Элита. На дне класса

Глава 2

Самуэль не обращает на меня внимания. Он просто игнорирует меня, иногда я начинаю задумываться, а знает ли он вообще о моем существовании… Не знает. Возможно, ему даже неизвестно мое имя. Хотя я надеюсь, что ошибаюсь.

Он должен знать… Или нет. Понимаю, он занят множеством разных вещей: учится, работает, вынужден приспосабливаться к новой школе и решать семейные проблемы. Все, что у его брата Нано есть просто за красивые глаза, Самуэлю достается трудом и лишениями. Это задает ему некий ритм жизни, но не тот ритм, которым я увлекаюсь. Мне нравится другое: спокойствие, умиротворение, прогулки, и, конечно, я мечтаю, что однажды смогу делать все это с Самуэлем, держать его за руку и представлять в качестве парня.

Мой парень… Я не очень люблю Рождество, но соврала бы, если бы сказала, что не воображала много раз ужин в канун Рождества в кругу семьи, с моей сумасшедшей тетей Амалией и ее близнецами, с Ричардом и его бойфрендом… и между всеми ними – Самуэля. Сначала он чувствовал бы себя неловко, но потом, после того как кузина Конча произнесла бы классическую речь о разводе, а бабушка заявила бы, что это, вероятно, ее последнее Рождество (что она делает каждый год), он бы расслабился, положил руку мне на колено и улыбнулся: «Все хорошо, я рад быть здесь».

Но, наверное, в реальной жизни до такого еще очень далеко. В реальном мире – да, но в моем… В фантазиях, которые у меня возникают, мы с Самуэлем встречаемся уже несколько месяцев. И это звучит не слишком безумно… Уверена, вам известно подобное чувство, не так ли? Любить кого-то очень сильно, любить безумно. Все когда-то влюблялись, но я еще никогда… Никогда так сильно… Разумеется, раньше я считала, что была влюблена, но потом возникало более сильное чувство, которое заставляло меня думать, что предыдущее увлечение – просто чушь.

Я не сомневалась, что влюблена в Леонардо Бельтрана, который ходил вместе со мной на занятия скорописью, когда мне исполнилось девять лет… Я сидела позади него, и его затылок совершенно завораживал. Это была настоящая любовь, которая длилась две недели, и я успокоилась, когда Леонардо подобрали очки. Я ненавидела очки в роговой оправе – бабочки в животе превратились в заурядных мотыльков, которые в свою очередь стали равнодушными личинками, ну а те спровоцировали странное чувство голода… вот оно-то и породило мое пристрастие к бисквитам с начинкой из какао марки «Фоскитос», но это уже другая история. Тогда я оказалась девятилетней наивной дурочкой… а несколько лет спустя я сменила школу, и в новом классе учился Бернард, канадец со светлыми волосами, у которого уже в двенадцать лет обрисовывались грудные мышцы, скрытые футболкой.

Возможно, это было частью сексуального пробуждения. Я играла в доктора вместе с двоюродными сестрами, мы целовали друг друга в губы, притворялись привидениями, но я никогда… не фантазировала о мальчике, а познакомившись с Бернардом, начала фантазировать о таких вещах, которые могли бы вызвать сердечный приступ у матери и всех наших соседок. Обычные вещи, но я полагаю, что кумушки посчитали бы преждевременным для двенадцатилетней девчонки грезить о том, как канадский серфер укладывает ее на кровать и нежно прикасается к ее коже над трусиками. Нет, я не была развращенной… Я воображала «распутные» сцены, но никогда не представляла, что на мне нет нижнего белья.

Я думала о том, как Бернард трогает меня поверх трусиков… или как Хуан Карлос Сальтре, один из коллег отца, очень привлекательный гей – теперь я это знаю – целует меня в шею и гладит мою грудь, проводя рукой по футболке с изображением Губки Боба[9].

Нет, тут нет места извращениям, хотя я проигрывала в голове всякое… например, ту, где отец говорил: «Можешь остаться с девочкой на время», а потом какой-то мужчина трогал меня… но если бы такое действительно произошло и мужчина или мальчик попробовали бы прикоснуться ко мне… я бы разревелась и, возможно, описалась бы, я была очень склонна к этому.

Самуэль. И секс с Самуэлем. Нет, я никогда не представляю себе Самуэля в подобных сценах, что вовсе не мешает разуму обманывать меня во сне и показывать парня в различных ситуациях, от которых просыпаешься с учащенным сердцебиением и в поту.

Последний сон – довольно странный, и нижнее белье в нем было совершенно лишним…

Я находилась в каком-то зале или в театре, где собралось много людей, но с каждой минутой их становилось все меньше и меньше, пока я не осталась одна, и только на краю сцены сидел Самуэль. Я заметила, что у него иное выражение лица, чем в реальности, менее «доброе» и, смею утверждать, почти непристойное… О боже, я не должна говорить об этом. Я не должна ничего рассказывать… Но расскажу. Его рот был полуоткрыт, он сглотнул слюну, кадык поднялся и опустился, словно маленький лифт, который достиг языка.

Самуэль увидел меня между креслами партера, устремил на меня внимательный взгляд, и нас будто соединил мощный магнит.

Самуэль опустил правую руку внутрь брюк и принялся ласкать себя, шепча: «Тсс!» – и вроде бы запрещая мне говорить… хотя я молчала. В общем, я повиновалась. Кивком головы он приказал мне подойти ближе. Я подчинилась. Я очутилась перед ним, а он все еще держал руку в брюках. Затем вытащил ее, и под джинсами четко обозначилась эрекция, которая, если честно, я никогда не видела это вблизи, показалась весьма преувеличенной.

Он взял меня за руку теми самыми пальцами, которыми трогал себя несколько секунд назад, и уже собирался начать все заново, но вдруг на сцене зажегся свет, я обернулась и увидела, что вокруг полно цирковых клоунов – ободранных и размалеванных. Они не смеялись, они были шокированы тем, что моя ладонь практически нырнула в брюки Самуэля.

Брюки Самуэля. А затем в зале начался дождь. Привет от Фрейда. Сон закончился, и я проснулась, чувствуя, что ничего не понимаю. Как будто на меня пролился настоящий дождь.

И таких снов с Самуэлем уйма: в парках, в супермаркетах или в соседском магазинчике, который раньше, еще в моем детстве, был салоном видеоигр, а позже стал лавкой электронных сигарет. И там тоже.

Иногда я опускала руку в брюки Самуэля, а иногда мне не нужно было этого делать: парень уже ждал меня со спущенными штанами.

Что ж, воображение – это всего лишь воображение, а мечты имеют мало общего с действительностью.

Если вспомнить сегодняшнее школьное утро, то Самуэль даже не посмотрел на меня, не поздоровался, но, когда учитель сообщил, что мы должны выполнить работу в парах, я увидела здесь прекрасную возможность подойти к парню и сказать: «Привет, Самуэль, сделаем это вместе? Работу, я имею в виду». Но поскольку жизнь – не романтическая комедия, Самуэль уже был в паре с другой. Марина, снова Марина, всегда Марина. Очередной упущенный шанс внести в реальность всплеск моей собственной фантазии.

Если посмотреть на ситуацию со стороны, то проблема Паулы из-за того, что она не будет в паре со своим любимым Самуэлем, может показаться глупым капризом, прихотью, причем типичной для подросткового возраста. Если бы жизнь была сериалом, то завсегдатаи «Твиттера», наблюдая за тем, как девушка запирается в туалете, учащенно дышит, набирает полные легкие воздуха, чтобы успокоиться и не разрыдаться из-за упущенной возможности, запостили бы следующее: «Вот что происходит с теми, кто нерешителен, глупышка», «Если она всегда молчит, то не надо жаловаться», «Она не может сказать Самуэлю и двух слов. Чего она ждет? Ну и дурочка». «Посмотрите, как она плачет, она просто слабачка».

Она и впрямь плакала и была глупенькой, но все вышеперечисленное являлось результатом того сильнейшего чувства любви, которое она испытывала. Это было нечто настолько неконтролируемое, сложное, но в то же время настолько природное, что занимало все сто процентов ее жизни. И когда ты видишь, как счастлива девушка с кудрявыми волосами, как она дурачится и улыбается, максимально узурпируя твой маленький мирок, это вызывает боль. В итоге ты чувствуешь себя полным ничтожеством. А Паула отличалась скрытностью, и никто не замечал, какой огонь полыхает у нее внутри, когда парень, похожий на Гарри Поттера, проходил мимо нее. Нет, никто не догадывался, ведь внешне она казалась сдержанной, но сдержанность-то была напускной. Знаете, что самое забавное в таком вот типичном случае? Если А любит В, который любит С, то имеется еще один человек, чувствующий сильную привязанность к А.

Но жизнь всегда несправедлива, особенно когда речь идет о распределении пар.

Паула попала в пару к Жанин, а Горку вообще никто не выбрал.

Мелена тоже осталась одна, поэтому она подошла к тому, кто раньше был ее лучшим другом, и, прежде чем тот успел открыть рот, выпалила:

– Хорошо, я с тобой, но только потому, что у меня нет выбора… Иначе я бы делала работу с кем-нибудь еще. – Она ласково улыбнулась и потрепала Горку по голове, на что он поднял брови, как бы желая возразить: «Не люблю я подобные фривольности».

По сути, задание заключалось в том, чтобы создать профиль партнера для социальной сети, и для ребят это стало поводом познакомиться поближе. Априори все было просто, но требовало по крайней мере несколько часов, потраченных на чаты, лайки и фотографии. В обеденный перерыв Мелена и Горка встретились в школьном саду. Такой расклад показался парню очень странным, потому что они перекинулись максимум парой фраз и обменялись лишь несколькими взглядами.

Горка не понимал, почему между ними возникла дистанция, не получил никаких объяснений, не знал, в чем провинился и были ли слухи о загадочном местонахождении девушки правдой. Но больше всего его озадачивало, что Мелена неискренна и фальшиво улыбчива с Карлой и Лу, которых неоднократно всегда критиковала, бывая в гостях у Горки, когда они вдвоем распивали баночку пива.

– Для меня не составит труда сделать твой профиль, Мелена, – сказал Горка. Здесь написано, что нужно заполнить анкету, указать черты характера и так далее… Идеально. Кстати, я могу упомянуть, что ты лжива, лицемерна, обладаешь суперспособностью исчезать из поля зрения, ни перед кем не отчитываясь. Ты симпатична, я не могу этого отрицать, и, говоря о твоем прошлом, я могу утверждать, что ты была лысой. Давай посмотрим, что еще. Увлечения: напиваться и куражиться, кидать друзей, особенно самых симпатичных и спортивных, и препираться с чокнутой матерью. О семье что написать? Что мамаша у тебя сбрендила и все, верно? Есть ли у тебя парень… Кто знает – ты ведь со мной ничем не делишься. И друзья… Ха! Мне очень нравится вопрос: здесь я напишу имена Лу и Карлы, девчонок, которые, судя по твоим же словам, – явные пустышки и вообще не способны говорить ни о чем, кроме обуви и контуринга, хотя теперь, похоже, вы родственные души. Ну и как, согласна? Пришли мне фото – и задание готово.

Мелена, принявшая поначалу его речь за шутку, начала меняться в лице, особенно когда Горка дважды упомянул ее мать. Нападки парня, которые она, возможно, и заслужила, показались ей чрезмерными.

Она закрыла контейнер, где был салат с пастой, и встала.

– Да пошел ты, – без особых эмоций проговорила Мелена, стряхивая траву с юбки, и спокойно удалилась.

Горка мог бы остановить ее, мог бы, как в кино, позвать ее по имени три или четыре раза подряд, но промолчал. Однако ему совсем расхотелось есть. Ладно, наказание было справедливым, но все же излишним, и бегать за Меленой он не собирался. Несмотря на то что в глубине души он любил ее и по-прежнему считал другом, следовало уступить и исповедаться самому себе.

Несколько минут назад Горка хотел бы сказать что-то вроде: «Мелена, серьезно, выкладывай, что ты наделала, почему скрывалась целое лето и прогуливала школу, я не собираюсь тебя осуждать, я твой друг и правда хочу помочь».

Но когда дошло до дела, он сболтнул жуткую ерунду. Иногда трудно заставить себя осознать что-то, и приобретенные привычки играют с нами дурную шутку: мы говорим то, что должны, то, что соответствует общепринятым нормам. Но ведь и они меняются, и то, что могло бы прозвучать абсолютно естественно из уст Горки в девятом классе, совершенно не соответствовало его личности сейчас, хотя парень порой продолжал вести себя как дурак, что, если честно, случалось не столь часто. Никто не хочет, чтобы его называли мягким или чувствительным, особенно когда ты известен своим прессом. Как-то не клеится, правда?

Трудно изменить свое поведение, по крайней мере для Горки это было сложно, и, несмотря на то, что он не кинулся за Меленой вдогонку и повел себя гордо, он все равно чувствовал себя виноватым. Он причинил ей боль. Конечно, Мелена не была хрупкой или ранимой особой. Она походила на уникального броненосца, у которого нет кожи, но который сворачивается в клубок, когда того требует жизнь. Без кожи, но сильная как камень. (Правильно было бы сказать: «Твердая как камень», – но мать Горки научила сына говорить именно так, она всегда выражалась неправильно и приучила к этому всех своих детей и друзей. Дело житейское. Мы часто повторяем фразы, которые слышали, даже если не знаем, верны ли они. Ну и что?)

Жанин чувствовала себя дерьмово, ее жалкое выступление на вечеринке Марины часто всплывало в голове, причем столь же многократно, как она прикладывалась к бутылке с «Егермейстером» в тот вечер. Ну и картинка. Она не была неуверенной девушкой, но когда парень, лишивший тебя девственности, оскорбляет тебя, пинает и приказывает даже не смотреть на него, это действительно тяжело. В «Лас-Энсинас» слишком много коридоров, чтобы вечно быть настороже.

Так что теперь Жанин ходила по школе, озираясь по сторонам и боясь столкнуться с Марио, но ведь судьба неизбежна: рано или поздно молодые люди могли пересечься, что страшно пугало бедняжку. Однако она выучила этот урок, хотя сперва и не предполагала, что он окажется настолько серьезен. Единственным местом, которое выглядело безопасным, являлся женский туалет: маловероятно, что Марио появится там, хотя ходили слухи, что парень неоднократно использовал его в качестве места для занятий любовью…

«Вот свинья, – подумала Жанин, – и слава богу, что он надел презерватив во время той встречи». Жанин была трусихой и немного ипохондриком, мысли о венерических заболеваниях уже роились в ее голове, но она сделала глубокий вдох и выбросила их из головы. Единственное, что было трудно выкинуть из головы, так это то, что она может случайно столкнуться с Марио или встретиться с ним взглядом, и тогда он наорет на нее при всех.

Ужасно обидно, что ее первый раз, который должен бы был запомниться как нечто особенное, превратился в пытку.

Жанин не была болтливой. Посплетничать? В пределах разумного. Но не иметь возможности рассказать кому-либо о первом интимном опыте и похвастаться, что это было с самым сексуальным второгодником в школе?.. Как жаль! По крайней мере для нее это было именно так. У девушки даже выражение лица изменилось: оно стало донельзя напряженным. Бывает, ты хмуришься, а губы бессмысленно поджаты, словно тебя только что стошнило: вот точно такое же недовольное личико теперь было у Жанин.

Ну а Паула, которая переживала не лучшие свои дни, села рядом с ней в школьной столовой, чтобы начать работу в паре.

Подруги молчали, пока одна из них не нарушила тишину.

– Что с тобой? – спросила Паула.

– Со мной? В смысле? Что за чушь, я в порядке… Мне просто лень делать задание, абсолютно не хочется. Почему нельзя скачать инфу с какой-нибудь странички для ленивых студентов? – ответила Жанин, нарочито размахивая руками.

– А-а-а.

– Хотя да, со мной кое-что происходит, но я не могу тебе рассказать, и, пожалуйста, не задавай никаких вопросов.

– Хорошо.

– Я тебе все равно ничего не скажу.

– Угу. Поняла.

– Блин, ладно, я… Я уже не девственница.

– Правда? – Паула наклонилась, чтобы как можно больше сократить расстояние, хотя в столовой на них никто не смотрел, все просто проходили мимо.

Они могли бы раздеться догола и во весь голос орать что-нибудь из репертуара испанского рэпера Си Тангана – и на них никто бы не обратил внимания. Но едва Жанин, которой, помнится, так трудно было держать язык за зубами, уже собралась начать рассказывать свою историю: «Я встретила парня на деревенском празднике на каникулах», – она тут же поняла, что совершает ошибку, и вспомнила голос Марио и его угрозы.

И поэтому сразу перестроилась.

– Я познакомилась с парнем, и мы переспали у него дома… Короче, нормально… Все, хватит об этом.

– Серьезно, Жанин? Ну и ну! Тебя лишили девственности, а ты не хочешь поговорить? Знаешь, а мне вот хочется все обсудить. Давай, выкладывай!

Жанин занервничала и не знала, как выйти из затруднительного положения, в которое попала. И положение стало еще хуже, когда, почти как в замедленной съемке, в столовую ввалился Марио со своей верной свитой. Все замедлилось, кроме сердца Жанин, которое билось так быстро, что ей казалось, будто даже Паула слышит его удары. Это было как в рассказе «Сердце-обличитель» По[10], который они проходили на уроке литературы.

Да, сердце стучало и стучало… но теперь оно принадлежало ей. К счастью, Марио даже не заметил Жанин и убрался восвояси, напоследок сказав парочку глупостей в адрес одного из новичков.

Видя выражение лица подруги, Паула продолжала настаивать:

– Жанин, что случилось?!

– Что?.. Пожалуйста, Паула, не будь любопытной. И не будь занудной! Ну… ничего особенного. Мы четыре раза поцеловались, я дотронулась до него, он надел презерватив, вошел в меня – и все.

– Ладно, – смирилась Паула, понимая, что сейчас не самое подходящее время.

– Приступим к работе?

Таким образом, девушка сорокового размера положила конец разговору и сделала вид, что ничего не случилось, хотя ей до смерти хотелось раструбить на все четыре стороны: «Я ПЕРЕСПАЛА С МАРИО, ПАУЛА, Я ПЕРЕСПАЛА С НИМ, ОН НЕНАВИДИТ МЕНЯ, НО ЕГО ЧЛЕН БЫЛ В МОЕМ ВЛАГАЛИЩЕ. ВОТ».

Но она снова прикусила язык.

После того как Мелена ушла, ничего не рассказав Горке, она с трудом высидела на занятиях, мечтая, чтобы они поскорее закончились, а потом прямиком направилась на маленькую площадь, разыскала Омара и купила у парня гашиша уже на восемнадцать евро.

Каждый раз ей хватало все на меньшую и меньшую дозу, но она ничего не могла с этим поделать, да и не хотела, предпочитая курить в одиночестве. Курение ассоциировалось с отсутствием общения, улыбок, дружеских отношений (последнее стало почти роскошью). Но девушка хотела побыть в тишине. Только она – и все.

К сожалению, эта укуренная «она» нравилась Мелене гораздо больше, чем другая, одинокая, замкнутая, та, которая ни с кем ничем не делилась и никому не открывалась, и ее внутренний мир был полон разных странных вещей, паранойи, вопросов, обрывков пока не написанных стихов, еще не сочиненных песен… (такова была темная сторона Мелены).

Но спокойствие, конечно, длилось недолго. Машина матери проехала прямо перед ней и затормозила, как только родительница обнаружила дочь. Бывшая модель высунулась из окна, и можно было видеть, как она одета: разумеется, не по средствам. Вся жизнь теперь была вне ее возможностей: ораторские способности – вне возможностей, ведь у нее даже не было аттестата об окончании школы, он ей не понадобился бы для выступления у фонтана Сибелес на одноименной мадридской площади. Ее волосы – вне возможностей: помогало лишь калифорнийское наращивание, поскольку на голове топорщились четыре жалких крысиных хвостика (отметим, что проблемы с волосами – это семейное). Туфли – вне возможностей, и не потому, что слишком дороги, а как раз потому, что высокие каблуки плохо сочетались с ромом, колой и обезболивающим викодином.

Женщина, несомненно, отличалась красотой (ведь она в свое время выиграла титул «Мисс Испания»), но постоянная апатия превратила ее в серую мышь, и если посмотреть на мать и дочь вместе, то было очевидно – они обе происходят от одного семейного древа. Они по-прежнему были при деньгах, но средства к существованию улетучивались очень быстро.

Родительница сняла темные очки и крикнула:

– А разве у тебя нет занятий?

– Половина пятого! – проорала в ответ Мелена.

Они вступили в странный диалог, в котором мать потребовала, чтобы дочь поехала домой, и Мелена села в машину.

– Мам, у тебя в планах сегодня переспать с очередным толстосумом? – спросила она, захлопнув дверцу.

Что думал водитель, став свидетелем столь ужасного разговора, в котором девчонка грубит матери, на что та без колебаний отвечает нечто вроде: «Если бы на тебя не уходило столько денег, дела шли бы намного лучше, тупица неблагодарная», – неизвестно.

Далее все переросло в фырканья и препирательства, как будто сцепились две кошки, и при этом в качестве невозмутимого свидетеля присутствовал шофер. Есть хорошие матери, есть – похуже качеством, а есть такие, которые делают все возможное, чтобы подружиться с детьми, ну а кое-кто предпочитает держать дистанцию. Кто-то делает все, а кто-то позволяет себе гордиться самим фактом материнства, но наш случай – совершенно иной… Не нужно быть великим социологом или психологом, чтобы увидеть, что проблема здесь – всего одна, но очень, очень большая.

Насколько было велико эго матери, настолько был велик комплекс дочери.

Они оказались одинаковыми: две альфа-самки, запертые в позолоченной клетке, полной всякого хлама и множества упреков, которые можно бросить друг другу в лицо. «Лучше бы ты меня не рожала». «Если бы не ты, я бы далеко пошла». И так далее, и тому подобное.

Обвинения звучали жестоко, но мать и дочь действительно так думали.

Если бы мать не была столь же незрелой, как Мелена, до этого могло бы и не дойти. И если бы дочка не была такой же зажатой и гордой, как мама, возможно, они бы дали по тормозам, обнялись, заплакали и перестали бы носить на лицах неприятные гримасы горечи, сдабривая злость кривыми улыбками. Но, вероятно, уже слишком поздно и ситуация зашла чересчур далеко. Нужны ли они друг другу? Не думаю. Но обязаны ли они понимать друг друга? Безусловно. Для многих подростков нормально в определенный момент испытывать ненависть к родителям, а для взрослых нормально испытывать стресс из-за бунтарства своих чад, но это был некий другой уровень.

Мать и дочь, образно говоря, широко распахнули двери, впустив в души неприкрытую ненависть, и это была дорога без возврата.

На следующее утро Горка был крайне удивлен, проснувшись от пиликанья электронного сообщения от Мартина: преподаватель просил парня прийти на пять минут раньше, чтобы обсудить один вопрос до начала урока. Странно, сейчас и речи не могло быть о том, что Горка не прилагает недостаточных усилий в школе.

Он быстро позавтракал, выпив стакан «Кола-као», – кофе ему никогда не нравился, Горке до сих пор казалось, что это некая «взрослая вещь» (алкоголь – нет, но кофе как-то ему не по возрасту), съел пару кексов и направился в школу.

Коридоры были почти пусты, ребята учились старательно, но только в отведенное время, и лишь некоторые приходили раньше и уходили намного позже.

Надо сказать, что учащиеся государственных школ часто используют библиотеки для подготовки к экзаменам, но у богатых детишек из «Лас-Энсинас» есть все, причем дома: и любые книги, и великолепно оборудованные рабочие кабинеты, поэтому им нет нужды задерживаться в учебном заведении.

Горка прибежал в школу (кстати, он и одевался почти на ходу) и даже промчался по коридору, чтобы Мартин увидел, что он очень серьезно отнесся к назначенной встрече. Ведь никогда не знаешь, на чем можно выиграть, тем более, когда ты посредственный ученик, поэтому надо пользоваться моментом. Но Горка еще не понимал, что встреча послужит скорее для того, чтобы потерять баллы, а не приобрести бонусы.

– Что случилось с Марией-Еленой, Горка? – спросил учитель, попросив его подойти поближе к столу.

Парень застыл в полном недоумении.

– Не смотри на меня так. Вчера вечером Мария-Елена пришла ко мне, чтобы пожаловаться. По ее словам, ей очень трудно работать с тобой – и она может сделать все одна. Смысл и цель в том, чтобы делать задание в паре, но, надо признать, девушка казалась очень обеспокоенной.

Горка не знал, что ответить. Он мог бы перейти к личной стороне вопроса, а потом вызвать Мелену на откровенный разговор или объяснить, что она повела себя как ребенок с биполярным расстройством. Но он предпочел проявить себя по-иному и перебросил мячик на другую часть поля.

– Простите. Мы подумали, что нам было бы полезно поработать вместе, но, к сожалению, у нас обоих сейчас не лучший момент. Надо бы сгладить ситуацию, но, думаю, сейчас не слишком подходящее время. У нас есть альтернатива?

Преподаватель, пораженный тем, что ученик сделал такой взрослый вывод, решил закрыть на все глаза. Раз ребятам самим ясно, что задание вызовет сложности, то он предоставит им возможность индивидуальной работы, но с условием, что это останется между ними.

Горку задевало охлаждение подруги, ее напускное лицемерие и нежелание открыться, но еще больше его расстроило, что она пошла жаловаться учителю, как будто они в детском саду.

Они долгое время были друзьями и ссорились миллион раз, но никогда не жаловались. Они всегда улаживали разногласия. Иногда даже дрались (когда были маленькими), ссорились и порой теряли грань уважения друг к другу, жарко спорили… но ябедничать как мелкая девочка… это было совсем не похоже на Мелену и вообще не похоже на поведение человека ее возраста.

Даже если накануне он, Горка, вел себя как придурок, то Мелена знала, что он разумный парень, пусть и не очень образованный, и с ним можно поговорить.

Горка всегда умел поставить себя на место других людей, и Мелена была в курсе этого, поэтому он совершенно не понимал такого незрелого поступка экс-подруги. Незрелым-то всегда был он. Тем, кто звонил в дверь и убегал. Тем, кто тырил сладости из магазина. Тем, кого ловили на дурацкой лжи, причем настолько часто, что всем было смешно, и остальные хохотали над ним. Горка оказался хорошим парнем, черт возьми (по крайней мере, он так думал), и вот как-то несправедливо, что Мелена растоптала столько лет дружбы, столько хороших воспоминаний.

Например, когда они оба отравились тортильей и попали в больницу. Когда они не спали тысячу часов, играя в «Зельду»[11], пока почти не прошли ее до конца. Когда впервые закурили вместе. Когда влюблялись прямо как последние идиоты, переставали любить и умирали от этого. Когда хотели основать группу в период увлечения эмо, который длился две недели. Или когда к ним явился насмешливый дух на спиритической доске…

Одним словом, прекрасные или болезненные, но важные воспоминания, которые обозначают вполне конкретный этап жизни.

Они пронеслись перед Горкой, словно призрак прошлого Рождества, он пережил еще раз все те моменты, к которым была сопричастна Мелена, и трансформировал их в один, очень четкий и искренний вотсап.

Если вы спросите любого человека старше сорока о подростковом периоде, то он скажет, что это тяжелое время, эмоционально сумасшедшее, когда все гиперболизировано. Забавно, что взрослые говорят одно и то же, отвечают именно так, но потом абсолютно легкомысленно относятся к конфликтам тинейджеров, преуменьшая их и принижая глупые проблемы своих детей. Когда вы подросток, вы переживаете все с большой интенсивностью, но ничего не понимаете, пока не вырастете и вас не захлестнет шквал остальных проблем (а ведь на самом деле ваши юношеские истории ровным счетом ничего не стоили, и не следовало страдать, но именно в тот момент прошлого у вас нет выбора).

Итак, вы не выбираете, будете ли мучиться из-за проблем, получите удар или начнете плакать до рассвета… Хотя иногда именно в подростковом возрасте вы можете быть чуть-чуть эмоциональным мазохистом, но обычно все проходит, однако никто не может избежать ран разбитого сердца, предательства, тем более, если вы не защищены. Конечно, полученные пули – метафорические, но ранят они точь-в-точь как настоящие.

А если нет, то скажите об этом Пауле, которая в тот же день получила удар дротиком прямо в лицо (правда, его никто не бросал и он буквально застыл в воздухе), она сама приблизилась к нему и без лишних слов получила в лоб.

Ее дела с Самуэлем шли довольно хорошо. Поскольку отношения складывались между ней и ее внутренним миром, не нужно было объясняться с собой, ждать ответов или чего-то еще. Ей оставалось только переживать чудеса, из которых складывалась тайная любовь, и стараться как можно меньше испытывать боль из-за того, что объект недосягаем, находится слишком далеко, хотя вроде бы и близко, а она чувствует себя незаметной и нерешительной девчонкой. Иногда Паула ощущала себя во всей этой истории так, как если бы она была великой начинающей певицей, которая участвовала в испанском конкурсе талантов «Операция “Триумф”», но в день финального кастинга потеряла голос из-за кондиционеров или промокла под дождем.

Она не сомневалась, что они с Самуэлем идеально подходят друг другу, но два внешних фактора мешали парню узнать об этом: первый – ее неуверенность и панический страх отказа, а второй – Марина. Вот почему каждый взгляд Марины на новенького изводил ее. Когда же Паула видела, как они дурачились в коридоре, ее сердце колотилось, и бедняжка испытывала почти физическую боль: ведь оно разбивалось вдребезги, а давление в солнечном сплетении практически не позволяло ей дышать.

Именно это она и испытала, наблюдая, как они вместе выполняют работу и сидят на берегу пруда. Паула шла по мосту и обнаружила, что они улыбаются, делают селфи, хихикают и хлопают друг дружку по плечам. Она не могла отрицать очевидного. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь сказал: «Не волнуйся, Марина – лесбиянка» или «Не волнуйся, у Марины уже давным-давно есть бойфренд, и она верна ему, а с Самуэлем она просто по-приятельски общается», – но Паула точно знала, что это ложь.

Марина не лесбиянка и ни с кем не встречается, поэтому увиденное означало только одно: они нравятся друг другу… что, конечно, было очевидно.

А потом Марина и Самуэль вскочили и быстро двинулись к мосту, откуда за ними шпионила Паула. Девушка жутко нервничала, пыталась контролировать учащенное сердцебиение, но это было невозможно. Они быстро прошли мимо нее и даже не взглянули в ее сторону, поскольку были сосредоточены на разговоре. Пауле хотелось умереть. Если бы победа над Самуэлем была забегом, она бы до сих пор стояла на стартовой линии, неподвижная, окаменевшая, уставившись в землю, а Марина уже подлетала бы к финишу. Но куда они направлялись? Почему вдруг побежали и по-идиотски захохотали? Они ведь не были влюбленной парой, правда? Нет, не были. Это время пока не наступило.

Паула заплакала, но очень странным способом. Слезы текли по лицу, но она не опустила ресницы, не поморщилась, не нахмурилась, не сжала рот, а просто позволила слезам течь, давая ей возможность преодолеть свой путь самостоятельно. Неожиданно, как будто ее укусило насекомое, Паула вздрогнула, бросилась наутек и невольно удивилась: что она делает? И почему? Она не знала, зачем она бежит за Мариной и Самуэлем, бесцельно и без всяческих намерений, просто гонится за ними.

Они добрались до здания школы, Самуэль продолжал фотографировать Марину, и молодые люди немного замедлили шаг. Паула тоже замедлилась, в основном потому, что не хотела привлекать внимания или вызывать подозрения, что она изображает из себя любовного шпиона в «Лас-Энсинас». Спортзал пустовал. Парочка как раз туда и направилась, но Паула боялась, что ее засекут, поэтому развернулась, прокралась за угол и приникла к стеклянной части стены, чтобы посмотреть, для чего они сюда пришли. Они собирались впервые поцеловаться? Если она права, она не хотела ничего видеть, но с другой стороны – жаждала этого зрелища.

Паула не могла толком рассмотреть происходящее, но кое-что попало в поле ее зрения.

Марина достала что-то из рюкзака и положила на пол… Портативный спикер (попросту говоря, динамик). Потом включила его и начала танцевать, пока Самуэль снимал ее. И что дальше?.. Почему?.. Паула ничего не понимала, к тому же танцы на людях пугали ее и вызывали появление нервного пота над верхней губой… это ведь крайне неловко. Она никогда бы не стала дергаться перед парнем просто так, но Марина была другой. Она знала свои козыри и сильные стороны – и максимально использовала их.

Больше в спортзале смотреть было не на что. В общем, новоиспеченной шпионке пришлось улизнуть, получив двойной урок: во‐первых, в забеге за любовью Самуэля ее дисквалифицировали, так как она оказалась неповоротливой, медлительной и неуверенной, а во‐вторых, Марина танцевала не особо хорошо, но это не имело значения, поскольку Самуэль все равно глазел на нее как на самое прекрасное создание на свете.

Мама Жанин была удивлена тем, что дочь, придя домой из школы, не совершила набег на шкафчик с печеньем, тем более что там стоял контейнер с блинчиками, которые испекла бабушка, а полдник был для девочки священным. Но нет, она ринулась прямо в спальню, кинула на пол рюкзак и бросилась на кровать. Она была в смешанных чувствах: если после вечеринки у Марины она чувствовала себя обиженной, жертвой всей этой истории и так далее, то почему не могла перестать думать о Марио?

Почему я не могу перестать думать о нем? Уверена, он тоже постоянно думает обо мне, но по другой причине. Марио меня ненавидит. Это очевидно. Его налитые кровью и сузившиеся глаза, ноздри, раздувающиеся как у быка, готовящегося выбежать на ринг, – явный признак того что парень терпеть меня не может и не собирается шутить. Он ударил меня, кто-то скажет, что не так уж и сильно он меня пнул, но я лежала, была пьяна, растеряна, голова кружилась… а Марио с силой ударил меня по ноге.

Могу ли я заявить на него в полицию? Наверняка у правосудия есть важные дела о насилии, которые нужно расследовать, но…

Синяк от удара вроде бы увеличился в размерах. Жанин продолжала вспоминать тот момент, и с каждым разом удар становился все сильнее и сильнее.

Они переспали, но второгодник не имел права бить ее. Он ее ударил. СОВЕРШИЛ НАСИЛИЕ.

Марио ударил ее. Огонь где-то в самом нутре Жанин разгорался и разгорался (как она могла есть бабушкины блинчики, когда желудок просто полыхал). Голова, подогреваемая внутренним пламенем, заработала на полную мощь и начала выдавать многочисленные теории: она могла бы заявить на него, унизить, шантажировать, разоблачить… или сделать что-то гораздо более примитивное – подойти к нему в коридоре, посмотреть в глаза и, когда их взгляды пересекутся, высказать все угрозы ему прямо в лицо…

Жанин хотела отбросить злые мысли. Ей не хотелось думать о Марио и его мерзком поступке, она знала, что жажда мести – справедливое чувство, но не желала, чтобы ярость разъедала ее внутренности. Конечно, она не собиралась заявлять на Марио, вовсе нет. Она попыталась перечитать старые выпуски манги «Мальчик-мармелад»[12], она любила такие школьные истории, но не могла сосредоточиться и продолжала размышлять о ноге… а потом опять перешла к воспоминаниям об искаженном выражении лица Марио, представила его сжатые кулаки, а секунду спустя – его руки на своем теле, и внезапно перенеслась в более отдаленное прошлое, когда все и случилось…

Теперь она прокручивала в голове другую картинку – кровать Марио и тот момент, когда она начала помогать ему стягивать с себя юбку, и вот, облизнув безымянный и средний пальцы, Жанин дала волю воображению, хотя в этом не было необходимости. Она прекрасно помнила все, что Марио делал с ней, а воспоминание об обнаженном теле парня заставило ее на мгновение забыть о синяке на ноге и конфликте на вечеринке Марины.

Марио был ублюдком, но ведь именно он и обесчестил ее. Она обречена смириться с этим. «Он отвратительный, плохой человек и презирает меня, но всегда будет моим первым».

Мелена получила вотсап от Горки, но даже не ответила ему. Ей было не до всяких глупостей. Но, конечно же, Горка увидел синюю галочку, и молчание бывшей подруги было гораздо красноречивее, чем то, что она спровоцировала его на грубое сообщение. То, что она не ответила, было молчанием, полным следующих смыслов: «Ты незрелый ребенок», «Я не собираюсь ввязываться в тупую фигню», «Сначала повзрослей, дурачок».

Вот что злило его все больше и больше. Горка выплескивал гнев, отжимаясь в тренажерном зале, хотя на теле осталось не так много жира для сжигания: он был худощавым парнем, очень худощавым. Он сделал парочку селфи перед зеркалом с единственным намерением: чтобы Мелена увидела фотки и убедилась, что жизнь по-прежнему идет полным ходом и его нисколько не волнует, что она ничего не ответила. Более того, его послание было констатацией, а не вопросом. Но на селфи можно было практически рассмотреть дым, валивший из оттопыренных ушей Горки.

В раздевалке он принял душ, сделал еще три или четыре снимка перед зеркалом в типичных позах (показываю бицепсы, высовываю язык, прикрываюсь полотенцем), оделся и поплелся домой. По дороге нацепил наушники. Сегодня он слушал «Радиохэд»[13]. Треки «Радиохэд», хотя группа и не значилась в числе его любимчиков, Горка всегда включал, когда чувствовал себя не в своей тарелке.

Однако сперва он направился к дому Мелены (с огромным садом) и на ходу подумал: «Да иди оно все к чертовой матери». Он уже собирался позвонить в дверь, но не успел нажать на кнопку, как крики, доносившиеся изнутри, остановили парня. Он услышал, как мать Мелены орала во весь голос, а дочь истошно вопила в ответ. Что-то разбилось: до Горки донесся звон стекла…

Горка попятился, готовый улизнуть, но, замерев на ступеньках крыльца, подумал, что лучше вмешаться. Кроме того, даже если Мелена вела себя как последняя дура, она долгое время была его подругой. Сейчас она ссорилась с матерью, а хороший друг должен предотвратить скандал, поэтому он собрался с духом и уже собирался постучать или позвонить, но внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась Мелена, с перекошенным личиком и размазанной тушью.

Молодые люди уставились друг на друга в двухсекундной паузе, которая для них была столь же длинной, как день, проведенный без мобильного телефона. И что, по-вашему, произошло в этот момент?

А. Мелена очень разозлилась, когда почувствовала, что Горка шпионит за ней.

B. Мелена дала Горке пощечину за сообщение, посланное утром.

Но случилось самое неожиданное для Горки, то есть не А и не В, а С. Мелена обняла парня, растопив надменное отношение и холодное выражение его лица и, продемонстрировав все, что уже и так было понятно… несмотря на то, что она была жесткой и неприступной снаружи, внутри Мелена до сих пор оставалась маленькой девочкой, попавшей в беду. Ее жест смутил Горку, но он крепко обнял ее в ответ, как будто между ними ничего не произошло и они по-прежнему – лучшие друзья.

– Забери меня отсюда, – прошептала девушка.

И, ничего не спрашивая, он повиновался, и они оба пошли по тротуару, как делали уже много раз.

Когда они сели на скамейку на улице Хукар, Горке не успел ее ни о чем расспросить, потому что Мелена перевела дыхание и сама рассказала ему все.

– Никакого аборта я не делала. Ты и правда думал обо мне самое плохое? Не могу поверить! У меня такая же бурная сексуальная жизнь, как у ботинка, – проговорила она, рассмеявшись сквозь слезы. – И липоскульптуру в Аргентине я тоже не делала. Знаю, есть люди, которые думают, что я объездила целый мир со своей мамочкой, но если я не способна находиться рядом с ней даже на кухне, то как я доеду с ней до аэропорта?

Горка молчал, он не хотел прерывать Мелену. Он просто слушал с широко открытыми глазами.

– Официальная версия такова: я укатила к тете в Барселону, потому что у мамы – важные мероприятия и дела, но это полная лажа. У нее не было ни одного контракта, начиная с гребаного две тысячи третьего года. А неофициальная версия, реальная, заключается в том, что я провела месяцы в центре для наркоманов на юге, в Маталасканьясе, и, уверяю тебя, это совсем не похоже на клиники, которые посещала та голливудская актриса Линдси Лохан. Мамаша с бешеной скоростью тратит наследство, а доход, кстати, просто ничтожный. Мы получаем за квартиру на улице Кастельяна, но денег реально мало, а она еще продолжает жить как долбаный ангел «Виктория Сикрет». Думаешь, нам действительно нужен шофер?

Горка покачал головой, понимая, что именно так он должен сейчас сделать. Мелена вздохнула и вытерла слезы: на щеке осталась черная полоса.

– Конечно нет: нам не нужна ни жизнь в доме с тринадцатью комнатами, ни все шубы, которые у нее есть, ни частные занятия пилатесом, ни еженедельный сеанс инъекций, который, естественно, не проводится в закутке парикмахерской, как у обычных матерей. Не смотри на меня так. Да, я была в клинике детоксикации… дело не в том, что я стеснялась выложить тебе правду, а в другом… Ведь мне пришлось бы начать с самого начала, рассказав о том, как я стала долбаной наркоманкой, употребляющей сперва таблетки, потом кокаин, затем кетамин, чтобы слезть с кокса, потом мет, чтобы дергаться на танцполе до умопомрачения и забыть обо всем, а после – диазепам, чтобы уснуть… И мне приходилось охранять секрет все больше и больше и быть скрытной, и я предпочитала глотать, глотать и глотать. Мне не хочется ворошить дерьмо из прошлого. У меня была передозировка, Горка.

Я пошла на вечеринку, которая закончилась тем, что я оказалась лежащей на танцполе, с выпачканными рвотой лицом и волосами, полудохлая и измочаленная, как будто по мне пробежало стадо слонов. Меня нашли, когда зажгли свет перед закрытием. Никто мне не помог, никто не спас, люди видели, как я ползаю по полу, и, наверное, думали: «Смотрите, еще одна наркоманка, очередная ослепленная дура». И я сдалась.

Они вызвали скорую, меня отвезли в больницу, а мать отправила меня на детоксикацию. Кстати, у нее тоже был детокс, но от меня: она ведь познакомилась с парнем на «Райя» – это приватный «Тиндер» для известных людей, – и провела все время вместе с ним… как последняя свинья, пока я была заперта в палате, билась головой об стену и питалась одним рисом. Я несколько раз думала о смерти. Часто. Теперь понимаешь, почему я тебе ничего не рассказывала? Конечно, я сообразила, что ты захочешь, но не сумеешь мне помочь, и не собиралась никого подставлять… Незачем, чтобы еще больше людей знали об этом или ты чувствовал себя виноватым лишь потому, что не смог ничего сделать. Если честно, наверное, я решила тебя не разочаровывать. Это ужасно, Горка, и вот еще: если у тебя есть хоть две извилины в голове, ты можешь обмануть кого угодно в такой клинике. Думаю, в дорогих заведениях бывает по-другому, а в дешевых ты просто еще один пациент. Персоналу, как и всем остальным, было наплевать, вылечусь я или нет, поэтому я легко играла роль хорошей девочки, которая соглашается на любые процедуры… но я уже не принимаю наркотики, ну… почти. Я покуриваю и тому подобное, но в основном завязала: и вовсе не потому, что они помогли мне в клинике или Бог протянул мне руку помощи. Я чистая, потому что умная и сыта этой гадостью по горло. Ты только посмотри на мою кожу, она в ужасном состоянии. Как плохо… Наверное, когда меня топтали на танцполе, я ударилась о потолок, то есть о пол, пол, потолок… мне не нужно было обращаться в клинику, чтобы понять – надо меняться и прекращать все это. Ладно, Горка, твоя лучшая подруга была тайной наркоманкой. Эй, ты плачешь? Почему?

Он начал плакать, но не так, как Паула, когда та увидела танцы Марины, нет, он разревелся как ребенок, его лицо сморщилось, и поток слез хлынул по щекам.

Он не знал, что сказать, и отреагировал так, как мог.

Горке было больно осознавать, что Мелена находится в таком состоянии, и ему стало обидно, что она все скрывала и ничего не рассказала ему. Как бы подруга ни настаивала на том, что она крепкий орешек и никто не способен ей помочь, парень чувствовал вину за то, что не вытащил ее за волосы из клуба (хотя он не представлял толком, какой клуб она имела в виду).

Но он не взял ее за руку, когда все было плохо, когда она начала…

Горку расстраивало, что он оказался никудышным другом, даже не знавшим о ее пристрастиях. Ему следовало все понять, быть внимательным к ее «Сторис», изучать ее фолловеров, включить мозги, правда, надо признать и то, что Мелена – очень умна и искусно лгала, и было трудно догадаться, что за темные мысли роились в ее голове.

Надо заметить, что Горку вовсе не удивило то, что она в это вляпалась. Он слышал о тысячах случаев, когда детки с деньгами тайком попадают в подобные передряги, а родители даже ни о чем не догадываются, пока не становится слишком поздно и несовершеннолетних чад не найдут с передозом. К сожалению, это обычное явление, и каждый год в «Лас-Энсинас» случалось узнавать о трех или четырех жертвах, ступивших на скользкую дорожку. Но Мелена… Она… она была его подругой, что причиняло Горке сильную боль. Его мучили сотни вопросов, но он не хотел допрашивать ее, поэтому придвинулся к ней еще ближе, и они обнялись. И объятия были самыми искренними и взрослыми.

Горка и Мелена снова стали друзьями, но, вероятно, поднялись на три или четыре ступени в зрелости своих отношений.

– Я очень сожалею о случившемся, но ты такая зараза! Настучала Мартину, что мы плохо ладим, чтобы не делать работу вместе… Вот ведь какая ты! Давай, приведи лицо в порядок и приступим к заданию, и выполним его лучше всех в классе.

Она улыбнулась, вытерла размазанную тушь и кивнула, протянув парню сжатый кулак. Горка в свою очередь протянул ей свой, и костяшки стукнулись друг о друга.

Сегодня я представляю тебя связанной и лежащей на носилках. Я отрезаю один за другим твои локоны и заставляю тебя их съесть. Засовываю волосы тебе в рот и зашиваю его, чтобы ты, наконец, замолчала на хрен. Затем беру бритву и делаю на твоем лице порезы, небольшие, но очень глубокие, и посыпаю их солью. Мне нравится мысль о твоем обезображенном лице, ты не была бы такой крутой, если бы оказалась изуродована, ни один парень не захотел бы поцеловать тебя, если бы ты выглядела как страшный горбун из «Нотр-Дам»[14]. Не останавливаясь на этом, я представляю, как обливаю кислотой твое тело, а затем смываю ее водой, чтобы она не убила тебя. Если ты умрешь, я не смогу насладиться твоим унижением. Я хочу, чтобы все увидели, какое ты на самом деле чудовище. У тебя ангельское личико, но я знаю, что ты гнилая внутри. А потом, после унижения и социального отторжения, я убью тебя, и выхода нет, ведь я хочу, чтобы ты умерла и была похоронена и навсегда покинула этот мир. Сдохни, Марина, сдохни к чертовой матери…