После боя под Пино-дель-Агуа мы приступили к улучшению организационной структуры своего отряда, который к этому времени был усилен несколькими подразделениями, присланными нам Фиделем. Наша цель состояла в том, чтобы повысить боеспособность отряда.
Была создана дисциплинарная комиссия, составленная из отличившихся в бою бойцов отделения лейтенанта Лопеса. Все они являлись очень серьезными парнями. Этой комиссии поручалось следить за революционной моралью, выполнением установленных требований при несении караульной службы, соблюдением общей дисциплины, за поддержанием чистоты и порядка в лагере. Однако комиссия просуществовала недолго, и через несколько дней после ее создания она распалась при трагических обстоятельствах, о которых я расскажу ниже.
Тогда же в небольшом, расположенном около горной вершины Ла-Ботелья лагере, который использовался нами обычно как перевалочная база, был казнен бежавший несколько месяцев назад дезертир по кличке Ворон. Мы были хорошо осведомлены о том, чем занимался этот тип. Под предлогом борьбы за революцию и ликвидацию доносчиков он попросту грабил и терроризировал местных жителей при явном попустительстве со стороны батистовцев.
Судебное разбирательство прошло быстро, и дезертира приговорили к расстрелу. К сожалению, в Сьерра-Маэстре нам довольно часто приходилось прибегать к высшей мере наказания в отношении подобных преступных элементов.
Стало известно, что Фидель после нападения на Чивирико закончил свой переход через зону Сонадор и находился на пути к району нашего расположения. Чтобы ускорить соединение наших сил, мы двинулись к реке Пеладеро.
Хочу рассказать о происшедшем по дороге забавном случае. В тот период в прибрежном районе, по которому мы проходили, жил коммерсант по фамилии Хуан Баланса. Его связи с батистовцами и латифундистами были всем известны, но он никогда не проявлял открытой враждебности по отношению к нам. У этого коммерсанта был мул, знаменитый на всю округу своей выносливостью. Мы реквизировали мула и отправились к селению Пиналито, находившемуся недалеко от реки Пеладеро, через которую нам необходимо было переправиться. Для этого требовалось спуститься к реке почти по отвесной скале. Перед нами встал вопрос, что делать дальше с этим мулом: зарезать его и нести мясо с собой, но мы и так были перегружены, или оставить на вражеской территории, или попытаться переправить его через реку. Мы остановились на последнем. И мул превзошел все наши ожидания. Он успешно спустился к берегу реки и продемонстрировал незаурядные способности акробата, пройдя с завидной легкостью там, где нам пришлось буквально съезжать вниз, цепляясь за лианы и выступы в скале. Мул удачно переправился и через бурную реку, совершив серию головокружительных прыжков с одного камня на другой, и таким образом завоевал право на жизнь. Впоследствии он надежно служил мне в качестве средства передвижения, пока не попал в руки Санчеса Москеры во время одной из многочисленных стычек в Сьерра-Маэстре.
В районе реки Пеладеро произошел неприятный инцидент, о котором я хочу рассказать подробнее, так как он имел серьезные последствия для нас.
Как я уже говорил, нами была создана дисциплинарная комиссия, В своей работе ей приходилось с самого начала преодолевать сопротивление некоторых наших товарищей, которые были не согласны с введением дисциплинарных взысканий. Такое положение не могло дальше продолжаться, и мы были вынуждены принимать против нарушителей дисциплины и порядка решительные меры.
Однажды несколько человек, желая зло подшутить над своими товарищами, ответственными за поддержание чистоты, набросали на территории лагеря мусор. Комиссии пришлось начать разбирательство этого происшествия. Несколько человек были посажены под арест. Среди них находился и Умберто Родригес, печально известный тем, что он приводил в исполнение выносившиеся нами смертные приговоры преступникам и дезертирам. Забегая вперед, скажу, что после победы революции Умберто, сговорившись с таким же типом, как и он, убьет одного заключенного в тюрьме Ла-Кабанья, и они оба совершат побег.
Вместе с Умберто Родригесом под арестом находились еще три бойца. В условиях партизанской жизни карцер мало что значил для провинившихся. Но когда проступок был серьезным, нарушителю дисциплины в течение двух или трех дней обычно не выдавалась пища. Этот вид наказания вызывал особое недовольство среди противников решительного укрепления дисциплины.
Спустя два дня после этого инцидента, когда под арестом еще находились основные его виновники, мы узнали, что совсем рядом, в местечке Эль-Сапато, расположился отряд Фиделя. Я поспешил туда, чтобы встретиться и поговорить с ним обо всем. Прошло всего несколько минут после нашей встречи, как неожиданно появился Рамиро Вальдес и сообщил, что Лало Сардиньяс стал виновником убийства. Пытаясь наказать нарушителя дисциплины, он сгоряча стал угрожать ему пистолетом. Произошел случайный выстрел, и боец был убит. В отряде возникла угроза бунта. Я немедленно прибыл на место происшествия и приказал взять под стражу Лало Сардиньяса. Многие были настроены очень враждебно против него, требуя созвать дисциплинарный суд и приговорить Лало к расстрелу.
Мы провели расследование и заслушали свидетелей. Мнения разделились: одни прямо заявляли, что это было преднамеренное убийство, другие считали, что произошел несчастный случай. Но независимо от высказанных мнений, сам факт применения физического насилия по отношению к товарищу был вопиющим нарушением закона, и Лало Сардиньяс не первый раз позволял себе это. Положение было не из легких. Все знали Сардиньяса как отважного командира, непримиримого к нарушителям дисциплины, как человека, которому было присуще чувство самопожертвования. Смертного приговора требовали для него как раз те, кто не отличался особой дисциплинированностью.
Заслушивание свидетелей продолжалось до глубокой ночи. К тому времени к нам в лагерь прибыл Фидель. Он был решительно против того, чтобы выносить Лало Сардиньясу смертный приговор, но в то же время считал, что будет неразумно принимать решение, не выяснив мнения всех товарищей. В ходе суда Фиделю и мне выпала задача быть защитниками обвиняемого, который спокойно, без малейших признаков страха, наблюдал за разгоревшимися спорами вокруг его дальнейшей судьбы.
После долгих и страстных речей, в которых многие выступавшие требовали вынесения смертного приговора, настала моя очередь взять слово. Прежде всего я обратился ко всем с просьбой как следует вникнуть в суть дела, пытался объяснить, что случай с Лало Сардиньясом нужно рассматривать с точки зрения конкретных обстоятельств нашей борьбы и условий военного времени и что в конечном счете виновником случившегося являлся диктатор Батиста. Однако было видно, что мои слова прозвучали не очень убедительно перед той враждебно настроенной аудиторией.
Было уже поздно, а споры все еще продолжались. Мы зажгли факелы и несколько свечей. Затем в течение целого часа выступал Фидель. Он разъяснил нам, почему не следовало применять в отношении Лало Сардиньяса высшую меру наказания. В этой связи Фидель подробно остановился на всех наших недостатках, рассказал об отсутствии крепкой дисциплины, о совершаемых нами ежедневно ошибках, о наших личных слабостях; в заключение он заявил, что отвратительный сам по себе поступок Лало Сардиньяса был совершен в конечном счете и интересах укрепления дисциплины и что это нельзя было упускать из виду.
Голос Фиделя, его страстная речь, могучая фигура, озаряемая факелами, оказали сильное воздействие на людей, и многие из тех, кто настаивали на казни Сардиньяса, постепенно стали соглашаться со своим руководителем. В ту ночь еще раз подтвердилась огромная способность Фиделя убеждать людей.
Но не всех убедила темпераментная и красноречивая речь Фиделя. В конце концов, все сошлись на том, чтобы поставить на голосование каждое из двух предложений: немедленная казнь через расстрел или разжалование в рядовые. В ходе голосования, от результатов которого зависела судьба человека, накал страстей стал еще больше.
Голосование пришлось отложить, так как некоторые голосовали по два раза, а в результате продолжавшихся споров искажались смысл и условия этого голосовании. Мы еще раз разъяснили поставленные на голосование два предложения и попросили всех сразу высказать свое мнение. За подсчет голосов отвечал я.
Многие из нас любили Лало Сардиньяса; мы признавали его вину, но вместе с тем очень хотели спасти его жизнь, ибо он был нужный для революции человек. Помню, как одна совсем юная девушка по имени Онириа, которая только что прибыла в отряд, просила убитым голосом разрешить ей голосовать наравне со всеми. Ей разрешили, и после этого началось голосование.
Результаты этого необычного голосования были следующими: из 146 присутствовавших 76 человек высказались против вынесения смертного приговора, 70 - за. Лало Сардиньяс был спасен.
Но на этом все не закончилось. На следующий день группа бойцов, несогласных с мнением большинства, решила уйти из отряда. Среди них было много тех, кто не отличался высокими моральными качествами, но были и хорошие парни. Как ни парадоксально, но из отряда ушли Антонио Лопес, возглавлявший дисциплинарную комиссию, и несколько человек из его отделения. Я помню имена некоторых из них. Это были Курро, братья Канисарес, Пардо Хименес. Последний, хотя и был племянником министра в правительстве Батисты, принимал участие в нашей борьбе. О дальнейшей судьбе этих людей мне не известно, но что касается судьбы братьев Канасарес, то ее не назовешь героической. Не согласившись с мнением большинства и дезертировав в трудный для нас момент, они позже окажутся на службе у врагов революции и высадятся как предатели на Плайя-Хирон, чтобы бороться против своего народа. Один из них будет там убит, а другой захвачен в плен.
Случай с Лало Сардиньясом свидетельствовал и о другом. Росла политическая сознательность наших бойцов и командиров, в Повстанческой армии формировались силы, придававшие новые черты нашей революционной войне, креп моральный дух, выкристаллизовывалась идея о необходимости аграрной реформы и глубоких социальных изменений в общественной структуре, которую нужно было осуществить, чтобы оздоровить всю жизнь в стране. Однако все это наталкивалось на противодействие ряда элементов, которые примкнули и нашей борьбе в поисках приключений, а скорее, ради своих узкокорыстных целей.
От нас ушло еще несколько человек недовольных. Имена их я уже забыл, но одного из них, по имени Роберто, запомнил хорошо, впоследствии этот человек расскажет выдуманную им самим лживую историю обо всем случившемся в отряде некоему Конте Агуэро, который напечатает ее в журнале "Боэмия".
Что касается Лало Сардиньяса, то его отстранили от должности командир взвода и разжаловали в рядовые. Он был включен в состав небольшого дозора, которому предстояло действовать против батистовцев. Лейтенант Хоакин де ла Роса, дядя Лало Сардиньяса, решил сопровождать своего племянника. Вместо Лало Сардиньяса Фидель прислал ко мне одного из лучших своих людей - Камило Сьенфуэгоса, который стал капитаном и командовал передовым отрядом нашей колонны.
В тот период в районе наших боевых действий объявилась контрреволюционная банда, которая, прикрываясь именем революции, совершала преступления и терроризировала местных жителей. Поэтому задачей Камило Сьенфуэгоса было совершить форсированный марш в район населенных пунктов Каракас и Ломон и выловить этих бандитов, чтобы в последующем предать их суду.