When in Rome do like a Roman.
Вот с тобою первый мой роман.
Даль свободного романа.
Иосиф вдруг спросил:
— Как, Соня, по-итальянски Рим?
— Roma
— Roma? Хорошо, кругло, как будто купол.
Иосиф подошел к окну и <…> стал твердить «Roma, Roma», пока звуки не утратили для него значения.
Веселость едкая литературной шутки[2].
Георгий Левинтон
Как я пытался показать в названых (в сноске 1) статьях, одним из важных признаков литературной игры и связанной с ней атмосферы шутки была «взаимность» — умение не только шутить над другим, но и быть объектом чужой (а иногда и собственной) шутки, готовность к постоянному обмену «уколами». Напомню, что это слово традиционно употребляется и применительно к шутке, выпаду, остроте («Только я Ахматовой уколы / Двадцать три уже считаю года»)[3], и, с другой стороны, — как фехтовальный термин, означающий поражение, удар рапирой. В игре каждый из участников/собеседников («агонистов») то наносит, то испытывает эти не всегда безболезненные уколы («последней звезды безболезненно гаснет укол»)[4], то есть выступает по отношению к этому действию то в активной, то в пассивной, страдательной роли. В этой связи любопытен пример связанный с М. А. Кузминым.