Это могли быть мы

Адам, наши дни

Новый состав группы – Пит решил начать сольную карьеру после ссоры из-за выручки за концерт в Ланкастерском университете – три раза в неделю собирался на репетиции в комнате за пабом на Шордич-Хай-стрит. Они трудились изо всех сил, но потеряли почти два года концертов и репетиций, и Адам уже понимал, к чему все идет. Том начал поговаривать о том, чтобы найти нормальную работу, а не работать посменно в кофейне на Ливерпуль-стрит. Мэтт был хорош, да и девчонкам нравился, поэтому Адам боялся, что он тоже уйдет. Барри в жизни бы не бросил группу, но он был скорее техническим работником, чем музыкантом. Возможно, Адаму тоже стоило заняться сольной карьерой, соскочить до того, как все разбегутся. Это было бы хуже всего. Но гитарист из него, по правде говоря, был так себе. Было тяжело. Ему просто хотелось, чтобы все уже наладилось, чтобы не приходилось из последних сил карабкаться на неприступную гору, состоявшую из бесплатных и почти безлюдных концертов, безмозглых хозяев площадок, отзывов в бесплатных газетах, грошовых заработков от скачивания музыки через интернет.

– Ты в порядке, приятель? – спросил Барри.

Адам трижды промазал мимо ноты.

– Ага. Просто голова немного не варит. – Адаму не хотелось это признавать, как и любую другую слабость. – Перепил вчера.

Это была ложь. Он редко напивался, потому что не любил терять контроль над собой.

Мэтт понимающе кивнул. Парень он был тихий, но талант говорил сам за себя. Это не давало Адаму расслабиться.

– Можем прерваться минут на пять, если хочешь.

– Спасибо.

Сняв гитару, под ремнем которой вспотело плечо, Адам взял телефон, лежавший на барном столе с кольцами старых следов от стаканов. Шквал сообщений от девушек в эсэмэсках, мессенджерах, электронной почте, приложениях для знакомств, но сейчас у него не было сил на флирт, поэтому он движением пальца пролистнул их. Вдруг – ее имя. «Делия». Его сердце забилось, захлебываясь от дофамина, адреналина и кое-чего еще. Страха. Зачем она решила написать, если они договорились несколько месяцев назад (тринадцать недель и четыре дня, хотя он специально не считал), что это была неудачная идея? Что бы ни происходило между их родителями и после того, через что семья прошла за последний год, они стали слишком близки, поэтому нужно было расстаться. Но при виде ее имени сердце было готово вырваться из груди.

«Можем поговорить?»

Эти слова гарантированно наводили ужас на мужчин. Они означали какой-то тяжелый разговор. Они означали нервотрепку. «Жаль, что ты не… Почему бы тебе не… А ты можешь просто…» Но ведь Делия была не такая, верно? В тот ужасный день она написала: «Давай не будем общаться – это слишком болезненно, слишком их ранит» и сдержала слово, оставив Адама часами пялиться на бесконечный поток предыдущих сообщений, безвольно им сохраненный, чтобы читать и перечитывать. Может быть, она узнала, что его мать вернулась из небытия. Он показал ребятам, что собирается выйти, а потом, оказавшись на продуваемой ветром улице, под гул машин, нажал на имя Делии, чтобы позвонить ей. Позвонить по телефону, словно на дворе 1997 год. Как будто он сам хоть раз в жизни ответил на звонок от девушки. Ожидая ответа, он понял и почти с радостью принял свои сомнения. Он понятия не имел, возьмет ли она трубку. И это стало для него неожиданностью. Неизвестность придала ему сил.

– Алло?

Этот элитный выговор, приобретенный в дорогих школах, куда дедушка с бабушкой отправляли ее, пока ее собственная мать занималась воспитанием Адама.

– Это я, Адам…

Вдруг она не узнала его номер, потому что удалила его? Но нет, она же только что сама прислала сообщение.

– …Что случилось?

– Я имела в виду личный разговор.

Он не мог понять ее тон.

– Подумал, что это срочно. Это насчет Кейт?

– Кейт?

– Моей… моей матери, – слово едва не застряло в горле. – Ты не слышала?

– О чем?

– А… Это долгая история. Короче говоря, она вышла на связь. Через столько лет.

– Ясно…

Он слышал в трубке ее тихое дыхание и думал, где она. Наверное, в спальне дома, который снимала с подругами в Хакни, в окружении шелковых шарфов и живописно расставленных винтажных чайных чашек, лежит на своей маленькой кровати, где он когда-то был так счастлив.

– …Нет, я не знала. Нужно позвонить маме. Для нее это будет удар.

– Ты не об этом хотела со мной поговорить?

– Нет.

– Тогда о чем?

Адам не терпел нагнетания интриги. Он ненавидел ожидание, неопределенность.

– Я не могу по телефону.

– Делия… – ее имя было приятно произносить даже в такой ситуации.

– Прости, это было бы неправильно. Мы можем встретиться? Ты где?

– В Шордиче. У нас репетиция.

– А… Тогда не буду тебя отвлекать.

Она с глубоким уважением относилась к его занятиям творчеством, как она это называла. Настолько глубоким, что ему становилось стыдно, потому что он до сих пор не достиг тех высот, на которые был, по ее мнению, способен. Возможно, никогда и не достигнет.

– Нет, мы… мы почти закончили. Я могу приехать к тебе.

Ложь.

– Не сейчас. Где-нибудь через час.

Какая глупость! Он бы в жизни не стал уважать девушку, готовую бросить все и прибежать к нему, а теперь сам поступал точно так же. С кем-то другим он мог бы попытаться взять себя в руки – или не явиться, или сообщить, что не сможет прийти, за пару минут до срока, когда она уже заказывала бы себе кофе. Но поступить так с Делией он не мог. В этом отчасти и состояла проблема.

– Хорошо.

Адам прекратил разговор и зашел в бар за худи. Несмотря на тревогу из-за того, что она собиралась сказать (а вдруг хламидиоз?), и надвигающуюся, словно астероид, угрозу возвращения матери, на сердце у него было легко. Они снова увидятся.