Эти летние дожди...(Избранное)

Бой быков!

Бой быков!

Бой!

Бой!

Прошибайте

проходы

головой!

Сквозь плакаты,

билеты

номера —

веера,

эполеты,

веера!..

Бой быков!

Бой быков!

Бой!

Бой!

А в соведстве

с оркестровой трубой,

поворачивая

черный

бок,

поворачивался

черный

бык.

Он томился, стеная:

— Мм-му!..

Я бы шею отдал

ярму,

у меня перетяжки

мышц,

что твои рычаги,

тверды, —

я хочу для твоих

домищ

рыть поля и таскать

пуды-ы…

Но в оркестре гудит

труба,

и заводит печаль

скрипач,

и не слышит уже

толпа

придушенный бычачий

плач.

И толпе нипочем!

Голубым плащом

сам торреро укрыл плечо.

Надо брови ему

подчеркнуть еще

и взмахнуть

голубым плащом.

Ведь недаром улыбка

на губах той,

и награда ему

за то,

чтобы, ярче розы

перевитой,

разгорался

его задор:

— Тор

реа

дор,

веди

смелее

в бой!

Торреадор!

Торреадор!

Пускай грохочет в груди задор,

песок и кровь — твоя дорога,

взмахни плащом, торреадор,

плащом, распахнутым широко!..

Рокот кастаньетный — цок-там и так-там,

донны в ладоши подхлопывают тактам.

Встал торреадор, поклонился с тактом, —

бык!

бык!!

бык!!!

Свинцовая муть повеяла.

— Пунцовое!

— Ммм-у!

— Охейло!

А ну-ка ему, скорей — раз!

Бык бросился.

— Ммм-у!

— Торрейрос.

Арена в дыму. Парад — ах!

Бросается!

— Ммм-у…

— Торрада!

Беснуется галерея,

Тореро на…

— Ммм-у!..

— Оррейя!

Развеялась, растаяла

галерея и вся Севилья,

и в самое бычье хайло

впивается бандерилья.

И — раз,

и шпагой

в затылок

влез.

И красного черный ток, —

и птичьей стаей

с окружных мест

за белым платком

полетел платок.

Это:

— Ура!

— Браво!!

— Герой!!!

— Слава ему!

— Роза ему!

А бык

даже крикнуть не может:

ой!

Он

давится хриплым:

— Ммм-уу…

Я шею

хотел отдать

ярму,

ворочать

мышщ

шатуны,

чтоб жить

на прелом

его корму…

Мммм…

нет

у меня

во рту

слюны,

чтоб

плюнуть

в глаза

ему!..