Это их война

— Закрой рот, шваль. И слушай внимательно… — Небольшая пауза, после чего мужчина продолжил. — Тех денег, что ты дала, оказалось не достаточно. Нужно еще. И много. Поняла, с*ку. И чем быстрее ты их достанешь, тем лучше для тебя. Иначе разукрашу твою ангельскую мордашку не похлеще своей. Собственный муженек не узнает. Поняла, с*ку, отвечай.

После вылитой грязи последовал удар, похожий на удар кулака о стену. Это было последней каплей моего терпения. Кто бы сейчас не стоял там перед этим уродом, я не смог сдержаться. Наверное, причиной тому было мужское начало, затмевающее все предостережения. Я просто обязан был заступиться за девушку, не дать растерзать ее голодному шакалу. Пихнув дверь плечом, я влетел внутрь квартиры и прямиком направился вглубь. И только вбежав в кухню, остановился, впиваясь взглядом в испуганные, полные слез, до боли знакомые зеленые бездны, которые смотрели на меня с удивлением и мольбой о помощи одновременно. Элина стояла прижатая к стене этим уродом, который своей грязной лапой зажимал ей рот, продолжая не замечать моего присутствия. Девушка, пыталась оттолкнуть его, вдавливая ладошки в грудь, но он был, как железно-бетонная стена, непробиваем. Взгляд девушки забегал от меня к нему, а по щекам побежали дорожки прозрачных слез, которые окончательно снесли мне крышу. Перестав себя контролировать, я схватил это чмо за шиворот и со всей силы отбросил в сторону противоположной стены. Он отлетел, как тряпичная кукла, и, ударившись спиной, скатился на пол, хватаясь двумя руками за голову. Элина пискнула, зажимая рот ладошкой и с еще большим испугом посмотрев мне в глаза.

— Иди в машину, — сплюнул я и, развернувшись в сторону урода, стал по новой на него надвигаться. Подойдя вплотную, схватил за кровавый воротник и поднял на ноги, а потом, стиснув зубы, ударил в живот. Чмо застонало и согнулось пополам, кашляя кровью. — Еще раз увижу тебя рядом с ней, ты — труп.

И снова удар. Локтем в лопатки. Урод упал к моим ногам, скручиваясь от боли в позу эмбриона. Но мне и этого показалось мало. Перед глазами стояли дорожки слез, которые затуманивали рассудок. И сейчас я готов был убить его, забив до смерти. Как он посмел к ней прикоснуться? Теперь на ее губах останется запах его вонючих лап. Чертов сукин сын. Убью падлу голыми руками.

Выплескивая свою злость через безжалостные удары ноги об эту пародию на мужика, я окончательно терял контроль. В мире остались только я и моя неуправляемая ярость. Я продолжал бить даже тогда, когда со спины на меня кто-то навалился и попытался оттащить назад. Потом были слабые удары вдоль позвонка. И тихая истерика, перерастающая в женские рыдания — остановиться. Вот только все это происходило не со мной. Где-то в параллельной вселенной. А здесь и сейчас был этот урод, посмевший прикоснуться к тому, что ему не принадлежало.

— Дима, прекрати-и-и… — Как сквозь вату, до меня донесся истошный женский крик. А потом я почувствовал боль. Кто-то со всей силой укусил меня в плечо. И я, рефлекторно дернувшись, оттолкнул укусившего в сторону, дав по зубам.

Тяжело дыша, я стал приходить в себя. Подо мной лежало чмо, не подающее признаки жизни, а позади меня, прижавшись к стене и обхватив колени руками, сидела, глотая слезы, Элина. По подбородку бежала струйка крови. А глаза были полны страха и ужаса. Девочка испугалась не на шутку. Вот только чего? Догадаться было не трудно. Она только что стала свидетелем того, как человек за долю секунды становится неконтролируемым стихийным бедствием, готовым убить. Снова перевел взгляд на урода и, затаив дыхание, сел на корточки. Приложив пальцы к шее, попытался прочувствовать пульс. И выдохнул с облегчением, когда под подушками пальцев слабо, неуверенно затрепетали яремные венки, несущие жизнь в гнилое сердце этого подонка. Не убил. Значит, будет жить. Встав, развернулся к девушке и, подойдя ближе, протянул ладонь, давай понять, чтобы встала, но Элина не шелохнулась, опуская взгляд в пол.

— Уходи… — еле слышно прошептала она. Вот тебе благодарность за спасение. Да, какого ж черта она творит? Схватив ее за плечи, поставил резко на ноги и вдавил спиной в стену.

— Это и есть твое «спасибо», — сквозь стиснутые зубы, процедил я. — Могла бы хоть из вежливости поблагодарить. Или надо было дать ему исполнить свое обещание? — Девушка молчала, сверля меня убийственно-испепеляющим взглядом. — Что ж в следующий раз так и сделаю, а сейчас мы едем домой.

Элина дернулась в попытке скинуть мои руки с плеч, но я вцепился в нее сильнее и волоком поволок за собой.

— И не советую сопротивляться. Тебе же лучше…

Пытаясь вновь не потерять контроль над злостью, я старался не смотреть на девушку, полностью сосредоточившись на дороге. Дойдя до машины и пропустив мимо ушей все ее доводы по поводу того, что надо вернуться назад, вызвать скорую и вообще она в состоянии доехать домой сама, усадил на пассажирское место рядом с собой и завел двигатель. Девушка, закусив нижнюю губу, отвернулась в сторону окна, приняв новую тактику — игнорирования. Впечатав ногу в педаль, я дал по газам и ринулся с места, оставляя позади сгусток черной пыли и дикий рев колес.

Глава 11

Дмитрий

— Останови машину. Мне нужно выйти.

Почти полпути мы проехали в полной тишине. Элина продолжала смотреть в окно, нервно теребя в руках ручку от сумки. А я старался укротить в себе рвущегося с цепи зверя, готового распластать ее на земле, чтобы вырвать из глотки признания о случившемся. О каких деньгах шла речь? Почему это чмо угрожало ей? Был ли он ее любовником? Да, и вообще, какого черта, там только что произошло? Вопросов в голове было больше, чем воды в мировом океане. И ни на один из них я не мог себе ответить.

Достав сигареты, закурил, не удосужившись даже открыть окно. Хотелось раствориться в этом дыме, чтобы хоть немного отойти. Прийти в себя. Привести мысли в порядок. Все ушло на второй план: болезнь, усталость, ссора с отцом. Сейчас, вернее каких-то пятнадцать минут назад, главным стало — вырвать Элину из лап того урода, который посмел не просто к ней прикоснуться, а в добавок к этому довел девушку до слез. Я видел прежде ее слезы, которые сам же и вызывал, причиняя ей как физическую, так и моральную боль, но тогда мне было плевать на них. А сегодня, увидев в зеленых безднах отчаяние и влагу, меня словно переклинило. Я действительно готов был его убить. Никто, черт бы ее побрал, не смел доводить ее до слез кроме меня. И это чмо, кем бы он ей не приходился, в том числе. Но она остановила. Зачем? Какого дьявола, она это сделала? Почему не дала довести начатое до конца? Стало бы на одного урода меньше. И от меня на следующие несколько лет избавилась бы. Но, нет. Не смотря на страх и панику, эта тихоня не убежала. И даже посмела меня укусить. Разбитая губа стала ее наказанием за это. Но она же стала моим спасением от тюрьмы.

— Ты не покинешь эту машину, пока все мне не расскажешь. — Я старался не смотреть в ее сторону, чтобы лишний раз не накручивать себя, не злиться еще сильнее. Выдыхая и одновременно вдыхая сигаретный дым, смотрел на дорогу, уговаривая себя, держать гнев под контролем. — Можешь начинать…

— О чем я должна рассказать? — Элина подпрыгнула на месте. И, развернувшись в мою сторону, уперла в мой профиль рассерженный взгляд. По голосу понял, что девушка взвинчена не меньше моего и готова заистерить прямо сейчас. Но, я не собирался выслушивать ее истерику. Мне нужна была правда. Какой бы горькой она не была. — О том, что ты только что забил моего двоюродного брата до смерти? Или…

Не дав ей договорить, я резко дал по тормозам так, что девушку от неожиданности кинуло вперед. Но она успела выставить руки, опершись ими о лобовое стекло. Ее волосы метнулись вслед за нею, рассыпаясь по лицу и скользя вдоль шеи к тяжело вздымающейся маленькой груди. Я крепче сжал руль и перевел дыхание. Ее слова хлестко резанули по сердцу, будто дали хорошую оплеуху. Они эхом отдавались в ушах: брат, забил, до смерти… Не думал я, что, услышав от нее такое, будет так неприятно и даже больно. В голове все перемешалось, превращая поток ее обвинений в единственное не сказанное ею слово — «убийца».

Тяжело дыша, я выскочил из машины и, обойдя ее, облокотился на задний бампер. Я бы сейчас душу дьяволу продал за очередную дозу никотина, но, как назло, сигареты закончились, а поблизости не было ни единого ларька. Сложив руки на груди и закрыв глаза, вдохнул поглубже воздух в надежде хоть немного прояснить затуманенные последними событиями мозги. Но это мало помогло. Даже поднявшийся холодный ветер не произвел на меня впечатления. Все осталось без внимания. Каждый мускул тела был взвинчен и напряжен. И как я не старался держать свою злость под контролем, эта вертихвостка снова нашла лазейку, как вывести меня из себя. Я лишь молил о том, чтобы она осталась сидеть в машине. Иначе сегодня я уже не мог за себя поручиться. Руки чесались так, что казалось, готовы придушить любого, кто первый встретится на пути.

Громко захлопнувшаяся дверь заставила меня резко обернуться. Элина стояла ко мне спиной, нервно роясь в сумочке. Плечи девушки дрожали то ли от холода, то ли от волнения. А волосы были в полном беспорядке. Найдя наконец-то телефон, тихоня стала кого-то набирать, а я, сдерживаясь из последних сил, медленно приблизился сзади и, выхватив трубку из рук, спрятал ее в задний карман джинс.

— Я сказал, ты никуда не уйдешь, пока все мне не расскажешь, — преднамеренно растягивая каждое слово, отчеканил я, впиваясь в лицо девушки не терпящим возражений взглядом.

— Ты не можешь мне указывать. Отдай телефон. Я должна вернуться. — девушка попыталась сделать выпад вперед, намереваясь отобрать кражу, но я перехватил ее руки и, заломив за спину, прижал к холодному металлу машины. Элина пискнула, закусив от боли нижнюю разбитую губу.

— Рассказывай. Я жду…

Девушка попыталась вырваться, но, видно поняв, что это ни к чему не приведет, перестала сопротивляться, полностью обмякая в моих руках.

— Неужели ты не понимаешь, что только что совершил? — Ее бездны были полны отчаяния и безысходности. — Ты же убил его… Понимаешь, убил… — По щеке тихони скатилась одинокая слеза. — Мне нужно вернуться.

Я не верил своим глазам. Она снова плакала. И снова из-за этого чертового урода, которого и мужиком назвать было трудно. После всей той грязи, что он на нее вылил, после нешуточных угроз, эта глупая девчонка готова была вернуться назад, чтобы ему помочь. Какая же она дура. Или мазохиста. Или просто съехавшая с катушек идиотка, готовая жертвовать собой ради таких уродов-братиков, как то избитое мною чмо. Сейчас я действительно жалел, что не прикончил его. Эта мразь только смерти и заслуживала. А не таких искренних и по-детски невинных слез, которыми тихоня его оплакивала.

Стиснув зубы и опустив ее руки, я отпрянул от девушки, как от прокаженной, и, кинув телефон обратно, зло выплюнул:

— Жив твой брателло. Можешь проваливать.

Что ж, если ей нравилось, что об нее вытирают ноги, то пусть убирается. Мне плевать, что с ней будет.

***

Элина

Дима отскочил от меня так, словно увидел сумасшедшую. Его прищуренный и недовольный взгляд выражал нескрываемое презрение. Будто плюнуть хотел, но в последний момент передумал. Швырнув в меня телефоном, он запрыгнул в машину и дал по газам. А я осталась стоять посреди пустынной дороги, смотря вслед удаляющегося автомобиля. И только сейчас, оставшись одна, поняла, что не знаю, что мне делать дальше, куда идти, кому звонить. Паша с мамой в Москве, тетя в больнице. А больше помочь было не кому. Оставался единственный вариант — вызвать такси, но для начала надо было узнать адрес этого злосчастного места.

Оглядевшись по сторонам, я поежилась. Эта часть города была нелюдимой, она как бы разделяла мою жизнь до встречи с Павлом и после. То, что осталось за спиной — были бедные и грязные районы, в которых прошло мое детство, а то, что ждало впереди — была лучшая часть города, где жили такие, как Дима. Богатые мажоры, презирающие нас за то, что мы не такие, как они. Считающие нас — отбросами жизни. Два полюса, разделенные экватором. Тем местом, откуда мне нужно было как-то выбраться.

Отойдя подальше на обочину, я пошла вперед. Мимо летели машины. Кто-то даже сигналил, но я понимала, что ехать автостопом рискованно. Тем более что все попутные машины ехали из стороны моей прошлой жизни. Оттуда, где всегда процветала преступность, и не было безопасно. Я старалась идти увереннее, показывая своим видом, что я не из тех девочек легкого поведения, которые по первому сигналу запрыгивают в машину, чтобы за небольшую услугу доехать быстрее до города. Мне не нужна была помощь такого рода. Поэтому расправив плечи и выпрямив спину, я шла вперед, игнорируя любой звук проезжающих мимо машин и всеми силами скрывая свой внутренний страх, от которого по телу, не переставая, бегали мурашки.

Дима бросил меня. Он просто взял и уехал. А я не могла его в этом даже обвинить. Ведь сама довела. Он просто хотел помочь. А я, как последняя истеричка, взорвалась, обвинив его в том, чего он не совершал. Я не знала, как он оказался там, но сейчас, немного отойдя от случившегося и попав в новую безвыходную ситуацию, это ушло на второй план. Стало неважным, как. Главнее сейчас было то, что он спас меня. И, не окажись он рядом, неизвестно, чем бы все закончилось, и где бы я сейчас была. Хотя, я все равно добилась того, что оказалась неизвестно где. И винить во всем оставалось только себя.

— Эй, красотка, садись, прокатим. — На меня будто ушат холодной воды вылили. Поравнявшись со мной, на сбавленной до минимума скорости ко мне подъехала старая «повидавшая жизнь» иномарка, из которой, повиснув на опущенном стекле, выглядывала нагло ухмыляющаяся мерзкая морда. Намерения этого отморозка явно были не чистыми. От его голодного взгляда меня всю передернуло. Но я, сжимая кулачки и молясь о хорошем, не подала вида насколько сильно испугалась.

— Нет, спасибо. Сама дойду. — Вот только голос меня подвел. Он предательски задрожал, и, услышав грязный смех всех четырех громил, сидящих в машине, я не придумала ничего лучше, как бежать. Свернув на заросшую со всех сторон дорожку, я пустилась в бегство. Куда она вела, знал лишь черт. Но у меня не было времени думать. Нужно было спасаться.

Я бежала без остановки. Не оглядываясь. До тех пор пока не выбилась из сил и стала задыхаться. Остановившись, я огляделась. Позади было тихо. Вокруг росла высокая трава, за которой ничего не было видно. А впереди ждала неизвестность. Отдышавшись, я села на землю и, обняв себя руками, тихо заплакала. Меня накрыла такая волна обреченности и щемящей боли, что, казалось, этот день растянется до бесконечности, и я больше никогда никого не увижу. Оставалось только завыть от одиночества. И я точно превращусь в одичавшего волка.

Глава 12

Дмитрий

Проехав с полкилометра, я ударил со всей дури кулаком об руль и, развернувшись, рванул назад. Как я не пытался уговорить себя, что мне наплевать на то, что с ней будет, это было не так. Мысли о ней, о том, что она сейчас там одна, и с ней может случиться все, что угодно, проедали мозг, как голодные черви. Я знал, что если не вернусь, заказню себя до смерти. Особенно, если не дождусь ее дома. Ведь я ничего о ней не знал. Ни прежнего адреса, ни телефона, ровным счетом ничего. Где же ее потом искать? И как смотреть отцу в глаза, зная, что это по моей вине она исчезла. Испарилась из нашей жизни в неизвестном нам направление?

Вдавливая ногу в педаль газа, я молил, чтобы она все еще оставалась там, где я ее бросил. Одинокая девушка посреди голой дороги — легкая добыча для хищников. Я очень боялся не успеть. Да, именно боялся. Такое незнакомое доселе чувство въелось под кожу, проникая в сердце и заставляя биться его, как оглашенное, отдавая ударами молота в виски. О чем я думал, когда бросал ее? Черт, черт, черт!!! Мой кулак в десятый раз врезал по рулю, онемевая от боли. И я зарычал, втаптывая педаль в пол.

На горизонте показалась машина, притормозившая на обочине. Почти в том месте, где оставалась девушка. Я напрягся и попытался вглядеться в происходящее. Но издалека ничего не было видно. И только подъехав ближе, увидел, как за Элиной по пятам ехала старая ауди, из окна которой выглядывал довольный хмырь.

Сжав крепче руль, я сбавил скорость и стал наблюдать за происходящим. Я понимал, выходить еще рано. Своим выходом я только спровоцирую этих уродов к действию. А силы были не равны. Как бы сильно не чесались кулаки, я понимал, что эта четверка амбалов могла уложить меня в три счета, оставив подыхать на дороге. И тогда я точно ничем не смогу ей помочь. Поэтому решил действовать хитростью: спугнуть их своим появлением в самый кульминационный момент.

Не сводя глаз с девушки, я поравнялся с ними и, проехав мимо, сбавил скорость до минимума, продолжая наблюдать за происходящим в зеркало заднего вида. Я увидел, как в машине началось движение. Громилы задвигали головами, а потом… Мое сердце наравне с девушкой выскочило из груди и пустилось в бегство. Ни о чем не думая, я, вывернув руль, и с ревом в колесах развернул бэху так, что она вылетела на встречку, и оказалась в десяти метрах от ауди. Подперев этих уродов, я стал безостановочно сигналить, за что был награждён средними пальцами. Но не это сейчас было главным. Главнее было то, что они не стали разбираться, а, втопив по газам, сорвались с места и ринулись вперед.

Припарковав машину на обочине, я оглядел местность. Среди высокой травы шла узкая дорожка, не внушающая доверия, но ставшая спасением для Элины. Не раздумывая, я отправился вслед за девушкой. Ступая, как можно тише, я вслушивался в звуки, стараясь различить шорох ее шагов. Но вместо этого услышал тихий плач. Ускорив шаг, я приблизился к девушке ближе. И остановился в паре шагов от нее.

Девушка сидела ко мне спиной и, зарывшись лицом в ладошки, плакала. Ее плечи тихонько вздрагивали, а растрепанные на ветру волосы были разбросаны по всей спине. Частые всхлипы девушки, заставили возненавидеть себя еще больше прежнего. И я, борясь с желанием схватить ее в охапку, чтобы защитить, спрятать от всего мира, передернул плечами и тихо прокашлялся.

Но тихоня меня услышала. Она резко вскочила на ноги и, оглянувшись, с какой-то дикой обреченностью кинулась в мои объятия. Вцепившись в меня мертвой хваткой, Элина заплакала в голос. А я не в силах больше сдерживаться, обнял девушку в ответ.

Поглаживая ее волосы вдоль всей длины, я почувствовал, как обмякает ее хрупкое тело. И, подхватив девушку на руки, понял, что она находится в предобморочном состоянии. Элина прикрыла глаза и прижалась головой к моему плечу. А у меня наконец-то появилась возможность разглядеть ее поближе. Всматриваясь в бледное лицо девушки, я непроизвольно стал им любоваться. Ее длинные ресницы тихо вздрагивали на покрасневших от слез щеках. Четко очерченные пухлые губки были чуть приоткрыты. Будто манили себя поцеловать. На хрупкой изящной шее вырисовывался неровный пульс. А часто вздымающаяся маленькая грудь то и дело соприкасалась с моей. Такой Элина была в паре сантиметров от меня. И что греха таить. Когда в штанах мужчины становится тесно, мозги отключаются. Им начинают руководить желание и похоть. И, видит дьявол, я готов был воспользоваться моментом. Податься внезапно нахлынувшему острому желанию ее поцеловать. Прикоснуться своими губами к чувствительному рту, проникнуть в его влажность, ощутить на вкус. Но ее беззащитность сдержала меня. Никогда прежде не задумывался о таких вещах. Обычно все проходило быстро, без лишней морали. Спуская с цепи своего зверя, получал удовольствие, не удосужившись даже подумать о партнерше. А сейчас, смотря на хрупкую ранимость девчонки, помимо необъятного желания взять ее здесь и сейчас, во мне просыпались новые противоречивые чувства. Мне хотелось крепче сжать ее в объятиях, спрятать ото всех, даже от самого себя, защитить ее детскую непорочность, а уже потом целовать каждый миллиметр ее ангельского лица, смакуя эти секунды, как самый сладкий нектар.

Вот только раздавшийся в траве шорох привел меня в чувства. Прикрыв глаза, мотнул головой из стороны в сторону, отгоняя от себя остатки помутнения, а потом, стараясь больше не смотреть на девушку, немедля пошел к машине. Уложив Элину на заднее сидение, сел за руль и, прокрутив в уме план, как буду незаметно проносить ее в спальню через весь дом, тронулся с места. Ехал быстро, желая поскорее избавиться от ее общества. А тихоня, мирно посапывая во сне, сладко спала позади меня, сложив ладошки под румяную щечку. Как ребёнок. Как маленький кудрявый ангел.

***

Элина

— Отчего грустит, моя крошка? — в спальню вошел отец и, присев на край кровати, тепло посмотрел мне в глаза. — Что-то я не припомню случаев, когда еще моя малышка пропускала ужин с отцом…

Я, стараясь улыбаться, как можно естественнее, попыталась отбрехаться, придумывая на ходу причину своего отсутствия:

— Пап, я не голодна… В школе, наверно, что-то лишнее съела и теперь неважно себя чувствую…

— В школе, говоришь… — Задумчиво протянул отец. — В школе и я частенько съедал много лишнего, а потом неделями навёрстывал упущенную вовремя школьную программу. — Я недоверчиво приподняла бровь. Отец игриво подмигнул мне. — Так что давай поднимай свою маленькую попку и неси ее на кухню. Папа ждет. А ослушаешься, я твоей «школьной нездоровой пище» все уши отдеру, чтобы не обижал мою девочку.

Я покраснела. И как он все понял…

— Не надо, пап… — Опуская смущенный взгляд в пол, пролепетала я. А потом еще тише добавила. — Он не причем. Он даже не знает…

Я посмотрела на отца, но его образ стал расплываться. Я не понимала, что происходит. Что за злые шутки моего воображения. Мне стало не по себе. Страшно и удивительно одновременно. Подскочив с кровати, я бросилась к нему, хватая его за руку. Но вместо человеческого тепла, почувствовала лишь слабый холодок. Схватив воздух, я огляделась по сторонам. В комнате кроме меня и моего отражения в зеркале в полный рост больше никого не было. Папа исчез. Испарился. Как будто его здесь и не было. И только чьи-то теплые ладони, легшие на мои плечи, заставили меня вздрогнуть и обернуться, а потом я услышала тихий взволнованный голос: «Лина, милая, проснись» — и открыла глаза.

Всего в нескольких сантиметрах надо мной, нависая, стояла обеспокоенная женщина. Она аккуратно трясла мои плечи, продолжая просить проснуться. А я, все еще пребывая в некоторой растерянности, пыталась сообразить, где я и что вообще происходит. Проморгавшись несколько раз, я привстала на локти и наконец-то смогла разглядеть стоящую рядом женщину. Я ее сразу узнала. Марина Андреевна протянула мне стакан с прозрачной жидкостью и все еще с тревогой попросила:

— Выпей.

Я, молча, повиновалась ее просьбе, обжигая засохшее горло холодной водой. А потом с неподдельным интересом осмотрелась вокруг, восстанавливая в памяти картинки минувшего дня.

Вот я в аэропорту, провожаю Павла и маму в столицу.

Вот, пропитанная дешевым перегаром, Тохина квартира. Разбросанная мебель. Страшная вонь. Ругань.

Вот его грязные руки на моих губах. И гнусные угрозы в мой адрес.

А вот… Дима. Его слепая ярость и мое спасение.

Которое заканчивается истерикой и новым приступом злости.

Дорога. Длинная холодная дорога и леденящий душу смех.

Бегство. Страх. Отчаяние.

И снова он… Мое спасение.

А дальше ничего. Словно следующие несколько часов моей жизни были нагло вырезаны из памяти.

Пустота. Черное пятно. Беспамятство.

Возвращая взгляд к обеспокоенному лицу женщины, я расслабленно улыбнулась, понимая, как я счастлива снова оказаться дома. В своей спальне. В своей кровати.

— Спасибо, — протянула я, ставя опустошенный стакан на прикроватную тумбочку. — А который сейчас час?

— Она еще спрашивает? — Марина Андреевна прислонила ладонь к моему лбу, а потом с облегчением добавила. — Слава Богу — это не жар. А то с вами двумя, я бы точно сошла с ума.

Я вопросительно приподняла бровь:

— Двумя?

— Ну, да. Только Диму лечила, теперь думала и тебя придется.

— А, что с Димой? — Услышав имя парня, я непроизвольно замерла, а когда узнала, что он болен, так вообще перестала дышать в ожидание маминого ответа.

— Кто его знает. — Пожала плечами Марина Андреевна. — Сильный жар. Дала ему жаропонижающее, но не знаю, поможет ли. Он же такой настырный у меня. Еще с утра говорила, что надо в больницу. А он все терпит. Думает, само пройдет.

— М-м-м… — Протянула я вместо ответа.

— Так что не знаю, поможет или нет. — Женщина развела руками, а потом, словно спохватившись, снова посмотрела мне в глаза и, прищурившись, добавила. — А ты не хочешь ничего мне рассказать?

— Я? — Не сразу поняв, о чем речь, удивилась я.

— Да, ты. Не на шутку нас с Павлом перепугала. Сначала к ужину не спустилась, потом трубку не берешь, когда муж звонит. Я уже столько себе напридумывала, пока сюда шла. Так что сейчас просто требую, знать правду.

И я рассказала Марине Андреевне все, как было, упуская только те моменты, которые непосредственно были связаны с Димой, Тохиными угрозами и случаем на дороге.

Спустя час, оставшись одна, я перезвонила Павлу и, извинившись за своё молчание, пересказала все то же самое. И только потом наконец-то смогла расслабиться и подумать обо всем, что сегодня случилось.

Глава 13

Элина

Полностью погрузившись в воду, обычно испытываешь два чувства — приятную расслабленность и боязнь утонуть. Я любила сочетать эти чувства. Особенно в те моменты, когда одиночество накрывало с головой или просто хотелось отвлечься. Сегодня был именно такой день. Затаив дыхание, я ушла под воду и, прислушавшись к своим ощущениям, попыталась вытолкнуть все мысли на поверхность. Но они не желали отпускать. Прошедший день был настолько насыщенным на эмоции, что я непроизвольно возвращалась к ним опять и опять. Перед закрытыми глазами то и дело возникали картинки, которые выворачивали душу наизнанку. Они, как вспышки фотоаппарата, вспыхивали и гасли, не задерживались надолго, часто менялись, сводили с ума.

Вот Дима набрасывается на Антона и начинает бить его в живот. Его удары безжалостны и неконтролируемы. А взгляд полон ярости и беспощадности. Бросаюсь на спину, пытаясь оттащить. Мной руководит страх. Вот только чего боюсь больше, сама не знаю. То ли зверя, который в нем проснулся, то ли того, что он может убить. Бьюсь в его спину, как рыба об лед. Но все безрезультатно. Он непробиваем, как сталь. Непоколебим, как скала. Продолжая наносить удары, не чувствует ничего кроме жажды. Жажды уничтожить. А я, борясь с подкатившей к горлу паникой, в очередной раз бросаюсь на него со спины и вгрызаюсь в горячую плоть зубами. Нечеловеческий рык заставляет вжать голову в плечи, закрыть глаза. Дима в одну секунду отбрасывает меня в сторону и я, отлетая, бьюсь плечом о стену. Зажимая рот ладонью, чувствую металлический привкус крови. И нестерпимую боль. Оборачиваюсь. Он смотрит так, будто вот-вот плюнет в лицо. Мне не приятен его взгляд. Морщусь. И, сползая по стене на пол, мечтаю провалиться сквозь него.

Очередная вспышка. И я стою посреди пустынной дороги. По телу бегут мерзкие мурашки. Обхватив себя руками, оглядываюсь по сторонам в поисках спасения. Но помощи ждать неоткуда. Вокруг пугающе тихо. Только тяжело бьющееся сердце нарушает тишину. Делаю глубокий вдох в надежде успокоиться, но свист колес, надвигающегося на меня железного монстра, заставляет похолодеть от ужаса. Леденящий душу смех оглушает, отдаваясь болью в висках. Выбивает почву из-под ног. Теряюсь. Но лишь на мгновение. Страх заставляет взять себя в руки. И, собрав всю смелость в кулак, бросаюсь в бегство. Бегу без оглядки. Спотыкаюсь. Подворачиваю ноги. Но бегу. Бегу, пока отдышка не берет верх, и я не падаю на землю, начиная жадно хватать воздух.

Еще одна вспышка. И мои глаза встречаются с его испепеляющим взглядом. Он выжигает на моем теле дыру, и я чувствую, как плавится кожа. Смотрю на него, как тонущий корабль на маяк. Дрожу, не чувствуя холода. Встаю на ватные ноги и со скоростью молнии бросаюсь в его объятия. Нахожу в них спасение. И начинаю громко плакать. Не сдерживаясь. Выплескивая наружу скопившийся в теле страх. Плевать на то, что бросил. Главное, что здесь. Сейчас. И я в безопасности. Реву навзрыд. Пока силы окончательно меня не покидают. Ноги отказываются меня держать. А в груди начинает что-то жечь. Не хватает воздуха. Начинаю задыхаться. Снова чувствую панический страх. Сильнее вжимаю пальцы в Димины плечи. И… Просыпаюсь от катастрофической нехватки воздуха. Хватаюсь за бортики ванной и, выныривая, начинаю громко кашлять.

Вода вылетает из легких, и у меня начинается истерика. Скопившиеся за день страх и напряжение, словно взорвавшийся вулкан вырываются наружу. Начинаю судорожно плакать. Заламываю локти, кусаю губы в кровь, бью кулаком по воде. Это сильнее меня. Оно сидит где-то глубоко внутри и причиняет нестерпимую боль. Я не знаю, что это… Но оно не желает отпускать. Слишком сильно вцепилось в сердце, зажало его в тиски и каждый новый вдох подобен маленькой смерти. Слишком больно. Невыносимо. Губительно. Притягиваю колени к груди и продолжаю беззвучно плакать.

Папа, папочка… Ты так нужен мне…

***

Спустя час, немного успокоившись, я вышла из ванной и, накинув шелковый халатик, спустилась в кухню заварить себе чай. Внизу было тихо. Все давно разошлись по своим комнатам, и можно было не бояться, что твое уединение кто-нибудь прервёт. Достав из холодильника лимон, я подошла к столу и замерла, всматриваясь в его желтую боковинку. Как я не старалась гнать от себя мысли о Дмитрии, они все равно возвращались к нему.

— Только Диму лечила… Сильный жар… Дала ему жаропонижающее, но не знаю, поможет ли…

Слова Марины Андреевны эхом отдавались в ушах. И я только сейчас поняла, что за всеми своими переживаниями и жалостью к себе, совсем забыла о его болезни. А ведь, если бы не он…

Выругав себя за это, я стала готовить лекарство по тетиному рецепту, которое меня саму не раз ставило на ноги. За приготовлением мои мысли снова вернулись к сегодняшнему дню. Поймала себя на том, что пытаюсь собрать память по крупицам, чтобы найти хоть одно подтверждение тому, что он действительно болен. И дойдя до второго спасения, вздрагиваю, вспоминая, какой горячей была его спина, когда мои руки обвили его и сомкнулись на его пояснице. Почему же еще тогда, я не подняла тревогу… Чувствую себя эгоисткой. Вместо того, чтобы сразу предложить ответную помощь, снова ушла в себя. Сколько раз за один только вечер задалась вопросом, как он меня нашел? И только сейчас окончательно поняла, что это не имеет значения.

Поднимаясь наверх, я была настроена поблагодарить его за все, что он сегодня сделал. Мне это было необходимо. Иначе, казалось, не сомкну глаз. Не успокоюсь. Я нуждалась в его «не за что», как выброшенная на берег рыба нуждается в воде. Хотела услышать от него все, что угодно, только не очередное хамство. Закончить бессмысленную войну. Стать для него, если не другом, то хотя бы просто не чужим человеком, объявив о перемирии. Но, несмотря на это, уверенность с каждым шагом все глубже залегала на дно. И уже у самой двери сыграла со мной злую шутку, оставив меня окончательно.

***

Дмитрий

Выпив принесенные ба лекарства, я попытался уснуть. Но сон не желал приходить. Ни жар, ни скопившаяся за день усталость не могли помешать мыслям изголодавшимся червем рыться в моей голове, всячески не давая сну меня сморить. Друзья сейчас отрывались в клубе. А я вместо того, чтобы последовать их примеру, как последний дурак, лежал в собственной постели, закинув руки за голову, и пялился в потолок. Хотелось встать и закончить день, как подобает, но понимал, что я сейчас никуда не годен. Такое состояние хуже смерти. Мертвым я, наверное, выглядел бы лучше. И в зеркало не смотри, знал итак, что кажусь хуже вялого помидора. Весь помятый, замученный, обессиленный. Каждое движение отдавалось болью в суставах. Чувствовал себя восьмидесятилетним стариком. Самому было противно.

В течение дня, замотавшись, совсем забыл про болезнь. Некогда было болеть. Девчонка украла покой. Сначала этот новоявленный братец. Потом придурки с трассы. Затем её заплаканное лицо. Дрожащие губы. И до безумия отчаявшиеся зелёные бездны. Которые смотрели так, будто увидели Бога. Они и стали той точкой не возврата, когда все полетело к чертям и потеряло всякий смысл. Прижимая ее к груди, я не чувствовал прежней злости или ненависти. Наоборот, скопившееся за день напряжение стало покидать мое тело, а на его место пришло расслабление. Нашел. Спас. Приютил в своих объятиях.

Она была такой маленькой, такой хрупкой в моих руках, что казалась совсем крошкой. Маленькой беззащитной девочкой. Дюймовочкой. Хотелось спрятать ее от всего мира, защитить детскую ранимость, согреть. Проснувшиеся во мне новые чувства выбивали почву из-под ног, выводили из строя самоконтроль. Я из последних сил держал себя в руках, чтобы не позволить себе лишнего. Продолжал думать о том, что еще с утра готов был придушить ее голыми руками и сейчас ничего не изменилось. И мое самовнушение действовало ровно до тех пор, пока мы не оказались дома.

Укладывая ее такое на тот момент, беспомощное тело на постель, я невольно кинул взгляд на приоткрытые губы, и моя способность мыслить рационально окончательно меня покинула. Всматриваясь в их очертания, будто пытаясь выучить наизусть, я почувствовал, как помимо воли к паху приливает кипящая кровь. А в груди что-то беспощадно сжимается, затрудняя дыхание. Сглатывая подступивший к горлу ком, я непроизвольно потянулся к её лицу, но завибрировавший телефон, резко привёл меня в чувства, кубарем спустив с небес на землю.

Отпрянув от неё, как от чумной, я схватил трубку и опешил ещё больше. Звонил отец. Выругавшись, я отшвырнул телефон на кровать и вышел из спальни, ни разу больше на неё не взглянув. И только оказавшись в своей спальне, наконец-то смог дать волю скопившимся за день чувствам: раздражение вперемешку с усталостью, болью в мышцах и ломотой в костях обрушились на меня с новой силой, заставляя пасть ниц. Упав на колени и взъерошив непослушные волосы, я издал какой-то нечеловеческий рык, а потом, опустив голову вниз, врезал кулаком в пол, проклиная себя за мимолётную слабость. То, что только что случилось, не въезжало ни в какие ворота. Не поддавалось логическому объяснению. Это и обескураживало, и злило одновременно. Позабытая ненависть снова дала о себе знать. И я зарекся больше никогда не подпускать ее так близко. Слишком опасной она была…

***

Из раздумий меня вывел тихий стук. Дверь в мою спальню тихонько приоткрылась, и я уже точно знал, кто за ней стоит. Элина бесшумно проникла внутрь, держа в руках небольшой поднос. Подошла ближе и, переступая с ноги на ногу, неуверенно начала:

— Марина Андреевна сказала, что ты приболел. Я принесла поесть и… — Девушка замолчала. Мимолетно кинув на нее взгляд, я снова поднял глаза в потолок, делая вид, что мне безразлично ее присутствие. Но девушка не ушла. Напротив, сделала шаг вперед и, прокашлявшись, продолжила. — Лечебный чай заварила по тетиному рецепту. Мне всегда помогал. Завтра будешь, как новенький.

Она что серьёзно? Решила в мамочку поиграть? Да, видел я ее заботу.

Посмотрел на неё, как на умалишенную. Но сил припираться не было. Поэтому снова отвел взгляд в сторону, игнорируя ее присутствие.

Элина, еще с минуту простояла на месте, а потом, вздохнув, подошла вплотную к постели и, наклонившись, поставила поднос на прикроватную тумбочку. Ее близость заставила вспотеть даже ладони. А запах невинности и порочности одновременно окутал, лишая меня рассудка. Я непроизвольно схватил её за запястье, когда она собиралась выпрямиться, и запальчиво заглянул в широко раскрытые изумрудные омуты. Элина не отвернулась. Не отвела взгляда. Напротив, часто моргая, ответила на мой взгляд своим, закусив при этом нижнюю губу. Мой взгляд невольно скользнул к ним, и я почувствовал, как сердце пропустило тяжелый удар, а потом резко остановилось. Как и дыхание. Как и время. Как все вокруг. Я смотрел на ее чувственный рот и ощущал, как внутри закипает кровь, приливая к паху. В джинсах за долю секунды стало тесно. А Элина продолжала посасывать губу, добивая меня этим окончательно. Я импульсивно потянул девушку на себя и она, прикрыв глаза, рефлекторно сделала маленький шаг навстречу, затем второй и третий. Ее рот приоткрылся, а из груди вырвался тихий, почти беззвучный, короткий стон. Но я его услышал, распознал, впитал, пропуская через вены к сердцу, которое снова дало о себе знать, забившись в грудь, как птица в клетке. Безрассудно. Оглашено. Слепо.

Лицо девушки остановилось в паре миллиметрах от моего, и мои губы обдало прерывистым дыханием. Руки девушки уперлись в кровать, а ресницы задрожали, выдавая ее волнение. Затаив дыхание, я потянулся к Элининым губам второй рукой и прикоснулся к ним подушечками пальцев. Погладив нижнюю губу, я слегка оттянул ее, а потом проник указательным пальцем в горячую влажность ее рта, наблюдая за тем, как губы девушки сомкнулись вокруг моего пальца и начали медленно его посасывать. Мой пульс зашкалил. Дыхание сбилось. Почувствовал, как напрягся член, готовый разорвать чертову молнию джинс и вырваться наружу. Стало слишком тесно. Жарко. Горячо. Девушка непроизвольно прикусила палец, и у меня окончательно снесло крышу. Схватил ее за роскошные волосы и с силой прижимал к себе, к своим губам, упиваясь ее сладким стоном. И, будь я проклят, она открылась мне навстречу, впустила мой язык в свою влажность. Ее ладошки с силой сжали мою рубашку, притянули ближе. Впечатался в ее тело своим, прижал к себе вплотную, не оставляя между нами преград. Она задрожала. А я, черт меня подери, стал наслаждаться этой дрожью, впитывая ее по крупицам. Ее податливость опьяняла. Рядом с ней я ощущал себя изголодавшимся зверем, сорвавшимся с цепи. А эта девочка была моей маленькой жертвой, моим личным адом.

***

Элина

Его горячие влажные губы были сотворены для обжигающей страсти. Они не знали пощады. Были безжалостны. Властны. Требовательны. Задыхалась под их напором, но мне не нужен воздух. Сейчас моим воздухом был он. Чувствовала, что если остановится — умру. Упаду к его ногам, сгорая от невыносимого желания сойти с ума от нескончаемых ласк.

Цепляясь за его рубашку, была готова разорвать ее в клочья. Снести эту чертову преграду и прикоснуться к его широкой груди, крепким плечам, сильным рукам. Прижавшись к нему сильнее, я ощущала его твердое желание, пульсирующее у моего живота. Руки так и тянулись его объять, прочувствовать весь спектр его возбуждения.

Из груди вырвался жалобный стон. Тело начало лихорадочно трясти. Не было больше сил терпеть эту адскую агонию. Эти чертовы прелюдия. Хотелось большего. Хотелось его всего — подкожно, внутривенно, глубоко. Собрала все силы и, сотрясаясь от дикого желания, разорвала его рубашку пополам. Пуговицы со звоном ударились о пол. Разлетелись по сторонам. Обнажили горячую грудь. Прижалась к ней ладонями и, скользя вверх, сбросила с плеч чертов элемент одежды, который до сих пор не давал насладиться им полностью. Рубашка упала на постель. Не прерывая поцелуй, обвила тело руками, и вонзилась острыми коготками в спину. Услышав его приглушенный рык, готова была кричать от наслаждения. Рвать на себе одежду. Извиваться под натиском его сладострастных поцелуев.

Больше. Мне нужно больше.

Хотела, чтобы и его руки были везде. Было жизненно необходимым чувствовать его повсюду. Запрокинула голову назад, подставляя обнаженную шею под его поцелуи. Мне не нужна была нежность. Хотела чувствовать сладкую боль. Чтоб обжигал, как пламя, рвал, как зверь, вспарывал, как скальпель. Хотела запомнить эти секунды на всю жизнь. Раствориться в них. В нем. В нашей безумной страсти…

— Д м и т р и й …

Как сладко звучало его имя. Готова была стонать им вечно.

— Д м и т р и й …

Земля ушла из-под ног. Встал и подхватил меня под ягодицы, впиваясь в шею жарким поцелуем. Обвила его бедра ногами и почувствовала, как напряжен каждый мускул его тела. Он на грани. Я у пропасти. Еще чуть-чуть и мы сорвемся вниз. Вместе. Сливаясь воедино, полетим в бездну наших разгоревшихся чувств.

— Д м и т р и й …

Я умру. Я просто умру, если он меня отпустит…

***

Дмитрий

— Дмитрий.

Она стонала моим именем. А я готов был продать душу дьяволу — только б она не прекращала. И будь я проклят, если скажу, что она не первая и не последняя. Нет. Она — единственная, чьи приглушенные стоны разливались по венам, как тысячи разрядов. Единственная, кто так божественно невинно и в тоже время возбуждающе сексуально шептал мое имя, выдыхая его вместо воздуха. Единственная, ради которой я готов был разжечь войну против всего мира, круша все на своем пути, чтобы просто быть ближе. Рядом. С ней. И в ней…

Да, черт меня подери, я хотел быть в ней — заполнять ее собой. Каждую клеточку, каждый выдох и вдох. Хотел, чтобы это изящное маленькое тело принадлежало только мне. Чтобы каждая мысль в ее голове была обо мне. Она разбудила во мне не только зверя, но и собственника. И я готов был разорвать любого, кто посмел бы ее обидеть.

Дмитрий.

У меня снесло крышу. Схватившись за ворот ее халатика, развел руки в сторону. И дьявол. Мою ладонь обожгла маленькая аккуратная грудь. Сдавил затвердевший сосок между пальцев и облизал его эпицентр языком. Прикусил зубами. Чертовски сладкая на вкус. Элина изогнулась в спине и с новой силой впилась в мою спину коготками.

Дмитрий.

Это было выше моих сил. Это было подобно яростной волне, не знающей преград. Я был возбужден до предела. Мой член грозился выскочить из сковывающих его джинс и взорваться острым оргазмом от одного ее шепота, стона, крика…

Элина была моей маленькой девочкой. Моим проклятием. Моим воспламеняющимся пламенем, сжигающим меня изнутри…

Ласкал языком ее грудь, прижимаясь плотнее к телу. Она извивалась в моих руках, как податливая лоза. Стонала, лаская слух, щекоча нервы. Ее пальцы зарывались в волосах и прижимали голову сильнее — она жаждала большего. И я готов был это дать. Я готов был сорвать с нее одежду и целовать каждый сантиметр ее прекрасного тела. Ласкать ее аккуратные груди, нежный живот, впиваться в сладкую плоть изголодавшимися поцелуями, доводя ее до изнеможения, до грани, до сумасшедшего оргазма.

Эта девочка — лучшее, что со мной было…

Проведя языком вдоль ребер, приблизился к шее, подбородку и прикусил его. Она опустила голову и посмотрела на меня потемневшим от желания взглядом. Чертовски красивая. Волосы растрёпанные, губы припухшие, щеки пылали жаром. А голос… Ее тихий взволнованный шепот был подобен шелесту листьев на ветру. Гипнотизировал:

— П о ц е л у й м е н я…

И это все, что я хотел услышать… Впиваясь в ее губы сильнее прежнего, стал наслаждаться ее стонами, хрипами, вырывающимися из трепетной груди. И это все, что я хотел услышать… Впиваясь в ее губы сильнее прежнего, вонзаюсь в спину пальцами, причиняя боль. Но она не отталкивала. Наоборот, выгнувшись в спине, прижалась сильнее. Прикусила мою губу, и я почувствовал металлический привкус крови. Было плевать. Мы наслаждались нашей болью. Нашей сумасшедшей страстью.

Не знаю, как долго длилось наше сумасшествие. Мы потеряли счет времени. Выпали из реальности. Но она, сука, никогда не дает о себе забыть. Одним оглушительным звонком вырвала нас из безумия и мы, как ошпаренные ледяным кипятком, разомкнули наши губы, а потом и тела. Отскочили друг от друга. Элина, судорожно запахнула полы халата и посмотрела на меня, как обожженная. Я был в не меньшем смятении. Пытался привести мысли в порядок. Сообразить, что это было. Реальность обрушилась на нас, как лавина, снежный ком, разом приведя в чувства.

Девушка, не говоря ни слова, вылетела из комнаты, оставляя меня одного. И я услышал, как захлопнулась дверь ее спальни. А дальше мёртвая тишина, которая новым потоком кричащей совести, заставила меня пасть на колени и, что есть силы, впечатать кулак в холодный пол. Я ненавидел себя. Готов был рвать на себе кожу от дикой боли, разрывающей все нутро.

Чертов безумец. Будь я проклят. За слабость. Предательство. Адскую боль.

Глава 14

Элина

Влетаю в спальню и с грохотом захлопываю дверь. Сползаю по ней спиной, зарываюсь лицом в ладони. Пытаюсь отдышаться, чувствуя отдышку, как после длительного бега. Каждый вдох подобен ядерной войне. Впиваюсь пальцами в виски и запрокидываю голову назад. Второе бегство за день. Вот только от себя не убежать. И это не самое страшное. Страшно то, что нет слез. Нет боли. Одна опустошенность. Я, как разлетевшиеся пазлы. Бегаю глазами по потолку и пытаюсь собрать себя воедино. Но целостной картинки не выходит. Разбита. Подавлена. Потеряна.

Оглядываю спальню, останавливаю взгляд на постели, вспоминаю ночи, проведенные в объятиях Павла. Цепляюсь за мысль о нем, как за спасательный жилет. Пытаюсь вытеснить последние события из головы. Но все безрезультатно. Губы до сих пор горят, как от ожога. Провожу по ним указательным пальцем и чувствую странное тепло внизу живота. Что со мной не так? Откуда эта дрожь? Почему тело совсем меня не слушается, будто живет своей собственной жизнью. Ватные ноги отказываются меня держать. А руки… Ладони прижимаются к бешено колотящемуся сердцу, все сильнее сдавливая грудь. Эти непонятные ощущения пугают меня.

Чувствую себя предательницей. Хотя так оно и есть. Я только что ответила на поцелуй другого мужчины. Ответила не потому, что заставили, а потому, что сама того захотела. Я открылась ему. И если бы не СМС, пришедшее на его телефон, кто знает, чем бы все это закончилось. Снова хватаюсь за виски и начинаю медленно раскачиваться. Не могу больше думать об этом. Это сведет меня с ума.

***

Дмитрий

Да, что, черт возьми, сегодня за день? Он решил окончательно меня добить? Сижу на полу, вцепившись в волосы руками, и стараюсь выровнять дыхание. То, что творится в груди, не передать словами. Сердце, как железный молот, барабанит по ее внутренним стенкам, отдаваясь звоном в ушах. По лбу стекают капли пота. Взгляд непроизвольно падает на принесённый Элиной поднос и чувствую новый прилив злости. Подскакиваю и в одну секунду подлетаю к прикроватной тумбочке, намереваясь разбить несчастный поднос об стену, но в последний момент передумываю. Отдергиваю руку, смотря на то, как дрожит вода в стакане, и снова вспоминаю ее податливость.

Подушечки пальцев бьет мелкая дрожь. Кости ноют, будто их переломали, а кожа горит, словно прикасалась к раскаленному железу. Каждая клеточка тела изнывает от боли и хочется кричать. Заламываю руки, хрустя костяшками пальцев, и издаю хриплый стон. Сегодня я бесповоротно предал отца. И это рано или поздно меня убьет…

***

Элина

Второй час ночи, а сна ни в одном глазу. Сижу на постели и рассматриваю свадебную фотографию. Обвожу указательным пальцем лицо Павла, восстанавливая в памяти тот день. Тогда казалось, что все изменится. Не будет больше слез. А вместо прежней боли и одиночества придут счастье и любовь. Ведь рядом будет он… Павел. Тот человек, который стал для меня спасением, отдушиной, целым миром. Пленив своей искренностью, честностью, надежностью, он подарил мне новую жизнь. А я, обещавшая всегда быть верной и любящей женой, сегодня его предала. Исковеркала наши чувства, отношения. И теперь, бесконечное число раз обводя контур его взрослого красивого лица, пыталась найти себе оправдание. Но его не было. Я не знала, как это могло случиться. Что мною двигало в тот момент. И почему вместо того, чтобы поставить Дмитрия на место, я позволила ему себя поцеловать.

Также я не понимала, зачем это понадобилось Дмитрию. Что он хотел этим доказать? Ведь получается, что мы вдвоем предали Павла. Этот поцелуй не был невинной шалостью двух подростков. Слишком сильные и противоречивые эмоции он во мне пробудил. Страшно было себе признаться, но никогда прежде я не испытывала такого наплыва страсти. Никогда прежде не теряла головы от обычного касания мужчины к моему телу. Порой даже казалось, что вся та сносящая все на своем пути страсть, бывает только в тех книгах, которые я так любила читать. А в жизни все более приземленное и естественное. Я не верила, что смогу когда-нибудь потерять над чувствами контроль. Моя любовь к Павлу была безусловна. Таковой и оставалась. Вот только этот поцелуй что-то надломил во мне. А что, для меня самой оставалось загадкой…

Касаясь своих припухших губ, я понимала, что до сих пор думаю о нем. Смотрю на Павла, а в мыслях его сын. Я только сейчас поняла, как они не похожи. Ни внешне, ни внутренне. Совершенно разные. Полные противоположности друг другу. Если Павел — это идеал доброты и порядочности, то Дима — воля, гордость и сила. Именно эти качества читались в его непоколебимом взгляде, устремленном на меня. Я робела перед ним, ноги отказывались меня нести, внутри все кипело, и было готово в любой момент вырваться из груди раскаленной лавой, но каждый раз, оказываясь в поле его зрения, я старалась держаться из последних сил, выражая всем своим видом непринужденность, расслабленность и спокойствие.

А сегодня… Сегодня все вышло из-под контроля. Я до сих пор помню его глубокий взгляд. В глубине которого затаилась настороженность и грусть. Сегодня он был иным. Другим. Не таким, как обычно. Казалось передо мной совсем незнакомый мне человек. Тот Дима, которого я знала прежде, исчез. Испарился. А на его смену пришел новый: ранимый, чувствительный и нежный. Он смотрел так, что невозможно было отвести взгляда. Гипнотизировал. И я поддалась. Падая в пропасть его океанов, я, затаив дыхание, забыла, кто он, кто я. Осторожное касание его пальцев к моим губам стало последней решающей каплей, после которой все полетело к чертям и я позволила случиться необратимому. Я ответила на его прикосновение, обхватив палец губами, а потом раскрылась для поцелуя. В тот момент я ни о чем не думала.

А сейчас… Сейчас, вновь и вновь обдумывая случившееся, чувствовала, как вина перед Павлом съедает меня изнутри, как больно сжимается сердце. Я не представляла, как буду смотреть ему в глаза, как буду жить с этим. Этому не было оправдания. Я предала Павла. Предала себя. И это медленно, но верно убивало меня, причиняя невыносимо сильную боль.

***

Дмитрий

Все самое необходимое собрано. Осталось дождаться утра и оповестить ба о своем решение съехать к Ритке. Не могу больше оставаться в доме. Ее близость убивает. Шарахаюсь любого шороха, как пятилетний пацан. Кажется, что она сейчас войдет и все… Пиши: «пропало». Боюсь снова не сдержаться. Эта девчонка с самого начала сносила крышу, но сегодня все зашло слишком далеко. Настолько, что я зарекся больше никогда не оставаться с ней наедине, не подходить, не смотреть, не говорить… Избегать любого прямого контакта. Это не должно повториться. Она — жена моего отца. Моя мачеха. И все, что нас может связывать — это отец. Отец, которого я предал.

Предал… Как же жестоко реальность бьет по сердцу. Сегодня я переступил черту. Я все это время ненавидел ее. А сейчас ненавижу нас двоих. Ее за то, что ответила. Не оттолкнула, хотя могла… Должна была. А себя за то, что рядом с ней терял самообладание. Забывал про все на свете. И мечтал прикоснуться к тому, что мне не принадлежало. О чем даже думать было неправильным. Запретным. Опасным. Она делала меня другим. И это злило.

Злило и то, что я не мог оставаться рядом с ней равнодушным. Она вызывала во мне взрыв противоречивых чувств. От беспричинной ненависти до неконтролируемого желания прикоснуться к ее податливому телу. Я понимал, что так не может продолжаться. Это надо прекращать. Иначе ничего хорошего из этого не выйдет. Слишком много боли мы принесем тем, кто нам дорог и кому дороги мы. Поэтому, собрав вещи и закрыв дверь на замок, я стал ждать утра, неустанно проклиная тот день, когда впервые ее увидел.

Глава 15

Дмитрий

— Ты уверен, что это хорошая идея?

Я утвердительно кивнул. Бабуля же развела руками, показывая свое недовольство. Она беспокойно замахала перед лицом ладошкой и на выдохе произнесла:

— А мне кажется, что это не лучшая идея. Где оно видано, чтобы парень жил у девушки, а не наоборот?

— Ба, не начинай, — попытался отмахнуться я, — мы живем в современном мире. Сейчас на такое никто не обращает внимания.

Но бабуля не собиралась униматься.

— А об отце ты подумал. Ты же знаешь, как он привязан к тебе. Мало того, что в течение года отсутствовал. Так еще на каникулах решил уйти из дома.

Я прекрасно понимал, что дело было не в отце. Маловероятно, чтобы он сейчас думал обо мне. У него теперь на первом месте молодая жена-вертихвостка, которая только кажется тихоней, а на деле… Прошедший вечер доказал мне, что Элина, куда опасней, чем кажется. Мало ей отца, она решила и меня обвести вокруг пальца. Вскружить голову, а потом…

Да. С каждой секундой я все больше убеждался, что мое решение съехать было единственным верным в этой ситуации. И никакие бабулины уговоры не смогут его изменить.

— Ну, если не об отце. Обо мне то хоть подумай… — Ба обреченно опустила плечи, ссутулившись, а печальный взгляд любимых глаз мучительно больно резанул по сердцу. Я подошел к ней и, присев рядом, обнял, прижимая к груди. Ее сложенные на коленях ладошки немного задрожали, а потом нежно обвили мои руки, поглаживая пальцами грубую кожу. Бабуля облокотилась щекой о мою грудь, и я прильнул губами к ее седой макушке. — Хорошо, поезжай, поживи у Риты, но с одним условием.

— С каким? — Я не смог сдержать улыбки. В этом была вся ба: как бы сильно она не злилась на меня, была со мною не согласна, она всегда быстро остывала, прощала, шла на уступки. В подростковом возрасте я не раз этим пользовался, когда нужно было скрыть от отца порой не детские шалости или уговорить его на какую-нибудь авантюру. Ба с неохотой, но все-таки помогала мне, правда при этом всегда выдвигала какое-нибудь хитрое условие, от которого мы оба оставались в шоколаде.

— Сразу по возращению отца ты знакомишь нас с Ритой. И никаких возражений я не принимаю. — Я еще сильнее прижал ба к груди и, скрыв улыбку в ее волосах, ответил.

— А никаких возражений и нет. Особенно, если ты пообещаешь, что ужин приготовишь сама.

Ба похлопала меня по колену. Она знала, что я шучу, а я знал, что семейный ужин бабуля готовила всегда сама, никому это не доверяя.

***

Элина

Заснув только под утро, я еле заставила себя открыть глаза и поднять с подушки тяжелую голову. На сегодня было запланировано много дел, которые должны были спасти меня от встречи с Дмитрием. Сначала я думала отправиться к Антону, чтобы уже точно убедиться, что с парнем все в порядке, а потом, забрать машину и наведаться к тете, узнав, как ее дела. Затем я хотела сходить на могилку к отцу, чтобы поделиться с ним о наболевшем.

Но все мои планы нарушил один неожиданно громкий звонок. Звонили с незнакомого номера.

— Да, — ответила я, чувствуя, как внутри закипает тревога.

— Алло. Здравствуйте. Это Элина Эдуардовна?

— Да, это я. Я вас слушаю.

— Вам звонят с центральной больницы. Мы не смогли дозвониться до Антона Игоревича, поэтому позвонили вам… — а дальше все, как в тумане. Я с трудом различала то, что тараторит эта женщина своим безучастным голосом, пытаясь хоть что-то понять. В голове трепетной венкой билась единственная мысль: «Это все… Все… Ее больше нет…», а сердце сжималось от нестерпимой боли и тоски. — Элина Эдуардовна, вы меня слышите? — Женщина повысила голос и только благодаря этому я опомнилась.

— Да… — растерянно произнесла я, понимая, что все прослушала.

— Я говорю, что Ирине Михайловне резко стало плохо. Ее готовят к срочной операции. Вы не могли бы сейчас подъехать?

— Операция? — Значит тетя Ира жива. Жива. Она жива. Глотая слезы и превозмогая дрожь в коленях, я сказала, что скоро буду и, сбросив звонок, бросилась к шкафу. Достав первый попавшийся сарафан, я быстро оделась и, не разбирая дороги, побежала вниз.

***

Дмитрий

Я уже собирался уходить, когда позади услышал торопливый шум шагов. Резко обернулся и встретился взглядом с быстро приближающейся фигуркой Элины. Девушка неслась на нас так, словно ничего перед собой не видела. Ее легкий шифоновый сарафан развивался на лету, подчеркивая стройность слаженного тела. А волосы непослушными локонами спадали на хрупкие плечи. Я пробежался по ней глазами, отмечая, что сегодня она выглядела как-то иначе. Ее лицо было чересчур взволнованно и вроде бы мне не привыкать его таким видеть, но сегодня в ее глазах рядом с волнением приютилась безнадежная печаль и какая-то странная отдаленность. Резкая походка еще больше подчеркивала волнение девушки, ее тревогу. А быстрые шаги окончательно уверили меня в том, что девушка куда-то спешит, очень сильно нервничая и переживая. На мгновение я стал соображать, что могло случиться. Но быстро отогнав от себя эти мысли, списал все на больное воображение, и отвернулся.

Ба, стоящая рядом со мной, наоборот только сейчас обратила на Элину внимание, вмиг став настороженно серьезной. Она вышла вперед и, преградив ей путь, взялась за маленькие плечи.

— Милая, у тебя все хорошо? Ты куда собралась в таком виде?

Элина, резко остановившись, непонимающе захлопала ресницами, смотря на бабушку так, будто увидела НЛО. Проморгавшись, она наконец-то пришла в себя и на одном дыхание выдала:

— Тетя… Она в тяжелом состоянии. Нужна операция. Мне нужно ехать…

Элина попыталась обойти ба, продолжая то ли специально, то ли и в самом деле, не замечать меня. Но бабуля схватила ее за запястье и запальчиво ответила:

— Нет. Одна в таком состоянии ты никуда не пойдешь. — А потом, пригвоздив ко мне взгляд, продолжила, — Дима, отвези Элину в больницу и уладь там все вопросы, касающиеся операции. — Я опешил. Ба это, конечно же, заметила. — Мы не можем отпустить ее одну. — Ответила она на мой немой вопрос.

Заскрипев зубами и не удосужившись взглянуть на девушку, я утвердительно кивнул и, развернувшись к выходу, через плечо бросил.

— Поехали…

Элина беспрекословно отправилась следом за мной. Я всей спиной ощущал ее присутствие сзади. На этот раз она шла быстро, но почти бесшумно, словно стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. А я, идя впереди, снова сетовал на судьбу за то, что она в очередной раз послала мне испытание в виде этой зеленоглазой чертовки.

***

Подъехав к больнице, я припарковал машину на стоянке и только хотел заговорить, как Элина, резко выскочила из машины и чуть ли не бегом понеслась в сторону трехэтажного здания. Смотря ей вслед, я хотел было остаться в машине, но, вспомнив бабулин наказ, молча, выругался и, выйдя из машины, пошел следом, стараясь ее нагнать. Зайдя в помещение, девушка, не дожидаясь лифта, стала подниматься по лестнице вверх, а я шел за ней по пятам, чувствуя себя полным идиотом. Еще утром дал себе клятву, держаться от нее, как можно дальше, а сейчас шел за ней, чуть ли не наступая на пятки, и понимал, что не могу ослушаться ба и уйти. Она мне этого не простит.

Борясь с желанием послать все к черту, я все-таки дошел до третьего этажа, не выпуская из поля зрения девушку, чьи резкие движения продолжали говорить о том, что она вся на нервах. Элина, ни разу за все это время не обернувшаяся в мою сторону, добежала до двери, на которой большими буквами красовалась надпись «Операционная» и, прильнув к маленькому окошку, замерла.

***

Элина

Я бежала по длинным стеклянным коридорам больницы, не разбирая дороги. Передо мной то и дело возникали каталки с больными и неулыбчивые, одетые в белое, медсестры. Кто-то даже попытался окликнуть меня, но я не остановилась, торопясь скорее на третий этаж. Туда, где была операционная, за дверьми которой находилась тетя. В тяжелом состоянии.

Добежав до нее, я прильнула лбом к холодному окошку, пытаясь хоть что-то увидеть. Но за закрытой дверью никого не было. Коридор был пуст. А в воздухе повис запах одиночества и смерти. От этого мое сердце забилось еще быстрее. И я, почувствовав слабость в ногах, присела на рядом стоящую кушетку, продолжая вслушиваться в посторонние звуки.

За своими мыслями и переживаниями, я не заметила, как пролетело время, и опомнилась лишь тогда, когда из операционной вышел тетин лечащий врач. Подпрыгнув на месте, я вскочила на ноги и тут же оказалась перед его носом. От неожиданности мужчина немного опешил, но быстро собравшись, посмотрел на меня так, как будто оценивал, смогу ли я перенести полученную информацию или нет. Я же, сглотнув подступивший к горлу ком, перевела дыхание и, схватив его за руку, дрожащим голосом прошептала:

— Как она?.. Ей уже лучше?..

Да-да, не смотря ни на что, во мне до сих пор продолжала теплиться надежда, что все обошлось. Что вскоре увижу тетю здоровой и скажу ей те слова, которые так долго не решалась произнести. Я люблю тебя, тетя. Люблю. И благодарна тебе за все… Я не думала о плохом. Старалась не думать. Ведь она сильная. Ее обязательно спасли.

Вот только крепко сжатые ладони врача и последовавшая за ними фраза окончательно выбили почву из-под ног, заставляя меня напрячься.

— Элина Эдуардовна, я думаю, вам лучше присесть…

Я медленно закачала головой из стороны в сторону, беззвучно шепча: "Нет, нет, нет…" Моё сердце отказывалось признавать очевидное. Оно стучало так, что его буханье отдавалось в ушах. Волнение возрастало, а врач тем временем пытался отвести меня от операционной, продолжая уговаривать сесть.

— Элина, вам надо присесть. Пройдемте в мой кабинет. Там и поговорим.

Но я стояла неподвижно, как изваяние, не поддаваясь на его уговоры. Я не хотела никуда идти, и тем более садится. Я хотела услышать от него, что все хорошо. Что уже, не о чем переживать. Что все обошлось. И сейчас тетя отходит от наркоза, а уже через каких-то пару часов я смогу ее увидеть.

— Роман Юрьевич, пожалуйста, скажите, что все хорошо. — Не узнавая свой голос, жалобно пролепетала я, еще крепче сжимая ладони врача. — С тетей же все в порядке? Правда…

Но Роман Юрьевич отрицательно качнул головой и взглядом приказал — взять себя в руки.

— Мне очень жаль, Элина, но нам не удалось её спасти.

Я никогда не забуду его голос. Равнодушный, отстранённый, ни разу не дрогнувший. Проработав столько лет в больнице, этот человек привык видеть смерть, говорить о ней. А я… За все двадцать лет видела её всего раз. Один единственный раз, когда потеряла отца. Ещё тогда мне казалось, что это все. Жизнь на этом обрывается, оставляя пустоту и одиночество. Но тётя, моя милая тётя, протянула мне руку помощи. Она, как лучик света, дала мне надежду на то, что все будет хорошо. Она объяснила, что жизнь на том не заканчивается, что папа хотел бы видеть меня счастливой и я должна хотя бы ради него — жить. Учиться жить заново. Без него. И только благодаря ее поддержке, ее плечу я не сломалась.

А сейчас, стоя в этом длинном холодном коридоре перед человеком в белом халате, я снова ощутила себя той пятнадцатилетней девчонкой, у которой живьем вырвали сердце. Грудь разрывалась от нескончаемой боли. А по щекам ровными дорожками текли горькие слезы, застилая собою мир. Я не понимала, в чем смысл жизни. Если в итоге мы все умираем… Я отказывалась верить в то, что смерть — это начало чего-то нового. Потому что не понимала, зачем нужно новое, когда в старом твоя потеря разрушает чьи-то жизни, оставляя после себя полынный привкус горечи.

— Мы делали все возможное, но сердце Ирины Михайловны…

Дальше я уже не слышала его слов. Перед глазами все поплыло и последнее, что я успела уловить перед тем, как упасть в обморок, были чьи-то теплые руки, которые схватили меня со спины и, оторвав от земли, прижали к горячей широкой груди своего владельца…

Глава 16

Дмитрий

Я стоял в шаге от Элины, когда увидел, как обмякает её тело, падая вниз. Моя реакция не подвела. Я молниеносно подхватил девушку на руки и тут же обратился к врачу:

— Где ваш кабинет?

— Пройдёмте. — ответил седовласый мужчина, проходя мимо нас.

Я последовал за ним и, войдя в кабинет, огляделся. Справа от меня стоял небольшой диванчик. Уложив на него Элину, я подошёл к врачу, который уже восседал в дорогом кресле и, окинув его взглядом, пояснил:

— Я близкий родственник девушки. Можете все рассказать мне. А ей, — кивнув в сторону Элины, я ненадолго задержал на ней взгляд. В таком беспомощном состоянии она казалась еще большим ребенком, вызывающим жалость и сострадание. И как я не старался, не думать о вчерашнем, мои мысли то и дело возвращались к ее тонким изящным губкам, сосущим мой палец, и даже сейчас, стоя в абсолютно белом больничном кабинете, перед пристально изучающим взглядом врача, я чувствовал, как твердеет член, готовый вырваться наружу. Невыносимо было думать о том, что даже сейчас она действовала на меня так губительно. — я расскажу сам.

И врач мне все рассказал. Как выяснилось, это был не первый раз, когда сердце Ирины Михайловны давало сбои. Ей уже давно требовалась операция. Но женщина все время писала отказные, ссылаясь на отсутствие денег. А сегодня утром ей неожиданно стало плохо. Ее тут же подготовили к срочной операции, которая, по словам врача, прошла безупречно, вот только женщина так и не смог её пережить. Умерла на операционном столе.

Взглянув еще раз на Элину, я понял, что тетка была для нее не последним человеком. Столько застывшей боли читалось на казалось бы, расслабленном лице. Она верила в то, что ее еще можно спасти, но судьба распорядилась иначе.

***

Элина

Не размыкая век, протягиваю пальцы к ноющим вискам и, как сквозь вату, слышу чьи-то голоса. Говорят мужчины. Где-то совсем близко. Пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Кажется, будто их залепили скотчем. Или, что еще хуже, заклеили клеем. Прилагаю все усилия, и наконец-то мне удается их немного приоткрыть. Но этого достаточно, чтобы разглядеть впереди стоящего ко мне спиной мужчину. Я его сразу узнаю. Дмитрий. Впереди него сидит тетин лечащий врач, Роман Юрьевич. Мужчины о чем-то беседуют. Напрягаю слух, пытаясь вслушаться в слова.

— Я сам организую похороны. Все оплачу. — Говорит Дима, а я начинаю вдумываться в услышанное. И тут на меня словно ушат горячей воды выливают. Я вспоминаю, по какой причине оказалась в больнице. И тело начинает бить мелкая противная дрожь.

Пытаюсь привстать, но от легкого головокружения падаю обратно, издавая тихий стон. Мужчины одновременно оборачиваются в мою сторону. И я вижу боковым зрением, как Роман Юрьевич встаёт из-за стола и приближается ко мне, держа в руках стакан с водой. Но я не смотрю на него, мой взгляд прикован к Диминым глазам.

Он смотрит на меня так, что головокружение усиливается. Все вокруг расплывается, исчезает, словно кроме нас в этом мире никого больше нет. Я кожей ощущаю его сосредоточенный взгляд на своём лице. Он скользит от глаз к губам и обратно. Нет в нем больше того превосходства, которым он был переполнен раньше. Сейчас Дмитрий смотрит на меня иначе. Да я и сама смотрю на него без прежнего испуга, но с диким волнением, словно готовлюсь прыгнуть с парашюта. Стук сердца отдается в ушах. И я чувствую, как внутри, где-то в районе груди, разливается непонятное тепло, струящееся по венам ко всем точкам моего тела.

— Элина, вам уже лучше? Выпейте, пожалуйста. — пытаясь вложить в голос, как можно больше искреннего сочувствия, поинтересовался Роман Юрьевич, и я наконец-то спускаюсь с небес на землю. — Примите мои соболезнования. Ирина Михайловна была сильным человеком. Вот только сердце её подвело…

Сильной… Вот именно она была сильной, тогда почему же вы её не спасли, кричит мое сердце, но вслух произношу другое:

— Спасибо. — И опускаю взгляд в пол, чувствуя, как по щекам текут непрошеные слезы.

Мужчина кладет руку мне на плечо, пытаясь успокоить. Но мне нет дела до его слов. Я полностью погружаюсь в свое отчаяние и безысходность, понимая, что снова пришел конец. И нет ему начала. Нет той другой реальности. Есть только здесь и сейчас, где тетины глаза больше никогда не откроются и не увидят этот свет. Где я больше не почувствую ее поддержки, ее плеча. Сердце отказывается верить в плохое, но голова понимает, что это не сон. Это самая настоящая жестокая реальность, которая второй раз забирает самого близкого мне человека.

Я не замечаю, как мой тихий плач переходит в истерику. Сотрясаясь в громком рыдании на плече человека, который делал все возможное, но не смог вытащить тетю с того света, вздрагиваю от грохота бьющейся об стену двери и резко оборачиваюсь на стук. В дверях стоит Антон. Этот негодяй, из-за которого случилось неизбежное. Я отказываюсь замечать его побитое состояние. Потому что меня переполняет ненависть. Я ненавижу его. Ненавижу настолько сильно, насколько сильно любила тетю. Пригвоздив к нему убийственный взгляд и, не помня себя от боли и нахлынувшей злости, я подскакиваю с дивана и кидаюсь на него с кулаками:

— Это ты. Ты во всем виноват. Ты довел её до такого. Это из-за тебя её больше нет. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу тебя…

Бью его по груди, толкаю, зло сверкая глазами, рыдая и всхлипывая одновременно. А он стоит, как застывший столб. Ему нечего мне ответить. Он знает, что я права. Что это он. Он виноват во всем, что с тетей случилось.

Моя истерика продолжается, когда кто-то, подошедший сзади, нежно обвивает пальцами мой локоть и притягивает к себе. Обернувшись, я сквозь слёзы вижу Диму, смотрящего на меня с сочувствием и пониманием. Недолго думая, льну к его груди и, найдя в его объятиях своё утешение, своё пристанище, плачу ещё громче.

Он обнимает меня в ответ. В его руках так безопасно, там тепло, что на мгновение становится страшно. Вот только отталкивать нет сил. Да и не хочется. Кажется, что если отпустит, то все. Мир рухнет окончательно. И уже никогда не соберется воедино.

Глава 17

Элина

Прошло две недели с того дня, как я узнала о смерти тети. Ее похоронили на следующий же день. Дмитрий, как и обещал, взял организацию похорон на себя. Мне самой пришлось только сходить за медицинской справкой о смерти. Все остальное: прощание, отпевание, сопровождение до кладбища, захоронение, поминки, он провел сам. За что я была благодарна ему. Вот только сказать об этом не успела, так как за все то время, что шли похороны, ни разу не получилось остаться с ним наедине, а уже к вечеру парень и вовсе уехал, как потом выяснилось к своей девушке, у которой планировал остаться жить. И остался.

Павел, приехавший на следующий день после похорон, очень долго не отходил от меня, стараясь загладить свою вину. Вот только я не чувствовала обиды. И, находясь рядом с ним, почему-то ловила себя на мысли, что за эти два дня почти не вспоминала о нем. Почему? Сама не знала. Успокаивала себя тем, что все мысли были заняты тетей, ее потерей, болью, выжигающей на сердце еще одну неизлечимую рану.

С тех пор каждую ночь я старалась выйти из спальни, чтобы уединиться, побыть одной. Руки Павла по-прежнему оставались надежным укрытием от внешнего мира, но почему-то каждый раз, когда он пытался сблизиться со мной, внутри меня начинался какой-то немой протест, не позволяющий зайти дальше безобидных объятий.

Он обнимал меня со спины, умоляя при этом перестать грустить, говорил слова любви, нежно шепча их над ухом, проводил рукой по волосам, а я… Я ничего не чувствовала. Во мне жила пустота. Которую невозможно было заполнить нашими прикосновениями и объятиями. Мне ничего этого не хотелось. Я, конечно, позволяла ему себя целовать. В щеки, в шею, в волосы. Куда угодно, кроме губ. Потому что губы были особенным местом, куда можно было целовать только по обоюдному желанию двоих. А желания не было. Как не было и других чувств. Ровным счетом ничего. Одна боль, которая все больше и больше прожигала во мне дыру, оставляя после себя бесконечную опустошенность.

Я сбегала от объятий мужа, чтобы раствориться в своей боли. Дать волю непрекращающимся слезам, которые на утро оставляли черные круги под глазами. Я перестала смотреться в зеркало, чтобы в очередной раз не видеть там ходячее приведением, каким стала себя считать. Я просто закрылась ото всех, выстроив перед собой холодную неприступную стену.

Павел, как это всегда было, старался ко всему подойти с пониманием. А я уже не знала, нравилось мне это или нет. С одной стороны, я была ему благодарна, а вот с другой все было с точностью до наоборот. Где-то глубоко внутри себя я понимала, что мне не хватает его эмоциональности. Любой другой давно бы устроил скандал своей женщине, но мой Паша был другим. Спокойным, рассудительным, уравновешенным. Он не позволял себе повысить на меня голос. Или поднять руку. Он всегда старался угодить мне, все больше и больше напоминая этим моего отца.

Я уходила из спальни вторую неделю подряд, а он даже не пытался остановить. Я не разделяла с ним радости его победы в тендере, а он и не требовал этого. Просто молча и с каждым разом все реже обнимал меня за плечи, утыкаясь носом в макушку моих волос. А я, закрывая глаза, честно пыталась вернуть ту прежнюю Элину, которая встречала мужа с улыбкой на губах, вот только кажется, она умерла. Умерла в тот момент, когда не стало тети. А, может быть, еще раньше…

Такую гнетущую обстановку в доме не могла не заметить Марина Андреевна, для которой любимый сын, единственный сын, всегда был идеалом: самым умным, честным, справедливым. Ей было неприятно видеть, как Павел грустит, поэтому женщина всячески пытала научить меня, как нужно вести себя с мужем, как быть хорошею женой. Я не перечила ей. Всегда слушала ее советы, но вот изменить что-то в себе не получалось. Вроде бы свыклась с мыслью, что тети больше нет. Поняла, что на этом наша жизнь не закончилась и нужно жить дальше. Но переступить через себя не могла. Какая-то гнетущая депрессия подавляла во мне все отголоски разума о том, что так нельзя, что пора бы уже прийти в себя, иначе ничем хорошим это не закончится.

Я убеждала себя, что все это временно и вскоре пройдёт. Но время шло, а ничего не менялось. Павел даже хотел было отказаться от званного ужина, устраиваемого в честь его победы в тендере, но Марина Андреевна просто настояла на том, что он необходим. Она и мне внушила, что этот вечер поможет нам не просто развеется, но и сблизиться. Поэтому, взяв на себя организацию вечера, Марина Андреевна полностью ушла в него с головой, на время оставив меня в покое.

***

Дмитрий

— Коть, посмотри на меня. Как я тебе? — вот уже битый час Ритка бегала вокруг меня, примеряя уже, наверное, десятое платье по счёту. И назойливо умоляла обратить на нее внимание. Мне же это порядком поднадоело, но я старался скрыть свою скуку, в очередной раз, кидая стандартную фразу о том, как она великолепно выглядит. Ей было важно мое мнение, а мне было наплевать на то, в чем она собирается идти на сегодняшний званный ужин, устраиваемый моим отцом в честь его победы в тендере. — Коть, я хочу понравиться твоему отцу и бабушке. Помоги же мне определиться с выбором.

Наигранно надув губки, Ритка присела на мои колени и, обвив руками шею, захлопала ресницами. Как же я ненавидел этот кукольный образ дурочки.

— Ты во всем хороша, — уходя от прямого ответа, сказал я и, положив ладонь на ее колено, стал медленно поднимать ее вверх, — но голая ты мне нравишься больше.

— Ты все шутишь, а я серьёзно очень переживаю за сегодняшний вечер. Вдруг я им не понравлюсь.

Оторвав взгляд от её оголенных ног, я посмотрел ей прямо в глаза и в голос рассмеялся:

— Ты ж это несерьёзно, да? Маргарита Викторовна, куда делась ваша завышенная самооценка? Что за сопли. Вы меня пугаете.

Ритка недовольно пихнула меня в плечо и, спрыгнув с коленей, сложила руки на груди и со всей серьёзностью выдала:

— Да, представь себе, я действительно переживаю. И тебе ли не знать, почему…

Вот только вся проблема была в том, что я не мог относиться к ней серьёзно. Не смотря на то, что жил у неё уже третью неделю, она по-прежнему оставалась игрушкой, глупой куклой, которой я пользовался в своих интересах.

И да я знал, почему. Ей просто хотелось заполучить меня окончательно и всецело. Она называла это любовью. Я же — желанием получить недосягаемое.

— Рит, не начинай. Оставь свою любовь-морковь для глупых сосунков. Я в такие игры не играю. Ты прекрасно знаешь, что мы вместе ровно до тех пор, пока удовлетворяем прихоти друг друга. После ты уже ничем меня не удержишь.

— Коть, но я не хочу так… — Снова надев маску куклы, Ритка сползла к моим ногам и, положив ладони мне на колени, попыталась поймать мой взгляд. — Я действительно люблю тебя. И знаю, что это не пустые слова. Ты первый мужчина, рядом с которым мне хочется задержаться. Ты…

Я не дал ей договорить, так как такая близость её губ к моему паху не осталась без внимания. Член моментально натянул ткань джинс, и я, понимая, что только им смогу её заткнуть, запустил в её горячий ротик палец, одновременно расстёгивая и стягивая с себя штаны.

Ритка обхватила палец губами, и меня ударило током. Перед глазами всплыла картинка трёхнедельной давности. Когда точно также мой палец обхватывали Элинины губки. И я, злясь на себя за такую оплошность, быстро отдернул руки, встал и отошел в сторону. Ритка непонимающе заморгала, а мне уже было не до шуток. И не до неё вовсе.

Все три недели я подавлял в себе любую мысль об Элине. А сейчас сам же загнал себя в ловушку воспоминаний. Ее зеленые омуты преследовали меня даже во сне. Казалось я до сих пор ощущаю вкус ее сладких губ на своих, слышу, как она стонет моим именем, а когда закрываю глаза, то отчетливо вижу ее миниатюрный образ, умещающийся в моих зрачках.

Все три недели рядом была другая. И я всеми силами старался забыться с ней, в ней, и кажется, у меня даже получалось. Но сейчас я понял, как бессмысленно это было. Ведь сколько бы я не убегал от своих мыслей, от себя убежать невозможно. И рано или поздно ты все равно загонишь себя в угол, откуда будет только один выход — сдаться. Сдаться своим чувствам, которые накроют тебя с головой.

— Да, какого черта, Дим? — Ритка вскочила на ноги, представ передо мной во всей своей естественной красе. Маска куклы испарилась, словно ее и не было. Брови сошлись над переносицей, а в глазах блеснул недобрый огонек. — Ты какой-то странный в последнее время. Что происходит? Объясни…

Только что я мог ей объяснить, если у самого не получалось разобраться в своих чувствах и мыслях. Налив себе виски, я залпом осушил бокал, а потом, собрав все свое спокойствие в кулак, ответил:

— Ничего. Все в порядке. Не выдумывай себе проблем.

Вот только Ритку не устроил мой ответ. И она завелась еще больше.

— Проблема? Да, моя основная проблема — это твое полное равнодушие. Зачем ты переехал ко мне, если ничего не чувствуешь? Зачем каждый раз, когда я предпринимаю попытки сблизиться, ты делаешь мне больно… Отталкиваешь. Зачем, Дим? Для чего все это?

Никогда в жизни не видел Ритку в таком подавленном состоянии. Девушка настолько привыкла к созданному образу пустышки, что даже я не смог разглядеть ее настоящую. И только сейчас понял, что она такой же живой человек, как я. И ей тоже бывает больно.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что никогда не был очередным или мимо проходящим. А вот кто для тебя я, я так и не поняла…

Ритка развела руками, давая понять, что она полностью раскрылась передо мной. И сейчас ждет ответа. Вот только, что я мог ответить. Ведь она знала, что мне чужда любовь. Я не обещал ей золотых гор. И всегда открыто говорил о том, что не готов к серьезным отношениям. Так чего она ждала? Что себе напридумывала? И почему сейчас я должен был отвечать за то, чего никогда между нами не было.

— Если ты ищешь любви, то я не тот, кто тебе нужен. Я не верю в любовь до гроба. Мне не нужны такие отношения. Мне нужен человек, готовый принять меня таким, какой я есть и не требовать большего. Того, чего я никогда не смогу дать. До сегодняшнего дня ты казалась мне именно такой. Теперь же… я даже не знаю.

Теперь была моя очередь разводить руками. Я действительно не знал, чем закончится этот день. Раньше Ритка была удобной для меня в плане того, что принимала свободные отношения, которые я мог предложить. Сейчас же пришлось задуматься, а не пора ли прекратить разыгрывать комедию, пока все не зашло слишком далеко.

— Нет, Дим, не говори так. — Ритка за долю секунды подбежала ко мне и, повиснув на моей шее, заплакала. Только меня не тронули ее слезы. Ни единый мускул не дрогнул на моем лице. — Я готова принимать любые твои условия, только не уходи. Обещаю, больше не слова о любви. Пусть будет по-твоему. Только будь рядом. Будь со мной…

Переборов себя и свое желание оттолкнуть, развернуться и уйти, я обнял девушку в ответ, чувствуя, как внутри просыпается брезгливость. Сегодня Ритка не только показала себя настоящую, но и упала в моих глазах, представ передо мной слабой и безвольной тряпкой.

Глава 18

Элина

— Милая, ты прекрасно выглядишь.

Павел подошел ко мне со спины и, обняв за плечи, заглянул через отражение в зеркале в мои глаза. Еще днем я пообещала себе, что сегодняшний вечер проведу с улыбкой на губах, поэтому, борясь с прочно засевшей в душе хандрой, выдавила из себя слабое подобие улыбки, и, вложив в свой голос, как можно больше тепла, ответила:

— Спасибо, Паш. Сегодня я не могу выглядеть иначе. Это твой день. И я хочу посвятить его тебе.

Павел покачал головой и, немного помолчав, исправил:

— Нет, это НАШ день. Давай посвятим его друг другу.

Он обнял меня сильнее, и я оказалась прижатой к его груди. Закрыла глаза в надежде испытать знакомое доселе тепло, но в душе по-прежнему было пусто.

Да, что же со мной не так? Почему некогда любимые родные руки не приносили больше той услады, которую дарили прежде. Почему тихий убаюкивающий голос не вызывал прежнего спокойствия. Почему вместо того, чтобы дарить любимому себя, я все дальше от него отдалялась. И никак не могла найти ответы на все вопросы, которые третью неделю подряд не давали мне спокойно спать. Мучили и без того больную душу.

Я честно пыталась побороть в себе эту непрекращающуюся депрессию. Столько раз обещала, что завтра начну все сначала. Но, просыпаясь на утро, понимала, что она сильнее меня. И молча, лежала до тех пор, пока за Павлом не захлопывалась дверь, и он не уходил на работу.

***

Дмитрий

Вот и настал тот вечер, от которого я бежал долгих двадцать дней. Сегодня я снова увижу ту, чей въевшийся под кожу образ не давал мне спокойно жить. Преследовал повсюду. Даже в те моменты, когда я был полностью увлечен чем-то другим, он сидел во мне, дожидаясь своего часа. А потом снова из раза в раз разъедал меня изнутри лавиной непрошенных воспоминаний.

Мы приехали к нам, когда гости уже начали потихоньку съезжаться. Ритка, облаченное в красное платье в пол, выйдя из машины, тут же вцепилась в мой локоть, давай всем понять, что мы вместе. Я не стал противиться ее жесту. Сегодня мы действительно были парой.

— Дима, сынок, приехали! Как я рада вас видеть, — к нам навстречу вышла ба, которая казалось, только нас и ждала. Она без стеснения разглядывала Ритку, и по ее глазам было видно, что первое впечатление осталось приятным. Ба протянула свою ладонь и тут же в ее руке оказалась Риткина рука, украшенная невероятно дорогими кольцами. — Марина Андреевна, — представилась бабуля и расплылась в своей добродушной улыбке.

— Маргарита… Но для вас просто Рита, — улыбкой на улыбку ответила Ритка, которая то и дело бросала на меня свой обожающий взгляд. — Дима много о вас рассказывал.

— Да-а? — немного удивленно протянула ба, скосив недоверчивый взгляд в мою сторону, а потом добавила. — А я о вас знаю немногое, поэтому предлагаю познакомиться поближе. — Ба повела девушку в дом, а мне ничего не оставалось, как пойти следом.

Я не переживал за их знакомство. Ритка была из тех, кто знал, как и где себя преподнести. Поэтому я был уверен, что дальнейшее впечатление о себе она не испортит. Эта девушка, привыкшая получать от жизни по максимуму, из кожи вон вылезет, но обязательно понравится сначала ба, потом моему отцу.

К слову, об отце. За эти дни я заезжал пару раз к нему на работу, проведать, а заодно и помириться. Я извинился за свои слова, взяв каждое из них обратно. Отец простил. И даже поблагодарил за то, что помог Элине с похоронами. Не бросил. И все бы было хорошо, если бы не одно но… Его вновь потухший взгляд. Он старался улыбаться, но его глаза выдавали усталость и грусть. Я не лез в душу, боясь снова свести разговор к Элине. Просто надеялся на то, что это временное состояние и вскоре чёрная полоса наших жизней сменится на белоснежно белую.

— А вот и наш виновник торжества. Отец Димы и мой единственный сын, моя гордость — Павел Георгиевич.

Задумавшись о своем, я выпал из разговора с ба. Но ее восторженный голос, представляющий Ритке моего отца, привел меня в чувства и я, потерев виски, повернулся в ту сторону, куда смотрели все присутствующие сегодняшнего вечера.

— А рядом моя дорогая невестушка, — не менее радостно продолжала говорить бабуля, когда мой взгляд скользнул по лестнице вверх и впился в платье цвета адского пламени. У меня перехватило дыхание. Жгуче красное платье струящееся в пол идеально облегало точенную фигурку его обладательницы, подчеркивая хрупкую изящность ее форм.

Я молниеносно пробежал взглядом по девушке и остановился только тогда, когда достиг её лица. Ее естественная красота вызывала в окружающих умиление и восторг, во мне же она пробудила такие чувства, как нежность и тепло. Эти два чувства растекались по венам, несясь к сердцу и оставляя после себя сладкое послевкусие, вызывающее привыкание.

Только сейчас, всматриваясь в тонкие черты Элининого лица, я понял, насколько сильно по ней скучал. По её образу. Не в моей голове, а здесь — перед глазами. Она была идеальной. Настолько, насколько только можно себе представить. Я смотрел на неё прямо и неотрывно. Касался взглядом губ, щёк, глаз. А мир вокруг нас превращался в блеклое пятно, которое с каждой секундой меркло все больше и больше.

Она никак не вписывалась в мною созданный идеал девушек. Для меня она была другой. Особенной. Не такой, как все, кого я знал прежде. Наверное, именно поэтому я чувствовал то, чего не должен был чувствовать — желание познать неизведанное, что-то новое, не порочное. Именно такой она мне и представлялась — чистым безгрешным ангелом, который был послан в нашу жизнь, чтобы её разрушить.

— Элина. Вы обязательно с ней подружитесь. Она очень отзывчивая и добрая девушка. — В каждом бабулином слове слышались нотки любви. Она действительно полюбила эту девочку, как дочь, которой у нее никогда не было.

— Э-ли-на?.. — удивленно переспросила Ритка, отчего меня тут же передернуло. Я помнил ту ночь, когда назвал ее Элининым именем. Тогда я не стал ничего объяснять, а после Ритка уже сама не возвращалась к этому разговору. Знала, что ни к чему хорошему он не приведет.

Я повернулся в ее сторону, в надежде прочитать по глазам, о чем она думает. Но ее взгляд не выражал ничего кроме недопонимания и удивления. Она смотрела на Элину так, словно пыталась найти хоть одно логическое объяснение тому, почему в тот вечер я назвал ее именем своей мачехи. Но по всему было видно, что в белокурую головку не приходила ни одна существенная мысль, отчего взгляд девушки становился все сосредоточенней и серьезнее.

***

Элина

Спускаясь по лестницы в гостиную, где уже собралась часть гостей, я все больше понимала, что не готова к таким торжествам. Натянув улыбку еще на выходе из спальни, я шла, смотря себе под ноги, и старалась, чтобы улыбка выглядела как можно естественнее. Павел шел рядом, поддерживая меня под руку.

В какой-то момент я почувствовала неладное. Непонятно откуда взявшаяся тревога, заставила мое тело съёжиться от холодка, который по нему пробежался. Облизав пересохшие губы, я все-таки решилась поднять взгляд, и тут же мое внимание привлекло самое яркое пятно этого вечера. В центре гостевой рядом с Мариной Андреевной стояла красивая молодая девушка в длинном красном платье. Она смотрела на меня так, словно увидела нечто ей неприятное. Слишком долгий, изучающий взгляд не выражал приветливости, наоборот, казался враждебным и уничтожающим.

Я непроизвольно съежилась. Этого просто не могло быть. Это все мое больное воображение. Я впервые видела эту девушку. С чего бы вдруг ей меня ненавидеть? Переводя свой взгляд с блондинки, я хотела спастись от неприятных эмоций, но не тут-то было. Следующим, за кого зацепился мой взгляд, стал Дима…

Парень стоял ко мне спиной, но его невозможно было не узнать. Мое сердце пропустило тяжёлый удар. И, кажется, за столь долгое время впервые забилось. Я стала слышать его пульс в каждой клеточке своего тела. Вдохнув полной грудью воздух, которого мне так не хватало, я продолжила неотрывно наблюдать за Димой, тайно мечтая, чтобы он обернулся, дав мне возможность запечатлеть его в анфас. Но парень не спешил поворачиваться. А я тем временем была подведена к гостям, которые тут же принялись поздравлять моего мужа с победой, а меня засыпать вопросами о семейной жизни.

Минут через пятнадцать к нам подошла Марина Андреевна. Услышав за спиной голос женщины, я была неимоверно счастлива выпавшему шансу отойти от гостей, которые, не имея обычного чувства такта, расспрашивали обо всем, даже о самом личном. Но, обернувшись и встретившись взглядом с ярко накрашенными кукольными глазами, поняла, что рано радовалась. Вместе с мамой к нам подошла блондинка, которая продолжала смотреть на меня в упор, стреляя невидимыми стрелами. Слабая улыбка сползла с моего лица. Но я выдержала ее тяжелый взгляд. Смотрела до тех пор, пока блондинка не отвернулась первая.

— Здравствуйте. Павел Георгиевич, кажется. А я Рита, девушка вашего сына.

На последних словах Рита снова бросила на меня мимолетный взгляд, но этого хватило, чтобы уловить в нем — превосходство. Девушка знала себе цену. Держалась уверенно. Ее, не сползающая с лица улыбка, покоряла окружающих своей открытостью. Кажется, только одна я видела, сколько лицемерия и притворства за ней пряталось.

— Рита, очень приятно познакомится. Дима рассказывал о вас, но он забыл упомянуть, какая вы у него красавица. — Павел пожал Ритину ладонь, а потом, обернувшись ко мне, взял меня под руку и продолжил. — Рита, познакомьтесь — это моя жена, Элина.

Девушка не растерялась. Она тут же сделала шаг навстречу и, вытянув правую руку, ответила:

— Рита, очень приятно…

Взгляд ее синих глаз прожег насквозь. Он так и кричал о том, что я никто. Нищебродка. Которая и в подметки не годится такой королеве, как она. Я не могла ответить ей взаимностью, мне была неприятна эта девушка, ее насмешливый взгляд, фальшивая улыбка. Но, поборов в себе чувство неприязни, я ответила на рукопожатие и, слабо улыбнувшись, добавила:

— Элина…

На большее сил не хватило, да и желания тоже. Я совсем не понимала, чем вызвана такая реакция. Мы ведь впервые виделись. Что за двусмысленные намеки в мой адрес?

Не в силах больше противостоять ее ядовитому взгляду, я отвела свой в сторону и стала искать того, кто, как мне казалось, знал, почему блондинка так на меня реагирует. Но среди гостей Димы не оказалось. Почему-то осознание того, что его здесь нет, отозвалось болью в сердце. Оглядев зал еще раз, я выдохнула скопившееся напряжение и, извинившись, решила выйти на веранду, чтобы подышать свежим воздухом и привести мысли в порядок.

***

Дмитрий

Пользуясь случаем, что ба вызвалась познакомить Ритку с отцом, я незаметно удалился с вечера. Мне необходимо было побыть одному. Выйдя на веранду, пристроенную к задней части нашего дома, я облокотился о перила и подставил лицо лунному свету. Перед глазами до сих пор стоял Элинин миниатюрный образ. В платье цвета адского пламени она была похожа на дьяволицу. Смотрел на нее и где-то глубоко внутри себя понимал, что мечтаю встретиться со взглядом ее изумрудных глаз, чтобы в нем утонуть. Мне были неприятны эти мысли, но ее близость мешала связно думать, поэтому я в очередной раз сбегал от нее в надежде, что это поможет хоть как-то держать себя в руках.

За своими мыслями я не сразу заметил тихие шаги за спиной. Мое тело мгновенно напряглось. Не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто там идет. Ее поступь невозможно было спутать с другими. Элина поравнялась со мной и, последовав моему примеру, облокотилась на поручни вытянутыми вдоль тела руками, а потом неуверенно повернула лицо в мою сторону. Я наблюдал за ней боковым зрением, стараясь не выдать кипящих внутри эмоций. Одному дьяволу было известно, скольких усилий мне стоило, не повернуться к ней, чтобы запечатлеть ее образ в паре сантиметрах от моего тела.

— Привет, — тихо начала девушка, словно боясь, что нас могут услышать.

— Привет, — небрежно кинул я, давая понять, что мне неприятен наш дальнейший разговор.

— Ди-им, — позвала она в попытке привлечь к себе внимание, но я был непоколебим. Продолжал смотреть на луну, делая вид, что наслаждаюсь тишиной. Пусть знает, что она, как была никем, так и осталась. А тот вечер, тот поцелуй для меня ничего не значат. Но девушка не унималась. — Давно хотела тебя поблагодарить… Да все не выпадало случая… Спасибо тебе за все…

Последние слова дались ей особенно сложно. Ее голос дрожал, выдавая волнение и беспокойство. Отчего по спине забегали предательские мурашки. Я не понимал, что со мной не так. В той жизни, которой я жил прежде, таким, как она не было места. Я прошел бы мимо нее. Она осталась бы блеклым пятнышком, который зарисовался бы при первом возможном случае. Отчего же сейчас мое сердце так громко на нее реагировало. Хотелось вырвать его из груди и разбить о стену, чтобы не слышать этого проклятого грохота о грудную клетку. Я чувствовал его предателем. Своим врагом номер один.

Девушка постояла рядом еще несколько секунд, а потом так же медленно, как пришла, решила и уйти. Но не тут-то было. У меня словно крышу сорвало. Схватив ее за локоть и развернув лицом к себе, прижал ягодицами к поручням, и навис сверху, обжигая ее манящие губы своим дыханием. Я смотрел ей прямо в глаза, проваливаясь в их бездну и чувствуя, как теряю самоконтроль.

Господи, что же эта девчонка делала со мной? Знал, что должен оттолкнуть. Раз и навсегда возвести между нами непреодолимый барьер, но не мог. Смотрел на нее и понимал — это все. Я пропал. Она полностью завладела мной: вырвала сердце и держит в руках, полностью контролируя мои ощущения, эмоции, чувства.

Я не в силах был оторвать от нее взгляд. А Элина отвечала на него своим. Не менее разгоряченным и в тоже время немного взволнованным. Смотрела так, что душа наизнанку выворачивалась. Будто читала открытую книгу. Обнажала нутро.

Мы держались за руки и чувствовали через них сердца друг друга. Я не знал, как назвать эту связь, но знал одно, такое со мной впервые. Чувствовал себя слабым, бессильным, беспомощным. Слышал последние отголоски разума, что так нельзя. Но больное сердце заглушало его победными криками: без нее лучше сразу в огонь и в пепел, чем долго и мучительно тлеть, сотрясаясь в диких агониях от невозможности к ней прикоснуться. Рядом с ней я терял рассудок. Забывал, кто я. Кто она. Все теряло значение. Хотелось просто быть ближе.

Она раскрыла во мне грани, о которых никто не знал, даже я сам. Рядом с Элиной я превращался то в зверя, то в собственника, то в романтика. Последнее особенно было интересным. Впервые в жизни мне хотелось говорить о своих чувствах с женщиной. Обычно все проходило без лишних слов: спонтанно и быстро. С Элиной же хотелось иного. Хотелось разрывать тишину словами, шепотом, криками. Чем угодно, только не молчать. Эта девочка была создана для большего, чем просто похоть. И возникало настоящее желание — ей это дать… Оставалось только понять, что это…

Взяв ее лицо в ладони, прижал к груди. Она обвила мое тело руками и прильнула к нему щекой. Вдохнув сладкий аромат ее волос, я со всей нежностью, на которую только был способен, прижался губами к ее макушке и в этот момент во мне что-то щелкнуло. Я окончательно и бесповоротно понял, что она — это мое, это родное. Это то, что не выкинешь просто так. Придется оторвать часть себя, а то и больше.

— Ты сводишь меня с ума… — На выдохе произнес я, не узнавая свой хриплый голос.

— Это плохо? — услышал в ответ ее дрожащий шепот.

— Нет… Не знаю, — честно признался я, — Просто это похоже на безумие… На огонь… На…

Элина не дала мне договорить, прижав к моим губам свой маленький пальчик.

— Я не боюсь… — И снова этот взгляд, выворачивающий душу наизнанку. Смотрела с трепетом, предвкушением, вожделением. А мне до ломоты в костях хотелось обнимать ее вечно. Казалось, что если отпущу, потеряю навсегда. — Я нуждаюсь в тебе… Ты мне нужен…

А потом Элина встала на носочки, и первая сделала этот шаг. Шаг в неизбежность. Нежно. Одним легким касанием губ. Как летний ночной ветерок целует кроны деревьев, она поцеловала меня. А я, закрыв глаза, полностью подался ощущениям, которые накрыли меня с головой. Я понимал, что не смогу ее бросить. Не смогу сбежать.

— Я здесь, я с тобой… — Целуя каждый миллиметр ее лица, как обезумевший, повторял я. А Элина продолжала вырисовывать на моей спине непонятные узоры.

— Обещаешь?

— Обещаю…

Я сильнее прежнего сжал ее в объятиях, а она с новым трепетом прижилась щекой к моей груди. Стояли и не дышали. Боялись дышать. Боялись разрушить нашу идиллию. Наш хрупкий Рим. Пока за спиной не раздался крик, ударивший в самое сердце беспощадным разрядом молнии:

— Ди-и-им?..

Глава 19

Дмитрий

Элина отпрянула от меня. И мы одновременно обернулись. Из дома вышла Ритка, озирающаяся по сторонам. Когда девушка нас заметила, то расплылась в улыбке и тут же заспешила в нашу сторону.

— Ди-им, — приторно сладко протянуло она, — ты что пропал. Вышел и не вернулся? Я уже переживать начала…

Девушка подошла ко мне впритык и, обвив мое предплечье руками, прижалась к нему щекой. Я не удосужился ей ответить. Боялся выдать свои чувства неровным голосом. Внутри до сих пор все тряслось, как после землетрясения. А Ритка тем временем продолжала:

— Элина, вы тоже так быстро покинули вечер, что мы толком не успели познакомиться… Предлагаю наверстать упущенное.

Я скользнул по Элине взглядом. Она стояла чуть в стороне, смотря куда-то вдаль и обнимая себя руками. Ее тело было напряженно и немного дрожало. Казалось, что она замерзла. Но я-то знал истинную причину ее волнения. Когда Ритка к ней обратилась, девушка еле заметно вздрогнула и, обернувшись в нашу сторону, грустно улыбнулась.

— Да, конечно. Вечер длинный, думаю, у нас еще будет возможность.

Элина не смотрела на меня. А я, наоборот, пользуясь тем, что Ритка не видит моих глаз, разглядывал девушку, пытаясь прочесть ее мысли. Элина продолжала сжимать свои плечи руками, чувствуя холод не столько от прохладного ветерка, сколько от волнения. Кажется, я всем телом чувствовал ее нервное напряжение, которое передавалось мне через воздух, сковывая своими щупальцами.

— Очень на это надеюсь. — Как-то немного загадочно протянула Ритка, а потом резко подняла свой взгляд на меня, — Коть, пошли потанцуем. Гости все по парам, а я одна. Мне скучно…

Я молниеносно оторвал взгляд от Элины и отвернулся в противоположную от нее сторону, очень надеясь на то, что Ритка этого не заметила. Не смотря на созданный ею кукольный образ дуры, она не была так глупа, как пыталась казаться. Я понимал, что сопоставив все факты, Ритка могла спокойно догадываться о том, что здесь только что было. Но не это меня волновало больше всего. Я больше переживал за Элину, в глазах которой поселилась такая невыносимая грусть, что мне самому стало трудно дышать.

— Да, идем. Нас, наверное, потеряли.

Обняв Ритку за талию, я подтолкнул ее вперед, а сам снова посмотрел на Элину, поймав ее обреченный взгляд. Видит дьявол, скольких усилий мне стоило оставить ее здесь одну, а самому уйти в зал с другой. Я спиною чувствовал, как она нас провожает. Чувствовал, как внутри нее рушится целый мир, ощущая то же самое.

***

Элина

За столько дней мне впервые захотелось кричать. Не просто плакать, а именно кричать, живьем вырывая боль, которая, как серная кислота, разъедала душу. Я смотрела им вслед. Видела, как по-хозяйски его рука обнимает блондинку за талию и медленно сползала на колени, обнимая себя руками и беззвучно утопая в собственных слезах.

Всего пять минут назад он также прижимал к себе меня. А я, отвечая на его объятия, снова чувствовала себя живой. Рядом с ним я поняла, почему столько недель жила жизнью затворницы и ощущала себя опустошенной и разбитой. Просто рядом не было его. Я отгоняла от себя любую мысль о нем. Не разрешала вспоминать его глаза, руки, губы. И делала все, чтобы забыть те чувства, которые он во мне разбудил. А сейчас, опускаясь на холодный пол и сжимая сердце руками, я осознала, как сильно ошибалась. На самом деле, все эти дни — я только им и жила. Только о нем и думала. И только благодаря нашим воспоминаниям — не сломалась.

Именно он стал тем барьером внутри меня, который не давал переступить черту в общении с Павлом. Будучи заключенной в объятия мужа, я ловила себя на мысли, что это неправильно. Так не должно быть. И чувствовала себя не на своем месте. А все мои уговоры о том, что это временно и скоро пройдет, были сплошным самообманом, который заканчивался каждый раз одинаково: очередным нервным срывом.

Мне не хватало его. Мне не хватало тех чувств, которые он во мне пробудил.

***

После улицы я поднялась в спальню, чтобы привести себя в порядок. И только потом вернулась в гостиную, где играла тихая музыка. Не успела я спуститься с последней ступеньки, как была подхвачена Павлом, который тут же притянул меня к себе и закружил в вихре медленного танца. От резких движений у меня немного закружилась голова, отчего я была вынуждена прижаться к Павлу плотнее, чтобы не упасть.

— Я люблю тебя… — Его тихий шепот, прозвучавший в самое ухо, ударил меня словно пощечина. Отшатнувшись немного назад, я подняла голову и тут же утонула в водовороте синих глубин.

В пяти шагах от нас, прижимая к себе Риту, танцевал Дмитрий, который смотрел на меня так, словно выворачивал душу наизнанку. Его потемневший взгляд не выражал больше нежности и тепла. Он был словно разыгравшийся в океане шторм — недоступен и взволнован. Невозможно было понять, о чем он думает. Но одно было ясно точно: представшая перед ним картина не вызывала в нем радости и восторга.

Ответив на Димин взгляд своим, я почувствовала, как быстро забилось сердце. На долю секунды мне показалось, что кроме нас в этой комнате никого нет. Только мы и наш интимный диалог взглядов. Захотелось соскочить с места и кинуться в его горячие объятия. Целовать каждый миллиметр мужественного лица, чувствовать под подушечками пальцев тепло его тела и шептать на ушко слова, которые так и рвались наружу: ты нужен мне, я твоя, только твоя…

В этот момент все потеряло значение. Главным остался его взгляд, который заставлял мое тело плавиться и изнывать от желания к нему прикоснуться. Оно было напряжено подобно натянутой стреле, готовой в любой момент сорваться с тетивы и впиться в тело мужчины страстным крышесносным поцелуем. Мое воображение рисовало перед глазами картинки, от которых голова шла кругом. И я не представляю, откуда во мне нашлись силы отвести взгляд в сторону, чтобы посмотреть на Павла, все еще продолжающего что-то мне нашептывать. Я не слушала мужа. Но, взглянув на него и увидев на дне его потемневших зрачков безграничную нежность, любовь и веру, испытала такой взрыв испепеляющей все на своем пути вины, что сердце, которое еще секунду назад билось для Димы, ради Димы, сейчас просто ухнуло вниз и спряталось где-то в районе паха. Ему было больно. Больно настолько, что захотелось упасть на колени и закричать на весь мир: "Прости… Просто меня прости…"

Понимание того, что Павел не заслужил всего того, что произошло за его спиной, больно сжало сердце в тиски. Он был для меня, как открытая книга. Каждая эмоция на родном лице говорила о том, что он счастлив. Счастлив не смотря ни на что. Он готов был прощать мне все: отсутствие настроения, невнимание, даже не желание засыпать подле, только бы видеть меня рядом. Здесь. В своих объятиях.

Я видела, что он ждал. Ждал моего ответа на свое откровенное признание. Но, что я могла ответить? Рассказать ему правду? Испортив тем самым его день? Нет, я не могла так с ним поступить. Он был последним на земле человеком, кому хотелось сделать больно. Он не заслужил этой боли. Предательства. Разбитых надежд. Так же, как не заслужил того, чтобы быть обманутым. Я понимала, что рано или поздно мы обязаны, будем ему все рассказать. И чем раньше это случится, тем лучше. Лучше для всех нас.

Не дождавшись моего ответа, Павел запустил руку в мои волосы и, притянув к себе, прижался щекой к щеке. Я снова встретилась взглядом с Димиными глубинами. Парень по-прежнему смотрел на меня так, что воздух между нами готов был взорваться. По телу бегали мурашки, а колени предательски дрожали. Я еле стояла на ногах. А Павел, словно чувствуя мое состояние, плотнее прижимал меня к себе, заставляя тем самым ненавидеть себя еще больше.

Как же невыносимо мучительно было, находясь в объятиях супруга, мечтать о другом. Тонуть в его океанах, которые накрывали меня с головой. Захлебываться в собственном отчаянии. Хотелось сбежать с праздника. Подальше от шума. От посторонних глаз. Чтобы побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Понять наконец-то, что творится у меня внутри. И к чему все это может привести.

Я попыталась взглядом сказать Диме, что нам нужно поговорить. Наш разговор нельзя было переносить на завтра. Мы должны были понять, что делать дальше. Как быть с чувствами, которые в нас проснулись? Как рассказать обо всем Павлу? Я прекрасно знала, что, если мы не поговорим, то этой ночью я изведу себя мыслями и чувством вины. Поэтому, указав одними глазами на лестницу, я стала надеяться, что Дима поймет меня без слов и, была рада, когда по завершению песни, парень действительно заспешил наверх, оставив Риту среди гостей.

Выждав немного времени, я тоже стала пробираться к лестнице, ведущей на второй этаж, но мне навстречу, преграждая путь, вышла Рита.

— Элина, Дима снова меня покинул. Вы не могли бы составить мне компанию и показать этот замечательный дом? — Девушка смотрела на меня так, как ребенок смотрит на мать, выпрашивая новую игрушку. Ее огромные кукольные глаза ждали от меня ответа. Она не сомневалась, что я соглашусь. Поэтому, протянув мне бокал шампанского, обвела взглядом гостевую и, снова остановившись на мне, добавила, — Итак, с чего начнем?

Сначала мне хотелось оттолкнуть ее в сторону, освободив себе путь. Но это была лишь первая реакция на ее наглость, на смену которой пришло понимание того, что придется подыгрывать ее спектаклю, чтобы не выдать себя и кипящих внутри эмоций.

— Думаю, стоит начать с дальнего крыла и постепенно вернуться обратно. — Я была подавлена тем, что разговор с Димой пришлось отложить. Но, стараясь не выдать своих чувств, кивнула девушке в сторону противоположной лестницы, которая вела в покои Марины Андреевны.

Я не представляла, о чем можно говорить с этой девушкой. Она казалась такой далекой от моего мира. Мы были, как лед и пламя. Она распыляла всех своей лицемерной открытостью, я же, наоборот, была сдержано холодна. Поэтому пока мы поднимались наверх, обе молчали. Каждая думала о своем.

— Элин, а можно задам один не скромный вопрос? — Ее мягкий голос, прозвучавший в спину, заставил вздрогнуть. Я медленно развернулась и, недоверчиво взглянув в ее по-прежнему глупые глаза, ответила:

— Конечно, спрашивай.

Девушка расплылась в довольной улыбке и, нагнав меня, на одном дыхание выдала:

— А как вы познакомились с Павлом? Я к тому, что не из-за большой же любви вы вместе. Может, есть что-то, что вас объединяет?.. Ну, или кто-то?

Сказать, что я была удивлена, это ничего не сказать. Я была ошарашена вопросом. Девушка, в прямом смысле слова, открыто заявляла о том, что не верит в нашу с Павлом любовь. Просто не верит.

— О чем ты говоришь, — стараясь держать себя в руках, как можно спокойнее ответила я. Я понимала, что прежде чем что-то сказать, надо хорошо все обдумать. Потому что слово — это оружие, которое может сыграть против тебя. — Мы любим друг друга. Поэтому мы вместе. И я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Ты молода и красива. Не думаю, что в твои двадцать-двадцать пять лет, девушка добровольно бы согласилась отдать свою молодость мужчине, который не сегодня-завтра отойдет от дел и, мягко говоря, не сможет предложить ничего кроме своей большой любви.

Ее откровенная наглость не могла меня не задеть. Она говорила так, словно все, что она говорила — было само собой разумеющимся. Чистой правдой. Не подлежащей обсуждению. Я слушала ее с приподнятыми бровями, и на моем лице было написано все, о чем в тот момент я думала.

— Элин, ну, если честно. Между нами девочками. Есть ведь что-то, из-за чего ты готова тратить лучшие годы своей жизни на… Не побоюсь этого слова, старика.

Я резко остановилась. Последнее слово стало последней каплей моего спокойствия. Чтобы сейчас не творилось у меня на душе, какие бы чувства не испытывала — моя любовь к Павлу всегда была настоящей. И замуж я выходила по любви, а не по тем причинам, на которые намекала Рита. Поэтому я не была намерена мириться с ее несправедливыми словами. Не собиралась их выслушивать.

— Рит, я не знаю, на что ты намекаешь. Но Павел не заслужил таких слов. Да, он старше. И что? Возраст — это всего лишь цифра, на которую совершенно не обращаешь внимания, когда по-настоящему влюблен. А я любила Павла. Именно поэтому я здесь…

Вроде сказала все, что хотела. Должно было стать легче. Но легче не стало. Благодаря Рите, благодаря ее нескромному вопросу, я начала задаваться вопросами, которые прежде не возникали в моей голове. И которые поселили в моей душе сомнения, смятение и тревогу.

— Любила?.. — Ее удивленный вопрос прозвучал, как пощечина, приводящая в чувство человека, теряющего сознание. Я посмотрела ей прямо в глаза и только сейчас поняла, что сказала слово «люблю» в прошедшем времени.

— Ты переворачиваешь все с ног на голову. — Пытаясь уйти от прямого ответа, сказала я и отвернулась. Не было сил выносить ее настойчивый взгляд. Ее присутствие угнетало. Сейчас хотелось одного: уединения и тишины. Чтобы обдумать все, что произошло за последние недели. Чтобы ответить на вопросы, которые беспощадно крутилось в моей голове. — Любила, люблю… Какая разница. Мы вместе и это главное. Павел достойный мужчина. И он заслужил, чтобы его любили… — Последние слова прозвучали так, словно я саму себя пыталась убедить в их правоте.