Эсперанса

ИНЖИР

Всю ночь завывал ветер, дом стонал и свистел. Вместо серенады Эсперансе снились кошмары. Ее преследовал огромный медведь, он подбирался все ближе и ближе и наконец схватил Эсперансу. Его мех набился ей в рот, и она едва дышала. Кто-то попытался освободить девочку из лап зверя, но без успеха. Медведь сжимал ее все сильнее, так что она начала задыхаться. Когда Эсперанса подумала, что сейчас задохнется, медведь схватил девочку за плечи и стал трясти, ее голова моталась из стороны в сторону.

Она открыла глаза и снова их закрыла. Эсперанса поняла, что видела сон, и испытала облегчение. Вдруг ее снова кто-то стал трясти, на этот раз сильнее.

— Эсперанса! — услышала она и открыла глаза. — Эсперанса! Просыпайся! — кричала мама. — Дом горит!

В комнату просочился дым.

— Мама, что происходит?

— Вставай, Эсперанса! Надо найти бабушку!

Эсперанса услышала низкий голос Альфонсо, доносившийся откуда-то снизу:

— Сеньора Ортега! Эсперанса!

— Здесь! Мы здесь! — закричала мама, хватая влажное полотенце из таза и протягивая его Эсперансе, чтобы та закрыла рот и нос.

Эсперанса металась по комнате, пытаясь хоть что-то спасти. Она схватила куклу. Потом они с мамой бросились в коридор, а оттуда в бабушкину комнату, но никого не нашли там.

— Альфонсо! — закричала мама. — Абуэлиты здесь нет!

— Мы найдем ее! Уходите из дома! Лестница уже загорелась, поторопитесь!

Эсперанса прижала полотенце к лицу и посмотрела вниз. Огонь перекинулся с занавесок на стены, дым сгущался под потолком. Вместе с мамой они осторожно спустились по ступенькам вниз, где их ожидал Альфонсо, чтобы вывести наружу через кухню.

Во дворе были широко распахнуты ворота. Пастухи выводили лошадей из загона, повсюду сновали слуги.

— Где Абуэлита?! Абуэлита! — закричала мама.

Эсперанса была сбита с толку. Все происходящее казалось нереальным. Уж не снится ли ей все это? Может быть, воображение разыгралось не в меру?

Мигель схватил ее за руку:

— Где твои мама и бабушка?

Эсперанса заплакала и взглядом показала на маму. Мигель отпустил ее, на мгновение замер перед мамой и побежал к дому.

Ветер подхватил искры и понес их к конюшням. Эсперанса стояла и смотрела на силуэт пылающего дома на фоне ночного неба. Кто-то закутал ее в одеяло. Разве она замерзла? Она не знала этого.

Мигель выбежал из горящего дома, неся бабушку на руках. Он положил ее на землю. Гортензия закричала: рубашка Мигеля горела. Альфонсо схватил его, они покатились по земле и катались, пока не сбили пламя.

Тем временем мама сжимала бабушку в объятиях.

— Мама, — спросила Эсперанса, — она не?..

— Нет, она жива, просто очень слаба, а ее лодыжка… Вряд ли она сможет идти, — сказала мама.

Эсперанса опустилась на колени:

— Где ты была, Абуэлита?

Бабушка приподняла полотняную сумку с вязанием и закашлялась. Через несколько минут она прошептала:

— Надо же чем-нибудь заниматься, пока мы тут ждем.

Огонь перекинулся на виноградники. Пламя бежало по рядам, как длинные извивающиеся пальцы, пытающиеся достать до горизонта, и освещало ночное небо.

Эсперанса стояла и завороженно смотрела, как горело Ранчо де лас Росас.

Мама, бабушка и Эсперанса спали в хижинах слуг. Им не удалось выспаться, но они и не плакали — просто оцепенели, будто их облекла толстая кожа, сквозь которую ничто не могло проникнуть. Все знали, что поджог организовали дяди.

На рассвете, все еще в ночной рубашке, Эсперанса вышла на улицу. Обходя тлеющие кучи, она рылась в грудах обгоревшего дерева, надеясь найти уцелевшее имущество. Она села на саманный блок близ того места, где когда-то была входная дверь их дома, и посмотрела на папин розовый сад; стебли цветов почернели от сажи. Эсперанса обвела взглядом предметы, уцелевшие во время пожара: покореженные железные стулья, неповрежденные кастрюли, котелки и сковороды, а также ступы и пестики, которые были сделаны из вулканического камня и поэтому не сгорели. Потом она увидела остатки сундука из ее комнаты. Металлические полосы уцелели, и она, надеясь на чудо, поспешила подойти поближе: увы, там были только угли. Приданого, которое ей заботливо собирали мама с бабушкой, больше не существовало.

Эсперанса увидела, что к ним верхом на лошадях приближаются ее дяди, и побежала предупредить остальных. Мама стояла на пороге лачуги, со скрещенными на груди руками, словно грозная статуя. Альфонсо, Гортензия и Мигель стояли рядом.

— Рамона, — сказал тио Марко, не слезая с лошади, — не успел умереть ваш муж, как вас постигло новое горе. Нам очень жаль.

— Я приехал, чтобы дать вам еще один шанс, — сказал тио Луис. — Если вы примете мое предложение, я построю еще более просторный и красивый дом и заново посажу виноградники и сад. Впрочем, если вам больше по вкусу жить со слугами, можете оставаться здесь, пока что-нибудь не случиться и с их домами. Теперь больше нет ни хозяйского дома, ни самого хозяйства, где они могли бы работать, как прежде. Как видите, жизнь и работа многих людей зависят только от вас. И я уверен, что вы желаете добра для Эсперансы, разве не так?

Какое-то время мама молчала. Она обвела взглядом слуг, которые собрались вокруг. Теперь ее лицо не казалось таким грозным, а глаза увлажнились. Эсперанса подумала: «Куда же пойдут слуги, когда мама скажет дяде Луису нет?» Мама посмотрела Эсперансе в глаза и сказала:

— Прости меня. — Потом она опустила голову, и ответила дяде Луису, глядя в землю: — Я подумаю над вашим предложением.

Дядя Луис улыбнулся:

— Я польщен! Не сомневаюсь, что вы примете правильное решение. Через несколько дней я вернусь за ответом.

— Мама, нет! — воскликнула Эсперанса. Она повернулась к дяде Луису и сказала: — Я ненавижу вас!

Тио Луис не обратил внимания на ее слова.

— И, Рамона, если Эсперанса станет моей дочерью, ей придется приобрести другие манеры. Сегодня же я поищу какой-нибудь пансион, где ее научат вести себя, как подобает леди. — Он повернул лошадь, пришпорил ее и ускакал.

Эсперанса зарыдала. Она схватила мать за руку:

— Зачем? Ну зачем ты ему это сказала?

Но мама ее не слушала — она смотрела в небо, словно спрашивая совета у ангелов. Наконец она заговорила:

— Альфонсо, Гортензия, мы должны поговорить с Абуэлитой. Эсперанса и Мигель, зайдите в дом, вы уже достаточно взрослые, чтобы слушать наш разговор.

— Но, мама…

Мама взяла Эсперансу за плечи и развернула лицом к себе:

— Дочь моя, не беспокойся. Я знаю, что делаю.

Они все столпились в крошечной спальне Гортензии и Альфонсо, где отдыхала бабушка. Ее раздувшаяся лодыжка лежала на подушке. Эсперанса села на бабушкину постель, а остальные продолжали стоять.

— Альфонсо, какой у меня есть выбор? — спросила мама.

— Если вы не хотите за него замуж, сеньора, вам нельзя здесь оставаться. В следующий раз он сожжет дома слуг. Дохода ждать не приходится — ведь виноградников больше нет. Вы будете зависеть от милости других, а люди побоятся вам помогать. Вы, конечно, могли бы переехать в другую часть Мексики, но жить вам придется в бедности. Луис — человек влиятельный, он вас и там настигнет.

В комнате повисла тишина. Мама смотрела в окно и барабанила пальцами по деревянному подоконнику.

Гортензия подошла к маме и коснулась ее руки:

— Вы должны знать, что мы решили уехать в Соединенные Штаты. Брат Альфонсо пишет, что работает на большой ферме в Калифорнии. Он может помочь нам с работой и жильем. Завтра мы отправим ему письмо.

Мама повернулась и посмотрела на бабушку. Не говоря ни слова, Абуэлита кивнула.

— А что, если мы с Эсперансой поедем с вами? В Соединенные Штаты? — спросила мама.

— Мама, мы не можем оставить Абуэлиту!

Бабушка накрыла своей рукой руку Эсперансы:

— Я приеду позже, когда окрепну.

— А как же мои друзья и школа? Мы не можем просто взять и уехать! А папа, что бы подумал он?!

— Но что же нам делать, Эсперанса? Ты думаешь, папа хотел бы, чтобы я вышла замуж за дядю Луиса и позволила ему отослать тебя в пансион в другом городе?

Эсперанса растерялась. Дядя сказал, что построит все заново, но она не могла представить маму замужем за кем-то, кроме папы. Она посмотрела на мамино лицо и увидела печаль, тревогу и боль. Мама готова на все ради нее. Но если она выйдет за тио Луиса, то все в их жизни переменится. Дядя Луис отошлет Эсперансу как можно дальше, и они с мамой даже не смогут жить вместе.

— Нет, — прошептала она.

— Вы уверены, что хотите поехать с нами? — спросила Гортензия.

— Я уверена, — сказала мама окрепшим голосом, — но сейчас стало сложнее пересечь границу. Наши документы сгорели, а без визы в США въезжать запрещается.

— Я возьму это на себя, — сказала бабушка. — Мои сестры, что живут в монастыре, раздобудут вам дубликаты документов.

— Никто не должен знать об этом, сеньора, — сказал Альфонсо. — Нам всем надо держать это в секрете. Если Луис узнает, он почувствует себя оскорбленным и не даст вам покинуть страну.

На мамином усталом лице появилась слабая улыбка.

— Да, это будет для него страшным оскорблением, правда?

— В Калифорнии можно найти только работу в поле, — сказал Мигель.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — ответила мама.

— Мы будем помогать друг другу. — Гортензия обняла маму.

Бабушка сжала руку Эсперансы:

— Не бойся начинать все сначала. Когда я была в твоем возрасте, я с мамой, папой и сестрами уехала из Испании. Один мексиканский чиновник предложил отцу работу, поэтому мы сюда и переселились. Мы трижды пересаживались с корабля на корабль, и весь путь занял несколько месяцев. А в Мексике выяснилось, что ничего обещанного нет и в помине. Да, времена бывали тяжелыми, но мы умели радоваться жизни. И мы опирались друг на друга. Эсперанса, ты помнишь историю феникса, красивой птицы, возродившейся из пепла? — Эсперанса кивнула. Абуэлита много раз читала ей этот миф. — Мы как феникс, — продолжала бабушка. — Мы возрождаемся, и перед нами открывается новая жизнь.

Поняв, что плачет, Эсперанса утерла глаза шалью. Да, подумала она. Они могут жить в Калифорнии. И у них будет красивый дом. Альфонсо, Гортензия и Мигель позаботятся о них, а они избавятся от обоих дядей. И бабушка приедет к ним — как только поправится. Все еще шмыгая носом, согретая любовью и восхищенная силой духа своих близких, Эсперанса сказала:

— И я… я тоже могу работать.

Все посмотрели на нее и — впервые с тех пор, как умер папа, — рассмеялись.

На следующий день бабушкины сестры приехали за ней в повозке. Монахини в черно-белых облачениях осторожно подняли Абуэлиту. Они закутали ее в одеяло до самого подбородка. Эсперанса подошла к бабушке и взяла ее за руку. Она вспомнила ту ночь, когда Альфонсо и Мигель привезли папу домой на телеге. Как давно это было? Она знала, что с тех пор прошло всего несколько недель, но ей казалось, что это было в другой жизни.

Эсперанса нежно обняла и поцеловала Абуэлиту.

— Дитя мое, — сказала бабушка, — мы не сможем общаться. На почту положиться нельзя, и я уверена, что твои дяди будут просматривать мои письма. Но я приеду, можешь не сомневаться. Пока ждешь, закончи это для меня. — Она передала Эсперансе узел с вязанием. — Посмотри на одеяло. Горы и долины. Сейчас ты в низине, и все проблемы кажутся просто огромными, но вскоре ты снова будешь на вершине горы. И когда ты преодолеешь множество гор и долин, мы снова будем вместе.

Сквозь слезы Эсперанса сказала:

— Пожалуйста, поправляйся. Пожалуйста, приезжай к нам.

— Я обещаю, а ты пообещай мне, что позаботишься о маме — ради меня.

Потом подошла мамина очередь прощаться. Эсперанса не могла на это смотреть. Она спрятала голову на плече у Гортензии и не оборачивалась, пока не услышала, что повозка отъезжает.

Потом она подошла к маме и обняла ее. Они смотрели, как повозка исчезает вдали, пока та не превратилась в далекую точку и пыль не осела на землю.

Только тогда Эсперанса заметила старый чемодан с кожаными ремнями, который оставили монахини.

— Что в нем? — спросила она.

— Наши документы, чтобы мы смогли уехать, и одежда для бедных из монастыря.

— Одежда для бедных?

— Люди жертвуют одежду, — сказала мама, — тем, кто не может ее купить.

— Мама, неужели сейчас мы должны беспокоиться о какой-то бедной семье, которой нужна одежда?

— Эсперанса, — сказала мама, — у нас почти нет денег. Гортензия, Альфонсо и Мигель нам больше не слуги. Мы в долгу перед ними за то, что они поддерживают нас, позволяют надеятся на будущее. А эта одежда для бедных — она для нас, Эсперанса.

Сеньор Родригес был единственным человеком, которому они могли доверять. Когда на ранчо опускались сумерки, он приходил на их тайные встречи, всегда с корзиной инжира в руке — для семьи, которую снова постигло горе, — чтобы скрыть истинную причину своих посещений. Каждую ночь, засыпая на одеяле на полу, Эсперанса слышала приглушенные голоса взрослых, обсуждавших планы на будущее. И вдыхала запах инжира, который никто не ел.

В конце недели, когда Эсперанса сидела на ступенях лачуги Гортензии и Альфонсо, приехал дядя Луис. Не слезая с лошади, он велел Альфонсо позвать маму Эсперансы.

Через минуту мама вышла, вытирая руки о передник. Она гордо держала голову и была очень красивой даже в одежде для бедных из чемодана, оставленного монахинями.

— Луис, я обдумала ваше предложение и решила, что выйду за вас замуж ради слуг и Эсперансы. Но вы должны немедленно заняться посадками и строительством, потому что слугам нужна работа.

Эсперанса молча смотрела в землю, пряча усмешку на лице.

Дядя Луис не смог сдержать самодовольной улыбки.

— Я знал, что вы прислушаетесь к голосу рассудка, Рамона. Я немедленно объявлю о помолвке.

Мама кивнула, даже почти поклонилась.

— И еще одна просьба, — сказала она. — Нам понадобится повозка, чтобы съездить к Абуэлите. Она в монастыре в Ла-Пурисима. Я должна навещать ее каждые две-три недели.

— Я пришлю повозку сегодня же, — дядя улыбнулся, — новую. И что это за одежда, Рамона! Она не подходит женщине вашего положения! А Эсперанса выглядит, как бродяжка! На следующей неделе я пришлю портного с новыми тканями.

Эсперанса посмотрела на него, изо всех сил стараясь выглядеть дружелюбной:

— Спасибо, дядя Луис! Я очень рада, что вы будете о нас заботиться.

— Ну конечно! — сказал он, даже не взглянув на нее.

Эсперанса улыбнулась: ведь она знала, что никогда не проведет с ним ночь под одной крышей и он никогда не станет ее отчимом.

«Вот бы увидеть его лицо, когда он поймет, что мы сбежали, — подумала она. — Тогда-то он перестанет ухмыляться».

В ночь перед приездом портного мама разбудила Эсперансу, и они вышли из дома, взяв с собой только то, что могли унести. У Эсперансы были чемодан с одеждой и кукла, которую подарил папа. Они с мамой и Гортензией закутались в темные шали, чтобы их никто не заметил.

Идти по дорогам было небезопасно, поэтому Мигель и Альфонсо провели их виноградниками, петлявшими по папиной земле до ранчо Родригесов. Лунный свет заливал дорогу, и они видели переплетенные почерневшие лозы, почти уничтоженные огнем, которые ровными рядами тянулись до самых гор.

Они добрались до рощи фиговых деревьев, которая отделяла папину землю от земли сеньора Родригеса. Альфонсо, Гортензия и Мигель пошли вперед, но Эсперанса задержалась и потянула маму за руку, прося остановиться. Они обернулись и посмотрели на то, что осталось от Ранчо Роз.

Печаль и гнев смешались в душе Эсперансы при мысли о том, что она оставляет позади: друзей, школу, жизнь, к которой она привыкла, Абуэлиту. И папу. Ей казалось, что она покидает и его.

Как будто читая ее мысли, мама сказала:

— Папино сердце найдет нас, где бы мы ни были.

Потом мама глубоко вздохнула и решительно зашагала вперед.

Эсперанса последовала за ней, но через каждые несколько шагов оборачивалась. Ей отчаянно не хотелось уходить, но остаться она не могла.

С каждым шагом папина земля все больше удалялась. Эсперанса прибавила шагу, стараясь не отставать от мамы. Она знала, что, скорее всего, никогда не вернется домой. Ее сердце переполнялось злостью к тио Луису. В последний раз оглянувшись, она не увидела ничего, кроме следа на земле от раздавленных перезрелых плодов инжира, попадавших ей под ноги.