Если бы юность знала...

Глава 4

Со свойственными ей хорошим вкусом, маниакальной работоспособностью и вниманием к деталям секретарша Зика все сделала быстро. Квартира 1-Г была отмыта, покрашена и готова к заселению через два дня после отъезда Джека и Фэйт Шаннон. Патси оформила интерьер в песчаных, желто-зеленых и закатных тонах, которые прекрасно гармонировали со стилем и архитектурой здания. Она превратила меньшую из двух спален в превосходно оборудованный офис с тремя телефонными линиями, факсом и компьютером с лазерным принтером. В углу спальни стоял тренажер для утренней зарядки, холодильник был наполнен светлым импортным пивом, готовыми закусками и замороженными низкокалорийными блюдами для гурманов. В дверях и окнах установлены новые замки с хитроумной системой сигнализации, управляемой с клавиатуры в ванной. Все это было взято напрокат – от изысканной дорогостоящей мебели в комнатах и картин на стенах до разноцветной посуды на кухне и системы сигнализации, – и все снова исчезнет через два дня после отъезда Зика.

Тем не менее комнаты выглядели обжитыми и знакомыми. Почти невероятно, думал Зик, но ему не раз показалось, что, даже не закрывая глаз, он видел отблески своего прошлого в этой квартире. Вот Итен Роберте, с пивом в руке, небрежно опирается о косяк – приглаженный и добропорядочный, словно позирует для рекламы в журнале; вот Эрик и Джек Шанноны, как обычно, о чем-то спорят; вот женщины, десятки женщин – красивые, похожие друг на друга как две капли воды и всегда доступные в ту давнюю пору сексуальной революции. Он представил себе еще маленькую русскую гримершу, Наташу Курьян, с первого этажа, которая суетилась на кухне, варя борщ или какой-то особенный азербайджанский плов, чтобы «мальчики не померли с голоду»… А вот посреди гостиной стоит Ариэль – такая, какой она была в восемнадцать лет. Милая, хрупкая, невинная Ариэль.

Впервые увидев ее на киностудии, он ощутил в себе какой-то толчок. Что-то взволновало и задело его. Лишь один взгляд на нее – любимицу Америки, сверкающую чистотой принцессу лучшего экранного времени, – и он решил проверить, сможет ли одолеть стерегущего ее дракона и взобраться на стену ее замка. Частично из-за того, что поначалу она немного раздражала его своей старомодной невинностью и убийственно хорошими манерами. Это просто смешно. Таких невинных уже нет, думал он. Нет сейчас, в 1970-м, тем более – среди выросших в Голливуде в бурные шестидесятые, когда секс, «травка» и рок-н-ролл были скорее правилом, чем исключением.

Но Ариэль – исключение.

Он удостоверился в этом, когда впервые поцеловал ее.

Шла съемка, они находились под жарким светом юпитеров и внимательными взглядами Ханса Остфилда и всей киносъемочной группы. Жужжала камера, и от Ариэль ожидали игры. Но она не играла. Ее колебания и неуверенность были реальны. И такой же реальной была ее капитуляция. Она прелестно смущалась и сбивалась с роли. А он так возбудился, что едва не отлетели пуговицы на джинсах. Он оттолкнул ее от себя, как только сцена закончилась, и сказал что-то грубое, чтобы скрыть собственное смущение, чтобы не выходить со сцены в слезах, подобно Джеймсу Дину.

После этого она перестала быть для него сложной задачкой. Он больше не хотел сносить стены ее замка – он хотел, чтобы она добровольно вышла из него. Он хотел вызволить ее из тюрьмы удушливой благопристойности. В конце концов, сейчас 1970 год – эра свободной любви!

Зик был наблюдательным молодым человеком и быстро понял, почему Ариэль ведет себя так. Она во всех мелочах слушает мать. И ему это совсем не понравилось.

Очевидно, Констанс Кэмерон, актриса с весьма скромным талантом, достаточно рано обнаружила, что у растущей без отца дочери таланта хватит на двоих. Отбросив собственные мечты о приобщении к звездам. Констанс сконцентрировалась на карьере дочери. Ариэль начала потихоньку работать с четырех лет – сначала в небольших коммерческих передачах, а потом и в программах, идущих в лучшее время. Она никогда не ходила в школу вместе с другими детьми, ее обучением занималась мать в перерывах между репетициями. К тому же Констанс была ее менеджером, агентом, наставником, консультантом по костюмам и тексту, а также постоянной спутницей – на сцене и вне ее.

До «Диких сердец».

Тогда впервые в своей карьере – да, возможно, и в жизни – Ариэль вышла из-под всевидящего материнского ока.

И переместилась под восторженный взгляд уже опытного молодого человека с горящими глазами.

Итак, используя свое немалое очарование крутого парня и опыт, накопленный за двадцать два года жизни, Зик начал решительные попытки завлечь юную актрису в свои объятия – и в свою постель – не только на сцене или перед камерой…

– Все в порядке, милая. Можно заходить. Ребят нет.

– Ты уверен?

– Уверен, уверен, – торопил Зик. – У всех сейчас дневная работа. Даже у Итена, – добавил он, зная, что Ариэль того недолюбливает. – Он получил роль в программе «Когда придет время», для которой прослушивался недели две назад. Похоже, теперь у Робертса будет постоянная работа.

– Я рада за него, – вежливо произнесла Ариэль. – Он, должно быть, счастлив. – Да, я думаю… – У Зика совсем не было желания разговаривать о своих соседях и их успехах, когда он наконец привел к себе Ариэль – одну, без съемочной группы и без во все вмешивающейся матери. – Ну почему бы тебе не снять черные очки и этот дурацкий шарф? Здесь некому опознавать тебя. – С этими словами он потянулся к ее огромным солнцезащитным очкам и желто-белому шарфику, завязанному под подбородком.

– Да, наверное, – робко согласилась Ариэль.

– Намного лучше, – одобрительно произнес он, касаясь поцелуем ее губ Ариэль в испуге оглянулась, но Зик уже отвернулся, чтобы положить очки и шарф на кофейный столик.

– Сейчас включу музыку и приготовлю что-нибудь выпить. Что ты любишь? – спросил он, перебирая пачку пластинок на полке. Не услышав ответа, он оглянулся через плечо.

Ариэль стояла в центре гостиной и осматривала беспорядочно украшенную комнату. В своем коротеньком желтом платьице без рукавов она выглядела маленьким застенчивым нарциссом. Платьице украшали белые оборки и огромные белые пуговицы. Чулки сверкали белизной, туфельки из желтой кожи были застегнуты на лодыжке ремешком. Тонкую талию перепоясывал широкий белый ремень в желтый горошек. Что-то в ее позе и настороженном выражении больших голубых глаз напоминало Зику юную лань, готовую в любой момент скрыться в лесу.

Он поставил пластинку и поспешил к Ариэль, обвил рукой ее талию и повел на кухню.

– Выбор невелик, – сказал он, открывая холодильник. – Есть кока-кола и оранжад. – Была еще бутылка вина, но он не стал предлагать, ему совсем не хотелось, чтобы позже она могла сказать, что не знала, что делает. – Что хочешь?

– Думаю, колу.

– Две колы. – Выхватив бутылки из холодильника, он открыл их просто о край стола, вытер горлышки рукой и выбросил пробки. – Хочешь стакан?

Она покачала головой.

– Из бутылки отлично.

Зик усмехнулся.

– Хороший выбор. Тем более я не уверен, что найдется чистая посуда. Эту неделю на кухне дежурит Джек, – сказал он извиняющимся тоном.

Ариэль нервно засмеялась, и они прошли в гостиную.

– Присядем? – пригласил Зик, указывая на застеленную циновкой продавленную софу.

– Отлично, – произнесла она и уселась на среднюю подушку.

Зик улыбнулся: это сигнал. Если бы она собиралась передумать, то села бы на край софы. Но в центре… ему остается пространство с обеих сторон. Он поставил свою бутылку на столик, сел рядом и обнял Ариэль за плечи.

Она бросила на него быстрый взгляд и снова уперлась глазами в зажатую в руках бутылку.

Он наклонился и поцеловал ее голое плечо.

Она отхлебнула из бутылки, но не взглянула на него.

Он провел пальцами по ее руке.

Она вздрогнула, крепче сжала бутылку, однако по-прежнему не смотрела на него.

Он коснулся ее колена, легко передвигая пальцы вверх по затянутому в белый чулок бедру к оборкам желтого платья.

Она прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Но не шевельнулась.

– Ариэль?

– Что?

– Ты боишься?

– Нет, – солгала она.

– Ты передумала?

– Нет.

– Тогда посмотри на меня. Пожалуйста.

Медленно она повернула голову и посмотрела на него. Вопреки ее словам широко открытые голубые глаза были слегка испуганны.

– Ты ведь знаешь, что я тебя не обижу, – прошептал он.

– Да.

– Мы не будем торопиться. И остановимся, как только ты скажешь. Тебе не нужно бояться.

– Я не боюсь. Правда. – Она робко улыбнулась, пытаясь убедить его. – Просто немного нервничаю.

– И я, – признался Зик.

Для нее это было сюрпризом.

– Правда? Почему?

– Я никогда раньше не занимался любовью с девственницами. Вдруг я все испорчу? Или тебе что-нибудь не понравится?

– Я пока не знаю, что мне нравится. Кроме твоих поцелуев. Зик почувствовал, что все в нем напряглось.

– Ты собираешься допивать свою колу?

Вместо ответа Ариэль наклонилась вперед и поставила бутылку на столик. Потом рухнула в его объятия.

Зик легонько провел рукой по ее лицу и убрал упавшую прядь светлых волос. – Ты неподражаема, ты знаешь это? – проговорил он в благоговейном трепете перед ее доверием. Наверное, ей нелегко. – Неподражаемо мила. – Он приподнял пальцами ее волосы. – Неподражаемо прекрасна. Думаю, я влюбился в тебя.

– Не нужно говорить это. – Ее голос был тих и мягок, глаза широко открыты и серьезны. – Я не хочу, чтобы ты изображал чувства, которых нет.

– Я не изображаю, – честно сказал Зик, слегка ошеломленный своими словами. – Я действительно думаю, что влюбился в тебя.

– Правда? – выдохнула она.

– Правда, – произнес он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Ее губы незамедлительно открылись навстречу ему – именно так, как она научилась на съемках. Он коснулся ее губ кончиком языка, дразня ее, понуждая ее саму проявить решительность. Но она была застенчивой и робкой, еще незнакомой с любовными ласками, и он не смог дождаться бурного отклика. Зик наклонился над ней и медленно провел пальцами по ее лицу, плечу и накрыл ладонью грудь.

Ариэль слегка вздохнула и обвила руками его шею, прижалась к нему плотнее, молчаливо позволяя дальнейшее. Зик воспринял разрешение, обхватывая пальцами грудь, чтобы ощутить ее вес и контуры. Большим пальцем он осторожно нашел сосок под плотной тканью платья и бюстгальтера и начал поглаживать его, пока она не застонала и не выгнулась дугой навстречу его руке.

– Думаю, мы нашли, что еще тебе нравится, – промурлыкал Зик голосом, полным удовлетворения и счастья. Он слегка ослабил объятия, чтобы добраться до ряда больших белых пуговиц на платье. – Тебе понравится еще больше, когда мы обнажим их.

Возникла секундная пауза, после чего она сказала «да», и он почувствовал ее губы на своей шее.

Он слегка отодвинулся: нужны обе руки, чтобы расстегнуть эти огромные пуговицы.

– Приподними голову, милая, а то я не вижу, что делаю. – Краем ладони Зик отвел в сторону тяжелую копну ее длинных волос.

И Ариэль послушно подняла голову, чтобы помочь ему справиться с пуговицами.

– Думаю, я тоже влюбилась в тебя, – вырвалось у нее.

Зик замер. Его руки по-прежнему держали пуговицу.

– Тебе не нужно говорить это. Здесь слова не требуются.

– Нет, я хочу сказать. Думаю, я… я никогда не чувствовала подобного раньше. Сердце колотится, тяжело дышать и…

Зик улыбнулся.

– Может быть, это и не любовь, милая, – предостерег он. – Возможно, просто желание…

Ариэль вспыхнула и отвернулась.

Зик приподнял рукой ее голову.

– В сексе нет ничего плохого, Ариэль. Неважно, что тебе говорили раньше. Секс – здоровая и естественная потребность человека.

– Даже без любви?

– Конечно, даже без любви. Но я не говорю, что этим следует заниматься с первым встречным, – быстро добавил он, просто чтобы она не подумала, будто он позволяет ей это. – Человек должен нравиться. Очень нравиться. Но любить не обязательно. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее, затем снова занялся пуговицами. – Конечно, лучше, когда любишь, но такого собственного опыта у меня нет. – Он взглянул на нее и внезапно усмехнулся. – Возможно, узнаю сегодня.

– Возможно, мы оба… – начала она, но Зик уже не слушал.

Пуговицы были наконец расстегнуты, и он раздвинул половинки платья, открывая то, что находилось под ним. Ариэль была тонкой и стройной, с небольшой грудью под белым кружевным бюстгальтером и узким тазом. Пушистая поросль в низу живота прикрывалась кусочком ткани не больше носового платочка. Зик накрыл руками обе груди и наклонился, чтобы поцеловать впадинку между ними. Ариэль напряглась и погрузила свои пальцы в его густые непослушные волосы, не отпуская его.

Они оставались в таком положении несколько бесконечных, сладких мгновений – губы Зика прижаты к ее нежной коже, а Ариэль, закрыв глаза, держит его за волосы. Затем он приподнял голову, она открыла глаза, и они улыбнулись друг другу.

– Думаю, лучше перебраться в спальню, – проговорил Зик, вставая и протягивая ей руку. – Там нам будет удобнее.

Она доверчиво подала руку и позволила поднять себя на ноги. Затем, придерживая расстегнутое платье, пошла с ним в спальню.

В комнатке стояли две двуспальные кровати вдоль стен и – между ними – раздвинутая наполовину китайская ширма. Та часть комнаты, в которую направился Зик, была относительно прибрана. Постель была заправлена простым армейским одеялом, а на подушках были белые наволочки. На тумбочке стояла лампа и лежала книга в бумажном переплете. На стене висели две киноафиши. Отпустив ее руку, Зик проворно сгреб кучу грязного белья на полу и засунул его в ящик под кроватью, потом раздвинул ширму во всю ширину, скрыв вторую, захламленную, часть комнаты. Бумажная ширма пропускала свет, падавший сквозь единственное незашторенное окно, смягчая его до мягкого сияния.

Пока Зик прибирал комнату, Ариэль села на край постели и сняла туфли. Аккуратно поставив их в сторону, она встала и начала расстегивать ремешок. Внезапно она остановилась и, с застенчивой улыбкой посмотрев на него, сказала:

– Не подглядывай.

И Зик отвел свой восторженный взгляд и повернулся к Ариэль спиной. До него доносилось лишь легкое шуршание одежды, и он представлял каждую деталь, спадающую с ее тела: паутинку чулок, соскользнувшую по длинным ногам, модное, дорогое платье, с щелчком расстегнувшийся белый кружевной бюстгальтер, тонкий клочок ткани, закрывавший ее девичьи секреты. Затем он услышал шаги босых ног по деревянному полу и скрип матрасных пружин.

– Можешь смотреть, – еле слышно проговорила она.

И он увидел ее – свернувшуюся калачиком на постели, с волосами, рассыпавшимися по подушке, и натягивающую синее армейское одеяло до подбородка. Платье аккуратно сложено на табуретке, а чулки и нижнее белье стыдливо спрятаны под него.

Без единого слова Зик шагнул вперед, сдирая через голову рубашку. Беззаботно швырнув ее на пол, он переступил с ноги на ногу, сбрасывая стоптанные замшевые ботинки, которые со стуком ударились об пол. Затем занялся джинсами. Ариэль следила, как он по порядку расстегивает пуговицы. И он следил за ее взглядом, упиваясь ее невинным возбуждением. Затем он взялся за пояс джинсов. Ариэль закрыла глаза.

– Можешь смотреть, – глухо проговорил Зик. – Я даже хочу этого.

Ариэль приоткрыла глаза, подглядывая сквозь ресницы, как он стаскивает с себя джинсы и жокейские трусики. Она едва не задохнулась, когда освободилась его плоть, и широко раскрыла глаза.

Зик улыбнулся, обрадованный такой реакцией.

– Не бойся, милая. Все будет хорошо. Обещаю. – Он приподнял угол одеяла, затем остановился, вспомнив, что еще нужно сделать, прежде чем ложиться рядом с ней. – Ты на пилюлях?

Ариэль покраснела от смущения.

– Нет, я… э-э…

– Все в порядке, – успокоил он. – Я, в общем-то, так и думал, но хотел убедиться. Я позабочусь. – Затем он приподнял одеяло и нырнул под него.

Ее тело было прохладным, когда он заключил ее в объятия, а губы – теплыми и полными желания. На каждой новой ступени их сближения она контролировала его действия – сначала остановила руку, попытавшуюся откинуть одеяло до пояса, но затем, спустя мгновение, сама отбросила его: Зик начал губами ласкать ее грудь. Она сжала ноги вместе при первом чувственном прикосновении его пальцев, затем со вздохом раздвинула их, позволяя его ладони гладить ее укромный уголок.

Вскоре она сама двигалась навстречу его руке, ее голова беспокойно металась по подушке, спина выгибалась в поисках чего-то неуловимого, но желанного. Зик по-прежнему ласкал ее все больше увлажняющуюся плоть, трепетавшую при его прикосновении. Он чувствовал ее нарастающее возбуждение, ощущал это по напряжению ее тела и легким стонам, вырывавшимся из ее горла и сообщавшим, что она находится на грани крайнего восторга. Еще одно движение – и она перешла эту грань и в страстном крике взорвалась подобно ракете.

Зик крепко держал ее, пока она возвращалась из своего полета, затем поднялся над ее телом, разместился между бедер и направил острие своего зачехленного клинка в ее нетронутое лоно.

Ариэль застонала и инстинктивно приподняла бедра ему навстречу.

Зик захрипел и вцепился руками в простыню, напоминая себе, что должен действовать осторожно.

– Ариэль… – ласково прошептал он, – Ариэль, милая, открой глаза и посмотри на меня.

Она распахнула ресницы – ее глаза от жара и страсти стали еще более голубыми.

– Скажи мне, если будет слишком больно, – предупредил он шепотом. – Я… я попробую остановиться.

– Не хочу, чтобы ты останавливался! Никогда! – горячо воскликнула она и обхватила ногами его бедра.

Он погрузился в нее со сладострастным стоном. Она едва не задохнулась, но губы все же прошептали:

– Не останавливайся…

И он помчался вперед, умело ведя ее за собой навстречу экстазу.

Позже, когда они успокоились и могли дышать нормально, Зик приподнял голову и, посмотрев в ее сияющие глаза, прошептал:

– Лучше, когда любишь.