Через неделю после отъезда Клода и Юстаса я неожиданно натолкнулся на Бинго Литтла в курительной «Клуба почетных либералов». Он сидел, развалясь в кресле, рот приоткрыт, выражение лица довольно бессмысленное, а из соседнего кресла на него с неприязнью таращился какой-то седобородый субъект: видимо, Бинго занял его любимое место. Вот почему я терпеть не могу чужие клубы – сам того не подозревая, ты нарушаешь священные права Старейших Обитателей.
– Привет, дуралей, – сказал я.
– Здорово, чучело, – откликнулся Бинго, и мы заказали по маленькой перед обедом.
Раз в год администрация «Трутней» вспоминает, что клуб не мешает слегка помыть и почистить, и выставляет всех на несколько недель пастись в каком-нибудь другом заведении. На этот раз нас откомандировали к «Почетным либералам», и для меня это оказалось мукой мученической. У нас в «Трутнях» обстановка царит самая непринужденная: хочешь за столом привлечь чье-то внимание, можешь просто запустить в него куском хлеба; как после этого прижиться в клубе, где самому молодому члену никак не меньше восьмидесяти семи и где считается неприличным заговорить с человеком, если не участвовал вместе с ним в битве при Ватерлоо. Поэтому я страшно обрадовался, увидев здесь Бинго. Мы принялись болтать, понизив на всякий случай голос.
– Не клуб, а богадельня, – сказал я.
– Да, настоящий паноптикум, – согласился Бинго. – По-моему, вон тот старикан около окна умер еще три дня назад, но здесь, видимо, это никого не удивляет.
– Ты здесь прежде обедал?
– Нет. А что?
– У них тут официантки вместо официантов.
– С ума сойти! Я думал, после войны такого уже не встретишь. – Бинго задумался и рассеянно поправил галстук. – И что же – есть хорошенькие? – спросил он.
– Нет.
Он, казалось, был разочарован, потом приободрился.
– Я слышал, здесь лучшая кухня в Лондоне.
– Так, во всяком случае, говорят. Ну что, пошли?
– Пошли, – сказал Бинго. – Кстати, в конце обеда, а может быть, в начале, официантка спросит: «Посчитать вам вместе, сэр?» Так вот, отвечай утвердительно. Я гол как сокол.
– Дядя тебя до сих пор не простил?
– Нет, чтоб ему пусто было!
Мне стало жаль Бинго. Чтобы как-то утешить беднягу, я решил побаловать его по кулинарной части, и, когда официантка принесла меню, я изучил его со всей тщательностью.
– Как ты насчет такой программы, – после некоторого раздумья сказал я. – Для затравки – перепелиные яйца, потом суп, немного холодной семги, карри из курицы, крыжовенный пирог со сливками и ассорти сыров в качестве завершающего аккорда.
Не скажу, чтобы я ожидал услышать вопль восторга, хотя я старался выбрать его любимые блюда, но я ждал, что он хоть что-нибудь скажет в ответ. Я взглянул на него и увидел, что ему сейчас не до меня. Он смотрел на официантку, точно бродячий пес, который внезапно вспомнил, где он накануне зарыл кость.
Это была довольно высокая девушка с большими задумчивыми карими глазами. Неплохая фигурка и все такое прочее. Руки тоже вполне пристойные. Не помню, чтобы я ее здесь раньше видел, но должен признать, что ее появление значительно повысило среднестатистический уровень привлекательности здешнего персонала.
– Так что ты на это скажешь, приятель? – спросил я, желая поскорее покончить с заказом, потому что мне не терпелось поработать ножом и вилкой.
– А? Что? – очнулся Бинго.
Я еще раз огласил весь список.
– Да-да, хорошо, – сказал Бинго. – Мне все равно. – Девушка исчезла, а он повернулся ко мне, и в его глазах я заметил знакомый лихорадочный блеск. – А ты уверял, что здесь нет хорошеньких, – с упреком сказал он.
– Силы небесные! – воскликнул я. – Только не говори мне, что снова влюбился, причем в девушку, которую видишь в первый раз!
– Знаешь, Берти, порой бывает довольно одного взгляда, – сказал Бинго. – Мелькнут в толпе чьи-то глаза, и некий голос шепнет тебе…
Тут подоспели перепелиные яйца, он прервал тираду и алчно набросился на еду.
Вернувшись домой, я сразу позвал Дживса.
– Готовьтесь, Дживс, – сказал я.
– Сэр?
– Приведите в боевое положение мыслительный аппарат и ждите сигнала к атаке. Подозреваю, что мистеру Литтлу в скором времени потребуется не только моя моральная поддержка, но и ваша помощь.
– У мистера Литтла неприятности, сэр?
– Можно сказать и так. Он влюбился. В пятьдесят третий раз. Скажите честно, Дживс, как мужчина мужчине: вам доводилось в жизни встречать такого влюбчивого субъекта?
– Вне всякого сомнения, у мистера Литтла весьма пылкое сердце, сэр.
– Пылкое? Да его нужно в законодательном порядке обязать носить асбестовый жилет! Словом, Дживс, готовьтесь.
– Хорошо, сэр.
И, как я и предсказывал, не прошло и десяти дней, как этот безмозглый идиот с жалобным блеянием прискакал в поисках добровольцев, готовых прийти на помощь.
– Берти, – сказал он, – если ты мне друг, настало время доказать это.
– Продолжай, несчастный, – ответил я. – Мы готовы благосклонно выслушать твои бредни.
– Помнишь, несколько дней назад мы с тобой обедали в «Почетных либералах»? Нас тогда обслуживала…
– Помню. Высокая расторопная девица.
Он задрожал от негодования.
– Я попросил бы, черт тебя побери, не говорить о ней в подобных выражениях. Она – ангел.
– Очень хорошо. Что дальше?
– Я люблю ее.
– Отлично. Дальше.
– Перестань подгонять меня! Дай мне рассказать все по порядку. Так вот, как я уже говорил, я люблю ее и прошу тебя, Берти, как верного друга, отправиться к моему дяде с важной дипломатической миссией. Дядя должен снова начать выплачивать мне содержание, и как можно скорее. Более того, содержание должно быть увеличено.
– Но послушай, почему бы немного не подождать, – сказал я; мне совсем не улыбалось тащиться к его дяде с подобным поручением.
– Подождать? А какой смысл?
– Сам знаешь, как у тебя это обычно бывает. Что-нибудь пойдет не так, глядишь – от любви и следа не осталось. Лучше предпринять атаку на дядю, когда дело будет решено окончательно и бесповоротно.
– Все и так решено окончательно и бесповоротно: сегодня утром она дала мне согласие.
– Ну и ну! Быстрая работа. Ты же с ней двух недель не знаком.
– В этой жизни – да, – сказал Бинго. – Но она считает, что мы встречались в предыдущей жизни. Я был царем в Вавилоне, а она – рабыней-христианкой. Сам-то я ничего такого не помню, но, может, все так и было.
– Потрясающе! – воскликнул я. – Официантки теперь все так изъясняются?
– Откуда мне знать, как изъясняются официантки?
– Кому и знать, как не тебе. Если помнишь, я с твоим дядей познакомился, когда ты послал меня прощупать, не хочет ли он сплотиться под знаменами и помочь тебе жениться на Мейбл из забегаловки на Пиккадилли.
Бинго вздрогнул. Безумный блеск вспыхнул в его глазах. Не успел я понять, что он собирается сделать, как он изо всех сил хлопнул меня рукой по колену, я даже подскочил от боли, точно горный козел.
– Эй, полегче!
– Извини, – сказал Бинго. – Не рассчитал. Увлекся. Берти, ты подал мне отличную мысль. – Он подождал, пока я закончу массировать травмированную конечность, и продолжил свою речь: – Ты очень кстати вспомнил ту историю. Не забыл гениальный план, который я тогда придумал? Сказать дяде, что ты – как-там-бишь-ее – ну, словом, та самая писательница, помнишь?
Такое не забывается. Проклятая эпопея каленым железом выжжена на скрижалях моей памяти.
– Вот как нам следует действовать, – сказал Бинго. – Это именно то, что надо. Рози М. Бэнкс снова в бою.
– Нет, ничего не выйдет, старина. Извини, но это исключено. Я не в состоянии пройти через такое еще раз.
– Даже ради меня?
– Даже ради сотни таких, как ты.
– Никогда не думал, – скорбно произнес Бинго, – что мне доведется услышать эти слова из уст Берти Вустера.
– Однако ж услышал. Можешь даже записать для памяти, в назидание потомкам.
– Берти, мы учились с тобой в одной школе.
– Это не моя вина.
– Уже пятнадцать лет мы близкие друзья.
– Знаю. И мне предстоит искупать этот грех всю оставшуюся жизнь.
– Берти, старина, – не сдавался Бинго. Он пододвинул стул поближе ко мне и принялся массировать мою лопатку. – Пожалуйста, послушай! Пойми же наконец…
И, разумеется, не прошло и десяти минут, как я сдался на уговоры этого паршивца. Вот так всегда. Меня кто хочешь уговорит. Если бы я попал в траппистский монастырь, то первый же монах за пять минут убедил бы меня в чем угодно при помощи азбуки глухонемых.
– Ладно, что я должен сделать? – спросил я, когда понял, что сопротивление бесполезно.
– Для начала пошлешь старикану экземпляр своего последнего романа с автографом и льстивой надписью. Он расчувствуется до чертиков. Потом отправишься к нему и выложишь все как есть.
– А какой у меня последний?
– «Одна против всех», – сказал Бинго. – Этот роман продают сейчас на каждом углу, им забиты все витрины книжных магазинов и киоски. Судя по картинке на обложке, весьма забористая штука. Разумеется, дядя захочет обсудить с тобой роман.
– Вот видишь, – обрадовался я. – Ничего не выйдет. Я же понятия не имею, что там написано.
– Значит, тебе придется его прочитать.
– Прочитать? Но послушай…
– Берти, мы учились в одной школе.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал я.
– Я знал, что на тебя можно положиться. У тебя золотое сердце. Дживс, – сказал Бинго, когда мой верный слуга появился в гостиной, – у мистера Вустера золотое сердце.
– Хорошо, сэр, – ответил Дживс.
В последнее время я мало читаю, разве что в «Розовую газету» загляну, и страдания мои во время неравной борьбы с текстом романа «Одна против всех» не поддаются описанию. Впрочем, мне удалось одолеть роман до конца, и, как оказалось, вовремя: едва я дошел до места, где «губы их слились в долгом страстном поцелуе, и наступила волшебная тишина, нарушаемая лишь легким шорохом ночного ветерка в макушках ракит», пришел посыльный и принес письмо от лорда Битлшема с приглашением пожаловать к нему на обед.
Старика я застал в совершенно размягченном состоянии. Рядом с ним на столе лежал присланный мной томик, он ел заливное и перелистывал страницы.
– Мистер Вустер, – сказал он, отправив в рот изрядный кусок форели, – позвольте вас поблагодарить. И позвольте вас поздравить. Вы идете от победы к победе. Я читал «Все ради любви», я читал «Всего лишь фабричная девчонка»; «Сумасбродку Мертл» я помню наизусть. Но ваша последняя книга превосходит их все. Она меня тронула до глубины души.
– Правда?
– Истинная правда! Я прочел ее три раза после того, как вы столь любезно мне ее прислали – еще раз огромное спасибо за очаровательную надпись, – и могу смело сказать, что стал лучше, мудрее и милосерднее. Мою душу переполняет чувство признательности и любви ко всему роду человеческому.
– В самом деле?
– Клянусь вам.
– Ко всему роду?
– Ко всем без исключения.
– Значит, и к Бинго тоже? – спросил я, чтобы прижать его к стенке.
– К моему племяннику? Ричарду? – Он на мгновение заколебался, но потом, видимо, решил, что мужчине не пристало брать свои слова назад. – Да, даже к Ричарду. Вернее… то есть… возможно… да, все-таки и к Ричарду тоже.
– Очень рад это слышать, потому что как раз хотел о нем поговорить. Он очень нуждается.
– Находится в стесненных денежных обстоятельствах?
– Совершенно на мели. И без труда сумел бы найти применение некоторому количеству денежных знаков, если бы вы согласились возобновить ежеквартальные выплаты.
Он задумался и, прежде чем ответить, разделался с внушительным куском холодной цесарки. Потом в который раз взял в руки книгу, и она раскрылась на странице двести пятнадцать. Я не помнил, что было написано на странице двести пятнадцать, но, видимо, что-то очень трогательное, потому что выражение его лица смягчилось, и он посмотрел на меня повлажневшими глазами – я даже решил, что он намазал слишком много горчицы на кусок ветчины, который перед этим отправил себе в рот.
– Хорошо, мистер Вустер, – сказал он. – Я все еще нахожусь под свежим впечатлением от вашего гениального творения и не в состоянии проявить жестокосердие по отношению к кому бы то ни было. Ричард, как прежде, будет получать от меня денежное содержание.
– Вот что значит истинная тонкость! – сказал я. И тотчас пожалел о своих словах: человек с таким неимоверным брюхом мог решить, что я над ним издеваюсь. – Я хотел сказать, что у вас очень тонкая душа. Теперь я спокоен за Бинго. Вы знаете, он ведь собрался жениться.
– Нет, я ничего об этом не знал. И не уверен, что это удачная идея. Кто же его избранница?
– Она официантка.
Он подпрыгнул на стуле.
– Не может быть! Подумать только! Очень рад это слышать, мистер Вустер. Честно говоря, я не ожидал от мальчика такой настойчивости в достижении поставленной цели. Превосходное качество, я прежде за ним такого не замечал. Прекрасно помню, что полтора года назад, когда мне посчастливилось с вами познакомиться, Ричард как раз мечтал о женитьбе на этой самой официантке.
Мне пришлось открыть ему глаза.
– Ну, не совсем на этой. Честно говоря, совсем на другой. Но все-таки на официантке.
Снисходительное, добродушное выражение тотчас исчезло с дядюшкиного лица. Он недоверчиво хмыкнул.
– А я уж было решил, что Ричард являет собой пример постоянства, столь редко встречающегося у современных молодых людей. Я… Мне нужно все хорошенько обдумать.
С тем мы и расстались, а я пришел к Бинго и рассказал ему, как обстоят дела.
– С содержанием все в порядке, – сказал я. – А вот с благословением туго.
– Старик не желает слышать про свадебные колокола?
– Сказал, что ему нужно подумать. Если бы у меня была букмекерская контора, я бы принимал ставки сто к восьми, что он не согласится.
– Ты просто не сумел найти к нему подход. Так и знал, что ты все испортишь! – сказал Бинго.
После всего, что мне пришлось ради него претерпеть, его слова уязвили меня больнее жала змеиного.
– Ах, как это некстати, – сказал Бинго. – Ужасно некстати! Я сейчас не могу тебе всего объяснить, но… Да, ужасно некстати.
Он с удрученным видом сгреб из коробки горсть моих сигар и ушел.
После этого я не видел его два дня. На третий день он влетел ко мне с цветком в петлице и с таким выражением лица, будто его стукнули по затылку кирпичом.
– Здорово, Берти.
– Привет, дуралей. Куда это ты пропал?
– Да так, знаешь ли, то одно, то другое. Потрясающая сегодня погодка, верно?
– Да, неплохая.
– Банковская учетная ставка снова упала.
– Что ты говоришь?
– И в Нижней Силезии назревает какая-то заварушка…
– Вот черт!
Некоторое время он бесцельно бродил по гостиной, что-то бормоча себе под нос. Мне показалось, что бедняга спятил.
– Вот что, Берти, – сказал он и уронил на пол вазу, которую перед этим снял с каминной полки и долго вертел в руках. – Я вспомнил, что хотел тебе сообщить. Я женился.