Еще один реальный способ улучшить нашу жизнь

Глава 19

Олег Сергеевич Замятин был лучшим другом Ивана Михайловича Тетелютина еще со службы в армии, вернее, с того первого кросса, который их командир заставил бежать с полной выкладкой. Олег, субтильный молодой человек с рыжеватыми волосами, никогда не показывавший особых результатов в физических упражнениях, выдохся еще до половины дистанции. Да еще и ногу натер с непривычки в солдатских сапогах. Иван, крепкий паренек почти на голову выше Олега, взял его на буксир, последние метры таща дохляка-сослуживца практически на себе. Конечно, со временем физ.подготовка дала свои результаты, и Олег достойно переносил все тяготы и лишения армейской жизни на пару с Иваном. Они и по обычной решили вместе пойти. После дембеля вместе поступили в школу милиции, вместе служили, теперь вот вместе работают в колонии строгого режима. Олег — начальником опер.части, Иван — начальником колонии. Но дружеские отношения они особо не демонстрировали, хотя все и так, конечно, в курсе, субординацию соблюдали, и уж точно за Олегом не водилось привычки открывать дверь начальства с ноги, что он только что и проделал.

— Олег? Что случилось? — изумился Тетелютин, как нетипичному поведению друга и подчиненного, так и его ошалелому виду.

— Полушкин чистуху написал на два новых эпизода.

— Ну, да, слышал. Хотел даже к тебе зайти, поздравить, да вот закрутился, извини. Как тебе вообще удалось его расколоть? Он хоть и не в законе, но калач тертый, не первоходок.

— Угу, только я тут совершенно ни при чем, — протянул Олег Сергеевич с какой-то странной интонацией.

— В смысле? Он не тебе что ли признательные дал?

— Мне, конечно, только я его к себе не вызывал. И вообще, как я мог его колоть, если я про этих двух дополнительных жмуров ни сном, ни духом? Он сам ко мне на прием напросился, и с порога давай требовать бумагу и ручку, типа признаться хочу, а то ведь менты так и не докопались до всей правды-то.

— Совесть что ли замучила? — не поверил многоопытный начальник колонии. И было с чего. Представить, что Полушкин, осужденный за неоднократные хладнокровные убийства и грабежи, может мучиться совестью, Иван Михайлович не мог при всем своем воображении.

— Полушкина? — в тон ему переспросил Олег Сергеевич, тоже ни на грамм не верящий в раскаяние матерого рецидивиста. — Только дело не в нем, вернее, не только в нем. Он, у меня, так сказать, первой ласточкой был. Сегодня еще двое решили в грехах своих передо мной покаяться. Да так усердно, что за два часа наговорили и написали себе еще на десятку строгача минимум. И как убивали, и где трупы спрятали, все, как на духу. Тоже правдой вдруг озаботились. А десять минут назад имел я интересных разговор с приятелем из колонии под Красноярском. Так он говорит, что у них тоже самое. И не только у них. По всей стране зеки точно с ума посходили… Что происходит, Иван?

Эти невесть где и когда услышанные стишки, напеваемые на мотив песенки про зиму из мультика «Зима в Простоквашино», все чаще и чаще всплывали в памяти Амиры Наильевны в последние дни. Неприятности дома, неприятности на работе, и как вишенка на торте — собственная крыша, кажется решившая поехать в отпуск, не дожидаясь, когда ее хозяйка сподобится на это целиком.

Видимо, ее подсознание взялось донести до своей недогадливой хозяйки назревшую жизненную необходимость отдыха от ее ответственной должности. Только почему для этого был выбран образ розовой крысы, которую Амира Наильевна стала видеть с удручающей регулярностью не только дома, но и на работе, стоило ей только остаться наедине с собой? И ведь не спросишь. Видеть то, чего быть не может по определению, конечно, симптом сам по себе нехороший, и даже крайне тревожный, но завистников и недоброжелателей вокруг хватает, а если еще и папарацци пронюхают, то кадровые перестановки неизбежны.

После первого эпичного явления персонального розового кошмара, изрядно подпортившего репутацию респектабельной и адекватной дамы среди ближайших соседей, весьма уважаемых людей, Амира (не иначе, как под действием коньяка, которого она замахнула с расстройства чуть ли не целую бутылку), не придумала ничего лучше, как выбросить подальше все оскверненные крысой шкатулки с брошками, а потом, осознав, что она только что своими руками лишила себя любимой, собираемой всю жизнь коллекции, с причитаниями самолично полезть за ними в мусорные контейнеры на глазах у изумленной публики. Вот в чем была: в шелковом халате и тапочках, в том и полезла, перегнувшись через край и почти нырнув головой вниз внутрь большого зеленого мусорного бака. Муж, офигевший не менее остальных случившихся рядом зрителей, когда все же слегка очухался, чуть ли не силой увел Амиру домой, высказав ей много хорошего и поучительного по поводу женского алкоголизма. Правда, Амиру его речь не вдохновила. Она вообще ее почти полностью пропустила мимо ушей, озабоченная проблемой вернуть дорогую сердцу коллекцию. Бодрящий душ тоже не особо помог. Успокоилась и, наконец, позволила уложить себя в постель Амира только после того, как вызванная срочно по особому тарифу сотрудница службы клининга, вытащила из мусорки все шкатулки и тщательно перемыла все брошки.

Только вот пользоваться своими украшениями как раньше Амира Наильевна уже не могла. Какую бы брошь, она не выбирала, собираясь на работу, или вообще отказываясь от украшения, по приходу туда, она неизменно обнаруживала на своем пиджаке бриллиантовую брошь с леопардом, что согласно конспирологической теории некоторых умников-журналистов, являлось тайным знаком для посвященных о стремительном укреплении рубля.

А в сочетании с тем, что аналитики Денежно-кредитного управления отмечают в последнее время небывалый спрос на рубли у многих зарубежных бизнесменов, которые те приобретают в неимоверных количествах исключительно для того, чтобы профинансировать какой-нибудь опять же российский объект культуры или спорта, это привело уже к довольно неприятному разговору с представителем Международного валютного фонда, выразившего крайнюю озабоченность несогласованным с ними укреплением курса рубля. Похоже, западные партнеры пришли к выводу, что госпожа Шерзадаева ведет собственную игру вопреки всем договоренностям и мудрым рекомендациям биг-боссов мировой экономики.

И вот как им всем объяснить, что это не так? Внешне-то все именно так и выглядит, что страна, наконец, озаботилась тем что ее собственные граждане уже напрочь не верят в валюту собственной страны и держат свои накопления в долларах и евро, а не в родных рублях и решила это вопиющее безобразие поправить.

И все же почему именно розовая крыса? Неужели в глубине души сама Амира Наильевна считает себя крысой, ворующей путем регулярной девальвации рубля накопления у своих сограждан?

Меж тем совсем неподалеку от места проживания Амиры Наильевны, в Китайгородском проезде, в доме номер семь, огромном архитектурном комплексе из стекла и бетона, совсем другие, но тоже очень важные и ответственные товарищи собирались. И тоже, что характерно, по вопросу финансов и зарубежной валюты, как их составной части, а вернее, уменьшению источника ее притока в страну.

— Господа, мы собрались здесь, чтобы обсудить некоторые тревожащие нас тенденции, наметившиеся в международной торговле нашей страны. — Начал по привычке с высокопарной вступительной заставки созванное им расширенное совещание министр торговли и предпринимательства страны, господин Мангустов Денис Васильевич. — Прежде всего торговля с Китаем. Что там за заморочки приключились, что поставки леса в эту страну сократились до практически ничего не значащих цифр? И когда нам ждать исправления этой беспрецедентной ситуации? Аркадий Александрович, вам слово.

Грузный генерал-полковник поднялся со своего места, оглядел пригласивших его чиновников тяжелым взглядом исподлобья.

— Наше управление делает все от нас зависящее… — Замолчал. Помедлил минутку и неожиданно выдал, что называется, правду-матку: — В ближайшее время подвижек в лучшую сторону ожидать точно не стоит. Лес в нашей стране добывается в немалой степени руками заключенных. Среди же наших заключенных и даже сотрудников колоний словно некая эпидемия внезапно случилась. Все они вдруг озаботились защитой матери-природы. Первый инцидент произошел три недели назад в колонии строгого режима в Забайкальском крае. К сожалению, мы не разобравшись в первопричине раскассировали зачинщиков этого безобразия по другим колониям по всей стране. На сегодняшний день уже и в тех колониях начались акты неповиновения. Подозреваю, не далее, как через месяц встанет вопрос ребром о срыве поставок леса и в другие страны, покупающие у нас эту продукцию. Более того, насколько мне это известно, это новое природозащитное движение уже вышло из стен исправительных учреждений. Работники леспромхозов тоже начали отказываться от массовых вырубок леса.…У меня все!

Генерал опустился на свое место, извлек из кармана носовой платок, промокнул лоб, огляделся вокруг, словно в недоумении. Мол, где это я, и как умудрился только что наболтать такое, собирался ведь как всегда отчитаться куда более обтекаемо? Но слово не воробей. Другие чиновники принялись выстраивать собственную позицию с учетом сообщенных им генералом вводных.

— Уже удалось выяснить, кто за всем этим стоит? — поинтересовался господин Мангустов, обращаясь уже к представителю ФСБ.

— Никак нет. Такое впечатление, что это, в самом деле, полностью стихийное движение.

— Впечатление у них, — пробормотал министр, но больше ничего не добавил. Чего зря словами воздух то сотрясать.

Может все-таки зря она отказалась с функционерами партии Народной Свободы дела вести? Именно такие мысли пришли в голову Ирине Михайловой после того, как она увидела на экране своего телевизора телевизионные дебаты представителей разных партий, борющихся за места в парламенте. Очень уж на фоне прочих вальяжных господ этот самый… как его… Сергей своей прямотой и открытостью импонировал. Хотя… вроде, в прошлые выборы лидеры этой партии тоже резали правду-матку, говорили дельные вещи, да вот потом куда-то враз запропали, едва эти самые выборы закончились. Нет, правильно сделала, что отказалась с подобными аферистами общаться. С жуликами и врунами водиться — себя не уважать.

На экране, меж тем, явно разгоралась перепалка.

— Да что вы мне в лицо вашей статистикой тыкаете? — Раздухарившийся Сергей просто-таки петухом наскакивал на своего оппонента из правящей партии «Великая держава». — Геббельс, конечно, был изрядным дерьмом, но против его ранжирования, что есть ложь, есть великая ложь и есть статистика во всем мире никто не поспорит. Если я еще полгода назад покупал курицу по сто двадцать, а сегодня точно такую же и в том же самом магазине мне предлагают за сто восемьдесят, то откуда взялись заявленные прикормленными вами статистиками четыре процента инфляции?

— Одна курица в одном отдельно взятом магазине — это еще не вся экономика! — Пытался парировать наезд вальяжно выглядящий «барин», представлявший интересы «Ведерка» (так в народе «Великую державу» иногда именовали).

— Хорошо, — внешне согласился с ним представитель партии ПНС. — Давайте укрупним. Назовите мне отрасль, и мы прикинем, может ли эта отрасль послужить реальным источником вдохновения для ваших статистиков с их фантастически замечательными четырьмя процентами. Ну, не теряйтесь! Транспорт? Недвижимость? Бытовые услуги населению?

— М-м-м, нельзя так сразу рубить сплеча, — принялся изворачиваться представитель власти, оказавшийся абсолютно неготовым к навязанному ему формату проведения теледебатов. Он-то сюда шел, предполагая, что его оппонент всего лишь будет отбывать тут свой номер, а получил настоящую порку прямо перед объективами телекамер.

— А как можно, уважаемый Борис Михайлович? Скажите лучше правду: со времени прошлых выборов наш народ лучше жить не стал!

— Сказать правду? — Вдруг выпрямился мямливший до этого мгновения посланец от «Великой державы», сверкнув глазами в свете софитов. — Хорошо! Правда состоит в том, что перед нами стоят совершенно другие задачи, чем заботиться о благосостоянии этого народа. Взять, к примеру, меня, я тут вообще человек временный. У меня домик во Франции с виноградником прикуплен, мой старший сын обучается в Сорбонне, моя младшая дочь замужем за французским промышленником. Отбуду еще лет пять или десять на манеже в здешнем цирке, удвою капитал и уеду к теплым морям и виноградникам, встречать свою старость. Вы думаете, я один такой?

Похоже, политик сам от себя не ожидал, что у него вот такое вдруг вырвется. Резко осознал, что он тут сейчас нагородил, зажал рот пухлой ладошкой и на выход из студии припустился.

— М-да, неожиданное окончание наших дебатов! — Объявил тоже донельзя обескураженный журналист прежде, чем вещание с этого мероприятия прервалось, переключившись на какой-то блок музыкальных клипов тридцатилетней давности.

Отец Кирилл заехал в часовню святого Александра Невского, где он по мере надобности выполнял обязанности приходящего батюшки, практически совершенно случайно. Он с супругой, Зоей, вообще-то собрался посетить несколько сельских храмов на севере области. Там сформировалась замечательная инициативная группа, собиравшая средства на реставрацию церквей, а Зоя, по профессии архитектор, собиралась им в этом профессиональную помощь по своему профилю оказать.

Так вот, батюшка за рулем своей новенькой тойоты Короллы, мимо часовни в сторону Николаевского тракта рулил, ну и решил выйти, глянуть по-быстрому, что там, да как. Обозначить свое присутствие, так сказать. Супруге же распорядился, его в салоне автомобиля дожидаться.

Первое, что бросилось в глаза отцу Кириллу при входе на территорию часовни — валяющиеся прямо возле дорожки совершенно бесхозные инструменты. Лопата, лом, и даже топор. И ни малейших следов пономаря Василия! Пришлось батюшке весь инструментарий подобрать и в кладовую, на свое место нести, благо ключи от входных дверей у него с собой нашлись.

Инструменты на свое место, в кладовую, отнес, аккуратно возле двери сложил. Заодно, раз уж здесь в кои-то веки оказался, решил хотя бы мельком местные припасы проинспектировать. Ну, часовня же совсем небольшая была, тут даже своего постоянного священника не имелось, соответственно, все необходимое для работы умещалось в небольшой комнатушке, квадратов от силы на десять.

— Тьфу ты, мерзость какая! — Не сдержался батюшка, увидев на столе, рядом с ящиком церковного кагора, противоестественно розового цвета крысу. Крыса, абсолютно не обращающая никакого внимания на появившегося в помещении человека, увлеченно попискивая, грызла пробку на одной из бутылок.

Хотя отец Кирилл и считал себя человеком непьющим, против такого святотатства со стороны нечестивого грызуна он не устоял. Схватил первое тяжелое, что под руку попалось, и по крысе со всего размаха ударил.

Под руку попался ломик. Ножки стола с громким треском подломились, бутылки, звеня и рассыпаясь осколками, посыпались на пол. Хлынувшее из них вино бурным потоком захлестнуло туфли отца Кирилла. Ломик, вывернутый из рук силой инерции, укатился куда-то под стеллаж. В помещении резко запахло спиртным.

Меж тем уцелевшая в катаклизме розовая крыса, как ни в чем ни бывало, уселась на полке идущего вдоль всей стены стеллажа с расставленными там коробками с восковыми свечами и принялась то ли яростно умываться, то ли слизывать с шерсти вожделенный кагор.

Впавший в раж священник, помянув нечистого и его тесное телесное общение конкретно с этой самой крысой-мутантом, принялся подыскивать для себя другое оружие. Нашел. Рукоятка топора легла в руку как влитая. Занеся топор над головой, батюшка принялся подкрадываться к животному. Охотничьи инстинкты предков окончательно взяли над ним верх.

Удар! Надломленный стеллаж не удержал свою ношу. Во все стороны разлетелись свечи. А крыса розовой меховой ленточкой скользнула уже на полку с церковной утварью и прочей посудой.

Не теряя ни секунды, поп вновь взмахнул своим оружием, пытаясь поразить юркого посланца нечистого. Грохот! Звон. По полу жалобно дребезжа и подпрыгивая, прокатилось кадило, дежурный инструмент приходящего священника. Крыса же уже на вешалку с висящими там церковными одеяниями переместилась.

Зоя, которой быстро надоело без дела сидеть в машине, вышла из нее и отправилась на поиски мужа.

— Простите, — обратилась она к старушкам в черных одеяниях, крестящихся на купол часовни. — Вы не подскажете, где я могу отыскать батюшку.

Вообще-то, говоря про батюшку, Зоя имела в виду своего мужа. Она же в курсе была, что своего священника тут отродясь не водилось. Но старушки решили, что она про местного пономаря Василия их спрашивает, и с самым уверенным и честным видом ответили:

— И-и-и, милая. Запировал батюшка. Неожиданно, да… Теперь до понедельника лучше и не искать его.

— Ага, — подтвердила вторая богомолица, — а то он во хмелю сильно буйным бывает.

— Да что вы говорите такое! — Возмутилась супруга, уверенная как в стойкости своего мужа перед зеленым змием, так и в том, что невозможно сколько-нибудь серьезно напиться за то время, пока он отсутствовал, — он же непьющий совсем!

— Все они непьющие до поры до времени, — философски отозвалась первая старуха, — а потом как бес в них вселяется.

— Да ну вас! — Отмахнулась Зоя от странных теток и поспешила к двери часовни. Заметила, что она приоткрыта.

— Врешь, с*ка, не уйдешь, нечистый! Я тебя и из геенны огненной достану, и в святой воде утоплю! — Услышала она яростный вопль своего благоверного и поспешила к нему, благо голос буквально из-за соседней двери раздавался.

Через минуту перед ней открылась ужасающая в своем первобытном варварстве картина: муж с перекошенным в праведном гневе лицом остервенело крушил еще остающиеся целыми полки, на топоре, словно боевая хоругвь, зацепившись, повис обрывок рясы священника. И запах! От запаха спиртного перехватывало дыхание.

Надо отдать должное храбрости этой неординарной женщины. Не обращая внимания на дикий, шальной взгляд своего мужа, она, не сгибая спины, лишь причитая и призывая успокоиться, двинулась в сторону буйствующего мужчины. И случилось чудо, достойное увековечения в текстах святых писаний. Рыкающий лев стал кротким агнцем и безропотно последовал за своей супругой сначала прочь из разнесенного им вдребезги склада, а потом и в салон вызванной машины скорой помощи. И даже топор согласился отдать почти без возражений.

Врач психиатр Юрий Петрович Загуменов, совершая свой утренний обход, в очередной раз задумался о вопиющем несовершенстве их мира. Причем, несовершенство это, судя по стремительно прибывающему контингенту в их больнице, все больше усугубляется.

— Доктор! Не бери грех на душу, отпусти меня немедленно! Я абсолютно нормальный! — О! А это новый пациент, помещенный в ВИП-палату их отделения, благо абрек, лежащий здесь, успел вовремя сбежать от мести заявившихся в больницу кровников, а второго, полковника полиции, не так давно благополучно выписали.

Юрий Петрович с интересом принялся изучать, что же там написал доктор Ураков, дежуривший в эту ночь в приемном покое. Так-так, настоящий батюшка священник, допившийся до белой горячки и принявшийся гонять розовых чертей прямо в стенах церковной ризницы, не удивительно, что его даже без всякого согласования в привилегированную палату засунули. Редкая птица к ним залетела.

— То есть вы считаете, святой отец, что это нормально, видеть розовых чертей и гоняться за ними с топором? — Уточнил доктор, зачитав анамнез составленный Ураковым.

— Да не черт то был, а обычная розовая крыса. Только верткая очень. — Взмолился батюшка, словно подобное уточнение что-то кардинально меняло.

Ну, собственно, Юрий Петрович именно об этом и объявил. Хотя… на самом деле, кое-что все-таки меняло. Дело в том, что пациент, видящий вместо традиционных зеленых чертей розовых крыс, уже не первый был, и даже не второй. Как говорится: один раз — случайность, два — совпадение, но три — уже закономерность. С развитием общества меняются и общеизвестные символы его явлений. Вот доктор Загуменов и принялся выспрашивать батюшку, что могло его мозги именно в направлении розовых крыс вывихнуть. Поп сердился, матерился, обещал проклянуть, но вцепившийся в него бультерьером мозгокрут все не унимался, задавая новые и новые вопросы на тему ассоциаций на розовый цвет и детских обид со стороны грызунов.

— Тьфу! Чтобы тебе, доктор, самому эта розовая крыса явилась! — Обиделся вконец отец Кирилл и, отвернувшись к стенке, отказался отвечать на дальнейшие вопросы.

Впрочем, пока психиатру для написания научной работы «О трансформации символов бессознательного в процессе развития общественного сознания» и полученных ответов на вопросы хватит.

Закончив сегодняшний обход в самые сжатые сроки, Юрий Петрович Загуменов к себе, в ординаторскую, поспешил. Все-таки, несмотря на все собранные материалы, научная работа сама себя не напишет, а брать работу на дом, когда у него имеется возможность поработать над ней в свое рабочее время — идея, прямо скажем, на любителя.

Полный научно-трудового энтузиазма, доктор Загуменов распахнул дверь ординаторской… и сразу же ее захлопнул, придавив дверь спиной со стороны коридора. На его рабочем столе сидела крыса. Розовая. В медицинском колпаке и белом врачебном халате.

— Я сошел с ума…! Какая досада.