Обнявшись, мы с Роско танцевали среди мусорных контейнеров, словно болельщики, праздновавшие победу любимой команды. Вернувшись к «Шевроле», мы проехали милю до своего отеля. Вбежали в вестибюль и бросились в лифт. Отперли дверь номера и ввалились внутрь. Звонил телефон. Это снова был Финлей. Судя по голосу, он был возбужден не меньше нашего.
— Только что звонила Молли-Бет Гордон, — сказал он. — У нее все получилось. Она скопировала необходимые файлы. По ее мнению, это что-то поразительное. В два часа дня Молли прилетает в Атланту. Предлагаю встретиться в аэропорту. Рейс компании «Дельта» из Вашингтона. Пикард вам что-нибудь сказал?
— А как же! — подтвердил я. — Отличный парень. Кажется, у нас есть остальная часть распечатки.
— Кажется? — спросил Финлей. — А определить точно ты не можешь?
— Мы только что вернулись в номер. Еще не успели посмотреть.
— Так смотрите же скорее, во имя всего святого! — воскликнул он. — Это очень важно!
— До встречи, выпускник Гарварда, — сказал я.
Мы сели за стол у окна. Раскрыли маленький пакетик и достали сложенный лист бумаги. Осторожно его развернули. Это действительно была компьютерная распечатка. В верхнем правом углу оторван приблизительно дюйм. Уцелела половина заголовка. «Операция E Unum…»
— «Операция E Unum Pluribus», — договорила Роско.
Ниже через три интервала список инициалов и телефонных номеров. Первые инициалы были «П. Х.». Телефон был оторван.
— Пол Хаббл, — сказала Роско. — Его телефон и вторая половина заголовка были на том листке, который нашел Финлей.
Я кивнул. Дальше в списке было еще четверо инициалов. Сначала У. Б. и К. К. И номера телефонов. Напротив К. К. был код Нью-Йорка. Код У. Б. я не знал. Третьи инициалы были Дж. С. Код 504. Новый Орлеан. Я был там меньше месяца назад. Последними были инициалы М. Б. Г. Номер с кодом 202. Я показал его Роско.
— Молли-Бет Гордон, — сказала она. — Вашингтон.
Я снова кивнул. Это был не тот номер, который я набирал из кабинета, отделанного красным деревом. Возможно, ее домашний телефон. Две последние строчки не содержали инициалов и соответствующих телефонных номеров. В предпоследней было два слова: «Гараж Столлеров». В последней — четыре слова: «Досье Грея на Клинера». Я смотрел на аккуратные прописные буквы и буквально ощущал педантичную аккуратность своего брата.
Про Пола Хаббла мы уже знали. Он мертв. Про Молли-Бет Гордон мы знаем. Она будет здесь в два часа дня. Мы побывали в гараже Шермана Столлера. Там не осталось ничего, кроме двух пустых картонных ящиков. Таким образом, оставались: подчеркнутое название, три группы инициалов с тремя номерами телефонов, и четыре слова: «Досье Грея на Клинера». Я посмотрел на часы. Полдень. Слишком рано, чтобы расслабляться и ждать Молли-Бет. Я решил сделать хотя бы небольшой шаг.
— В первую очередь надо подумать о заголовке, — сказал я. — «E Unum Pluribus».
Роско пожала плечами.
— Это ведь девиз Соединенных Штатов, так? На латыни?
— Нет, — сказал я. — Девиз читается наоборот. Тут написано что-то вроде «из одного много». А не «из многих один».
— Джо не мог ошибиться?
Я покачал головой.
— Сомневаюсь. Не думаю, что Джо ошибся. Это должно что-то означать.
Роско снова пожала плечами.
— Мне это ничего не говорит. Что дальше?
— Досье Грея на Клинера. У Грея было досье на Клинера?
— Скорее всего, — сказала Роско. — У него были досье практически на всех. Кто-то плевал на тротуар, а Грей уже заводил досье.
Я кивнул. Подошел к столику у кровати и снял трубку. Позвонил Финлею в Маргрейв. Бейкер ответил, что он уже уехал. Тогда я стал набирать остальные номера из списка Джо. У. Б. оказался из Нью-Джерси. Принстонский университет. Факультет современной истории. Я сразу положил трубку. Пока что я не видел никакой связи. К. К. оказался из Нью-Йорка. Колумбийский университет. Факультет современной истории. Я снова положил трубку. Затем позвонил Дж. С. в Новый Орлеан. После первого же звонка мне ответил деловитый голос.
— Следовательский отдел пятнадцатого участка.
— Следовательский отдел? — спросил я. — Это полиция Нового Орлеана?
— Пятнадцатый участок, — повторил голос. — Чем могу вам помочь?
— У вас работает человек с инициалами Дж. С? — спросил я.
— Дж. С? — переспросил голос. — У нас таких трое. Кто именно вам нужен?
— Не знаю. Вам ничего не говорит имя Джо Ричер?
— Черт побери, что это такое? — недовольно спросил голос. — Игра в вопросы?
— Пожалуйста, спросите у них, хорошо? — сказал я. — Спросите у всех трех Дж. С, знают ли они Джо Ричера. Пожалуйста! Я перезвоню, хорошо?
Дежурный пятнадцатого участка полиции Нового Орлеана буркнул что-то невнятное и положил трубку. Пожав плечами, я повернулся к Роско.
— Будем ждать Молли? — сказала она.
Я кивнул. Меня волновала предстоящая встреча. Казалось, я встречаюсь с призраком, связанным с другим призраком.
Мы ждали у столика рядом с окном. Следили за тем, как солнце начинает опускаться из полуденного пика. Коротали время, передавая друг другу распечатку, обнаруженную в ботинке Джо. Я смотрел на заголовок. «E Unum Pluribus». «Из одного многие». Это было очень похоже на Джо. Что-то очень важное, сжатое в короткий каламбур.
— Пошли, — наконец сказала Роско.
У нас в запасе оставалось время, но мы волновались. Мы собрали вещи. Спустились на лифте и позволили убитым мексиканцам заплатить за наши телефонные разговоры. Подошли к «Шевроле» Роско. Начали пробираться к залу прибытия. Это оказалось непросто. Гостиницы при аэропортах рассчитаны на людей, направляющихся от зала прибытия и к залу отбытия. Никто не подумал о тех, кому, как нам, приходится ехать в обратную сторону.
— Мы не знаем, как выглядит Молли, — сказала Роско.
— Но она знает, как выгляжу я, — сказал я. — Я похож на Джо.
Аэропорт оказался огромным. Мы успели познакомиться почти со всем зданием, пробираясь в нужное место. Аэропорт превосходил своими размерами некоторые города, в которых я бывал. Нам пришлось проехать несколько миль. Наконец мы нашли нужный терминал. Проскочили мимо места разворота и стоянки. Сделали круг и подъехали к турникету. Выхватив квитанцию, Роско проехала на стоянку.
— Поезжай налево, — сказал я.
Стоянка была забита машинами. Я крутил голову, выискивая свободное место. Вдруг справа промелькнула неясная черная тень. Я успел заметить ее краем глаза.
— Поворачивай направо, направо! — воскликнул я.
Мне показалось, это был зад черного пикапа: совершенно нового, проехавшего справа от нас. Роско выкрутила руль, и мы свернули в соседний проход. Успели увидеть вспыхнувшие красные огни стоп-сигналов на черной панели. Пикап скрылся из виду. Роско пронеслась по проходу и резко завернула за угол.
Следующий проход был свободен. Ничего движущегося. Только ряды автомобилей, мирно стоящих на солнце. То же самое дальше. Ничего движущегося. Ничего похожего на черный пикап. Мы проехали через всю стоянку. На это ушло много времени. То и дело приходилось останавливаться, пропуская въезжающие и выезжающие машины. Но мы прочесали всю стоянку. И не смогли найти черный пикап.
Но зато мы нашли Финлея. Поставив машину на свободное место, мы пошли пешком к терминалу. Финлей поставил машину в соседнем углу и двигался по другой диагонали. Оставшуюся часть пути мы прошли вместе.
В терминале царило оживление. Он был громадный. Приземистое здание простиралось на несколько акров. Везде были толпы народа. Мигающее табло над головами сообщало о прибывающих рейсах. Двухчасовой рейс «Дельты» из Вашингтона уже приземлился и рулил к терминалу. Мы прошли к воротам. Казалось, идти пришлось не меньше полумили. Мы оказались в длинном коридоре с полом из ребристой резины. В центре двигались две пешеходные дорожки. Справа пестрели рекламные плакаты. Слева от пола до самого потолка была стеклянная перегородка с белой полосой на уровне глаз, чтобы никто не попытался случайно пройти сквозь нее.
Ворота прибытия находились за стеклом. Их было бесчисленное множество. Прилетевшие пассажиры выходили из самолетов и шли вдоль той стороны перегородки. Половина исчезала в комнате получения багажа. Затем эти пассажиры проходили к дверям в стеклянной перегородке, через которые можно было попасть в главный коридор. Вторая половина, прилетевшая без багажа, направлялась сразу к дверям. У дверей стояли плотные кучки встречающих. Нам приходилось протискиваться сквозь толпу.
Прибывшие пассажиры выплескивались в коридор из дверей, расположенных через каждые тридцать ярдов. С другой стороны стояли родственники и знакомые, и два людских потока сталкивались. Мы пробрались через восемь обособленных куч народа, прежде чем подошли к нужным дверям. Я беззастенчиво проталкивался вперед. Я был обеспокоен. Меня тревожил мелькнувший черный пикап.
Наконец мы добрались до ворот. Остановились за стеклянной перегородкой рядом с дверями, напротив выхода. Первые пассажиры уже сошли с самолета. Они выходили из ворот и направлялись за багажом или к выходу. С нашей стороны от перегородки встречающие проходили дальше по коридору. Нас то и дело толкали. Нас тащило по коридору. Это все равно, что плавать в шторм. Нам приходилось все время пятиться только для того, чтобы оставаться на месте.
За стеклом люди текли сплошным потоком. Я увидел женщину, которая могла быть Молли. Лет тридцати пяти, в изящном деловом костюме, с кейсом и сумкой. Я старался привлечь к себе ее внимание, надеясь, что она меня узнает, но вдруг она увидела кого-то другого, вскрикнула, указывая рукой, и послала воздушный поцелуй мужчине, стоявшему в десяти ярдах от меня. Тот начал проталкиваться ей навстречу.
Вдруг я понял, что любая женщина может оказаться Молли. Кандидаток было не меньше двух десятков. Светловолосые и темненькие, высокие и миниатюрные, красивые и не очень. Все в деловых костюмах, все с багажом, все идущие усталым решительным шагом деловой женщины в середине рабочего дня. Я смотрел на них. Они текли в людском потоке за стеклом; одни выискивали взглядами мужей, возлюбленных, шоферов, коллег по работе, другие смотрели прямо перед собой. Бурлящая толпа несла их вперед.
У одной из них были тяжелый портфель из бордовой кожи в одной руке и сумка на колесах в тон ему, которую она катила другой. Она была невысокая, светловолосая, чем-то возбужденная. Войдя в ворота, она задержалась, рассматривая через стекло толпу встречающих. Ее взгляд скользнул по мне. Вернулся назад. Она посмотрела прямо на меня. Остановилась. На нее напирали сзади. Ее несло вперед. Блондинка протолкалась к стеклу. Я шагнул ей навстречу. Она пристально посмотрела на меня. Улыбнулась. Беззвучно поздоровалась с братом своего погибшего возлюбленного.
— Молли? — произнес я губами через толстое стекло.
Она подняла портфель как трофей. Кивнула на него. Торжествующе улыбнулась. Ее толкали в спину. Увлекая к выходу. Она оглянулась, убеждаясь, что я иду следом. Я, Роско и Финлей стали проталкиваться вперед.
За перегородкой, с той стороны, где была Молли, толпа текла в нужную сторону. На нашей стороне нам приходилось двигаться против течения. На нас навалилась группа студентов, направлявшихся к следующим воротам. Крупные, откормленные ребята, с неуклюжим багажом. Нас протащило назад ярдов пять. Через стекло мы видели удаляющуюся Молли. Затем ее светловолосая голова исчезла. Протиснувшись вбок, я прыгнул на бегущую пешеходную дорожку. Она двигалась в противоположную сторону. Меня пронесло еще ярдов пять, прежде чем мне удалось ухватиться за движущийся поручень и перескочить на соседнюю дорожку.
Теперь я двигался в нужную сторону, но дорожка была заполнена сплошной массой народа, неподвижно стоявшего на ней и удовлетворенного черепашьей скоростью ползущей резиновой ленты. Люди стояли по трое в ряд. Протиснуться невозможно. Я забрался на узкий поручень и попытался идти по нему словно канатоходец. Не смог удержать равновесие, и вынужден был присесть. Грузно свалился вправо. Меня снова унесло ярдов на пять назад, прежде чем я смог подняться и испуганно оглядеться. Сквозь стекло я увидел, как толпа затягивает Молли в комнату выдачи багажа. Роско и Финлей отстали. А меня медленно уносило в противоположную сторону. Мне не нравилось, что Молли идет в комнату выдачи багажа. Она прилетела сюда в спешке. У нее важные новости. Вряд ли она взяла с собой большой чемодан. Вряд ли она сдавала вещи в багаж. Ей нечего делать в комнате выдачи багажа. Пригнув голову, я побежал. Отталкивая людей с дороги. Я бежал против движения пешеходной дорожки. Резиновая лента цеплялась за мои ботинки. Каждый шаг отнимал у меня лишнее время. На меня кричали. Мне было все равно. Проложив локтями себе дорогу, я спрыгнул с дорожки и прорвался к дверям.
Комната выдачи багажа представляла собой просторный зал с низким потолком, освещенный тусклым желтоватым светом. Я протиснулся через выход, ища Молли. Нигде не мог ее найти. Зал был набит битком. Не меньше сотни пассажиров стояли вокруг ленты, в три ряда. Транспортер скрипел под тяжестью сумок. Вдоль стены стояли грузовые тележки. Пассажиры бросали в автомат монеты и забирали тележки. Катили их через толпу. Тележки сталкивались, цеплялись друг за друга. Пассажиры толкались и ругались.
Я нырнул в людское море. Протискиваясь, толкаясь плечами, я искал Молли. Я видел, как она сюда вошла. Не видел, как она выходила. Но в зале ее не было. Я всматривался в каждое лицо. Я прочесал весь зал. Затем отдался на волю неумолимому потоку. Пробился к выходу. Роско держалась за дверь, борясь с толпой.
— Молли выходила? — спросил я.
— Нет. Финлей дежурит в конце коридора. Я жду здесь.
Мы стояли, глядя на протекающую мимо человеческую реку. Вдруг она быстро иссякла. Все пассажиры вышли в коридор. Последние, самые нерасторопные спешили к дверям. Замыкала шествие пожилая женщина в кресле-каталке. Ее катил сотрудник аэропорта. Ему пришлось остановиться, чтобы объехать какой-то предмет, лежащий на полу. Это была сумка на колесах из бордовой кожи, валяющаяся на боку. С вытянутой ручкой. Даже с пятнадцати футов я различил затейливую золотую монограмму: «МБГ».
Мы с Роско бросились в зал. За несколько минут помещение почти полностью очистилось от народу. Теперь здесь оставалось человек десять, не больше. Большинство уже сняло с транспортера свои вещи и направлялось к выходу. Еще через минуту в зале стало совсем пусто. Лента со скрежетом двигалась какое-то время, затем остановилась. В зале воцарилась тишина. Мы с Роско переглянулись.
Четыре стены, пол и потолок. Входная дверь и выходная дверь. Лента транспортера, выходящая через отверстие размером в квадратный ярд и уходящая через такое же отверстие. Оба отверстия были закрыты занавесом из толстой резины, разрезанной на полосы шириной несколько дюймов. Рядом с транспортером дверь. С нашей стороны ручки нет. Дверь заперта.
Роско схватила сумку Молли-Бет. Раскрыла ее. Внутри смена белья и сумочка с туалетными принадлежностями. И фотография. Восемь на десять дюймов, в бронзовой рамке. Это был Джо. Он был похож на меня, только более худой. Бритый загорелый череп. Хитрая, задорная улыбка.
Зал огласился пронзительной сиреной. Лента транспортера снова со скрежетом пришла в движение. Мы посмотрели на нее. Посмотрели на занавешенное отверстие, через которое она входила. Резиновый занавес вспучился. Появился портфель. Из бордовой кожи. С перерезанными ремнями, вскрытый, пустой.
Покачиваясь на ленте, портфель полз к нам. Мы смотрели на него. Смотрели на перерезанные ремни. Перерезанные чем-то острым. Перерезанные человеком, очень торопившимся и не хотевшим возиться с замками.
Я шагнул на движущийся транспортер. Побежал против хода ленты и словно пловец нырнул головой вперед сквозь резиновый занавес, загораживающий отверстие. Я упал неудачно, и транспортер потянул меня обратно к отверстию. Я поднялся на четвереньки и пополз вперед словно ребенок. Спрыгнул с ленты. Я попал в грузовое отделение. Пустынное. На улице ослепительно сияло солнце. В воздухе пахло керосином и соляркой от грузовиков, перевозивших багаж от приземлившихся самолетов.
Повсюду громоздились высокие кучи забытого багажа, уложенного в отсеки, открытые с одной стороны. Резиновый пол был усеян багажными бирками. Я метался по этому грязному лабиринту, ища Молли. Обегал кучи, заглядывая за них. Подтягиваясь на металлических поручнях, я поднимался в темные углы. Лихорадочно озираясь по сторонам. Здесь никого. Там никого. Нигде никого. Я бегал и бегал, спотыкаясь на грязном полу.
Сначала я нашел левую туфлю. Она лежала у входа в один из темных отсеков. Я заглянул внутрь. Ничего. Я подбежал к соседнему отсеку. Ничего. Учащенно дыша, я остановился. Надо действовать по порядку. Я добежал до конца коридора. Стал последовательно заглядывать в каждый отсек. Налево и направо, налево и направо, как только мог быстро, продвигаясь вперед отчаянным запыхавшимся зигзагом.
Правую туфлю я нашел в третьем отсеке от конца. Затем я увидел кровь. Она собралась в лужицу у входа в следующий отсек, липкая, растекающаяся. Молли лежала навзничь в глубине, в темноте, втиснутая между двумя стопками коробок. Это была ее кровь. У нее были выпотрошены внутренности. Кто-то вонзил нож ей в живот и безжалостно дернул лезвие вверх.
Но Молли еще была жива. Бледная рука дрожала. На губах розовела кровавая пена. Голова лежала неподвижно, но глаза метались по сторонам. Я подбежал к ней. Приподнял ей голову. Молли посмотрела на меня. Заставила шевелиться свои губы.
— Надо успеть до воскресенья, — прошептала она.
Она умерла у меня на руках.