(перевод М. Пчелинцева)
Я хочу рассказать вам забавную историю, случившуюся вчера с мамой и со мной. Мне двенадцать лет, и я девочка. Маме моей тридцать четыре, но я уже почти с нее ростом.
Вчера после обеда мама повезла меня в Лондон к дантисту. Дантист нашел у меня дупло. Дупло было в одном из задних зубов, и он запломбировал его почти без всякой боли. Потом мы пошли в кафе. Мама взяла мне банановый сплит[2], а себе чашку кофе. Часов в шесть мы собрались уходить.
Но только мы вышли из кафе, как пошел дождь.
— Нужно поймать такси, — сказала мама.
На нас были самые обычные промокающие шляпы и плащи, а лило как из ведра.
— Почему бы нам, — предложила я, — не вернуться в кафе и не переждать, пока дождь кончится?
Мне очень понравился тамошний сплит, и я не отказалась бы от второго.
— Он никогда не кончится, — сказала мама. — Нужно поскорее домой и обсохнуть.
Мы стояли под дождем и высматривали такси. Такси так и шныряли мимо, но все они были с пассажирами.
— Хорошо бы иметь машину с шофером, — вздохнула мама.
И тут к нам подошел этот человек. Совсем коротышка и очень старый, лет семидесяти или больше. Он вежливо приподнял шляпу и обратился к маме:
— Очень надеюсь, что вы меня извините, прошу буквально минуту вашего времени…
У него были роскошные седые усы, густые седые брови и розовое, сплошь в морщинах лицо. От дождя он укрывался красивым зонтиком.
— Да? — сказала мама, очень холодно и отстраненно.
— Мне хотелось бы попросить вас о маленьком одолжении, — сказал человек. — Об очень маленьком одолжении.
Мама смотрела на него с крайним подозрением. Мама вообще очень подозрительная. Особенное подозрение вызывают у нее две вещи: незнакомые мужчины и яйца всмятку. Срезав верхушку яйца всмятку, она начинает копаться в нем ложкой, словно ожидая найти внутри мышь или что-нибудь вроде. В отношении незнакомых мужчин она придерживается золотого правила, гласящего: «Чем более милым кажется мужчина, тем с большим подозрением нужно к нему относиться». Этот маленький старичок был особенно мил. Он был очень вежливый. Он правильно говорил. Он был хорошо одет. Он был настоящим джентльменом. Я поняла, что он джентльмен, по его обуви. Другая мамина поговорка гласила: «Настоящего джентльмена легче всего различить по обуви». У этого мужчины были прекрасные коричневые туфли.
— Правду говоря, — сказал старичок, — я попал в небольшую беду. Я очень нуждаюсь в помощи. Нет, могу вас заверить, ничего такого особенного. Мелочь, ерунда, но я в ней нуждаюсь. Видите ли, мадам, старые люди вроде меня становятся ужасно забывчивыми…
За это время мамин подбородок высоко вздернулся, и она взирала на старичка вдоль всей длины своего носа. В ледяном, со вздернутым носом, взгляде моей мамы есть что-то устрашающее. Как правило, от этого взгляда люди тут же рассыпаются на куски. Я раз видела, как наша директриса стала от этого жуткого взгляда заикаться и нести всякую околесицу, как полная идиотка. Но старичок с зонтиком и глазом не моргнул. Он ласково улыбнулся и сказал:
— Прошу, мадам, мне поверить, что я отнюдь не имею привычки останавливать леди на улицах и рассказывать им про свои беды.
— Да уж надеюсь, — сказала мама.
Я даже смутилась от маминой резкости. Мне хотелось сказать ей: мамочка, ради бога, этот незнакомец, он же очень старый, и он же милый и вежливый; он попал в какую-то неприятность, а ты на него собачишься.
Но я ничего не сказала.
Старичок переложил зонтик в другую руку.
— И ведь я никогда его раньше не забывал, — пояснил он что-то, понятное только ему.
— Вы никогда не забывали — что? — сурово вопросила мама.
— Бумажник, — сказал человечек. — Наверное, я забыл его в кармане другого пиджака. Только представьте себе такую глупость.
— Вы хотите попросить, чтобы я дала вам деньги? — спросила мама.
— Да нет, конечно же, боже упаси! — испугался старичок. — Мне бы и в голову такое прийти не могло!
— Тогда чего же вы хотите? — спросила мама. — Только побыстрее, мы и так уже промокли.
— Я это вижу, — сказал старичок. — Именно поэтому я хочу предложить вам для защиты этот зонтик, если… если только…
— Если только что? — спросила мама.
— Если только вы дадите мне в обмен фунт на такси, чтобы доехать до дома.
Мамины подозрения ничуть не уменьшались.
— Начнем с того, — спросила она, — что если у вас нет денег, как же вы попали сюда?
— Я шел пешком, — объяснил старичок. — Каждый день я совершаю длинную прогулку, а потом беру такси, чтобы доехать до дома. Я делаю так ежедневно, круглый год.
— Так почему бы вам не дойти до дома сейчас? — спросила мама.
— О, как бы мне хотелось иметь такую возможность. Я бы очень хотел, чтобы это было возможно. Но вряд ли мои дурацкие старые ноги справятся с такой нагрузкой. Я и так зашел уже далековато.
Мама стояла и жевала свою нижнюю губу. Мне было видно, что она немного оттаяла. Да и мысль прикрыться от дождя зонтиком явно ее соблазняла.
— Это хороший зонтик, — сказал старичок.
— Я успела заметить, — сказала мама.
— Он шелковый, — сказал старичок.
— Вижу, — сказала мама.
— Так почему бы вам его не взять? — спросил старичок. — Он стоил мне больше двадцати фунтов, как одно пенни. Но все это ерунда по сравнению с возможностью вернуться домой и дать отдых этим моим старым ногам.
Я увидела, как мамина рука нащупала застежку сумки. И она тоже увидела, что я на нее смотрю. Теперь уже я окинула ее моим собственным ледяным взглядом, и она прекрасно понимала, что я имею в виду. Слушай, мамочка, говорила я ей, ты не должна таким образом воспользоваться положением этого усталого старика. Это было бы очень паскудно. Мама помедлила, взглянула на меня и сказала старичку:
— Я не думаю, что имею право взять у вас зонтик ценой в двадцать фунтов. Пожалуй, я лучше дам вам на такси, и покончим с этим делом.
— Нет, нет, нет! — вскричал старичок. — Это даже не подлежит обсуждению! Я и помыслить о таком не могу! Ни в коем случае! Я не могу взять ваши деньги на таких условиях! Возьмите этот зонтик, дорогая леди, и закройте свои плечи от дождя!
Мама бросила на меня косой торжествующий взгляд. Вот видишь, говорил этот взгляд, ты ошибалась. Он хочет, чтобы я его взяла.
Она порылась в сумочке, достала фунтовую ассигнацию и протянула ее старичку. Тот взял ассигнацию и передал ей зонтик. Затем он спрятал деньги в карман, чуть приподнял шляпу, поклонился всем телом, от пояса, и сказал:
— Спасибо, мадам, огромное вам спасибо.
И тут же исчез.
— Подвинься поближе и спрячься, — сказала мама. — Ну и здорово же нам повезло. У меня никогда еще не было шелкового зонтика. Нам они не по карману.
— А почему ты сначала вела себя с ним так кошмарно? — спросила я.
— Я хотела убедиться, что он не какой-нибудь жулик, — объяснила мама. — И я убедилась. Он настоящий джентльмен, и я довольна, что смогла ему чем-то помочь.
— Да, мамочка, — согласилась я.
— Настоящий джентльмен, — продолжила мама. — И состоятельный, иначе бы он не раздавал шелковые зонтики. Ничуть не удивлюсь, если он титулованная персона. Сэр Гарри Голдсуорси или что-нибудь в этом роде.
— Да, мамочка.
— И пусть это послужит тебе уроком, — продолжила мама. — При любых условиях избегай излишней поспешности. Чтобы верно кого-нибудь оценить, непременно требуется время. Так ты никогда не ошибешься.
— Вон он, — сказала я. — Смотри.
— Где?
— Да там, он переходит улицу. Господи, мамочка, он-то куда так спешит?
Мы стояли и смотрели, как старичок ловко лавирует в потоке машин. Перейдя улицу, он повернул налево, ничуть не замедлив шагов.
— Что-то мне он не кажется слишком усталым, а тебе, мамочка?
Мама молчала.
— И как-то не похоже, — добавила я, — чтобы он пытался поймать такси.
Мама стояла совершенно неподвижная и смотрела через улицу на старичка. Нам было его прекрасно видно, и он явно куда-то спешил. Прямо мчался по тротуару, огибая других прохожих и размахивая руками, как солдат на марше.
— Он что-то задумал, — сказала мама. Ее лицо окаменело.
— Только что?
— Не знаю, — бросила мама. — Но непременно узнаю. Пошли.
Она взяла меня за руку, и мы с ней вместе перешли улицу. Затем свернули налево.
— Ты его видишь? — спросила мама.
— Да. Вон он. Сворачивает за угол.
Мы дошли до угла и свернули направо. До старичка было ярдов двадцать. Он трусил по тротуару, как кролик, и нам, чтобы не отстать, приходилось очень спешить. Дождь лупил еще сильнее, чем прежде, и я видела, как с полей его промокшей шляпы стекает на плечи вода. А вот нам под нашим большим шелковым зонтиком было уютно и сухо.
— Что же он все-таки задумал? — спросила мама.
— А что, если он повернется и заметит нас? — спросила я.
— А мне плевать, — сказала мама. — Он нам соврал. Сказал, что не может уже идти, что буквально валится с ног! Он — бессовестный лжец! Он самый настоящий жулик!
— Ты хочешь сказать, — сказала я, — что он все-таки не титулованный джентльмен.
— Помолчи немного, — сказала мама.
На следующем перекрестке старичок опять свернул направо.
Затем он свернул налево.
Затем направо.
— Я от него так не отстану, — сказала мама.
— Он исчез! — закричала я. — Куда же он делся?
— Он вошел вон в ту дверь! — сказала мама. — Я это видела! В тот дом! Господи, да это паб!
Это действительно был паб. «Красный лев» — гласила надпись на его фасаде.
— Ты же не думаешь, мамочка, туда зайти?
— Нет, — сказала мама. — Мы посмотрим через окно.
Вдоль всего фасада паба было большое окно; с той стороны стекло чуть запотело, но все равно видно было прекрасно, особенно если подойти вплотную.
Мы стояли у окна паба, тесно прижавшись друг к другу. Я цеплялась за мамину руку. Огромные капли гулко стучали по зонтику.
— Вон он, — сказала я. — Вон там.
Зал был полон людей и сигаретного дыма, и наш старичок был в самой гуще всего этого. Он успел уже снять пальто и шляпу и теперь проталкивался сквозь толпу к стойке бара. Протолкавшись, положил ладони на стойку и что-то сказал бармену. Я видела, как двигаются губы; он делал заказ. Бармен отвернулся и через несколько секунд подал ему небольшой стаканчик, полный до краев светло-бурой жидкости. Старичок положил на стойку фунтовую ассигнацию.
— Это мой фунт! — прошипела мама. — Это надо же такое нахальство!
— А что там в стаканчике? — спросила я.
— Виски, — сказала мама. — Чистый виски.
Бармен не дал с фунта никакой сдачи.
— Видимо, это тройной виски, — сказала мама.
— Что такое тройной? — спросила я.
— В три раза больше нормальной порции, — ответила мама.
Старичок взял стакан и поднес его к губам. И осторожно наклонил. Затем он наклонил его сильнее… еще сильнее… еще сильнее… и очень скоро весь этот виски исчез в его горле одним длинным глотком.
— Недешевая выпивка, — заметила я.
— Это попросту смехотворно! — сказала мама. — Ты представь себе, заплатить целый фунт за то, что можно проглотить одним глотком!
— Это обошлось ему больше чем в фунт, — поправила я. — Это обошлось ему в двадцатифунтовый шелковый зонтик.
— Вот именно, — согласилась мама. — Он просто сумасшедший.
Старичок стоял у стойки с пустым стаканом в руке. Он тихо улыбался, и по его круглому розовому личику разливалось золотое блаженство. Я видела, как кончик его языка облизнул седые усы, словно в поисках последней капли драгоценного виски. Он медленно отвернулся от стойки и стал проталкиваться назад, туда, где висели его пальто и шляпа. Он надел шляпу. Надел пальто. Затем с великолепной небрежностью, так что никто бы ничего не заподозрил, прихватил с вешалки один из многих мокрых зонтиков, которые там висели, и направился к выходу.
— Ты только посмотри! — воскликнула мама. — Ты видела, что он сделал?
— Тсс! — прошептала я. — Он выходит.
Мы опустили зонтик, чтобы скрыть свои лица, и опасливо выглянули снизу.
Старичок вышел, но даже не взглянул в нашем направлении. Он раскрыл над головою свой новый зонтик и поспешил по улице в ту сторону, откуда пришел.
— Так вот чем он тут пробавляется! — сказала мама.
— Чисто сделано, — сказала я. — Супер.
Мы последовали за ним и пришли на главную улицу, где встретили его впервые, а затем пронаблюдали, как он легко и непринужденно обменял свой новый зонтик на еще одну фунтовую ассигнацию. Этот зонтик достался высокому тощему парню, у которого не было даже пальто и шляпы. Как только сделка была завершена, наш старичок заспешил по улице и быстро потерялся в толпе. На этот раз он ушел в другом направлении.
— Ты только посмотри, до чего же хитрый! — восхитилась мама. — Он никогда не ходит дважды в один и тот же паб!
— Пабов тут достаточно, — заметила я. — Хватит на весь вечер.
— Да, — согласилась мама. — Конечно. И как же он, наверное, молит Бога о ниспослании дождя.