Энола Холмс и Леди с Лампой

Глава четырнадцатая

На переговоры в роскошной гостиной ушло какое-то время. Лорда Родни пришлось долго успокаивать. При этом я надеялась потребовать от него денежной компенсации для миссис Таппер, но боялась, что сразу всего добиться не удастся.

— Миссис Таппер не знает ни вашего имени, ни вашего брата, ни кто вы такие, ни где ее держали, разве не так?

Он печально воззрился на мою пожилую хозяйку, которая, умиротворенная горячим чаем и моим присутствием, задремала в синем бархатном кресле.

— Полагаю, что так.

— Не сомневаюсь, вы также заметили ее затруднения в общении.

— Верно.

— Человек она, уверяю вас, совершенно беззлобный. Вернувшись домой — с определенной компенсацией за причиненный ущерб, — она забудет обо всем и никому ничего не скажет. Жители Ист-Энда не любят обращаться в полицию.

— А что насчет вас? Вы угрожали на меня донести.

— Мне необходимо было вас припугнуть. Теперь вы немного меня знаете и понимаете, что я умею хитрить.

— Не совсем. Из нашей встречи я вынес лишь то, что вы вооружены кинжалом.

— Как и любая разумная женщина. Он с сомнением покосился на меня:

— Нет, вы не обычная женщина.

Боюсь, в тот момент я закатила глаза:

— Я вам доверилась — доверьтесь и вы мне. Если вы обеспечите пожилую миссис Таппер...

— Для себя вы денег не просите? — с подозрением уточнил он.

— Нет, даю слово.

— И Флоренс Найтингейл ничего не скажете?

— Ничего. Не вижу смысла возвращаться в ее гостеприимный дом.

— И вы обещаете, что никаких дурных последствий не будет?

— Никаких.

Точнее, они будут — но только для меня и куда более серьезные, чем он может себе представить: поскольку теперь Шерлок знал про миссис Таппер, я больше не смогу оставаться в ее пансионе и вынуждена искать себе новое пристанище. Впрочем, нельзя отбрасывать и такую возможность, что Шерлок поймает меня сегодня же вечером — сразу, как только я покину Уимбрел- холл! Он явно меня дожидался: я несколько раз краем глаза ловила его лицо за окном.

С трудом сосредоточившись на разговоре с лордом Родни, я продолжила:

— Вы же понимаете, что лично я не желаю вам зла и глубоко уважаю фамилию Уимбрел. Право слово, я разделяю доброе отношение к вам Флоренс Найтингейл.

Уговоры продолжались довольно долго, но наконец мне удалось умаслить лорда Родни увещеваниями и обещаниями и он передал мне довольно крупную сумму денег — уверена: несмотря на все мои заверения, бедняга считал, что покупает мое молчание. В ответ я достала из сумки синие ленты, вышитые цветами, и протянула их его светлости.

Разумеется, он посмотрел на них в замешательстве:

— Что это?

— То самое послание, — объяснила я. — Вот расшифровка. — Я протянула ему бумаги, на которых карандашом вывела код азбукой Морзе. А затем встала и легонько потрясла миссис Таппер за плечо, чтобы та проснулась. — Теперь нам пора, — сказала я, обращаясь к лорду Родни. — Буду очень вам обязана, если вы одолжите нам карету.

Это было необходимо, чтобы ускользнуть от моего брата — вряд ли миссис Таппер согласится бегать и лазать по деревьям.

— И не подумаю, —- жестко произнес лорд Родни таким голосом, словно наконец нашел в себе стержень потомка Уимбрела. И притом ужасно сердитым и недовольным, как будто ожидал чего-то большего за озвученную цену. — Вы никуда не пойдете, пока не объясните мне, что это за вздор.

— Никакой это не вздор! — возмутилась я, невольно повысив голос, чего, пожалуй, делать не следовало. — У меня ушло много времени и сил, чтобы...

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в эту самую секунду сверху не донеслись жуткий грохот и крики. На лестнице послышались тяжелые шаги, и вскоре перед нами предстал Джеффри Уимбрел, преследуемый двумя лакеями в туфлях с пряжками, чулках, бриджах до колен, красных жакетах и белых париках. «Забавно, почему слуги здесь одеваются как знать прошлых веков?» — подумала я. Это же совершенно непрактично! У одного из лакеев парик съехал набок, а у другого вовсе слетел с головы — так они спешили перехватить младшего Уим- брела. К погоне тут же присоединился дворецкий Биллингс, громко объявив очевидное:

— Он вырвался, милорд!

Лорд Родни тут же подскочил и понесся к громадному, похожему на музей залу прихожей, в котором я до этого ждала приема и через который его младший брат сейчас спешил к двери. Я тоже выпрыгнула из кресла, чтобы посмотреть, что будет дальше, и миссис Таппер поднялась вслед за мной. С кухни долетали как женские, так и мужские крики. Вскоре все обитатели дома сбежались на шум. Словно из ниоткуда образовалась целая толпа.

Два лакея, дворецкий и лорд Родни вцепились в Джеффри, как бульдоги в медведя, но все же не смогли его остановить. Они цеплялись за полы его фрака, хватали за плечи, а он отодвигал задвижки и поднимал крючки. Наконец дверь распахнулась, и...

В ярком свете фонарей на мраморном крыльце возникла высокая, угловатая фигура с лохматыми седыми волосами и седой бородой.

Пожалуй, меня одну это не ошеломило.

И, вероятно, Джеффри. Взбешенный, доведенный до отчаяния, он как будто ни капли не удивился и не замер ни на секунду. Высвободившись, он ринулся к двери, прямо навстречу седобородому гостю.

С таким же успехом он мог побежать навстречу молнии. Высокий джентльмен ловко и быстро нанес ему мощный удар рукой, сделал выпад длинной ногой... Боюсь, мне не под силу описать проведенные им маневры, однако, если верить записям доктора Ватсона, взяты они были из восточного боевого искусства джиу-джитсу. Все произошло мгновенно, и не успела я и глазом моргнуть, как Джеффри уже лежал на спине, а над ним нависал мой брат. К сожалению, я не могла ни восхититься Шерлоком, ни полюбоваться на изумленные лица присутствующих, ставших свидетелями того, как тощий старик повалил на землю молодого сильного аристократа. Дело в том, что я не осталась наблюдать за происходящим.

Вместо этого я взяла миссис Таппер за руку и повела ее в глубь дома, чтобы выйти через черный ход и незаметно ускользнуть, пока все остальные — а главное, Шерлок — заняты у парадного входа.

Миссис Таппер бежала так быстро, как только могла, но этого все же было недостаточно, поэтому я подхватила свою худощавую, миниатюрную хозяйку на закорки и помчалась по опустевшим коридорам. Безлюдной оказалась и кухня. Через нее мы пробрались в типичный лабиринт уличных построек — летнюю веранду, сарай с инструментами, собачник, каретный сарай, — а пробежав через них, вышли к воротам заднего двора. Там мы тоже надолго не задержались: ворота предназначались для того, чтобы не впускать чужих, а вот открыть их изнутри не составило труда. Все еще неся миссис Таппер на себе — хотя дыхание у меня уже начинало сбиваться, — я поспешила по узкому переулку.

Уже на улице, под мутным светом газового фонаря, на приличном расстоянии от Уимбрел-холла, я почувствовала себя в относительной безопасности. Опустив миссис Таппер на землю, я оглядела ее на предмет повреждений.

— Вы в порядке? — тихо спросила я, чтобы не привлекать внимания соседей, надеясь, что она сможет прочесть слова по губам.

— Мисс Месхол, — дрожащим голосом произнесла она. В глазах у нее стояли слезы. — Я вам так обязана, я...

— Тс-с. — Я отвела взгляд, поскольку в эту минуту до конца осознала, что мне придется покинуть мою милую хозяйку.

И тогда я, Энола, имя которой означает «одинокая», стану совершенно и безгранично одинокой: ведь миссис Таппер — глухая, старая миссис Таппер с ее несъедобными ужинами — отчасти заменила мне мать.

О мама! Где же ты?

Эта мысль тяготила меня, ведь с каждым днем я все больше убеждалась в том, что никогда не увижу родную мать, и меня терзала никак не обоснованная тревога, что она почила от старости и неграмотные кочевники-цыгане закопали ее в ничем не помеченной могиле.

Энола, прекрати!

С трудом сдерживая слезы, я взяла миссис Таппер за руку и вела за собой по улице, пока нам не встретился кеб.

Там, в уединении салона, я, пресекая все ее протесты, передала миссис Таппер деньги лорда Родни Уимбрела. Мне важно было убедиться, что старость ее будет обеспечена. Миссис Таппер сдалась и спрятала стофунтовые банкноты в платье. А вскоре мы прибыли к ее скромному обиталищу в Ист-Энде и вышли из кеба, но я попросила кучера пока не уезжать.

Оставив миссис Таппер ахать и охать над разнесенным первым этажом, я помчалась в свою комнату — которую уже скоро не смогу назвать своей — и запихнула в саквояж все самое важное и незаменимое: парик, косметические средства и другие необходимые для маскировки предметы, запасной кинжал, все свои деньги и сделанную вручную брошюрку с шифрами, украшенную акварельными цветами, — последний мамин подарок.

Спустившись вниз со всем этим багажом, я обнаружила, что миссис Таппер — она оказалась сообразительнее, чем я думала, — с печальным выражением лица ждет меня у выхода, прижимая к груди свою драгоценную деревянную шкатулку.

— Мисс Месхол, вы меня тут не оставляйте, я вас прошу, после всего, што тут случилось! — взмолилась она. — Энто мне больше не дом, я тут себя как не в своей тарелке чувствую. Возьмите меня с собой.

Казалось, время, стремительно бегущее по спирали, вдруг замерло, будто резко затормозивший поезд. Взять ее с собой?! Ах, если бы мама взяла меня с собой!

Куда же... как... каким образом...

Я отмахнулась от всех вопросов. К черту все затруднения. К черту также Шерлока и Майкрофта Холмса и любую опасность, которую они для меня представляют. Я не могу оставить миссис Таппер.

Время продолжило свой бег, и я уверенно крикнула:

— Тогда за мной, быстрее!

Ее сморщенное старое лицо разгладилось и просияло. Я взяла миссис Таппер за руку, и мы вместе забрались в кеб.

— Куда теперь, мисс? — спросил кучер.

— Понятия не имею! — бодро ответила я. Впрочем, я уже научилась доверять своему сердцу и интуиции и не сомневалась, что скоро найду решение. — Везите нас на запад.

И мы понеслись в глубь Лондона.

Май 1889

— Я уже не могу вышивать, — качает головой Флоренс Найтингейл с легкой ностальгией, но без сожаления, поглаживая пальцем изящные цветочные узоры на синей ленте — седмичники и круглые розочки. — Пальцы больше не держат иголку.

В самом деле, руки ее давно покрылись мозолями от пера, но письма были куда важнее пустого развлечения. Вот о чем думает некогда известная Леди с Лампой, разглядывая ленты, которые ее посетитель положил на край постели. Она поднимает на него безмятежный взгляд и добавляет:

— Вы говорите, лорд Родни Уимбрел пожелал мне их передать. Почему?

Шерлок Холмс стоит подле нее — сесть ему не предложили, поскольку Флоренс Найтингейл не намерена долго его принимать, хотя сама наняла великого детектива.

— Лорд Уимбрел надеется таким образом окончательно уладить этот вопрос и показать, что остается искренне вам предан.

— И также надеется, что я забуду обо всех обстоятельствах?

— Мисс Найтингейл, хотя лорд Родни берет на себя ответственность, виновен здесь его брат Джеффри. А он больше не будет вредить имени Уимбрелов. Признав, что остальные варианты в разы хуже, лорд Джеффри согласился отплыть в колонии.

— В таком случае я воздержусь от осуждения и буду ожидать духовного развития лорда Родни в будущем.

Флоренс Найтингейл окидывает задумчивым взглядом высокого, стройного, угловатого джентльмена, человека действия, возмутительную вертикаль на фоне умиротворяюще горизонтальной обстановки. В его обращении «мисс Найтингейл» слышатся и любезность, и намек на осуждение. Она не собиралась обсуждать с ним столь же высокую и боевую девушку, однако...

Отбросив вышитые ленты в сторону, Флоренс Найтингейл делает жест рукой, чтобы он садился. Шерлок Холмс опускается на сиденье, и она обращается к нему привычно мягко и ласково:

— Не сомневаюсь, вы гадаете, почему я не попыталась остановить вашу удивительную сестру и помешать ее опасному, опрометчивому побегу. Нет, — добавляет она, заметив, что мистер Холмс нахмурился и вскинул руку в перчатке, показывая, что хочет высказаться. — Позвольте мне договорить. Итак, хотя я не знала, что Эноле — Энола, ведь так ее зовут? — что ей всего четырнадцать лет...

Шерлок все же не выдерживает и, отбросив манеры, вмешивается:

— Не важно, пускай бы ей было и двадцать четыре! Если бы у вас была дочь, разве бы вы ей позволили...

Флоренс Найтингейл перебивает его и спокойно, как бы между прочим, замечает:

— Вы же понимаете, что мы с вашей матерью были знакомы, мистер Холмс?

Очевидно, он этого не понимал, и новость его ошеломила. Нахмурив брови, он смотрит на Флоренс Найтингейл, предположительно больную, но выдающуюся женщину с гладкими чертами лица, по-старомодному уложенными волосами и в необычном головном уборе.

— Евдория Верне Холмс. Леди, достойная уважения, — продолжает мисс Найтингейл. — Искренне, всем сердцем преданная реформам. Она обратила свой взор на права женщин, я — на страдания раненых и больных. Однако наше взаимное уважение безгранично. Получали ли вы от нее весточку, мистер Холмс?

— Так вам известно, что она пропала? Нет, не получал. — Детектив недолго мнется, а затем добавляет: — А вы?

Ага! Все же мать ему небезразлична.

— Боюсь, что нет. Возможно, она сбежала в Крым? — насмешливо произносит Флоренс Найтингейл, хотя в голосе ее читается забота. — Так вот, мистер Холмс, не в моих правилах сдерживать женщин, даже самого нежного возраста...

Шерлок Холмс подается вперед и взмахивает рукой, словно выполняя прием из джиу-джитсу. Как ни странно, заговаривает он не об Эноле Холмс, а о Евдории.

— Я и мой брат крупно поссорились с матерью. Теперь предмет ссоры кажется глупым и нелепым, — горько объясняет он, ничего не скрывая. — Однако не могло же это послужить причиной...

— Вы не понимаете, — властно, но все так же мягко перебивает его Флоренс Найтингейл. — Очевидно, для нее причина была достаточно веской. Насколько я могу судить, и у вашей сестры была основательная причина для побега. — Мисс Найтингейл делает паузу, но все же решается добавить: — Похоже, она ужасно вас боится.

Детектив не меняется в лице, но мисс Найтингейл понимает, что ее слова его задели. Он сцепляет руки на коленях и опускает взгляд.

Мисс Найтингейл терпеливо дожидается ответа.

— Не могу этого отрицать, — наконец признает Шерлок Холмс. — Однако даже мой развитый ум не позволяет мне понять, откуда взялся этот страх. Я никогда бы ее не обидел, и она, уверен, прекрасно это понимает. Время от времени она проявляла ко мне сестринскую привязанность.

Мудрая сестра милосердия знает, когда лучше промолчать и дать пациенту высказаться. Флоренс Найтингейл выжидает еще немного.

— Мы с моим братом Майкрофтом хотим для нее только лучшего, — продолжает он. — Более достойного образования в приличной школе-пансионе...

— Ах! — Теперь Флоренс Найтингейл все понимает. — Вы пригрозили ей пансионом!

Шерлок Холмс поднимает на нее по-детски растерянный взгляд:

— Позвольте, при чем здесь угрозы...

— Боже мой, неужели ваша мать ничего вам не рассказывала?! — Впрочем, его невежество было присуще всем представителям мужского пола. — В школе-пансионе девушка из высшего общества страдает не меньше, чем заключенный в тюрьму преступник, к тому же приговоренный к тяжелой физической работе. Жестокий режим приводит к серьезным травмам, болезням и порой даже смерти.

Великий детектив разевает рот, очевидно проглотив язык от удивления.

— Мой дорогой, — ласково продолжает Флоренс Найтингейл, — простите меня за излишнюю прямоту и, пожалуй, даже грубость, но я уже стара и потому смею говорить то, о чем другие умалчивают: даже в тисках леди чувствовала бы себя комфортнее, чем в туго затянутом корсете.

Слово «корсет» никогда не всплывает в приличном обществе, тем более в беседе разных полов, и, услышав его, мистер Холмс поднимает руки в знак протеста, а его бледное лицо заливает краска. Но Флоренс Найтингейл не отступает.

— Почему, вы думаете, модницы то и дело падают в обморок? — с вызовом произносит она. — Почему леди умирают от любой, даже самой безобидной болезни? И что уж говорить о родах! Некоторые чахнут и увядают, не успев достичь детородного возраста! Все потому, что заковывать женщину в корсет ни на йоту не гуманнее традиции «ножки лотоса» в Китае, где ноги бинтуют и уродуют с самого детства! Это вред не только удобству, но и здоровью... Неудивительно, что сестра вас боится.

Она всего лишь пытается спастись от верной гибели в школе-пансионе.

— Но... не может же все быть так плохо, как вы говорите! — восклицает Шерлок Холмс. — Традиция... изящество... многие поколения леди через это прошли...

— Позвольте, многие солдаты прошли через войну и выжили — почему бы не привести такое сравнение? Оно соответствует вашей логике, — парирует Флоренс Найтингейл. Впрочем, в ней тут же просыпается инстинкт дипломата, человека, которому всю жизнь приходилось иметь дело с властными особами мужского пола, и она переводит разговор в иное русло. — У меня нет и не было детей, однако была сестра, и потому я могу понять ваши чувства. Возможно, миссис Таппер вам скажет, где она?

Пианино из музыкальной комнаты разливается волшебной музыкой Ветховена, и хотя ни великий детектив, ни великий реформатор не видят сейчас миссис Таппер, они знают, что она сидит совсем рядом с инструментом, завороженная и счастливая, поскольку отлично слышит мелодию.

Шерлок Холмс мрачно усмехается и откидывается на спинку кресла.

— Нет, от миссис Таппер ничего не добьешься, и Энола наверняка прекрасно это понимает. Какая поразительная наглость! — восклицает он со смесью восхищения и раздражения. — Она не перестает меня удивлять. Отправилась сюда, буквально за квартал от Уимбрел-холла, когда я еще продолжал поиски, привела эту пожилую даму, как будто ее здесь ждали...

— Я в самом деле рада, что могу окружить бедняжку заботой в старости, — любезно вставляет Флоренс Найтингейл.

— Разумеется, это очень мило с вашей стороны, — резко отвечает детектив, но тут же смягчает тон. — Вы же пошлете за мной, если моя сестра придет ее навестить?

Флоренс Найтингейл пропускает вопрос мимо ушей:

— Насколько я знаю, у вас есть старший брат.

— Да. Майкрофт.

— Тоже холостяк, живет в уединении, мизантроп, убежденный женоненавистник?

Шерлок Холмс хмурится. Откуда ей столько известно?

— В свою защиту скажу, что не имею над ним влияния.

— Однако, мистер Холмс, в вашей семье он главный. Что до вашего вопроса — как же я узнаю, если мисс Энола сюда придет? Ведь я никогда не выхожу из спальни, — сладко произнесла Флорейс Найтингейл, невинно распахнув глаза.

Шерлок Холмс, также наделенный инстинктом дипломата, чувствует, когда разговор подходит к концу. Ничего больше не добавляя, он поднимается, берет огрубевшую руку Леди с Лампой и кланяется.

— Был рад встрече, мисс Найтингейл. Если мои услуги вновь вам понадобятся, прошу — смело обращайтесь.

Однако мысли у него отнюдь не радостные. Проходя мимо миссис Таппер, расположившейся у пианино в кресле-качалке, он думает о том, что Энола непременно придет навестить старушку. Если попросить своих помощников, уличных ребятишек, наблюдать за домом, рано или поздно можно поймать сестру — хитрую, умную, неуловимую...

А что потом?

Возможно ли, что Флоренс Найтингейл сказала правду, как бы горько и пугающе эта правда ни звучала?

Если бы мама была здесь, сказала бы она то же самое?

Проклятье! Неужели великий детектив, знаменитый на весь мир своим интеллектом, жалеет, что не может спросить совета у матери, к которой еще год назад ни за что бы не прислушался?!

Матери, которую не способен отыскать?

Черт побери! И почему эта эксцентричная дама сбежала? Почему сбежала сестра, почему скрывается до сих пор? Возможно — человеку действия сложно это признать, но возможно, — его подход был ошибочным?

Он думал, что желает Эноле только лучшего.

Однако, выходя из гостеприимного дома Флоренс Найтингейл, великий детектив впервые задает себе вопрос, как действительно будет лучше для Энолы. Пансион, образование, уроки хороших манер, представление к высшему обществу, подготовка к свадьбе — пускай все это ожидаемо и предписано традициями, принесет ли такая жизнь счастье Эноле?