Эрбат. Пленники судьбы

Глава 6

…Дариан уже четвертый день безвылазно сидел в своей комнате. Впрочем, если бы даже он захотел выйти из нее, то не смог бы это сделать. Комната была заперта снаружи. Но мальчику и не хотелось никуда идти. Все вокруг до боли напоминало о матери, о ее руках, голосе, и от этих воспоминаний было вдвойне тяжело. Но много хуже были терзавшие душу воспоминания о том страшном вечере. Мальчик никак не мог простить себе, что в тот момент ничем не сумел помочь матери. Молча стоял в темном углу и трясся от ужаса… Дариан пока еще не понимал того, что появись он на площадке, то разделил бы незавидную участь Кристелин…

После падения тело матери унесли со двора, а через несколько часов, ночью, за стенами замка, сложили огромный костер — самоубийц в Таристане сжигали. Несколько человек клятвенно подтвердили, что Кристелин будто бы сама решила свести счеты с жизнью, и оттого священник не только отказался хоронить молодую женщину в земле, но даже и не стал читать над ней молитву. Сказал одно: не буду гневить богов, поступайте с ней так, как и положено поступать с грешницей, посягнувшей на свою жизнь, данную ей Богами…

То, что увидел Дариан, когда его подвели к этому костру, навсегда врезалось в его память. Гарла, желая унизить соперницу даже после ее смерти, приказала сложить погребальный костер на свином выгоне, куда согнала почти всех обитателей замка, и куда притащили безжизненное тело Кристелин, и, раскачав за руки-ноги, под крики и улюлюканье толпы швырнули тело молодой женщины в самый центр огромного костра. Сноп искр — и в без того ярко пылающий костер полетели новые вязанки хвороста и поленья…

Люди орали, и на лицах многих был искренний интерес. Когда еще такое зрелище увидишь — прямо на их глазах сжигают северную принцессу! И сгорит она так же, как горят простые люди, ничем не отличаясь от них, простолюдинов… Так и почувствуешь себя сопричастным к великим мира сего, и в глубине души порадуешься, что ты еще жив, а этих высокородных жгут, словно павший под ножом мясника заболевший скот… А если учесть, что по поводу смерти этой северной девицы выкатили бочку вина, то почему бы не повеселиться по поводу смерти какой-то там высокородной девки, да еще и чужестранки? Померла — туда ей и дорога!..

Сыну не дали возможности даже проститься с матерью. Вместо этого, когда ребенок в оцепенении глядел на все происходящее, напротив него встала Гарла и с довольной улыбкой смотрела на потрясенного ребенка — дескать, не страдай, ваше расставание будет недолгим, скоро будете вместе… Навсегда. Тогда-то ребенок, не помня себя, вновь бросился к ней, но тут кто-то сильно ударил его сзади по голове, и потерявшего сознание мальчишку отнесли в замок, и, во избежание дальнейшего шума, заперли в его комнате.

Когда Дариан пришел в сознание, то у него носом шла кровь, сильно болела голова, а перед глазами все расплывалось. Любой врач без малейших сомнений признал бы у парнишки сотрясение мозга — слуги Гарлы хорошо знали свое дело. Несмотря ни на что, Дариан встал, и, держась за стену, постарался выйти из комнаты… Подергал дверь — заперта… С трудом добрался до небольшого окна, единственного в их комнате. Оттуда ему были видны отблески больного костра, в который все еще то и дело подкидывали дрова, не давая огню утихнуть, и тяжелыми кольями шевелили пылающие угли… Как видно, кто-то очень хотел, чтоб на месте костра остались только пепел и зола… Дариан смотрел туда, в темноту со страшными огненными отблесками до тех пор, пока вновь не потерял сознание… Позже он узнал, что дрова в костер перестали подкладывать только на следующий день, когда в замке закончилось все топливо, приготовленное на пару месяцев вперед, а еще чуть позже то место на выгоне, где предали огню тело Кристелин, перепахали плугом, чтоб на будущее ничто не напоминало хозяевам замка о сожженной женщине.

Дариан все эти дни лежал на кровати, не в силах пошевелиться, и состояние его можно описать как полусон-полуявь. Несколько раз ему приносили еду, но мальчик даже не смотрел на нее — горло сводило судорогой одна только мысль о глотке. Единственное, что он мог делать — так это пить воду, и потом снова без сил падал на кровать. Все семь лет его жизни мать постоянно была с ним, и оттого ее исчезновение вызывало просто-таки физическую боль и опустошенность, а страшные воспоминания о ее гибели были даже не кошмаром, а непреходящим бездонным ужасом.

И вот на четвертый день заточения Дариана дверь распахнулась, и в комнату даже не вошел — вбежал граф. Судя по его виду, он был не только расстроен, а вдобавок и всерьез испуган.

— Сынок! Как ты здесь, бедный мой мальчик? Совсем один, бедняжка…

— Папа! — мальчик, преодолевая слабость, бросился на шею отцу. — Папа, она убила маму!..

— Знаю, сынок, знаю… Хочешь, я ее прогоню? Могу сделать это даже сегодня!

— Да, да… — Дариан прижался к отцу, и ему стало много легче. Папа… Пусть уже нет мамы, но зато рядом отец. Самый красивый, самый добрый, самый любящий… С ним отец, и отныне никто не даст Дариана в обиду! — Прогони ее, пожалуйста!.. И накажи! Так нельзя — убивать…

— Сынок, я тоже горюю о маме… Скажи, это она взяла из тайника камни Светлого Бога?

— Да… — всхлипнул Дариан. Вообще-то мама запретила ему об этом говорить хоть кому-то, но ведь папа, без сомнений, не входит в число обычных людей.

— Но…но… как она сумела открыть тайник?! Каким образом?! Это же невозможно! Она рассказывала тебе об этом?

— Мама все могла…

— Похоже на то… Но я этого не ожидал, никак не ожидал! Даже предположить не мог, что… А где они, эти камни, сейчас?

Дариан не отвечал. Было так хорошо обнимать отца и чувствовать его защиту! Они потом обо всем поговорят… Но отец был нетерпелив:

— Дариан, где камни?

— Там…

— Где? Да отвечай же!.. — судя по всему, терпения у графа было немного, а то, что имелось, уже подходило к концу, и, не выдержав, он сильно тряхнул сына. От этого у Дариана потемнело в глазах, боль отдалась звоном в ушах, и он непроизвольно схватился за голову.

— Больно!

— Извини, я не хотел. Где камни?

— Мама, когда достала камни из тайника, то спрятала их в свою прическу — начал было мальчик, но отца от этих слов чуть ли не перекосило

— Что — о?! — взревел граф, вскакивая на ноги. — Как это — в прическу?!

— Мама сказала — боялась, что ее могут увидеть с камнями в руках… Оттого и спрятала их в своих волосах — они же у нее были собраны в узел… — и тут Дариан вновь замолк, потому что отец, не помня себя, просто отшвырнул его к стене, причем сделал это настолько грубо, что сын вновь ударился головой о стену, и это вызвало в голове ребенка новую вспышку сильнейшей боли.

— Гарла! — заорал отец, не помня себя от бешенства. — Гарла, сука старая, ты где?!

— Не кричи. Я все слышала — в комнату вошла Гарла. Как видно, все это время она стояла за дверями. — Не глухая…

— То есть как это — не кричи?! Это же бриллианты! Понимаешь — бриллианты! Эти камни…они же могут гореть! Ты что, не соображаешь: если мальчишка сказал нам правду, то камни Светлого Бога уже безвозвратно пропали! Они сгорели в том костре! Как простой уголь!.. Это же конец имени, чести, положению…

— Надо же, какие ты знаешь слова… Наверное, с перепуга вспомнил?

— Заткнись, старая сука! Ты что наделала, а?! Неужели было трудно все проверить лишний раз? Если это правда, то… — граф в отчаянии схватился за голову. — Что мне делать?! Я не переживу подобного позора!.. Ты не помнишь, когда ее сжигали, волосы у нее были распушены, или по-прежнему собраны в узел на затылке?

— Собраны в узел. Я это хорошо помню.

— Ты меня погубила!

— Можно подумать, ты тут ни причем, ягненочек невинный… Все, хватит орать! Надо действовать, а не трястись от страха. Другой вопрос — где камни сейчас?

— Он же сказал — у матери! А от нее и пепла не осталось! Я уж не говорю о камнях…

— Папа, ты обещал ее прогнать! — вмешался в разговор Дариан, с ненавистью глядя на Гарлу. — Она же убила маму!

— Отвечай: где камни?! — граф так затряс сына, что у того застучали зубы. — Говори правду, а не то даже не знаю, что с тобой сделаю! Или же…

— Или же отправишься вслед за своей мамочкой — закончила Гарла слова отца.

Дариан в растерянности переводил взгляд с отца на мачеху. Так они вместе… Пришло понимание: отца куда больше беспокоят пропавшие камни Светлого Бога, чем смерть матери… Вернее, смерть матери отца совсем не трогает. И эта страшная женщина… В душе ребенка поднялось страстное желание сделать этой парочке нечто такое, что может до смерти напугать их… Сейчас отца и Гарлу больше всего интересует, где находятся волшебные камни, которые мать несколько дней назад принесла в эту комнату… Надо было послушаться слов матери, и промолчать о камнях Светлого Бога, не говорить о них даже отцу… Ладно, вы у меня сейчас пожалеете о том, что сделали с мамой!..

— Мама… Она показала мне камни, а потом снова спрятала их в свою прическу. Сказала, что если пропажу камней обнаружат, то никому не придет в голову искать камни в ее косах…

— Где сейчас камни? — граф вновь подскочил к Дариану, и рывком поднял его на ноги. — Куда она потом спрятала эти камни, спрашиваю?! Отвечай, дрянь!

— Они были у мамы в прическе, когда она упала с башни…

На самом деле в тот страшный вечер, когда Кристелин разбилась о камни двора, камней при ней уже не было. Но ребенок, когда понял, что отец и не думает прогонять Гарлу, то сам не зная отчего, продолжал твердить свое. А может, увидев, как его слова испугали отца и мачеху, он хотел заставить их обоих хотя бы таким образом пожалеть о смерти матери. Однако пока что Дариан заработал лишь очередной сильный удар в лицо, от которого вновь отлетел к стене.

— Ты… ты, дерьмо!.. — граф с ненавистью посмотрел на сына. — Это все из-за тебя!.. А ты, старая тварь!.. — рявкнул граф уже на Гарлу — Ты что натворила, быдло!.. Если это правда, то я пропал!.. Что мне теперь делать, а?!

— А я сказала — не ори! — Гарла, в отличие от отца, выглядела куда спокойней. — Заткнись сам! Что, поджилки трясутся? А ведь именно тебе с самого начала не стоило связываться с этой северной девкой! Что, захотел разом и от меня избавиться и огромные деньги захапать? Вот ты их и получил… Милый, запомни же, наконец: чтоб удачно провернуть такие грандиозные планы обогащения, какие зародились у тебя, кроме смазливой морды надо иметь еще и умную голову на плечах, а ее — башки с мозгами, у тебя отродясь не бывало. Так что ты сам во всем виноват, и не стоит перекладывать вину на меня. И вообще — не будь ты таким блудливым козлом, до подобного никогда бы не дошло!

— Да ты хоть понимаешь…

— В отличие от тебя я все понимаю — Гарла подошла к лежащему у стены ребенку и схватила его за волосы. — Говори правду, паскудник: куда твоя шлюха-мамаша спрятала камни Светлого Бога? И не ври — хуже будет. Чего молчишь?

— Где камни?! — заорал граф. Дариан невольно отметил, что в этот момент отец вовсе не был столь неописуемо красив, каким выглядел обычно. Сейчас он трясся то ли от страха, то ли от злости, и лицо у него стало неприятным, даже отталкивающим. — Где они, отвечай, мерзавец!

— Они все время были у мамы с собой… Она спрятала камни в прическе… — прошептал Дариан. Раз это злит Гарлу и выводит ее из себя, то он ни за что не отступится от своих слов.

— Мальчишка врет — заключила Гарла, отпуская волосы Дариана.

— Уверена? — в голосе графа была надежда.

— Ты же знаешь — просто так я не говорю. Еще в прошлом, когда я ссужала деньги в долг, то чувствовала, когда должники мне врут, а когда нет. И ошибок, как правило, у меня не бывало. Так вот: гаденыш врет. Он знает, где камни.

— Говори правду! — вновь затряс сына граф, но его остановила Гарла.

— Просто так он не скажет. Я таких упертых знаю. Тут нужен другой подход… Слушай меня внимательно, змееныш: или ты сейчас же скажешь нам правду, или же тебя до смерти запорют на конюшне. Молчишь? Зря. Тебе, над которым день и ночь тряслась мамочка, сдувая каждую пылинку — тебе даже уколотый палец покажется страшной болью, а ты еще не знаешь, что это такое — хорошие плети, особенно когда в их наконечники вплетены острые шипы. От удара мясо со спины разлетается по всем углам… Жуткое зрелище. Во всяком случае, рабам в бараке для прояснения ума хватает пары ударов, после чего они на всю жизнь становятся просто шелковыми… Молчишь? Что ж, пеняй на себя… Эй, сюда!

В комнату вошли двое. Дариан с ненавистью посмотрел на них. Слуги Гарлы, те самые, что сбросили мать с башни…

— Тащите этого гаденыша на конюшню… Дорогой, ты со мной? — повернулась Гарла к графу.

— Уволь. Ты же знаешь — я не любитель подобных зрелищ… Но, тем не менее, я надеюсь на тебя. Потом расскажешь, как все прошло. Только без неприятных подробностей.

— Чистоплюй. И что бы ты без меня делал, кобель?

— Не начинай снова, а? И без тебя на душе отвратительно — ведь если камни не найдутся, то мне конец… Делай с мальчишкой что хочешь, но узнай, где она их спрятала…

Раньше Дариан слышал, что на конюшне наказывают провинившихся рабов, но не знал, что это такое. А когда в полутемном помещении, пахнущем конским потом и навозом, с него сорвали одежду и привязали к врытому в землю столбу, то Дариану стало по-настоящему страшно. Стоящий в стороне слуга Гарлы держал в руках длинную плеть, в кончик хлыста которой, и верно, были вплетены острые шипы, на которые даже страшно смотреть, не говоря о чем-то ином…

— Слушай меня внимательно, паскудник — Гарла была рядом. — Ты должен был полететь вниз вместе со своей мамочкой, или же помереть с горя после ее смерти. В любом случае это было бы куда легче и безболезненней того, что сделаю с тобой сейчас. Скажи мне правду — где спрятаны камни, и ты умрешь легко, без боли… Что, будешь говорить? Нет? Ну, ты еще не знаешь, холеный сучонок, что это такое — настоящая боль… Тогда начнем восполнять пробел в твоем образовании.

Спину ребенка обожгло, точно кипятком. Он невольно закричал…

— Ну, так что? Скажи правду, и тебя отвяжут…

Дариан посмотрел на женщину, стоящую напротив него. К боли душевной прибавилась боль физическая, но хуже этого была довольная ухмылка Гарлы. Она не сомневалась, что сейчас же узнает от мальчишки все, что ей нужно… Он еще у нее и в ногах ползать будет! А меж тем ненависть Дариана к этой женщине была настолько сильна, что превышала даже дикую боль от удара. Если он скажет ей, где камни, то окажется, что его мать погибла напрасно, ни за что…

— Ты убила мою маму…

— Продолжайте — махнула рукой женщина, и в тот же миг на ребенка вновь обрушились страшные удары, в клочья раздирающие нежную детскую кожу, рвущие на части тело, дикой болью царапающие кости…

Дариан потерял сознание после десятого удара. Его облили холодной водой, и он с трудом открыл глаза.

— Ну, и где же они спрятаны?

— Ты убила маму…

— Давайте дальше…

Сколько продолжалось истязание, Дариан не помнил. Для него время слилось в одно сплошное море немыслимой боли, которое изредка прерывалось короткими провалами в небытие, и ведрами холодной воды, которая приводила его в себя…

А потом наступило непонятное состояние: Дариан как бы плавал в океане боли, и это жгучее течение уносило его все дальше и дальше, и в то же время он будто сроднился с этой болью, и даже не ощущал ее… И еще он мечтал лишь о том, чтоб побыстрей закончилось жизнь, и чтоб потом он мог увидеть мать… Скорей бы это случилось… У мальчика не осталось сил даже застонать после очередного ведра воды. Снова голос Гарлы, о чем-то беспрестанно спрашивающий его… Звуки доносились, как сквозь вату.

— Хозяйка, да он сейчас ничего не скажет. Закостенел… — это голос того самого слуги, что бил Дариана. — Я такое видел не раз. Пока сам не отойдет, его хоть о чем спрашивай — бесполезно, все одно не ответит. Да он уж, наверное, и не отойдет. Спина рассечена до того, что вон, уже и ребра из-под мяса торчат! Да некоторые из них еще и сломаны…

— Пожалуй, верно… — в голосе Гарлы была досада. — Позовите врача. Моего.

Врач… А, да, у Гарлы имеется врач, вечно пьяный господин…

— Ну, чего надо? — а, вот и врач пожаловал.

— Опять нажрался? — это снова Гарла. — Впрочем, сейчас не до того… Посмотри парня.

— А чего его смотреть? Вон, даже кости видны… Лучше сразу прибить, чтоб не мучался.

— Заткнись, остряк! Что-нибудь сделай! Мальчишку надо в себя привести.

— Это не ко мне. Я людей с того света вытаскивать не умею. Некроманта зовите. Его стихия…

— Вот что — Гарла была зла. — Или ты его вылечишь, или сам окажешься у этого столба!.. А уж отделают тебя так, что даже некромант не захочет смотреть на то, что останется от бывшего врача! Вернее, от бывшего коновала…

Снова прошло какое-то время, когда до сознания ребенка донеслись голоса. На этот раз меж собой говорили отец и Гарла…

— …Постоянно идут эти неприятные разговоры — голос отца. — И все ты виновата! Мне даже в голову не могло придти, что у тебя хватит ума расправиться с ней в то время, когда в замке есть посторонние! Вот когда разъехались бы гости, я б уехал…

— А ты, невинное создание, и не догадывался ни о чем, когда записку ей писал! — это уже голос проклятой Гарлы. — Хотя бы передо мной не юли! Я же тебя насквозь вижу!

— День подождать не могла?

— Нет, не могла! И не хотела! И если б не этот паршивец, то все бы сладилось!

— Раньше ты таких проколов не допускала. Стареешь…

— Заткнись! Я уже много лет только тем и занимаюсь, что подчищаю твои огрехи! Без меня ты — никто и ничто, и пора бы тебе это уже запомнить! Ведь это именно мне придется искать пропавшие камни!

— Надо было с самого начала позвать колдуна, чтоб он выяснил, где камни — в голосе отца слышалось едва сдерживаемое раздражение. — Или хотя бы притащить сюда ведуна какого, и при его помощи заставить мальчишку сказать правду! От наших деревенских колдунишек в случае чего всегда можно позже втихую избавиться. Все было бы шито-крыто… Но ты не сдержалась, вздумала проявить свой норов и отыграться на этом сопляке за прошлое!.. Вот теперь мы и имеем то, что имеем! Никакой ясности… Вот ответь мне: где камни? Он тебе так и не сказал? То-то и оно! Сейчас парня вначале надо вылечить, в себя привести, и уж только потом колдуна звать…

— А я думаю, может все же имеет смысл пригласить колдуна сейчас? Только колдун нужен настоящий, а не деревенский самозванец. Поисковая магия — это именно то, что нам надо! В крайнем случае, можно будет обойтись и без мальчишки…

— Не вздумай! — чуть не взвизгнул граф. — У тебя что, мозги напрочь отсохли, раз такую чушь несешь? Что, уже совсем ничего не соображаешь? Да разве от настоящего колдуна из Нерга можно избавится?! Он сам нас в порошок сотрет! Поисковая магия — дело, конечно, хорошее, хотя и дорогое, но к колдунам Нерга с этим вопросом обращаться не стоит ни в коем случае! Даже если они обнаружат камни, то я почти уверен, что они нам их вернут, или хотя бы скажут правду о том, где эти камни спрятаны. Да они нас на эти пропавшие камни могут поймать, как рыбу на удочку, и мы всю оставшуюся жизнь под дудку колдунов прыгать будем! Но, скорей всего, если камни обнаружат, то заберут их себе. У них на такие артефакты всегда зуб горит, и лапы сами собой тянутся, чтоб только заграбастать! А тут такой лакомый кусок! Кто в здравом уме так просто, задаром, от него откажется? Если же случится такое, что камни не найдутся, то в Нерге все одно будут знать, что камни Светлого Бога пропали…

В себя Дариан пришел в какой-то каморке, на жалком тюфяке, набитом соломой. Спину жгло, будто огнем, а тело болело так, будто это была одна большая рана. Стоило только чуть пошевелиться, как мальчика пронзала страшная боль, хотя, кажется, большей той боли, что сейчас терзала его тело, просто не существует. Безумно хотелось пить, но не было сил даже протянуть руку к кувшину с водой, стоящему подле него. И снова голоса, разговор двоих:

— А я тут при чем? — это голос врача. — Парень помирает — у него заражение крови. Да вы лучше поглядите сами, что ваши люди сделали с ребенком! У мальчишки на спине живого места нет! Хотя самые глубокие и длинные раны я зашил, но… Некоторые из них воспалились и я далеко не уверен…

— Хватит болтать! — голос Гарлы. — Тебе уже сказано: если парень сдохнет, то шкуру точно таким же образом снимут с тебя. Давно заслужил. Только вот лечить тебя уже будет некому.

— Говорю же — заражение! А я не волшебник, чтоб творить чудеса!

— Он говорить может?

— Сумеете разговорить — сможет. Хотя я в подобном далеко не уверен…

— А я все же попытаюсь…

Жесткая рука рванула Дариана за волосы.

— Открывай глаза, гаденыш! Знаю, что слышишь меня…

Дариан, с трудом приоткрыв глаза, посмотрел невидящим на стоящую перед ним Гарлу.

— Говори, где они? Отвечай, а не то хуже будет!

Но тот лишь вновь закрыл глаза. Видеть эту женщину было куда хуже, чем чувствовать боль.

— Опять не желаешь говорить? Хорошо, просто замечательно! Ничего, сейчас все скажешь… Значит — обратилась Гарла к врачу, — значит, говоришь, у этого гаденыша заражение крови? Так мы сейчас все вылечим! Эй, тащите сюда жаровню! Заразу надо выжигать каленым железом.

— Да вы что?! Парнишке всего семь лет! Он же может не выдержать! Болевой шок…

— Мне что, надо повторять приказание?

Топот ног, запах раскаленного металла… Снова рывок за волосы…

— Говори, иначе буду выжигать твои раны этими вот железными штырями! Взвоешь… А жечь я буду тщательно, ни одной ранки не пропущу, каждое воспаление прочищу, выжгу до самого донышка… Я ж в свое время обещала твоей шлюхе-мамаше, что могу стать для тебя заботливой мамочкой!

Да пусть делают, что хотят, ему все равно… Но когда в воспаленные раны на детской спине впилось раскаленное докрасна железо, Дариан страшно закричал…

… С того дня прошло более месяца. Все это время Дариан лежал в темной каморке в полном одиночестве. Как это ни удивительно, но раны на его спине постепенно стали затягиваться, хотя до полного восстановления было, конечно, еще очень и очень далеко. И все же, как это ни удивительно звучит, но страшное лечение Гарлы — выжигание воспаленных ран железом, помогло спасти жизнь Дариану. Можно сказать, сама, не желая того, женщина спасла ему жизнь.

Дариан поправлялся. Самое удивительное в том, что, несмотря на нанесенные ему страшные раны, выздоровление шло без осложнений. Следует отдать должное врачу Гарлы — знающему, но вечно пьяному человеку. Хотя он за все то время, что лечил парнишку, относился к нему, как к чему-то неодушевленному, но однажды, когда Дариан уже мог вставать и самостоятельно передвигаться, врач сказал ему, отхлебывая, по своему обыкновению, из фляжки:

— Ну, что, ходить можешь? Руки-ноги шевелятся, гнутся, как им положено? Кости целые и каждая из них находится на своем месте? Можешь сгибаться, ходить? Все функции организма в норме? Видишь, все в порядке. А ведь у тебя там все было изодрано в мелкие куски, и кости переломаны в многих местах! Сейчас же у вас, мой юный пациент, нет никаких повреждений внутренних органов. Далеко не каждый врач сумел бы восстановить то, что у тебя осталось от тела. А вот я сделал это, и имею полное право гордиться собой! Знаешь, почему? Дело в том, что у нас с тобой есть нечто общее. Просто больше всех живых существ на этом свете, я, так же, как и ты, ненавижу твою мачеху, эту старую сволочь Гарлу, называть которую госпожой у меня язык не поворачивается! Она мне всю жизнь поломала, хотя я в свое время был лучшим из врачей… В один далеко не самый прекрасный день я попал к этой суке в долговую кабалу, и мне из нее уже никогда не вырваться… Сейчас эта мерзкая баба хотела бы видеть тебя кривым, хромым, с трясущейся головой и наполовину парализованным… А вот хрен ей! Сейчас пусть злится, глядя на тебя, почти здорового и нормального!.. Но сразу предупреждаю тебя, парень: второй раз собрать тебя точно так же у меня не получится. И никто не сумеет сделать это снова. Так что думай сам, как тебе поступать дальше. Но если останешься в этом доме, то долго на этом свете не заживешься — поверь мне, человеку, который уже успел понять, сколько стоит человеческая жизнь в этом поганом мире…

Дариан хорошо запомнил эти слова, только вот после всего перенесенного он больше не мог разговаривать. Мальчик пытался сказать хоть слово, но ничего не получалось. Из горла вылетали лишь отдельные невнятные звуки. Все тот же врач, осмотрев ребенка, пришел к неутешительному выводу: парень не притворяется, и эта немота — последствия сильнейшего нервного потрясения и болевого шока. Парня надо отвезти к хорошему знахарю, или же просто ждать, когда мальчишка сам отойдет от пережитого. Или же кликните колдуна — они умеют лечить такие болезни. А пока что парень даже писать буквы на бумаге не может: сколько перо в его руки не вкладывай — все одно выпадает…

Возможно, именно это временное онемение и спасло его от новых истязаний. Во всяком случае, тут уж даже Гарла была вынуждена отступить от Дариана на кое-то время, но было понятно, что ее терпения надолго не хватит.

Правда, она все же предприняла несколько новых попыток выведать у мальчишки, куда Кристелин спрятала камни, да только эти ее усилия ни к чему не привели. Говорить Дариан не мог, а писать на бумаге отказывался — перо выскальзывало из его негнущихся пальцев. Впрочем, по уверениям врача, не исключено и такое, что после перенесенного парнишка забыл грамоту… Снова отправить парня на конюшню Гарла пока что не решалась — по словам врача, именно из-за болевого шока и сотрясения мозга Дариан потерял возможность говорить. Если его сейчас вновь привязать к столбу, то он или окончательно сойдет с ума, или же просто-напросто не выдержит, умрет. У каждого из нас есть предел возможностей, через который лучше не переступать, а парень сейчас находится на том самом пределе…

Скрепя сердце Гарла вынуждена была прислушаться к словам своего врача. Во всяком случае, пока что ребенка оставили в покое. Только вот надолго ли?

Однако как только Дариан смог встать на ноги, как его ждало новое испытание. По приказу Гарлы парнишку обрили наголо — именно таким образом во многих странах Юга поступали с рабами, после чего, одев в старые и грязные лохмотья, отправили в барак к невольникам. Отныне его место должно быть среди них. Дариан же лишь молча посмотрел на свои рассыпанные по грязному полу светлые кудри, которые когда-то так любила гладить и перебирать мама… Неужели все это осталось в прошлом и теперь его место средь бесправных рабов? В подобное не хотелось верить…

Как видно, Гарла хотела полностью унизить не только мать, но и ее сына, иначе ее месть не будет полной. Видеть сына северной принцессы, гнущего спину на самых грязных работах — это было настоящим бальзамом для души Гарлы. А если учесть, что дед этого мальчишки был одним из самых богатых и влиятельных людей Севера… Какое счастье — наслаждаться своей властью над аристократишками с из голубой кровью! Гарла торжествовала, но для того, чтоб чувствовать себя победительницей, ей не хватало одного — вернуть камни Светлого Бога. Ничего, она добьется того, что мальчишка укажет место, где северная нахалка сумела их спрятать! Камни где-то здесь, в замке, и она их отыщет! А уж потом и с мальчишкой можно посчитаться…

Барак, где живут рабы… Казалось бы, эти люди так же несчастны, как и он. К сожалению, в этом мире все далеко не так просто. Часто случается так, что озлобленные на весь мир, бесправные люди, у многих из которых в их горькой жизни почти не бывает светлых минут, оказываются очень жестоки. Увы, но черствость души, отсутствие морального стержня и самого обычного воспитания приводит к тому, что человек становится не только бесчувственным к чужой боли, но и жестоким по отношению к себе подобным. Такие люди стараются отыграться за собственные несчастья на ком-то одном, особенно если над ним можно безнаказанно измываться. Обычно среди них находится кто-то, самый несчастный из всех, и этому неугодному устраивают самую настоящую травлю. Таким непонятным образом невольники как бы мстят другим за себя, за свою неудачную жизнь…

Нечто подобное и произошло с Дарианом. Только представьте: среди рабов внезапно оказался мальчишка, еще недавно считавшийся господином, тот, кому они еще совсем недавно подобострастно кланялись… А теперь этот парень стал таким же, как и они, упал с шелковых перин до рабской лежанки. Подарок судьбы… Сейчас бывший сын хозяина ничем не отличался от обитателей грязного барака, а внешне выглядел даже хуже многих из них: грязный, одетый в рванье, с бритой головой, и к тому же ходивший постоянно в синяках.

Почему в синяках? Да просто обитатели барака досконально и с немалым удовольствием выполняли приказ госпожи Гарлы: устроить мальчишке самую настоящую собачью жизнь, но при том ни в коем случае не убивать парня, и вместе с тем следить за тем, чтоб он от отчаяния не наложил на себя руки. За несколько дней пребывания в бараке на парнишке не осталось ни одного живого места. Непонятно почему, но рабы словно стремились отыграться на Дариане за все свои обиды и унижения, полученные в этом доме. А так как новый товарищ по несчастью не мог говорить, то его можно было дубасить сколько душе угодно! К тому же у них было на это высочайшее соизволение хозяйки… Так почему бы лишний раз не ударить этого шкета, который еще совсем недавно считался сыном хозяина? Это же такая радость для души — унижать того, перед кем еще недавно лебезил!..

А уж послать новенького на самую грязную работу, или же взвалить на него свою, награждая за неумение очередной порцией тумаков — это же сплошное удовольствие! И понятно, что место в бараке мальчишке выделили самое плохое и неудобное, там, где держали самых ненужных и неугодных рабов — на вшивой лежанке рядом с отхожим местом…

Все это время Дариан жил, будто в дурмане. Казалось, что все происходит во сне, и с кем-то другим, а он вскоре проснется, и все закончится. Мальчик, выросший в бесконечной любви и беспрестанной заботе матери, от которой он не видел ничего, кроме ласки — и вдруг внезапно оказался один, не нужный никому и ненавидимый всеми в совсем ином, жестоком и незнакомом ему мире… Постоянно болели раны на пока еще окончательно не зажившей спине, подсыхающие рубцы разъедал соленый пот и грязь… Это было невыносимо. Соседи по бараку, те, кто еще совсем старались угодить, сейчас вовсю унижали, пинали, причем каждый пытался сделать так, чтоб это увидели другие…Надо же, а ведь мать всегда жалела рабов, никогда не позволяла себе неуважительного отношения хоть к кому-то из этих людей. Более того: если она видела больного среди них, то всегда посылала к таким несчастным врача, несмотря на недовольство Гарлы. Но, как видно, люди быстро забывают хорошее… Впрочем, и слуги вели себя немногим лучше…

За короткое время на парнишку свалилось слишком много. Раны на его спине все еще гноились, и плохо заживали, к тому же от постоянных ударов подсыхающие коросты то и дело отрывались от все еще воспаленных шрамов, в них попадали грязь и пот, разъедали спину… Но куда хуже боли телесной было осознание того, что матери больше нет на свете. Перед его глазами то и дело вставал огромный костер, и тело матери, исчезавшее в огне… Дариан не раз смотрел на то место, где еще недавно был разложен этот страшный костер. Сейчас по приказу Гарлы то место было перепахано не один раз, и туда уже привезли древесину для строительства свинарника. Это было омерзительно.

Дариан понимал — он получил совсем небольшую передышку. Вот-вот Гарла снова возьмется за него, и тогда — все… Но сопротивляться не было ни сил, ни желания. В последнее время у мальчика была только одна надежда — увидеть отца. Может, тогда все изменится? Ведь папа его любит — об этом ему постоянно твердила мать.

Дариан Мальчик встретил отца чуть ли не через три седмицы после того, как попал в барак к рабам. В тот день прекрасный граф в своих легких светлых одеждах возвращался с конной прогулки, причем был не один, а с каким-то богато одетым немолодым человеком. Время приближалось к вечеру, усталые лошади неторопливо шли, цокая копытами, по мощеному камнем двору замка, а мужчины весело разговаривали меж собой о чем-то забавном…

Дариан же шел из конюшни, где вместе с другими рабами чистил стойла. В его руках была тяжелая корзина с конским навозом — надо отнести ее в сад, вытряхнуть в том месте, где укажет садовник, и снова вернуться в конюшню… Это была уже восьмая корзина, которую он относит в сад, а работы по уборке конюшни было еще невпроворот…

При виде графа, в его белых, шитых серебром одеждах больше похожего на прекрасное виденье, Дариан сразу забыл обо всем плохом, обо всех обидах и горечах, которые принес ему отец. Бросив на землю корзину с конскими яблоками, мальчик стремглав кинулся отцу. Впервые за все это время он закричал:

— Папа!..

Граф недоуменно оглянулся. К нему со всех ног бежал грязный, замызганный, невероятно худой мальчишка с наголо обритой головой. Это же Дариан… Граф чуть не выругался вслух. Да что же это такое, а?! Как его люди допустили до того, что этот никчемный мальчишка может свободно ходить по двору?! Где слуги, куда смотрит Гарла? Ведь сказано же было старой дуре — приглядывай во все глаза за этим блеклым выродком!.. Какой позор — услышать подобное обращение от грязного раба, пусть даже этот мальчишка по недоразумению и был сыном Кристелин!..

Вдобавок ко всему паршивец уронил, чуть ли не посередине двора, корзину с конским навозом, и при том сам так ужасно воняет!.. Эта вонь — она даже перебивает запах дорогой туалетной воды, которой прекрасный граф пользуется постоянно! Какой ужас! Что о графе Д'Диаманте может подумать приехавший гость, с которым у очаровательного хозяина этого замка были связаны далеко идущие планы? Раздражение графа достигло предела, и его безупречно-красивое лицо перекосила злая гримаса. Не в силах сдержаться, он со всего размаха огрел хлыстом подбежавшего к нему сына.

— Пшел вон, дурак! Вон, я сказал! — и граф, брезгливо оттолкнув ногой ребенка, тронул поводья у своего коня.

Дариан, словно оглушенный, остался стоять на месте, и до него донесся голос графа.

— Кто это? Не обращайте внимания, дорогой друг! Это — один из моих рабов, нездоровый на голову мальчишка. Такие никчемные людишки имеются у многих хозяев, и я — не исключение. Скверный раб, способный только ковыряться в грязи, и которого давно следовало бы продать в Нерг, на каменоломни. Все одно ни на что иное этот мальчишка не годен. Местный дурачок, над которым все смеются… Только из-за бесконечной доброты моей жены, которая питает к мальчишке непонятную привязанность, этот бездельник еще живет здесь, а не ковыряется в отвалах на рудниках Нерга…

Дариан прижал руки к лицу. Удар графа был сильным, еще хорошо, что хлыст глаз не задел, иначе парнишка вполне мог остаться без глаза… Однако именно этот удар стряхнул с ребенка сонное оцепенение. Но во много раз больнее другое — услышать такие слова отца, которые эхом повторялись в его ушах — «это никто, местный дурачок…»… Будучи не в силах сдержаться, и прижав руку к лицу, парнишка стремглав бросился со двора. Быстрее спрятаться, скрыться от всех, и, прежде всего от отца и Гарлы! Ему что-то кричали вслед, требовали вернуться, подобрать корзину, убрать рассыпанное и вернуться на конюшню… Дариан даже не стал оборачиваться. Он знал, где сумеет отсидеться до темноты…

Прибежал в сад, и спрятался в густых кустах от чужих глаз, а затем незаметно добрался до нужного места, благо идти было недалеко — все же сад при замке был не очень велик. Вот и она, самая крайняя из трех каменных беседок, небольшой полукруглый грот, почти полностью обвитый какими-то вьющимися растениями. Дариан знал, что внутри этой беседки, под тяжелой мраморной скамьей, есть небольшое углубление, прикрытое тщательно подогнанными досками.

Когда-то в этом гроте был небольшой фонтан, вода из которого стекала внутрь, в особый каменный резервуар, который находился как раз под каменной скамьей, а уж позже оттуда, из этого самого резервуара, вода по трубам вновь подавалась в фонтан… Однако уже много лет назад что-то испортилось в системе, подающей воду, а пригласить в замок хорошего механика, чтоб все отремонтировал и привел в порядок, постоянно было как-то не с руки. С тех пор фонтан не работал, и внутри резервуара было сухо. Но сверху он так же, как и раньше, был прикрыт досками, которые при желании можно приподнять, а затем вновь аккуратно уложить на место.

Дариан и Кристелин уже давненько обнаружили это небольшое укрытие. Тогда, по своей обычной привычке исследовать все до конца, молодая женщина захотела узнать, куда раньше уходила вода из когда-то работающего фонтана. Мать вспомнила о том совсем недавно, за день до своей гибели, когда она думала, куда им спрятать самое необходимое, что они собирались спрятать. Взрослому человеку то углубление под скамьей было где-то по пояс, а вот ребенок вполне мог там не только сидеть, но даже лежать. Именно сюда, в этот самый резервуар, Кристелин вместе с сыном успела принести часть из тех вещей, которые собиралась взять с собой в дорогу.

Мальчику не составило труда незаметно проскользнуть в беседку и приподнять пару досок под скамьей. С замирающим сердцем поглядел внутрь… Туго набитый дорожный мешок, положенный в тот день матерью, был на месте, его никто не трогал — просто не нашли припрятанное. Очень хорошо!

Забраться внутрь, тщательно опустить за собой доски на прежнее место — это заняло совсем немного времени. И пусть в том каменном резервуаре взрослому человеку можно было сидеть лишь немного согнувшись, но вот ребенку прятаться здесь — в самый раз. В том резервуаре было прохладно, и Дариан был надежно спрятан от вездесущих глаз. Сейчас он был один, и его никто не видел. И еще рядом был дорожный мешок…

Уже давно Кристелин с сыном понемногу переносили сюда те вещи, которые собирались взять с собой в дорогу — делать это надо было осторожно, чтоб никто из слуг не догадался о том, что мать и сын что-то прячут в саду. Оттого сейчас в дорожном мешке было сложено далеко не все из того, что они собирались взять с собой в дальний и долгий путь до Валниена. Остальные вещи мать собиралась принести той ночью, когда они собирались бежать отсюда, и когда ее убили…

Сжавшись в комок и находясь в темноте, отгородившись от внешнего мира, мальчик почувствовал себя в относительной безопасности, хотя жестокие слова отца по-прежнему сверлили мозг… Дариан уткнулся лицом в плотный холст мешка. Удивительно, но от него шел чуть ощутимый запах матери… А, да, там же лежит ее платье, то самое, в котором она много лет назад бежала из родного дома! Мама зачем-то положила это свое старое платье к его вещам… Наверное, просто не хотела оставлять ничего здесь, в этом доме, где она никому не нужна…

И тут впервые за все то время, что прошло после смерти матери — тут впервые Дариан заплакал, пусть и беззвучно. До того он не мог выдавить из себя и слезинки, но сейчас слезы полились сами, будто кто-то одним ударом разрушил ту холодную стену, за которой он оказался после смерти матери. Вновь на него нахлынули воспоминания, и снова к горлу подступила острая горечь утраты. Слезы лились безостановочно, сами собой, но вместе со слезами выходила та безысходная боль и острая горечь утраты, что все это время сидела в нем, а легкий знакомый запах, исходивший от лежащего в мешке старого платья матери, успокаивал и давал почти забытое чувство защищенности. Стоило закрыть глаза, и чувствовать этот едва ощутимый запах, как начинало казаться, что теплая ладонь вот-вот коснется его волос, и через мгновение он окажется в объятиях матери… Легкий запах одежды сделал больше, чем иной врач, и на душу ребенка стал нисходить покой. Пусть мамы уже нет на этом свете, но она все равно с ним. Он это чувствует, знает, понимает… Даже саднящая боль на лице от удара хлыста стала отступать, и Дариан сам не заметил, как заснул, и его сон впервые за последнее время был спокойным и без рвущих душу кошмаров…

Проснулся он как от боли в затекшем теле, так и от мужских голосов неподалеку. Мальчик вслушался — это двое из тех, с кем он делил рабский барак.

— Убей — не знаю, где искать этого парня! И здесь его нет! А ведь, кажись, все обыскали! Где он может прятаться?

— Где, где… Понятно где — в доме. Там хорошенько поискать надо по кладовкам да темным углам! Забился, поди, куда подальше, и трясется от страха.

— Есть от чего трястись! Граф, говорят, на хозяйку чуть ли не орал в полный голос, что она, полоротая, за мальчишкой не углядела, и тот на глаза иноземному гостю объявился… Хозяин, конечно, перед иноземцем выкрутился, но госпоже Гарле от мужа все одно попало. А пацан еще и заговорил!..

— Слушай, а может, он только притворялся немым?

— Не, не похоже. Да и врач госпожи Гарлы врать не будет. Мальчишка просто папашу впервые за долгое время узрел, вот и кинулся к нему, как оглашенный… Такое бывает. А теперь мы с тобой этого шкета искать должны! Так бы и врезал ему! Тоже мне, господин бывший…

— Был господин, да весь вышел. Теперь он от нас в морду получает…

— Как отыщется, с парня шкуру снова спустят, в этом можно не сомневаться…

— Я и не сомневаюсь…

— Найдется. Жрать захочет — сам приползет, вылезет из своей щели, если не сейчас, то к утру обязательно. Ох, и будет ему от хозяйки!..

— От меня ему тоже достанется. Нам с тобой, между прочим, тоже пожрать бы самое время, а вместо этого мы все еще голодными ходим! Как бы нам самим к ужину не опоздать!.. И где этот паршивый мальчишка может быть?

— А может… Вдруг он на площадку поперся? Ну, откуда его мамашу вниз сбросили…

— Да ну!.. Хотя… Хозяин ему хорошо хлыстом по морде приложил, мальчишка с горя мог и на площадку рвануть… Надо бы хозяйке о том сказать…

Голоса постепенно стихали, удалялись так же, как и звук их шагов. Ушли… Значит, сейчас за стенами грота уже совсем стемнело — ужин в барак приносят незадолго до того, как рабам положено отправляться спать. Что ж, в это время и в саду, и во дворе пусто, никто не ходит — все садятся к столу, а иначе можно остаться с пустым желудком. Едоков в доме хватает, кто первый за стол сел, тот больше и съел… Это же в равной степени относится и к стражникам, и к прислуге. Но все равно не стоит пока вылезать из своего укрытия, надо немного подождать. На всякий случай.

Пока есть время, надо вспомнить, что мать успела принести. В этом дорожном мешке лежат его теплая куртка, штаны, шапка, и, что самое главное — теплые ботинки. Там были даже рукавички, теплые, так же, как куртка и штаны, сшитые из бараньего меха. Почти все вещи, что лежат здесь — все привез барон Обре, хотя и не понимал, для чего нужны зимние вещи матери и ребенку в южной стране. Но отказывать Кристелин в ее странной просьбе старик не стал, тем более, что всегда был рад порадовать своих невольных подопечных. А эти рукавички… Дариана, который до того никогда не видел зимней одежды северян, очень позабавили эти, как ему показалось, необычные меховые мешочки для кистей рук, и первое время он относился к ним, как к новым игрушкам. Мальчик даже не представлял, что может быть настолько холодная погода, при которой нужно постоянно держать свои руки в тепле, чтоб не замерзнуть…

Потом Дариан помнит, что мать положила в мешок донн-ди, карту, на которой отмечен путь до Валниена и письмо к своему отцу, герцогу Белунг, которое она писала в ту ночь чуть ли не до рассвета. Еще там должна находиться большая фляга, сделанная из высушенной тыквы, веревка из шерсти песчаной козы и плитки пемкана… А, да, и платье матери… Остальную ее одежду они должны были принести сегодняшней ночью. Может, там еще что имеется, в этом мешке?.. Надо вспомнить… Жаль, что огнива нет..

Дариан вылез из своего убежища, когда уже была глубокая ночь. Тихо, только треск цикад в тишине южной ночи. После непроницаемой темноты, что была в тайнике, снаружи показалось почти светло. Аккуратно уложил доски на место, чтоб никто не знал, где он прятался все это время. До того мальчик вытащил из дорожного мешка донн-ди, и надел его себе на шею. Мама хотела, и даже настаивала, чтоб этот оберег был вечно с ним, и потому он отныне никогда не будет снимать со своей шеи мешочек с двумя фигурками…

Хорошо бы набрать чистой воды в большую флягу из высушенной тыквы, а то ближайший источник находится далековато отсюда, и потом — никогда не стоит отправляться в путь, да еще и по жаре, без запаса воды… Но чистая вода в бочках находится возле кухни, а ему туда сейчас лучше и близко не подходить — около еды всегда отирается кто-то из дворни. Ничего, и из этой ситуации можно найти выход: здесь неподалеку, чуть в стороне от грота находится небольшой пруд с цветущими лотосами и золотыми рыбками — именно там, в стоящей возле пруда небольшой беседке, увитой плетущимися розами, очень любит сидеть Гарла. Вода в том пруду, правда, не очень чистая, но сейчас выбирать не приходится. Зато там можно вволю напиться и набрать с собой воды с собой в дорогу…

Чуть позже, уже набрав воды во флягу, и немного отойдя от пруда, Дариан достал из мешка и склянку с мазью, отбивающей обоняние у собак. Ее, эту мазь, по просьбе Кристелин как-то привез барон Обре. Впрочем, именно старый барон купил и привез в замок почти все, что лежало в этом мешке, включая сюда же и сам дорожный мешок.

Натирая сбитые ступни ног резковато пахнущей мазью, Дариан вспоминал многократно повторяемые слова матери о том, что ему следует делать дальше. Прежде всего надо выбраться за стены этого замка через не очень широкую щель в стене сада — этой дорогой частенько пользуются слуги, если им надо незаметно удрать по своим делам на часок-другой… Правда, перед этим надо проверить, нет ли там засады…

Кстати, пока он не забыл — ему надо будет прихватить с собой палку, одну из тех, которые садовник использует для подпорки растений — без хорошей палки в дороге не обойтись, а для здешнего сада их специально изготовляют из крепкого самшита… Еще нужно захватить с собой пару-другую плетеных из травы сандалий, которые один из садовников частенько плетет для рабов и складывает эти сандалии в большой короб — босиком уходить не стоит…Затем, оказавшись за стенами замка, ему следует идти вдоль дороги, идущей на восток, но, однако, не приближаясь к той дороге ближе, чем на десяток-другой шагов — нельзя, чтоб его заметили люди, оказавшиеся ночной порой на дороге… Ночи же в Таристане темные, за несколько шагов не увидишь товарища, идущего неподалеку от тебя…

Ждать у стены пришлось недолго. Выскользнув через заросшую диким вьюнком щель в стене вслед за убежавшей наружу парочкой, Дариан закинул мешок за плечи, и направился своим путем. Хорошо, что южные ночи такие теплые — сейчас на нем из всей одежды всего лишь обрывок какой-то темной тряпки, но ему не холодно…

Уже идя вдоль дороги, мальчик вновь и вновь вспоминал слова матери: до сегодняшнего рассвета надо успеть добраться до высохшей речки. Вода в ней бывает только весной, а с наступлением лета речка пересыхает, однако на ее крутых берегах есть множество неглубоких и узких пещер… Нужно выбрать одну из них, и проверить палкой, нет ли в этой пещере змей или скорпионов… Если нет, то следует забраться внутрь, расстелить вдоль всего входа в пещеру веревку, сделанную из шерсти песчаной козы. По непонятной причине ни змеи, ни насекомые не только не переползают через эту серую колючую веревку, но даже более того — отползают от нее подальше. В здешних местах такая веревка имеется в любом доме, даже самом бедном…

Ну, а потом он, наконец-то, сможет отдохнуть в этой выбранной им пещере, поспать, надеть на себя кое-что из одежды, и еще раз осмотреть те вещи, что они с матерью успели принести в грот… К сожалению, доставили туда лишь часть из того, что им могло бы понадобиться в дороге. Увы, Кристелин не могла принести больше, иначе подобное могло привлечь излишнее внимание прислуги — с чего это, мол, мать с сыном тащатся в сад с целой кучей самого разного барахла?! Ничего не поделаешь, надо обходиться тем, что есть. Главное — у него имеется донн-ди (Дариан все время дотрагивался до висевшего на шее мешочка с деревянными фигурками), карта и письмо к деду, герцогу Белуг…

Еще хорошо, что в мешке есть плитки пемкана. В свой последний приезд барон Обре по просьбе Кристелин привез три десятка плиток этой дорожной еды, которая могла храниться, не портясь, годами. Но Дариан, распробовав плитки коричневого цвета, стал потихоньку таскать кусочки привезенного угощения, и грызть их в свое удовольствие, а мать не могла отказать сыну, не избалованному вкусной едой… Вот оттого сейчас их, этих плиток, и осталось всего штук пятнадцать, не больше, но это много лучше, чем ничего. Однако пемкан следует приберечь на крайний случай — вряд ли он сумеет отыскать еду на холодных склонах северных гор. А пока что ему при каждой возможности следует искать коренья и дикие плоды… Впрочем, за последнее время Дариан перестал быть разборчивым в еде.

Итак, он доберется до одной из этих крохотных пещерок, еще раз просмотрит вещи, проверит, что еще имеется в дорожном мешке, и восстановит в памяти весь маршрут, места отдыха, расстояние, которое ему надо проходить каждую ночь… В той пещерке ему надо будет отдохнуть, а с наступлением ночи, выспавшийся и набравшийся сил, он выйдет из своего укрытия и пойдет дальше… Идти следует только ночью, чтоб его никто не увидел. Ночи в Таристане, как и во многих южных странах, непроницаемо-темные, и, если повезет, то Дариану удастся покинуть эту страну, а потом и дойти до горной гряды. И еще: следует обходить стороной селения и города. Главное — идти только по ночам, и по тому маршруту, что уже был заранее разработан его матерью, каждую ночь проходить определенное расстояние до следующей точки на карте, а на отдых, опять-таки, останавливаться лишь в тех местах, которые мама считал наиболее подходящими и более-менее безопасными.

И еще одно: пока что ему нужно как можно чаще смазывать ступни ног мазью, отбивающей любые запахи. В том, что его будут искать, в том числе и при помощи собак, Дариан не сомневался. Но он должен уйти отсюда и добраться до Валниена хотя бы только для того, чтоб рассказать деду о том, как погибла его дочь, и про то, что произошло в замке графа… И он сумеет это сделать, хотя бы в память о матери…

… Герцог Белунг неприязненно смотрел на стоявшего перед ним невероятно худого светловолосого мальчишку. Одна кожа да кости, в чем только душа держится… Сразу видно, что полукровка: несмотря на светлые глаза и волосы, у сопляка слишком смуглая для северянина кожа, да и телосложением местные покрепче будут… И этот заморыш смеет утверждать, будто он — сын его покойной дочери Кристелин!? Того не легче!..

— Я согласился выслушать тебя лишь оттого, что ты утверждаешь, будто у тебя есть письмо принцессы Кристелин ко мне…

— Да, вот оно… — и мальчишка притянул герцогу донельзя замызганную трубочку пергамента. Герцог брезгливо, двумя пальцами, взял письмо, развернул его… Вне всякого сомнения — почерк Кристелин. Непонятно…

Пока герцог с непроницаемым видом читал письмо, Дариан с неподдельным интересом косился по сторонам. По сравнению с этим огромным дворцом замок его отца выглядел совсем маленьким и бедным. Дариан помнил, какое изумление он испытал, когда узнал, что это громадное строение — вовсе не город, а всего лишь один дворец! Богатство внутренней отделки потрясло его еще больше. Наверное, короли — и те живут бедней!

Когда несколько дней назад Дариан дошел до замка герцога, то стало понятно, что ему просто так ни за что не попасть к хозяину этого дворца. Подумав, он пошел искать дом, где жила старая няня Кристелин. Как говорила, улыбаясь, мать, это был запасной вариант. По счастью, старая женщина оказалась дома. Вначале старушка недоверчиво встретила ободранного мальчишку, но все же решила поговорить ним. Ну, а в конце этого разговора она уже плакала навзрыд… В общем, если б не эта старушка, уговорившая герцога поговорить с парнишкой, то Дариану было бы много сложнее пробиться к деду…

— Так ты утверждаешь, что это письмо — герцог небрежно бросил на стол пергамент, — ты утверждаешь, что это письмо дала тебе моя дочь?

— Это письмо дала мне моя мама. На тот случай, если сама не сможет добраться до вас.

— То есть ты имеешь наглость утверждать, что я — твой дед?

— Если вы — герцог Белунг, то да…

— Погодите! — вмешалась в их разговор старая няня, находившаяся тут же. — Да вы, господин герцог, только поглядите внимательней на парнишку! Ведь вылитый вы!..

— Помолчи! — одернул ее герцог. — Утверждать можно все, что угодно. Моя дочь умерла, и не может ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова…

— Она не умерла! — чуть ли не закричал Дариан. — Она не умерла! Ее убили!

— Вот как? — чуть дернул щекой герцог. — И ты можешь это подтвердить?

— Да!

— Рассказывай — после паузы приказал герцог.

Во время всего долгого рассказа Дариана старый герцог не произнес ни слова, и выражение его лица оставалось все таким же непроницаемым. Лишь когда мальчик закончил свое горькое повествование, дед бросил:

— Ложь. Даже если допустить, что какая-то часть твоей истории правдива, то остается главное: ты не мог пройти через горы. Зимой, в одиночку, не зная дороги… Бред. Да и в наших местах в эту зиму морозы стояли на редкость трескучие. А снега навалило столько, что подобного обилия не помнили даже старики. Даже горцы без особой нужды не покидали своих селений. Слишком опасно. При таких погодных условиях с дорогой в горах не всегда справится даже самый опытный и умелый проводник…

— Я и шел не просто так. Вот — Дариан протянул еще один лист пергамента. — Здесь мама указала дорогу, по которой она много лет назад добиралась из Валниена до Таристана.

— Даже так… — и герцог снова замолчал, рассматривая карту.

— Вот еще… — в руках у няни было старое платье Кристелин. — Это оно, то самое платье моей девочки, в котором она из дома уехала…

— А что оно здесь делает? — поморщился герцог, глядя на старое обтрепанное платье. — Эта тряпка что, все время в грязи лежала?

— Нет — выдохнул Дариан. — Оно не грязное. Просто я в него закутывался там, в снегах, когда спать ложился. Оно теплое…

— Что ж, тогда расскажи о дороге, и о том, как ты оказался здесь…

Как Дариан в одиночку прошел путь от Таристана до Валниена? Нелегко… Прежде всего он задержался в пути по Таристану дольше, чем рассчитывал: не раз случалось такое, что неподалеку от тех мест, где он прятался, останавливались люди, и Дариан предпочитал незаметно отсидеться в своем укрытии, чем показаться хоть кому-то на глаза. Еще мать говорила, что им не стоит лишний раз привлекать себе внимание. К тому же сейчас, глядя на его бритую голову, каждый решит, что перед ним беглый раб, которого следует поймать и за вознаграждение вернуть хозяину… Так что Дариан старался лишний раз не рисковать.

К тому же мальчик отныне не собирался ни в коем случае не нарушать слов матери — один раз он уже это сделал, сказал отцу, кто взял камни Светлого Бога… Но об отце Дариан старался не думать. Пусть с ним будет только мама… Дариан вновь и вновь вспоминал мать, как она любила гладить его по голове, перебирать светлые волосы сына… А сейчас… Проводя рукой по своей бритой голове, Дариан решил: в будущем он никогда не станет коротко стричь свои волосы. Пусть лучше они будут много длиннее, чем обычно носят мужчины, но коротко обрезать их он никогда не станет. Маме бы это понравилось…

Дариану не повезло — все же он вышел из дома куда позже того срока, когда, по расчетам Кристелин, им стоило бежать. К тому же он очень задержался в пути, и оттого подошел к горной гряде в самое неподходящее и опасное время для перехода — уже начиналась зима. Но останавливаться мальчик не стал — лучше горы с морозами и снегами, чем Гарла и рабский барак… Так что Дариан лишь надвинул поглубже шапку на уши и пошел искать метку, означавшую начало тропы через горы, ту метку и ту тропу, о которой знали лишь считанные единицы…

Снега, льды, постоянный холод, пронизывающий чуть ли не до костей, вымораживающий тепло из детского тела, сводящий немотой руки и ноги… Тогда же мальчик впервые узнал, что это такое — снег. Мать много рассказывала о нем, но одно дело — рассказы, и совсем другое — почувствовать его руками, и понять, что же на самом деле представляет из себя снег. Он, конечно, красивый, но какой же холодный!

Для ребенка, выросшего в жарком климате Таристана, было немыслимо холодно в этих суровых ледяных горах. Раньше он даже не мог представить, что можно так мерзнуть… Иногда Дариану казалось, что во всем мире не осталось тепла, а прежняя жизнь с жаркими и душными днями представлялась чем-то сказочным, нереальным, что больше не повторится… Да и было ли оно, тепло?.. Бывало и такое, что на парнишку, будто снежная лавина, накатывало ледяное отчаяние, и по щекам ребенка, помимо его воли, текли слезы, льдинками застывающие на одежде. Как же ему в эти горькие минуты не хватало матери, ее светлой улыбки и добрых слов! При нем было только ее старое шерстяное платье, в которое он кутался каждую ночь, чтоб не замерзнуть во сне. Иногда казалось, будто мама была рядом с ним… И ребенок твердил себе одно: он должен выполнить желание матери, пройти через эти горы, и найти своего деда. Тот ему поможет, и в доме деда у Дариана наступит совсем иная жизнь… Так что надо сжать зубы, идти вперед, перетерпеть и холод, и голод, и все остальные тяготы нелегкого пути…

Дни шли за днями. Позади остались ледники, откуда он множество раз чудом не сорвался, снежные бури, которые он пережидал в жалком укрытии, дрожа от холода, голодные спазмы в желудке, нехватка воздуха на вершинах, недолгая снежная слепота, онемевшие от холода руки и ноги, сходящие лавины, от которых он уберегся совершенно непонятным образом, снежный барс, не тронувший мальчика…

Когда Дариан добрался до Валниена, там уже начиналась весна, и идти по рыхлому, проваливающемуся под ногами снегу было почти невозможно. Причем именно здесь, на Севере, мальчик впервые столкнулся с такими глухими и темными лесами, которые он ранее и представить себе не мог. Если б не карта матери, то он бы, несомненно, заблудился и сгинул в лесу. А так — ничего, через несколько дней блуждания по лесу он вышел к заброшенной избушке, которая была обозначена на карте матери. В том, пусть и заброшенном, но еще крепком домике он и просидел несколько седмиц, ожидая, когда в лесу сойдет снег. Главное — там можно было передохнуть. В лесной избушке нашлось огниво и немного муки, так что мальчик сумел развести в небольшом очаге огонь, и в полуразбитом глиняном горшке согрел воду, в которой развел мучную болтушку…

Лишь много позже Дариан понял, как ему повезло, что он избежал встречи со зверьем, оголодавшем после долгой и холодной зимы. В той лесной избушке Дариан также задержался дольше, чем хотел. Целыми днями он лежал на старой дощатой лавке, смотрел на огонь в очаге и постепенно приходил в себя после неимоверно трудного перехода через горы, вымотавшего у него все силы. И пусть живот у него резало от голода, но душу грело то, что рядом не было Гарлы! И еще он смог перейти через горы… Мама бы гордилась им! Правда, сил почти не осталось даже на то, чтоб лишний раз пройти по прогалинам весеннего леса, посмотреть на пробуждающуюся после долгого зимнего сна природу. Наружу Дариан выходил только для того, чтоб набрать хвороста и дров для очага.

Еще он выкапывал на проталинах небольшие луковицы желтых подснежников — мама, помнится, говорила, что эти цветы называют гусиный лук… Испеченные в золе, они казались голодному мальчишке едва ли не лакомством. Потом появилась другая трава, тоже очень вкусная — кажется, ее мама называла заячьей капустой… Когда же в лесу сошла большая часть снега, и повсюду показалась весенняя трава, которую можно было есть, он вновь отправился в путь… Дариан знал, что должен выполнить просьбу матери, и добраться до деда, хотя бы для того, чтоб передать тому письмо… Ну, а остальное герцогу известно…

Снова воцарилось молчание. Затем властный старик поднял глаза на мальчика.

— Няня, сделай вот что: отведи этого молодого человека в одну из комнат для гостей, из тех, что поменьше, и что находятся подальше. Помой нашего незваного гостя, переодень… В общем, займись им — знаешь, что надо делать. А я должен подумать. Что касается вас, молодой человек, то у меня к вам имеется личная просьба: постарайтесь как можно реже покидать выделенную вам комнату. Мне бы не хотелось, чтоб вы лишний раз бродили по дому. Вам все понятно?

Несколько последующих дней Дариан отсыпался и ел столько, сколько в него влезало. Все эти долгие месяцы своего нелегкого пути он питался чуть ли не одной травой, и если бы не плитки пемкана, которые он растягивал, как только мог, то, без сомнения, давно бы умер от голода. А что касается холода на той горной гряде… Дариан, выросший в жарком Таристане, непередаваемо мерз в высоких холодных горах с их пронзительно-ледяными зимними ветрами. К тому же только там, в горах, ребенок впервые знал, что такое снег. До того он знал об этой замерзшей воде только из рассказов матери. Хорошо еще, что в том дорожном мешке отыскались теплые ботинки, куртка и штаны. А на ночевках он кутался в старое платье матери, которое она для чего-то сунула в мешок. Оно было сшито из особой шерстяной ткани, на удивление теплой и прочной, и не давало замерзнуть ребенку даже в самый жестокий холод. Так что если бы не это старое платье матери, то еще неизвестно, прошел бы Дариан горы, или бы навсегда остался лежать среди чистых снегов.

Потом Дариана вновь позвали к деду. На этот раз в большом кабинете герцога, кроме самого хозяина, было еще несколько человек, среди которых Дариан с радостным удивлением увидел старого барона Обре. При виде старика сердце Дариана радостно забилось. Ведь барон был единственным из всех присутствующих, кого парнишка знал еще по Таристану. Однако старик скользнул по нему равнодушным взглядом, и отвернулся. У мальчика перехватило горло.

— Дедушка… — почти прошептал он. — Дедушка Обре… Ты не узнаешь меня?

Барон вновь обернулся к нему, близоруко прищурился, и, всмотревшись в лицо ребенка, растерянно ахнул…

— Дариан, мальчик мой!.. — после чего он мягко осел на пол, схватившись за сердце. Дариан бросился к нему, остальные тоже вскочили со своих мест, в кабинет вбежал лекарь…

Едва придя в себя, старый барон протянул свою руку к Дариану.

— Всеблагой, это ты! Как же я счастлив видеть тебя, внучек!.. Но… Как ты здесь оказался, мальчик?! Я тебя даже сразу не узнал… О Небо, как же ты изменился!.. Что с тобой приключилось?! Твой отец написал мне, что ты тяжело болен, и не встаешь с постели…

— А меня ты не помнишь? — спросил один из мужчин.

Дариан внимательно вгляделся в лицо спрашивающего.

— Вас — нет… А вот того господина, что сидит рядом с вами — его я видел. Он был в Таристане, на том празднике, когда проводилось испытание с камнями Светлого Бога. Тогда этот господин о чем-то говорил с моей мамой… Она еще засмеялась, когда он ей что-то сказал…

— Верно — чуть усмехнулся мужчина, которого узнал Дариан. — Моего друга, кстати, на том приеме не было. Это так, небольшая проверка… А вот я тебя сразу не узнал — ты здорово изменился. И что случилось с Кристелин? До нас доходят страшные слухи!..

— Да, Дариан, будьте добры, расскажите всем присутствующим, а заодно и барону Обре обо всем, что произошло в замке графа Д'Диаманте — голос герцога был сухим и деловитым. — Мне бы тоже хотелось послушать еще разок всю эту историю… Заодно поведайте нам и о том, каким образом вы в одиночку сумели добраться до Валниена. Только будьте добры, со всеми подробностями…

В голосе герцога проскальзывали оттенки скрываемого недовольства. Отчего-то Дариану показалось, что деду не понравилась нескрываемая радость мальчишки при виде старого барона. Как видно, герцог не привык к тому, что кто-то из его внуков (пусть даже этот внук — нежеланный), оказывает предпочтение не ему, а кому-то другому.

Что ж, почему бы ни рассказать, тем более, что скрывать ему, по сути, нечего. Единственное, о чем умолчал Дариан в своем повествовании, о чем не рассказывал ни герцогу Белунг, ни его гостям, так это о причине, по которой его едва не забили насмерть. Умолчал и про то, что граф и Гарла искали пропавшие камни Светлого Бога. Вместо этого сказал, что в замке графа случилась пропажа, но что именно пропало, и что искали отец и мачеха — он так и не понял, как не мог взять в толк и то, что им было нужно от него…

Когда же Дариан окончил свой горькой и долгий рассказ, герцог все так же холодно приказал ему:

— Дариан, повернитесь к нам спиной, снимите рубашку и покажите присутствующим здесь господам свою спину… Да, правильно, именно так. Барон, у вас слабое сердце и я советовал бы вам не смотреть на то, во что превратили спину этого молодого человека… Кроме того, мой врач осмотрел… сына графа, и пришел к выводу, что кроме ран на теле, у него имеются еще и множественные обморожения, не приведшие, к счастью, к куда более пагубным последствиям

Чуть позже присутствующие в кабинете герцога люди просто засыпали Дариана вопросами, часто самыми необычными. На некоторые из них он ответил, на другие не знал ответа или же не понимал, о чем его спрашивают… Тот разговор был долгий, и продлился чуть ли не до темноты. В конце разговора герцог вновь отправил Дариана в отведенную ему комнату, несмотря на просьбы старого барона позволить ему еще немного побыть с мальчиком. Парнишке и самому очень хотелось поговорить с дедушкой Обре, или хотя бы просто посидеть с ним, поговорить о маме… Дариан был уверен, что барон заглянет к нему чуть позже, но так и не дождался старика. Тогда он еще не знал, что больше никогда не увидит своего доброго дедушку Обре…

Вновь потянулись спокойные дни, хотя отношение к Дариану во дворце герцога было, скорей, неприязненное, чем дружелюбное. Герцог Белунг, его дед… Мать много рассказывала о своем отце, про то, какой он добрый, внимательный и справедливый. Но сейчас парнишка побаивался старика: тот был с ним холоден, если не сказать — сердит, а то и вовсе старался не замечать попадавшего ему на глаза новоявленного внука. К тому же незаконного…

Кроме того, во дворце герцога, кроме Дариана, были еще дети — законные внуки герцога, но они тоже встретили парня без восторга, и отнюдь не горели желанием признавать в пришлом мальчишке свою родню. Понятно, что именно по этой причине родственники и относились к нему отстраненно и свысока. Дескать, заявился какой-то чужак, называющий себя внуком герцога, и нагло лезет к ним в семью… На свете немало таких наглецов, желающих примазаться как к знатному имени герцогов Белунг, так и к золоту семьи! Можно подумать, этот парень кому-то нужен здесь!..

А двое мужчин, старших сыновей герцога, братья его матери, увидев невесть откуда объявившегося племянника, лишь провожали его весьма неприязненными взглядами. Да и здешние слуги, хорошо чувствуя отношение хозяев к парнишке, держались с ним хотя и вежливо, но так, что подобное чем-то напоминало Дариану слуг в замке его отца. С одной стороны — родственник хозяев, а с другой — надо еще поглядеть, что это за родня такая, откуда взялась и надолго ли задержится здесь…

Впрочем, Дариана это не очень задевало. Он не привык общаться с другими детьми. Раньше, еще живя в замке своего отца, Дариан все свое время проводил с матерью, а Кастан с ним не только не разговаривал, но и, подзуживаемый матерью, всячески подчеркивал свое превосходство, да еще и унижал по мелочам… С детьми-рабами в бараке он тоже не сошелся — они, в подражание взрослым, тоже устраивали ему самую настоящую травлю…

Так что Дариан уже давненько привык быть один, и именно потому старался не обращать внимание на то, что при его появлении смолкали разговоры и на лицах родственников появлялись усмешки. Неприятно, конечно, однако все перевешивало чувство облегчения и защищенности. Он пришел туда, где раньше жила его мать, и куда она так страстно хотелась вернуться… Отныне все в его жизни будет хорошо. Вот старая няня Кристелин — та, и верно, хлопотала вокруг мальчика, но Дариану казалось, что она делает это не ради него, а, скорее, в память о погибшей матери…

День тянулся за дням, но Дариан не тяготился бездельем. Он отдыхал от своей очень долгой и опасной дороги, и постоянно пропадал в библиотеке. За время своего пребывания во дворце герцога, Дариан больше всего полюбил сидеть в именно там. Она, эта библиотека — подлинная гордость герцогов Белунг, поразила мальчика даже больше, чем сам дворец. Хотя мать немало рассказывала об огромном и необычном собрании книг во дворце ее отца, но все же Дариан раньше даже представить себе не мог, что можно собрать столько книг в одном месте.

Обычно он долго бродил между стеллажами, выбирая себе книгу, а потом уходил с ней в отведенную ему комнату, но чаще оставался в библиотеке, и сидел в ней до темноты. Впрочем, в ней можно было находиться долго, целыми днями. Дариану нравился своеобразный запах книг и свитков, а вид бесконечных полок и вовсе приводил его в трепетный восторг. Особенно мальчику нравился дальний уголок за стеллажами, неподалеку от окна, где было так удобно сидеть на теплом деревянном полу, прислонившись к стене, и читать очередную захватывающую книгу. Тот уголок был скрыт от остального зала высокими книжными шкафами, и Дариану казалось, что это особое место спрятано от всех бед и напастей того мира, того, что находится за стенами огромного дворца герцога Белунг.

…В этот день Дариан сидел, как обычно, в своем любимом уголке библиотеки, и рассматривал красивые гравюры в книге геральдики, когда в библиотеку вошел герцог. Кто был с ним — Дариан не знал, но, судя по голосу, один из тех господ, кого мальчик видел в кабинете деда, когда рассказывал им о смерти матери. Позже этот человек вместе с герцогом пару раз заходил в его комнату, вновь расспрашивал о матери… Дариан еще тогда понял, что этот мужчина не просто друг его деда, но и еще один из очень важных господ при королевском дворе Валниена. Однако сейчас у деда и его гостя шел разговор о вооружениях, о поставках в армию, о ценах…

Герцог достал с одного из стеллажей какие-то карты, и показывал их гостю. Дариан не особо понимал, о чем у них идет речь, но и не решался подать голос — судя по всему, герцог был далеко не в самом лучшем расположении духа, а Дариан уже знал, что в раздражении дед был крут на расправу. Так что скажи мальчик сейчас что-либо, или просто выйди из своего угла — и дед вполне мог решить, что он специально спрятался, чтоб подслушать чужой разговор.

И вдруг прозвучало его имя. Дариан замер…

— Так ты окончательно решил отправить парня назад, к отцу? — спросил гость.

— Да — голос деда. — И это не обсуждается. Граф — его отец, и обязан заботиться о своем сыне.

— Но ведь парень проделал такой тяжелый путь, чтоб попасть сюда!

— Путь назад для него будет куда легче.

— Но Кристелин…

— Я, кажется, просил не упоминать это имя в своем доме! И я отказался от нее много лет тому назад!

— Не надо так, Тъерн. Ты же давал мне читать ее письмо, и я понимаю твои чувства. Увы, хочется тебе того, или нет, и как бы ты не пытался выбросить бедную девочку из памяти, но она была, есть и остается твоей дочерью, а оттого…

— Я все помню! В том числе и то, что она в своем последнем письме умоляла простить ее за прошлое, просила не оставлять ее сына в случае ее смерти, позаботиться о нем… И что с того?

— Тъерн, я не понимаю, отчего ты так враждебен к этому парнишке? Оттого, что он бастард? Но разве он в этом виноват? Весь спрос должен быть с его отца и матери… Если уж на то пошло, то ответь, только честно: кроме законных, сколько у твоих сыновей на сегодняшний день имеется небрачных детишек обоего пола? Десяток? Больше?

— Одиннадцать человек. Да, я всех их признал, всех люблю, и каждому уже выделил долю в своем завещании. А Дариан… Тут дело в другом: я всегда приму бастарда от сына, но мне не нужен ублюдок от дочери. Не желаю портить чистую кровь семьи паршивой особью.

У Дариана сжалось сердце. Значит, и дед считает его недостойным своей семьи… Неужели мама ошиблась? Получается, он никому не нужен и здесь…

— … И потом, — продолжал герцог, — потом, я чувствую: мальчишка что-то недоговаривает.

— Это понятно. Извини, но твое обращение с ним не располагает к полной откровенности.

— Возможно. Но этот мальчишка мне совсем не нравится.

— Тебе не нравится другое — то, что он не смотрит на тебя с собачьей преданностью в глазах, как это делают твои остальные внуки. Еще тебе не по вкусу, что он невольно отдает предпочтение другому: тянется к тому, кто был добр с ним — к барону Обре. Как я понял, парень привык быть сам по себе, а тебе совсем не нравится подобная независимость. Ты, дорогой мой друг, отвык от того, что люди могут отдавать предпочтение не тебе, а кому-то другому. Оставь парнишку при себе — и уже ты получишь настоящую преданность и верность. Парень остался один, и тот, кто ему поможет… Тъерн, такие вещи не забываются. И потом… Иметь при себе потомка одного из самых знатных семейств Юга, который вырастет в твоем доме и будет послушен тебе… В будущем можно неплохо разыграть эту карту, тем более, что камни Светлого Бога именно Дариана признали будущим графом Д'Диаманте. Больше того: эту карту можно сделать козырем…

— Нет. Поверь мне: когда парень вырастет, станет такой же дрянью, как и его козел-папаша. От дурного семени не жди хорошего племени.

— А я считаю, что не все так плохо. Что бы ты не говорил, и что бы не думал по этому поводу, но мальчик, хоть с отцовской стороны, хоть с материнской — он все одно по своему происхождению должен относится к самым древнейшим и знатнейшим семействам Севера и Юга. Родись Дариан в законном браке — уже входил бы в элиту…

— Пока он — никто!

— Это не совсем так. Происхождение, как и предков, отнять невозможно… И потом, парнишка шел к тебе за защитой и помощью. Знаешь, я все никак не могу взять в толк, как это мальчишка зимой, в одиночку, сумел пройти горную гряду, проделать такой сложный путь — и остаться живым?! Вспомни: из той группы разведчиков, что мы послали через гряду примерно в то же самое время, назад вернулись всего трое… Остальные сгинули, а ведь какие парни были! И шли они, между прочим, не просто так, а со всем необходимым снаряжением, и с нужными припасами… Он же — один, без еды и теплой одежды… Поразительно!

— Это как раз понятно: сорную траву так просто не выполоть. Живучая…

— Тъерн, зачем ты так безжалостен? У парнишки уже есть и характер и целеустремленность…

— Ты, очевидно, хотел сказать, что у него уже имеется папашино упрямство и стремление любой ценой достичь того, что он хочет.

— Я хотел сказать то, что сказал. И я вовсе не утверждаю, что ты должен возлюбить сына Кристелин с первого взгляда, но неплохо бы тебе относиться к нему чуть мягче. Может, тогда парень радовался бы тебе не меньше, чем старому барону.

— Еще чего! Я не обязан ублажать этого мальчишку! Как пришел сюда, так и уйдет отсюда. Он мне не нужен!

— Не могу понять, почему ты так жесток к этому несчастному ребенку?

— По отношению к нему я более чем справедлив.

— Но здравый смысл…

— Причем тут здравый смысл, если речь идет и о денежном вопросе? Ты еще начни говорить о любви Кристелин к этому козлу-графу…

— Тъерн, неразумно возвращать парня отцу. Вряд ли он там нужен. Ты только вспомни, что сделали с мальчишкой! У меня в полку солдаты за серьезные проступки после наказания штуцерами выглядят много лучше. Это ж как надо парня ненавидеть, чтоб сотворить с ним такое!..

— Если он сильный — он выживет. Пусть вцепится зубами в то, что ему положено — в титул, в состояние, и пусть когтями сражается за это место. А если нет… Размазни никому не нужны. Кроме того, я хорошо знаю полукровок — дурная кровь отца в нем еще скажется.

— Да с чего ты решил, что Дариан не будет ни в чем отличаться от своего отца? В хрониках Таристана немало мужчин рода Д'Диаманте отмечены как храбрые воины или умелые дипломаты. Что же касается графа… Есть старая поговорка — в семье не без урода, и вот как раз граф Эдвард Д'Диаманте и есть этот самый урод в благородном семействе. Но наследственность со стороны герцогов Белунг…

— Хватит!

— Тъерн, парнишке всего семь лет, и не стоит требовать от него слишком многого, как с взрослого человека — продолжал уговаривать герцога мужчина. — Он же остался без матери…

— Зато у него имеется отец.

— Но он еще и твой внук!

— Он — мой позор, и я не желаю постоянно видеть перед своими глазами этого мальчишку!

— Судя по всему, парнишка графу совсем не нужен. Если не хочешь оставлять парня у себя — отдай его мне, и я завтра же отвезу пацана в полк. Из паренька может получиться хороший солдат. И потом, куда мальчику еще идти, если не в армию? Если не ошибаюсь, то четверо бастардов из твоей семьи — детей твоих старших сыновей, уже находятся в армии? Не спорю: Дариан — бастард, но в нем течет по-настоящему древняя кровь! Нравится это тебе, или нет, но все же он один из членов твоей семьи…

— Я уже думал об этом… Но — нет!

— Тогда почему ты не отдашь мальчишку барону Обре? Судя по всему, они очень привязаны друг к другу. Или тебе и это не нравится? А ведь старик чуть ли не на коленях перед тобой стоял, умоляя отдать ему Дариана…

— О да, привязаны! — в голосе герцога было явное раздражение. — Мальчишка старика даже дедом называет… Только вот отныне барону Обре заказан вход в мой дом. Пусть ищет себе внуков в другом месте, и пускай они вытирают его старческие слезы. Я же ни в чем не пойду навстречу господину Обре — ведь именно барон привез того скотину-графа в мой дом!..

— И все же я бы хотел…

— Прекратим этот разговор. Я потерял дочь, мое честное имя долго пачкали в грязи… Теперь же ко мне является мальчишка, до омерзения похожий на своего сволочного папашу, и называет себя моим внуком! Может, кто-то и посчитает это замечательным обменом, но только не я!

— Тут ты совсем не прав. Внешне Дариан — твоя копия. Он похож на тебя куда больше, чем любой из твоих внуков! Да и характеры у вас очень схожи. Ты этого не замечаешь, а вот со стороны такие нюансы очень заметны. И в то же время в этом ребенке есть что-то от доброты и легкости Кристелин…

— Перестань! Я не успокоюсь, пока не отправлю мальчишку к папаше. И если граф постарается разделаться с ним, то…

— То тогда у тебя появится прекрасный повод превратить жизнь графа Д'Диаманте в сплошной кошмар? Я прав?

— Возможно. Пусть я отверг Кристелин, но граф так и не заплатил за то горе и тот позор, что принес моей семье. Теперь же, если что случится с мальчишкой, то я приму все возможные меры, чтоб от графа отвернулись все немногочисленные друзья (которые у него еще имеются), а его враги полной мерой могли рассчитаться с графом за прошлые обиды. Я не буду убивать этого мерзавца — это было бы слишком легко и просто. Для него, разумеется. Но я сумею сделать так, что жизнь графа превратится в сплошную цепь несчастий и бед, из которых у него не будет выхода. Все его начинания будут заканчиваться ничем, и в результате он окажется нищим, а имя Д'Диаманте останется опозоренным во веки вечные. Он вечно будет проклинать тот миг, когда решил наложить свою жадную лапу на приданое Кристелин. У меня для этого хватит и влияния, и средств…

— Тъерн, мне кажется, что таким образом ты даже сейчас пытаешься наказать свою дочь… Но бедная девочка и так заплатила самую высокую цену за свою ошибку, а ты сейчас пытаешься сделать ее сына орудием своей мести!

— Считай, как хочешь! Но возвращение этого мальчишки назад — вопрос решенный. Хороший удар как правящему дому Таристана, так и по мерзавцу-графу!

— А может, тебе стоит меньше думать о своей уязвленной гордости, которая затмевает голос рассудка, а задуматься о судьбе этого несчастного ребенка…

— Я никогда не меняю своих решений.

— Тъерн, не всегда стоит гордиться своей непреклонностью. Иногда требуется куда больше сил, чтоб признать собственную неправоту…

— Дайлен, ты мой друг, и поэтому я не прерываю тебя, но больше не хочу и не желаю продолжать этот беспредметный разговор. Все будет так, как я сказал, только так, и не иначе — голос герцога давал понять: все, на эту тему разговор окончен. — А сейчас пойдем на конюшню — мне надо показать тебе новую лошадь, что я приобрел для себя пару дней назад.

— Лошадь, значит… Ну-ну… Я слышал, как мой адъютант говорил о ней с нескрываемым восторгом. Что, так хороша?

— Не то слово! Она стоит тех денег, что я за нее отдал…

После того, как стихли голоса, Дариан долго сидел, уставившись в одну точку. Выходит, напрасно он надеялся на то, что наконец-то обрел дом и семью… Как выяснилось, он здесь никому не нужен. Конечно, оставалась еще призрачная надежда на то, что дед изменит свое решение, однако на подобное особо рассчитывать не стоило. Но больше всего сердце жгла обида на то, что герцог Белунг, так же, как и Гарла, считает его ублюдком, недостойным имени своих предков… Что ж, хорошо уже то, что на это раз его не застанут врасплох, и он сумеет подготовиться к возможным неприятностям…

Потянулось долгое время ожидания. Дни сменялись днями, но ничего не происходило. Иногда Дариану даже начинало казаться, что дед решил сменить гнев на милость…

Увы, надежды не оправдались. Однажды у дворца появился небольшой отряд — люди графа Д'Диаманте. Дариан первым заметил этот отрад из окна своей комнаты, еще тогда, когда они только еще подъезжали к дворцу. Испуга не было, но парнишку угнетала неизвестность — что же решил дед в отношении него? Но пока есть время, на всякий случай надо рассовать по карманам и в голенища сапог кое-какие мелочи, предусмотрительно припасенные им для побега…

Вскоре его позвали вниз, в зал для приемов. Огромный зал поражал своим великолепием, и впервые оказавшиеся здесь люди чувствовали себя растерянными и подавленными чужим богатством и роскошью, и оттого многие из вновь прибывших чувствовали себя скованно, а часто и вовсе терялись, не находили нужных слов. Как видно, дед хотел унизить прибывших посланников графа даже таким образом, и вместе с тем сразу же указать им на то место, которое они должны занимать в его доме.

Когда Дариан вошел в зал, то увидел, что герцог сидел в золоченом кресле на возвышении, а за креслом, и вдоль стен зала, стояли его охранники. Прибывшие из Таристана топтались перед ним, глядя на герцога снизу вверх. Им никто не предложил сесть, и оттого переминающиеся с ноги на ногу, покрытые дорожной пылью люди, стоящие среди непривычной, бьющей в глаза роскоши незнакомого зала, поневоле казались сами себе кем-то вроде нищих просителей, из милости допущенных туда, куда в другое время им вход заказан. Их подавлял и огромный зал, и потрясающее богатство отделки, и немалое количество хорошо вооруженных охранников, находящихся в этом зале. Да и голос самого герцога, суровый и властный, никоим образом нельзя было назвать любезным. Так что, судя по внешнему виду прибывших, люди из Таристана сейчас чувствовали себя далеко не лучшим образом.

…— Занимательная сказка — в холодном голосе герцога проскальзывали и хорошо заметные нотки презрения. — Только я давно вышел из того возраста, когда верят в подобную чушь. Да вы и сами в нее не верите… Впрочем, ваше мнение меня не интересует. Куда интересней другое: отчего ваш хозяин, так называемый граф Д'Диаманте, сам не приехал ко мне с этой сказочкой?

— Он несколько нездоров. И у него очень важные дела…

— Да, разумеется. Его дела известны всем. И он настолько занят этими своими крайне неотложными делами, что не мог выкроить время, чтоб приехать за собственным сыном!

— Ваша светлость, все произошедшее — страшное недоразумение!..

— Что именно вы называете недоразумением?.. Впрочем, мне не стоит унижаться до разговора с вами. Такая мелкая сошка ничего не решает и, словно попугай, лишь повторяет те слова, что ей было велено выучить.

— Но…

— Молчать! — властный голос герцога резанул, как ножом. — Я не позволяю перебивать себя даже королям! И уж тем более никто из вас не имеет права открывать здесь свой немытый рот без моего разрешения, особенно если учесть, что разговаривать с прихлебателями титулованного мерзавца у меня нет ни времени, ни желания! К тому же от вас я не услышал ни слова правды. Неужели вы всерьез рассчитываете, будто я не знаю того, что в действительности произошло в замке вашего хозяина?.. Впрочем, хватит словоблудия. Слушайте мое решение: вы сейчас же убираетесь отсюда и забираете с собой сына графа Д'Диаманте (последнее имя герцог произнес как изощренное ругательство). Вы должны доставить этого молодого человека его любящему отцу. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время этот так называемый граф отречется от титула и состояния в пользу своего сына Дариана. И я не завидую графу, если он откажется выполнить мое требование. Об этом я уже писал Правителю Таристана, и с его стороны получил полное согласие и поддержку в решении этого вопроса. Если же граф будет возражать против моего требования, то я потребую вновь провести испытание с камнями Светлого Бога, о которых граф так любит рассказывать всем желающим. Надеюсь, что после этого нового испытания все вопросы насчет передачи титула отпадут сами собой… Так что мне остается лишь надеяться на то, что ваш долгий путь домой закончится благополучно, и на том пути с Дарианом, будущим графом Д'Диаманте не произойдет ничего необычного. Мне бы очень не хотелось узнать, что в дороге на вас напали разбойники, или что вас всех сразила непонятная болезнь, или же внезапно стряслись прочие неприятности, от которых умирают, не доехав до дома. Я выразился достаточно ясно?

— Да, конечно…

— Тогда не вижу оснований далее понапрасну тратить мое время на вас.

— Но, господин герцог… Мы провели в седлах без остановки более десяти часов… Думали, что вы позволите нам передохнуть в вашем дворце хотя бы до утра…

— Рад, что вы настолько сильно желали увидеть меня. Только вот в этом доме нет места посланцам графа Д'Диаманте. Советую остановиться в ближайшей харчевне, но только не на той, что находится на моей земле. Так что еще десять часов в седле по обратной дороге — и вы в первой же попавшейся придорожной забегаловке сможете отдохнуть с чувством выполненного долга. Надеюсь, мой управляющий, если у него найдется толика времени, укажет вам нужное направление…

— Дедушка! — Дариан подбежал к герцогу. — Дедушка, не отдавай меня этим людям! Я не хочу возвращаться к отцу! Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой!

— Меня не интересует, что ты хочешь, а что нет. Дедушкой можешь называть меня лишь тогда, когда будешь носить титул графа — герцог встал и направился из зала. — А пока что я для тебя — его светлость герцог Белунг. Только так и никак иначе. Счастливого пути. Даю вам пять минут, чтоб покинуть пределы моего дворца.

Дариан промолчал, да и что он мог сказать? Для себя герцог уже все решил, и бесполезно вновь умолять его. Тем не менее, парнишке показалось, что дед был недоволен тем, что внук больше ничего не сказал ему. Как видно, он ожидал уговоров и слез… Дариан чуть отстраненно подумал про себя: извините, господин герцог, но слезы у меня кончились давно, а молить вас бесполезно — вы все еще мстите дочери, пусть даже таким образом…

… Мальчик всего лишь раз оглянулся назад, на огромный дворец герцога. Восхитительное здание, поражающее своей красотой и величием, но в котором его владелец не нашел места для своего внука. Но слез у ребенка по-прежнему не было. Сейчас перед ним стояла куда более важная задача: как усыпить бдительность охраны и удрать… Куда? Неважно, лишь бы подальше от людей графа.

В отличие от герцога Дариан понимал, что ничего хорошего его в Таристане не ждет и ждать не может — ведь не просто так после того, как они покинули дворец, посланцы графа почти все время держали его связанным. Он и не сопротивлялся — все одно без толку, лучше сделать вид, что полностью им подчиняешься. И никто из посланцев отца за все это время не сказал ему ни одного доброго слова, да этого и не требовалось. Дариан безропотно выполнял все их указания, и постепенно внимание сопровождающих стало ослабевать. Так что надо выждать удобный момент, причем такой, чтоб сбежавшего было трудно отыскать, а еще лучше — чтоб отыскать было невозможно.

Этот самый счастливый случай представился в Норже, столице Валниена. К тому времени Дариан вел себя тише воды, ни в чем не перечил своим охранникам, и был настолько покладистым, что его стражи очень скоро пришли в себя после ледяного приема, устроенного им герцогом Белунг. В их отношении к мальчишке вновь стало скользить немалое раздражение, а позже появились и зуботычины. Из-за этого пацана у них было столько хлопот!.. Чего стоит одна только выволочка, устроенная им герцогом Белунг!.. И сказал-то вроде старик немного, а такое впечатление, будто он их всех в дерьме вывозил… Вот что значит настоящий аристократ!

Теперь же им предстоит как-то доставить этого пацана в Таристан, а до тех мест путь ой какой неблизкий! И что бы там ни говорил старый герцог о том, что скоро парень примет на себя титул отца — это, все же, дело будущего, и вряд ли нынешний граф пойдет на подобную глупость! Вывернется и из этих неприятностей, ему не впервой… Так что пока этого пацана надо покрепче связывать каждую ночь, а не то вдруг опять вздумает удрать!.. Страшно представить, что тогда будет с ними со всеми…

В Норже посланцы графа остановились на одном из недорогих постоялых дворов. Все шло нормально, пацан вел себя как шелковый, а значит, можно позволить себе немного расслабиться и отдохнуть. Разве они не имеют на это право?

Привычно связав мальчишку, и оставив его одного в комнате, охранники спустились вниз. Дариан прикинул: хорошо, значит, у него есть время, да и сами охранники вернутся под хмельком… С трудом согнувшись, он вытащил из голенища своего сапога спрятанный туда короткий нож. Еще в замке, готовясь к возможному побегу, парнишка сумел раздобыть два ножа, один из которых — для разрезания бумаги, он стащил в библиотеке. Ну, а где лучше всего спрятать эти опасные вещи? Конечно же, в сапогах… Когда Дариана увозили из дворца деда, люди графа его не обыскали, и никто из них не попросил его разуться, а все последующие дни он даже спал, не снимая обуви.

Веревки на руках подавались плохо, да и затянуты были довольно туго Хорошо еще, что Дариан, когда его ввязывали, напряг мускулы на своих руках, так что сейчас веревки стягивали не так сильно, но все равно парнишка провозился с ними достаточно долго. Но вот руки свободны, и он только-только принялся за веревки на ногах, как в замке стал поворачиваться ключ. За припрятанным кошельком пришел один из его охранников, который уже был в весьма хорошем подпитии. Дариану только и осталось, что завести руки за спину, и сделать вид, что крепко спит. Охранник же, как видно, относился к числу тех, у кого, под действием выпитого, развязывался язык.

— Чего, спишь? — пнул он мальчишку под бок. — Ну-ну, поспи пока… Чего, страшно? Правильно. В Таристан придем — там тебе мало не покажется! Что бы там этот старый герцог не говорил, а кому ты дома нужен? Ага, так и отдаст тебе папаша титул и все свое состояние, держи карман шире! Как же… Я не знаю, что с тобой сделает Гарла, эта старая сволочь, но то, что тебе никто не позавидует — это точно! Если раньше тебе шкуру спустили только со спины, то теперь сдерут полностью, а то и еще чего похуже сделают… Сам виноват!

Как видно, слов ему показалось мало, и он еще пару раз пнул ногой лежащего парнишку.

— Это тебе за все! Знаешь, как нам попало за твой побег? Ничего, недолго тебе осталось жизни радоваться…

Облегчив душу, и еще несколько раз ударив ногой лежащего ребенка, мужчина вышел, а Дариан сразу же стал резать веревки на своих ногах. Пока его охранников нет, надо успеть удрать…

Дверь была заперта снаружи, но окно распахнулось без особого труда. Второй этаж, довольно высоко… Конечно, можно прыгнуть, но лучше понапрасну не рисковать — вдруг нога подвернется, или, хуже того, сломается… Вот тогда, точно — все.

Привязав к оконной перекладине веревку, Дариан быстро спустился по ней на землю, и пошел прочь от постоялого двора. Вообще-то ему хотелось мчаться отсюда со всех ног, но он понимал, что бегущий ночной порой мальчишка почти наверняка привлечет к себе излишнее внимание, и у некоторых может остаться в памяти, в какую именно сторону он направился. А так — идет себе парень, и идет, мало ли по каким делам его могли затемно отправить родители! Или же парнишка просто у родни загостился, домой возвращается… Сейчас для него главное — уйти как можно дальше от своих охранников, и уже совсем неважно — куда именно.

Единственное, о чем жалел мальчик, так это о том, что ему нельзя отправиться к барону Обре, к тому, к кому он был искренне привязан, и кто любил его, как родного. Но, увы… Можно не сомневаться, что из дома барона дед его заберет сразу же — властный и всемогущий герцог, в отличие от старого барона, имеет все права на внука. Ну, а потом его снова отправят к отцу — ведь слышал же Дариан, как друг его деда говорил о том, что тот, к сожалению, никогда не меняет своих решений…

Было уже темно, но, народу на улицах хватало. Летом на Севере короткие светлые ночи, к тому же теплые, и оттого многие из местных жителей стараются провести как можно больше времени на воздухе, тем более, что скоро подуют холодные северные ветра, и людям останется только вспоминать с тоской о прошлых благодатных днях… Это все, конечно, хорошо, но вот только куда бы спрятаться беглецу? Вдобавок ко всему он загляделся по сторонам, споткнулся, и упал на землю. Кажется, еще и ногу зашиб…

Сидя на земле, и потирая ногу, Дариан почувствовал, что до него донесся чуть заметный запах воды и тины. Значит, где-то неподалеку река… В этот момент к нему в руку ткнулась чья-то мордочка. Маленький серый котенок доверчиво терся о его руку. Худенький, клокастый, грязный… Он тоже один, и смотрит с надеждой на такого же несчастного, как и сам… Не раздумывая, мальчик взял на руки котенка, и пошел в сторону реки. Там наверняка найдется какой-нибудь сарай, или опрокинутая лодка, где они смогут укрыться на какое-то время, а дальше будет видно… Если же его кто сейчас остановит — стражник, или просто внимательный человек, то всегда можно сказать, что он долго искал своего убежавшего котенка, а сейчас нашел, и теперь торопится домой, а не то родители, наверное, уже волнуются…

Утром, по-прежнему прижимая к себе котенка, Дариан стоял в каком-то подвале, окруженный парой дюжин оборванных мальчишек. Беспризорники, дети с улицы… Дариан и не знал, что спрятавшись ночью в полуразрушенном сарае у реки, он, как оказалось, забрался в то место, где у одной из ватаг беспризорников был, можно сказать, родной дом. Ночью мальчишки всей гурьбой ушли на какое-то дело, а, вернувшись утром, застали у себя чужака. Его, заснувшего в углу, грубо разбудили, и вот теперь он должен был держать ответ на вопрос: кто он такой, и что здесь делает?

— … Не, Зырок, ты только подумай! — подскакивал от возмущения тщедушный мальчишка с порванной мочкой уха. — Я подхожу, а эта личность нагло кемарит в моем углу!..

— Ша, Ухо, не пыли! — напротив Дариана стоял русоволосый жилистый парнишка лет четырнадцати, судя по ухваткам — главный среди находящихся здесь ребятишек. — Мне и самому интересно: что это за птица такая залетела к нам? Ну, чего молчишь? Что тут делаешь, и как попал сюда? Это наше место и чужаков здесь мы не любим.

— Я не знал, что тут занято. В этом доме, вот там, слева, дыра у самой земли. Я и залез…

— Дыра… Пацаны — Зырок обвел притихших ребят недовольным взглядом, — пацаны, разберитесь, кто из вас вечером последним уходил. Опять забыли задвинуть доску? Когда выясним, этот кто-то хорошо получит по шее… А сейчас ты отвечай: что тут забыл? Зачем залез? Чего вынюхиваешь? Только не вешай мне на уши, будто ты потерялся! По роже видно, что ты из домашних деток. Скажи еще, что от мамаши удрал, которая тебя за ушко подергала! Или тебя к нам подослали?

— Был домашний, да весь вышел. Я убежал…

— Был… Удрал он…Что, папка подзатыльник отвесил — и ты сразу из дома рванул? Обидели его, цацу такую… Покажи мы тебе сейчас кулак хороший — враз все обиды на папку забудешь, заревешь и домой побежишь… А что за кошак у тебя?

— На улице подобрал.

— Вижу, что в отличие от тебя кошак такой же уличный, как и мы. Ну, чего молчишь? Ты кто и откуда? По голосу вроде не из нашей страны будешь…

Дариан молчал, все так же прижимая котенка. Особой враждебности к себе со стороны окруживших его ребят он не чувствовал — скорее, здесь присутствовала неприязнь к чужаку и настороженное любопытство.

— Когда я спрашиваю, надо отвечать — повысил голос Зырок. — И одежа на тебе уж больно справная… Заявился у соседских пацанов один такой, стражников навел… Что у тебя на шее?

— Донн-ди.

— Ща проверим…

Дариан не успел ничего понять, как в него со всех сторон вцепились десятки рук, и ловко повалили на землю. Котенок, испуганно мяукнув, метнулся куда-то в сторону… А мальчишки… Их слишком много, брыкаться бесполезно. Большинство держит его, а двое обыскивают, причем делают это весьма умело. С шеи сорвали донн-ди…

— Отдай! — рванулся Дариан. — Отдай! Мне его мама дала!..

— Верно, это донн-ди… — заглянув внутрь, Зырок бросил мешочек с фигурками на землю. — Забирай. Так, пацаны, что еще у него натырили?

— Вот, гляди…

Зырок оглядел небогатую добычу: два ножа, несколько иголок с нитками, огниво, какая-то белая мазь в склянке, серый порошок в холщовом мешочке…

— А по этому барахлу, и верно, не скажешь, что ты из домашних… Это что? — Зырок ткнул пальцем в склянку.

— Мазь для заживления ран и при обморожении.

— А у тебя что, раны есть? Никак, киска пальчик поцарапала? Парни, а ну гляньте, нет ли у него под рубахой бляхи стражников? Всяко бывает…

Вот уж что-что, а уж снимать с себя рубаху Дариан не желал ни за что! Однако силы оказались неравны, и после недолгой борьбы с него сдернули рубашку… Обнажилась худая мальчишеская спина, сплошь покрытая страшными шрамами и рубцами.

— Пацаны, вы у него на спину гляньте! — раздался удивленный голос одного из тех, кто его держал.

— Ну-ка, ну-ка… Ничего себе!..

Раскрыв рты, мальчишки чуть растерянно смотрели на светловолосого чужака. Конечно, многим из них тоже хорошо попадало, но не настолько же! У парня сзади одни сплошные рубцы! Смотреть страшно… Дариан и сам знал, что его спина даже сейчас, спустя долгое время, представляет из себя жуткое зрелище, но чтоб ее вид так удивил много повидавший уличных мальчишек — такого даже он не ожидал…

— Кто тебя так?

— Мачеха — неохотно ответил Дариан.

— А за что?

— Не сказал им того, что они хотели услышать.

— Кто это — они?

— Мачеха и отец.

— Так твой папаша в этом тоже участвовал7

— Нет. Он… — и тут Дариан умолк, не зная, что сказать.

— Он, значит, сам не бил, но не возражал, чтоб с тебя шкуру спустили. Так, что ли?

Дариан замолчал. Вообще-то, так оно и есть…

— Наверное…

— А мать у тебя есть?

— Ее убили.

— Так ты что, и верно — из дома удрал?

— Да.

— Тогда рассказывай, как здесь оказался. Только уговор — не врать! Сразу поймем, если заливать начнешь…

Дариан коротко рассказал о своей жизни, правда, немного изменив настоящую историю. Дескать, его мать родом из Валниена, но против воли родителей убежала с его отцом, а у того на его родине, как оказалось, уже была и семья, и законный сын. Так что никакой свадьбы у матери и отца не было. Там же родился и он, их сын, и жил в той стране до тех пор, пока не погибла мать. После ее смерти жизнь в доме отца стала такой невыносимой, что он сбежал, и пришел в Валниен, к деду. Только вот, как оказалось, еще один внук старику был не нужен. Ну и отправил дед парня с сопровождающими назад, к отцу — дескать, пусть папаша о тебе заботится, а у меня, мол, и так внуков хватает, своих, законных… Не подумал о том, что в родном доме парня ничего хорошего не ждет, и ждать не может. Вот оттого-то и удрал он от тех, с которыми его дед к папаше отправил, и куда ему сейчас деться, куда податься — не знает. Уверен только в одном: ни к отцу, ни к деду он не вернется ни за что на свете!

— А, обычная история… — махнул рукой Зырок, когда Дариан закончил свой рассказ. — Такое сплошь да рядом происходит… Не, ну хорошо тебя отходили! Аж жутко!.. Слушай, там стражники какого-то пацана высокородного по всему городу ищут — из дома, говорят, удрал… Это не про тебя, случаем?

— Я что, похож на высокородного?

— Да, пожалуй, что, не тянешь ты на высокородного. Их так не лупцуют… И дохлый ты какой-то, а господа поглаже выглядят… Звать тебя как?

— Дар. Так мама называла. И меня вряд ли будут искать. Пропал — и ладно. С глаз долой, одной заботой меньше… Хотя, может, и поищут для очистки совести.

— А другого места, чтоб спрятаться, ты найти не мог?

— Да я и сюда-то случайно залез! Просто не знал, где можно ночь скоротать. А тут и место удобное, и река рядом…

— Тебе, пацан, сколько лет?

— Семь. Скоро будет восемь.

— Чего делать умеешь?

— Читать, писать, считать…

— Ученый, значит. Это хорошо, но негусто. Драться умеешь?

— Не знаю. Может, да, а может, нет… Ни разу не пробовал…

— Не знает он! Да, заметно, что ты домашний… Чужие языки знаешь?

— Знаю. Шесть иноземных…

— Уже неплохо… Кстати, что это у тебя в мешочке за серый порошок?

— Это? — Дариан чуть улыбнулся. — Это еще когда я узнал, что меня назад отправить хотят, то в кабинете у деда втайне от него отсыпал из большой банки. Порошок от собак. Хорошо запахи отбивает. Совсем немного посыплешь — и ни одна, даже самая лучшая собака твой след не возьмет!

— Хорошая штука — Зырок бережно отложил мешочек с порошком в сторону. — Только дорогая. Богатый, как видно, у тебя дед, раз такое средство банками считает. Я слышал, как об этом порошке другие говорили, но сам его ни разу не видел. Ладно, проверим его в самое ближайшее время…

— Я… — Дариан прокашлялся, — я хочу сказать… Вернее, попросить… Можно, я с вами останусь?

— А домой, значит, не хочешь вернуться?

— Там все одно прибьют…

— Это нам знакомо… Не, ну надо же, как тебя отфигачили!.. — снова поглядел на его спину Зырок. — Не слабо… Пацаны, чего скажете? Оставим его у нас, или нет? Сразу предупреждаю: зимой здесь холодно. Мерзнем, как дворовые собаки. А в эту зиму вообще холода стояли такие, что мы лишний раз отсюда нос на улицу старались не высовывать, целыми днями лишь тем и занимались, что всей кодлой только у костра сидели, грелись. Но все одно семеро из наших умерло. Простудились. Замерзли…

— Не страшно. Смотрите — Дариан протянул вперед руки. — Видите, пятна? И вот на шее такие же… На ногах тоже имеются. Это обморожения… Так что меня холодом не напугать.

— Как погляжу, у тебя всего хватает. Только имей в виду: у нас разносолов нет, едим то, что сумеем надыбать. А бывают и плохие времена. Зимой, случается, и крыс жрать приходится.

— А я уже ел крыс. Когда к деду шел. Тогда тоже больше нечего было есть…

— Врешь.

Это сказал кто-то из мальчишек. Напрасно они не верят. Еще в рабском бараке Дариан не раз видел, как рабы по вечерам разделывают пойманных крыс, и жарят их на огне. Все же не очень сытно кормили людей в бараке, вот некоторые и добавляли жареных крыс себе в меню, так сказать, на закуску… Вначале Дариану было противно даже смотреть на подобное, потом привык… Но увиденное пригодилось ему на тяжелой дороге к деду. Тогда ему тоже от голода приходилось ловить крыс и есть их. Только вот потрошить зверьков приходилось при помощи острого обломка камня…

— Можете проверить. Если поймаете парочку — принесите мне, разделаю их на ваших глазах. Или хотя бы просто покажу, как я это делаю. Заодно научу, как их лучше жарить…

— Так что, тебе, и верно, крыс жрать доводилось? — при полном молчании спросил Зырок.

— Да. Я и гусениц ел.

— Ну и как? — чуть удивленно спросил его один из мальчишек. Конечно, у них тоже несладкое житье, но вот до того, чтоб есть гусениц — до этого, как видно, пока что не доходило.

— Да как с крысами — чуть пожал худыми плечами Дариан. — Вначале смотреть не хочется, потом привыкаешь к этой мысли, а через какое-то время глотаешь их, будто так и должно быть. Даже нормальным кажется. Когда живот от голода подводит, то сойдет и крыса, и гусеница… Правда, тут надо смотреть, что именно проглотить собираешься. Не знаю, как здесь, в Валниене, а там, откуда я шел, водятся и ядовитые гусеницы. Отравиться можно так, что не сразу в себя придешь, а есть после того вообще не сможешь несколько дней — будешь только воду пить без остановки…

Теперь стоявшие вокруг Дариана мальчишки уже по-иному смотрели на него. Этот невесть откуда взявшийся пацаненок, вначале совсем не понравившийся им, оказался вовсе не таким, каким всем им показался вначале.

В этот момент раздалось жалобное мяуканье котенка. Как видно, забившись в кучу хлама, наваленного у стены, он или не смог оттуда выбраться, или просто чего-то испугался. С малышами это случается. Дариан бросился на голос, опустился на колени у кучи мусора.

— Киса, выходи, не бойся! Кис-кис-кис…

У него за спиной раздался дружный смех мальчишек. Уж очень необычной была разница между предыдущим разговором, и тем, как трогательно и забавно этот парень с исхвостанной в клочья спиной звал испуганного зверька. Но детский смех был не злой, а, скорее, дружелюбный. Эти бездомные мальчишки в глубине души уже признали его своим. Тем временем Дариан сумел вытащить запутавшегося в обрывке веревки котенка, и гладил дрожащее тельце.

— Не бойся, маленький…

— Ладно, оставайся, жалельщик кошачий — согнал со своего лица улыбку Зырок. — Может, и сгодишься на что… Только учти: этого кошака, если оставишь при себе, будешь кормить сам, из своей доли. Всех бродячих животин на отдельное довольствие я ставить не собираюсь. Понял?

— Да.

— Вот и хорошо, Кис.

Кис. Значит, он теперь Кис… А почему бы и нет? Дариан остался в прошлом, сгорел в том страшном костре вместе с мамой, и сейчас он никто, один из тех никому не нужных детей, что помогают выжить друг другу в этом равнодушном к ним мире. Кис… Имя не хуже и не лучше остальных. И потом, он всегда любил кошек, и, возможно, оттого кличка сразу же прилипла к нему… Правильно: новую жизнь надо начинать с новым именем…

Вторая буква «с» в его имени стала появляться спустя несколько лет, когда у прежде милого и беспомощного домашнего котенка стали отрастать когти, появилась сила, уверенность в себе и хватка. Кисс — камышовый кот, хищник, которого не стоит гладить даже по шерсти…

…Незадолго до своего отъезда Вен попытался рассказать мне то, о чем он говорил с Киссом, но это выходило у него скомкано и не совсем понятно:

— Понимаешь, моя бабка по отцу была сестрой герцога Белунг. Получается, что этот парень (и тут уже неважно, Кисс его звать, или Дариан), но он — мой кузен, пусть и весьма дальний по родне… Что-то вроде троюродного брата. Я его узнал лишь в тот момент, когда увидел с растрепанными волосами. Вот тогда я стал кое-что понимать… Да мне еще вчера даже в страшном сне не могло присниться, что этот человек — мой родственник! Я все еще перевариваю эту новость… Жаль, моя бабушка не дожила до этого известия — ну, что ее племянник жив… Раньше, еще в том, достопамятном рабском караване, мне его лицо вовсе не показалось знакомым — нитка усов здорово изменяла его внешность. Но сейчас…

— Что сейчас изменилось?

— Знаешь, с убранными назад волосами он — вылитый герцог Белунг, тот, что изображен на фамильном портрете, висящем в галерее нашего замка, а когда волосы распущены — удивительно похож на графа Д'Диаманте… Как все это сочетается в одном человеке — непонятно! Кстати, чтоб ты знала: граф, он же папаша Кисса — это такая редкая сволочь, что нормальному человеку трудно себе представить, и которую совершенно невозможно описать обычными словами, а ведь он, мерзавец, относится к одному из древнейших и знатнейших семейств Юга, и в их роду было немало очень достойных и по-настоящему уважаемых людей! Его благородные предки от такого потомка в гробах должны переворачиваться, не иначе! И печальная история Кристелин, матери Дариана, всем хорошо известна. Лия, тут есть еще одно обстоятельство…: Ведь именно из-за графа Д'Диаманте, этого сукина сына, и пострадала бабушка Дана, вдовствующая королева Мейлиандер. Он был одной из причин того, что ее изгнали… Вернее, основной причиной. Но это отдельная история, и рассказывать о ней надо отдельно и долго. Вот так-то!..

— А что ты ему сказал? Вы с ним долго беседовали…

— Много чего… В нашей семье всегда считали, что Тъерн, дед Дариана, поступил излишне сурово со своим незаконным внуком. Парень оказался лишним в своей семье и чужим у деда. Невеселая участь бастарда… Попытка барона Обре и моей бабушки (вечная ей память), которая очень любила Кристелин, свою племянницу, отыскать сбежавшего ребенка ни к чему не привели. Бабушка, как мне помнится, много плакала, вспоминая о той давней истории, переживала за невесть куда пропавшего парня… Впрочем, остаться ненайденным — в то время для мальчишки это было наилучшим выходом.

— Почему?

— Просто потому, что герцог Белунг никогда не менял своих решений, пусть даже, в конечном счете, это оказывалось в ущерб ему самому. Старый герцог к концу своей жизни стал не просто упрямым, а упертым. Если что вбивал себе в голову, то переубедить его было уже невозможно. И не слушал он никого, кроме себя. Так что отыщись тогда Дариан — вновь был бы отправлен к своему отцу.

— Да, парню не позавидуешь.

— Знаешь, герцог так никогда и не простил свою дочь. Даже в своем завещании, которое было оглашено после смерти герцога, было указано, «передать некоему Дариану, называющему себя сыном его дочери Кристелин, если тот отыщется и подтвердит свое имя, причитающуюся ему долю наследства — одну золотую монету». С него, мол, вполне достаточно, да и остальное этому человеку не положено — по мнению герцога, никто из рода Д'Диаманте не заслуживает большего. Не знаю, кого он больше хотел унизить: своего внука, которого герцог не любил, и злился за него на то, что мальчишка пошел против его воли, или несостоявшегося зятя, которого старик люто ненавидел вплоть до своего смертного часа… Впрочем, надо признать, что у старого герцога для подобного чувства были все основания. Не могу судить, как подобное решение о наследстве выглядело в отношении графа, но вот что касается внука, Дариана… На мой взгляд, это просто оскорбительно. Впрочем, за золотым так никто и не пришел. Все были уверены, что парня давным-давно нет на свете…

— Печально…

— Я все больше и больше поражаюсь тому, как Боги играют с нашими судьбами! Смотри сама: Дариан, мой кузен, вел тот караван рабов, в котором были я и принц Домнион, а ведь именно папаша Дариана в свое время был причастен к тому, что случилось с бабушкой Домниона, вдовствующей королевой Мейлиандер… На свете так много людей, но отчего перехлестнулись именно наши судьбы?! О Боги, как затейливы ваши причуды…

— А поподробнее можешь рассказать?

— Лия, нет времени…

— Дорогой граф, и почему ваш ответ меня не удивляет? Я уже стала привыкать к вашей милой привычке откладывать все важные разговоры на другое время, которое наступит неизвестно когда!

— Понимаешь, я обещал Киссу… а, нелегкая тебя задери, надо сказать — Дариану… В общем, я обещал ему особо не распространяться с тобой на эту тему. Пожалуйста, пойми меня правильно и не обижайся…

Мужская солидарность… Что ж, примем, как говорится, к сведению.