Глава 1

Бросок на Украину

День 22 июня 1941 года начался, как всякое другое прекрасное летнее воскресенье. Я вообще ни о чем не думал, когда включил радио, но внезапно несколько слов заставили меня оторопеть. Войска Третьего Рейха пересекли европейскую границу СССР.

Кампания в Польше, кампания в Норвегии, кампания в Нидерландах, в Бельгии и Франции в 1940 году, кампании в Югославии и Греции весной 1941 года были только предварительными операциями или вообще ошибочными. Настоящая война, в которой решалось будущее не только Европы, но и всего мира, только начиналась. Это больше не была война за границы или интересы. Это была религиозная война. И, как все религиозные войны, она должна была стать беспощадной.

Прежде чем бросить свои танки в степь, Рейх попытался прибегнуть к обходным маневрам, как затаившийся кот.

В 1939 году национал-социалистическая Германия выполняла беспрецедентную программу. Она восстанавливала себя столь беспрецедентными темпами в громе и блеске вспышек таких катаклизмов, что вся Европа и весь мир содрогались в ужасе. Если бы в это время все ее враги на Западе выдвинулись к Рейну, и в то же самое время большевики начали бы наступление в Восточной Пруссии, они могли бы просто удавить Гитлера. Он любил повторять раз за разом, что кайзер Вильгельм II проиграл Первую мировую войну только потому, что не сумел избежать войны на два фронта. Он намеревается поступить умнее. Но мы еще увидим, как однажды на руинах рейхсканцелярии в Берлине встретятся не только шотландец и мужик, но также черномазый из Гарлема и дикий киргиз из азиатских пустынь…

***

В августе 1939 года накануне Польской кампании Гитлер в последнюю минуту сумел вывернуться из стратегической удавки.

Сталин имел много причин дружить с национал-социалистами, его сотрудничество с «демократиями» было еще в будущем. Лондон и Париж с огромным треском отправили в Москву военные делегации. Но в то же самое время в обстановке строжайшей секретности Гитлер сумел ослабить петлю.

Сталин, как и Гитлер, играл очень умело. Он был заинтересован в том, чтобы плутократические демократии и национал-социализм истощили друг друга, так как ненавидел обоих. Чем больше они подорвут свои силы в борьбе, тем легче коммунистам будет добиться своих целей. Сталин вел свою партию с азиатской хитростью, как главарь международной банды, уверенный в своих людях. Он даже мог позволить себе для видимости заключить союз с Третьим Рейхом: во всем мире дисциплина коммунистов была железной.

Эффект необычайной солидарности дал о себе знать. Англия и Франция превратили войну в мировую после того, как Гитлер вторгся в Польшу. Сталин сделал то же самое 15 дней спустя, но ни одна из союзных держав не посмела вмешаться.

Таким образом советский лидер совершенно безнаказанно нанес удар в спину сражающейся Польше и аннексировал треть территории несчастной страны. Англия и Франция, столь озабоченные ранее территориальной целостностью Польши, не посмели объявить войну СССР.

Это моральное и военное отречение от своих обязательств вселило уверенность в коммунистические банды по всей Европе. Демократии испугались Сталина! Они отступили перед ним! То, что было нестерпимо у Г итлера, оказалось вполне терпимо у русских!

«Демократии» пожертвовали моралью, принципами, самоуважением из опасений сделать союз Гитлера и Сталина еще прочнее. Они также опасались саботажа, который могли начать или уже начали коммунистические партии по всей Европе. Как всегда сиюминутные интересы взяли верх над другими соображениями.

В действительности «маленькая война» длилась всего 15 дней. Начиная с сентября 1939 года у союзников имелась только одна идея: не спровоцировать СССР, начать заигрывать со Сталиным, несмотря на его агрессию в отношении Польши.

Сталин смог резко увеличить свои требования, чтобы покончить с независимостью Литвы, Латвии и Эстонии, отобрать Бессарабию у Румынии. Для союзников было важно только одно: позволить русским сменить сторону. Менее чем через два года это им удалось.

Германия в 1939 и 1940 годах выиграла битвы в Польше, Норвегии и на Западном фронте. Однако она вела войну уже более 500 дней, не сделав одной очень важной вещи: не совершив победоносной высадки в Англии.

Англия со своей стороны точно так же не могла высадиться на континенте: Черчиллю пришлось готовить эту высадку несколько лет.

Поэтому курс Сталина был совершенно очевидным. Он шел на конфронтацию с Рейхом. Особенно это стало заметно на Балканах.

Игра становилась все более осторожной.

Немцы уже протянули свои лапы к Бухаресту, Софии и Белграду. В марте 1941 года Югославия импульсивно разорвала договор с Рейхом, заключенный всего 8 дней назад, что привело к роковым последствиям. Большевики, которые тайно подстрекали к такому поступку и которые хотели чуть больше, чем просто сместить британского ставленника короля Петра, публично объявили о поддержке югославского правительства.

Но в результате через две недели немецкие танки прошли по улицам Белграда, Сараево, Салоник и Афин. Парашютисты маршала Геринга заняли остров Крит. Однако даже после этого советско-германские отношения еще не были разорваны. Союз с Рейхом имел для Сталина практическое значение. Он принес ему все, что Сталин ожидал: окровавленный кусок Польши, три прибалтийские страны, некоторые важные территории в Финляндии, великолепную Бессарабию.

Фашистский лимон был выжат досуха. Пришло время браться за второй лимон: так называемые «демократии». Мы знаем, какого рода сок дал большевикам этот фрукт к 1945 году: оккупацию территорий в Европе и Азии, на которых проживали 200 миллионов человек. Красная Армия обосновалась в Тюрингии, на Эльбе, у ворот Любека, в Петсамо, в Маньчжурии, Корее и на Курильских островах!

Югославский переворот стал доказательством наличия интересов СССР на Балканах, а весной 1941 года русские развернули военные приготовления. Все это не оставляло у Гитлера сомнений в амбициях Сталина. Чем больше он будет ждать, тем вероятнее его атакуют. Чтобы сосредоточить свои силы на востоке, он временно отложил план вторжения в Англию. Гитлер пытался разными способами найти хоть какой-то вариант мирного разрешения конфликта между Германией и Соединенным Королевством. Но было уже слишком поздно для этого. Англичане больше не были расположены прекращать борьбу, однажды начавшись, она уже не могла быть остановлена.

В течение двух лет каждая страна хладнокровно подсчитывала, придерживаясь своего исконного национального эгоизма и соблюдая собственные интересы. В конце концов, все пришли к совершенно одинаковым заключениям.

Русские, умело подталкиваемые Англией и пришпориваемые новыми соблазнами, намеревались напасть сами, раньше или позже — неважно. Немцы, чувствуя, что жребий брошен, решили согласиться с неизбежным. 22 июня 1941 года началась битва не на жизнь, а на смерть между национал-социалистическим Рейхом и советской Россией: два империализма, две религии, два мира, протянувшихся по степям на восток.

Основные богатства Англии, отделенной от остальной Европы морем, были рассеяны по всему миру, поэтому она не могла в полной мере оценить важность дуэли. Она отреагировала, думая о своих ближайших интересах — облегчить блокаду островов, а не о судьбе, которая ждет Европу в день победы большевиков.

Наоборот, для нас, населения Европейского континента, эта борьба стала решающей.

Если победу одержит национал-социалистическая Германия, она получит господство на востоке над огромными территориями, пространство для расширения прямо от своих границ, связанное с метрополией железными дорогами, реками и каналами. Немцам придется осваивать эти территории. Великий Германский Рейх полностью возродится, имея замечательную социальную структуру, он обогатит новые территории, простирающиеся от Северного моря до Волги. Он будет обладать невероятной мощью, неслыханной притягательной силой и предложит двадцати миллионам человек, теснящимся на старом континенте, такие возможности для прогресса, что эти территории станут исходной точкой для создания Европейской федерации, о которой мечтал Наполеон, которую описывал Ренан и которую воспевал Гюго.

Если же, наоборот, верх возьмут коммунисты, кто в Европе сможет им противостоять, когда рухнет германский бастион? Польша, истекающая кровью? Безумные Балканы, обманутые, оккупированные, порабощенные? Обескровленная Франция, которая противопоставит красивые речи двумстам миллионам мужиков и большевистской идеологии, взращенной на победных лаврах? Греция, Италия, болтливые и очаровательные, со своим нищим населением, привыкшим греться на солнце, словно ящерицы? Винегрет мелких европейских народов, ошметки тысячелетней гражданской войны, каждый из которых не наскребет и сотню танков? Большевики разгромят Рейх, и тогда Сталин взгромоздится на тело Европы, которая, утратив все силы сопротивления, будет готова подвергнуться насилию.

***

Естественно, позднее западные державы попытаются спасти советизированную на три четверти Европу. Бывшие союзники придут в ужас, потому что СССР перестанет довольствоваться тем, что лежит поблизости, и едва закончится Вторая мировая война, он протянет свои жадные лапы к Тихому океану, Китаю, Персидскому заливу, Средиземному морю, Суэцкому каналу, угрожая колониям, сырью и огромным многонациональным трестам.

Но даже тогда англо-американцы не будут пытаться спасти Европу ради Европы. Они будут рассматривать Запад всего лишь как исходный плацдарм, с которого они будут защищать свой собственный империализм и противостоять империализму советскому. А в случае необходимости с помощью атомного оружия они легко превратят этот плацдарм в выжженную пустыню.

Мы, сыны Европы, думали о жизни Европы. Каково бы ни было наше мнение относительно причин, по которым началась война, какие бы сожаления о прошлом мы ни питали, какова бы ни была горечь от иностранной оккупации наших стран, каждый из нас понимал, что сейчас не время думать о приятных или неприятных моментах, пережитых с 1939 по 1941 год в той или иной стране. Сейчас на карте стояла судьба Европы.

Это объясняет совершенно необычайное, спонтанное движение, которое увлекло множество энергичных молодых людей от Осло до Севильи, от Антверпена до Будапешта. Они покинули свои родные дома в Ютландии и Анжу, в Арденнах и Пуште, в Лимбурге и Андалусии не для того, чтобы служить интересам Германии. Они намеревались защищать две тысячи лет древнейшей цивилизации. Их вдохновляли базилика Флоренции и собор Реймса, Алькасар в Толедо и колокольня Брюгге. Они умирали тысячами не за германский новый порядок, но за свои старые страны, за Европу, Европу Вергилия и Ронсара, Европу Эразма и Ницше, Рафаэля и Дюрера, Европу Св. Игнатия и Св. Терезы, Европу Фридриха Великого и Наполеона Бонапарта.

Свой выбор между старинной Европой и советским нашествием со всеми его ужасами они сделали сразу и без колебаний. Новое поколение со всей Европы решило бороться. Белокурые гиганты из Скандинавии и Прибалтики, венгерские мечтатели и усатые смуглые румыны, темпераментные хорваты, эксцентричные и сентиментальные итальянцы, испанцы с горячими черными глазами, добродушные французы, датчане, голландцы, швейцарцы — все поспешили на битву за Европу. Здесь были все нации. Мы видели даже нескольких английских добровольцев, всего десяток или целый десяток — как хотите.

***

Тысячи бельгийцев записались сообразно языку либо во Фламандский, либо в Валлонский легионы. Сначала они образовали два батальона, затем в 1943 году — две бригады, наконец в 1944 году — две дивизии: Валлонскую дивизию и Фламандскую дивизию «Лангемарк».

В течение 46 месяцев я был одним из этих европейских добровольцев, пережил вместе со своими товарищами величайшие и ужаснейшие события. В течение двух лет мы стояли на пороге Азии, затем началось бесконечное отступление от Кавказа до Норвегии. Мы пережили неслыханный экстаз наступлений в 1941 и 1942 годах, горькую славу поражений и изгнания, пока, наконец, добрую половину Европы не захлестнули волны желторылого советского прилива.

Завоеванная Украина

В октябре 1941 года нам потребовались две или три недели, чтобы совершить путешествие от границ Рейха на фронт.

Мы проехали через Лемберг, он же Львов, где все брички были украшены желто-голубыми украинскими флажками. Едва мы выехали в сельскую местность на юго-западе, то сразу смогли оценить размеры военных катастроф, которые обрушились на Россию. Сотни бронемашин стояли вдоль дорог. Каждый перекресток был забит горелым металлом.

Этот спектакль продолжался около получаса, потом свидетельства сражений исчезли. Мы ехали по центральной Украине, не пострадавшей Украине, и видели сотни огромных стогов сена, длинных, словно дирижабли. Они стояли на грязных полях.

Мирные деревни, рассеянные там и тут, с избами, выкрашенными в белый или бледно-голубой цвет, и соломенными крышами. Каждый крошечный домик прятался в рощице молодых вишневых деревьев.

Стены изб были сделаны из глины, но местные художники вырезали примитивные скульптуры птиц, цветов, животных и украшали ими оконные ставни. Эта деревянная резьба была раскрашена яркими красками. Окна были с двойными рамами, герметически закрытыми, разделенными деревянной доской шириной в ладонь, на которой лежали на шерстяной пряже маленькие стеклянные безделушки, апельсины и томаты, сделанные из раскрашенной глины.

Перед избами стояли большие девочки. Их белокурые волосы были заплетены синими и красными лентами. Они были одеты в платья из грубого полотна и потому походили на жительниц Лапландии. В высоких сапожках казачьего типа они спокойно шлепали по грязи среди хрюкающих свиней.

Поезд должен был остановиться на несколько часов прямо посреди поля или перед разрушенной деревней. Мы покупали цыплят, которых варили в кипятке, полученном от паровозного котла. Некоторые молодые украинцы с гордостью демонстрировали нам свои познания в немецком языке. Но в их учебниках на первой странице красовались слова: «Сталин — величайший человек в мире». Но в конце учебника фразу уже исправили, и теперь она выглядела как: «Гитлер — величайший человек в мире». Но школьников, судя по всему, это не слишком волновало.

* * *

Некоторые встречи дали нам представление о масштабах побед, одержанных в сентябре и октябре 1941 года. Мы видели составы, перевозившие в Рейх огромные толпы пленных.

На каждой остановке мы бежали посмотреть на вагоны с пленными. Мы в удивлении таращились на огромных волосатых мужчин с маленькими, блестящими кошачьими глазами. Среди них было много азиатов. Их набивали по 80 и даже по 100 человек в вагон.

Однажды ночью на остановке нас разбудили ужасные крики. Мы поспешили открыть двери вагона, набитого пленными. Азиаты, голодные как пираньи, дрались между собой, вырывая куски мяса чуть ли не изо рта. И это было человеческое мясо! Пленные дрались вокруг останков мертвого монгола, которого разрезали на куски с помощью жестянки от консервной банки. Наверняка некоторые пленные решили, что их обделили при раздаче мяса. Обглоданные кости они выбрасывали наружу через окошки. Эти окровавленные объедки валялись на насыпи вдоль вагона.

Мы позднее узнали, что сотни тысяч пленных, собранных таким образом, были вынуждены стоять на ногах до трех недель. Питались они лишь тем, что можно было найти рядом с путями. Многие из этих азиатов были привезены прямо из диких степей, они предпочитали глодать ребра калмыков или татар, но не умереть с голода. На одной из станций я видел, как несколько пленных рылись в земле. Они вытаскивали красных извивающихся червяков длиной около шести дюймов и глотали их. Эти пожиратели червяков даже причмокивали от удовольствия.

***

Однажды утром мы прибыли на реку Буг, но большой металлический мост лежал на дне реки. Нам пришлось выгружать весь свой багаж и расположиться лагерем в городе Первомайск.

Здесь мы получили очередные новости с фронта. Наступление больше не было столь стремительным, как могло показаться наблюдателям на железной дороге. Наоборот, продвижение немцев заметно замедлилось. Не была взята Москва, не был взят Ленинград, на фронте под Ростовом ситуация была довольно запутанной. Оптимизм все еще был очень велик, но кое о каких вещах люди предпочитали помалкивать. Немцы в Первомайске вскользь жаловались на трудности, которые испытывали дивизии, оказавшиеся в тысячах километров от границ Рейха.

Глядя на грязь, мы думали о бескрайнем месиве, которое отделяло наступающие армии от бывших баз. Лишь одна дорога связывала Первомайск с Днепром. Несколько грузовиков, пытавшихся проехать по ней, увязли в трясине по оси. Грязь была черной и густой, как смола. Самые сильные моторы оказывались бессильны.

Железнодорожные линии были не в лучшем состоянии. Судя по всему, их не ремонтировали с царских времен. Поезда ползли вперед мучительно медленно, рельсы поднимались и опускались, словно морские волны. Движение было умеренным, хотя вагоны переставляли на широкую колею очень быстро. Пересадка из одного состава в другой еще больше ухудшала положение. Когда мы прибыли к Бугу, нам пришлось пешком спуститься на дно долины, а затем снова подниматься, совершив обход в несколько километров по грязи. В качестве тропы использовалась сама река — люди маршировали по колено в воде. Так как все мосты были взорваны, всю помощь армиям на юге приходилось доставлять таким образом.

Наступая на восток, немецкие армии играли в азартную игру. Если бы затея Гитлера увенчалась скорой победой, положение на Восточном фронте удалось бы консолидировать относительно быстро. Немцы, всегда считавшиеся гениями организации, могли развернуть войска, чтобы наладить тыловые коммуникации, отремонтировать и улучшить железнодорожные линии, восстановить мосты — и все в течение считаных месяцев. Это помогло бы предотвратить катастрофу.

К несчастью для Рейха, война не закончилась так быстро, как рассчитывало Верховное командование. Дивизии еще пытались двигаться вперед, но осенние дожди сделали степь непроходимой. Боеприпасы, бензин, подкрепления тратили недели, чтобы преодолеть русские просторы.

Прикованная к месту армия очень уязвима. Приближалась зима. В 1812 году именно в это время года Наполеон был вынужден принять роковое решение об отступлении из Москвы.

Однако армии Рейха были намерены остаться в России. Причем это была не попытка удержать отдельный удаленный пункт, как было у французского императора. Вместо этого немцы собирались удержать фронт длиной 3000 километров от Белого до Черного моря.

Мы смотрели на пустые вокзалы, взорванные мосты, грузовики, утонувшие в грязи, и не могли не думать о сотнях тысяч солдат, сражающихся в России, которые намеревались совершить то, на что не отважился Наполеон: удержать позиции, несмотря ни на что, среди степей, имея перед собой врага, а позади пустыню. Ну а вдобавок с неба валил снег, и лед глодал их тела и души…

Тем не менее все верили в безошибочность германского Верховного командования, а потому мы не могли долго предаваться тяжелым мыслям. Война еще может закончиться до того, как наступят самые жестокие холода. Но даже если нет, все это предусмотрено, как всегда было ранее…

Мы пересекли затопленную долину Буга и погрузились в другой состав. Днем степь оставалась спокойной, однако ночью наши поезда обстреляли. Однажды утром мы заметили тела советских солдат вдоль насыпи. Когда-то они пытались атаковать, но теперь их скрюченные тела лежали в снегу.

Вода начала замерзать, и нам приходилось раскалывать лед в колодцах по утрам, чтобы умыться.

Мы ехали 17 дней, находясь по 40 человек в вагоне. Рано утром 2 ноября мы пересекли большой противотанковый ров, врезанный в красно-коричневый склон холма.

Поезд начал спускаться вдоль бесконечных стен сгоревших заводов. Это было чудесное зрелище: могучий голубой поток, купающийся в солнечных лучах, внезапно появился, сверкая, перед нашими глазами: это был Днепр, имевший ширину более километра.

Днепропетровск

Между Галицией и Днепром боев практически не было. После захвата города Лемберга бой на окружение Балты решил судьбу прекрасной украинской равнины, где росли кукуруза и пшеница, где стояли большие белые и голубые деревни, затерявшиеся среди тысяч вишневых деревьев. Немецкие танки без всяких проблем дошли до Днепропетровска.

Битва на окраинах города была жестокой. Только на одном кладбище возле вокзала появились более 600 немецких могил. Целые улицы были сожжены. Однако город был по-прежнему прекрасным. Проспект Карла Маркса, сразу переименованный в Адольф Гитлер штрассе, пересекал город из конца в конец, широкий, как Елисейские Поля.

Война перешагнула реку. Ее обличье, проявившееся, когда немецкие войска вошли в густонаселенные районы, имело вид скорее комический, чем трагический. Длинные ряды людей, мертвецки пьяные, лежали вдоль канав, по которым текли потоки водки, ведь большевики, отступая, разбили хранилище. Пьяные черпали алкоголь даже из грязи, а потом, упившись, валялись пузом кверху, ожидая прибытия победителей.

В Днепропетровске сталинский режим вел грандиозные строительные работы. На нас все это произвело впечатление еще в пригородах, когда мы увидели огромные кирпичные дома, построенные большевиками для рабочих. Они выглядели вполне современно. Здания были огромными, и их было очень много. Несомненно, что большевики делали кое-что для рабочих. Если нищета крестьян была ужасающей, рабочие, по крайней мере, получили кое-какие выгоды в новые времена.

Однако было необходимо посетить эти здания и рассмотреть их внимательно. Мы жили шесть месяцев в Донецком бассейне. У нас оказалось достаточно времени, чтобы проверить выводы, которые мы сделали, впервые войдя в Днепропетровск. Здания, столь внушительные издали, на самом деле оказались гигантским обманом для глупых туристов, которых привозил сюда «Интурист», и операторов документальных фильмов.

Если подойти поближе к этим зданиям, то чувствовалось ужасное зловоние, которое поднималось от гигантских луж грязи и дерьма, окружавших каждый дом. Вокруг них не было ни тротуаров, ни щебенки. Русская грязь была повсюду, и повсюду стены облупливались и трескались. Балконы шатались, цементные лестницы были выщерблены, хотя здания простояли всего несколько лет.

На каждом этаже имелись несколько квартир, которые были выбелены и располагали крошечными кухнями, рассчитанными на несколько семей. Электрические провода были собраны в пучки. Внутренние стены были сделаны из гипса и трескались при попытке забить в них гвоздь.

Как правило, в домах не было воды. Пролетарии, не умея пользоваться коммунальными удобствами, облегчались вокруг зданий, превратив район в огромную выгребную яму. На морозе дерьмо застыло, но при каждой оттепели снова начинало смердеть. И в результате эти многоэтажные дома были еще менее пригодны для жизни, чем жалкие избы, в которых, на богатейшей в Европе почве, прозябали в нищете миллионы русских крестьян. Они были одеты в лохмотья, ели из глиняных мисок грубыми ложками, вырезанными из дерева.

75 процентов наших солдат были ремесленниками. Многие из них в свое время поддались советской пропаганде. Теперь они стояли, разинув рты, при виде грязи и убожества, в которых жил русский пролетариат. Они трясли головой, отгоняя видение, и были вынуждены посмотреть дважды, чтобы поверить собственным глазам.

Гитлер поставил опасный эксперимент. Сотни тысяч германских рабочих были мобилизованы и посланы на Восточный фронт, и они могли сделать опасные сравнения, если бы коммунисты действительно сделали что-то серьезное для своих рабочих.

Напротив, мысли немцев возвращались к уютным домам в Германии, к их комфорту, семейным садикам, клиникам и родильным домам, приятному отдыху, оплаченному отпуску, восхитительным круизам по Скандинавии и Средиземноморью. Они вспоминали своих жен и детей, здоровых и прекрасно одетых. Глядя на оборванных русских, на их жалкие избы, квартиры мрачных и рахитичных рабочих, они делали совершенно ясные выводы.

Никогда еще немецкие рабочие не совершали столь поучительного путешествия.

Четыре года спустя это сопоставление сработало в обратную сторону: советские солдаты возвращались домой, разграбив Восточную Европу — часы, ювелирные изделия, одежда. Они были поражены комфортом в некоммунистических странах и разочарованы «раем» деревянных ложек, заплатанной одежды и кучами говна вокруг домов-бараков.

***

По прошествии трех дней мы получили приказ выступать дальше. Ближе к утру мы должны были переправиться на левый берег Днепра и войти в прифронтовую зону.


В 18.00 наш легион собрался на террасе, возвышавшейся над рекой. До нас долетал мощный шум воды, и я вышел вперед, чтобы еще раз напомнить своим товарищам об их долге, как европейцев, патриотов и революционеров. Странные чувства овладели нами. Кто из нас вернется обратно?

В полночь мы построились в колонны.

Имелся лишь один путь через реку — деревянный мост длиной 1300 метров. Его несколько раз разрушали советские авиация и артиллерия. Сильные зенитные батареи прикрывали оба конца моста, так как он был единственной ниточкой, связывающей тыл с южным участком фронта. В черной речной воде мелькали бесчисленные куски льда, похожие на легендарные лотосы. Остовы затонувших кораблей торчали над водой.

Мы поспешили через реку, навстречу войне. Все солдаты мрачно молчали.

Фронтовая грязь

Тот, кто не осознает важности грязи в России, не сможет понять, что происходило в течение четырех лет на Восточном фронте. Русская грязь — это не только лекарство, которое каждую весну возвращает степь к жизни, она также является естественным препятствием, во много раз более эффективным, чем снег и лед.

Еще возможно как-то взять верх над холодом и двигаться вперед при температуре 40 градусов ниже нуля. Но русская грязь непобедима. Ничто не властно над ней, ни человек, ни природа. Она господствует в степи несколько месяцев в году, пока яростное солнце не высушит ее, а земля от жара не начнет трескаться. Но грозовые тучи возрождают грязь каждые три недели. Грязь очень скользкая, потому что почва пересыщена маслянистыми веществами. Весь район буквально плавает в масле. Вода не течет, а стоит, грязь липнет к ногам людей и животных.

Выгрузившись на берегах Буга в октябре, мы уже удивились при виде грузовиков, наполовину утонувших в черной трясине. Но мы не оценили весь ужас ситуации, пока сами не вступили в эту трясину на юге Украины.

* * *

Дальше Днепропетровска поезда не ходили. Мосты обрушились, рельсы были взорваны.

В октябре 1941 года немецкие войска на большой скорости продвигались по Донецкому бассейну, оставляя в тылу обширные регионы, которые с началом сезона дождей превратились в черные дыры, физически недоступные. Подразделения, которые ранее двигались со стремительностью пули, на несколько месяцев увязли в борьбе с 300-километровым болотом, отделявшим их от Днепропетровска.

Сталина спасли 15 дней. Если бы солнечная погода простояла еще 15 дней, немецкие конвои со снабжением добрались бы до фронта. Но Сталина, оказавшегося на грани гибели, спасла всепобеждающая грязь, которая остановила его солдат и пушки в шаге от цели.

Гитлер разгромил миллионы советских солдат, уничтожил их авиацию, их артиллерию и танки, однако он ничего не смог сделать с ударами, которые сыпались с неба, напитав водой огромную маслянистую губку под ногами солдат, колесами грузовиков, траками танков. Величайшая и самая быстрая в истории победа на своей последней стадии увязла в грязи. Грязь и только грязь, в первую очередь грязь, старая, как мир, более мощная, чем стратегия, чем золото, чем ум и гордость человека.

***

Наш легион прибыл на Украину как раз вовремя, чтобы вступить в бой — точнее, вступить в борьбу с врагом.

Но борьба без славы, изматывающая борьба, борьба, сбивающая с толку, борьба разочаровывающая, хотя она придавала мужество тысячам советских солдат, которых немецкие танки расшвыривали во все стороны буквально пару недель назад.

Сначала они, как и французы в 1940 году, верили, что все потеряно. Все указывало на это. Они боялись и потому стремились спрятаться. Затем начались дожди. Из тополевых рощ и гнилых изб, которые скрывались среди деревьев, партизаны могли видеть, как отборные войска Рейха, которые ранее произвели на них такое впечатление, утеряли свою непобедимость. Их грузовики потерпели неудачу, их танки потерпели неудачу. Русские могли слышать, как водители в бессильной злости проклинали свои моторы. Бесновались мотоциклисты, неспособные вытащить свои машины из грязи. Понемногу перепуганные русские вернули себе уверенность.

Грязь подарила им передышку и позволила организовать сопротивление, которое стало эффективнее, потому что немецкая армия продемонстрировала свою уязвимость, немыслимую еще неделю назад, когда ее танковые колонны сверкали на солнце. Грязь превратилась в оружие. Снег стал еще одним оружием. В течение шести месяцев не произошло ничего особенно серьезного. Шесть месяцев отсрочки приговора, когда плечи борца едва не были припечатаны к ковру… До мая 1942 года этого было достаточно, чтобы сковать силы Рейха, которые, побежденные природой, мечтали только отсидеться спокойно до лучших времен. Партизаны уже организовали свои отряды в тылу немецких дивизий, беспокоили подобно комарам на болоте, больно жалили и стремительно исчезали сразу после укуса.

Мы мечтали об эффектных битвах. Но теперь мы узнали настоящую войну, войну против усталости, войну с предательской, засасывающей трясиной, ужасными условиями жизни, бесконечными болотами, ночами проливных дождей и пронизывающих ветров.

Мы прибыли на фронт после окончания летнего наступления, когда армии Гитлера увязли в чудовищном болоте, когда партизаны появлялись из-за каждой рощи и ставили свои ловушки повсюду.

Именно партизаны начали бои после Днепропетровска. В теории фронт находился в 200 километрах от Днепра. В действительности он начинался в 50 метрах от дороги. Буквально в паре километров от Днепра тысячи партизан укрывались в еловых лесах, растущих на берегах реки Самары. По ночам взлетали на воздух соседние мосты, отдельных солдат убивали, вспыхивали таинственные пожары. В ночь нашего прибытия в большой заводской поселок Новомосковск загорелся гараж, в котором стояли 90 грузовиков вермахта, и осветил весь населенный пункт.

Этих опасных налетчиков следовало изловить и уничтожить. Наш легион получил приказ выдвинуться на запад, юго-запад и юг от этого лесного убежища противника.

***

Когда мы пересекли полосу грязи, которая отделяла нас от деревьев, то были вымотаны до предела адской борьбой. Каждый метр грязи стал непреодолимым препятствием.

Вся местность вокруг была черной, как смола, причем повсюду стояла вода. Не светилось ни одно окно на фермах. Мы падали в ямы, полные грязи, роняли оружие и на ощупь искали его. Вода поднималась до середины бедра. Ямы были такими опасными, что нам приходилось связываться веревками по три человека, чтобы можно было быстро вытащить товарища, попавшего в беду.

Мы потеряли около 20 часов, пересекая эти адские километры. В конце концов все оказались перемазаны с ног до головы. Свои вещи нам пришлось бросить в воде. Наконец мы натолкнулись на несколько заброшенных изб. Мы развели костры из соломы и досок, отодранных со стен. Вся наша одежда пропиталась грязью. Наши тела покрылись липкой слизью. Наша кожа стала какой-то непонятно серой.

Довольно долго мы пытались оттереться клочками сена, но разочарованные, грязные, вонючие остались ждать наступления утра, задыхаясь в клубах едкого дыма.

***

Вот такую борьбу вели тысячи солдат на фронте длиной 3000 километров, превратившемся в сплошную полосу навоза и слизи.

Встревоженные, измученные, мы должны были сражаться с врагом, находившимся впереди нас, позади нас и вообще со всех сторон. Грязь подорвала наш дух. Самые слабые просто падали в изнеможении.

Во время первой фазы боя один из наших солдат попал в трясину, так что торчать осталась лишь голова. Полностью потеряв мужество, он выстрелил себе в рот из винтовки.

Земля имела свои укрепления. Старая русская земля, по которой шагали завоеватели, использовала свое естественное оружие, она сама защищала себя, сама мстила.

Первое возмездие настигло нас дождливой осенью 1941 года, когда мы увидели лужи красной крови на черной, липкой, скользкой грязи.

Деревня

Деревню Карабиновка, где мы провели почти три недели, стараясь нейтрализовать действия партизан, пересекала, как и все остальные русские деревни, бесконечная сельская дорога шириной около 50 метров. По обеим ее сторонам стояли избы, изгороди, дощатые заборчики и вишневые сады.

Разбросанные там и сям соломенные крыши домов проседали под собственной тяжестью, и дома всюду были одинаковыми, если не считать цветов, в которые их раскрасили хозяева. В дом можно было попасть через крошечные черные сени, либо ты сразу попадал в общую комнату. Тебя приветствовала удушающая жара, запах грязи, помидоров, дыхания и мочи, так как зимой молодые животные жили вместе с людьми.

Зимой в русских избах вряд ли остались свободными маленькие скамейки и грубые деревянные стулья. Взрослые поднимались только для того, чтобы задать корма свиньям, корове или овцам. Потом они возвращались с охапкой кукурузных или подсолнечных стеблей, которые они использовали, чтобы поддерживать огонь.

Печь выполняла множество функций. Здесь готовили еду, она согревала дом, на ней спала вся семья. Внушительный куб из кирпичей и глины занимал треть или половину комнаты и не доходил всего лишь на полметра до потолка. Два или три раза в день кто-нибудь подбрасывал дрова или ветки в топку. Вечером вся семья забиралась на печь. Отец, мать, дети теснились вместе и спали поверх грязных ковриков, укрывшись дешевыми тряпками, из-под которых торчал ряд босых пяток, плоских и грязных. Дети проводили на печи шесть или семь месяцев в году, словно обезьяны на деревьях. Их единственной одеждой была рубашка чуть ниже пояса. Они были жалкими и грязными, из носов постоянно текло. В России детская смертность была ужасающей, естественный отбор в первые годы жизни работал без всякой пощады.

Целый угол в избе был отведен иконам. Некоторые из них выглядели особенно красиво, они были написаны в XV или XVI веках. На заднем плане этих миниатюр изображались чудесные пейзажи: зеленые и белые замки, изящные дикие звери. Очень часто изображался св. Георгий, убивающий дракона, или добрый седобородый св. Николай, либо Богородица с миндалевидными глазами, держащая младенца Христа, написанного в стиле итальянских примитивистов.

Иконы были украшены гирляндами зеленой и розовой бумаги. Крестьяне крестились по двадцать раз на дню, проходя мимо икон. Иногда перед ними лежала старая, грязная, обглоданная собаками Библия, несколько страниц из которой торжественно зачитывались вечером при дрожащем свете керосинки.

Эти люди никогда не ссорились между собой, только мечтательно смотрели вдаль.

В избах было полно зимних растений. Они имели большие маслянистые листья и вырастали до двух метров в высоту, почти до потолка, создавая некое подобие джунглей в душном жилище.

Во всех избах имелся хлев для скота, сделанный, как пристройка. Миллионы наиболее зажиточных крестьян, кулаков, давным-давно были сосланы в Сибирь, где им предстояло хлебнуть горя. Те, кто избежал ссылки, имели только одну корову, одну или двух свиней, дюжину овец и сколько-то кур.

Это была вся их собственность. Они ухаживали за своей скотиной очень тщательно. Телят и поросят уносили в тепло единственной жилой комнаты, когда наступали морозы.

Колхозы, где каждый был обязан служить режиму, вывозили почти всю пшеницу, кукурузу и масло. Благодаря этому грабежу Сталин сумел наладить производство танков и пушек для мировой революции. Крестьянину, обед которого состоял из пары вареных картофелин и луковицы, оставалось только молиться перед иконами с присущим ему фатализмом, глядя на святые изображения чистыми, но пустыми глазами.

* * *

Осень прошла. Исчезла влажность, и вечера стали сухими. Затем пошел снег. Подмораживало. Так началась великая русская зима. Деревья в пригородах засверкали, покрывшись тысячами сосулек. Небо стало голубым, белым и бледно-золотым. Солнце мягко сияло над ивами, окаймляющими озера. Однажды утром все население деревни отправилось к этим ближайшим озерам.

Озера были сплошь покрыты камышами, торчавшими словно копья высотой три метра, увенчанные коричневыми и розовыми плюмажами. Лед охватил их серые стебли. Крестьяне опробовали прочность льда, припорошенного снегом. Найдя его прочным, они отправились косить камыш.

Это была странная жатва. Под холодным ноябрьским солнцем крестьяне срезали высокие стебли, точно так же, как они жали пшеницу в июле. Срезанный камыш должен был пойти на крыши для коричневых изб.

Жатва проходила прекрасно. Тысячи маленьких крикливых воробьев с истошным чириканьем метались над берегом. Буквально за три дня озера опустели. Крестьяне вернулись домой и закрыли двери на всю зиму.

Наступило время зимней спячки. Пошел град, поцарапавший глиняные стены изб и переломавший ветви вишневых деревьев.

Загрузка...