой-нибудь появился?
Девушка усмехнулась.
— Не появился, а появилась…
Я остановил Лейку взмахом руки.
— Постой, погоди. Дай сам угадаю… У них был друг Филимон. Так?
Лариса окинула меня оценивающим взглядом. Потом кивнула. Кажется, ей самой стало любопытно, до чего я в итоге додумаюсь.
— А у этого Филимона, насколько я помню, была сестра.
— Верно. Сестра. Младшая. Ксенией зовут.
— Во-от, — я с довольным видом потёр руки. — Видимо, как раз из-за этой Ксении они и стали… ну, это самое… меняться, в смысле.
Волшебница покачала головой.
— Ты и прав, и не прав одновременно. Прав в том, что и впрямь всё началось из-за Ксении. А не прав, что не в том смысле, о котором ты думаешь.
— Что значит не в том смысле?
Я действительно удивился. В наличии: молодая девушка и два парня. Какие тут ещё могут быть смыслы кроме «влюбились и стали соперничать»?
— Не в том означает не в том, — отрезала Лейка. — Не было там никаких страстей. С Филимоном Фрол и Кузьма работали в одной артели. То, что у него есть сестра, они, безусловно, знали. Знали и то, что их друг трясётся над ней, как над серебряным слитком, никого и близко не подпускает. Ну, они соответственно и не лезли, других девок хватало.
— Кто-то другой полез, что ли? — сообразил я.
— Ага. И не кто-нибудь, а тот самый Джавдет, ханский сотник.
— Опаньки! Так вот, значит, что получается…
— Получалось, — поправила Лейка. — Филимон с Ксенией жили одни, у них родители тоже умерли, только не от чумы. А Джавдет, он просто припёрся к ним в дом с десятком нукеров, швырнул Филимону кошель с деньгами и говорит: «Сестру твою забираю с собой. Она будет жить в ханском дворце».
— Денег-то сколько дал? — «невинно» поинтересовался я.
Девушка «одарила» меня уничижительным взглядом, но всё же ответила… правда, не очень охотно:
— Двести когтей.
Я мысленно перевел в рубли: «Четыреста тысяч».
— Негусто.
— Филимон за год зарабатывал меньше ста. Но это не важно, — Лариса отбросила упавшую на лоб прядь волос. — Важно, что брат Ксении не собирался её никому продавать…
— А она? — я снова решил поиграть в «адвоката дьявола».
— Что она? — не поняла Лейка.
— Ну, сама-то она против была или нет?
— Ты что, с ума сошёл?! — девушка округлила глаза.
— Чего это сошёл? — «обиделся» я. — Сама же рассказывала, некоторые специально в гаремы рвутся. И потом, для провинциальной девицы, да ещё сироты, ханский дворец — это же неимоверно круто. Может, для Ксении это был верх мечтаний? А тут братец-тиран. Бац! И нету мечты. Растаяла, как дым в небесах.
Секунд пять Лариса смотрела на меня, поджав губы.
— Ты, наверное, шутишь?
Я улыбнулся.
— Больше так не шути. Тебе это не идёт.
— Хорошо. Не буду.
Сказал и тут же подумал: «Всё-таки правильно иногда говорят: в каждой шутке есть доля шутки. А ещё хорошо, что закрылся. Мысли ведь тоже бывают… шутливыми…»
— Там дальше вот что произошло, — вновь начала рассказывать Лейка. — Филимон прикинулся дурачком и принялся громко торговаться с Джавдетом. Мол, сестра у меня такая вся растакая, а за неё всего двести когтей, прибавить бы надо. Джавдет, естественно, рассердился, тоже начал орать, а Филимону только того и надо было. Ксения из своей комнаты отлично всё слышала, а так как торговля шла долго, успела и собраться, и в окно вылезти, и убежать. Жаль только, недалеко. Сотник-то не дурак оказался, выставил в округе пару постов, видимо, не впервые девиц умыкал. Так что схватили нукеры Ксению, даже до соседней улицы не добежала.
— Ну? И при чём здесь Фрол и Кузьма?
— Ты не дослушал. Филимон, как узнал, что с побегом не выгорело, сразу к друзьям обратился. Составили план, дождались, когда Ксению в Карухтан повезут, и устроили на дороге засаду. Её всего двое сопровождали, поэтому убивать никого не потребовалось. Надели маски, налетели, оглушили, забрали пленницу, скрылись. Чекан долго потом удивлялся, насколько им, дуракам, повезло. Нарвались бы на самого Джавдета, или охрана была бы серьёзней, там бы на месте и полегли.
— Втроём засаду устраивали?
— Нет. Вдвоём. Филимона не взяли. Он в этом деле первый подозреваемый, поэтому ему устроили алиби. Типа, получил за сестру деньги и пошёл к дядьке Охриму в гости, вроде как к его племяннице свататься. Она на станции пирожки продаёт.
— Её, случайно, не Марина зовут?
Лариса бросила на меня подозрительный взгляд.
— Да, Марина. А ты откуда знаешь?
Я укоризненно наклонил голову.
— Ах да, ты же рассказывал, — «внезапно» припомнила девушка. — Так вот. Джавдет был просто взбешён. Вломился с утра к Филимону, а того вдрободан пьяного как раз в тот момент от Охрима привозят — они там всю ночь гуляли, праздновали помолвку, вся улица подтвердит.
— Деньги-то Филимон вернул?
Волшебница засмеялась.
— Вернул-вернул, можешь не волноваться. Только дело на этом не закончилось. Джавдет отступаться не захотел. Следующие два месяца он четырежды приезжал в Буслаевку и всякий раз заходил к Филимону. Ксению едва успевали прятать. В конце концов, сотник всё-таки догадался, что Филимон просто водит его за нос, говоря, что не знает, куда подевалась сестра. И тогда Джавдет пригрозил Филимону, что если тот не найдёт Ксению в течение двух недель, то налёт на конвой повесят именно на него и ни на кого другого.
— А доказательства?
Лариса пожала плечами.
— Если нукерам надо, доказательства тут же находятся. И потом, нападения на ханских людей расследуются и судятся особым порядком. Джавдет сам тормозил это дело, но сам же мог и ускорить его.
— Выходит, что Филимона ещё тогда могли… — я провёл ребром ладони по горлу.
— Именно так, — кивнула колдунья. — Вот тогда-то все трое и стали задумываться, что дальше. А до того всё, что происходило, казалось им просто игрой. И дезертирство из корпуса, и нападение на нукеров, и прятки с Джавдетом.
— И что же они придумали?
— Решили уехать из Карухтана. Все вместе. Или в Марку, или в Митар — последнее Чекан посоветовал, у него там знакомые в герцогской страже служили. Одна беда — денег на переезд и обустройство у них на тот момент не было. Анисим, правда, ссуду им предложил, так не взяли.
— Почему?
— Сказали, что отработают в артели ещё один полный сезон и этого вполне хватит.
— А Ксению на это время куда? Тоже с собой? В смысле, в артель, — удивился я, прикинув, что может представлять из себя местный аналог «шабашки».
— Нет, Ксению оставили здесь. Три месяца она у бабы Раи жила, три месяца у меня, сейчас у Охрима, на его пекарне работает, на улицу не выходит. А парни с заработков неделю назад вернулись. Вернулись и, увы, сорвались. Отпраздновать, видимо, возвращение захотели, как раньше. Итог ты знаешь. С одной стороны, и уезжать уже никуда не надо, а с другой… Филимона убили, Фрола убили, один Кузьма и остался. Ну, и Ксения тоже. Хотя ей-то сейчас каково? А всё из-за глупости. Не напились бы тогда, не встретили бы тебя в электричке…
— Так это что получается? Я во всём виноват?
— Да нет, конечно, — вздохнула Лариса. — А только Ксюху всё равно жалко.
Я почесал затылок.
Да, Ксюху, конечно, жалко, но для меня эта жалость какая-то… абстрактная что ли? Я ведь её и не знал никогда. Да, честно сказать, и недавнюю гибель Фрола воспринял не так остро, как следовало. Парень реально совершил подвиг — водного мага убил, Джавдета прикончил, всех, можно сказать, спас — а я ничего такого не чувствую. Благодарен? Да, безусловно. Считаю трагедией? Ну… наверное. Страдаю? Ни капельки. Словно бы его смерть и не смерть вовсе, а просто утрата бойца. Отряд не заметил его потери и двинулся дальше. Правда, без песен. Поскольку задачу свою мы пока что не выполнили. До Дома Дракона не добрались, браслет власти не получили…
Видимо, я так до сих пор и не отошёл от впечатления первой встречи с Кузьмой и Фролом. Друзья-недруги, ничего не попишешь. Даже магия здесь бессильна. В людских отношениях она не помощник…
В путь мы двинулись через час. К этому времени успели и пообедать, и восстановить магический потенциал: я — процентов на тридцать, Лейка — практически полностью. На разведку и в боковые дозоры решили никого больше не отправлять. Прямая опасность нам не грозит, а обнаружить поблизости посторонних можно и с помощью магии.
Первые два часа шли хорошо: усталости нет, все свежие, отдохнувшие, мозолей никто не натёр, противник отсутствует, дорога относительно ровная… настоящий рай для туристов. Иди себе и иди, пока привал не скомандуют или лес не закончится.
А он, как ни странно, всё не кончался и не кончался, хотя по времени давно уже должны были из него выйти. Ширина лесного массива составляла около двадцати километров, по всем прикидкам мы их давно отмахали: от реки до поляны — десять, ещё столько же от поляны до дальней опушки.
Первым неладное почувствовал Хэм.
— Милорд. Похоже, мы ходим по кругу, — он остановился возле какого-то ничем не приметного дерева и указал на надломленную ветку. — Я её помню. Случайно задел её час назад.
— Не может быть, — усомнилась Лариса. — Мы шли чётко на север. Я контролировала.
Это верно. Мой магический «компас» показывал то же самое. Мы шли только прямо и никуда не сворачивали.
— Простите, миледи, но я привык верить своим глазам, — пожал плечами Чекан.
Лейка уже собиралась вступить с воином в спор, но так и не начавшуюся перепалку остановил Сан Саныч:
— А давайте карту посмотрим.
Что ж, предложение здравое. Почему бы и не посмотреть?
Карта показала, что прав Чекан.
Мы действительно «ходили по кругу».
Точнее, всё время оставались на одном месте, в самом центре чащобы.
Последнее выяснилось ещё через час ходьбы, когда снова открыли карту. Наше текущее положение не изменилось ни на йоту.
Самое удивительное, что ни я, ни Лейка не ощущали ничего необычного. Магический фон в этом лесу такой же, как и везде, а выйти из чащи почему-то не можем. Прямо «заколдованное место» какое-то. Почти по Гоголю.
— Может, надо не идти, а бежать? — предложил я, вспомнив Кэрролловскую Алису.
Попробовали бежать.
Ничего не изменилось, только устали больше, чем когда просто шли.
Попробовали двигаться в обратную сторону, то есть, к реке.
Результат тот же.
— Приплыли, — процедил сквозь зубы рыжий, когда после очередных метаний мы вышли на ту же поляну, на которой сегодня отдыхали и перекусывали.
— Так. Всё. Привал, — я бросил в траву рюкзак и сам плюхнулся рядом. — Объявляю мозговой штурм. Сидим, думаем. У кого появляется мысль, любая, даже самая идиотская, сразу её высказываем. Всем всё понятно?
— Всем… понятно… — на разные голоса отозвались усевшиеся в кружок бойцы.
— Тогда начинаем.
Молчание длилось недолго.
Первым решил высказаться Кузьма:
— Разделиться нам надо бы, ваша милость. Каждый пойдёт в свою сторону. А как кто дорогу отыщет, вернётся взад и всех остальных проведёт.
— Ерунда… — заспорил было Гиляй, но я быстро прервал его:
— Обсуждать и критиковать будем после. Сперва просто набрасываем идеи. Я повторяю — любые идеи. Даже на самые что ни на есть бредовые. Поехали дальше. Кто следующий?
Следующим оказался Чекан:
— Можно деревья рубить. Типа, как просеку делать.
— Отлично. Дальше.
— Если мы идём прямо, но в результате словно бы ходим по кругу, тогда, может, будем ходить кругами? Ну, то есть, я хочу сказать, по спирали, — в конце своей речи Лейка немного смутилась, ведь её мысль и впрямь могла показаться бредовой.
Однако никто и не думал смеяться. Даже в самом дурацком предложении мог отыскаться ключ к решению трудной задачи.
— А деревья можно и по спирали рубить, — вдохновился идеей колдуньи Чекан.
— А если копать? — встрял по-новой Кузьма. — Мож, это по земле нас водит, а ниже земли всё нормуль.
— Ты ещё пруд предложи здесь выкопать, — проворчал Сан Саныч. — Водой заполним, будем пожары тушить.
— Река ниже, вода туда потечёт, — почесал за ухом Чекан. — Но тогда надо этот пруд наклонить. Типа, как чашу. Вода выльется и потечёт к реке, а мы за ней…
— Стоп! — Гиляй неожиданно вскинулся. — Повтори-ка, что ты сказал.
Хэм удивлённо посмотрел на Сан Саныча.
— Я сказал: вода потечёт к реке и укажет нам путь.
— Не то, не то, — отмахнулся бывший доцент. — Что ты ещё говорил?
— Нуу… ещё, что пруд надо для этого наклонить.
— Наклонить как что?
— Как чашу. Или, например, как тарелку, блюдце, ведро. Какая, фиг, разница?
— Большая. Очень большая, — «мудрец» поднял палец и, повернувшись к Ларисе, уставился на неё немигающим взглядом. — Помнишь песнь о Великом Пути? Вы её в третьем семестре должны были проходить.
Лейка открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замерла с ошарашенным видом, словно и вправду вспомнила что-то действительно важное.
Из ступора она вышла секунд через пять:
— В чаше четыре стихии укажут путь в лабиринте…
— Алый, прозрачный, синий. Чёрный. Свои, чужие, — подхватил Гиляй, после чего победно вскинул кулак. — Драконова чаша!
— Драконова чаша, — согласилась волшебница.
— А теперь ещё раз и поподробнее, чтобы другие поняли, — скомандовал я адептам Великого Знания.
Бывшие студентка и преподаватель единственного на весь Рингарол университета синхронно повернули головы в мою сторону и столь же синхронно выдали:
— Но это же всем известно.
Я недоуменно посмотрел на Чекана, тот на Кузьму. Последний развёл руками и ответил за «всех». Классически:
— Дык… мы магических академиев не кончали…
История, которую рассказали Гиляй и Лейка, казалась похожей на сказку.
Давным-давно, во времена Великой Войны, будущий Великий Дракон со своими учениками, будущими Великими Магами, отправились в Великий Путь, чтобы собрать Великое Войско для Великой Битвы с коварными и злыми драконами. Перипетии этого Великого Путешествия были со всем тщанием описаны, потом — лет через сто — сведены в «Песнь о Великом Пути», а спустя ещё пару веков она стала считаться литературным памятником, к реальной истории, увы, отношения почти не имеющим. События, о которых рассказывалось в «Песни…», были, по большей части, придуманы, а те, что действительно имели место быть, происходили в разное время и чаще всего не так, не там и не в том ключе, в каком их интерпретировали составители «сборника». Да и самого Великого Путешествия, по всей видимости, никогда не было, а были разрозненные, мало связанные между собой действия, случаи, эпизоды. Этот факт признавался всеми ведущими историками Рингарола. А «неведущих», понятное дело, никто и не слушал. В учёном магосообществе их мнение никого не интересовало. Поэтому в нынешние времена «Песнь о Великом Пути» изучали на втором курсе Центроградского Университета не как исторический документ, а как художественный текст, имеющий «материальную» ценность лишь в плане развития разнообразных магических практик: полевых, вещественных, предметных, потоковых.
Сама «Песнь…» напомнила мне уже набившие оскомину катрены-центурии Нострадаумса. Так же многозначительно, с той же претензией на Великое знание и совершенно непонятно для «непосвященных». Отличие же заключалось в том, что «Песнь…» ничего не предсказывала. Она просто описывала то, что якобы когда-то случилось, с намеком, что это что-то может когда-нибудь повториться. Ведь, по мнению составителей текста, любая волшба оставляет в магическом мире своего рода код-отпечаток, по которому она потом отражается в мир реальный. И если его правильно расшифровать, то можно не только воспроизвести ту же волшбу, но и отменить её действие «контрзаклинанием».
Волшба «Драконова чаша» упоминалась в «Песни…» два раза. Великий Дракон дважды попадал в ситуацию, схожую с нашей, и дважды выпутывался из неё вместе с учениками. Каким образом? Об этом рассказывалось в стихотворной форме и, как это обычно бывает в стихах, с помощью всяких аллюзий, метафор, гипербол, алитераций… То есть, нихрена непонятно.
По словам Гиляя и Лейки, всегда считалось, что подобное волшебство творили драконы во времена Великой войны. Рептилии использовали его в качестве ловушек для магов. Попадали туда и обычные люди, но они, если не заходили в ловушку достаточно далеко, могли просто-напросто повернуть назад и выйти из зоны действия магии. А вот колдуны, напротив, одним лишь своим присутствием, собственной аурой, усиливали и укрепляли ловушку. Стягивающиеся к ним магические потоки замыкались в кольцо и превращали пространство в аналог «бутылки Клейна» — куда по её поверхности ни иди, всегда будешь попадать внутрь хитроизогнутого «пузыря».
«Чашей» это не расшифрованное до сих пор колдовство назвали по первому значимому слову в строфе-подсказке:
В чаше четыре стихии
Укажут путь в лабиринте.
Алый, прозрачный, синий.
Чёрный. Свои, чужие.
После победы людей все ловушки исчезли, повторить эту магию никто не смог, и со временем интерес к ней пропал. Толкователи «Песни…» пытались, конечно, её объяснить, но без практики объяснения оставались не более чем гипотезами. Сан Саныч, впрочем, называл их все чепухой и говорил, что это и без эксперимента понятно: «Что могут знать какие-то там филологи об истинной теормагии?! Только и умеют, что критиковать друга друга да драться за место в президиумах…»
Меня лично проблемы теоретиков-изыскателей не волновали. Интерес представляла только практическая сторона.
Почему местные маги не расшифровали эту загадку? Неужели опять, как в случае с тяговым энергокристаллом, оказались не в силах вынуть краеугольный камень из стройной теории собственных заблуждений?
Для меня, например, упоминаемая в стихах «чаша» представлялась всего лишь сосудом для некоего магического эликсира. А называть его можно хоть кружкой, хоть блюдцем, хоть фляжкой. Главное, чтобы было где смешивать магические ингредиенты. Какие именно, говорилось дальше по тексту. «Четыре стихии», «алый, прозрачный, синий… чёрный…»
Почему четыре, понятно. «Бутылка Клейна» не имеет пересечений поверхности только в четырехмерном пространстве, и, значит, решать проблему в 3D, как это делали местные маги, просто бессмысленно. А надо-то всего ничего: раскроить замкнутое многообразие по линии «склейки» и превратить его, таким образом, в плоский квадрат с видимыми краями. Пересечь их сможет любой, достаточно знать, где они, как выглядят в «обычном» пространстве и по какой траектории до них добираться.
Что же касается «цвета» стихий, то тут ещё проще.
Любой почитатель фэнтези ответит на этот вопрос без запинки.
Алый — огонь, прозрачный — воздух, синий — вода, чёрный — земля.
Воздушной магией обладал я, водной — Лейка. Огненное волшебство отнял у рингарольцев Великий Дракон. А магии земли, по уверениям того же Сан Саныча, в этом мире просто не существует. Прямо как в анекдоте: «явление» есть, а слова такого нет.
Три раза «ха-ха». Все сказочники — великие путаники. Подменяя понятия, они полностью искажают их смысл. Любая магия — это не предметы-объекты и не слова-заклинания. Магия — это всегда взаимодействие. Как в физике. «Огонь» — электромагнитное, «воздух» — слабое, «вода» — сильное, «земля» — гравитационное. Четыре стихии, четыре источника, четыре опоры, на которых покоится всё. Вместе — Великое объединение, Единое поле, скрепляющее людей и миры…
— Лара! Остаёшься здесь. Всем остальным — отойти к деревьям, укрыться.
Чекан и Кузьма выполнили приказ без раздумий. Быстро вскочили и рысцой побежали к краю поляны. Гиляй чуть замешкался — видимо, хотел узнать, что я задумал — но потом всё же махнул рукой и двинулся вслед за рыжим и воином.
Лариса, поднявшись на ноги, посмотрела на меня вопросительно. Ни страха, ни недоверия в её глазах я не увидел.
Всё правильно. Всё так и должно быть.
Я теперь точно знал, в чём обманывала читателей «Песнь…»
Великий Дракон разрушал враждебное волшебство не вместе со всеми учениками. Ему помогал только один ученик. Точнее, ученица… Даже странно, что имена первых Владетелей остались и в памяти, и на карте, а имён самого Великого и его подруги история почему-то не сохранила…
Не спеша достал из рюкзака кружку, поставил её на землю, выпрямился…
— Дай мне свой нож.
Колдунья молча протянула заговорённый кинжал рукоятью вперёд.
— Теперь руку.
Лариса принялась аккуратно закатывать рукав куртки.
— Дальше не надо.
Лезвие коснулось запястья. Девушка вздрогнула.
На дно кружки упали первые капли.
Кровь Лейки по виду ничем не отличалась от человеческой. Ярко-оранжевые огоньки были видны только в магическом зрении.
— Достаточно.
Надрез на коже затянулся почти мгновенно.
Чем хороша лечебная магия, так это тем, что после неё даже шрамов не остаётся… если конечно специально не оставлять…
Через секунду над кружкой завертелся воздушный вихрь.
— Воды!
Вихрь наполнился влагой, превратившись в бешено вращающийся туманный сгусток.
Осталось самое сложное и самое ответственное.
Уменьшить вес вещества или предмета — это лишь первый шаг в постижении древней магии. Изменить плюс на минус — шаг номер два.
Лейкина кровь начала словно бы вытекать из кружки, только не вниз, а вверх, как будто земля и небо вдруг поменялись местами.
Крутящийся над кружкой туман стал алым.
— Заставь его двигаться! Пусть он летит! Пусть ищет!
Похоже, что до сих пор ничего подобного Лариса не делала.
Алый туман то расплывался, то вновь сжимался в комок, выстреливал в разные стороны щупальцами-протуберанцами, втягивал их обратно, колыхался в воздухе, словно призрак, дёргался, спускался к земле, взмывал в вышину…
Чтобы подчинить его, Лейке потребовалось не меньше минуты. Но затем, справившись с непослушной субстанцией, колдунья прищурилась, обвела многообещающим взглядом лес и…
Туман обратился сверкающей плоскостью, которая будто фрезой прошлась по окружающим поляну деревьям. Посыпались вниз срезанные волшебной «пилой» ветки, кроны, стволы. Смертоносный туманный круг жужжал на высокой ноте. Жужжание постепенно переходило в визг. Когда этот визг достиг уровня ультразвука, волшебница резко вскинула руки, и в тот же миг поляну накрыла гулкая тишина. Туман внезапно исчез. Вместо него над нашими головами протянулась огненная пунктирная линия.
— Дорога, — прошептала Лариса.
— Путь, — согласился я.
Драконья кровь и драконья магия. Умение подчинять и умение изменять вес, в том числе, и собственных тел. Драконам, чтобы летать, крылья не требовались, хватало обычного «антиграва». А подчинять своей воле других, даже не обладающих разумом, даже предметы и вещества… жизненная необходимость и ничего более…
Да-а. Мы с Лейкой и вправду друг друга стоили. Почти как Рина и Бэз…
Часа через полтора карта показала, что до опушки осталось не более километра. «Чашу дракона» мы всё-таки одолели, и это конечно радовало. А вот то, что это случилось под вечер, когда солнце уже закатилось и на небе зажглись первые звезды, наоборот, огорчало. Ночевать снова придётся в лесу. Не скажу, что такой вариант меня сильно расстраивал, но на кровати в доме спать всё же приятнее. Кроме того, завтра пойдут уже третьи сутки нашего марша в столицу. Третьи, они же последние. О том, что, если до Дома Дракона мы к их окончанию не доберемся, то не доберёмся вообще никуда, я старался не думать. Все мысли сейчас сводились к одной: как проходить последний участок пути?
На выходе из лесного массива призрачный коридор снова сужался, а потом начинал петлять — от одного населенного пункта к другому. Всего их на пути к Карухтану насчитывалось одиннадцать штук, и если по прямой до столицы было не больше сорока километров, то реальное расстояние, которое требовалось пройти, составляло все шестьдесят — как раз из-за этих изгибов и поворотов. Почему коридор не шёл, как раньше, вдоль железной дороги, я, безусловно, догадывался. Впрочем, не только я. Все, включая Кузьму, были согласны с тем, что теперь по железке мы бы до цели не добрались. Нукеры и их союзники из путейских наверняка сделали выводы из своего поражения у Кызыл-Таша, поэтому: первое — дрезину или мотрису мы не найдём, второе — часть рельсов уже разобрана, третье…
Короче, думать об этом можно сколько угодно, но факты — штука упрямая. В любом случае, передвигаться придётся или на своих двоих, или попытаться притырить где-нибудь самовоз. Где его отыскать и как умыкнуть, мы обсуждали почти два часа. В процессе споров у меня даже мелькнула шальная мысль преодолеть расстояние до Карухтана по воздуху. Ну а что? «Антиграв» я ведь уже научился включать, так почему бы и не попробовать его на себе?
Увы, проведенный тут же эксперимент показал, что хотя я драконьей магией и владею, но до настоящих драконов мне далеко. Силёнки не те. Моих хватало только на то, чтобы оторвать от земли предмет массой около килограмма, а всё, что больше, не то что поднять — даже сдвинуть не удавалось, не говоря уж о том, чтобы заставить куда-то лететь.
В итоге пришлось возвращаться к прежнему варианту — украсть самовоз. Идти пешком никто из нас не желал. То есть, дойти бы мы, конечно, дошли, вопрос — в каком состоянии? Ведь там, в Карухтане, нас ожидал не ужин в приятной компании, а новые испытания. Проходить их усталыми и измученными — себе дороже. Поэтому — изворачивайся как угодно, но транспорт достать изволь. Хоть из-под земли его вынимай…
Решение проблемы мы отыскали ближе к полуночи. Пусть спорное и, я бы даже сказал, стрёмное, но всё-таки, наверное, лучшее из всех, которые предлагались. Лучшее из худших, как принято говорить. Или, скорее, единственное имеющее ненулевые шансы среди невозможных в принципе…
Спать разошлись, когда стало совсем темно. Небо заволокло тучами, и, чтобы найти палатку, понадобилось даже включить магозрение. Внутрь, впрочем, сразу же заходить не стал — пропустил вперёд даму, а потом долго стоял в раздумьях около входа. Нет, на «везение» я уже не рассчитывал. Сегодня «последняя» ночь, и, значит, Лариса дождётся меня по-любому, а если устанет ждать, то просто выйдет наружу, и тогда объясняться мы будем здесь, на холоде и ветру… Что ей сказать, я уже знал, но… примет ли она моё предложение? Захочет ли ловить журавля в небе или решит, что и синицы достаточно? Ответов у меня не было. Ответить могла только сама Лейка…
Мысленно перекрестился, откинул полог, нырнул в темноту…
После вчерашней ночи тесно в палатке уже не казалось. Наверное, просто привык. К хорошему вообще — привыкаешь быстро.
Лариса, как я и предполагал, не спала. Однако лежала тихо, не пытаясь что-либо предпринимать в отношении кавалера. Дыхание спокойное, ровное, как будто и впрямь засыпает, а проблема продолжения рода её ничуть не волнует. Впору думать, что мои «вещие» сны — это всего лишь игра воображения, горячечный бред, ничего общего с действительностью не имеющий.
Реальное состояние Лейки можно было определить только по её ауре.
Общий диагноз — отчаяние.
Я буквально всей кожей чувствовал, насколько Лара напряжена: тронешь — взорвётся. Даже без телепатии видел, что она хочет и чего боится. Хочет неистово. Боится до дрожи в коленях. Ждёт, чтобы её избранник сам, без подсказки, сделал всё, что от него требуется, и в то же время не верит, что это возможно. Рвётся применить магию, но понимает, что чары на меня не подействуют. Жаждет всё рассказать, но страшится отказа. Знает, что отступать некуда, но до сих пор надеется, что всё решится само собой…
Нет, так дело не пойдёт. Такой хоккей нам не нужен.
Ситуацию надо разруливать. И чем быстрее, тем лучше…
Осторожно нащупываю руку Ларисы и беру её пальцы в свою ладонь.
Девушка вздрагивает.
По её ауре прокатывается волна зелёного с золотистым.
Надежда, радость, волнение.
Эх, знала бы ты, что я сейчас…
— Хочешь, я расскажу тебе одну историю?
Сиреневый сполох. Настороженность.
Малиновый. Любопытство.
— Хочу.
«Хм. А по голосу и не скажешь. Шифруетесь, баронесса?..»
Лейкины пальцы слегка напрягаются.
«А, чёрт! Забыл, что у меня тоже есть аура!»
Лихорадочно выравниваю-маскирую астральное отражение и приступаю к рассказу.
— Когда-то давно-давно жила-была одна ведьма. Ведьма — не потому что злая, а потому что сама предпочитала себя так называть. Хотя зло, безусловно, творила. Но не больше, чем остальные волшебники и волшебницы. Самым ужасным деянием, которое она совершила в жизни, ведьма считала проклятие, наложенное на весь людской род из-за её собственной глупости и гордыни. Много лет она пыталась его отменить, но — тщетно. Единственное, что сумела — это отсрочить исполнение приговора и переложить часть вины на себя. Свой грех она искупила сполна, сперва отказавшись от личного счастья, а затем отдав жизнь ради спасения всего человечества. Однако этого оказалось мало. Меч, занесённый над миром, никуда не исчез. Отражать наносимые им удары приходилось ни в чём не повинным потомкам. Проклятие тяжким грузом легло на их хрупкие плечи. Отныне и во веки веков внучки и правнучки первой ведьмы могли родить только раз в жизни и всегда только девочку — будущую продолжательницу рода, единственную во всём мире способную противостоять древнему злу, носительницу чужой крови и магии. Три дня, всего лишь три дня и три ночи давались каждой из ведьм на то, чтобы зачать ребёнка. И если бы они не успели найти себе правильного избранника и не смогли бы влюбить в себя или хотя бы просто распалить его страсть, их род бы исчез, а чуть позже исчез бы и весь мир. Некому стало бы его хранить, некому стало бы искупать древний грех…
Прерываюсь, чтобы перевести дух. Воды бы сейчас, в горле совсем пересохло.
Только об этом задумываюсь, на губах появляется влага.
Быстро слизываю её языком. Она опять появляется, я её снова слизываю… И так до тех пор, пока желание пить полностью не проходит.
Кошусь на Ларису. Аура такая же, как у меня — гладкая, ровная… Догадалась-таки, что надо тоже закрыться. Молодец! Эмоции сейчас демонстрировать ни к чему. А вот позаботиться о рассказчике — нужно. Из-за обычной жажды он останавливаться не должен…
— Тем не менее, ведьмы не были бы настоящими ведьмами, если бы не умели накладывать на людей чары. Любая из рода могла подчинить своей воле любого мужчину. Эта хитрая магия с завидным постоянством предавалась от матери к дочери. Передалась она и двадцать третьей в роду. Однако случилось так, что молодая ведьма ошиблась и выбрала в отцы своему будущему ребёнку того, на кого магия подчинения не действует. Почему это произошло, сказать сложно. Возможно, это и вправду случайность, а возможно — судьба. Шанс, выпадающий раз в тысячу лет. Так считала самая первая ведьма, и свою веру она передала внучкам-правнучкам. Человек, способный противостоять чуждой драконьей магии, способен разорвать и драконье проклятие, а вместе с ним проклятие, наложенное на род. Поэтому ведьма по имени Лара решила не изменять свой выбор. Делай что должно, и пусть будет что будет. Вопрос лишь, что именно должно делать? Выбор — вот что теперь не даёт покоя. Две ночи уже потеряны. Осталась третья. Последняя. Что делать? Как поступить? Если первая ведьма ошиблась, прервётся весь род. Если нет — Лара станет обычной девушкой и сможет жить так, как все: радоваться простым человеческим радостям, влюбляться в кого захочет и когда захочет, рожать детей когда захочет и от кого захочет, а не от того, на кого указала магия. Но даже и в этом случае, если её первый ребёнок будет зачат до того, как исчезнет проклятие, случится подлинная катастрофа. Все будущие поколения останутся ведьмами и будут так же рожать только единожды в жизни. Однако достойной цели у них больше не будет. Им больше не надо будет хранить этот мир, и рано или поздно они начнут его ненавидеть. Зло будет заполнять их души, зло будут они выплёскивать на других. И чем дальше, тем больше. Страшней и страшней. До той поры, пока весь мир не станет таким же злом, как и они сами.
Замолкаю. Во рту опять пересохло.
Врут те, которые утверждают, что «правду говорить легко и приятно».
Хрена лысого! Правду говорить тяжело. Особенно, если говоришь её тем, кто до последнего надеется обмануться.
— Откуда ты это узнал?
Голос Лейки звучит абсолютно спокойно, и аура ровная — прямо как на сеансе у экстрасенса.
Однако меня не обманешь. Пальцы у девушки теплее обычного, а это, как водится, первый признак.
Обманывать её не хочу. Раз начал говорить правду, значит, буду выдерживать эту линию до конца:
— Из снов.
Лариса молчит секунд пять.
Пальцы становятся горячее.
Колдунья тихо вздыхает.
— Знаешь, Вась… Мама родила в двадцать два. Бабушка — в двадцать один. Мне сейчас двадцать пять. Ещё не старуха, но лет через десять… — слышится короткий смешок. — Я в своей жизни встречала много мужчин, сильных и слабых, храбрых и трусоватых, симпатичных и неприятных на вид, любителей поболтать и редкостных молчунов. Я могла выбрать любого, но всякий раз останавливалась. Я ждала знака, подсказки, знамения. Когда мы с тобой встретились у родника, у меня было отвратительное настроение. Ну, просто видеть никого в этот день не хотела. А тут какой-то чудак, помочь предлагает, несёт какую-то чепуху. Как будто совсем не знает, кто я и что меня сейчас лучше не трогать. Лучшим способом, чтобы избавиться от странного типа, было включить магию подчинения. Ну, я её и включила. Включила и обалдела. Ты её попросту не заметил.
Девушка на миг останавливается, и я тут же вношу свои «пять чешуек»:
— Ну, вообще-то заметил. Ты на меня так странно смотрела. Я ещё подумал: просвечивает она меня что ли?
Ещё один короткий смешок.
— Да, так оно примерно и происходит. Но это не важно. Важно, что именно в тот момент и прозвучал первый звоночек. Мне стало действительно интересно. Кто же это такой? Отчего на него не действует моя магия? Потом, в доме, я попыталась ещё раз воздействовать на тебя. Ты вроде бы подчинился. Но всё равно как-то странно, не так, как все. Пошёл делать то, что я тебе приказала, но лишь потому, что решил: это правильно. И в парилке ты тоже остался самим собой. Я после всю ночь изучала твой артефакт и твои реакции на разные виды магии. А уже под утро, когда уснула, во сне вдруг увидела маму. И ещё одну женщину, очень похожую на неё и на бабушку. Наверное, это была основательница нашего рода, первая ведьма. Они ничего мне не говорили, но обе смотрели так, что я поняла: выбор сделан, выбор одобрен, время пошло, в запасе у меня только три дня и три ночи…
Лариса снова молчит, но на этот раз её аура даёт сбои, а пальцы начинают подрагивать.
Отправляю ей небольшой импульс лечебной магии. Просто чтобы слегка успокоить.
— Спасибо, — шепчет колдунья и продолжает рассказ. — Мне кажется, в первую ночь у нас бы с тобой всё получилось…
Я чуть сжимаю её ладонь. Она совершенно права. В конце того памятного разговора я был и вправду… готов…
— Но я не смогла. Подумала: так нельзя. Нельзя просто пользоваться моментом. Надо, чтобы захотели оба, причём, одинаково. А ты — я же видела — как будто повинность готовился отбывать. Вчерашней же ночью я просто обиделась. Ты словно нарочно говорил всякую ерунду, что, мол, до свадьбы нельзя и вообще… Глупо всё получилось, да? Не надо было мне тебя слушать… И вот теперь у нас последняя ночь. И ты опять говоришь ерунду, а я… я боюсь. Боюсь, что ты прав. Действительно прав. Что если мы прямо сейчас… ну, в общем, вот это самое, то всем станет только хуже…
Лейка неожиданно всхлипывает, а её аура буквально рвётся в клочки.
Нет, этого я выдержать не могу.
Поворачиваюсь к Ларисе, аккуратно обнимаю её и мягко прижимаю к себе.
Девушка не сопротивляется, но продолжает всхлипывать.
— Не надо, Лар, — шепчу я ей на ухо. — Это лишнее. Я готов выполнить всё, что ты хочешь. Просто потому, что хочу того же. Прямо сейчас. И я ни в чём тебя не упрекаю. Упрекать тебя не в чем. Это твой выбор… Нет, не так. Это наш общий выбор. Наш и никого больше.
— Правда? Ты тоже этого хочешь? Без всякой магии?
Сейчас её голос дрожит, а я не чувствую в нём ни грамма фальши.
— Конечно, правда. К драконам всякую магию.
«Чёрт! Зачем я это всё говорю? Я же совсем не это хотел».
«А что ты хотел?»
Я ошарашенно замираю. Когда ж я успел раскрыться?! А впрочем… какая разница, раз всё у нас уже предопределено…
Лара читает меня, словно раскрытую книгу. Я делаю то же самое, только в «другую сторону».
Господи! Как же у неё там всё сложно и всё запутано. Даже не думал, что у волшебниц такой бардак в голове. Как же она в нём разбирается? Наверное, так же, как и земные модницы в собственных сумочках. Вытряхивают всё нафиг и сразу находят искомое.
«А ты, Вась, шутник».
«Извини. Что-то меня опять не туда понесло».
«Да нет. Понесло тебя как раз правильно, а вот я…»
Лейка опять вздыхает.
«В общем, ты прав. Не стоит сегодня… ну, ты понимаешь…»
«Вот тебе раз! Опять двадцать пять. Сейчас-то что?»
«Ничего, Вась. Совсем ничего. Просто я наконец поняла… Нельзя торопиться. Никогда нельзя торопиться. А что сегодня последняя ночь, так это всего лишь магия. Магия чуждая, не нужная никому, кроме наших врагов. Зачем им давать ещё один козырь? Мы теперь сами будем определять собственную судьбу. Без глупых подсказок из прошлого, без этих дурацких пророчеств. Сами. Всё сами, Вась. А теперь… давай спать. Утро вечера мудреней…»
Девушка ловко выскальзывает из объятий и отворачивается к брезентовой стеночке.
Последнее, что я от неё слышу — это:
«Только учти. Если мы завтра умрём, сегодняшнего я тебе никогда не прощу…»