Энеолит СССР

Глава первая Природная среда, история изучения, периодизация и хронология памятников

Энеолитические памятники Юго-Запада СССР, сосредоточенные на территории Молдавии и Правобережной Украины, принадлежат, как и энеолитические памятники Средней Азии и Кавказа, земледельческо-скотоводческим обществам, прошедшим долгий и сложный путь развития. Многие из них связаны с памятниками Румынии и Болгарии, образуя крайний северо-восточный форпост высокоразвитых земледельческо-скотоводческих культур Балкано-Дунайского региона. Из их числа наиболее известны памятники трипольской культуры, менее известны памятники культур Болград, Зимно-Злота, Гоща-Вербковица, воронковидных сосудов, шаровидных амфор, ареал которых лишь незначительно затрагивает территорию СССР.

На протяжении IV тысячелетия до н. э. энеолитические земледельческо-скотоводческие племена заселяли в основном Молдавскую, Волыно-Подольскую и Приднепровскую возвышенности, а в III тысячелетии до н. э. — еще и Причерноморскую низменность. Развитию производящих форм хозяйства способствовали широко распространенные там лессовые почвы и мягкий климат среднего голоцена, когда средние годовые температуры достигали максимальных значений (Долуханов П.М., Пашкевич Г.А., 1977). Плодородная лессовая почва была (благодаря большому содержанию солей) доступна обработке примитивными орудиями ранних земледельцев. Именно этим и объясняется распространение земледельческого населения в район лессовых почв (Кларк Дж. Г.Д., 1953, с. 98). Вместе с тем есть бесспорные данные и о поселениях, основанных на суглинистых почвах. В каждом случае выбор места поселения был обусловлен наличием пригодного для застройки уплощенного участка рельефа поблизости от реки или ручья в сочетании с удобными для обработки участками плодородной почвы (Иванова И.К., 1961). Тяжелые глинистые почвы, связанные с лиственными лесами, также не являлись препятствием для распространения примитивного земледелия (Кларк Дж. Г.Д., 1953, с. 30).

В рассматриваемое время растительные зоны были выражены резко. Лесостепь в ее современном виде не существовала, а если и была выражена, то очень слабо (Бибикова В.И., 1963). По данным палеозоологов, на территории Правобережной Украины южная граница распространения лесных форм животных (лося, медведя, лесной куницы, белки, рыси, росомахи) и птиц (тетерева, глухаря), а значит, и лесов проходила примерно между 48° и 49° северной широты. В Поднестровье она опускалась несколько ниже 48° северной широты. Такие типично степные формы животных, как кулан, сайгак, корсак, байбак, а из птиц — дрофа и красная утка, обнаружены только на памятниках юга Украины и Молдавии. Граница, которую можно провести между лесным и степным фаунистическими комплексами, совпадает с границей почв лесной и степной зон Украины. К северу от этой границы вырисовывается сплошной массив леса. К югу от 48° северной широты не обнаружено ни одной находки остатков лесных животных среднеголоценового возраста — там была степь.

Распространение лесных и степных животных соответствует, таким образом, распределению лесной и степной растительности того времени. Анализ пыльцы растений показал, что в среднем голоцене Полесье было занято смешанными лесами. В значительной степени леса покрывали и площадь современной лесостепи. Далее к югу вся территория представляла собой степь с типичной для нее растительностью. Исследованием остеологического материала установлено, что дикие животные обитали в лиственных высокоствольных лесах с множеством полян — излюбленных мест оленей, косуль и других копытных животных (Бибикова В.И., 1953, с. 457). Этому заключению не противоречат и данные о видовом составе лесов (Маркевич В.И., 1974а, с. 145; Пассек Т.С., 1961а, с. 138). В холмисто-равнинной местности рассматриваемого региона произрастали дуб, ясень, граб, вяз, клен, тополь, берест, бук и сопутствующие им яблоня, груша, кизил, боярышник, лещина, клекачка, калина, гордовина. На свободных от леса участках росли дикие злаки: мятлик (Роа pratensis), овсяница луговая (Festuca pratensis Hag.), полевица белая (Agrostis alba), райграс (Lolium sp.), канареечник (Dygraphis giganteum L.), костер безостый (Bromus inermis L.), пырей (Agropyrum repens), бескильница (Puccinella distans), эгилопс (Aegylops cilindrica L.), сетария (Setaria) и сорняки, сопутствующие культурным злакам (Янушевич З.В., Маркевич В.И., 1970; Янушевич З.В., 1976; Маркевич В.И., 1974а, с. 145, 153). Все это свидетельствует о том, что природные условия благоприятствовали произрастанию и различных видов культурных растений.

Неудивительно, что земледельческо-скотоводческие племена быстро освоили эту лесистую зону, позволявшую успешно выращивать хлебные злаки, умножать стада домашнего скота, удачно охотиться на крупных копытных животных и увеличивать запасы пищи за счет лесных плодов, ягод, грибов, орехов. Между Днепром и Прутом известны сейчас сотни поселений трипольской культуры. Аналогичные им поселения, расположенные между Прутом и Восточными Карпатами, относятся к культуре Кукутени. Названные культуры составляют единую культурную общность, обозначаемую в последнее время термином Триполье-Кукутени.

Как определенный археологический комплекс памятники трипольского типа впервые были осмыслены В.В. Хвойко, с 1893 г. предпринявшим целенаправленное изучение трипольских поселений. Поселение у с. Триполье близ Киева и дало название всей культуре. Свои наблюдения В.В. Хвойко обобщил в докладе на XI Археологическом съезде в Киеве в 1899 г. (Хвойко В.В., 1901). Как наиболее яркую черту выявленной культуры исследователь отметил расписную или, как тогда было принято говорить, крашеную керамику. После упомянутого съезда некоторые видные археологи занялись раскопками трипольских поселений. В их числе А.А. Спицын, Н.Ф. Беляшевский, Д.И. Щербаковский, С.С. Гамченко, Э.Р. Штерн. Это был начальный период в исследовании трипольских поселений, когда создавалась методика их изучения, накапливался вещевой материал, впервые интерпретировались различные стороны трипольской культуры.

Изучение памятников трипольско-кукутенской культурной общности проходило сложным путем. Сначала это в какой-то мере зависело от расположения их на территории нескольких смежных государств — России, Румынии и Австро-Венгрии. На территории современных Ивано-Франковской и Тернопольской областей УССР первые трипольско-кукутенские памятники были открыты в 70-х годах прошлого века. Их поиски и раскопки активно вели польские ученые А. Киркор, И. Коперницкий, В. Пшыбыславский (Kirkor А.Н., 1878; Kopernicki J., 1878). В 90-е годы XIX в. значительные исследования произведены Г. Оссовским, а в первые десятилетия нашего века — К. Гадачеком и О. Кандыбой, обследовавшими в основном территорию Верхнего Поднестровья.

Наибольшее значение имели раскопки пещеры Вертеба и поселений у с. Бильче Золотое, в процессе которых удалось установить три фазы развития культуры: залещицкую, бильчанскую и кошиловецкую. Особенности каждой фазы нашли отражение в первую очередь в стиле росписи посуды и пластике. На керамике залещицкого типа орнамент выполнялся черной или красной краской по белому фону, на керамике бильчанского типа — черной краской по оранжевому фону, на кошиловецкой — черной и белой красками по красному фону или черной и красной красками по белому фону. В парке с. Бильче Золотое более древний слой с залещицкой керамикой перекрывался стерильной прослойкой, отделявшей его от верхнего слоя с бильчанской керамикой (Ossowski G., 1893), а в пещере Вертеба над слоем с бильчанской керамикой залегал слой с керамикой кошиловецкого типа (Кандиба О., 1937). В чистом виде керамика кошиловецкого типа была получена при раскопках К. Гадачеком позднетрипольского поселения в урочище Обоз у с. Кошиловцы (Hadaczek К., 1914).

В 1889 г. Г. Буцуряну у с. Кукутени близ г. Яссы было открыто поселение, впоследствии давшее наименование варианту культуры, распространенному на территории Румынии (Buţzureano Gr., 1891). Широкую известность это многослойное поселение получило после раскопок Г. Шмидта в 1909–1910 гг. (Schmidt H.,1932), выявивших руины жилищ двух разновременных поселений, укрепленных глубокими рвами. Для более древнего характерна керамика с трехцветной росписью (стиль Кукутени А), для более позднего — керамика с черной росписью по оранжевому фону (стиль Кукутени В). Классификация керамики, разработанная Г. Шмидтом, легла в основу периодизации кукутенских поселений.

Из методических вопросов наибольшие разногласия долгое время вызывала интерпретация глиняных площадок. Первоначально большинство исследователей считало их погребальными сооружениями. Даже видный польский ученый Л. Козловский, достаточно верно интерпретировавший остатки глинобитных построек и создавший первую графическую реконструкцию трипольского дома, допускал вероятность сожжения глинобитных жилищ вместе со всем инвентарем и останками умершего хозяина (Kozłowski L., 1930; 1939). Русские исследователи В.В. Хвойко и Э.Р. Штерн полагали, что жилищами были землянки, а глинобитные площадки представляли собой места трупосожжений и жертвоприношений (Хвойко В.В., 1904; Штерн Э.Р., 1906). И хотя В.А. Городцов и А.А. Спицын пытались доказать, что площадки являются остатками жилищ (Городцов В.А., 1899; Спицын А.А., 1904а), взгляд В.В. Хвойко на площадки как на дома мертвых нашел самое широкое распространение.

Одновременно разрабатывались и вопросы исторической интерпретации памятников трипольского типа. В этом отношении большое значение имел XIII Археологический съезд, состоявшийся в 1905 г. В докладе на этом съезде первооткрывателем культуры В.В. Хвойко была поставлена важнейшая проблема: сочетание в трипольской культуре местного пласта и культурных элементов, заимствованных от балканских земледельцев (Хвойко В.В., 1906а). На том же съезде в докладе о связях и хронологии Триполья Э.Р. Штерн произвел сравнение керамики исследовавшегося им трипольского поселения у с. Петрены в Молдавии с неолитической керамикой Балкан и Фессалии. Так как там расписная керамика со спиральным орнаментом залегала ниже микенской, Э.Р. Штерн счел возможным петренскую расписную керамику отнести к домикенскому времени и датировать ее III тысячелетием до н. э. (Штерн Э.Р., 1906, с. 47). На том же съезде впервые была произведена попытка классификации глиняных антропоморфных фигурок, характерных для трипольских комплексов (Скрыленко А.А., 1905).

На 20-30-е годы нашего столетия приходится второй большой период в изучении поселений трипольско-кукутенской культурной общности. На первое место выдвигаются насущные задачи археологической систематики — выработка классификации и периодизации памятников культуры Триполье-Кукутени. Уже в середине 20-х годов, несмотря на большие трудности, члены созданного тогда Археологического комитета Украинской Академии наук (ВУАК УАН) с необычайной энергией и энтузиазмом принялись за осуществление мероприятий, направленных на консолидацию всех научных сил республики и охрану памятников старины (Рудинський М.Я., 1926; 1927а; 1927б). Разработанный Археологическим комитетом план работ на многие годы определил направление исследований в области трипольской культуры. В 1925 г. по решению комитета усилия экспедиций были сосредоточены в основном на изучении памятников трипольской культуры. Раскопки велись одновременно на пяти поселениях, ранее исследовавшихся В.В. Хвойко, с целью проверки и дополнения данных, полученных им около четверти века назад. Во главе экспедиций стояли академик Н.Ф. Беляшевский, Н.Е. Макаренко и другие сотрудники АН УССР, а также С.С. Гамченко (Житомирский музей) и М.К. Якимович (Уманский музей). С 1926 г. памятники трипольской культуры стали исследоваться в совершенно новых, более южных районах. Особенно значительными оказались результаты экспедиций М.Я. Рудынского в Поднестровье и М.Ф. Болтенко в с. Усатово под Одессой (Болтенко М.Ф., 1925; Рудинський М.Я., 1927б; 1930). Раскопки, продолжавшиеся на памятниках Приднепровья, также дали хорошие результаты. Активно участвовали археологи и в обследовании зон затопления крупных гидростанций. Так, в 1930–1932 гг. в среднем течении Южного Буга было обследовано свыше 30 трипольских поселений (АДТБ, 1933).

Большое значение для изучения рассматриваемых памятников имели работы, организованные в 1934 г. Трипольской экспедицией Института истории материальной культуры АН СССР и Института археологии АН УССР. Поставив своей главной задачей именно трипольские поселения, эта экспедиция в 30-е годы планомерно и целенаправленно вела работы, в ходе которых были изучены памятники Коломийщина I и II и Владимировка, ставшие впоследствии эталонными; получала определенное решение и проблема трипольских площадок. Успех работ в значительной степени зависел от того, что исследователи с самого начала отказались от старого способа раскопок траншеями, разработав более совершенную полевую методику. Т.С. Пассек, подводя итоги исследованиям памятников трипольской культуры в УССР за 20 лет, писала в 1938 г.: «Постепенное вскрытие большими площадями позволило выявить границы поселения, установить план расположения на нем по определенной системе, по кругу, отдельных глинобитных построек, выяснить их функциональное назначение как жилищ, установить размеры, конструктивные особенности постройки, охарактеризовать культурный слой на поселении и выяснить стратиграфию памятников» (Пассек Т.С., 1938а). Таким образом, вопрос о площадках был бесповоротно решен — жилища. С этого времени, собственно, и началось подлинное изучение трипольских родовых поселков. По окончании раскопок в урочище Коломийщина I у с. Халепье под Киевом работы экспедиции были перенесены в соседнее урочище Коломийщина II, а затем и в Побужье, в с. Владимировка. Тщательная фиксация строительных остатков и различных предметов, содержавшихся в культурном слое поселений, а также находки глиняных моделей жилищ, вылепленных самими трипольцами, позволили, наконец, создать несколько реконструкций жилищ поселений Коломийщина I и Владимировка, а также макет поселения Коломийщина I, насчитывавшего 39 построек (Пассек Т.С., Кричевский Е.Ю., 1946). Это был уже значительный шаг вперед в исследовании трипольской культуры.

Особое внимание исследователей привлекли тогда вопросы классификации объектов материальной культуры и периодизации трипольских памятников. Так, необходимо отметить значение вышедшей в свет в 1935 г. работы Т.С. Пассек, специально посвященной керамике (Passek T., 1935). В разных музеях автором было учтено свыше 2 тыс. целых и около 20 тыс. фрагментов трипольских сосудов и в результате тщательного их анализа предложена классификация трипольской керамики, включающая 21 тип, выделенный на основе орнаментальных признаков. По устойчивому сочетанию типов было установлено пять последовательных этапов развития керамики. С учетом данных раскопок предвоенных лет Т.С. Пассек уже тогда была создана новая периодизация трипольских поселений (Пассек Т.С., 1949а).

Для обозначения разных периодов трипольской культуры Т.С. Пассек, подобно многим исследователям того времени, использовала начальные буквы латинского и греческого алфавитов. Этап А был выделен для раннего периода трипольской культуры, этапы ВI и ВII — для среднего, этапы СI и СII — для позднего периода в северных районах, а этапы γI и γII — для позднего периода в южных районах ее распространения. Периодизация поселений трипольской культуры, разработанная Т.С. Пассек, получила широкое признание среди исследователей. Аналогии с рядом хорошо датированных предметов из Подунавья и Средиземноморья позволили Т.С. Пассек предложить и датировку выделенных этапов (Пассек Т.С., 1949а):

Позднее Триполье

этап СII-γII — 2000–1700 лет до н. э.

этап СI-γI — 2100–2000 лет до н. э.

Среднее Триполье

этап ВII — 2300–2100 лет до н. э.

этап ВI — 2700–2300 лет до н. э.

Раннее Триполье

этап А — 3000–2700 лет до н. э.

Проблемы периодизации и хронологии памятников Триполье-Кукутени разрабатывались также польскими и румынскими археологами. Выделению одной из самых ранних стадий культуры, называемой в Румынии Докукутени, способствовали предпринятые в 1936 г. Р. Вулпе и неоднократно возобновлявшиеся впоследствии раскопки многослойного поселения у с. Извоаре близ г. Пятра-Нямц в Молдавском Прикарпатье (Vulpe R., 1957). Много было сделано и для периодизации памятников Верхнего Приднестровья (Kozłowski L., 1924; 1939). Наиболее древние поселения с полихромной керамикой типа Городница-Городище и Незвиско были отнесены Л. Козловским к выделяемому им третьему периоду неолита (3000–2500 лет до н. э.), а поселения следующих двух фаз с бихромной и монохромной керамикой типа Бильче Золотое и Кошиловцы — к четвертому периоду неолита (2500–2000 лет до н. э.).

Из года в год росло число открытий, множились коллекции. Новые материалы не умещались в тесные рамки периодизации, предложенной Л. Козловским. Требовала пересмотра и типология керамики. К середине 30-х годов О. Кандыба создал новую периодизацию, основанную на сопоставлении различных орнаментальных стилей, профилировки и пропорций сосудов, степени сложности орнаментальных мотивов (Kandyba O., 1937). Первая, незвиская, фаза, выделенная еще Л. Козловским, соответствовала фазе Кукутени А. Введенная О. Кандыбой вторая фаза — залещицкая — была сопоставлена им с фазой Кукутени А-В. Третья, городницкая, фаза занимала, по его мнению, промежуточное положение между поселениями раннего и позднего периодов. Бильчанская (четвертая) и кошиловецкая (пятая) фазы синхронизировались с фазой Кукутени В. Периодизация, созданная О. Кандыбой, очень точно отражает линию эволюции трипольской культуры в Верхнем Приднестровье и на Верхнем Пруте. Периодизация трипольских памятников рассматриваемого района, предложенная К. Маевским (Majewski K., 1947), не внесла в схему О. Кандыбы значительных уточнений.

Третий период изучения трипольских памятников приходится на 40-е и 50-е годы. Он характеризуется дальнейшими исследованиями по уточнению периодизации, выявлением новых территориальных групп памятников со специфическими признаками, сплошными раскопками отдельных поселений, ставшими исходной источниковедческой базой для культурологических и социологических реконструкций. В книге Т.С. Пассек «Периодизация трипольских поселений», получившей высокую оценку, были подведены итоги довоенным изысканиям (Пассек Т.С., 1949а). В 50-е годы возглавляемая Т.С. Пассек экспедиция начала новый цикл исследований. Так, в Среднем Поднестровье был выявлен и раскопан ряд интереснейших памятников, в том числе многослойные поселения Флорешты, Солончены II, Поливанов Яр и позднетрипольский Выхватинский могильник. Была выявлена последовательность залегания слоев, относящихся к трем основным периодам созданной Т.С. Пассек периодизации, получены совершенно новые данные о некоторых этапах развития трипольской культуры (Пассек Т.С., 1955б; 1957; 1958; 1961а; 1961б; 1965а).

В более северных районах Поднестровья были осуществлены раскопки раннетрипольских поселений у с. Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953), Ленковцы (Черниш К.К., 1959б) и многослойного поселения Незвиско (Черныш Е.К., 1962). По ряду признаков были выявлены различия между раннетрипольскими памятниками трех больших регионов — Восточного Прикарпатья, Поднестровья и Среднего Побужья (Черныш Е.К., 1956), чему способствовало изучение группы раннетрипольских поселений в бассейне Южного Буга (Макаревич М.Л., 1952б; 1954). Исследования в Поднепровье позволили выделить весьма своеобразные памятники софиевского типа, относящиеся к позднему этапу трипольской культуры (Захарук Ю.Н., 1952). В 50-е годы были сделаны также первые попытки произвести хронологическое членение позднетрипольских памятников (Захарук Ю.М., 1953а; Кравец В.П., 1955; Лагодовская Е.Ф., 1953; 1956; Пассек Т.С., 1955а).

В те годы археологи все отчетливее начали осознавать культурную близость трипольских и кукутенских памятников. С наибольшей определенностью она проявилась при сопоставлении памятников раннего периода (Пассек Т.С., 1958; 1960; 1961б). В связи с этим особо следует отметить, что в итоге полного вскрытия небольшого поселения Лука-Врублевецкая на Днестре С.Н. Бибиковым был сформулирован ряд новых идей: о происхождении трипольской культуры, о хозяйстве раннетрипольских племен, об их идеологических представлениях. Вызвав дискуссию, эти идеи в целом способствовали оживлению атмосферы творческого поиска по узловым проблемам триполеведения (Бибиков С.Н., 1953).

50-60-е годы также отмечены дискуссией о корнях культуры Триполье-Кукутени, разгоревшейся после раскопок Г. Думитреску в Траян-Дялул Вией в Молдавском Прикарпатье (Dumitrescu V., 1957; 1967; Думитреску Г., 1960; Zaharia E., 1967). Г. Думитреску была выделена в самостоятельную группа поселений наиболее древней фазы — Докукутени I. По мнению исследовательницы, на территорию Молдовы эта культура, представляющая собой параллельную ветвь нижнедунайской культуры Боян (на фазе Джулешти), пришла из Трансильвании, так как она характеризуется переплетением элементов культуры Боян с элементами культуры линейно-ленточной керамики. На сходство докукутенских и боянских памятников типа Джулешти впервые указал Е. Комша, первоначально склонявшийся к тому, чтобы относить поселение Траян-Дялул Вией к культуре Боян (Comşa E., 1957). На основании результатов, полученных при раскопках во Флорештах одного из древнейших трипольских (докукутенских) поселений, к разработке проблемы формирования трипольской культуры обратилась и Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1958; Passek Т., 1964).

Новому подходу к решению проблемы происхождения трипольской культуры содействовало начавшееся в 50-е годы изучение памятников культуры линейно-ленточной керамики на территории Украины и Молдавии, а также исследования, проводившиеся румынскими учеными (Свешников И.К., 1954; Черныш Е.К., 1962; Маркевич В.И., 1973б; 1974а; Dumitrescu V., 1967). Итоги исследований этой культуры на территории СССР были подведены в начале 60-х годов (Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1963). К тому времени отпало мнение о существовании генетической связи трипольской культуры с культурой линейно-ленточной керамики. Слабые следы ее влияния отдельные исследователи усматривали лишь в археологических материалах древнейших поселений докукутенского типа. Третий период отмечен также важными работами в области культуры воронковидных сосудов и культуры шаровидных амфор, позволившими более обоснованно, чем это делалось до тех пор, подойти к решению вопроса о взаимоотношении их с трипольской культурой (Захарук Ю.Н., 1959; Свєшнiков I.К., 1957; 1958; 1971).

Наконец, четвертый период в изучении трипольских памятников, приходящийся на 60-70-е годы, характеризуется не только количественными изменениями, но и качественно новым уровнем разработки соответствующей проблематики. Резко возросло число известных памятников трипольской культуры. Только в выпуске археологической карты Молдавской ССР их учтено 329 (Маркевич В.И., 1973б). В этот период были произведены сплошные раскопки позднетрипольских поселений Брынзены III (Брынзены-Цыганка) и Костешты II на левобережье Прута (Маркевич В.И., 1981), а также раннетрипольского поселения Бернашовка на левобережье Днестра (Збенович В.Г., 1980в). Важные результаты были получены при широких раскопках поселений Клищев (Заец И.И., 1973; 1975а; 1975б), Цвикловцы (Мовша Т.Г., 1964а; 1965б; 1970а), Жванец (Мовша Т.Г., 1970б), Шкаровка (Цвек Е.В., 1976), Усатовского некрополя (Патокова Э.Ф., 1967; 1975; 1979) и других памятников.

В начале 60-х годов на юге Днестровско-Прутского междуречья были открыты поселения, давшие своеобразный комплекс вещей, отчасти напоминающий материал памятников нижнедунайской культуры Гумельница (Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1965). Позднее выяснилось, что эти поселения относятся к слабо выраженному варианту небольшой культурной группы Алдени II, выделенной Е. Комша (Comşa E., 1963). Вариант, выявленный на левобережье Прута и в системе нижнедунайских озер Кагул, Ялпух и Катлабух, уже в значительной мере исследован (Субботин Л.В., 1975а; Бейлекчи В.С., 1978). В последнее время он все чаще именуется культурой Болград, что предложено в свое время С.Н. Бибиковым, так как первые раскопки памятников этого типа на территории СССР проводились на окраине г. Болград (Бибиков С.Н., 1966б). Открытие новой культуры явилось важной вехой в исследовании раннеземледельческих культур Юго-Запада СССР. Установлено, что именно болградские общины осуществляли связь раннетрипольского населения с северобалканским и сами благотворно влияли на развитие трипольской и докукутенской культур.

В 60-е и 70-е годы появился ряд монографий, в которых исследователи подводили итоги многолетних работ по изучению отдельных археологических культур — буго-днестровской (Даниленко В.Н., 1969; Маркевич В.И., 1974а), днепро-донецкой, среднестоговской (Телегiн Д.Я., 1968; 1973), михайловской (Лагодовська О.Ф., Шапошникова О.Г., Макаревич М.Л., 1962), болградской (Бейлекчи В.С., 1978) и разных вариантов трипольской культуры (Збенович В.Г., 1974; Круц В.А., 1977; Дергачев В.А., 1978; 1980; Патокова Э.Ф., 1979; Маркевич В.И., 1981). К этому времени относятся монографические исследования, касающиеся классификации и интерпретации трипольской пластики (Погожева А.П., 1971; Мовша Т.Г., 1975б). Исключительно важное значение для изучения идеологических представлений трипольцев имеют исследования в этой области Б.А. Рыбакова, отличающиеся широким привлечением сравнительно-исторического материала (Рыбаков Б.А., 1965; 1966; 1976; 1981).

Обилие накопившихся данных по различным археологическим культурам потребовало применения в работе новых методов, отчасти заимствованных из других наук. С помощью аэрофотосъемки и геофизической разведки была выявлена планировка многих поселений, в том числе площадью в сотни гектар (Шишкин К.В., 1973; Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973). Весьма обстоятельно была изучена трипольская металлургия меди (Рындина Н.В., 1961; 1962; 1970; 1971; Черных Е.Н., 1970; 1976а), тщательно исследованы и интерпретированы остеологические и палеоботанические коллекции (Бибикова В.И., 1963; Цалкин В.И., 1970; Янушевич З.В., 1976; 1980; Пашкевич Г.А., 1980). Методы петрографии позволили установить достоверные факты внутриплеменного и межплеменного обмена изделиями из различных пород камня (Петрунь В.Ф., 1967). Важное значение имело широкое применение при изучении трипольских комплексов трассологического метода, а затем и комплексные экспериментально-трассологические исследования, давшие конкретную основу для оценки производительности трипольских орудий (Коробкова Г.Ф., 1970; 1974а; 1975б; 1977; 1978). Полученные данные привели Г.Ф. Коробкову к заключению о существовании локальных различий в хозяйстве древних племен (Коробкова Г.Ф., 1972). В настоящее время ею исследуется характер функционирования экономической системы в целом, что в какой-то степени перекликается с палеоэкономическими разработками С.Н. Бибикова (Бибиков С.Н., 1965). Вопросы палеодемографии трипольских памятников также нашли освещение в литературе (Массон В.М., Маркевич В.И., 1975; Массон В.М., 1980б).

Исключительно важными представляются открытие гончарной мастерской из нескольких двухъярусных обжигательных печей за пределами позднетрипольского поселения Жванец (Мовша Т.Г., 1971в) и выявление керамического производственного комплекса на трипольском поселении более раннего времени у с. Веселый Кут (Цвек Е.В., 1978; 1980а). Наряду с обнаружением кремнеобрабатывающих мастерских на ряде поселений (Пассек Т.С., 1961а; Бибиков С.Н., 1966а; Черныш Е.К., 1966; 1967; Попова Т.А., 1980а; 1980б; Попова Т.А., Черныш Е.К., 1967) эти факты свидетельствуют об обособлении двух важных отраслей общинного ремесла в средний период трипольской культуры и одновременно указывают на происходившее усложнение общественных отношений.

Из числа методических проблем вновь возбудили особый интерес вопросы трипольского домостроительства. Мнение большинства первых исследователей трипольской культуры, а также создателей реконструкций жилищ о специальном обжиге домов в пламени огромных костров стало вызывать сомнения. Некоторые специалисты были убеждены, что глиняная обмазка прокаливалась и ошлаковывалась в результате пожара. Еще более сомнительным выглядело утверждение о сооружении полов домов путем покрытия мощным слоем глины плах и горбылей, положенных непосредственно на землю. Невозможно было представить, как без доступа кислорода снизу пласт глиняной обмазки мог прокаляться докрасна. Не находили объяснений и факты обнаружения под глиняной обмазкой части инвентаря. Сомнения такого рода заставили не только внимательнее отнестись к изучению строительных остатков, но и поставить ряд экспериментов (Зиньковский К.В., 1976). Все это способствовало распространению взгляда о существовании на трипольских поселениях наряду с одноэтажными двух- и трехэтажных построек (Зиньковский К.В., 1973; 1975; 1976; Черныш Е.К., 1973).

Мысль о наземных жилищах, возведенных на столбах, поддерживавших платформу, на которую ставилась хата, была высказана Л. Козловским после раскопок в Незвиско и Бучаче. Л. Козловский различал дома трех типов: наземный дом на опорных столбах, наземный дом типа мегарона и дом, частично углубленный в землю (Kozłowski L., 1930; 1939). В советской литературе тезис о многоэтажных трипольских жилищах впервые выдвинул В.И. Маркевич в результате исследования площадок поселения Варваровка VIII в Центральной Молдавии (Маркевич В.И., 1964). Новыми раскопками поселений в Молдавии и Верхнем Поднестровье было установлено, что трипольские площадки названной территории отличаются чрезвычайно мощными глинобитными настилами. Под пластами прокаленной глиняной обмазки находилось огромное количество раздавленной посуды, а на земляном полу и в хозяйственных ямах был сосредоточен различный инвентарь. Вывод о двухэтажности построек напрашивался сам собой (Черныш Е.К., 1973). Об умении трипольцев возводить двухэтажные постройки свидетельствует и глиняная модель жилища, найденная Е.В. Цвек в с. Рассоховатка Черкасской обл. (Арх. УРСР, т. I, 1971).

Параллельно с накоплением новых материалов шло изучение локальных особенностей трипольской культуры. Удалось связать некоторые хорошо известные позднетрипольские варианты с вновь выделенными ранними (Tchernysch Е.К., 1970). Детальный анализ раннетрипольской керамики позволил уточнить время зарождения локальных вариантов и по-новому взглянуть на процесс их образования и дальнейшего развития (Черныш Е.К., 1975а; 1976; 1977). Ближе других подошла к решению вопроса о генетической связи отдельных вариантов трипольской культуры среднего и позднего периодов Т.Г. Мовша (1955; 1972). Н.М. Виноградова надежно обосновала выделение на среднем этапе четырех вариантов культуры (Виноградова Н.М., 1972; 1973). В Среднем Поднепровье генетическая связь между позднетрипольскими памятниками типа Коломийщина, Чапаевка, Лукаши и Софиевка была установлена В.А. Круц (1977). Использовав статистический метод, В.А. Дергачев выделил пять локальных вариантов для позднего Триполья (Дергачев В.А., 1978; 1980).

В рассматриваемый период продолжалась разработка двух основных направлений археологической систематики — периодизации и хронологии. В основу периодизации были положены многочисленные наблюдения над последовательностью залегания слоев на многослойных поселениях и результаты типологического анализа инвентаря. Исследователи трипольской культуры не имели возможности отдать предпочтение какому-либо из этих методов, так как многослойные поселения довольно редки, а к востоку от Днестра почти и не известны. Поэтому археологам, изучавшим трипольские поселения, расположенные между Днестром и Днепром, пришлось обратить особое внимание на разработку типологии вещей с целью использования полученных данных для хронологических построений.

Особое внимание было обращено на керамику, поскольку ее формы и орнаментация подвержены частым и хорошо ощутимым изменениям. Наиболее разностороннюю характеристику керамика культуры Триполье-Кукутени получила в трудах Т.С. Пассек (Passek Т., 1935), В. Думитреску (Dumitrescu V., 1959; 1963а; 1968в; 1974а; 1979), Г. Думитреску (Думитреску Г., 1960), И. Нестора (Nestor I., 1960), Р. Вулпе (Vulpe R., 1957), М. Петреску-Дымбовица (Petrescu-Dîmboviţa М., 1965). В зависимости от способа изготовления, манеры нанесения узора и орнаментации авторы этих работ различали в керамике большое число вариантов. Постоянное сочетание определенных вариантов посуды позволило надежно обосновать выделение периодов и ступеней развития трипольской культуры. Метод, разработанный этими учеными, значительно эффективнее метода деления посуды на два типа — столовую и кухонную, широко практикующегося в настоящее время. Попутно с изучением керамических комплексов шла разработка типологии антропоморфной и зооморфной пластики, орудий труда, оружия, украшений. Обращалось внимание на топографию поселений, их размеры и планировку, типы жилищ. Все это принималось во внимание при создании характеристики каждого из этапов трипольской культуры.

Благодаря наблюдениям над последовательностью залегания слоев стало бесспорным деление трипольской культуры на три крупных периода (ранний, средний, поздний) или на пять этапов (А, BI, ВII, CI-γI, СII-γII). Однако до сих пор существует разнобой в определении места некоторых поселений в пределах названных этапов, а также в определении числа ступеней, особенно когда дело касается раннего или позднего периода. В последнем случае метод стратиграфии малоэффективен, так как поселения со слоями близких ступеней развития чрезвычайно редки и приходится обращаться к типологии расписной кукутенской керамики, разработанной румынскими учеными, различающими более 20 орнаментальных стилей (Schmidt H., 1932; Nestor I., 1928; 1938; 1960; Nestor I., Zaharia E., 1968; Dumitrescu V., 1959; 1960; 1963а; Petrescu-Dîmboviţa М., 1965). В настоящее время периодизация кукутенской культуры выглядит следующим образом: Докукутени I–III, Кукутени A_1–4, Кукутени A-B_1–2, Кукутени B_1–3 и, наконец, Городиштя-Фолтешти, где каждый период имеет несколько этапов, обозначаемых арабскими цифрами. Сопоставление кукутенских памятников с трипольскими позволяет довольно четко синхронизировать памятники Румынии, Украины и Молдавии, что нашло отражение в картах, составленных с учетом трех основных периодов Триполья, выделенных Т.С. Пассек (карты 3, 5, 6).

Для территории СССР наблюдения, сделанные в 50-е и 60-е годы, не оставляли сомнений относительно верности периодизации Т.С. Пассек основных этапов развития трипольской культуры, но на очереди уже стоял вопрос о создании более дробной периодизации, необходимой для определения в пределах соответствующего этапа возраста многих вновь открытых поселений. Над уточнением периодизации работали С.Н. Бибиков (1955а; 1966б), Н.М. Виноградова (1972; 1974), В.Н. Даниленко (1969; 1974), Ю.Н. Захарук (1955; 1962; 1964), И.И. Заец (1975б), В.Г. Збенович (1972; 1974; 1976а; 1976б), В.П. Кравец (1955), В.А. Круц (1977), В.И. Маркевич (1973а; 1981), Т.Г. Мовша (1971а; 1971б; 1972), Т.С. Пассек (1961а; 1964; 1965а); Е.В. Цвек (1975), Е.К. Черныш (1975а; 1976), Н.М. Шмаглий (1961; 1966). Таким образом, для памятников трипольско-кукутенской культурной общности было создано несколько схем периодизации. Каждая из них возникла в результате исследования памятников определенного региона, и вместе с тем каждая отразила основную линию эволюции культуры Триполье-Кукутени в целом, бесспорным свидетельством чего является полное совпадение основных этапов при сравнении всех трех схем периодизации (табл. 8).

Однако ни для одного локального варианта культуры Триполье-Кукутени мы не имеем пока четко разработанной периодизации, учитывающей все известные к настоящему времени ступени развития названной культуры в пределах каждого периода. Вместе с тем отдельные работы в этой области указывают на возможность решения данной проблемы (Мовша Т.Г., 1971а; Збенович В.Г., 1976б; Черныш Е.К., 1976; Цвек Е.В., 1980б; Маркевич В.И., 1981). В настоящей работе автором делается первая попытка создания схемы развития памятников трипольско-кукутенской культурной общности (табл. 9). На основе сопоставления керамических комплексов, отражающих временную и локальную специфику, выделены шесть ступеней для раннего периода, семь — для среднего и 11 — для позднего. Представлены и территориальные группы памятников, соответствующие районам обитания отдельных групп трипольско-кукутенских племен. С разной степенью точности прослеживаются некоторые специфические черты в культуре этих групп населения. Очевидно, здесь мы имеем дело с локальными вариантами трипольско-кукутенской культуры, хотя обоснование существования некоторых таких вариантов как устойчивых сочетаний типов археологических объектов еще требует дополнительной аргументации. Предлагаемая карта 4 показывает ареалы отдельных групп населения в их развитии. Тем самым графическое выражение получает процесс формирования трипольско-кукутенской общности в целом.

В то же время схема развития памятников трипольско-кукутенской культуры (табл. 9), как и иллюстрирующие ее карты (карты 3–6), учитывают лишь примерное соотношение трипольских и кукутенских памятников в наиболее обследованных районах. Поскольку степень исследованности отдельных поселений и регионов в целом не одинакова, в качестве эталонов из числа сотен известных памятников каждого периода могут быть использованы очень немногие. При разработке дробной периодизации выявляются пробелы в наших знаниях, затрудняющие изучение отдельных локальных вариантов в процессе развития, начиная с момента их возникновения. Вместе с тем особенности инвентаря позволяют сопоставить памятники отдаленных территорий и выявить общие закономерности процесса их формирования.

Разработка метода радиоуглеродного датирования, естественно, отразилась на решении вопросов абсолютной хронологии памятников культуры Триполье-Кукутени (Ehrich R.W., 1965; Титов В.С., 1965; Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972). Одной из первых среди исследователей, оценивших большие возможности нового метода, была Т.С. Пассек, предложившая в 1962 г. на VI Международном конгрессе доисторических и протоисторических наук новую систему хронологии неолитических и энеолитических культур Юго-Запада СССР и Подунавья (Passek T., 1964). Удревняя неолитические и энеолитические памятники, Т.С. Пассек опиралась не только на данные стратиграфии, но и на радиокарбонные даты, полученные для культур линейно-ленточной керамики, Винча и Кукутени. В результате раннее Триполье было отнесено ею к первой половине IV тысячелетия до н. э., среднее — ко второй половине IV — началу III тысячелетия до н. э., а позднее — к середине III тысячелетия до н. э.

В связи с датировкой культуры Триполье-Кукутени представляет интерес статья В. Думитреску по абсолютной хронологии энеолита Румынии, где приводятся пять радиоуглеродных дат для памятников культуры Кукутени и большое число абсолютных дат для памятников синхронных ей культур (Dumitrescu V., 1974b). С одной стороны, радиокарбонные даты свидетельствуют о необходимости еще большего удревнения культуры Триполье-Кукутени, чем это было сделано Т.С. Пассек, с другой, — помещенные в один ряд с абсолютными датами различных культур Юго-Восточной Европы V–III тысячелетий до н. э., они помогают синхронизировать отдельные фазы развития культуры Кукутени с определенными фазами культур Боян, Хаманджия, Винча, Гумельница, Сэлкуца и т. д. Новейшие дендрохронологические измерения возраста сосны остистой (Pinus aristata) удревнили используемые археологами унифицированные радиокарбонные даты середины III тысячелетия до н. э. примерно на 500 лет, а IV и V тысячелетий до н. э. — на 800 лет, что необходимо учитывать при оценке реального возраста исследуемого объекта или отдельной культуры (Колчин Б.А., Битвинскас Т.Т., 1972; Квита X., Кол Г., 1975).

О контактах трипольско-кукутенских племен с окружающим населением свидетельствуют привозные вещи — изделия из металла, украшения, керамика. Постоянная меновая торговля фиксируется между трипольскими и кукутенскими общинами и общинами нижнедунайских культур Болград-Алдени (Маркевич В.И., 1970а), Гумельница (Dumitrescu V., 1968а) и Чернавода I (Збенович В.Г., 1974; 1976б; Tudor Е., 1965; Nestor I., Zaharia E., 1968; Morintz S., Roman P., 1968; 1969; Berciu D., Morintz S., Roman P., 1973), с одной стороны, и общинами культур Карпато-Дунайского бассейна Тисаполгар, Бодрогкерестур (Титов В.С., Маркевич В.И., 1974; Dumitrescu V., 1968а) и центральноевропейской культуры воронковидных кубков (Захарук Ю.Н., 1955; 1957; 1959; 1962) — с другой. Отмечены культурные связи трипольцев и с восточными степными соседями — племенами днепро-донецкой, среднестоговской и древнеямной культур (Мовша Т.Г., 1961; 1979; Телегiн Д.Я., 1968; 1973; Телегин Д.Я., Зализняк Л.Л., 1975; Лагодовская Е.Ф., 1955; Лагодовська О.Ф., Шапошникова О.Г., Макаревич М.Л., 1962). На непрерывность контактов трипольского населения с балканским, от которого к ним поступал металл, и на существование контактов с населением, связанным с кавказским металлургическим очагом, указывает в своих работах Е.Н. Черных (Черных Е.Н., 1976а; 1976б). О связях с этой зоной упоминает и Т.Г. Мовша (Мовша Т.Г., 1979).

Благодаря разнообразному импорту и необычайно длительному (около 1500 лет) периоду существования культура Триполье-Кукутени заняла центральное положение в системе периодизации энеолитических культур Юго-Восточной Европы, что наглядно демонстрирует таблица 10 (табл. 10), составленная на основе разработок В. Думитреску и Г. Тодоровой (Dumitrescu V., 1968а; 1974b; Тодорова X., 1979). Истоки этой культуры пока еще недостаточно ясны. В ее ранних памятниках исследователи усматривают пережитки поздненеолитических культур Карпато-Дунайского бассейна и находят черты, сближающие ее с нижнедунайскими и восточнотрансильванскими культурами (Боян, Турдаш, Хаманджия). Однако вопрос о происхождении культуры Триполье-Кукутени с территории Нижнего Подунавья или Трансильвании остается пока дискуссионным. Единая по своему происхождению рассматриваемая культура в процессе развития обрела множество самостоятельных вариантов, закончивших существование приблизительно одновременно, когда на смену им пришли скотоводческие культуры раннебронзового века.

Неразбериха, царящая в специальной литературе в связи с вопросами синхронизации трипольских поселений отдельных районов и построения локальных хронологических колонок, объясняется в первую очередь неудовлетворительным состоянием разработки типологии керамики и различных категорий инвентаря. Серьезным препятствием здесь являются видимые отличия комплексов вещей, происходящих с поселений разных локальных вариантов. К сожалению, типологические схемы керамики до сих пор не созданы ни для одного из локальных вариантов трипольской культуры. Обычно исследователи ограничиваются разработкой типологии керамики и других категорий инвентаря лишь одного из периодов трипольской культуры. Очевидно, трудоемкая работа по созданию единой типологической схемы для культуры в целом может быть выполнена коллективом ученых после того, как предварительно будет создана типология вещей каждого из локальных вариантов, полностью отражающая их эволюцию от ранней ступени до наиболее поздней. В настоящей работе приводятся формы сосудов наиболее распространенных типов и исключительно для того, чтобы иметь возможность на их примере продемонстрировать эволюцию керамики во времени.

В части III настоящего тома основное внимание уделяется памятникам культуры Триполье-Кукутени, результаты изучения которых столь значительны, что позволяют выйти за пределы сугубо археологического исследования и обратиться к проблемам историческим. Среди последних узловой является проблема формирования раннеземледельческими племенами исключительно устойчивой культурной общности. Посильное освещение этой проблемы и обусловило определенную сгруппированность данных, содержащихся в каждой из глав, посвященных, согласно периодизации Т.С. Пассек, раннему, среднему и позднему периодам культуры Триполье-Кукутени. Изложение ведется с учетом кратковременных ступеней развития культуры, что позволяет более точно синхронизировать памятники разных локальных вариантов. Приводится характеристика типов жилищ, планировки поселений, комплексов орудий труда, керамики, пластики, ритуальных предметов и украшений. На основании сходства различных категорий инвентаря устанавливаются приблизительные ареалы отдельных локальных вариантов культуры Триполье-Кукутени. Подобным образом построено изложение и в главе, посвященной памятникам других энеолитических культур Юго-Запада СССР. Вопросы хозяйства, социального строя и идеологии раннеземледельческих племен рассматриваемого региона освещаются в отдельных главах.

Глава вторая Памятники раннего периода культуры Триполье-Кукутени и формирование локальных различий

Согласно любой из периодизаций культуры Триполье-Кукутени, к раннему периоду относятся поселения, в керамическом комплексе которых отсутствует расписная посуда. Этот формальный признак, выбранный из ряда других, позволил выделить уже около 150 таких поселений (карта 3; 4, I, II). Румынские ученые ранний период делят на три этапа: Докукутени I, II, III (Dumitrescu V., 1959; Marinescu-Bîlcu S., 1974с). Советские исследователи пока не пришли к единому мнению относительно раннетрипольских поселений, широкое изучение которых начато сравнительно недавно. В периодизации Т.С. Пассек ранний период вследствие незначительности материалов, на которых базировалось его выделение, не расчленен (Passek T., 1935; Пасек Т.С., 1949а). Лишь в начале 60-х годов после открытия древнейших трипольских поселений, место которых тогда не было еще определено, Т.С. Пассек отнесла их ко времени, предшествующему раннему Триполью, и рассматривала в рамках культуры Боян (Passek T., 1964). С.Н. Бибиков склонен был делить ранний период на два этапа (AI и АII), В.И. Маркевич — на три (A₁, А₂, А₃), В.Н. Даниленко — на четыре (Бибиков С.Н., 1966б; 1971а; Маркевич В.И., 1974б; Даниленко В.Н., 1969, с. 224). Вместе с тем есть все основания для выделения в его рамках шести ступеней (Черныш Е.К., 1976).

Особенности инвентаря раннетрипольских и докукутенских поселений позволяют разделить их на два этапа и шесть ступеней (табл. LII). Из них три ступени (1–3) относятся к первой половине раннего периода (Докукутени I, II) и три (4–6) — ко второй (этап А — по периодизации Т.С. Пассек, Докукутени III — по периодизации румынских археологов). Поселений второй половины раннего периода известно втрое больше (карта 3, в), чем поселений первой половины. Однако на территории от Восточных Карпат до Южного Буга обнаружены только два стратифицированных памятника со слоями и первой, и второй половины раннего периода — Извоаре и Тырпешти. Вместе с соседними поселениями Фрумушика, Калу, Траян-Дялул Вией и Траян-Дялул Фынтынилор они образуют на Бистрице компактную группу многослойных поселений, позволяющих создать надежную хронологическую колонку кукутенских и докукутенских памятников Молдавского Прикарпатья (табл. 9). В Извоаре и Тырпешти слои относятся к фазам Докукутени II, Докукутени III, Кукутени A₁-А₂ и к последней фазе позднего периода, называемой Городиштя (Vulpe R., 1957; Marinescu-Bîlcu S., 1974с). Соотношение нижних слоев Извоаре и Тырпешти свидетельствует о том, что памятники с керамикой, сплошь покрытой защипами или резным узором, являются наиболее древними среди докукутенско-трипольских поселений, т. е. относятся к первой половине раннего периода (Докукутени I, II — Триполье АI), а памятники с керамикой, имеющей проглаженный орнамент, — ко второй половине того же периода (Докукутени III — Триполье АII).

Членение раннего периода на ступени стратиграфией пока не подкреплено. Оно базируется исключительно на анализе керамики и пластики, чем и объясняется неоднозначность решения этого вопроса разными исследователями (Даниленко В.Н., 1969, с. 224; 1974, с. 13–15; Погожева А.П., 1971; Черныш Е.К., 1975б; 1976; Збенович В.Г., 1980г.). Соотношение памятников трех первых ступеней определяется без особого труда, так как в материалах 1-й ступени наблюдаются признаки более древних неолитических культур, а в материалах 3-й ступени отсутствует керамика с резным (выемчатым) орнаментом, наиболее характерная для 1-й и 2-й ступеней. С памятниками второй половины раннего периода разобраться сложнее. Попытки отдельных исследователей получить количественную оценку степени близости сравниваемых памятников к желаемому результату не привели. Так, несмотря на расчет хронологической близости памятников, произведенный по специальной математической формуле, А.П. Погожевой не удалось расчленить раннетрипольские поселения по ступеням и отделить от них более поздние памятники борисовского типа (Погожева А.П., 1971, с. 19, табл. 4). Причину этой неудачи В.Г. Збенович усматривает в ограничении исследования такой консервативной категорией вещей, как антропоморфная пластика, и делает попытку использовать процентное соотношение керамических групп (Збенович В.Г., 1980г). Это также не помогает выявить закономерности изменения керамического комплекса на протяжении раннего периода, а, напротив, отображает пеструю картину соотношения керамических групп и в Приднестровье, и в Побужье. Так, например, по подсчету обломков посуды, сделанному В.Г. Збеновичем, кухонная керамика в Бернашовке (2-я ступень) составляет 54 %, в Окопах (3-я ступень) — 35, в Гайвороне (4-я ступень) — 28, в Сабатиновке II₁ (4-я ступень) в разных жилищах — от 45 до 53, в Сабатиновке II₂ (5-я ступень) — 30, в Греновке (6-я ступень) — 45 % (Збенович В.Г., 1980г). По количеству сосудов подсчет произведен только по материалам поселения Ленковцы (5-я ступень), где на долю кухонной керамики приходится 42 % (Черниш К.К., 1959б, с. 106, табл. 4). Даже один этот пример показывает, как мало дает статистический метод в том виде, в котором он применен к изучению раннетрипольской керамики, поэтому при расчленении памятников раннего периода на ступени наше внимание в первую очередь было обращено на перемены в формах и орнаментации сосудов, а также на сочетание керамических типов в рассматриваемых комплексах.

Стратиграфическое положение слоев раннего периода культуры Триполье-Кукутени зафиксировано в нескольких пунктах по отношению к подстилающему слою культуры линейно-ленточной керамики (Траян-Дялул Фынтынилор, Флорешты, Тырпешти, Новые Русешты) и перекрывающему слою среднего периода культуры Триполье-Кукутени (Новые Русешты, Солончены II, Извоаре II, Тырпешти IV), что подробно рассмотрено в работах Т.С. Пассек, В.С. Титова и С. Маринеску-Былку (Пассек Т.С., 1960; 1961а; 1961б; 1965а; Passek T., 1964; Titov V.S., 1971; Marinescu-Bîlcu S., 1974с).

Даты, полученные радиокарбонным методом, позволяют довольно точно определить время существования памятников раннего периода. Нижняя их граница устанавливается по возрасту поселения культуры линейно-ленточной керамики в Тырпешти — 4220±100 (Bln-800) и 4295±100 (Bln-801) лет до н. э. — и подкрепляется большой серией дат для других памятников этой культуры (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972; Marinescu-Bîlcu S., 1971; 1974с). Ориентиром для верхней границы служат даты, полученные для слоя конца раннего периода в Тырпешти, — 3580±85 лет до н. э. (CrN) — и Новых Русештах — 3620±100 лет до н. э. (Bln-590), чему не противоречат даты поселений среднего периода в Мэрджинени (Кукутени А₂) — 3660±55 (Bln-1534), 3535±60 (Bln-1535), 3675±50 (Bln-1536) лет до н. э., Хэбэшешти — 3360±80 (CrN-1985) и Лека Унгурени — 3395±100 (Bln-795) лет до н. э., относящихся к фазе Кукутени А₃ (Dumitrescu V., 1968а; Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972; Monah D., 1978).

Для раннего периода трипольско-кукутенской культуры в целом (табл. LII) типичны преобладание небольших по площади (1–1,5 га) поселений, глинобитных домов небольших (15–30 кв. м) и средних (30–50 кв. м) размеров, широкое использование землянок и полуземлянок под жилье и хозяйственные помещения, устройство семейных жертвенников близ очагов. Каменная индустрия этого периода характеризуется применением в качестве заготовок кремневых отщепов и пластин средних размеров, широким использованием пластин без ретуши, небрежным оформлением рабочей части орудий нерегулярной ретушью, использованием мягких пород камня (сланца, опоки) для изготовления шлифованных деревообрабатывающих инструментов (топоров, тесел, долот). Отличительными чертами керамического комплекса памятников раннего периода являются постепенная смена ребристых форм посуды мягкоочерченными, обилие посуды с углубленными и каннелированными узорами в сочетании с грубой посудой, покрытой ямками, защипами, значительные примеси в глиняном тесте шамота, сплошное покрытие поверхности сосудов спиральным орнаментом с окрашиванием после обжига сырой красной охрой и заполнением углублений белой пастой. Комплексам этого времени присущи схематично выполненные статуэтки, изображающие сидящих женщин с подчеркнутой стеатопигией, слабо выраженными плечами и головой в виде конуса или столбика. Именно в этот период появляется металлургия меди. К особенностям раннего периода можно отнести также быстрое расширение ареала культуры и тесный контакт ее носителей с нижнедунайскими племенами культуры Болград-Алдени.

Основанием для выделения памятников 1-й ступени раннего периода (Докукутени I) послужили материалы семилетних раскопок, проводившихся под руководством Г. Думитреску у с. Траян в урочище Дялул Вией в Молдавском Прикарпатье (Dumitrescu H., 1954а; 1959; Dumitrescu V., Dumitrescu H., 1962; 1970; Думитреску Г., 1960). Поселение площадью 1300 кв. м располагалось на средней террасе р. Бистрица (карта 3, а, № 19). Здесь раскопаны наземные жилые постройки площадью от 15 до 50 кв. м и хозяйственные ямы, выявлен ров, ограничивающий поселение с напольной стороны и протянувшийся на 300 м. Данные о конструкции жилищ и планировке поселения пока не опубликованы. Очевидно, подобно домам других поселений этого времени, стены жилищ сооружались из глины на плетневом каркасе, а для перекрытия использовались горбыли, обмазанные глиной, причем толщина обмазки достигала 8-10 см.

По мнению авторов раскопок, в жилищах и возле них обнаружены развалы очажных сооружений, возведенных на поверхности земли или на подсыпке из гравия. Близ многих построек на площади 6-20 кв. м зафиксированы кучи камней средних размеров, возможно, предназначавшихся для обороны (Marinescu-Bîlcu S., 1974с).

На поселении найдено большое количество орудий труда: каменные топоры и тесла прямоугольных и трапециевидных очертаний, долота в форме башмачной колодки, топоры-молоты, отбойники, зернотерки, куранты. Много изделий из черного и темно-коричневого кремня. Кремневая индустрия отличается микролитоидностью (Păunescu А., 1970). По данным А. Пэунеску, около половины всех кремневых орудий составляют скребки, причем 32 из них сделаны из пластин, а 21 — из отщепов размерами от 1,7 до 2,3 см, редко — крупнее. Пластин со слабой ретушью найдено втрое меньше, чем скребков, но неретушированных обломанных пластин много. Последние могли использоваться в качестве ножей. Имеются вкладыши серпов (на сечениях пластин без ретуши), пилки, проколки с длинным узким острием, геометрические вкладыши в виде трапеций и параллелограммов с симметричными и асимметричными сторонами. Среди немногочисленных нуклеусов различаются призматические, пирамидальные и неправильной формы. Найдены также шилья, долота и мелкие поделки из рога и кости.

Основную массу находок на поселении составляет керамика. По составу глиняной массы, характеру обработки поверхности, технике исполнения орнамента и формам посуда делится на три группы: кухонную; с резным орнаментом; с каннелюрами или заменяющими их наколами и насечками. Для группы кухонных сосудов характерны обильная примесь в тесте довольно крупного шамота и незначительная примесь половы. Наружная поверхность таких сосудов покрыта неровным толстым слоем жидкой глины — барботином. По форме это горшки и чаши, большинство которых по всей поверхности имеет часто расположенные ямки и бугорки.

Для группы посуды с резным орнаментом также характерно тесто с примесью шамота. Покрытые плотным слоем ангоба, сосуды этой группы прекрасно залощены снаружи и изнутри. Формы их разнообразны: массивный сосуд с цилиндрическим горлом, очень высокими, резко профилированными плечиками, прямыми стенками, слегка сужающимися к широкому дну (табл. LIII, 71); широкая миска на высокой цилиндрической подставке с прямыми или несколько вогнутыми стенками — так называемая ваза для фруктов (табл. LIII, 72); биконическая чаша (кубок) с острым или волнообразно утолщенным ребром (табл. LIII, 75); миска с острым ребром и отогнутым наружу краем (табл. LIII, 76, 79); широкогорлый сосуд с сильно раздутыми плечиками, с резко сужающимися ко дну прямыми стенками, условно передающей женскую фигуру — антропоморфный сосуд (табл. LIII, 70). Сосуды имели крышки. Наиболее типична крышка, нижняя часть которой в виде широкого низкого цилиндра отделена от конусообразной верхней части острым ребром. Крышку венчает массивная полая цилиндрическая ручка с конической головкой (табл. LIII, 68). Встречаются крышки и с ручкой, напоминающей перевернутую чашу; на такой ручке крышка могла стоять как на поддоне (табл. LIII, 69; LIV, 10).

Сосуды и крышки этой группы украшены по всей наружной поверхности; нередко орнаментированы и днища. Орнамент теснейшим образом связан с формой изделия (табл. LIV, 18). Особенно примечательно, что на антропоморфных сосудах каждую условно изображенную грудь обвивает пара змей, переданных двумя тонкими углубленными линиями, иногда заполненными штрихами или наколами. Заходящие друг за друга головки змей оканчиваются высунутым языком. В одних случаях змеи изображаются целиком, в других — часть туловища змеи исчезает за пределами орнаментального пояса, охватывающего раздутые бока сосуда, и его почти не видно, как это бывает у плывущей по воде змеи. Ритм узора создает иллюзию движения нескольких пар переплетающихся змей. Это впечатление усиливают каннелюры, образующие волнообразную поверхность (табл. LV, 19). Антропоморфные черты и змеиный мотив в орнаменте можно обнаружить у огромного большинства сосудов (табл. LV, 34, 35). Например, в чашах с ребром, имеющим четыре выступа в виде сосков женской груди, нашли воплощение две условно переданные женские фигуры, обращенные спиной друг к другу. Таким образом, с одной стороны, сосуд как бы заключен между ними, с другой — сам является частью этих мифических существ. В орнаментике того времени, помимо позитивных и негативных изображений змеи, широко применялись символы в виде ромбов, крестов и овалов.

В следующую небольшую группу объединяются сосуды, покрытые каннелюрами или заменяющими их наколами и насечками (табл. LIII, 77, 78). По форме это ребристые чаши (кубки).

Керамика 1-й ступени отличается установившимися формами и приемами орнаментации, канонизированным использованием определенных элементов орнамента. Основные орнаментальные мотивы (змеевидные), представленные на керамике 1-й ступени, сохраняются на протяжении всего существования культуры Триполье-Кукутени.

Особую категорию керамических изделий составляют мужские и женские статуэтки, причем последние явно преобладают. Статуэтки поселения Траян-Дялул Вией делятся на стоящие и сидящие, со слитыми в столбик или раздельно моделированными ногами. Есть статуэтки, верхняя часть туловища которых напоминает так называемые скрипкообразные фигурки. Часть статуэток имеет покатые плечи без обозначения рук, часть — руки в виде коротких выступов, направленных в стороны; у одних фигурок живот плоский, у других — выпуклый. По-разному моделированы и головки. Так, головки некоторых статуэток в виде столбика являются продолжением шеи, при этом нос и глаза едва обозначены. У части фигурок головка округлая, четко изображены овал лица, глаза, нос и рот (табл. LVI, 1). У одних статуэток признаки пола выражены слабо, у других, напротив, нарочито подчеркнуты. Два представленных в Траян-Дялул Вией типа статуэток, претерпев некоторую трансформацию, стали ведущими на следующей ступени. Это сидящие женские фигурки с соединенными, а реже — с раздельно моделированными ногами.

Среди поселений 1-й ступени — Траян-Дялул Вией единственное, исследованное на большой площади. Около десятка поселений этого времени известно в узких долинах карпатских рек Олт, Негру и Бистрица (Marinescu-Bîlcu S., 1974с). Происхождение их не выяснено. По мнению Гортензии и Владимира Думитреску, древнейшие докукутенские памятники свидетельствуют о синтезе культур линейно-ленточной керамики, Боян-Джулешти, Хаманджия и, возможно, буго-днестровской (Dumitrescu V., 1963а). Что касается последней, то ее носители — охотники и рыболовы — жили в такой дали от Карпат, что вряд ли могли вступать в контакт с земледельческо-скотоводческими докукутенскими общинами. Сомнительны, на наш взгляд, для этого времени и контакты с причерноморской культурой Хаманджия. Вклад же в формирование докукутенской культуры со стороны некогда живших в том регионе носителей культуры линейно-ленточной керамики действительно проявляется, преимущественно в отдельных элементах углубленного орнамента (Думитреску Г., 1960; Marinescu-Bîlcu S., 1971). В еще большей степени ощущается воздействие со стороны культуры Бонн. Техника углубленного узора, отдельные наиболее излюбленные элементы резного орнамента и формы некоторых сосудов фазы Докукутени I находят ближайшие аналогии в керамике культуры Боян. Особенно большое сходство ощущается при сопоставлении острореберных чаш на высоком поддоне с ровными стенками, сосудов подпрямоугольной формы, крышек с высоким полым навершием (Dumitrescu V., 1974а, р. 46–48). Сходство этих изделий (табл. LIII, 68, 71, 72) с боннской керамикой фазы Джулешти значительно большее, чем с подобными изделиями других культур Карпато-Дунайского бассейна. Е. Комша, ознакомившись с материалами поселения Траян-Дялул Вией, высказал мнение, что докукутенская культура появилась в результате смешения элементов двух культур — Боян-Джулешти и поздней линейно-ленточной (Comşa E., 1974с, р. 244). Дальнейшая эволюция культур Боян и Докукутени представляется ему параллельной. Но, если исходить из того, что стиль керамических изделий этих культур совершенно различен, такое объяснение возникновения докукутенской культуры кажется слишком схематичным. Для решения вопроса явно недостает сведений о некоторых неолитических культурах Карпатского бассейна. О контактах докукутенских общин с населением Трансильвании красноречиво свидетельствуют обломки докукутенской посуды с резным орнаментом, найденные на эпонимном поселении культуры Турдаш. Когда и в результате чего наладилась связь этих культур — неясно.

Первые докукутенские поселенцы Верхнего Олта и Молдавского Прикарпатья, от которых ведут свое происхождение все трипольско-кукутенские общины, в свете данных о раскопках ранних поселений выступают перед нами как общество со сложившейся традицией и в сооружении поселков, и в производстве домашнего инвентаря, и в способе ведения земледельческо-скотоводческого хозяйства. Выработанный ими способ ведения сельского и домашнего хозяйства был, видимо, настолько рационален в тех условиях, что просуществовал потом веками без особых перемен.

Поселения 2-й ступени раннего периода более изучены. Всего их зафиксировано около 30 (карта 3, б). Раскопки проводились в Прикарпатье (Извоаре, Банку, Трудешти-Гигоешти), в бассейне среднего течения р. Прут (Ларга-Жижия, Влэдэни), на притоке Днестра р. Реут (Флорешты, Рогожаны) и на левобережье Днестра (Бернашовка). Наиболее крупные раскопки осуществлены под руководством Т.С. Пассек во Флорештах (Пассек Т.С. 1957; 1961а) и В.Г. Збеновича в Бернашовке (Збенович В.Г., 1980а; 1980б; 1980в; 1980г). По своим масштабам они значительно превзошли работы на таких широко известных поселениях, как Извоаре (Vulpe R.,1957) и Ларга-Жижия (Александреску А.Д., 1961), материалы которых послужили основой для характеристики докукутенской фазы (Dumitrescu V., 1960). Поселения Бернашовка и Флорешты небольшие, неукрепленные. Площадь поселения Флорешты составляет 120×100 м, площадь поселения Бернашовка — 130×100 м. Первое расположено на краю 20 — метровой террасы, второе — на холме первой террасы, возвышающейся над уровнем воды на 9 м.

Во Флорештах скопления кусков обмазки не позволяли четко разграничить площадь отдельных жилищ. Участки, связанные с некоторыми домами, как отмечает Т.С. Пассек, порой имели вид крупных пятен, образованных скоплением всевозможных предметов, костей животных и кусков обмазки. Толщина культурного слоя достигала 0,4–0,5 м, а местами 1 м. На поселении выявлены землянки и хозяйственные ямы. В свете накопившегося опыта раскопок трипольских домов представляется, что расположенные вплотную друг к другу ямы 10, 11 и 12 вполне могли находиться под крышей одного жилища, длина которого достигала 10 м, ширина 6 м (Пассек Т.С., 1961а, с. 195–197). Судя по обожженным кускам глиняной обмазки, упавшим в ямы, толщина ее составляла 5–8 см. В некоторых домах на земляной подсыпке посреди земляного пола устроены обмазанные глиной небольшие возвышения, которые могли служить местом как помола зерна, так и домашнего алтаря. Такие глинобитные возвышения просуществовали в трипольском домостроительстве до самого позднего времени. Ямы, похожие на флорештские, были вскрыты В.И. Маркевичем в Рогожанах I (Маркевич В.И., 1974б). Сходство наблюдается и в размерах ям, и в характере их заполнения. Наиболее крупное углубление достигало в длину 7,8 м, в ширину — 7,0 и в глубину — 1,4 м. Очажная яма размерами 1,3×0,9 м имела глубину 1,65 м. В верхней части заполнения ямы исследователь отмечает наличие кусков глиняной обмазки, не связанных с конструкциями внутри нее — видимо, они происходят от наземной части жилища.

В отношении определения размеров жилищ и планировки всего поселения более удачны раскопки В.Г. Збеновича в Бернашовке, где вскрыты шесть стоящих по кругу домов площадью от 30 до 60 кв. м. В центре находилось самое большое жилище площадью 150 кв. м. Таким образом, для 2-й ступени раннего периода культуры Триполье-Кукутени выявляется довольно однообразная застройка поселений, при которой жилища и хозяйственные сооружения располагались небольшими группами, но в одном случае по кругу (Бернашовка), а в другом (Флорешты) — более хаотично.

Кремневая индустрия памятников 2-й ступени имеет неолитический облик (табл. LVII). Обработавший несколько коллекций раннего периода А. Пэунеску отмечает поразительное сходство кремневых изделий первых ступеней раннего периода, особенно из Траян-Дялул Вией, с кремневыми орудиями культуры линейно-ленточной керамики (Păunescu A., 1970, р. 45). В.И. Маркевич в раннетрипольских коллекциях, происходящих с территории Молдавии, выделяет орудия, известные на поселениях буго-днестровского неолита (Маркевич В.И., 1974а, с. 32). Особое внимание оба исследователя обращают на геометрические микролиты из сечений пластин (табл. LVII, 13–15), в большинстве использовавшиеся как наконечники стрел.

Для кремневой индустрии рассматриваемого времени характерны конические и призматические нуклеусы с аккуратной огранкой, образовавшейся при отделении тонких, ровных пластин. Обычно с одной стороны нуклеуса сохраняется желвачная корка или делается специальное ребро для закрепления ядрища в деревянной щемилке с целью придания им неподвижности (табл. LVII, 24), поэтому даже нуклеусы аморфных очертаний имеют ребро, оформленное противолежащими сколами. Часть призматических нуклеусов, сработанных до предела, использовалась в качестве ретушеров (табл. LVII, 23), часть превращалась в отбойники. Заготовками орудий служили отщепы (длиной 2–3 см, шириной 1,5–2,5 см) и ровные тонкие пластины (длиной 4–5 см, шириной 1–1,2 см). Лезвия режущих инструментов (ножей, серпов) обычно не ретушировались. Притупившиеся пластины выбрасывали, поэтому на территории поселений их находят в большом количестве (например, в Бернашовке — более 700 экз.).

Преобладают в кремневом инвентаре памятников 2-й ступени скребки — они составляют примерно половину всех орудий. Из пластин делали единичные орудия; основная их масса изготовлялась из отщепов. В Бернашовке обнаружено 2215 скребков из отщепов и только 79 из пластин (Збенович В.Г., 1980а; 1980б; 1980в). Ретушью формировался полукруглый (табл. LVII, 21), круглый (табл. LVII, 19) или прямой (табл. LVII, 20) край. Группа скребков из пластин или пластинчатых отщепов со скошенным краем получает распространение несколько позднее (табл. LVII, 18). Из отщепов и пластин делали скобели (табл. LVII, 3), иногда проколки (табл. LVII, 4); исключительно из пластин изготовляли сверла (табл. LVII, 5–9). Перечисленные типы кремневых орудий обычны для всех ранних поселений. Резцы и резчики особенно обильно представлены на поселениях Поднестровья. В дальнейшем наличие резцов стало особенностью инвентаря поселений Верхнего Поднестровья.

Помимо кремневых орудий и оружия в виде наконечников стрел и копий (табл. LVII, 16, 17), для памятников 2-й ступени типичны сланцевые клиновидные топоры (табл. LVII, 29), тесла (табл. LVII, 27, 28), долота (табл. LVII, 26), мотыги, а также тесла, топоры-молоты и боевые топоры из других пород камня. Довольно многочисленны изделия из кости и рога: шилья, иглы, кочедыги, керамические лощила, мотыги, муфты и рукояти для каменных орудий, рыболовные крючки. Более редкими находками являются костяные штампы и лопаточки для нанесения орнамента на керамику, орудия для разминания шкур, сделанные из лопаток и ребер особей крупного рогатого скота, — струги. Небольшим количеством представлены ножи и шилья из продольно расколотых клыков кабана. Из песчаника делали зернотерки; речные гальки использовались в качестве лощил при изготовлении керамики. На этой ступени выходит из употребления каменное долото в форме башмачной колодки. Устойчивые формы орудий определенных размеров свидетельствуют о значительной степени развитости в первую очередь таких производств, как изготовление орудий труда, переработка продуктов охоты и животноводства, земледелие, деревообрабатывающее и керамическое.

Культурный слой поселений 2-й ступени раннего периода изобилует обломками глиняной посуды. По сравнению с керамикой 1-й ступени особенно видны перемены в формах сосудов (табл. LIII, 52–67). Очертания их становятся более плавными, число форм с острым ребром значительно уменьшается. Плечики сосудов делаются выше, выделяется придонная часть. У мисок на высокой подставке меняется форма и основного объема, и подставки. Наряду с ребристыми формами распространяются миски полусферических очертаний на высоких подставках с ровными или слегка выпуклыми стенками. Антропоморфные сосуды, служившие для хранения зерна, утрачивают высокую шейку, в связи с чем изменяется форма крышек, предназначенных именно для этих сосудов. Форма их приближается к полусферической, полая ручка (головка) в центре становится ниже. Появляются и крышки с массивной ручкой-головкой.

Орнамент посуды этого времени довольно разнообразен (табл. LIV, 11–17, 19; рис. 10). Даже на кухонной посуде возникает больше вариаций защипов, налепов, ямок, валиков с насечками (рис. 10, 2–4, 6). Богаче становится узор и на сосудах с углубленным орнаментом, особенно с проглаженным. Орнамент выполнен тонкими аккуратными желобками, изображающими змею или дракона с отчетливо обозначенными деталями головы (рис. 10, 5). Распространяется способ заполнения всего свободного орнаментального фона оттисками гребенчатого штампа. На большинстве сосудов резной орнамент (рис. 10, 1, 8) заменяется проглаженным узором (рис. 10, 5). Имеются узоры, выполненные тонкими мелкими желобками (рис. 10, 9); широкие каннелюры сочетаются с оттисками зубчатого штампа и проглаженным орнаментом (табл. LIV, 13). Углубления инкрустируются белой пастой, а фон орнамента закрашивается красной охрой после обжига. На 2-й ступени увеличивается количество гладкостенных сосудов, которые по форме и характеру обработки поверхности близки чашам, украшенным рядом мелких ямок или парой тонких прочерченных линий. Небрежным становится исполнение выемчатого узора в виде «волчьих зубов» или «шахматной доски» — аккуратные прямоугольные вырезы заменяются вырезами трапециевидной формы, исчезают некоторые элементы более раннего орнамента («усики», небольшие продолговатые ямки в изгибах орнаментальных лент и т. д.). Растительная примесь не добавляется теперь к глиняному тесту. О соотношении разных керамических групп можно судить по данным коллекции из Бернашовки. Кухонная посуда составляет там 54,2 %, посуда с выемчатым орнаментом — 16,8, тонкостенная посуда с проглаженным орнаментом, каннелюрами и оттисками штампа — 20 %; на прочую керамику приходится 9 % (Збенович В.Г., 1980в, с. 106, 112, 117).

Антропоморфная пластика памятников 2-й ступени довольно однообразна. Большинство статуэток представляет собой схематичную женскую фигуру в сидячей позе с разделенными или слепленными ногами (табл. LII). Углубленными линиями внизу живота обозначен треугольник, а на ногах — пальцы. Стеатопигия более выражена даже по сравнению со статуэтками предшествующего времени. Верхняя часть туловища сильно укорочена. Есть фигурки, у которых плечи и грудь не выделены. Реже встречаются фигурки с обозначенными плечами. Головки очень схематичны (рис. 10, 11). Известны статуэтки с подпирающими голову рельефно моделированными руками. Они представляют собой раннюю форму скульптурой этого типа. Сидения делаются еще без ножек.

Антропоморфная форма придавалась и погремушкам. Судя по обломку погремушки из Флорешты, ручкой ей служили соединенные ноги женской пустотелой фигурки, в которую были помещены шарики из глины. Антропоморфные черты приданы также глиняным ковшикам, костяным и глиняным амулетам (табл. LVIII, 17, 18, 30). Кроме того, известны глиняные амулеты в форме ромба, звезды, треугольника, зуба оленя. Зубы животных тоже служили амулетами. В инвентаре поселений этой ступени имеются довольно крупные столики-алтари на высоких столбчатых ножках. В целом вещевой комплекс памятников 2-й ступени демонстрирует эволюцию предметов, существовавших в памятниках типа Траян-Дялул Вией.

3-я ступень в развитии памятников раннего периода очень короткая. Поселений этого времени обнаружено мало, целенаправленные раскопки их не производились. Судя по публикациям, к 3-й ступени бесспорно могут быть отнесены лишь два поселения — Мындришка и Окопы и с меньшей уверенностью — поселения у сел Брага, Бабшин, Берново-Малинки, Вороновица и Лука-Устинская (Bichir Gh., 1970; Збенович В.Г., 1980б; 1980г).

На 3-й ступени почти выходят из употребления сосуды с резным инкрустированным орнаментом. Их вытесняют сосуды с проглаженным и штамповым узором (табл. LIII, 47–51). То же явление наблюдается и в группе кухонной посуды. Уменьшается число горшков и мисок, украшенных по всей поверхности защипами и наколами. На следующей ступени они уже не встречаются. Их место занимают сосуды с довольно тонким ангобом и бедным орнаментом в виде ряда ямок у основания шейки. В керамическом комплексе 3-й ступени отразился процесс замещения одних типов сосудов другими — менее трудоемкими в изготовлении, типичными уже для второй половины раннего периода.

Первая половина периода имела огромное значение для всей последующей истории трипольско-кукутенских племен. Именно в это время с Восточных Карпат (карта 4, I, 2) часть населения, оставившего памятники типа Траян-Дялул Вией, спустилась в долины рек, протекающих по территории Молдовы. На протяжении 2-й и 3-й ступеней эти племена значительно расширили район своего обитания, заняв территорию между Молдавским Прикарпатьем и Средним Поднестровьем, где и проходило их дальнейшее развитие (карта 4, I, 1). Наиболее выгодным оказалось географическое положение населения, обосновавшегося в бассейне р. Реут, в районе, связанном многочисленными водными путями с Прутом и Днестром, что обусловило его главенствующую роль среди остальных трипольско-докукутенских племен и быстрое развитие социально-экономических отношений. Последнее проявилось в концентрации населения в пунктах Рогожаны I (более 8 га) и Гура-Каменка (более 30 га) (Маркевич В.И., 1973а; 1973б). Именно из этого района в дальнейшем и произошло расселение трипольских племен в Верхнее и Среднее Поднестровье.

Памятники второй половины раннего периода (карта 3, в; 4, II) исследованы более полно, чем памятники первой половины. Среди раскапывавшихся памятников 4-й ступени наиболее известны поселения Сабатиновка II₁ и Гайворон на Южном Буге (Макаревич М.Л., 1952б; Даниленко В.Н., 1974; Збенович В.Г., 1980г), Лука-Устинская (Белановская Т.Д., 1961) и Брага (Борисковский П.И., 1950) на Среднем Днестре, Витиловка и Черновцы-Рогатка I на р. Прут (Тимощук Б.О., 1956; 1978), Александровка I и Путинешты I в Северной Молдавии (Маркевич В.И., 1973а). В отличие от Пруто-Днестровского междуречья, истоки трипольских поселений в Побужье недостаточно ясны. Наиболее ранние трипольские памятники этой территории типа Сабатиновка II₁ относятся к 4-й ступени.

Поскольку ни одно из этих поселений не было вскрыто полностью, судить об их площади и планировке пока не представляется возможным. На поселениях Александровка I, Путинешты I, Витиловка и Сабатиновка II₁ расчищены наземные и полуземляночные постройки жилого и хозяйственного назначения. Так, на поселении Путинешты I наземный дом подпрямоугольной в плане формы (6×4 м) имел пол, сооруженный на уровне древней дневной поверхности и обмазанный глиной с примесью половы, а также печное сооружение. На том же памятнике вскрыты две округлые в плане полуземлянки диаметром 5,0–6,6 м и глубиной до 1 м с ямами в полу, заполненными золой. Постройки, подобные описанным, характерны для всех известных поселений 4-й ступени.

Кремневый, каменный и костяной инвентарь памятников 4-й ступени по соотношению разных типов орудий и технике изготовления в целом не отличается от набора орудий предшествующего времени.

Отличие рассматриваемых памятников проявляется, прежде всего, в керамике. В комплексах 4-й ступени посуда с резным (выемчатым) узором уже не встречается. Ее полностью заменяют сосуды с проглаженным орнаментом, хотя сами узоры остаются традиционными. Изменения заметны и в формах (табл. LIII, 34–46): у мисок на высокой подставке теперь делаются отверстия в подставках; наряду с полусферическими крышками, имеющими в центре низкую ручку, появляются высокие, но уплощенные крышки с широким отогнутым краем и без ручки. Существенные изменения наблюдаются и в группе кухонной посуды. Преобладавшие ранее сосуды, сплошь покрытые ямками, бугорками, валиками или защипами, начинают выходить из употребления. Их вытесняют горшки и миски с шероховатыми стенками, орнаментированные лишь рядом ямок у основания шейки. Формы горшков становятся более закрытыми.

Заметны изменения и в пластике комплексов 4-й ступени. Так, статуэтки из Александровки I указывают на развитие крайне схематичного типа сидящих женских фигурок. Шея, сливающаяся с верхней частью туловища, вылеплена в виде узкого или расширяющегося вверху для обозначения головы столбика. Меняется стиль лепки не только статуэток, но и антропоморфных детских погремушек. Погремушка с поселения Александровка I имеет столбчатую ножку и геометрические очертания, что сильно отличает ее от более ранней погремушки из Флорешты, исполненной в натуралистической манере.

Бо́льшая часть известных нам раннетрипольских поселений относится к 5-й ступени. В их числе Голерканы, Сокол (Пассек Т.С., 1961а) и Ленковцы (Черниш К.К., 1959б) в Поднестровье, Сабатиновка II₂ (Даниленко В.М., Макаревич М.Л., 1956б) в Побужье, Извоаре I₂ (Vulpe R., 1957) и Траян-Дялул Фынтынилор II (Dumitrescu H., 1959; Marinescu-Bîlcu S., 1974с) на р. Бистрица. Все это поселения небольшой площади, видимо, с гнездообразно расположенными постройками. Жилища — наземные и полуземляночные. Преобладают постройки малых (до 20 кв. м) и средних (до 50 кв. м) размеров; крупные жилища (100–150 кв. м) единичны. Например, на поселении Ленковцы из пяти раскопанных наземных жилищ одно, частично разрушенное, имело площадь 14 кв. м (7×2 м), два — 40 кв. м (8×5 м), одно — 50 кв. м (10×5 м) и одно — 144 кв. м (18×8 м).

Сохранность строительных остатков на поселении Ленковцы позволяет пересмотреть представление о типах жилищ, сложившееся во время раскопок 50-х годов. Полуземлянки с очажными ямами внутри, частично перекрытые глинобитными площадками, по традиции воспринимались тогда как землянки более древнего строительного горизонта (Черниш К.К., 1959б). В действительности же они (табл. LII) были частью конструкции домов, что неоднократно наблюдалось впоследствии при исследовании приднестровских поселений на территории Молдавии (Черныш Е.К., 1973; Зиньковский К.В., 1973; Маркевич В.И., 1973а). Жилища имели прямоугольные очертания и высоту около 2,5 м. Стены их делались из плетня и глины. Потолочное перекрытие состояло из горбылей, уложенных плоской стороной вниз и обмазанных сверху в несколько слоев глиной с растительной примесью. Толщина одного слоя глины составляла около 4 см. В крупных жилищах местами наблюдалась обмазка в три-четыре слоя. Наряду с такими домами были и постройки хозяйственного значения, на месте которых глиняной обмазки вовсе не обнаружено. Различные по размеру и конструкции постройки одинаково имели земляные полы, на которых найдены камни зернотерок, раздавленные сосуды и другой инвентарь (Черниш К.К., 1959б, с. 16, рис. 12). Почти с каждым из жилищ связана хозяйственная яма. В северо-западном углу одного из крупных жилищ располагалась яма размерами 4,0×3,5 м, а в центре — небольшая ямка, где стоял антропоморфный сосуд (рис. 10, 12). В другом жилище (50 кв. м) хозяйственная яма меньших размеров (2,2×2,1 м) использовалась для приготовления пищи. В ней находился очаг, функционировавший длительное время. Погребом здесь служила яма, выкопанная в углу дома. Ее диаметр достигал 1,3 м, а глубина 0,7 м. В домах имелись возвышения, сооруженные из земли и обмазанные глиной, смешанной с песком. Конструкцию печей установить не удалось. В графической реконструкции крупного ленковецкого дома (табл. LIX, 2) использованы данные о трипольских печах памятников Днестровско-Прутского региона. В остальном эта реконструкция основывается на промерах, сделанных по отпечаткам древесины на глиняной обмазке.

Наряду с наземными домами на поселении Ленковцы вскрыта полуземлянка округлой формы размерами 6,8×5,0 м и глубиной около 1 м, служившая хозяйственным помещением одного из домов. Как и в более раннее время, площадь вокруг очага была здесь местом приготовления пищи и производства орудий. Возле очага помещали рога жертвенных быков, женские статуэтки, камни зернотерок. Обычно рядом с очагом в таких сооружениях находят большие скопления кухонных отбросов (кучи раковин моллюсков, кости животных) и отходов производства кремневых и костяных орудий. Пол в них неровный, изрытый ямками, имеет перепад глубин на отдельных участках 0,3–0,5 м и более. Большинство подобных сооружений, ошибочно считавшихся ранее самостоятельными жилищами, в действительности являются хозяйственными пристройками наземных домов.

Наземные постройки площадью 84 и 119 кв. м, вскрытые на поселении Сабатиновка II₂, отличаются от жилищ других районов наличием каменных вымосток перед входом. Здесь обнаружена также постройка, специально предназначенная для выпечки хлеба. В ней находились хлебная печь, множество камней зернотерок и жертвенное место — обмазанное глиной земляное возвышение со стоявшими на нем статуэтками.

В кремневом инвентаре поселений, начиная с 5-й ступени, увеличивается число орудий из пластин и большее распространение получают широкие пластины для скребков. Зарождается техника изготовления тесел и долот из кремня. В ленковецких жилищах найдено пять заготовок таких орудий из местного серого кремня, оказавшихся недоделанными, видимо, из-за дефекта в материале (Черниш К.К., 1959б, с. 47, рис. 11, 19–21). По-прежнему много костяных орудий для обработки и сшивания шкур, плетения, вязания (шилья, лощила, кочедыги, спицы), а также мотыг из рога благородного оленя.

Медные изделия впервые появляются на памятниках 5-й ступени. На поселении Ленковцы найден небольшой пластинчатый браслет, на поселении Кельменцы — маленькое долото, на поселении Извоаре I₂ — три небольших медных предмета (табл. LX). В настоящей работе используется сводная таблица, составленная Н.В. Рындиной и включающая основные типы медных изделий культуры Триполье-Кукутени (Рындина Н.В., 1971, рис. 31).

В керамических комплексах рассматриваемого времени (табл. LIII, 17–33) увеличивается число форм как в группе кухонных сосудов, так и в группах посуды с углубленным (проглаженным) и каннелированным орнаментом. Группа кухонных сосудов (табл. LIII, 27–33) включает конические и широкогорлые с отогнутым наружу краем миски, полусферические горшки, округлобокие с цилиндрическим горлом и широкогорлые с отогнутым наружу краем горшки, плоские крышки, дуршлаги, и миниатюрные сосуды с носиком-сливом. Тесто сосудов этой группы содержит примеси шамота (часто очень крупного), обжиг их неровный. Наружная поверхность сосудов шероховатая, внутренняя — гладкая. Обычно у основания шейки они орнаментированы рядом ямок и налепных бугорков. На стенках и ручках некоторых сосудов помещены рельефные изображения женских фигур, как бы обхватывающих сосуд (табл. LXI, 4, 5), или обозначены только их руки (табл. LXI, 2), как это практиковалось еще на первых ступенях раннего периода (табл. LXI, 1, 3).

Группа сосудов с проглаженным орнаментом (табл. LIII, 17–21, 23–26) включает антропоморфные сосуды с полусферическими крышками, большие и высокие крышки с отогнутым наружу краем, предназначенные для хранения под ними продуктов и различных предметов, крынкообразные сосуды с ручками у края, широкогорлые горшки и миски с отогнутым краем, ритуальные сосуды без дна с отверстиями в стенках, ковши, в том числе с ручками, имеющими отверстия. Вся эта посуда сделана из хорошо отмученной глины с примесью мелкого шамота, слабо обожжена, пориста. Поверхность сосудов сплошь орнаментирована лентами из двух параллельных линий, заполненными или перемежающимися круглыми ямками. В негативно-позитивном узоре преобладают спиралевидные мотивы (табл. LIV, 1, 2, 4–6, 8; рис. 10, 12). Как правило, орнамент оттеняется красной охрой, нанесенной после обжига.

Небольшая группа каннелированных сосудов состоит из округлобоких горшков с отогнутым краем, крынкообразных сосудов с налепами и ковшей с длинными ручками. Они вылеплены из хорошо отмученного теста, тщательно залощены, слабо обожжены. Каннелюры, использовавшиеся одновременно с оттисками мелкозубчатого штампа, образуют овалы, круги и другие геометрические фигуры, а иногда употребляются в сочетании с налепами.

Впервые в комплексах 5-й ступени появляется группа гладкостенных сосудов, сплошь окрашенных красной охрой после обжига (табл. LIV, 3). О соотношении керамических групп в комплексах 5-й ступени можно судить по материалам поселения Ленковцы, где кухонные сосуды составляют 42 %, сосуды с проглаженным орнаментом — 46, каннелированные сосуды — 8,5, гладкостенные — 3,5 % (Черниш К.К., 1959б).

Наиболее существенные изменения в пластике поселений 5-й ступени заключаются в распространении фигурок, целиком покрытых углубленным узором, с подчеркнуто расширяющимися плечами и широкой тазовой частью, с головками, как и прежде имеющими вид столбика (обычно без изображения лица). Помимо вышеописанных статуэток, на поселении Сабатиновка II₂ найдены скульптурные изображения женщин и сидений, покрытые белой мажущейся краской после обжига и расписанные красной охрой.

Поселения последней, 6-й, ступени раннего периода известны по раскопкам в Поднестровье у сел Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953) и Берново-Лука (Пассек Т.С., 1961а), на р. Ботна у с. Новые Русешты близ г. Кишинева (Маркевич В.И., 1970а), в нижней части Среднего Поднестровья у с. Солончены (Пассек Т.С., 1961а; Мовша Т.Г., 1955; 1960а; 1965а) и в урочище Александровка у с. Кирилловка Кодымского р-на Одесской обл. (Есипенко А.Л., 1957; Зиньковский К.В., Зиньковская Н.Б., 1974), в Побужье в с. Греновка (Макаревич М.Л., 1952б), на р. Бырланд в с. Негрешти, на р. Жижия в с. Андриешени, в Прикарпатье у с. Тырпешти (Marinescu-Bîlcu S., 1974с). Отметим, что полностью раскопаны поселения, расположенные в крайних точках ареала трипольско-кукутенских общин: Лука-Врублевецкая на левобережье Днестра — на северо-востоке, Тырпешти в Прикарпатье — на западе.

Поселение Лука-Врублевецкая состояло исключительно из землянок, располагавшихся в ряд вдоль берега Днестра на протяжении 200 м. Одна из них выделялась размерами: 43×2,5–3,5 м. Землянки меньших размеров группировались по две-три вместе. Во всех них были очаги-кострища. В одной из землянок на западной окраине поселения центральное место занимали очаги с глиняной обмазкой, под одним из которых было совершено захоронение ребенка (скорченное на боку), а под другим — черепа быка (Бибиков С.Н., 1953). Скорее всего это помещение не было жилым. Очевидно, здесь совершались обряды, связанные с магией плодородия. Остальные землянки этого поселения больше похожи на жилища, хотя полная их реконструкция весьма затруднительна. Хорошо укрытое крутым склоном высокого берега Днестра, поселение не было искусственно укреплено.

Поселение Тырпешти первоначально имело размеры 70×35 м, располагалось на краю мыса, было ограничено рвом шириной около 2 м и состояло из семи наземных построек площадью от 12 до 77 кв. м. Некоторое время спустя ров был засыпан, в 20 м от него выкопан новый ров, а на свободном участке построено еще три дома. Жилища сгруппированы здесь по два и по три.

На поселении Александровка (Одесская обл.) дома располагались тремя рядами вдоль реки, причем зафиксированы пристройки одних домов к другим (Зиньковский К.В., Зиньковская Н.Б., 1974; 1975а; 1975б). Центральная часть одного из домов имела второй этаж, служивший жильем, и несколько углубленный в землю нижний этаж с пристроенными к нему боковыми хозяйственными помещениями. Землянки поселения Новые Русешты близки жилищам Луки-Врублевецкой. Бо́льшая из них имела размеры 13×8 м, меньшая — 5,2×3,8 м. Между ними находилась хозяйственная яма диаметром 2 м. В жилищах были устроены глинобитные возвышения с бортиком площадью 0,8 и 1,1 кв. м. На поселении Солончены I в Молдавии вскрыты подобные полуземлянки с обильным инвентарем.

Таким образом, раскопки названных поселений свидетельствуют о сгруппированности жилищ в зависимости от родственных и хозяйственных связей их обитателей. Этот принцип планировки сохраняется и в последующее время с той лишь разницей, что меняется площадь поселений и размеры домов.

Могильники раннего и среднего периодов культуры Триполье-Кукутени до сих пор не обнаружены. Представление о погребальном обряде, практиковавшемся ее носителями, складывается исключительно на основании данных о захоронениях, совершенных на площади поселений. Наиболее древние из них относятся к самому концу раннего периода. Это разрушенное безынвентарное погребение ребенка в Луке-Врублевецкой (Бибиков С.Н., 1953) и погребение мужчины 18–19 лет в нижнем горизонте многослойного поселения Солончены II, расчищенное ниже уровня пола жилища среднего периода трипольской культуры (Мовша Т.Г., 1960а; 1965а), где умерший был положен на левый бок, головой на юго-восток, с сильно согнутыми ногами, с согнутой левой рукой, кисть которой находилась под головой. Близ него лежали обломки посуды — кухонного горшка, украшенного рядом ногтевых вдавлений, дуршлага и двух тонкостенных лощеных сосудов с проглаженным и каннелированным орнаментом, типичным для таких трипольских поселений, как Александровка (Одесская обл.), Солончены I, Голерканы (Есипенко А.Л., 1957; Пассек Т.С., 1961а). Положение погребенного полностью соответствует обрядам, по которым совершалось захоронение у огромного большинства земледельческих племен Балканского полуострова начиная с раннего неолита (Comşa E., 1974b). По мнению ряда исследователей, погребения, расчищенные на площади поселений, являются жертвенными захоронениями, совершенными с целью увеличения плодородия земли (Мовша Т.Г., 1960а, с. 66).

Кремневые и каменные орудия труда комплексов 6-й ступени раннего периода (табл. LII) изучены довольно хорошо в первую очередь благодаря раскопкам поднестровских поселений (Бибиков С.Н., 1953; Пассек Т.С., 1961а; Скакун Н.Н., 1978). Они значительно отличаются от орудий первой половины раннего периода. Кремневые изделия в районах, богатых сырьем, изготовлены в основном из ровных, аккуратно отретушированных пластин средней величины (5–7×1,5–2,5 см), которые в Луке-Врублевецкой составляют, например, 85 %. В районах, население которых получало высококачественный кремень путем обмена, изделий из пластин намного меньше. Так, в Александровке (Одесской обл.) на них приходится всего 35,6 % (Бибиков С.Н., 1953; Скакун Н.Н., 1978). Ножи, вкладыши серпов, скребки, сверла, развертки, резцы сделаны из пластин правильной формы с боковыми гранями одинаковой длины. Из отщепов изготовлены в основном скребки и скребла. Шлифованные топоры и тесла подпрямоугольной и трапециевидной форм из мягких пород камня имеют более правильные геометрические очертания. Размеры их варьируют от 4×3,5 и до 13×8 см. Наряду с обычными сверлеными топорами-молотами получают распространение шестигранные боевые топоры, видимо, служившие одновременно и символами власти (Бибиков С.Н., 1953, табл. 20; Черниш К.К., 1959б, табл. IV; Marinescu-Bîlcu S., 1974с, fig. 22). Среди зернотерок ладьевидной, овальной и подчетырехугольной форм преобладают экземпляры с выпуклой нижней стороной, изготовленные из продольно рассеченного валуна плотного песчаника. Наиболее распространенные размеры рабочей поверхности — 21×14, 21×16, 23×10, 35×27 см. Более крупные зернотерки редки. Куранты изготовлены из песчаника и твердых пород камня (Бибиков С.Н., 1953; Скакун Н.Н., 1978).

Орудия из кости и рога поселений 6-й ступени практически не отличаются от более ранних. Это роговые мотыги с тесловидным, конусовидным и диагонально расположенным рабочим лезвием, землекопалки из рога косули, костяные лощила для керамики (чаще всего из пяточной кости быка), керамические штампы из створок раковины Unio, костяные инструменты для разминания шкур, шилья, проколки, лощила для разглаживания швов, обломки охотничьего оружия (гарпуна, остроги).

К 6-й ступени раннего периода относится уникальная находка антропоморфного сосуда, содержащего редкие и ценные для того времени изделия из меди, мрамора и раковин, в яме среди жилищ трипольского поселения у с. Карбуна в Центральной Молдавии (Сергеев Г.П., 1963). По сравнению с единичными медными предметами (шильями, рыболовными крючками, мелкими украшениями), происходящими с поселений Новые Русешты, Солончены I, Лука-Врублевецкая, Берново-Лука, Кельменцы и Извоаре II₂ (табл. LX), находка сосуда, наполненного металлическими вещами (табл. LXII, 1-56), вызвала сенсацию и стала известна как Карбунский клад. Из составляющих его 852 предметов 444 медные. Это спиральные браслеты, цилиндрические бусы, пронизки, пластинчатые антропоморфные амулеты, нашивные бляшки, массивный проушной топор с полукруглым, слегка расширенным лезвием, массивный клиновидный топор с полукруглым лезвием и две медные полосы-заготовки. Металлографический анализ этих изделий позволил установить, что приемы обработки металла не выходят за рамки использования различных кузнечных операций и что подавляющее большинство изделий изготовлено методом горячей ковки металла (Рындина Н.В., 1971). Спектральный анализ показал, что сырьем для них служила металлургическая медь, привезенная из Балкано-Карпатской металлургической провинции (Черных Е.Н., 1970; 1976а). Данные структурного анализа свидетельствуют: большинство медных изделий, найденных на раннетрипольских поселениях, происходит из местных мастерских (Рындина Н.В., 1961; 1962; 1971). Косвенным доказательством существования последних является выделение с помощью трассологического метода инструментов для обработки металлической руды и изготовления орудий из металла (Скакун Н.Н., 1978).

Керамика комплексов 6-й ступени (табл. LIII, 1-16) раннего периода несколько отличается от посуды поселений 5-й ступени. В группе кухонной керамики (табл. LIII, 13–16) формы становятся более закрытыми и вытянутыми, появляются крупные округлобокие горшки с высокой шейкой и отогнутым наружу венчиком. Пальцевые расчесы, направленные в разные стороны, покрывают поверхность сосудов и дополняются разнообразными налепами (табл. LXI, 10, 11, 13, 14). В группе сосудов с проглаженным орнаментом (табл. LIII, 5, 6; LXII, 47) антропоморфность выражена отчетливее, чем в формах предыдущей ступени. Особенно показательны черпаки, емкость которых соответствует форме чаш (кубков), а ручка вылеплена в виде стилизованной женской фигурки. Крупные овальные отверстия в таких ручках характерны только для черпаков с памятников 6-й ступени (табл. LIII, 7; LXIII, 15, 33, 51). В группе керамики с каннелированным орнаментом (табл. LIII, 12; LXII, 46; LXIII, 24, 41) получают развитие сосуды с широкими, неглубокими каннелюрами, а также с каннелюрами, обрамленными ямками с оттисками круглого зубчатого штампа. Появляются сосуды, орнаментированные исключительно рядами оттисков гребенчатого штампа (табл. LXIII, 25). В группе гладкостенных сосудов на 6-й ступени впервые встречаются экземпляры с окрашенной до обжига поверхностью, причем обычно использовалась одна краска — белая или красная. Обломки такой посуды найдены на поселениях Берново-Лука (табл. LXIII, 52) и Карбуна.

Определенные различия в формах сосудов и способах их орнаментации обнаруживаются при сравнении поселений 6-й ступени таких крупных районов, как Побужье, Поднестровье и Прикарпатье. Однако говорить о переменах в керамике последней ступени сложно, поскольку предшествующее развитие культуры на поселениях разных районов привело к выработке сходных, но неодинаковых форм (табл. LXIII). Общины, обитавшие в Поднестровье и Побужье, создали своеобразные антропоморфные сосуды с крышками, служившие преимущественно для хранения зерна (табл. LXIII, 36, 53). В тех же районах получили большое распространение крышки шлемовидной формы (табл. LXIII, 32, 50). В Поднестровье создан тип сосудов с раздутыми боками, невыраженной шейкой и без поддона (табл. LXIII, 54), что в основном и отличает его от антропоморфных сосудов упомянутого выше типа. Глубокие миски с высокими плечиками имеют здесь плавные очертания; грудь мифического существа обозначена двумя налепными бугорками (табл. LXIII, 43). На чашах налепы отсутствуют. «Сосудам» без дна, использовавшимся с ритуальными целями, придано несколько форм (табл. LXIII, 30), причем наиболее простая из них могла стать исходной при создании так называемых биноклевидных сосудов. Одной из древнейших находок биноклевидного сосуда является его фрагмент (перемычка), происходящий из Луки-Врублевецкой.

В западном регионе вместо антропоморфных сосудов на высоком основании используются горшки или глубокие чаши на высоком поддоне с антропоморфными налепами на стенках (табл. LXIII, 10). Тот же прием практикуется и при лепке небольших глубоких чаш (табл. LXIII, 3). Для этого района характерны чаши и миски с ребром в этом проявляется сохранение местной традиции (табл. LXIII, 5, 8). Техника выполнения углубленного узора повсеместно меняется в сторону нанесения широкого, мелкого, небрежно прочерченного желобка (табл. LIV, 7). Утратив глубину и резкость очертаний, желобки становятся непригодными для заполнения белой массой и их окрашивают краской. В дальнейшем это позволило перевести углубленные узоры в рисованные. На 6-й ступени в некоторых южных районах распространяется манера покрытия всей поверхности сосуда жидким слоем белой краски. Такие сосуды найдены, например, на поселениях Негрешти и Солончены I.

На приднестровских поселениях 6-й ступени увеличивается число статуэток с углубленным узором (табл. LVI, 2, 3, 5–7, 10, 11; LXIV, 2; LXV, 35; рис. 10, 10, 14) в то время как в южных и западных районах по-прежнему превалируют статуэтки с гладкой поверхностью (табл. LXV, 17, 21). Пользуясь классификацией А.П. Погожевой (Погожева А.П., 1971), Н.В. Зиньковская выделяет в группе женских статуэток поселения Александровка (Одесская обл.) несколько типов (Зиньковская Н.Б., 1976). Преобладающим (70 %) является тип неорнаментированных женских фигурок с укороченным туловищем в полусидячей позе. Фигурки с углубленным орнаментом, передающие стоящую позу, составляют всего 8,4 %, а частично орнаментированные фигурки, в том числе с моделированными руками, — 3,7 %. Среди мужских фигурок имеется лишь одна статуэтка с моделированными руками. В целом пластика 6-й ступени схематична, хотя и не лишена некоторых черт натурализма. По мнению Т.Г. Мовша, именно в это время начинают распространяться фигурки реалистического стиля (Мовша Т.Г., 1953). Такие фигурки найдены в Александровне (Одесская обл.). Среди статуэток реалистического стиля конца раннего периода следует выделить так называемый тип мыслителя. Прекрасный экземпляр последнего представлен на поселении Тырпешти (Marinescu-Bîlcu S., 1974с, fig. 88, 10). Это фигурка человека, подпирающего голову руками с двух сторон и локтями упирающегося в колени. Она напоминает статуэтку культуры Болград, происходящую с поселения Вулканешты. В целом же для поздних поселений характерны два основных типа женских сидящих статуэток: с гладкой поверхностью (рис. 10, 10) и со сплошной орнаментацией углубленными линиями и ямками (рис. 10, 14). Последний тип в дальнейшем стал преобладающим даже на территории, где в ранний период превалировали фигурки с гладкой поверхностью. На 6-й ступени появляются также статуэтки животных, декорированные углубленными линиями и ямками.

На финальной ступени различия проявляются не только в материальной культуре, но и в хозяйстве общин, обитавших в разных географических условиях. Так, в Среднем Поднестровье в сильно облесенной местности более половины мясной пищи общины получали за счет охоты, к тому же половину стада домашних животных здесь (Лука-Врублевецкая) составляли свиньи (Бибиков С.Н., 1953). В то же время на юге лесной зоны выделились общины (Карбуна), которые на 80 % обеспечивали себя мясной пищей за счет домашних животных (Цалкин В.И., 1970). У северо-восточных общин большое развитие получили добыча и обработка кремня, а также обработка рога и кости, у южных — благодаря прочным связям с населением Нижнего Подунавья осваивалась металлообработка (Рындина Н.В., 1971). От общин культуры Болград-Алдени к трипольцам поступали металл, изделия из мрамора и морских раковин, желтый добруджский кремень, видимо, красная охра, а заодно с ними — и отдельные расписные сосуды и статуэтки (Маркевич В.И., 1970а; 1973б; Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1965; Зиньковская Н.Б., 1976). Это не могло не отразиться на облике культуры южнотрипольских общин. Таким образом, в силу определенных условий, в которых находились в ранний период общины культуры Триполье-Кукутени, сложились некоторые отличия, позволяющие выделить группы памятников со сходными чертами на разных территориях. Процесс развития культуры этих групп населения послужил основой для дальнейшего формирования локальных вариантов трипольской культуры в целом.

По ряду признаков поселения конца раннего периода можно объединить в группы, соответствующие локальным вариантам культуры Триполье-Кукутени. Наиболее древняя группа памятников, включающая поселения 1-й ступени, известна в Трансильвании на р. Олт (карта 4, I, 2) ив Молдавском Прикарпатье (карта 4, II, 2). Развитие памятников этой группы отражают материалы поселений Траян-Дялул Вией, Извоаре I₁, Извоаре I₂, Тырпешти III (см. табл. 9, 9; карта 3). Четыре группы памятников ведут свое начало со 2-й ступени раннего периода. Две из них изучены очень слабо. Это поселения в долине р. Прут и его притока р. Жижия, а также памятники на Бырладском плато (карта 4, II, 2; табл. 9, 8), с которыми связаны единичные поселения Центральной Молдавии. Две другие группы исследованы лучше. Одна из них, известная по раскопкам поселений Флорешты, Александровка I, Путинешты I, Голерканы и Солончены I (табл. 9, 1; карта 3), занимает территорию вдоль Реута и Днестра примерно до места впадения в последний р. Мурафы (карта 4, II, 1). Северо-восточнее находится еще одна группа памятников. Она занимает левобережье Днестра между его притоками Жван и Жванчик (карта 4, II, 5). Это поселения Бернашовка, Окопы, Лука-Устинская, Лука-Врублевецкая (см. табл. 9, 5; карта 3). С 4-й ступени начинают свое развитие памятники Побужья. На небольшом отрезке Южного Буга в месте слияния с ним рек Дахны и Савранки сосредоточен целый ряд поселений, из которых наиболее исследованы Гайворон, Сабатиновка II, Греновка (карта 4, II, 6; см. табл. 9, 6; карта 3). На протяжении 4-й и 5-й ступеней заселялись отдельные районы междуречья Верхнего Прута и Днестра (карта 4, II, 4). Часть памятников этой территории тяготеет к Днестру (см. табл. 9, 3; карта 3), часть — к Пруту (см. табл. 9, 4; карта 3). Группировка памятников со сходными признаками по указанным районам позволяет в настоящее время наметить ряд локальных вариантов культуры Триполье-Кукутени раннего периода, из них четыре варианта имеют достаточно хорошо выраженные линии развития (см. табл. 9, 1, 5, 6, 9).

Все сказанное выше можно резюмировать следующим образом. Культура Триполье-Кукутени складывалась на рубеже V и IV тысячелетий до н. э., впитывая элементы культур Боян, линейно-ленточной керамики, Хаманджия (табл. 10). Памятники раннего периода существовали на протяжении всей первой половины IV тысячелетия до н. э. Их формирование происходило на территории Юго-Восточной Трансильвании и Восточного Прикарпатья. Именно здесь сосредоточены памятники 1-й ступени раннего периода (Докукутени I), содержащие основные компоненты рассматриваемой культуры. На 2-й ступени (Докукутени II) почти все общины ушли из Трансильвании и заселили плодородные земли лесостепной зоны от Сирета до Днестра. Рассредоточив памятников на этой территории свидетельствует о том, что не избыток населения заставлял людей перемещаться на большие расстояния, а экстенсивный способ ведения земледелия и животноводства, при котором была необходима периодическая смена земельных угодий. Расселение общин положило начало образованию локальных особенностей культуры. Со 2-й ступени в ее развитии намечаются четыре параллельные линии, а с 5-й — восемь.

Небольшие размеры поселений и определенная сгруппированность жилищ указывают на существование большесемейных общин с первых же ступеней раннего периода культуры Триполье-Кукутени. Увеличение числа поселений к концу раннего периода явилось следствием отпочкования небольших коллективов от старых общин. Находки символов власти в виде сверленых топоров особой формы, а также мужские и женские парадные украшения свидетельствуют о начале процесса социальной дифференциации в среде общинников. Место обитания, выбранное в ранний период, определило направление развития хозяйства и культуры различных общин. Расстояние, разделяющее отдельные группы общин, влияло на прочность внутриплеменных торговых (меновых) и культурных контактов, что привело в конце раннего периода к обособлению северо-восточных общин, заселивших левобережье Среднего Днестра. С этого момента начинается самостоятельный путь развития их культуры, базирующейся на знаниях, достигнутых к концу раннего периода. Юго-западные общины, напротив, постоянно контактировали с населением Нижнего Подунавья и Трансильвании, черпая у них новые знания в различных областях культуры.

Глава третья Памятники среднего периода культуры Триполье-Кукутени и основания выделения локальных вариантов

В формировании трипольско-кукутенской культурной общности средний период развития имеет очень важное значение. В это время наблюдается заметный прогресс в различных отраслях хозяйства, усиливаются контакты со степным населением и межплеменной обмен, расширяется ареал культуры, четче оформляются ее локальные особенности (карта 5; 4, III–IV).

Согласно принятой периодизации поселений трипольской культуры, средний период включает два этапа, из которых ранний (BI) синхронен фазе Кукутени А, подразделяемой на четыре ступени, а поздний (ВII) — фазе Кукутени А-В, подразделяемой на две ступени (Пассек Т.С., 1949а; Dumitrescu V., 1979). Нерасчлененность этапов BI и ВII создает неудобства при сопоставлении материалов, характеризующих поселения разных локальных групп, поэтому в последнее десятилетие неоднократно ставился вопрос о необходимости деления каждого из них на несколько ступеней (Цыбесков В.П., 1971; Мовша Т.Г., 1972; Попова Т.А., 1972; 1979; 1980а; Виноградова Н.М., 1974; Заец И.И., 1975б; Цвек Е.В., 1980б). Однако периодизация трипольских памятников среднего периода все еще находится в стадии разработки. Завершение этой работы тормозится отсутствием полных хронологических колонок для отдельных районов распространения трипольских поселений.

В настоящее время, используя предложенную румынскими археологами периодизацию кукутенских памятников (Dumitrescu V., 1959; 1974а; 1979), представляется возможным разделить трипольские поселения этапа BI на четыре (ступени 1–4), а поселения этапа ВII на три (ступени 5–7) хронологические группы в том случае, если в их материале присутствует расписная керамика. В отдельных районах, где расписной керамики нет, комплексы до сих пор остаются хронологически нерасчлененными. В частности, это касается памятников борисовского типа в междуречье Южного Буга и Днепра (табл. 9, 5).

Многослойные поселения, позволяющие уточнить последовательность существования разных археологических комплексов, известны в основном к востоку от Днестра. Среди них наибольшим числом горизонтов отличаются приднестровские поселения Поливанов Яр (Пассек Т.С., 1961а; Попова Т.А., 1979) и Мерешовка (Маркевич В.И., 1981), а также поселения Извоаре (Vulpe R., 1957), Фрумушика (Matasă C., 1946), Кукутени-Четэцуя (Schmidt H., 1932; Petrescu-Dîmboviţa M., 1965) и Тырпешти (Marinescu-Bîlcu S., 1974с; 1968) в бассейне Сирета. Слои с двухцветной керамикой ариушдского типа зафиксированы над слоями докукутенского времени в Извоаре II₁ и Тырпешти IV, а слой с трехцветной керамикой — над раннетрипольским слоем (6-я ступень) в Новых Русештах I_1а близ г. Кишинева (Маркевич В.И., 1970а). Соотношение разновременных слоев среднего периода прослежено на приднестровских поселениях Поливанов Яр II–III (Пассек Т.С., 1961а), Незвиско II–III (Черныш Е.К., 1962), Бильче Золотое-Сад I и пещера Вертеба (Кандиба О., 1937) и кукутенских поселениях Тырпешти IV, Фрумушика I–II, Кукутени-Четэцуя I–III. Залегание слоев среднего периода ниже слоев позднего периода наблюдается на поселениях Поливанов Яр II–III, Бильче Золотое (Вертеба), Солончены II₂ (Мовша Т.Г., 1965а), Шипенцы А (Childe V. Gordon, 1923; Kandyba O., 1937), Кукутени-Четэцуя I–III, Фрумушика, Калу (Vulpe R., 1941). Как видим, стратиграфия поселений дала в руки исследователей ключ к верному пониманию основной линии развития культуры Триполье-Кукутени. Что же касается недолговременных ступеней в пределах одного этапа, то они стратиграфически не выделяются.

Памятники среднего периода культуры Триполье-Кукутени надежно датированы радиоуглеродным методом. Большинство радиокарбонных дат получено для поселений первой половины среднего периода (Dumitrescu V., 1968а; 1972; 1974b; Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972; Monah D.,1978; Попова Т.А., 1979):

Мэрджинени (Кукутени А₂)

3675±50 лет до н. э. (Bln-1536)

3660±55 лет до н. э. (Bln-1534)

3535±60 лет до н. э. (Bln-1535)

Поливанов Яр III (Триполье BI)

3490±70 лет до н. э. (CrN-5134)

Лека-Унгурени (Кукутени А₃)

3395±100 лет до н. э. (Bln-795)

Хэбэшешти I (Кукутени А₃)

3360±80 лет до н. э. (CrN-1985)

Дрэгушени-Остров (Кукутени А₄)

3405±100 лет до н. э. (Bln-1060)

Новые Русешты l_1б (Триполье А)

3620±100 лет до н. э. (BIn-590)

Тырпешти III (Докукутени III)

3580±85 лет до н. э. (CrN)

(две последние даты — для поселений финального этапа раннего периода (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972; Marinescu-Bîlcu S., 1974с).

Сопоставление дат поселений конца раннего периода и памятников первой половины среднего периода позволяет считать 3600 г. до н. э. ориентировочной датой начала среднего периода, а 3400 г. до н. э. — окончанием его первой половины. Таким образом, на каждую из четырех ступеней, выделяемых для первой половины среднего периода, приходится в среднем по 50 лет. Если продолжительность каждой из трех ступеней второй половины этого периода также составляет 50 лет, то приблизительной датой конца среднего периода можно считать 3250 г. до н. э. Этому предположению не противоречит единственная дата, полученная для поселений второй половины среднего периода: 3150±50 лет до н. э. (ЛЕ-1060). Так датировано поселение Клищев, относящееся к предпоследней, 6-й, ступени рассматриваемого периода (Заец И.И., 1975б).

Радиокарбонные даты редко находятся в таком соответствии с периодизацией поселений, какое мы только что наблюдали. Например, 14 абсолютных дат (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972), полученных для поселений фазы А₂ культуры Гумельница, охватывают непомерно большой отрезок времени: от 3915±150 (Bln-332) до 3410±70 лет до н. э. (GrN-1986). Вместе с тем, судя по находкам импортной кукутенской керамики на гумельницких поселениях, фаза А₂ соответствует концу раннего и началу (ступени 1–3) среднего периодов культуры Триполье-Кукутени (см. табл. 10). Отсюда следует, что лишь помещенные между 3600 и 3450 гг. до н. э. даты являются наиболее приемлемыми и сопоставимыми с датами трипольских и кукутенских поселений первой половины среднего периода.

Средний период в целом характеризуется исчезновением поселений площадью менее 1 га, увеличением площади малых поселений до 3–4 га, распространением крупных поселений от 10 до 40 га, окончательным оформлением планировки поселений концентрическими кругами, распространением монументальных жилых построек с мощными межэтажными перекрытиями, длительностью обитания общин на одном месте. В рассматриваемое время наблюдается прогресс в различных областях хозяйственной деятельности. Так, в Поднестровье возникают и развиваются кремнедобывающие и кремнеобрабатывающие мастерские. С их появлением в употребление входят топоры и тесла из кремнистого сланца и кремнистого мергеля, а позднее — из кремня. Совершенствуется техника ретуши кремневых пластинчатых орудий. Повсеместно используются ножевидные пластины средних размеров с приостряющей лезвие ретушью, вкладыши жатвенных орудий из пластин средней величины шириной до 2–2,5 см, концевые скребки из длинных и специально укороченных пластин, сверла на концах массивных пластин, а в отдельных районах широко применяются резцы, резчики, скобели. На протяжении всего среднего периода почти без изменений остаются треугольные кремневые наконечники стрел, дротиков и копий с прямым основанием. Комплекс орудий включает также шлифованные сланцевые топоры, тесла, долота, сверленые топоры-молоты из разных пород камня. Среди шлифованных каменных изделий появляются два новых типа: навершия булав и скипетров в виде головы лошади.

Большое количество орудий изготовлено из кости, рога оленя, клыков кабана и створок речных моллюсков. Это шилья, лощила, кочедыги, отжимники, штампы для орнаментации керамики, долота, ножи, орудия для разминания шкур, землекопалки, крупные навершия мотыг из оленьего рога. Значительно разнообразнее по сравнению с ранним периодом и ассортимент медных изделий. Кроме сохраняющих прежнюю форму четырехгранных шильев, рыболовных крючков, бус, пронизок, амулетов и браслетов, он включает височные кольца, булавки, перстни, круглопроволочные колечки, клиновидные топоры и привозные топоры-молоты типа Видра. Кузнечные приемы формовки вещей получают дальнейшее развитие. Наряду с ними начинает применяться литье в простейшие открытые формы. Сырьем служили привезенные с Балкано-Карпатских месторождений металлургическая медь и серебро (Рындина Н.В. 1961; 1971; Черных Е.Н., 1970).

Средний период культуры Триполье-Кукутени характеризуется резким подъемом керамического производства, связанным с распространением гончарных горнов и овладением навыками выделки посуды, ярко расписанной перед обжигом. Технология изготовления этой нарядной посуды в корне отличается от традиционного способа производства крашеной керамики, покрытой после обжига красной мажущейся охрой. Однако, несмотря на высокое качество расписной посуды, керамика ранее выработанных типов еще долгое время не выходит из употребления, поэтому, говоря о характерных чертах культуры Триполье-Кукутени среднего периода, следует отметить сложный состав постепенно меняющегося керамического комплекса этого времени. Он включает старые группы — кухонную барботинную посуду, сосуды с углубленным орнаментом и сосуды с каннелированной поверхностью, а также большую новую группу, представленную расписной керамикой, появившейся под влиянием юго-западных соседей. Несколько позднее расписной в употребление входит кухонная посуда из теста с примесью дробленой раковины, заимствованная у юго-восточных, степных, соседей. В числе керамических изделий комплексов среднего периода имеются также хорошо обожженные пряслица и грузики для ткацкого стана, мелкие ритуальные предметы, образцы антропоморфной и зооморфной пластики. Антропоморфные статуэтки представлены фигурками с гладкой окрашенной поверхностью и фигурками, пышно орнаментированными углубленным узором. Стоящие женские статуэтки преобладают.

Попытка выявить наиболее древние памятники среднего периода культуры Триполье-Кукутени, непосредственно продолжающие развитие раннетрипольских и докукутенских, пока не привела к положительному результату. Вопрос о формировании памятников среднего периода рассматривается обычно на материалах поселений Юго-Восточной Трансильвании и Молдавского Прикарпатья (карта 5; 4, III, 2). Долгое время считалось, что отличительным признаком поселений 1-й ступени (Кукутени A₁) является наличие бихромной, расписанной белой краской по серому или коричневому лощеному фону керамики (Vulpe R., 1957). Позднее выяснилось, что она постоянно встречается в сочетании с полихромной, расписанной в три краски посудой (Marinescu-Bîlcu S., 1968, р. 413; 1977, р. 127), характерной для поселений следующей ступени (Кукутени А₂). Правомочность выделения фазы Кукутени A₁ на имеющихся материалах оказалась под сомнением, что заставило В. Думитреску ввести новый термин — Кукутени A₁-А₂ для обозначения начальной ступени среднего периода (Dumitrescu V., 1974 с). К этой ступени на территории Поднестровья и Побужья, по мнению Е.В. Цвек (Цвек Е.В., 1980б), относится часть поселений борисовского типа. Однако согласиться с таким заключением трудно, так как датирующая эти поселения керамика настолько развита, что может быть сопоставлена только с посудой, типичной для 2-й и 3-й ступеней среднего периода. Особенно показательны в этом отношении биноклевидные сосуды хорошо развитой формы (Черныш Е.К., 1975а). В настоящее время, видимо, только днестровские поселения типа Городница-Городище можно отнести к концу 1-й ступени среднего периода.

Из числа памятников 1-й ступени среднего периода (табл. 9; карта 5, а) наиболее полно раскопаны поселения Городница-Городище (Śmiszko М., 1939; Кравець В.П., 1954а), Ариушд (László F., 1914; Székely Z., 1965), Калу (Vulpe R., 1941), Фрумушика I (Matasă С., 1946), Извоаре II₁ (Vulpe R., 1957) и Тырпешти IV (Marinescu-Bîlcu S., 1968). Они расположены на мысах (Городница-Городище, Тырпешти IV), естественно укрепленных останцах надпойменных террас (Фрумушика I) и на возвышенных участках высокой поймы (Извоаре II₁). Площадь их не превышает 1 га. Произведенные в первой половине XX в. раскопки методически настолько слабы, что не дают возможности судить о планировке поселений и конструкциях жилищ. Раскопки поселения Городница-Городище велись шурфами и траншеями, поэтому ни одно наземное жилище не было полностью вскрыто. Некоторое представление о типе поселений 1-й ступени среднего периода дают исследования С. Маринеску-Былку в Тырпешти (Marinescu-Bîlcu S., 1968).

Поселение Тырпешти IV расположено на мысу размерами 100×60 м, там же, где в конце раннего периода находилось Тырпешти III. Некогда ограждавший его ров основатели нового поселения расширили и углубили, а дома построили в стороне от руин, ближе к обрыву. Один ряд строений тянулся параллельно юго-восточному краю мыса, другой — параллельно юго-западному краю, в чем отчетливо проявилось первоначальное деление поселка на две части. Позднее при расширении поселка ров был засыпан, а северо-западная часть мыса застроена. В результате перепланировки все 15 жилищ поселения оказались расположенными вокруг большой центральной площади (Marinescu-Bîlcu S., 1968. fig. 1). Там, видимо, находились загоны для скота, иначе вряд ли бы потребовалось засыпать ров ради сооружения пяти домов, которые вполне могли быть построены на территории укрепленного поселка. Приведенный пример свидетельствует о сохранении традиционной для раннего периода круговой планировки поселений с концентрацией построек отдельными группами. Сохранение традиции раннего периода наблюдается и в типах жилищ. Дома имели прямоугольную форму и, судя по отпечаткам на глиняной обмазке деревянных плах и горбылей межэтажных перекрытий, в большинстве своем были двухэтажными. На первом этаже некоторых из них находились хлебная печь (или очаг) и погреб в виде круглой ямы в углу дома. Новым типом строений являются дома так называемой Г-образной планировки, получившие широкое распространение к концу среднего периода (Цвек Е.В., 1976; 1980б). Большинство домов на поселении Тырпешти IV имело небольшие (20–30 кв. м) и средние (40–60 кв. м) размеры, и только площадь двух достигала 90 и 120 кв. м.

В Поднестровье существовала своя традиция домостроительства. Для этого региона характерно сочетание наземных построек с различными хозяйственными ямами и полуземлянками. На поселении Городница-Городище полуземлянки неправильно овальной в плане формы имели размеры от 3,5×2,5 до 8,5×7,0 м и глубину от 0,5 до 1 м. На дне некоторых полуземлянок помещался открытый очаг диаметром до 1,2 м. Полуземлянки частично были перекрыты глиняной обмазкой обрушившихся наземных частей жилищ (Кравець В.П., 1954а).

На поселении Фрумушика I, помимо домов, выявлена разрушенная гончарная печь размерами 2,5×2,2 м, от которой сохранились отдельные детали конструкции, включая обломки глиняных решеток с мелкими неровными отверстиями (Matasă С., 1946, р. 25, 26). Появление двухъярусных гончарных печей, специально приспособленных для обжига звонкой расписной высококачественной посуды, является одним из признаков нового (среднего) периода в развитии культуры Триполье-Кукутени.

Могильники среднего периода культуры Триполье-Кукутени пока не обнаружены, но отдельные захоронения людей на площади поселений известны. В жилищах Фрумушика I найдены обломки трех женских черепов (Matasă С., 1946, р. 43).

Комплекс орудий труда из мягких пород камня, кремня, рога, кости и меди памятников начальной ступени среднего периода остается почти таким же, каким он был в конце раннего периода. Довольно много тесел и топоров, имеющих прямоугольное поперечное сечение, и крупных сверленых топоров с утолщенным овальным обухом, причем длина отдельных экземпляров приближается к 20 см (Кравець В.П., 1954а). Кремневые орудия изготовлены из пластин средней величины, отретушированы слабо или совсем лишены ретуши (ножи, вкладыши серпов). В Поднестровье продолжают использоваться резцы-скребки (Кравець В.П., 1954а, с. 61, 62; Черныш Е.К., 1955). На 1-й ступени среднего периода выходят из употребления лощила из костей конечностей животных, но по-прежнему много костяных шильев и роговых мотыг разных форм. Медные изделия этого времени имеют небольшие размеры. Из орудий найдены только шилья, остальные предметы являются украшениями: височные кольца, перстни, булавки (табл. LX).

Для поселений 1-й ступени среднего периода характерны четыре группы керамики: 1 — толстостенная кухонная посуда из глины с примесью крупного шамота; 2 — посуда с углубленным орнаментом из глины с примесью более мелкого шамота; 3 — каннелированная посуда из очищенной глины; 4 — посуда из очищенной глины, расписанная до обжига. Сосуды трех первых групп преобладают в инвентаре днестровских поселений, сосуды четвертой группы — на прикарпатских поселениях. Некоторые сосуды по форме близки раннетрипольским и докукутенским. Это небольшие чаши (кубки) (табл. LXVI, 86), широкогорлые округлобокие сосуды (табл. LXVI, 98-100), антропоморфные сосуды с сильно раздутыми боками, шлемовидные крышки (табл. LXVI, 80). Толстостенная кухонная керамика имеет шероховатую или барботинную поверхность, украшена рядом ямок вокруг горла, а иногда и рельефными человеческими фигурками (табл. LXI, 6). Керамика с углубленным орнаментом сохраняет узоры, присущие раннетрипольской посуде. Спиралевидный орнамент составлен из одиночных, реже — из двойных линий, часто заполненных группами ямок (Черныш Е.К., 1975а). Каннелированная керамика отличается геометрическим построением узора, иногда сопровождающегося оттисками гребенчатого штампа (Кравець В.П., 1954а; Черныш Е.К., 1975а). На сосудах перечисленных трех групп, как и в ранний период, орнамент подкрашивается после обжига красной сырой охрой.

Керамика, расписанная до обжига, делится на два типа. Наиболее ранней является бихромная керамика древнего типа, ареал которой ограничен территорией Молдавского Прикарпатья (западнее р. Сирет) и Юго-Восточной Трансильвании (Matasă С., 1946, р. 90; Marinescu-Bîlcu S., 1977, р. 127). В основном она присуща памятникам ариушдского локального варианта культуры Триполье-Кукутени (Dumitrescu V., 1960, р. 65). Серая или красноватая поверхность такой керамики прекрасно залощена. Двухцветность узора создается сочетанием блестящего фона сосуда с белой росписью (табл. LXVII, 4, 5). Орнамент бывает как позитивным, так и негативным, причем в последнем случае он проявляется благодаря сплошной окраске в белый цвет больших участков поверхности сосуда. Нередко роспись сочетается с легким углубленным узором и каннелюрами (табл. LV, 14–17, 27–30). Основные черты, характеризующие раннюю расписную керамику, присущую исключительно прикарпатским памятникам 1-й ступени среднего периода культуры Триполье-Кукутени, а именно легкость рисунка, геометрическое построение узора, роспись тонкими белыми линиями по зеркально блестящей поверхности в сочетании с углубленным орнаментом, в равной степени типичны и для керамики соседней нижнедунайской культуры Болград-Алдени. Еще на первых этапах исследования последней Е. Комша высказал мнение о сильном ее влиянии на формирование культуры Кукутени A₁ (Протокукутени) (Комша Е., 1961). Видимо, в трипольско-кукутенскую среду именно от этих ближайших соседей пришло умение изготовлять высокосортную расписную посуду, позднее совершенствовавшееся под воздействием нижнедунайской культуры Гумельница и трансильванской культуры Петрешти, на что неоднократно указывали румынские археологи (Comşa E., 1973; 1978b; Dumitrescu V., 1974а).

Новыми формами в этой группе керамики являются крынкообразные сосуды с плоским дном или на невысоком кольцевом поддоне (табл. LXVI, 84–85), миски с ребром и петельчатым ушком (табл. LXVI, 93–96), чаши (кубки) с ребром и сильно отогнутым венчиком (табл. LXVI, 87–89), полусферические кубки (табл. LXVI, 90, 91), шлемовидные крышки с плоским лепешкообразным навершием (табл. LXVI, 78, 79), полусферические черпаки с широкой фигурной (антропоморфной или зооморфной) ручкой (табл. LXV, 32, 33, 37), миски на высоких, сильно расширяющихся вверху и внизу подставках (табл. LXVI 82, 83), усеченно-конические «подставки» с сильно отогнутыми краями (табл. LXVI, 81).

В отличие от древней бихромной посуды, распространенной локально, керамика, расписанная до обжига белой, красной и черной красками, известна и на кукутенских, и на трипольских поселениях от Юго-Восточной Тансильвании до Среднего Поднестровья. Такую керамику сплошь покрывает спиральный или геометрический узор, элементы которого немногочисленны: круг, овал, ромб, меандр, прямая или зигзагообразно изогнутая лента, змеевидная горизонтальная, слегка изогнутая спираль. Концы парных спиралей либо соприкасаются, либо заходят друг за друга. Преобладает негативный орнамент белого цвета, оконтуренный черной тонкой линией (табл. LXVIII, 6). Фон окрашен красной краской, нанесенной сплошным слоем или штрихами. При повторении штрихами основных элементов орнамента обычно образуется негативно-позитивный узор (табл. LV, 7, 13). Позитивный орнамент очень редок. Он выполнен по белому фону красной краской с черным обрамлением (табл. LV, 26; LXVII, 3). Наряду с полихромной в небольшом количестве изготовляется и бихромная посуда, вся поверхность которой покрыта белой краской, а роспись нанесена красной краской (Dumitrescu V., 1974а, р. 100, fig. 98).

Образцов пластики на поселениях 1-й ступени среднего периода мало. Преобладают женские фигурки с углубленным орнаментом, очень похожие на статуэтки раннего периода. Известны фигурки животных — быка и свиньи (Кравець В.П., 1954а, с. 60–61). Обращают на себя внимание фигурные ручки черпаков, оканчивающиеся схематичным изображением головы быка, птицы (табл. LXV, 32), человека (табл. LXV, 33, 37). Особенно примечательна антропоморфная ручка расписного черпака с поселения Фрумушика I (табл. LXIV, 10). С того же памятника происходит и одна из наиболее художественно выполненных «подставок» для сосудов. Она изображает хоровод женщин (табл. LXV, 10). Их фигуры переданы в условной манере и покрыты белой росписью. Все перечисленные предметы безусловно имели ритуальное назначение. К числу последних относятся, видимо, и конусовидные изделия, назначение которых окончательно не установлено (табл. LVIII, 31, 43–50).

Поселения 2-й ступени (Кукутени А₃) среднего периода известны в большем количестве, однако из них достаточно полно раскопаны лишь Березовское (Цыбесков В.П., 1964, 1967; 1971; 1975; 1976) и Сабатиновка I (АДТБ, 1933; Пассек Т.С., 1949а; Добровольський А.В., 1952) в Побужье, Поливанов Яр III (Пассек Т.С., 1961а; Попова Т.А., 1972; 1980а; 1980б) и Новые Русешты I_1a (Маркевич В.И., 1970а) в Поднестровье, Кукутени-Четэцуя I (Schmidt H., 1932) и Хэбэшешти I (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954) в Молдавском Прикарпатье (карта 5; табл. 9). В Буго-Днестровском междуречье небольшие раскопки проводились на поселениях борисовского типа (карта 4, III, 5). Исследовались поселения Борисовка (Бiляшiвський М., 1926; Пассек Т.С., 1961а), Озаринцы (Рудинський М.Я., 1930), Красноставка (Белановская Т.Д., 1957), Печоры (Черныш Е.К., 1959а) и Зарубинцы (Цвек Е.В., 1980б). Поселения обнаружены вблизи рек в различных топографических условиях: на естественно укрепленных мысах (Поливанов Яр III, Кукутени-Четэцуя I), на холмах (Хэбэшешти I), по берегам рек (Березовское, Сабатиновка I), в высокой пойме (Новые Русешты I_1a). Площадь их невелика — от 1,2 (Березовское) до 2,5 га (Поливанов Яр III).

Некоторые поселения с напольной стороны были укреплены оборонительными рвом и валом. Валы редко сохраняются даже в оплывшем состоянии. Рвы, как правило, имеют клиновидный профиль. Ширина их у дна составляет не более 0,3–0,5 м. Поселение Поливанов Яр III укреплялось дважды. Первый ров протяженностью около 75 м при ширине (в верхней части) и глубине 2 м был засыпан, когда возникла необходимость расширить площадь поселения, а на расстоянии 16 м от него выкопан новый ров. Близкие размеры имел ров и на поселении Кукутени-Четэцуя I. Длина его достигала около 100 м, ширина в верхней части 2,5 м, глубина 2 м. Поселение Хэбэшешти I, возможно, изначально было ограждено двумя рвами, располагавшимися в 20 м друг от друга. Их протяженность составляла примерно 120 м, ширина 3,5–7,0 м. Внутренний ров имел глубину 1,50-2,75 м, внешний — 2,25-3,55 м. По размерам эти рвы значительно крупнее докукутенских, глубина которых варьирует в пределах 1,4–1,9 м (Marinescu-Bîlcu S., 1974с).

Хэбэшешти I — единственное вскрытое полностью поселение 2-й ступени среднего периода (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954). Исследователям удалось создать его графическую реконструкцию (табл. LXIX, 2). Оно было устроено на мысу площадью в 1,5 га и состояло из 44 наземных жилых домов, нескольких хозяйственных построек и множества ям. На склоне мыса находились гончарные печи, от которых сохранились лишь обломки глиняных решеток. Поселение планировалось с учетом будущего строительства. Первоначально жилища для новых семей сооружались рядом с родительским домом, позднее — на свободной территории близ оборонительных рвов. Основавшая поселение община застроила сначала два участка: один в средней, другой — в восточной части мыса. На каждом из этих участков жилища средних размеров (40–80 кв. м) располагались по кругу, в центре которого на небольшой площади стоял большой (136 и 150 кв. м) дом. Застроенный позднее участок в западной части мыса, поблизости от оборонительных рвов, четкой планировки не имел. Там, как и на остальной площади поселения, наблюдалась концентрация жилищ в обособленные группы, насчитывавшие от двух до пяти построек. Печей в домах не было. Очаги устраивались в полуземлянках и ямах, вырытых в полу жилищ.

Сочетание наземных жилищ с полуземлянками прослеживается и на Березовском поселении, где вскрыта площадь около 1500 кв. м. Правда, автор раскопок считает наземные дома и полуземлянки разновременными (Цыбесков В.П., 1971), но опубликованный материал из жилищ не дает для этого достаточных оснований. На поселении выявлены 12 домов средних размеров (30–40 кв. м), 14 полуземлянок глубиной до 1,3 м и 11 хозяйственных ям. Вскрытые сооружения были сосредоточены небольшими группами вдоль берега Южного Буга. Их расположение позволяет предполагать планировку поселения двумя концентрическими кругами (Цыбесков В.П., 1971, с. 188, рис. 1). О продуманной планировке свидетельствуют также размещение жилищ вокруг центральной площади и одинаковая ориентация почти всех домов фасадом на юго-восток. Данные о планировке других поселений 2-й ступени среднего периода отсутствуют.

Сведения о типах жилищ в большинстве случаев неполны. Судя по публикациям, на территории западнее Днестра были распространены двухэтажные постройки, имевшие мощные межэтажные перекрытия и хозяйственные ямы в полу первого этажа, и полуземлянки с очагами, сооруженные у стен наземного жилища (Поливанов Яр III, Хэбэшешти I). На территории восточнее Днестра постройки проще и легче (Борисовка, Зарубинцы), но и здесь углубленная в землю часть сочеталась с наземной глинобитной конструкцией (Цвек Е.В., 1980б). Размеры этих жилищ небольшие: 6×4 м (Зарубинцы), 8,0×4,5 м (Красноставка). Глиняная обмазка домов тонкая и рыхлая.

Единственное известное для среднего периода культуры Триполье-Кукутени курганное захоронение случайно открыто при строительных работах у железнодорожной станции Кайнары близ Кишинева в пойме р. Ботны (Мовша Т.Г., Чеботаренко Г.Ф., 1969). При снятии бульдозером насыпи кургана были обнаружены кости взрослого человека, сосуд, орудия и украшения, густо окрашенные красной охрой. Позднее место находки обследовал Г.Ф. Чеботаренко. По его заключению, скелет находился на уровне древнего горизонта под насыпью малого кургана, прослеженной в западной поле большого кургана, насыпанного сверху в эпоху бронзы. Датирует инвентарь фрагмент небольшого округлобокого сосуда с отогнутым венчиком и слегка вдавленным дном, орнаментированного лентами из двойных каннелюр, обрамленных оттисками гребенчатого штампа. Орнамент, техника его нанесения и форма сосуда имеют аналогии в керамике поселений Новые Русешты I_1a (Маркевич В.И., 1973б, с. 135) и Хэбэшешти I (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954, p. 281). Привозными из Добруджи являются нуклеус и две пластины (длиной 9,2×2,0 и 14,6×2,0 см) из светло-коричневого кремня. Украшения из медной проволоки представляют собой формы, неизвестные на других трипольско-кукутенских памятниках. Браслет в один оборот (6,5×5,4 см) унизан шестью круглыми подвесками, выточенными из раковины. Гривна с сужающимися и заходящими друг за друга концами сломана. Длина ее окружности составляет 40,5 см, толщина прямоугольно-овальной в сечении проволоки — 0,3–0,6 см. Судя по украшениям, в кургане была захоронена женщина. Обряд погребения мог быть заимствован у древнеямных племен.

С поселений 2-й ступени среднего периода происходит большое количество орудий труда. Особенно много их в Поднестровье, богатом выходами кремня. Кремневая индустрия пластинчатая: заготовками служили пластины разной величины (длиной 3–4, 6–7 и 8-15 см) и массивные пластинчатые отщепы. Рабочие части орудий оформлены нерегулярной ретушью. Известно процентное соотношение орудий, происходящих с полностью вскрытого поселения Хэбэшешти I (Păunescu A., 1970), а также из крупного (20×10 м) жилого комплекса 1 поселения Поливанов Яр III (Попова Т.А., 1972; 1980б). На поселении Поливанов Яр III в изобилии встречался местный серый кремень, выходы которого находятся поблизости. Поэтому орудия из кремня составляли там 78 % от общего числа орудий, изготовленных из разных материалов. Для обработки кремневых желваков имелось специальное место — невысокая глинобитная площадка. В жилищах комплекса 1 собраны 2127 отщепов, 606 осколков, 470 пластин и 280 орудий. На поселении Хэбэшешти I найдены 194 пластины и 250 законченных изделий. На обоих памятниках преобладали инструменты, связанные с обработкой шкур животных, — скребки и ножи. На первые в Поливановом Яру III приходится 40 %, а в Хэбэшешти I — 35,2 %, на вторые — соответственно 20 и 20,4 % всех кремневых изделий. Значительный процент составляют вкладыши серпов: 12 % в Поливановом Яру III и 22,4 % в Хэбэшешти I. На такие орудия, как пилки, скобели, резчики, резцы, сверла, приходится от 1 до 4 %. Довольно много наконечников стрел и дротиков: 5 % в Поливановом Яру III и 6 % в Хэбэшешти I.

Каменные шлифованные изделия (топоры, тесла, долота, молоты) с памятников 2-й ступени среднего периода отличаются законченностью форм и тщательностью отделки. Даже зернотерки, длина которых варьирует в пределах 24–48 см, зачастую приобретают правильную овальную или ладьевидную форму. В это время появляются антропоморфные навершия скипетров и круглые навершия булав. Орудия из рога, кости и клыков кабана в основном сохраняют формы, выработанные в ранний период. Наряду с ними получают распространение очень крупные роговые наконечники мотыг. Новыми категориями находок на памятниках 2-й ступени раннего периода являются довольно массивные глиняные пряслица биконической, конической и эллипсоидной форм, а также конические и округлые глиняные грузы ткацкого стана. Эти находки свидетельствуют о развитии прядения и ткачества.

Несколько разнообразнее, чем в предшествующее время, становится и ассортимент орудий и украшений из меди (табл. LX, 3). Как отмечает Н.В. Рындина (Рындина Н.В., 1971), в употребление входят плоские клиновидные топоры, булавки, височные кольца, перстни, колечки из круглой проволоки. Прежние формы сохраняют рыболовные крючки, четырехгранные шилья, пронизки, бусы, амулеты, браслеты в один или несколько оборотов. Распространяются привезенные из Нижнего Подунавья топоры-молоты типа Видра из чистой плавленой меди, отлитые в разъемных формах по сложной восковой модели. Местные мастера такой технологией еще не владели. Судя по отходам металлообрабатывающего производства, мастерские существовали в это время на поселениях Поливанов Яр III, Новые Русешты I_1а, Ариушд, Хэбэшешти I, но работали они на привозном сырье (Рындина Н.В., 1961; 1971). Ко 2-й ступени среднего периода относится небольшой клад, найденный на поселении Хэбэшешти I (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954; Dumitrescu V., 1957). В его составе были два медных браслета в несколько оборотов, медные антропоморфный амулет и пронизки, подвески из зубов благородного оленя и известняковые бусы (табл. LXII, 57–62).

Керамика 2-й ступени среднего периода делится на те же четыре группы, что и посуда памятников 1-й ступени, но в каждой группе прослеживаются новые черты, отражающие более высокий уровень производства. Расписная керамика составляет основную группу на поселениях, расположенных в бассейнах Сирета и Прута. По направлению к Днестру количество ее резко уменьшается и сводится к единичным экземплярам на отдельных поселениях Побужья. Некоторое представление о соотношении разных групп керамики на поселениях Пруто-Днестровского междуречья дает подсчет фрагментов посуды, происходящей из жилого комплекса 1 Поливанова Яра III (Пассек Т.С., 1961а, с. 110). На сосуды с углубленным спирально-ленточным орнаментом приходится 60 %, на каннелированные сосуды — 15, на кухонную посуду — 15, а на расписную-только 10 %. В более позднем жилище 13 того же поселения (на месте засыпанного рва) количество расписных сосудов заметно увеличивается (Попова Т.А., 1972). В Побужье также преобладает посуда с углубленным орнаментом. На поселении Красноставка ее более 50 %, почти 40 % составляет кухонная посуда, около 8 % — каннелированная, немногим более 2 % — расписная (Цвек Е.В., 1980б).

В группе кухонной керамики по тесту, форме, характеру обработки поверхности и орнаменту различаются три типа. Сохраняется барботинная керамика с примесью шамота в тесте. Поверхность ее покрыта шишечками, нередко украшена рельефными человеческими фигурками или изображениями рук, как бы обхватывающих сосуд (табл. LXI, 12). По форме это чаще всего широкогорлые полусферические сосуды, иногда имеющие высокий поддон (табл. LXIV, 6). На памятниках Побужья развивается тип посуды из глины с примесью песка. Поверхность широкогорлых горшков этого типа орнаментирована ямками или группами наколов, сочетающимися с углубленными линиями и налепами (табл. LXX, 42, 50). Только в сабатиновской группе памятников Побужья выявлены широкогорлые кухонные горшки с выпуклыми плечиками и довольно высокой, ровной шейкой, вылепленные из глины с примесью дробленой раковины. Раковинная примесь в глиняном тесте характерна для керамики соседнего степного населения — носителей среднестоговской культуры. Основная масса таких сосудов имеет небольшое плоское дно, что обычно для трипольцев, орнаментирована овальными углублениями вдоль края, оттиснутыми пальцем ямками у основания шейки, одиночными или парными бугорками, а иногда вертикальными налепными валиками с насечками. Эта посуда очень скоро от прибугских племен попала к ближайшему населению Поднестровья, а затем и к общинам более отдаленных территорий, успешно внедрившись в повседневный быт трипольских и даже некоторых кукутенских общин. Остродонные сосуды с раковинной примесью в тесте, покрытые по венчику и плечикам скорописно-накольчатым орнаментом, сочетающимся с углубленными линиями, привезена в Побужье из области распространения памятников раннего этапа среднестоговской культуры, видимо, из Поднепровья. Там в свою очередь обнаружены обломки трипольской керамики этапа ВI по периодизации Т.С. Пассек. Найдены они в среднем слое поселения Стрильча Скеля (Мовша Т.Г., 1961; Телегiн Д.Я., 1973, с. 124–130; Даниленко В.Н., 1974, с. 50, 70–71).

Керамика с углубленным орнаментом памятников 2-й ступени среднего периода характеризуется несколько небрежным исполнением узора (табл. LXX, 34–39, 43, 45, 48). Желобки и ямки, прочерченные по сырой глине, широкие, мелкие, часто неровные; ленты орнамента состоят из двух-трех параллельных линий; большие пространства заштриховываются. Орнамент негативный. Иногда для большего эффекта поверхность сосудов окрашивается красной охрой после обжига, желобки и ямки заполняются белой пастой, а остальная поверхность подвергается лощению (табл. LXX, 44).

Каннелированная керамика отличается широкими мелкими каннелюрами, окаймленными рядами отпечатков зубчатого штампа. В южной зоне трипольско-кукутенского ареала каннелюры чаще образуют спиральные построения орнамента (табл. LV, 9, 11, 12), реже — геометрические (табл. LV, 31), в северо-восточной зоне — наоборот. Некоторые сосуды этой группы украшены исключительно отпечатками штампа, повторяющими направление и интервал отсутствующих каннелюр (табл. LXX, 47), или только каннелюрами без оттисков штампа (табл. LXX, 46).

В группе расписной керамики преобладает полихромная; бихромная единична. Во всех регионах культуры Триполье-Кукутени посуда в это время приобретает мягкие, плавные очертания (табл. LXVI, 54–77). Ребристую форму сохраняют лишь немногочисленные расписные миски (табл. LXVI, 74) и кубки (табл. LXVI, 64, 73). Несколько меняется прежняя форма большинства сосудов, распространяются изделия новых форм. Так, наряду со шлемовидными крышками (табл. LXVI, 55; LXX, 36) и полусферическими крышками, имеющими два ушка и высокое навершие (табл. LXVI, 56; LXX, 34, 35), появляются крышки сложного профиля, напоминающие перевернутые миски на высоком поддоне (табл. LXVI, 54, 57). Новыми формами являются также полусферические ковши (табл. LXVI, 61, 62) и чаши (кубки) с высокими плечиками (табл. LXVI, 72). Вместе с тем продолжают бытовать округлобокие чаши (кубки) с отогнутым наружу венчиком (табл. LXX, 37, 46, 47). У крупных широкогорлых округлобоких сосудов намечается тенденция к более высокому расположению плечиков (табл. LXVI, 76). Антропоморфные сосуды этого времени имеют сильно раздутые бока, слабо загнутый внутрь венчик (табл. LXVI, 59; LXX, 43, 44) или высокую цилиндрическую шейку (табл. LXVI, 69). На боках помещены сосцевидные выступы. Реже встречаются сосуды более сложной формы, в которых мастер стремился воплотить слившиеся воедино две женские фигуры (табл. LXV, 34; LXVI, 71). Известны сосуды, по форме напоминающие женскую фигуру (табл. LXV, 29, 30; LXVI, 58). Изменения практически не коснулись сосудов на высоких подставках (табл. LXVI, 63, 66), полых «подставок» (табл. LXVI, 65), биконических крынкообразных сосудов с плоским дном и на поддоне (табл. LXVI, 67, 68). Посуда сплошь покрыта спиральным или меандровым узором белого цвета с черной обводкой, а фон окрашен красной краской или заштрихован (табл. LXIV, 12; LXVIII, 7; LXXI, 1–3).

Представление о пластике комплексов 2-й ступени дает коллекция поселения Хэбэшешти I (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954, p. 403–433). Самую большую группу (175 экз.) составляют статуэтки, воспроизводящие слегка наклоненную стоящую женскую фигуру. Головка — столбикообразная или округло-уплощенная, нос обозначен защипом, верхняя часть туловища уплощена. Иногда налепами переданы груди, пупок, амулеты, перевязь через плечо. Плечи, как правило, завершаются небольшими выступами, направленными вверх или в стороны и передающими положение рук. Стеатопигия выражена слабо, хотя по традиции ягодицы вылеплены посредством дополнительных пластов глины. Талия широкая, соединенные вместе ноги сходятся вниз конусообразно. Единичные фигурки имеют раздельно моделированные ноги со ступнями. Есть фигурки на цилиндрической ножке с плоским основанием. Часть статуэток украшена по всей поверхности прочерченным орнаментом в виде наклонно сходящихся неглубоких и тонких линий.

Такие фигурки известны также в Новых Русештах I_1а (табл. LVI, 8), Сабатиновке I и Кукутени-Четэцуя I (табл. LVI, 4). Много статуэток с гладкой поверхностью, которая ранее была расписана. Особую группу образуют плоские антропоморфные амулеты (табл. LVIII, 4–6, 10–12, 14, 15) и слегка выпуклые дисковидные амулеты, подобные медным (табл. LVIII, 26–39). Коллекция включает небольшое число глиняных миниатюрных моделей стульев со спинкой, оформленной в виде антропоморфной фигурки, расписанных белой, красной и черной красками (табл. LXV, 36). Серией представлены и предельно стилизованные фигурки конусовидных очертаний с обозначенным защипом носом и плоским круглым основанием, видимо, являющиеся женским символом. Имеются и фаллические изображения. Кроме того, из Хэбэшешти I происходят 420 статуэток домашних животных, большинство которых сломано. Это преимущественно схематичные изображения крупного рогатого скота (с короткими и длинными рогами). Обычно фигурки гладкие, редко наколами обозначена шкура и другие детали (табл. LXIV, 5). Отметим, что скульптурные головки бычков имеются и на сосудах. Фигурки птиц очень редки. К ритуальным вещам относятся еще глиняные модели боевых (?) сверленых топоров длиной 3–8 см. В числе глиняных изделий упомянем также цилиндрические, круглые и боченкообразные бусины и подвески, имитирующие, видимо, подвески из зубов оленя.

Следующая, 3-я, ступень среднего периода (Кукутени А₃) выделяется по материалам двух памятников, расположенных в бассейне Прута — Трушешти I и Старые Куконешты (карта 5; табл. 9). Поселение Трушешти I площадью 4 га раскопано полностью (Petrescu-Dîmboviţa M., 1963), исследование поселения Старые Куконешты начато не так давно (Маркевич В.И., 1978). Оба поселения располагались на мысах и были укреплены.

Поселение Трушешти I, которое долгое время считали предшествующим Хэбэшешти I (Dumitrescu V., 1974а; 1979), было ограждено с напольной стороны рвом и валом. Вал расплылся, и его размеры не были установлены. Ширина рва в верхней части составляла 2,5–4,0 м, глубина — 1,5–2,0 м (Florescu A., 1966). Крайние дома поселения находились в 15–22 м от рва. Поселок насчитывал 93 наземных дома, 50 вспомогательных построек и 400 хозяйственных ям. Вытянутая форма мыса определила планировку поселения. В наиболее широкой его части дома располагались по кругу, разорванному со стороны рва, вокруг площади. В глубине мыса зафиксированы еще несколько рядов жилищ, а в узкой части мыса — гнездообразно (по четыре-пять) расположенные постройки. В нескольких центральных домах помещались общинные алтари, не имеющие аналогий на других поселениях (табл. LXV, 1, 27). На окраине, видимо, находились керамические печи — там найдены обломки глиняных решеток.

В Старых Куконештах две пары валов и рвов зафиксированы пока только на поверхности. Кроме того, там вскрыты три наземных дома, землянка и полуземлянка. Дома двух- и трехэтажные, с печами, глиняными возвышениями хозяйственного назначения и местами для помола зерна. В землянке и полуземлянке находились открытые очаги.

Судя по предварительным публикациям, комплекс орудий рассматриваемых памятников включает шлифованные топоры и тесла, многочисленные кремневые изделия (ножи, скребки, сверла, наконечники стрел и дротиков), орудия из рога и кости.

Основанием для выделения 3-й ступени среднего периода стали, прежде всего, керамические комплексы названных памятников, расположенных в зоне преобладания расписной посуды. К сожалению, до сих пор опубликована (Petrescu-Dîmboviţa M., 1963, р. 179–180) лишь керамика поселения Трушешти I (табл. LXVI, 38–53). В это время появляются крупные антропоморфные сосуды-зерновики (табл. LXVI, 40), биконические сосуды с отогнутым наружу венчиком и слегка направленными вверх ручками, расширяющимися на концах (табл. LXVI, 43), и биноклевидные сосуды, имеющие цилиндрическую среднюю часть, конусовидные воронки по бокам и одну-две перемычки, помимо массивной центральной (табл. LXVI, 42). С этого времени биноклевидные сосуды становятся обязательной принадлежностью инвентаря поселений культуры Триполье-Кукутени. Сосуды на «подставках» выходят из употребления, но сохраняются сами «подставки». Теперь они имеют близкую по форме к цилиндру среднюю часть, сильно отогнутые наружу края и небольшое круглое отверстие в стенке (табл. LXVI, 41). Судя по предварительным публикациям, на 3-й ступени исчезает и группа небольших каннелированных сосудов. Остальных форм посуды изменения практически не коснулись. Изменяется стиль исполнения углубленного орнамента, желобки и ямки приобретают более резкие очертания и становятся намного крупнее. Благодаря применению темно-коричневой, почти черной краски одновременно с красной охрой, нанесенной как на поверхность узора, так и в широкие мелкие желобки, орнамент делается более красочным. Распространяются сосуды с различным узором в верхней и нижней частях. В одних случаях — это углубленный узор разных стилей, в других — углубленный и расписной орнаменты. В большинстве случаев ленты крашеного орнамента широкие, кремового цвета, обведены черным, даны на сплошном красном фоне; исключительно редко фон заштрихован косой сеткой.

Отличаются от статуэток предшествующей ступени и глиняные женские фигурки с поселений Трушешти I и Старые Куконешты. Они крупнее, более реалистичны, углубленный орнамент на них четче. На отдельных экземплярах рельефно выделены ожерелья, передана нарядная прическа. Статуэтки с гладкой поверхностью, происходящие с этих памятников, подобно полихромной посуде, окрашены белой, красной и черной красками.

Памятники 4-й ступени среднего периода (Кукутени А₄) исследовались в нескольких районах распространения культуры Триполье-Кукутени (карта 5; табл. 9). Это поселения Солончены II₂ (Мовша Т.Г., 1960б; 1965а; 1971б), Журы (Бибиков С.Н., 1954), Незвиско II (Черныш Е.К., 1962), Новые Дуруиторы (Черныш Е.К., Попова Т.А., 1975; Маркевич В.И., Черныш Е.К., 1976), Шипенцы А (Kandyba O., 1937), Дрэгушени (Crîşmaru A., 1977). Поселения расположены как на высоких мысах (Солончены II₂), так и в высокой пойме (Журы, Незвиско II). Относительно планировки поселений можно лишь сказать, что в пойме дома стояли рядами вдоль берега (Незвиско II), а на мысах, видимо, располагались гнездообразно (Новые Дуруиторы). Одно-и двухэтажные жилища имели массивные межэтажные перекрытия и ямы-хранилища в земляном полу. На приведенном ниже плане жилища из Новых Дуруитор видны ямы, развалившаяся деревянная основа перекрытия, реконструированная по отпечаткам на глиняной обмазке (табл. LXXII, 2), и пласт глиняной обмазки, покрывавшей горбыли (табл. LXXII, 1). Печи в домах не обнаружены. Близ наземных домов (50–90 кв. м и более) находились ямы и полуземлянки с открытыми очагами. Размеры полуземлянок варьируют: 6×2, 6×4, 4,5×3,5 м. Более крупные полуземлянки, состоящие из нескольких ям, реконструировать пока не удается (Черныш Е.К., 1962).

На правобережье Прута близ г. Ботошани, в с. Дрэгушени на острове и в урочище «Ла лутэрие», также выявлены культурные слои фазы Кукутени А₄ (Crîşmaru A., 1977). Жилища не обнаружены, но раскопаны ямы и собрана прекрасная коллекция керамики, пластики и орудий. Предполагается, что здесь была сезонная стоянка. Среди орудий имеется медный топор-молот, относящийся к группе «крестообразных» (Crîşmaru A., 1971; Vulpe A., 1973). Керамика этого памятника близка посуде поселения Солончены II₂. Специфически местными являются, видимо, только сферические сосуды на поддоне, высокие усеченно-конические кубки на поддоне, полусферические крышки с зооморфной фигуркой, заменяющей ручку, моноклевидные сосуды с прорезями в стенках, сосуды в виде стилизованной женской фигуры, изображенной от плеч до коленей. Бихромная и монохромная роспись по стилю исполнения аналогична росписи посуды, происходящей с приднестровских поселений.

Для 4-й ступени среднего периода известно одно захоронение (Виноградова Н.М., Бейлекчи В.С., Бырня П.П., 1974). Оно обнаружено в жилище на поселении Старый Орхей-Пештере, входящем в группу памятников солонченского типа (карта 5). Судя по описанию, жилище состояло из наземной постройки (5,2×4,2 м) и полуземлянки (12,2×6,7 м), углубленной в грунт на 0,8 м. В юго-западной части полуземлянки на дне расчищен скорченный скелет мальчика 8–9 лет, положенного на правый бок головой на восток. Кисти согнутых рук находились перед лицом. У коленей сильно согнутых ног была поставлена небольшая чаша (кубок) с росписью по всей поверхности. Узор из горизонтально расположенных восьмеркообразных фигур выполнен по красному фону белой краской с черной обводкой.

Культурные слои днестровских поселений по-прежнему изобилуют кремневыми орудиями. Заготовками для них служили правильные, хорошо ограненные пластины. Ножи и вкладыши серпов оформлены ровной струйчатой ретушью. Набор орудий обычен. Орудия изготовлялись в жилищах, в специально отведенных местах, где найдено множество отходов производства, нуклеусы, отбойники, ретушеры. Деревообрабатывающие инструменты сделаны уже не только из мягких пород камня, но также из кремнистого сланца. Среди костяных изделий преобладают шилья, есть наконечники мотыг из рога. Медных предметов мало. Примечательна находка кусочка меди в одной из полуземлянок поселения Незвиско II, который определяется как выплеск из тигля, что свидетельствует о местной металлообработке (Рындина Н.В., 1962).

Керамика памятников 4-й ступени среднего периода представлена кухонной посудой — толстостенной из глины с примесью шамота и грубообработанной с примесью дробленой раковины в тесте, посудой с углубленным орнаментом и расписной. Последняя преобладает в районах, расположенных западнее Среднего Днестра. В настоящее время характеристика керамических комплексов названной ступени может быть дана лишь на основе материалов, происходящих из Поднестровья и Попрутья.

Большинство кухонных сосудов изготовлено из плохо промешанной глины с примесью шамота, небрежно сформовано. Небрежность наблюдается и в обработке наружной поверхности. Среди них преобладают экземпляры с широким дном, толстыми стенками и ровно срезанным краем горла. По формам различаются округлобокие широкогорлые сосуды (табл. LXVI, 34, 35), биконические сосуды с округленными плечиками и наклоненным внутрь краем (Бибиков С.Н., 1954, с. 108), шлемовидные и полусферические крышки с небольшими ушками (табл. LXVI, 3), глубокие и мелкие усеченно-конические миски, иногда с ушками у края (табл. LXVI, 31–33, 37), округлотелые чаши (кубки) обычно с небольшим, слегка отогнутым наружу венчиком, часто с ушками у основания горла или у венчика (табл. LXVI, 16, 17), округлобокие кружки с одной ленточной ручкой, биконические сосуды с высоким воронковидным горлом и направленными вверх ручками на плечиках (табл. LXVI, 29). Нарядно выглядят лишь зерновики, покрытые барботином и украшенные налепами, оттянутыми валиками, рядами ямок. Внутренняя поверхность сосудов гладкая, иногда окрашена краской, чаще всего коричневой.

Небольшое количество сосудов вылеплено из глины с примесью дробленой раковины. Это широкогорлые горшки с уплощенными или плоскими днищами, высокими округлыми плечиками, прямым или отогнутым наружу венчиком (табл. LXVI, 36), конические миски (табл. LXVI, 32), шлемовидные крышки (табл. LXVI, 1). Наружная поверхность их хорошо заглажена и лишь изредка имеет следы полосчатого сглаживания. Орнамент, покрывающий венчики и плечики горшков и верхнюю часть крышек, состоит из рядов оттисков штампа-«гусенички». Среди орнаментальных мотивов преобладают косо и вертикально расположенные узкие бороздки, овалы и треугольники, часто заштрихованные косой сеткой (Мовша Т.Г., 1965а, с. 96–98).

Керамика с углубленным орнаментом более разнообразна по формам: антропоморфные сосуды, известные в литературе как грушевидные, с высокими раздутыми плечиками и ровно срезанным краем (табл. LXVI, 14), усеченно-конические миски с ровно срезанным или с отогнутым наружу краем (табл. LXVI, 32), миски на высоком поддоне (табл. LXVI, 28), биконические сосуды с цилиндрическим горлом и направленными вверх ручками на скругленных плечиках (табл. LXVI, 30), усеченно-конические крышки (табл. LXVI, 4, 10) и полусферические крышки с ровно срезанным или отогнутым наружу краем (табл. LXVI, 3), часто с одним ушком, округлобокие чаши (кубки) с ушками (табл. LXVI, 16–19), моноклевидные сосуды (табл. LXVI, 23, 25), биноклевидные сосуды с центральной широкой перемычкой подтреугольной формы (табл. LXVI, 26), черпаки с фигурными ручками, ложки (табл. XLVI, 15) Эта группа керамики по тесту близка кухонным сосудам. В одних случаях глина содержит примесь шамота (Незвиско II), в других — песка (Солончены II₂). Внутренняя поверхность изделий гладкая, наружная сглажена плохо, целиком покрыта спиральным орнаментом. По технике исполнения узора сосуды распадаются на две подгруппы. В одной желобки прочерчены глубоко и небрежно, фон рисунка закрашен сырой красной охрой, а ленты орнамента или не окрашены, или покрыты черной краской. В другой совершенно новой подгруппе желобки широкие и мелкие, приближающиеся к каннелюрам. С их помощью выполнен позитивно-негативный орнамент, причем углубления окрашены белой краской, а остальная поверхность — красной (табл. LXV, 6, 8; LXVIII, 4). Углубленный орнамент часто соседствует с расписным. Наружная поверхность покрыта углублениями, внутренняя — росписью (табл. LXVIII, 1).

Расписная посуда варьирует основные формы, характерные для группы керамики с углубленным орнаментом. Одной из древних форм является антропоморфный сосуд с низким цилиндрическим горлом, нижняя часть которого сделана в виде подставки, а верхняя — сферическая (табл. LXVI, 13). Верхняя часть такого сосуда стала, очевидно, исходной при создании двух новых форм (табл. LXVI, 11, 12; рис. 11, 7). Среди разнообразных чаш (кубков) (табл. LXVI, 17–22; рис. 11, 8) появляются полусферические чаши на высоком поддоне (табл. LXVI, 27). Большое разнообразие наблюдается и среди крышек (табл. LXVI, 2-10). В употребление входят полусферические крышки с двумя ушками-рожками (табл. LXVI, 8) и сфероконические с двумя ушками и округлым навершием-головкой (табл. LXVI, 9). Расписная посуда изготовлена из хорошо отмученной глины. Примесь мелкого шамота отмечена в тесте крупных сосудов. Поверхность хорошо сглажена изнутри и снаружи, красочный фон облицовки залощен. Роспись полихромная, бихромная и монохромная. В это время цветовая гамма рисунка достигает наибольшего разнообразия. Роспись нанесена красной и черной красками по белому фону, белой и черной красками по оранжевому фону, красной и белой красками по оранжево-красному фону, коричневато-черной краской по оранжевому или красноватому фону. На одних сосудах роспись свободно расположена по всей поверхности, на других — ограничена горизонтальными поясами. Обычно в нижних поясах роспись выполнена в старом стиле, а в верхних — в новом. Для последнего характерны ленты геометризированного орнамента, составленные из тонких параллельных линий, пространство между которыми заполнено сеткой из черных или красных тонких штрихов. Элементами орнамента нового стиля являются круги, овалы, полуовалы, треугольники, ромбы, зигзаги, восьмеркообразная горизонтальная спираль (табл. LV, 6), однако смысловая их нагрузка остается прежней. Т.Г. Мовша (1965а, с. 96) отмечает сложную стилизованную композицию, воспроизводящую женскую фигуру и рогатую голову быка (табл. LXIV, 11). На стенках отдельных расписных сосудов имеются лепные стилизованные головки большерогих быков.

Пластика поселений 4-й ступени среднего периода представлена женскими и единичными мужскими стоячими статуэтками (Мовша Т.Г., 1955; 1969; Crîşmaru A., 1977). Их характеризуют столбикообразная головка, сильно выступающие плечи, плоский торс, слитые прямые или полусогнутые ноги, часто завершающиеся одной плоской ступней. Известны фигурки с двумя соединенными ниже колен тумбообразными ногами (рис. 12, 7). Преобладают статуэтки с углубленным орнаментом, охватывающим всю поверхность фигурки (табл. LXIV, 9). Вторую по численности группу составляют экземпляры, на которых углубленный орнамент сочетается с росписью на гладкой верхней или нижней части. Небольшое число статуэток имеет гладкую поверхность, украшенную, как на предыдущей ступени, широкими полосами красной и белой красок, а также рельефными изображениями пояса, перевязи через плечо или висящего на шее амулета, исполненными в манере, присущей мастерам первой половины среднего периода (табл. LVIII, 34). Зооморфная пластика очень схематична. Изображаются преимущественно быки (с длинными и короткими рогами), реже — мелкий рогатый скот и свиньи (Бибиков С.Н., 1954; Crîşmaru A., 1977). Гладкая поверхность фигурок была, видимо, окрашена.

Памятники раннего этапа среднего периода не только образуют ряд хронологических подразделений, лучше всего изученных в Восточном Прикарпатье и в междуречье Сирета и Прута, но и группируются по признакам территориальной и культурной близости. Вопрос о локальных различиях для западной территории поставлен В. Думитреску. Исследователь относит памятники, расположенные к западу от р. Сирет, к одной группе, видимо, смыкающейся с ариушдской; памятники, находящиеся на Молдавской возвышенности восточнее р. Сирет, — к другой, а памятники Северо-Восточной Молдовы — к третьей (Dumitrescu V., 1974с). Территориальные и культурные различия между среднетрипольскими памятниками раннего этапа могут быть установлены и для территории Советского Союза. Это, прежде всего, южная группа памятников (карта 4, III, 2), сосредоточенная близ г. Кишинева на р. Ботне (Маркевич В.И., 1970а; 1973б). Она образует один локальный вариант с памятниками типа Хэбэшешти I, на что, прежде всего, указывает сопоставление керамики поселений Хэбэшешти I и Новые Русешты I_1a. В обоих комплексах совпадают, помимо форм сосудов, приемы орнаментации и элементы орнамента (белые меандры с черным обрамлением на красном заштрихованном фоне; геометрические узоры из лент, образованных параллельными каннелюрами в сочетании с оттисками гребенчатого штампа). К этой же группе следует, очевидно, относить погребение у железнодорожной станции Кайнары (Мовша Т.Г., Чеботаренко Г.Ф., 1969), где обнаружен фрагмент сосуда, подобного, как мы видели, изделиям с упомянутых поселений. Трипольские общины бассейна Ботны поддерживали достаточно тесные связи с нижнедунайскими племенами, что документируется находками трипольской и кукутенской керамики на поселениях культуры Гумельница (Roman P., 1963; Dumitrescu V., 1968а) и болградско-алденской керамики на поселении Новые Русешты I_1a (Маркевич В.И., 1970а). Следствием обмена с этими соседями явилось распространение у трипольских племен рассматриваемой группы орудий из непрозрачного желтовато-коричневого кремня, выходы которого имеются в бассейне Прута в Добрудже (Comşa E., 1971; Маркевич В.И., 1973б), а также медных изделий (Рындина Н.В., 1970).

В Пруто-Днестровском междуречье локализуются памятники центральной группы (карта 4, III, 1), небольшие различия между которыми улавливаются лишь в отдельных формах керамики и деталях пластики. Видимо, перед нами один из локальных вариантов трипольской культуры на определенном этапе ее развития. В пределах зоны распространения этих памятников, охватывающей всю территорию Северной Молдавии (табл. 9, 1), выделяются три района наибольшей концентрации древних поселений: солонченский, флорештский и дуруиторский. В каждом из них наряду с поселениями небольших и средних размеров имеются два-три крупных памятника, занимающих площадь 9-10 га и более (Маркевич В.И., 1973б). Так, в солонченском районе такими крупными центрами являются поселения Глинжены I (10 га), Екимауцы I (10 га) и Стохная I (12 га), во флорештском — Радуляны I (9 га), Путинешты III (9 га) и Флорешты-Заготзерно (15 га), в дуруиторском — Старые Бадражи IX (10 га), Корпач I (10 га) и, видимо, Русяны I (16 га). Таким образом, эта густонаселенная область была, очевидно, одним из важных центров всей трипольской культурной общности на раннем этапе среднего периода.

Третью группу образуют памятники сабатиновского типа в Южном Побужье (карта 4, III, 6), культура которых в значительной степени продолжает линию развития небольшой группы трипольских поселений, сложившейся здесь в конце раннего периода. Наряду с традиционными связями с трипольскими общинами Пруто-Днестровского междуречья, откуда обитатели Побужья получили медные изделия, отмечаются их тесные контакты со степным населением Северного Причерноморья. Культура последнего резко отлична от трипольской, поэтому обнаружение на трипольских памятниках Побужья специфических типов керамических изделий сразу же обратило внимание исследователей и позволило говорить о существовании связей с культурой Средний Стог II (Мовша Т.Г., 1961; Comşa E., 1974а; 1978а). Это сосуды, изготовленные из глины с примесью дробленой раковины, нередко остродонные, украшенные орнаментом, аналогичным среднестоговскому. В отдельных случаях они явно привозные, в других — местные подражания иноземным образцам. Со степными влияниями связывается и распространение на трипольских памятниках каменных наверший булав и скипетров в виде стилизованной головы коня, обычно трактуемых как символ власти. Они обнаружены как на памятниках Побужья (Березовское), так и далеко на западе (Хэбэшешти I). По мнению отдельных исследователей, скипетры воспроизводят голову коня с примитивной уздой типа намордника, что может отражать распространение в среде трипольцев под влиянием степных племен коневодства (Даниленко В.Н., 1974). Наряду с курганным обрядом погребения, отмеченным в Кайнарах, эти предметы ярко свидетельствуют об определенной инфильтрации в трипольскую среду степного населения (Dumitrescu V., 1955; 1963b; 1974а; Даниленко В.Н., Шмаглий Н.М., 1972). Таким образом, сабатиновская группа представляется нам связующим звеном между различными трипольскими племенами и степным населением, что во многом определяло характер и направление древних культурных связей.

В меньшей мере может быть охарактеризована культурная специфика таких окраинных групп трипольских памятников, как памятники Верхнего Поднестровья (карта 4, III, 3), Попрутья и зоны Среднего Поднестровья между реками Жванчик и Немия. Для комплексов Верхнего Поднестровья и Попрутья, представленных материалами нижнего горизонта Незвиско и поселения Шипенцы А, отмечается большая связь с памятниками Пруто-Днестровского междуречья (карта 4, III, 4). Здесь много расписной керамики и посуды с углубленным орнаментом. Однако по сравнению с более южными районами набор форм сосудов беднее. Отмечается и своеобразная местная трактовка отдельных форм, а в полихромной керамике — роспись стиля Извоаре II₂.

Особую группу памятников образуют поселения, возникшие на начальном этапе среднего Триполья по рекам Немия, Мурафа, Ров, Соб и Гнилой Тикич (карта 4, III, 5; 5). Эти общины, переселившиеся из района Днестровского левобережья генетически тесно связаны с памятниками типа Лука-Врублевецкая (Черныш Е.К., 1975а). Свое продвижение на восток они начали в пору, когда еще не распространилось производство расписной керамики. Последнюю, видимо, первоначально они получали лишь в порядке межплеменного обмена из Поднестровья, на месте производя посуду с углубленным орнаментом и каннелированным узором, сопровождающимся оттисками зубчатого штампа. Это памятники борисовского типа, пока не получившие четкого и убедительного хронологического членения. Для 3-й и 4-й ступеней среднего периода здесь, как и в Южном Побужье, фиксируются контакты с культурами степной зоны — среднестоговской и днепро-донецкой. Взаимодействие было двусторонним: обломки сосудов борисовского типа обнаружены на ряде степных памятников севернее Киева (Грини, Пилява), Днепропетровска (Пищики, Дереивка) и в районе днепровских порогов (Стрильча Скеля, Никольский могильник). Южнее по Днепру известны находки керамики сабатиновского типа (Телегiн Д.Я., 1968, с. 192–194; 1973, с. 124, 125; Даниленко В.Н., 1974, с. 70–71).

Таким образом, на раннем этапе среднего Триполья продолжается расселение земледельческо-скотоводческих общин в восточном направлении, где они вступают в тесные контакты с инокультурным населением. Формируются новые территориальные группы, перерастающие по мере усиления культурной специфики в локальные варианты. Все эти явления нашли дальнейшее развитие на втором этапе среднего периода.

Памятники второй половины среднего периода (ступени 5–7) известны на территории, значительно превосходящей ареал трипольско-кукутенских общин предшествующего времени (карта 5). Особенно увеличилось пространство, занимаемое северными группами памятников (карта 4, IV, 3, 5). При исследовании локальных различий еще ощущаются многие пробелы в наших знаниях, что сказывается на разработке периодизации поселений рассматриваемого времени.

Создавая в 40-х годах периодизацию трипольских поселений, Т.С. Пассек отнесла ко второй половине среднего периода (к этапу ВII) группу памятников, объединенных рядом общих признаков (Пассек Т.С., 1949а, с. 108). Это, прежде всего, мощность глинобитных настилов наземных домов; керамика с монохромной росписью в сочетании с посудой, покрытой углубленным орнаментом, и кухонной посудой с примесью дробленой ракушки в тесте; антропоморфные стоячие статуэтки, расписанные, как и посуда, темно-коричневой или черной краской по красновато-оранжевому фону. Позднее выяснилось, что эти признаки распространяются и на памятники начала позднего периода. Поэтому к числу позднетрипольских отнесены теперь памятники типа Шипенцы Б и Петрены (Dumitrescu V., 1963а; Маркевич В.И., 1981), ошибочно датированные Т.С. Пассек этапом ВII (Пассек Т.С., 1949а, с. 106, 107). На позднее время этих поселений указывают ребристые формы сосудов, включение в орнаментальные композиции изображений животных, намечающееся «распадение» спирали на некоторых расписных сосудах. Для поселений самого конца среднего периода, напротив, характерны преобладание сосудов с мягким, округлым профилем и еще не выровненным (скругленным) венчиком, широкое использование в орнаменте негативных спиральных композиций. По орнаментальному стилю и форме сосудов выделяются три ступени в развитии поселений второй половины среднего периода. Последовательность их установлена на материалах нескольких локальных групп путем сравнительного анализа керамики.

Ранее других исследовался верхнеднестровский локальный вариант, для которого с самого начала выделены две ступени (5 и 6) — залещицкая и городницкая (Kandyba O., 1937). Позднее подобная линия развития наметилась и для памятников Румынии (Dumitrescu V., 1959; 1974а), где те же ступени обозначены как корлэтенская (фаза Кукутени А-В₁) и траянская (фаза Кукутени А-В₂). В начале 70-х годов Н.М. Виноградова (1972; 1974), ориентируясь на разработанную румынскими учеными схему развития стилей росписи, разделила трипольские поселения Пруто-Днестровского междуречья среднего периода на три хронологические группы — залещицкую, городницкую и типа Крутобородинцы I, отличающуюся от предшествующей более поздним стилем росписи керамики, но сохраняющую те же формы сосудов. С одной стороны, керамика свидетельствует о временной близости памятников этих двух групп, с другой — о постепенном изменении ее комплекса, в первую очередь за счет вытеснения одного стиля росписи другим. Однако выделять в самостоятельную ступень памятники крутобородинского типа пока преждевременно. О них можно говорить лишь как о наиболее поздних среди поселений второй хронологической группы.

На наш взгляд, к третьей хронологической группе, т. е. к заключительной (7-й) ступени среднего периода, логичнее относить, как это делала Т.С. Пассек, поселения с керамикой, претерпевшей более серьезные перемены, например, Владмировку, Незвиско III, Раковец (табл. 9). Все еще нет достоверной систематизации памятников междуречья Южного Буга и Днепра. В этом районе к этапу ВII Т.С. Пассек отнесены поселения типа Пенежково и Веремье (Пассек Т.С., 1949а, с. 78, 79). Датировка их уточнена Н.М. Виноградовой, сопоставившей эти памятники с румынскими поселениями фазы Кукутени А-В₂ (Виноградова Н.М., 1973). Однако недавно поселения типа Пенежково (Шкаровка, Лещиновка и подобные им) были удревнены на две ступени и датированы временем Кукутени А₄ и Кукутени А-B₁ (Цвек Е.В., 1980б, с. 175). Материалы, послужившие основанием для этого, в статье не опубликованы, как и типологические схемы, отражающие развитие керамики. Видимо, вопрос о датировке поселений Буго-Днепровского междуречья нуждается в дополнительной разработке. Единственные комплексы, отнесение которых к двум последним ступеням среднего периода не вызывает сомнения, происходят с поселений Веселый Кут (6-я ступень) и Мирополье (7-я ступень). Расписной сосуд из первого пункта (Цвек Е.В., 1980б, рис. 6, 7) находит аналогии в керамике поселений Веремье, Клищев, Поливанов Яр II, а из второго (Цвек Е.В. 1980б, рис. 7, 3) — в материалах поселения Раковец. Место этих поселений в ряду памятников среднего периода определено достаточно точно.

Начало второй половины среднего периода характеризуется памятниками 5-й ступени (Кукутени A-B₁). Они выявлены в Верхнем и Среднем Поднестровье, в бассейнах Сирета и Прута в Румынии (карта 5, б; табл. 9). В Поднестровье исследования носили разведочный характер (Majewski К., 1947; Пассек Т.С., 1961а). Исключение составляют раскопки поселения Залещики, давшего хорошую коллекцию керамики (Кандиба О., 1937; Виноградова Н.М., 1972). В Молдавском Прикарпатье планомерные раскопки производились только на поселении Кукутени-Дымбул Морий (Petrescu-Dîmboviţa M., 1965), в верховьях р, Жижии — на поселении Корлэтени (Nestor I., 1959). Поселения 5-й ступени среднего периода расположены на мысах (Бабин-Яма) и на возвышенных участках в долинах рек (Кукутени-Дымбул Морий), иногда укреплены рвами. Так, например, поселение Кукутени-Дымбул Морий (200×40–80 м) имело ров шириной 4 м и глубиной немногим более 2 м. Данные о размерах других поселков отсутствуют. Обследование днестровских поселений показало, что на них наземные дома (на деревянной основе, обмазанной глиной) сочетались с полуземлянками хозяйственного назначения, как и на предшествующей ступени. Площадь домов составляла 60-130 кв. м (Кукутени-Дымбул Морий). Отдельные захоронения или могильники этого времени не обнаружены.

Инвентарь рассматриваемых памятников обычен (табл. LII). Это кремневые ножи с подретушированным лезвием, вкладыши серпов, скребки, сверла, проколки из пластин разной формы, скребки из отщепов, кремневые шлифованные тесла, топоры и долота, тесла из мягких пород камня, сверленые топоры, роговые наконечники мотыг, костяные шилья. Из обожженной глины изготовлены пряслица и округлые грузила для вертикального ткацкого стана. Начиная с 5-й ступени, шире входят в употребление кремневые топоры прямоугольной и трапециевидной форм, толстообушные, с плохо пришлифованными боковыми гранями (Флореску А., 1959). Медные изделия этого времени пока не известны.

Керамический комплекс памятников 5-й ступени среднего периода, еще тесно связанный с посудой предыдущей ступени, характеризуется преобладанием группы расписной керамики. Так, например, в Залещиках на расписную посуду приходится 97 %, на керамику с углубленным орнаментом — 0,4, а на кухонную из глины с примесью дробленых раковин — 2,6 % (Виноградова Н.М., 1972). И все же изменения заметны как в формах, так и в росписи. Сохраняются конические крышки с уплощенным навершием (табл. LXXIII, 91), из употребления выходят сосуды на подставках и поддонах. Распространяются узкогорлые (табл. LXXIII, 58) и широкогорлые (табл. LXXIII, 62–64) кубки с отогнутым венчиком, биконические миски (табл. LXXIII, 10), кратеровидные сосуды, антропоморфные сфероконические зерновики (табл. LXXIII, 113), шлемовидные крышки с двумя ушками (табл. LXXIII, 102), биноклевидные сосуды удлиненных пропорций с широкой ромбической центральной перемычкой. Свободный стиль росписи уступает место спиральному узору в горизонтальных поясах, часто располагавшемуся лишь в верхней части сосуда (рис. 11, 1, 3). Появляются новые элементы орнамента — гирлянды, волюты, соединенные круги. В большинстве случаев роспись выполнена красной или черной краской по белому покрытию. При росписи черной краской по белому фону светлые ленты негативного орнамента оттеняются тонкими параллельными красными линиями, а по красноватому фону — белыми.

Статуэтки на исследованных памятниках 5-й ступени среднего периода редки. Антропоморфные фигурки украшены углубленным орнаментом или росписью в виде тонких, сходящихся под углом линий. Как антропоморфные, так и зооморфные статуэтки выполнены весьма схематично (Majewski K., 1938).

Поселения 6-й ступени среднего периода (Кукутени А-В₂) открыты во всех районах распространения культуры Триполье-Кукутени (карта 5, б; табл. 9). Многие из них исследовались на протяжении нескольких лет. Особенно результативными оказались раскопки поселений Поливанов Яр II (Пассек Т.С., 1961а; Попова Т.А., 1972) в Поднестровье, Клищев (Заец И.И., 1973; 1975а; 1975б; 1975в) в Побужье, Пенежково (Himner M., 1933), Шкаровка и Веселый Кут (Цвек Е.В., 1976; 1980а; 1980б; Цвек Е.В., Телегин Д.Я., Шиянова А.В., 1979; Цвек Е.В., Шиянова А.В., 1976; 1977) в Буго-Днепровском междуречье, Веремье (Хвойко В.В., 1901) в Среднем Поднепровье, Траян-Дялул Фынтынилор III (Dumitrescu Н., 1954а; 1954в; 1957; 1958; 1959; Dumitrescu V., 1941–1944; Dumitrescu Н., Dumitrescu V., 1962; 1970) в Молдавском Прикарпатье. Стратиграфия поселений Кукутени-Четэцуя II (Schmidt H., 1932) и Фрумушика II (Matasă C., 1946) в Румынии, а также Бильче Золотое-Сад I в Поднестровье (Ossowsci G., 1893) позволила уточнить хронологическое место поселений 6-й ступени среднего периода. Огромное значение имели и раскопки В.В. Хвойко, проведенные в начале века в Поднепровье (Хвойко В.В., 1901; 1904; 1906а; 1906б; 1909; 1913).

Поселения рассматриваемой ступени основаны на мысах и отдельных возвышенностях вблизи рек (Поливанов Яр II; Фрумушика II), на краю надпойменной террасы или в высокой пойме (Клищев, Шкаровка, Веселый Кут). Площадь их варьирует: 1–3 га (Поливанов Яр II), 4–7 га (Шкаровка, Клищев), 20–40 га (Веремье, Пенежково) и даже более 150 га (Веселый Кут). Именно с 6-й ступенью следует, видимо, связывать развитие поселений-гигантов в юго-восточных районах распространения трипольских общин. Для небольших и средних поселений характерна гнездообразная планировка, при которой в одну группу объединяются три-шесть и даже 11 наземных домов и несколько хозяйственных сооружений. Расстояние между группами построек при наличии свободной площади составляет 30–40 м (Клищев, Шкаровка), а при недостатке площади сводится к минимуму (Траян-Дялул Фынтынилор III). Некоторые поселения ограждены рвами внушительных размеров. Так, например, в Траян-Дялул Фынтынилор III максимальная ширина рва в верхней части достигала 7 м, а глубина 4 м (Florescu А., 1966). На склонах плато и широких мысах, полого спускающихся к реке, использовалась иная планировка. На территории крупных поселений постройки размещались концентрическими кругами вокруг центральной площади (Веремье, Щербаневка, Веселый Кут). Такая застройка сама по себе служит укреплением, не требуя дополнительных оборонительных сооружений.

Поселки застроены наземными и полуземляночными сооружениями. Последние представляют собой подсобные помещения, в которых размалывали зерно и готовили пищу на открытых очагах. Они состоят из одной или нескольких ям неправильно овальной формы. Известны и полуземлянки бо́льших размеров — 6×6 и 14×6 м (Поливанов Яр II), глубиной обычно менее 1 м (Пассек Т.С., 1961а, с. 120). Распространены они в основном на поселениях Поднестровья, где в домах, как правило, не было печей. Отсутствие печей и глинобитных возвышений, обычных в домах восточного региона, составляет одну из особенностей жилищ Поднестровья. Другой их особенностью является наличие массивного межэтажного перекрытия, зафиксированного в виде хорошо обожженной глиняной площадки, насквозь прокалившейся в огне пожара. Наряду с двухэтажными домами в западных регионах трипольско-кукутенского ареала существовали и постройки более легкой конструкции, например, в Траян-Дялул Фынтынилор III (Dumitrescu H., 1959). В Побужье и Поднепровье отчетливо выражено деление домов на камеры, хорошо прослеживаются конструкции печей и глинобитных возвышений возле них. Примером может служить жилище 10 поселения Клищев на Южном Буге (Заец И.И., 1975б). Длина его составляла 15 м, ширина 7 м. Постройка включала три камеры (26, 28 и 30 кв. м) с печами и одну камеру (21 кв. м) без печи. Размеры печных фундаментов — 1,4×1,3; 1,9×1,6 и 2,0×1,8 м при высоте около 0,2 м. Своды печей имели корытообразную форму. Перед устьем печи был сооружен припечек шириной 0,2–0,3 м. В нескольких жилищах на земляном полу, покрытом тонким слоем глиняной обмазки, близ печи находилось специальное место для помола зерна, огражденное невысоким глиняным бортиком. Подобная картина наблюдалась и при раскопках поселения Шкаровка на Киевщине, откуда происходит такая редкая находка, как часть закопченной трубы дымохода (Цвек Е.В., 1976).

Конструкция трипольских домов, имевших деревянную основу, покрытую глиняной обмазкой с примесью половы, до сих пор достоверно не установлена. Большой интерес поэтому представляет информация Е.В. Цвек о том, что на поселении Веселый Кут в Побужье по периметру одной из каркасных построек зафиксированы столбовые ямы (Цвек Е.В., 1980б). Преобладают дома прямоугольной формы, но есть и жилища Г-образной планировки (дома с пристройкой). Основная масса построек — средних размеров (40–60 кв. м); дома площадью около 100 кв. м единичны.

На окраине поселения Веселый Кут открыта гончарная мастерская (Цвек Е.В., Шиянова А.В., 1977; Цвек Е.В., 1980а). Двухъярусная гончарная печь подковообразной формы имела топочную камеру, разделенную глинобитным «козлом» на две половины и отделенную от обжигательной камеры глиняным перекрытием с округлыми продухами диаметром до 3 см. Рядом с ней находилась еще одна печь для обжига керамики.

На поселениях 6-й ступени среднего периода обнаружено несколько захоронений людей и отдельных костей человеческих скелетов (Мовша Т.Г., 1960а). Большинство их выявлено В.В. Хвойко в процессе изучения трипольских поселений Среднего Поднепровья (Хвойко В.В., 1909; 1913). Захоронения разрозненных человеческих костей и черепов сопровождались вещами. Так, возле одного из жилищ на поселении Веремье совершено захоронение черепа с кремневым ножом, кремневым и медным плоским топорами и тремя глиняными орнаментированными сосудами. Захоронения фрагментов черепов обнаружены на поселении Триполье. В Щербаневке и Веремье расчищены погребения, произведенные в вытянутом и скорченном положении. Скорченное погребение на поселении Веремье совершено в яме размерами 1,6×1,1×0,75 м, на подстилке из березовой коры. Погребенный положен на правый бок с сильно согнутыми ногами, головой на юго-запад. Кости скелета обожжены. Погребения по обряду кремации известны и в Среднем Поднепровье, и в Поднестровье (Крутобородинцы I). На поселении Траян-Дялул Фынтынилор III в Молдавском Прикарпатье обнаружено несколько захоронений в глубоких ямах, сопровождавшихся большим количеством расписной посуды (Dumitrescu H., 1954а; 1954b; 1957; 1958; 1959). Погребение 1 было устроено в яме размерами 2,4×2,0 м и глубиной 2,6 м, вырытой под долом жилища. Юноша 20 лет был положен на правый бок, головой на восток.

На 6-й ступени среднего периода несколько меняются как набор орудий, так и техника их изготовления. Заметим, однако, что на всей трипольской территории набор орудий достаточно однороден. Заготовками служат крупные призматические пластины правильных и неправильных очертаний. Отщепы идут главным образом на изготовление скребков. Большого совершенства достигает к рассматриваемому времени струйчатая ретушь, покрывающая лезвия некоторых орудий. В инвентаре прочное место занимают кремневые топоры. Процентное соотношение орудий известно для нескольких поселений. Приведем данные поселения Поливанов Яр II (Попова Т.А., 1972). Из числа кремневых инструментов на долю скребков там приходится 29 %, ножей — 18 %, скобелей для обработки дерева — 9 %, вкладышей серпов нового типа с зубчатым лезвием (более производительных в работе) — 4 %. Остальные типы орудий составляют небольшой процент. Среди орудий из кости наряду с многочисленными шильями имеются рыболовные крючки, кочедыги, гребень для расчесывания шерсти, крючок для вязания. На территории поднестровских поселений в это время возникают кремнеобрабатывающие мастерские. В частности, одна из них открыта на поселении Поливанов Яр II (Попова Т.А., 1980б). На их месте находят многочисленные отщепы и обломки кремня, испорченные заготовки, отбойники. Судя по заготовкам, в это время начинается широкое производство кремневых топоров на обмен (табл. LXXXIV). Наряду с кремневыми орудиями продолжают употребляться рубящие орудия из мягких пород камня.

На памятниках рассматриваемого времени увеличивается число металлических изделий. Большинство их представлено украшениями и мелкими инструментами из меди (табл. LX). На поселениях Веремье и Браду найдены привозные топор-клевец и топор-тесло. Они отлиты в двусторонних формах с вставным стержнем. Этого трипольские мастера еще не умели делать. Судя по составу металла, топор-клевец с поселения Веремье происходит с Кавказа, что свидетельствует о расширении связей трипольцев в конце среднего периода (Рындина Н.В., 1971). Топоры-тесла (табл. LX) попадали на трипольскую территорию путем обмена с общинами нижнедунайской культуры Гумельница. Пока не установлено, каким путем местные мастера знакомились с новыми приемами металлообработки, как пришло к ним умение плавить чистую балканскую руду, которую теперь они получали вместо готовой меди. На этапе ВII трипольские мастера только начинают переходить к литью в двусторонние формы. Одновременно ими приобретаются навыки упрочения рабочих окончаний орудий с помощью дополнительной их проковки (Рындина Н.В., 1970; 1971). Помимо медных изделий, на поселении Траян-Дялул Фынтынилор III (Dumitrescu H., 1961) обнаружена небольшая золотая подвеска (табл. LVIII, 7).

На 6-й ступени среднего периода в западных регионах культуры Триполье-Кукутени распространена в основном расписная керамика, в восточных — посуда с углубленным орнаментом. Так, на поселении Поливанов Яр II расписная керамика составляет 85 %, кухонная посуда с примесью дробленой раковины в тесте — 14 %, а керамика с углубленным орнаментом — около 1 % (Попова Т.А., 1972). В северо-восточных районах, где традиционно преобладает керамика с углубленным орнаментом, ее доля на отдельных поселениях достигает 40 %. На кухонную посуду из глины с примесью раковины приходится до 30 %; большой процент падает и на кухонную посуду с примесью шамота в тесте (Виноградова Н.М., 1973; Заец И.И., 1975а; 1975б; Цвек Е.В., 1980б). В Клищеве, расположенном в зоне устойчивых контактов населения Побужья и Поднестровья, процент расписной керамики достигает 33,3, а в Шкаровке, в бассейне Среднего Днепра, — около 1. В Буго-Днепровском междуречье расписная посуда не превышает 5 % (Цвек Е.В., 1975). Все эти подсчеты весьма приблизительны, поскольку учитывались не целые сосуды, а их фрагменты. Тем не менее, региональные отличия эти цифры отражают в полной мере.

Керамический комплекс памятников 6-й ступени среднего периода включает: округлобокие кубки с цилиндрическим горлом или отогнутым венчиком (табл. LXX, 19); биконические сосуды с низкими плечиками, сильно отогнутым венчиком и двумя ручками посередине тулова (табл. LXX, 31); антропоморфные зерновики с высоким цилиндрическим горлом (табл. LXXIII, 112) и зерновики со слабо выделенным венчиком, высоко расположенными плечиками (табл. LXX, 30), иногда с четырьмя выпуклостями, имитирующими груди (табл. LXXIII, 136, 137); миски полусферические, конические с ровными стенками или с отогнутым наружу краем (табл. LXXIII, 6) и биконические (табл. LXXIII, 10); крышки шлемовидные с уплощенным верхом (табл. LXX, 18), конические с шаровидным навершием и двумя ушками (табл. LXX, 24) или с плоским верхом (ступкообразные) и отогнутым нижним краем (табл. LXXIII, 92); биноклевидные сосуды укороченных пропорций с фигурными перемычками (табл. LXX, 21); округлобокие горшки с отогнутым венчиком и ушками у основания горла (табл. LXX, 23, 33).

В группе расписной керамики изменения по сравнению с предыдущей ступенью заметны не столько в формах изделий, сколько в стиле росписи. Орнамент (спираль, концентрические круги, овалы) заключен в пояса, расположенные в верхней части сосудов. Нижняя часть сосудов часто совсем не украшалась (табл. LXVII, 2, 6, 8). Доминирует роспись по естественному фону и по красной или коричневой облицовке, выполненная черной, реже — красной или белой краской. Особенно наряден негативный орнамент, в основе которого лежат белые ленты. В районах Молдавского Прикарпатья в роспись включены иногда геометризированные изображения человека (табл. LXVII, 1; LXXIV, 16–19). В Среднем Поднестровье на сосудах с углубленным орнаментом встречаются рельефные антропоморфные личины (табл. LXI, 16, 17; LXX, 26, 27).

В группе кухонной керамики с примесью дробленой раковины в тесте появляются новые элементы украшения — предельно схематизированные человеческие головки на стенках сосудов. Глаза их иногда оттеняются белой краской. Для керамики Буго-Днепровского района отмечены незначительные перемены по сравнению с предшествующей ступенью (Цвек Е.В., 1980б).

Пластика этого времени весьма многочисленна. Преобладают стоячие женские фигурки с уплощенной головкой, переданным защипом носом и глазами-проколами. В широких выступающих плечах и бедрах сделаны отверстия, ножки соединены на конус. Вся поверхность статуэток расписана наклонными параллельными линиями. В восточной зоне продолжают бытовать фигурки с углубленным орнаментом. Мужские статуэтки редки. Среди зооморфных статуэток превалируют фигурки бычков. Отметим, что в это время пластическое воплощение, как обычно, находят исключительно домашние животные.

Финальная, 7-я, ступень среднего периода (Кукутени B_1a) характеризуется материалами поселений Владимировка (Пассек Т.С., 1949а), Мирополье (Цвек Е.В., 1980б), Незвиско III (Черныш Е.К., 1962), Раковец (Черныш Е.К., 1973), Брынзены VIII (Маркевич В.И., 1981), а также, видимо, памятников типа Кукутени-Четэцуя III (фаза Кукутени B₁) и Миоркани (Schmidt H., 1932; Niţu A., 1969). В этих комплексах еще сохраняется керамика с углубленным и полихромным орнаментом (карта 5, б; табл. 9).

Памятники располагаются в тех же топографических условиях, что и раньше. Дальнейшее развитие получает круговая планировка поселений, классическим образцом которой стала Владимировка (900×800 м). Известны и поселения-гиганты площадью более 200 га (Мирополье), продолжающие линию развития памятников типа Веселый Кут (Цвек Е.В., 1980б). Крупные поселения этого времени зафиксированы и в Поднестровье (Маркевич В.И., 1973б). Поселения и жилища сохраняют типы, выработанные в каждой из локальных групп на предшествующей ступени. Ниже приводится графическая реконструкция жилища (табл. LIX, 1) раскопанного на поселении Раковец близ г. Сороки (Черныш Е.К., 1973). При создании этой реконструкции использованы модель трипольского двухэтажного жилища, найденная Е.В. Цвек в с. Рассоховатка Черкасской обл. (рис. 13, 2), и опубликованная Т.Г. Мовшей модель из жилища 3 поселения Владимировка (Мовша Т.Г., 1964б, с. 96, рис. 3, 1).

На территории поселения Незвиско III обнаружено (Черныш Е.К., 1962) захоронение мужчины лет 60, совершенное в овальной могильной яме (2,1×1,2×1,4 м) на спине, головой на северо-восток, с вытянутыми вдоль тела руками и слегка приподнятыми в коленях ногами. Кисти рук находились в области таза. У ног погребенного стоял небольшой сосуд с росписью, типичной для посуды этапа ВII. Положение погребенного, по мнению Т.Г. Мовша, аналогично позе погребенных в грунтовых могильниках среднестоговской культуры (Мовша Т.Г., 1960а, с. 64). Череп погребенного резко отличен от обычных трипольских, для которых характерен средиземноморский антропологический тип (Дебец Г.Ф., 1960). Лобная часть черепа и зубы верхней челюсти повреждены ударами (тремя), нанесенными каменным топором в бою, когда человеку было лет 50. Он выжил, но умер спустя 10–15 лет (Герасимов М.М., 1960). По мнению М.М. Герасимова, расовый тип погребенного на поселении Незвиско III можно сближать с переднеазиатским европеоидным (рис. 14).

Орудия памятников 7-й ступени среднего периода (табл. LXXV) отличаются более правильными формами и тщательной отделкой. Струйчатая ретушь применяется при изготовлении большинства кремневых изделий. Набор орудий остается прежним. Увеличивается число кремневых топоров. На поселении Незвиско III небольшая мастерская по обработке кремня функционировала в каждом жилище, но одновременно существовала и коллективная мастерская, расположенная между домами, где было сосредоточено большое количество отходов производства и заготовок крупных орудий (Черныш Е.К., 1962; 1966). На поселениях этого времени известны роговые наконечники мотыг, костяные шилья и кочедыги, лощила в виде длинной плоской лопаточки. На поселениях Поднестровья часты находки рукоятей из кости и рога для каменных орудий.

На финальной ступени среднего периода металлические предметы, представленные в основном орудиями и украшениями из меди, пополняются литыми изделиями из сплава меди с серебром. Из такого сплава сделано колечко, найденное на поселении Незвиско III. В числе привозных изделий по-прежнему имеются топоры-тесла «крестообразного» типа. Один из них происходит с поселения Городница II (табл. LXII, 64). Возможно, он привезен из Подунавья, как и аналогичные ему топоры с поселений 6-й ступени среднего периода (Рындина Н.В., 1970; 1971).

Керамика 7-й ступени среднего периода очень близка монохромной посуде позднего периода (табл. LXXVI). Переход на этой ступени к росписи одной краской по естественному фону сосуда привел к тому, что монохромная керамика практически вытеснила остальные группы посуды. Так, почти полностью вышла из употребления посуда с углубленным орнаментом. В небольшом количестве сохранялась еще кухонная керамика из глины с примесью раковины, представленная всего тремя формами — горшком, миской и шлемовидной крышкой. По шейке горшки орнаментированы расчесами, под венчиком-рядом «жемчужин», по плечикам — полосой из оттисков гребенчатого штампа. На территории каждой локальной группы изделия гончаров по-прежнему отличаются специфическими чертами, проявляющимися как в форме, так и в орнаментации сосудов. Это свидетельствует о нарастании различий между памятниками отдельных районов. В частности, в Буго-Днепровском междуречье сохраняется керамика с углубленным орнаментом, а в Верхнем Поднестровье — полихромная посуда (табл. LII). Последняя очень своеобразна: штрихи темно-вишневого цвета нанесены на облицовку сосуда, имеющую вид красновато-коричневых полос на белом фоне. Кроме того, в Верхнем Поднестровье практикуется покрытие некоторых кухонных сосудов красной и черной красками.

На последней ступени среднего периода среди антропоморфных статуэток (рис. 12, 1, 4) появляются фигурки, изображающие сидящих женщин. Ноги этих фигурок, как и стоячих, соединены в столбик. Сохраняются и небрежно вылепленные стоячие фигурки на толстой столбикообразной ножке. Подставками для статуэток служили миниатюрные глиняные модели сидений расписанные со всех сторон. Наряду с перечисленными изделиями и фигурками домашних животных с ритуальными целями изготовляли миниатюрную посуду — миски и черпаки с зооморфными ручками. С магическим ритуалом связаны, видимо, и глиняные модели жилищ. Две такие модели с росписью обнаружены на поселении Владимировка. Одна изображает внутренний вид дома (рис. 13, 3), другая (сломана) — внешний (Пассек Т.С., 1949а; Мовша Т.Г., 1964б). Роспись моделей, очевидно, имитирует окраску штукатурки домов. Обломки последней со следами росписи иногда встречаются при раскопках (Цвек Е.В., 1980б).

Таким образом, для второй половины среднего периода выделены три ступени (5–7). Памятники всех трех ступеней пока известны не во всех районах распространения культуры Триполье-Кукутени, что весьма затрудняет изучение локальных различий в культуре. Наиболее полно локальные особенности отражены в материалах поселений Верхнего Поднестровья, Буго-Днепровского междуречья, долины р. Бахлуй (поселения у с. Кукутени) и Молдавского Прикарпатья (табл. 9).

Материалы поселений Траян-Дялул Фынтынилор III, Фрумушика II, Калу и Гелэешти позволяют наметить для Молдавского Прикарпатья следующие характерные особенности: искусственные укрепления поселений, расположенных на мысах; погребения людей по обряду трупоположения в глубоких круглых ямах и захоронения отдельных костей человека на площади поселений; положение погребального инвентаря над усопшим и вокруг него; употребление в быту преимущественно расписной керамики; использование в орнаментации посуды геометрического орнамента в сочетании с символами плодородия и изображениями женской фигуры. Роспись керамики из районов Молдавского Прикарпатья аналогична росписи сосудов, происходящих с памятников левобережья Сирета и долины р. Бырлад (Petrescu-Dîmboviţa M., Dinu M., Bold E., 1958). В частности, изображению рогов быка на посуде из этих районов соответствуют рисунки на посуде поселения Фрумушика II (табл. LXIV, 14), что можно расценивать как показатель культурного единства населения левобережья и правобережья Сирета. В других районах, например, в Побужье, тот же сюжет исполнен в иной манере (табл. LXIV, 13).

Еще одна группа памятников, культурно близкая памятникам Молдавского Прикарпатья, сосредоточена в бассейне р. Бахлуй. Это поселения Кукутени-Дымбул Морий, Кукутени-Четэцуя II и III, Хунт (табл. 9). Здесь также существовали искусственно укрепленные поселения мысового типа, а в керамическом комплексе преобладала расписная посуда. К местным особенностям можно отнести применение камня для обкладки рвов, использование каменных вымосток в конструкциях глинобитных возвышений на полах жилищ, сочетание расписного геометрического орнамента на посуде с изображениями змей, использование в орнаменте наряду с древним вариантом рисунка рогов быка в виде двух соединенных под углом овалов (табл. LXIV, 12; LXVII, 8) новых его вариаций (Schmidt H., 1932, fig. 17). Ариушдский вариант, развивавшийся параллельно с кукутенским в Юго-Восточной Трансильвании (Szēkely Z., 1965), в целом также близок группе памятников Молдавского Прикарпатья. Более скудные сведения имеются о поселениях, расположенных на р. Ботне в Центральной Молдавии, таких, как Городка I и II (Маркевич В.И., 1973б). Общее для всех перечисленных выше групп памятников — отсутствие в их материалах биноклевидных сосудов, что, по мнению В. Думитреску, является локальным признаком (Dumitrescu V., 1974c) и позволяет объединить указанные памятники (табл. 9, 8, 9) в одну группу (карта 4, IV, 2). Находка биноклевидных сосудов на поселении Траян-Дялул Фынтынилор III (Dumitrescu V., 1941–1944) может рассматриваться как исключение, особенно учитывая близость этих изделий аналогичным предметам из соседнего района Верхнего Прута (Kandyba O., 1937).

На территории СССР компактную группу памятников, отличающуюся значительным культурным единством, как и ранее, образуют поселения северной части Пруто-Днестровского междуречья, хотя изучены они очень неравномерно, да и не все материалы опубликованы. Уверенно говорить о локальной специфике можно лишь для района Среднего Поднестровья на участке между реками Жванчик и Немия (карта 4, IV, 4). Здесь исследованы поселения Бабино, Поливанов Яр II, Крутобородинцы I и Кудринцы (табл. 9, 3). Для памятников этой группы показательны наличие оборонительных сооружений на поселениях мысового типа, сочетание на поселениях наземных домов с полуземлянками, существование коллективных кремнеобрабатывающих мастерских на территории поселков, присутствие в инвентаре кремневых топоров и тесел, преобладание в керамическом комплексе расписной посуды и наличие в нем биноклевидных сосудов, наличие женских статуэток с изображением длинного передника, отороченного бахромой.

На более южной территории того же Пруто-Днестровского междуречья памятники второй половины среднего периода (карта 4, IV, 1) известны в основном по данным разведок (Маркевич В.И., 1973б). Как и ранее, здесь представлены крупные центры, например, Раковец, площадь которого составляет около 30 га. Керамика этого района (табл. LXXVI, 63–95) по стилю росписи близка посуде поселения Владимировка в Побужье (табл. LXXVI, 27–62). Кроме того, в этом регионе много биноклевидных сосудов.

Южнобугская группа памятников (карта 4, IV, б), включающая поселения Владимировка, Данилова Балка, Кринички, Колодистое, в культурном отношении близка поселениям Андреевка и Гарбузин, расположенным в Поднепровье на Каневщине (Пассек Т.С., 1949а; Мовша Т.Г., 1971б). Эта группа характеризуется крупными неукрепленными поселениями, планировкой последних концентрическими кругами или овалами, наличием в домах глинобитных крестообразных жертвенников, лавок, столообразных возвышений, находками моделей жилищ, господством расписной керамики с широкими орнаментальными поясами (иногда с метопами), преобладанием негативного спиралевидного орнамента (табл. LXXVI, 53–55, 61, 62). Для южнобугской группы памятников, расположенной на крайнем юго-востоке трипольской территории, на позднем этапе среднего периода отмечаются тесные связи с культурой степных племен. Так, в одном из жилищ на поселении Владимировка обнаружены два глиняных шаблона, употреблявшихся для изготовления небольших остродонных сосудов, типичных для раннего этапа второго периода среднестоговской культуры (Телегiн Д.Я., 1973). Близкие среднестоговским сосуды с примесью в тесте измельченной раковины и песка, с небольшими ручками-ушками и волнистой процарапанной линией у шейки найдены в ряде жилищ этой группы памятников. Такой тип керамики настолько специфичен, что вполне обоснованным можно считать предположение Т.Г. Мовша об инфильтрации в среду трипольского населения Владимировки какой-то степной группы, в известной мере, сохраняющей свои культурные традиции (Мовша Т.Г., 1961).

Группа памятников Верхнего Поднестровья (карта 4, IV, 3) выделена по материалам раскопок поселений Залещики, Бучач, Бильче Золотое-Сад I, Незвиско III и ряда других (табл. 9, 4). Эта группа характеризуется неукрепленными поселениями, сочетающими наземные дома с полуземлянками, использованием каменных вымосток в конструкциях глинобитных столообразных возвышений на полу жилищ, наличием коллективных кремнеобрабатывающих мастерских на территории поселков и мастерских в отдельных жилищах, преобладанием в керамическом комплексе расписной посуды и присутствием в нем биноклевидных расписных сосудов, близких по форме аналогичным изделиям с поселений Траян-Дялул Фынтынилор III и Шипенцы А. В этом регионе до последней ступени сохраняется полихромная посуда, часть которой покрыта своеобразной росписью — штрихами темно-вишневого цвета по облицовке в виде красновато-коричневых полос на белом фоне, применяется окраска некоторых кухонных сосудов красной и черной красками. Для описываемой группы памятников типичны захоронения по обряду трупоположения в глубоких подпрямоугольных ямах с бедным инвентарем на площади поселений, присутствие в инвентаре поселений кремневых топоров и тесел, множества резцов, изделий из рога и кости. Показательно, что даже в этот сравнительно глубинный район трипольской территории проникли степные влияния. Свидетельством тому является поза погребенного на территории поселения Незвиско III, который был захоронен на спине с вытянутыми вдоль тела руками и слегка согнутыми в коленях ногами, что типично для грунтовых могильников среднестоговской культуры (Мовша Т.Г., 1960а, с. 64). Погребение сопровождала обычная для трипольцев расписная чаша.

Наконец, обособленную группу составляют поселения, расположенные в междуречье Южного Буга и Среднего Днепра (карта 4, IV, 5). Здесь, как и на южнобугских памятниках, отсутствуют земляные укрепления, сравнительно рано (на 6-7-й ступенях среднего периода) появляются поселения-гиганты. Жилища представлены одноэтажными и, видимо, двухэтажными сооружениями, как прямоугольными в плане, так и Г-образными. На поселениях типа Мирополье сохраняется до 40 % посуды с углубленным орнаментом, около 30 % неорнаментированной посуды, небольшое количество керамики, украшенной и углубленным, и каннелированным орнаментом. Расписная посуда составляет всего около 10 %.

Подводя итог изложенному, следует отметить, что средний период культуры Триполье-Кукутени приходится на IV тысячелетие до н. э. и оканчивается в его последней четверти. В этот период наблюдаются контакты (табл. 10) носителей культуры Триполье-Кукутени с общинами Гумельница, Петрешти (Dumitrescu V., 1960; 1968а), Средний Стог II и культурой керамики с белой росписью группы Злота (NP, р. 76–143). Значительно расширяется ареал трипольско-кукутенской культуры в связи с перемещением части пруто-днестровских общин в Верхнее Поднестровье и части общин Побужья в Среднее Поднепровье. Совершенствуется технология металлообработки, высокого уровня достигают гончарство и выделка кремневых изделий. Создаются крупные мастерские по изготовлению кремневых шлифованных топоров, и налаживается широкий внутриплеменной обмен этими изделиями. Намечается социальная дифференциация населения, косвенным указанием чего служат находки символов власти (каменных булав и скипетров) и обнаружение кладов, представляющих собой ценности, скопившиеся в руках отдельных лиц. С какими-то социальными переменами, видимо, надо связывать и возникновение в этот период крупных населенных пунктов площадью в десятки и сотни гектаров.

Глава четвертая Памятники позднего периода культуры Триполье-Кукутени

В настоящее время известно около 300 памятников позднего периода культуры Триполье-Кукутени. Их ареал значительно шире территории распространения памятников среднего периода — от Волыни до Черного моря и от Молдавского Прикарпатья до Среднего Поднепровья (карта 6, 13–61). Большинство исследователей до сих пор рассматривают разновременные и разнотипные памятники этого времени в рамках двух этапов (СI и СII для северной, и γI-γII для южной частей ареала), выделенных Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1949а). Однако со времени создания данной схемы периодизации трипольских поселений накопился большой и разнообразный материал, требующий более дробной периодизации. Из схем, предложенных ныне Т.Г. Мовша (1972), В.Г. Збеновичем (1972; 1976б) и В.И. Маркевичем (1981), ни одна не является, на наш взгляд, исчерпывающей. Наиболее полная схема В.И. Маркевича для позднетрипольских поселений Молдавии, предполагающая выделение четырех ступеней для первой половины и пяти ступеней для второй половины позднего периода. Но и она не отражает всех этапов развития памятников названного периода, поскольку на территории Молдавии пока не известны поселения, соответствующие поселениям типа Шипенцы Б и Кошиловцы-Обоз на Украине. Вместе с тем хронологическая колонка позднетрипольских памятников Молдавии уже теперь позволяет точнее определить последовательность развития позднетрипольских поселений на соседней территории. Наибольшую трудность представляет синхронизация поселений, в материалах которых отсутствует расписная керамика, служащая основой периодизаций. Используя стилистические особенности росписи посуды для хронологических построений, румынские исследователи делят кукутенские памятники на три этапа — В₁, В₂, В₃ (Dumitrescu V., 1960; Niţu A., 1977). При этом В. Думитреску термином Кукутени В₃ обозначает памятники, соответствующие поселениям конца первой половины позднего периода, а А. Ницу — более поздние памятники городско-усатовского типа.

В настоящей работе в качестве опорной использована хронологическая колонка позднетрипольских памятников, разработанная В.И. Маркевичем (1981), но при этом учтены недостающие ступени, а общее их число доведено до 11 (табл. 9). Из 11 ступеней развития, выделяемых для позднего периода культуры Триполье-Кукутени, шесть (1–6) отнесены нами к его первой половине и пять (7-11) — ко второй. На большинстве памятников между слоями среднего и позднего периодов, а часто и в пределах каждого из них наблюдается значительный хронологический разрыв. Это затрудняет использование стратиграфических данных при хронологическом членении памятников позднего периода. Оно базируется в основном на типологическом анализе расписной керамики и пластики, причем более надежна периодизация памятников трех последних (9-11) ступеней (Дергачев В.А., 1980). Памятники с неизданным или специфическим материалом включены нами в синхронистическую таблицу (см. табл. 9) со знаком вопроса.

Для поселений позднего периода культуры Триполье-Кукутени имеется несколько радиокарбонных дат (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972):

Валя-Лупулуй (Кукутени B₁)

3000±60 лет до н. э. (CrN-1982)

Чапаевка (Триполье CI)

2920±100 лет до н. э. (Bln-631)

Евминка I (Триполье CI)

2840±100 лет до н. э. (UCLA)

Маяки (Триполье γII)

2450±100 лет до н. э. (Bln-609)

2390±65 лет до н. э. (ЛЕ-645)

2425±60 лет до н. э. (UCLA-1642 В)

2425±60 лет до н. э. (UCLA-1642 С)

Усатово (Триполье γII)

2380±60 лет до н. э. (UCLA-1642 A)

Данку II (Триполье γII)

2650±60 лет до н. э. (ЛЕ-1054)

Этот список может быть продолжен за счет дат, полученных для культур, находившихся в контакте с культурой Триполье-Кукутени (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972):

Цмелюв (культура воронковидных кубков)

2725±110 лет до н. э. (H-566/592)

2665±40 лет до н. э. (CrN-5088)

Клементовице Д (культура шаровидных амфор)

2490±160 лет до н. э. (KN-225)

2240±40 лет до н. э. (CrN-5046в)

2195±69 лет до н. э. (CrN-5046a)

Михайловка, нижний слой (ямная культура)

2380±100 лет до н. э. (Bln-630)

2100±150 лет до н. э. (ЛЕ-335)

Чернавода I (культура Чернавода I)

2555±100 лет до н. э. (Bln-61a)

2435±100 лет до н. э. (Bln-61)

2310±100 лет до н. э. (Bln-62)

Согласуются с ними и даты фракийской культуры Караново (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972):

Эзеро I-6 (культура Караново VII)

2385±80 лет до н. э. (Bln-421)

2360±80 лет до н. э. (Bln-524)

Совокупность приведенных выше абсолютных дат позволяет заключить, что поздний период культуры Триполье-Кукутени приходится в основном на первую половину III тысячелетия до н. э., а конец — на третью четверть того же тысячелетия.

Памятники позднего периода культуры Триполье-Кукутени чрезвычайно разнообразны. Различия фиксируются как между территориальными вариантами, так и внутри каждого из них. В этот период одновременно существуют небольшие поселения с нерегулярной застройкой и поселения-гиганты (до 300–400 га) со строгой планировкой (кольцами и радиусами), укрепленные и неукрепленные поселки, одноэтажные и двухэтажные дома средних (40–80 кв. м) и крупных (100–150 кв. м) размеров, курганные и бескурганные могильники, обычные погребения и захоронения отдельных частей человеческих скелетов на площади поселений. Известны кремнеобрабатывающие и гончарные мастерские этого времени. Кремневые изделия увеличиваются в размерах, поскольку наиболее распространенной формой заготовок становятся крупные пластины. Орудия, как правило, обрабатываются струйчатой ретушью. Распространяются кремневые топоры нескольких типов — узкообушные, толстообушные, прямоугольных очертаний, трапециевидные. В металлообработке практикуется литье в двусторонние формы. Керамический комплекс зоны расписной керамики (табл. LXXVII) включает две группы сосудов: из плохо отмученной глины с различными примесями и грубообработанной поверхностью и из мелкоструктурной глины, лощеные, с росписью и без росписи. В отдельных районах керамический комплекс по-прежнему содержит сосуды с углубленным орнаментом. Различается по районам и пластика: в восточных районах она схематична, в западных — более реалистична. Для позднего периода значительно ярче выражено и различие между территориальными группами памятников.

В настоящее время к 1-й ступени позднего периода (табл. 9; карта 6, а) культуры Триполье-Кукутени бесспорно могут быть отнесены лишь два памятника-поселения Брынзены IV и Стольничены на левобережье Прута (Маркевич В.И., 1981). Не исключено, что к этой же ступени относится и поселение Поливанов Яр I₁ (Пассек Т.С., 1952; 1961а). Отдельные формы керамики (биноклевидный сосуд и кубок) последнего близки аналогичным изделиям среднетрипольских поселений типа Раковец, но материалы его пока не опубликованы.

Поселение Брынзены IV, как и многие среднетрипольские, расположено на мысу и ограничено с трех сторон крутыми склонами. Здесь вскрыты два жилища. Одно из них имело размеры 14×5 м и было двухкамерным. Стены его сооружены на плетневом каркасе и обмазаны глиной. В каждой камере находилась печь (1,2×1,2 м), вылепленная ленточным способом. Земляной пол был подмазан глиной с песком. Межэтажное перекрытие этого двухэтажного дома представляло собой настил из плах шириной 12–24 см, покрытых глиняной обмазкой толщиной 1 см. На полах обоих этажей находились глинобитные возвышения, возле которых найдены сосуды. Таким образом, это жилище аналогично домам среднетрипольских поселений Пруто-Днестровского междуречья.

Инвентарь поселения включал изделия из двух сортов кремня — местного и привозного. Это наконечники стрел и копий, ножи, серпы, скребки, сверла. Заготовками служили пластины с ровными параллельными сторонами. Лезвия режущих орудий оформлялись струйчатой ретушью. Формы орудий не претерпели серьезных изменений по сравнению с памятниками среднего периода. Даже наконечники стрел и копий по-прежнему имели треугольную форму и ровное основание. Комплекс поселения содержал также шлифованные тесла из кремнистого сланца и проушной топор-молот, типичные для позднего периода удлиненные лощила в виде плоских лопаточек, глиняные рыболовные грузила и пряслица обычных форм. Медные изделия на поселении не обнаружены.

Керамика поселений 1-й ступени позднего периода представлена кухонными и столовыми расписными сосудами, что вообще характерно для памятников зоны распространения расписной посуды. Первые весьма малочисленны. Это приземистые сосуды с округлым туловом из плохо отмученной глины с примесью дробленой раковины, орнаментированные фестонами, нанесенными гребенчатым штампом, наколами и «жемчужинами», с глухими, реже — с проколотыми ушками. Расписная керамика вылеплена из хорошо отмученной глины, равномерно обожжена. Она представлена биконическими сосудами с ровным, отогнутым наружу венчиком и ручками на плечиках, антропоморфными сосудами с широко раздутыми плечиками, несколько приостренными снизу, биконическими сосудами с сильно отогнутым венчиком и ушками у основания края, биконическими чашами (кубками), биконическими округлобокими горшками, коническими, полусферическими и полусферическими с уплощенным верхом крышками, коническими и с загнутым внутрь краем мисками (табл. LXXVIII, 118–132). Зональный орнамент в виде спиралевидных лент и овалов нанесен черно-коричневой краской часто в сочетании с красной краской, заключен в метопы, расположен, как правило, в верхней части сосудов (табл. LXXVIII, 175–188). Нижняя часть их часто не орнаментирована. На отдельных экземплярах роспись сопровождается изображением птиц.

На протяжении первой половины позднего периода распространены преимущественно женские стоячие статуэтки удлиненных пропорций с выделенной талией и надбедренными выступами со сквозными отверстиями. Головка фигурок уплощенная, большой нос передан защипом, глаза — двумя отверстиями. Ноги сведены на конус, завершенный одной небольшой ступней. Есть и сидячие статуэтки с раздельно моделированными ногами. Некоторые из них местами сохранили роспись. Среди ритуальных предметов имеются также глиняные шарики, возможно, модели хлеба и фишки, очевидно, игральные (Маркевич В.И., 1981).

Ко 2-й ступени позднего периода относятся поселения, керамический комплекс которых занимает промежуточное положение между комплексами первой ступени типа Брынзены IV и комплексами 3-й ступени типа Петрены. Таковы не синхронные, но близкие по времени поселения типа Бильче Золотое-Сад II в Верхнем Поднестровье (Ossowski G., 1893), поселение Шипенцы Б в Попрутье (Kandyba O., 1937), очевидно, Коломийщина II в Поднепровье (Пассек Т.С., 1949а), поселения типа Попудня (Himner M., 1933) и Майданецкое (Шмаглий Н.М., 1980) в бассейне р. Синюхи (карта 6, а; табл. 9). Большинство их имело средние (8-15 га) размеры, кольцевую планировку и не было укреплено (Коломийщина II, Попудня). Только в Буго-Днепровском междуречье продолжали существовать поселения-гиганты. Примером может служить поселение Майданецкое (табл. LXXIX, 2), первоначально насчитывавшее более 700 жилищ (Шмаглий Н.М., 1980). Жизнь на поселении продолжалась, очевидно, и на 3-й ступени. К тому времени оно состояло уже из 1500 жилищ, располагавшихся четырьмя концентрическими кругами, и занимало площадь около 300 га. Видимо, крупные поселения существовали более длительное время, чем средние. Поселки были застроены наземными домами обычной для трипольцев конструкции, в том числе и двухэтажными, средних (30–50 кв. м) и крупных (100, 200, 300 кв. м) размеров. Могильники и отдельные захоронения 1-4-й ступеней позднего периода пока не обнаружены.

Каменный и костяной инвентарь рассматриваемых памятников все еще аналогичен инвентарю комплексов конца среднего периода. Медные изделия этого времени не известны.

Расписная керамика, послужившая основанием для выделения памятников 2-й ступени позднего периода, отчетливо проявляет территориальные особенности. Керамические комплексы Верхнего Поднестровья (табл. LXXVII) и Верхнего Попрутья, а также бассейна р. Синюхи продолжают линию развития расписной керамики предшествующего времени, а комплексы поселений Среднего Поднепровья, находившихся вне зоны распространения расписной посуды, — местную линию развития керамики с углубленным орнаментом. Кухонная керамика с примесью дробленой раковины в тесте однотипна во всех районах культуры Триполье-Кукутени (табл. LXXVII, 56, 57; LXXVIII, 117). Это плоскодонные горшки иногда на четырех ножках, традиционно украшенные гребенчатыми расчесами. Отдельные экземпляры имеют небольшую ленточную ручку. Для Среднего Поднепровья характерна посуда с углубленным орнаментом из глины с примесью песка, украшенная узорами из спирально изогнутых лент, фестонов и полуовалов. Часть форм этой группы посуды совпадает с формами привозной расписной керамики, в частности происходящей с территории Побужья и Поднестровья. Процент привозной керамики с росписью в комплексах Среднего Поднепровья типа Коломийщина II незначителен. Местными формами являются в этом регионе кратеровидные и антропоморфные с широкими боками и уплощенным горлом сосуды, а также усеченно-конические крышки с плоским верхом. В Верхнем Поднепровье среди расписных форм распространяются экземпляры с мягкими очертаниями (табл. LXXVII, 41, 43–45), но сохраняются и острореберные, присущие комплексам первых ступеней позднего периода (табл. LXXVII, 46, 48). Роспись выполнена черной или черно-коричневой краской по светлой красочной облицовке (желтовато-коричневатые тона). Основными орнаментальными мотивами являются эсовидная спираль и своеобразно трактованные ее детали, заключенные в горизонтальные пояса (табл. LV, 5, 23; LXXVII, 58–61, 63). В орнаменты впервые включаются силуэтные, реже — контурные изображения домашних животных (табл. LXXVII, 69–71), иногда сочетающиеся с растительным узором (табл. LXXХ, 3, 4).

Наряду с обычными для позднего периода статуэтками (табл. LXXVII, 67, 68) отметим найденные на поселении Коломийщина II фигурку одноглазого сидящего мужчины и глиняную фрагментированную модель жилища (Пассек Т.С., 1938б; 1949а, с. 75–76, рис. 31, 1; 32).

3-я ступень позднего периода (карта 6, а; табл. 9) представлена поселениями Петрены и Главан в Молдавии, Кирилловка, Черкасов Сад и Стена (нижний горизонт) на левобережье Среднего Днестра (Маркевич В.И., 1981), поселениями Томашовка и Сушковка в Побужье (Passek T., 1935; Пассек Т.С., 1949а). Представление о планировке и характере жилищ памятников этого времени дает поселение Петрены, расположенные на плато в междуречье Прута и Днестра и известное еще по раскопкам начала века (Штерн Э.Р., 1906; Пассек Т.С., 1949а; 1949б). Согласно новейшим исследованиям (Маркевич В.И., 1981), поселение площадью 30 га не было укреплено, имело круговую планировку и, очевидно, застраивалось строго по плану от центра к внешнему краю (табл. LXXIX, 3). Дома размерами в среднем 8×5 м стояли вдоль радиальных и кольцевых улиц плотными рядами, и только у внешнего края поселения располагалось несколько крупных (14–16×6–7 м) построек. Судя по наличию кусков глиняной обмазки от потолочного перекрытия, дома были двухэтажными. По приблизительным подсчетам, в период своего расцвета поселение насчитывало около 500 жилищ, в которых могли проживать 4 тыс. человек.

Сведения о раскопках большинства названных памятников 3-й ступени позднего периода чрезвычайно скудны, материалы их практически не изданы. Судя по имеющимся публикациям, инвентарь поселений этого времени заметно не отличается от инвентаря предшествующих памятников. Среди изделий отметим лишь ножевидные пластины с крутой ретушью и круглые глиняные грузила для ткацкого стана.

Керамические комплексы 3-й ступени зоны распространения расписной керамики содержат сосуды двух групп — кухонные и расписные. Процент первых незначителен. Вторая группа сосудов, за редким исключением, представлена острореберными формами (табл. LXXVIII, 109), В их числе — биконические и сфероконические горшки с резко отогнутым наружу краем, грушевидные горшки, миски усеченно-конической, полусферической и усеченной-сфероконической форм, кубки с ручкой (табл. LXXVIII, 99-108, 114, 115). Имеются также крышки: шлемовидные с уплощенным верхом и двумя ушками, полусферические с двумя ушками-рожками и уплощенные с грибовидной ручкой в центре (табл. LXXVIII, 111, 112, 113), Оригинальны зооморфный сосуд на четырех соединенных ножках (табл. LXXVIII, 116) и так называемые лицевые урны. Отмечен и «бинокль». Роспись нанесена на залощенную поверхность коричневатых тонов темно-коричневой краской, иногда с добавлением ярко-красной краски, что делает узор очень нарядным. Рисунок легче, чем на предыдущей ступени, так как пространство между эсовидными спиралями не закрашивается полностью (табл. LXXVIII, 166–174), Спирали постепенно распадаются на отдельные элементы (например, на два круга, соединенных широкой лентой или узкой полоской), что на 4-й ступени приводит к дальнейшей геометризации этого вида орнамента. Орнаментальные композиции включают силуэтные изображения бегущих животных, преимущественно собак. Сосуд из Петреи (цветная вклейка) украшен геометризированными человеческими фигурками. Изменения в орнаменте и большое число острореберных сосудов (табл. LXXX, 1, 2) на поселениях типа Томашовка позволяют считать их промежуточными между поселениями типа Бильче Золотое-Сад II и Варваровка VIII. По этим признакам к 3-й ступени позднего периода отнесено большинство жилищ поселения Майданецкое, возникшего на 2-й ступени позднего периода.

Находки ритуальных предметов этого времени довольно редки. Большинство их обнаружено в Побужье. Это глиняные модели жилищ, воспроизводящие внутренний вид помещений с печью у входа, а также схематичные антропоморфные статуэтки. Последние имеют уплощенную головку с носом-защипом и сквозными отверстиями, на месте глаз, небольшие плечевые выступы вместо рук, заостренную или тумбообразную ножку, отверстия в плечах и бедрах (рис. 12, 15). Отметим статуэтку с поселения Сушковка (рис. 12, 5), изображающую сидящую женщину с ребенком на руках (Himner M., 1933). Кроме того, в Сушковке найдены фигурки домашних животных и в их числе — головка лошади (рис. 12, 6).

Следующая (4-я) ступень развития памятников позднего периода проявляется пока очень слабо. С наибольшей достоверностью к этой ступени можно отнести полностью раскопанное поселение Коломийщина I в Киевском Поднепровье (Пассек Т.С., 1949а), поселения типа Великий Букрин и Пекари в Каневском течении Днепра (Мовша Т.Г., 1971б), поселения Магала на Пруте (Винокур И.С., 1966) и Сухостав (Кравец В.П., 1955) в Верхнем Поднестровье. На последнем памятнике также велись раскопки, однако материалы его пока не изданы. На территории Молдавии памятники 4-й ступени позднего периода не обнаружены.

Коломийщина I — мысовое поселение диаметром 170 м с кольцевой планировкой (табл. LXIX, 1): 30 домов средних (43–91 кв. м) и крупных (105–136 кв. м) размеров располагались по внешнему кругу, внутри которого находилось еще шесть небольших (до 40 кв. м) построек. Два дома (80 и 113 кв. м) стояли на площади в центре поселка. Особенностью поднепровских и поднестровских жилищ этого времени является наличие так называемой плитчатой обмазки. Она изготовлялась из глины с небольшой примесью песка или без заметных примесей. Мощные настилы такой обмазки представляют собой остатки прокалившегося в огне пожара и рухнувшего на земляной пол межэтажного перекрытия (Кричевский Е.Ю., 1940а).

Керамика поселения Коломийщина I делится на три группы. Преобладает лощеная посуда с углубленным орнаментом, довольно много кухонных сосудов из глины с примесью песка и дробленой раковины и, наконец, меньшая доля приходится на расписную монохромную (с черной росписью) керамику. Этот керамический комплекс (табл. LXX, 1–5, 7-17) настолько близок посуде поселения Чапаевка, относящегося к 5-й ступени позднего периода, что позволяет считать памятники типа Коломийщина I непосредственно предшествующими поселениям чапаевского типа (Круц В.А., 1977).

Значительно лучше представлены памятники 5-й ступени позднего периода (табл. 9; карта 6, а). Это, прежде всего, поселение Варваровка VIII (Маркевич В.И., 1981) и аналогичные ему памятники близ г. Сороки (Черныш Е.К., 1970) в Северной Молдавии, поселения Крутобородинцы II (Хвойко В.В., 1909), Чапаевка и Казаровичи I (Круц В.А., 1977) в Среднем Поднепровье и Фрумушика III в Молдавском Прикарпатье (Matasă C., 1946). В Киевском Поднепровье днестровским поселениям 5-й ступени позднего периода соответствуют памятники чапаевского типа (Круц В.А. 1977).

Данные о планировке поселков и жилищах имеются для Варваровки VIII и поднепровских памятников. Поселение Варваровка VIII площадью около 40 га расположено на высоком коренном берегу р. Реут, имеет круговую планировку и насчитывает не менее 200 наземных жилищ. Раскопаны шесть домов: пять прямоугольных и одно Г-образное в плане с выступом размерами 4,6×2,0 м. Размеры домов в среднем составляют 12×5 — 16×6 м. Пять жилищ были двухкамерными, одно — трехкамерным. Постройки отапливались печами, вылепленными ленточным способом. Поднепровские поселения состоят всего из 10–12 жилищ, расположенных по кругу или овалу. Там вскрыты двухкамерные углубленные жилища площадью 12–40 кв. м, хозяйственные ямы и очаги.

На юго-западной окраине поселения Чапаевка обнаружен могильник, где расчищено 31 погребение. Могилы размещались четырьмя рядами по линии север — юг. Четыре погребения были парными. Захоронения совершены в вытянутом положении на спине, головой на запад, с вытянутыми вдоль корпуса руками. Все они принадлежали взрослым людям. 11 могил сопровождались инвентарем, включавшим сосуды, кремневые скребки, ножи и дротики, глиняную статуэтку (Круц В.А., 1977).

Инвентарь поднепровских поселений указывает на связи этих общин с населением Волыни, от которого они получали кремень. Специфически местными изделиями региона являются роговые боевые топоры, клевцы, тесла, мотыги, проколки, костяные шилья и рыболовные крюки (Круц В.А., 1977). Из медных изделий найдено только одно шило. Инвентарь памятников других регионов пока не опубликован.

Керамика поселения Варваровка VIII представлена в основном расписной посудой, хотя имеются и кухонные широкогорлые приземистые горшки с примесью дробленой раковины в тесте, орнаментированные гребенчатыми расчесами по горлу и «жемчужинами» по плечикам (табл. LXXVIII, 79–96, 97, 98). Расписная керамика изготовлена из тонко отмученной глины. Это биконические и сфероконические формы с резко отогнутым наружу венчиком, иногда с парными ручками, имеющими сквозные горизонтальные отверстия. Почти все горшки острореберные, а миски — усеченно-конические. В числе новых форм имеются конические крышки, похожие на миски (табл. LXXVIII, 92), крышки с ребром, также подобные мискам (табл. LXXVIII, 91), усеченно-конические крышки (табл. LXXVIII, 88), биконические сосуды с ровно срезанным краем (табл. LXXVIII, 86). Орнамент характеризуется почти полным распадением спирали на отдельные элементы. Последние заключены в широкие пояса, выше которых изображаются бегущие животные (залиты красной краской), сцены охоты, астральные знаки. Роспись выполнена черной или темно-коричневой краской иногда в сочетании с красной. Отмечается большое сходство сосудов с зооморфными сюжетами из Варваровки VIII с подобными изделиями поселений Крутобородинцы II и Фрумушика III, где изображения животных выполнены черной или красной краской (табл. LXXVIII, 159–165; LXXXI, 2; LXXXI I, 9, 10).

Керамика памятников чапаевского типа делится на те же группы, что и посуда поселения Коломийщина I: лощеную с углубленным орнаментом, изготовленную из глины с примесью песка и зерен кровавика; кухонную из глины с примесью толченых раковин и расписную (табл. LXX, 84–95). Последняя является привозной и составляет в поднепровских комплексах от 1 до 10 % (Круц В.А., 1977). Присутствие в орнаментах изображений животных позволяет сближать эту посуду с поднестровской.

На памятниках 5-й ступени позднего периода найдено довольно большое число образцов пластики. Как обычно, доминируют женские статуэтки, но имеются и мужские. Женские статуэтки стоячие (рис. 12, 8) и полусидячие, мужские — все стоячие. Зооморфная пластика представлена фигурками быка, коровы, овцы, барана (Маркевич В.И., 1981).

Следующая, 6-я, ступень позднего периода документируется материалами раскопок на поселениях Варваровка XV и Костешты X в Северной Молдавии (Маркевич В.И., 1970б; 1981), Трушешти II и Валя-Лупулуй на Пруте (Petrescu-Dîmboviţa M., 1963; Dinu M., 1957). На поселении Варваровка XV, расположенном на правом, коренном берегу Реута, вскрыто всего одно жилище размерами 25×7 м. Поражают не только размеры этой постройки, но и совершенство конструкции, и обилие великолепной расписной посуды. Постройка отапливалась четырьмя печами, пол ее был обмазан глиной в несколько слоев, а глиняная штукатурка частично окрашена красной краской. В юго-восточном углу располагался ткацкий стан, на месте которого найдены 50 целых и восемь сломанных грузил, семь глиняных дисков с отверстием в центре и биконическое пряслице. Кроме того, в жилище обнаружены зернотерка и семь обломков таких же орудий, пять ножей и скребков на пластинах, изготовленных из импортного кремня. В целом поселения 6-й ступени исследованы крайне слабо. Тем более интересно открытие остатков двухъярусных гончарных печей на поселении Валя-Лупулуй в Румынии (Comşa E., 1976), что документирует высокий уровень гончарного производства в первой половине позднего периода.

На рассматриваемых памятниках кухонной керамики с примесью толченой раковины в тесте мало (4 %). Формы ее не претерпели заметных перемен. Формы же расписной посуды несколько меняются: сокращается число острореберных сосудов, профиль большинства их становится мягче. Полностью исчезают «лицевые урны». Появляются горшки с сильно раздутым туловом и высокой сужающейся шейкой, завершающейся резко отогнутым наружу краем (табл. LXXVIII, 62), сосуды со сферическим туловом, высоким горлом и ручками у основания горла (табл. LXXVIII, 63), цилиндрические сосуды с отогнутыми краями (табл. LXXVIII, 68), миски с резко отогнутым наружу краем (табл. LXXVIII, 72), шлемовидные миски с ребром и отогнутым наружу краем (табл. LXXVIII, 75), полусферические миски (табл. LXXVIII, 76). В росписи используются темно-коричневая и красная краски. Сосуды пышно орнаментируются по всей поверхности или только в верхней половине. Продолжается процесс распадения спирали на отдельные элементы (табл. LXXVIII, 154–156). Более нарядными становятся миски, расписанные с двух сторон (табл. LXXVIII, 157–158). В композицию по-прежнему включаются изображения животных, выполненные красной и оконтуренные черной красками (табл. LXXXI, 1, 7, 8). Нередко фигурки животных сочетаются с символическими знаками, среди которых наиболее часты ромбы (табл. LXXXIII, 14).

Антропоморфная пластика памятников 6-й ступени позднего периода представлена немногочисленными обломками статуэток, моделированных в условно-реалистическом стиле и напоминающих фигурки предшествующего времени.

По ряду признаков исследователи объединяют поселения первой половины позднего периода в территориальные группы, учитывая их генетические связи с памятниками среднего периода. Наиболее полно процесс развития культуры Триполье-Кукутени рассматриваемого времени прослежен в Северной Молдавии по материалам поселений Брынзени IV, Петрены, Варваровка VIII и XV, Сороки-Озеро (карта 4, V, 1; табл. 9, 1). Территориальные группы памятников первой половины позднего периода выделены в Среднем Поднестровье между реками Жванчик и Немия (карта 4, V, 4; табл. 9, 3), где они представлены комплексами типа Поливанов Яр I₁, Крутобородинцы II и Дарабаны II, а также в Киевском Поднепровье (карта 4, V, 5; табл. 9, 5) по материалам поселений Коломийщина I и II, Казаровичи I, Чапаевка. В Верхнем Поднестровье и Верхнем Попрутье (карта 4, V, 3; табл. 9, 3) сосредоточена еще одна группа памятников, включающая поселения Шипенцы Б, Бильче Золотое-Сад II, Сухостав и Магала. В Буго-Днепровском междуречье памятники первой половины позднего периода выявлены преимущественно в бассейне р. Синюхи (карта 4, V, 6; табл. 9, 6), где они представлены поселениями Майданецкое, Попудня, Сушковка, Томашовка, Старая Вуда, Касеновка, а также более поздними поселениями типа Пекари и Великий Букрин в Каневском течении Днепра (карта 4, V, 6; табл. 9, 6). В Нижнем Поднестровье и на Волыни памятники рассматриваемого времени пока не обнаружены (табл. 9, 2, 7), а в Побужье выше р. Соб открыты (карта 4, V, 8), но не исследованы (Заец И.И., 1975в; 1978). Еще две группы памятников локализованы на правобережье Прута (карта 4, V, 7; табл. 9, 8) и в Прикарпатье (карта 4, V, 2; табл. 9, 9). Это поселения Валя-Лупулуй, Трушешти II и Фрумушика III.

Сравнительный анализ инвентаря позволил исследователям прийти к заключению, что памятники Северной Молдавии (табл. 9, 1) развивались на базе поселений среднего периода типа Каларашовка, Брынзены VIII (Маркевич В.И., 1981), памятники Верхнего Поднестровья (табл. 9, 4) — на базе поселений типа Незвиско III, Городница II (Majewski K., 1947), памятники Киевщины (табл. 9, 5) — на базе поселений типа Пенежково, Клищев, Мирополье (Мовша Т.Г., 1971б; Цвек Е.В., 1980б), памятники Каневщины (табл. 9, 6) — на базе поселений Андреевка, Гарбузин, а памятники бассейна р. Синюхи типа Сушковка (табл. 9, 6) — на базе поселений типа Владимировка (Мовша Т.Г., 1971б; 1972). На правобережье Прута (табл. 9, 8) ив Прикарпатье (табл. 9, 9) также наблюдается генетическая связь между памятниками позднего и среднего периодов культуры Триполье-Кукутени (Dumitrescu V., 1963а). Эта схема развития памятников учитывала разновременность поселений, однако лишь теперь, когда в Северной Молдавии выделены памятники-эталоны четырех ступеней (1, 3, 5 и 6-й) позднего периода, в ней стали видны отсутствующие звенья. Вот почему при группировке памятников со сходными признаками о четко выраженной линии последовательного развития можно говорить только для трех территориальных групп (табл. 9, 1, 5, 6).

Таким образом, первая половина позднего периода культуры Триполье-Кукутени приходится на первую четверть III тысячелетия до н. э. Это время знаменуется расширением территории трипольско-кукутенских племен за счет чужих земель в Среднем Поднепровье, Верхнем Попрутье и Верхнем Поднестровье (карта 4, V, 6). Население юго-восточной окраины трипольско-кукутенского ареала переходит к сооружению поселений площадью в сотни гектаров, что свидетельствует о каких-то серьезных экономических и социальных переменах в жизни общества. Крупные поселения возникают и в Пруто-Днестровском междуречье. Высокого уровня достигает животноводство. Расширяется внутриплеменной обмен, в котором большая роль отводится изделиям из высокосортного кремня. Возникают крупные межобщинные мастерские, готовая продукция которых доставляется и на днепровские берега (Мовша Т.Г., 1958). Возможно, увеличивается и товарообмен с соседними племенами. У племен, обитающих в разных географических условиях, резко выявляются складывавшиеся веками особенности экономики. В Поднестровье это выражается в специализации населения по изготовлению кремневых орудий, в Буго-Днепровском междуречье — видимо, в подъеме животноводства, в Киевском Поднепровье — в развитии охотничьего хозяйства. Различные хозяйственные интересы приводят к обособлению племен, продолжающих развивать те отрасли экономики, которые дают наибольшую выгоду в данном районе.

Впервые памятники второй половины позднего периода были выделены еще в 30-е годы (Passek Т., 1935). В конце 40-х годов Т.С. Пассек к финальному этапу Триполья (СII-γII) были отнесены памятники типа Городск в Киевско-Волынском Полесье (карта 4, VI, 14), типа Евминка в Среднем Поднепровье (карта 4, VI, 5), типа Усатово в Северном Причерноморье и Нижнем Поднестровье (карта 4, VI, 9), а также типа Колодистое в Побужье (карта 4, VI, 11). По наименованию наиболее исследованных памятников финальный этап был условно назван ею городско-усатовским (Пассек Т.С., 1949а). Этот термин настолько прижился, что используется до сих пор наряду с термином Городиштя-Фолтешти, обозначающим аналогичные памятники (карта 4, VI, 7, 10) северо-восточных и юго-восточных районов Румынии (Dumitrescu V., 1960; Niţu A., 1977). Активные полевые работы, приведшие к открытию памятников новых локальных групп, в 50-е и начале 60-х годов вызвали дискуссию относительно их культурной принадлежности. Если в 40-х годах Е.Ю. Кричевский в своеобразии памятников городско-усатовского этапа усматривал результат процесса отмирания основных черт трипольской культуры (Кричевский Е.Ю., 1941), то в 50-е годы такое своеобразие расценивалось рядом ученых как свидетельство самостоятельного развития культур, генетически не связанных с Трипольем (Sulimirski T., 1950; Брюсов А.Я., 1952; Gimbutas M., 1956; Dumitrescu V., 1963а). С течением времени ошибочность этого вывода стала совершенно очевидной (Дергачев В.А., 1980).

В 70-е годы поздний период было предложено разделить на шесть (Мовша Т.Г., 1972), семь (Niţu A., 1977) и даже на девять (Маркевич В.И., 1981) ступеней, однако и такое членение не отражало всего разнообразия трипольско-кукутенских поселений этого времени. На наш взгляд, как уже отмечалось, число ступеней позднего периода может быть доведено до 11 (табл. 9), при этом начало второй его половины приходится на 7-ю ступень. Согласно схемам периодизации памятников культуры Триполье-Кукутени, предложенным В.Г. Збеновичем и В.А. Дергачевым, к позднему периоду относятся только памятники этапа СII-γII, а предшествующие им рассматриваются в тесной связи с памятниками среднего периода (Збенович В.Г., 1972; 1976б; Дергачев В.А., 1980). Румынские исследователи такой резкой грани между поселениями первой и второй половины позднего периода не проводят (Niţu A., 1977). Поскольку периодизация В.И. Маркевича наиболее полно учитывает комплексы, характеризующие разные ступени развития культуры Триполье-Кукутени позднего периода (Маркевич В.И., 1981), в нашем изложении она принята за исходную.

Материалы поселений Старые Бадражи в Северной Молдавии (Маркевич В.И., 1981), Дарабаны II в Среднем Поднестровье (Passek T., 1935; Пассек Т.С., 1950), памятников лукашовского типа в Среднем Поднепровье (Круц В.А., 1977), а также поселений Кукутени-Четэцуя IV (Schmidt H., 1932), Тыргу Окна-Подей (Matasă C., 1964) и Сэрата-Монтеору в Румынии (Nestor I., Zaharia E., 1955) позволили выделить 7-ю ступень позднего периода.

За исключением Старых Бадражей площадью 50 га, все известные поселения этого времени невелики. Их площадь составляет 1–2 га. Планировка поселений различна. Так, в Старых Бадражах отмечено расположение жилищ группами на большом расстоянии друг от друга, а на поселениях Поднепровья зафиксирована круговая планировка. Например, поселение Лукаши насчитывало девять домов, располагавшихся по овалу (180×120 м), а поселение Подгорцы II — 12 жилищ, размещенных по кругу диаметром 150 м. Мысовые поселения (Кукутени-Четэцуя IV и, возможно, Дарабаны II) укреплялись рвами. В Старых Бадражах вскрыты два наземных прямоугольных в плане дома размерами 10×6 и 20×8 м. В полу меньшего из них расчищена округлая яма диаметром 1,6 м и глубиной 2,0 м. Второе, большое, жилище было двухэтажным. На первом его этаже находились четыре печи. У торцевой стенки дома найдены 82 пирамидальных глиняных грузила для ткацкого стана, а у противоположной стены — округлая известняковая плита и семь глиняных фигурок бычков рядом с ней, а также креслице с «рогатой» спинкой, обломки женской статуэтки и глиняного фаллоса. Кроме того, в доме обнаружены три кремневых отщепа и орудие из рога оленя (Маркевич В.И., 1981). Жилища поднепровских поселений имели небольшие размеры и довольно тонкую глиняную обмазку. Так, максимальные размеры наземных построек на поселении Лукаши достигали всего 4,5×3,0 м, а на поселении Сергеевка II — 10×3 м. В полах некоторых домов находились ямы. На поселениях Евминка II и Казаровичи выявлены углубленные в землю на 0,6–1,0 м жилища, от которых сохранились ямы овальных очертаний размерами от 4,4×2,2 до 9×7 м. В них обнаружены открытые очаги (Круц В.А., 1977).

В Поднестровье, помимо поселений, открыты мастерские по добыче и первичной обработке кремня (Черныш Е.К., 1967), на месте которых обнаружены скопления желваков и обломков, бракованных заготовок тесел, топоров, сверл, наконечников дротиков и копий (табл. LXXXIV). Орудия изготовлялись не только для нужд местного населения, но и на обмен, широко распространяясь по трипольской территории вплоть до Поднепровья (Мовша Т.Г., 1958). Эти крупные межобщинные мастерские функционировали длительное время и поэтому не могут быть отнесены к какой-либо определенной ступени позднего периода. Не претерпевая заметных изменений, кремневые ножи, скребки, сверла и наконечники стрел, а также костяные шилья и роговые мотыги существовали на протяжении нескольких ступеней (табл. LXXXV, 1-12, 17–28). Наряду с широкими треугольными наконечниками стрел с ровным основанием, изготовленными из отщепов, все чаще выделывались наконечники удлиненной формы с выемкой в основании. В Поднепровье, бедном кремнем, развитие получило производство роговых и костяных инструментов: наконечников мотыг с продольными и поперечными лезвиями, тесел, долот, клевцов (табл. LII). Повсеместно обильны на поселениях 7-й ступени позднего периода глиняные пирамидальные грузила для ткацкого стана. Конические и биконические глиняные пряслица, в том числе украшенные насечками и наколами и характерные для позднетрипольских поселений последних ступеней позднего периода, более редки.

Металлические изделия происходят с двух памятников рассматриваемого времени — Кукутени Четэцуя IV и Тыргу Окна-Подей (Matasă С., 1964). Наряду с медными шильями и кинжалами там найдены целые и сломанные топоры-тесла и топор-молот типов, известных на памятниках среднего периода культуры Триполье-Кукутени (табл. LX, 1).

Керамика поселений 7-й ступени позднего периода, расположенных к западу от Днестра, делится на две группы. До 80 % составляет расписная посуда из мелкоструктурной глины. Роспись нанесена темно-коричневой или черной краской, иногда с добавлением красной краски по желтовато-оранжевому фону. Около 20 % приходится на посуду с примесью дробленой раковины в тесте. В юго-западных областях (Сэрата-Монтеору, Тыргу Окна-Подей) по обработке поверхности выделяется еще одна группа посуды — вариант Монтеору (Dumitrescu V., 1960). Эта посуда прекрасно залощена по черной или темно-коричневой поверхности, изредка расписана белой краской. Керамику поднепровских поселений исследователи делят на столовую (две подгруппы) и кухонную из глины с примесью дробленой раковины. Керамика первой подгруппы столовой посуды, вылепленная из глины с примесью мелкого песка, составляет до 50–80 %. Ко второй подгруппе относят привозную расписную посуду, процент которой колеблется на разных поселениях от 4,6 до 22,5. Основные формы сосудов представлены в коллекции Старых Бадражей (табл. LXXVIII, 48–58). Сфероконические сосуды с высоким, слегка расширяющимся горлом (табл. LXXVIII, 48, 49) повсеместно приобретают острое ребро, как и некоторые другие формы (кружки, кувшины, миски на поддоне, биконические чаши), причем даже в Поднепровье (табл. LXX, 70–72, 79), где лощеные сосуды по-прежнему украшены углубленным узором из линий, насечек и наколов. Сохраняется и растительный мотив. В зоне расписной керамики орнамент большинства форм заключен в один-три пояса (табл. LXXVIII, 149–151), а миски украшены по всей поверхности с обеих сторон (табл. LXXVIII, 152–153). Характерны такие элементы орнамента, как группы ромбов с крючками, знаки в виде буквы М. Изображения животных редки по сравнению с предшествующим временем. Чаще встречаются изображения змей в виде широкой, короткой, дважды изогнутой ленты. В орнамент включены также символические изображения — женские символы в виде линзообразного овала, символы быка, древа жизни и т. д. (табл. LXVII, 2).

Антропоморфная и зооморфная пластика этого времени малочисленна. Статуэтки вылеплены небрежно, особенно в Поднепровье. По-прежнему в основном это женские фигурки, уплощенные, с плоской головкой, носом-защипом и глазами-проколами. Кроме того, по бокам на голове имеются два-три прокола. Они представлены стоячими фигурками с тумбообразной ножкой или со слившимися в конусообразный столбик двумя ножками (стоять не могут), а также сидячими статуэтками с прямыми, вытянутыми вперед и соединенными ногами.

Памятники 8-й ступени позднего периода на территории Северной Молдавии представлены, возможно, материалами поселения Корпач V, но они до сих пор не опубликованы (Маркевич В.И., 1981). Единственным памятником Верхнего Поднестровья, комплекс которого позволяет говорить о существовании этой ступени, является пока поселение Кошиловцы-Обоз, раскопанное в начале века К. Гадачеком (Hadaczek K., 1914; Захарук Ю.М., 1971а). Методически раскопки для того времени проведены неплохо. Вскрыта широкая площадь, прослежены отдельные глинобитные вымостки, в том числе сопровождавшиеся пережженными костями человека, но отсутствуют планы жилищ и профили раскопов. Среди орудий труда с этого поселения обращают на себя внимание изделия из крупных, удлиненных, хорошо отретушированных пластин, шлифованные кремневые и сланцевые топоры и тесла, крупные длинные лощила из кости.

Основную ценность составляет кошиловецкая коллекция керамики, демонстрирующая своеобразие развития трипольской культуры в Верхнем Поднестровье (табл. LXXXVI; LXXXVII, 1-18). Она включает две группы — расписную и кухонную из глины с примесью дробленой раковины. Число форм посуды довольно ограниченно. Много сосудов со сферическим туловом и высоким, воронковидно расширяющимся или цилиндрическим горлом (табл. LXXXVI, 13, 14, 17, 18, 22), биконических острореберных кубков (табл. LXXXVI, 5). Имеются также острореберные биконические кружки (табл. LXXXVI, 8, 12), округлобокие амфоровидные сосуды с цилиндрическим горлом и двумя ушками на широких боках (табл. LXXXVI, 11, 15), биконические крынкообразные (табл. LXXXVI, 16) и кратеровидные сосуды (табл. LXXXVI, 3), конические миски (табл. LXXXVI, 4), усеченно-конические (табл. LXXXVI, 1) и полусферические с двумя ушками-рожками крышки (табл. LXXXVI, 2). Кухонные горшки имеют плоское дно или четыре ножки (табл. LXXXVI, 24). На расписных сосудах орнамент выполнен темно-коричневой, белой и красной красками в различных сочетаниях. Красному и белому цветам в росписи отводится значительное место. В орнаменте наряду с распавшимся на отдельные элементы спиральным узором (табл. LXXXVI, 18) сохраняется узор в виде широкой белой изогнутой ленты (табл. LXXXVI, 22). На многих сосудах орнамент геометрический — в виде сходящихся или пересекающихся лент, наклонных параллельных полос или сетки (табл. LXXVII, 19–27). Изредка сосуды украшены лепными головками животных (табл. LXXXVI, 19, 20) или рисованными изображениями человека и животных (табл. LXXVII, 37–39; LXXXVII, 1).

Своеобразна пластика верхнеднестровских поселений, в частности кошиловецкого. Статуэтки, в большинстве своем передающие женскую фигуру, а реже мужскую, имеют две ноги, устойчивы, не лишены натуралистических черт (рис. 12, 10; табл. LXXVII, 30–32). Отдельные детали тела подкрашены красной или белой краской. Рисуются или прочерчиваются по сырой глине амулеты, висящие на шее на широкой ленте, детали одежды. Расписаны краской и фигурки животных, среди которых преобладают изображения быков (табл. LXXVII, 33; LXXXVII, 10, 11). Уникален сосуд в виде быка с двумя шеями и двумя головами, закрывающийся небольшой круглой крышкой (табл. LXXXVII, 4).

К 9-й ступени позднего периода относятся довольно хорошо исследованные памятники нескольких территориальных групп, входивших в зону распространения расписной керамики. В их числе — полностью раскопанные поселения Брынзены III и Костешты IV (Маркевич В.И., 1971; 1981), а также частично изученные поселения Кубань (Кетрару Н.А., 1964) и Кетрошика (Маркевич В.И., 1981) в Попрутье, Жванец-Щовб (Мовша Т.Г., 1970б), Мерешовка II (Пассек Т.С., 1955а; Маркевич В.И., 1981), Солончены II₃ (Мовша Т.Г., 1965а), Волчинец и Шолданешты (Пассек Т.С., 1955а) в Среднем Поднестровье, Бильче Золотое-Вертеба (Кандиба О., 1937) в Верхнем Поднестровье, Бэлтени (Zaharia N., 1964) в междуречье Прута и Жижии, могильники Колодистое (Мовша Т.Г., 1972) в Побужье, Голерканы и Выхватинцы I (Пассек Т.С., 1961а) в Среднем Поднестровье. К этой ступени, по мнению Э.Ф. Патоковой и В.А. Дергачева, следует относить отдельные захоронения грунтовых и курганных могильников, расположенных на территории с. Усатово под Одессой (Патокова Э.Ф., 1979, с. 156; Дергачев В.А., 1980, с. 118).

Поселения 9-й ступени обнаружены в различных топографических условиях: на естественно укрепленных мысах и останцах (Брынзены III, Костешты IV, Жванец-Щовб), на склонах плато близ небольших рек (Шолданешты), на высоком берегу Днестра (Солончены II₃) и в высокой пойме (Волчинец). Исследованные поселения невелики по размерам (1–1,5 га). Планировка их может быть определена как гнездовая, в некоторых случаях сложившаяся в результате разрастания поселка, первоначально имевшего кольцевую застройку (Брынзены III). Количество домов в отдельных группах колеблется от двух до семи. Всего на Брынзенском III поселении расчищено 37 жилищ, а на Костештском IV — 25 (табл. LXXIX, 4, 5). Поселения, располагавшиеся на высоких, труднодоступных мысах укреплялись с напольной стороны рвами и валами, имевшими иногда каменную облицовку (Жванец-Щовб, Костешты IV). Одним из наиболее укрепленных выглядит поселение Костешты IV, где выявлен тройной заслон из рвов и валов, длина которых достигает 100 м (табл. LXXIX, 4). Ширина валов, сохранившихся на высоту 1,6 м, составляет 6 м, ширина рвов в верхней части — более 5 м, их глубина — 2,4 м, расстояние от дна рва до вершины вала — около 4 м. Если учесть, что вал был выше, а на гребне его, вероятно, стояла деревянная ограда, то можно представить, насколько мощным было такое оборонительное сооружение. Не без основания исследователи высказывают предположение, что в таких укрепленных пунктах, как Жванец-Щовб или Костешты IV, в случае опасности могли найти убежище жители окрестных неукрепленных селений (Дергачев В.А., 1980, с. 112).

Жилищами служили одно- и двухэтажные дома, сочетавшиеся на поселениях Среднего Поднестровья с полуземлянками. Большинство построек имело средние размеры (25–60 кв. м.). Наблюдения за строительными остатками при раскопках в Брынзенах III позволили В.И. Маркевичу создать новую реконструкцию трипольского наземного жилища (Маркевич В.И., 1981, с. 37, рис. 46). И в Брынзенах III, и в Костештах IV на первом этаже жилищ располагались хозяйственные помещения с печами, глинобитными столообразными возвышениями, местами для помола зерна, глинобитными низкими лавками. Там же находились вертикальные ткацкие станы, на месте которых сохранились глиняные грузила. Большая часть инвентаря связана с первыми этажами. Полы первого этажа были земляными или каменными, обмазанными раствором глины с песком. Полы второго этажа образованы двумя пластами глиняной обмазки, покрывавшей горбыли или плахи, концы которых опирались на продольные стены домов. В прокалившейся во время пожара обмазке межэтажного перекрытия реконструированного дома отчетливо обозначались просветы, оставшиеся на месте лазов (табл. LII), которыми пользовались с помощью приставных лестниц. На полах второго этажа иногда сооружали круглые возвышения (алтари?) диаметром около 1 м. Печи, вылепленные ленточным способом, имели куполообразный свод, квадратный под (0,9×1,0 — 1,3×1,3 м) и небольшое углубление для хранения огня слева от устья, что является новшеством конструкции. В Поднестровье по традиции продолжали строить полуземлянки с открытыми очагами на дне. Так, на поселении Жванец-Щовб в полуземлянке неправильно овальной в плане формы площадью 30 кв. м находились три очага, сложенные из камней. Наземные жилища этого поселения имели полы, настланные сланцевыми плитами в один-два, а местами и в три слоя. Подобный пол одного из домов перекрывал остатки полуземлянки.

Во второй половине позднего периода развитие керамического производства привело к созданию особых гончарных кварталов. Так, на поселении Жванец-Щовб обнаружены семь крупных двухъярусных печей для обжига керамики с признаками длительного использования (Мовша Т.Г., 1971в). Обжигательную и топочную камеры разделяла глиняная перегородка с жаропродухами, опиравшаяся на глиняные конусы, прикрепленные к стенам топочной камеры.

Бескурганные (Выхватинцы I, отдельные могилы Усатово I) и курганные (Колодистое, отдельные курганы Усатово I) могильники (табл. LXXXVIII, LXXXXIX) этого времени открыты пока только в южных районах распространения культуры Триполье-Кукутени, где практиковался обряд трупоположения (Авилова Л.И., 1978). Умершего клали в могильную яму в скорченном положении, преимущественно на левый бок, головой на север-северо-восток; кисти согнутых рук помещали перед лицом. В Выхватинском могильнике в этом направлении ориентированы все женские захоронения, около 60 % мужских и более 80 % детских (Дергачев В.А., 1978, с. 41) Могильные ямы неправильно овальных или подпрямоугольных очертаний перекрывались деревянным настилом и засыпались землей. Место захоронения обозначалось камнем известняка, каменной закладкой или кольцом камней — кромлехом. Диаметр кромлехов в Выхватинцах составлял 2–4 м. В могилах зафиксированы подсыпка из белой глины и охра. Погребальный инвентарь составляли наполненные пищей сосуды, число которых варьировало от одного-пяти до 10. Кроме них, в детские погребения клали антропоморфные статуэтки, погремушки, веретена с глиняным пряслицем, а в мужские — различные орудия (серпы, мотыги с роговым или костяным наконечником, шилья, лощила). Примером может служить захоронение мужчины лет 40–45, сопровождавшееся шестью сосудами, костяной антропоморфной статуэткой, кремневыми отщепом и крупной пластиной — вкладышем серпа, каменным топором-молотом, вложенным в руки умершего, видимо, как символ власти.

Хорошая сохранность некоторых черепов из Выхватинского могильника позволила установить, что антропологический тип трипольцев сходен со средиземноморским типом, распространенным в то время на Балканах и в Подунавье. Вместе с тем в краниологическом материале содержатся признаки влияния со стороны племен степной полосы Восточной Европы. М.С. Великановой выявлены и различия антропологических типов женских и мужских черепов, что может свидетельствовать о механическом смешении разноэтничных групп населения (Великанова М.С., 1961). Представление о внешности трипольцев дают графические реконструкции М.М. Герасимова, выполненные по черепам из Выхватинского могильника (Пассек Т.С., 1961а, рис. 48, 49). На одной из реконструкций мы видим резко профилированное лицо волевого человека с низким лбом, сильно выступающим носом, массивной нижней челюстью (рис. 15). Лица женщин узкие и невысокие, хорошо профилированные, весьма изящные (рис. 16, 17).

Ранние захоронения в усатовских могильниках соответствуют выхватинским. Их выделяют из числа захоронений по наличию большого числа расписных сосудов. В.А. Дергачев один из амфоровидных расписных сосудов в погребении 12 кургана 1 считает привезенным в Причерноморье с территории Пруто-Днестровского междуречья, на основании чего синхронизирует это захоронение с памятниками брынзенского типа (Дергачев В.А., 1980, с. 191, рис. 25, 7).

Из многочисленных орудий, происходящих с поселений (табл. LXXXV) и из погребений, отметим характерные для 9-й ступени позднего периода каменные проушные топоры с грибовидным обухом, прямолезвийные серпы с одним (длиной до 20 см) или несколькими (длиной в 5–7 см) пластинчатыми вкладышами (табл. LXXXV, 2, 9), костяные кинжалы с орнаментированной рукоятью (табл. LXXXV, 13, 14), роговые вислообушные топоры, глиняные пряслица разнообразных форм (дисковидные, полусферические, усеченно-конические, биконические), иногда украшенные углубленным орнаментом в виде прямых лучей, расходящихся от центра (табл. LXXXIII, 4). Комплекс орудий отличается обилием грузил для ткацких станов (пирамидальные, конические и грушевидные) и большим числом изделий из рога и кости (наконечники, мотыг, землекопалки, шилья, развертки, лощила, стамески, отжимники). В пещере Вертеба у с. Бильче Золотое найдены характерные для поселений 9-й ступени позднего периода костяные кинжалы и керамика (Hadaczek К., 1914). Сосуд с включенным в орнамент изображением быка (табл. LXXXVII, 6) ближайшие аналогии находит в керамике поселений Брынзены III и Костешты IV.

Изделий из меди мало. На поселении Брынзены III обнаружены литой плоский топор и пробойник, на поселении Костешты IV — две проколки, в Выхватинском могильнике — небольшое четырехгранное шило (табл. LX). Возможно, к рассматриваемой ступени относится и медный кинжал из пещеры Вертеба в с. Бильче Золотое (Дергачев В.А., 1980, с. 116).

Керамика памятников 9-й ступени позднего периода делится на две группы: расписную из мелкоструктурной глины и кухонную из массы с примесью дробленой раковины, реже — шамота. На разных памятниках первая составляет 50–70 %, вторая — 30–50 %. Из общей массы посуды В.А. Дергачев выделяет пять форм, характерных для памятников разных районов трех последних (9-11) ступеней позднего периода культуры Триполье-Кукутени (Дергачев В.А., 1980, с. 143): полусферические миски (табл. LXXVIII, 42), шаровидные амфоры с двумя ручками на плечиках и полусферическими рогатыми крышками (табл. LXXVIII, 37, 45), округлобокие амфоры с двумя ручками на тулове (табл. LXXVIII, 34), сосуды с высокой горловиной и налепами на боках (табл. LXXVIII, 39), широкогорлые округлобокие сосуды с тремя-четырьмя бугорками у основания горла (табл. LXXVIII, 46). Первые четыре формы связаны с группой расписной керамики, последняя — с группой кухонной. В комплексах 9-й ступени посуда перечисленных форм составляет до 70–80 % всей керамики. Кухонная посуда орнаментирована наколами, резными линиями, отпечатками шнура, а в памятниках выхватинского типа, кроме того, еще и защипами, насечками, «жемчужинами». Керамика из мелкоструктурной глины почти всегда расписана темно-коричневой краской иногда в сочетании с красной по розоватой или желтоватой поверхности (табл. LXXVIII, 139–148). Орнамент заключен в пояса, на многих сосудах разделенные метопами, роспись между которыми состоит из полуовалов, сходящихся под углом лент, косой сетки (табл. XC). На керамике поселений типа Брынзены III в расписной орнамент включены зооморфные и антропоморфные мотивы (табл. LXXVIII, 143, 144; LXXIV, 1–7, 9-10, 14). Узоры сочетаются с различными символическими знаками, среди которых наиболее часто встречается символ быка в виде схематического изображения рогов (табл. XC, 6, 12).

Антропоморфная пластика рассматриваемых памятников выполнена в условно-реалистическом (рис. 12, 9) и реалистическом (рис. 12, 2) стилях. Среди статуэток мужские, как обычно, единичны. Преобладают женские стоячие фигурки с раздельно вылепленными, но затем соединенными ногами, с сильно развитыми плечевыми выступами, с уплощенной головкой, на которой защипом обозначен нос, а сквозными отверстиями — глаза и прическа. Образцы зооморфной пластики не обнаружены.

Число памятников 10-й ступени намного превосходит число поселений и могильников любой из предшествующих ступеней позднего периода. Они распространены на территории, включающей крупные регионы, впервые освоенные трипольскими племенами, — Нижнее Поднестровье, Северное Причерноморье и Волынь (карта 4, VI, 9, 14). Именно там, а также в Среднем Поднепровье велись активные раскопки различных археологических объектов. Широкую известность получили поселения Костешты IX и Косауцы II (Маркевич В.И., 1981) в Попрутье, Усатово I (Болтенко М.Ф., 1925; Патокова Э.Ф., 1979) в Причерноморье, Софиевка, Казаровичи III, Подгорцы II, Лукаши, Евминка I и II (Круц В.А., 1977) в Киевском Поднепровье, Троянов (Белановская Т.Д., Шмаглий Н.М., 1959; Шмаглий Н.М., 1966; 1971), Паволочь (Макаревич М.Л., 1952а), Войцеховка (Лагодовская Е.Ф., 1954), Райки (Пассек Т.С., 1949а), Лозы (Пелещишин М.А., 1974б) на Волыни, могильники Выхватинцы II (Пассек Т.С., 1961а; Мовша Т.Г., 1971г; Дергачев В.А., 1978) в Среднем Поднестровье, Усатово I (Лагодовская Е.Ф., 1940; 1943; 1946; 1947; 1953; Пассек Т.С., 1949а; Збенович В.Г., 1974; Патокова Э.Ф., 1979; Дергачев В.А., 1980), Парканы, Терновка, Суклея (Пассек Т.С., 1949а; Дергачев В.А., 1974), Тудорово (Мелюкова А.И., 1962), Огородное (Субботин Л.В., Загинайло А.Г., Шмаглий Н.М., 1970) и многие другие курганные захоронения в Северном Причерноморье (Фабрициус И.В., 1951), Ольшанка, Серезлиевка (Пассек Т.С., 1949а) в Побужье, Софиевка (Захарук Ю.М. 1952; 1953б; 1971в), Красный Хутор (Даниленко В.М., Макаревич М.Л., 1956а) и Чернин (Канiвець В.I., 1956) в Среднем Поднепровье.

Преобладающее число поселений этого времени обнаружено на плато (Усатово I) или естественно укрепленных мысах высоких террас (Троянов, Паволочь, Сырец I и II) и лишь немногие — на низком берегу (Казаровичи III, Сырец III) или в высокой пойме (Косауцы). Это преимущественно поселения площадью 1–4 га. Даже площадь долговременного поселка Усатово I не превышала 6 га. Данные о планировке имеются только для двух памятников 10-й ступени позднего периода — Троянов и Казаровичи III (Шмаглий Н.М., 1959; Круц В.А., 1977). В Троянове 35 жилищ образовывали два концентрических овала, меньший из которых имел размеры 40×25 м. В Казаровичах III жилища располагались вдоль берега Днепра на площади предшествующих поселений Казаровичи I и II. Поселение размерами 1400×100 м состояло из двух частей — неукрепленной и укрепленной. Укрепление округлой формы диаметром 60 м было возведено на самом высоком участке террасы. От него сохранился клиновидный в профиле кольцевой ров глубиной 1,5–1,6 м, шириной в верхней его части 2,5–3,0 м, сужавшийся ко дну до 0,2–0,3 м и имевший два прохода шириной 3 м. Один из проходов был дополнительно укреплен вторым дуговидным рвом, находившимся в 4 м от первого. Валы не сохранились, но совершенно очевидно, что один из них располагался в пределах территории, огражденной кольцевым рвом, а другой — между рвами у прохода с напольной стороны. На раскопанном участке укрепления расчищены две полуземлянки и 24 хозяйственные ямы.

В Поднепровье и на Волыни жилищами служили прямоугольные (3–8×2-4 м) наземные дома обычной конструкции (Троянов), слегка углубленные в грунт овальные в плане (4-10×3 м) постройки (Казаровичи III) и землянки, состоявшие из одной или нескольких округлых ям размерами 6–9×2-4 м и глубиной до 1,2 м (Троянов). Наземные дома обогревались печами, углубленные в землю жилища — открытыми очагами. Данные о жилых постройках остальной трипольско-кукутенской территории либо вовсе отсутствуют, либо до сих пор не получили убедительной интерпретации. Речь идет, в частности, об уникальных сооружениях из камня, открытых в Усатове (Болтенко М.Ф., 1925; Кричевский Е.Ю., 1940б; Збенович В.Г., 1974; Патокова Э.Ф., 1979).

На окраине поселения Костешты IX, в пологом берегу старицы Прута раскопана двухъярусная гончарная печь, первоначальная высота которой составляла около 2 м (Маркевич В.И., 1981). Обжигательная куполообразная камера, вырытая в земле, вверху имела отверстие для загрузки керамики, которую устанавливали на толстый (20–22 см) под, пронизанный продухами. Под диаметром 1,75 м был смонтирован на глиняных конусах и опирался на земляной «козел», деливший круглую в плане топочную камеру на две половины. Высота последнего — 0,5 м, длина — 1,4 м. «Козел» не достигал задней стенки топочной камеры и сильно выступал перед топкой, что способствовало хорошей тяге воздуха в печи. Обломки и целые сосуды, найденные в ней, обожжены при температуре свыше 800 °C. По конструкции эта печь близка открытым в Жванце и на позднекукутенском поселении Глэвэнешти Веки (Comşa E., 1976).

К 10-й ступени позднего периода относится большинство могильников и отдельных трипольских захоронений. В Нижнем Поднестровье и Причерноморье обряд захоронения по ряду признаков сходен с обрядом, зафиксированным на предыдущей ступени в Выхватинском могильнике (Дергачев В.А., 1980, с. 105). Погребения совершены в основном в скорченном положении на левом боку, головой на северо-восток, в сопровождении инвентаря. Погребения на спине единичны (Тудорово). Также редки захоронения на древней дневной поверхности под каменной закладкой (Усатово, курганный могильник II). Для могильников усатовского типа характерны культовые ямы, остатки кострищ, кости животных, использование охры, обилие металлических изделий. Наиболее разнообразен обряд погребения, отмеченный в двух курганных и двух грунтовых могильниках, расположенных близ поселения Усатово (табл. LXXXVIII, 1). Подавляющая часть совершенных здесь захоронений относится к 10-й ступени позднего периода (Патокова Э.Ф., 1979; Дергачев В.А., 1980). Грунтовые погребения бедны инвентарем по сравнению с захоронениями в курганах. Курганные могильники отличаются и сложностью погребального обряда, проявляющейся в устройстве грандиозных кромлехов (диаметром до 18 м), в перекрытии могил мощными каменными закладами (табл. LXXXVIII, 2), в возведении над могилами каменных куполообразных сооружений, в наличии каменных плит с изображениями людей (табл. LXXIV, 20) и животных, в богатстве центральных погребений. Заметим, что изделия из металла найдены преимущественно в центральных мужских погребениях; в женских могилах лишь изредка попадались медные височные кольца и шилья. Керамика обнаружена как в «бедных», так и в «богатых» захоронениях. В курганах посуда из глины с примесью мелкотолченой раковины и песка составляет 70 %, а расписная посуда из тонкоструктурной глины — 30 %, тогда как в грунтовом могильнике II на нее приходится всего 8 % (пять сосудов). Изредка в могилы и культовые ямы помещали антропоморфные статуэтки.

Население Поднепровья практиковало обряд трупосожжения, иногда вместе с погребальным инвентарем (Захарук Ю.М., 1952; 1953а; 1953б; Даниленко В.М., Макаревич М.Л., 1956а; Круц В.А., 1977; Дергачев В.А., 1980). Прах умершего помещали в сосуды или заворачивали в ткань, следы которой иногда сохраняются на медных изделиях. Около 25–35 % захоронений сопровождалось инвентарем, положенным рядом или вперемешку с сожженными костями человека, причем фрагменты черепа находились сверху. Инвентарь включал, как правило, глиняную посуду, орудия из кремня, оружие, реже антропоморфные статуэтки и металлические предметы. В некоторых погребениях найдены обожженные кости животных.

Набор орудий, представленных на памятниках 10-й ступени позднего периода, обычен для позднего периода в целом: сланцевые клиновидные топоры и тесла, проушные топоры из твердых пород камня, в том числе специфической формы боевые топоры с выделенным зауженным обушком и продольным ребром, кремневые ножи и вкладыши серпов из крупных и средних пластин (длиной до 20 см), наконечники стрел с сильно вогнутым основанием (табл. XCI, 1–3, 5, 7-12, 14–17), крупные роговые наконечники мотыг, рубящие орудия из рога и кости (табл. LII). Медные и отлитые из мышьяковистой бронзы изделия позднего периода происходят в основном из курганных захоронений Причерноморья. Это клиновидные топоры-тесла, прямоугольные и круглые в сечении долота, шилья из толстой четырехгранной проволоки, небольшие кинжалы и листовидные черешковые ножи (табл. LX). Судя по технологическим признакам, все они сделаны трипольскими мастерами. Импортными являются только крупные кинжалы, обработанные таким образом, что обогащенный мышьяком сплав придавал их поверхности светлый оттенок. Металлографический анализ опроверг ошибочное представление о том, что эти кинжалы были посеребренными (Конькова Л.В., 1979). Л.В. Конькова ближайшими их аналогами считает кинжалы из Анатолии, также имевшие трапециевидное завершение черешка, два близко расположенных отверстия для крепления рукояти и специальный скос в виде прокованной полосы по краю лезвия. Кроме того, сходны составы сплавов и техника изготовления этих изделии (Конькова Л.В., 1979). Из украшений на памятниках 10-й ступени позднего периода чаще всего находят спиралевидные височные кольца, преимущественно в полтора оборота, изготовленные из круглой в сечении медной или серебряной проволоки, реже — кольца с несомкнутыми концами и небольшие пронизки, свернутые из листочков меди. В числе других изделий отметим в изобилии встречающиеся на поселениях Поднепровья и Волыни глиняные пряслица, часто орнаментированные геометрическим узором или украшенные изображениями растений и животных (табл. LXXXIII, 1-10, 12).

Керамические комплексы рассматриваемого времени включают кухонную посуду с примесью дробленой раковины и песка в тесте и тонкоструктурную расписную посуду без видимых примесей. Первая делится в зависимости от величины зерен примеси на две подгруппы. Посуда с грубой примесью в погребениях не обнаружена. В Поднепровье для захоронения умершего выделывалась специальная керамика, в тесто которой, помимо мелкодробленой раковины, добавляли какую-то выгорающую примесь и охру. Поверхность сосудов с примесью раковины в тесте сглажена и подлощена, а иногда предварительно покрыта коричневым или красным ангобом. Расписная посуда из мелкоструктурной глины желтого или белого цвета также покрывалась ангобом светло-коричневого цвета. Роспись большинства сосудов монохромная, выполнена, как правило, темно-коричневой краской. Красная краска использовалась редко. Как в Причерноморье (табл. LXXVIII, 21, 22, 30), так и в Поднепровье (табл. LXX, 57, 61, 65, 67) по форме сосуды близки керамике предшествующей ступени. Вместе с тем отмечается своеобразие эволюции форм посуды на южных и северных поселениях. Так, в Поднепровье в употребление входят округлотелые горшки (табл. LXX, 56), крынки (табл. LXX, 59, 60), кувшины с крупной ручкой, соединяющей тело сосуда с венчиком (табл. LXX, 65). Заметим, что из числа форм, выделенных В.А. Дергачевым для трех финальных ступеней позднего периода, в этом регионе представлены лишь округлотелые амфоры с ручками по бокам (табл. LXX, 58, 64), а также горшки удлиненных пропорций (табл. LXX, 68). В Причерноморье и Поднестровье в это время распространяются своеобразные резкопрофилированные горшки и миски (табл. LXXVIII, 27, 28). На 10-й ступени позднего периода все чаще используется шнуровой орнамент, сочетающийся с оттисками штампов, наколами, насечками, пальцевыми вдавлениями. На поселениях южного региона орнамент богаче, чем в Поднепровье. Специфически местным является орнаментальный мотив в виде серпа, оттиснутого шнуром (табл. LII; табл. LXXXVII, 5). На расписных амфорах и горшках узор заключен в широкий пояс, на мисках орнамент покрывает всю поверхность с обеих сторон. Наиболее распространены элементы орнамента в виде отрезков прямых и изогнутых лент, сходящихся под углом, овалов, полукругов, фестонов, треугольников. Часто узор сочетается со знаком, напоминающим букву М (табл. XCII, 11).

В пластике памятников 10-й ступени позднего периода по-прежнему преобладают женские статуэтки. Фигурки весьма схематичны, имеют пирамидальную или близкую к кубу нижнюю часть, длинную, наклоненную вперед шею, завершающуюся полукруглым выступом — лицом. Головки некоторых статуэток моделированы несколько иначе, причем глаза и нос обозначены штрихами. Статуэтки украшены углубленным узором, включающим знак в виде буквы М (табл. LXXXVII, 8). С ритуальными целями использовались, видимо, и так называемые кубики. Они напоминают нижнюю часть женских фигурок, подобно им орнаментированы с двух сторон, близки им по размерам. «Кубики» сделаны из хорошо промешанной глины без видимых примесей, хорошо обожжены, заглажены. Тесто статуэток представляет собой глину с примесью мелкодробленой раковины.

Памятники 11-й ступени позднего периода выявлены во всех территориальных группах, но исследованы очень неравномерно. Раскопки проводились на поселениях Гординешты II (Дергачев В.А., 1973), Мерещовка I (Пассек Т.С., 1955а; Маркевич В.И., 1981), Поливанов Яр I₂ (Пассек Т.С., 1961а; Попова Т.А., 1972; 1979), Дарабаны III (Пассек Т.С., 1950), Черновцы (Тимощук Б.О., 1978) в Пруто-Днестровском междуречье, Цвикловцы (Мовша Т.Г., 1964а; 1970а; 1971а) в Среднем Поднепровье, Касперовцы, Звенячин (Захарук Ю.М., 1971б), Кошиловцы-Товдры (Кравец В.П., 1955) в Верхнем Поднестровье, Маяки (Збенович В.Г., 1974; Патокова Э.Ф., 1979) в Нижнем Поднестровье, Костянец, Листвин, Голышев (Пелещишин Н.А., 1968; 1971а; 1974а; 1974б) и Городск (Кричевский Е.Ю., 1940в) на Волыни, Сандраки (Лагодовська О.Ф., 1956) и Печоры (Черныш Е.К., 1959а) в верхнем течении Южного Буга, Городиштя (Dumitrescu Н., 1945), Стойкани (Petrescu-Dîmboviţa M., 1953), Фолтешти I (Petrescu-Dîmboviţa M., Casan J., Mateescu C., 1951), Хэбэшешти II (Dumitrescu V., Dumitrescu Н., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954) в междуречье Прута и Сирета, Тырпешти V (Marinescu-Bîlcu S., 1968), Извоаре III (Vulpe R., 1957) в Молдавском Прикарпатье. Исследовались также грунтовые могильники Усатово II, Маяки (Збенович В.Г., 1971; 1974; Патокова Э.Ф., 1979), Данку I и II (Дергачев В.А., 1980) и курганные могильники Усатово II, Нерушай, Борисовка, Глубокое (Шмаглий Н.М., Черняков И.Т., 1970), Болград (Субботин Л.В., Шмаглий Н.М., 1970а; 1970б), Брэилица (Harţuchi N., Dragomir I., 1957) в Причерноморье, Ермолаевка (Збенович В.Г., 1976а; 1976б) в Побужье.

Поселения этого времени располагались, как правило, в труднодоступных местах, причем мысовые поселения были дополнительно укреплены валами и рвами (Гординешты II, Городиштя, Маяки). В Маяках ров глубиной 3,2–3,4 м и шириной в верхней части от 4–5 до 8 м прослежен на протяжении 70 м. Он был засыпан в трипольское время. В 13 м от него находился второй ров глубиной до 3,8 м и шириной в верхней части 4 м. Рвы выкопаны со стороны, обращенной к обрыву, к реке. Поскольку следов жилищ не обнаружено, исследователь памятника предполагает, что они уничтожены оползнем берега (Збенович В.Г., 1974). Площадь большинства поселков составляет 2–3 га (Дергачев В.А., 1980). Планировка их слабо изучена. Жилищами служили наземные дома площадью около 25 кв. м, землянки и полуземлянки разных размеров. Так, в Цвикловцах, помимо остатков наземного жилища и нескольких ям, вскрыты две неправильно овальные в плане землянки размерами соответственно 5,4×2,0×0,65 м и 11,9×1,6–3,9×1,0 м (Мовша Т.Г., 1970а). В одной из ям с печным развалом обнаружено жертвенное захоронение. Пережженные кости человека сопровождали 18 разбитых сосудов (Мовша Т.Г., 1970а). Землянки зафиксированы и на придунайском поселении Стойкани. Одна из них имела размеры 5×3×1,35 м (Petrescu-Dîmboviţa M., 1953). На поселении Фолтешти I открыты легкие наземные постройки (Petrescu-Dîmboviţa M., Casan J., Mateescu C., 1951).

Большинство поселений 11-й ступени позднего периода относится к памятникам типа Гординешты II, Городск, Касперовцы (Захарук Ю.М., 1971б). Расположенные в местах выходов кремня, они сохраняют следы производства орудий в виде отщепов, обломков и желваков, по отношению к которым число законченных кремневых изделий очень невелико. Например, в Гординештах II оно составляет всего 12,5 % (Дергачев В.А., 1973). Изделия из кремня представлены скребками, скребками-ножами, ножами, вкладышами серпов из крупных пластин, топорами с пришлифованным лезвием (табл. XCI, 27–30). В числе изделий из рога и кости имеются шилья, лощила, клевцы, клиновидные долота. Отметим находку на поселении Цвикловцы расписного сосуда с набором украшений (Мовша Т.Г., 1965б). В него входили 122 подвески из зубов благородного оленя, 275 раковинных и 357 известняковых бусин, 31 цилиндрическая пронизка, 35 бусин и два пластинчатых браслета из меди (табл. LX).

11-й ступенью позднего периода датируются отдельные захоронения Усатовского грунтового могильника II, возможно, погребение 15 Усатовского курганного могильника I (Патокова Э.Ф., 1979, с. 156), некоторые курганные погребения могильников Болград и Нерушай (табл. LXXXIX, 1–6), а также небольшие грунтовые могильники Данку I и II. Как показали раскопки последних лет, курганы усатовского типа имели максимальный диаметр 30–35 м при высоте до 2,5 м и содержали одно центральное или несколько впускных захоронений, совершенных в разных частях насыпи, но обязательно в пределах кромлеха (Шмаглий Н.М., Черняков И.Т., 1970; Субботин Л.В., Шмаглий Н.М., 1970а; Субботин Л.В., Черняков И.Т., Ядвичук В.И., 1976; Дергачев В.А., 1980). В остальном обряд погребения аналогичен обряду, зафиксированному в выхватинской группе.

Керамические комплексы рассматриваемых памятников свидетельствуют о близости их посуде двух предшествующих ступеней (Дергачев В.А., 1980, с. 121). Ведущей группой (70 %) комплекса является посуда, вылепленная из глины с примесями дробленой раковины, шамота, реже — песка или слюды. В числе новых форм этой группы отметим широко открытые миски с ровным уплощенным краем, украшенным шнуровым орнаментом (табл. LXXIII, 18–20; LXXVIII, 136). Они составляют до 50 % всей кухонной керамики этого времени или 35–40 % с учетом всех групп посуды (Дергачев В.А., 1980, с. 122). Для группы изделий из тонкоструктурной глины, расписанных темно-коричневой краской, наиболее характерны полусферические крышки с грибовидной ручкой (табл. LXXVIII, 4). Из особенностей росписи этого времени следует указать на полное распадение спирали (табл. LXXVIII, 133). Пластика памятников 11-й ступени позднего периода крайне схематична. Женские статуэтки представляют собой трапециевидные пластины со слегка оттянутым вперед верхним краем и двумя налепами-грудями чуть ниже него.

Для позднего периода культуры Триполье-Кукутени исследователи выделяют несколько территориальных групп, что нашло отражение в обобщающих работах по периодизации памятников этого времени (Мовша Т.Г., 1971а; 1972; Збенович В.Г., 1972; 1974; Дергачев В.А., 1978; 1980; Маркевич В.И., 1981; Niţu A., 1977). Таковы генетически связанные и последовательно сменяющие друг друга поселения Пруто-Днестровского междуречья Брынзены IV, Петрены, Варваровка VIII и XV (карта 4, V, 1), Старые Бадражи, Корпач (?), Брынзены III (карта 4, VI, 12). Они характеризуются следующими чертами: использованием камня для укрепления рвов и валов; устройством полов жилищ непосредственно на материковом известняке; изготовлением костяных кинжалов с рукоятями антропоморфных очертаний; обилием расписной керамики (85–97 %) с хорошо разработанными орнаментами, включающими изображения растений, птиц, животных и людей; передачей в росписи и скульптуре облика человека с маской, увенчанной изображением солнечного (?) диска; преобладанием статуэток условно-реалистического стиля (с плоской головой, хорошо выраженными плечевыми выступами, сомкнутыми ногами). Эволюция трипольских поселений Пруто-Днестровского междуречья приводит к формированию памятников типа Гординешты II, которые занимают более северную территорию вплоть до верхнего течения Южного Буга (карта 4, VI, 13). Их отличают: высокий (70–90 %) процент кухонной посуды; большое количество мисок с профилированным краем; специфической формы миски с уплощенным венчиком, орнаментированным оттисками шнура; расписные полусферические крышки с грибовидным навершием; угловые построения расписного орнамента в виде отрезков лент, образованных тремя-четырьмя параллельными линиями; схематичные женские статуэтки с уплощенной сверху головкой.

Еще одну группу составляют памятники типа Выхватинцы, распространившиеся на 9-й и 10-й ступенях позднего периода по обоим берегам Среднего Днестра (карта 4, VI, 1). Генетически они восходят к поселениям типа Варваровка XV (Дергачев В.А., 1980). Для выхватинской группы характерны: грунтовые могильники; сооружение кромлехов; скорченное на левом боку и ориентированное на север — северо-восток трупоположение (75 %) с инвентарем; высокий процент (50–70 %) расписной посуды; использование в расписном орнаменте крупных полей, заштрихованных прямой или косой сеткой, овалов, полуовалов, сходящихся под углом отрезков лент; антропоморфные статуэтки условно-реалистического стиля; антропоморфные погремушки.

Достаточно обособлена группа памятников типа Усатово, которая локализуется в Нижнем Поднестровье и степной зоне Черноморского побережья (карта 4, VI, 9). Она родственна группе памятников выхватинского типа и параллельно с ней на 9-й ступени позднего периода начала свое продвижение к югу с территории Среднего Поднестровья. Памятникам этой группы присущи: постройки с применением известняковых плит; грунтовые и курганные могильники; одиночные курганы; кромлехи; каменные закладки могильных ям; надмогильные стелы с антропоморфными и зооморфными изображениями; культовые ямы, кострища и кости животных, связанные с обрядом захоронения; обряд скорченного (100 %) трупоположения, преимущественно на левом боку, головой на северо-восток (70 %); единичные захоронения на спине; захоронения на древней дневной поверхности без ямы; богатство погребального инвентаря, включающего серебряные височные кольца, медные и бронзовые изделия, в том числе крупные импортные кинжалы с нервюрой; преобладание кухонной посуды, украшенной насечками, оттисками штампа и шнура, образующими серповидные отпечатки; небольшой (не более 11 %) процент посуды с заполированной поверхностью; низкий (менее 30 %) процент расписной посуды, формы и орнаментация которой близки выхватинской; сочетание статуэток условно-реалистического стиля со схематичными статуэтками, имеющими основание в форме куба, покатые плечи, длинную шею и плоскую головку; орнаментированные глиняные «кубики».

Теснейшим образом с усатовской связана небольшая группа памятников, открытых в низовьях Дуная (карта 4, VI, 10). Это поселения Фолтешти I и Стойкани, курганные погребения в Брэилице, близ г. Болград (Шмаглий Н.М., Черняков И.Т., 1970) и близ г. Яссы в с. Вишан (Zaharia V., 1964).

К особенностям этой группы, видимо, можно отнести легкие наземные постройки; расписные приземистые амфоры с высокими коническими крышками; заполнение косой сеткой основных элементов узора; геометрический орнамент из пересекающихся отрезков широких лент, составленных из параллельных линий; пышный шнуровой орнамент; рельефные узоры из гладких и рассеченных низких валиков; схематичные женские статуэтки на плоском основании с небрежно моделированным туловищем и наклоненной вперед головой.

Некоторое своеобразие памятников Побужья позволяет рассматривать их как еще одну самостоятельную группу, культурно близкую выхватинской и усатовской (карта 4, VI, 11). Она документируется материалами курганов у сел Ольшанка, Серезлиевка, Владимировка, Ермолаевка (Пассек Т.С., 1949а; Збенович В.Г., 1974). Местные особенности проявляются только в формах и стиле росписи некоторых сосудов (Владимировка, курган 6), а также в пластике. Антропоморфные статуэтки настолько стилизованы, что верхняя и нижняя их части, разделенные выступающими в стороны бедрами, имеют почти одинаковые форму и величину. В этом районе есть фигурки с расширенным уплощенным основанием. Все они украшены наколами и резными линиями. Близкие им по стилю статуэтки обнаружены при раскопках кургана 6 в с. Новоалексеевка Херсонской обл. (Збенович В.Г., 1976а).

Данные о памятниках позднего периода междуречья Прута и Сирета отрывочны. Здесь известны поселения типов Валя-Лупулуй, Кукутени-Четэцуя IV, Бэлтени (карта 4, V, 7) и, наконец, типа Кукутени-Четэцуя V (Schmidt H., 1932, taf. 22) и Хэбэшешти II (карта 4, VI, 15). Особенности этой группы проявляются в расписной керамике, которая включает так называемые этажные сосуды и сосуды с валикообразным оформлением перегиба стенок, а также в оригинальном построении спиралевидных узоров (Niţu A., 1972). На последней ступени позднего периода, когда расписная керамика выходит из употребления, для украшения посуды наряду со шнуровым орнаментом широко используются различные ямки, насечки, небольшие налепы, разного вида невысокие валики, что и составляет специфику керамики западного региона.

Чрезвычайно скудны сведения и о памятниках позднего периода в районах Молдавского Прикарпатья и Юго-Восточной Трансильвании. Установлено, что памятники типа Фрумушика III (Matasă C., 1946; Cucoş S., 1973а) близки памятникам типа Варваровка VIII, а памятники типа Извоаре III — поселениям Хэбэшешти II и Городиштя. Своеобразный вариант керамики в Прикарпатье отмечен для памятников типа Сэрата-Монтеору и Тыргу Окна-Подей (Nestor I., Zaharia E., 1955; Matasă C., 1964). Среди обычной керамики поздней фазы Кукутени B содержится небольшое количество сосудов варианта Монтеору (табл. LXXXVII, 7). Это темнолощеная керамика, иногда украшенная белой росписью. Наиболее часто встречаются кратеровидные острореберные сосуды с резко отогнутым наружу краем, усеченно-сфероконические миски, сфероконические зерновики. Памятники румынской территории на схемах позднего периода обозначены одной цифрой (карта 4, V и VI, 2).

Отдельные памятники позднего периода, известные в Пруто-Днестровском междуречье и на Левобережье Днестра, типов Поливанов Яр I₁ и Крутобородинцы II (карта 4, V, 4), свидетельствуют о существовании в этом районе группы, близкой к территориальному варианту Пруто-Днестровского междуречья в пределах Молдавской ССР. Так же мало известно о развитии культуры Триполье-Кукутени в Верхнем Поднестровье. Частично опубликованы лишь материалы поселений Бильче Золотое-Сад II, Шипенцы Б (карта 4, V, 3), Кошиловцы-Обоз, Бильче Золотое-Вертеба (карта 4, VI, 3). На последней ступени позднего периода часть этой территории занимают памятники гординештского типа. До сих пор не ясно, как протекало развитие памятников в первой половине позднего периода в бассейне р. Соб, в зоне нерасписного Триполья. Судя по материалам разведок, в этом районе существовали поселения типа Ворошиловка и Цвижин (карта 4, V, 8), однако для характеристики группы в целом данных слишком мало. О некотором своеобразии группы населения, обитавшего в Буго-Днепровском междуречье, свидетельствуют материалы поселений типа Майданецкое, Сушковка, Великий Букрин и т. д. (карта 4, V, 6). Для нее характерны: поселения-гиганты; модели жилищ разных типов; обилие расписной керамики; подчеркнуто острореберные формы сосудов, специфическое построение орнамента, включающего растительные мотивы; редкость изображений животных и людей; разнообразная пластика, воспроизводящая человека и все виды домашних животных, и сохраняющая основные черты, выработанные в том районе на предшествующем этапе развития (Мовша Т.Г., 1973).

В Среднем Поднепровье выделяется группа памятников типов Коломийщина I, Чапаевка (карта 4, V, 5), Подгорцы II, Софиевка (карта 4, VI, 5). К особенностям этой группы можно отнести: сооружение жилищ с углубленными в грунт полами и настоящих землянок; могильники без явных признаков на поверхности; обряд трупосожжения с последующим помещением праха в сосуды или в ткань; бедность погребального инвентаря; преобладание нерасписной посуды; крашеную керамику, покрытую крапинками или полосами темно-красного цвета; использование кровавика при изготовлении посуды; большое число орудий из кости и рога, вплоть до рубящих; примитивные, небрежно вылепленные антропоморфные статуэтки, почти лишенные орнамента (на отдельных экземплярах рельефом передана прическа).

Особая группа памятников распространена на Волыни, заселенной только во второй половине позднего периода. Это поселения типа Колодяжное, Троянов и Городск (карта 4, VI, 14). Многие из них расположены на естественно укрепленных мысах и состоят из наземных и земляночных жилищ. Их отличают: обилие кремневых изделий, в том числе клиновидных топоров; наличие каменных боевых топоров с зауженным обушком и продольным ребром; незначительный (5-11 %) процент расписной посуды и включение разнообразных примесей (дробленая раковина, кварц, песок, слюда, графит) в глиняное тесто кухонной (около 90 %) керамики.

Чрезвычайно важна проблема культурных, экономических и этнических связей позднетрипольского населения с соседними племенами. Они отражают, а в известной мере и обуславливают заметные этнокультурные изменения, охватившие значительную территорию Восточной Европы в конце IV — первой половине III тысячелетия до н. э.

Прежде всего, это касается западных и юго-западных связей трипольцев. Выше уже отмечалось, что для среднего периода культуры Триполье-Кукутени определяющими были контакты с классическими культурами балкано-дунайского энеолита, в частности с культурой Гумельница. В рассматриваемый период эти культуры прекратили существование, а вся область их распространения подверглась резкой культурной трансформации. И позднетрипольские племена устанавливают контакты уже с создателями новых культур Нижнего Подунавья и севера Балканского полуострова, т. е. культур, явившихся результатом указанной трансформации. Из них территориально ближайшей к Триполью были культуры Чернавода I, а затем и Чернавода III, входящие в один круг с такими культурами, как Коцофени в Подунавье и Эзеро в Южной Болгарии. Специфично появление общих для этих культур элементов в позднетрипольских памятниках. Так, характерные для них лощеные одноручные кубки найдены под одними курганными насыпями с усатовскими погребениями Северо-Западного Причерноморья (Dragomir I. Г., 1959), а фрагменты не менее типичных сосудов, в том числе и горшков с «трубчатыми ручками», — на Усатовском поселении близ Одессы и на поселении Маяки в низовьях Днестра (Збенович В.Г., 1974; 1976б). Связи с новой системой балкано-дунайских, а возможно, и западноанатолийских культур обусловили появление у позднетрипольских племен и ряда специфических бронзовых изделий, в том числе знаменитых усатовских кинжалов (Збенович В.Г., 1966; Рындина Н.В., 1971; Конькова Л.В., 1979). Весьма показательны в этом отношении и результаты анализа мышьяковистых усатовских бронз, документирующие связи не только с Кавказом, но и с Балканами, конкретно — с очагом «типа Эзеро» (Черных Е.Н., 1978б, с. 170, 171). Вместе с тем типичные позднетрипольские, прежде всего, усатовские, изделия и целые комплексы появляются в Балкано-Дунайском регионе. Отметим погребение 20 у Брэилицы в Нижнем Подунавье, сопровождавшееся своеобразной усатовской «амфорой» (Harţuchi N., Dragomir I., 1957, р. 139–144; Мерперт Н.Я., 1965, с. 17).

В верховьях Днестра и на Западной Волыни фиксируются активные контакты позднетрипольского населения с поздними племенами культуры воронковидных кубков. Восточная периферия последней, где ныне известно несколько десятков поселений, непосредственно смыкается с позднетрипольской территорией, откуда керамический экспорт широко распространился на памятники культуры воронковидных кубков вплоть до левобережья Вислы. Там позднетрипольская керамика известна, в частности, в Камне Лукавском (Збенович В.Г., 1976б, с. 44). Документированы и обратные влияния: керамика культуры воронковидных кубков найдена на трипольских поселениях Костянец и Лоза (Дергачев В.А., 1980, с. 152). Отмеченные контакты прерываются во второй половине III тысячелетия до н. э. в результате продвижения на восток племен культуры шаровидных амфор, которые в свою очередь устанавливают связи с позднейшими группами трипольцев, частью вытесненных пришельцами (Збенович В.Г., 1976б, с. 46), а частью продолжавших существовать и позже них. О контактах трипольцев с тисо-полгарской культурой свидетельствуют находки сосудов последней на поселениях Брынзены III, Костешты IV, Жванец (Титов В.С., Маркевич В.И., 1974; Мовша Т.Г., 1975в).

Весьма дискуссионен вопрос о связях позднетрипольских групп с племенами культур шнуровой керамики и об участии их в генезисе этих культур, прежде всего, среднеднепровской. Предпринимались попытки как обосновать такие связи (Пассек Т.С., 1947; Мовша Т.Г., 1971а; 1972; Berezanskaja S.S., 1975), так и поставить их под сомнение (Збенович В.Г., 1976б, с. 54). В целом представляется справедливым вывод В.Г. Збеновича о том, что «…даже если потомки позднетрипольских обитателей Киевщины и вошли в состав племен среднеднепровской культуры, не они определили ее суть и археологический облик, ее специфику как одного из отрядов культур шнуровой керамики» (Збенович В.Г., 1976б, с. 55).

На востоке в поздний период еще более активизировались контакты трипольских общин со степным населением. Это касается целого ряда специфических степных групп: памятников типа нижнего слоя Михайловки, где найдены позднетрипольские импорты, подкурганных погребений с вытянутыми костяками и более всего — древнеямных памятников. Тесным взаимодействием с древнеямными племенами и влиянием традиций последних исследователи объясняют появление курганного обряда у позднетрипольских племен, распространение в их среде ряда специфических форм инвентаря и шнуровой орнаментации посуды, само формирование сложной и многокомпонентной усатовской группы (Мовша Т.Г., 1960а; 1961). Сложение усатовской группы для данной территории явилось завершением длительного процесса инфильтрации степных скотоводческих групп в среду энеолитических земледельцев. Эти же подвижные, широко расселившиеся по степной полосе группы стали основной передаточной средой, обусловившей контакты позднетрипольских общин с населением Северного Кавказа. Такие контакты документированы распространением в Северо-Западном Причерноморье как каменных погребальных сооружений, так и медных орудий кавказских типов и изделий, выполненных из кавказского металла — стержневидных долот и т. д. (Збенович В.Г., 1974, с. 78; 1976б, с. 42).

Число свидетельств обратных влияний позднетрипольских племен на степные группы пока ограниченно. И все же влияния эти несомненны. В степной и лесостепной зоне Буго-Днепровского междуречья выявлено 13 местонахождений трипольских импортов, прежде всего, сосудов и антропоморфных статуэток, на памятниках степных культур (Збенович В.Г., 1976а). Таковы статуэтки из курганов у сел Широкое и Баратовка, сосуд из кургана близ Кривого Рога на Ингульце, сосуды и статуэтки из Любимовки, Новоалексеевки, Животиловки и других на левобережье Днепра вплоть до Крыма, где трипольский сосуд найден у с. Рисовое (Збенович В.Г., 1976а). В отдельных случаях (Новоалексеевка) найдены комплексы трипольских изделий, что позволяет говорить не только о единичных импортах, но и о спорадических проникновениях отдельных небольших трипольских коллективов в сравнительно отдаленные степные районы. Но, конечно, по масштабу и темпу эти проникновения стабильных земледельческих групп резко уступали постоянным перемещениям крупных скотоводческих групп, захватывавших обширные территории, включавшие и определенные районы трипольской ойкумены.

Все изложенное выше можно резюмировать следующим образом. Развитие культуры Триполье-Кукутени проходило в постоянном контакте с различными северобалканскими культурами IV–III тысячелетий до н. э., но в отличие от них она просуществовала около двух тысячелетий. В ее развитии насчитывается множество ступеней, что позволяет по-новому осветить ряд вопросов, связанных с образованием большой трипольско-кукутенской общности. Исследование трипольских и кукутенских поселений позволяет выявить локальные различия уже среди памятников конца раннего периода. Этим открывается возможность изучения генетических линий отдельных территориальных групп, известных для среднего и позднего периодов рассматриваемой культуры. Установлено, что поселения начальной ступени (Докукутени I) развития культуры локализовались на очень небольшой территории Юго-Восточной Трансильвании и Восточного Прикарпатья, а поселения следующей ступени (Докукутени II) занимали обширное пространство от Восточного Прикарпатья до Среднего Поднестровья. Судя по размещению памятников конца раннего периода (Докукутени III), ареал культуры увеличился к этому времени примерно вдвое, что является указанием на довольно быстрый процесс расселения трипольско-кукутенских общин из Восточного Прикарпатья по направлению к Днестру, а затем и к Южному Бугу. Выбор направления, по которому шло заселение новых районов, во многом определил дальнейшую судьбу различных трипольско-кукутенских общин.

Наиболее древняя группа прикарпатских общин с раннего до позднего периодов обитала на довольно замкнутой территории. Это привело к значительному увеличению здесь плотности населения, ставшему причиной неоднократного заселения одних и тех же участков земли. Развитие рассматриваемой культуры в Прикарпатье и на правобережье Прута началось с памятников типа Траян-Дялул Вией, Извоаре I₁, Тырпешти II и Ларга-Жижия, а закончилось формированием местного позднего варианта, характеризующегося памятниками типа Кукутени-Четэцуя IV, Валя-Лупулуй и Тыргу Окна-Подей. Позднее на этой территории их сменили памятники типа Извоаре III и Фолтешти I. Заметим, что в Пруто-Днестровском междуречье представлены поселения почти всех ступеней развития культуры Триполье-Кукутени: от ранних типа Флорешты II до позднейших типа Гординешты II. Иным путем образовался верхнеднестровский вариант. В Верхнее Поднестровье (выше места впадения р. Збруч) трипольские общины пришли в начале среднего периода (памятники типа Городница-Городище), к концу своего существования создав очень своеобразный вариант культуры — памятники кошиловецкого типа.

Еще сложнее выглядит сложение днестровско-днепровского варианта, возникшего в Среднем Поднестровье (в пределах Каменец-Подольской области) и закончившего свое существование в Поднепровье (на Киевщине). Среднее Поднестровье было заселено трипольскими общинами в самом начале раннего периода, к концу которого в этом районе относятся памятники типа Луки-Врублевецкой. В начале среднего периода, видимо, под воздействием притока нового населения среднеднестровские общины были вынуждены переселяться вдоль левых притоков Днестра в сторону Южного Буга, а, достигнув его, продолжать переселение далее на северо-восток. В результате в поздний период они создали в Поднепровье чрезвычайно своеобразный вариант трипольской культуры (памятники типа Коломийщина I, Чапаевка, Лукаши, Софиевка). Общины этой группы, все более удаляясь на северо-восток, вступали в тесные взаимоотношения с местным населением и постепенно теряли прежние связи с трипольскими общинами. Они надолго сохранили бытовавшие в культуре раннего периода приемы изготовления различного инвентаря, способы сооружения жилищ, систему фортификации. В раннем отрыве их от общей линии развития и выработке собственного направления кроется причина разделения культуры Триполье-Кукутени на две зоны: юго-западную с расписной керамикой и северо-восточную с керамикой, по древней традиции украшенной углубленным узором (Мовша Т.Г., 1975а).

Ближайшими соседями северо-восточных общин были племена, переселившиеся на Южный Бут из Среднего Поднестровья, вероятнее всего, продвигавшиеся вдоль рек Каменка, Окна, Савранка, Дохны и др. Наиболее древние их поселения типа Сабатиновка II₁ обнаружены при слиянии р. Савранки с Южным Бутом. Переселенцы прочно обосновались на новом месте, но не прекращали связей с общинами Поднестровья. На протяжении среднего периода была заселена территория между реками Синица и Синюха, а в начале позднего периода — даже Среднее Поднепровье (в районе Канева). Расписная керамика, в изобилии встречающаяся на поселениях, свидетельствует о близости линии развития трипольской культуры в Побужье и южных районах Поднестровья. Сходны и типы поселений сравниваемых районов, в том числе и поселений-гигантов (Майданецкое, Доброводы, Петрены и др.). Волынь, причерноморские степи и низовья Дуная были заселены трипольско-кукутенскими общинами в последнюю очередь (памятники типа Городск, Усатово II, Фолтешти I). Многие вопросы, связанные с процессом освоения этих районов, находятся еще в стадии разработки.

Основными причинами, вынуждавшими людей покидать обжитые места и осваивать новые районы, были постоянный рост населения и практикующаяся ими система земледелия. Образование локальных групп явилось следствием расселения древнеземледельческих общин по столь обширной территории, что первоначально существовавшие между ними контакты оказались утраченными. В результате этого культура, достаточно монолитная в ранний период, в средний период стала проявлять местные особенности, вырабатываемые различными группами населения отчасти под воздействием соседних чужеродных племен. В поздний период процесс этот продолжался с нарастающей быстротой, что в конечном итоге привело к сложению трипольско-кукутенской культурной общности.

Глава пятая Хозяйство и общественный строй трипольских племен

Постановка и разработка вопросов, касающихся хозяйственной деятельности и общественных отношений у населения, оставившего памятники трипольского типа, — важная заслуга советской археологии. Уже в 30-е годы были сформулированы первые выводы по этой проблематике, базировавшиеся на результатах сплошных раскопок трипольских поселений и детальном изучении древних жилищ, для чего, как отмечалось выше, была выработана специальная методика. Опираясь на конкретные археологические материалы, советские исследователи вместе с тем основывали свои заключения на марксистско-ленинской теории первобытно-общинной формации, что подняло на новую ступень уровень интерпретации трипольских памятников. В наличии на трипольских поселениях крупных многокамерных домов с несколькими очагами и небольших строений с одним очагом исследователи видели отражение процесса разрастания родового домохозяйства, деления родового коллектива на парные семьи (Кричевский Е.Ю., 1940д, с. 589). Одновременно подчеркивалось, что наличие крупных домов свидетельствует о домохозяйстве как о едином хозяйственном организме. Основная форма хозяйства трипольских племен характеризовалась в первую очередь как примитивное мотыжное земледелие (Пассек Т.С., 1949а, с. 18), которое, согласно господствовавшим тогда социологическим схемам, жестко связывалось с материнским счетом родства и матриархальными правопорядками. Отсюда следовал вывод, чти «трипольская форма домостроительства являлась результатом и выражением расцвета материнско-родового строя и первобытного коммунизма» (Кричевский Е.Ю., 1940д., с. 589). Наряду с этим устанавливалась и определенная динамика развития трипольского общества. Отмечалось, что на позднем этапе формировались скотоводческие племена, усатовские на юге и городские на севере, и в соответствии с этими хозяйственными изменениями происходили накопление богатств, имущественная дифференциация, наблюдаемая в Усатовском могильнике, и переход от материнско-родового строя к патриархально-родовым отношениям (Пассек Т.С., 1949а, с. 17–20). Эта концепция соответствовала имевшимся археологическим материалам, исходила из существовавших в то время в советской науке разработок по теории первобытного общества и, безусловно, имела прогрессивное значение, поскольку прямо и определенно ставила вопросы социально-экономической характеристики энеолитических племен Северного Причерноморья. Вместе с тем в предлагаемых решениях ощущалось стремление построить схему прямолинейного эволюционного развития, что было общим недостатком многих работ данного этапа развития советской археологической науки.

С накоплением нового материала и дальнейшим развитием теоретических разработок проблем первобытно-общинного строя эти недостатки постепенно устранялись. В изучении трипольских памятников важную роль сыграла монография С.Н. Бибикова, построенная в первую очередь на материалах полностью вскрытого им раннетрипольского поселения Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953). Трипольское земледелие С.Н. Бибиков первоначально характеризовал как экстенсивное, полевое, мотыжное, возможно, с частичным использованием в работе на полях тягловой силы животных (Бибиков С.Н., 1953, с. 282), а позднее счел его пашенным (Бибиков С.Н., 1965, с. 52). Вместе с тем, отводя скотоводству существенное место в хозяйстве трипольских общин, С.Н. Бибиков полагал, что это не могло не сказаться на внутрисемейных и родовых взаимоотношениях, и пришел к выводу о существовании патриархальных отношений в трипольском обществе уже раннего периода. Исследователь обосновывал это заключение ролью скотоводства в хозяйстве трипольских общин, существованием больших полей на земле, расчищенной в лесу, что было под силу только мужчинам, и наличием родовых богатств в виде скота и запасов зерна, нуждавшихся в охране от враждебных посягательств (Бибиков С.Н., 1953, с. 285). Гипотеза С.Н. Бибикова имела ряд уязвимых мест и вызвала довольно резкую критику со стороны Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1954; Бибиков С.Н., 1955б). Однако в дальнейшем новые материалы все полнее характеризовали трипольское общество как достаточно развитое в целом ряде отношений. Отсутствие для ранних этапов Триполья могильников, позволявших дать конкретный анализ половозрастной структуры общества, не стимулировало дальнейшую разработку вопроса о патриархальных отношениях, который мог решаться лишь в общем плане.

Вместе с тем новые массовые материалы способствовали конкретно-историческому подходу к изучению прошлого трипольских племен, выявлению их локальной и временной специфики, освещению сложного характера исторического процесса с учетом внутренней динамики отдельных территориальных и временных подразделений. Так, встал вопрос о сложности развития хозяйства в рамках единой трипольской культурной общности. В.И. Цалкин, опираясь на статистический обзор остеологических материалов, отмечал наличие в трипольском животноводстве локальных особенностей, находившихся в зависимости от различных природных условий (Цалкин В.И., 1970, с. 238–239). Изучение коллекций орудий трипольских памятников показало, что их состав также далеко не одинаков и отражает разную роль тех или иных хозяйственных отраслей. Это позволило Г.Ф. Коробковой выделить для Триполья по крайней мере пять вариантов хозяйства с доминантой одной или двух отраслей (Коробкова Г.Ф., 1972). Оказалось, что на ряде поселений число земледельческих орудий невелико. Это позволяло сделать заключение о незначительной роли земледелия в хозяйственной системе в целом. Интересные результаты дал и детальный анализ общественной структуры по материалам позднетрипольских могильников Поднепровья (Круц В.А., 1977) и Поднестровья (Дергачев В.А., 1978). Открытие огромных поселений на Уманщине (Шишкин К.В., 1973), а затем и в других районах привело к предположению о существовании у трипольцев своего рода протогородов (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973; Шмаглий Н.М., 1978). С.Н. Бибиков поставил вопрос о наличии у трипольцев развитого ремесленного производства, и считал, что трипольское общество может быть сопоставлено «с крупными энеолитическими объединениями южной половины Старого Света», в первую очередь Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока (Бибиков С.Н., 1970, с. 4–6).

Обратимся к краткому обзору данных, характеризующих хозяйство и общественный строй трипольских племен на разных этапах их развития. Комплекс орудий раннего Триполья весьма типичен для энеолитических памятников. Его основу составляют кремневые, каменные, костяные и роговые орудия. Широкому распространению кремневых и сланцевых орудий на памятниках Поднестровья во многом способствовала богатая сырьевая база (Пассек Т.С., 1961а, с. 41). На ряде поселений отмечены рабочие площадки, где производилась обработка сланца, кости и рога (Пассек Т.С., 1961а, с. 68). Так, в Ленковцах почти в каждом жилище найдено много нуклеусов, отбойников и ретушеров.

Основная масса орудий изготовлялась из кремня. В зависимости от сорта кремня нуклеусы имели небольшие или средние размеры. Нуклеусы небольших размеров (высотой 3–6 см) делали из валунного кремня. В Поднестровье нуклеусы средних размеров сделаны из плитчатого серого кремня. Их высота колеблется в пределах 5-10 см, соответственно сколотые с них пластины, служившие заготовками различных инструментов, имеют разную длину: от 2–3 до 12 см. На ранних памятниках пластины короткие, на памятниках второй половины раннего периода уже довольно много средних пластин (длиной 5–6 см). Крупные пластины и орудия из них для раннего периода не характерны и встречаются только на памятниках, расположенных в местах выхода кремня, например, в Луке-Врублевецкой. Показательны в этом отношении подсчеты количества нуклеусов разных размеров, произведенные для Луки-Врублевецкой (Бибиков С.Н., 1953, с. 81). Крупные нуклеусы (до 10 см высотой) составляли там 45,6 % от общего количества ядрищ, мелкие из темного галечникового кремня — 21,1, обломки нуклеусов — 148 %; 5,7 % приходится на отжимники и 13,1 % — на отбойники шаровидной формы, сделанные из сработанных нуклеусов.

Орудия изготовлялись также из рога оленя или косули, реже — из костей и клыков кабана и рога лося. По функциональному назначению это главным образом наконечники мотыг разных типов, проколки и шилья. Известны, кроме того, костяные рыболовные крючки и гарпуны. Количество медных изделий крайне невелико. Так, на полностью вскрытом поселении Лука-Врублевецкая найдено всего 12 небольших медных предметов — шилья, рыболовные крючки и пронизка (Бибиков С.Н., 1953, с. 119–124). Вместе с тем в составе Карбунского клада известны медные проушные топоры (Сергеев Г.П., 1963, с. 135). Сырье для медных изделий привозилось из Балкано-Карпатского меднорудного бассейна в виде слитков и полос чистой металлургической меди. Из технических приемов трипольцы освоили холодную и горячую ковку и сварку (Рындина Н.В., 1971), но в целом металлообработка у них весьма архаична (Черных Е.Н., 1978а, с. 59).

На основе этого комплекса орудий в пору раннего Триполья интенсивно функционировали различные хозяйственные отрасли. Палеоботанические исследования З.В. Янушевич убедительно показали, что уже на раннем этапе Триполья земледелие представляло собой устойчивое, давно сложившееся явление и располагало надежным семенным фондом. В то время возделывались пшеницы — однозернянка, двузернянка и спельта, ячмени — пленчатый и голозерный, а также просо и бобовые (Янушевич З.В., 1976). На поселении Новые Русешты I_1б найдены также косточки абрикоса (Янушевич З.В., 1976, с. 183). Двузернянка — очень выносливое растение, отличающееся большей зимостойкостью и меньшей требовательностью к почве, чем другие виды пшеницы. Спельта также вынослива и неприхотлива: она устойчива к низким температурам и избытку влаги весной, повреждению насекомыми и птицами, затенению. Наиболее распространенной культурой была двузернянка: следы ее встречаются очень часто и зафиксированы почти на всех поселениях. Это позволяет считать двузернянку основным растением, употреблявшимся в пищу. По заключению палеоботаников, отпечатки зерен двузернянки свидетельствуют о весьма благоприятных для ее выращивания условиях.

Экспериментальным изучением наиболее массового землекопного орудия трипольцев — мотыг — установлено, что это были весьма эффективные орудия, пригодные для вскапывания и рыхления значительных участков. Так, три человека с помощью мотыг могли обработать за час участок площадью 150–200 кв. м (Коробкова Г.Ф., 1980). Множество мотыг, находимых на трипольских памятниках, свидетельствует, что они, как и предполагали первые исследователи, были основным орудием для обработки мягких почв (Коробкова Г.Ф., 1975а). Роговое орудие с поселения Новые Русешты I_1а (рис. 18), предположительно истолкованное как примитивное рало (Бибиков С.Н., 1965, с. 52), могло использоваться для рыхления почвы и проведения борозд на участках, предварительно обработанных мотыгами (Коробкова Г.Ф., 1975а, с. 38). Видимо, наиболее справедлива характеристика трипольского земледелия в первую очередь как мотыжного, с частичным употреблением бороздопроводящих орудий.

Для уборки урожая служили составные серпы с кремневыми вкладышами, вставленными под утлом в изогнутую основу. В пору раннего Триполья лезвия кремневых вкладышей, как правило, были лишены дополнительной обработки. Экспериментально установлено, что раннетрипольский серп был достаточно производительным орудием, лишь вдвое уступавшим современному железному зубчатому серпу и практически не уступавшим серпам, изготовленным из меди (Коробкова Г.Ф., 1978). Важным орудием древних земледельцев была зернотерка. Зернотерки овальной и прямоугольной форм обычно делали из песчаника, а иногда из гранита или других пород камня. Их редко находят целыми, поэтому материал для сравнения крайне ограничен. Одна из крупных зернотерок, найденная в Ленковцах, имела размеры 35×27×11 см, но в большинстве случаев на поселениях раннего и среднего периодов длина зернотерок едва превышала 20 см, а ширина 15 см. На раннетрипольском поселении Берново-Лука зернотерки имели размеры 18×12×8; 20×12×6 и 20×15×10 см. В Луке-Врублевецкой минимальные размеры зернотерки составляли 17×14×7 см, а максимальные — 21×16×5 см. В конце раннего периода на некоторых поселениях появляются огромные нижние камни зернотерок. Так, Н.Н. Скакун отмечает наряду с обычными по размеру камнями наличие на поселении Александровка зернотерки размерами 60×45 см (Скакун Н.Н., 1978).

Судя по ряду данных, роль земледелия в раннетрипольской экономике отнюдь не была ведущей. На таких поселениях, как Лука-Врублевецкая и Сабатиновка II_1–2, процент земледельческих орудий колеблется от 10 до 13. Их хозяйство Г.Ф. Коробкова относит к скотоводческо-земледельческому типу с доминантой животноводства (Коробкова Г.Ф., 1972, с. 20). На тех же памятниках орудия для разделки туш животных и обработки шкур составляют 50–62 %. Остеологические материалы, детально изученные В.И. Бибиковой и В.И. Цалкиным, позволяют определить, какая часть животных была добыта на охоте, а какая принадлежала домашним особям. На ряде раннетрипольских памятников кости диких животных преобладают. Такая картина наблюдается в Луке-Врублевецкой, Голерканах, Берново-Луке (Бибикова В.И., 1953; Цалкин В.И., 1970, с. 213), а также в Бернашовке (Збенович В.Г., 1980в). При этом до 75 % охотничьей добычи составляют копытные животные (благородный олень, косуля и кабан), на которых охотились с целью получения мяса. В составе стада домашних животных отмечаются колебания, видимо, отражающие порайонную хозяйственную специфику. Так, в Берново-Луке на крупный рогатый скот приходится около половины всех домашних животных, тогда как в Луке-Врублевецкой и Солонченах I доминирует свинья (Пассек Т.С., 1961а). Во всех случаях количество костей мелкого рогатого скота невелико, следовательно, раннетрипольское скотоводство было основано на разведении крупного рогатого скота и свиней.

Значительная роль охоты в получении мясных продуктов указывает и на стремление трипольцев максимально использовать местные природные ресурсы. С этим направлением хозяйственной деятельности тесно связаны собирательство и рыболовство. В лесах и рощах, окружавших раннетрипольские поселки, собирали кизил, дикую грушу, яблоки и вишню (Янушевич З.В., 1976, с. 187–188). В речных протоках и главным образом в Днестре ловили сома и вырезуба, причем отдельные особи сома, попадавшие на стол трипольцев, достигали длины 1,6–1,8 м (Пассек Т.С., 1961а, с. 59). Из домашних производств, помимо изготовления орудий, получили развитие домостроительство и керамическое производство.

Об общественном устройстве раннетрипольского населения можно судить на основании раскопок жилищ и поселений. Как отмечала Т.С. Пассек, поселки были в основном небольшими, площадью около 250×200 м, и состояли из землянок и наземных домов (Пассек Т.С., 1961а, с. 93). Судя по данным разведок, проведенных в Днестровско-Прутском междуречье, в то время существовали и более крупные поселения, занимавшие площадь в несколько гектаров. Имеются данные и о кольцевом расположении жилищ, по крайней мере на некоторых из ранних поселений. Так, поселение Бернашовка на Днестре состояло из семи домов. Размеры наименьшего жилища составляли 30 кв. м, наибольшего — 150 кв. м. По подсчетам В.Г. Збеновича, на поселении могло проживать примерно 50–60 человек (Збенович В.Г., 1980в). Поселение Лука-Врублевецкая включало семь землянок, причем большинство их соответствовало домам средней величины (примерно 65 кв. м) и только площадь одной землянки сильно вытянутой в плане формы превышала 130 кв. м. На поселении Тырпешти III площадь построек колебалась в пределах 12–77 кв. м. Наиболее крупные жилища можно рассматривать как место обитания нескольких малых семей. Например, в самой большой землянке Луки-Врублевецкой, имеющей длину 40 м, отмечено деление на три камеры, возможно, служившие жилищами отдельным семьям.

Весьма показательна и тенденция подчеркнуть хозяйственное и идеологическое единство общин, оставивших эти небольшие поселки. На ряде памятников зафиксированы своего рода культовые центры, которые нередко помещались в строении, одновременно выполнявшем и функции обычного жилого дома. Возможно, такие дома принадлежали семьям старейшин, бывших также хранителями культовых объектов и отправлявших культовые обряды и церемонии.

Примечательно, что уже на раннем этапе отмечается кустовое расположение трипольских поселений, когда более мелкие памятники группируются близ весьма значительного по площади центра. В таком густонаселенном районе Северной Молдавии, как бассейн Реута, крупным раннетрипольским поселением является Гура-Каменка IX (Массон В.М., 1980б). Возможно, перед нами тип расселения, характеризующий наличие такой племенной группировки, в состав которой входило несколько общин и во главе которой стояли уже племенные вожди. Во всяком случае находка Карбунского клада, насчитывающего 852 предмета, в том числе 444 медных, показывает, что уже на этом этапе развития происходит известное накопление богатств. Наличие в кладе наряду с проушными топорами явно культовых предметов, в частности антропоморфных подвесок, позволило Г.П. Сергееву сделать заключение о принадлежности клада крупному родовому или родо-племенному вождю, выполнявшему одновременно и «жреческие» функции (Сергеев Г.П., 1963, с. 151). До открытия раннетрипольских могильников или установления разного уровня благосостояния по предметам, найденным в жилищах одного поселения, этот вывод бесспорно сугубо предварителен. Но думается, что уровень общественной организации раннетрипольского населения, целенаправленно ведшего освоение новых территорий, нельзя излишне занижать. Не исключено, что здесь имелось и несколько племенных групп, своеобразие культуры которых нашло отражение в локальных вариантах.

Как можно было видеть, в средний период происходит дальнейшее увеличение территории, занятой трипольскими племенами. Расселяющиеся общины достигают районов Поднепровья, традиционные области обитания густо обживаются, население увеличивается, ведущими типами поселений становятся крупные и средние поселки. Судя по всему, завершается пора экстенсивного освоения новых территорий, пригодных для земледелия и скотоводства, и делаются попытки интенсификации традиционных видов производств, одним из проявлений чего становится усиление локальной специфики.

При этом комплекс орудий остается в основных чертах прежним. Как и ранее, господствуют орудия из кремня, камня, кости и рога. Медные орудия редки и изготовляются преимущественно с помощью ковки; литье еще не получает сколько-нибудь широкого распространения. Основными орудиями земледельцев по-прежнему являются серпы и мотыги. Последние делаются из рога лося или оленя, а также из сланцев и гнейса. Серпы имеют изогнутую основу, в которую под углом вставляются кремневые вкладыши, но сами вкладыши, как правило, ретушируются, что повышает их производительность. В средний период трипольской культуры размеры пластин, используемых для серпов, остаются теми же, что и в ранний период. Нанесенная на них ретушь, сначала довольно мелкая и нерегулярная, затем становится ровной, струйчатой. В конце среднего периода появляются прекрасно оформленные ретушью, небольшие (в среднем 3×2 см), прямоугольных очертаний вкладыши с ровным рабочим краем. В это время на Волыни, в местах добычи высокосортного кремня, появляются массивные (9×3 см) вкладыши серпов, продолжающие линию развития однолезвийных, а не составных серпов с прямым рабочим краем. Постепенно серпы с лезвием в виде удлиненных отретушированных пластин — сначала длиной до 10 см, а позднее до 20 см — в ряде мест вытесняют прежний тип серпа с зубчатым расположением вкладышей.

Состав возделываемых растений в пору среднего Триполья в основном сохраняется прежним — преобладает пшеница-двузернянка. Особый интерес представляет обнаружение в среднетрипольских слоях поселения Новые Русешты I_1а косточек винограда. По определению палеоботаников, они принадлежат культурному сорту, имевшему, однако, небольшую ягоду (Янушевич З.В., 1976, с. 190). Виноградарство, для которого природные условия Днестровско-Прутского междуречья были достаточно благоприятны, стало новой отраслью сельскохозяйственного производства трипольского общества.

Интересна тенденция увеличения объема крупных глиняных сосудов, явно предназначавшихся для хранения зерновых запасов и потому именуемых зерновиками. И в ранний период, и на начальных ступенях среднего периода они имеют высоту 30–35 см. Наряду с ними уже в начале среднего периода появляются сосуды высотой 70, 80 и 100 см. Такие огромные сосуды-зернохранилища продолжают существовать на протяжении всего позднего периода. Миски, служившие для приготовления пищи, увеличиваются в размерах одновременно с ними. Диаметр мисок достигает зачастую 80-110 см. Трипольцы придавали большое значение сохранности зерна от порчи, часто помещая его в сосуды антропоморфных очертаний с традиционным змеевидным узором. Сосуды плотно накрывались специальными крышками, привязывавшимися к ручкам, и таким образом зерно становилось недоступным для грызунов и насекомых. Тенденция увеличения объема сосудов, скорее всего, отражает как общее увеличение объема зерновой продукции, так и упорядочение коллективных форм ее хранения и потребления.

Анализ остеологических коллекций, происходящих со среднетрипольских памятников, указывает на значительные локальные различия. Так, на приднепровских поселениях Коломийщина II и Владимировка процент костей диких животных невелик — 15–19, тогда как на Березовском поселении количество костей диких особей превышает 50 % (Цалкин В.И., 1970, с. 213). Объектами охоты продолжают оставаться в первую очередь крупные копытные — олень и кабан, реже — косуля, но добывается также, особенно в Поднепровье, лось (Цалкин В.И., 1970, с. 216). В.И. Цалкин отмечает местные особенности и в составе стада домашних животных. Так, в Поливановом Яру (II–III) преобладают кости свиньи, а на кости крупного рогатого скота приходится около 20 %. Кости свиньи резко преобладают и в Клищеве (Заец И.И., 1975б). Во Владимировне и Коломийщине II, наоборот, костей свиньи сравнительно мало (8-11 %), а кости крупного рогатого скота составляют 37–44 % (Цалкин В.И., 1970, с. 234–238).

Массовое трассологическое изучение коллекций орудий позволило наряду с привлечением остеологических данных более четко представить хозяйственную специализацию поселений (Коробкова Г.Ф., 1972). Так, процент земледельческих орудий в комплексе нижних слоев поселения Поливанов Яр высокий — 32,1, т. е. такой же, какой наблюдается у оседло-земледельческих общин Средней Азии и Закавказья. Г.Ф. Коробкова характеризует этот тип хозяйства как земледельческо-скотоводческий. Наоборот, в средних слоях поселения Поливанов Яр число земледельческих орудий резко падает, составляя всего 6,5 %, что позволило Г.Ф. Коробковой определять такой тип хозяйства как скотоводческо-земледельческий. Преимущественно скотоводческим было и хозяйство обитателей поселения Сороки-Озеро, где земледельческие орудия составляют всего 3,4 %. Для этого поселения показателен очень высокий (до 52) процент орудий, предназначенных для обработки дерева, что, надо полагать, отражает местную специализацию в сфере производств, не связанных с получением продуктов питания. Весьма низок процент земледельческих орудий и на Березовском поселении (3–3,7), где орудия для обработки шкур и выделки кожи составляют 50–60 %, а орудия для обработки дерева — 19–20 %. Поскольку, согласно палеозоологическим определениям, здесь резко преобладают кости диких животных, Г.Ф. Коробкова характеризует данный тип хозяйства в первую очередь как скотоводческо-охотничий (Коробкова Г.Ф., 1972, с. 20). В целом для сферы хозяйства, связанной с получением продуктов питания, наблюдается тенденция к доминанте именно скотоводческо-земледельческого типа. Так, например, на поселении Клищев на земледельческие орудия приходится всего 13,6 % (Заец И.И., 1975б).

В пору среднего Триполья, по имеющимся данным, намечается и определенная специализация в сфере домашних производств. Правда, основные производства, судя по материалам поселений Поливанов Яр II и III, были децентрализованы и представлены практически в каждом хозяйственно-жилом комплексе (Попова Т.А., 1972, с. 18). Однако в последнее время стали появляться материалы, свидетельствующие о начале профессиональной специализации. В частности, большое значение имеет открытие на поселении Веселый Кут в Поднепровье гончарной мастерской с двухъярусным горном (Цвек Е.В., 1978). Эта весьма развитая конструкция обжигательной печи не только позволяла получать высокие температуры, но и добиваться стабильного режима обжига (Сайко Э.В., 1977). Мастерская состояла из двух помещений: одно служило сушильной камерой, а во втором располагался горн. Поблизости находилась яма, заполненная шлаком. В топочной камере оказались наиболее ценные сосуды. Рядом обнаружены остатки другой мастерской, обжигательная печь которой была разрушена. Видимо, она функционировала в более раннее время. Значение этого открытия нельзя приуменьшать. Перед нами явные следы технологического прогресса. Вполне возможно, что работавшие здесь из поколения в поколение гончары принадлежали к числу ремесленников, узко специализировавшихся в рамках своей общины, которая и обеспечивала их продуктами питания.

Основным источником для суждений об общественном устройстве в период среднего Триполья, как и более раннего времени, являются жилища и поселения. По-прежнему весьма характерна циркульная планировка поселений, при которой дома располагались одним или несколькими кругами, а центр зачастую не застраивался. Во всяком случае в Поднепровье, крайней восточной области расселения трипольцев, это прослеживается достаточно четко. Так, круговая планировка отмечена на поселении Веселый Кут (Цвек Е.В., Шиянова А.В., 1977). На поселении Гарбузин жилища образуют два концентрических круга (Цвек Е.В., 1974а; 1974б, с. 355; 1976), а на таком большом памятнике, как Владимировка, — целых пять кругов (Пассек Т.С., 1949а, с. 148). Безусловно, данная планировка связана с функцией обороны. Возможно, для этой же цели служили рвы и валы, сохранившиеся далеко не везде, но хорошо представленные на поселениях Поливанов Яр II и III, Старые Куконешты и Сороки-Озеро.

Поселки состоят главным образом из наземных домов разной величины, причем крупные дома, разделенные перегородками, можно рассматривать как места обитания большесемейной общины, объединявшей несколько малых семей. На Коломийщине II большой дом (27×6–7 м) четырьмя поперечными перегородками делился на пять отсеков. В двух отсеках располагались печи, а в одном — крестовидный жертвенник. Интересна отмечаемая на ряде памятников группировка домов по три. Е.В. Цвек, установившая эту особенность поселения Шкаровка, полагала, что здесь речь может идти о существовании патронимических групп (Цвек Е.В., 1974б; 1976). Во всяком случае такая обособленная группа домов может отражать хозяйственное и родственное единства обитавших здесь малых семей, аналогичное объединению нескольких малых семей в одном большом многокамерном доме. Имеются данные и о наличии на поселениях культовых центров (Цвек Е.В., 1976, с. 56), но этот вопрос еще недостаточно изучен. В других поселках, как, например, в Клищеве, где общая планировка надежно установлена геофизической разведкой, а часть жилищ полностью раскопана (Заец И.И., 1973; 1975б), кольцевое расположение домов отсутствует. Всего в Клищеве отмечено 48 жилищ. Среди раскопанных было четыре малых дома (менее 30 кв. м), пять средних (до 80 кв. м) и один большой (более 100 кв. м), разделенный на четыре камеры (по 26–28 кв. м), три из которых имели печи. Это позволяет считать камеры местом проживания отдельных семей. Видимо, в Клищеве обитала община, состоявшая из нескольких большесемейных групп, обладавших как общими жилищами, так и отдельными односемейными домами.

При изучении трипольских памятников Северной Молдавии была предложена их группировка по площади и выделены малые (до 4 га), средние (от 4 до 8 га) и крупные (свыше 10 га) поселения (Массон В.М., Маркевич В.И., 1975). При этом отмечалось, что в средний период наибольшее распространение получают именно средние и крупные поселения. Возможно, сходная картина наблюдается и в некоторых других областях распространения трипольских памятников. Во всяком случае площадь ряда поселений Поднепровья весьма значительна: Владимировка занимает около 60 га, Мирополье — 25, Гарбузин — 35 га. Не исключено, что уже в конце среднего периода начинается формирование по крайней мере некоторых из гигантских центров, открытых при дешифровке аэрофотоснимков сначала на Уманщине, а затем и в Северной Молдавии. В последнем регионе таким центром оказалось поселение Петрены, раскапывавшееся еще в начале XX в. и давшее яркий материал начала позднего периода (Маркевич В.И., 1973б, с. 93).

Наличие иерархической системы поселений, особенно их гнездовое расположение группами из средних и мелких поселков, близ одного или двух, возможно, неодновременных крупных центров, безусловно, является отражением сложной общественной структуры. Не исключено, что мы имеем дело с рядом племенных групп, объединявших несколько общинных поселков и имевших свой племенной центр. Центры типа Петрен могли быть столицами племенных союзов, но их характеристика и интерпретация требуют дальнейших исследований. В пору среднего Триполья отмечается высокая плотность населения, во всяком случае в Днестровско-Прутском междуречье, что также является одним из показателей подъема общества, оставившего памятники трипольского типа и, судя по всему, достигшего едва ли не поры наивысшего расцвета.

В поздний период территория, занятая трипольскими племенами, еще более расширилась. В частности, на юге была освоена засушливая степная зона, что, естественно, привело к увеличению разнообразия хозяйственных систем. Вместе с тем наблюдается дальнейший прогресс целого ряда производств, технология которых совершенствуется, способствуя их превращению в ремесла. Одновременное сокращение числа поселений, постепенная утрата трипольскими племенами отдельных районов и другие явления свидетельствуют о нарастании известного рода кризисной ситуации в развитии трипольского общества. Оно занимает теперь огромную территорию от Среднего Поднепровья на севере до района Одессы на юге, равную по площади территории харапской цивилизации. Локальные особенности, наблюдаемые в сфере хозяйства, в какой-то мере соответствуют культурным различиям, устанавливаемым археологами в пределах ареала памятников позднетрипольского типа. В древности эти явления, возможно, были взаимозависимы.

Основой трипольской экономики позднего периода оставались земледелие и скотоводство, хотя последнее в отдельных районах уступало пальму первенства охоте, в чем отразилась сложность конкретно-исторического процесса. Помимо ранее возделывавшихся видов пшеницы и ячменя, возрастает, по крайней мере на некоторых памятниках, удельный вес проса и бобовых (Янушевич З.В., 1976, с. 198). На поселении Варваровка XV найдены косточки примитивной сливы, которую специалисты рассматривают как гибрид от спонтанных скрещиваний принесенной из Малой Азии алычи с диким абрикосом, а на поселении Варваровка VIII — зерна крупноягодного винограда столового сорта (Янушевич З.В., 1976, с. 185–186, 190). Локальное своеобразие частично проявилось и в типах земледельческих орудий. Так, в пору позднего Триполья распространяются серпы из одной крупной пластины, оформленной пильчатой или струйчатой ретушью. Наряду с этой новой формой жатвенного орудия в Днестровско-Прутском междуречье сохраняется традиционный тип серпа с крупнозубчатым лезвием (Коробкова Г.Ф., 1978, с. 40).

Как и в пору среднего Триполья, имелись поселения, где среди занятий жителей едва ли не первое место занимало земледелие. Так, в Усатове 20,2 % орудий связаны с земледельческим трудом, тогда как с обработкой шкур домашних и диких животных — всего 14,3 % (Коробкова Г.Ф., 1972, с. 20). Это тем более интересно, что, согласно прежним представлениям, усатовские племена были в первую очередь скотоводческими. В самом Усатове роль охоты действительно была невелика — кости диких особей составляют там около 9 % остеологической коллекции (Цалкин В.И., 1970, с. 212). Показательно наличие здесь костей таких степных животных, как сайга и кулан, что полностью соответствует природным условиям зоны, а также костей льва, на которого, видимо, охотились в то время (Бибикова В.И., 1963). Среди костей домашних животных дочти 50 % приходится на мелкий рогатый скот, что предполагает степной характер животноводства (Цалкин В.И., 1970, с. 239). На поселении Маяки стадо почти на 70 % состоит из мелкого рогатого скота, а свинья, крайне редкая и в Усатове, отсутствует (Збенович В.Г., 1974, с. 112). Примечательно большое количество костей овец на этих памятниках, что, возможно, указывает на отгонный характер скотоводства. Во всяком случае усатовское скотоводство резко отлично от форм, практиковавшихся трипольцами, обитавшими в более раннее время и в пору позднего Триполья в лесостепной зоне. Новые исследования, проведенные в этой зоне, свидетельствуют о том, что эволюция форм хозяйства трипольцев не была прямолинейной. Так, если одно время бытовало мнение о постепенном падении роли охоты от раннего Триполья к позднему (Пассек Т.С., 1961а, с. 145), то теперь известны позднетрипольские поселения, где основой получения мясной пищи была охота. На поселении Сандраки II, например, доля костей диких животных составляла 52,6 % (Цалкин В.И., 1970, с. 214), а на поселении Жванец — более 60 % (Мовша Т.Г., 1970б, с. 90–91). Основной добычей трипольских охотников, как и прежде, были крупные мясные животные.

Интересна динамика развития хозяйства самой северной группы трипольских племен, обитавшей в Среднем Поднепровье (Круц В.А., 1977). На первом этапе, когда только происходило освоение этого района, роль охоты была исключительно велика, а в составе стада отсутствовала свинья. Позднее удельный вес домашних животных возрос. Первопоселенцы, передвигаясь с небольшими стадами, в составе которых почти не была представлена малоподвижная свинья, поддерживали баланс мясного рациона главным образом за счет охоты (Круц В.А., 1977, с. 145). В данном случае высокий процент (70–83 %) костей диких животных является не признаком архаизма, а отражением конкретной ситуации.

Среди позднетрипольских орудий, как и ранее, много изделий из кремня, камня, кости и рога, в том числе таких важнейших орудий земледельцев, как серпы и мотыги. Месторождения кремня усиленно разрабатывались на Волыни, откуда сырье широко распространялось далее, в первую очередь на поселения Поднестровья и Попрутья. Заселение Волыни трипольскими общинами началось, очевидно, в конце среднего периода, так как в начале позднего периода эта территория была уже довольно хорошо ими освоена. Обобщая данные позднетрипольских поселений Волыни, Н.М. Шмаглий заключает, что там изделия из кремня на памятниках горо́дского типа найдены в большом количестве (Шмаглий Н.М., 1971). Они изготовлены из кремня двух сортов, преимущественно из высокосортного местного — так называемого волынского кремня. Первичная обработка кремня производилась в местах его выходов, поэтому на поселениях почти нет нуклеусов и отщепов с участками корки. Размеры нуклеусов и пластин в длину достигают 10–15 см. Районы Среднего Поднепровья также снабжались волынским кремнем (Круц В.А., 1977).

Наряду с традиционными каменными и костяными изделиями в поздний период все большую роль начинают играть, особенно в южных областях, металлические орудия и оружие. С позднего этапа среднего Триполья получает распространение литье, используются мышьяковистые руды и медно-серебряные сплавы (Рындина Н.В., 1961; 1971). Известны и находки самих литейных форм. Переход к литью, требовавшему высокой степени профессионализма, был важной технологической предпосылкой развития ремесел. Особого подъема достиг южный, усатовский, очаг металлообработки, работавший на кавказском сырье, но, судя по типам ряда орудий, тесно связанный с эгейским миром (Черных Е.Н., 1978а, с. 64). Предполагается также существование менее мощного северного, софиевского, очага металлообработки, использовавшего традиционное для Триполья балкано-карпатское сырье (Черных Е.Н., 1970, с. 25–26). Несмотря на высказывавшиеся сомнения относительно существования в Среднем Поднепровье этого самостоятельного очага (Круц В.А., 1977, с. 135), мнение Н.В. Рындиной и Е.Н. Черныха (Рындина Н.В., 1971; Черных Е.Н., 1978а) по данному вопросу кажется нам наиболее убедительным.

Другой сферой технологического прогресса, ведущего к обособлению ремесел, было гончарное дело. На поселении Жванец открыт гончарный центр, располагавшийся за его пределами и включавший по меньшей мере шесть двухъярусных гончарных горнов. Под обжигательной камеры этих горнов был снабжен отверстиями и опирался на столбы (Мовша Т.Г., 1971в). Двухъярусная гончарная печь обнаружена и на поселении Костешты-Село. Под ее обжигательной камеры держался на глиняных конусах, радиально прикрепленных к стенкам (Маркевич В.И., 1975, с. 44). Такая конструкция позволяла наиболее полно использовать термические возможности топочной камеры, не загроможденной опорными столбами. Т.Г. Мовша ставит вопрос о существовании в период позднего Триполья художественно-гончарных центров, где трудились мастера-профессионалы (Мовша Т.Г., 1971в). На поселении Жванец открыта также производственная площадка с шестью рабочими местами для обработки зерна (Мовша Т.Г., 1978), что, впрочем, отмечено и на некоторых раннетрипольских памятниках, а в Цвикловцах обнаружены рабочие места по обработке камня (Мовша Т.Г., 1970а). Во всяком случае в сфере металлообработки и гончарном деле налицо технологический прогресс — важнейшая предпосылка выделения ремесел в отличную от земледелия сферу производственной деятельности. Но не вполне ясно, в какой мере этот процесс завершился отделением ремесла от земледелия уже в рамках трипольского общества, на чем настаивают некоторые наиболее оптимистически настроенные исследователи. Пока нет оснований считать, что перед нами нечто большее, чем общинное ремесло, т. е. мастера-профессионалы, работающие в рамках общины и поставляющие ее членам продукцию не посредством обмена, а именно в силу своей принадлежности к данной общине (Массон В.М., 1976, с. 63–66).

Позднетрипольские поселения, становившиеся постепенно местом сосредоточения специализированных производств, ярко демонстрируют и другую характерную особенность — усиление фортификационной функции. Поселки все чаще располагаются в естественно укрепленных пунктах — на высоких мысах и возвышенностях — и дополнительно обводятся валами и рвами. На поселении Жванец-Щовб зафиксированы неоднократные перестройки валов и рвов, забрасывание старых и возведение новых, при этом один из валов был облицован каменными плитами (Мовша Т.Г., 1974; 1975в). Несколькими валами и рвами, возможно, также неодновременными, было укреплено и поселение Костешты II. Как показали экспериментальные исследования, для устройства одного из рвов этого поселения (ширина 6 м, глубина 2,5–3,0 м) с помощью роговых мотыг, найденных здесь в изобилии, было необходимо около 200 человеко-дней, т. е. усилия значительной части взрослого населения поселка (Коробкова Г.Ф., 1979). Наиболее высокая часть поселения Казаровичи была обведена двойным рвом, правда, называть ее детинцем, видимо, преждевременно (Круц В.А., 1977, с. 111). Вероятно, этот укрепленный участок представлял собой убежище для всего населения при чрезвычайных обстоятельствах.

Внутренняя структура позднетрипольского поселения весьма полно изучена Т.С. Пассек в результате сплошных раскопок памятника Коломийщина I, сохраняющего в этом отношении эталонное значение (Пассек Т.С., 1949а, с. 149–153). По внешнему кругу здесь располагалось 31 жилище и 8 жилищ находились в центре. Среди этих строений 6 относятся к числу малых (от 8 до 28 кв. м) домов с одной печью, 12 — к числу средних (от 43 до 98 кв. м) с двумя или четырьмя очагами и 10 — к числу больших домов (от 106 до 136 кв. м) в основном с четырьмя-пятью печами, хотя в одном доме было две печи, а в трех домах — по три. Общий вывод исследователей о принадлежности больших домов крупным коллективам, скорее всего большесемейным, а малых — выделившимся парным или, лучше сказать, малым семьям, вполне убедителен (Кричевский Е.Ю., 1940д; Пассек Т.С., 1949а). Опираясь на эти работы, С.Н. Бибиков полагал, что число 30–40 домов для небольшого поселения является постоянной величиной и что исходя из расчета шесть-семь человек на семью в целом число его жителей составляло около 500 человек (Бибиков С.Н., 1965, с. 52). Обычно демографы определяют число членов семьи в пять-шесть человек, что подтверждается и материалами древнего Шумера. В таком случае число жителей подобных поселений следует определять в 400–480 человек, но, разумеется, это лишь вероятная оценка, так как в реальной действительности численность населения существенно колебалась.

На поселении Брынзены-Цыганка, полностью раскопанном В.И. Маркевичем, на площади 1,5 га зафиксированы остатки 50 жилищ. На поселении среднего периода Хэбэшешти I на той же площади находилось 44 дома. Работами в Среднем Поднепровье установлено, что в начале позднего периода в небольших поселках (Чапаевка) на площади около 5 тыс. кв. м располагались по кругу 11 углубленных жилищ, каждое из которых имело свой очаг, и культовые объекты. Судя по размерам жилищ (10–12 кв. м.), здесь, видимо, обитала исходная хозяйственная и идеологическая ячейка общества — малая семья. Кроме того, на поселении Чапаевка обнаружено жилище удлиненной формы площадью почти 100 кв. м (Круц В.А., 1977, с. 15–27). Наличие крупных многосемейных жилищ, как и наблюдаемая в некоторых случаях территориальная близость отдельных групп небольших домов, указывает на существование, помимо малой семьи, живущей в небольшом наземном или углубленном доме, и общины, занимающей поселок в целом, еще одной общественной ячейки. Скорее всего это была, как и в более ранние периоды Триполья, большесемейная община, но на этот раз, согласно данным могильников, уже бесспорно патриархальная.

Исследованные могильники содержат материалы, указывающие на наличие объединений типа большесемейных общин. Так, на могильнике поселения Чапаевка, где были погребены взрослые общинники, могилы располагались тремя рядами, насчитывающими до 14 захоронений каждый. Видимо, в таких рядах совершены захоронения членов одной ячейки, которой и была большесемейная община. Могильник небольшого рядового и, видимо, довольно бедного поселения был изучен Т.С. Пассек у с. Выхватинцы (Пассек Т.С., 1961а). Недавно материалы его были повторно проанализированы В.А. Дергачевым (Дергачев В.А., 1978), выделившим в одной из частей могильника три неодновременные группы могил, каждая из которых включала одно женское, одно-два мужских и одно-пять детских захоронений. Рассматривая эти группы как могильники малых семей, возможно, поочередно занимавших первенствующее положение в данном коллективе, В.А. Дергачев подчеркивает, что в каждой из них составом инвентаря выделяются мужские погребения. Так, одна мужская могила содержала 11 сосудов и статуэтку, другая — уникальный топор-молот, третья, помимо прочих находок, — медное шило — единственный металлический предмет во всем могильнике. На особое общественное положение мужчин, погребенных с наиболее «богатым» инвентарем, обращала внимание еще Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1961а, с. 166). Состав инвентаря явно указывает на главенствующее положение мужчин в системе общественных отношений. Кроме того, отмечает В.А. Дергачев, наличие орудий, в том числе серпов, и оружия исключительно у мужчин в возрасте от 15 до 50 лет показывает, что они были основной производительной группой населения. Вместе с тем материалы Выхватинского могильника в целом свидетельствуют о слабой имущественной дифференциации общества, во всяком случае в той мере, в какой это явление нашло отражение в погребальных обрядах.

Последнее характерно и для некоторых могильников Среднего Поднепровья (Круц В.А., 1977). Правда, позднее в этом районе в могильниках с трупосожжением софиевского типа, наличием медных изделий, в первую очередь орудий и оружия, выделяются погребения особого типа, которые рассматриваются как захоронения глав родов и племен (Круц В.А., 1977, с. 121). Эта социальная группа, безусловно, существовала и на более ранних этапах, однако теперь она подчеркивает свое особое положение в обществе, возможно, не только социальное, но и имущественное, специфическим набором погребального инвентаря. Судя по так называемым кладам украшений, найденным в Цвикловцах и Кетрошике, накопление богатств все же имело место в весьма ограниченных масштабах.

Более наглядно особое положение племенной верхушки выступает по материалам Усатовского могильника, где эта социальная группа погребалась в курганах со сложными каменными конструкциями, с различного рода медными предметами, в том числе с оружием. Расположенный рядом грунтовой могильник, видимо, принадлежал рядовым общинникам (Патокова Э.Ф., 1979). Таким образом, погребения знати выделяются по крайней мере по двум признакам: сложностью погребального сооружения, приобретающего черты монументализма, и специфическим («богатым») погребальным инвентарем. В одном из курганов на древнем горизонте рядом с основной могилой обнаружены два мужских безынвентарных захоронения, которые Е.Ф. Лагодовская считала могилами рабов (Лагодовська О.Ф., 1943, с. 60). Во всяком случае вполне вероятно, что перед нами еще одна особенность захоронений лиц привилегированного положения на раннем этапе — человеческие жертвоприношения. Возможно, представители племенной аристократии воспроизведены в мужских статуэтках с перевязью через плечо.

Особый интерес представляет открытие крупных поселений трипольской культуры, существовавших в начале позднего периода. Первым обратил на них внимание К.В. Шишкин, тщательно проанализировавший материалы аэрофотосъемки и отметивший наличие на Уманщине огромных поселений, где жилища располагались несколькими концентрическими кругами (Шишкин К.В., 1973). Таковы поселения Майданецкое (270 га), Доброводы (250 га) и Тальянки (400 га). В Доброводах, помимо кольцевой планировки, наблюдается еще и квартальная застройка. Эти данные, первоначально вызвавшие недоумение, были полностью подтверждены при детальном изучении одного из таких суперцентров — Майданецкого поселения (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973; Шмаглий Н.М., 1978; 1980). Результаты сплошной геофизической разведки и проведенных по данным этой разведки раскопок свидетельствуют о том, что оно занимало площадь 300 га и состояло из 1500 жилищ, располагавшихся четырьмя эллипсами. Число жителей таких поселков, по данным К.В. Шишкина, достигало 10–15 тыс., а по данным Н.М. Шмаглия, — даже 20–24 тыс. Эти памятники были объявлены протогородами энеолита Европы (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1975, с. 108). Позднее Н.М. Шмаглий характеризовал Майданецкое поселение как «земледельческо-скотоводческую предстанцию восточноевропейского города, аграрного в основе» (Шмаглий Н.М., 1978, с. 42).

Не приходится отрицать, что открытые памятники действительно представляют собой огромные поселения, но их внутренняя структура, как и микрохронология, все еще не вполне изучены. Так, не доказано одновременное существование всех «колец жилищ», а в последней работе Н.М. Шмаглий определяет время существования одного «жилого кольца» сроком жизни одного поколения (Шмаглий Н.М., 1978, с. 42). Но в таком случае и предложенная им цифра числа жителей Майданецкого поселения должна быть сокращена по крайней мере вчетверо. Огромные размеры уманских центров не должны удивлять, если мы вспомним о сохранении ими традиционной кольцевой планировки со свободной застройкой и огромным пустым участком в центре. Коэффициент застройки, определяемый соотношением общей площади поселения к площади жилых домов, составляет в Майданецком 30, а на древневосточных теллях и среднеазиатских тепе — 1–1,5 (Массон В.М., 1975, с. 14). С учетом этого коэффициента Майданецкое поселение соответствует древневосточному поселению площадью 10 га. Правда, и такое поселение по размерам приближается к древневосточному городу. Однако на огромных трипольских памятниках пока не установлены достоверно те качественно новые структурные изменения, которые отличают поселение городского типа от разросшегося села. Не известны здесь (во всяком случае пока) ни ремесленные кварталы, ни монументальные культовые комплексы. Возможно, трипольским обществом был сделан лишь первый шаг к становлению городских центров — произошла концентрация населения. Однако это не привело к сложению поселений нового типа, что, вероятно, было обусловлено экономической слабостью трипольского общества: огромной ролью скотоводства (Коробкова Г.Ф., 1975а), относительно слабым развитием ремесла, архаическим орудийным комплексом. Огромные центры не получили дальнейшего развития и пришли в упадок еще до конца существования всего трипольского общества в целом.

Если рассматривать трипольское общество в политическом плане как своего рода конфедерацию племенных союзов, то в уманских гигантах можно было бы видеть руины общетрипольских столиц, последовательно сменявших друг друга. Но этот вопрос нуждается в дальнейшей разработке и, прежде всего, — в продолжении комплексных раскопок суперцентров с детальным изучением их производственной базы. Но как бы то ни было, их открытие показывает, что трипольское общество (о чем свидетельствуют и материалы последних лет) было отнюдь не примитивным, хотя, подобно многим раннеземледельческим обществам Европы, остановилось перед городской цивилизацией как перед рубежом.

Глава шестая Идеологические представления и памятники искусства трипольских племен

Среди северопричерноморских комплексов энеолитического времени памятники культуры Триполье-Кукутени дают наиболее полные наборы изделий, позволяющие рассматривать сложные вопросы, связанные с идеологическими представлениями древних племен. Этой проблеме посвящено значительное число работ как русских, так и зарубежных исследователей. Большинство авторов ограничивалось публикацией отдельных категорий инвентаря, отражающих идеологические представления трипольско-кукутенских племен, что в лучшем случае сопровождалось попытками их классификации (Хвойко В.В., 1901; Hadaczek К., 1914; Makarenko N., 1927; Cehak H., 1933; Himner M., 1933; Majewski К., 1938; 1948; Маевский К., 1959; Пассек Т.С., 1949а; 1961а; Макаревич М.Л., 1954; Мовша Т.Г., 1953; 1969; 1973; 1975б; Berlescu N., 1964; Кусургашева А.П., 1970; Попова Т.А., 1970). Вместе с тем предпринимались попытки реконструировать сами идеологические представления, в той или иной мере нашедшие отражение в объектах материальной культуры (Пассек Т.С., 1947; Селинов В.И., Лагодовская Е.Ф., 1940; Патокова Э.Ф., 1957; Макаревич М.Л., 1960; Гембарович М.Т., 1956; Даниленко В.Н., 1974; Збенович В.Г., 1974; Dumitrescu V., 1968b; 1974а; Niţu A., 1967; Marinescu-Bîlcu S., 1974а; 1974b). Неоднократно предметом специальных исследований становилась трипольская пластика, привлекшая внимание ученых еще в начале XX в. (Скрыленко А.А., 1905). Пытаясь дать обобщенную картину идеологии и религиозных верований трипольских племен, С.Н. Бибиков интерпретировал их пластику с привлечением широких археологических и этнографических параллелей в материалах Балкан, Эгеи и Ближнего Востока (Бибиков С.Н., 1953). В 70-е годы специалисты разрабатывали типологию трипольской антропоморфной скульптуры, изучали сложный процесс ее эволюции с учетом локальной специфики, анализировали семантику (Погожева А.П., 1971; Мовша Т.Г., 1975б). Используя в качестве исходного материала орнаментированную керамику и пластику Триполья, Б.А. Рыбаков поставил вопрос об изучении мифологии энеолитических земледельцев Северного Причерноморья (Рыбаков Б.А., 1965; 1976; 1981).

Для рассматриваемой темы первостепенное значение имеют объекты материальной культуры, связанные с древними культами и обрядами, предназначенные для отправления ритуалов сооружения, материалы погребений в той мере, в какой они отражают определенные каноны и идеологию, а также результаты семантического анализа форм и орнаментации керамических изделий.

К числу первых относятся амулеты из глины, кости и металла, достаточно широко распространенные на трипольских памятниках разных периодов. Способ ношения амулетов, прикрепленных к ремешку или тесьме, документируется глиняными статуэтками (табл. LVIII, 34, рис. 12, 10). Прежде всего, это группа подвесок из зубов оленя, клыков кабана, волка или собаки, традиция ношения которых восходит к доземледельческой эпохе. Ожерелья из зубов и клыков этих животных, особо почитавшихся в древности, известны, например, в составе наборов украшений, обнаруженных на поселениях Хэбэшешти I, Цвикловцы и Карбуна (табл. LXII, 27, 60). Скорее всего они служили оберегами.

Наиболее интересны антропоморфные подвески-амулеты, самые древние из которых представлены в коллекции поселения Флорешты II. Они изготовлены из глины и кости, причем среди костяных имеются как заготовки, так и законченные изделия (табл. LVIII, 17, 18). Голова, плечи и бедра условно переданы небольшими выступами почти равной величины. Предельным лаконизмом отличается и костяной амулет с раннетрипольского поселения Сабатиновка II, в котором очертания человеческого тела едва улавливаются (табл. LVIII, 8). В поздний период распространяются крупные костяные статуэтки-амулеты с отверстием для подвешивания, с круглой головкой, отделенной от удлиненной нижней части небольшими выступами или неглубокими вырезами, как правило, орнаментированные. Они напоминают рукояти медных кинжалов, составленные из костяных пластинок антропоморфных очертаний. Кинжал с такой рукоятью найден, в частности, в погребении 82 кургана 9 могильника Нерушай (табл. LXXXIX, 5). Подобный амулет с поселения Бильче Золотое-Вертеба украшен резным орнаментом, а на статуэтке-амулете из Выхватинского могильника маленькими круглыми ямками переданы ожерелье и, видимо, пояс (Hadaczek K., 1914, табл. V, 27а; Пассек Т.С., 1961а, рис. 44, 2).

В повседневной жизни чаще использовались простые глиняные амулеты — круглые, овальные, треугольные, ромбовидные, звездчатые и скрипкообразные пластины с одним, двумя (на месте глаз) или несколькими отверстиями. Крупная коллекция глиняных амулетов происходит с поселения Хэбэшешти I (табл. LVIII, 4–6, 10–12). Она включает диски с гладкой поверхностью, с ямками вдоль края, с отверстиями и без них, с выпуклостью в центре. Отдельные из них имитируют металлические амулеты (табл. LVIII, 38, 39).

Последние крайне немногочисленны и столь же условно передают очертания человеческой фигуры. Нижняя часть тела изображается в виде ромба или овала, что, возможно, символизирует плодоносящую силу женского божества. Верхняя часть таких амулетов сплющена или, напротив, сильно вытянута, а иногда декорирована рядом выступов. Серия медных амулетов (29 экз.) известна в Карбунском кладе (Сергеев Г.П., 1963), дисковидный медный амулет диаметром около 10 см-в составе набора украшений, найденного в Хэбэшешти I (Dumitrescu V., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954). Один из медных карбунских амулетов выполнен в виде овальной, несколько выпуклой пластины с рядом шишечек вдоль края, оттиснутых с оборотной стороны, и двумя отверстиями для крепления (табл. LVIII, 33). На другом — дисковидном амулете из Карбуны крохотная головка обозначена двумя неглубокими вырезами, глаза-отверстия пробиты на самом краю пластины, а в центре сделано отверстие побольше (табл. LVIII, 32). Узор из двойных углов, сходящихся у центрального отверстия, образован небольшими ямками и, видимо, символизирует женское начало. Аналогичные женские символы имеются и на глиняных амулетах (табл. LVIII, 30). Соединенные вершинами треугольники встречаются и на расписных трипольских сосудах (табл. LXVII, 8). Следует отметить также золотой амулет с поселения Траян-Дялул Фынтынилор III. Это круг с большим отверстием в центре, увенчанный расширяющейся кверху головкой с двумя глазами-отверстиями (табл. LVIII, 7). Подобные ему амулеты известны на северобалканских энеолитических поселениях (Dumitrescu H., 1961).

Сходство узоров, украшающих дисковидные металлические и глиняные амулеты, а также глиняные статуэтки, свидетельствует, очевидно, о смысловом единстве, лежащем в их основе. Так, в нижней части живота статуэток обычно размещен ромб, зачастую разделенный штриховкой на четыре малых ромба (рис. 10, 10, 14). Вероятно, соединенные вершинами ромбы изображены на металлическом амулете из Карбуны (табл. LVIII, 32), глиняном амулете из Трудешти-Гигоешти (табл. LVIII, 30) и пинтадере из Фрумушики I (табл. LVIII, 31), но малые размеры этих предметов, очевидно, вынудили мастеров оборвать рисунок по краям, сохранив его центральную часть, несущую основную смысловую нагрузку. Таким образом, ромбовидные фигуры, выпуклости в центре дисковидных глиняных амулетов и налепы на животе статуэток — явления одного порядка. Они символизируют идею женского плодородия (Рыбаков Б.А., 1965; 1981).

Особую группу составляют амулеты, связанные с культом солнечного быка. Примером может служить амулет с поселения Бильче Золотое-Вертеба (табл. LXXIV, 15), вырезанный из прямоугольной костяной пластины и имитирующий голову быка с мощными рогами. Небольшие отверстия по углам обозначают глаза и ноздри, широкий лоб и рога подчеркивает линия, образованная мелкими ямками. Такими же ямками обозначены контуры женской фигуры, занимающей почти всю поверхность пластины. Ее голова помещена в центре бычьего лба, приподнятые руки почти касаются глаз быка, а два треугольника, вписанных один в другой (тело), упираются в нижний край пластины. Подобные трактовки женских фигур отмечены на расписных сосудах Верхнего Днестра (табл. LXXIV, 13). Костяной амулет из Бильче Золотого облегчает понимание рисунков, имеющихся на груди отдельных трипольских статуэток. Так, на ручке ковша с поселения Фрумушика I, выполненной в виде женской фигурки, видны два изображения «рогатых» амулетов с отверстиями в центре — большого составного на груди и поменьше на шее (табл. LXIV, 10). В обоих случаях женская фигура помещена между бычьими рогами. Такой же составной амулет нарисован на статуэтке, происходящей с поселения Дрэгушени (табл. LXIV, 9). Соединение образов женского божества и быка нашло воплощение и в глиняном «рогатом» амулете с несколькими налепными грудями (табл. LXIV, 8), найденном на позднетрипольском поселении Кошиловцы-Обоз (Захарук Ю.Н., 1960).

Разнообразные по форме и орнаментации амулеты, безусловно, имели разное назначение. Глиняные детские погремушки-обереги предназначались, очевидно, для защиты от болезней, порчи и всяческого зла. Большинство их имело яйцевидную форму и было заполнено мелкими глиняными шариками, издававшими звук при встряхивании (Бибиков С.Н., 1953, табл. 73, в). Отдельные экземпляры выполнялись в виде полых фигурок человека или птицы, также заполненных глиняными шариками и снабженных отверстиями для подвешивания (Пассек Т.С., 1961а, рис. 45, 5). Статуарные погремушки расписывались краской; их головки имели множество отверстий.

Большой интерес с точки зрения реконструкции идеологических воззрений и обрядовых действий трипольско-кукутенских племен представляет пластика. Она весьма многообразна: это антропоморфные и зооморфные статуэтки, модели жилищ и утвари, чаши со скульптурными поддонами, сосуды с пластическими элементами, алтари и т. д.

Среди антропоморфных статуэток численно преобладают женские, в то время как мужские довольно редки. Женские статуэтки претерпевают изменения во времени, варьируют территориально, отражая черты локальной специфики трипольско-кукутенского населения, однако их семантика остается практически неизменной — сам скульптурный тип подчеркивает именно женское начало (Погожева А.П., 1971; Мовша Т.Г., 1969; 1975б). В раннюю пору изображаются преимущественно сидящие, даже полулежащие, зрелые женщины с неестественно увеличенными бедрами, причем акцентируется моделировка нижней части фигуры, тогда как торс и голова трактуются весьма условно. Из знаков, встречающихся на женских фигурах, особенно примечателен упоминавшийся выше ромб с точками, символизирующий, прежде всего, идею женского плодородия, но одновременно являющийся и символом засеянного поля (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Чаще всего он помещен в нижней части живота, реже — на чреслах и спине. На отдельных фигурках этот знак многократно повторен, что, видимо, должно было усиливать его действие (Маркевич В.И., 1970а, с. 64). Среди других знаков, имеющихся на статуэтках, отметим солярные круги и лучистые звезды, связанные с космической символикой (Бибиков С.Н., 1953, с. 253). В спиралевидном орнаменте, украшающем женские статуэтки, в ряде случаев отчетливо прослеживаются изображения змей. Б.А. Рыбаков, специально рассматривавший вопрос о роли и значении этого образа в трипольском искусстве, справедливо подчеркивал его положительное значение, считая, что змею помещали на женских фигурках как символ охраны плода (Рыбаков Б.А., 1965, с. 35, 36). Как на раннетрипольских памятниках, например, в Луке-Врублевецкой, так и в позднетрипольских комплексах типа Кошиловцы-Обоз имеются статуэтки с изображением колоса или какого-то иного растения, произрастающего из нижней части живота (табл. LVI, 10; LXXХ, 7). Таким образом, перед нами налицо стремление древних коропластов подчеркнуть именно материнское, плодоносящее начало женского персонажа, связанного с космическими символами и оберегаемого змеями-охранительницами. Варианты женских терракот с акцентированными признаками беременности или поддерживающими груди руками («поза Венеры») только подтверждают эту основную направленность. При всех различиях в трактовке отдельных деталей женские статуэтки отражают канонизированный, многокомпонентный образ. Приемы их лепки стабильны и в определенный хронологический период выдерживаются с поразительной последовательностью.

Еще один аспект получения возможной информации о семантике трипольских терракот связан с технологией их изготовления. На наш взгляд, объяснение приема лепки статуэток из двух половинок слиянием двух начал (Кусургашева А.П., 1970) несколько проблематично, поскольку сами они все же воссоздают женский образ. Зато другая технологическая особенность — замешивание теста фигурок на муке и преднамеренное помещение в полость некоторых из них зерен злаковых растений — вполне объяснима. Она указывает на прямую связь воспроизводимого в терракоте персонажа с идеей плодородия полей, с повседневными запросами и нуждами землепашцев. Так, в Луке-Врублевецкой найдено девять фигурок с отпечатками зерен (Бибиков С.Н., 1953, с. 256), а в Новых Русештах I обнаружены женские фигурки, в брюшную полость которых были положены глиняные желваки, символизирующие «зерно жизни» (Кусургашева А.П., 1970, с. 74; Маркевич В.И., 1970а, с. 64).

С точки зрения семантики антропоморфных статуэток, интересны и условия их находки. Большинство статуэток происходит из культурного слоя поселений, однако зафиксированы и особые случаи их обнаружения. В частности, в одном из жилищ поселения Сабатиновка II найдена женская статуэтка, упавшая с черепа быка, куда она была поставлена в древности (Даниленко В.М., Макаревич М.Л., 1956б). В постройке 3 на том же поселении пять женских фигурок располагались близ пяти зернотерок, а 16 — на специальном возвышении, очевидно, алтаре (Макаревич М.Л., 1960). Эти факты свидетельствуют об использовании женских статуэток при совершении сложных магических обрядов в полном соответствии с их семантической нагрузкой. В этом плане большой интерес представляет находка женских статуэток в одном из центральных жилищ поселения Гелэешти, относящегося к концу среднего периода культуры Триполье-Кукутени (Cucoş S., 1973б). Четыре глиняных статуэтки находились в большом расписном антропоморфном сосуде, вкопанном в пол в юго-восточном углу помещения и окруженном шестью расписными сосудами, установленными рядом с ним на полу. Центральный сосуд в верхней части украшен тремя белыми спиралями с черным контуром, выполненными по красному фону с тонкими черными штрихами. Нижняя часть сосуда выкрашена яркой красной краской. На шейке помещены два знака в виде рогов барана. Ручки имитируют соски женской груди. Статуэтки стояли на дне сосуда, опираясь на стенки. Две из них были расписаны и установлены одна против другой, как и две другие неорнаментированные фигурки. Все статуэтки имеют разную высоту. По-разному моделированы и животы: почти плоский и слегка выпуклый у фигурок, лишенных орнамента, и нескольких увеличенный и сильно выдающийся вперед — у расписных. У статуэтки с плоским животом и без орнамента специально отломана головка. Роспись одной из фигурок выполнена по белой облицовке коричневато-красными широкими полосами, нанесенными горизонтально по бедрам и коленям; головка и концы соединенных в столбик ног окрашены черной краской. Вторая статуэтка расписана по естественной поверхности обожженной глины. Черные полосы, более тонкие и часто расположенные, проведены от пояса на бедра; концы соединенных ног и головка окрашены в черный цвет. На обеих фигурках внизу живота оставлен незакрашенный треугольник, направленный вершиной вверх. Узоры на груди и спине этих фигурок почти совпадают.

Орнамент из параллельно расположенных полос известен уже в раннем Триполье. Возможно, он символизирует растение, произрастающее из тела существа, изображаемого статуэткой. Совпадение подобных орнаментов на статуэтках, происходящих с отдаленных территорий, свидетельствует о копировании разными мастерами какого-то единого известного им образца, на что уже обращала внимание Т.Г. Мовша (Мовша Т.Г., 1973, с. 19). Окраска статуэток, преднамеренная их обмазка или покрытие слоем земли могут быть связаны с определенными магическими обрядами ранних земледельцев. Для более позднего времени, в частности в античных городах и сельских поселениях Северного Причерноморья, зафиксированы находки обмазанных или помещенных в комок земли статуэток, которые, как предполагают исследователи, должны были символизировать захоронение зерна в земле или сошествие богини плодородия в подземное царство (Руслева А.С., 1971; Кругликова И.Т., 1966).

На особое значение образа, воплощенного в женских статуэтках, указывает и обычай помещения их в могилы. В Выхватинском могильнике (табл. LXXXIX, 8) женские фигурки обнаружены преимущественно в детских захоронениях, но встречались и в отдельных богатых погребениях взрослых мужчин (Пассек Т.С., 1961а, с. 171). В усатовских грунтовых и курганных погребениях их находили (по одной-две) в заполнении могильных ям, поверх каменных закладок могил, среди камней кромлеха, в культовых ямах (Селинов В.И., Лагодовская Е.Ф., 1940; Патокова Э.Ф., 1957; 1979).

Мужские трипольские статуэтки единичны, что, впрочем, характерно и для большинства памятников других раннеземледельческих культур. На ранних этапах Триполья фигурки мужчин с гипертрофированными признаками пола скорее всего связаны с магией плодородия, как и женские скульптуры (Бибиков С.Н., 1953). Отдельные образцы сидящих мужских фигурок иконографически восходят к известным балканским статуэткам типа «мыслитель». Имеются также фигурки мужчин с изображением широкого пояса или перевязки через плечо, предназначенной, судя по аналогиям, для подвешивания кинжала (табл. LVI, 9). Так, среди северобалканских статуэток представлен редчайший экземпляр, на котором кинжал в ножнах изображен висящим на груди на перевязи через плечо. Эта статуэтка принадлежит культуре Чернавода III, синхронной позднему Триполью (Berciu D., 1960, р. 81, fig. 16, 1). Трипольские мужские статуэтки с изображением перевязи Т.Г. Мовша связывает с обрядом посвящения юношей в воины (Мовша Т.Г., 1973, рис. 12), однако следует заметить, что порой перевязь имеют и женские статуэтки. Крайне редки мужские статуэтки, воспроизводящие воинов-предводителей. Несомненно, часть из них отражает развитие культа почитаемых предков, в числе которых могли бы быть и удачливые военные вожди. На поздних этапах энеолита фигурки мужчин-воинов появляются также в Средней Азии (Массон В.М., Сарианиди В.И., 1973).

Трипольская зооморфная пластика достаточно разнообразна, хотя по численности значительно уступает антропоморфной. Преобладают изображения различных домашних животных, прежде всего, быка с мощными рогами, а также коровы с полным выменем, барана, козла, свиньи и собаки. Лепные головки этих животных нередко украшают сосуды, предназначенные для приготовления пищи. Показательно обнаружение фигурок рогатых животных на дне очага на поселении Незвиско III (Черныш Е.К., 1962). Очевидно, они были брошены в огонь преднамеренно, в ритуальных целях. На поселении Болбочь найдена статуэтка барана с двумя крохотными кусочками меди во лбу (Маркевич В.И., 1981, с. 158). Не исключено, что она тоже использовалась при совершении обрядов.

Ряд фактов указывают на особую роль быка и собаки в идеологических представлениях и обрядовых действиях трипольско-кукутенских племен. Выше уже упоминалось соединение образов быка и женского божества в орнаментике статуэток и расписных сосудов, на «рогатых» глиняных амулетах и фигурных ручках черпаков. Отмечались и случаи совместных находок черепа быка с антропоморфными статуэтками. Кроме того, черепа быков с уцелевшими рогами неоднократно зафиксированы в жилищах трипольцев, в частности в Сабатиновке II и Луке-Врублевецкой. В последнем случае череп быка был зарыт перед очагом и перекрыт каменной плитой (Бибиков С.Н., 1953). В одном из усатовских курганов (курган 9 могильника I) в восточном проходе кромлеха обнаружена высеченная из известняка голова быка, обращенная лобной частью на восток (Патокова Э.Ф., 1979, с. 60), что, видимо, можно рассматривать как проявление культа солнечного божества. О глубоком проникновении этого культа в жизнь земледельческих общин свидетельствует обилие и разнообразие символов солнце-быка включенных в орнаментальные композиции керамических изделий (табл. LXVII, 2; LXXXII, 2–7; XCII, 2, 6, 12).

На собаку как символ апотропея указывал еще Б.Л. Богаевский. Предпочтение, которое трипольцы отдавали изображениям собак, исследователь объяснял тем, что собаки постоянно сопутствовали ранним земледельцам, охраняя их посевы и стада от диких животных (Богаевский Б.Л., 1937). Стремление трипольцев использовать собак в культовых действиях, предохранявших от зла, достаточно четко прослеживается на разных материалах: это и обряд захоронения собак на площади поселений и могильников, и практика изготовления из их клыков амулетов-оберегов, и включение в росписи их изображений в роли «небесных псов», (табл. LXXXI), стерегущих урожай и стада (Рыбаков Б.А., 1965; 1981).

В числе животных, почитавшихся трипольцами, следует также упомянуть медведя и оленя. Медведь, возможно, был жертвенным животным. Кости медведя содержат остеологические коллекции многих поселений, в том числе Луки-Врублевецкой, Ленковцев, Чапаевки, Подгорцев. Б.А. Рыбаков обратил внимание на сосуды, изображающие медведя, связав воплощенный в них образ с одной из ипостасей женского божества (Рыбаков Б.А., 1965). Олень и лось были промысловыми животными. Их мясо употреблялось в пищу, рога шли на изготовление земледельческих орудий, а зубы — на амулеты-подвески. На раннетрипольском поселении Ленковцы в центре жилища близ очага и в хозяйственных ямах рога оленя найдены в комплексе с зернотерками, створками раковин речных моллюсков и рогами быка (Черныш К.К., 1959, с. 24–27, рис. 16–18), что не исключает возможности их почитания как предмета, связанного с обработкой земли, или обращения к ним молитвы об умножении промыслового стада.

Трипольская зооморфная и антропоморфная пластика делится на фигурки многоразового употребления и фигурки, предназначенные для одноактного пользования. Первые — довольно крупные, тщательно вылепленные и пышно орнаментированные, вторые сделаны наспех, как правило, грубые, но в целом повторяют исходный канон. На существование фигурок одноактного пользования впервые обратил внимание С.Н. Бибиков при раскопках поселения Лука-Врублевецкая, где они в большинстве случаев встречались во фрагментах, будучи преднамеренно сломаны. Это позволило исследователю сделать вывод о существовании у трипольцев обряда, связанного с представлениями об умирающей и воскресающей природе (Бибиков С.Н., 1953, с. 263).

Культовые обряды и церемонии, при которых использовались статуэтки, совершались, видимо, как в обычных жилищах, так и в специально отведенных для этих целей местах (Макаревич М.Л., 1960). Так, почти в каждом жилище Луки-Врублевецкой обнаружена хотя бы одна фигурка многоразового пользования — святыня коллектива, населявшего дом (Бибиков С.Н., 1953). Известна такая фигурка и в обычной жилой землянке поселения Новые Русешты I (Маркевич В.И., 1970а, с. 64). Вместе с тем на ряде поселений выделяются жилища-святилища, а на памятниках позднего периода, в частности в Усатово, и сооружения, специально предназначенные для отправления культа. Жилища-святилища, как правило, по размерам и конструкции не отличаются от жилых строений, но содержат большое число культовых предметов. Таково жилище-святилище 5 на поселении Лука-Врублевецкая, где выявлены ритуальное погребение младенца и захоронение части черепа быка (перед очагом под каменной плитой), а также найдены сосуд в виде птицы, глиняные женские статуэтки, фигурки свиньи, козы, быка и собаки, фрагмент модели жилища и глиняная погремушка (Бибиков С.Н., 1953). Жилище-святилище 3 на поселении Сабатиновка II представляло собой дом площадью около 70 кв. м, куда вел коридор, завершенный вымосткой из камней у входа (Макаревич М.Л., 1954, с. 90–94; 1960, с. 291, рис. 1). В предвходовой части помещения находок и подсобных сооружений не оказалось. В удаленной от входа части находилась глиняная печь с круглым основанием, возле которой найдены сосуды, пять зернотерок и пять женских статуэток. В одном из сосудов обнаружены кости быка. Вдоль торцевой стены, противоположной входу, располагались прямоугольный глинобитный алтарь (6×2,75×0,40 м) и массивное глиняное сиденье — «рогатый трон». На алтарь были помещены 16 женских сидячих статуэток и миниатюрные модели сидений (креслиц) с «рогатыми» спинками, окрашенные красной и белой красками.

Сабатиновский набор ритуальных предметов восходит к весьма раннему времени и имеет общие корни с рядом раннеземледельческих культур Юго-Восточной Европы. В этом отношении интересен набор из 26 глиняных предметов, происходящий из горизонта IX поселения Овчарово в Болгарии (Тодорова X., 1976; 1979). Набор, воспроизводящий культовую сцену, включает три небольших плоских алтарика, с каждым из которых связаны миниатюрные модели стола и сосуда, восемь сидений с короткими ножками, три цилиндрических предмета — скорее всего имитирующих подушки, лежавшие у спинок трех наиболее крупных сидений, а также две крохотные мисочки и четыре женские стоячие статуэтки одинаковых размеров. Головки фигурок выполнены в виде столбика, нос передан защипом, ножки слиты, коротенькие ручки полусогнуты в локтях и приподняты. Поза молящихся передана настолько выразительно, что не оставляет сомнений в правильности предположений X. Тодоровой о том, что перед нами адоранты, стоявшие перед алтарями и олицетворявшие собой реальные лица, выполнявшие в общине жреческие функции. При этом три из них совершали обряд, а четвертая руководила священнодействием. X. Тодорова полагает, что фигурки жриц и миниатюрные вотивные предметы первоначально находились в модели жилища, воспроизводя реальный реквизит древнего храма. Очевидно, женские фигурки, установленные перед моделями общинных алтарей, должны были напоминать богам о просьбах земных жителей.

Глиняные модели креслиц связаны с культом плодородия. С удивительным мастерством трипольцы, акцентируя одну из деталей — массивное круглое сиденье, умели передать суть идеи, лежавшей в их основе. Но особенно наглядно плодоносящее материнское начало выражено в образцах с явными антропоморфными чертами. Великолепный экземпляр такого креслица найден у с. Воротец Оргеевского р-на Молдавской ССР (рис. 12, 12). Это круглое уплощенное кресло с невысоким бортиком и высокой плоской спинкой с двумя выступами-рожками, напоминающими антропоморфные ручки ритуальных ковшей для возлияний. Головка выполнена в виде плоского ромба с отверстиями по углам и в центре, шейка переходит в туловище, снабженное отверстиями. В этом изделии мы наблюдаем все приемы мастеров раннего Триполья, исполнявших в глине, кости и металле амулеты, символизирующие женское начало. Креслице с раннетрипольского поселения Александровка (Одесская обл.) в профиль напоминает сидячие женские статуэтки раннего периода (табл. LXV, 19). Выступы ручки этого образца украшает легкий прочерченный узор. В орнаменте одного из антропоморфных креслиц, происходящих из Хэбэшешти I, использован мотив ромба (Dumitrescu V., Dumitrescu Н., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954, р. 404, pl. CXXI, 1). Мужское начало, символом которого в трипольском искусстве является бык, нашло воплощение в так называемых «рогатых тронах», в том числе со спинкой в виде двух длинных, несколько изогнутых рогов (табл. LXV, 13, 20, 23).

В поздний период вотивные креслица выполнялись без ножек в виде массивного сиденья со спинкой-статуэткой, украшенного оттисками перевитой веревочки по сырой глине. Примером может служить образец с поднестровского поселения у с. Звенячин (Захарук Ю.М., 1971б, с. 186). В процессе все возрастающей схематизации креслица-статуэтки превратились в кубики (табл. LII), причем массовое их использование отмечено в Причерноморье на позднетрипольских памятниках усатовского типа (Патокова Э.Ф., 1979), Этому типу креслиц-статуэток соответствуют, видимо, антропоморфные фигурки усатовского типа с плоской головкой на длинной шее и основанием, по форме и орнаменту близким кубу (табл. LII; рис. 12, 13). Их орнамент включает изображение солнца с лучами, косые кресты и знаки в виде рогов быка. На некоторых кубиках, как и на основаниях статуэток усатовского типа, прочерченными линиями изображены концы длинного пояса и оторачивающая подол одежды бахрома. Отмечая сочетание женских фигур со знаками в виде рогов быка в позднетрипольской росписи, В.И. Маркевич полагает, что подобные сюжеты отражали веру трипольцев в оплодотворяющую силу солнце-быка, льющуюся с неба на землю (Маркевич В.И., 1981). Очевидно, тот же смысл заключен в знаках на женских фигурках усатовского типа и кубиках.

Один из лучших образцов парных культовых креслиц происходит с раннетрипольского поселения Тырпешти III (табл. LXV, 22). В большее креслице с массивным сиденьем, ограниченным спереди и по бокам небольшим валиком, переходящим в спинку с двумя выступами-рожками, вместо статуэтки, для ног которой предназначена ступенька, помещено «рогатое креслице» меньших размеров. Последнее, как и статуэтки, моделировано из двух слоев глины и, подобно им, имеет выступы на спинке, возможно, имитирующие плечи. Очевидно, обряд предусматривал использование как «рогатого креслица», так и статуэтки. Заметим, что в трипольских жилищах найдены обломки настоящих «рогатых кресел». Кроме того, известно, что вылепленные из глины рога, подобные «рожкам» малого креслица, трипольцы прикрепляли к печам. Парные культовые креслица обнаружены и при раскопках раннетрипольского поселения Путинешты (Маркевич В.И., 1973а, с. 63). Спинка большего из них моделирована в виде двух орнаментированных рогов, вырастающих из сиденья, спинка меньшего завершена расходящимися в стороны скругленными выступами и сужается посередине, подобно талии статуэтки. Помимо них, в Путинештах найдены статуэтки, которые могли сидеть в креслицах.

Весьма разнообразны и формы трипольских алтарей. Наиболее упрощенный вариант алтарного сооружения — прямоугольное глинобитное возвышение — представлен в упоминавшемся жилище-святилище поселения Сабатиновка II. Во Владимировке открыты алтари крестообразной формы (Пассек Т.С., 1949а). Более других интересны глиняные антропоморфные алтари, обнаруженные в домах центральной, очевидно, самой древней части поселения Трушешти I на правобережье Прута (Petrescu-Dîmboviţa M., 1963). На этом поселении, насчитывавшем около сотни жилищ, крупные алтари зафиксированы лишь в нескольких домах, что свидетельствует о важной роли их обитателей в жизни поселка. Один из алтарей (Dumitrescu V., 1974а) выполнен в виде уплощенной схематизированной женской фигуры высотой 0,6 м с подчеркнуто пышными бедрами и расставленными ногами, в нижней части орнаментированной широкими каннелюрами, а в верхней — желобком, подобно статуэткам начала среднего периода культуры Триполье-Кукутени (табл. LXV, 25). Два других алтаря массивнее. Алтарь из жилища 38 (высота 0,8 м, размеры основания 0,8×0,8 м) представляет собой плиту (Petrescu-Dîmboviţa М., 1963), напоминающую человекоподобное существо с птичьей головой и воздетыми к небу руками (табл. LXV, 27). Уникален алтарь, обнаруженный в центре жилища 24 (табл. LXV, 1). Две одинаково моделированные крупные антропоморфные фигуры восседают на «рогатых креслах». Их бока и «рога», венчающие спинки кресел, соединены валиками. Плоское туловище обеих фигур с широкими плечевыми выступами завершено головой в виде чаши для возлияний с носом-защипом на стенке. У меньшей по размерам фигуры чаша расположена на высоте 0,9 м от земли, у большей — на высоте 1 м. На шее одной из них изображен висящий на широкой тесьме амулет удлиненной формы, на шее другой — ромбический амулет. Признаки пола отсутствуют. Обе скульптуры разрушены в области живота. В нижней части алтаря сохранились рельефные изображения спинок нескольких кресел, аналогичных моделям культовых креслиц, происходящим с поселений Липканы (табл. LXV, 14) и Кошиловцы-Обоз (табл. LXV, 12). Центральная часть рельефа разрушена. Здесь, видимо, был изображен трон, подобный модели, найденной на поселении Тырпешти III (табл. LXV, 11). Судя по аналогии с липканской моделью, рельеф в нижней части алтаря имитировал фигуры двух богинь, сидящих на тронах.

Кроме того, в Трушешти I представлены глиняные антропоморфные алтари с мелкой или глубокой чашей вместо головы или с головой-цилиндром (Niţu A., 1967). Все они сломаны в области бедер; высота их достигает 35–45 см (табл. LXV, 2–4). Это, безусловно, женские фигуры, поскольку на их полом колоннообразном туловище слегка выделены живот, чресла, а в одном случае и груди.

Ритуальные возлияния совершались с помощью глиняных ковшей, которым придавались антропоморфные очертания. Любопытно, что при изготовлении таких ковшей трипольские мастера следовали той же схеме, что и при формовке антропоморфных моделей креслиц. Сиденью в данном случае соответствовала чаша ковша, а спинке — ручка, увенчанная схематично вылепленными головками человека (табл. LXV, 37), птицы (табл. LXV, 32) или рогами быка (табл. LXIV, 3). Чаще ручки ковшей завершались лепными женскими головками или женскими фигурками (табл. LXV, 33). Такова, например, ручка ковша с раннетрипольского поселения Карбуна, крепившаяся к краю емкости (табл. LIII, 7). Головка в виде ромба с отверстиями по углам и небольшими выступами-ушами переходит в длинную шею, украшенную поперечными полосами (видимо, ожерелье). В центре ручки сделано большое овальное отверстие, а у основания — два небольших отверстия и выступа. Последние аналогичны деталям на антропоморфной спинке культового креслица из с. Воротец (рис. 12, 12). Лучшим образцом рассматриваемых изделий следует считать уже упоминавшуюся фигурную ручку ковша со среднетрипольского поселения Фрумушика I, на которой росписью переданы волосы, глаза, рот, ритуальная окраска лица и «рогатые амулеты». На животе этой ручки-статуэтки нанесен ромбовидный знак (табл. LXIV, 10). Трипольские мастера не соблюдали определенных пропорций между емкостью чаши и размерами ручки ковша, в результате чего, возможно, в средний период для возлияний использовались уже не ковши, а глиняные ложки разной формы и величины (табл. LXVI, 15, 60). Как и ковши, ложки украшали спиралевидным узором в сочетании с символами женского и мужского божества плодородия.

Для совершаемых в честь богов возлияний, помимо ковшей и ложек, требовались также сосуды, из которых бралась жертвенная влага, и сосуды, в которые она выливалась, если сам алтарь не был приспособлен для этого. В наборе культовых вотивных предметов из с. Овчарово имеются две мисочки, на одной из которых красной краской по белому фону выполнено изображение свернувшейся в кольцо змеи. В трипольских жилищах среднего и позднего периодов миски находят довольно часто, а изображение змеи включено в орнамент многих из них. Не исключено, что часть этих мисок использовалась в ритуальных целях. С этой же целью употреблялись, видимо, и фигурные сосуды — антропоморфные (табл. LXV, 29, 30), зооморфные и в форме птицы (табл. LXV, 31). Отметим антропоморфный сосуд с среднетрипольского поселения Новые Русешты I_1a, реконструированный В.И. Маркевичем (Маркевич В.И., 1970а). Он изображает две женские фигуры, стоящие спиной друг к другу и разделенные кругами, помещенными под руками-выступами. Расширяющаяся средняя часть сосуда имитирует их полные бедра, налепы обозначают груди и колени, ноги разделяет вертикальная полоса. В нижней части живота помещены символы в виде ромбов. Орнамент выполнен углубленными линиями и ямками и подкрашен красной охрой. Здесь, как и на многих других культовых предметах, мы наблюдаем канонизированное трипольским искусством соединение двух женских образов.

В ранний период развития культуры Триполье-Кукутени для жертвоприношений использовались круглые и прямоугольные жертвенные столики на ножках и миски на высоких подставках, в том числе антропоморфных, символизирующих хоровод людей с поднятыми над головами сосудами, наполненными жертвенной пищей. Жертвенные столики в виде плоской чаши с низким бортиком, стоящей на четырех ножках, известны уже на памятниках 1-й ступени раннего периода. Хорошей сохранностью отличаются и образцы таких изделий, происходящие со среднетрипольского поселения Березовское (Цыбесков В.П., 1971). На дне чаши одного из них помещено изображение свернувшейся в три кольца змеи, выполненное в технике углубленного орнамента. Эти столики скорее всего предназначались для приношений пищи, тогда как возлияния совершались с помощью моноклевидных и биноклевидных сосудов. На раннетрипольских поселениях, в том числе в Греновке, обнаружены сосуды на скульптурных антропоморфных подставках. Глубокая миска с углубленным змеевидным орнаментом опиралась на расширяющуюся книзу подставку в виде четырех антропоморфных фигур со слитыми в кольцо ногами, разделенных в верхней части отверстиями (табл. LXXI, 4). Крупный фрагмент сосуда на скульптурной антропоморфной подставке найден и на поселении среднего периода Фрумушика I (Matasă C., 1946). Подставка выполнена в виде шести стоящих кругом человеческих фигур, поддерживающих сосуд, и покрыта росписью (табл. LXV, 10). Пышный трехцветный узор украшает и подставку с поселения Извоаре II₂ (Vulpe R., 1957). В плавных формах этого изделия с небольшим отверстием в верхней части и двумя парами согнутых в локтях «рук» мастер пытался передать образы двух женщин, возносящих крупный сосуд над головой (табл. LXXI, 1).

Рассматриваемая категория изделий заключала определенный смысл, что не могло не сказаться в их орнаменте. При сопоставлении узоров на сосудах и подставках, происходящих с памятников разных периодов, становится очевидным, что как бы не менялся стиль их исполнения, в основе всегда оставалось изображение змеи. В ранний период художники изображали ее в виде широких, слегка изгибающихся лент, прочерченных по сырой глине, пространство между которыми заполнялось штрихами или ямками и окрашивалось красной охрой (табл. LV, 32, 36). В начале среднего периода тонкие змейки выполняли белой краской с черной обводкой на красном фоне (табл. LXXI, 1–3). Таким образом, и в этих культовых предметах отчетливо проявляется стремление трипольских художников соединить женские образы с образом змеи-охранительницы. Возможно, желание принести жертву женскому божеству плодородия нашло отражение в формах и орнаментах сосудов, помещаемых на скульптурные подставки. В частности, это выражено в пластических деталях (бугорки, налепы), имитирующих женскую грудь (табл. LXIII, 28, 29), и в женских символах, включенных в узоры. Вместе с тем на горле таких сосудов дважды повторяются символы в виде рогов быка или барана (табл. LXXI, 1).

Дальнейшее изменение формы и стиля орнаментации сосудов со скульптурными антропоморфными подставками привело к замене их моноклевидными (табл. LXV, 8) и биноклевидными (табл. LXV, 6) сосудами, широко употреблявшимися по всей трипольско-кукутенской территории уже в средний период. Во второй половине среднего периода полихромная роспись «биноклей» сменяется монохромной, они становятся ниже и массивнее. Шаровидная центральная их часть моделируется несколькими пластами глины подобно тому, как наращиваются бедра и животы женских фигурок. Это позволяет рассматривать биноклевидные сосуды как своеобразные антропоморфные скульптуры, две части которых символизируют двух людей с поднятыми над головой чашами. Фигуры людей разделяют отверстия в центре перемычки, что наблюдается и в антропоморфных подставках. «Монокль», видимо, также имитирует фигуру человека, держащего чашу над головой. На отдельных поселениях «бинокли» весьма многочисленны, многие из них связаны с жилищами-святилищами (Заец И.И., 1975, с. 15). Вероятно, их использовали в качестве ритуальных сосудов при исполнении каких-то массовых обрядов, в частности при совершении обряда «поения земли» (Рыбаков Б.А., 1965). На поселениях междуречья Верхнего Днестра и Прута наряду с биноклевидными сосудами обычной формы изготовлялись образцы с отчетливо выраженными деталями человеческого тела. В этом отношении примечательна коллекция поселения Шипенцы Б, в составе которой имеются «бинокли» с шаровидной, цилиндрической и вогнутой средней частью, с коническими и полусферическими чашами разной величины, с разнообразными перемычками (Kandyba O., 1937). Интересен экземпляр «бинокля», нижняя часть которого сформована в виде человеческих ступней. Создается впечатление, что два человека, взявшись за руки, что-то несут перед собой. Еще нагляднее это демонстрирует образец, обнаруженный на поселении Незвиско-Красная Гора, где между чашами-воронками помещен небольшой биконический сосуд, опирающийся на толстую перемычку, в свою очередь опирающуюся на «человеческие» ноги (табл. LXV, 7).

По мнению большинства исследователей, культовыми предметами являются и глиняные модели жилищ (Пассек Т.С., 1949а; Бибиков С.Н., 1953; Мовша Т.Г., 1964б; Рыбаков Б.А., 1981). Судя по моделям жилищ из Попудни и Сушковки (Пассек Т.С., 1949а, рис. 50, 68, 69), важнейшим сооружением трипольского дома была печь. В моделях, наиболее полно передающих интерьер жилого помещения, печь располагается справа от входа. Возле печи со стороны входа помещен антропоморфный идол, а напротив печи — длинная низкая лавка. В модели из Попудни (рис. 13, 5) на лавке изображены стоящая на коленях женщина, растирающая зерно на зернотерке, и миниатюрные сосуды. Между печью и местом, отведенным для помола зерна, возвышается крестообразный алтарь, на который из окна в задней стенке дома падает свет. Все это соответствует реальным деталям интерьера жилого помещения, зафиксированным при раскопках трипольских поселений.

Облик каждой модели в значительной мере определяется художественными способностями изготовлявшего их мастера. С другой стороны, орнамент моделей и техника его исполнения всецело подчинены стилю, принятому в определенный период. Так, модель из Коломийщины II (рис. 13, 4), воспроизводящая внешний вид дома, украшена углубленным узором, а модель из Владимировки (рис. 13, 5) расписана (Пассек Т.С., 1938б; 1949а, с. 75–78, рис. 32, 33; с. 99–100, рис. 54). Последняя модель — единственная в своем роде, поскольку дает представление как о наружной, так и о внутренней росписях стен, а также пола. Окна и двери ее выделены бордюром. От двух других расписных моделей жилищ, происходящих из Владимировки, сохранились лишь обломки. Одна из них изображала, видимо, двухэтажную постройку со скругленными в углах стенами (Мовша Т.Г., 1964б). Опорные столбы стен второго этажа, выполненные в рельефе, опираются на платформу межэтажного перекрытия. Стены расписаны черной краской по оранжевому фону. Модель, найденная в Рассоховатке (рис. 13, 2), изображает двухэтажную постройку с балконом над входом, круглым окном в задней стенке второго этажа и выступающим за линию стен межэтажным перекрытием, на которое опираются столбы стен второго этажа (цветная вклейка).

Все известные в настоящее время модели жилищ воссоздают либо внешний вид двухэтажного дома, либо интерьер жилого помещения второго этажа с печью, в которой выпекался хлеб. Детали интерьера имеют строго определенное место: справа от двери — печь, слева — место для помола зерна, в противоположной входу стене — окно. Возможно, это — следствие копирования трипольскими мастерами какого-то единого древнего образца. Интересна модель жилища из горизонта IX поселения Овчарово, относящаяся к первой фазе культуры Гумельница (Тодорова X., 1976; 1978, рис. 63), пока самая ранняя среди моделей жилищ рассматриваемого типа. Это квадратная платформа на четырех ножках с вертикальными стенками, с печью у правой от входа стены и корытообразным сооружением для помола зерна рядом с ней (у противоположной входу стены). Вдоль фасада с широким дверным проемом тянется огороженный с боков узкий балкон. Стенки и широкие столбообразные ножки модели окрашены красной краской. На одной из стенок красной краской нанесены магические знаки. По мнению X. Тодоровой, модель использовалась в качестве архитектурного образца при строительстве. На наш взгляд, она, как и все модели домов, является культовым предметом и в той или иной мере связана с обрядом выпечки хлеба, со стремлением древних земледельцев путем магических действий обеспечить себе обильный урожай. Об этом свидетельствуют и помещенные в модели вотивные сосуды-зерновики, зернотерки, миски, и изображение самого процесса помола зерна. Судя по тому, что на поселениях Владимировка, Попудня, Сушковка и Коломийщина II одна модель приходится на ряд домов, действие заговора, произносимого над ней, должно было распространяться не только на обитателей жилища, в котором она была найдена, но и на семьи, проживавшие в соседних домах. На полностью раскопанных поселениях домашние алтари, как правило, имеются только в некоторых центральных жилищах. В них, очевидно, обитали старейшие члены общины, выполнявшие жреческие функции.

Некоторые исследователи к числу культовых предметов относят и небольшие глиняные конусы (табл. LVIII, 46–50). Высказывалось мнение, что это фишки для какой-то игры (Бибиков С.Н., 1953, с. 201). Действительно, основания аналогичных по форме терракотовых конусов с памятников среднеазиатского энеолита носят следы передвижения их по плоской поверхности (Массон В.М., 1960, с. 61, 62). Судить о назначении глиняных конусов, встречающихся при раскопках трипольских поселений, пока трудно. В Хэбэшешти I, например, они найдены почти в каждом жилище, а в одном из домов обнаружены шесть таких предметов (Dumitrescu V., Dumitrescu Н., Petrescu-Dîmboviţa M., Gostar N., 1954, p. 68). Большинство конусов имеет плоское основание, но известны также экземпляры с вогнутым основанием. Некоторые конусы (табл. LVIII, 51) являются, возможно, фаллическими символами. По форме конусам близки печати-пинтадеры со сквозным отверстием в верхней части и спиралевидным или ромбовидным орнаментом в основании (табл. LVIII, 35, 42–45). Отметим также конус, завершенный изображением человеческой головки, найденный на поселении Трушешти I (табл. LVIII, 41). На поселении конца среднего периода Коновка в одном из наземных жилищ вместе с многочисленными (76 экз.) антропоморфными и зооморфными статуэтками обнаружены небольшие глиняные конусы, вершины которых моделированы в виде голов человека, быка и оленя (Шмаглий Н.М., Рыжов С.Н., Шумова В.А., 1979).

Религиозные верования и идеологические представления трипольцев нашли отражение и в практиковавшемся ими погребальном обряде. Решение многих вопросов, связанных с погребальным культом трипольско-кукутенских племен, осложняется тем, что пока известны в основном могильники позднего периода. Наиболее полно реконструируется обряд погребения усатовской группы. Умершего помещали в могильную яму, расположенную в центре кромлеха из камней и ограниченную с юго-западной стороны несколькими крупными камнями. При раскопках кургана 9 Усатовского II курганного могильника установлено, что камни кромлеха укладывали по кругу в направлении с востока на запад, т. е. порядок кладки соответствовал движению солнца по небосклону (Патокова Э.Ф., 1979). Завершив сооружение кромлеха, усатовцы возводили земляную насыпь. Иногда могильную яму, предварительно засыпанную землей, закладывали каменными плитами на уровне древней дневной поверхности. Диаметр кромлехов достигал 5,5-18 м при ширине кладки от 1,5 до 5,6 м, диаметр земляной насыпи — 23–42 м. Такой способ захоронения, безусловно, требовал больших затрат труда и времени и, очевидно, выполнялся большим коллективом. Вместе с тем в Усатово известны и погребения в простых грунтовых ямах.

В двух курганах (11 и 3) Усатовского I курганного могильника найдены известняковые плиты с изображениями животных и человека. Две из них находились среди камней юго-восточной части кромлеха кургана 3 (Патокова Э.Ф., 1957). Меньшая плита имела два чашевидных углубления и рельефные изображения лошадей на оборотной стороне, обращенной к земле. На второй плите фигуры человека и оленя выполнены в технике гравировки, а фигуры лошадей — рельефом. Высказывалось мнение, что в кромлех попали плиты, выломанные из скалы с петроглифами (Формозов А.А., 1966). На наш взгляд, изображения человека и оленя сделаны трипольским мастером (табл. LXXIV, 20). По стилю исполнения фигура оленя близка изображениям этих животных на сосуде из Варваровки VIII (табл. LXXXII, 10). Фигура человека с маской на лице находит аналогии в сценах ритуальных танцев на расписных позднетрипольских сосудах (табл. LXXIV, 1, 14).

При раскопках кургана 2 Усатовского II курганного могильника (табл. LXXXVIII, 3) исследователям удалось проследить последовательность действий, предусмотренных погребальным ритуалом (Селинов В.И., Лагодовская Е.Ф., 1940). Сначала вокруг ямы центрального погребения было выкопано несколько ям, первой из которых была, видимо, яма 6 (1×1 м). В ней обнаружены известняковая голова косули, сосуды, малиновая охра, остатки какого-то белого порошка, две пары женских статуэток, пять зубных коронок человека и три известняковые бусинки. Очевидно, здесь был совершен обряд жертвоприношения, после чего жертвенные предметы засыпали землей из центральной ямы. Культовые ямы, расположенные к северу от основной могилы, содержали фрагменты сосудов, кусочек охры и створку раковины. В одной из ям произвели перезахоронение обломков черепа и берцовой кости человека с сосудом и плоским круглым глиняным предметом в изголовье и двумя сосудами в изножии. Яму засыпали землей из центральной могилы и перекрыли большими известняковыми плитами. Затем на расстоянии около 1 м от центральной могилы на уровне древнего горизонта было совершено безынвентарное ритуальное захоронение человека, очевидно, предварительно связанного, о чем свидетельствует сильно скорченное положение костяка. Вероятно, это был зависимый член общины, призванный сопровождать своего хозяина в загробный мир.

Наконец, в центральной могиле (1,6×1,4×1,2 м) похоронили человека, занимавшего в среде общинников высокое положение. Эта могила выделяется как размерами, так и конструкцией. С северной стороны в нее вел дромос длиной 1,4 м с тремя ступеньками. Погребенный был положен на спину головой на восток с согнутыми руками и ногами. У головы поставили сосуд, а близ коленей — расписную мисочку с охрой. В западной части могилы поместили три медных височных кольца и ожерелье из 47 подвесок, сделанных из зубов волка или собаки. Кроме того, в могиле найдены темная (у нижней челюсти) и белая (в верхнем слое засыпи ямы) бусины. Потом между основным погребением и могилой с перезахоронением, а также в направлении одной из культовых ям соорудили коридоры и начали возводить кромлех, причем культовые ямы оказались под его кладкой. Внутренний диаметр кромлеха достигал 8 м, наружный — 12 м. С севера и юга в кромлехе были сделаны проходы. Сооружение земляной насыпи также сопровождалось ритуальными действиями, вследствие чего в насыпь попали кремневые отщепы, скребки, кубик из известняка, фрагменты сосудов.

В ряде могильников Пруто-Днестровского междуречья погребения не имеют внешних признаков (Пассек Т.С., 1961а; Дергачев В.А., 1978). Вместе с тем в Выхватинцах обнаружены выкладки из крупных плит известняка. Погребения совершены здесь по способу скорченного трупоположения на боку. В Среднем Поднепровье, где был распространен обряд кремации, пепел и остатки обгоревших костей помещали в специальные урны или заворачивали в ткань и закапывали (Захарук Ю.М., 1952; 1956; Круц В.А., 1977). Разнообразие погребальных обрядов в поздний период Триполья отражает, видимо, процесс усиления локальных и культурных различий, перерастающих в этнокультурные. Ряд одиночных захоронений, в том числе частичных, зафиксирован на площади поселений. Так, детские захоронения обнаружены, в частности, на раннетрипольских поселениях Солончены II (Мовша Т.Г., 1960а; 1965а) и Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953). Первое сопровождалось керамикой. Второе было совершено в небольшом углублении, перекрытом глиняной обмазкой, в центральной части жилища 5. Разрозненные кости детского скелета находились в 2 м от захоронения черепа быка, примерно на том же уровне. Поскольку у трипольцев не было обычая помещать усопших в домах, подобные захоронения могли иметь характер жертвоприношений, а в ряде случаев должны были подчеркивать значение соответствующего жилища как культового центра.

На среднетрипольских поселениях захоронения людей встречаются чаще. Погребения с трупоположениями известны в Озаринцах, Незвиско, Липканах, Веремье, Фрумушике I–II (Мовша Т.Г., 1960а). На поселении Траян-Дялул Фынтынилор III на сравнительно небольшой площади располагались круглые глубокие ямы с плоским дном, в которых находились целые и разрозненные (черепа, кости, костяки без черепа) скелеты людей (дети и взрослые) и керамика (Dumitrescu H., 1954б; 1957; 1958; Necrasov O., Nicolăescu-Plopşor D., 1959). В одной из ям найдена только керамика. Отметим захоронение черепа женщины лет 60, сопровождавшееся гипсовой маской. Поражает обилие сосудов (от 14 до 26), помещенных в погребения. Среди них много расписных форм. На позднетрипольских поселениях захоронения произведены как по обряду ингумации, так и по обряду кремации. Например, в Коломийщине I обнаружено трупоположение, в Кунисовцах и Кошиловцах-Обоз — трупосожжение, в Веремье — и те, и другие (Мовша Т.Г., 1960а).

Различия в обряде погребения, практиковавшемся позднетрипольскими племенами, не затрагивают его основного смысла: обеспечить соплеменнику благополучный переход в загробный мир, снабдить его необходимыми вещами и запасом пищи, вознести мольбы богам и умилостивить их жертвой. Жизнь земная отразилась и на представлениях о загробной жизни, поэтому погребения совершались в соответствии с рангом умершего, которого в мир теней могли сопровождать и принадлежавший ему слуга (раб?), и охранявшая его добро собака.

Богатейшая информация об идеологических представлениях трипольцев, их духовном мире и даже мифологии содержится в орнаментации керамики. Большую работу по осмыслению этого источника проделали Б.Л. Богаевский (1937), Е.Ю. Кричевский (1949), С.Н. Бибиков (1953) и ряд других исследователей. Опираясь на эти отдельные разработки, Б.А. Рыбаков предложил реконструкцию трипольской идеологии и мифологии как единой сложной системы (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Ряд орнаментальных элементов трипольской керамики указывает, по мнению ученого, на круг верований, связанных с идеей плодородия полей. Это символы прорастающего зерна, засеянного поля, сцены «ниспадения на поля живительной влаги с небес». Наличие женских символов в виде грудей и ромбов в орнаментальных композициях сосудов отражает веру трипольцев во всемогущество женского божества, посылающего на землю «небесную влагу». Отмечая присутствие в расписных узорах лунарных и солярных знаков, в частности наиболее распространенную в трипольском искусстве бегущую спираль, исследователь трактует их как изображение непрерывного бега солнца, постоянного движения времени (Рыбаков Б.А., 1965, № 1, с. 42–43; 1981, с. 199). Трехчастное построение орнаментальных композиций, нередко наблюдаемое на трипольских сосудах, рассматривается им как отражение трехчастной картины мира (Рыбаков Б.А., 1981, с. 193–200).

Расцвет искусства росписи приходится на конец среднего периода культуры Триполье-Кукутени, что, видимо, связано и с активным процессом мифотворчества, ярко иллюстрируемого керамикой. В поздний период широко распространяется сюжетная живопись, в которой наряду с традиционными символами плодородия в разных сочетаниях встречаются изображения людей, оленей, косуль, быков, коз, собак и птиц (табл. LXXVIII, 143, 144, 154, 162, 163). Отмечается сочетание определенных знаков, символизирующих солнце и быка, тесно связанных между собой в представлениях древних художников. Так, на сосуде с поселения Тыргу Окна-Подей в нижнем ярусе орнамента помещен знак в виде загнутых вверх бычьих рогов, а в среднем ярусе, непосредственно над этим знаком, — лепная головка быка с большими рогами, обрамляющими изображение солнечного диска — креста (табл. LXVII, 2). На сосуде с антропоморфными признаками из Сэрата Монтеору изображения солнечного диска и рогов быка над ними нанесены белой краской на каждую из четырех пластических деталей, имитирующих соски полных женских грудей (табл. LXXXVII, 7). В орнамент этого сосуда включены также изображения змей и косуль. Заключенный в узкий пояс орнамент сосуда с позднетрипольского поселения Рашков XI состоит из четырех солнечных дисков, отмеченных крестами, и расположенного между ними геометризированного изображения змеи. Выше, над зубчатой линией — горизонтом, нарисованы собаки и спускающиеся бычьи рога (табл. LXXXI, 5). Устойчивое сочетание символов солнца и быка демонстрирует множество других трипольских сосудов (табл. XCII, 2, 3). Аналогичное явление мы наблюдали и на прочих предметах быта и культа, происходящих с трипольских памятников.

На сосудах раннего и среднего периодов имеются рельефные и гравированные изображения людей. Чаще всего это рельефная женская фигурка, как бы обхватывающая сосуд обеими руками (табл. LXI, 5, 6), или заменяющий ее налеп в виде человеческих рук (табл. LXI, 2, 10–11). Иногда руки выполнены гравировкой (табл. LXI, 1, 3). Четыре пары рук, моделированные у края сосуда с поселения Новые Русешты I_1a, символизируют, видимо, четырех человек, поддерживающих сосуд (табл. LXI, 12). В ранний период значение человеческих фигурок, среди которых есть даже «рожаницы» (табл. LXI, 8, 9), особо подчеркивается художниками, тогда как позднее фигурки людей приобретают еще более условный характер, причем распространяются изображения с трехпалыми руками и рельефные личины, помещенные у горла сосудов (табл. LXI, 13, 16, 17). В поздний период женский образ претерпевает, вероятно, какие-то изменения. Правда, все еще встречаются фигурки, заключенные в овал, служащий символом женского плодородия, что свидетельствует о связи их с магией плодородия (табл. LXI, 20; LXXIV, 1–5, 7, 9, 10, 13, 14). Женщины изображаются танцующими с масками животных или в парадной одежде; иногда маски на голове заменяются солнечным диском. С ними соседствуют знаки в виде крестов, ромбов, зигзагов, а также фигурки косуль, что позволяет рассматривать такие изображения как воспроизведение ритуальных танцев трипольцев, молящих богов о дожде, и обрядов, связанных с магией плодородия (Рыбаков Б.А., 1965, № 2, с. 24; 1981, с. 188–189). Поза танцующих находит аналогии в рисунках и пластике других древнеземледельческих племен (Тодорова X., 1979). Известны и многочисленные этнографические параллели трипольским обрядовым танцам (Королева Э.А., 1977). В частности, в танцах, связанных с магией плодородия, большое значение придавалось движению бедер, груди, а также линии рук. Последние часто фиксировали форму треугольника, а приподнятые и разведенные в стороны имитировали рога священного солнце-быка. Различно и положение рук, зафиксированное трипольской росписью: на груди, под грудью, на животе, подняты кверху и т. д.

Каждый из рассмотренных выше объектов материальной культуры в одном или нескольких аспектах характеризует идеологические представления трипольских племен. В итоге по этим отдельным чертам вырисовывается сложная, изменяющаяся во времени и пространстве система религиозных представлений и тесно связанных с ними кодифицированных обрядов, предусматривавших использование определенного набора культового инвентаря, служившего в магических целях и обладавшего соответствующими специфическими признаками. Для реконструкции пантеона трипольских небожителей первостепенное значение имеет глиняная скульптура, воспроизводящая по крайней мере некоторых из этих персонажей. Наиболее популярный как у трипольских коропластов, так и у всех раннеземледельческих племен вообще образ плодовитой матроны мог быть воплощением нескольких различных божеств. С.Н. Бибиков справедливо подчеркивал множественность значения женского образа, в конечном итоге отражающего идею плодородия (Бибиков С.Н., 1953, с. 252). Т.Г. Мовша предложила функциональную классификацию трипольской пластики, выделив шесть групп терракот (Мовша Т.Г., 1975б, с. 20–21): 1) фигурки с примесью муки или зерен злаков в тесте, связанные с культом плодородия зерновых культур; 2) статуэтки с изображением дерева или какого-либо растения, отражающие культ плодородия лугов и лесов; 3) фигурки с признаками беременности; 4) фигурки «просительниц»; 5) «охранительниц домашнего очага». Шестую группу образуют мужские фигурки с перевязью через плечо.

Функциональная классификация мелкой пластики особенно интересна, и, прежде всего, потому, что предполагает многообразие древних божеств со специфическими функциями, находящими прямое отражение в ее типологических особенностях. Разумеется, предложенное Т.Г. Мовшей членение означает лишь начало разработки этой проблемы. Так, если говорить о сонме женских божеств, то для этой стадиально ранней эпохи возможно разделение божества зерна и божества — покровителя лугов и лесов, тем более, что знак растения можно трактовать и как злаковый колос. Наоборот, вызывает некоторое недоумение отсутствие образа небесного божества женского пола, связанного с миром звезд и планет. Возможно, его статуарным воплощением являются фигурки с солярными символами или со знаком в виде многолучевой звезды. Последняя символизирует месопотамскую Иштар на среднеазиатских терракотах эпохи бронзы (Массон В.М., Сарианиди В.И., 1973). Как бы то ни было, трипольская терракота воплощает женское божество — покровительницу плодородия в разных его проявлениях и, что особенно важно, покровительницу плодородия полей. Последняя ипостась, безусловно, имела первостепенное значение для трипольцев-земледельцев, чем и объясняется, видимо, широкое использование символа засеянного поля в виде ромба в качестве изображения лона на женских статуэтках.

Б.А. Рыбаков, анализируя семантику орнаментированных сосудов, связанную, согласно его трактовке, с молениями Великой богине неба и дождя, условно называет ее архаической Прародительницей (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Вероятно, ее образ как раз и воспроизводят глиняные фигурки с солярными символами и знаками в виде многолучевой звезды. Вместе с тем терракотовые идольчики явно демонстрируют особую популярность божества плодородия, изобилия и плодовитости, возможно, бывшего одной из ипостасей Матери-Прародительницы. Обычно, характеризуя идеологические представления трипольских общин, исследователи употребляют имена таких античных богинь, как Афина, Персефона и Деметра, что едва ли оправданно. На наш взгляд, в данном случае более правомерна описательная терминология, которой мы и придерживались.

В иконографии Триполья, равно как и других раннеземледельческих комплексов, безусловно, преобладают женские образы, что, впрочем, отнюдь не исключает существования божеств иного пола. Судя по всему, одним из них было божество, воплощенное в образе быка и представленное чаще всего разного рода символами, но нередко и пластическими формами. Соответствующая этому образу или одному из его проявлений символика неизменно сопутствует трипольцам и в быту, и в обрядовых действиях. Видимо, бык — древнейший тотем степных охотников — со временем трансформировался в зооморфное воплощение верховного мужского божества, связанного с солярным культом и почитавшегося, в частности, в образе небесного солнце-быка. Отчетливо выступает и связь божественного быка, носителя мужских начал, с женским персонажем. Помещение женских фигурок на бычьи черепа и в «рогатые креслица», «рогатые амулеты» с изображением женской фигуры, сочетание женских символов со знаками в виде рогов быка в орнаментике сосудов и ряд других фактов отражают, очевидно, процесс формирования образа божественной супружеской пары. Однако в повседневной жизни явное предпочтение отдается женскому божеству, популярность которого была безгранична.

Пока нет оснований говорить о сложении в трипольском обществе устойчивого, кодифицированного пантеона. Обычно это происходило в более поздние эпохи, в пору формирования раннеклассовых образований. Не исключено, что и почитаемое женское божество плодородия у отдельных племенных групп имело своеобразные черты, а возможно, как это было, скажем, в Шумере, и различные имена. Вероятно, именно эти особенности проявились в локальной специфике трипольской пластики, отмеченной для разных территориальных групп памятников (Мовша Т.Г., 1969; 1975б).

В сложной системе идеологических представлений трипольских племен и, в частности, в их мифологии нашли свое место и различные образы, генетически восходящие к доземледельческой эпохе, но получившие дальнейшее развитие и иное воплощение. В первую очередь это касается амулетов, изготовленных из клыков и зубов диких животных, а также культов «небесных оленей», «небесных псов», стерегущих посевы и стада, и змеи-охранительницы. Змеи почитались трипольцами как покровители дома, посредники между небом и землей, связывались с их понятиями о дожде и беге времени, чем и объясняется повсеместное изображение змеи и ее символов в трипольском искусстве (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Показательна и связь образа змеи с богиней женского плодородия, иллюстрируемая изображениями змеи на животе глиняных женских статуэток с признаками беременности.

Идеологические воззрения раннеземледельческих племен не были суммой абстрактных образов и положений, а представляли собой составную часть повседневного их бытия, прочно входили в жизнь оседлых общин посредством многочисленных и разнообразных обрядовых действий. В трипольском обществе центральное место занимал культ плодородия, отправлявшийся самым различным образом. Б.А. Рыбаков выделяет среди заклинательных аграрных обрядов те, которые были направлены на увеличение плодоносящей силы зерна, полей, охрану посевов и урожая, обряд выпечки хлеба, а также обряды-моления о дожде, об отвращении грозы, «поения земли», связанные с разного рода возлияниями (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Следы подобной обрядовой практики мы находим в многочисленных материалах трипольских памятников, начиная от глиняных женских фигурок, включающих зерна злаковых, и кончая культовым инвентарем, предназначенным для возлияний, а также глиняной моделью зерна, обнаруженной на одном из поднестровских поселений. Организацией ритуальных церемоний, порой носивших массовый характер и включавших танцы в парадных костюмах и масках, занималась определенная группа людей — жриц и жрецов, особо уважаемых общинниками. Культ отправлялся в жилищах-святилищах — центрах почитания племенных, а в ряде случаев, возможно, и межплеменных божеств, а также на месте погребения.

Ясно прослеживается тесная связь идеологических представлений и обрядов трипольско-кукутенских племен с идеологией и ритуальными действиями носителей других раннеземледельческих культур, что в целом определяется как историческое явление (Токарев С.А., 1964). На связи с древневосточным миром и балканскими культурами указывают многие исследователи, но, как правило, это делается лишь в общей форме. Действительно, уже в материалах малоазийского памятника VII–VI тысячелетий до н. э. Чатал-Гутоке мы находим истоки представлений о божественной паре — женском божестве и солнечном быке (Gimbutas M., 1973). Там же впервые встречается образ женского божества, сидящего на кресле-троне. Более близкие аналогии трипольские материалы, характеризующие верования и культовую обрядность, находят в балканских культурах, в первую очередь в памятниках Румынии и Болгарии, что указывалось в каждом конкретном случае. Таким образом, духовный мир трипольцев был частью огромной «ойкумены земледельческой мысли», являя собой яркий пример сочетания общего и особенного (Рыбаков Б.А., 1965, № 2, с. 31).

Глава седьмая Памятники синхронных Триполью культур Юга-Запада СССР

На территории Правобережной Украины и Молдавии в разные периоды энеолита обитали племена, в культурном отношении как близкие к трипольцам, так и отличные от них. Все они связаны с культурами, основной ареал которых находится за пределами нашей страны — в Юго-Восточной, Центральной и Северной Европе. Речь идет о культурах Болград-Алдени, Зимно-Злота, Гоща-Вербковица, воронковидных кубков, шаровидных амфор и закарпатского энеолита. Отдельные варианты названных культур на территории СССР отмечены определенным своеобразием. Обратимся к их краткой характеристике.

По берегам придунайских озер, в низовьях Дуная и Прута располагаются памятники, по ряду признаков (жилища, формы сосудов и способ их орнаментации) связанные с гумельницкой культурной общностью севера Балканского полуострова. Внутри последней выделен ряд культур, в том числе и раннегумельницкий вариант Алдени на территории СРР (Comşa E., 1963), распространение которого на территорию СССР отмечено Т.С. Пассек в 1960 г. Раскопки поселения на берегу озера Ялпух близ г. Болград положили начало исследованию специфического варианта этой культуры, названного болградским (Черныш Е.К., Черняков И.Т., 1964). Последний представлен памятниками Украины (Субботин Л.В., 1975а) и Молдавии (Бейлекчи В.С., 1978). В настоящее время в СССР известно 26 поселений типа Болград, а в Румынии — 42 памятника типа Алдени II (карта 3, 37–49). Различие болградских и алденских памятников позволило Л.В. Субботину ввести в употребление термин «культура Болград» применительно к памятникам левобережья Нижнего Дуная. На наш взгляд, правильнее говорить о двух вариантах одной культуры — Болград-Алдени.

Обратимся к характеристике памятников болградского варианта культуры, данные о которых все еще довольно ограниченны. Раскопки велись близ г. Болград, г. Рени, у сел Озерное, Нагорное, Вулканешты, Этулия, Лопацика, Кокора, Ново-Некрасовка (Субботин Л.В., 1975а; Бейлекчи В.С., 1978). Поселения расположены по берегам озер (преимущественно на вторых террасах высотой до 20 м), крупных рек, на пологих склонах небольших речек и стариц. Площадь большинства из них колеблется в пределах 0,5–1 га (Нагорное II, Этулия V и VI), но есть и поселения площадью 2 га (Озерное I, Болград); более крупные редки. Так, площадь поселений Вулканешты II и Рени ориентировочно составляет около 10 га. Культурный слой памятников имеет толщину от 0,5 до 1 м. Жилищами служили землянки, полуземлянки и наземные дома (Черныш Е.К., 1965). Землянки и полуземлянки состояли из нескольких (до семи) ям, площадь их варьирует от 9 до 60 кв. м, глубина 1,6 м. Вход находился обычно со стороны, противоположной водоему, для спуска в материке вырезались ступени. Последние, как и полы, обмазывались глиной. В землянках и полуземлянках сооружались очажные ямы, иногда довольно глубокие. Наземные дома подпрямоугольной в плане формы площадью до 90 кв. м имели земляные полы, как правило, обмазанные глиной (зафиксированы и тонкие, и мощные слои обмазки). На поселениях Болград и Озерное I вскрыты дома с необмазанными земляными полами. На поселении Вулканешты II раскопан дом площадью 13×7 м, разделенный поперечной перегородкой на две комнаты 7×6 и 7×7 м. Судя по отпечаткам на кусках обмазки, дом был двухэтажным. Его стены, пол, потолочное перекрытие и дверные проемы обмазаны глиной. К жилищу примыкало хозяйственное помещение с очагом, где найдены многочисленные сосуды, зернотерки и кости животных.

Могильники болградского варианта культуры на территории СССР не известны, но обнаружены отдельные захоронения на площади поселений. Так, в культурном слое поселения Болград расчищено захоронение ребенка 5–7 лет, совершенное на небольшой площадке из камней и перекрытое тремя рядами камней, засыпанных землей, содержащей кости животных, обломки посуды и кусочки глиняной обмазки. Погребенный лежал на левом боку, головой на северо-восток. Руки его были прижаты к груди, а ноги слегка согнуты. В изножии могилы под камнями найдены сосуд с белой росписью по прекрасно залощенному темному фону и кости животных. Ниже и несколько в стороне от этой могилы обнаружены черепа двух взрослых людей. Эти захоронения находились между домами и канавой, ограждавшей поселок на раннем этапе и засыпанной при последующем его расширении (Черныш Е.К., 1964).

Каменных орудий на болградских памятниках мало, что, возможно, объясняется отсутствием поблизости выходов кремня (Черныш Е.К., 1969). Кремень и твердые породы камня привозились из-за Дуная, с территории Добруджи (Петрунь В.Ф., 1967). Прутский кремень использовался очень бережно: отходов производства, которые образуются при изготовлении кремневых орудий, почти нет. Нуклеусы сработаны до крайней степени. Материал настолько берегли, что вышедшее из употребления орудие переделывали в другой инструмент. Кремневая индустрия пластинчатая. Размеры пластин различны: 4,0×1,1; 7,7×2,0; 8,0×2,3 см. Из них изготовляли ножи с легкой подправляющей лезвие ретушью, вкладыши серпов, скобели, пилки, резцы, сверла, развертки. Из подпрямоугольных и подтреугольных отщепов делали скребки и наконечники стрел. Костяные и роговые изделия представлены наконечниками мотыг, землекопалками, муфтами для крепления каменных орудий, рукоятями кремневых орудий, острогами и гарпунами, долотами, шильями, кочедыгами и штампами для орнаментации сосудов. «Зеленые» сланцы, диабазы и порфириты из Северной Добруджи шли на изготовление овальных в поперечном сечении клиновидных топоров, сверленых топоров и тесел. Испорченные топоры находили применение в качестве мотыг. Песчанистые известняки служили материалом для зернотерок, составляющих более половины всего каменного инвентаря болградских поселений. Из глины изготовляли грузила и пряслица. Медные изделия редки. На поселении Болград обнаружены четырехгранное шило и колечко с несомкнутыми концами.

Культурные слои болградских поселений изобилуют керамикой (рис. 19, 1–3, 6, 8). Она делится на несколько групп. Кухонная посуда изготовлена из глины с примесью шамота, мелкой половы, иногда песка. Толстостенные сосуды снаружи шероховатые, а внутри гладкие, орнаментированы налепами, ямками и валиками. По форме это крупные сосуды с яйцевидным туловом, цилиндрической шейкой и парными ручками в верхней и нижней частях, со сферическим туловом и ровно срезанным краем, горшки семи разновидностей, низкие миски и дуршлаги. Следующую группу составляют гладкостенные, хорошо залощенные сосуды, среди которых имеются биконические формы с высокой цилиндрической шейкой и чаши с ребром. Группа столовой посуды орнаментирована углубленными линиями и ямками, каннелюрами и росписью. Роспись в виде тонких линий выполнена белой краской по лощеной поверхности. Эта группа включает большое число разнообразных мисок (ребристых, усеченно-конических, полусферических), чаш (с округлыми плечиками и острореберные, высокие и приземистые, на поддоне и без поддона), а также четырехгранные сосуды. В целом посуда многообразна по формам и орнаментации. Особую группу керамических изделий составляют глиняные ложки.

Керамические изделия представлены также предметами ритуального назначения: алтарями в виде столиков, зооморфными сосудами, ромбовидными амулетами с углубленным орнаментом и отверстиями по сторонам, антропоморфными статуэтками (Субботин Л.В., 1975б; 1976). Последние вылеплены из хорошо отмученной глины, иногда содержащей незначительные примеси мелкого шамота или песка, а реже — половы и зерен злаков. Поверхность фигурок залощена, углубления узора заполнены белой пастой, а орнаментальный фон окрашен красной охрой после обжига. Статуэтки весьма натуралистичны, хотя и не лишены некоторого схематизма. В большинстве случаев они изображают стоящих женщин (рис. 19, 5). Голова выполнена в виде конуса, согнутые почти под прямым углом руки подняты вверх, верхняя часть туловища уплощена, бедра преувеличенно расширены. Вылепленные отдельно ноги соединены так, что просвет оставлен только между коленями, переданными налепами, как и живот. В локтевых изгибах и бедрах сделаны отверстия. Фигурки либо украшались углубленным узором (спирали, концентрические круги, короткие полосы), либо вовсе не орнаментировались. Отметим весьма реалистичную фигурку сидящего мужчины, подпирающего голову рукой (рис. 19, 7), происходящую с поселения Вулканешты II (Пассек Т.С., Герасимов М.М., 1967). Уникальна женская костяная статуэтка, найденная на поселении Озерное I (рис. 19, 4).

Судя по стационарному характеру поселений, обилию примеси половы к глиняной обмазке и тесту сосудов, множеству зернотерок, огромному количеству посуды, отпечаткам зерен четырех сортов пшеницы, двух сортов ячменя, проса и овса (Янушевич З.В., 1976), земледелие было основным занятием болградских общин. Немалую роль играло и животноводство. Найденные на поселениях кости принадлежат в основном домашним животным (Цалкин В.И., 1967; 1970). На одних поселениях количество костей особей крупного и мелкого рогатого скота почти одинаково (Болград), на других — кости овцы составляют чуть ли не половину всех остеологических находок (Озерное I). Чаще все же в стаде преобладал крупный рогатый скот, а третье место занимала свинья. Отличительными особенностями стада болградских общин являются большое количество комолых особей среди коров и большой процент домашней лошади. Судя по тому, что в основном кости принадлежат молодым особям, скот выращивали преимущественно на убой.

Различные виды хозяйственной деятельности болградцев реконструируются по наборам орудий. Они свидетельствуют о существовании таких производств, как изготовление орудий из камня и кости, деревообработка, домостроительство, земледелие, животноводство, охота, рыболовство, кожевенное дело, прядение, плетение, изготовление керамики, металлургия. Кроме того, развиты были внутриплеменной обмен и обмен с соседними трипольскими общинами (Маркевич В.И., 1970а). Уровень развития болградских общин примерно соответствовал уровню развития трипольских общин конца раннего — начала среднего периодов. Однако степной характер животноводства, незначительная роль охоты, намечающиеся различия в породах крупного рогатого скота, особенности видового состава стада, широкое использование в пищу молодых животных позволили В.И. Цалкину рассматривать хозяйство болградцев как более развитое по сравнению с хозяйством трипольских общин (Цалкин В.И., 1967).

Находки болградской керамики в слоях конца раннего и начала среднего периодов южнотрипольского поселения Новые Русешты (Маркевич В.И., 1970а) позволяют синхронизировать болградский вариант с концом Триполья А и началом Триполья В. В пределах этого отрезка времени между отдельными болградскими поселениями отмечены некоторые хронологические различия (Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1965), а ныне выделены три последовательные ступени развития болградского варианта (Субботин Л.В., 1975а). Сопоставление форм керамики и способов их орнаментации свидетельствует, что поселения Озерное I и Ново-Некрасовка I предшествуют поселению Болград, за которым хронологически следуют поселения Нагорное II и Вулканешти II.

На левобережье Дуная общины культуры Болград-Алдени переселились в первой половине IV тысячелетия до н. э. из Северной Добруджи, с которой продолжали поддерживать самые тесные контакты (Петрунь В.Ф., 1967). Оттуда они получали сырье для изготовления каменных орудий и металл. Последний, возможно, они частично использовали для обмена с трипольскими общинами. Причины исчезновения белградских поселений в районе придунайских озер в период Триполье В пока не ясны.

Ареал памятников культуры Зимно-Злота ограничен территорией между Верхней Вислой, Горынью и Верхним Днестром (карта 5, 1–3). Культура получила свое название по наиболее исследованным поселениям, расположенным на территории СССР и Польши. В Польше эти памятники выделены в люблинско-волынскую группу энеолитической керамики или культуры керамики с белой росписью, сложившейся в результате решающих влияний раннеэнеолитических культур Центральной Европы, в том числе тисской (Podkowińska Z., 1953; NP, р. 76–143).

Поселения обычно небольшие, расположены на высоких мысах и останцах близ рек, а реже — на лессовых террасах, укреплены рвами. На отдельных поселениях обнаружены сооружения в виде концентрических рвов, ограничивавших площадь 300×90 м (Злота, Стжижов и др.). Предполагается, что это загоны для скота, однако достоверно пока не установлено (NP, р. 126). На ряде поселений, в том числе в Зимно на территории СССР, открыты следы углубленных жилищ с деревянным, обмазанным глиной каркасом, очажными и хозяйственными ямами (АР, 1959, 1. 3, р. 235–278; Podkowińska Z., 1960; Захарук Ю.М., 1971д, с. 217). На наш взгляд, вопрос о типах жилищ культуры Зимно-Злота нельзя считать окончательно решенным.

Могильников культуры Зимно-Злота известно значительно больше, чем поселений. Еще в 30-е годы ряд могильников (Злота, Амбуков, Семаки, Кукезово) исследован на Верхней Висле и на Волыни (Archaeologia Polona, 1962, V. 4, р. 152–164; Захарук Ю.М., 1959, с. 54–71). В пещере у с. Колоколин Ивано-Франковской обл. обнаружено парное захоронение (Sulimirski T., 1936), где два скорченных костяка, лежавших один черепом на север, а другой черепом на юг, сопровождались тремя сосудами, в том числе одним с белой росписью. Пять погребений культуры Зимно-Злота открыты в грунтовом могильнике в урочище Гоева Гора у с. Звенигород Львовской обл. (Свешников И.К., 1956). Четыре погребения совершены в скорченном положении головой на запад, пятое — по обряду трупосожжения. При погребенных найдены сосуды, изделия из кости, рога, кремня и меди (булавка и наконечник стрелы).

Все могильники культуры Зимно-Злота очень невелики. Погребения одиночные и парные. Основной обряд погребения — скорченное трупоположение на левом боку с разной ориентировкой. Инвентарь беден. Судя по материалам могильника Злота, основным критерием «богатства» инвентаря можно считать количество посуды, сопровождавшей умершего. Число сосудов при пяти погребенных варьировало там от 1 до 15. При совершении обряда, видимо, они были наполнены жертвенной пищей. Кремневые изделия в могилах единичны. Найдены также кости животных — остатки пищи, положенной в могилу (NP, р. 76–143).

Керамика составляет основную массу находок и на поселениях (табл. XCIII, 1–9, 12). Она изготовлена из отмученной глины с примесью песка. Поверхность сосудов хорошо заглажена, часто залощена. По форме выделяются небольшие чаши с округлым туловом и слегка отогнутым краем и чаши с ребром. Часто они расписаны белой краской после обжига. Наиболее распространенным мотивом росписи являются треугольники, размещенные в шахматном порядке, закрашенные или заштрихованные, причем белые треугольники чередуются с заштрихованными или с неокрашенными. Другие сосуды не расписывались. Это чаши с шаровидным туловом, слегка отогнутым краем и ушками под венчиком; чаши конические или со слегка выпуклыми стенками; чаши с четырьмя выступами над краем; крупные биконические сосуды с двумя слегка загнутыми вверх ручками, расположенными на перегибе стенок.

Только на поселении Злота найдены образцы глиняной зооморфной и антропоморфной пластики: изображения голов животных, служившие, видимо, украшением сосудов, и маленькие плоские женские фигурки (NP, р. 76–143).

Для кремневых изделий культуры Зимно-Злота характерны пластинчатая техника и ретушь, аналогичная распространенной в предшествующий период у носителей культур Лендель и Тиса на территории Центральной и Восточной (Польша) Европы. Вместе с тем подобная ретушь известна на орудиях трипольской культуры этапа ВI. Отметим также значительное число лезвий составных серпов. Кроме того, инвентарь включает кремневые скребки, угловые резцы, острия, наконечники стрел, отбойники, сланцевые топоры и зернотерки. Весьма совершенны роговые и костяные изделия: наконечники мотыг с продольным лезвием (табл. XCIII, 13), шилья, долота, лощила. Украшения представлены преимущественно створками речных моллюсков с отверстиями для нанизывания. Медные украшения редки. Это височные кольца, подвески, бусины, булавки, перстни, браслеты в два-три оборота. Находки медного шлака и фрагментов глиняных тиглей свидетельствуют о местной металлообработке (NP, р. 125).

Топография поселений, стационарный их характер, набор орудий и, прежде всего, значительный процент лезвий серпов свидетельствуют о том, что общины культуры Зимно-Злота развивали традиционные уже формы земледельческой экономики. Большое число костей животных, найденных и на поселениях, и в погребениях, указывает и на заметную роль в экономике животноводства.

Вопрос о происхождении культуры Зимно-Злота сложен и пока еще не решен. При разработке его, как уже отмечалось, особое внимание уделяется влияниям со стороны культуры Тиса (Podkowińska Z., 1953). Распространение последней (частично вместе с ее носителями) в сочетании с развитием местного энеолитического населения, в свою очередь связанного с традициями культуры воронковидных кубков, определило формирование специфической культуры Зимно-Злота. Появление керамики с белой росписью рассматривается как признак начала распространения влияний позднего этапа культуры Тиса к северу от основной ее территории (NP, р. 126–127).

Хронологический диапазон культуры Зимно-Злота также не уточнен. То, что она существовала ранее поздней фазы культуры воронковидных кубков, общепризнанно. Этому способствовало наблюдение за стратиграфией многослойного поселения Зимно (Захарук Ю.М., 1959; Пелещишин М.А., 1974б). Одновременно Ю.Н. Захарук, указывая на находку типичного сосуда культуры Зимно-Злота на поселении среднего периода Триполья у с. Городница Тернопольской обл., считает возможным синхронизировать памятники культуры Зимно-Злота на территории Украины с трипольскими конца среднего — начала позднего периодов (Захарук Ю.М., 1971д, с. 219). Я. Каменская и Я. Козловский, пользуясь теми же данными и учитывая характер обработки кремня на памятниках рассматриваемой культуры, пришли к заключению, что они могут соответствовать этапам BI или ВII трипольской культуры по периодизации Т.С. Пассек (NP, р. 127).

При сравнении форм керамики культуры Зимно-Злота и трипольской конца этапа BI (по Т.С. Пассек) обнаруживается достаточно большое сходство как в общих пропорциях, так и в некоторых деталях. Это 4-я ступень среднего периода нашей классификации, для которой характерны поселения типа Солончены II₂ и Незвиско II. Особенно велико сходство биконических сосудов с плавно отогнутым наружу венчиком, плечиками, расположенными примерно на середине высоты, и двумя ручками на боках (табл. XCIII, 12) с подобными трипольскими формами (табл. LXVI, 29, 30). Мягкостью очертаний отчасти близки чаши (кубки) с двумя ушками у края, происходящие с памятников сравниваемых культур (табл. XCIII, 1; LXVI, 21). Похожи и некоторые полусферические чаши (кубки) со слегка отогнутым венчиком. Для сопоставляемых комплексов одинаково характерны чаши на высоких полых подставках, роговые мотыги с продольным лезвием и небольшие медные предметы. Конечно, полного совпадения нет и быть не может, однако в дальнейшем путем сравнительного анализа комплексов можно будет, видимо, синхронизировать отдельные памятники культуры Зимно-Злота с памятниками определенных ступеней культуры Триполье-Кукутени.

Конец культуры Зимно-Злота связан с общей значительной перегруппировкой населения и культурным его переоформлением, происходившими в Центральной и Восточной Европе в конце IV и на рубеже III тысячелетия до н. э. Результатом этих событий явились упадок балкано-дунайских энеолитических культур, переход от среднего Триполья к позднему, упадок культуры воронковидных кубков, создание новой системы связей и формирование новых культур (шаровидных амфор, радиальной керамики, шнуровой керамики), в состав населения которых вошли и носители предшествующих энеолитических культур.

Распространение тисских влияний к северу и востоку сыграло решающую роль в формировании еще одной выделяемой ныне группы памятников, близкой культуре Зимно-Злота, но отмеченной определенной спецификой. Последнее позволило рассматривать эту группу как самостоятельную культуру (Захарук Ю.М., 1971г; WA, 1958, t. XXVI, р. 327–398). Эпонимными памятниками этой культуры являются поселения у с. Гоща на Волыни (Кухаренко Ю.В., 1958) и у с. Вербковица в Польше (WA, 1958, t. XXVI, р. 397–398; Захарук Ю.М., 1971г; Пелещишин М.А., 1974б). На территории Львовской, Ровинской и Тернопольской областей обнаружено более 10 пунктов с керамикой культуры Гоща-Вербковица (карта 5, 61–65). Поселения расположены на Волынской и Люблинской возвышенностях, причем наиболее западные из них выявлены на левобережье Вислы, а наиболее восточные — на р. Горынь. Топографическое положение их различно: на песчаных дюнах, на склонах древних оврагов, на высоких берегах рек. Вследствие бедности культурных слоев они производят впечатление кратковременных стоянок. Поселения исследовались незначительными площадями, за исключением вскрытого полностью поселения Вербковица (WA, 1958, t. XXVI, р. 397–398). Оно находилось на песчаной дюне и занимало площадь 120×60 м. Примерно на половине этой площади обнаружены фрагменты глиняной обмазки наземных жилищ, к сожалению, сильно разрушенных. На остальных памятниках открыты полуземляночные жилища. Так, на поселении у с. Костянец (Волынь) расчищена полуземлянка овальной в плане формы размерами 2,55×1,80 м и глубиной 1,2 м от современной поверхности, где найдены обломки посуды, зернотерка и глиняная статуэтка животного (Пелещишин Н.А., 1968; 1974б). Рядом с полуземлянкой располагалась небольшая хозяйственная яма, заполненная обломками сосудов. В полуземлянке на поселении Каменка Бужская сохранились остатки глиняной печи (?), сооруженной на каркасе из прутьев (Пелещишин Н.А., 1974б).

Инвентарь поселений включает кремневые скребки, ножи, резцы и проколки, изготовленные из пластин и отщепов, каменные овальные в поперечном сечении топоры, зернотерки, роговые мотыги с продольным лезвием. Керамика (табл. XCIV, 1-14) вылеплена из хорошо отмученной глины с примесью песка, а иногда дресвы или шамота, среднего обжига, коричневатых тонов. Поверхность сосудов покрыта тонким слоем коричневато-серого ангоба и залощена. По форме выделяются: округлотелые горшки с высокой шейкой; биконические сосуды с ручками, расположенными па перегибе стенок; низкие ребристые миски с паленными шишечками по ребру или под венчиком; глубокие округлотелые чаши с наклоненным внутрь или слегка отогнутым наружу краем и двумя ручками, несколько возвышающимися над краем; конические чаши; биконические сосуды с низко расположенными плечиками, украшенными валиками с дуговидными ямками; чаши на высоком поддоне; широкогорлые горшки с отогнутым наружу венчиком. Орнамент очень беден: прямые или косые насечки на венчиках, ряд небольших ямок на плечиках (биконические сосуды, чаши с ребром), валики с насечками или округлыми налепами, уплощенными или приостренными.

О хозяйстве носителей культуры Гоща-Вербковица сказать что-либо определенное трудно. Бесспорные данные есть только о животноводстве и охоте. На поселении Вербковица собраны кости крупного рогатого скота и серны (WA, 1958, t. XXVI, р. 397–398). Статуэтка животного, происходящая с поселения Костянец, свидетельствует о существовании обрядов, связанных с магией плодородия скота. Обломки каменных зернотерок служат косвенным доказательством земледельческой практики.

Поселение Вербковица его исследователем отнесено к культуре Тиса (WA, 1958, t. XXVI, р. 397–398), однако раскопки у сел Гоща, Костянец, Каменка Бужская на Волыни позволили советским ученым поставить вопрос о существовании самостоятельной культуры. Ю.Н. Захарук назвал ее культурой Гоща-Вербковица (Захарук Ю.М., 1971г), а Н.А. Пелещишин — культурой Вербковица-Костянец (Пелещишин М.А., 1974б). Керамика культуры Гоща-Вербковица во многом сходна с посудой культур тисского круга, что усложняет решение проблем происхождения этой культуры, появления ее на территории Волыни, времени ее существования и исторического значения. Обращая внимание на определенное типологическое сходство отдельных форм посуды рассматриваемой культуры с формами керамики культуры Зимно-Злота, Н.А. Пелещишин предполагает, что памятники культуры Гоща-Вербковица позднее памятников культуры Зимно-Злота. По его мнению, они оставлены населением, проникшим с юга через западнокарпатские перевалы на территорию Польши и Западной Волыни (Пелещишин М.А., 1974б). Согласно выводам польских исследователей, поселение Вербковица существовало одновременно с памятниками лендельской культуры (всежсткуявского типа) и памятниками типа Йордансмюль (Sulimirski T., 1957–1959), синхронными трипольским поселениям этапа ВII по периодизации Т.С. Пассек. Если признать справедливой датировку культуры Зимно-Злота, предложенную польскими археологами, то можно согласиться с мнением Н.А. Пелещишина о том, что памятники культуры Гоща-Вербковица на Волыни хронологически следуют за памятниками типа Зимно. Ю.Н. Захарук на том же основании синхронизирует памятники культуры Гоща-Вербковица с трипольскими поселениями раннего и начала среднего периодов (Захарук Ю.М., 1971г, с. 216).

Сопоставление форм керамики памятников типа Гоща-Вербковица с трипольскими позволяет улавливать некоторые общие черты эволюции керамики названных культур. На 5-й ступени среднего периода культуры Триполье-Кукутени (на поселениях типа Залещики) распространяются низкие миски с ребром и миски с отогнутым наружу краем, крупные кратеровидные сосуды с резко отогнутым венчиком, но одновременно сохраняются чаши с округлым туловом, слабо выраженной шейкой и двумя ручками-ушками у ее основания. В комплексах Гоща-Вербковица также имеются приземистые миски с ребром, миски с отогнутым краем, сосуды кратеровидной формы и кубки с округлым туловом (табл. XCIV, 1, 2, 6, 13). Очевидно, создание типологических схем керамики обеих культур позволит в дальнейшем более точно сопоставить энеолитические поселения Волыни и Подолии с трипольскими.

Относительно конца культуры Гоща-Вербковица пока можно лишь сказать, что ее создатели разделили судьбы носителей культуры Зимно-Злота.

В IV тысячелетии до н. э. на территории Закарпатья обитало население, заметно отличавшееся по материальной культуре от племен Прикарпатья, Молдавии, Подолии и Волыни. Инвентарь немногочисленных поселений, открытых в бассейне Верхней Тисы и ее притоков Уж и Латорица (карта 5, 4–6), находит прямые аналогии в комплексах культур, сформировавшихся на территории Восточной Венгрии и Восточной Словакии. На этом основании приблизительно 10 поселений Закарпатья могут быть отнесены к энеолитической культуре Тисаполгар, а несколько поселений — к предшествовавшей ей культуре Тиса (Пелещишин Н.А., 1969; Титов В.С., 1971; 1975а; 1975б; Потушняк М.Ф., 1972; 1978). Обследование памятников носило разведочный характер, о чем в печати имеется весьма краткая информация. Опубликовано лишь небольшое число вещей одного поселения, расположенного на окраине г. Берегово (Пелещишин М.А., 1969; 1974б, с. 150, рис. 36; Титов В.С., 1971).

Поселение Берегово площадью около 1 га занимало южный невысокий склон берега р. Вирки. Здесь раскопаны две полуземлянки, состоявшие из двух и трех ям. Бо́льшая яма (3,5×1,8–2 м) одной из полуземлянок имела подпрямоугольную форму, меньшая — округлую (диаметр 1,1 м). Максимальная их глубина от современной поверхности достигала 1,2–1,4 м. Общая длина другой полуземлянки равнялась 5,5 м, ширина — 1,8–2,2 м, глубина — около 1 м. В заполнении жилища зафиксированы обломки глиняной обмазки, видимо, от печей и прослойки древесного угля от сгоревшей наземной части жилища. В большей полуземлянке найдено более 2000 фрагментов керамики, около 50 небольших кремневых скребков, 20 каменных ножей и скребков, пять топоров, несколько орудий из обсидиана, семь зернотерок. Такие же предметы обнаружены во втором жилище, где, кроме них, было еще несколько схематично вылепленных женских статуэток (табл. XCV, 8).

Керамика поселения делится на две группы. Небольшое количество тонкостенных сосудов, среди которых преобладают миски на высокой полой подставке, изготовлено из глины без заметных примесей. Цвет их светло-коричневый, розовый или белый. Основная же масса посуды вылеплена из глины с примесью шамота и небольшого количества песка, нередко покрыта темно-красным ангобом и хорошо заглажена. Многие сосуды имеют высокую, расширяющуюся книзу полую подставку (табл. XCV, 5). Много мисок усеченно-конической формы (табл. XCV, 3), значительно меньше горшков (табл. XCV, 2) и амфоровидных сосудов. Стенки сосудов покрывают округлые и конические, одинарные и двойные налепы. Чрезвычайно разнообразны ручки сосудов: в виде прямоугольных уступов с вертикальным отверстием или без него, горизонтальные тунелеобразные, вертикальные коленчатые, в виде налепов гладких или расчлененных защипами (Титов В.С., 1971). Часть форм расписана до обжига темно-коричневой или черной краской (табл. XCV, 1, 4), причем геометрический орнамент покрывает всю поверхность. Есть фрагменты с углубленным узором в виде лент, заполненных штрихами и образующих меандры. Многие из перечисленных признаков керамики свидетельствуют о связях ее с культурой Тиса, на что указывают все исследователи береговского поселения. В то же время в оценке возраста памятника между ними нет согласия. Н.А. Пелещишин и В.С. Титов относят поселение к энеолиту (Пелещишин М.А., 1969, с. 270; Титов В.С., 1971, с. 238), М.Ф. Потушняк — к позднему неолиту (Потушняк М.Ф., 1978, с. 31). Материал, который можно было бы использовать для уточнения хронологического положения береговского поселения, еще не опубликован. По данным М.Ф. Потушняка, поселения культуры Тиса известны у сел Заставное, Великая Паладь, Великие Лазы и в г. Мукачево-Малая Гора (Потушняк М.Ф., 1972; 1978).

Памятники культуры Тисаполгар, датируемые второй половиной IV тысячелетия до н. э., известны у сел Дрисино-Малая Гора, Дедово-Хомполог, Дедово-Товар, Дьяково II, Малые Геевцы-Дийнеш Эгри, Заставное-Ковадомб, Великие Лазы III, Подгорб и Мукачево-Малая Гора (Потушняк М.Ф., 1972; 1978; Титов В.С., 1975а; 1975б). Раскопками в Дрисино Малая Гора вскрыто 26 разновременных и разнокультурных жилищно-хозяйственных сооружений. Наиболее ранний горизонт (0,45-0,50 м) относится к тисской культуре. В полуземлянках и ямах этого времени найдены обломки горшков, мисок, кубков, амфор, чаш. Некоторые изделия орнаментированы черной краской и резными линиями. На этом же уровне открыто наземное прямоугольное жилище столбовой конструкции, отнесенное по керамике к тисаполгарской культуре. Выше залегали слои галыптатского и латенского времени (Пеняк С.И., Попович И.И., Потушняк М.Ф., 1976). Несколько иные сооружения выявлены на поселении Заставное-Ковадомб (Титов В.С., 1975б). Там частично (на протяжении 8,5 м) вскрыты остатки наземного сооружения шириной 6,6 м. Прослежены канавки от фундамента глубиной до 0,6 м и шириной 0,3–0,4 м, местами перерезанные столбовыми ямами диаметром до 0,8–0,9 м. Предположительно это жилище отнесено к тисаполгарской культуре. Бесспорно к этой культуре относится одна из ям (1А) поселения. Диаметр ее составлял около 1,5 м. В заполнении находилась типичная керамика с клювовидными ушками. Вышеназванные поселения дали много керамики, большая часть которой изготовлена из глины с примесью шамота и крупнозернистого песка. Посуда коричневатых и сероватых тонов имеет лощеную поверхность, причем особенно хорошо залощена внутренняя поверхность сосудов. Преобладают миски (усеченно-конические и округлобокие), в том числе на высоком поддоне, полусферические и округлобокие с отогнутым венчиком чаши, сосуды сферической формы, черпаки с широкими ручками. Высокие поддоны имеют круглые отверстия, а стенки сосудов украшены конусовидными, чаще клювовидными налепами. В целом посуда похожа на восточнословацкую, найденную на поселениях типа Оборин (Šiška S., 1968, р. 107).

Инвентарь энеолитических поселений Закарпатья включает каменные шлифованные топоры и тесла, кремневые и обсидиановые орудия, медный рыболовный крючок. Кость в культурном слое не сохраняется, и орудия из кости не известны.

Синхронизация энеолитических культур, произведенная учеными Чехословакии и Венгрии, позволяет считать тисаполгарские памятники Закарпатья одновременными памятникам культуры Триполье-Кукутени среднего периода. С поздним периодом этой культуры обычно сопоставляется культура Бодрогкерестур (Dumitrescu V., 1968а; Šiška S., 1968), однако находки импортной тисаполгарской керамики на позднетрипольских поселениях Брынзены III и Костешты IV в Молдавии усложнили решение этой проблемы (Титов В.С., Маркевич В.И., 1974). Возможно, тисаполгарские поселения существовали в Закарпатье одновременно с позднетрипольскими поселениями Пруто-Днестровского междуречья. Хронологические границы культуры Тисаполгар пока не установлены. Решение этой проблемы затрудняется отсутствием памятников культуры Бодрогкерестур в Закарпатье.

Крупнейшей культурной общностью неолита и раннего энеолита Северной и Центральной Европы была культура воронковидных кубков. Она развивалась с середины IV до середины III тысячелетия до н. э. на огромной территории от Рейна и Ютландии на западе до Вислы и Полесья на востоке, от юга Скандинавского полуострова на севере до верховьев Буга и Днестра на юге, где племена культуры воронковидных кубков непосредственно соприкасались с трипольскими племенами. Эта культура сыграла значительную роль в распространении к северу от Дуная и вплоть до побережья Балтийского и Северного морей производящих видов экономики, явилась важнейшей подосновой культурного и этнического развития населения значительной части нашего континента. На территории СССР известны две группы памятников культуры воронковидных кубков: северная — в Калининградской обл. и Западной Белоруссии, и южная — в западных областях Украины (карта 6, 1–4). Ближайшие аналогии эти группы памятников находят, прежде всего, на территории Польши, где культура воронковидных кубков исследуется давно и активно (Antoniewicz W., 1928; Kozłowski L., 1924; 1939; PML, 1961, N 6, p. 73–100; Nosek S., 1956; Podkowińska Z., 1961; NP, р. 144–177).

На территории западных областей Украины памятники культуры воронковидных кубков стали известны еще в 20-е годы. Первые значительные раскопки были проведены в 1933–1934 гг. М.Ю. Смишко у с. Малые Грибовичи близ г. Львова (Смiшко М.Ю., Пелещишин М.А., 1962). В 50-е годы наряду с систематическим изучением поселений у с. Зимно близ г. Владимира-Волынского Ю.Н. Захарук вел специальные исследования по выявлению границ культур воронковидных кубков и Триполье-Кукутени в зоне их контакта (Захарук Ю.Н., 1955; 1957; 1959). Позднее сопоставление памятников культуры воронковидных кубков, обнаруженных на территории СССР, с аналогичными комплексами междуречья Вислы и Буга позволило исследователю доказать их однотипность (Захарук Ю.Н., 1964). Разведками и раскопками в бассейнах Верхнего Днестра, Буга, Припяти и ее притока р. Турин открыты 40 поселений рассматриваемой культуры (Пелещишин М.А., 1963; 1966; 1971б; 1974б). В те же годы крупные раскопки проводились на территории Польши близ Грудека Надбужного (WA, 1956, t. XXIII, р. 23–48; WA, 1957, t. XXIV, р. 300–306; АР, 1958, т. 2, р. 271–322, 283–328) и Цмелюва (Podkowińska Z., 1955; 1957; 1961).

Поселения культуры воронковидных кубков сооружались преимущественно на мысах, иногда укреплялись рвами и валами (Зимно, Винники). Они связаны с плодородными лессовыми почвами, но известны и сезонные поселения, расположенные в зоне тяжелых и песчаных почв (NP, р. 149). В Зимно на площади 3000 кв. м открыты остатки 22 полуземлянок и 63 хозяйственные ямы. Хорошо прослеживаются углубленные в землю части домов, хуже — наземные их части. Судя по размещению кусков пережженной глиняной обмазки, дома имели в среднем размеры 5×3 и 5×4 м. Остатки печей (диаметр пода 1,7 м) зафиксированы близ хозяйственных ям или в них самих. Судя по тому, что жилища и хозяйственные ямы составляли несколько отдельных комплексов, каждый из последних принадлежал одной большой семье.

На территории СССР могильники культуры воронковидных кубков не обнаружены, но известны отдельные захоронения на площади поселений, что, как мы видели, характерно и для трипольской культуры. Так, на поселении Зимно выявлено несколько безынвентарных погребений, совершенных в вытянутом положении на спине, головой на запад (Захарук Ю.Н., 1955; 1957; Пелещишин М.А., 1963; 1971б). Известны и погребения с инвентарем, весьма небогатым. В одном из мужских захоронений найдены кремневые наконечник стрелы и топор, в одном из женских — обломок сосуда, глиняное пряслице и костяное шило. В Юго-Восточной Польше открыты небольшие могильники, где погребения совершены в грунтовых ямах в вытянутом положении на спине, головой на запад (AR, 1957, N 9, р. 510–523; SA, 1959, t. V, р. 259–267). Некоторые могилы были обставлены или заложены небольшими камнями. Погребальный инвентарь состоял из одного-двух сосудов и какого-нибудь изделия из кремня или кости.

Орудия, найденные на поселениях культуры воронковидных кубков на территории Украины, изготовлены из местного волынского кремня, отличающегося высокой пластичностью (табл. XCVI, 6-14). На поселение Зимно кремень приносили с довольно большого расстояния, так как поблизости выходов кремня не было (Захарук Ю.М., 1959). Восточные общины получали высококачественный кремень, шедший в основном на изготовление шлифованных топоров, с правобережья Вислы (Пелещишин М.А., 1971б, с. 233). Сделанные из него орудия найдены в Лежнице, Малых Грибовичах и Зимно. Кремневая индустрия пластинчатая. Хорошее качество кремня позволяло отделять от нуклеуса очень ровные пластины длиной более 20 см. Такие пластины служили лезвиями серпов, аналогичных серпам с прямым лезвием, бытовавшим у трипольцев. Укороченные пластины (длиной 5, 6, 9 см) шли на изготовление скребков, резцов, проколок. Из отщепов делали небольшие треугольные наконечники стрел с выемкой в основании. Из кремня изготовляли также топоры, тесла, долота, отличающиеся хорошо отшлифованным лезвием и пришлифовкой всей поверхности. Из местных пород камня делали боевые сверленые топоры с четко выделенным округлым обушком и симметрично расширенным округлым лезвием (табл. XCVI, 1, 2, 5), зернотерки. Рог и кость служили материалом для наконечников мотыг, долот, лощил, проколок, веретенообразных наконечников стрел (табл. XCVI, 15–25). Медных изделий мало. В Зимно найдены три плоских клиновидных топорика и несколько бусин. Подобные медные топоры известны в Грудеке Надбужном и Цмелюве. Там же обнаружены литейные тигли, что свидетельствует о местном производстве металлических изделий (WA, 1957, t. XXIV, р. 300–306; Podkowińska Z., 1957). В большом количестве на поселениях находят глиняные грузики для ткацких станов и пряслица. Большинство пряслиц биконической или конической с вогнутым основанием формы и орнаментом в виде радиально расходящихся от центра линий, сделанных наколами.

Керамика, давшая название культуре (табл. XCVII, 1-12), характеризуется, прежде всего, плоскодонными сосудами с воронкообразно расширяющимся горлом, отдельные из которых имеют на шейке два или четыре небольших ушка с горизонтально расположенными отверстиями. Форма большинства сосудов биконическая, тулово более или менее округлое. Крупные сосуды в верхней части украшены рядами коротких вдавлений, часто заполненных белой краской. Есть сосуды с низкой, утолщенной в основании шейкой, орнаментированные ямками, оттисками штампа, косыми линиями, и небольшие сосуды с сильно раздутым туловом и валиком в виде воротничка на горле, плоскодонные или на четырех ножках. Характерны и глубокие кубки, сильно расширяющиеся в нижней части, с высоко поднятой над краем ручкой. Ручки двух видов: одни из них завершаются стилизованной фигуркой барана (табл. XCVII, 1), другие, раздвоенные, напоминают соприкасающиеся боками фигурки двух животных, вылепленные весьма условно (табл. XCVII, 2, 5). Последние в профиле имеют тот же вид, что и ручки со скульптурной головкой животного. Известна ручка сосуда в виде упряжки волов (Кренжница Яра), моделированная, видимо, по той же схеме (Nosek S., 1947).

О зооморфном характере раздвоенных ручек свидетельствуют и параллели со скульптурными изображениями бычков, происходящими с верхнеднестровских поселений трипольцев, степень стилизации которых столь велика, что головка быка передается лишь парой рогов. Керамический комплекс культуры воронковидных кубков включает также дуршлаги, миски с ровным краем и сужающимся к низу туловом, миски с плавно загнутым внутрь краем.

Инвентарь рассматриваемых памятников свидетельствует о том, что общины культуры воронковидных кубков и позднетрипольские племена находились примерно на одном уровне развития экономики. Большинство орудий связано с занятием жителей земледелием и животноводством. Прямым свидетельством земледелия являются находки обгоревших зерен пшеницы, ячменя, гороха, льна, кусков лепешки, выпеченной из муки. Косвенным доказательством земледельческой практики служат кремневые заполированные от работы серпы, зернотерки, ямы, служившие зернохранилищами. Об использовании в хозяйстве парной упряжки волов можно судить по упомянутой выше скульптурной ручке сосуда, обнаруженной на поселении Кренжница Яра близ г. Люблина. Она изображает двух волов в одном ярме (Nosek S., 1947). Большую роль в хозяйстве играло и животноводство. Например, в Цмелюве Опатувского дистрикта найдено 40 тыс. костей животных, из которых 60 % принадлежит крупному рогатому скоту, 20 — свинье, 10 — мелкому рогатому скоту и только 10 % — диким животным. Соотношение костей диких и домашних животных в Зимно примерно такое же: 13 % там составляют кости диких животных и 87 % — кости домашних животных. Однако видовой состав стада домашних животных в Зимно несколько иной, чем в Цмелюве. На кости крупного рогатого скота приходится 40 %, мелкого рогатого скота — 17, свиньи — 30 % (Пелещишин М.А., 1971б). Орудия из кремня, кости и меди позволяют предполагать существование таких отраслей хозяйства, как деревообработка, переработка продуктов животноводства, охоты и земледелия, керамическое производство, прядение и ткачество, изготовление орудий труда, украшений, добыча и обработка высокосортного кремня, металлургия меди.

Общины, поселившиеся близ залежей кремня, специализировались на его добыче и обработке (NP, р. 153). Среди шахт по добыче кремня, обнаруженных в нескольких местах, наиболее исследованы шахты в Кшеменках Опатувского повята на Висле, где открыта сложная система колодцев и коридоров, в которых находились пустая порода и сломанные роговые кирки. На поселениях, производивших кремневую продукцию на обмен, найдено множество заготовок кремневых топоров. Изделия из кремня, добытого в Кшеменках, обнаружены в 140 пунктах, причем большинство их зарегистрировано в радиусе до 180 км и только 20 — в 400 км от месторождения. У племен культуры воронковидных кубков, как и у трипольцев, кремневые изделия распространялись в основном среди соплеменников. Отметим, что в Грудеке Надбужном зафиксирован случай находки песчаника, происходящего с верховьев Серета, левого притока Днестра, т. е. с трипольской территории (Захарук Ю.М., 1959).

Находки трипольской керамики на поселениях культуры воронковидных кубков отмечались неоднократно (Захарук Ю.М., 1959). Формы посуды, техника нанесения узора и орнамент позволяют с уверенностью говорить о контактах юго-восточной группы общин культуры воронковидных кубков с ближайшими трипольскими общинами, населявшими во второй половине позднего периода Волынь. Ближайшие аналогии эта керамика находит в памятниках городского типа. Вместе с тем сосуды культуры воронковидных кубков и их обломки найдены на позднетрипольских поселениях, в частности у с. Новая Черторыя на Волыни (Захарук Ю.М., 1959). Соседство носителей культуры воронковидных кубков с трипольцами не могло не сказаться на облике их культуры. Подобно трипольским племенам, они сооружали дома на плетневом каркасе, обмазанном глиной, практиковали погребения по обряду трупосожжения; кроме того, они изготовляли керамику, подражающую трипольской (Захарук Ю.М., 1959; NP, р. 144–177). Контактам общин обеих культур способствовало сходство их образа жизни, способа ведения хозяйства и отчасти идеологических представлений. Так, на памятниках обеих культур известны миниатюрные глиняные топорики с отверстиями для рукояти, связанные с культом топора (Захарук Ю.М., 1959, с. 66; Мерперт Н.Я., 1975, с. 163–172). Судя по скульптурным изображениям, у племен культуры воронковидных кубков существовал и культ какого-то божества, почитаемого в облике барана. Ритуальное назначение имели сосуды с ручками в виде стилизованных фигурок животных (баранов) или головки быка, а также «сосуды» без дна (Podkowińska Z., 1955).

Судя по археологическим данным, общественный строй племен культуры воронковидных кубков был подобен общественному устройству позднетрипольских племен. В частности, группировка жилищ на площади поселений свидетельствует о том, что община состояла из нескольких больших семей. Небольшие родовые могильники рассматриваемой культуры не содержат материалов, отражающих имущественное неравенство членов общины, однако мегалитические сооружения, известные в Северо-Восточной Польше наряду с бескурганными захоронениями, позволяют предполагать существование «верхушки» общества, обряд погребения представителей которой отличался особой сложностью (NP, р. 144–177). Обладали ли они богатством в виде стад, металлических изделий или других ценностей, не известно, но такой трудоемкий обряд мог быть совершен только в честь очень почитаемых членов рода. Погребения эти (часто парные) совершены в вытянутом положении на спине, реже в скорченном положении на боку, головой на запад под земляными насыпями высотой до 3 м, обложенными камнями. Насыпи треугольной или прямоугольной в плане формы в длину достигали 150 м, в ширину — 15 м. Заметим также, что культ боевого топора мог существовать только в обществе с развитыми патриархально-родовыми отношениями.

О происхождении рассматриваемой культуры имеются самые противоречивые мнения. Большинство исследователей считают культуру воронковидных кубков результатом сложных интеграционных процессов, происходивших на обширной территории от Рейна до Буга на базе северо- и центральноевропейских культур эпохи мезолита и раннего неолита (NP, р. 177). Хронологические рамки этой культуры весьма широки. Около 40 радиокарбонных дат, известных для памятников культуры воронковидных кубков, позволяют относить ее к периоду, охватывающему вторую четверть IV — вторую четверть III тысячелетия до н. э. (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972, с. 57). На территории Польши представлены как наиболее ранние памятники, относящиеся к рубежу первого и второго периодов неолита этой территории, например, Сарново Влоцлавекского дистрикта, так и поздние, синхронные позднему Триполью, например, Цмелюв Опатувского дистрикта (NP, р. 163–165). Для Сарново получена дата 3620±60 лет до н. э. (GrN-5035), для Цмелюва — несколько дат, в числе которых 2665±40 лет до н. э. (GrN-5088) (Долуханов П.М., Тимофеев В.И.И., 1972, с. 57). Относительно происхождения варианта культуры воронковидных кубков, представленного на территории СССР, известно, что он сложился в результате переселения части общин этой культуры сначала на Верхнюю Вислу, а затем в верховья Буга и далее на восток. Памятники этого варианта синхронизируются с поздним Трипольем и содержат однотипный инвентарь. Проблема исчезновения культуры воронковидных кубков связана с проблемой развития культуры шаровидных амфор, одним из основных компонентов которой и явилась рассматриваемая культура.

Культура шаровидных амфор существовала в III тысячелетии до н. э. на огромной территории от Эльбы до Среднего Поднепровья, включая бассейны Днестра, Прута и Сирета (карта 6, 5-12). Согласно одной из последних гипотез, эта культура формировалась в бассейнах Одры и Варты, где сосредоточены наиболее ранние ее памятники (NP, р. 219). Ее создателями были, видимо, местные племена, долгое время находившиеся под влиянием соседних культур, в том числе и культуры воронковидных кубков. Зафиксированное в нескольких пунктах стратиграфическое положение разнокультурных археологических объектов позволило определить хронологическое соотношение памятников культуры шаровидных амфор с памятниками других культур. Установлено, что она частично сосуществовала с позднетрипольской культурой и поздней фазой культуры воронковидных кубков. По мнению Т. Вислянского, восточная группа памятников развивалась параллельно позднему Триполью, но не дожила до его финальной фазы (NP, р. 218). На части трипольской территории, в Среднем Поднепровье, эта группа сменила памятники Триполья.

В развитии культуры шаровидных амфор различают три последовательные фазы, охватывающие период от второй до четвертой четверти III тысячелетия до н. э. (NP, р. 218). На территории Польши начало этой культуры документируется радиокарбонной датой образца из Заребова — 2675±40 лет до н. э., а ее конец — датой, полученной для погребения в Клементовице, — 2225±30 лет до н. э. (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972, с. 58). Памятники культуры шаровидных амфор, открытые на территории СССР, соответствуют второй и третьей фазам и относятся к третьей и четвертой четвертям III тысячелетия до н. э. Сложение восточной группы памятников этой культуры объясняется продвижением части ее носителей из бассейна Вислы сначала в верховья Буга и Стыри, а затем далее на восток и юго-восток.

На территории Украины памятники культуры шаровидных амфор стали известны еще в конце XIX в., но лишь в 20-30-е годы XX в. были предприняты первые попытки осмысления накопившегося материала, связанные с именами Л. Козловского (Kozłowski L., 1924, 1939), Е. Сецинского (Сiцiнський Є., 1927), В. Антоневича (Antoniewicz W., 1928; 1938), И.Ф. Левицкого (Левицький I., 1929). Начиная с 50-х годов большую работу по изучению памятников культуры шаровидных амфор ведет И.К. Свешников (Свєшнiков I.К., 1957; 1971).

На территории Советского Союза поселения культуры шаровидных амфор пока не обнаружены, но зафиксировано около 120 отдельных погребений и находок. Поселения, исследованные в Польше, Чехословакии, ГДР и ФРГ (NP, р. 186), состояли из полуземлянок и наземных домов трапециевидной в плане формы с очагом в центре. Культурный слой поселений беден. Различия в конструкциях погребальных сооружений, обряде погребения и вещевом материале позволили И.К. Свешникову выделить две локальные группы памятников рассматриваемой культуры — подольскую и волынскую (Свєшнiков I.К., 1957; 1971).

Для подольского варианта культуры характерны грунтовые могильники с трупоположениями в прямоугольных гробницах, не отмеченных на поверхности. Гробницы имеют форму ящиков, стены, дно и перекрытие которых составлены из крупных каменных плит прямоугольной формы. Погребения (одиночные, парные и коллективные) совершены обычно в скорченном положении на боку или на спине. Кроме того, зафиксировано несколько захоронений мужчин в сидячем положении. Твердой ориентировки, видимо, не было, так как в одних случаях каменный ящик длинной осью ориентирован по линии север-юг, а в других — по линии северо-запад — юго-восток. Погребальный инвентарь довольно беден. Он состоит из одного-двух сосудов, каменных орудий, костяных и янтарных украшений, костей животных (домашней свиньи). Примером может служить коллективное погребение, раскопанное в 1964 г. у с. Хартонивцы Тернопольской обл. (Пелещишин М.А., 1974б). В каменном ящике трапециевидной в плане формы находилось пять скелетов — трех женщин, ребенка и мужчины. При скелете взрослой женщины найдены небольшой сосуд и костяная пряжка. Женщину с грудным ребенком сопровождали два сосуда, еще одну молодую женщину — сосуд и шлифованный кремневый топор. Последним был погребен взрослый мужчина в сидячем положении. Его костяк перекрывал кости остальных захоронений, также совершенных в северо-восточной части ящика. При нем найден сосуд с крышкой. Кроме того, в гробнице обнаружены еще две костяные пряжки, которые трудно связать с определенным погребенным. Похожее групповое захоронение расчищено у с. Долгое Тернопольской обл. (Свєшнiков I.К., 1971).

Шаровидные амфоры подольского варианта (табл. XCVIII, 13, 22, 23) представляют собой сосуды с округлым туловом, ровным или круглым дном, цилиндрической шейкой и двумя-четырьмя ушками у ее основания. Преобладающим мотивом орнамента являются горизонтальные ряды переплетающихся линий, создающих овалы или ромбы в комбинации со свисающими треугольниками. Треугольники заполнены дуговидными углублениями («рыбья чешуя») или пересекающимися штрихами, проведенными параллельно сторонам треугольников. Часто используется в орнаменте и мотив «елочки». Некоторые сосуды украшены рядами полукруглых углублений, коротких вертикальных штрихов или оттисками шнура. Сосуды с яйцевидным туловом, округлым или несколько сплющенным дном, цилиндрической шейкой и двумя — четырьмя ушками у основания шейки (табл. XCVIII, 20, 21) орнаментированы тем же способом. Миски редки, крышки имеют форму низкого цилиндра (табл. XCVIII, 19).

Для волынского варианта культуры характерны погребальные сооружения четырех типов: прямоугольный ящик из каменных плит; каменный ящик с небольшой пристройкой-«сенями»; гробница из двух вертикально поставленных плит, прикрытых сверху горизонтальной плитой; каменный ящик под курганной насыпью. В последнее время в этой группе памятников культуры шаровидных амфор стали известны грунтовые захоронения без ящика, например, погребение у с. Городок Ровенской обл. (Свєшнiков I.К., 1971). На Волыни погребения совершены как по обряду трупоположения, так и по обряду трупосожжения, но более распространено скорченное трупоположение. В Колодяжном и Суемцах зафиксированы мужские погребения в сидячем положении возле скорченных женских костяков. Иногда умерших посыпали красной охрой. Известен случай (с. Анета), когда погребенный мужчина был положен на слой древесного угля. Наряду с коллективными (до 10 человек) практиковались и одиночные погребения. Прах кремированных клали на дно каменного ящика или помещали в сосуд. Инвентарь волынской группы близок инвентарю подольской.

Шаровидные амфоры волынского варианта имеют ручки, прикрепленные чуть ниже шейки. Орнамент, украшающий верхнюю часть сосуда, состоит из рядов коротких вертикальных линий и линий, образующих зигзаг или «елочку». Реже используются круглые ямки, полукруглые углубления, оттиски шнура в виде рядов со спускающимися с них фестонами (табл. XCVIII, 1, 9, 10). Имеются также высокие стройные амфоры с небольшим дном, яйцевидным туловом, высокой шейкой и четырьмя ушками на плечиках; глубокие чаши с яйцевидным туловом и округлым дном (табл. XCVIII, 11); плоскодонные широкогорлые горшки (табл. XCVIII, 3); сосуды со сферическим туловом, с высокой шейкой и без шейки, с ручками вверху (табл. XCVIII, 6, 7); миски; крышки (табл. XCVIII, 2).

Каменные орудия, происходящие из могильников Волыни и Подолии, одинаковы (Свєшнiков I.К., 1971). Это хорошо отполированные кремневые клиновидные топоры, прямоугольные в поперечном сечении (табл. XCVIII, 4, 15), долота (табл. XCVIII, 16), ножи, сверленые топоры и молоты (табл. XCVIII, 5). Среди пластинчатых ножей известен экземпляр с заполированным рабочим краем (Свєшнiков I.К., 1971, с. 246). Обычно заполированность пластин является следствием использования их в качестве лезвий серпов. В числе изделий из кремня отметим также наконечник стрелы треугольной формы с черешком. Для памятников культуры шаровидных амфор типичны украшенные резьбой костяные подковообразные поясные пряжки с прорезями и мелкими круглыми отверстиями (табл. XCVIII, 14), подвески из клыков кабана и зубов медведя, глиняные бусины, янтарные цилиндрические бусины и округлые подвески (табл. XCVIII, 17). Среди янтарных изделий имеется амулет в виде диска с отверстием в центре. С одной стороны на нем помещен символ солнца — крест, с другой — схематичное изображение трех человек с луками и стрелами (Свєшнiков I.К., 1971, с. 155–157). Известны и медные украшения (табл. XCVIII, 8, 18).

О хозяйстве общин культуры шаровидных амфор в разное время высказывались различные предположения. Близким к истине представляется мнение о животноводческо-земледельческой основе их хозяйства, которой сопутствовали охота и, очевидно, рыболовство и собирательство. В остеологическом материале из культурных слоев и погребений преобладают кости коровы; второе место занимают кости свиньи, а кости овцы и козы не превышают 10 %. В отдельных случаях зафиксированы кости лошади и ритуальные захоронения лошадей (NP, р. 222–223). Вместе с тем заметное преобладание в стаде крупного рогатого скота и свиньи указывает на придомный характер скотоводческой практики, а следовательно, и на оседлость, что документируется остатками долговременных поселений. Установлено, что памятники культуры шаровидных амфор расположены исключительно в районах плодородных почв, т. е. там, где были наилучшие возможности для ведения земледелия. Свидетельствами наличия земледелия являются также находки отпечатков зерен ячменя и пшеницы, кремневых лезвий серпов и каменных наконечников мотыг (NP, р. 223). Керамика рассматриваемой культуры близка посуде древнеземледельческих племен Юго-Восточной Европы. Шаровидные амфоры ассоциируются с трипольскими сосудами, приспособленными для хранения зерна под плотно закрытой крышкой.

Таким образом, культура шаровидных амфор определенное время сосуществует с культурами шнуровой керамики, но исчезает ранее наступления наиболее поздней фазы последних, а в восточных своих пределах, как уже говорилось, несколько ранее финальной фазы позднетрипольской культуры.

Иллюстрации