Поэма о Ширинкине

Собственный выезд можно иметь, а можно и не иметь, в театр ходить и не ходить, устрицы, как известно, можно любить, а можно и ненавидеть. С мозолями подобная вольность непозволительна. Мозоль лучше не иметь. Этому учит опыт. А чтобы ее не иметь, надо быть другом Сидора Ивановича Ширинкина. Но это совсем не так просто, как может показаться непосвященному москвичу. Подходы к Сидору Ивановичу забиты отставными генералами, народными артистами и учеными-атомщиками, имена которых, по соображениям государственной безопасности, раскрыть мы не имеем права.

Гурмаева с Ширинкиным свел случай.

Но тут (уж пусть читатель нас извинит) волей-неволей придется раскрыть некоторые подробности биографии Ширинкина.

Сидор Ширинкин рано начал и плохо бы кончил, если бы не попал вовремя к хорошим людям. Начал он с мелкого хулиганства в подъезде, где писал на стенах слова самого интимного звучания, а кончил тем, что, пугая граждан зажатым между пальцами лезвием «Уилкинсон суордз», заимствовал у них портмоне и бумажники.

Этот неправильный путь привел Ширинкина в тюрьму. Она-то и повернула его круто к добру.

Коллектив, куда делегировали Ширинкина, строил дорогу. Она уходила все дальше в леса. Ходить приходилось далеко. Мозолей было много. Мозоли болели. Тут-то и выяснилось, что руки Ширинкина, ловко орудующие лезвием, настоящая находка для усталых ног. Сидора приметили. Вначале соседи по бараку, потом начальство. На дорогу его больше не посылали, а определили истопником при лагерной бане. Здесь, на лагерных мозолях, и оттачивал Ширинкин свое мастерство.

Нечаянной радостью обернулся для Ширинкина досуг.

Он заразился чтением. Из заключения Сидор вернулся книголюбом. Его любимой книжкой был ''Дубровский'' А.С.Пушкина. На воле любовь к книге превратилась в страсть, а сам Ширинкин — в азартного охотника за автографами великих писателей. На этой тропе и столкнулись однажды профессор Гурмаев и мозолист Ширинкин.


Заняться скупкой книг Гурмаева надоумила Галина Еремеевна, его жена.

Была она женщиной трезвой, практичной и любящей. К тому времени, как Ирочка с большими трудами и затратами на репетиторов закончила девятый класс, Галина Еремеевна со всей отчетливостью уже представляла себе, что из дочери не выйдет ни профессора, как ее отец, ни умелой домохозяйки, как она сама. Конечно, Ирочка могла бы найти свое полезное место рядом со своими ровесницами на ткацкой фабрике или за прилавком магазина ''Башмачок». Об этом часто говорили по радио.

Но не такой судьбы хотела для своей дочери мать.

Галина Еремеевна давно уже решила, что главное — это удачно выйти замуж. И мечтой Гурмаевой было выдать дочь за писателя или, на худой конец, журналиста. Но это было сложно, очень сложно. Журналисты, познакомившись с дочерью, немедленно уезжали в какие-то необыкновенно длительные командировки и навечно оседали в районных газетах. Некий молодой писатель, которого с трудом удалось залучить в дом, при первом же намеке на возможность альянса стал говорить о том, как он любит запах полей, и в самом деле вскоре исчез из Москвы, сказав, что едет в Белоруссию писать дилогию о Пинских болотах. Словом, нужны были другие средства. Нужно было, решила Галина Еремеевна, создать вокруг Ирочки ореол спокойной, надежной обеспеченности и полного достатка, достатка на всю жизнь, говорила она мужу. Тогда, думала Гурмаева, непременно найдется достойный, любящий комфорт интеллигентный человек; он-то и сделает Ирочку счастливой.

— При твоих заработках, — как-то поздно вечером, когда они уже легли в постель, сказала Галина Еремеевна, — при твоих-то заработках мы можем обеспечить Ирочку на всю жизнь.

— Но что, что мы можем ей оставить? Машина сгниет через пять лет. Дача развалится через двадцать. Деньги, конечно, хорошо, но их могут обменять… Что? Что? — нервничал Гурмаев. И тогда Галина Еремеевна тихо шепнула: «Книги».

Наутро Гурмаев проснулся коллекционером.

— Грамотных становится все больше, а лесов меньше, — говорила Галина Еремеевна мужу, провожая его в поход на книжную толкучку. — Книга будет дорожать!

Загрузка...