Эпизоды жизни

Карбункул

Известный в городе поэт Игорь Коломнянин не по возрасту бодрой походкой вошёл в литературный класс гимназии имени Вани Маркова, где уже семь минут назад должна была начаться его встреча с учениками десятого класса. Маленькая, седенькая Клавдия Ивановна, учительница литературы, жившая в одном подъезде с поэтом, давно уговаривала того посетить пенаты родной альма-матер, рассказать её ученикам о своём творчестве и ответить на их возможные вопросы. Ради этой встречи она готова была пожертвовать парой своих уроков. И вот, наконец, свершилось!

Пока Клавдия Ивановна представляла поэта, тот с интересом осматривал мало изменившийся за сорок лет класс — всё те же портреты русских классиков на стене, почти такие же парты, доска, стол учителя. А вот ученики изменились кардинально: никакой почтительности к вошедшей знаменитости и классной руководительнице, довольно громкий гул голосов, смешки, редкие заинтересованные, но в основном равнодушные, а то и презрительные взгляды. Парочка у дальнего окна вообще слилась в долгом поцелуе, и никого вокруг это не смущает!

Окно…

Левое колено поэта неожиданно пронзила фантомная боль, ноги стали ватными, Игорь Сергеевич покачнулся и тяжело опёрся о стол учителя. Это же тот самый класс! То самое окно! Старательно забытые события сорокалетней давности ярко всплыли вдруг в памяти Игоря Коломнянина…

Он тогда ещё не был известным в Коломне поэтом, и звался просто Гарькой Свириным. Более того, в литературе его интересовали исключительно детективы. Игорь успешно перешёл в девятый класс и наслаждался летними каникулами, как вдруг в самом начале августа левое колено его распухло так, что нога с трудом влезала в штанину, а уж о том, чтобы ходить, и речи быть не могло. Кое-как прыгал по квартире от дивана, на котором спал, до туалета и обратно.

— Карбункул, — спокойно сказал вызванный мамой Игоря врач и начал выписывать направление на срочную операцию.

— Как это может быть? — поразился Игорь. — Я же не гусь какой-нибудь, да и колено — не желудок!

— При чём тут гусь? — в свою очередь удивился врач.

— Ну, про Шерлока Холмса есть такой рассказ, — смутился Игорь. — «Голубой карбункул» называется. Там гусь проглотил драгоценный камень…

— Ах, вот ты о чём! — Врач засмеялся. — Должен тебя разочаровать: в твоём случае карбункул — это не драгоценность, а обширный гнойник. Надо его как можно скорее вскрыть и очистить рану. Через две — три недели будешь бегать, ни один гусь не догонит.

Из-за того проклятого карбункула Игорь потерял самый лучший месяц летних каникул. Из-за него же вместо традиционной поездки с одноклассниками в совхоз на уборку картошки ему вместе с десятком других освобождённых от сельхозработ старшеклассников пришлось помогать учителям готовить школу к новому учебному году. В первый день отработки молодая и красивая учительница, как позднее узнал Игорь, всего год назад окончившая Коломенский пединститут, привела его и двух незнакомых ему девчонок в класс литературы.

— Давайте знакомиться, — сказала она. — Меня зовут Светлана Андреевна, я — преподаю в этой школе домоводство. А вы кто?

— Катя Автаева, — неожиданно звонко представилась длинная, выше Игоря, костлявая и плоская блондинка с собранными в «конский хвост» волосами. — Буду учиться в девятом «А».

— Женя Гуревич, тоже девятый «А», — тихо, чуть ли не шёпотом, сказала низенькая, круглая, как матрёшка, брюнетка с короткой стрижкой «каре» и в очках с толстыми стёклами.

— Свирин Игорь, девятый «В», — буркнул Гарик.

— Замечательно! — Учительница улыбнулась. — С вами, девочки, мы в дальнейшем не раз встретимся на уроках труда, а вот с молодым человеком — вряд ли. Но сегодня вас ждёт одинаковая работа. Как видите, в этом классе три окна, и вас тоже трое. Вы должны привести их в порядок: помыть стёкла, очистить от пыли и грязи рамы и подоконники. Задание понятно?

— Понятно! — бодро откликнулась длинная блондинка.

Брюнетка и Игорь молча кивнули.

— Вёдра и тряпки у завхоза, вода в туалете, — подсказала Светлана Андреевна и ушла.

— Ну, чего стоишь? — неожиданно обратилась к Игорю блондинка. — Иди к завхозу, а мы с Женькой пока переоденемся.

Пожав плечами, Игорь похромал за вёдрами. Он только второй день ходил без палки и всё ещё опасался, что свежий шрам под коленкой разойдётся, и рана, где недавно был проклятый карбункул, откроется. Однако завхоз дал Игорю только два ведра, заявив, что остальные уже забрали те, кто моет окна в других классах. Девчонок, переодевшихся в спортивные костюмы, эта новость не обрадовала.

— Давайте, вы будете мыть, а я носить воду, — предложил Игорь.

— Размечтался! — фыркнула блондинка. — Что мы — рыжие, что ли? Училка как сказала: нас трое, и окон три, каждому по окну.

— Но вёдер-то всего два!

— И что с того? — не сдавалась блондинка, тряся своим жидким хвостом, оборачиваясь то к Игорю, то к молчащей брюнетке. — Бери себе ведро и чисть вон то, крайнее слева, окно, а мы с Женькой вместе вымоем остальные два. Правда, Жень?

— Как хотите, — вздохнул Игорь и, взяв ведро, пошёл за водой.

О сменке он не подумал, поэтому, вернувшись, просто снял рубашку, оставшись в «школьных» брюках, и принялся за работу. Как и во всех «сталинках», в школе были высоченные потолки и, соответственно, огромные окна. На широченных подоконниках можно было спокойно лежать, не то что стоять. Но проблема была в том, что класс находился на втором этаже, а Игорь с раннего детства боялся высоты. Он легко вымыл с обеих сторон нижние половины стёкол, но никак не мог заставить себя забраться на подоконник раскрытого настежь окна. Стоило ему бросить взгляд на далёкий асфальт внизу, и бездна властно начинала тянуть его к себе, руки судорожно вцеплялись в подоконник, а ноги наоборот — становились ватными.

И вот пришёл момент, когда вернулась учительница. Похвалив девчонок, уже заканчивавших приводить в порядок второе окно, она со вздохом разочарования осмотрела работу Игоря, повернулась к нему, бледному от унижения, и неожиданно улыбнулась.

— Что же это вы, девочки, бросили такого красивого кавалера в одиночестве? Посмотрите, какие у него огромные зелёные глаза! А какие длинные и густые ресницы! Да за такие красивые глаза можно не только окно вымыть…

Девчонки смущённо захихикали, а Игорь из бледного мгновенно стал пунцовым.

— Ну, ладно, помоги-ка мне, — скомандовала Светлана Андреевна, скинула лёгкие босоножки и, опершись на плечо Игоря, ловко вспорхнула на подоконник. — Держи меня, кавалер! — вдруг властно приказала она.

Игорь робко положил руки ей на бёдра, так как до талии достать не мог. Не вставать же ему на цыпочки с больной ногой!

— Крепче держи! — прикрикнула на него Светлана Андреевна. — Ты столько воды здесь налил, что я боюсь поскользнуться.

На учительнице было короткое, скользкое на ощупь платье из тонкой зелёной материи. Оно тесно облегало всё её ладное, классически фигуристое тело, сидело, что называется, «в облипочку». Энергично протирая стекло, Светлана Андреевна то наклонялась к ведру, то вытягивалась струной, и руки Игоря скользили по её бёдрам и стройным гладким ногам и всё время почему-то попадали под коротенькую юбку, задирая её до самых лимонно-жёлтых трусиков и натыкаясь на различные упругие округлости.

Красный, как зрелый помидор, Игорь отдёргивал ладони от горячего женского тела, но Светлана Андреевна тут же прикрикивала на него, чтобы он не отпускал её, держал крепче. Девчонки откровенно хихикали и обменивались какими-то ехидными замечаниями в его адрес.

Поднять глаза вверх Игорь стеснялся и совал руки наугад, и те вновь попадали на округлые места, прикоснуться к которым у женщины он ранее мог только в мечтах. Игорь зажмурился, но от этого стало только хуже, потому что его воображение тут же заработало на полную катушку.

Внезапно он понял, что главный позор ожидает его позднее, потому что брюки спереди ему вдруг стали малы. Утаить этот факт от проклятых девчонок, уже закончивших свою работу и теперь откровенно пялившихся на него, было невозможно, а скоро всё увидит и поймёт учительница.

Казалось, эта сладкая пытка будет длиться вечно, но Светлана Андреевна вдруг села на корточки, плотно сдвинув колени, и положила прохладные влажные руки Игорю на плечи.

— Эй, красавчик, ты что, спишь? — услышал он её голос и открыл глаза. Перед ним в вырезе платья на двух высоких и полных холмах темнел коричневый треугольник, отороченный нежно-белой полоской кожи между границей загара и розовыми чашечками бюстгальтера.

— Помоги-ка мне слезть, — с лукавой улыбкой попросила Светлана Андреевна.

Выпростав дрожащие руки из-под её тесной юбки, Игорь крепко взял женщину за талию и потянул на себя. Та спрыгнула с высокого подоконника, повиснув при этом у Игоря на шее и прильнув к нему всем телом. От её огненно-рыжих кудрей струился сладкий аромат духов, мешавшийся с терпким запахом разгорячённого женского тела. Игорь содрогнулся от долгожданного чувственного взрыва, и что-то тёплое и липкое потекло у него по ногам…

Ночь Игорь промучился без сна. Одни воспоминания возбуждали его, другие жгли стыдом, подушка казалась горячей, а простыня была влажной от пота. В какой-то момент Игорь твёрдо решил, что в эту школу он больше не пойдёт. Проклятые девчонки наверняка растрезвонят обо всём, что видели, и Игоря просто затравят насмешками одноклассники. Нет уж, пусть родители переводят его в другую школу.

Приняв решение, Игорь почти успокоился и даже начал, наконец, засыпать, как вдруг его пронзила мысль, что он больше никогда не увидит Светлану Андреевну! «Да ведь я люблю её и не смогу без неё жить!» — обречённо понял он и неожиданно заплакал, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.

Когда солнце осветило опухшее, измятое страданием лицо Игоря, тот взял чистую тетрадь, авторучку и впервые в жизни написал стихотворение. Оно было длинным и сумбурным, в тексте мелькали «Светлана», «Светик», допотопное «Свет очей моих», «любовь» и, конечно, «кровь». С нетерпением дождавшись ухода родителей на работу, Игорь принял прохладный душ, с трудом натянул плавки, из которых вырос два года назад, надел старые, кое-где потёртые и драные, зато просторные «техасы» и чистую пёструю рубашку навыпуск, наспех залпом выпил стакан холодного молока (завтрак, приготовленный мамой, в глотку не лез) и почти бегом поспешил в школу.

Когда он пришёл, в школе ещё никого не было. Минут двадцать Игорь маялся во дворе, поминутно нащупывая в кармане «техас» треугольник любовного послания в стихах и строя планы, как и когда он тайком от других вручит его Светлане. Наконец пришёл завхоз, удивлённо посмотрел на переминающегося у запертых дверей Игоря, потом, вскинув руку к глазам, кинул взгляд на часы и озадаченно хмыкнул.

— Ну, проходи, — буркнул он прокуренным басом, отпирая замки. — Раз уж ты сегодня первый, то и работёнку я тебе подкину завидную.

— Мне бы вёдра, три штуки, — попросил Игорь. — Светлана Андреевна вчера сказала, что мы опять окна мыть будем…

— Вот ещё! — с неодобрительной усмешкой оглядел Игоря завхоз. — Окна, паря, пущай девчата моют, а ты держи вот это.

И он сунул Игорю в руки тяжеленную банку с гудронно-чёрной краской и новенькую плоскую кисть.

— Будешь красить забор вокруг школы. Все от зависти умрут! «Тома Сойера» смотрел?

— Но Светлана Андреевна сказала…

— С Андреевной я сам разберусь! — отрезал завхоз. — Иди, начинай красить, пока ещё не так жарко.

И Игорь пошёл. В то время ученики ещё не имели привычки спорить с учителями. Этот проклятый забор, вернее — ажурную чугунную ограду, Игорь красил несколько дней. За это время все окна школы были вымыты, отработка закончилась, а любовное послание так и не покинуло карман заляпанных краской «техас». Когда же он в последний день решился дождаться Светлану после работы, та проскочила мимо него, не заметив или не узнав, и запрыгнула на заднее сиденье мотоцикла, прижавшись высокой пышной грудью к спине сидящего впереди лохматого парня. Тот, повернув голову, подставил щёку для поцелуя, затем крутанул ручку газа, мотоцикл взревел и, оставив облако синего вонючего дыма, унёс первую любовь Игоря из его жизни.

Проведя ещё одну бессонную ночь, Игорь сжёг в отцовской пепельнице треугольничек письма и твёрдо решил, что никакого окна не было. Всю отработку он только красил ограду вокруг школы, о чём свидетельствуют заляпанные чёрными кляксами и потёками многострадальные «техасы»…

— Что с вами, Игорь Сергеевич? — пробился сквозь туман воспоминаний тревожный голос Клавдии Ивановны. — Вам плохо?

— Нет, всё в порядке.

Игорь Коломнянин выпрямился, чувствуя, как исчезает фантомная боль в уродливой гусенице старого шрама под левым коленом. Он весело окинул взглядом затихший почему-то класс и, улыбнувшись, сказал:

— Меня часто спрашивали, как и когда я начал писать стихи, и я не знал, что отвечать. Мне казалось, что стихи жили во мне всегда, сколько я себя знаю. Но вот сегодня случилось чудо: я вошёл в этот класс, увидел вон то окно, и карбункул красочных воспоминаний возник в моей памяти…