Эшвин

Грузовик проскочил мимо края последнего многоквартирного квартала и вылетел на пыльную дорогу, ведущую к поместью Гидеона, когда радиостанция, наконец, затрещала. Несмотря на помехи в эфире, голос Гейба из динамика звучал напряженно.

— Оставшиеся угрозы устранены. Среди гражданского населения потерь нет. Но Зик и Джейден — оба находятся в критическом состоянии. Я не знаю, довезут ли их до госпиталя. Инструкции?

Дикон вздрогнул, прежде чем снова поднял гарнитуру.

— Доставьте их к Гидеону.

— Принято.

После этого наступило молчание. Дикон схватился за руль, как будто в его силах было вернуть события под свой контроль усилием воли. Эшвин восхитился бы его выдержкой, если бы не беспокоился.

— Koрa там, — сказал он тихо. — Я видел, как она ставила на ноги людей, в которых едва теплилась жизнь. Нужно дать ей возможность попытаться спасти их.

— Если они не… — Дикон проглотил слова и, повернув голову, впился глазами в Эшвина на опасно долгие секунды, отвлекшись от дороги.

— Мы оба знаем, что это ты…

На одно мгновение Эшвин снова бросил взгляд на пистолет. Стрелять в Дикона в то время как они мчатся по дороге на скорости было верхом безумия, поскольку грузовик мог улететь в кювет, но в глазах Дикона была грубая, жестокая правда.

Дикон не стал говорить об ошибке в оценке Эшвина или его отказе предупредить Всадников о возможных последствиях. Дикон подозревал об истинной миссии Эшвина. Возможно, он был уверен с самого начала.

Он был умным. Слишком умным, чтобы доверять ему.

Вопреки всякой логике Эшвин не желал смерти Дикону.

— Почему ты не пустил мне пулю в голову в первую же ночь?

— О, я бы так и сделал. Но Гидеон … — Дикон смотрел вперед на дорогу. — Гидеон верит в чудеса.

Ни один лидер, даже такой умный, как Гидеон Риос, на самом деле не мог зависеть от чудес. А это означало, что Гидеон рассчитывал на что-то другое. На кое-что еще.

На Koру.

Эти планы претворялись в жизнь, и это не было таким уж опрометчивым решением. Гидеону было известно то, что знало всего несколько человек, оставшихся в живых. У него было конкретное доказательство того, что Эшвин достаточно заботился о Koре, чтобы скрывать ее в опасные месяцы во время войны. Но у него не было никакого способа узнать, что шесть месяцев пыток по медицинским показаниям опустошили Эшвина, уничтожив все слабые и уязвимые места.

Гидеон ожидал, что Кора сможет разрушить его лояльность к Базе. Если Эшвин хотел завершить свою миссию, все, что он должен был сделать — дать Гидеону его чудо.

«««§» ««

Koрa не привыкла к тому, чтобы люди умирали у нее на руках.

Вернувшись на Базу, она была так далека от сражений, что настоящие чрезвычайные ситуации были редкими и пугающими. Либо команда медиков стабилизировала раненого солдата, чтобы он мог быть доставлен для регенерации, либо они привозили его обратно в пластиковом мешке.

Война — совсем другая история.

Но даже тогда удача всегда была на ее стороне. Она могла пересчитать по пальцам число пациентов, которых потеряла, тех, кто ускользнул, пока она отчаянно пыталась переломить ситуацию и повернуть время вспять.

И она никогда не знала их имен.

Джейден истекал кровью на бесценном парадном обеденном столе Гидеона. Катастрофически не хватало времени, чтобы перетащить оборудование Коры в казарму или Храм, поэтому они были здесь, молчаливые люди, толпившиеся в роскошной комнате, пока кровь капала на мозаичный пол.

Она откинула волосы с глаз и потянулась за другим зажимом. Джейдену было необходимо начать процедуру регенерации. Это было единственное, что давало надежду на восстановление его разорванной печени, не говоря уже о пулевом отверстии в животе. Но Koре сначала нужно было остановить кровотечение и стабилизировать его для того, чтобы сделать возможным применение регенерационной терапии, и каждая ускользающая секунда уводила эту цель все дальше за грань досягаемости. Как только восстанавливался один разорванный сосуд, она находила следующий, и так до бесконечности.

А секунды продолжали тикать с безумной скоростью.

— Koрa…

Она проигнорировала голос Гидеона и посмотрела на другой конец стола, где Эшвин следил за Зиком, бледным и потным, парящим от боли где-то между сознания и забвением.

— Как его пульс?

— Слабеет.

— Проклятье, мне нужно больше времени! — Она зажимала все, что могла, хирургическими зажимами, но Джейден продолжал истекать кровью быстрее, чем девушка успевала работать.

— Кoрa! — Гидеон обхватил ее за плечо. — Ты нужна Зику.

— Нет! Я могу сделать это!

К черту риск! Она не сможет стабилизировать печень Джейдена с такими повреждениями. Кора повернулась, чтобы заменить свои испачканные окровавленные перчатки на новые, и открыла комплект регенерации.

— Это его только…

— Все кончено, — тихо сказал Дикон. Он стоял у края стола, рядом с головой Джейдена, положив ладонь на его щеку. В дюйме от его пальцев глаза Джейдена безжизненно смотрели вверх на облицованный кирпичом сводчатый потолок зала.

Гейб закрыл глаза и прошептал молитву. Рядом с ним Ивэн развернулся и засадил кулаком в стену, покрывая штукатурку паутиной трещин.

Гидеон провел рукой по лбу Джейдена, закрывая глаза навсегда.

— Мы позаботимся о нем, Кора. Займись Зиком.

Она не могла пошевелиться. Погрузилась в состояние какой-то адски-ледяной вечности, застыв на месте от шока и стыда. Ей не удалось! Оказалось недостаточно. Вся подготовка, весь многолетний опыт — и она ничего не смогла сделать!

Люди называли ее гениальной всю жизнь, но какое это имеет значение, если она не смогла спасти кого-то, когда на нее рассчитывали?

Как в тумане, Кора начала заниматься Зиком, не обращая внимания на Эшвина, пытавшегося ей помогать. Она работала в каком-то оцепенении, руки продолжали двигаться автоматически, но ум по-прежнему был сосредоточен на полуоткрытых, пристально глядящих в потолок глазах Джейдена.

Это заставляло еще более стыдиться себя. Зик заслужил все сто процентов ее внимания, но она просто не могла. Даже когда его пульс стабилизировался, и кровяное давление нормализовалось, она чувствовала… пустоту. Кора начала процедуру регенерации, сосредоточившись на своих действиях, шаг за шагом.

Когда все повреждения были устранены, рука Эшвина обхватила ее запястье, поглаживая пальцы. Она тем временем проверила, как пульс стучит в выемке горла Зика.

— С ним все в порядке, Koрa. Ты отлично справилась.

Слова прорвались сквозь утешительное онемение, и что-то дрогнуло в ее груди, болезненное и жестокое.

— Мне надо идти.

— Отдохни, — мягкий тембр голоса Гидеона не мог скрыть боль, и ком в горле начал разбухать, угрожая задушить ее.

— Я попрошу кого-нибудь присмотреть за Зиком, и тебе дадут знать, если ты понадобишься.

Кор вышла и окунулась в блаженно пустую темноту коридора. Спрятанная за пределами кухни, где после завтрака еще ощущался запах корицы и ванили, узкая лестница вела к восточному крылу. Koрa сделала три шага, прежде чем ее колени подогнулись, она уперлась лбом в холодную стену и заставила себя усилием воли удержаться от накатившей рвоты.

— Доктор Беллами. — Она не слышала его шагов, но голос Эшвина раздался откуда-то справа, рядом с ее ухом. Его большая рука опустилась между ее лопаток, прикосновение было осторожным, как обещание продолжения.

— Koрa?

— Со мной все в порядке. — Слова царапали горло, душили и были так далеки от истины, что ей почти захотелось рассмеяться. — Нет. Я не в порядке.

— Да, ты не в порядке. — Мужчина прислонился к стене, так близко, что Кора могла чувствовать его всем телом, но единственной точкой контакта было нежное прикосновение к спине.

— Он был мертв прежде, чем попал к тебе. Никто не смог бы спасти его.

— Я знаю.

Но она сделала много такого, что никто не мог сделать. Она была подготовлена для того, чтобы вмешиваться, когда другие врачи отказывались от надежды.

— Я знаю…

— Но ты до сих пор скорбишь. — Эшвин погладил девушку по спине. — Вот почему ты так хороша. Я не хочу причинять тебе боль.

— Хорошо, — саркастический смешок слетел с ее губ. — Только вот почему это все-таки происходит?

Эшвин медленно развернул ее лицом к себе, не оставляя выбора, кроме как смотреть на него. Он заполнял пространство вокруг: высокий призрак, одетый в черную кожу и джинсы. Он больше походил на Всадника, чем на воина, особенно, когда запрокинул ее голову и заставил встретиться с ним взглядом.

Там не было пустоты. В его глазах бурлили эмоции.

— Зик тоже чуть не погиб. Никто не смог бы спасти его кроме тебя. Смерть побеждает тебя так редко, что ты видишь только свое поражение, когда это происходит. Но в большинстве случаев ты выигрываешь. Ты выиграла с Зиком!

Кора попыталась закрыть глаза, чтобы задавить эмоции, бушующие в его взгляде, прежде чем Эшвину удалось бы заставить ее чувствовать себя победившей. Об этом не хотелось даже думать, стоя в темном коридоре с кровью Джейдена на руках.

Но она не смогла отвести взгляд.

— Скажи это, Кора. — Его большой палец погладил вдоль скулы, уговаривая. — Я спасла Зика.

— Эшвин…

— Просто скажи это.

Давление в груди ослабло, совсем немного.

— Я спасла Зика…

— Да! — Его большой палец продолжал скользить, обжигающе горячий. Эшвин гладил пульсирующую жилку на горле.

— Скажи это еще раз. Поверь в это!

Колени ее не держали в этот момент, они подкашивались, и Кора прижала обе руки плотно к стене, чтобы не упасть.

— Я спасла его.

— Ты спасла его. — Эшвин слегка сжал ее плечо. — Тебе помочь подняться наверх?

— Нет. — Внезапно, она поверила, что сможет сделать это. Что она может сделать все, что угодно. — Я в порядке. Я действительно в порядке на этот раз.

Он опустился на ступеньку ниже, таким образом, выровняв разницу в росте.

— Если тебе что-нибудь понадобится, я буду в казарме.

Она кивнула, шагнула вверх по лестнице, но потом остановилась.

— Благодарю тебя, Эшвин.

Он отреагировал в характерной для него манере, как будто не привык к благодарности.

— Пожалуйста.

Глава 7

На протяжении всей своей жизни, даже в минуты самого глубокого психологического надлома Эшвин всегда гордился своей уникальной способностью. Иногда он мог поступить иррационально, но никогда, ни разу не лгал самому себе.

Но сегодня вечером гордиться ему было нечем.

Используя микродрайвер, чтобы открыть корпус дрона, Эшвин мысленно пытался вернуться к началу своей миссии и понять, когда же он начал лгать себе.

Было ли это в ту ночь, когда он танцевал с Корой?

Тогда он хотел убедиться в том, что тесный контакт необходим, чтобы адекватно оценить, какой риск Кора представляла для его эмоциональной стабильности.

Или это случилось раньше, когда он поклялся быть осторожным рядом с ней?

Скорее всего, ложь началась в тот момент, когда он залез в грузовик Дикона в полной уверенности, что сможет скорректировать свои планы с учетом фактора ее присутствия.

Или тогда, когда Кора оказалась в его объятиях, и он убедил себя, что утратил способность чувствовать?

Голод желаний. Непреодолимая потребность испытывать эмоции.

Это было одновременно и меньше, и больше, и хуже обычного сексуального желания. Физическое влечение — обычная химия… Причина и следствие, наглядный и тактильный стимул для получения удовольствия. Эшвин понимал, как это устроено и работает внутри него. Понимал сам алгоритм происходящего.

Но так ли было с Корой?

Да, тут присутствовало желание. Это странное, ничем не спровоцированное напряжение мышц. Низкий гул возбуждения. Эшвин и раньше занимался сексом с женщинами. Удобными объектами оказались личные кураторы, особенно их было легко совратить, когда они переставали слепо верить Базе. Эшвин не был человеком, которого вдохновляла эмоциональная привязанность. Он, в основном, использовал удовольствие в качестве своего оружия, как способ контроля партнера. Но он никогда не чувствовал этой… жажды раньше. Не хотел того, кого уже не было рядом, кого нельзя было с легкостью заменить.

Ложь.

Легко ли разобраться в заблуждениях людей? Эшвин думал, что люди постоянно лгали сами себе — отчаянно, сознательно, греша против истины, пока не погребали ее под предпочтительным вариантом своей реальности.

И он прямо сейчас лгал самому себе о том, когда в последний раз лгал самому себе!

Эшвин помнил это ощущение. Это тянулось в течение многих недель и месяцев, выгрызая его изнутри, пока невозможность иметь Кору в пределах досягаемости стала физически невыносимой.

Он был наполовину безумным с момента начала войны. Поглощенным своим безумием.

А потом он нашел Кору во время финального сражения. Прикоснулся к ней. Попытался забрать ее, не обращая внимания на человека, истекавшего кровью у нее на руках. Она боролась с ним. Конечно, Кора не могла не бороться с ним. Он был настолько взбешен и вцепился в руку девушки так крепко, что она, должно быть, ходила с синяками нескольких дней.

Синяки не самое худшее. В ее глазах был Страх.

Кора была единственным человеком, кто никогда не смотрел на него с ужасом. Единственным человеком, который не видел в нем монстра. И он причинил ей боль. Не только и не столько физическую.

Эшвин посягнул на ее призвание!

В тот момент он понял. Он осознал. Он должен был вернуться на Базу и позволить им вытравить Кору из его сознания, из его ДНК. Из его души. И если бы он попытался оттащить ее в сторону от людей в целях ее собственной безопасности…

Тогда Кора могла сломаться от страха, и он бы разрушил ее.

Другая истина, которую он не хотел признавать, парила в воздухе…

Эшвин вытащил электронную плату дрона и начал распутывать провода, которые соединяли ее с источником питания. Раньше он никогда не избегал неприятных истин. Текущий расклад, да и то, чем он здесь и сейчас занимался, свидетельствовали об иррациональном эмоциональном состоянии.

Если на Базе обнаружат, что Эшвин принес дрона в расположение Гидеона Риоса, наказание будет суровым. Если же они узнают, что он планировал с ним сделать…

Даже солдат Махаи мог быть осужден военным трибуналом за измену и казнен.

Раздался тихий стук, и мужчина ответил, не поднимая глаз:

— Войдите.

Koрa, приоткрыв дверь, заглянула внутрь.

— Привет.

Желание взорвалось внутри него. Эшвин все еще чувствовал ее кожу кончиками пальцев, помнил частое биение пульсирующей жилки на горле. Даже боль, возросшая при взгляде на девушку, имела сладковатый привкус дразнящего восхитительного мучения.

Он был солдатом Махаи, по сути, свободным от эмоций. И тонул в невероятных ощущениях.

Кора неуверенно стояла в дверях. А к Эшвину пришло решение: быстрое и жесткое. Он должен покорить ее. Соблазнить. Очаровать. Освободить все это желание и привязать ее к себе так крепко, что у Гидеона Риоса будет свое чудо. Тогда Эшвин будет в безопасности.

Ложь! Ложь, ложь, ложь!!!

Если признать свою ложь, станет ли он более рациональным?

— Проходи.

Кора проскользнула в комнату, одетая в простые хлопчатобумажные брюки и короткую майку. Одежда, предназначенная для сна, слабо защищала от прохладного ночного воздуха.

— Я пришла не с пустыми руками. — Она подняла недопитую бутылку виски «О'Кейн», закрывая за собой дверь. — Я стянула ее из кабинета Гидеона.

Значок на этикетке означал спиртное высшего качества, производством которого занимался лидер Сектора 4. Дорогое. Но даже если бы Гидеон не был богат, его двоюродный брат был одним из верных помощников Далласа О'Кейна.

Эшвин никогда не проявлял интереса к спиртному, но понимал, почему большинство людей обращаются к алкоголю — ради забвения. Он даже не мог себе представить, до какой степени нужно напиться, чтобы заглушить чувства к Коре. Но, несомненно, в таком состоянии он способен навредить ей.

— Тебе нравится виски?

— Да. Успокаивающая штука. Вполне приличное пойло.

Взмахнув бутылкой, девушка плюхнулась на край кровати Эшвина.

— Но я не могу заставить себя пить его. Похоже на обман, ну, ты знаешь — как скрыть штрих-коды. Забыться, когда то, что я заслуживаю — это помнить.

Самоедство было такой же частью Koры, как и ее гениальность и сострадание. Это было вплавлено в ее ДНК так же, как жестокость и безразличие были закодированы в сознании Махаи.

Единственным отличием было то, что Эшвин знал об этом.

Он отодвинул стул от стола и протянул руку.

— Иди сюда.

— Я не жалею себя, — стал оправдываться девушка. — Я никак не могу уснуть, и подумала, что это может помочь. Но я не могу просто открыть бутылку и напиться.

— Koрa!

Эшвин произнес ее имя стальным тоном, вложив резкость команды, которой пользовался, возглавляя военную полицию Эдема.

— Иди сюда.

На этот раз Кора послушалась, пересекла комнату медленными шагами и, остановившись вне пределов досягаемости, посмотрела на него сверху вниз. Растрепанные волосы падали ей на лицо.

— Ты единственный человек здесь, кто знает меня лучше, чем ты знала Джейдена, — судя по тому, как девушка схватилась за грудь, признание Эшвина причиняло ей физическую боль. — Ты — единственная, кто может понять, как можно быть мертвым внутри, но я не могу сказать того же самого о себе.

Эшвин понимал и осознавал все лучше, чем она. Лучше, чем она когда-либо могла. Он знал правду, которая была стерта из основных файлов Базы и осталась только в секретных архивах. Программа «Махаи» была только частью глобального секретного Проекта для получения идеальных солдат и суперцелителей. Программа «Панацея» была прекращена, когда стало ясно, что безупречные и совершенные суперцелители вышли из-под контроля и не желали соблюдать субординацию. Или принимать идею допустимых потерь.

Кора не должна была существовать. Искусственный стресс причинял столько страданий, что это свело первое поколение целителей с ума. Дети из поколения Коры исчезли. Специалисты Базы были не лучше убийц — проведение экспериментов было эквивалентно настоящему убийству. Когда они получали ресурсы, но не получали результатов, то просто утилизировали расходный материал.

Эшвин всегда считал, что все эксперименты по интернализации были прекращены.

А потом он встретил Кору…

Ее глаза были дикими. Лихорадочными. Даже прижатые к груди руки дрожали. Боль неудачи и потери просочилась в нее, как яд. Эшвин обхватил девушку за бедра и привлек к себе, усадив на колени. Тесно прижал и притянул ее голову к своему плечу.

Потом крепко обнял и попросил:

— Расскажи мне.

— Я не знаю, как это прекратить, — ее голос дрогнул. — Я просто не могу остановить все это в моей голове. Я должна скорбеть по Джейдену — я хочу, мне это нужно, но я не могу! Это не значит, что я не переживаю, я просто… — девушка погрузилась в молчание, пока дрожь не пробежала по ее телу. — Я уперлась в некую преграду. Этакий барьер, и, если я протиснусь сквозь него, если я почувствуючто-нибудь еще, то я просто взорвусь!

Эшвин воспользовался моментом, скользнув рукой по ее спине под дикий беспорядок волос. Прикосновение кончиками пальцев к ее коже послало предупреждающий импульс боли, волной прокатившийся по позвоночнику мужчины.

Однажды, во время войны, Эшвин заставил своего напарника, другого солдата Махаи, сделать ему в вену инъекцию болезненного препарата, предназначенного для подавления агрессии. Это было последним усилием, отчаянной попыткой вытеснить Кору из своего сознания.

Это не сработало.

О, он связывал Кору с болью.

Он связывал боль с Koрой.

Но грань между болью и наслаждением была опасно тонкой.

И когда мужчина обхватил ладонью ее затылок, жар, ползущий вверх по его позвоночнику, расплавил эту грань.

Стер ее.

— Закрой глаза, — тихо приказал Эшвин.

Ее пальцы крепко вцепились в его рубашку.

Он не мог сказать ей, что все будет в порядке. Он не будет убеждать ее довериться ему. Был только один способ, который Эшвин должен был предложить ей.

— Тебе нужно кое-что прямо сейчас, Кора, и я знаю, как это осуществить. Но я не буду ничего делать против твоей воли. Это твой выбор.

Девушка села прямо, ее брови изогнулись в замешательстве. Но медленно-медленно она закрыла глаза.

У Эшвина никогда раньше не было роскоши просто изучать ее лицо. Он проследил взглядом по арке бровей, потом по узкой переносице к месту, где вздернутый кончик носа выступал на несколько миллиметров. Дальше вниз, к пухлому изгибу ее слегка приоткрытых губ над деликатной ямкой на подбородке. Он никогда прежде не замечал ее веснушек. Несколько были разбросаны по щекам.

Мужчина дотронулся до одной, и она вздохнула, резко и прерывисто. Потом Кора прикусила зубами нижнюю губу и запрокинула лицо под его прикосновением.

Такая обнаженная необходимость…

Все признаки возбуждения были налицо — порозовевшая кожа, напрягшиеся соски. Частое дыхание. Эта беззащитная открытость была ошеломляющим контрастом по сравнению с тем, как люди скрывали свои эмоции за фальшивыми улыбками и гримасами.

Всего лишь одно касание — и ее тело раскрыло все свои секреты…

Эшвин осторожно прикоснулся к ней, вызвав легкий трепет. Кончиками пальцев скользнул по местечку, где горло плавно переходило в подбородок, и дотронулся пальцем до нижней полной губы, вызвав мурашки. Он обратил внимание на ее реакцию, учитывая на будущее.

Ее обнаженное хрупкое плечо.

Он прикоснулся к ней там, проведя пальцами по гладкой, чистой коже. Отметил чувствительное место на изгибе локтя и сбившееся дыхание, когда вскользь мазнул пальцем по внутренней стороне запястья девушки.

Первый раз, когда он укусит ее, будет именно там.

Именно с этого места он и начнет.

Не отрывая взгляда от ее лица, Эшвин поднял хрупкую руку и разомкнул губы. Он понимал, что ее кожа не могла иметь сладкий вкус. Глаза Коры распахнулись, а затем медленно закрылись от сильного желания в миг, когда Эшвин лизнул запястье. Это доставило ему удовольствие.

Он поцеловал ее ладонь. Кончики пальцев. Медленно, осторожно. Мягко. Провел губами по внутренней стороне руки. Плечу. Тонкой линии ключицы. Впадинке на ее горле.

Он усыплял Кору мягкими прикосновениями, пока она не вцепилась в его плечи. Ее дыхание ускорилось, когда девушка притянула его ближе. Ее бедра терлись о его член, пока она извивалась, отвлекая внимание от его собственного состояния физического возбуждения.

Так легко было позволить себе удовольствие!

Кора шла в его объятия добровольно и охотно. С нетерпением. С волнующим отсутствием нервозности и страха, потому что она не была похожа на его личного куратора — его подстилку, сначала из чувства долга и обязанности, а затем из страстного желания и рвения.

Koрa хотела его!

Он мог взять ее в постель и дать Гидеону Риосу чудо, которое тот хотел.

Солдат Махаи, влюбленный до безумия.

Это было бы обращением к религиозной претенциозности человека, его тщеславной надежде на то, что любовь всемогуща и всесильна. Риос бы приветствовал Эшвина с распростертыми объятиями, и больше не было бы никаких обязательств, никаких причин делать выбор между Корой и его миссией.

Кровать была прямо там, но Эшвин не мог этого сделать. Кора пришла к нему расстроенной и уязвимой, в безоглядном и безрассудном доверии.

И неважно, что он никогда не просил ее доверия, или что он уже предал ее многократно и различными способами.

Не говоря ей, почему он здесь.

Не говоря ей, кем она была и что значила для него.

Эшвин ничего не мог поделать с этим, но знал, как быть с удовольствием. Это было единственным, что он мог предложить, что не было бы запятнано ложью, их прошлым и их неопределенным будущим, невозможностью от того, кем они были и где жили.

Он даст ей это.

Освобождение.

И до тех пор, пока он молчит, ему не придется лгать.

Когда девушка снова пошевелилась на его коленях, Эшвин приподнял ее подбородок, и, зная о чувствительной точке на изгибе челюсти, осторожно прикусил это место зубами. Koрa вздохнула, издав звук, полный чувственного предвкушения, и схватила его за руку. Ее глаза распахнулись, встретились с его взглядом, когда она потянула руку мужчины со своего бедра под край тонкой майки, к голой коже ее груди.

Кто-нибудь хоть когда-нибудь прикасался к ней так?

Он знал, что у Коры в Эдеме были встречи с мужчинами — спокойные, вежливые свидания, которые заканчивались около двери ее дома. Иногда Эшвин просматривал видеонаблюдение, едва в состоянии удержаться от необходимости найти тех мужчин, и устранить их, прежде чем они могли причинить ей боль.

И они бы причинили ей боль.

Высоконравственные принципы Эдема отвергали физический гедонизм и чувственные ласки. Секс должен быть совершенно стерильным. Сугубо формальным. А обязанностью женщины, особенно когда она получала разрешение, было рожать, но ни в коем случае не наслаждаться.

Koрa чувствовала.

Она не могла скрыть этого.

Девушка вздрогнула, покраснела и вздохнула от удовольствия, когда он сместил свою руку выше, обхватывая мягкую округлость ее груди. Ее голова упала на плечо мужчины, пухлые губы раскрылись, и он понял — почувствовал всем нутром! Никто никогда не прикасался к ней так, как сейчас сделал он. Если бы это было, они бы попытались пристыдить Кору за эту реакцию.

Эшвин был рад, что никто не пытался. У него не было времени, чтобы вернуться в Эдем и убить их.

— Эшвин! — прерывистое дыхание щекотало его ухо, а затем скользнуло по его щеке. Девушка снова прошептала его имя, едва внятно в почти безмолвной тишине комнаты… и поцеловала его.

Боль, нарастающая низким гулом, взорвалась ослепляющим безумием!

Koрa! Агония!

Боль была неподходящим словом. Кислота горела в его венах. Душа помнила о боли, не менее реальной, чем порождение разума. Это закипающее высшее наслаждение, нерешительное прикосновение ее губ к его губам, как последнее, отчаянное предупреждение…

Агония! Koрa!..

Его член был жестким. Чрезвычайно болезненно жестким. Таким жестким, что следующее же покачивание теплых бедер Коры рядом с ним исторгло хриплый, непреднамеренный стон из горла Эшвина, и он уже не мог отделить то, что было удовольствием, от того, что ощущалось мукой…

Все эти ощущения.

Весь жар.

Вся Koрa!

Он обхватил руками ее бедра и рывком дернул вверх, ломая их поцелуй на несчастное, бесконечное мгновение. Затем Эшвин усадил ее к себе на колени, раскинув ноги, верхом на его член, и лишь несколько слоев хлопка и его мучительно узкие джинсы разделяли их, когда он потянул Кору на себя.

Ее губы приоткрылись. Прежде, чем девушка успела задать вопрос, даже прежде, чем она смогла бы сказать что-нибудь, на что Эшвин должен был ответить ложью, он вцепился руками в мягкие волосы и снова поцеловал. Теперь настала очередь Коры стонать, и он поглощал эти звуки, в то время как девушка уперлась руками ему в плечи и покачивала бедрами возле его члена.

Нетерпеливо. Отчаявшись.

Эшвин положил руку ей на бедро и помог выровнять ритм, направляя ерзающие бедра в постоянном, сводящем с ума темпе. Когда девушка приноровилась к движению, Эшвин снова засунул руку под ее маечку, обхватив полную грудь, и большим пальцем нашел тугой сосок.

Ее зубы впились в его нижнюю губу, когда Кора вздрогнула и напряглась.

Ей нужно было больше!

Стратегическое применение ощущения, достаточного для того, чтобы прорваться сквозь хватку держащей ее боли.

Не обращая внимания на необходимость, пульсирующую в собственном теле, Эшвин наблюдал, как румянец на ее скулах стал ярче. Дождавшись момента, когда изящная головка откинулась назад, и губы раскрылись от затрудненного дыхания, он ущипнул ее за сосок.

Кора кончила с прерывающимся криком шока и облегчения. Ее ногти впились в плечи мужчины, когда девушка осела на нем в ослепляющем наслаждении. Эшвин сосредоточился на каждой горящей линии, чтобы отвлечь себя от размышления о том, какой тонкой была ткань ее легких штанов. Какой влажной. И как мало отделяло напряженный сжимающийся жар ее естества от его пальцев и языка.

В этом не было необходимости. Эшвин достиг своей цели, не добавляя сложности и соблазна обнажить ее до наготы. Но когда Кора содрогнулась и судорожно перевела дыхание у него на коленях, Эшвин обнаружил, что вновь борется с недавно пробудившимися и совершенно чуждыми эмоциями.

Чувственное любопытство.

В отличие от желания, любопытство мужчины было определенным и однозначным. Перечень вещей, которые ему нужно было знать, был упорядоченным и ориентированным на конкретные действия.

Ему нужно знать, как Кора будет реагировать, если он снимет с нее одежду. Будет ли по-прежнему бесстыдной, когда он уложит ее на кресло и встанет на колени между раздвинутыми ногами? Будет ли румянец скользить вниз по хрупкой шее, охватывая все ее тело, когда он прижмется открытым ртом к ее естеству? И не прекратит ли Кора стесняться, пока он будет лизать языком чувствительные складочки, а ее бедра сомкнутся на его плечах? Как она зароется ногтями ему в затылок, шепча его имя, когда с криком кончит. Как сильно все эти вещи изменятся во второй раз? Станет ли она более вялой с каждым оргазмом, или, наоборот, более напряженной? Сколько раз она сможет кончить, прежде чем начнет умолять его остановиться?

И это было только первое в перечне вопросов.

Koрa обхватила его лицо обеими руками и снова поцеловала. Ее язык прикоснулся к губам Эшвина, отступил, и вернулся к более тщательному, углубленному изучению.

Интимная близость происходящего поразила его, и в какой-то эгоистичный, корыстный момент Эшвин позволил себе упиваться… самим поцелуем.

Недоуменно…Удивленно… Сладко…

Как будто он был нормальным человеком.

Но боль, по-прежнему горящая в его жилах, была жестоким напоминанием о том, что он не был.

Поэтому он взял ее мягко за плечи и нежно потянул назад, осторожно придерживая.

— Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Лучше.

Глаза Коры все еще были остекленевшими, мечтательно затуманенными.

— Могу я остаться?

— Да.

Ответ прозвучал немедленно, сорвавшись с губ, прежде чем Эшвин проанализировал все последствия. Наверняка, кто-то такой же ответственный, как Гидеон, встревожился бы, обнаружив отсутствие Коры в ее постели, но не менее вероятно, что охранники, следящие за семьей Риос, точно знали, где она находилась. Позволить Коре провести ночь в своей постели может оказаться ему на руку.

И если он не… Его это больше не волновало.

— Спасибо. За все.

Эшвин обнял ее и молча поднялся в тишине. Ее благодарность была мучительной в свете всей этой ситуации с обманом. Добравшись до кровати, мужчина позволил Коре усесться на нее и развернул девушку к себе лицом.

— Мне еще нужно недолго поработать с этим оборудованием, но ты должна попытаться немного поспать.

Кора схватила его за руку.

— Дай мне немного времени.

Она казалась такой уязвимой. Уничтоженной. Лямка ее маечки соскользнула вниз по руке. Волосы девушки растрепанной копной спадали с плеч, скрадывая запутавшиеся пряди, которые Эшвин недавно накручивал на пальцы. Крошечные, казалось бы, несущественные несообразности, но у женщины, такой собранной и ответственной, как Koрa, они вопили о диссонансе.

Он знал, как расколоть ее на части, но не знал, как снова собрать эти части воедино.

Тонкие пальцы сжались вокруг мужского запястья. Мышцы напряглись, как будто Кора уже собиралась в тугой комок, готовя себя к отказу, и ее неуверенность обдирала его до крови в чистом виде.

Эшвин принял несовершенную действительность как факт — ее боль была невыносимой для него. Но даже если ее дискомфорт оставил ему этот нерешенный…

Хватит врать самому себе!

Положить руку ей на плечо было чертовски опасно. Уложить ее на матрас было безрассудно. Вытянуться рядом с ней было глупо. Каждая искра между ними была зажженной спичкой в комнате, полной взрывчатки, но не видя картины в целом, она осознавала только утешительное тепло пламени.

Девушка прижалась к его боку с мягким вздохом, и Эшвин обнял ее за талию, подставляя свое плечо, как подушку. Положение было неудобным на первый взгляд. Эшвин остро ощущал вес ее головы, изгиб шеи, прижавшуюся к нему мягкую грудь, теплое бедро под своей рукой. Мужчина замер, когда Кора пошевелилась с сонным бормотанием. Нежная рука улеглась на его голую грудь, а пальчики ноги коснулись мощной голени.

Потом Кора затихла, ее дыхание замедлилось в устойчивом ритме сна. Ее тепло начало расплавлять скованность тела мужчины, пока мышцы не расслабились, и Эшвин не начал наслаждаться давлением теплого тела, лежащего рядом.

Ни один из его домашних кураторов не хотел подобного. Даже те, кто воображал себе влюбленность, были больше заинтересованы в постельных развлечениях.

Эшвин всегда задавался вопросом, как эти женщины могли заниматься самообманом, полагая, что хотели чего-то большего, чем эндорфины и удовольствие от интенсивного секса, каждый раз выдавая себя, когда сбегали от него и проскальзывали обратно в собственные постели.

Эшвин никогда не обвинял их. Честно говоря, мужчина даже ценил это, избавляясь от необходимости просить их уйти.

Солдаты Махаи могли обходиться минимальным количеством некачественного сна в течение продолжительных периодов времени, которые бы критически навредили обычному человеку. Но даже он иногда нуждался в отдыхе.

И отдыхает с кем-то еще в своей постели?

С кем-то еще, касаясь его?

Непостижимо!

Но не для Коры. Девушка во сне свернулась калачиком в его руках, как будто это было единственным местом в мире, где ей хотелось быть.

И Эшвин не мог оценить свою реакцию на происходящее. У мужчины не было никакого объяснения для этого хаотичного столкновения противоречивых эмоций. Они вырывались из рамок, которые он построил, чтобы сдержать в себе что-то, не нужное для выживания — сладкое удовлетворение от ее доверия, мрачные опасения, знание того, что ему нельзя доверять… и темная дрожь предчувствия, потому что База не остановится ни перед чем в стремлении вернуть Кору, если станет известно, что она жива.

Лгать себе было проще.

Сейчас он понимал, почему люди делали это. Если бы они чувствовали так много противоречивых эмоций все время, их бы давно раздавила неопределенность.

Ему необходимо было уйти от нее и восстановить эти барьеры. Это была цель, рациональность истины. Очевидный и, однозначно, самый безопасный курс действий. Для нее и для него.

Но он был солдатом Махаи. Его собственная безопасность никогда не значила больше, чем просто условие для выполнения задания.

Глава 8

Koре снилась пустыня.

Она блуждала часами в поисках абстрактного Нечто, но все, что простиралось перед ней — пустота, огромная и неумолимая. На палящем солнце скала и песок под босыми ногами должны были ощущаться раскаленными, но она этого не чувствовала. Она не чувствовала ничего.

Время растягивалось и сжималось.

Откровение танцевало на краю ее сознания, но каждый раз, когда она пыталась повернуться и противостоять ему, знание ускользало прочь, в призрачную даль. И наконец она увидела проблеск цвета в середине бесплодного пространства, намек на зелень. Жизнь.

Это был розовый куст, маленький и хрупкий, с одним бутоном. Он был все еще плотно сомкнутым, кроваво-красные лепестки только начинали раскрываться. Кора потянулась к нему, желая прикоснуться к бархатному изгибу лепестка, но вместо этого уколола палец зазубренным шипом.

Это было больно, сильнее, чем должно быть, сильнее, чем что-то, когда-либо испытанное ею раньше. Это было чистое мучение, пытка — достаточно острая, чтобы порезать, и достаточно серьезная, чтобы убить. И это все бурлило вокруг нее.

Koрa, задыхаясь, тихо вскрикнула, вздрогнула и проснулась.

Комната Эшвина.

Одеяло, сжатое в кулаках, пахло Эшвином и по-прежнему сохраняло его тепло. Ранний утренний свет потоком лился через окно, отбрасывая золотистые блики на спину мужчины, сидящего за письменным столом.

Она сделала еще один глубокий вдох, как вдруг эхо голоса отца промелькнуло в сознании: «Это просто сон, который хочет стать кошмаром». Странные слова, чтобы успокоить испуганного ребенка, но психология никогда не была сильной стороной доктора Этана Мидлтона. Он был блестящим человеком, но сдержанным. Что подвигло его принять и единолично вырастить осиротевшую девочку, до сих пор оставалось вечной загадкой, разгадку которой он не счел нужным раскрывать.

Она повернулась на бок и села, в этот момент Эшвин поинтересовался:

— Плохие сны?

— Немного.

Кора передвинулась к краю кровати и уселась, поджав под себя ноги.

— Разум иногда выкидывает странные штуки.

Оборудование, с которым Эшвин работал, издало тихий звуковой сигнал, и он потянулся за крошечной отверткой.

— Я этого не знаю.

Солдаты Махаи не видели снов. По крайней мере, именно так утверждали врачи на Базе, аргументируя тем, что за счет устранения ненужных эмоций и увлеченности они ликвидировали подсознательную необходимость обрабатывать эти эмоции во время сна.

Это утверждение, как и все остальное, что они говорили, было полной ерундой.

— Ты мечтаешь. Каждый человек так делает.

Кора встала с постели и, сделав пару шагов через комнату, резко остановилась, когда увидела красные борозды, пересекающие его плечи со стороны спины.

Следы, оставленные ее ногтями.

Ее щеки залились густым румянцем от воспоминаний, вспыхнувших в голове, как украденные мгновения — руки Эшвина на ее обнаженной коже, его обжигающие губы, его низкий, грубый стон, вибрирующий около ее рта.

Она пришла к нему из эгоизма, в поисках комфорта, на который не имела права, не в то время, пока другие оплакивали потерю друга, брата. Но потребность в утешении быстро уступила место чему-то гораздо более первобытному — желанию.

Она хотела его. Она всегда хотела его.

И теперь они были здесь.

Кора наклонилась и прикоснулась губами к одной из глубоких ссадин на плече.

— Я расцарапала тебя прошлой ночью.

Его руки замерли, закрепив лишь наполовину приспособление на собираемой панели оборудования.

— Я не против.

— Я знаю.

Ниже царапин, четкими контрастными линиями были нарисованы крылья рядом с изображением черепа в черном берете, а ниже виднелись острия и скрученные спирали ДНК — эмблема проекта Махаи.

Мурашки пробежали по ее коже. Кора проследила пальцем одну из линий на его плече.

— Я никогда не понимала, зачем вам все это нужно? Это секретный проект, и вы должны быть невидимками. Но первое, что вы сделали, это отметили себя как «Махаи».

— Есть много способов оставаться невидимым. — Эшвин нагнул голову в приглашении, и она протянула руку к затылку. — Если я не хочу, чтобы люди знали, я не позволяю им видеть это.

Это было рациональным оправданием, а не причиной. Отговоркой, почему ему нравилось носить эту татуировку, но не объяснением.

— Но зачем тебе это нужно?

— Потому, что мы — солдаты Махаи, — он оглянулся на Кору. — Мы не очень близки. Большинство из нас работают в одиночку, на удаленных от Базы миссиях. Другие солдаты боятся нас. Люди, не уверенные даже, что мы существуем, боятся нас. Но мы не боимся друг друга. И мы не стыдимся того, чем мы являемся.

У Коры на глаза навернулись слезы, и ей пришлось проглотить комок в горле, чтобы заговорить.

— Похоже на родственные узы, которыми вы связываете друг друга. Я рада. — Она уткнулась лицом в изгиб его шеи и обняла. — Ты должен обладать этим. Тебе это необходимо.

Эшвин напрягся, но на этот раз только на мгновение. Потом его пальцы погладили тыльную сторону ладони девушки.

— Мы лояльны по отношению к людям, не относящимся к нам, как к монстрам, Кора. Если что-нибудь случится со мной…

— Я не одна, — отрезала она. — У меня есть моя семья и Всадники. Тебе не придется беспокоиться обо мне, Эшвин.

Он сжал ее руку сильнее.

— Они не знают Базу. Если что-нибудь случится, и тебе понадобится наша помощь, ты обратишься за ней к Самсону. Обещай мне!

Она знала, что Самсон тоже был с Базы. Он и Эшвин всегда по-дружески относились друг к другу. Но это звучало больше, чем предложением или даже инструкцией. Голос Эшвина почти дрожал от отчаяния, пугая и превращая ее внутренности в кислоту.

Что-то было не так.

— Эшвин?

Он отпустил ее и снова взял отвертку. Быстрыми, точными движениями мужчина закончил устанавливать пластину на место.

— Ты знаешь, что это?

Koрa выпрямилась и внимательно посмотрела на стоящее на столе оборудование. Она была настолько сосредоточена на нем, на всех крошечных вещах, которые напоминали о близости совместно проведенной ночи, что не обратила внимания на то, чем был занят Эшвин.

Это был гладкий, серебристо-серый прибор, похожий по цвету на зимнее небо перед бурей.

На первый взгляд, это выглядело как объемный модуль камеры, такие часто использовали для обеспечения безопасности в городе.

— Похоже на дрона. Наблюдение?

— Да, — Эшвин наклонил прибор таким образом, чтобы камера указывала на них, и потянулся к соседнему планшету. — Ты знаешь об изотопных трекерах?

— Что?

Эшвин вытащил кодировочную панель на планшете и начал печатать, быстро стуча пальцами.

— Я подумал, несмотря на незаконность шпионажа за тобой, ты бы все равно столкнулась с этим. Эдем по-прежнему использует физические трекеры для своих оперативников, но это легко изменить. База практикует более изощренный метод, существовавший еще до светового сигнала трекеров.

Остатки ленивой неги исчезли из тела Коры, сменившись тугим узлом в животе.

— Ты получил это от Базы?

— С технической точки зрения дрон выведен из эксплуатации. Вышел из строя во время разведывательной миссии.

Узел взорвался брызгами страха, заставляя Кору похолодеть.

— Получается, ты просто забрал это?

— Восемнадцать месяцев назад. — Он снова застучал по экрану. Код исчез, сменившись изображением их обоих, отражавшихся в камере. — Это был основной разведывательный беспилотник. После того, как я починил его, пришлось немного покопаться с начинкой.

— Выключи его. — Она закрыла объектив камеры со своей стороны. — Сейчас же!

Эшвин постучал пальцем по экрану, и изображение потемнело.

— Это не транслируется, Кора. База не сможет увидеть эти кадры.

Ее сердце продолжало оглушительно стучать.

— Это кража ресурсов — незаконное присвоение, если тебе повезет. Эшвин… — Он должен был знать. Как он мог не понимать этого? — Это государственная измена. Если они узнают, они убьют тебя!

— Не за кражу ресурсов. Я слишком ценный актив, — он взял Кору за руку, осторожно отодвигая пальцы — Но другая часть? Это измена.

Он снова коснулся планшета. Изображение вновь появилось, и на сей раз это были только их контуры, в другой цветовой гамме. Эшвин был ярко-синим, таким ярким, что, казалось, светится в своей интенсивности. Koрa казалась тусклым пятном на белом фоне изображения, красный цвет был настолько слабым, что отражался почти розовым.

— Изотопные трекеры.

Его слова сейчас имели смысл, и девушка протянула руку, но пальцы зависли, словно стесняясь прикоснуться к поверхности планшета. Они уже пометили Эшвина таким образом, что не было возможности удалить информацию — маркировали его радиоактивным изотопом, который позволял легко отслеживать перемещения с использованием правильной технологии.

С помощью этой технологии.

Она встретилась с Эшвином взглядом.

— Ты собирался использовать это, чтобы найти дезертиров?

— Да. Регулярные солдаты-срочники отображаются зеленым. Элитные солдаты — фиолетовым.

— А все остальные — красным?

Эшвин нахмурившись, отвел взгляд, пока изучал экран. С резким кивком легким движением пальцев он заставил изображение исчезнуть снова.

— После того, как я закончу перенастраивать параметры, пройдет несколько часов, прежде чем я смогу точно определить их местоположение.

Странный холод окутал ее — гнев, замешанный на страхе.

— Ты прав. Это, безусловно, государственная измена.

— Я хотел, чтобы ты знала об этом.

Эшвин положил планшет на стол и отодвинул стул.

— Базу не волнует, сколько Всадников будет ранено или убито в процессе поимки дезертиров. Они предпочли бы, чтобы я использовал ресурсы Гидеона, а не их, и ты знаешь, что ко всем своим людям они относятся точно так же. Ресурсы. Расходный материал.

Так невозмутимо, так логично. Что угодно, чтобы оправдать свой нынешний курс действий.

— Но ведь должен же быть другой путь?

— Есть много других способов. Более медленные. — Эшвин схватил ее за бедра и потянул, пока Кора не встала между его колен. — Это не первый раз, когда я совершаю государственную измену. И у меня есть повод сделать это. Я больше не хочу видеть твоих друзей убитыми.

Это было хорошей причиной, и она ненавидела сам факт происходящего.

— Это слишком опасно.

— Koрa.

Она чувствовала тепло его ладоней сквозь тонкие хлопчатобумажные брюки, даже давление каждого отдельного пальца.

— Риск в пределах допустимой нормы. Если ты думаешь, что Гидеон Риос намерен передать меня на Базу.

— Конечно, нет.

Но она несколько месяцев считала, что он был мертв. И сейчас сам факт его присутствия заставлял ее кровоточить, раздирая внутри все живое, что только начало заживать.

— Ты можешь рассматривать риск как приемлемый, но я не могу этого сделать. Я забочусь о тебе, Эшвин. Я не… — слова застряли у Коры в горле, и она с трудом сглотнула. — Я не хочу потерять тебя снова!

Он смотрел на нее вечность.

Солнечный свет, скользнув по нему, позолотил смуглую кожу. Но глаза оставались темными, и на лице застыла непроницаемая маска.

Тишина сгустилась, повиснув оглушительным молчанием. Эшвин начал водить пальцами по изгибу ее бедра медленными, спокойными кругами.

— Это самый безопасный способ для меня тоже. Если я знаю, где они находятся, я могу контролировать переменные факторы. Обвинение в государственной измене — маловероятная гипотеза. Без разведданных один или несколько из нас получат травму. Это несомненный факт.

Koрa знала, что бессмысленно беспокоиться о действиях Базы больше, чем о дезертирах. Особенно, когда она провела большую часть вчерашнего вечера, кропотливо вычищая кровь Джейдена и Зика из-под ногтей. Угроза со стороны дезертиров существовала в реальности, и решать эту проблему надо было немедленно.

Но количественно.

Ужас охватил девушку, когда она подумала о том, что люди на Базе были способны сделать — не в пылу битвы, а сидя за своими полированными столами в хрустящих красивых формах. Они были бездонным злом, которое Кора едва замечала, но это все равно заставляло просыпаться ночами. В панике. С широко открытыми глазами.

— Я знаю, что делаю, Кора. — Голос Эшвина был тихим и спокойным. Уверенным. — Все будет в порядке.

Со страхом нельзя договориться или успокоить.

Но она прекратила свои протесты и кивнула.

— Я доверяю тебе.

Его пальцы впились в ее бедра, и тени в глазах углубилось.

— Koрa…

Мужчина внезапно остановился, среагировав на стук в дверь. Мгновением позже она распахнулась, и Дикон возник в открытых дверях.

— Доброе утро.

Эшвин не стал выпускать Кору.

— Дикон.

Гость изучал их обоих с язвительным выражением лица.

— Хорошо спалось?

— Нет, — Эшвин кивнул голову на стол, где находился предательский дрон. — У меня есть свое чудо.

Koрa не смогла подавить дрожи, и, открыв глаза, убедилась, что Дикон наблюдает за ней с удивительной симпатией.

— Так мы идем на охоту? — спросил он, не отводя взгляд.

— Да, — Эшвин погладил девушку по бедру еще раз, прежде чем нежно отстраниться.

— Мы собираемся на охоту.

— Не волнуйся. — Дикон погладил ее по плечу, и сквозь его симпатию просвечивало что-то, похожее на расчет. — Я привезу его обратно в целости и сохранности. Это обещание, принцесса!

Эшвин метнулся из своего кресла так быстро, что оказался между девушкой и Диконом прежде, чем она поняла, что он движется. Стул наклонился назад, закачался и опрокинулся на пол с грохотом, который заполнил напряженную тишину.

— Я найду тебя позже, Koрa.

Его голос ничем не отличался от обычного, даже тембр не изменился. Но мышцы на спине напряглись.

Мужчины уставились друг на друга, не обращая внимания на Кору. Враждебность повисла в комнате, нарастая до тех пор, пока девушка не почувствовала давления.

— Прекрасно. Буду ждать.

Она выскользнула и тихо, с осторожностью, прикрыла за собой дверь. Дальше по коридору из главной комнаты слышались голоса, и Koрa двинулась в другом направлении, в сторону задней части здания и выхода с кухни. Последнее, что ей хотелось прямо сейчас, это увидеть остальных Всадников. Не тогда, когда в самое ближайшее время она может оказаться по локоть в их крови.

Так или иначе, но ей нужно время, чтобы подготовиться к этому.

«««§» ««

Дикон пытался спровоцировать его.

Эшвин привык к попыткам бросить вызов. После Вспышки существовало всего несколько мест в мире, где люди могли позволить себе самодовольство. Они пытались обмануть его и испытывали, тыкая в слабое место. И всегда отступали, когда его неуязвимость становилась очевидной. Слова не могли спровоцировать Эшвина на эмоциональную реакцию.

Но Дикон пользовался не словами. Он использовал Кору.

Эшвин прислушивался к ее удаляющимся шагам, пока они не затихли совсем, не нарушая зрительного контакта с Диконом. Непринужденная поза и расслабленное выражение лица соперника были видимостью, мужчина был столь же готов к драке, как и Эшвин.

Единственная причина, по которой Махаи еще не сломал руку самодовольному ублюдку, была только в том, что Кора, казалось, симпатизировала ему.

— Ты не прикоснешься к ней снова.

Уголок рта Дикона пополз вверх.

— Ни хрена, ты не можешь указывать мне, что делать!

Эшвин и не собирался указывать. Это было простой констатацией факта — если Дикон снова попытается прикоснуться к Коре, то Эшвин помешает этому. Но даже он не был достаточно беспечен, чтобы наказывать человека из-за его недопонимания. Угрожать заместителю Гидеона было непродуктивно для его миссии.

По уму, он должен был легко подавить возникшее желание. Насилие ради самого насилия раньше никогда не привлекало его. Но желание кулаком стереть улыбку с лица Дикона сжигало нутро Эшвина, даже когда он отвернулся.

— Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, но то, что я собираюсь показать тебе, должно остаться между нами. Если База услышит даже намек на это, тогда они придут за мной.

— Расслабься, — Дикон щелкнул пальцами. — Ты мне не нравишься, ты прав. Но я не какой-то там мудак или куча мелкого дерьма, который нападает на людей со спины.

Эшвин взял планшет.

— Я не имел в виду, что ты мог бы это сделать сознательно. Но кто-то может случайно сболтнуть при слугах или девушках из Храма, которые флиртуют с твоими мужиками. Люди болтают, стены слышат.

— Всадники этого не делают.

Это могло звучать наивно. Но Эшвин ознакомился со всеми файлами. Он видел, как один за другим аналитики классифицировали Всадников, как монолит, который невозможно разрушить. Дикон мог быть из той редкой породы командиров, веривших в преданность своих людей и не обманывавших себя.

Он передал планшет Дикону и взял в руки беспилотник.

— Я предпочел бы выйти через заднюю дверь, в любом случае.

— Давай одевайся. — Дикон открыл дверь для него, и, приглушив голос до такой степени, чтобы не было слышно в зале, поинтересовался.

— Что эта штука может делать, что не могут наши люди? После вчерашнего происшествия все в проклятом Секторе в состоянии повышенной боевой готовности.

Намного легче было показать ему, чем пытаться на пальцах объяснять.

После того, как они вышли на улицу, Эшвин установил беспилотник на пустом участке гравия и взял планшет. Планшеты Базы имели отлаженный пользовательский интерфейс с заданными маршрутами наблюдения. Эшвин с трудом взломал программу, чтобы перенастроить сигнал беспилотника и перенаправить его на один источник команды.

Эшвин ввел код для управления вручную, и смотрел, как дрон поднимается в воздух. Когда дрон оказался на высоте около ста футов, он перевел изображение на вид с камеры.

Появился белый экран. В центре одинокое синее пятно отмечало его присутствие. В углу экрана двигалось бледно-розовое пятно, отслеживая путь Коры обратно в особняк.

Он не знал, что ее изотопный трекер будет регистрироваться. След был настолько слабым, даже сейчас, и, скорее всего, его не будет заметно на большой высоте при сканировании, и это объясняло, почему никто не обнаружил девушку. Она была помечена изотопом Проекта «Панацея» еще ребенком, но протокол диктовал работать с тегами каждые десять лет, чтобы сохранять оптимальную возможность отслеживания.

Очевидно, эффекты длились гораздо дольше.

Дикон был невидим. То же было и с остальными Всадниками, сидевшими лишь в нескольких десятках футов в общей комнате. Если бы в комнате, когда он повернул камеру, оказался еще кто-нибудь, Koрa мгновенно бы поняла это. Он был бы вынужден выворачиваться, произнося еще одну ложь. Или, что еще хуже, предложить ей правду.

Ему просто необходимо быть более осторожным!

Он подождал, пока она исчезнет из поля зрения, прежде чем развернуть планшет и показать экран Дикону.

— Каждый солдат на Базе помечен одним из трех радиоактивных изотопов. Именно так специализированные беспилотные летательные аппараты могут обнаруживать их. Синий цвет указывает на воинов Махаи. Фиолетовый — на элитных солдат Гвардии. Зеленый — общие войска. Программа может выискивать их внутри сооружений, под прикрытием, и даже под землей, до тех пор, пока они не окажутся слишком глубоко.

Дикон уставился на экран, прежде чем перевести недоверчивый взгляд на Эшвина.

— Ты на всю голову долбанутый?!

— По большинству стандартных определений, да.

Эшвин погасил дисплей.

— Ты не захочешь больше подвергать своих людей ненужной опасности. Вот гарантия, что этого не произойдет.

Дикон фыркнул.

— Не пойми меня неправильно, но это прекрасно подходит для моих целей. Эта твоя маленькая игрушка опасна, но не для меня.

— Я осознаю риски.

Лучше, чем Дикон мог когда-либо. Даже Koрa не знала, какой жестокой может быть База, если спровоцировать их.

— Я оценил их и сделал выбор.

— Почему?

У него было с десяток объяснений, ворох вранья, о котором он раздумывал в течение ночи, пока держал Koру в объятиях, плотно прижав к своему боку. Потом он разобрал всю эту ложь, отделяя одну от другой, до тех пор, пока не осталась странная, обнаженная, пугающая, невероятная правда.

— Тебя это волнует?

Дикон взглянул на зависшего дрона, а затем перевел взгляд на дорожку, ведущую в направлении особняка Гидеона.

— Я бы не спрашивал, если бы это было не так.

— Ты не поверишь мне.

— А ты попытайся.

Эшвин тоже посмотрел на тропинку. Дрон опустился футов на пятнадцать и исчез за деревьями. На данный момент Koрa благополучно вернулась в особняк, уютный и защищенный охраной, обученной стоять на страже королей и принцесс.

— Видеть ее печаль… неприемлемо.

— Неприемлемо, да? — Дикон рассмеялся, искренне веселясь. — Сделай себе одолжение — найди другой гребаный способ сказать ей об этом!

У него не было другого гребаного способа. Его сильной стороной было составлять планы и принимать решения.

Снова включив планшет, Эшвин вызвал командную строку и начал вводить код, отправляя дрона для сканирования Сектора 1 и задавая команду предупредить его о любых результатах поиска.

— Я этим и занимаюсь. Я решаю проблемы.

Тридцать семь секунд — Эшвин пересчитал их чисто автоматически — Дикон хранил молчание. Потом выдохнул, невежливо хмыкнув, и кивнул.

— Ладно. Тогда давай займемся этим.

Эшвин набрал последнюю команду. Дрон взмыл вверх, пока не превратился в точку, и быстро пропал из виду в южном направлении.

— Если они до сих пор в Секторе 1, мы узнаем об этом к обеду.

— В таком случае, нам лучше подготовиться.

Эшвин последовал за Диконом обратно в казарму, как ни странно, абсолютно не беспокоясь, что только что пересек черту.

Измена не была чем-то новым для него. Он совершал это каждый день, с того момента, как впервые положил глаз на Koру.

Глава 9

Коре потребовалось провести в ванне целый час, чтобы успокоиться.

Она предпочла бы теплый душ, журчание воды, смывающее страхи вместе с напряжением последних двадцати четырех часов. Было слишком легко позволить воде заглушить мысли, а Кора хотела не этого. Она хотела разложить их по полочкам, привести голову в порядок.

Ванна помогла. Кора почувствовала себя вполне сносно, когда обсохла и оделась, чтобы отправиться на поиски Гидеона.

Когда же она нашла его, то вся волна эмоций, только-только утихнувшая, нахлынула с новой силой, отозвавшись пульсирующей болью в висках.

Гидеон находился во дворе. Перед ним на одном из высоких каменных столов лежало обнаженное тело Джейдена, прикрытое полоской белой ткани поперек бедер. Она смотрела, как Гидеон обмакнул влажную ткань в серебряную чашу и медленно провел рукой по плечу Джейдена.

Это напоминало освященный традицией торжественный ритуал, и Koрa инстинктивно сделала шаг назад.

— Все в порядке, — тихо заговорил Гидеон, не поднимая головы, и сосредоточив свое внимание на Джейдене. — Если ты хочешь остаться, я был бы признателен за компанию. Но ты не обязана этого делать.

— Я не хочу вмешиваться.

— Это не вторжение. — Он снова ополоснул ткань, прежде чем начал обмывать руку Джейдена. — Я обычно прошу Изабелу помочь мне с этим. Я просто не в состоянии обратиться к Мариселе. Она… близка с Всадниками, в отличие от Изабелы.

Помощь. Kора зацепилась за слова, как за спасательный круг, и подошла к столу.

— Что я могу сделать?

Гидеон подтолкнул к ней чашу. Небольшой отрез ткани из тканого хлопка с изящной вышивкой по краям лежал вдоль обода чаши. Koрa взяла его в руку и вздрогнула, когда теплая маслянистая жидкость заскользила между пальцами. Запах благовоний, как в Храме, головокружительный и ароматный.

В городе приглашали специальных людей для омовения умершего перед кремацией. Она видела, как это делалось, только обычно использовали аэрозольные шланги и дезинфицирующее средство вместо ароматических масел.

В Секторе 1 семьи подготавливали своих мертвых, руководствуясь рекомендациями жриц и старших членов Общины.

Но она никогда раньше не видела, чтобы Гидеон делал это, даже для Всадников, убитых в боях во время войны с Эдемом.

Ее замешательство не могло ускользнуть от Гидеона, и когда девушка обошла вокруг стола, чтобы обмыть другую руку Джейдена, он заговорил с ней:

— Прошло уже много времени с тех пор, как я занимался этим в последний раз. Почти год. Иосиф наткнулся на рейдеров, но спас десятки жизней, прежде чем сам погиб.

— А как же война?

— Слишком многие погибли, сражаясь за наши идеалы, — печаль послышалась в голосе Гидеона. — В последний раз я потерял тридцать одного Всадника меньше, чем за час. Столько же, сколько погибло за предшествующее десятилетие. Как только стена пала, моим долгом стало решить, что заменит ее.

Первым побуждением девушки было поинтересоваться, почему он не попросил у кого-нибудь другого помощи. Но что она могла сделать? Месяц после финального сражения прошел для нее в угаре нескончаемой работы — непрерывный поток пациентов, с самыми разными проблемами, от ножевых ранений до сердечных приступов.

Работа не дала ей сорваться, удержала от порыва впасть в отчаянье из опасения, что ее отказ покинуть поле сражения с Эшвином отправил его на смерть. Она постоянно беспокоилась о нем и, можно сказать, работа ее просто спасла от депрессии.

Все, что Гидеон делал, выражало испытываемое чувство вины.

— Ты единственный можешь делать так много, — прошептала она. — Разве не это ты твердишь мне все время?

Гидеон склонил голову.

— Правда. Но ты пробыла здесь достаточно долго, чтобы кое-что понять, Koрa. — Он прижал руку ко лбу Джейдена и тихо спросил у девушки: — Если бы я попросил его вытащить пистолет и выстрелить себе в голову, как ты думаешь, что бы он сделал?

Кора опустила глаза на стол. Вода стекала тонкими ручейками и разлеталась брызгами на камнях у ее ног. На мгновение она вновь оказалась в столовой, где стоял другой стол, и через край лилась кровь, а не вода.

Она знала ответ. И никогда не заговорила бы об этом вслух.

Гидеон возобновил свои медленные, плавные движения.

— Ни один человек не должен относиться с безразличием к этой ответственности. Мой дед так делал. Вот почему я вмешался и создал Братство Всадников. И я буду уважать их преданность с серьезностью, которую они заслуживают.

— Я понимаю.

Кто-то заделал отверстия от пуль и следы хирургических разрезов на животе Джейдена. Кора снова прополоскала ткань, и смыла следы крови, запекшейся вокруг раны.

— Рейес сказал, что он родом из сектора 7. У него здесь есть семья?

— Сестра, Грейс. — Гидеон мягко улыбнулся. — О ней позаботятся.

Исключительное чувство вины Риоса гарантировало это. Любой нес ответственность за оставшихся родственников Всадников, даже если это не их прямая обязанность.

— Неужели их близкие никогда не возмущаются? Жертвенностью, я имею в виду? Всадники вольны делать свой выбор, но ведь это касается и их семьи тоже.

— Те, кто вырос здесь? Редко. Они скорбят в день, когда Всадник уходит навсегда, если у них есть какое-то горе вообще. Мы не боимся смерти здесь так же, как и в других Секторах.

Внезапная судорога вокруг глаз заставила улыбку превратиться в кривую ухмылку. Самоуничижительную ухмылку.

— Их жертва не смерть. Это кровь на их руках, когда они умирают. Они получают свой шанс присоединиться к остальным в Славе, которая приходит после смерти. Вот почему их почитают. И почему они остаются одни. Единство семьи — это святое дело для людей в Секторе 1. Связь, превосходящая смерть. Для Всадников, чтобы отделить себя от этого, требуется полное отречение от небесных наград, которые ждут их.

Это было не просто словами. А вороны на татуировке, увековечившие убийства Джейдена, были не просто символами. Они были очень реальным напоминанием о душе, которая теперь потеряна навсегда.

Кора откашлялась.

— А что насчет тебя?

— Меня?

— Тебя, — повторила она. — У всех ведь разные чаяния, не так ли? Ты их лидер, их король. Что является твоей жертвой, твоим наследием?

— Я не знаю.

Гидеон выжал воду из ткани, наблюдая, как капли падают, образуя небольшую рябь на поверхности чаши.

— Мне, вероятно, не следует признаваться в этом, так что не говори никому, пожалуйста.

— Я серьезно, Гидеон.

— Я тоже. Война разорвала связь между Эдемом и Секторами.

Он указал на воду. Рябь отражалась от стенок чаши, и теперь мелкие волны сталкивались друг с другом, создавая хаос.

— У нас есть возможность собрать все обратно в нечто лучшее. Может быть, это изменит мое наследие. А может быть, это изменит людей? Слишком рано, чтобы быть в чем-то уверенным.

Кора выросла в рамках ограничений, но этого можно было избежать, если убежать достаточно далеко. Обязанности Гидеона были частью его самого, начиная с древнего имени в его крови. И она не могла себе даже представить тяжести груза, лежащего на его плечах.

Вдруг Гидеон громко спросил:

— Что ты хочешь?!..

Кора обернулась, проследив за взглядом Риоса.

— Я пришла, как только услышала. — Охранники склонили голову перед Эйвери, торопливо вбежавшей во двор. Ярко-красный плащ колыхался вокруг ее ног. Она остановилась при виде тела на столе, страдание исказило ее черты.

— О нет! Только не Джейден!

— Эйвери…

Голос Гидеона был мягок, как всегда, но Koрa почувствовала неуловимое изменение в его поведении. Братские интонации исчезли, уступив место Гидеону Риосу, лидеру, который относился к каждому человеку в его Секторе, как к члену семьи, но не позволял никому из них подойти слишком близко, сохраняя определенную дистанцию.

— Прости. Я знаю, что ты испытывала нежные чувства к нему.

Пораженная, Эйвери встретилась с ним недоумевающим взглядом.

— Малена была влюблена на него. Она одна из беженцев из Сектора 2 — из Дома Лотоса. Он обычно помогал ей с делами, чинил сломанный кран… — ее голос сломался.

Глаза Коры наполнились слезами. Слова Эйвери рисовали милые бытовые сцены, и они так сильно разнилось с громадным ростом Джейдена и его статусом воина. Но это соответствовало, даже если играть в семью было последним для Всадника, тому, кем Джейден являлся по сути.

Гидеон положил свою тряпочку на край чаши.

— Спасибо, что сказала мне. Если ей нужно что-нибудь… — Желваки на его челюсти напряглись. — Пусть даст знать Мариселе. Если она была важна для него, то она важна и для нас.

Эйвери покачала головой, и Koрa постаралась сдержать слезы, читая невысказанные слова в ее темных глазах.

Больше никто не мог дать Малене то, что ей было нужно!

Прежде, чем Гидеон произнес еще что-нибудь, через дверь на противоположной стороне двора влетел Ивэн. Он был одет, как обычно, в черное — тень с ледяными голубыми глазами. Его слова прозвучали холодно и рационально:

— У нас появилась информация о новом лагере рейдеров. Дикон собирает Всадников.

— А наш гость?

Ивэн колебался только секунду, но этого было достаточно, чтобы его неприязнь стала очевидной.

— Эшвин собирается тоже.

Гидеон изучал мужчину.

— Это беспокоит тебя?

— Нет, сэр.

Это было одновременно и ложью, и правдой. Ложью, потому что отвращение Ивэна был достаточно явным, чтобы пробиться даже через его обычно сухую замкнутую манеру поведения. И правдой, потому что его личные чувства ничего не значили в свете желания Гидеона и были намного менее значительны, чем его распоряжения. Если Гидеон хотел, чтобы Эшвин вернулся живым и здоровым, каждый Всадник приложит максимум усилий, чтобы это случилось.

Кора не знала, испытывать ли облегчение или пугаться до смерти.

Гидеона это не волновало. Он принял состояние противоречия Ивэна и его подчинение без вопросов.

— Скажи Дикону, я подойду в ближайшее время, чтобы окончательно обсудить наши планы.

— Да, сэр, — кивнул Ивэн, низко склонив голову. Он вежливо поклонился Эйвери и Koре, развернулся и ушел.

Гидеон повернулся к женщинам.

— Мне неловко просить вас обеих, но не могли бы вы остаться с ним, пока я не вернусь?

Эйвери расстегнула плащ, скинула его с плеч и положила на скамью возле стола.

— Мы не оставим его одного.

Пальцы Коры так крепко вцепились в ткань, бессознательно обматывая ее вокруг ладони, что рука начала неметь.

— Гидеон…

Он прикоснулся к ладони девушки и погладил костяшки пальцев, пока ее хватка не ослабла.

— Он вернется, Кора. Имей веру.

Вера.

Может, это действительно было так просто для него. Услышаны были его молитвы, или нет, он верил, что результат был частью большего плана, волей его Бога.

Кора не имела его веры, и у нее не было его уверенности. У нее всего лишь был проблеск надежды на то, что у Эшвина есть к ней. Проблеск, который превратится в мучительный огонь гнева, если с ним что-то случится.

Гидеон ушел, и Эйвери коснулась плеча Коры.

— Давай закончим работу.

Девушке потребовалось мгновение, чтобы понять, какое именно значение Эйвери вкладывала в слова «закончим работу».

— Мы не можем. Я не знаю, что делать…

— Я знаю. — Эйвери взяла ткань, отложенную Гидеоном. Она посмотрела на Koру, потом пожала плечами. — Я спрашивала у одной из старших жриц в храме. Не для Джейдена — это было несколько месяцев назад.

Медленно Koрa размотала ткань с руки и окунула ладонь в чашу. Вода успокоила покалывание от внезапного притока крови к пальцам, и она спросила:

— Почему?

Эйвери снова пожала плечами.

— Мне было любопытно узнавать о ритуалах. Рождение, брак и смерть — эти обряды многое говорят об обществе. Об его отношении к людям. Ты так не думаешь?

Чувство, подозрительно напоминающее досаду, царапнуло Кору. Гидеон приютил ее и предоставил ей дом — нет, больше чем дом. Семью. Он, его сестры, и весь их Сектор приветствовали ее как свою, в качестве члена королевской семьи.

И беженцам, спасшимся от уничтожения в Секторе 2, потребовалось времени меньше, чем ей, чтобы узнать свою культуру.

— Не надо, — пробормотала Эйвери.

— Не надо что?

— Смотреть на меня так, как будто я такой же хороший человек, как и ты. — Она сделала паузу, а затем снова продолжила обмывать тело Джейдена. — Тем более что я просто лгала прямо в лицо.

Кора смотрела на нее.

— Это правда, — ответила Эйвери, как будто взгляд был вопросом и комментарием. Осуждением. — Что ты знаешь о Секторе 2 до войны?

Почти ничего, что не вращалось бы вокруг печально известного района борделей, но будь она проклята, если заговорит на такую деликатную тему.

— Они сосредоточились на торговле. Импорт и экспорт товаров для города, насколько я знаю.

— Не уклоняйся. Я же этого не делаю. — Эйвери сверкнула понимающим взглядом. — В основном, они торговали шлюхами.

Щеки Коры загорелись румянцем.

— Я не хотела говорить этого.

— Они никогда не называли это древнейшей профессией в мире.

— Думаю, что нет.

Эйвери продолжала:

— В саду были разные заведения, и каждый дом имел свою собственную отличительную черту. Если вы пожелали наивную инженю — вы получите георгин. Если вашим предпочтением были пары, всегда был Дом Плюща. А если вы хотите по-настоящему страшную женщину, такую же красивую, как и смертельно опасную, то вы выбираете орхидею.

Она пополоскала ткань в чаше, потом медленно опустила ее в воду.

— Моя сестра Алекса была орхидеей. Ты знаешь Лекс?

— Знаю.

Кора впервые встретилась с королевой Сектора 4 во время войны.

— Встреча с ней была… интригующей.

— Да?

— Ладно, более чем неловкой. Она угрожала выстрелить мне в лицо.

Эйвери разразилась насмешливым хохотом.

— Как я и говорила, красивые и смертельно опасные! — Ее пальцы судорожно сжались вокруг края каменного стола, пока костяшки не побелели, выдавая неискренность ее шутки.

— Я прошла обучение в Доме Роз. Они учили нас, как быть всем. Хозяйкой, любовницей, экономкой. Рабыней. Домашним животным. Вот почему я расспрашивала об обрядах. Я должна была узнать все, что могла, о Секторе 1.

Не улавливая логической цепочки, Koрa не могла проследить за ходом мысли женщины.

— Я не понимаю.

— Мой покровитель умер в результате взрыва. — Эйвери сглотнула, затем умоляюще посмотрела на Koру, широко раскрыв глаза. — Меня обучали заниматься всеми этими вещами для него. Быть идеальной женщиной. И я до сих пор продолжаю так жить, даже если не осталось того единственного, для кого я должна быть идеальной.

Слова врезались в Koру, распространяясь по груди ослепительной болью, пока та не превратилась в огромный ком в горле. Несмотря на все вопросы о происхождении, мучившие ее, она никогда не задавалась вопросом, кто такая Koрa Беллами. В сердце, в душе она точно знала, что хочет сделать со своей жизнью и кем хочет быть. Именно это удерживало ее, помогая в тяжелое время оставаться в здравом уме. Она не могла даже вообразить, что может почувствовать себя потерянной в такой ситуации.

Эйвери все еще наблюдала за ней, молча умоляя о понимании, когда Koрa взяла ее за руку.

— Так сделай это для себя. Совершенство подходит для тебя. Или несовершенство. Будь абсолютно безалаберной, если так хочется. До тех пор, пока это не станет соответствовать тому, что ты хочешь.

— То, что я хочу. — Эйвери обдумала сказанное и сжала пальцы Коры. — Благодарю тебя!

— Да без проблем.

Женщина отстранилась и извлекла ткань из чаши. Пробормотав что-то себе под нос, она выжала ручеек душистой воды на лоб Джейдена. Сделала паузу, а потом повторила этот жест еще два раза. Сейчас это напоминало действия Гидеона, когда Кора вначале пришла во двор — священный ритуал, со значением которого у нее не было времени ознакомиться.

Наконец, Эйвери заговорила.

— Ты знаешь, по какой причине они называют это созданием дома? — Ее интонация была небрежной, почти обычной. — Требуются усилия, чтобы что-то построить. Ничто не дается просто так.

Кора посмотрела на свои руки. Обернула ткань вокруг пальцев, потом снова распустила, размышляя.

— Ты права.

Она не могла быть частью их сообщества, если до сих пор считала себя посторонней.

Следующие слова Эйвери прояснили ее мысль.

— Ты больше не живешь в Эдеме, Кора. И я не думаю, что Гидеон… — она запнулась, румянец пополз по ее щекам. — Я не думаю, что кто-то здесь посчитает твои вопросы утомительными. Так что — спрашивай. Узнавай, если ты хочешь сделать это место своим домом.

До появления Эшвина Кора часто задавалась этим вопросом. Теперь же он полностью захватил ее мысли. Пока она не разобралась, что происходит между ними, все остальное не имело значения.

— Я подумаю об этом.

— Пожалуйста.

Эйвери вернулась к своему занятию. Удовлетворенной.

— Это хорошее место, Кора. Нам обеим повезло, что мы нашли его.

Кора не могла не согласиться.

Ана

Дикон снова наблюдал за ней.

Кожу Аны защипало от ощущения его взгляда. Девушка игнорировала его, как могла.

Она шнуровала ботинки, сосредоточившись на том, чтобы обувь сидела удобно, не слишком сдавливая ногу. Перевязывала узлы тщательно, чтобы не наступить на шнурок в своем первом рейде в качестве Всадника…

Командир двинулся дальше, и девушка тихо выдохнула, потянувшись за ножом, который держала в ботинке. Соблазн посмотреть через плечо был достаточно сильным, но она не хотела снова привлекать его внимание из-за страха, что найдется повод заставить ее остаться.

Потому что Дикон не одобрял ее.

Ана сомневалась, что кто-нибудь другой мог заметить, может быть, даже и Гидеон не уловил бы этого.

Но Ана всегда очень хорошо понимала Дикона, тонко чувствовала его. Она наблюдала за ним с подросткового возраста и, можно сказать, боготворила.

Дикон был квинтэссенцией Всадников, образцом для подражания, идеалом, к которому стремилась Ана.

Он был сильный, серьезный, быстрый, если кому-то нужна была помощь, стремительный, если требовалась защита или когда угрожала опасность.

Но, к сожалению, отец не предупредил ее, что, помимо всего прочего, Дикон оказался вечно недовольным, властным и упертым мудаком, который отдавал приказы без объяснения причин и ожидал, что Всадники будут прыгать перед ним, стоит ему лишь моргнуть.

Нет, это было несправедливо. Отец никогда не лгал ей о субординации, и у Аны не было проблем с выполнением приказов. Девушка просто ненавидела манеру Дикона давить на нее, ожидая, что она откажется или сломается, или изменит свое мнение, и признает, что эта опасная жизнь, в конце концов, не для нее.

Быть Всадником стало единственной целью, к которой она стремилась. Это было в ее плоти, в ее крови. Наследие погибшего отца, который привез ее сюда после смерти матери. Он хотел такого будущего для нее так же сильно, как и сама Ана. И ее самое большое сожаление было о том, что отец не прожил достаточно долго, чтобы увидеть ее достижения.

Для нее было большим облегчением, что отец не мог видеть, как она тихо кипела под безжалостным и неодобрительным взглядом своего командира.

Дикон внезапно появился перед ней, как будто она смогла вызвать его только усилием мысли. Он протянул Ане патронташ, потом подождал, когда она перекинет его через плечо, и, прежде чем отойти, проверил крепление, пристегивавшее его к ремню на поясе.

— Убедись, что зажим для обоймы не закусывает при перезарядке магазина, — пробормотал он сухо. — Меньше шансов, что застрянет, и ты не обдерешь большой палец.

Ее первым побуждением было ощетиниться и огрызнуться, что она знает, но потом девушка поняла, для чего предназначен совет.

Дикон не собирался приказывать ей остаться. Он не стремился удержать ее от схватки.

— Ясно, — ответила она, прекрасно понимая его прямо сейчас. Пальцы Дикона коснулись ее рубашки, похлопав по плечу.

Она больше не боготворила Дикона.

Продолжительное влияние его сварливо-дотошной личности излечило Ану от этого.

Но он был все еще… Диконом.

Единственный истинный Всадник. Не просто легенда, а человек, еще при жизни включенный в список канонизированных Святых. Было трудно избавиться от желания по привычке произвести на него впечатление.

И она никак не могла перестать чувствовать его.

Он убедился, что патронташ в порядке, и отправился к Зику, вероятно, чтобы тоже дать последние наставления. К тому времени, как Ана закончила проверять свое оружие, Дикон перешел к Рейесу, и стало очевидно, что он собирался обойти всю комнату по кругу.

Ей следовало этого ожидать.

Дикон был фанатиком контроля на уровне, который заставил бы других параноиков отступить и пересмотреть свою жизненную позицию. Ей хотелось поиздеваться над этим, но Ана не могла. Дотошная манера Дикона проявлять внимание к деталям не раз спасала жизнь Всадникам.

Она не могла позволить себе умереть. Не так быстро. Не хотелось сгореть ярким пламенем в своем первом бою, став блестящим доказательством того, что первая женщина-Всадник должна быть последней и единственной.

Судьба каждой маленькой девочки, которая хотела бороться за свой народ, зависела от способности Аны остаться в живых, или, как вариант, погибнуть в блеске Славы столь фантастично, что они канонизируют ее в тот же момент, пока тело еще не остыло.

Никакого давления, выбор за ней.

Из двух вариантов Ана выбрала бы жизнь.

Она была не похожа на Ивэна, который, вероятно, мечтал о том дне, когда сможет погибнуть от пули, предназначенной Мариселе, как в свое время сделал его отец для тети принцессы.

У некоторых Всадников были своего рода фантазии о вечной жизни, где люди делали из них идолов и молились, делая смерть Героев частью их веры.

Это, конечно, не ужасный сон, но и не было ее заветной мечтой.

Она хотела добиться чего-то чертовски значимого, прежде чем погибнуть. Она хотела обладать властью, чтобы исправить хоть часть дерьма, происходящего в мире, потому что только Богу известно, сколько еще плохого может произойти. Даже в Секторе 1, где идеалом жизни были любовь и великодушие, и забота обо всех, а не только о тех, кто родился с серебряной ложкой во рту, уже имея от рождения все.

Высокие идеалы! И Ана верила в них.

Проблема заключалась в том, что люди были сволочами. Они, как правило, были обычным гребаным дерьмом.

Ее рубашка, в основном, скрывала татуировку на руке, но она сунула пальцы под рукав, чтобы проследить очертания черепа по памяти. Сама тату была наглядным доказательством статуса Аны, но Всадники были большим, чем просто статус.

Она будет убивать сегодня. Она хотела бы закончить жизнь, совершив тягчайший грех, существовавший в Секторе 1. И, вместо того, чтобы маяться всю жизнь, замаливая позор своего преступления, она была готова наколоть маленького черного ворона на руку и признать, что ее грех никогда не будет прощен.

Прямо сейчас она все еще могла уйти.

Ее душа была более или менее чистой. Даже заработанные первые несколько воронов не изменят этого. Она была достаточно молода, чтобы отработать их, и есть еще время, чтобы наслаждаться тем, что осталось от ее земной жизни, прежде чем она присоединится к своей семье в лучшем из миров.

Она пыталась сосчитать воронов на руке Дикона не раз. Невозможно. Они кружились тучей, опускаясь вниз от локтя к запястью, и взвивались вверх до массивного плеча. Десятки и десятки смертей. Дикону пришлось бы жить лет до двухсот, и, все равно, не хватило бы времени, чтобы искупить свою вину за столько убийств. Пока он, наконец, не столкнется с чем-то достаточно злобным, что сможет убить его, и не окажется в ловушке Чистилища в абсолютном одиночестве.

Именно так уходят легенды.

Она снова потерла чистую кожу, где в будущем наколет своих первых воронов, потом опустила руку и вернулась к последним приготовлениям.

Теоретически возможность проклятия должна беспокоить ее сильнее, но в Ане было слишком много веры.

Если в загробной жизни ее судьбой станет наказание, предназначенное Богом за попытку защитить своих людей, она безропотно примет его.

Но Бог, в которого она верила, тот, чье сострадание наполняло весь Храм, когда все жрицы собирались вместе, тот, кто призывал их любить друг друга…

Он не был мстительным.

Он не был жестоким.

И Он был достаточно умен, чтобы знать, что будет в ее сердце, когда она спустит курок.

Если же ее Бог окажется достаточно мелочным, чтобы наказывать тех, кто пожертвовал всем ради защиты своего народа, то тогда Ана с удовольствием проведет вечность в Чистилище.

Даже если ей придется провести это время с Диконом.

Глава 10

Дезертиры устроили свой лагерь на самом краю территории Сектора 1, затаившись под землей. Чтобы попасть туда, Всадники должны были отправиться на север, через земли семьи Хантера, затем через реку и дальше, мимо имения сестры Гидеона Изабелы.

Виноградники растянулись к востоку от холмов, но дорога, по которой Дикон направил своих ребят, свернула вдоль нижнего склона, уходя в горы. Рощица зелени на западе отмечала край ближайшей фермерской коммуны.

В течение долгих десятилетий, закончившихся войной, мужчины здесь проводили всю свою жизнь в изнуряющем труде, выращивая пищу, которую жители Эдема потребляли так беспечно. Женщинам в коммунах было предоставлено еще более неблагодарное дело — производить новое поколение рабочей силы. В рамках решений нового Совета в коммунах и нелегальных фермах проводились непопулярные, но необходимые реформы.

Возможно, Эшвин счел бы эти специфические нюансы любопытными. Обычно оценка приверженности нового главы городского Совета и его видения лучшего мира для Махаи была важной задачей. Но сейчас миссия Эшвина состояла не в этом.

Его настоящая цель, что он, собственно, и не скрывал, находилась в конце этой дороги.

Дикон остановил свой автомобиль на дороге в миле от цели, и остальные грузовики и мотоциклы, следующие за ним, свободно расположились вокруг.

Дикон поднял бинокль к лицу. После нескольких долгих минут он опустил руку.

— Бишоп, Ивэн? Осмотритесь вокруг.

— Да, сэр, — ответил Бишоп.

Ивэн просто кивнул, и оба припустили бегом по направлению к линии деревьев.

Рейес побарабанил пальцами по стенке грузовика, затем вытащил угрожающего вида нож из заднего кармана и начал играться с ним, открывая и закрывая, снова и снова. Рукоятка щелкала, и он подбрасывал нож вверх, вращая его вокруг пальцев, ловил снова.

Хантер игнорировал развлечение Рейеса — угрожающе острое лезвие мелькало всего в нескольких дюймах от его руки — продолжая щуриться в косых лучах солнца.

— Что ты думаешь? — спросил он у Дикона.

— Трудно сказать, — пробормотал тот в ответ и задумчиво потер подбородок. — Мы должны быть осторожны. Ради Гидеона.

Он сказал это с сожалением, как будто каждый из них охотно пожертвовал бы своей жизнью, за исключением неудобства, которое это вызовет для человека, пославшего их истекать кровью и умирать.

Генералы на Базе отдали бы все за такую преданность.

Зик запрыгнул в кузов грузовика и вытащил свой собственный бинокль.

— Может, я займусь разведкой в противоположном направлении?

— Нет! — резко рявкнул Дикон. — Твоя задница останется здесь.

— Дикон…

— Пока что, — добавил он.

Гейб прислонился спиной к грузовику и пнул Зика по ноге. Тот проглотил все, что собирался сказать, и снова угрюмо уставился в бинокль, как будто мог видеть сквозь верхушки деревьев, если бы достаточно сильно постарался.

Вина выжившего. Он был с Джейденом во время последней атаки, и, несомненно, таил в себе много деструктивных эмоций.

Эшвин видел мужчин, идущих в бой ослепленными жаждой мести, притуплявшей их инстинкты самосохранения. И он видел, как эти люди умирали кровавой бессмысленной смертью, часто забирая с собой других.

Воцарилось молчание, пока Дикон не нарушил его ворчанием.

— Две команды, тогда мы справимся. Никто не разделяется. Не в этот раз!

Рация на поясе Дикона затрещала.

— Смотрим на лагерь, босс, — раздался голос Ивэна. — Похоже, только часть его находится над землей. Там какая-то пещера, возможно, туннель.

Рейес взмахнул ножом, фиксируя рукоятку с громким щелчком.

— В этой области много старых серебряных рудников.

Дикон поднял рацию.

— Что можешь сказать о лагере?

— Около десятка… Нет, двенадцать. В основном, пьют и играют в карты, но у всех оружие находится под рукой. Бишоп сканирует периметр на предмет часовых.

Тишина, затем опять раздалось потрескивание, и тихий голос Бишопа произнес:

— Не вижу ни одного. Похоже, все остальные под землей.

— Таким образом, нас десять, — размышлял Рейес вслух, — против, Бог знает, скольких. Мне нравится этот расклад.

— Двадцать девять минимум, — уточнил Эшвин. — По самой скромной оценке.

Зик фыркнул.

— Хорошо хоть, Бог и Эшвин знают! Только не захапай всех себе, дружище Махаи! Я видел тебя во время финальной битвы с городом. Ты завалил дюжину солдат спецназа меньше, чем за минуту.

Существенно больше десятка, но у него был мощный стимул. Эти гвардейцы стреляли из своего оружия в направлении Коры. Им не повезло.

— Я уверен, что риск достаточно высок, чтобы пойти без страховки. Это отлично подготовленные боевики Базы.

— Как я уже сказал, идут две команды. — Дикон указал на Эшвина. — Малхотра, ты берешь Ану и Зика, и выдвигаетесь навстречу Ивэну и Бишопу. Ваша цель — туннель. Все остальные — со мной.

Началась бурная деятельность. Рейес щелкнул лезвием, закрыл и сунул его обратно в карман. Гейб проверил рукояти ножей-близнецов, закрепленных на пересекающих его спину ремнях, опасных и достаточно длинных, чтобы называться короткими мечами. Ана вскинула за спину винтовку длиной почти в ее собственный рост.

Зик выпрыгнул из грузовика и направился к Эшвину, когда Дикон ухватил его за плечи.

— Прежде, чем я отправлю тебя туда, мне нужно точно знать, что ты не натворишь глупостей.

— Я в норме, — пообещал Зик. — Все под контролем.

— Ты травмирован и испытываешь душевную боль. — Дикон понизил голос до еле слышного шепота. — Никто не будет винить тебя, если ты останешься.

— Я не могу, Дикон, — голос Зика звучал жестко и грубо. — Ты должен позволить мне сделать это! Ради Джейдена, договорились?

— Отлично. Но будь осторожен, — приказал он. — Не рискуй безрассудно.

— Понял.

Дикон отпустил его, и Зик, схватив свою винтовку, присоединился к Ане.

Ни один из них не выразил сомнений, оказавшись под командованием фактически чужака. Всадники присоединились к Махаи, уже скользившему по краю поля.

Ивэн и Бишоп встретили их на опушке леса.

— Нам туда, — сказал Ивэн, мотнув головой вправо, в сторону тихо шелестевших деревьев. Бишоп молча кивнул, и оба тихо растворились в перелеске с привычной легкостью людей, много времени тративших на выслеживание добычи в дикой природе.

Ана и Зик следовали за ними с плохо скрываемой неловкостью городских жителей, морщась при каждом хрусте веток. Эшвин игнорировал их, сосредоточившись на усиливающихся звуках на границе восприятия: низкий гул голосов, чередующийся с резкими взрывами хохота.

Ивэн остановился у самой кромки леса, позади огромного, криво стоящего валуна. Бишоп присел и высунул голову достаточно далеко, чтобы внимательно рассмотреть происходящее на лагерной стоянке.

— Там по-прежнему двенадцать, — прошептал он, отодвинувшись назад, чтобы Эшвин мог занять его место.

Перед ним раскинулось будущее поле боя. Он уже видел изображение с высоты птичьего полета, но окружающая местность выглядела иначе, если смотреть непосредственно с земли.

Дезертиры соорудили свое временное убежище на пыльной поляне, рядом с заброшенной железной дорогой.

Примерно сто ярдов отделяло кромку леса от ближайшего человека. Места вполне достаточно, чтобы стать беспечными, предполагая, что они успеют заметить, если кто-то начнет приближаться, или считая, что никто не найдет их здесь.

Ублюдки были не правы в любом случае.

Первый выстрел грохнул в неподвижном воздухе. Пуля снайпера прошила затылок дезертира. На поляне все резко замерли на одно роковое мгновение замешательства, которого едва хватило, чтобы тело ударилось о землю.

В тот же момент команда Дикона бросилась в лагерь, открыв огонь по боевикам.

Зик напрягся, его палец скользнул на спусковой крючок, но Эшвин предостерегающе схватил его за плечо.

— Подожди.

Ивэн бросил на него внимательный взгляд. Бишоп нетерпеливо дернулся. Даже Ана украдкой посмотрела на Махаи. Малхотра знал, что они засомневались, не привел ли он их в своего рода западню. Ведь он удерживал их от нападения, в то время как их братья могли погибнуть.

Всадники могли не доверять ему столько угодно, до тех пор, пока подчинялись.

Хаос на полянке усилился. Кое-кто из дезертиров схватился за свое оружие и начал отстреливаться.

Эшвин проигнорировал их, сосредоточив свое внимание на деревянной двери туннеля. Он досчитал до девятнадцати, когда она распахнулась. Оттуда выскочил человек в расстегнутой рубашке, держа в руках штурмовую винтовку.

— Я первый, остальные за мной, — пробормотал Эшвин. — Бишоп, прикрой нас. Не позволяй им закрыть эту дверь.

— Понял.

Дрожь пробежала по телу Зика. Эшвин подтолкнул его.

— Вперед!

Они выскочили из перелеска, адреналин боя хлынул по венам огненной волной.

Время, казалось, замедлилось, давая Эшвину возможность оценить и изменить траекторию движения, если это понадобится. Он отметил местоположение каждого из Всадников команды Дикона — все по-прежнему на ногах — а также позиции их оставшихся противников. Он зафиксировал Бишопа, когда тот развернулся и прикрыл их, стреляя им вслед, пока они мчались по направлению к туннелю.

Но большая часть внимания Эшвина была сосредоточена на расстоянии между ним и человеком у двери. Он анализировал происходящие изменения в диспозиции каждые несколько шагов, пока не сумел прицелиться и не сделал один точный выстрел.

Пуля поразила дезертира в шею. Он выпустил винтовку, пошатнулся и схватился за горло, из-под пальцев фонтаном хлестала кровь. Появился второй боевик, его лицо побледнело от шока, и он вцепился в дверь.

Ивэн выстрелил в него три раза, попав в грудь.

Эшвин достиг туннеля первым и перепрыгнул через тела, Ана и Зик наступали ему на пятки.

После резкого уклона туннель круто поворачивал налево.

Эшвин поднял сжатую в кулак руку, останавливая свою команду, и прислушался к полным паники голосам впереди. Они спорили о том, что делать, и пауза позволила оценить текущую ситуацию.

Эхо голосов звучало странно.

Эшвин закрыл глаза и попытался отчетливо представить себе конфигурацию шахты, которая могла бы проецировать такого рода звук. Что-то объемное, с высокими потолками — и множество мест для маневра. Возможность забаррикадироваться, если Эшвин даст им время организоваться.

— Считайте до десяти, — сказал он команде, убирая свой пистолет, и перекинул вперед полуавтоматическую винтовку, привязанную у него за спиной. — Если я не дам команду отступать, идете следом за мной. Ясно?

— Что ты собираешься делать? — спросил Ивэн.

Эшвин сжал оружие в одной руке и расстегнул один из карманов на своих штанах. Светошумовая граната уютно разместилась в его ладони.

— Я собираюсь, выражаясь простым языком, выбить из них дерьмо.

Он не стал ждать ответа. Зажав рычаг и выдернув зубами чеку, Эшвин быстро свернул за угол туннеля, чтобы бросить гранату в центр помещения.

За пять секунд он понял несколько вещей.

Первое, что Эшвин зафиксировал — открытое пространство огромной пещеры, затем скатки постельных принадлежностей на изодранных матрасах по краям и перевернутые шахтные вагонетки, выступающие в качестве импровизированной баррикады. Пятнадцать человек судорожно суетились, пытаясь возвести хоть какое-то укрытие. Он отметил расположение боевиков в голове и откорректировал свой мысленный подсчет. Осталось пятнадцать.

В этот момент один из мужчин увидел его. Рядовой, печально известный на Базе как один из самых ленивых и злобных ублюдков. Эшвин достаточно часто ловил его за издевательствами над молодыми новобранцами, поэтому рядовой Джонс очень сильно побледнел, узнав лейтенанта Малхотра.

— Святое дерьмо! Это Махаи…

Пуля Эшвина уложила его навзничь.

Все вышло очень удачно, потому что одно упоминание о Махаи произвело привычный эффект. Мужчины похватали оружие и бросились во всех направлениях, ныряя в укрытие, в то время как гвардеец, пытавшийся организовать их, бешено проорал:

— Держать эту гребаную оборону, черт бы вас всех побрал!

Эшвин закрыл глаза. Взорвавшаяся граната полыхнула болезненно ярким светом даже сквозь веки, но звук был еще хуже. Он заполнил пещеру раскатом грома, вибрируя в воздухе. Мелкие осколки породы посыпались с потолка, и клубы пыли повисли в воздухе.

В ужасе оглушенные и ошеломленные солдаты пытались выбраться из ловушки.

И Эшвин открыл огонь.

Четырнадцать.

Тринадцать.

Двенадцать.

На счет «десять» остальные Всадники выскочили из-за угла и веером заняли позицию по обе стороны от него. Ивэн вскочил прямо на перевернутую вагонетку, прежде чем мужчины очухались от воздействия светошумовой гранаты.

Одиннадцать.

Десять.

Зик засмеялся, звук вышел грубым и диким. Полыхая гневом, он с яростью засадил солдату кованым ботинком в живот и оставил того умирать от внутреннего кровотечения, помешав чистому счету Эшвина, пока тот не закончил работу одиночным выстрелом. Зик бросил на него взгляд оскорбленного негодования из-за того, что он смог пнуть дезертира лишь раз.

Девять.

Ана, напротив, была молчалива и полностью сосредоточена. Она игнорировала пули, окружающий хаос и методично совершала точные, смертельные выстрелы. Меткость, с которой она укладывала солдат, идеально попадая им в голову, сделала бы честь любому инструктору из тренировочного лагеря Базы.

Восемь. Семь. Шесть.

Пять.

Трое мужчин притаились за широким перевернутым столом, высовываясь только, чтобы вслепую выстрелить в сторону Всадников, и прятались прежде, чем в них могли попасть. Эшвин позволил Бишопу и Ивэну удерживать их выстрелами, в то время как сам пытался найти солдат, пропавших без вести из его итогового счета.

Пять. Пять…

Неужели он обсчитался с самого начала? Пропустил чью-то смерть? Эшвин повернулся к тоннелю, восстанавливая в голове последние мгновения — и услышал крик Аны:

— Зик, вниз!

Эшвин обернулся вовремя, чтобы увидеть, как Зик рухнул на землю, когда «мертвый» дезертир поднял руку и выстрелил в сторону, где он находился секундой ранее. Ана прицелилась и выстрелила, кучно всадив три пули в грудь солдата и две в голову.

Определенно мертв. Сейчас на самом деле мертв.

Четыре.

Ана опустила винтовку, удовлетворенно кивнув. В тот же миг, как она начала перезаряжать магазин, Эшвин краем глаза уловил тень движения. Инстинктивно он мгновенно бросился на звук прозвучавшего выстрела. Эшвин сбил девушку с ног, отбрасывая ее назад, и вздрогнул, когда пуля пронзила тело.

Боль вцепилась в его плечо знакомым ожогом. Он вскинул другую руку, открывая ответный огонь, но в эту секунду Ивэн спрыгнул с перевернутой вагонетки и врезался в спину человека, сбивая его с ног. Две пули в голову с близкого расстояния сравняли реальность и мысленный счет Эшвина.

Три.

Его плечо причиняло боль. Но то, как близко Ана оказалась к смерти, волновало его намного больше.

Он полез в другой карман и вытащил еще одну смертельную игрушку, на этот раз не столь безобидную, как светошумовая граната.

Пожалуй, перебор… Но единственное, что имело значение — вернуть всех Всадников обратно в целости и сохранности.

Он выдернул чеку и повысил свой голос:

— Всем в туннель! Бишоп…

Он даже не успел закончить. Бишоп открыл интенсивный огонь, вынудив троих дезертиров укрыться за столом, пока Зик, Ивэн и Ана отступали в туннель. Увидев, как они благополучно пропали за углом, Эшвин мотнул головой Бишопу:

— Пошел.

— Но…

— Сейчас.

Бишоп растворился в темноте. Тогда Эшвин забросил гранату и пригнулся за одной из опрокинутых вагонеток. Граната взорвалась, разлетаясь осколками во все стороны. Вагонетка вздрогнула, когда маленькие, злобно разящие иглы вонзились в нее, и на мгновение Эшвин подумал, что недооценил степень риска.

Но момент был упущен. Наступила тишина. Малхотра осторожно поднялся и внимательно осмотрел противоположную сторону вагонетки — или то, что от нее осталось.

Ноль. Счет обнулен.

Несколько ссадин и синяков, среди прочего, один пугающий момент для Аны и пуля в плече. Неплохой результат, учитывая расклад.

Он даже не был против пулевого ранения. Это обеспечило бы абсолютно разумный предлог, оправдание, которое бы позволило Koре снова прикоснуться к нему.

И он хотел чувствовать ее пальцы на своей коже.

Глава 11

Единственное, что может быть тяжелее ожидания — это попытка занять себя чем-нибудь.

Koрa в конце концов сдалась и смирилась. Она расхаживала перед огромным камином в кабинете Гидеона, в то время как сам Риос неподвижно сидел, пристально уставившись в огонь.

К тому времени, когда Дикон передал по рации, что они возвращаются, Кора уже успела протоптать дорожку в бесценном, ручной работы, ковре. Когда Дикон упомянул, что Эшвин ранен, ее колени ослабли, и девушка окаменела,

Она думала о плохом, прокручивая эти мысли в сознании снова и снова. Она боялась потерять Эшвина. Марисела и Гидеон попытались успокоить ее, но она не могла не переживать о Малхотре, даже когда ее потащили вниз по лестнице, чтобы встретить возвращающихся Всадников.

Кора не могла дышать, пока не увидела Эшвина.

Когда он появился, с трудом выбираясь из джипа Дикона, напряжение резко ослабло, болезненно пульсируя где-то в груди. Кора никак не могла унять дрожь, хотя преобладающей эмоцией, бурлящей внутри, было чистое, опустошающее облегчение.

Он вернулся, и с ним все будет в порядке!

Это ощущение продолжалось ровно до тех пор, пока Эшвин не оказался в ее импровизированной клинике в особняке, и Кора внимательно не рассмотрела пулевое ранение под окровавленной повязкой.

Ему повезло. Еще на дюйм правее, и пуля разорвала бы его плечевой сустав, делая полное восстановление даже с процедурой регенерации практически невозможным. Он так и остался бы с необратимым повреждением костей, сухожилий и нервов.

Еще страшнее, если бы чертова пуля прошла на несколько дюймов ниже — и пронзила бы сердце.

Кора сделала глубокий вдох, когда бросила повязку в хирургический лоток, не в состоянии унять внезапный приступ головокружения.

— Тебе повезло.

— Нет, — тихо ответил он. — Я принял стратегическое решение.

— Да, и какое же?

— Я оттолкнул Ану с траектории выстрела, но поймал пулю, которая могла стать для нее смертельной.

Эшвин казался таким спокойным, как будто возможность смертельного исхода не пугала его совершенно.

— А если бы ты ошибся?!

— Я редко ошибаюсь в расчетах, — попытался он ее успокоить.

Может, это было правдой. А может, генетические улучшения и бесконечные тренировки Махаи служили оправданием, и ее беспокойство не только излишне, но и нецелесообразно. Ему не нужно, чтобы она теряла самообладание прямо сейчас.

Эшвину нужен доктор.

К лучшему или худшему, но Кора уже никогда не сможет хладнокровно относиться к нему. О, она может залечить его раны, поставить его на ноги. Но тонкого налета профессионализма, который ей с трудом удавалось поддерживать на Базе, сейчас уже не было.

Она предположила, что причиной ее состояния было утреннее пробуждение в постели Эшвина.

Нет, она должна быть честной с собой. Она не способна поддерживать дистанцию с ним уже давно. Эта дистанция уменьшалась понемногу каждый раз, когда Эшвин входил в ее кабинет, а переломным моментом стала та ночь, когда он похитил ее и увез в Сектора. Это просто стало последней каплей.

Koрa сделала еще один глубокий вдох и начала готовить медицинские инструменты. Антисептик. Хирургические зажимы. Марлевые тампоны. Миниатюрный томограф, который появился через два дня после их разговора с Мариселой. Тогда Кора небрежно заметила, как на самом деле можно использовать его при случае.

— Koрa, — его голос был нежным. — Я в порядке. Тебе не нужно так сильно беспокоиться.

Она повернулась к нему лицом.

— Я ничего не могу с собой сделать. Никогда не могла.

— Я знаю. — Мужчина протянул руку, пальцы еле ощутимо скользнули по ее щеке. — Тебе не место на Базе. Или в Эдеме.

Ей нужно было сосредоточиться, но Кора никак не могла сделать этого, пока Эшвин прикасался к ней. Она отстранилась от мужской руки и откашлялась.

— Тебе повезло, но процедура регенерации будет достаточно сложной. Рана будет болеть в течение нескольких дней.

— Это приемлемо. — Он позволил своей руке опуститься на колено, но даже это движение было грациозным. — Тебя сильно беспокоит необходимость иметь дело с моими травмами?

— Лечить тебя? Нет. Знать, что ты испытываешь боль? — Она пожала плечами, вдруг смутившись. — Да.

Он изучал девушку в течение нескольких секунд, потом медленно кивнул, не сводя с нее взгляда.

— Тогда я буду избегать этого как можно дольше.

Это звучало настолько абсурдно, что Кора чуть не рассмеялась. Эшвин не стал бы избегать ранения, чтобы спасти себя от физической боли или травмы, но сделает это потому, что ей не нравилась мысль о том, вдруг его подстрелят?!

Единственное, что удержало ее от смеха, это осознание того, что Эшвин был смертельно серьезен.

Вздохнув, Кора взяла антисептик и начала заниматься раной. Малхотра в стоическом молчании переносил манипуляции с плечом так долго, что она почти отключилась от всего окружавшего, работая в привычном ритме, когда мужской голос снова разрушил его.

— Тук-тук.

Она моргнула, но слова пришли автоматически.

— Кто там?

— Контроль-маньяк (прим. — человек, который патологически хочет все контролировать).

— Мань…

— Теперь ты должна сказать «какой маньяк?» — перебил Эшвин, до этого момента терпеливо сидевший с каменным выражением лица, как будто не он только что рассказывал анекдот. Но его взгляд сосредоточился на ее лице, полный такого жадного предвкушения, что она ощутила это, как толчок в грудь.

Когда-то давно она начала рассказывать ему шутку про «Тук-тук», как способ раскрепостить его, чтобы просто что-то сказать и сломать повисающее молчание. Это всегда смущало его больше всего, потому что глупые шутки и профессиональные, смертельно опасные воины не совместимы по определению.

И однажды пересилив себя он, наконец, начал понимать их значение.

Коре хотелось поцеловать его. Погладить пальцами по щеке, зарыться в волосы и поблагодарить. Расплакаться.

В конце концов, она улыбнулась и покачала головой.

— Ты поймал меня!

Его губы… изогнулись.

Не совсем улыбка. Она была свидетелем попыток Эшвина и раньше, но они всегда казались немного натянутыми. Искусственными.

Но именно сейчас, когда едва ли можно было назвать движение губ настоящей улыбкой, она уловила это — легкую искру удовлетворения и удовольствия.

— Я исследовал шутки, — сказал он девушке. — Ты знала, что раньше издавали книги, в которых не было ничего, кроме шуток?

— Конечно. — Кора взяла шприц с анестетиком. — Раньше были люди, чьей работой было рассказывать анекдоты. Я иногда смотрела видео, в котором не было особого смысла. Просто много шутливых социальных и политических комментариев.

— В середине двадцать первого века политика была довольно спорной. — Эшвин даже не вздрогнул, когда она сделала инъекцию. — Энергетические войны длились в течение почти двух десятилетий. Я полагаю, сам конфликт свидетельствует по большей части о поп-культуре. Ты знаешь, что получилось в результате.

Эдем, самодостаточный город, где маяк будущего спасли от солнечной вспышки, которая «поджарила» инфраструктуру по всей стране, просто потому, что они в тот момент не включили его.

— Я изучала все это, конечно. Вспышка, военный переворот «проекта Эдем». С этим просто трудно смириться. — Это не имело никакого смысла, так что она снова попыталась. — Поп-культура, я имею в виду. Все были так сосредоточены на вещах, которые не имели никакого значения, не тогда, когда весь мир рушился вокруг них.

— Иррациональность является единственной человеческой константой, которую я в состоянии различить. — Эта почти-улыбка вернулась. — Возьми O'Kейнов в Секторе 4. Их мир разрушен, но они все еще развлекаются. Может быть, единственной истинной человеческой константой является то, что, как у биологического вида, у нас нет никакого представления о безвыходной ситуации?

— Верно. И они были правы, не так ли? Мы все еще здесь.

— До сих пор. — Эшвин рассеянно потер большим пальцем по сдвоенным штрих-кодам, темнеющим на его запястье. — Я не обладаю многими из черт, которые замечаю у людей, но я понимаю одно. Я никогда не встречал солдата Махаи, который мог бы представить себя в безвыходной ситуации.

— Человеческая природа, — пробормотала она.

— В таком случае, это делает нас менее человечными, или более?

— О, я бы сказала, такими же людьми, как и все остальные. — С возможностью иметь те же сильные и слабые стороны, надежды и мечты. Радость и боль. — Ты собираешься на поминки?

— Да. Гидеон попросил меня присутствовать.

Риос не особо стеснялся, подталкивая Эшвина и Кору друг к другу, но поминки Джейдена планировались как торжественное мероприятие. Священное. И сводничество было бы последним, что у него должно быть на уме.

— Как ты думаешь, Гидеон будет просить тебя остаться в Секторе 1?

Прошло почти двадцать секунд напряженного молчания, прежде чем Эшвин кивнул.

— Большинство лидеров Сектора сделали бы это. Я — грозный союзник.

То, что хотел Гидеон, и то, что позволила бы База — разные вещи.

— Не захочет ли командование вернуть тебя обратно? Сейчас, когда дезертиры уничтожены?

— Ты их знаешь. Как ты думаешь, что бы они ответили, если бы я сказал им, что Гидеон Риос хочет, чтобы я остался в его поместье?

Они бы не упустили возможность сформировать альянс. Они не могли позволить себе упустить такой шанс, не сейчас, когда Гидеон имел доступ к другим лидерам Секторов и ко всей их информации, важной или нет.

— Я думаю, что… — Кора немного помялась, прежде чем решительно продолжить, — они бы ожидали результат инвестиций своих ресурсов. И это может быть опасным для тебя.

Его брови чуть заметно изогнулись в иронии.

— Если я покину Сектор 1, они могут дать мне еще более неприятное назначение. Это моя жизнь, Koрa. Это моя работа.

Это была та часть, которая пугала ее больше всего.

— Это твоя работа, — согласилась девушка. — Вопрос в том, насколько хорошо ты ее делаешь?

— Я использовал краденую технологию беспилотников и разоблачил нашу систему отслеживания изотопов перед заместителем Гидеона Риоса. — Малхотра усмехнулся. — До сих пор, кажется, я не сделал ничего хорошего.

Еще одна натянутая, пустая улыбка. Кора вздрогнула, чуть не выронив зажим.

— Ты не сделаешь ничего такого, что причинит им боль. Обещай мне, Эшвин!

Усмешка исчезла. На этот раз, мужчина поднял руку и, обхватив мозолистыми и шероховатыми пальцами теплую щеку Коры, мягко погладил ее кожу.

— Их боль причинит тебе страдания. Ты должна верить, что я приложу все усилия, чтобы избежать этого, в том числе измены. Снова.

Кора потерлась щекой об его руку, испытывая потребность в ласке, прежде чем спохватилась.

— Спасибо.

— Не благодари меня. — Его большой палец прочертил маленький, дрожащий круг на щеке девушки. — Я не хороший человек, Koрa. И ты не должна быть благодарной за то, что я не причиню тебе вреда.

Что обычно удерживало людей от причинения вреда другим? Это нравственность. Или попросту говоря, эмоции. И он провел так много времени, говоря ей, что причина не в этом. Не для него.

— Я благодарна в любом случае.

— Хорошо. — Эшвин коснулся ее в последний раз, прежде чем снова опустить руку. — Я должен позволить тебе закончить. Нас обоих ждут на поминках.

— Верно.

Коре все еще нужно было в полной мере оценить ущерб ранения и начать процедуру регенерации, пройти через кропотливый процесс восстановления поврежденных тканей…

И сейчас у нее в голове все смешалось не только от откровений, но и от возможностей. Если Эшвин собирается остаться здесь, если он собирается придерживаться намеченного…

Нет. Она постаралась отключиться от мыслей, заставляя себя сосредоточиться на работе своих рук. Кора не могла позволить себе отвлекаться на вопросы о зыбком будущем, а не о реальном прошлом, о том, что было между ними.

На карту поставлено гораздо больше, чем его здоровье.

Речь шла о ее сердце.

«««§» ««