Эпиграммы

ПРИЛОЖЕНИЕ II
ЛАТИНСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, ОТСУТСТВУЮЩИЕ В "ЭПИГРАММАХ"

Если кому-то приятно смотреть на творенья искусства

И полагать, что на них истинных видишь людей,

Тот в состоянии так усладить правдивостью душу,

Как услаждает глаза изображеньями он.

Ибо узрит он, сколь тщетны обманные блага людские;

Быстро они не придут – быстро проходят они.

Радости, честь и хвала – все поспешной уходят стопою,

Но неизменен всегда к богу познавший любовь.

Значит, о люди, теперь-то не верьте делам легковесным:

Если в загоне добро, можно ль надежду питать.

Только на бога, кто вечную жизнь нам дарует в награду,

Сущего вечно, свои вы возложите мольбы.

Книжечка, что ты читаешь, – благое хищение Холта.

Муж ты иль мальчик, – ее "млеком детей" назови.

Думаю я, по заслугам столь сладкое имя имеет

Книжка, что детям несет сладкое млеко наук.

Юноши Англии, вы эту книжку читайте: к вершинам

Пользы она вознесет, хоть эта книжка мала.

Скромные все предписанья, что в книжке находятся малой,

Вы прочитаете все, мало потративши дней.

Холт же все это нашел, неустанным трудам предаваясь,

10 Это немногое взяв из бесконечных томов.

Он, неустанный, блуждал, обходя медоносное поле,

Славно исполнил он долг мед приносящей пчелы.

Все, что он там отыскал, – изобилье желанного меда -

Все это в маленький он улей вот этот принес.

Труд этот юноше англов пусть дверью грамматики станет

Первой, в пути к остальной тем, кто желает войти.

Двери построили раньше, чем эту, ученые люди,

Но по-латыни на свой каждый трудился манер.

Что тебе пользы в кладовой, коль дверь, что открыть невозможно,

20 От превосходных тебя яств отделяет собой?

Мальчик английский, что ты станешь делать с латинскою речью?

В первый же день понимать ты ведь не можешь латынь.

В возрасте нежном тебе возлежать под крылышком няни

Надо, чужие слова в наших словах постигать.

Дверь же к нашим словам и грамматике раньше воздвигли,

Но, если правду сказать, старою явно была

Дверь эта, сильно она расшаталась от частых ударов,

И открывалась едва с тягостным скрипом она.

Наша дверь и нова, и легка для племени юных, -

Пальцем в нее постучи – вот и открыта она.

Радуйся, мальчик прекрасный, кто б ни был ты, книжечке малой

Холта: обрадован ты этой усладой твоей.

Он не дает тебе мяса, плодов земляничника также,

Сладкие чаши тебе, льющие млеко, дает.

Мяса тяжелая масса бессильно осядет в желудке,

И земляничника плод не усладит – водянист.

Млеко, однако, легко и малютку-питомца питает,

И на устах у него сладостен вкус молока.

Значит, ты им насыщен. Очевидно, что нежная печень

Бремени тяжкого все ж переварить не могла б.

Ныне, когда ты желаешь сосцов, мы напомним о пище:

Сладкую слишком не ешь, крепче ты пищу прими.

Значит, иль легким столом Сульпиция, милый, насыться,

Или же Фоки себя яствами ты утоли.

Иль Сепонтина Перотта ты новые мусты отведай,

Или медовый кондит из Диомедовых чаш.

Или другому кому ты б хотел подражать, – выбирай же

Тех, кто умеет в себе с пользою сладость смешать.

Но предпочтительно ты ухватись за Сульпиция опыт,

Холта советами ты пользуйся или же – мной.

Холт гетероклита ясно – что следует знать – объясняет

В ней, – что включает в себя имя, а также и род.

В ней ты сумеешь прочесть о конструкции правильной, после ж

Время прошедшее взять, слитый с глаголом супин.

И, неизменно прилежный, научишься ты напоследок

Высшей красе, что стихи в метрах содержат своих.

Значит, ты в хоровод вступила музический, юность,

Через Сульпиция ты плектры и лиру возьмешь;

Молви лишь: так как не мог Холт держать своей правой рукою

Лиру, напомнил он мне о благодатных сосцах.

Тот, кто ученого станет Линакра читать предписанья,

Молвить захочет (коль он понял, прочтенное им):

"После такого числа фолиантов грамматики эта

Малая книжка не зря ныне увидела свет.

Книга невелика. Но подобно сверкающей гемме

В маленькой массе своей ценность большую несет".

Точно такими друзьями, как некогда Поллукс и Кастор,

Здесь я Эразма даю вместе с Эгидием вам.

Тягостно Мору без них, ибо связан он с ними любовью

Тесной такой, что иной, право, не ближе себе.

Так от желанья вдали утешение есть, что их душу

Буква являет любя, тело – являю сама.

Тех, кого ты зришь, полагаю, знаешь

Ты в лицо, как тех, кого видел прежде;

Если ж меньше, то одного укажет

Это вот письмо, а другого – имя,

Чтоб ты сам узнал, – посмотри, он пишет,

Хоть и сделал тот, что он здесь безмолвен:

Смогут научить заголовки книжек -

Их читают все, всюду в мире славных.

О Квинтин, искусств обновитель древних,

10 Апеллесу ты не уступишь, мастер,

Можешь дивным ты сочетаньем красок

Жизнь фигурам дать, не имевшим жизни.

Почему с таким все изображенья

Сделавши трудом, сих мужей великих,

Коих редко век доставлял минувший,

Коих наши дни – несравненно реже,

Коих – не могу я сказать – узрим ли,

Мило так тебе на дощечке хрупкой

Начертать, кому надо б дать надежней

20 Матерьял, чтоб мог он хранить их вечно?

О как сможешь ты и своей тем славе,

И желаньям всем услужить потомков!

Ибо, коль века, что придут за нашим,

Сохранят еще и к искусствам рвенье,

И ужасный Марс не раздавит Мудрость, -

Сколько даст тогда за нее потомство!

В немногих лишь стихах представить двух друзей

Больших, горя желанием,

Таких назвал бы я, как были некогда

Взаимно Кастор с Побллуксом.

"С друзьями глупо братьев ты сравнил", – изрек

Сей братец, вздор болтаючи.

"А что, не так? – в ответ я. – Есть ли кто-нибудь,

Чем брат для брата родственней?"

Тот засмеялся над моим неведеньем, -

Ведь я не знаю явного.

"Есть дом у нас обширный, многолюдный дом,

В нем братьев двух сот более,

Но сгинуть мне, коль двух найдешь ты из двухсот

Друг другу братьев дружеских".

Медлишь ты, коль у тебя есть надежда продлить промедленье, -

Это глупец-морион, Мор, тебе может сказать.

Медлить ты перестань и на небе следить промедленье, -

Это глупец-морион, Мор, тебе может сказать.