Эпизод 2. Антиканон

Глава 6. Корускант Великий

За прозрачной транспаристиловой завесой маячили начищенные до блеска благополучные средние ярусы. Еще пару сотен лет назад они именовались верхними, а теперь глубоко вросли в фундамент. Сквозь рой спидеров на высокоскоростной трассе проглядывали воткнутые неподалеку иглы небоскребов. Наверно, тоже гостиницы. Или офисы. Или очередное столичное ситх-знает-что.

И только порядочно высунувшись из окна, можно было увидеть краюху неба с размазанными по нему солнечными лучами. И представить. Все и сразу: пряное ощущение высоты, ветер в лицо, ослепляющие блики на куполах.

Представить?

Анакин закрыл окно. Парадную форму аккуратно выложил на кровать, сам оделся в обычный серый мундир.

Выйдя из номера гостиницы, на лифте спустился в вестибюль. Дежурный администратор — роскошная твилекка в строгом синем костюме сложила губы в улыбку.

— Добрый день.

— Добрый день. Можно здесь где-нибудь взять спидер напрокат?

— Можно. Пожалуйста, тридцать этажей вниз, — она указала рукой на лифт. — По коридору направо, увидите вывеску.

— Спасибо.

— У нас можно заказать экскурсию прямо из гостиницы. «Корускант-роял-сайтсиинг», это…

— Ну, если с вашим участием…

Твилекка споткнулась на середине слова.

— … я согласен.

Она заученно улыбнулась и снова затарабанила текст.

— «Корускант-роял-сайтсиинг», это одна из лучших фирм. Всего за триста кредитов вы сможете увидеть…

И опять споткнулась. Об его ухмылку.

— Спасибо. Просто нет времени.

Администратор досадно пожала плечами.

Внизу, в бюро проката тоже предлагали экскурсии, даже еще более напористо. Объясняли это опасным столичным движением.

— Вы вообще бывали раньше на Корусканте? — осведомился парень за стойкой. Голову его украшала кепка с двумя дырками, откуда свешивались рожки-антенны.

— Я тут жил три года.

— Давно?

— В детстве.

— И катались на спидере с родителями, да?

Антенны балозара качнулись в такт язвительному вопросу.

— Нет, — Скайуокер усмехнулся. — Я катался один.

— Но я вам все-таки дам визитку фирмы, которая проводит туры.

Балозар полез в ящик. Взял с Анакина залоговую сумму плюс плату за первые два часа ренты. Кивнул дроиду, который проводил Скайуокера на стоянку, указал на машину и галантно распахнул дверь.

— Счастливого пути, — пожелал дроид.

Поднявшись на добрую сотню уровней вверх, Анакин понял, что Корускант почти полностью стерся из его памяти. Побывать на верхних уровнях ему так практически и не довелось, а той самостоятельной экскурсии на угнанном джедайском спидере оказалось недостаточно. Теперь во все стороны текли ровными ручейками скоростные трассы. Слева и справа одинаково-терракритовые стволы и шпили высоких башен протирали дыры в небесах.

Он посмотрел вниз, глазами отыскивая свой единственный ориентир — гостиницу, и случайно встретился взглядом со встроенным в машину монитором. Экран тихонько мигал одинокой точкой, ненавязчиво приглашая незадачливого водителя посмотреть, в каком месте корускантской паутины он на данный момент застрял.

Определив свое местонахождение, Скайуокер вывел спидер вверх. До того уровня, где начиналась крыша мира, трассы закольцовывались, а за неудачную идею парковки на макушке какого-нибудь банка можно было схлопотать увесистый штраф.

Здесь, на границе неба и города, было видно все.

Обитатели этого часового пояса планеты ушли на обед, а полуденное солнце забралось на небеса, так высоко, как смогло и теперь корчило оттуда рожи. Казалось, что не тучи порой заслоняют его свет, а самому светилу со скуки захотелось зевнуть, чопорно прикрывая лик салфеткой из облака. Лучистые насмешки не касались нижних уровней — высокомерное светило не замечало изгоев за громадами небоскребов. Зато верхним ярусам доставалось по полной. Сколь бы высоко не поднялся ты сам, твердило солнце, я всегда буду выше тебя. Сильней. Старше. Мудрей. Звезды привыкли мерить время миллиардами лет, а универсум не знает иных величин, кроме одной — бесконечности.

Однако пока звездные часы отстукивали очередной триллион, несокрушимая армия солнц с интересом наблюдала за забавными, упорно крутившимися вокруг них планетами, жители самой необычной из солнечных систем карабкались вверх. Тысячелетия подряд они выстраивали себе сложную многоярусную лестницу, выковывали все новые сотни ступенек, громоздили уродливые жилища и не менее уродливые дворцы, и упрямо лезли к небу, сталкивая себе подобных на дно.

На дне я уже был, сказал себе Скайуокер, вглядываясь в темную глубь города.

Сверился с картой. Корускант-сити, то есть правительственный район, по праву считавшийся достопримечательностью и чеканным портретом города, находился к западу. Анакин дернул рычаг, практически вертикально вклиниваясь в трассу. Через час очутился около громадного купола. Сенат.

Здание как здание. Купол блестит, словно тысячи народных посланников днем за днем полировали его своими отточенными в диспутах языками. Верно. Взял бы экскурсию, подумал Анакин, и сейчас бы мне рассказывали о важнейших решениях, принимаемых в нашем Сенате, да о том, как каждый день наша жизнь становится все лучше и лучше.

Уже целую тысячу лет — одно неисправимое улучшение.

Спидер снова нырнул вниз. Прошел по лабиринту шпилей небоскребов, огибая их красивой ровной дугой. Снизив скорость до минимума, Скайуокер вытянул руку и приложился ладонью к стене. И мимоходом взглянув на монитор, успел прочитать: Республиканский Совет по экономике. А на вид и на ощупь: терракрит как терракрит. Издалека башенки выглядели изящнее и интереснее.

Отведя машину в сторону, сверился с хронометром. Оставалось убить еще пару часов.

Вспомнил, как ему нестерпимо хотелось увидеть столичное небо. Ну, увидел. Ну, погонял на спидере в час пик. Сейчас добропорядочному туристу полагалось бы зайти пообедать в какой-нибудь ресторанчик — миллиард на выбор — до приема еще много времени, да и неизвестно, дадут ли там вообще пожрать…

Посмотрел вниз.

Город манил к себе, очаровывал, заставлял разгадывать.

Почему?

Наверно, было бы действительно намного легче явиться сюда с матерью, покатать ее в спидере (обязательно, чтобы она заметила, как ловко ее сын водит машину), с умным видом показать ей Сенат и эти самые терракритовые башенки, накупить кучу глупых холооткрыток, из тех, которые поначалу набираются в астрономических количествах, а затем в этих же количествах навсегда складируются в стол. Ах да, зайти в бюро недвижимости… Ни о чем не думаешь, вроде как занят и очень доволен собой. Да, так было бы намного проще, чем…

…чем висеть над городом, не зная, что именно ты хочешь здесь найти. Корускант мог подарить всё. Надо было только решиться попросить это самое всё.

Всегда можно начать с воспоминаний.

Неужели можно?

А впрочем, было здесь одно интересное местечко. И для его поиска карта совсем не требовалась.

Анакин вывел спидер на одну из крупных трасс и больше часа гнал его вон из Корускант-Сити. Повернул направо, заложил вираж и помчал машину по узкой улице, зная, что так путь будет короче. Потом пристроился в один ряд с аэротакси, резко пошел на снижение. Череда небоскребов закончилась, и крыша мира, решительно содрав с себя лес иголок, стала плоской, как ей и подобает быть. Впереди начинался низкоэтажный сектор Корусканта, и…

… Храм висел в воздухе.

Так казалось издалека. Только вблизи становились видны широкие ступени, величественные колонны, немыслимой глубины фундамент и усеянные орнаментом стены. Перед главным входом расстилалась площадь, соразмерная гигантской пирамиде и щедро залитая солнцем. Сейчас это историческое место топтали несколько туристических групп. Люди и не-люди сновали повсюду, слушали экскурсоводов, фотографировались на фоне древних стен.

И ни одного коричневого плаща. Странно. Все на миссиях?

Анакин оставил спидер на площадке сразу за аэробусами. Вышел в толпу. Понаблюдал за главным входом. Никто не входил и не выходил. Храм замкнулся в себе.

— Для посетителей открыт только главный зал библиотеки и специальные приемные кабинеты, — донеслось откуда-то справа.

Скайуокер прислушался. Гид, а это оказалась довольно симпатичная, пышнощекая и энергичная тогрутианка лет тридцати, продолжала:

— Тем не менее, за двадцать минут вы сможете посмотреть главный зал библиотеки, полюбоваться колоннами, статуями и барельефами на стенах. Оценить великолепие Храма изнутри и проникнуться его величием. Библиотека Ордена Джедаев вмещает сотни миллиардов редких изданий, начиная со старинных рукописей и кончая самыми современными научными исследованиями…

Наверно, если бы не менторский тон, ее голос звучал бы даже приятно. Анакин протиснулся в толпу туристов.

— Извините, а сколько стоит такая экскурсия?

Тогрутианка, недовольная тем, что ее перебили, кисло уставилась на него.

— Триста пятьдесят кредитов.

— Ага.

Дороговато, подумал он. Целых триста пятьдесят кредитов только за то, чтобы поглазеть на какой-то зал с колоннами. Зато какой редкий шанс! — А мне можно присоединиться? В смысле, к вашей группе, — он мотнул головой, указывая на главный вход. — Я заплачу вам полную цену за экскурсию.

— Но экскурсия началась в двенадцать, мы уже побывали в Сенате и осмотрели монумент…

— Да-да, я о том же, — сказал Анакин. — Я заплачу вам всю цену именно за эти конкретные двадцать минут, идет? Я очень хочу оценить великолепие Храма изнутри. И проникнуться его величием. Давно мечтал, понимаете?

Тогрутианка все также удивленно и непонимающе смотрела на него. Он пересчитал деньги, галантно взял ее за руку, потом совсем не галантно втиснул кредиты прямо ей в ладонь и другой ее ладонью накрыл их сверху. Потом, как ни в чем не бывало, замолк и застыл, терпеливо ожидая ее реакции. Остальные туристы — человек двадцать — с интересом наблюдали за развитием ситуации.

— Вообще-то это не по правилам.

Скайуокер продолжал изображать примерного школьника на линейке.

— Сначала надо зарегистрироваться, и потом…

Что следует сделать потом, тогрутианка сообщить не успела. Разомкнув ладони, она наконец-то сообразила, что деньги уже взяты. Поэтому гид недовольно вздохнула, выдержала тактическую паузу и деловито продолжила рассказ о древних джедайских рукописях, которые, несомненно, не видела даже краешком глаза.

— А теперь мы войдем внутрь. Напоминаю, что фотографировать здесь нельзя.

Широким ступеням Храма было безразлично, кто зарегистрировался на экскурсию.

Навстречу им вышла другая группа туристов. Зеленым пятном — семья родианцев. Дети, как и полагается детям, галдели, родители тоже выполняли свой воспитательный долг — строго посматривали на них и время от времени одергивали прыгающих со ступеньки на ступеньку троих отпрысков. Наконец, самая маленькая родианочка оступилась, упала, подняла оглушительный рев, и мать помчалась к ней, подхватила на руки и принялась одновременно успокаивать и выговаривать что-то на извечную тему, как будто разбившему коленку ребенку было дело до высшего педагогического пилотажа.

Анакин задержал взгляд на ступеньках. Вспомнил, как когда-то он сам также выбежал из главного входа, будучи уверенным, что именно здесь его никто не остановит, оступился на ступеньках, набил ссадину, подобрался, и, совсем не чувствуя боли, побежал. Затерялся в толпе туристов, потом осторожно прошмыгнул в один из аэробусов, спрятался под сиденье и вылез на какой-то остановке. А потом снова побежал, теперь уже вниз, далеко-далеко вниз…

— Так вы идете на экскурсию или нет?

Это снова была тогрутианка.

— Простите.

— Такой рассеянный, а еще офицер.

Скайуокер вымучил из себя виноватую улыбку, но в следующую секунду не удержался:

— Ну вот, я как раз и изучаю данный объект на предмет возможного штурма.

Экскурсовод покачала головой, достала из сумочки какую-то блестящую финтифлюшку, которую тут же приклеила ему на мундир и пояснила:

— Это затем, что было видно, что вы посетитель и заплатили за экскурсию.

— Чтобы меня не перепутали с рыцарями, да?

Тогрутианка не ответила.

Из главного входа они попали в огромный вестибюль, прошли по нему шагов тридцать и свернули в боковую галерею. Коричневые плащи здесь уже присутствовали в заметных количествах, равно как и белокаменные статуи тех, кто какую-нибудь пару сотен лет назад тоже был облачен в коричневый плащ. Экскурсанты с любопытством оглядывались, перешептывались, охали и ахали. Молодой наутолан тихонечко опустился на одно колено, делая вид, что поправляет ботинок, ловко выудил из кармана брюк крохотную камеру и принялся давить на кнопку. Тогрутианка это заметила, видно, парень не был первым, кто изобрел такой подход к достопримечательностям. Шикнула на него коротким «нельзя!», и наутолан послушно затолкал камеру обратно в карман. Физиономия, впрочем, у него осталась вполне довольной — с дюжину снимков он явно нащелкать успел.

Обогнав гида, Скайуокер первым вошел в библиотеку.

В лицо пахнуло тишиной. Медитативный покой струился вниз по тяжелым колоннам, наполняя собою зал и создавая ощущение Храма в Храме. Древнее, выпестованное веками безмолвие совсем не умело молчать. Ему давно наскучила роль божества и теперь безмолвию страстно хотелось беседовать, причем говорило оно сразу как минимум на тысяче забытых языков, не оставляя шансов на понимание.

Однако экскурсанты примолкли. Тогрутианка жестами указывала, куда идти и на что смотреть. Мимо группы прошествовали парочка рыцарей с падаванами. Один из падаванов, маленький черноволосый мальчишка с любопытством оглядывался на гостей. Анакин подмигнул ему, и тот в изумлении совсем затормозил, да так бы и стоял дальше, пялясь на посетителей, если бы его не окликнул один из джедаев. Тогрутианка в этот момент восхищенно зашипела:

— Это будущие рыцари! Они называются падаваны!

После этого экскурсовод отдал команду приступить к разглядыванию статуй и барельефов. Пока остальные топтались на месте и таращились на стены, Скайуокер удобно прислонился спиной к колонне, скрестил руки на груди.

Поёжился.

Специальная система спутниковых отражателей поддерживала температуру планеты на уровне стандартных двадцати — двадцати двух градусов. Естественно, метеорологический идеал, заключавшийся в отсутствии времен года как таковых, был достижим только в правительственном районе. Нижние ярусы всегда мерзли.

Уроженцы Татуина мерзли на любых ярусах.

Даже за три года Анакин не успел как следует адаптироваться к местным условиям, а потом адаптироваться было уже поздно, пришлось бежать, и на нижних уровнях его мнением о столичной погоде никто не интересовался. В Храме, впрочем, тоже. И в библиотеке, и во многих учебных помещениях было прохладно. На первой неудачной медитации Анакин попросту замерз, и на следующее занятие он, недолго думая, притащил с собой одеяло, которое как плащ набросил на плечи. Подколы однокурсников он пропустил мимо ушей, на вопрос инструктора «что это такое» бойко ответил «это одеяло», закрыл глаза и продолжил медитировать. Увы, инструктор приказал отнести то, что не являлось учебным материалом, обратно в комнату, и на следующий день по Храму поползли слухи о теплолюбивом новичке. Это уже намного позже, освоившись в Храме, на одном из верхних этажей Анакин обнаружил подсобное помещение, где располагался один из узлов отопительной системы. Он просто обожал это место. Там было тепло, там было маленькое окно с роскошным видом на небо и низкоэтажный район столицы, и там можно было быть одному, а за первый год в Храме, когда он по-настоящему старательно учился и изо всех сил пытался произвести впечатление на инструкторов и учителя, Анакин порядочно устал ото всех. Вместо того чтобы делать домашние задания в отведенной им с учителем комнате, он то и дело где-то пропадал. К сожалению, долго прятаться там не удалось, любимый учитель далеко не был таким дураком, каким поначалу казался, и легко его выследил. Вскоре оказалось, что кроме теплоузлов и учебных помещений в Храме есть места, где намного холоднее. В некоторых из них приходилось бывать довольно часто. В первый раз его отправили в маленький библиотечный зал дня на три, медитировать на тему терпения после первой драки с однокурсниками, во второй раз причиной послужила совсем, по мнению Анакина, нестрашная выходка с дроидами, в третий раз — кажется, тоже за драку…

Зато какая полезная закалка организма!

— Здесь же нельзя прислоняться!

Скайуокер, вырвавшись из воспоминаний, оглядел колонну и с невинным выражением лица спросил:

— Думаете, рухнет?

Тогрутианка, видимо, откровенно устала от него, поэтому просто отвернулась и вывела группу тем же маршрутом через главный вход на площадь.

Анакин бросил последний взгляд вглубь одной из анфилад и почувствовал досаду за потраченные кредиты. Тогрутианку он, тем не менее, поблагодарил, а сам быстро спустился по ступенькам на площадь. Остановился.

Холод Храма шел за ним, не отставая ни на шаг. Захотелось подтянуть воротник к носу. Прижать локти к телу. Просто пойти побыстрее, наконец, а не стоять, цепенея и слушая, как следом за холодом мягко ступает тишина. Как обволакивает она собой все вокруг. Как лишает голоса огромный галдящий и кричащий город.

Слишком много тишины. Не одиночества — одиночество он ценил. Тишины. Ненастоящей.

Он посмотрел вдаль. Небо было идеально чистым. До самого горизонта — ни облачка. Как будто кто-то старательно к его приходу разгонял тучи и подбирал самый прозрачный голубоватый оттенок для вышины.

Где-то там, далеко за горизонтом, далеко от центра галактики, от отполированного купола Сената и застывшего в вечной медитации Храма, шла война. Война, о которой столица не знала ровным счетом ничего. И, кажется, не хотела знать. Ни о сводках погибших и покалеченных, ни о сожженных городах, ни о чем. Как не хотела знать Кореллия и многие другие достаточно благополучные системы.

Вековое безмолвие обернулось замалчиванием. Оболгалось. И заглохло навсегда.

Город жил своей мирной и мерной жизнью, каждый день пожирая сотни тысяч жителей с косточками и потрохами, каждый день выплевывая из утробы новых своих уроженцев. Все они желали жить и не думать о смерти. Тем более о смерти далекой, неестественной, во внешних регионах, которые отсюда кажутся такими же ненастоящими и выдуманными, как и здешняя храмовая тишина.

Скайуокер обернулся. Храм, этот маленький островок вселенского покоя, стоял на месте.

Возможно, так и должно быть. Чтобы люди верили в священную незыблемость своего мира.

Возможно, именно сейчас в той самой высокой башне магистры обсуждают способы, как победно завершить войну.

А возможно, и нет. Возможно, они просто не умеют этого делать. Иначе сделали бы раньше.

Анакин рывком двинулся с места. К спидеру. Открыл дверцу и успел перенести одну ногу за борт машины, как вдруг к нему подскочил суллустанец. Маленький и большеглазый. С рюкзачком за спиной.

— Я видел, ви вишли из Храма.

Скайуокер подозрительно оглядел существо, задавшее такой странный и даже во многом провокационный вопрос.

— Я там что-то забыл?

— В Храме нет сувенирних магазинов.

— Ах как жаль.

Анакин залез в машину и положил обе руки на рычаги.

— Но вам, конечно, будет интересно вспомнить это место еще раз. И ви можете приобрести кое-что прямо здесь.

В больших кругленьких глазках суллустанца перемешивались надежда и откровенное нахальство. Скайуокеру тотчас захотелось оторвать это приставучее существо от дверцы, к которой оно прицепилось мертвой хваткой, а потом взять за шкирятник и швырнуть куда-нибудь подальше к туристам. Будь он на Татуине или хотя бы на Кореллии, он бы так сделал. Эх, столица…

Двигатель завелся. Суллустанец мгновенно оставил дверцу в покое, стащил со спины рюкзак, распахнул его и вытащил оттуда пару камней.

— Ну и что это за мусор?

— Это осколки древних стен Храма! С орнаментом! Всего пятьдесят кредитов за камень!

— Знаешь что, — Скайуокер улыбнулся. — Если приспичит, прилечу сюда и сам наковыряю.

Издалека Дворец Совета Безопасности Республики казался гигантской свечой. Однако, море огненных искр, щедро исторгавшихся в застилавшие столицу сумерки, не шло ни в какое сравнение с ослепительным внутренним убранством Дворца. Скромность давно была забыта, умеренность изгнана с позором, а бережливость никогда и не ночевала в этом царстве роскоши. Столичные торжества всегда проходили с размахом, и правительственный Корускант в который раз доказывал свое право поражать гостей великолепием.

Главный церемониальный зал, где спустя четверть часа должно было начаться само действо, захватывал три уровня, в свою очередь поделенные на сектора. Небольшой банкетный зал имелся только на балконе верхнего уровня и предназначался для организаторов и самых важных гостей Совета Безопасности. Это тоже было сделано намеренно — чтобы атмосфера внизу была свободнее и ни один из гостей не чувствовал себя стесненным. На втором уровне размещался оркестр, а бесчисленные галереи таили в себе множество укромных уголков, чтобы особо важным персонам было где вести свои особо важные разговоры.

Но по крайней мере одному мужчине сегодня не хотелось никаких важных разговоров.

— Тебе очень идет это платье, — сказал он.

Стоявшая рядом женщина смотрела куда-то вдаль сквозь бокал с красным вином. Потом одним глотком влила в себя все его содержимое и продолжила разглядывать зал уже через стекло.

Глядя на ее манипуляции, мужчина осторожно продолжил:

— Черный и фиолетовый великолепно подчеркивают твою красоту.

Женщина, наконец, повернулась к нему. Снова поднесла бокал к глазам и теперь рассматривала его самого через стеклянные стенки.

— Прекрасный вальс. Как жаль, что на таких приемах не принято танцевать.

Она, наконец, улыбнулась. Но не такой улыбкой, которую мужчина хотел бы видеть на ее губах.

— О да. Было бы на что посмотреть.

— Что ты имеешь в виду?

— Народные гунганские пляски. С нашими сенаторами на ведущих ролях.

Женщина отставила бокал в сторону и направилась к центру зала.

Бэйл Органа с грустью смотрел ей вслед. Понаблюдал, как она пытается завязать разговор с двумя мелкими чиновниками Совета Безопасности. Обольстительно улыбается, грациозно пожимает плечами, с деланной нечаянностью задевает одного локтем.

Только для чего это все, а? Для чего эти игры в самостоятельность и независимость?

Бэйл чувствовал в себе небывалую решительность. Сегодня он был намерен объясниться. Перед ней и отчасти перед самим собой.

Едва женщина закончила разговор с чиновниками, он жестом подозвал официанта с подносом, подхватил две пиалы из тончайшего фарфора и затем направился к своей даме.

— Не хочешь десерта?

— Десерта? Здесь и так все слишком сладко.

— Неужели?

— Ага. Сладко. Приторно. И музыка тоже очень приторная, вальсы эти.

Органа ничего не нашелся ответить, и перевел беседу в другое русло.

— Я видел, ты разговаривала с…

— … двумя идиотами. Которые ничего не знают. Нужно выловить кого-нибудь покрупней.

— Давай поднимемся на тот балкон, и я представлю тебя…

— О нет, спасибо, не надо. Твоих друзей я и так знаю. Как поживает милая Мон?

— Замечательно, но я совсем другое имел в виду. Я просто вызвался тебе помочь.

— Очень трогательно.

— Я читал твою последнюю статью.

— Ну и как?

Женщина все-таки взяла десерт из его рук.

— Потрясающе, как всегда. Еще одна иллюстрация твоего таланта и ума.

— Ооо, — протянула она, особенно не стараясь скрывать насмешливой интонации. — Конечно, я люблю комплименты.

В этот момент около них остановился импозантный шагриан.

— Наследный принц Альдераана, как я рад вас видеть, — пропел Мас Амедда. — А что это вы делаете здесь, внизу, когда вас давно ждут на нашем балконе?

Женщина с любопытством посмотрела на шагриана, изучая его так, словно одним взглядом хотела вывернуть наизнанку. Амедда не обратил на нее ни капли внимания.

— Дела, — сказал Органа. — Впрочем, быть может, мы позже к вам даже присоединимся.

— Конечно-конечно, Бэйл.

Шагриан уплыл.

— Амедда все также полон жира и собственного достоинства. Как ты думаешь, чего в нем больше?

При этих словах Органе захотелось ощупать собственное тело. Плотный и высокий, принц всегда старался быть в форме, однако отсутствие физической активности постепенно брало свое.

— К ситху этого Амедду. Я давно хотел с тобой серьезно поговорить.

— До этого ты говорил несерьезно?

Бэйл покачал головой.

— Выйдем на террасу, ладно?

— Пошли. Я только возьму себе еще вина.

— Я мигом.

Когда он ступил на террасу, женщина уже сидела за столиком, положив ногу на ногу. Перед ней горел Корускант. Бэйл на секунду остановился и залюбовался ею, отмечая изгибы фигуры и столь знакомый, мягкий, любимый профиль.

Потом чинно предложил ей вино.

— Мы давно знаем друг друга, Падме.

— Знаем.

Ее ответ провалился загадочным эхом куда-то в пустоту, и Бэйл понял, что не уловил интонацию. Может, это был вопрос?

А знаем ли? И впрямь, спросил он себя, знаю ли я эту женщину? Этот двадцатишестилетний ребенок до сих пор играет в игрушки и воображает себя независимой. До сих пор не замужем. До сих пор так и не научилась ответственности за себя.

Падме взяла бокал, отпила и поставила на столик. Потом снова занялась недоеденным десертом.

— Когда мой отец передаст мне права на трон, я стану королем.

— Мне поздравить тебя уже сейчас? Может, и отметим заранее?

Она, не снимая улыбки с лица, щелкнула пальцем по бокалу. Стекло издало тихий звук, больше похожий на стон, чем на веселую трель.

— А ты могла бы стать моей королевой.

— Королевой я уже была.

— Разве тебя устраивает такая жизнь?

— Меня — да, — сказала она и философски заметила: — Нет ничего более забавного, чем быть шутом среди королей.

— Забавного? — переспросил Органа. — У тебя нет настоящей цели. Ты не знаешь, зачем живешь. Ты мечешься из стороны в сторону. Ты же родилась в королевской семье, тебе на роду написано управлять народом! Отвечать за него! Решать судьбы! Ты должна…

— Должна?..

Она снова очаровательно улыбнулась, на этот раз сбросив разом с десяток лет.

— Хорошо, — он постарался успокоиться. И теперь недоумевал, как вообще, при своей тренированной выдержке, мог позволить себе перейти с ней на повышенный тон. — Я не это имел в виду. Ты имеешь право жить так, как считаешь нужным. Если тебе надо было в шестнадцать лет сбежать из дома, то это твоя судьба. Если вместо того, чтобы управлять страной, тебе интереснее играть в шута, ах, прости, в политического аналитика, то это твое право. Однако мне твоя жизнь не безразлична. А со стороны видно лучше.

— Правда?

Капризная маленькая девчонка уплетала десерт, ничуть не стесняясь брать его большими кусками.

— Если ты что-то и должна сделать — ты должна осуществить себя. Реализовать свой потенциал.

Она хмыкнула, едва не подавившись изысканным кушаньем.

— То есть выйти за тебя замуж, — девчонка дожевала кусок и зачерпнула новый, а потом ткнула ложкой в сторону Бэйла, — и стать куклой. Куколкой.

Органа отшатнулся.

— Извини, — она взяла его за рукав. — Я тебе очень благодарна. Ну, правда. За все. За деньги, за помощь, за то, что устроил в эту дурацкую холокомпанию. Ты вообще молодец. Но я больше не хочу быть куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Надоело.

Некоторое время они просто молчали.

— Да ты не расстраивайся так, Бэйл.

— Тебе бы все смеяться.

— А ты слишком серьезный. Тебя правда так легко оскорбить в лучших чувствах?

Органа с удивлением глядел на нее, пытаясь понять, не является ли последняя тирада самым что ни на есть настоящим оскорблением.

— Я, пожалуй, пойду.

— Куда?

Она кивнула в сторону зала.

— Гости уже прибывают. Ну и я подцеплю себе кого-нибудь на вечер. Вон тот адмирал очень даже ничего. Как он тебе, Бэйл?

— Хочешь узнать его мнение о кампаниях?

— Да ну нафиг мне сдалось его мнение вместе с его кампаниями. Смотри, прикрыл фуражкой лысину, а так даже совсем неплох. Симпатичный такой дяденька, правда?

— Я в последнее время плохо понимаю твой юмор.

— Подрастешь — поймешь, — подмигнула она ему.

Скайуокер бросил спидер на посадочной площадке. Посмотрел на хронометр — без пяти семь.

— Успеваем, да? — спросил Финкс, вылезая вслед за ним из машины.

— Посмотрим. Если без нас не все сожрали, то вполне.

Анакин поправил белую форменную перчатку. Молча сунул свой кристалл с приглашением швейцару и проследовал внутрь. У Финкса кристалла не было, его имя, как и имена еще нескольких офицеров пятого флота, попало в списки приглашенных по настоятельной рекомендации Цандерса буквально за неделю до приема. Дождавшись, пока идентификацию ротного командира сверят со списками, Анакин шагнул в зеркальный вестибюль.

Увидел свое отражение. Темно-синий парадный мундир. Задержался на секунду. То ли жал проклятый неудобный воротник. То ли давило на мозг какое-то ощущение.

Скайуокер прошел внутрь.

Огромный трехуровневый зал был уже полон людьми и музыкой. Музыку никто не слушал. В основном здесь слушали себя.

Людей в форме было не так и много. Он разглядел генералов и полковников пехотных и десантных войск, нескольких адмиралов и капитанов флота. Их увешанные медалями мундиры равномерно перемешивались с общей толпой, к армии не имеющей никакого отношения.

— О, и выпить дают, — Анакин кивнул на подошедшего с подносом официанта. Взял бокал с аперитивом. Оглядел зал еще раз. Cтоять на месте было как-то неудобно.

Он рассек кружащуюся разноцветную толпу, смотря сквозь лица и отталкивая взгляды. Рядом с ним шел Финкс. Бросилось в глаза, что обычно флегматичный и спокойный ротный командир с интересом взирает вокруг, даже не стараясь скрыть любопытства. Это вызвало у Анакина раздражение. Почему, он и сам не мог понять.

Ну да, благоразумнее всего было бы подождать Цандерса, навязаться в компанию старших офицеров, послушать, что говорят в сем высоком обществе, ведь на таких приемах завязываются знакомства и крепятся связи…

… и вообще это большая честь…

Плыть в море чеканных многотиражных улыбок. И не утонуть.

Только кто бы что не говорил, а он свою карьеру делал не в залитых шампанским дворцах.

Он не собирался долго раздумывать на эту тему, просто еще неделю назад, получив приглашение, как-то очень ясно представил ситуацию и решил, что для начала ему хватит роли зрителя, а там видно будет.

Пока что из-за толпы не было видно ничего. Народ медленно рассредоточивался по секторам, стремясь в ожидании небольшого представления занять лучшие места.

— Ты так и не рассказал, куда сбежал сегодня днем.

— Город смотрел.

— Не мог меня подождать?

— Так вы с Бри в саббак играли, — Скайуокер пожал плечами. — Сколько б мне тебя ждать пришлось.

Оркестр в этот момент закончил исполнять вальс, и принялся за гимн Республики. Вся публика как по команде подняла головы, устремив взгляды на верхние уровни и притихла. Анакин тоже посмотрел вверх.

Когда гимн послушно растворился в тишине, к ведущей на балкон лестнице подошел высокий шагриан.

— Это что за тип?

— Наверно, Амедда, — ответил Скайуокер. — Финкс, ты потише не умеешь?

— Подожди, он кто?

— Спикер Сената… или вице-спикер, ситх их разберет…

Шагриан возвел руки к небу в знак приветствия и заговорил:

— Верховный канцлер Палпатин приветствует вас здесь.

Хоть бы этот канцлер не стал толкать длинные речи, подумал Скайуокер, с недвусмысленным интересом разглядывая накрытый стол всего в нескольких шагах от себя.

В ту же минуту по лестнице спустился седой человек в темно-коричневых длинных одеждах. Не спеша, с достоинством, но и не вызывающе царственно. Дождался, когда стихнут аплодисменты, и обратился к публике:

— Для меня самая высокая честь, — начал Палпатин, и на секунду выдержал паузу, — быть здесь. Быть принятым среди вас. — И снова пауза, еще более длинная. — Господа, именно вы наша единственная надежда на мир в Республике. Не буду скрывать, что мы, представители законодательной власти государства, совершили ряд политических и экономических ошибок. Как и поколения политиков и дипломатов до нас. Что, к сожалению, привело к раздроблению Республики и гражданской войне. Именно вам суждено исправить эти ошибки. Этот год переломил наше противостояние с движением сепаратистов. Этот год показал, что Орден джедаев и вооруженные силы Республики способны добиваться намеченных целей, будь то освобождение захваченных планет или сражения за столом переговоров. Вашим бесстрашием, вашим упорством, вашей самоотверженностью вы проложили путь к миру. Осталось совсем немного. Я верю в победу Республики!

Зал отчаянно зааплодировал.

Какое счастье, что Палпатин не любит тратить время впустую, подумал Анакин. Ему вспомнилось, что лет двенадцать назад он уже видел Канцлера, сначала на Корусканте, а потом на Набу. Во время других торжеств по поводу другой победы. Кажется, тот даже что-то говорил ему лично, но тогда многие что говорили, и, наверно, это вообще был не канцлер…

Однако обрадовался Скайуокер слишком рано. Следом за Палпатином на балконе появился посеревший от важности твилекк — секретарь Совета Безопасности Ноулу Горп. Протянул он на импровизированной трибуне минут двадцать. Вся его речь повторяла и разжевывала тоже самое, что Канцлер уместил в дюжину фраз. После того, как твилекк ретировался, встав слева от канцлера, к лестнице выхромал бородатый генерал, член Совета Безопасности. Этот, в свою очередь, повторял и объяснял выступление Ноулу Горпа.

Анакина стала одолевать скука. Стоявший рядом Финкс вообще с трудом сдерживал зевоту. Да и в зале уже начали зарождаться шепотки — верный признак того, что народ устал от речей или же что докладчик не одарен талантом держать публику в напряжении. Скайуокер продолжал осторожно глазеть по сторонам, стараясь не особенно вертеть головой. Один раз ему показалось, что уровнем выше замелькали коричневые пятна, но отследить их движение не удалось.

Тем временем, речь члена Совета плавно перетекла во вручение наград. Первыми шли адмиралы и генералы. Только сейчас Анакин заметил среди присутствующих и Цандерса.

— Тебя тоже повысят, да? — спросил Финкс. — В звании?

— Очень может быть, — уклончиво ответил Скайуокер. Как раз сейчас он вспомнил свой последний разговор с адмиралом. Тот вне своего обыкновения выражался намеками. Да, повышение пообещал, но в неясных фразах. Может, проблема опять в Штриме, а может, и нет. Самое удивительное, что капитан вроде никуда не отослал свои кляузы — до сих пор непонятно, как Цандерс этого добился. И зачем Цандерс так спешил с осмотром верфей, тоже непонятно. И совсем непонятной осталась будущая судьба того корабля…

… Новый дредноут был действительно красив, если это понятие было уместным употреблять по отношению к военной технике. Великолепное боевое оснащение не шло ни в какие сравнения со старыми кораблями. Десять счетверенных и сорок сдвоенных турболазеров, мощный притягивающий луч, около двух тысяч солдат, то есть два десантных полка — об этом раньше, кажется, просто боялись мечтать. Даже флагман Цандерса рядом с этим кораблем казался неуклюжей лоханкой.

Если Республика решит выпускать такие корабли, то действительно сможет переломить ход войны. И название такое подходящее. Виктория. На староальдераанском — победа…

— За разработанную и блестяще проведенную операцию, приведшую к полной победе Республики в боевых действиях против Локримийского королевства, — произнес Ноулу Горп, скользя взглядом по плывущему на специальном маленьком экране тексту, — Совет Безопасности своим указом награждает капитана третьего ранга Анакина Скайуокера орденом славы второй степени.

Слегка отвлекшийся от церемонии Анакин не ожидал, что его вызовут так скоро, и на какой-то момент в нем вспыхнул беспокойный огонек. Он едва успел вовремя протиснуться к выходу из сектора. Пока шел к лестнице, заметил только что награжденного Менкинса. Лицо капитана, не в первый раз получавшего высокие награды, не выражало ровным счетом ничего: ни безбрежной радости, ни особенного счастья, кроме, разве что, обычной легкой степени самодовольства. Церемония как церемония. Пройдя еще десять шагов, Анакин остановился у трибуны с наградами. Все беспокойство куда-то разом улетучилось.

Скайуокер щелкнул каблуками и отдал честь, канцлер пожал ему руку, точно так же, как до него пожимал руки доброй полусотне отличившихся командиров. Затем Ноулу Горп пришпилил ему к мундиру серебряный республиканский восьмиугольник и тоже пожал руку. Публика разразилась усталыми хлопками.

И всё.

Самое интересное за этот вечер, успел подумать Анакин, уложилось в считанные секунды.

Нет, не всё.

В нескольких шагах от канцлера стоял темнокожий человек в коричневом плаще. Он тоже аплодировал, символически, беззвучно ударяя ладонями в медленном ритме. Взгляды соприкоснулись, и темные глаза встретились с голубыми.

Этой доли секунды хватило Анакину, чтобы понять: Мэйс Винду знал, что смотрит на сбежавшего падавана.

Скайуокер развернулся, и последним, что он заметил у этого церемониального алтаря, было скучное, завязшее в своей серьезности лицо секретаря Совета Безопасности. И как в противовес ему, легкая улыбка на губах канцлера, без насилия над лицом и выдавливания гримасы наружу.

Интересно.

Анакин зашагал прочь, а Горп уже зачитывал следующее имя.

Перед канцлером прошла еще полусотня офицеров, и, наконец, конвейер выдачи орденов и медалей остановился. Палпатин еще раз поблагодарил всех присутствовавших, потом то же самое повторил за ним и Ноулу Горп. Затем канцлер и члены Совета безопасности поднялись на свой балкон, вслед за ними двинулись и джедаи. Оркестр заиграл марш, толпа ответила своей музыкой — равномерным гудением шепотков и сплетен. Анакин, по примеру стоящих рядом с ним штатских, двинулся к столу и дернул за собой ротного командира. Финкс был поглощен изучением своей медали «за отвагу» — полученной за недавний штурм верфей, но охотно присоединился к Скайуокеру.

Анакин отставил пустой бокал с шампанским, и официант не замедлил предложить красного вина. Набрав в тарелку всего, что выглядело достаточно съедобным, он отошел к растекавшемуся по всей стене окну. Встал близко-близко к транспаристилу, чтобы вместо отражавшегося в нем зала видеть огоньки города.

Сумерки буквально гнались за спидером, пока они летели сюда. Стоило только остановиться, отгородиться транспаристилом, как вечерние тени накрыли город сверху, расползлись по самым укромным уголкам и выкристаллизовались в ночь. И столичное светило, видимо, было с ними в заговоре. Оно как будто нарочно выбрало время чтения нудных речей, чтобы успеть непотревоженным спрятаться за горизонт, оставляя город на милость поглотившей его темноты. Ласково и бережно, ночная тьма опутала Корускант и нарядила город в соблазнительные одежды, а потом любовно рассыпала огоньки по дорогой ткани.

— Скайуокер.

Анакин обернулся.

— Здравия желаю, адмирал.

— Здравие мне здесь действительно не помешает, — многозначительно кивнул Цандерс. Что-то хмыкнул себе под нос и ушел.

Скайуокер вновь оглядел зал. Продираясь взглядом сквозь несметное количество чиновников, сенаторов и других важных птиц, он заметил у стола на противоположной стороне зала Менкинса, Штрима и еще нескольких капитанов своего флота, а также двух полковых десантных командиров.

— Гляди, как им все дорогу уступают, — неожиданно сказал Финкс.

— Кому это?

— Да вон же.

По первому уровню зала, рассекая податливую массу толпы так же, как час назад ее рассекал сам Анакин, шел никто иной, как магистр Ордена Джедаев Мэйс Винду.

Рядом с Винду шел высокий икточи. Анакин напряг память, пытаясь вспомнить его имя. Мэйс в этот момент остановился побеседовать с наутоланом в тяжелых малиновых одеждах. Икточи стоял рядом, иногда кивая, иногда вплетая в разговор свои слова. Каждую его реплику наутолан сопровождал судорожным мотанием головы, словно соображая, на кого же из великих магистров ему следует смотреть.

— Так это ж глава Ордена как-никак, — хмыкнул Скайуокер.

— Который?

— Который человек. Мэйс Винду. А тот, который с рогами, по фамилии он Тийн, а имени не помню. Но он в Совете, это точно.

Джедаи тем временем снова рассекли толпу по диагонали и двинулись уровнем выше. Цандерс вообще пропал из виду.

— Почему их не наградили? — не унимался Финкс.

— Это не принято. Джедаи никогда не берут наград.

— Они выше этого? Слишком хороши?

Скайуокер пожал плечами. На секунду воображение нарисовало Мэйса Винду в серой робе, плотно увешанной медалями и орденами. Лепить следующую награду было некуда, и Магистру пришлось пришпилить ее на коричневый плащ. А потом еще одну. И еще десяток, и еще… В конце концов, плащ бряцал и звенел, напоминал собой фантасмагоричные пестрые доспехи и тянул хранителя мировой справедливости куда-то вниз, вниз с храмовой башни.

— Ты не слышал этого Горпа? Я, например, узнал много нового… Типа, если бы не Орден, мы бы уже давно проиграли войну. Вперед, под мудрым руководством Храма, к победе… Ну, вот это и есть награда. Даже не награда — реальное влияние. А наши медальки по сравнению с этим…

— … формальность, — закончил за него Финкс. — Мне показалось, или этот Винду в самом деле пялился на тебя?

— Нет, не показалось, — честно ответил Скайуокер. Теперь за честность предстояло расплатиться объяснениями, но прежде, чем удивленный Финкс успел поинтересоваться причиной такого внимания, Скайуокер кивнул ему:

— Пошли, пройдемся. Надоело стоять на одном месте.

В течение следующего часа они обошли почти все столы, перепробовали несколько сортов вин и изысканных блюд. Официанты не медлили приносить новые напитки и деликатесы. Все это сильно скрашивало обстановку, и уже вскоре вечер стал казаться чуть менее однообразным и скучным. Вальсы, под которые никто не танцевал, перемежались с маршами, под которыми никто не устраивал парадов. На выставку мундиров, костюмов и туалетов уже никто не обращал внимания, ощущение натянутости обстановки кануло в лету, а Скайуокер и Финкс чувствовали себя истинными хозяевами праздника, обсуждая то артиллерию на новом дредноуте, то пьянку по поводу назначения Бри полковым командиром, на которой отправленному в отпуск Анакину поприсутствовать не удалось.

Скайуокер и не заметил, как они оба вдруг оказались неподалеку компании нескольких людей в штатском. Не то сенаторы, не то дипломаты, не то чиновники. Анакин явно не смог бы отличить одних от других, и вообще, продолжая свой путь, скоро бы просто выбрался из их тесного мирка, если бы не одна зацепившая его фраза:

— Эту проблему может решить только перемирие с сепаратистами.

Анакин остановился. Оглянулся. В пяти шагах от него стоял незнакомый ему темноволосый мужчина. Высокий, немного ниже Скайуокера. На вид ему было лет тридцать пять.

— А у нас все наоборот, — продолжил мужчина. — Вместо того чтобы выслушать противника, мы сыпем ему бомбы на головы и сжигаем его базы. Навязываем свою волю отделившимся системам только за то, что они отделились. Вместо того чтобы разобраться, почему так произошло.

— Бэйл, вряд ли кто-то сейчас в Сенате согласится пойти на уступки сепаратистам, — вставил в разговор пожилой твилекк.

— Я и не говорю об уступках, Ханиль. Я говорю о взаимовыгодном сотрудничестве. О благополучии для всех.

— Я слышал, что Орден делает все возможное, чтобы достичь перемирия с частью суверенных систем, но даже джедаев заставляют участвовать в военных действиях.

— Что само по себе неверно, — ответил названный Бэйлом человек. — Так мы много не навоюем. Кто вообще сказал, что мира можно достигнуть путем агрессии? Разве мы не пожинаем то, что посеяли? Поистине, у меня создается ощущение, что вся наша цивилизация зашла в тупик. Это регресс, это отрицание нажитого, отрицание тысячелетнего наследия Республики. Наши отцы, деды и прадеды смогли прожить тысячу лет практически без войн, не считая мелких локальных конфликтов, и вот теперь нам нужно разрушить все, что они построили. Иногда мне кажется, что лучше, если бы в Республике вообще не было армии. Быть может, без искушения послать в атаку батальоны мы научились бы разговаривать друг с другом. К тому же, рыцари Ордена до сей поры превосходно справлялись и со специальными операциями, и с дипломатией. Тогда почему сепаратистам удалось нас спровоцировать на военные действия, а? Нет, господа, причины кроются глубже. В нас самих.

Бэйл замолчал, по-видимому, ожидая реакции со стороны окружавшего его общества. Пожилой твилекк согласно затряс лекку. Что-то заверещал своей даме высокий наутолан в малиновом одеянии. Двое мужчин подле наутолана старательно изображали задумчивый вид. Не отрывала глаз от Бэйла и стройная рыжеволосая женщина в белоснежном туалете. В ней не было показного согласия — лишь гордое, молчаливое одобрение.

— Пошли, — шепнул Финкс.

— Подожди, я хочу дослушать.

— Зачем?

— Интересно зажигают господа сенаторы.

Скайуокер взял со стола бутылку с белым вином, долил бокал Финкса.

— Это уже…

— Тебя никто не заставляет пить. Просто постой с бокалом в руке. Сделаем вид, что мы тут по делу.

— Можешь не стараться.

— Что?

— Тебя уже заметили.

Анакин обернулся. Расправил плечи. Это был второй взгляд за вечер, пойманный глаза в глаза. Темноволосый мужчина испытующе смотрел на него.

— Господин офицер, вам, наверно, есть что добавить к сказанному мной?

В планы Скайуокера разговор с сенатором не входил. Времени для того, чтобы собраться с мыслями, просто не было. Времени подумать о том, кто перед ним и как с ним следует себя вести, тоже не было. Анакин вдруг увидел себя и неизвестного сенатора со стороны. Отъевшийся на государственных харчах слуга народа с показным, ничего не стоящим миролюбием, который, наверно, и войну видел только на экранах холовизоров. Зато держится с достоинством и уверенностью. И напротив — мальчишка в офицерских погонах, которого застали врасплох, когда он решил подслушать политическую болтовню. Конечно, сейчас он оробеет и в смущении ретируется, не забыв согласиться с доводами уважаемого господина сенатора.

— С кем имею честь говорить? — вежливо спросил Скайуокер. Отчасти нарочно, отчасти потому, что действительно не имел ни малейшего представления о собеседнике.

На лице Бэйла мелькнуло бледное удивление, тотчас же смятое в лучезарную великосветскую улыбку.

— Сенатор от Альдераана и наследный принц Бэйл Органа к вашим услугам, господин… простите, не помню вашего имени?

— Анакин Скайуокер, капитан третьего ранга флота Республики.

— Очень приятно. Быть может, вы расскажете, как нам нужно выиграть эту войну?

А теперь надо было отвечать. Лучше всего, конечно, издевкой на издевку. И не думать о том, во что ты ввязываешься.

— Так же, как выигрывались все войны до нас.

— А именно?

— Есть только один рецепт: разбить противника.

— И почему же вам, лучшим командирам Республики, до сих пор так и не удалось этого сделать?

— Вероятно потому, что вам, господам сенаторам Республики, до сих пор так и не удалось достаточно профинансировать армию.

Скайуокер думал, что столь нахальное заявление выбьет Органу из колеи. Он просчитался. Теперь наследный принц уже не шутил, он играл в полную силу, как в Сенате, и на его лице проявлялись только те эмоции, которые должны были проявиться.

Вдобавок, их дискуссия привлекла внимание стоящих поблизости. Среди новой порции штатских Анакин заметил еще одну женщину. Не заметить ее было трудно, слишком много в ней сочеталось контраста. Острые углы каштановых прядей по щекам — и мягкие черты лица. Хрупкая маленькая фигура — и насмешливый сверлящий взгляд карих глаз. Изящная девочка.

Пока Скайуокер разглядывал дам, Органа нанес следующий удар, причем неожиданный.

— Если вы считаете, что победа Республики и мир зависят только от бюджета вооруженных сил, то наш долг — увеличить государственные дотации. Могу я узнать, на сколько десятков или сотен миллиардов кредитов вы полагаете необходимым увеличить бюджет?

Разумеется, о конкретных цифрах Скайуокер не имел ни малейшего понятия, и причина тому была прозаична. О бюджете в армии говорили все, от адмиралов до рядовых, и пожаловаться на недостаточное финансирование вооруженных сил, вдобавок охарактеризовав корускантскую элиту подходящей малоцензурной лексикой, считалось едва ли не признаком хорошего тона.

— Настолько, чтобы стало реальным увеличить личный состав войск. Создать новый флот и новую наземную технику. Объявить мобилизацию на большинстве крупных систем.

Анакин заметил, что рыжеволосая дама с интересом смотрит на него, с благожелательным сожалением сморщив уголок губ. Это раздражало.

— И что же это вам даст?

— Превосходство над сепаратистами.

— То есть, фигурально выражаясь, возможность потопить врага в крови?

— Естественно.

Скайуокер перевел взгляд на настырную рыжеволосую даму. Он нарочно улыбнулся ей и принялся разглядывать так, словно вместо белоснежного туалета на ней было прозрачное неглиже. Подействовало. Рыжая сверкнула глазами и отвела взгляд в сторону, да еще и сложила руки на груди, словно защищаясь от посягательств.

— И это кажется вам наилучшим вариантом?

— Мне это кажется лучшим вариантом по сравнению с перспективой оказаться разбитым самому. А вам нет?

— Увы, подобный подход кажется мне чересчур примитивным для нашей высокой культуры, — заключил Органа.

— А что останется от вашей высокой культуры после бомбежек?

— Даже в дни отчаяния у нас остается гуманизм. Миролюбие. Стремление творить и созидать.

— Значит, вы никогда не видели руин.

— Альдераану действительно везло, — Органа картинно развел руками в стороны. — Наше королевство всегда делало выбор в пользу своих подданных. В пользу мира и согласия. Я продолжаю курс, взятый моими предками сотни лет назад. Берегу свою планету.

— Я восхищен. Берегите дальше.

Органа удивленно поднял брови, и Анакин счел своим долгом объясниться:

— Мало ли что с ней может случиться. На войне как на войне.

Пожилого твилекка передернуло. Да и самого Бэйла, видимо, этот аргумент сразил. Органа уже приготовился к ответному выпаду, но неожиданно к нему прихромал член Совета Безопасности. Тот самый, что раздавал награды.

Анакин понял, что разговор окончен. Кивнул Финксу.

— Это сколько надо было выпить, — пошутил тот.

— Нисколько. Пошли отсюда.

— Думаешь, уже всё?

— Почти. Некоторые уже расходятся. Не вижу смысла тут торчать дальше.

— Тогда я пообщаюсь с комполка напоследок.

— Давай.

Когда-то давно все было совсем по-другому. Серьезно. Важно. Напыщенно. По-настоящему.

В детстве. Не зря говорят, что детство — другая жизнь. А теперь детство ушло, кстати, а куда оно уходит? Растворяется во взрослом мире… масок?

Мир масок был в целости и сохранности.

Был ли он настоящим? Или настоящее — это всего лишь то, во что ты веришь? А во что ты веришь сейчас?

Она снова смотрела на мир масок сквозь пустой бокал, и ей казалось, что где-то внутри нее живет хрустальная девочка с трещиной, и сейчас главное — не показать эту трещину, иначе маскам будет так легко разбить хрустальную девочку…

… А впрочем, прием как прием.

Все видно, все наяву, и все видно не так, как наяву. Как обычно.

Ну вот разве что какой-то молодой офицерик рискнул поспорить с Бэйлом и надо же, сумел уязвить его высочество принца. Ай-яй-яй, принц терпеть не может, когда Альдераан склоняют в нелестных выражениях. Какая прелесть… Возможно, от рядовых зрителей этого спектакля Органа и смог скрыть почти все эмоции, но только не от нее. За десять лет знакомства с принцем она научилась читать его, словно книжку. Нет, это действительно было мило. Бэйла порой надо ставить на место. Иначе он в самом деле начинает верить в святое предназначение альдераанской династии.

Великолепный нейтралитет.

Пока мир выгоден — мы его храним. Заводы, производящие оружие, не в счет. Альдераанцы веками торговали милосердием и великолепно наживались на этом. Гуманитарная помощь маленьким мирам — в обмен на безоговорочную поддержку в Сенате. Миротворческие миссии и протекция — с заключением удобных торговых договоров.

В общем-то, так делают все. Но почему-то только короли Альдераана сумели поставить миротворчество на поток.

А вслух поются оды дипломатам самой мирной из всех планет.

Скучно…

Она вдруг поймала себя на том, что так и держит в руке пустой бокал. И внезапно ей безудержно захотелось его разбить. Пусть даже вместе с бокалом разобьется хрустальная девочка, что спрятана внутри. Да, правильно. Грохнуть его об пол, и пусть миллион осколков озарят салютом этот зал, перед тем, как на веки вечные упокоиться на мраморных плитах и стать никому не интересной пылью.

…Когда ты стоишь на вершине горы или на балконе верхнего этажа корускантского небоскреба, тебе нестерпимо хочется разбежаться и сигануть вниз со всей дури, и пусть будет что будет, но у тебя будет эта секунда полета… А бокал? Ну что, бокал. Твое окно в мир разобьется, как обычное стекло.

Она вытянула вперед руку. Разжала пальцы, и…

… И ничего не произошло.

Бокал остался в ладони, обтянутой белой перчаткой. Ситх-знает-что-такое.

Падме подняла глаза. Увидела того самого, раздражавшего Бэйла офицера. Да-да, тот самый тип в темно-синем парадном мундире. Высокий, широкоплечий, с коротко подстриженными светлыми волосами.

Двадцать три, максимум двадцать пять… сколько лет этому парню?

Офицер бросил короткий взгляд на прикрепленный к платью журналистский бейдж. Поставил оставшийся в живых бокал на соседний стол. Еще раз прочитал надпись на бейдже. И с интересом уставился на нее.

Прошла минута.

Этот его интерес начинал действовать на нервы. Падме вопросительно посмотрела на него. Офицер продолжал молчать. Но не потому, что стеснялся. Нет, этот тип нарочно ждал, чтобы она заговорила с ним первой.

Ну, хорошо.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Нет.

— Превосходно. У меня к вам тоже нет ровным счетом никаких дел.

— Отличный повод познакомиться.

— Не уверена.

— Тогда я просто постою и посмотрю, как вы бьете бокалы.

— Есть такая древняя поговорка, что бесплатный цирк уже уехал, а…

— …а клоуны до сих пор не разбежались, — переврал поговорку офицер.

И сделал он это нарочно. Падме почувствовала, как к вискам вместе с выпитым вином приливает раздражение.

— Послушайте, вы, защитник отечества, — зашипела она.

— Защитника отечества зовут Анакин Скайуокер.

— Да хоть ситхом лысым!

Назвавшийся Скайуокером парень рассмеялся.

— Как пожелаете.

Падме замолчала. Не потому, что ей расхотелось отвечать. Дежурная колкость никак не приходила в голову, а в ушах до сих пор звучал смех.

Выкипело. Остыла.

Да, и пора было вспомнить о манерах. Что-нибудь такое спросить и на скучно-вежливой ноте завершить разговор.

— За что вы получили награду?

— За Локримию.

— О. Мои поздравления, — сказала Падме, попутно высматривая выход из зала. — Говорят, блестящая операция.

— Я знаю.

Мальчишка рисуется, подумала она. Или действительно не стесняется называть себе цену. В любом случае, это не важно. А что вообще важно?

— Забавно, — вдруг вырвалось у нее.

— А что забавного?

— Когда-то очень давно я знала вашего тезку.

— И я на него, естественно, не похож.

— Вы? Не знаю. Мы тогда оба были детьми. Романтиками.

— Дети вырастают, а романтики становятся реалистами и прагматиками.

— Уж не философ ли вы?

— Я мог им стать, но от философии на войне очень уж мало пользы.

— И вы сделали другой выбор?

— Кардинальный. В пользу дела, как мне кажется.

Теперь уже рассмеялась она.

— Знаете, вы говорите такие странные вещи… и без пафоса.

Она помолчала. Потом мысленно послала все к ситхам.

— Ах вот оно что… Анакин. Тогда все понятно. Анакин Скайуокер, еще один призрак моего прошлого.

Офицер улыбнулся.

Падме собирала мысли, словно рассыпанные по залу.

— Подождите, вы служите во флоте? Но разве Анакин не собирался стать джедаем?

— Обо мне и в третьем лице? Я еще живой.

— Я заметила, Эни.

— Падмочка.

— Никаких вам «Падмочек».

Анакин скривил губы и еще более приторным тоном произнес:

— Падмулечка.

— Что за ситх…

— Тогда никаких «Эни». И «Эничек» тоже.

— Согласна. Мир?

— За мир стоит выпить.

— Нет уж, спасибо, — она покачала головой. — В другой раз.

— В другой раз? Отлично. «Корускант Индепендент» — это такая серая иголка с шариком наверху, в районе Сената?

— Нет, рядом с Сенатом — это «Репаблик Войс». «Корускант Индепендент» стоит подальше. Пятиугольник, ни с чем не спутаешь.

— Ясно, найдем.

— Зачем?

— Отметим повторное знакомство. Послезавтра я уезжаю, а завтра мне нечего делать.

— Потрясающе. А вы не думали, что, как в таких случаях принято говорить, у меня может быть семья, муж и пятеро детей?

— Нет, не думал, — он скользнул по ней оценивающим взглядом. За такое, подумала Падме, в старые добрые времена чопорным леди полагалось дать кавалеру пощечину, а я стою, разинув рот, как наивная абитуриентка королевского колледжа Набу и по-прежнему слушаю какого-то обнаглевшего вояку.

— И сейчас не думаю, — добавил Анакин.

— А зря.

— Я зайду за вами завтра вечером. Вы же уходите из офиса где-то в районе шести, так?

— Это вам не казарма. Я ухожу из офиса, когда считаю нужным. Когда в три часа дня, а когда и в четыре ночи.

— Ну, я могу покараулить на вахте около вашей двери.

— Вам не приходило в голову, что героев Республики тоже можно выставить, а? С помощью полиции, например.

— Попробуйте.

— Ситх с вами. Ради маленького мальчика Эни и нашей с ним дружбы: в полшестого. Кстати, вы все также возитесь с дроидами?

— Нет, теперь у меня игрушки побольше. Значит, я жду вас в вестибюле компании?

— Ждите.

— Тогда больше не мешаю. До завтра.

Адмирал Цандерс с трудом протиснулся сквозь разукрашенную толпу слуг демократии. Преодолев один барьер, он очутился перед следующим. Банкет на балконе для особо важных персон победно завершился — обслуживающий персонал уже выпроводил парочку сенаторов в маловменяемом состоянии через задний вход, чтобы аккуратно уложить их в спидеры и отправить домой. Остальные продолжали суетиться вокруг канцлера. На деле, этикет был таким же церемониальным, как и за час до этого на официальной части приема. Амедда ревностно охранял хозяина, не подпуская к нему никого, с кем тот не желал говорить. На случай непредвиденных обстоятельств по бокам коридоров были расставлены гвардейцы. Никто не сомневался, что эти парни сумеют разрядить любую обстановку. Точнее говоря, разрядить бластер в любую обстановку.

Цандерс подсчитал, что это будет его пятый личный разговор с канцлером. Если еще будет.

Он встречался с Палпатином на приемах, на совещаниях Совета безопасности. И очень редко беседовал с ним лично. В отличие от своего предшественника Валорума, канцлер, по мнению многих военачальников, благоволил армии, но не показывал этого явно. Сегодня здесь присутствовала экономическая и политическая элита Республики, а также джедаи, и все это затушевывало людей в мундирах.

Наконец, канцлер сделал почти незаметный знак Амедде, и тот подплыл к адмиралу.

— Канцлер желает вас выслушать.

Цандерс последовал по указанной Амеддой траектории. Жестом подозвав его, канцлер направился вдоль одной из галерей.

— Мне хотелось лично поблагодарить вас за блестящую победу в регионе Локримии, — произнес канцлер, будто это не Цандерс искал у него аудиенции, а он сам жаждал поговорить с адмиралом. — Переоценить такой успех сложно.

— Всегда рад служить Республике, — с достоинством и без малейшего оттенка подобострастия произнес Цандерс.

— Скажите, как быстро Фирцини принял угрозу всерьез?

— Достаточно быстро, хотя сначала не подал вида.

— Да, он молодец. Он бывал тут, на Корусканте, я хорошо его помню. Между прочим, вы сильно рисковали, полагаясь на похищение.

— Надеюсь, риск себя оправдал.

— Вы даже не представляете, насколько вы правы, адмирал. Капитуляция Фирцини повлекла за собой крах нескольких крупных компаний, принадлежавших сепаратистским кланам. Банкротство и полное разорение. В большой игре большие ставки. Один неверный шаг — и теряешь все. Наши противники лишились нескольких крупных поставщиков оружия и военной техники. Этот результат, пожалуй, даже важнее захвата верфей.

— Не сомневаюсь.

— Я читал копию вашего рапорта Совету Безопасности о состоянии верфей. Вы предполагаете, что выпуск новых дредноутов можно будет наладить в течение двух месяцев?

Цандерс был удивлен. На его памяти это был едва не первый политик, хоть что-то понимавший в кораблях и технике.

— Прототип «Виктория» готов сойти с верфей через две недели и начать ходовые испытания. При условии полной комплектации личного состава. В течение двух месяца с верфи могут сойти еще два дредноута.

— Такими темпами Республика скоро получит совершенно новый флот.

— Я надеюсь на это. Как и на то, что Совет Безопасности окажет флоту некоторую поддержку, избавив нас хотя бы от части предстоящей бюрократической волокиты.

— Если я или моя администрация можем на что-то повлиять, то я всегда к вашим услугам, — канцлер улыбнулся. — После Локримии я у вас в долгу. Так чему же препятствует наш государственный бюрократизм?

— Похоже, что началу ходовых испытаний нового дредноута, — адмирал ответил на улыбкой на улыбку, только у него она получилась куда более сухой и сардонической. — В буквальном смысле слова.

— Этот корабль поступит в распоряжение пятого флота, разве не так?

— Совершенно верно. Данный вопрос мне удалось уладить с представителями Совета Безопасности.

— Значит, есть какой-то вопрос, который вам уладить не удалось?

— Так точно. Вопрос о том, кто примет командование дредноутом.

— У вас есть на примете подходящая кандидатура?

— Так точно.

Они остановились у выхода на балкон, и Цандерс целую секунду вглядывался в пеструю толпу в зале, пытаясь отыскать синие фигурки своих офицеров.

— Есть, — продолжил он. — Это старший помощник дредноута «Мегера», капитан третьего ранга Анакин Скайуокер. Тот самый офицер, благодаря которому стала возможна вся операция на Локримии. Он разработал…

— Адмирал, — мягко прервал его Палпатин, снова улыбнулся и веско заметил. — У меня отличная память на имена. Неужели Совет Безопасности не разделяет ваше мнение?

— Скайуокер молод, ему всего лишь двадцать четыре года. Он блестяще окончил училище, и, несмотря на свои годы, принимал участие в разнообразных операциях на земле и в космосе. Я верю, что у этого юноши впереди великолепное будущее.

— Не сомневаюсь, — канцлер выдержал паузу. — Адмирал, я сделаю все, что в моих силах. Завтра же в Совет Безопасности уйдет соответствующий документ с моей подписью. Если слово канцлера имеет хоть какой-то вес, — Палпатин усмехнулся, — можете не сомневаться, что «Виктория» перейдет под командование Скайуокера.

— Благодарю, канцлер.

Десять часов утра.

Можно спать дальше, подумал Скайуокер, выключая будильник и утыкаясь головой обратно в подушку. Спросил себя, на кой ляд он вообще заводил часы, и тут же вспомнил, что бесплатный завтрак в гостинице подается только до одиннадцати. Пришлось принимать решительные меры.

Он перевернулся на спину. В голове опрокинулась какая-то тяжесть.

Здорово, сказал он себе. Каждый день у меня новая причина не забывать о Силе. И какая честь, подумать только, помедитировать вместе с Храмом. Магистры в башне сейчас познают высшие уровни владения Великой Силы, а я пытаюсь избавиться от похмелья.

Он закрыл глаза и сосредоточился. Всего пять минут усиленного разгона крови в голове, и готово. Теперь в ванную. До ресторана еще одеваться и топать, а пересохшее горло требовало воды прямо сейчас. Выпил из крана. Посмотрел на себя в зеркало и принялся приводить рожу в порядок.

В гостиничном ресторане он заметил Финкса. Тот с видимым усилием заливал в себя оранжевый сок и тер глаза рукой. Анакин подсел к нему за столик.

— Что, сушняк?

Финкс покачал головой. Официант принес кофе, и Финкс, зажмурившись, выпил разом всю кружку. Судя по его виду, помогло мало.

— Слушай, у тебя таблеток от головы нет?

— Поищу в номере, что-нибудь точно найдем.

— Зря мы вчера еще в этот бар потащились после приема.

— Знаешь, не я это придумал.

— Ты еще скажи, что пить надо меньше.

— Обязательно скажу.

— А тебе хоть бы что, да?

Скайуокер развел руками.

— Финкс, разве в твоем номере нет шкафчика со спиртным? Выпей коньяка, полегчает.

— Я его уже оприходовал позавчера.

— Ну, так можно ведь докупить у администратора.

— Это ж какой счет мне потом представят? За то, что в шкафчике, платим мы сами. Я специально спрашивал у твилечки, что выдает ключи. Штаб оплачивает только само жилье.

— За счет штаба мы пили вчера, на приеме.

— Да, я помню… Кстати, а ты куда сегодня?

— Посмотрю город, — Анакин пожал плечами.

— Ты уже вчера смотрел.

— Ну, — протянул Скайуокер. — Корускант большой.

— Я заметил. Постой, с кем это ты вчера познакомился? Такая симпатичная брюнеточка.

Анакин ухмыльнулся.

— А вот не твое дело.

— Ты сегодня с ней встречаешься, да? Ну же, признавайся!

— Тем более не твое дело.

— А ты времени даром не теряешь.

— Это главный девиз всей моей жизни.

— Слушай, не умничай.

— Ладно-ладно. Сейчас догрызу бутерброд и принесу тебе таблеток.

Примечание автора. В данном куске бесстыдно использованы исторические аналогии, а также приведена цитата из книги «Алтан Тобчи», автор Лубсан Данзан. Автору очень стыдно.

Заплатив за аренду спидера, Анакин догадался изучить содержимое бумажника. Результатами он остался недоволен. Конечно, на счету все еще оставались сбережения, однако столичные цены уже порядком подточили его наличные капиталы. В программу сегодняшнего дня входил ужин с бывшей королевой Набу, а ударить лицом в грязь перед красивой и интересной женщиной не хотелось. Куда вести Падме Наберрие, он понятия не имел, и сильно подозревал, что ужин в одном из роскошных ресторанов под самыми небесами обойдется в месячное жалованье капитана третьего ранга. Скайуокер уже начал вспоминать, когда и где он последний раз пытался пользоваться майнд-триком, но тут же отмел эту возможность, решив, что надеяться на тупость официанта не самый лучший выход из ситуации.

Анакин опять покружил около небоскребов, раздумывая, чем занять себя на полдня. Заметив на одной башенке вывеску «туристический центр», он поднырнул под трассу, резко пошел вниз и, наконец, бросил спидер на посадочную площадку. Центр блистал разнообразной рекламой и, по-видимому, объединял в себе под сотню разных бюро. Скайуокер рассчитывал выцепить здесь какую-нибудь полезную брошюрку. Пройдя под аркой, он очутился в эпицентре разномастной копошащейся толпы.

А карманникам здесь хорошо работается, подумал Анакин.

Заглянув в первую дверь, он увидел то, что искал. Брошюрки, к его вящей радости, оказались бесплатными. Он набрал себе несколько штук и уже направился к выходу, как вдруг его окликнула встрепенувшаяся за столом блондинка.

— Эй, может, — она зевнула. — Вам нужна какая-нибудь консультация?

— Может быть… Посоветуйте способ, как интересно убить пять часов на Корусканте.

Девушка встала, расправила плечи, снова зевнула и включила подвешенный на стене холоэкран.

— Ну, у нас есть экскурсии по городу. Но обычно они занимают целый день, а у вас только пять часов. Конечно, можно пойти в какую-нибудь галерею. Их тут много, — она переключала картинки с такой скоростью, что Анакин не успевал вглядываться в то, что они изображали. — Вы любите искусство?

— Хм… иногда.

— А политикой не интересуетесь? Есть короткие экскурсии по Сенату, начинаются ровно в час, вы как раз успеете. Там есть специальный зал с экраном, через который можно даже понаблюдать за заседанием.

— И послать всех заседающих в то место, на котором они заседают?

— Я с вами серьезно говорю, а вы в таких выражениях, да еще про Сенат, — раздраженно заметила девушка.

— Прошу извинить. Я думал, у нас демократия и свобода слова.

Блондинка устало вздохнула.

— Тоже мне… Постойте, а вы один? А то с детьми можно сходить в парк развлечений.

— Нет, я действительно один и детей у меня нет.

— Тогда…

На симпатичном лице отобразились несколько стадий тяжелого мыслительного процесса. Наконец, продолжая все также щелкать пультом холоэкрана и пуская картинки по второму кругу, девушка выдала резолюцию:

— Еще у нас совсем недавно открылся музейный квартал.

— А там что?

— Как что? Музеи, конечно!

— Я понял, что не больница.

— Это целый такой комплекс. Девяносто девять музеев города перенесены в одно место. О, да вот же он!

Белокурая красавица отыскала нужное изображение и прочитала размещенный под ним текст вслух и с выражением:

— «Каждый найдет там что-нибудь на свой вкус».

— Вы там сами были?

— Нет… Знаете, я не успела… — блондинка на секунду смутилась, потом вдруг обрела прежнюю самоуверенность. — Как видите, у меня очень много работы!

— Ну ладно. И где этот квартал?

Девушка подошла к витрине и принялась указывать:

— По трассе сто двадцать три вон в ту сторону. Он такой весь из себя красочный и яркий. Как на картинке, запомнили же? Лететь где-то час.

— Спасибо.

Музейный квартал он действительно увидел сразу. Это был один из новых низкоэтажных районов города, выстроенных на месте снесенного напрочь обанкротившегося промышленномго комплекса. Рядом с музеем соседствовали центры развлечений для детей, а поодаль приютились другие центры развлечений, уже для взрослых. Попросту говоря, здесь располагался один из «красных кварталов» столицы.

Войдя в главный вход, Анакин купил билет за двадцать пять кредитов и несколько минут честно пытался разобраться в плане музейного комплекса. Здесь и вправду было из чего выбирать. Не остановившись ни на чем, он решил попытать счастья в информационном пункте.

— Чем могу помочь? — дружелюбно спросила твилекка.

— Не знаю, — идея прилететь сюда уже казалась ему откровенно идиотской. — Есть у вас что-нибудь такое, что можно увидеть только на Корусканте? Храм джедаев и Сенат не предлагать.

Твилекка улыбнулась.

— У нас они есть только в виде макетов. А что вас самого интересует? Искусство, история, технологии, музыка, медицина…

— Технологии?

— Это четвертый сектор. Подниметесь отсюда на лифте, — она указала рукой в сторону толстого стеклянного червяка. — Двадцать четвертый этаж. Потом свернете в синюю галерею и перейдете по ней в здание рядом. Это и есть четвертый сектор. А там уже увидите указатели. Экспонаты от древности до нашего времени.

Пока лифт со Скайуокером и парой постоянно о чем-то шепчущихся наутоланов плавно тащился вверх, Анакин вытащил из кармана сложенные пополам брошюры. Успел пролистать одну и даже наткнулся на список лучших ресторанов города вместе с описаниями и примерными ценами. В этот момент наутоланы покинули лифт, вслед за ними в вестибюль выскочил и Скайуокер.

Галерея, по которой он шел, оказалась не синей, а лиловой, но Анакин приписал это разному цветовому восприятию твилекк и человеческой расы. Дойдя до места назначения, он не увидел никаких указателей на технологии. Единственная имеющаяся вывеска сообщала, что попал он в «Третий сектор. История».

Надо было возвращаться назад по лиловой галерее.

С раздражением затолкав брошюрки обратно в карман, Скайуокер шагнул навстречу галактической истории.

Не особо задумываясь о том, что он здесь ищет, Анакин прошелся по лабиринту помещений, заглядывая то в один, то в другой зал. На помещения, переполненные посетителями, он не стал даже обращать внимания, и в таком темпе за полчаса успел «осмотреть» значительную часть исторического комплекса. Со всех стен на него пялились двух- и трехмерные портреты неизменно чванных канцлеров и преисполненных молчаливой гордости сенаторов. Разбавляли это историческое высокомерие только постоянно сновавшие туда-сюда дежурные, в качестве которых здесь служили твилекки женского пола. Все как одна симпатичные, одетые в одинаковые лиловые костюмы, местами сливавшиеся с цветом стен. По-видимому, директору музейного комплекса твилекки очень нравились или же он сам принадлежал к этой расе.

Дойдя до роскошного зала, посвященного истории Торговой федерации, Анакин мысленно дал себе команду «кругом!», которую тут же и выполнил. Сориентировавшись в лабиринте, Скайуокер устремился к выходу. По пути он наткнулся на очередное темноватое помещение. Зал был пуст, не считая еще одной твилекки-дежурной, с редким для этой расы оранжевым цветом кожи.

— Извините, а что здесь? — поинтересовался Анакин, вглядываясь вглубь.

— «Варварские времена столицы», — ответила твилекка, и, сообразив, что посетитель не совсем понял, что она имеет в виду, пояснила. — Тридцать тысяч лет назад. Эпоха до появления гипердрайва.

— Понятно.

— Хотите датапад с аудиоэкскурсией? Или будете сами читать тексты под экспонатами?

— Да, наверно, просто почитаю.

Скайуокер побрел по залу и почти сразу понял, что не видит здесь никакой древности, за исключением груды разбитых черепков в одном углу и плохо обтесанных камней в другом. Вопреки его ожиданиям, большинство экспонатов представляло собой холоизображения. Он методично, с усилием вчитывался в пояснительные тексты и ничего не понимал. Все воспоминания столицы о прошлом казались обломками, сложить которые в целую колонну никак не удавалось. Не говоря уже о том, чтобы возвести храм или дворец.

Через минуту его догнала твилекка. Анакин остановился.

— Не хотела вам мешать, но… экспозиция начинается справа, вон там, с цифры «один».

— Спасибо.

Скайуокер послушно пересек зал вслед за твилеккой.

— Вы тут первый посетитель со дня открытия. За целый месяц.

Анакин решил тактично промолчать о том, что попал сюда совершенно случайно, и сказал:

— Ваш зал трудно найти.

— Да, не лучшее место нам досталось. Притом не всех привлекает эта часть истории, — она, кажется, только сейчас рассмотрела серый флотский мундир своего посетителя. — Может быть, как раз вам и будет интересно.

— Да?

— Большая часть экспозиции посвящена войнам той эпохи.

— Посмотрим.

— Безусловно, речь идет об очень жестоких кровавых временах.

— Значит, с тех пор в Галактике ничего не изменилось.

— Не сказала бы. У нас есть конституция, закон, гражданские права. Мы выбираем власть путем голосования. Тридцать тысяч лет назад все было иначе. Например, даже рабство считалось совершенно нормальным явлением на Корусканте.

— Оно и сейчас считается совершенно нормальным явлением на многих планетах Внешних Регионов.

— Да, я слышала эти слухи.

— Живой слух стоит перед вами. Я был рабом с самого рождения.

— Извините, — твилекка растерялась.

— Ничего страшного, — сказал Анакин и ткнул пальцем в сторону рельефного шара. — Это что, древний Корускант?

— Да. Когда еще не было тысячи уровней. Зато были горы, реки, моря и даже целые океаны. Океаны разделяли поверхность суши на несколько материков. На материках располагалось множество мелких государств, порой с самыми разными режимами правления. Жили здесь только люди, — твилекка задорно улыбнулась. — Эти государства объединились в одно только после контакта с внепланетными цивилизациями. А до этого шли бесконечные войны.

— Неужели никому одному так и не удавалось завоевать всего одну планету?

— Масштабы изменились. По сравнению с нашими временами, это то же самое, что завоевать целую Галактику. Что пока не удалось никому. К счастью.

Скайуокер пожал плечами.

— Однако история тех времен знает по крайней мере два больших и сильных государства. Оба они располагались на восточном материке. Могуществу их правителей не было равных в этом мире.

Твилекка остановилась перед двумерной картой.

— Первое создал человек, чье имя предположительно звучало как Ниджумэт. Он объединил мелкие племена, населявшие вот эту пустыню в один народ и начал свои завоевания. Он же и написал первый свод законов для своего народа. До этого существовали только традиции и религиозные ритуалы. Свод законов, принятый Ниджумэтом, основывался на обязанности взаимопомощи, единой для всех дисциплине и осуждении предательства без каких-либо компромиссов.

— А вы говорите, что только теперь «у нас есть конституция, закон, гражданские права», — процитировал ее Анакин. — Оказывается, все это было уже тридцать тысяч лет назад. И, наверно, функционировало.

Твилекка покачала головой.

— Те законы были чрезвычайно жестоки. Смертная казнь полагалась не только за убийство, но и за кражу, грабеж, невозвращение долга. За неоказание помощи боевому товарищу.

— За неоказание помощи кому-то из моих людей я бы тоже убил.

Пока твилекка собиралась с мыслями, он добавил:

— Вы никогда не были на войне.

— Да, — согласилась она. — Я знаю, что там действуют другие законы. Но нельзя всю жизнь прожить на войне. Ниджумэт действительно достиг мира в своем государстве, уничтожил разбойников и развил торговлю, но вся его власть держалась на крови. Не говоря о военных походах, погубившим по оценкам историков миллионы людей.

— Да, сейчас это делается намного более… культурно. С помощью экономического давления, например. А это что такое?

— Копия древнего манускрипта. Вернее, даже копия с копии. Слова приписываются одному из сторонников Ниджумэта. Там внизу есть перевод на общегалактический.

Анакин вгляделся в текст.

«Некогда была змея, имевшая тысячу голов и один хвост. Множество голов ее дергали одна другую из стороны в сторону и были придавлены и убиты повозкой. Была еще одна змея, имевшая тысячу хвостов и одну-единственную голову. Хвосты ее, следуя за единственной головой, вошли все в одну дыру и не были придавлены повозкой».

— Притча символизирует авторитарную власть Ниджумэта, — пояснила твилекка.

— Понятно, — задумчиво произнес Скайуокер. — Хорошая притча. А это что за сундук?

— Это все, что осталось от гробницы другого великого завоевателя. Собственно, сама гробница и несколько плит, прежде украшавших стены.

Твилекка ступила к прозрачному ограждению и включила вспомогательное освещение. Синий камень словно потеплел, подтаял, и Анакин заметил, что верхнюю плиту огибает золотая вязь.

— Тут что-то написано?

— Да. Текст высвечивается сверху, видите?

«Здесь покоится знаменитый и безжалостный властитель, один из величайших правителей, самый могущественный воин, повелитель Румит, покоритель мира».

— Румит жил позже Ниджумэта? — спросил Анакин.

— Да, почти на два века позже. В переводе с того древнего языка «Румит» значило «железный». В молодости он получил тяжелые увечья и впоследствии всю жизнь хромал.

— От него не осталось никаких изображений?

— Почти ничего, если не считать записей современников. Согласно одной из летописей, Румит был высок для своего времени. Иногда носил доспехи из сцепленных стальных полос и наплечников, а также черный шлем, закрывавший уши и шею. Это все, что известно.

— С чего он начал карьеру?

— Практически с нуля. Он происходил из бедного рода воинов. Сумел сплотить вокруг себя людей. Сначала Румит отражал нападения на свои поселения, а затем начал и сам завоевывать и грабить. В конце концов, он разбил армии всех могущественных государств. Одну за другой. По легенде, он был абсолютно бесстрашен, не раз сам вел войска в бой и прекрасно владел мечом. И никогда не проигрывал сражений.

— Спустя тридцать тысяч лет мы и не мечтаем о такой славе.

— К сожалению и Румит более всего прославился крайней жестокостью. Он беспощадно подавлял любые бунты. И провел практически всю жизнь в сплошных походах, наказывая восставших и завоевывая новые страны. Один из наиболее страшных эпизодов той истории — это поход в южные земли только для того, чтобы ослабить и запугать тамошнего правителя.

— И это удалось?

— Да.

— Значит, это было по крайней мере целесообразно.

— А убивать сотню тысяч пленных для устрашения? Скажете, что это тоже было целесообразно? Притом, Румит был беспощаден не только к врагам, а даже и к своим людям. В походе на северные земли он приказал убивать отстающих воинов. Чтобы в армии не было беспорядка.

— Поверьте на слово, беспорядок на войне обходится очень дорого.

— Только не говорите мне, что в республиканской армии дела обстоят так же, как и во время Румита.

— Увы, нет, — Анакин скривил губы. — Поэтому мы никак не можем покончить с сепаратистами.

Твилекка вздохнула.

— Вы считаете, что мир невозможен?

— Мир будет возможен после капитуляции противника.

— Я все-таки надеюсь, что Сенат найдет другое решение проблемы. Варварские времена, когда отношения выяснялись с помощью меча, давно прошли.

— Да? Наши рыцари-джедаи до сих пор машут саберами.

— Ну, — удивленно протянула твилекка, — это все-таки другое.

— Вы так думаете?

— Конечно. За тридцать тысяч лет мир изменился. Как бы вам этого не хотелось, ни Румит, ни Ниджумэт не смогли бы вести свои войны и править Галактикой.

— Почему?

— Хотя бы потому, что их власть была полностью авторитарна, а могущество опиралось в первую очередь на армию. Сейчас это не совсем так. Вы же сами сказали, что миллион людей можно легко уничтожить с помощью экономических рычагов. А Галактика велика… Вряд ли бы один Румит справился и с экономикой, и с политическими дрязгами, и с завоеваниями, и с координацией военной машины. Делайте выводы.

— Уже делаю.

Они подошли к выходу.

— Спасибо вам, — сказал Скайуокер. — Мне действительно было очень интересно. Вы здорово ориентируетесь в материале.

Твилекка улыбнулась.

— Значит, не зря защищала диссертацию.

— Вы продолжаете заниматься наукой?

— Нет. Сижу в музее.

— Интересная работа?

— Другой просто нет. Ну, кому сейчас нужны историки?

Анакин не сумел ничего ответить. Твилекка нашлась быстрее.

— Успехов. Берегите себя.

— Спасибо.

— О, она опять это делает, — сказала Ланни Шмоуг.

Сириль Клаусверден устало посмотрел на выглядывавшую в окно секретаршу. Это был мужчина лет сорока, занимавший неплохую в общем должность заместителя редактора отдела политического обозрения холокомпании Корускант Индепендэнт. Должность, о которой многие мечтали, его уже давно не радовала. Просидеть три года на одном месте совершенно не входило в его представления о блестящей карьере. Как ни странно, подобные мысли посещали его именно за ланчем. Возможно потому, что ланч он неизменно заказывал в контору, и частенько поглощал его в обществе коллег. Здесь безупречная память служила Клаусвердену недобрую службу. При взгляде на любого из своих пятидесяти трех подопечных — журналистов и аналитиков — он сразу же вспоминал, сколько лет тот пробыл на какой должности. Молодежь владела неким магическим рецептом и поэтому делала карьеру быстрее. С некоторых пор Клаусверден пришел к выводу, что перегружать свой мозг во время еды анкетными данными сотрудников вредно. Как раз в это время в конторе появилась Ланни Шмоуг, беззаботное и прелестное существо, и теперь он завел для себя новую традицию — вкушать трапезу в обществе своей новой секретарши. Однако, даже Ланни не всегда могла развеять его мрачное настроение.

И вот сейчас Сириль не сразу сообразил, о чем речь.

— Что? — переспросил он.

Ланни, не поворачиваясь в его сторону, сообщила:

— Идет на террасу с бутербродами… и цветами!

На этих словах Клаусверден забыл о своих мучениях и, как семнадцатилетний мальчишка, бросился и приник к окну.

Терраса, располагавшаяся на уровне отдела политического обозрения «Корускант Индепендэнт», обычно пустовала. Для флаерной стоянки она была слишком маленькой, по той же причине ее было бессмысленно использовать для корпоративных вечеринок. Разве что выйти покурить. Кто-то поставил здесь столик и два старых офисных стула, что, однако, не добавило этому месту привлекательности. После нескольких часов в кондиционированном офисе со звукоизолирующим покрытием стен и окон, постоянное жужжание спидеров и аэробусов действовало на нервы — в нескольких метрах от бортика пролегала высокоскоростная трасса.

Обычный шум большого города отпугивал не всех.

Падме с трудом поставила корзину с цветами на стул, стараясь при этом не разлить кофе из чашки, которую она продолжала удерживать в одной руке, и не выронить из другой руки коробку с холодным ланчем. Офисная акробатика удалась — сказалась тренировка.

На террасу заглянул какой-то парень. Кажется, из отдела программирования. Падме сделала вид, что не заметила его. Напрашиваться программист не решился. Ну и спасибо. Общества корзины цветов ей вполне хватало.

Допив кофе и покончив с бутербродами, она еще некоторое время созерцала цветы.

Бэйл специально встал так рано утром, чтобы позвонить в службу доставки и заказать ей шикарный букет? И это после вчерашнего приема? Ой, не верится. Или у него все было расписано в органайзере еще за неделю, за месяц?

А и ладно.

Падме встала, подошла к корзине, принялась изучать композицию.

Первым делом прочитала вложенную открытку. Затем повертела ее в руках. Сложила пополам, аккуратно загнула уголки, надорвала края и опять подогнула бумагу. Подошла к бортику, держа результат на ладони. Подул ветер, и нечто, отдаленно напоминавшее по форме не то истребитель, не то аэробус, понесло по Корусканту послание «Самой красивой женщине на свете. Б.».

Осторожно, стараясь не повредить стебли, Падме развязала все путаные ниточки. Цветы оказались на свободе. Выбрав из корзины порцию не меньше дюжины, она вернулась к бортику.

Розы падали ничком, бутоном вниз. Рядом весело кувыркались пышнооперенные стрелы лилий. Иногда их подхватывал обманчивый порыв ветра с трассы, и они с надеждой взмывали вверх. Воздушный поток утихал, и цветы уходили искать землю, породившую их и теперь наглухо погребенную под столичными застройками.

За бортик упало сразу несколько лилий, и Падме долго всматривалась вниз, пытаясь различить, куда ветер погнал их желтые пятна. Неожиданно, из трассы выскочил полицейский спидер.

— Потрудитесь объяснить, что это вы делаете, — строго приказал молодой служащий муниципальной полиции Корусканта. Он вот уже десять минут наблюдал за этой странной девчонкой в коротком сером свитере и клетчатых брюках, которая рассыпала цветы вниз на голову жителям столицы. Оригинальный способ намусорить. А ну как если такой цветок попадет в несущийся на огромной скорости спидер? Прямо в лицо водителю? Он собирался прочесть ей внушительную нотацию, и уже составил речь, как вдруг девчонка улыбнулась.

— Дарю миру свою любовь, — сказала Падме. — В виде этих цветов.

В руках ее еще оставалась изящная лиловая роза. Падме протянула ее полицейскому.

— Возьмите.

Полицейский удивленно посмотрел на нее.

— Вы в своем уме?

— А вы как думаете? Посмотрите, какая великолепная роза, — цветок был втиснут полицейскому в руку. — Древний символ прекрасных чувств. У вас есть к кому испытывать прекрасные чувства?

— Какие еще чувства, вы понимаете, что…

— … что вам срочно необходимо влюбиться!

— … что этот мусор может попасть в голову кому-то из водителей?

— И разобьет ему сердце. Как романтично…

— Я имею в виду аварию, которую вы своими действиями можете вызвать на трассе!

— Ах, — деланно вздохнула Падме. — Вы правы. Мне не искупить свою вину, ибо теперь тысячи несчастных никогда не найдут покоя, потому что исцелить их раны сможет только сама любовь…

Ошалевший полицейский махнул рукой. Он забрал розу, решил, что, по крайней мере, цветов у этой ненормальной больше нет, и умотал восвояси, старательно не обращая внимания на посланный ему вслед воздушный поцелуй.

Насмешливую улыбку он тем более не заметил.

Теперь от дорогого подарка оставалась только корзина, и ее девать было некуда. Корзина отправилась под стол — с глаз долой. И все.

Время ланча закончилось. Сотрудник отдела политического обозрения Падме Наберрие продолжала медитировать над кружкой с остатками кофе. Никак не могла собраться с силами и заставить себя вернуться на работу. Примерно как сегодня утром. Утром вообще любой мало-мальски выходящий за рамки обыденности поступок кажется несусветной глупостью. Хотелось позвонить на работу, сказать, что плохо себя чувствуешь, потом нырнуть с головой под одеяло и отсидеться в своей квартире, в убежище, где никто не найдет, не спросит, не напомнит…

… не напомнит о том, что…

Была другая жизнь. Были воспоминания. Не стершиеся — стертые.

Вчера прошлое вернулось. С интересом посмотрело на нее глазами светловолосого мальчишки с Татуина.

Сегодня она в первый раз за десять лет обнаружила, что боится прошлого.

Вот где дура.

Могла ведь промолчать. Закончить разговор и уйти. Мало ли в Галактике Падме Наберрие?

… как и Анакинов Скайуокеров, кстати…

Скайуокер покружил над пятиугольником. Парковка наверху оказалась предназначена только для руководства «Корускант Индепендэнт». Пришлось оставить спидер внизу, на общей стоянке и ползти на лифте вплоть до отдела политического обозрения.

Естественно, он явился заранее и естественно, в 17 часов 20 минут по стандартному галактическому никакой Падме Наберрие в вестибюле не наблюдалось.

Навстречу ему выскочила совсем другая девушка.

— Ой, а вы к кому?

— Да вот думаю, кому букет подарить.

— Подарите мне!

Анакин хитро улыбнулся.

— Все равно выбирать вам не из кого, — весело сказала Ланни Шмоуг. — Женщин здесь мало. Не думаю, что вас заинтересуют сорокапятилетние кумушки. А Падме, наш старший аналитик, цветов не любит.

Скайуокер сделал все возможное, чтобы скрыть удивление.

— Почему?

— Она их выбрасывает вниз с балкона. Думает, что никто не видит. Сегодня выкинула целую корзину.

— Ей часто дарят цветы?

— Ага, кто-то постоянно присылает с курьером.

В коридоре показался мужчина средних лет, и Ланни, спохватившись, поспешила к начальству. Парочка, не обращая внимания на Скайуокера, двинулась в лифт.

— Цветы? — послышался голос за спиной.

Анакин молча передал ей букет.

— Огромное вам спасибо, — с ехидцей сказала Падме. — Я их отнесу себе в кабинет. Сейчас вернусь.

Скайуокер испытывал желание пойти за ней и посмотреть, какая судьба постигнет его букет, но удержался.

— У вас аллергия на растения? — спросил Анакин, когда они вместе вошли в лифт. Такой прямолинейности она не ожидала и выдала:

— У меня аллергия на традиции. И вообще…

— И вообще, — перебил он ее, — цветы — это прерогатива другого человека. Который присылает вам их с курьером. А потом вы разбрасываете их над Корускантом.

Падме замерла.

— Один-ноль в вашу пользу, — сказала она. — Откуда вы это узнали? Говорите немедленно. Чистосердечное признание облегчает вину.

— Пять минут здесь, и…

— Какой подлый приемчик — расспрашивать моих коллег.

— Даю слово, что они сами поделились информацией.

— Все равно нечестно. Я о вас ровным счетом ничего не знаю.

— И не боитесь? — Анакин раскрыл перед ней дверцу спидера. — Еще есть шанс отказаться от моей неблагонадежной компании. Потом будет поздно.

Падме демонстративно опустилась на сидение.

Анакин сел на место водителя. С минуту раздумывал над внезапно пришедшей в голову идеей. С трудом выудил из памяти название одной из кантин и вбил его в компьютер. Посмотрел карту, где отобразился ответ.

Спидер оторвался от площадки, обогнул пятиугольник и неожиданно пошел вниз.

Они летели около получаса. Маневрируя на битком забитых трассах, Скайуокер время от времени старался поглядывать на карту. По мере того, как спидер падал на дно столицы, к глазам липли сумерки и тени, и вокруг становилось все темнее и темнее. Наконец, небо полностью исчезло из виду. Вместо солнца в глаза пялились прожектора искусственного освещения. Закоулки, в которых теперь приходилось лавировать и нырять, трассами назвать было уже никак нельзя.

Наконец, терпение Падме иссякло и она спросила:

— Может, вы мне тоже расскажете, что мы здесь потеряли?

— Вы же сказали, что не любите традиции.

— И что?

— Скучный ужин из трех скучных блюд в скучном ресторане на какой-нибудь верхотуре — что может быть традиционнее до омерзения?

— Это так, но я пока не видела альтернативы.

— Сейчас будет.

Спидер сел на избитый в крошку терракрит. Перед глазами маячила вывеска «Три дьяволенка».

— Мы что, на самых нижних уровнях?

Анакин заглянул за бортик посадочной площадки.

— Не, до дна отсюда еще прилично падать.

— Мы туда не полетим, — решительно сказала Падме.

— Только если вы будете настаивать.

— Не буду.

— Тогда пойдем внутрь.

Скайуокер галантно распахнул дверь.

Как и следовало ожидать, высокомерных швейцаров тут не водилось. Кантина вообще была практически пуста. Несколько посетителей разместились за столиком в дальнем углу. У единственного окна расположились двое забраков не самой джентельменской наружности. Их общество скрашивала веселая и улыбчивая тогрутианка, которую, по-видимому, забраки сняли одну на двоих. За стойкой заседали двое людей и один балозар, пялясь на спортивное зрелище в надрывавшемся и порой терявшем голос холовизоре.

— Тут несколько, — Падме остановилась, осторожно прицениваясь к публике, — странно, нет?

— Кажется, это и есть оборотная сторона столицы.

— Ах, вот как, — она сделала вид, что не заметила усмешки. И уверенно направилась к столику. — Сядем сюда?

— Ага. Я пока пойду пообщаюсь с хозяином. Вам кофе с виски взять?

— Нет, лучше обычный.

К какой расе относился перетиравший бокалы бармен, Анакин с ходу определить не мог. Скорее всего, гибрид икточи и твилекка.

— Два кофе, — сказал ему Анакин. — Мне с виски, лучше с кореллианским. Девушке просто кофе. Что предлагаете на ужин?

— Может, тебе еще меню принести? — выщерился гибрид.

— Давай.

— Кухня открывается в семь вечера.

Крыть особо нечем, понял Скайуокер. А садиться в лужу перед женщиной, которую он сам приволок в это экзотическое заведение, тоже не хотелось.

— А вон те в углу что-то жрут. Или они с собой притащили?

— Не мое дело. У меня сейчас только выпивка.

— Так не пойдет. Давай ты лучше откроешь кухню пораньше. Не за бесплатно, естественно.

— И кто там будет готовить? Твоя девка?

За «девку» ты мне ответишь, подумал Анакин, а вслух сказал:

— Сейчас поглядим.

Скайуокер обогнул стойку, шагнул в кухню и сделал вид, что разглядывает интерьер. Гибрид в возмущении бросился за ним. Это было ошибкой. На кухне было темно, и хозяин кантины весьма удивился, когда его неожиданно схватили за отростки и впечатали носом в плиту. На его счастье, в холодную.

Выразив свое мнение о происходящем нецензурной бранью, гибрид затрепыхался:

— Охренел совсем, ты что делаешь? Ты кантиной не ошибся?

— А ты не ошибся клиентом? — спросил Анакин, развернув бармена мордой к себе.

— На республиканскую армию мне положить, — честно признался гибрид.

— А мне на твое заведение, понятно? И на тебя тоже. Короче, позвони в какой-нибудь ресторан и скажи, чтобы сюда принесли приличную еду. Счет я оплачу. Есть другой вариант — моя девушка приготовит омлет из этих вот твоих отростков, и мы втроем им поужинаем. Ну как?

— Никак. Давай двести кредитов авансом.

— Идет.

Анакин выудил деньги из бумажника и добавил:

— Да, и кофе нам подашь на стол.

— Я все слышала, — многозначительно сообщила Падме, когда Скайуокер подвинул себе стул. — И думаю, не только я.

Он огляделся по сторонам. Тогрутианка, прижавшись к одному забраку, ласково перебирала пальцами рожки. Балозар, до этого хлебавший лум за стойкой, вообще уснул.

— Да их это вроде как не очень интересует.

— Хотите сказать, что разборки здесь в норме?

— Это что ли разборки? Хозяин в накладе не остался, чего возмущаться?

В этот момент к их столику подошел гибрид с подносом. Чинно расставив на столе чашки и подтреснутую сахарницу, он пожелал приятного аппетита и сообщил, что ужин будет через двадцать минут.

— Спасибо, — сказала Падме и затем, переведя взгляд на Анакина, спросила:

— А вы здесь уже были?

— Был, — признался Скайуокер. — Девять лет назад я здесь украл бумажник.

Падме перестала помешивать кофе.

— Ого. А у вас, оказывается, много профессий.

— Да, я долго искал свое призвание.

— Что было в бумажнике?

— Деньги и документы.

— Пригодилось?

— Очень. Поймали с поличным.

— И что?

— Пришлось поставить крест на профессии карманника и переквалифицироваться в защитника отечества, как вы вчера меня назвали.

— И поэтому вы не в Ордене?

— Я сбежал из Храма в тринадцать лет.

— Достало?

— Не то слово, — он покачал головой и широко улыбнулся.

— Надо же, — Падме, видимо, искренне удивилась. — А мне казалось, что после Набу джедаи должны были вас боготворить.

— Быть объектом религиозного культа крайне скучно.

— Правда? Надо попробовать. Хотя, — она чуть скривила рот. — Пожалуй, вы правы. И что, вас не нашли?

— Нашли. Но не те, кто искали.

— Полиция? Служба безопасности Республики?

Анакин лукаво улыбнулся.

— Понятно, вы обещали никому ни о чем не рассказывать.

— Мне придумали легенду о беспризорном прошлом. Дописали два года к возрасту. Я попал в обычную военную школу на Кариде. Окончил, поступил в высшее военное училище.

— И стали офицером флота?

— Десантных войск. Во флоте я оказался уже потом. Так получилось.

— Это военная тайна?

— Нет, просто долгая история.

— Рассказывайте.

— Запросто. Только сначала я хотел вам сказать спасибо. Вы прислали Панаку с деньгами, чтобы выкупить мою мать.

— Не надо. Тогда это было очень легко сделать. Ваша мама так и живет на Татуине?

— Пока да.

— Угу…

Падме допила кофе.

— А здорово вы вчера поддели Органу.

— Вы его хорошо знаете?

— Сформулируем так: он что-то вроде моего лучшего друга, — Падме ехидно улыбнулась.

— Так это он присылает вам букеты цветов?

— Ну до чего ж вы любопытный…

— Я угадал, да?

— Допустим… Кстати, Бэйл ваш коллега. В смысле, он окончил какое-то элитное военное училище на Альдераане. Большой пацифист.

— Значит, он окончил неправильное военное училище.

— Альдераану выгодна такая позиция. И не только ему одному.

— Как же тут у вас все в столице… — Анакин замялся, пытаясь выразить свое впечатление цензурным словом.

— Ненормально?

— Я только сейчас понял, что большинству хочется мира с сепаратистами на любых условиях.

— Большинству не большинству, но… В общем, такая позиция тоже есть. Наверно, вы мало читаете новости.

— Как-то все времени не хватает.

— Скажем так: война здесь никому не нужна.

— Но она уже идет.

— Война далеко. Столице ничего не грозит. Даже, если сепаратисты убьют экономику и поставят Республику на колени. Корускант будет хорошо жить при любом правительстве. Скажу даже больше: предположим, что сепаратисты вообще захватят власть. Маловероятно, конечно. Но что от этого изменится? Это те же самые наши бывшие союзники, сенаторы и олигархи.

— Понятно, — сказал Анакин, а сам опять посмотрел на тогрутианку. Второй забрак только что притащил ей стаканчик виски, и девица перелезла к нему на колени. Поймав на себе взгляд Скайуокера, тогрутианка подмигнула и улыбнулась ему.

На какой-то момент мир изменился. Исчезли Храм, Сенат, дворцы и небоскребы. Вся планета сжалась до размеров кабака, а прилепившийся к ней город воплотился в этой тогрутианской шлюхе. И не было великого исполина, выстрадавшего тысячелетия архаичных республик и древних забытых войн — столица смотрела на него лицом веселой разукрашенной девки, отдававшей себя любому за грошовую выпивку. А потом Корускант вновь стал самим собой. Надел наряд из небоскребов, освятился Храмом и благословил себя надменностью Сената. Украсился радугой и омылся безоблачным небом. И теперь великолепная столица галактического народовластия могла снова продавать себя. Вместе с потрохами всех своих ярусов. Вместе с Республикой и конституцией.

Любому. Подойди и возьми. Может, и платить не надо…

— Все кончится перемирием, и мы снова падем в тысячелетний застой, — продолжила Падме. — Вернемся в славную эпоху компромиссов и всеобщего равнодушия. Представьте себе: за тысячу лет в Республике ничего не изменилось. Вам не кажется, что это немного, ммм, жутко? Говорят, стабильность… А теперь война. Как будто кто-то вскрыл эту болотную язву. И, естественно, война беспокоит только тех, кого она коснулась непосредственно. Или кто потерял на ней деньги. Но ведь кто-то и прилично заработал, правда? Типа того же Фирцини.

— Да, тут вы правы.

Она вдруг спросила:

— А там… страшно?

Анакин не ответил. Похожий вопрос задавала и мама, всего месяц назад, и тогда у него тоже не нашлось слов. Если мать еще можно было приободрить, рассказав о том, как славно побеждает врагов республиканская армия, то сидящей перед ним женщине была нужна правда. А рассказать правду нельзя, она от этого перестает быть правдой и становится точкой зрения. Ее можно только почувствовать.

— Да, — только и произнес он.

К столику подошел гибрид и принялся раскладывать приборы. Когда он потопал прочь, Падме снова спросила:

— А чем вы занимались до войны?

— Миротворчеством.

— О. Спасали демократию, значит. И где вы служили?

— Во внешних регионах. Там никогда не было спокойно.

— Я думала, все задачи типа мелких вооруженных конфликтов решают джедаи, нет?

— Конечно. Они решают задачи, а мы просто зачищаем местность и убираем за ними мусор. Или наоборот — сначала мы делаем грязную работу, типа ликвидации какого-нибудь мафиозного клана, который забыл расплатиться с нашим сенатором, а потом прилетает джедай и восстанавливает мир и справедливость.

— О как, — Падме призадумалась. — Ваши коллеги, в смысле, другие военные, тоже не очень жалуют Орден?

— Не знаю. Это кому как повезло, — признался Анакин. — Я еще не слышал, чтобы они как-нибудь реально аргументировали свое положение над нами, без мистики и изысканных слов. Никто не против дипломатии и мирных решений, но с переговорами они опоздали на сотню лет.

— До меня дошли слухи, что на Локримии тоже была предпринята попытка переговоров. Это так?

— Да. Совет Безопасности под давлением Ордена изменил решение буквально за день до планируемого наступления. Мы выкрутились, но потом один такой переговорщик своей дуростью угробил четырех моих людей. Честно говоря, да ну их всех в…

— Совет Безопасности устраивает то, как идут дела?

— По-моему, это устраивает всех, кто сам не на войне.

— Орден фактически ровесник Республики, — заметила Падме. — Все-таки десять веков. И насколько я знаю, вопрос о том, чтобы полностью распустить войска, поднимается в Сенате едва ли не каждые двадцать-тридцать лет.

— И теперь, когда нам вдруг понадобилось воевать, войска имеются в следовых количествах.

— Это как раз понятно. Системы же не хотят быть под контролем огромной армии.

— А под защитой?

— Далеко не все понимают, что им это нужно. Может быть, и поймут когда-нибудь. Зависит от того, что будет дальше. А что местные ополчения?

— Добровольцы? Ни одного пока не видел. По слухам, они есть. Необученные и мало на что годятся.

— Эээ, я имела в виду какие-нибудь национальные армии.

Анакин покачал головой.

— Ни одна национальная армия не будет освобождать чужую планету. Максимум, их можно задействовать в локальных операциях.

— И в такой безнадеге вы собираетесь выиграть войну?

Скайуокер одним глотком допил кофе. На губах остался горький привкус дешевого спиртного.

— Назло всем, — мрачно сказал он. — Вы же сами сказали, что война работает на нас — нам осталось только доказать, какие мы нужные.

— Я сказала «может быть».

— Тем более. Значит, мы просто обязаны выиграть.

— В армии все так решительно настроены?

— Нет. Иначе никто бы не дезертировал. И мы бы давно победили.

— Понятно. Вы максималист.

— Может быть.

— И идеалист.

— Смотря, в каком смысле.

— Вы действительно считаете, что один человек может что-то изменить?

— Двенадцать лет назад я знал маленькую девочку, которой это удавалось.

Скайуокер понял, что ляпнул лишнего.

Она действительно хорошо владела собой. Тем сильнее был контраст лукавой улыбки, насильно задержанной на лице, и поблекших глаз, выражение которых выдавало растерянность. И вдруг что-то изменилось. Губы сжались, превратились в тонкую бледно-розовую полоску, а в глазах сверкнули огоньки.

— Той девочки больше нет, — жестко сказала Падме. И, стараясь смягчить тон так, чтобы голос звучал философски-отстраненно, добавила:

— Куклам не место в политике.

— Не надо так. Именно вы добились мира между Набу и гунганами.

— Ну да, — она кивнула. — Договор ребенка с примитивной цивилизацией. Поистине круто.

— Этот договор сработал.

— Если бы наш премьер-министр предложил вернуть гунганам земли или на худой конец подарил бы им какие-нибудь золотые побрякушки, это бы тоже сработало.

— Но он, кажется, был «занят»?

— Конечно. Потому что у джедаев хватило ума вместо него освободить ту самую маленькую девочку. Анакин, поймите, я не жалею, что мне пришлось уйти из политики. То есть, меня ушли. Но я ведь там и не была никогда, понимаете? Я была символом Набу. Картинкой. Куклой. У нас даже сувениры продавались — такие фигурки в королевских нарядах и с моим лицом.

Она опять улыбалась, правда, смотрела при этом куда-то в сторону.

К столику вновь подкатил гибрид, на этот раз с ужином. Анакин дождался, когда хозяин заведения скроется из виду, и сказал:

— Вы были у власти, и вам завидовали.

— Э, нет. Вы не обязаны это знать, но власть на Набу уже давно не принадлежит королевской династии. Политику делают советники и министры. А маленькие девочки-королевы — это красивая древняя традиция. Ну, сидит на троне, вся такая раскрашенная в дурацких нарядах. Читает написанные для нее речи. Ставит подписи, куда скажут. И все, в общем-то. После меня на трон села моя троюродная сестра. Которая больше никому не мешала и не воображала, что она может что-то сделать. Думаете, там что-то изменилось? Да, на Набу стали продавать куколки с мордочкой другой королевы. А я уехала на Альдераан и на Набу больше не возвращалась.

— А на Альдераане вы…

— … закончила университет. Потом сюда. Оказалось, что без блата на работу не берут. Бэйл пристроил меня в одну очень, очень независимую холокомпанию. По слухам, мы принадлежим одному промышленному магнату. Генеральный курс — более-менее просенатский. Да, нам разрешается называть сепаратистов врагами. Не всех, конечно. В отношении тех, с кем торгует наш магнат, мы употребляем выражение «временные политические разногласия». Нормально, да? Кстати, наш ужин остывает, — Падме взяла в руки приборы. — А выглядит вполне съедобно.

— Если будет несъедобно, этот уродец пожалеет, что на свет родился.

— Да нет, что вы. Все в порядке.

Она облизала соус с вилки. И, опять глядя в сторону, задумчиво повторила:

— Все в порядке.

— На приеме вы тоже были по делам?

— Типа того.

— И как?

— Да никак, честно говоря. Политический анализ — это работа с фактами и материалом, а не светская тусовка. А вам самому там понравилось?

— Я больше думал о еде.

— Ну, неправда. Иначе вы бы не влезли в спор с Бэйлом.

— Я и не лез. Я просто остановился послушать. Для меня было странно, что сначала выступает канцлер, и говорит одно, а потом я слышу совсем другое.

— Понятно, что в официальной речи канцлер будет благодарить вооруженные силы.

— Вы считаете, что он тоже против нас?

— Нет, не думаю. Но трудно сказать, что у него на уме на самом деле. Палпатин до сих пор самая большая загадка в галактической политике. Он умеет быть удобным и полезным практически для всех. Даже для оппозиции в Сенате, как бы парадоксально это не звучало. И что самое интересное, он смог остаться на третий срок, а это происходит крайне редко.

— Такое уже было?

— Лет двести назад, — она задумалась, и, щелкнув пальцами, выдала резолюцию. — Двести десять, если точно. В момент экономического кризиса.

— И чем это дело кончилось?

— Ну, тот болван создал Торговую федерацию. Палпатин тоже что-нибудь придумает. А вообще, он молодец. Никто не получил от войны на Набу столько выгоды, сколько он. Мне кажется, что вся эта заваруха была устроена лишь для того, чтоб протащить Палпатина в кресло верховного канцлера. И все роли были расписаны заранее.

— Да?

— Я перекопала ситхову кучу документов. Биржевые и банковские отчеты. Все, что можно было достать. И что нельзя — тоже. — Падме усмехнулась. — Когда училась в университете, взяла курсовую работу по этой теме и воспользовалась контактами научного руководителя. Ну, понимаете, уж кому это было действительно интересно, так это мне. Вот и хотела понять подоплеку. Посмотрела, как события на Набу освещались прессой столицы, прессой Альдераана и других планет. Итог везде один: Палпатин пришел к власти, а торговой федерации прищемили хвост. И я не верю, что это получилось случайно.

— Федерация существует до сих пор.

— Да, но неймодианцы потеряли половину систем, которые до этого были под их контролем.

Некоторое время они ели молча, пока Падме неожиданно не изрекла:

— Я понимаю — полгалактики лежит в крови. Но мы эту кровь не видим. Вернее, видим в строго отмеренных количествах. Дозами, по капелькам… Все СМИ показывают войну ровно столько, чтобы столице хватило на захватывающее зрелище. Мы понемножку вздыхаем об инфляции, охаем по поводу повышающегося оборота наркотиков. Такие уютные домашние размышления. А вы Бэйлу о бюджете вооруженных сил…

— Это зависит от Сената…

— Зависит. Но никто ничего не станет делать, пока не поймет, что это нужно ему самому. Войну выигрывает не армия.

— А кто же?

— Общественное мнение. Которое, увы, пока на стороне моего миролюбивого приятеля, а формируется оно именно здесь, в столице.

— И что надо сделать, чтобы его изменить?

— Не знаю, — ответила Падме.