Этюд в розовых тонах

25. Коренев

Маша Аверина настояла на том, чтобы они жили вместе, под одной крышей. Она не уставала повторять, что они – единый организм и что только благодаря этому духовному единению у них так хорошо пошли дела. Аля и не сопротивлялась. Она уже давно привыкла к тому, что Маша всегда права, и слушалась ее во всем беспрекословно. Да и как было не слушаться, если Маша приносила в дом реальные деньги и, в свою очередь, старалась во всем угодить Але. Ловкая и хитрая, отчаянная до предела, Маша за последние два года провернула столько афер, заработав на этом немыслимые для Али деньги, что ею просто невозможно было не восхищаться. Начав с той самой безумной сделки, в результате которой было продано чужого сахара и муки на пятьдесят тысяч рублей, Маша развернула такую бурную деятельность, что Аля едва успевала отслеживать поступление денег. Откупившись от квартирантов, они поселились в Алиной квартире и стали жить как сестры, во всем друг другу помогая. Эта жизнь куда больше устраивала Алю, чем то, чем ей приходилось заниматься у Софьи Андреевны. Все изменилось с появлением в ее жизни Маши. Теперь ее никто не поднимал ни свет ни заря, чтобы ублажать мужчин. Напротив, Маша постоянно твердила Але, что сон – это самое важное для здоровья. Сон и питание. А от мужчин только все болезни и страдания. А потому Аля ела, спала, откровенно бездельничала и чувствовала себя как никогда защищенной и душевно обогретой. Даже с Юдиным она не жила так вольно, как сейчас. Первое время она сильно переживала за Машу, много курила и часами смотрела в окно. Она ждала появления во дворе милицейской машины, которая приехала за ней. Но Маша и на самом деле была словно заговоренной. И за что бы она ни бралась, все у нее получалось, и из всех своих немыслимых передряг, связанных с мошенническим способом добывания денег, она выходила, что называется, сухой.

На ее первые деньги они приоделись, закупили продуктов и некоторое время жили, практически не покидая квартиры, чтобы переждать время, пока будет вестись следствие в отношении украденных Машей денег за «реализацию» сахара и муки. Но волнения оказались напрасными – Аля так загримировала Машу, создала ей такой образ, что даже искушенному человеку, посвященному во все тайны театрального грима, не удалось бы в топорном, курносом, с грубыми чертами лице Маши узнать ту яркую блондинку в лисьем полушубке, которая так лихо обвела всех вокруг пальца и прикарманила крупную сумму денег. И хотя Аля считала, что ее заслуга в этом деле была минимальной, Маша уверяла ее в обратном.

После «сахарного» дела появилось новое, более рискованное и прибыльное, к которому Маша готовилась с особой тщательностью. Несколько дней проторчав в «Интернет-кафе», она, впервые в своей жизни войдя в Сеть, сразу же открыла для себя одну из самых рейтинговых поисковых систем, с помощью которой ей удалось составить список всех более или менее известных рыболовецких судов на Дальнем Востоке. Там же, в кафе, ее научили набирать вордовский текст, который позже должен был стать текстом объявления. Ее план был прост до абсурда. В сущности, все, чем бы Маша ни занималась, на первый взгляд выглядело как провальный вариант. Но это на первый взгляд.

Сняв по поддельным документам роскошный меблированный офис в самом центре города на один месяц и заставив его взятой в аренду дорогой офисной техникой, Маша попросила Алю превратить ее в серьезную бизнес-леди. И Вишня отправилась по магазинам (тем, в которых ее одевал когда-то Юдин) в поисках стильного и строгого костюма, который, с одной стороны, помог бы скрыть все Машины физические недостатки и округлости (она стала толстеть на глазах!), с другой стороны, подчеркнуть ее природную стать и превратить в состоятельную и уверенную в себе женщину. Затем, минуя дорогостоящие рекламные газеты, они обклеили весь центр города внушительного вида объявлениями, приглашающими всех желающих посетить рекрутивное агентство по трудоустройству, где набирали моряков на рыболовецкие суда. И в агентство потянулись безработные и отчаявшиеся мужчины, готовые на все, лишь бы их только взяли на работу. Обещанные заработки вызывали блеск в глазах страждущих. Принимая посетителей, Маша Аверина то и дело поправляла на носу дорогие стильные очки, которые полностью изменили ее облик; она проявила настоящий актерский талант, беседуя с каждым в отдельности и расспрашивая подробно о семье, о прежней работе. Собеседование иногда длилось до получаса, но даже после столь долгого разговора (ведь людей было много!) Маша не спешила записывать желающих на корабли. Она всех до одного заставляла пройти медосмотр. Понятное дело, что после этой процедуры даже у самых подозрительных клиентов рассеивались все сомнения по поводу честности хозяйки агентства. А дальше начиналось самое интересное и важное. Записав всех желающих, успевших пройти медосмотр, на корабли, Маша требовала залог – пятьсот долларов на случай неявки на самолет в день отправки. Именно залог, а не плату за предоставленные агентством услуги, что и вовсе превращало эту многообещающую потенциальную сделку наиболее привлекательной, – ведь эти деньги должны были вернуться в день отправки самолета их владельцам. Понятное дело, что самолет был блефом, но Маша за один месяц заработала почти сто тысяч долларов, после чего «залегла на дно» – примерно две недели не выходила из дома и, чувствуя на себе заботу Али, вынашивала новые планы добывания денег. И эта афера сошла ей с рук, а ее дорогой костюм и прочие бутафорские детали ее облика были сожжены ночью во дворе. Дотла. На всякий случай.

После того как в доме появились деньги, Маша предложила Але открыть кондитерскую, где они смогли бы развернуться уже легально. Аля понимала, что кондитерская – лишь прикрытие для ее новых планов, но спорить с ней не стала. Ей было все интересно. Хотя однажды она чуть было не проговорилась, когда речь пошла о новом бизнесе, о цветах. Но Маша, похоже, ничего не заметила. Аля всегда помнила Юдина, человека, занимавшегося цветами, хотя так ничего и не предприняла, чтобы разыскать его могилу или попытаться узнать что-нибудь о его убийстве. Она боялась этой темы, как и другой, почти забытой, отравлявшей ее жизнь вот уже довольно продолжительное время. Марго – сестра Юдина – исчезла. Ее квартира была пуста (Аля несколько раз приезжала туда и звонила в дверь, но ей так никто и не ответил, не открыл), но, в отличие от квартиры самого Юдина, двери не были опечатаны, а это наводило на мысль, что она жива. Двери юдинской квартиры кто-то тщательно запер, поменяв замки. Но кто, этого Аля не знала. То, что это сделали не работники милиции, она не сомневалась – замки были новые, дорогие. Значит, Марго. Больше некому. Сейчас, когда после смерти Бориса Ефимовича прошло много времени, Аля пожалела, что совершенно не интересовалась его делами и даже не знает ни одного принадлежащего ему магазина. Ее захлестнула новая жизнь. И хотя перед законом она была почти чиста (если разобраться, говорила она сама себе, главным действующим лицом является Маша и никто, кроме Маши!), все равно ее жизнь не обходилась без стрессов. Конечно, она переживала за Машу, молила бога, чтобы все ее дела заканчивались благополучно и чтобы ее не поймали за руку. Она даже стала ходить в церковь и ставить свечки, молиться по-своему, прося господа о милости. Но все равно, ощущение нависшей над ее головой опасности вносило в жизнь элемент страха, разъедающий ее изнутри и заставляющий мысленно готовиться к самому худшему. Вот почему, услышав о том, что Маша собирается с ее помощью открыть кондитерскую, Аля воспряла духом. Она отвлечется, займется настоящим делом и всегда сможет ответить представителям закона, откуда у нее машина или дорогая шуба.

Не забыла она и о своем втором благодетеле и спасителе – Теслине. И когда у нее появились деньги, она решила позвонить ему, договориться о встрече, если это возможно, и расплатиться. Те три тысячи долларов, которые он дал ей при встрече, сохранились благодаря стараниям Маши-воровки, взявшей ее под свое покровительство, в целости и сохранности. Аля постоянно набирала выученные уже наизусть номера его телефонов, но вместо долгожданного голоса Владимира Евгеньевича слышала лишь долгие гудки. И тогда ей пришло в голову отправить на московский адрес Теслина Владимира Евгеньевича телеграмму: «Владимир Евгеньевич, срочно отзовитесь. Главпочтамт. Вишня«. За этим скупым текстом скрывалась ее большая надежда на то, что Теслин напишет ей до востребования на главпочтамт. Но все получилось иначе. В день, когда она пришла на главпочтамт, чтобы предупредить одну из девушек-операторов, что она ожидает письмо или телеграмму из Москвы и что если ей, Але Вишне, придет известие от Теслина, пусть ей позвонят (она положила перед девушкой пакет, набитый конфетами и фруктами), то вдруг почувствовала внутри себя необъяснимый холод. Это было очень странное и непонятное чувство или даже скорее предчувствие чего-то опасного, злого и неотвратимого. Девушка, принявшая из ее рук пакет с конфетами, улыбнулась и сказала, что непременно сообщит ей, если будет весточка от Теслина. Аля вышла на улицу с тяжелым чувством и даже присела на скамейку в сквере, чтобы немного прийти в себя от охватившего ее волнения. И тут словно из земли вырос человек в черном плаще и черной широкополой шляпе. На желтом лице немигающие глаза, тонкий нос и дымящаяся сигарета в углу губ.

– Вы Аля Вишня? – спросил он, усаживаясь рядом с ней.

Она промолчала, посчитав излишним реагировать на слова незнакомца, и тогда он повторил свой вопрос.

– Вы кто? – Она подняла глаза и увидела его жесткий взгляд, покоробивший ее, она даже съежилась под ним.

– Коренев Алексей Павлович, следователь по особо важным делам областной прокуратуры.

С этими словами он раскрыл удостоверение и несколько мгновений продержал его прямо перед глазами Али.

– У вас ко мне дело? – Она побелела от страха. Внутри живота стало горячо, а на лбу выступила испарина. Она была почти без сознания от охватившего ее ужаса. А ноздри уловили хлористый горьковатый запах полосатой робы для узников – так в ее представлении должно было пахнуть в тюрьме.

– Да. Мы могли бы поговорить здесь, в сквере, но если хотите, давайте зайдем в кафе и там, в спокойной обстановке, я задам вам несколько интересующих меня вопросов.

Она шла рядом с этим мужчиной, не чувствуя своего тела, не чувствуя ничего, кроме сковывающего ее страха. Когда она села возле окна, ей показалось, что она голая, настолько ей стало холодно. Зубы отстукивали последние мгновения ее свободы. Лишь аромат кофе вывел ее из состояния прострации.

– Вам знаком человек по фамилии Теслин?

– Теслин?

Так вот откуда ветер дует? Теслин! Значит, два первых, самых опасных мотива, отпадают.

– Да. Я знакома с этим человеком. Скажу больше, он замечательный. Он спас меня.

– Да? И каким же образом?

– Могу я знать, зачем он вам? Ведь я только что сказала, что он спас меня… Как вы думаете, смогу ли я вам рассказать о нем что-нибудь еще, пока не буду уверена в том, что мои слова не причинят ему вреда?

– Думаю, что вы расскажете о нем все, что только вам известно, потому что это в ваших же интересах. Мне важно знать, какие отношения связывали вас с этим человеком, как долго вы были с ним знакомы и что вам понадобилось от него сейчас.

– Вы перехватили мою телеграмму, которую я отправила ему в Москву? – догадалась она. – Вы охотитесь за ним? Так вот, знайте, вам незачем охотиться за человеком, который так открыт для всех. Он же мне оставил все свои телефоны и адрес. Если вы думаете, будто он преступник (а иначе вы бы им не заинтересовались), то глубоко ошибаетесь. Это один из немногих порядочных людей, с которым мне посчастливилось встретиться в одну из самых тяжелых минут моей жизни.

– Когда вы познакомились с Теслиным?

– Почти два года тому назад. Кажется, в декабре… Точно, это было накануне Нового года.

«…я тут подумал… Ты же совсем одна и без денег. Вот, возьми на первое время… Это – подарок к Новому году. Он не входит в твой долг».

Она словно услышала его голос, который саднящей болью отозвался в груди. Неужели я сейчас своими неосторожными словами могу подставить его? Предать? Что, если мне не следовало говорить этому желтолицему, что мы виделись с ним в декабре? Что, если Теслин в тот вечер, когда он собирался встретиться со своим знакомым, который не принес ему деньги, совершил какое-нибудь преступление?

– Я забыла, как вас зовут…

– Алексей Павлович.

– Алексей Павлович, что совершил Теслин? Зачем он вам нужен? Не заставляйте меня говорить ничего против него. Я ему жизнью обязана.

– Но ведь и вы мне ничего толком не рассказываете.

– Он дал мне денег, когда меня бросил отец и впустил в нашу квартиру квартирантов. Я осталась на улице… Был мороз, я думала, что умру на вокзале… И тут подходит он… – она не могла рассказать про Софью Андреевну, а потому попыталась представить свою историю более краткой и романтичной, чем это было на самом деле.

– Вы занимались проституцией на вокзале?

– Нет… Но была близка к этому… – она сказала это таким трогательным тоном, чтобы он только поверил ей.

– И что же? Он подошел к вам и сразу же представился?

– Нет. Он привез меня в гостиницу и сказал мне, что у него есть жена, которую он любит. Наверное, он сказал это нарочно, чтобы я успокоилась и не думала, что он привез меня туда… как женщину, чтобы провести со мной ночь. Он накормил меня и сказал, что я не похожа на тех, которые живут на вокзалах и продаются за бутерброды и водку.

– А потом?

– Теслин предложил мне работу. Но я не могла уехать с незнакомым человеком.

– Ты знала, что он не местный?

– Я догадывалась. Я знала, что он на вокзале должен был встретиться с человеком, который обещал привезти ему деньги. Но тот человек не приехал. А Теслин прождал его и тоже замерз. Мы с ним отогрелись в гостинице, а утром, после того как я честно сказала ему, что не смогу остаться с ним, что никуда не поеду, он дал мне денег. Понимаете, просто так дал. От чистого сердца, чтобы помочь мне, совершенно незнакомому человеку. Сначала десять тысяч, чтобы я смогла заплатить тем людям, которых впустил отец в нашу квартиру. Ведь он взял с них почти за полгода вперед. А потом – еще… И сказал мне, что он дает мне часть денег в долг, а часть – как подарок к Новому году. Когда, мол, сможешь, тогда и отдашь. И оставил мне все свои координаты.

Она и сама удивлялась тому, каким гладким получается ее рассказ. Те десять тысяч, с помощью которых Теслин выкупил ее у Софьи Андреевны, она облагородила историей о квартирантах.

– Значит, вы искали Теслина, чтобы расплатиться с ним?

– Да. Это приятно – возвращать долги.

– У вас появились деньги?

– Я копила. Сначала пускала в одну комнату студентов-квартирантов, а жила в другой, потом работала маникюршей на дому, потом торговала мороженым… Это оказалось прибыльным делом. А теперь вот хочу взять в аренду лоток на рынке и печь пирожки. Я работы не боюсь…

Она лгала так самозабвенно, что впору было самой поверить в этот бред. Однако в ту минуту она думала лишь об одном – как бы не проговориться о роли Маши Авериной в ее жизни. Никто, ни одна душа не должна знать о том, какими путями добывались деньги на открытие бизнеса, точнее, кондитерской. Этому Алексею Павловичу, в сущности, наплевать на то, чем занималась и занимается Аля. Его интересует Теслин. А что еще она могла придумать, чтобы не подставить Теслина? И откуда ей знать, не подставила ли она его уже или, напротив, помогла ему с алиби. Но какое алиби, если она не может вспомнить точную дату их встречи. Не бежать же к Софье Андреевне?! И словно в подтверждение ее слов Коренев задал ей самый главный вопрос, который лишил ее оставшихся сил:

– Какого числа вы были с Теслиным в гостинице, в какой именно и в котором часу? Когда пришли и ушли. Это очень важно.

Неужели он убил того человека, который не дал ему денег?

– Это действительно так важно? – пролепетала она, чуть не плача от досады. Больше всего на свете она сейчас жалела о том, что отправила в Москву эту злосчастную телеграмму.

– Гостиница «Планета». Точное число я не помню, но все это можно выяснить прямо там. Теслин же заполнял бланки… Только прошу вас, возьмите меня с собой… Я не засну, пока не узнаю, что случилось и зачем вам понадобилось допрашивать меня. Человек мне сделал добро, а я его, быть может, за решетку?

– Хорошо. Поедемте. Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы как можно скорее выяснить, когда именно Теслин приехал в наш город и причастен ли он к тому преступлению, в котором подозревается. Дело в том, что сейчас он находится в розыске и подозревается в убийстве одного человека, в кармане которого обнаружена записка, как раз свидетельствующая о том, что убитый должен был встретиться с Теслиным на вокзале. И если окажется, что этого человека убили как раз в тот день, когда ваш любимый Теслин отправился на поиски человека, не пришедшего на встречу и не передавшего ему деньги, то у нас будут все основания предполагать, что это именно Теслин убил Оскара.

При слове «Оскар» Аля насторожилась. Ей показалось, что она уже где-то слышала это имя. Но где и от кого? От отца? Юдина? Может, Марго?

Залитая электрическим светом русая голова женщины-администратора гостиницы «Планета» напоминала копну соломы.

– Я слушаю.

Коренев протянул ей удостоверение, после чего изложил свою просьбу.

– Так это было почти два года тому назад?

– Где-то полтора… Конец тысяча девятьсот девяносто восьмого года, декабрь. Фамилия Теслин. Зовут Владимир Евгеньевич, – четко проговаривал Коренев, глядя на администраторшу, проворно бьющую по клавишам компьютера.

– Нет, знаете, у нас тогда не было компьютера. Боюсь, что вам придется немного подождать, пока я не принесу журнал регистрации. А вы посидите, журнальчики полистайте…

Женщина ушла, оставив вместо себя молоденькую девушку, а Коренев достал сигареты.

– Мне кажется, что я вас уже где-то видел. Раньше.

Она тоже где-то видела этого человека прежде. Но память намертво заблокировала эту информацию. А потому надо было как-то выкручиваться.

– Вы меня клеите, что ли? – она попыталась обратить это в шутку.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Вы были у меня в кабинете и я уже разговаривал с вами. Вы не помните?

– Нет, я никогда не бывала в милиции.

– Не в милиции, а в прокуратуре, девочка. Разве это не ты проходила свидетельницей по делу об убийстве…

– Нет, что вы такое говорите! Мало того, что пристали ко мне с Теслиным, благороднейшим из всех людей, которых я когда-либо видела, так теперь еще шьете мне другое дело…

– Вишня. Алевтина Вишня. Вы проходили свидетельницей по делу об убийстве Ренаты Кленовой. Я вспомнил. У вас была другая прическа, другой цвет волос. Вы – одна из лыжниц, которые видели в лесу мужа Ренаты. Может, у меня и не идеальная память, но я вспомнил вас…

– А… Вон вы о чем, – она отвела взгляд в сторону и принялась разглядывать узор на ковре, которым был устлан холл гостиницы. – Мм… Да, действительно, я давала какие-то показания. Но это было очень давно.

– Больше двух лет тому назад, почти три года. Однако я вспомнил вас.

– И что же… – голос ее задрожал. – Вы посадили его?

– Кого?

– Ну… мужа этой женщины?

– Сначала взяли под стражу, вели расследование, но потом Кленова отпустили. Вмешалась его сестра, которая так билась за его освобождение и так рьяно доказывала его непричастность к убийству, что его отпустили.

– Вы смеетесь? При чем здесь сестра? – теперь уже она смотрела Кореневу прямо в глаза. – И как она могла доказать его непричастность к убийству?

– Понятное дело, что она ничего не доказала. Но мы пересмотрели дело и пришли к выводу, что на лыжне видели не Кленова, а совершенно другого человека.

– Что же это получается, его сестра привела вам других свидетелей?

– Нет, больше свидетелей не было, но вина Кленова была не доказана, и мы его отпустили. Почему вас это так удивляет? Вы бы хотели, чтобы его посадили?

– Если вы помните, я давала показания, в которых описывала человека в спортивном костюме и шапочке, другими словами, я описывала не самого человека, а его костюм. А таких костюмов могло быть в городе много, уж, во всяком случае, не один. Так что я никому не причинила зла и не собиралась никого обвинять. И если вы мне сейчас покажете Кленова, я его не узнаю, потому что мы с ним незнакомы. Я не знаю его лица.

– Но ведь когда на место преступления приехала бригада и вас попросили описать всех, кого вы в тот день встретили в лесу, вы охотно принялись описывать почему-то именно человека в таком-то свитере и такой-то шапочке. Почему вы не описали внешность остальных людей?

– Да потому что они мне уже примелькались. Я часто ходила на лыжах в этом лесу и видела их. А того мужчину видела впервые. Кроме того, мне действительно тогда хотелось, чтобы убийцу нашли. Что в этом плохого?

– Ничего. Но из-за вашей подозрительности человек отсидел в камере почти десять месяцев.

– Разве, кроме меня, не было свидетелей?

– Были. Вы правы… Я и сам не знаю, почему вдруг так набросился на вас. Просто вспомнил, и все. А тут еще Теслин… и ваша, прямо скажем, неправдоподобная история…

– Когда вы найдете его, сами спросите, давал он мне денег или нет. И еще. Я хотела узнать, каким образом вам удалось найти меня? И почему вы подошли ко мне сразу после того, как я вышла из главпочтамта? Вы уже пасли меня? Вы знали, что я приду туда? Из телеграммы?

– Все правильно, девочка. «Главпочтамт. Вишня«. Куда уж конкретнее?

– Значит, эта девушка, которой я сунула конфеты, сдала меня? Улыбалась-улыбалась, а сама знала, что я у вас на крючке?

Коренев промолчал.

– Пусть она подавится ими, – вырвалось у Али, а к горлу подступил комок. Она не ожидала, что над ее благодарными чувствами к Теслину кто-то вот так подло станет глумиться.

Подошла женщина-администратор с пухлым журналом в руках. Она раскрыла его уже на нужной странице и показала Кореневу.

– Вот ваш Теслин Владимир Евгеньевич, – она ткнула острым красным коготком в одну из строк. – Он останавливался у нас двадцать седьмого декабря девяносто восьмого года.

Коренев буквально выхватил журнал из рук.

– А квитанции?

– Вы имеете в виду, наверное, счет. Вот, пожалуйста…

– Меня интересует только время…

Аля видела, как Коренев волнуется, и это волнение передалось ей. Время. Понятное дело, что его интересовало только время. В зависимости от того, когда именно было совершено убийство некоего Оскара, Теслин будет либо на свободе, либо рано или поздно окажется за решеткой. Аля закрыла глаза, и перед ее мысленным взором появились немного грустные глаза Теслина.

– Скажите мне, – голос Коренева вывел ее из задумчивости, – вы с ним не расставались с вечера двадцать шестого по утро двадцать седьмого декабря?

– Ну да.

– И он никуда не отлучался?

– Нет.

– Убийство произошло в семь тридцать утра. Оскара убили спустя четверть часа после того, как твой обожаемый Теслин, если судить по этим документам, зарегистрировался в этой гостинице…

Аля закрыла глаза и увидела: синее, почти черное зимнее утро, заснеженное крыльцо гостиницы и пробивающийся из-за занавесок розовато-оранжевый свет… Они вышли от Софьи Андреевны в шесть утра, когда на улице было еще совсем темно.

– …но он при всем желании, – продолжал между тем Коренев, – не смог бы добраться до казино за столь короткий промежуток времени. Значит…

– …он невиновен?

– Выходит, что так. А что еще ты знаешь об этом человеке?

– Он прошел Афган. У него жена, я уже говорила…

– Убитый тоже был в Афгане, – проговорил Коренев, думая о чем-то своем. Он вернул журнал администраторше, поблагодарил ее, и они вместе с Алей вышли на улицу. – Ну что ж, Аля Вишня, можешь считать, что ты вернула долг своему Теслину. Будем думать дальше.

– Алексей Павлович…

– Да?

Она захотела ему вдруг рассказать про Юдина и расспросить следователя, не знает ли он чего о том убийстве, но что-то случилось с ней, она словно онемела, и так ни о чем и не спросила. Сплошные убийства. Рената, Оскар, Юдин…

– Я просто хотела вас попросить об одном одолжении…

– Я слушаю тебя, Аля, – сказал он многообещающе мягко и даже улыбнулся.

– Если вы по своим каналам все-таки найдете Теслина, вы не позвоните мне?

– Позвоню.

– Вам дать мой телефон?

– Нет. Он мне известен. Как известно и то, что ты живешь не одна, а с подружкой, которая у тебя не прописана. Мария Аверина, правильно?

Аля чуть не задохнулась от страха.

– Я спокойно смотрю на эти вещи, – вдруг продолжил он, чем еще больше удивил и потряс Алю. – Сексуальная ориентация – это личное дело каждого. Главное, чтобы такие, как вы, не превратились в мужененавистников.

Аля покраснела. Коренев принял ее за лесбиянку. Значит, и Машу тоже. Ну и пусть. Пусть лучше она будет для него лесбиянка, чем… воровка…

26. Змея в норе

Машина резко затормозила, Виктор Кленов, распахнув дверцу, поймал Тамару, идущую по улице, за руку.

– Садись…

Все произошло так быстро, что Тамара растерялась.

– Где ты была все это время? Ты уезжала?

Машина мчалась по набережной, залитой солнечным светом, и ветер неистово трепал шифоновый шарфик, обвивающий шею Тамары.

– Нет. – Она смотрела в окно, и было трудно определить ее настроение.

– Значит, мы жили с тобой в одном городе и ни разу за эти два года не пересеклись?

– Значит.

– Ты обиделась на меня за что-то?

– Нет.

– Но ты даже поменяла адрес. Ты скрылась от меня. Исчезла.

– Ну и что? Просто решила начать новую жизнь. Я устала от запаха ваших аптек и от предательства… – слезы душили ее. Ей все еще не верилось, что она сидит в машине Кленова. – Куда ты меня везешь? Хочешь пристрелить меня, как пристрелил свою жену?

– Понятно… нет, я не собираюсь тебя убивать. Наоборот, я по тебе страшно соскучился. Ты не знаешь, как я жил все это время. Ты вообще ничего обо мне не знаешь. А везу я тебя в одно тихое место, где мы могли бы спокойно поговорить.

И все-таки перед тем, как выйти из машины, он успел ее поцеловать. Жадно. Видно было, что он очень взволнован.

В ресторане, куда он ее привез, было прохладно и безлюдно. Официантка, вероятно, знавшая Виктора, с улыбкой зажгла свечу на столике и, словно заранее зная, что он закажет, ушла, покачивая бедрами. Тамара рассеянно смотрела ей вслед. Ей казалось, что этот ресторан и эта официантка – сон.

– Что случилось? Почему ты ушла от нас? – склонившись, Виктор поцеловал ее в висок и потерся щекой о ее щеку.

– Я не стану отвечать на этот вопрос. Мне противно, – она старалась отвернуться от него.

Он видел слезы в ее глазах.

– Ты сейчас устроена? Работаешь?

– Да. У меня все нормально. Я даже умудрилась купить себе более-менее сносную квартиру.

– И где же нам так хорошо платят?

– Я занимаюсь коммерцией. Торгую дешевыми шубами, у меня две точки на рынке. Хватает.

– Надо же… И все-таки, Тома, почему ты ушла от нас?

– А ты не догадываешься?

– Нет…

Но он тоже лукавил. Ему казалось, он знает истинную причину, Но он сильно ошибался в своих предположениях. С другой стороны, ему было даже страшно подумать о том, что Тамара заподозрила Наталью в убийстве Сулейманова и Бархатова.

– Ты спишь со своей сестрой, извращенец.

Нет, такого он, конечно, не ожидал. Он видел перед собой совершенно другого человека. Тамара сильно изменилась за эти два года. Стала более решительной и смелой. Разве можно было предположить, что когда-нибудь это почти бессловесное и покладистое существо назовет его извращенцем? Она исполняла все его прихоти, всегда была рядом, когда требовалось, и вдруг такая перемена.

– С чего ты взяла?

– Я застала вас…

Вот теперь его бросило в жар. Он представил себе отвратительную картину: Тамара стоит у двери и видит, как он, Виктор Кленов, занимается любовью с женщиной, выдающей себя за его убитую жену. Он называет ее Ренатой, он похож на психически больного человека, пытающегося реанимировать свои прежние чувства…

– Где ты нас застала?

– В офисе. Как-то вы послали меня за кофе. Я забыла деньги. Вернулась, а вы целуетесь. И я поняла, что вижу перед собой любовников. Она что, не твоя сестра?

– Сестра, но только троюродная…

– Тебе было мало меня? Сколько женщин тебе надо положить рядом с собой в постель, чтобы успокоиться? Десять? Двадцать? Сто? Что с тобой происходит?

– Теперь уже ничего.

Он произнес это осознанно. С ним в последнее время на самом деле уже ничего не происходило. К Наталье он испытывал брезгливое чувство сродни тому, какое мужчина испытывает к вокзальной шлюхе, услугами которой воспользовался и сразу же пожалел об этом. Наваждение, связанное с образом Ренаты, быстро закончилось, уступив место отвращению. Ему было стыдно за все то, что он позволял себе, живя с двумя женщинами в одном доме и обманывая и Наталью, и Тамару, и прежде всего себя.

– Вы по-прежнему живете с ней как муж с женой?

– Нет. Понимаешь… – он вдруг подумал о том, что у него появилась редкая возможность посредством этого откровенного разговора объяснить что-то и самому себе. – Это было как помешательство. Да и Наталья подыгрывала. Мы же с ней до нашей встречи были почти незнакомы. Ей нужен был мужчина, мне – женщина. Ей не нравилось, что я хожу к шлюхам. И мы пользовались друг другом, понимаешь? Без любви, без страсти. Это как цикорий вместо настоящего кофе. Или нет, как желудевый напиток. Наверное, я шокирую тебя своими откровениями.

– Да нет. Все понятно. Но тогда с каким же напитком можно было сравнить меня?

– С хорошим армянским коньяком. Ты была прекрасной любовницей и настоящим другом. Ты прости меня за все.

И вдруг Тамара улыбнулась ему прежней теплой улыбкой и положила ему руку на ладонь.

– Ладно… забыли. Мне приятно, что ты говоришь со мной, как тогда, когда мы были с тобой… Все это в прошлом. Я слышала, вы процветаете?

– Да, у нас, слава богу, все хорошо. А ты?

– И у меня все замечательно.

– Ты вышла замуж?

– Нет. Как-то не получается у меня устроить личную жизнь.

– Я тоже один.

– Больше вас никто не беспокоил? Я имею в виду тех, кто мог быть причастен к убийству твоих бывших компаньонов?

– Да нет…

– И ты до сих пор не знаешь, кто их убил?

– Понятия не имею… – Ему стало жарко.

– Наверное, тот, кто убил Лаврова, – вдруг сказала Тамара и побледнела. – Ты же слышал, что Лаврова убили?

– Какого Лаврова?

– Того самого частного сыщика, который следил за твоей женой. Мы еще с Натальей купили у него копии документов, фотографий, имеющие отношение к Ренате…

– Но я ничего не знал.

– Знай, – она сказала ему это с какой-то мстительностью, так, во всяком случае, ему показалось.

– Но что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказала.

Принесли закуску и вино.

– Ты выпьешь? – спросила Тамара, пригубив вина.

– Нет, я же за рулем.

– Значит, все это только мне? Целый графин вина?

– Да. Я потом отвезу тебя домой.

И вдруг:

– Ты забыл Ренату?

– А почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Так…

– Да. Я ее начал забывать. Не стану врать… Сейчас, когда прошло столько времени, мне становится не по себе, когда я вспоминаю, как я страдал из-за нее, как мучился, чуть не повесился в тюрьме… Нельзя так переживать из-за женщины, которая тебя никогда не любила.

– Вот именно. В самую точку. Плесни себе хотя бы минералки. Чокнемся. Вот так. За твою новую любовь…

– Что ты хочешь сказать?

– Ну вот, заладил: что ты хочешь сказать. Новая любимая фраза? Ты еще молодой мужчина, и у тебя рано или поздно появится в жизни женщина, которой тебе просто не захочется изменять.

– Наверное… Тамара, ты так странно смотришь на меня, словно хочешь мне что-то сказать…

– Да. Хочу, Виктор. Вот только не знаю, как ты отреагируешь на то, что я собираюсь тебе сообщить.

– Ты знаешь, кто убил Ренату? – он вдруг поймал себя на том, что этот вопрос будет мучить его всю жизнь.

– Опять Рената… А говоришь, что начал ее забывать. Нет. Речь пойдет не о ней. Да не дергайся ты. Я про Шансли. Помнишь такую?

– Шансли? Это сестра Сулейманова. Она что, решила обратиться в суд? Ей не дают покоя денежки брата?

– Нет. Она умная девочка, хотя и взбалмошная. Понимаешь, после того как убили ее брата, ей было совсем худо. Да и у меня на душе кошки скребли… Словом, мы подружились с ней, она привела меня на квартиру Гасана… Послушай, ведь он когда-то был твоим другом, компаньоном. Как так получилось, что мы ничего не знали о его личной жизни?

– Неужели он «голубой»? – Лицо Кленова вытянулось в презрительной гримасе.

– Нет, успокойся. Он нормальный. Представляешь, оказывается, все то время, что он работал в «Авиценне», у него была женщина. Он жил с ней, как муж с женой. Вернее, она жила у него, понимаешь? Признайся, тебе было об этом известно?

– Гасан жил с женщиной? Этого не может быть. Я всегда знал, что он живет один.

– Он часто приглашал тебя к себе домой?

– Да нет…

– Так вот. Это чистая правда, я видела вещи этой женщины и знаю теперь, кто она.

– Рената? – проговорил он упавшим голосом, испытывая столь же сильное чувство ревности, как если бы этот разговор происходил при жизни его жены.

– Вот тебе мой телефон. Когда почувствуешь, что очень хочешь узнать, кто же эта особа, приезжай ко мне, а заодно посмотришь, как я устроилась на новом месте.

– Тамара, прекрати… Скажи мне немедленно, кто она…

– Нет, Виктор. Не скажу. Я хочу, чтобы ты сам увидел эти вещи и понял, о ком идет речь.

– Я хотя бы знаю ее?

Но она в ответ лишь улыбнулась и встала…

Виктор смотрел, как она быстрым шагом направляется к выходу, но видел перед собой Ренату, целующую густые черные волосы Гасана Сулейманова, Ренату, извивающуюся всем своим гибким и горячим телом под его, Гасановым, смуглым волосатым телом. Нет, этого не может быть…

Он вернулся в машину. Зачем Тамара так поступила? Бросила его в ресторане… Мстит? А почему бы и нет.

Он приехал в офис, где кипела работа. Наталья сидела в своем кабинете, уставившись в экран компьютера, и, когда он вошел, спросила его, не глядя:

– Как дела?

А он стоял посреди кабинета и не мог сообразить, где он должен был быть сегодня – его память заклинило от встречи с Тамарой.

– Нормально.

И тут он все вспомнил. Он должен был поехать к психотерапевту, которого порекомендовала ему Наталья. Она по-прежнему заботилась о нем, следила, чтобы у него было все в порядке, чтобы он был здоров, и даже время от времени сама приглашала к нему женщин. Казалось, их разрыв не произвел на нее ровно никакого впечатления. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Не хочешь больше играть в Ренату – не надо. Ты – свободный человек. Она так часто повторяла эту последнюю фразу, что Виктору пришло в голову, будто она таким образом пытается компенсировать полное отсутствие свободы в его жизни хотя бы словами. Ведь он с тех самых пор, как стал жить вместе с сестрой, забыл о свободе напрочь. Он вставал вместе с сестрой, они вместе завтракали, ехали на работу, обедали тоже за одним столом и возвращались домой тоже вместе. Наталья кормила его ужином и стелила ему постель. Он постоянно был на виду, и, когда уж ему становилось совсем невмоготу и его охватывала депрессия, Наталья звонила куда-то, и за Виктором заезжали на машине и везли на встречу с проституткой. Но не с вокзальной шлюхой, как любила повторять Наталья, а приличной девушкой, оказавшейся в безвыходном положении. Девушки на самом деле мало походили на проституток. Скорее всего, это были студентки, время от времени зарабатывающие себе на жизнь проституцией. Как правило, это были интеллектуалки, с которыми можно было поговорить о литературе, музыке и даже о политике; в некоторых областях знаний они были намного выше самого Виктора. Но их короткая любовь и даже беседы были платными, а потому Виктор все равно не мог воспринимать их иначе, чем тривиальных, но весьма дорогих образованных проституток.

– Ты был у врача? – Наталья имела в виду психотерапевта, к которому он отправился два часа тому назад, но вместо этого провел время с Тамарой.

– Нет.

– Почему? – Она по-прежнему, не поднимая головы, била пальцами по клавишам. – Что-нибудь случилось?

Да, случилось, хотел ответить он ей громко, так, чтобы она прекратила наконец стучать по клавиатуре и обратила на него внимание. Случилось то, что и должно было случиться. Я не хочу больше видеть тебя, не хочу ощущать на себе твою заботу и опеку. Я устал от тебя, от твоих наставлений, от твоей тщательно скрываемой ревности, которой ты упиваешься, когда, отправив меня к очередной девке, остаешься одна… Я устал делать вид, что живу с родным мне человеком, моей сестрой, когда на самом деле я живу рядом с хладнокровным убийцей, способным совершить любое самое жестокое преступление, и у которого ни один мускул не дрогнет при виде бьющегося в конвульсиях умирающего человека… Я устал работать над собой в желании забыть как можно скорее свою мертвую жену, которая до сих пор приходит ко мне во сне со своей изуверской улыбкой. Я устал постоянно натыкаться на ее вещи, которые ты подсовываешь мне под нос всякий раз, как только я начинаю обретать душевный покой. Ты – садистка, я ненавижу тебя, я боюсь тебя… Отпусти меня!

Но ничего этого он, конечно, не сказал. А ответил нейтрально, хотя и нервно:

– Считаю, что мне еще рано ходить к таким врачам. Я еще сам в состоянии управлять своими эмоциями.

– Но мы же с тобой, кажется, обо всем договорились…

– Я тебе ответил.

С этими словами он пошел к себе. Достал из бара бутылку и плеснул в стакан коньяку.

«Но тогда с каким же напитком можно было сравнить меня?» – «С хорошим армянским коньяком. Ты была прекрасной любовницей и настоящим другом…»

Пить Кленов не стал. Достал визитку Тамары и позвонил. Трубку долго не брали. И вдруг:

– Слушаю, – услышал он ее голос и облегченно вздохнул. Он боялся, что она еще не добралась до дома.

– Тамара, я хочу к тебе приехать. Сейчас же. Где ты живешь?

Она назвала адрес. Все тем же теплым дружеским тоном, который был ему так хорошо знаком.

Стукнула дверь. На пороге стояла Наталья.

– Ты куда-то собираешься?

– Да. Хочу навестить Тамару.

Он хотел доставить ей боль, и он доставил. Наталья же сделала вид, что его слова ее ничуть не задели. Она уже привыкла к тому, что они с Виктором находятся в состоянии перманентной холодной войны, а потому научилась управлять своими чувствами и не выдавать их.

– С чего бы это? Разве она живет здесь?

– Да, здесь.

– А я думала, что она уехала, бедняжка.

– Почему ты называешь ее бедняжкой?

– Да потому что она любила тебя.

– Значит, и ты тоже бедняжка? Или ты уже не любишь меня?

– Ты со мной, а не с ней, – осторожно поправила она, играя словами, как если бы они могли спасти ее от одиночества, которое читалось сейчас в ее тусклом затравленном взгляде. Да, он стал затравленным именно в тот момент, когда она услышала о том, что он собирается навестить Тамару.

– Ты не ответила на мой вопрос: ты любишь меня?

– Конечно, люблю. Я всегда буду любить тебя.

Она сказала это несколько торжественно, и Виктору этот тон показался неестественным, она словно бы упрекала его в том, что она-то его любит, а он вот собрался к Тамаре, к своей бывшей любовнице. Он давно уже не испытывал никаких особых желаний. Ему не хотелось ничего. Ровным счетом ничего. Он не получал удовольствия от тех денег, которые они зарабатывали, от еды, которую ел, и даже от сна, в который раньше он погружался как в спасительное вязкое и теплое облако. И если бы не Наталья, он ходил бы на работу в потертых джинсах. Это она водила его по магазинам, где сама выбирала костюмы, рубашки, галстуки и пуловеры. Ей нравилось играть роль заботливой и обладающей отменным вкусом жены под завистливыми взглядами молоденьких продавщиц. Вся жизнь постепенно растеряла все свои привлекательные и свежие краски и выглядела унылым и серым пейзажем. Все вокруг казалось лишенным смысла, надежд и любви.

– Преснятина, – вдруг сказал Виктор и сам же испугался звука своего голоса.

– Не поняла… Что ты сказал?

– Ничего. Я устал. У Тамары отдохну, поем ее татарской острой еды, может, оживу…

– А ты злой.

– Злой.

Он встал и решительно направился к двери. Затем вернулся за листком, на котором был записан новый адрес Тамары.

– Ты ночевать-то придешь?

– Приду, можешь не беспокоиться. Тамара мой друг, и больше ничего… Да, кстати… надо же, забыл тебе сказать. Помнишь Лаврова?

– Какого еще Лаврова? Поставщика из Нижнего?

– Да нет же. Я говорю о том частном сыщике, которого вы тогда подкупили, чтобы заполучить фотографии Ренаты… Я его в свое время нанимал, чтобы он проследил за ней…

– А… Лавров. И что? Она видела его? Или же теперь он стал ее бойфрендом? – она как-то нехорошо засмеялась.

– Его убили.

– Убили? Кто?

– Откуда мне знать.

– А когда?

– Это мне Тамара рассказала сегодня. Я ее в городе встретил, – он снова забылся и теперь разговаривал с Натальей, как и прежде. – Наверное, недавно… Вот поговорю с ней, потом тебе расскажу.

Наталья не выдержала и подошла к нему. Обняла и прижалась щекой к его плечу.

– Я понимаю, тебе трудно, но и депрессия имеет свое начало и свой конец. Иди к своей Тамаре, может, она подлечит тебя…

– Я не буду с ней спать. – Он нежно поцеловал сестру в щеку. – У меня нет ни малейшего желания. У меня вообще нет желаний, понимаешь?

– Это тебе только кажется… – Она провела рукой по его лбу и поцеловала. – Не злись на меня. А если я уж так тебе надоела, купи себе отдельную квартиру и живи там один. Я не обижусь…

И это она уже говорила ему неоднократно, прекрасно зная, что ничего не будет, что он без ее помощи не купит ни квартиру и ничего, ничего не изменит в своей жизни.

– Посмотрим.

По дороге он заехал в цветочный магазин и купил большой букет ирисов. К Тамаре он поднимался, держа в одной руке цветы, в другой – тяжелые пакеты с вином и закуской; в кармане костюма лежала коробочка с духами.

Тамара встретила его так, словно они и не расставались. Она жила теперь в новом доме, в большой, но почти пустой квартире, пахнувшей свежестругаными досками и краской. Еще один запах привлек его внимание. Знакомый и вместе с тем аппетитный. Виктор еще с порога потянул носом.

– Это азу из баранины, – подсказала ему Тамара. – Оно еще на плите, но пока мы будем закусывать, мясо будет готово. Проходи. Я одна, так что ничего не бойся.

– А я и не боюсь. – Он обнял ее и поцеловал, как дорогого и близкого человека.

– Какие цветы! Красивые… – она поднесла ирисы к лицу. – И дивно пахнут.

– Ты меня заинтриговала, – честно признался он, проходя в комнату, где уже был накрыт стол. – Так кто же жил с Гасаном? Или ты все это нарочно придумала, чтобы заманить меня сюда?

– Брось. Ты бы и так ко мне пришел. А с Гасаном и его любовницей получилась очень интересная история. Ты проходи, садись…

– Я помогу тебе. Где штопор? Там в пакетах фрукты, их надо помыть.

Когда они сели за стол, Виктор закурил. Тамара понимала, что он нервничает, но не спешила так сразу открывать имя женщины Гасана. Ей хотелось потомить его подольше. Но в этом желании не было зла. Ей было приятно снова сидеть за одним столом со своим старым другом и смотреть ему в глаза.

– Я нашла в квартире Гасана рекламный календарь одной из известных косметических фирм с пятном губной помады на нем. Понимаешь, женщина перед тем, как купить дорогую помаду, должна увидеть ее если не на своих губах, то хотя бы на бумаге. Вот такой календарик, понимаешь? – она показала на пальцах размер.

– И что же? Какая помада? – спросил Виктор и тут же покраснел: можно подумать, мне известен номер помады Ренаты. Да она красила губы разными цветами. Как и волосы. И ногти. И цвет глаз меняла с помощью линз. Ему стало стыдно за свой дурацкий вопрос.

– Розовая. Нежно-розовая.

– Но я не понимаю…

– Все очень просто. Заинтригованная не меньше твоего, я на следующий же день отправилась в магазин, единственный в городе торгующий этой косметикой, и показала там этот календарик. И продавщица, представляешь, вспомнила ту самую покупательницу, которая покупала у нее эту помаду. И запомнила ее лишь потому, что женщина купила у нее вместе с этой помадой столько всего, на такую крупную сумму, что не запомнить клиентку было просто невозможно. Это были духи, пудра и все прочее, тебе неинтересно…

Виктор вдруг увидел перед собой туалетный столик Ренаты, заставленный флаконами и баночками. Рената? И тут же этот столик трансформировался уже в столик Натальи, и он понял, что количество косметики не уменьшилось, а, наоборот, как будто бы даже увеличилось.

– Думаю, что у каждой женщины полно духов и пудры… Тамара, не томи…

– Подожди. Не торопи меня. Так вот. Она вспомнила эту клиентку и сказала, что после того визита эта женщина стала заходить к ним в магазин регулярно и покупать то крем, то мыло. Это была очень красивая и ухоженная женщина. Она всегда приходила одна, без мужчины, и тратила очень много денег. Понятное дело, что продавщицы шушукались о ней, пытались догадаться, кто она такая и, главное, чем занимается, и пришли к выводу, что…

– Чем?

– Смешной! Да ничем она, оказывается, не занимается. Просто шляется по магазинам и тратит деньги налево и направо. А вот муж ее или любовник действительно богатый человек…

– Но как ты смогла узнать, кто она? Ее имя?

– Виктор, выпей немного… Рената…

– Значит, это все-таки она… – он схватился за голову.

– Да нет же, ты меня не дослушал. Я хотела сказать, что Рената в отличие от этой женщины просто пчелка-труженица. Вспомни, как проходил ее день. Она же постоянно что-то делала: читала, рисовала, лепила, кого-то навещала или готовилась к какой-нибудь вечеринке, пекла… Эта же дамочка, напротив, просто бездельничала и тратила деньги. Она занималась собой, своей внешностью, фигурой, кожей… Так вот, однажды в магазин привезли новый препарат, основанный на натуральной плаценте. И тогда эта дамочка впервые потребовала от продавщицы товарный чек. Дело в том, что крем этот стоил очень дорого и в инструкции по применению было сказано об аллергии. И вот, чтобы не рисковать, эта особа решила себя подстраховать на тот случай, если у нее от этого препарата на коже появится сыпь или что-нибудь в этом роде.

– Ты хочешь сказать, что этот чек сохранился?

– Нет. Конечно же, нет, ведь прошло так много времени, целых три года…

– Три?

– Вот именно. Это было три года тому назад. И женщина, которая жила у Гасана, погибла три года тому назад… Но вещи ее сохранились в его квартире как бы в память о ней, понимаешь?

– Рената? – Он был готов уже наброситься на Тамару и если не свернуть ей шею, то хотя бы немного придушить, чтобы она прекратила свои издевательства.

– Ты что, другого имени не знаешь! – вдруг разозлилась Тамара, и глаза ее загорелись злым огнем. И тут она выпалила: – Это ее подружка, Ирина Пчелинцева, черт бы тебя подрал! Ты, наверное, забыл, что на лыжне нашли двух мертвых женщин: твою жену и Пчелинцеву, понимаешь? Как ты думаешь, стал бы Гасан, убив свою любовницу, хранить у себя ее вещи?

– Нет… не знаю… – Виктор был просто оглушен этим известием.

Ирина? Этого не может быть…

– Поверь мне, не стал бы. Это же улики. Он скрывал свою связь с ней. Скрывал очень тщательно, и, если бы он не погиб, мы бы, возможно, никогда об этом не узнали. Но она жила у него, жила. Спала, ела, пользовалась ванной, кухней… Она была ему почти женой. А если учесть, что она была не замужем, то так и хочется задать вопрос: зачем им было прятаться? От кого?

От меня. У него голова шла кругом. Они прятались от меня. А мы с ней прятались от всех остальных. Она так любила прятаться, что в результате оказалась в могиле. Под землей. Как змея в норе.

– Я долго думала надо всем этим. Сначала допустила мысль, что это Гасан убил свою любовницу, а Рената просто оказалась поблизости как свидетельница, которую ему пришлось убрать… Но потом поняла, что это не он убил. Он любил ее.

– Но он мог узнать о том, что она встречается, скажем, с другим мужчиной, – он боялся выдать себя изменившимся тоном, но ситуация требовала его участия в разговоре, и он с трудом, но говорил.

– Если бы он убил ее, то спрятал бы все ее вещи, как ты не поймешь!

– Хорошо… Тогда скажи мне, а не обнаружили ли вы в квартире Гасана спортивного костюма, похожего на мой? Может, это он был на лыжне?

– Нет, я еще раз ездила к Шансли и, когда она уходила за сигаретами, все хорошенько просмотрела. Нет, такого костюма у него не было. А если и был, то, будь он убийцей, он бы избавился от него.

– Ирина Пчелинцева – любовница Гасана? Просто не верится.

Что-то холодное обняло его сзади, он обернулся и увидел сидящих на диване в обнимку двух подружек: Ренату и Ирину. Они, беззвучно хохоча, послали ему, сдунув с ладошек, два воздушных поцелуя. «Тебе не тяжело от таких густых и ветвистых рогов?» – ему показалось, что он слышит их далекий потусторонний смех.

27. Письма

Прошел месяц с тех самых пор, как Аля разговаривала с Кореневым о Теслине. Теперь здание главпочтамта она обходила стороной – слишком уж неприятные были ассоциации. Но однажды по поручению Маши она все же зашла туда и была очень удивлена, когда среди общего гула толпящихся возле конторок посетителей она услышала звонкий женский голос, как будто зовущий ее: «Вишня!»

Она оглянулась и тотчас встретилась взглядом с той самой девушкой, которой когда-то оставляла конфеты с просьбой сообщить ей, если будет весточка от Теслина. Сердце ее сжалось.

Девушка выбежала в зал и, проталкиваясь между людьми, добралась до Али, стоящей в очереди за большими конвертами и марками.

– Это вы – Вишня?

– А вы что, снова натравите на меня кого-нибудь из прокуратуры? – огрызнулась Аля и покраснела. – Ведь вы тогда…

– Но у меня не было другого выхода. Мы вас ждали. Мы были обязаны. Я здесь ни при чем. Тот человек больше не приходил, а вот писем на ваше имя пришло целых пять. От того самого Теслина.

– Не может быть…

– Может. Подождите минутку. Я выбежала, чтобы успеть сказать вам это прежде, чем вы уйдете. Я сейчас вынесу вам эти письма.

Через пару минут Аля держала в руках пять конвертов. Она вышла на улицу и села на ту самую скамейку, что и в прошлый раз, когда к ней подошел Коренев. Она словно бы испытывала судьбу. И если бы к ней и сейчас подошел Коренев, нисколько не удивилась бы. Но к ней никто не подошел. Она просидела с письмами в руках минут десять, прежде чем распечатать первое письмо.

«Аля, привет! Позвони мне. Жду». И далее следовал уже совсем другой номер московского телефона. Письма, совершенно одинаковые по содержанию, пришли с разницей в неделю, последнее – в конце мая, три дня назад.

Аля вернулась в здание главпочтамта, оплатила заказ на четверть часа разговора с Москвой и заперлась в кабинке, все еще не веря в реальность происходящего. Дрожащими пальцами набрала код столицы и номер телефона Теслина, и когда на другом конце провода раздался уже подзабытый мужской, но все же знакомый голос, тело ее покрылось мурашками.

– Володя? Это я, Аля Вишня. Это ты?

– Аля? Господи, я уж думал, что с тобой что-то стряслось. Да, это я. Как дела? Ты искала меня?

– Да. Нам надо встретиться. Я готова вернуть долг…

– Ненормальная. Да забудь. Все это – ерунда.

– Я должна это сделать, пойми.

– Купи себе что-нибудь на эти деньги или отложи на черный день. Я счастлив, что ты помнишь меня. Больше мне ничего не нужно. И я рад, что не ошибся в тебе.

– Ну, пожалуйста. – Она уже глотала слезы, потому что воспоминания тех дней захлестнули ее, и она видела себя стоящей на морозе, посреди вокзальной площади. Искаженное памятью и слезами лицо Софьи Андреевны расплывалось перед мысленным взглядом. – Приезжай… Посидим, поговорим. Я должна поставить в этой истории точку и кое о чем расспросить тебя. Ну, хочешь, я к тебе приеду. Буквально на пару часов. Для меня это важно.

– Что-нибудь случилось?

– Да… случилось… – И она разрыдалась. Она не знала, как ему сказать, что с каждым днем ей становится жить все труднее и труднее и что тот образ жизни, который она вела, закрывая глаза на совершаемые Машей преступления, уже очень скоро (она это чувствовала) приведет ее прямиком в тюрьму. Ей нужно было выговориться, попросить совета. И никому, кроме Теслина, она бы не смогла, конечно, довериться.

– Диктуй… – Голос Теслина стал серьезным.

– Что? – не сразу поняла она. – Что диктовать?

– Адрес, где ты сейчас живешь.

– Нет, ко мне нельзя. Лучше скажи, когда ты приедешь, в какой день, и я буду встречать все московские поезда.

– Тогда послезавтра, рано утром. Встретимся у центрального входа. Я не спрашиваю, что у тебя стряслось, понимаю, что не все можно сказать по телефону, но знай, что у тебя есть я, и ничего не бойся… Ты не представляешь, из каких передряг мне в свое время приходилось выпутываться. И ничего – выпутался. Я и тебе помогу. Ты – стоящий человек, Аля. Все, жди меня послезавтра утром. Поезд приходит к вам, кажется, в семь… И все-таки, на всякий случай, продиктуй мне свой домашний телефон. Вдруг с тобой что-нибудь случится, и ты не придешь на вокзал. Где я буду тогда тебя искать? Ждать на вокзале, как я тогда ждал Оскара?

– Оскара?

– Ну да, того парня, помнишь?

– Помню, – проговорила она упавшим голосом.

– Тогда до встречи, Вишня.

– До встречи…

Она положила трубку, но у нее не было сил подняться и выйти из кабины. Что я наделала? Зачем позвала? Что я ему скажу? Что связалась с настоящей преступницей, воровкой, что боюсь попасть в тюрьму? Что скажет Теслин? Какими глазами он на меня посмотрит, когда узнает всю правду?

Она достала платок, вытерла слезы, припудрила покрасневший нос и вышла на улицу. Кругом все цвело и зеленело. Нарядно одетые горожане куда-то спешили, и Але показалось, что лица всех, без исключения, людей освещены улыбками. Они были счастливы, веселы и беззаботны по той лишь причине, что жили открыто, никого не обманывали, не грабили, не совершали преступлений. Это честные люди, порядочные. А вот Маша – сорвиголова. Она летит в пропасть и не хочет верить, что у этой пропасти есть дно, где она рано или поздно сломает себе шею. А вместе с собой утянет и Алю.

Рядом с ней затормозила машина, чуть не сбив ее. Она замерла, ожидая услышать ругань. Но вместо этого в глубине салона появилась голова мужчины, пожелавшего взглянуть поближе на ту, которая едва не попала под колеса его машины.

– Вы идете по проезжей части, – напомнил он ей довольно сухим, серьезным тоном. – Еще немного, и я наехал бы на вас. С вами все в порядке?

– Извините.

– Хотите, я вас подвезу?

Теперь уже была ее очередь разглядывать мужчину. Она, словно испытывая его терпение, почти просунула голову в окно и теперь смотрела ему прямо в глаза. Ей надо было разрядиться, сбросить с себя электрический заряд раздражения и злости, направленный против самой же себя. И вот теперь перед ней появилась мишень. Совсем близко.

– Вы убийца? Маньяк? Вы сначала изнасилуете меня, затем расчлените мой труп и закопаете в лесу?

– Нет, я покатаю вас на машине по солнечному городу, затем мы пообедаем в ресторане, вы расскажете мне, почему я похож на маньяка, а потом, если захотите, отвезу вас домой. У меня сегодня куча времени, и я в вашем распоряжении.

– Но ведь вы же совсем не знаете меня…

– Вот и познакомимся.

Больше всего ей понравились его слова про солнечный город, и она села в машину. Ей надо было как-то убить время до приезда Теслина. А потом начнется новая жизнь, все будет по-другому.

28. Ангел-хранитель

Маша вернулась домой вечером. Уставшая, голодная. И, не обнаружив Али, удивилась. Она уже настолько привыкла видеть ее рядом с собой все время, что та тишина, в которую она вошла, прикрыв за собой дверь, вызвала странный звон в ушах. Такое случалось нечасто, и потому возможности, чтобы оценить присутствие Али в Машиной жизни вообще, было довольно мало. Аля повсюду сопровождала Машу. Красивая и умная Аля, по мнению Маши, стала ее ангелом-хранителем. Маша блефовала, когда говорила ей, что она, как и ее мать, заговоренные. Матери уже давно не было в живых. Она сгнила в тюрьме, умерла от туберкулеза в тюремной больнице. Ни за что. Украла ящик водки на складе. И тогда Маша внушила себе, что раз матери так не повезло, то должно повезти дочери. Вот и придумала байку про заговоренных. Придумала, а потом поверила сама.

Маша поставила чашку с куриным супом в микроволновку и, усевшись на подоконник, закурила. За стеклом зеленел уютный двор, откуда доносились голоса сидящих на скамейках женщин, визг детей, шелест листвы и отдаленный гул дороги. Маша оглянулась. Вот уже два года как она жила в этой квартире, стены которой видели и слышали многое; у нее появилось много денег, очень много денег, но счастья по-прежнему не было. Было лишь его ожидание. Кондитерская скоро откроется, и это будет одна из самых лучших кондитерских в городе. Там будут столики и стулья, а не неудобные стойки, и вместо картонок пирожные будут подаваться на красивых блюдцах. На столиках будут стоять вазочки с живыми цветами, и кофе будет не из желудей, а настоящий, как и чай. Склад, пекарня и сама кондитерская расположены в одном здании. Замкнутое производство. Идеальный вариант.

Маша загасила сигарету и взглянула на часы. Али нет, и делать ничего не хочется. Даже ужинать. И куда она могла пойти? В кино? Она не имеет права никуда уходить без меня. Она – моя. Она принадлежит мне. Это я сделала ее. И это благодаря мне кожа ее такая гладкая и розовая. Это на мои деньги она ест масло и мясо, покупает себе красивые вещи и духи. Она – это я. Я. Я.

Она закрыла глаза и увидела дом. Тот самый дом, который вот уже полгода принадлежал ей. Он находился неподалеку от моста, на тихой зеленой улице. Старинный двухэтажный особняк. Через месяц, когда уберутся леса и зеленая сеть, под которой строители-волшебники проработали почти пять месяцев, этот дом воскреснет из мертвых. Он будет сиять свежей кремовой краской и кружевными чугунными решетками. Прозрачный стеклянный купол, заменивший крышу, позволит солнечным лучам прогревать тропические растения зимнего сада, играть на лепестках пышных экзотических цветов, переливаться в струях фонтана. И вся эта роскошь, весь дом с мебелью и коврами, дорогими люстрами и посудой, все это будет принадлежать лишь им двоим. И тогда Аля поймет, что такое настоящее счастье. Счастье в их единении, в их все большей схожести, родственности душ.

Она закрыла глаза и увидела Алю обнаженной, стоящей под душем, – стройную и прекрасную. Длинные волосы змеятся по груди, почти до самой талии. И эта красивая женщина еще два года тому назад зарабатывала себе на хлеб и крышу над головой, отдаваясь грязным клиентам грязной старухи? Да Аля должна Маше пятки лизать за то, что та вырвала ее из той вонючей жизни. Маша не верила в существование загадочного друга, который якобы выкупил Алю у Софьи Андреевны. Она была уверена, что Аля просто-напросто отработала у нее все то, что успела задолжать за то время, что жила у старухи. Она не верила в бескорыстие людей…

Маша открыла глаза. В комнате было темно. Она, оказывается, уснула в ожидании возвращения Али. Она не переживет, если с ней что-нибудь случится.

Она включила свет. И почти в ту же самую минуту послышался звон ключей, и в квартиру впорхнула (иначе и не скажешь) Аля. Глаза ее блестели, щеки пылали.

– Ты где была? – Маша хотела вложить в этот вопрос как можно больше металла, но голос ее прозвучал как жалкое блеянье. Она вдруг с ужасом осознала, что боится ее потерять. И этот страх буквально парализовал ее.

– Представляешь, познакомилась с одним типом. Он чуть не сбил меня…

– Как в дешевой мелодраме… – не выдержала Маша, чувствуя, как ее подташнивает от волнения. Что-то подсказало ей, что Аля изменила ей. Что она несколько часов жила своей собственной жизнью.

– Да. Именно как в дешевой мелодраме, – со смехом подхватила Аля, даже не заметив саркастического Машиного тона. – Но знаешь, он оказался очень даже ничего… Воспитанный, приятный в общении, ненавязчивый и к тому же еще красивый. Я то время, что пробыла у него…

– Ты была у него дома?

– А почему бы и нет? – Аля, говоря, двигалась по кухне, машинально готовя ужин. – Так вот, все то время, что я была с ним, меня не покидало чувство, что я уже где-то виделась с этим человеком. Мне знакомо его лицо, я уже слышала его голос. Но вот где именно я его видела и при каких обстоятельствах, так и не смогла вспомнить. Словно моя память заблокирова…

И тут она осеклась. Остановилась посреди кухни со сковородой в руках и замерла, растерянно глядя Маше в глаза. У Али был взгляд затравленного и загнанного в угол животного. Маша смотрела в Алины зрачки, словно желая прочесть истинное чувство, которое вызвало этот странный взгляд. Память Али заблокировала ту часть ее жизни, куда совсем недавно попытался было проникнуть Коренев, но главное все же оставалось за семью печатями. Несколько мгновений женщины смотрели друг на друга, словно испытывая себя на твердость духа. И первой не выдержала Аля. Она расхохоталась, предпочтя превратить свой рассказ в шутку, в смех.

– Короче, я его так и не вспомнила.

– Ты сказала, что он чуть не сбил тебя… – напомнила ей Маша осторожно. – Как же так? Ты пошла на красный свет?

– Маша, прекрати. Я же не маленькая. Ну, засмотрелась, подумаешь… – Она обняла Машу и поцеловала ее в щеку. – Извини, что я не позвонила и не предупредила тебя. Ты, наверное, волновалась, а я… Сама не знаю, как это получилось.

– Он назначил тебе встречу? – продолжала допытываться, не в силах скрыть своей ревности, Маша.

– Да мало ли что он назначил, – отмахнулась Аля. – Брось. Не бери в голову. Все это несущественно. Просто случайное знакомство, вот и все. Думаю, что я больше никогда его не увижу. Я – с тобой.

Она нашла самые верные слова, которые сразу же попали в сердце Маши, после чего она облегченно вздохнула.

– А ты сомневаешься во мне? – продолжала ластиться к ней Аля. – Успокойся. Я никогда не брошу и не предам тебя.

Она подбирала каждое слово, точно рассчитывая усыпить бдительность своей ревнивой подруги-собственницы. Истинные же чувства и мысли она запрятала глубоко-глубоко; и чтобы ничем не выдать себя, она даже отвернулась от Маши. Я не твоя. Я принадлежу только себе. У меня своя жизнь, а у тебя – своя. Вот скоро приедет Теслин, и все изменится. И я исчезну из твоей жизни. Еще немного, и исчезну. Исчезну…

Зазвонил телефон. Маша вздрогнула. Аля знала, как она боится звонков, как борется с тем, чтобы не выдать это волнение. Ведь за звонком может стоять реальный человек, способный разрушить их жизнь. Одним словом, одним росчерком пера. От такого звонка может прямо из трубки пахнуть тяжелым спертым воздухом тюремной камеры…

Подруги переглянулись. Маша подумала о том, что это звонят Але. Аля же, напротив, подумала о том, что звонит кто-то по делу Маше. Трубку взяла Аля.

– Слушаю.

– Добрый вечер, – услышала она незнакомый женский голос. – Могу я поговорить с Марией?

– С Марией?

Маша вскинула брови и напряглась, глядя на Алю, держащую возле уха трубку.

– Да, это я… – теперь трубка оказалась у Маши. – Кто это?

– Вы меня не помните, наверное. Кафе «У Валентины». Мы с вами разговаривали…

– О… Все. Вспомнила. Эстер… – Маша и не заметила, как произнесла это имя вслух. Произнесла и тотчас залилась краской.

В кафе «У Валентины» собирались только женщины. И однажды Маша поймала себя на том, что ей нестерпимо хочется туда зайти. Зайти и выбрать себе девушку. Такую же, как Аля, но с которой ей будет намного проще. Легче. Она пришла туда, села за столик, и вскоре к ней подошла женщина. Необыкновенно красивая, утонченная. Меня зовут Эстер…

Они договорились о встрече, но Маша не пришла. Не смогла. Не захотела. Не нашла в себе сил. И вдруг теперь этот звонок.

– Вы мне приснились, – журчал нежный голос Эстер. – Мы бы могли провести вместе целый вечер или даже ночь. Я немного выпила, осмелела вот, поэтому звоню…

– Я рада, что вы позвонили мне, – Маша говорила чуть дыша и боясь даже повернуть голову в сторону стоящей совсем рядом с ней Али. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо при мысли, что теперь вот настала очередь Али ревновать ее к позвонившей ей Эстер.

– И мне приятно слышать ваш голос. Если хотите, приезжайте ко мне.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Но куда?

И эта необыкновенная женщина продиктовала ей свой адрес. Сердце Маши забилось, как если бы ее поцеловала в губы сама Аля. Но недосягаемая Аля была далека от такой любви. Она предпочитала мужчин. И если бы она узнала направленность чувств Маши, она убила бы ее своим презрением. Это Маша знала наверняка. Поэтому никогда не провоцировала ее на близость. Боялась выдать себя.

– Маша, кто это?

– Она занимается оборудованием для кондитерских, – солгала Маша. – Вернее, она является представителем одной московской фирмы, которая занимается этим самым оборудованием…

– Значит, уже очень скоро мы сможем запустить нашу кондитерскую? Да? – Аля игриво потрепала Машу по затылку.

– Да, скоро…

Маша засобиралась, заметалась по квартире, соображая, что ей лучше надеть, как причесаться. Никогда еще она не волновалась так сильно. Ей все еще не верилось, что в этом большом городе нашлась женщина, способная понять ее. Понять и приласкать. И кого? Ее, Машу, ничем не примечательную, грубоватую, отвергнутую мужчинами и еще не познанную женщинами. Ей позвонила Эстер… От одного звука ее имени у Маши кружилась голова. А ведь еще несколько минут тому назад она любила только Алю. Что же такое творится с ней?

– У тебя жар? – Аля припечатала свою ледяную ладонь прямо ко лбу Маши, уже в нетерпении стоявшей в прихожей. – Что с тобой? Ты возбуждена? Так нервничаешь?

– Да нет… просто все неожиданно. Она только что прилетела из Москвы. Привезла проспекты… Я должна все посмотреть.

– Даже мне не покажешь?

– Да ты что! Покажу! Мы вместе с тобой будем все выбирать.

– Тогда – счастливого пути.

– Спасибо.

Маша уже на лестнице вдруг поняла, что вела себя неестественно с Алей. Что была похожа на ненормальную. Мчаться ночью за какими-то проспектами? И Аля ей поверила?

Она остановила такси и поехала к Эстер.

Аля же, оставшись одна, тотчас забыла о существовании Маши. Она легла в постель, укрылась одеялом и закрыла глаза. Перед ней сразу же возникло лицо, обрамленное темными волосами, белозубая улыбка и смеющиеся глаза… Знакомые глаза. «Можно я вам позвоню?» – «Нет, нельзя». – «Вы замужем?» – «Нет, хуже. Я живу с сестрой, которая страшно ревнует меня к мужчинам. Она – настоящий тиран». – «Надо же, какое совпадение. Я тоже живу с сестрой, которая страшно ревнует меня к женщинам». – «И где же она сейчас?» – «Ее нет в городе. Она уехала по делам». – «Вам хорошо, вы один. А меня сейчас ждут. Без меня не ужинают». – «Голод – не тетка. Подождут-подождут и поужинают. Можно я вас поцелую?» – «Нет. Нет и нет. И не будем больше… Все. Мне пора». – «Так можно я вам позвоню?» – «Говорю же, нельзя…»

Она открыла глаза, откинула одеяло и подошла к окну. Окно. За ним – целый мир. И где-то там, в синем воздухе, существует дом, а в доме он, мужчина…

Аля бросилась к телефону. Она звонила в службу, занимающуюся поставкой молодых и сильных мужчин.

– Мне нужен мужчина. Лет тридцати пяти. И чтобы его звали Виктором.

29. Жизнь продолжается

После разговора с Тамарой Виктор поехал не домой, а на квартиру, где встречался с Ириной Пчелинцевой. Теперь, когда он узнал, что у нее была связь с Гасаном, весь их роман подернулся ядовитой пеленой лжи и предательства. И сейчас, вспоминая ее слова, поступки и даже ее поведение в постели, он понимал, что то, что рассказала о ней Тамара, – чистая правда. Ирина тянула деньги с двух любовников, и вся ее жизнь сводилась к тому, чтобы, выпрыгнув из одной постели, вовремя оказаться в другой. Все правильно. Днем она спала с Виктором, а ночью – с Гасаном. Гасан, безусловно, ничего не знал о сопернике. Он был великим собственником и, по сути, очень жестоким человеком. И он мог убить Ирину. Мог, если бы только узнал, что она изменяет ему с Виктором. Да, скорее всего, так оно все и было. Он, узнав, что Ирина встречается с Виктором, заманил ее в лес и застрелил там. Но появившаяся так некстати на лыжне Рената, с которой Ирина и приехала в лес, оказалась свидетельницей убийства, а потому была тоже убита. Вот и вся история. И теперь понятно, почему Гасан пытался уничтожить после смерти обеих женщин самого Виктора Кленова. Он не мог простить ему связи с Ириной. А та байка про то, что Гасан был влюблен в Ренату, была распущена самим Гасаном для отвода глаз. Он понимал, что стоит рассказать о своей несуществующей любви к Ренате Андрею, как от него об этом узнает Тамара, которая, в свою очередь, расскажет об этом самому Виктору. Таким образом, никому и в голову не придет подозревать, что его настоящей любовницей является Ирина Пчелинцева. Но тогда становится непонятным, зачем ему все это понадобилось, если Ирина была незамужней женщиной, и ей, в его глазах, было не от кого скрываться. Остается предполагать, что это сама Ирина внушила Гасану мысль о том, что они должны держать их отношения в тайне. И причину (или даже несколько причин) могла придумать любую. Ирина была изобретательной женщиной и ради достижения своих целей была способна на многое. Вот только зачем ей было спать с Гасаном, если у нее уже был состоятельный молодой любовник – Виктор?

Однако самый главный вопрос, который Виктор задал себе, находясь в квартире Ирины, касался его чувств к этой продажной и лживой женщине: как мог он встречаться с Ириной, когда всегда любил только Ренату? Неужели из чувства мести или общей неудовлетворенности жизнью мужчина способен предать свою любовь и изменить любимой женщине с кем попало, кто первый подвернется под руку? Ведь если раньше он считал, что мужчине по природе положено проживать несколько жизней, чтобы успеть испытать всю гамму чувств, связанных с женщиной, то что же получалось теперь? Что и женщине мало одного мужчины, одного романа, одной любви? Что и женщина свободна в своем выборе образа жизни?

Квартира стала серой, душной от пыли. Нежилая, неуютная, пропитанная горьковатым запахом полыни (хотя на самом деле наверняка какими-нибудь прокисшими духами), она навевала леденящие кровь мысли о смерти, о кладбище, где теперь покоится тело ее хозяйки. И вдруг Виктор все понял. Боже, так ведь это из-за этой лживой суки погибла Рената! Моя Рената!

Виктор схватил со стола пепельницу и со всего размаху швырнул ее в стеклянную дверцу книжного шкафа. Стекло со страшным грохотом взорвалось, густо посыпались на пол осколки, и их звон еще долго стоял в ушах, отзываясь болью в затылке.

…Он очнулся, открыл глаза и увидел себя сидящим в кресле с окровавленными руками. Оказывается, он, находясь на грани нервного срыва, крушил в этой квартире все подряд. На полу валялись разодранные в клочья вещи Ирины: халат, трусики, желтый газовый шарфик. Паркет жирно блестел от размазанной по нему розовой помады, быть может, той самой помады, которая и навела Тамару на след Ирины. Я хочу, чтобы ты сам увидел эти вещи и понял, о ком идет речь. Что хотела сказать этими словами Тамара? Как будто бы он, увидев вещи Ирины, мог узнать их. Откуда? Или же… Или Тамара догадывалась о том, что Виктор был любовником Ирины? Нет, скорее всего, она сказала это лишь потому, что Ирина на правах подруги жены часто бывала в их доме, а потому могла предположить, что ему знакомы некоторые ее вещи. Но ведь он не женщина и не запоминает такие подробности…

Откуда кровь? Он разбил пепельницу и порезался.

Виктор вернулся в машину в страшно подавленном состоянии и понял, что совершил ошибку, не повесившись в тюремной камере. Что ему сейчас остается? Жить бок о бок с ненормальной сестрицей, влюбленной в него по уши и готовой надеть на себя кожу покойной Ренаты, чтобы только затащить его в постель? Копить деньги, чтобы в один прекрасный день сжечь их в ванной комнате, после чего броситься из окна дома и разбиться? Жизнь потеряла для него всякий смысл. Что он умел? Покупать и продавать лекарства? Он в отличие от Ренаты даже и не пытался создать свой мир: не рисовал, не писал стихов и романов, не лепил из глины, не мечтал, не фантазировал, не любил ни кино, ни театра, ничего и никого… Он – жалкая, ничтожная личность. Он – никто. Пустое место. Нет. Он – сгусток боли и печали. И нет ни одной живой души, которой он бы доверился и кто смог бы согреть его своим душевным теплом. Ему холодно… Очень холодно…

Он и не заметил, как выехал на широкую улицу. Машинально давил на педали и думал о том, как бы поскорее оказаться на мосту, чтобы уже там, развив скорость, махануть через перила в зеленоватую холодную муть реки. Все произойдет очень быстро, он даже не успеет испугаться, как дно машины с треском ударится о поверхность воды, и она хлынет в салон, раздавит его своей массой, утянет вместе с машиной на самое дно…

И в это самое время солнечный луч выхватил из толпы нежное лицо. Девушка шла ему навстречу, как если бы она двигалась не по проезжей части, а по тротуару. Машина резко, очень резко затормозила, и Виктор подался вправо, к окну, чтобы получше разглядеть девушку. Она тоже смотрела на него, но думала о чем-то своем…

Он не катал девушку по солнечному городу, как обещал, не повез обедать в ресторан, а пригласил к себе. Ему было все равно, дома ли Наталья или нет. Он имел право привести в дом кого угодно. Так почему бы не эту девушку?

Но, оказавшись в квартире, он, вместо того чтобы поухаживать за незнакомкой, предложить чаю или вина, нежно обнял ее и привлек к себе.

Он чувствовал, как она напряглась. Но когда он нашел губами ее рот, тело в его руках обмякло, и девушка чуть не упала.

– Спасибо, – сказала она чуть позже, отдышавшись. – Это было как раз то, чего мне так не хватало.

– Вам не хватало меня?

– Да. Ваших губ. А теперь мне стало хорошо… Вот только голова закружилась.

Он отпустил ее не скоро. Он знал, что Наталья уже дома. Она ходила по квартире, нарочно громко шаркая домашними туфлями по полу, гремела кастрюлями на кухне, хлопала дверями, выражая этим протест против того, что в дальней комнате, смежной со второй ванной, заперся человек, которого она, по ее словам, любила больше всего на свете. И заперся не один, а с женщиной, чьи изящные туфли стояли сейчас в прихожей на полу и одним своим видом вызывали в ней черную зависть и ненависть. Она не знала, кто эта женщина, а потому изнемогала от желания увидеть ее и растерзать, разорвать в клочья… Когда же терпение ее кончилось, она тоже заперлась в своей спальне и решила не выходить оттуда до тех пор, пока квартира не очистится от мерзавки, посмевшей прикоснуться к ее любовнику и брату.

Однако, когда Виктор, посадив Алю Вишню в такси, вернулся домой, Натальи уже не было.

Он зажег свет на кухне, достал из холодильника курицу, маринованные огурцы и, включив в гостиной телевизор, удобно устроился перед ним с подносом в руках. Он даже не заметил, как съел всю курицу. Я счастлив. Мне хорошо. Какой же я идиот, что хотел броситься с моста. Может, мне на самом деле обратиться к психотерапевту?

Он уснул, укрывшись пледом, так и не досмотрев какую-то мелодраму, а проснулся от странных звуков. Кто-то смеялся за стеной. Но кто? Это был женский смех. И тогда и он улыбнулся, как если бы ему только что сказали, что он свободен, и распахнули перед ним дверь камеры: за стенкой зажила наконец своей жизнью Наталья! Она была с мужчиной, и ей тоже было хорошо. Господи, спасибо тебе! И Виктор Кленов перекрестился.

30. Женская любовь

Утром Аля Вишня вспомнила, где видела Виктора прежде, и ужас накрыл ее ледяной волной. Она пролежала в постели почти весь день, не обращая внимания на присутствие озабоченной ее болезненным состоянием Маши.

– Что с тобой, ты можешь мне сказать? Заболела? У тебя температура?

Маша, как никогда, казалась ей в тот день навязчивой. Она терроризировала Алю своей заботой, своими бесконечными вопросами. Понятное дело, она ревновала. Она не могла допустить и мысли, что у Али возникнут какие-то тайны, появится личная жизнь.

– Я приглашала мужчину, – наконец произнесла Аля, чтобы отвязаться от Маши.

– Мужчину? Но когда? Разве ты не провела вечер… Я просто хотела спросить, где же ты и с кем была, если тебе снова понадобился мужчина? – Маша присела к ней на постель и по-матерински нежно взяла и погладила ее бледную руку.

– Ты хочешь узнать, где и с кем я была? Да ни с кем. Просто тоска заела. Сначала меня действительно чуть не сбил один парень. Он испугался и, чтобы загладить свою вину, пригласил меня к себе домой. Мы с ним немного выпили, и я ушла. Шаталась по улицам и…

– …и пыталась вспомнить, где ты видела его раньше? Ну и как, вспомнила? – в голосе Маши звучала тревога, она словно силилась прочесть Алины мысли; невозможно было допустить, чтобы она что-нибудь узнала.

– Нет. Не вспомнила, – отрезала Аля. – И вообще… Все это несущественно. Может, встречалась где-нибудь на улице или в магазине. Такое бывает…

– Я тоже не люблю, когда, увидев человека, не могу вспомнить, где же я видела его раньше. Мне сразу начинает казаться, что это один из тех псевдоморяков, которых я кинула, или кто-нибудь еще, у кого я умыкнула кучу денег… И тогда мне чудится, что меня узнали… А это страшно. Тебе, глядя на этого парня, тоже было страшно? Ты подумала, что встречалась с ним у старухи?

Старухой она упорно называла Софью Андреевну. Маша тем самым дала ей подсказку, которой Аля не преминула воспользоваться.

– Да… Мне показалось, что я спала с ним у Софьи Андреевны, поэтому-то я и ушла.

Хотя на самом деле она провела в постели с Виктором Кленовым пару часов незабываемого блаженства. С первым, что называется, встречным. Конечно, она больше не будет встречаться с ним, она не допустит, чтобы и он тоже вспомнил ее. Разве приятно обнимать ту, кто давал свидетельские показания в прокуратуре, благодаря которым Виктор Кленов провел несколько месяцев за решеткой. Но ведь она же видела его на лыжне! Видела! Он был там, в лесу…

– Я поняла. А что с тем парнем, которого ты вызвала по телефону? Ты пошутила? Никого не было?

– Почему же не было. Был. Но мне показалось, что он повел себя несколько грубо. Хотя, с другой стороны, как можно требовать любви и нежности от совершенно незнакомого человека, тем более от мужчины…

– Да, женщины более нежные и понятливые… – проговорила между тем чуть слышно Маша, глядя в пространство, словно вспоминая что-то.

– А как прошла встреча с той дамой… которая с оборудованием? – очнулась Аля от своих воспоминаний.

– Нормально. Выпили, посидели, обсудили кое-какие дела, я просмотрела каталог, но мне там мало что понравилось. Она обещала достать еще несколько других…

– Ты была у мужчины? – вдруг спросила Аля ее прямо в лоб и даже поднялась на постели. – Ну же… За женским голосом скрывался другой, мужской? У тебя есть любовник?

– А тебя бы это смутило? Тебе не хочется, чтобы у меня кто-то был?

– Напротив. Мне кажется, что для твоего душевного равновесия тебе как раз и не хватает мужчины. Но только не по вызову, а настоящего, твоего мужчины.

– А тебе?

– Я пока боюсь заводить романы… Меня еще долго будут преследовать видение тех мужчин, с которыми я спала за деньги. Для которых танцевала и вместе с которыми пила дешевую водку.

– Тогда живи как жила.

– А я и живу. Просто захандрила что-то. Никак не пойму, чего мне хочется.

– Скоро будет готов дом. Наш дом. – Маша положила руку ей на талию. Аля напряглась. Но когда Маша, склонившись над ней, поцеловала ее прямо в губы, Аля вдруг поняла, что ни у какого мужчины Маша не была. Да она же была с женщиной… «Я спокойно смотрю на эти вещи, – вдруг вспомнила она Коренева. – Сексуальная ориентация – это личное дело каждого. Главное, чтобы такие, как вы, не превратились в мужененавистников».

Вместе с поцелуем Маша подарила Але самый мощный козырь, который когда-либо существовал на свете. И теперь, обладая им, Аля сможет вертеть этой воровкой как угодно. Она выпотрошит ее, разорит, обезоружит своей обманной любовью. Она превратит ее в свою рабыню, и тогда ей не понадобится ни Теслин, никто… Она сама сможет обезопасить себя.

Закрыв глаза, Аля поцеловала Машу. Так, как если бы она целовала мужчину. Руки ее нежно обвили шею Маши, заскользили по спине.

– Я не хочу, чтобы ты встречалась с мужчинами, – прошептала Аля на ухо Маше и замерла в ожидании реакции.

– И я не хочу, чтобы ты встречалась с мужчинами.

– Значит, ты была с женщиной?

– Я хотела быть с тобой, но ты бросила меня, и я отправилась действительно к женщине. Но мы едва знакомы, а потому у нас ничего такого не было…

– Она красивая? – Аля взяла голову Маши в свои руки и заглянула ей в затуманенные страстью глаза. – Красивее меня?

– Нет. Ты – самая красивая. И я люблю тебя. Я полюбила тебя с тех самых пор, как только увидела тебя.

– А я увидела в тебе… себя… – Она прощупывала эту незнакомую для себя заминированную неожиданными психологическими тонкостями дорогу. Она ничего не знала о женской любви, а потому боялась все испортить одним неправильным словом. Она не знала, чего хочет Маша – чтобы ею обладали или чтобы обладала она.

– Я буду тебя защищать и оберегать. Я буду твоим телохранителем, понимаешь? У меня не такая нежная кожа, не такие изящные линии тела, но у меня много любви. И она переполняет меня.

Аля испугалась, что сейчас Маша разденет ее. Но Маша, будто насытившись одними словами и скупыми прикосновениями, очень быстро уснула. Словно успокоилась, что все разрешилось таким чудесным образом.

Чувствуя у себя на груди ее руку и слыша, как бьется ее сердце, прижатое к ее сердцу, Аля ужаснулась тому, что произошло сейчас здесь, в этой комнате. Но было уже поздно что-либо менять. Завтра приезжает Теслин. Он все устроит. Он научит, как ей жить дальше.

31. Женщины

Наталья за завтраком вела себя так, словно ничего не произошло, и туфли на пороге ей пригрезились. Виктор же, напротив, с виноватым видом поедал кашу, запивая кофе, и не знал, как ему вести себя с сестрой. Ему захотелось рассказать ей о своих чувствах. О том, что вчера он чуть было не бросился с моста и что лишь случайно повстречавшаяся ему девушка смогла остановить его от этого безумного шага. И что он страшно благодарен этой девушке, и вряд ли сможет теперь забыть ее. Она была очень красива, изысканна, и то, что она пошла с ним на близость спустя несколько минут после встречи, не только не насторожило и не отвратило его от нее, а наоборот – сблизило с ней. Аля (так звали девушку) не пожелала, чтобы они продолжали знакомство. И причин этому может быть сколько угодно. Она, наверное, замужем… Хотя она же рассказала ему, что живет с сестрой. Проведя с ней несколько часов, что он мог сказать о ней? Она не боится мужчин. Она знает, как с ними обращаться и как доставить им удовольствие. Но она не проститутка. Иначе она бы потребовала денег. Да она и не похожа на проститутку. Просто красивая молодая женщина…

Наталья ему что-то говорила, но он лишь видел, как она открывает рот, и ничего не слышал, потому что на какое-то время оглох и весь обратился в зрение: он видел перед собой лицо Али, ее порозовевшие щеки, повлажневший завиток волос над ухом… Она кого-то напоминала ему… Выглядела она великолепно, и весь ее облик свидетельствовал о пышущем здоровье и достатке. Разве что тот взгляд, который и привлек его внимание, подсказал Виктору, что за ним скрывается незащищенная и израненная тяжелыми воспоминаниями душа…

– Ты меня совсем не слушаешь…

Голос Натальи прорезался сквозь пелену воспоминаний и грез. Он понял, что пьет обжигающий кофе и даже не чувствует боли.

– Извини. Задумался.

– Ты вчера был не один…

Она все-таки не выдержала и задала ему этот вопрос.

– Да. Я был не один. У меня была женщина.

– Но ведь это не Тамара?

– Нет.

– Ты был с ней знаком раньше?

– Не знаю… Не уверен. – И вдруг он вспомнил про Ирину Пчелинцеву, и ему захотелось повернуть разговор в другую сторону: – Между прочим, я кое-что узнал об Ирине Пчелинцевой. Ты будешь очень удивлена.

– Вот как? И что же такого ты можешь мне о ней рассказать? – она нервно хмыкнула и достала сигарету.

– Она была любовницей Гасана, представляешь? И он, узнав о том, что она встречается со мной, запросто мог убить Ренату, вернее, Ирину, а Ренату, скорее всего, как свидетельницу, неожиданно появившуюся на лыжне…

– Очень интересно. Но зачем ей это понадобилось: иметь сразу двух любовников?

– Я думаю, из-за денег.

– Еще интереснее… Разве ты не давал ей денег?

– Давал. Она тратила несколько тысяч долларов в месяц. Но разве мог я предположить, что столько же она получает и от Гасана… А он все это время молчал! Каким образом она заставила его молчать, не представляю. Я понимаю только, что ей это было необходимо, чтобы не потерять меня. Но Гасан с его тщеславием счел бы за счастье похвастаться такой привлекательной любовницей, какой была Ирина.

– Он мог бы жениться на ней… – предположила Наталья.

– Но тогда я бы помешал ее браку, понимаешь?

– Каким образом?

– А ты думаешь, что очень приятно ощущать себя рогоносцем? Я бы по дурости вспылил и наверняка рассказал бы о нашей связи с ней Гасану.

– Вот как?

– А что здесь удивительного? Меня обманывают, тянут с меня деньги, и я же еще должен разыгрывать из себя само благородство? Она бы осталась ни с чем. Вернее, ни с кем. Уж я бы постарался.

– Она это знала, поэтому не торопила события. Боялась тебя.

– Но ведь ей ничего не стоило порвать со мной, признаться в том, что она разлюбила меня и полюбила другого. Вот если бы она поступила так, то есть честно, я бы не стал ей мешать.

– Тогда непонятно, почему она так не сделала.

– Значит, не собиралась за него замуж. Возможно, она встречалась с ним в ожидании какого-то крупного подношения. Квартиры, например. Ведь та квартира, в которой вы встречались, не принадлежала ей… – напомнила ему Наталья.

– Да, она оформлена на мою тетку, но, по сути, моя.

– Так что вполне вероятно, что твоя любовница ждала от Гасана уже своей квартиры. И я не удивлюсь, если узнаю, что среди его бумаг найдутся рекламные проспекты риелторских фирм. Гасану ничего не стоило купить своей любовнице квартиру… Подожди, а что, если он успел ее купить?

И Наталья, схватив телефон, набрала номер справочной.

– Девушка, будьте так любезны… Не подскажете мне телефон Пчелинцевых? – И уже обращаясь к Виктору, шепотом: – Как звали ее отца?

– Кажется, Василий Андреевич…

– Девушка, Пчелинцев Василий Андреевич… Спасибо… – Она быстро нацарапала на листке шесть цифр и отключила телефон. Затем, подумав немного, спросила: – А где жили ее родители?

– В Заводском районе. На самой окраине города.

– Что и требовалось доказать! Телефончик-то мне дали с центральными номерами, понимаешь? На 27 начинаются все телефоны мэрии и службы губернатора.

– Но это могут оказаться однофамильцы.

– А мы проверим.

И она набрала номер. Виктор смотрел на лицо Натальи, сосредоточенно-серьезное, и думал о том, что совершенно не разбирается в людях. Что он ошибся в Ирине, в Ренате, а теперь вот – в сестре, которая оказалась убийцей и превратила его в своего цепного пса…

– Алло, добрый день. Это квартира Пчелинцевых? Вы извините меня за беспокойство… Дело в том, что ваш телефон я нашла в справочной. Понимаете, я только сегодня приехала из Москвы и разыскиваю свою подругу, Ирину Пчелинцеву… – она внезапно оборвала свою притворно-кокетливую речь и, нахмурив брови, закивала головой. – Извините… Я не знала… Понимаю. И все же… Я не могла бы с вами встретиться? Да… понимаю…

Она отключила телефон и посмотрела на Виктора широко раскрытыми глазами:

– Мне сказали, что их дочь умерла два года тому назад.

– Значит, это они, – сказал Виктор. – И ты думаешь, что они сейчас живут в центре?

– Конечно. Включи компьютер и по номеру телефона определи адрес. Вот увидишь, после смерти дочери ее родители – законные наследники – перебрались из своей глухомани в центр города. Спрашивается, откуда эта квартира? Может, это пенсионеры купили ее для своей дочери?

– Гасан… Просто не верится.

Виктор вставил в компьютер диск с городской телефонной базой, и уже через несколько минут знал адрес квартиры, хозяином которой являлся Пчелинцев Василий Андреевич, отец Ирины.

– Надеюсь, ты не собираешься навестить их? – спросила Наталья несколько насмешливо, словно эта мысль была абсурдна.

– Не знаю… Не думал. Хотя расспросить их о последних годах жизни дочери ах как хочется, – признался Виктор. – А может, у них полным ходом шли приготовления к свадьбе?

– Тебе-то что теперь до этого? Ведь ни Ирины, ни Гасана уже нет в живых. Знаешь, что мне сейчас пришло в голову?

– Что? – спросил он упавшим голосом.

– А то, что, если бы ты не поскупился, и квартиру, где вы с ней встречались, оформил бы на ее имя, она бы не ушла к Гасану. Думаю, она презирала тебя за жадность. Тем более что денег у тебя тогда было много. И ты мог купить десять таких квартир, и это, между прочим, никак не отразилось бы на твоих финансах. Гасан оказался щедрее тебя, вот она его и выбрала. И вообще, давай закроем эту тему. Она неприятна не только тебе, но и мне. Я всегда расстраиваюсь, когда сталкиваюсь с человеческой подлостью.

Сказав это, Наталья ушла на кухню мыть посуду, а Виктор быстро застучал по клавиатуре «Вишня Алевтина» и от радости чуть не подпрыгнул на стуле: на экране высветился номер телефона и адрес! Он не верил, что даже в таком большом городе, где он жил, есть еще одна Алевтина Вишня. Хотя Аля – это может быть и «Алла», и «Алена».

Он, пользуясь тем, что Наталья была далеко, набрал номер и замер, прислушиваясь к длинным гудкам. И вот трубку взяли.

– Да? – Сонный женский голос, как ему показалось, принадлежал именно той, кого он и хотел услышать.

– Аля? Это я, Виктор!

Трубку сразу повесили. Он повторил набор, но в ответ раздались уже только короткие гудки. С ним не хотели говорить. Или же он ошибся, и трубку взяла та самая сестра, о которой ему говорила Аля и которая не пожелала передать ей трубку.

Что за чертовщина? И кто посмел вмешиваться в наши с ней отношения?

В комнату заглянула Наталья.

– Ты кому-то звонил?

– Тебя можно попросить об одной услуге?

– О какой именно?

– Ты не могла бы пригласить к телефону одну девушку…

– Ту самую? – она старалась не смотреть на него.

– Да.

– Ее не зовут к телефону?

– Похоже на то.

– Значит, тебе не надо с ней видеться. Возможно, она замужем…

– Так ты поможешь мне?

– А кто поможет мне? А как жить мне? Что делать? – вдруг сорвалась она на крик. – Куда мне податься? Где жить, чтобы только не видеть тебя, не видеть, как ты встречаешься с другими женщинами?..

– Наташа, что с тобой? Ведь и у тебя как будто появился кто-то… Зачем я тебе? Зачем тебе этот постоянный самообман? Ведь ты же знаешь, что я всегда любил только одну женщину…

– Ложь! Гнусная ложь! Ты никогда не любил Ренату, ты все это придумал, как красивую и романтичную сказку. На самом деле ты любил только себя в этой любви. Ты изменял ей направо и налево, обманывал, предавал, а потом, когда ее не стало, ты очень быстро придумал себе игру в новую любовь. В любовь к покойной жене, лишь бы только затащить в постель меня, свою собственную сестру!

Она исторгала чудовищные слова, но остановиться уже не могла. Он знал, к чему она ведет, и ему стало холодно при мысли, что на него сейчас выплеснут целый ушат несправедливых упреков и обвинений. Он даже съежился под ее словами:

– …это ты убил ее. Убил Ренату, а в это время на лыжне появилась Ирина. Ты постоянно лжешь мне, ты уже запутался во лжи. Ты и про Гасана придумал, я не верю, не верю… Я только знаю, что это ты убил свою жену, это ты убил Ренату, и я никогда, ты слышишь, никогда не прощу тебе этого…

Она стояла посреди комнаты, бледная, дрожащая. По щекам ее текли слезы.

Виктор так ничего и не понял. Он собрался и быстро вышел из квартиры. Ему надо было во что бы то ни стало найти Алю. Вишню.

Я найду ее и съем. Эту Вишню. Эту нормальную, здоровую девушку. Вишню, Вишенку…

На лестнице он разрыдался.

32. Главное – это план

Теслин держал ее в своих объятиях. Вокруг гудела вокзальная жизнь. Ветер трепал летние платья женщин, срывал с тополей пуховые гроздья и швырял их под ноги встречающих и провожающих.

– Теслин, ты приехал! Приехал! Я не верила… – Аля отпрянула, чтобы взглянуть на него еще раз, чтобы удостовериться, что этот загорелый и красивый мужчина в джинсах и свитере – Теслин, тот самый волшебник, единственный реальный фантом, состоящий из плоти и крови, из коротко подстриженных седых волос, умных добрых глаз и ослепительной улыбки. – Я думала, что не узнаю тебя в толпе, ведь я не знала вагона…

– Успокойся, ты вся дрожишь… Ну же! – Он взял руками ее лицо и поцеловал нежно в нос. – Ты очень красивая, Аля. Аля Вишня. Сочная, спелая, душистая. Я вижу, что у тебя все хорошо…

– Это обманчивое впечатление. Ты ничего обо мне не знаешь, ничего. Я – гадкая. И ты будешь меня презирать, когда узнаешь, как я жила все это время. Только прошу тебя, дай мне выговориться, позволь, я расскажу тебе все-все, что со мной произошло с тех самых пор, как ты оставил меня в гостинице…

– Хорошо. Мы сейчас куда?

– Ко мне нельзя, – сразу предупредила она. – Я живу не одна. И это – отдельная история. Я виновата, во всем виновата. И перед тобой виновата. Я приготовила для тебя деньги, они вот здесь у меня, в сумочке.

– Оставь себе на конфеты. – Он похлопал ее по плечу. – Все это глупости. Мы же друзья. Ты предлагаешь пойти в гостиницу?

– Нет. Я купила две путевки в один тихий пансионат на берегу Волги в десяти километрах отсюда. Тебе там понравится. Я на машине…

Она начала рассказывать ему о своей жизни уже в машине. Ей было так легче, потому что она не видела его лица. Взгляд ее глаз был прикован к дороге, к серой ленте, извивающейся между бархатистых, покрытых травой холмов.

– Отец всегда любил женщин, и они его тоже любили, – говорила она. – Он пользовался ими, вернее, их кошельками. Его никогда не интересовали одинокие и несчастные женщины, даже если они и были красивы, как моя мать… Ему везло на богатых женщин. Он считал, что он как мужчина должен использовать свой опыт и свои физические данные, чтобы соблазнить женщину и привязать к себе. Намертво. Он так и говорил «намертво». И они его любили. Он всегда жил в полном достатке. И я, его единственная дочь, открыто презирала его за это, и он знал мое отношение к нему… Поэтому мы не могли быть вместе. Я работала маникюршей, жила в оставшейся мне от мамы квартире, а он скитался по женщинам. Однажды он вернулся домой, то есть ко мне. Это было не самое лучшее время для меня. Меня прогнали с работы, я проедала последние сбережения. Отец, не привыкший работать, попросту сел мне на шею. Оказалось, что его очередная дама разорилась. Она – картежница, ее звали Марго. Я так понимаю, что они долгое время ладили друг с другом. Марго было приятно, что рядом с ней красивый и нахальный тип, не осуждающий ее образ жизни, а, наоборот, только провоцирующий ее на новую игру. Она почти жила в казино. И когда выигрывала, отец был ласков с ней, а когда проигрывала, он грозился, что уйдет от нее. И в один далеко не прекрасный день она проигралась в пух и прах. Задолжала какому-то Оскару…

Теслин повернул голову, и Аля почувствовала, как он словно прожигает ее своим взглядом, как раскаленной спицей. Она физически почувствовала, что упоминание этого имени взволновало Теслина. Ей даже пришлось остановить машину, потому что вести ее дальше не было сил.

– Ты сказала, что она задолжала Оскару?

– Да. Из-за этого они и убили одного человека. Его фамилия была Юдин. Он – родной брат Марго. Мой отец сначала продал меня ему, а потом они с Марго обманным путем выманили меня из квартиры, где мы с ним жили, чтобы вытянуть из Бориса Ефимовича за меня деньги. Они просто помешались на деньгах.

– Убили? Я ничего не понимаю…

И Аля рассказала ему о том, что произошло в ту злосчастную ночь, когда погиб Борис Ефимович.

– Да, я понимаю, что жить с человеком, которого не любишь, и пользоваться его деньгами – не самое достойное занятие. Но я очень хорошо относилась к нему, мы были с ним друзьями, и ему нравилось, что я живу с ним. У него все пошло хорошо после встречи со мной. Он сказал, что я вдохнула в него жизнь. Мы не занимались ничем таким…

– Аля, меня не интересует, чем ты занималась с Юдиным. Меня беспокоит то, что ты рассказала о своем отце. Ведь получается, что он вместе с Марго убил его. А, скорее всего, Марго ничего не знала об этом. Не думаю, что она убила бы своего брата… И где она сейчас, эта картежница?

– Не знаю. Там, где она жила раньше, никого нет. Во всяком случае, мне никто так и не открыл. Квартира Юдина тоже заперта. Но там новые замки. И я ничего, совершенно ничего не знаю, что было дальше. Где нашли его тело, и куда делась Марго. Одно я могу предположить: мой отец, ограбив квартиру убитого им Юдина, уехал из города. Потому что прошло уже два года с тех самых пор, а он так и не объявился. Вот почему я не смогла тогда поехать с тобой. Я хотела разузнать все до конца и наказать Марго. Но, когда ты уехал, я поняла, что одна не в состоянии что-либо сделать. Я была очень слаба. Морально, понимаешь? Я боялась, что убийство Бориса Ефимовича повесят на меня. А я не хотела в тюрьму.

– Ты должна была поехать со мной… А что касается этой Марго, то я отлично понимаю ее.

– Как это?

– Оскар – это тот самый человек, с которым я должен был встретиться в ту ночь на вокзале. Он – опасный человек, и Марго об этом знала. Он должен был вернуть мне долг. Большой долг. И он не пришел, потому что у него не было таких денег… Но даже если бы они у него и были, он все равно бы не отдал их мне. Такой он…

– У вас с ним бизнес?

– Нет. Мы с ним вместе прошли Афган. Он был моим другом. Но потом так случилось, что все сочли меня погибшим. Но я остался жив. Таких историй в Афгане было много. Но дело даже не во мне, а в моей жене. Понимаешь, там, на войне, все иначе. Там другая жизнь… Я не знал, вернусь я домой или нет, но я любил свою жену и хотел, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Я писал ей письма. Но не простые…

– …а золотые? – слабо улыбнулась Аля.

– Угадала. Именно золотые. В конвертах был настоящий золотой песок. Это был военный трофей. Мы находили этот песок в карманах наемных солдат вместе с долларами и наркотиками. Так вот, я отправил Наде много золотого песка. И когда ей сообщили, что я погиб в плену, ей позвонил мой друг Оскар и попросил ее о встрече. Оскара контузило. Он долгое время был не в себе, потом – наркотики… Словом, он, единственный, кто знал о том, что у Нади есть золото, приехал к ней в Москву и сказал ей, что я жив, но понадобятся большие деньги, чтобы вызволить меня из плена. Он просто блефовал, врал. А Надя поверила. И отдала ему весь песок. И когда я спустя полгода вернулся, она поверила, что это произошло благодаря Оскару. На самом же деле я просто провалялся в афганском госпитале. Я не был ни в каком плену, и никто меня ниоткуда не выкупал. А Оскар, превратив песок в доллары, вернулся в свой родной город и сколотил настоящую банду. Сначала занимался рэкетом, затем, чтобы отмыть деньги, открыл несколько магазинов, ресторан.

– Значит, Оскар – бандит?

– Да, иначе не назовешь. Надо же, как удивительно переплелись наши судьбы. Ты, оказывается, дочь человека, жившего с женщиной, которая задолжала Оскару… Вся беда заключается в том, что я, Аля, влип по уши с этим самым Оскаром. Если ты помнишь, в тот день, когда мы с тобой расстались, я поехал разыскивать его. И нашел. В казино… Но только… я опоздал…

– Я знаю. Его убили.

– Откуда? – Теслин был удивлен.

– Просто знаю, и все. Я даже знаю время, когда его убили…

– Мои друзья в Москве сказали, что я нахожусь в розыске. Что Оскара кто-то убил в казино, а у него в кармане обнаружили записку, в которой говорилось о том, что Оскар должен был встретиться со мной на вокзале. В записке была моя фамилия и время прибытия поезда, которое я продиктовал ему по телефону. Понятное дело, что когда началось следствие, то железная дорога сразу же предоставила все мои данные, и меня начали искать. Я уверен, что в прокуратуре стало известно и то, что мы вместе с Оскаром служили в Афгане… Словом, меня обвиняют в убийстве Оскара.

– Что же это твои друзья не сказали тебе, когда было совершено убийство?

– Я знаю. Утром. В половине восьмого. Но ведь мы с тобой в это время находились в гостинице. Но разве можно теперь доказать это? Прошло столько времени…

– Но ты же приехал сюда. По железной дороге. Со своим настоящим паспортом.

– Да. Приехал. Я надеялся, что спустя два года обо мне подзабудут…

– Они вообще забыли о тебе… – и Аля рассказала ему о своей встрече с Кореневым и о том, что нашлись неопровержимые доказательства того, что Теслин не причастен к убийству Оскара.

После того как она сказала о гостиничном счете, все сомнения Теслина рассеялись, и он некоторое время не мог произнести ни слова, настолько был взволнован. Теперь, когда он знал, что все обвинения с него сняты и что алиби самым чудесным способом было восстановлено с помощью Али, он смотрел на нее уже совершенно другим взглядом. Это был взгляд человека, благодарного за спасение своей жизни.

– Все произошло случайно. И если бы ты убил Оскара и, предположим, скрывался в Москве, то я волею случая оказалась бы тем самым человеком, который и натравил бы этих цепных псов на тебя. Ведь я разыскивала тебя, отбивала телеграммы, хотела встретиться, чтобы вернуть долг. Но если честно, то прежде всего мне нужно было вот так уединиться с тобой и покаяться. Ты не представляешь себе, как я все это время жила…

И Аля отвела душу – рассказала о своей встрече на квартире Юдина с Машей Авериной и то, чем эта встреча для нее закончилась. Она с жаром рассказывала обо всех преступлениях, в которых помогала Маше, не скрывая сумм, полученных в результате мошеннических операций. Ей надо было высказаться, выплеснуть все то, что накопилось на душе. Она ждала реакции Теслина, отвернувшись от него и уткнувшись в оконное стекло.

– Послушай, Аля, ты что, все это выдумала? Или где-нибудь вычитала? – вдруг услышала она, повернулась и увидела широкую улыбку на лице Теслина. Она смутилась. Ей и в голову не могло прийти, что он ей не поверит. – Я не знаю, зачем ты мне все это рассказала, но то, что все это – чепуха на постном масле, что все это ты нафантазировала, в этом не сомневаюсь. Какие-то моряки, мешки сахара, несуществующие турпутевки, канистры с двойным дном, в которых половина дорогого лака, а половина – воды… Ты думаешь, я тебе поверю?

Теперь была Алина очередь удивляться. Она молча смотрела на Теслина и спрашивала себя, разыгрывает он ее или просто смеется над ней.

– Ты что, думаешь, что я все это выдумала? Тогда на, смотри… – с этими словами она достала из сумки мятый конверт, набитый газетными вырезками. Это были статьи местных журналистов, писавших на криминальные темы и в подробностях осветивших в прессе все те нераскрытые мошеннические дела, о которых только что рассказала Аля Теслину. Самая большая статья была посвящена как раз набору на корабли.

– Так, значит, все это правда? – Теслин нахмурился и вернул ей конверт. – Да вы с ума сошли! И ты во всем этом участвовала?

– Некоторым образом да. Я гримировала ее, создавала ей образ, доставала парики, покупала прикид… Я помогала ей, понимаешь. Я думала, что это лучше, чем заниматься проституцией.

– Но почему ты не поехала со мной?

– Я же говорила…

– А ты представляешь себе, что будет, если твоя «заговоренная» Маша попадется? Она же выдаст тебя. С потрохами.

– Она не попадется.

– Почему?

– Да потому что ВСЕ ЭТО уже в прошлом.

– Как это понимать? Она что, перестала зарабатывать деньги?

– Таким путем, да. Мы открываем кондитерскую. Маша купила нам дом…

– Она шантажирует тебя? Угрожает?

– Нет, что ты… До вчерашнего дня все было спокойно. Мы прекрасно ладили. Маша все это время была для меня вместо матери или сестры. Она заботилась обо мне…

– Ты хочешь сказать, что она… она любит тебя?

Аля покраснела.

– Я поняла это только вчера. Понимаешь, недавно я познакомилась с одним мужчиной, мы поехали к нему, и я вернулась домой поздно. Маша не спала, она ждала меня, а вдруг тоже куда-то уехала. Потом я узнала, что она была у женщины, понимаешь? Так она решила отомстить мне. По-своему, с женщиной. Она ревнует меня и любит. Это сильное чувство. Возможно, даже сильнее, чем то, что может испытывать мужчина к женщине.

– А ты? – воскликнул потрясенный Теслин. – Ты-то что к ней испытываешь?

– Ничего такого… Мы были просто подругами. Но вчера, когда я поняла, что стоит мне оттолкнуть ее, как я потеряю все, мне пришлось даже подыграть ей и даже… поцеловать ее. Мне страшно, понимаешь?!

– Ну и дела! Боже, вот это ты влипла! Только лесбиянки тебе и не хватало. Ты даже представить себе не можешь, что это за народ. Если она любит, она сделает для тебя все, но если ты отвергнешь ее любовь… – Теслин вздохнул и развел руками. – Но где раньше были твои глаза? Неужели за два года ты не могла понять, какие чувства она к тебе испытывает?

– Понимаешь, я всегда знала, что нравлюсь ей. Она считает себя некрасивой и внушила себе и мне мысль о том, что я – это ее мечта и она должна заботиться обо мне. И я не мешала ей в этом. Мне было даже приятно. Кроме того, не забывай, что мы были крепко связаны с ней… Мы мечтали о безбедной жизни, о большом доме с зимним садом. Только не смейся, пожалуйста, надо мной. Я поначалу тоже воспринимала эту ее мечту о зимнем саде как блажь, как дурость, да и о ней самой была, прямо скажем, не высокого мнения. Однако она сделала для меня столько, сколько не смог сделать никто. Она была основной добытчицей и рисковала, можно сказать, своей жизнью или уж, во всяком случае, свободой ради нас обеих. Для нее главным было то, что она не одна, что нас двое и что ей есть куда и к кому прийти.

– А в чем же заключалась твоя роль?

– Я… Я готовила еду, ждала ее, помогала ей.

– Ты была хранительницей вашего домашнего очага. Ты была ее женой… – задумчиво проговорил Теслин. – Я прекрасно понимаю, что произошло после того, как она узнала о том, что у тебя появился парень… Значит, ты решила подыграть ей. Поцеловала ее… Какая мерзость…

Аля покраснела еще больше:

– Как ты не понимаешь, если бы я сказала, что люблю того парня, это был бы разрыв. Окончательный. А этого нельзя допустить. Мы же с ней повязаны…

– Но как же раньше вы ладили? У тебя что, не было мужчин? Никогда не поверю.

– Были. Но их приглашали для меня за деньги. Маша покупала их для меня, как покупала конфеты или туфли. Чтобы ублажить меня. Она знала, что там нет никакой любви. Все это делалось ради моего удовольствия. А тут вдруг появился мужчина… Как бы на стороне. Тайный мужчина. Мой мужчина.

– А у тебя с ним серьезно?

– Я была с ним всего раз. Он понравился мне, но я не должна с ним встречаться. Понимаешь, если он узнает меня, то все равно бросит. Он не сможет быть с женщиной, которая…

Тут Аля запнулась. Ей показалось, что для Теслина на сегодня хватит. Если она расскажет ему еще и о Викторе Кленове, о том, что она давала против него свидетельские показания, которые поспособствовали тому, что его обвинили в убийстве жены и упекли на десять месяцев за решетку, Теслин просто сбежит от нее.

– Что он должен о тебе узнать? И почему ты не можешь встречаться с ним? Потому что он мужчина? Ты вызвала меня сюда, чтобы рассказать о том, что живешь с женщиной и не знаешь, хорошо это или плохо? – Теслин сорвался на крик. – Так вот, если ты хочешь знать мое мнение, то я отвечу тебе: я нормальный мужик, и у меня все эти голубые и розовые уже в печенках сидят! Я не понимаю однополой любви и не принимаю ее. Как не понимаю и того, почему вокруг этих извращенцев столько шума. Слишком много им чести. С жиру бесятся.

– Ты не прав, Володя. Они – такие же люди, как и мы. Просто у них другая природа, и не надо их в этом винить.

Теслин посмотрел на нее как на наивного ребенка и вздохнул. Но по его виду Аля догадалась, что он подозревает ее в настоящей связи с Машей.

– Володя, я знаю, о чем ты сейчас подумал. Но, если бы я жила с Машей, у меня не было бы никаких проблем. В том-то и дело, что я хочу расстаться с ней. Но как это сделать, не представляю. Ведь рано или поздно она попадется и утянет меня за собой. Да и я не могу больше притворяться, что хочу быть с ней. Я с ужасом думаю о том, что когда-нибудь наступит минута, когда мне надо будет… вступить с ней в связь. Что мне делать? Уехать? Но это мой город, и я не собираюсь бросать свою квартиру. Кроме того, мне бы хотелось с твоей помощью узнать все-таки, как погиб Юдин. Ты поможешь мне? – она в порыве схватила его за рукав. – А?

– Ладно, не переживай. Что-нибудь придумаем.

Эти слова оживили ее. Она устало прикрыла глаза.

– Тогда поехали. Скоро обед, может, еще успеем…

Пансионат утопал в лесу. Центральная аллея заканчивалась уютным добротным домом. В воздухе пахло гороховым супом.

– Этот запах просто преследует меня, – заметила Аля, когда они, поставив машину на стоянку, вошли в здание и пошли на запах, надеясь оказаться в столовой. – Там, на вокзале, где я замерзала, только упоминание о гороховом супе вызвало слюну, и ради этого я готова была пойти куда и с кем угодно. Скажи, почему так?

– Потому что голод – одно из самых жестоких испытаний. Голод движет людьми, это закон природы.

– Но ведь я же не животное…

– Все мы немного животные.

Они приблизились к распахнутым стеклянным дверям, ведущим в зал, заставленный столиками, покрытыми белыми скатертями, за которыми уже сидели и обедали пансионеры. Между столами сновали официантки, разнося тарелки с едой.

Аля подошла к администратору, которая по путевке быстро определила им свободный столик, и вскоре Аля с Теслиным заняли свои места и принялись за обед.

– Расскажи мне поподробнее о Юдине, – попросил Теслин. – И постарайся вспомнить все, что он говорил о своем бизнесе, о магазинах, оранжереях. Ведь ты сказала, что он занимался цветами и что всю информацию хранил в своем компьютере.

И Аля погрузилась в воспоминания. Она рассказывала и мысленно была в квартире Юдина. Конечно, она сейчас лукавила, когда представляла Юдина пай-старичком. Он был нормальным мужчиной, которому хотелось обладать молодой женщиной, и его поведение в отношении жившей у него Али было насквозь пропитано эротизмом. Но она не могла рассказать об этом Теслину.

– Вы были любовниками? – спросил Теслин ее прямо. – По-моему, ты скрываешь от меня самое главное.

– В смысле?

– В прямом, дорогуша. Вы спали с ним? Он был влюблен в тебя?

Щеки ее порозовели.

– Вот с этого и надо было начинать. Юдин любил тебя, и его сестра, Марго, знала об этом. Потому и затеяла всю эту авантюру с выманиванием тебя. Но на самом деле все плохо, Аля, и получается, что твой отец убил Юдина. Он не был наркоманом?

– Кто, Борис Ефимович?

– Да нет же, твой отец.

– Нет… Нет, это точно. Он слишком любил жизнь, чтобы стать наркоманом. Он и пил-то немного, но с удовольствием. Он вообще из всего умел извлекать удовольствие. И, чтобы хорошо жить, он мог пойти на убийство… Мне стыдно так говорить, потому что речь идет о моем отце, но это правда. Деньги были для него всем. И он всегда говорил мне, что если у человека есть деньги, то это девяносто процентов счастья. А если много денег, то и все сто. Он был здоров, почти никогда не болел, а потому действительно все, что ему надо было от жизни, это деньги. Еще женщины… Но ведь они тоже покупаются на деньги.

– Все понятно. Давай наметим план, и тогда нам будет легче действовать. Итак, что нам надо выяснить?

– Как и при каких обстоятельствах погиб Юдин. Куда подевалась его сестра…

– Постой.

Теслин достал блокнот, ручку и стал быстро записывать:

1. Как погиб Юдин?

2. Где Марго?

3. Кто поменял замки в квартире Юдина?

4. Было ли заведено уголовное дело по факту убийства Юдина? Кого официально подозревают?

5. Приняла ли Марго наследство?

6. Успела ли Марго вернуть долг Оскару?

7. Нашелся ли убийца Оскара?

8. Кому принадлежит квартира Юдина?

9. К кому перешел бизнес Юдина?

Аля сидела и кивала головой. Ей не верилось, что она наконец-то встретилась с Теслиным и теперь он все о ней знает. Все ее страхи по поводу того, что он осудит ее и станет презирать за пособничество Маше, улетучились, когда она поняла, что Теслин хоть и не одобряет ее поступков, но все равно на ее стороне. И он поможет ей, поможет…

Столовая купалась в ярком солнечном свете, за большими окнами шумела листва, пахло вкусной едой и слегка подгоревшим молоком. Все было чудесно. За соседними столиками сидели целыми семьями, звучал детский смех. И главное, здесь-то ее уж точно не найдет ревнивая собственница Маша.

И вдруг кто-то положил Але руку на плечо. Она вздрогнула, и волосы зашевелились на ее голове. Все это произошло в тот самый миг, когда она подумала о том, что тут она находится в полной безопасности, что здесь ее никто не сможет найти.

– Добрый день. Приятного аппетита…

Она медленно поднимала голову, пока не встретилась взглядом с… Виктором Кленовым.

– Виктор? Ты? Здесь?..

– Я увидел тебя в машине еще в городе, и вот проследил за тобой…

В голове у Али быстро пронеслось: он разговаривает со мной на «ты», чтобы подчеркнуть, что мы накоротке, что мы близки; зачем ему это понадобилось? Теслин? Он увидел меня в машине с Теслиным и подумал, что это мой любовник; а что еще он мог подумать, если я сделала все, чтобы не встречаться с ним… хотя он волнует меня… вот даже сейчас, когда стоит сзади и говорит о том, что проследил за мной; он хочет, чтобы Теслин знал, знал о его существовании… и он никогда не поверит мне, что у меня с Володей, этим крепким красивым мужчиной, ничего нет…

– Тебе не следовало приезжать сюда…

Она встала и, взяв за руку Кленова, вывела его из столовой на улицу. Усадила на скамейку под гигантским каштаном и, не отпуская руки, заговорила:

– Повторяю, тебе не следовало приезжать сюда, следить за мной и вообще искать встречи. Ты звонил мне? Я знаю, что звонил.

– Значит, это ты брала трубку?

– Нет, трубку брала моя сестра, но я знала, что ты рано или поздно разыщешь мой номер и позвонишь. Виктор, мы не должны больше видеться. То, что произошло в тот день, помешательство. Иначе и не назовешь. И разве можно воспринимать наши отношения серьезно? Понимаешь, у меня был трудный день, мне было очень плохо, и ты спас меня. Но все это в прошлом. Сейчас я совершенно другая. Ты видишь, что я с мужчиной. Разве не понятно, зачем мы приехали сюда и чем будем сейчас заниматься в нашей комнате? У меня своя жизнь, и мне очень жаль, что своим поведением я дала тебе повод надеяться на что-то… Забудь меня. Мы не должны встречаться.

Но Виктор не дал ей договорить. Он, как в сети, поймал ее в свои объятия и поцеловал. В перерывах между поцелуями он говорил ей:

– Я все это время думал только о тебе. Да, ты права, я звонил тебе. Кто этот человек? Если он не муж тебе, то брось его. Я хочу быть с тобой. Не исчезай. Я не знаю, что со мной…

Он бормотал еще что-то, и вся его речь напоминала бред.

– Виктор, ты пугаешь меня… Уезжай. Оставь меня. Меня ждут. Пожалуйста…

Она вырвалась из его рук.

– Послушай, неужели ты не помнишь меня? Ведь мы были с тобой знакомы… Ты – Виктор Кленов… Ну же! Вспоминай!

Она увидела боковым зрением, как к скамейке подошел Теслин. Он спрятался в тень и теперь мог наблюдать за всем тем, что происходило между Алей и Виктором.

Виктор же, услышав ее последние слова, испытал легкий шок. Его вдруг пронзила мысль о том, что Аля – та самая девушка с вокзала, которая удовлетворила его сексуальное желание, так и не получив с него за это деньги. А ведь он догадывался об этом, но только не хотел признаваться себе самому в том, что Аля – бывшая вокзальная проститутка. И теперь он, глядя на ее нежное лицо, не знал, как себя вести и что говорить.

– Так это ты была… там… тогда?

– Да, это я, – ответила ему Аля. Она подумала, что Виктор узнал в ней свидетельницу, которая утверждала, что видела в лесу на лыжне мужчину точно в таком же лыжном костюме, какой был у Виктора. – Это я «помогла» тебе… Ты уж извини.

– Да нет, это ты меня извини… Я поступил как настоящая скотина…

Он имел в виду ту ночь, когда не заплатил молоденькой вокзальной проститутке за полученное удовольствие. Сейчас, когда Аля к тому же еще произнесла это «помогла», он, не уловив иронии, понял, что видит перед собой именно ту вокзальную девчонку, которая в известном смысле помогла ему освободиться от излишней сексуальной энергии.

– Но нам обоим это надо забыть, – продолжал он говорить, испытывая стыд перед Алей за свой пошлейший поступок. – Ведь так? Забыть, чтобы никогда не вспоминать. У меня тоже жизнь складывалась далеко не так, как я бы этого хотел. Но потом все изменилось. И у тебя все изменилось…

– Конечно, ведь прошло столько времени. Так, значит, ты узнал меня?

– С трудом, но узнал. Ты очень похорошела. И я готов забыть все то, что было тогда… Это не мы виноваты, что жизнь поставила нас в такие условия. Но мы же преодолели это. И вот снова встретились и узнали друг друга… Ты простишь меня?

– Но за что? Могу себе представить, как тебе было больно… Ведь это же не ты… не ты… сделал?

– Как же не я, когда я. Но я так мучился, так переживал потом. Я же никогда прежде не занимался такими вещами…

Аля смотрела на него с ужасом. Господи, да что же такое он говорит? Неужели это он убил свою жену? Получается, что мои показания помогли следствию, но этот человек за убийство женщины получил всего десять месяцев?.. И вот теперь он спокойно говорит об этом. А что, если он вообще болен? Психически?

Аля уже не знала, что думать. Ясно было одно: надо как можно скорее избавиться от его общества и продолжить разговор с Теслиным. Возможно, она что-то не так поняла, и Виктор никого не убивал, но сейчас она была не в состоянии думать об этом.

– Виктор, прошу тебя, поезжай домой. Дай мне свой телефон, и я тебе обязательно позвоню. А мне надо остаться здесь. Разве ты не видишь, как я нервничаю. Я же не одна. Ты можешь сейчас все снова разрушить…

– Хорошо, – произнес Виктор сухо и поднялся. – Я уеду. Мне понятны твои чувства. Не каждая женщина сможет встречаться с мужчиной, который был свидетелем ее… не падения, нет, но состояния, близкого к этому. Я не осуждаю тебя, и ты должна это знать, понимаешь? Ты мне очень нравишься. Я не могу пока сказать, что люблю тебя, потому что должно пройти какое-то время, чтобы я понял, какие же чувства я к тебе испытываю, но ты нужна мне. Очень. И знай, если ты даже выйдешь замуж за этого парня, с которым сюда приехала, я все равно буду твоим другом и ты сможешь обратиться ко мне, позвонить, встретиться со мной… Ведь брак – это не тюрьма. И я очень, очень хотел бы тебя видеть снова… пожалуйста, не исчезай… Вот тебе моя визитная карточка. Позвони мне. Хотя я уже давал тебе свой телефон…

И Виктор, поцеловав Алю на прощание, быстрым шагом направился в сторону центральной аллеи.

Теслин подошел и обнял Алю за плечи:

– Это тот самый парень?

– Да… – Аля смахнула слезу со щеки. – Какой он странный… Если бы ты только слышал, что он мне такое говорил. А ведь мы виделись с ним всего лишь раз… Тот, первый раз, не считается…

– Говорят, что любовь – это болезнь. Знаешь, мне показалось, что этот парень заболел тобой. А если это так, то об этом станет известно Маше. Словом, надо действительно всерьез подумать о том, как тебе жить дальше…

33. Измена

Когда Маша поняла, что Аля не придет ночевать, ее охватила такая тоска, что она два часа просидела неподвижно возле окна, не зная, чем себя занять и что сделать, чтобы унять не утихающую боль в сердце. Теперь, когда Аля знала, какие чувства испытывает к ней Маша, ее отсутствие можно было расценить только как предательство, как желание продемонстрировать Маше свое презрение к ней, свою нелюбовь. Но тогда зачем же она подарила ей надежду, зачем поцеловала прямо в губы? Это был совсем не такой поцелуй, как прежде, когда Аля целовала ее в благодарность за что-либо или в знак дружбы. Это был поцелуй любви. И что же стало с этой самой любовью? Неужели она могла испариться всего за сутки?

Она могла бы позвонить Але, но кто-то внутри ее считал, что это Аля должна позвонить сюда, домой. И тогда она снова позвонила Эстер. Грудной и нежный женский голос, возникший в ночи, обволакивал ее, туманил мозг. Несомненно, с Эстер было все куда проще. Но Маша не любила ее. Их отношения были совершенно другого характера, хотя и приносили удовлетворение и наслаждение. Эстер тоже была одинока. И потому сразу же пригласила к себе. И Маша, оставив Але записку с нейтральным коротким текстом («Буду утром. Целую. М.»), вызвала такси и отправилась на свидание.

Просторная комната Эстер была почти пуста, если не считать покрытой узорчатым покрывалом софы и двух кресел. Бархатные портьеры черного цвета плотно закрывали окно, распахнутое в прохладную летнюю ночь. Горели свечи, свет от которых падал на вазы с живыми цветами. Пахло восточными благовониями, под потолком, раскачиваясь от вплывавшего через окно воздуха, звенели колокольчики. Здесь царил дух наслаждения, здесь было дозволено все.

Эстер приняла Машу так, как если бы они были знакомы много лет и все эти долгие годы встречались только для того, чтобы стать на несколько часов единым организмом, одной, слитой из двух, совершенной женщиной.

– Я рада твоему приходу, – сказала Эстер, обнимая Машу и приглашая войти.

Маша первые минуты чувствовала себя неуверенно и спрашивала себя, что она делает здесь, с этой чужой женщиной, когда она любит Алю, но уже через полчаса эти ее мысли и сомнения уступили другим чувствам – жажде ласки и любви. И ей стало безразличным, кто эту любовь ей подарит.

Они были разные. Эстер – утонченная интеллигентная женщина с аристократическими манерами, красивая, с одухотворенным лицом и изысканным вкусом. Маша на ее фоне выглядела неотесанной каменной глыбой, не способной ни произнести умное слово, ни продемонстрировать свое умение любить. Однако вся прелесть их отношений, как уверяла ее Эстер, и строилась на этом контрасте, на желании Эстер оживить Машу и вдохнуть в нее страсть, в то время как желанием самой Маши было показать свою физическую силу и проявить чисто мужские качества, такие, как грубость и даже жестокость…

…Раздался звонок. Эстер, подняв голову, откинула с лица кудри и схватила телефон. Именно схватила, словно боясь, что его прежде возьмет Маша. Она совершенно бесстрастно слушала женский голос, который что-то спрашивал у нее, но Эстер продолжала молчать, будто онемела. И тогда Маша, сгорая от любопытства, тоже приподнялась с подушки, чтобы быть поближе к телефону, и ей показалось, что она слышит знакомый голос. И этот голос неистовствовал, он в чем-то обвинял Эстер. Голос, очень похожий на голос Али, требовал от Эстер чего-то, чего та не могла ей дать. И тогда Маша поняла, что теперь она всегда и везде будет слышать голос Али, что она обречена слышать его даже там, где он не может звучать в принципе. Ей даже захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать его, чтобы не испытывать угрызения совести от сознания того, что она сейчас не дома, а здесь, в постели с Эстер. Именно в ту минуту, когда ей показалось, что она слышит голос Али, она пожалела о том, что ушла из дома. Закрыв глаза, она увидела Алю, сидящую в темной комнате в ожидании возвращения Маши, и ее охватило желание вернуться домой. Но сделать этого она не могла. Эстер к тому времени уже отключила телефон и повернулась к ней. Провела ладонью по ее лицу и поцеловала в губы.

– Мне кажется, что ты очень сильная личность, Маша. Это написано на твоем лице. И мне нравится сила, которая исходит от тебя, – говорила Эстер, лаская ее.

– Откуда у тебя такое странное имя – Эстер? – спросила Маша, чтобы отвлечься самой от мыслей об Але.

– Я его сама себе придумала. Оно необычное и ассоциируется у меня с черным кружевом. Кружево жесткое, как твои волосы. Тебе нравится мое имя?

– Нравится. И ты мне нравишься. Ты очень красивая, Эстер.

– С кем ты живешь?

– В каком смысле?

– В прямом. С кем делишь свой кров? С родителями? С женщиной? С мужчиной?

– Я живу с подругой, но она встречается с мужчинами. У нас с ней бизнес, – солгала Маша.

– Понятно. И правильно. Никогда не надо путать бизнес и любовь. И ты правильно делаешь, что не посвящаешь меня в свои дела. У нас с тобой особые отношения. И их недопустимо опошлять деловым общением.

– Но я могу сделать тебе подарок?

– Подарок? – оживилась Эстер и подтянула колени к подбородку, поудобнее устраиваясь на постели. – Конечно! Но почему ты спрашиваешь об этом?

– Потому что ты у меня первая, и я подчас не знаю, как себя с тобой вести. Я боюсь сделать что-то не так, боюсь быть отвергнутой.

– А ты не бойся. Веди себя увереннее и не говори со мной о делах. Вот, собственно, и все.

– Тогда подожди, сейчас я принесу тебе что-то… – и Маша принесла и протянула Эстер бархатную коробочку, в которой лежали купленные для Али серьги с бриллиантами. Это второе предательство по отношению к Але. – Бери, это тебе. За твою любовь.

Эстер раскрыла коробочку, достала серьги и поцеловала их.

– Как мило. Спасибо.

– А сейчас мне пора. Утром у меня деловая встреча, и мне надо хорошенько выспаться.

Эстер обняла ее и поцеловала.

– Ты – милая.

Маша встала, быстро оделась и, поцеловав на прощание Эстер, стремительно покинула квартиру.

Спускаясь по ступенькам, ей казалось, что удары ее сердца слышны на каждом этаже. От сознания того, что она только что (и уже в который раз!) изменила Але и даже подарила Эстер предназначенные для нее серьги, Машу бросило в жар. Она вся горела, особенно лицо. Не спасал даже свежий утренний ветер.

Домой она буквально ворвалась. Она нарочно не звонила с улицы, чтобы ее появление было для Али неожиданностью. Она хотела застать ее врасплох, растерянную или сонную, агрессивную или униженно-обиженную, любую, но непременно неожиданно.

Каково же было ее удивление, когда Али дома не оказалось. Машина записка лежала на том же самом месте, где ее оставили. И тогда Маша, не помня себя от ярости, бросилась в ее комнату и принялась шарить в ящиках письменного стола. Она знала, что искала. Она была уверена, что непременно найдет номер телефона мужчины, с которым Аля не так давно провела ночь. И она нашла его. Клочок бумаги с написанным на нем номером и частью имени: «Вик». Виктор?

Маша тотчас набрала этот номер и долго ждала, пока возьмут трубку.

– Слушаю, – услышала она сонный женский голос, от звука которого ее охватила дрожь.

– Мне Виктора… – прошептала она, чувствуя, что еще немного, и она сойдет с ума, потому что в трубке журчал голос… Эстер.

– Для вас он умер, – ответила «Эстер» и отключила телефон.

Кажется, я больна. Психически больна. У Эстер мне мерещится голос Али. А здесь, дома, когда я звоню вероятному любовнику Али, то слышу голос Эстер. Мне надо лечиться.

И Маша, подавленная, отправилась спать.

34. Провокация

После ужина Аля с Теслиным долго гуляли по берегу реки. Вода в реке порозовела – в ней отразились пышные румяные вечерние облака. Пахло травой и рыбой. Аля рассказывала Володе в подробностях об их жизни с Машей.

– Твоя Маша – несчастный человек, – сказал Теслин задумчиво. – И то, что вы встретились с ней в квартире покойного Юдина, – знак. Это судьба. Понимаешь, вы должны были с ней встретиться, и ты должна была, вероятно, через все это пройти, чтобы понять, как тебе жить дальше.

– Ты осуждаешь меня за то, что я вызвала тебя? Что сама не справилась и так и не сумела сделать правильных выводов?

– Я не осуждаю тебя. Но неужели ты не понимала, что Маша при случае может шантажировать тебя? Что тобой двигало? Желание разбогатеть?

– Но ведь деньги – это почти все. За деньги можно купить независимость, здоровье, дружбу, любовь, определенные блага, возможность увидеть мир и реализовать себя как личность. Разве не так?

– Ты противоречишь сама себе. Первое, что ты произнесла, было слово «независимость». Но ведь ты же зависишь от Маши. От ее настроения, от отношения к тебе, от того, поймают ее когда-нибудь или нет. И твои деньги – это, по сути, ее деньги.

– Но у меня есть личные вклады. И они неприкосновенны. Маша сама давала мне деньги, чтобы я положила в банк. Кроме того, у меня много наличности, которая хранится в моем тайнике. И это придает мне сил. Я знаю, что уже никогда не окажусь без гроша в кармане на вокзале, что я не умру с голоду, наконец!

– Да, это так. Но согласись, что всем этим ты обязана Маше. И она это прекрасно знает и пользуется этим.

– Но она любит меня. Она хочет, чтобы я была счастлива.

– И ты счастлива?

– Нет, – проговорила она упавшим голосом. – Я несчастна. Я живу в страхе и постоянно мечтаю о том, чтобы развязаться с Машей…

– …как в свое время мечтала развязаться с Софьей Андреевной? – напомнил ей Теслин.

– Софьей Андреевной? – Аля посмотрела на него с недоумением. – Неужели все повторилось? Ты хочешь сказать, что я снова должна откупаться? Только теперь уже от Маши?

– Нет. Я думаю, здесь надо поступить иначе. Нужно так сделать, чтобы Маша крепко обидела тебя и чтобы она почувствовала себя виноватой перед тобой. И вот тогда ты сможешь уйти, громко хлопнув дверью. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Лучший способ защиты – нападение? – грустно улыбнулась Аля. – Спровоцировать ее на разрыв… Но Маша не в состоянии обидеть меня. Она любит меня. И то, что я сегодня не вернусь домой, а останусь ночевать тут, лишний козырь для Маши, но никак не для меня. И когда мы встретимся, у меня будут виноватые глаза, а не у нее. И это она сможет хлопнуть дверью, а то и ударить меня в порыве ревности. Ведь я ушла почти сразу после того, как она объяснилась мне в любви. Что она подумает обо мне? Что я не только не люблю ее, но еще и презираю или боюсь. Что она испугала меня своим признанием. Или что я отнеслась к ее любви несерьезно и отправилась на свидание с мужчиной.

– Но ведь с тобой мог произойти, скажем, несчастный случай… Ведь никто, кроме твоего Виктора, не знает, где ты. Я мог бы позвонить ей и сказать, что тебе плохо, что ты находишься в такой-то клинике, что у тебя, предположим, сердечный приступ. Вот бы еще оказалось, что и ее тоже нет дома. Тогда бы ты легко с ней справилась и разыграла бы как по нотам свою обиду. Ты не хочешь ей позвонить?

– Хочу. Но что я ей скажу?

– Скажи, что с тобой все в порядке, и на этом прерви разговор. Важно, чтобы она знала, что ты думаешь о ней, но просто не хочешь ее прежде времени травмировать известием о том, что ты в больнице, и все такое… Мы прямо сейчас можем отправиться в любую клинику и там договориться, чтобы ты полежала в отдельной палате… Тебе сделают электрокардиограмму, дадут таблетки, и ты спокойно отоспишься. Ты же сама недавно говорила, что за деньги можно купить все. В том числе ложь продажных врачей. Ну, как тебе моя идея?

– Блеск. Тем более что у меня действительно в последнее время что-то колет в сердце. Словно вокруг него блуждает булавка, которая время от времени вонзается в него.

– Это все от нервов. Ты переживаешь.

– А как же номер? Ты ведь с дороги. Ты же совсем не отдыхал.

– Бог с ним, с номером. Мы – свободные люди, к тому же у нас есть машина. Сначала позвони, а потом поедем в город. Надо действовать.

Аля достала из кармана телефон и позвонила домой. Слушая длинные гудки, она не верила своим ушам. Маши дома не было. Мобильник же Маши был отключен. Стало быть, ее либо не было дома, либо она была там, но из принципа не брала трубку. Хотя это так не похоже на нее…

И все же пару часов они поспали. Теслин – на диване, Аля – на кровати. Теперь, когда Маша не откликалась на телефонные звонки, Аля чувствовала себя куда увереннее. Она не дождалась меня и отправилась к той женщине…

В час ночи Аля с Теслиным покинули пансионат и поехали в город. В два часа Теслин уже беседовал с дежурным врачом терапевтического отделения одной из городских клиник. Аля же рассматривала серо-зеленый узорчатый линолеум, которым был выстлан длинный, тускло освещенный больничный коридор, где она на жестком металлическом стуле поджидала возвращения Теслина. Когда он наконец вышел, она вопросительно посмотрела на него и по его довольному взгляду поняла, что все получилось.

Доктор Широков Валентин Александрович устроил Алю в отдельную палату.

– Спите, Аля, и ни о чем не беспокойтесь, – сказал Широков, молодой худощавый голубоглазый мужчина в бирюзовом халате, и как-то растерянно-озабоченно улыбнулся, словно ему было немного неловко перед Алей за то, что его так легко удалось уговорить совершить должностное преступление. – В жизни всякое бывает. Я напишу, что вы здесь с вечера…

– Спасибо, – кивнула головой Аля.

Она дождалась, когда в палате останется один Теслин, и перед тем, как расстаться с ним, обняла его.

– И куда же ты теперь? В пансионат?

– Нет. В ту самую гостиницу.

– В «Планету»?

– Да. Я перезвоню тебе. И если ты будешь не одна или тебе по каким-то причинам будет неудобно говорить со мной, дай мне знак. Я пойму.

– Хорошо.

Теслин уехал. Аля же долго не могла уснуть. Все думала о Маше, о том, где она могла быть, и постоянно звонила ей. Потом, не выдержав, набрала номер телефона Виктора. У нее из головы не шли его слова о том, что это он убил свою жену. Она была уверена, что они просто не поняли друг друга.

Она знала, что Виктор жил вместе с сестрой, поэтому не удивилась, услышав в трубке женский голос.

– Мне Виктора, пожалуйста.

Но на другом конце молчали. Аля слышала лишь спокойное дыхание этой женщины, его сестры, которая почему-то не хотела соединять ее со своим братом.

– Вы что, не слышите меня? Пригласите к телефону Виктора. Я знаю, что вы слышите меня… – Внезапно ее охватила ярость, и она закричала, захлебываясь словами, в трубку: – Да где Виктор, черт возьми?! Я расскажу ему, что вы вмешиваетесь в его жизнь и что не даете мне возможность с ним поговорить. Вы не имеете права…

Она перевела дух, чувствуя, что ее слова доставляют чуть ли не удовольствие той женщине, его сестрице, которая сейчас держит трубку возле уха и в душе посмеивается над Алей.

– Я все расскажу ему, все… И у вас будут неприятности. Понятно? Он тоже имеет право на личную жизнь. И если вы – старая, иссушенная злостью вобла, то это ваши проблемы… Вы – эгоистка и совсем не любите своего брата, раз так ведете себя…

Она отключила телефон и положила его дрожащими руками на стул. Господи, да что это со мной? Зачем я вообще позвонила ему? И как я могла так разговаривать с его сестрой? А вдруг она инвалид, сидит в своем кресле на колесах без ног, к примеру, и выслушивает весь этот бред. Какой ужас! Или… это вовсе не сестра, а жена! Мужчины часто лгут, говоря, что разведены. Он мог убить свою жену и жениться еще раз…

Она так разволновалась, что у нее разболелось сердце. Она легла на спину, выпрямилась и стала прислушиваться к боли, которая то охватывала ее бешено бьющееся сердце, то отпускала его. В голову полезли мысли о смерти. Теслин далеко, и она теперь неизвестно когда дозвонится до него, да и он позвонит ей только после того, как устроится или вообще выспится. А за это время она сможет здесь умереть от сердечного приступа. Того самого приступа, который они вместе с ним выдумали.

Аля встала и с трудом, держась за грудь, вышла из палаты. Ей предстояло преодолеть длинный коридор прежде, чем она окажется перед дверью ординаторской. Медленно, шаг за шагом, шла она, держась за выкрашенные в кремовый цвет стены, моля бога о том, чтобы он сохранил ей, грешнице, жизнь. Когда же она достигла заветной двери, за которой уже наверняка спал Широков, то поняла, что не может дышать. Она простояла под дверью несколько минут, пока боль не отпустила ее, после чего постучала. Дверь открылась, и в лицо пахнуло запахом свежего пива. Перед ней стояла растрепанная медсестра. Ее пальцы машинально застегивали пуговицы белого мятого халатика.

– Мне доктора Широкова, – сказала Аля, уже догадавшись о том, что могло происходить в ординаторской между Широковым и молоденькой медсестрой.

– Минуточку, – смутилась девушка, и на ее месте возник Валентин Александрович. Он, нервно приглаживая волосы на голове, с удивлением взирал на стоявшую перед ним Алю.

– Что случилось?

– У меня болит сердце. Оно так болит, что мне кажется, что я не доживу до утра. Пожалуйста, сделайте что-нибудь…

И тут резкая боль пронзила грудь Али, и все погрузилось во мрак.

35. Суррогат страсти

Виктор после встречи с Алей в пансионате сразу же отправился к Тамаре. По привычке. Из желания излить свою тоску и рассказать о том, что с ним происходит в последнее время. И уже въехав во двор ее дома, вдруг понял, что совершает очередную ошибку, собираясь поплакаться в жилетку женщине, которая, быть может, еще любит его. Идиот! Я хотел рассказать ей о своей любви к Але.

Он развернул машину и поехал на работу. Там ему сказали, что Наталья уехала в банк, и Виктор, воспользовавшись ее отсутствием, забрался в комнату отдыха, заперся там и напился. После этого он проспал несколько часов и пришел в себя лишь глубокой ночью. Ему было тяжело вспоминать свою поездку в пансионат и в особенности унизительный для него разговор с Алей. Понятное дело, что тот мужчина, с которым она сидела за одним столиком, ее любовник. И она тем не менее уделила ему, Виктору, немного времени и объяснила ему открытым текстом, что он ей не нужен. Но зато она нужна ему. Очень нужна.

Под ледяным душем он протрезвел. Вышел из комнаты отдыха в свой кабинет, приготовил себе крепкий кофе, выпил его и поехал на машине домой. Он довольно долго звонил в дверь, дожидаясь, пока ему откроют, так как открывать все замки своими ключами ему было просто лень. Но Наталья либо крепко спала, либо ее вообще не было дома. Виктор, чертыхаясь, все-таки отпер дверь, вошел в квартиру и позвал сестру:

– Наталья! Ты спишь?

Но ему никто не ответил.

– Дуры-бабы! – выругался он и принялся раздеваться. Ему хотелось есть, и он отправился на кухню. Включил свет, открыл холодильник и достал замороженную пиццу, сунул в микроволновку, а сам распахнул форточку и закурил. С сигаретой в руке он прошелся по квартире, заглядывая во все комнаты, но сестры нигде не нашел. Позвал еще несколько раз и, пожав плечами, вернулся на кухню, где и поужинал в одиночестве.

Когда он допивал чай, кто-то положил ему руку на плечо. Волосы на его голове зашевелились. Он закрыл глаза. Призрак? Рената?

– Привет, – услышал он голос Натальи и сразу же обмяк на стуле.

– Черт бы тебя побрал… Я уж думал, что у меня крыша едет… – он повернулся и увидел Наталью. Заспанную, в ночной сорочке. – Ты где была, твою мать? Так напугала меня. Я же заглядывал к тебе – в спальне никого не было.

– Значит, в туалете… А вот ты где был, интересно узнать, – она ласково потрепала его по щеке (жест, который он терпеть не мог) и уселась к нему на колени. – У своей новой пассии?

– Да нет. У себя в кабинете. Представляешь, напился. И сам не ожидал от себя такого. Весь коньяк вылакал. Со мной что-то творится, Наташа…

– Может, ты влюблен?

– А разве с тобой можно говорить о любви? – Он поймал ее руку и впился в нее зубами. Несильно, но так, чтобы она прочувствовала.

– Да только со мной и можно говорить о любви. О настоящей любви. – Она нашла губами его губы и поцеловала. – Ты такой странный, Виктор. Ищешь любви где-то там… – она махнула рукой, – когда твоя любовь перед тобой. Обними меня. Пожалуйста…

Наталья зарылась лицом в его ладони и вдохнула горьковатый запах мужского пота, табака и сандалового мыла.

– Никогда, до самой смерти не забуду этот запах, – сказала она дрогнувшим голосом и притянула Виктора к себе, прижалась щекой к его груди. – И тебя не забуду. Никогда. Если бы ты только знал, как я люблю тебя и одновременно ненавижу…

– Но почему ненавидишь? – Он, почувствовав легкое и приятное возбуждение, начал гладить ладонями ее лицо, волосы, затем поцеловал в губы, не спеша, со вкусом, с удовольствием.

– А ты разве не понимаешь? – Она позволила себе более смелую ласку, чем напомнила ему Ренату и доставила, помимо наслаждения, нестерпимую душевную боль. – Сначала ты был с Ренатой, потом со мной в облике Ренаты, а вот теперь ты променял нас с ней на другую женщину, о которой я совсем ничего не знаю.

– А тебе было бы легче, если бы ты ее знала?

– Безусловно, – голос ее стал более серьезным. – Ведь тогда я знала бы, стоит ли она нас с Ренатой или нет.

Виктор овладел ею по инерции, как изголодавшийся по любви мужчина, которого оставили в темноте с женщиной. И ему было в тот момент все равно, какое у нее лицо, как она сложена. Он обнимал ее с закрытыми глазами и волен был представлять на месте страстной Натальи кого угодно. Даже ставшую сейчас для него недосягаемой Алю Вишню. Когда же он осознал, что в его руках извивается и стонет его сестра, то поймал себя на том, что хочет схватить ее за волосы и, намотав на кулак, дернуть со всей силы. Чтобы она, так легко соблазнившая его, издала леденящий душу крик, крик, способный отрезвить его. Но вместо этого он заломил ее руки и буквально расплющил на полу. И самое удивительное заключалось в том, что он чувствовал, что это его насилие нравится ей, что она счастлива, что вызвала в нем столь сильную страсть. Кроме того, он понимал, что она удовлетворена сознанием того, что он в какой-то мере вернулся к ней.

Когда он, приведя себя в порядок, сел в кресло и закурил, Наталья не спешила подниматься с пола. Она продолжала лежать в бесстыдной позе, и Виктор не мог оторвать взгляда от ее рассыпанных веером на красном узорчатом ковре волос, от ее белеющих в полумраке согнутых тонких ног, влажно поблескивающих бедер.

Он вдруг сравнил распростертую перед ним на ковре женщину с чудесной красоты растением, цветком, отдавшим ему свои соки и теперь находящемся в ожидании прилива новых сил.

И вдруг в приторной тишине комнаты прозвучала фраза, нелепая, как брошенное в окно и разбившееся о стену куриное яйцо, после которой одно из сердец чуть не остановилось. Это Виктор спросил машинально, привычным тоном: «Мне никто не звонил?»

Колени Натальи мгновенно сомкнулись, она поднялась с ковра, набросила на себя что-то из одежды, подошла к Виктору и со словами «сукин ты сын», дала ему звонкую пощечину.

36. Блеф

Теслин не поехал в гостиницу. Устроив Алю в клинику, он решил сам, своими глазами увидеть казино, где убили человека, которого он прежде считал своим другом. Он хотел подышать этим воздухом, ощутить хотя бы сотую долю того, что мог испытать Оскар перед смертью. Еще хотелось, конечно, расспросить завсегдатаев о том, кто, по их предположениям, мог сделать то, что не успел сделать Теслин. Потому что он убил бы Оскара, если бы его не опередили. То, как поступил Оскар с Надей, не должно было оставаться безнаказанным. И если Оскар не собирался отдавать ему деньги, то должен был расплатиться своей жизнью. Он обманом вошел в их семью, разбередив раны на изболевшемся сердце Нади, и обманом же вынудил ее отдать ему все золото. Такие вещи не прощаются.

Он вышел из машины и остановился перед высоким крыльцом казино «Шико» – самом крупном казино города. Фасад особняка, который занимало казино, сверкал разноцветными переливающимися огнями. Веселая и хитрая мордашка с шутовским колпаком на голове озорно подмигивала Теслину, когда он поднимался по ступенькам к двери. Он знал, что в этот ранний (или поздний) час в казино оставались лишь настоящие игроки, завсегдатаи. Хозяин был заинтересован в том, чтобы казино практически не закрывалось. В таких заведениях залы убирались ранним утром, под стук фишек и характерный звук вертящейся рулетки. Казино высасывало из припозднившихся клиентов все последнее, что у них оставалось. Казино-вампир.

Он распахнул дверь и сразу же погрузился в прохладу и полумрак огромного холла со сверкающим баром справа и лестницей, ведущей на второй этаж слева, где и располагались основные игровые залы.

Его никто не остановил, никто не окликнул, как не окликнули и не остановили вот в такой же предрассветный час убийцу Оскара.

На втором этаже возле окна двое парней вяло играли на бильярде. В центре зала, под куполом света, у стола с рулеткой стояло несколько человек; все взгляды были прикованы к бешено скачущему по яркому кругу шарику.

Внимание Теслина привлекла одинокая фигура женщины в кресле чуть поодаль от стола. Это была красивая дама лет пятидесяти в черном платье. Она курила, изящно держа сигарету и пуская дым к потолку. И, похоже, никуда не спешила. Ей некуда идти.

Теслин подошел к ней и предложил выпить. Женщина словно проснулась, выпрямилась в кресле, повела плечами, покрутила головой, затем щелчком отправила недокуренную сигарету в мраморную напольную пепельницу в форме льва и поднялась. Покачиваясь на каблуках, она молча спустилась за Теслиным вниз, к бару и, приблизившись к стойке, сразу же взобралась на высокий круглый табурет.

– Вам что? Коньяк? Водку? – спросил Теслин.

– Если можно, виски. И лучше двойную порцию.

Появившийся за стойкой помятый мальчик-бармен вопросительно посмотрел на женщину, и лицо его приняло унылое выражение.

– Макс, не смотри на меня так. Этот человек заплатит за меня. Виски, ты знаешь.

Теслин чувствовал, что видит перед собой ту самую женщину, сестру убитого Юдина, о которой ему рассказывала Аля. Он не мог ошибиться. По описанию это могла быть только она. Но он не должен выдать себя. Нужно познакомиться с ней естественным способом, отвесить ей пару комплиментов, после чего она, возможно, раскроет рот и начнет говорить. Но перед этим надо ее угостить выпивкой.

– Как вас зовут и почему у вас такие печальные глаза?

– Я перестала нравиться мужчинам, – протянула женщина и тяжело вздохнула.

– Но мне-то вы понравились. Так как мне к вам обращаться?

– Вы – новенький, понятно. – Она медленно повернула голову в его сторону и усмехнулась: – Приезжий.

– Вы угадали. Только что с поезда. Захотелось человеческого общения, да и деньги девать некуда.

– Вы что, сумасшедший? Да разве можно вот так, первому встречному говорить о том, что у вас куча денег… – она бесцеремонно покрутила пальцем у виска. – Но, с другой стороны, я понимаю вас.

Она залпом выпила виски и стукнула дном стакана о мраморную стойку.

– Хороший напиток. Рекомендую.

– Вы так и не ответили мне, как вас зовут.

– Марго. Здесь все меня так зовут.

– Значит, Маргарита. Фаустовская Маргарита. Очень красивое имя.

– Да бросьте вы! Пьяная Маргарита, это еще куда ни шло. Вы будете играть?

– А вы?

– У меня кончились все наличные, – она внезапно покраснела. – Мне сегодня не везло…

– Понятно. Но я могу одолжить вам немного денег.

– Сколько? – Глаза ее заблестели.

– Долларов пятьсот вас бы устроило?

– Да, конечно. Но скажите мне сразу, что со мной будет, если я снова проиграюсь? Вы же не подарите мне их?

– Нет. Попрошу расплатиться со мной другим способом…

– Ничего не получится. Я не в форме, – она, закатив глаза, даже отвернулась от него. – Вы – псих… Разве я похожа на шлюху?

– Я вовсе не это имел в виду.

– А что же вы в таком случае имели в виду?

– Ночлег и дальнейшее проживание. Знаете ли, мне не нравится казенная постель и казенная еда. Вы умеете готовить?

– Хотите пожить в приличной квартире с приличной едой? Но тогда пятьсот долларов не хватит. У меня большая квартира, и я отлично готовлю.

– Думаю, мы договоримся.

Они поднялись, и Марго, не раздумывая, поставила все одолженные ею у Теслина деньги на 6.

– Почему именно эта цифра? – спросил Теслин, ставя на 12.

– Да потому что я сегодня уже дважды ставила на нее и проигралась в пух и прах. Третья шестерка – зловещая. Получается 666, понимаете? И если бог меня не любит, так хоть черт потешится. Поехали!

И она выиграла. А Теслин, соответственно, проиграл.

– Все, сейчас поменяем деньги – и домой. Теперь вы понимаете, что я настоящая ведьма? Уф… Выиграла, даже не верится… Вы принесли мне счастье.

Прямо возле кассы она вернула ему одолженные деньги и удовлетворенно улыбнулась.

– Сейчас заедем в магазин, кое-что купим, и я приготовлю вам завтрак. Вы на машине?

– Да, взял напрокат у друга.

– Так что же вы не остановились у него, а потащились сразу в казино? Как-то странно все это… – Она замедлила ход и внимательно посмотрела Теслину в глаза.

– Он недавно женился, у него медовый месяц. Теперь понимаете?

– А… – протянула она и снова усмехнулась, как если бы простые человеческие радости на сегодняшний день были причислены ею в разряд детских глупых забав. – Даже комментировать не стану. Устала.

Они сели в машину Али, и Теслин, повинуясь Марго, повел машину в сторону центра города. Она всегда с опозданием говорила, куда надо свернуть, и только благодаря тому, что улицы в столь ранний час были пусты, им удалось избежать дорожных неприятностей.

– Какое красивое название для улицы, – невольно вырвалось у него, когда Марго приказала припарковать машину на тихой улочке возле дома с табличкой: «Лунная ул.». Это дом на Лунной, в котором отец Али убил Юдина. Теслин еще не верил в свою удачу. Получалось, что Марго привезла его на квартиру погибшего брата. Но почему? Потому что эта квартира более комфортная?

Марго уверенно поднималась по лестнице, пока не остановилась перед дверью. Порывшись в сумочке, достала связку ключей. Долго отпирала замки, после чего распахнула сначала одну дверь, затем другую.

– Проходите. Кстати, вы мне не представились.

– Меня зовут Володя.

Квартира была завалена хламом, полы покрыты толстым слоем пыли.

– Я сейчас приготовлю вам кофе. Располагайтесь в большой комнате, там более-менее… Вот черт, забыла заехать в магазин, и вы мне не напомнили.

Теслин прошел в указанную ему комнату и с опаской сел в кресло. Оглянулся. Он боялся, что вот сейчас из другой двери кто-то выйдет и спросит его, кто он и как здесь оказался. По квартире начал распространяться запах кофе, и Владимир немного успокоился. Она, конечно, баба шизанутая, но, может, это и хорошо?

Марго вошла с подносом, на котором было две чашки с кофе и блюдце с печеньем.

– Увы, больше ничего не нашла. И еще, знаете, я смертельно устала и хочу спать. Пейте… Это настоящая арабика. Не тот, что продают на дешевых рынках. Мне прислали этот кофе из Германии, так-то вот.

Кофе. Теслин смотрел на чашку с черным напитком и думал о том, что кофе может быть отравленным. Если бы он не знал ничего о Марго, о том, что она причастна к убийству собственного брата, и если бы она не привезла его на эту заброшенную квартиру, где и произошло убийство Юдина, он бы, пожалуй, выпил кофе. Но сейчас ему казалось, что это яд. И что Марго, зная о том, что у него есть деньги, ничего не стоит отравить его. Он умрет, а она, выпотрошив его карманы и забрав все наличные деньги и пластиковые карточки, исчезнет из этой квартиры до ночи. А ночью избавится от трупа, как избавилась от трупа своего брата.

Можно, конечно, проделать старый трюк с подменой чашек. Марго устала и хочет спать, а потому отвлечь ее рассеянное внимание будет не так уж и трудно. Но тогда что он будет делать уже с трупом Марго? Да и стоит ли с ней связываться? Не проще ли поговорить с ней начистоту? Хотя вряд ли она готова сейчас к серьезному разговору.

– Скажите, Марго, – Теслин сделал вид, что отпил кофе и поставил чашечку на место. – С вами случалось такое?..

– В смысле? – Она следила за каждым его движением. – О чем вы?

– Вы сидите в хорошей компании, пьете кофе, а мысли упрямо возвращаются к другому человеку. Словно он мысленно присутствует где-то рядом?

– Кого вы имеете в виду? – Видно было, как она напряглась.

– Моего друга. Я вот смотрю на вас, а думаю о своем друге, к которому я, собственно, и приехал сюда.

– Вы имеете в виду того, у которого сейчас медовый месяц? – она презрительно фыркнула.

– Нет. Этого друга я придумал. Я вообще все придумал. И пришел я в это казино прямо с вокзала только потому, что здесь проводил все свое свободное время мой друг, которому я обязан жизнью…

– Я не понимаю…

– Объясню. Я пришел, увидел вас и подумал: а ведь этой женщине некуда идти. Ее дома никто не ждет. Ведь вы из тех, кто почти живет там. И вы наверняка знали его.

– Сколько ему лет? – деловито осведомилась она и закурила. – Вы кофе-то пейте…

– Вы так говорите, словно мы с вами разыгрываем сценку отравления в любительском спектакле, – улыбнулся он, чтобы помочь ей избавиться от напряжения.

– Отравления? Вот еще глупости! – Она замахала руками, словно разгоняя по воздуху пришедшие ей не по вкусу слова, и чуть было не задела ложечкой лицо Теслина. – Просто он остынет… Так о ком идет речь? Как его зовут?

– Оскар.

Ложка выпала из рук Марго и звонко ударилась об пол.

– Я вижу, это имя произвело на вас впечатление.

– Оскар… Еще бы. Его убили вот так же, ранним утром, прямо в казино. Конечно, я знала его. Он должен был мне кучу денег, этот ваш Оскар.

– Надо же, какое совпадение: он и мне остался должен деньги. Но меня интересует другой вопрос: вам не известно, кто убил Оскара?

– Говорили, что его убил его друг по Афгану. И теперь, когда я смотрю на вас, то задаюсь вопросом: а не вы ли убили его? Может, вы и есть убийца? – она как-то дико посмотрела на него.

– Круто, – покачал он головой. – И откровенно. Вы всегда задаете своим гостям такие страшные вопросы?

– А что же в них страшного? Вопрос как вопрос. Я, если честно, не особенно-то и удивилась, когда его убили. Он был вздорным человеком, многим доставлял неприятные минуты. Хамил. Дрался. Думаю, что у него было много врагов.

– Но вы-то с ним ладили?

Марго, нервничая, сделала большой глоток кофе.

– Вам нравится кофе? – неожиданно спросил Теслин, прожигая ее взглядом и чувствуя, как ей становится не по себе от его вопроса.

– А что?

Глаза ее потемнели и ввалились, и Теслин подумал о том, что она действительно уже далеко не молода и что никакая косметика не способна скрыть возраст. Розовая пудра на ее лице собралась в бархатистые складки, а вокруг глаз появились темные потеки туши. Живой труп.

– А то, что я поменял наши чашки, и вы только что выпили яд…

– Неправда, – она начала медленно подниматься. – Вы не могли этого сделать, потому что я постоянно смотрела на вас. И никакого яда в чашках не было. Зачем вы пугаете меня?

– А зачем вы привели меня в квартиру, где убили вашего брата?

И тут Марго грязно выругалась. Вскочила, достала сигарету и закурила.

– Послушайте, оставьте меня в покое с моим братом. Вы – никто для меня, случайный человек в моей жизни, и должны быть благодарны за то, что я приютила вас у себя. Тем более что я, как вы успели заметить, вернула вам ваши пятьсот долларов и ничего больше вам не должна. Я делаю вам добро, привожу сюда, а вы зачем-то говорите мне гадости.

– Хорошо, не буду.

– Но откуда вам известно, что моего брата убили?

– Разведка донесла. У меня много знакомых в этом городе.

– И что же говорят вам ваши знакомые? И откуда они знают меня? Я знакома с этими людьми? – Марго выглядела растерянной.

– Чтобы знать о вас, с вами необязательно знакомиться. Вы – легенда этого казино, а мои друзья время от времени наведываются туда. К тому же вы – единственная женщина, постоянно обитающая там, да и внешность у вас довольно запоминающаяся. Так что случилось с вашим братом? Его на самом деле кто-то убил?

– Да. Его сожительница. Девчонка. Ограбила, все подмела подчистую и скрылась.

– Ее нашли?

– Да разве ее теперь найдешь? А… – Она устало махнула рукой. – Я с самого начала предупреждала Бориса, что он совершает большую глупость, пригревая на груди эту змею. Но он меня не послушал. Он был увлечен, ослеплен, как и всякий мужчина, к которому неожиданно вернулась его мужская сила. Дело в том, что мой брат долгое время был серьезно болен, и вдруг его здоровье резко пошло на поправку. Организм справился с болезнью, и вот мой братец ожил. Его познакомили с одной девицей, и та чуть ли не в первый же день переехала к нему. Поверьте, она пришла к нему совершенно голой… И мой братец-растяпа так приодел ее, так нарядил, что я, как сестра, просто вынуждена была серьезно поговорить с ним, остановить его! Шубка, сапоги! Бриллианты, духи!

– Но я не вижу в этом ничего плохого, – прервал ее неожиданно Теслин, который только что ответил себе на вопрос, зачем он вообще потащился в казино и пристал к этой Марго. Оказывается, в глубине души он все же не доверял Але, и ему важно было поговорить с человеком, который был в курсе ее отношений с Юдиным, и услышать другую, не Алину, версию того, что же с ним произошло и кто его убил. Вот сейчас он сидел и беседовал с женщиной, чье описание в точности совпадало с описанием Али Марго. Да, она действительно картежница, выпивоха. Теперь, когда разговор подошел к теме отношений между Алей и Борисом Ефимовичем, он надеялся услышать хотя бы часть той правды, которую рассказывала ему об этом сама Аля. Но для того, чтобы словесный поток Марго не превратился в поток обвинений, ему надо было каким-то образом заставить ее говорить правду о брате и о его любви к Але.

– Как это ничего плохого? Я – его родная сестра, мы росли вместе, у нас до того, как эта девчонка поселилась у него, были прекрасные отношения. Он любил меня, да-да, не удивляйтесь, он любил меня как сестру, уважал как человека и всегда старался мне помочь. И вдруг он изменился. Он забыл меня, мои проблемы перестали его волновать. Я попала в беду…

– Вы имеете в виду карточные долги?

– Какое это имеет значение?! Я бы отыгралась, если бы он мне тогда помог… Извините…

Маргарита встала и куда-то ушла. Вернулась с бутылкой коньяку и двумя стаканами.

– Это старые запасы моего брата. У него была хорошая коллекция коньяков и вин. Я редко прихожу сюда и стараюсь пить понемногу эти драгоценные напитки. Но ведь моему брату теперь все равно… – Она неестественно всхлипнула, словно в оправдание, и плеснула себе довольно внушительную порцию. Выпила и, откинувшись на спинку стула, закрыла глаза, словно приходя в себя. Потом снова заговорила: – Вы не должны были напоминать мне о том, что я игрок. Это ясно без слов. Но все мы не без греха. Игра – это азарт. А разве страсть, которую испытывал Борис к Але, – не тот же азарт? Или скажу по-другому. Игра – это страсть, но и любовь к женщине – тоже страсть. Тогда скажите мне, чем же мой брат лучше меня? Ведь он тоже был подвержен страсти…

– Вы заблуждаетесь, дорогая Марго. Вся разница в том, что Борис тратил на свою любимую девушку свои деньги, а вы, вероятно, хотели решить свои финансовые проблемы с помощью чужих денег.

– Чужих? Но ведь он мне не чужой! Он, повторяю, мой родной брат. И я была для него единственным близким человеком.

– Он любил ее?

– Любил. – Марго закурила. – Он обожал ее. Исполнял любое ее желание, любую прихоть. На руках носил. А она пользовалась этим и еще… еще она ненавидела меня.

– Или вы – ее?

– А вы прикажете мне ее любить? Она отняла у меня брата, а я, значит, должна испытывать к ней любовные чувства. Нет уж, увольте. Да, я ненавидела ее. Как ненавидела и ее отца, этого мерзавца, который всю жизнь жил только за счет женщин. Думаете, я всегда была такая?..

– Какая такая?

– Нищая, вот какая. Нет, у меня всегда были деньги. И драгоценности, и меха, и все. А сейчас у меня осталась лишь квартира. Большая, но за которую я не в состоянии заплатить. Я не повезла вас к себе потому, что продала всю мебель, ковры, технику. Все. А здесь еще кое-что осталось после того погрома, того страшного преступления. Ведь Вениамин, отец Али, когда убил моего брата, вынес отсюда все ценное. Я имею в виду наличность, драгоценности, вещи своей дочери. Но он – циник и негодяй, поэтому я больше чем уверена, что после того, как он все это совершил, он тотчас покинул город, и дочери не досталось ничего из награбленного. Он, Вениамин, как кот, который живет сам по себе. Ему никто не нужен. Он любил только себя и всегда заботился только о себе. По сути, он продал свою дочь Борису, вот так-то вот…

Теслин внимательно слушал Марго, которую сильно развезло после выпитого коньяка, и понимал, что все, что ему прежде рассказала Аля, – сущая правда. Ему было приятно это осознавать. Хотя с самого начала эта история из ее уст воспринималась как сказка или душещипательная драма о бедной девушке, проданной отцом богатому мужчине. Он все правильно рассчитал, когда поехал в казино, чтобы встретиться там с Марго. Ей надо было выговориться, и он как никто другой подходил для роли внимательного и нейтрального слушателя.

– Так что же все-таки произошло здесь, и зачем Вениамину понадобилось убивать вашего брата?

– Хороший коньяк. – Марго налила себе и Теслину еще и залпом осушила стакан. – Что произошло и зачем понадобилось? Да кто ж его знает… О-о-о… Как закружилась голова. А все было вот как… Я придумала план. Вениамин должен был прийти к Борису и попросить у него денег для меня. Оскар требовал вернуть ему долг и угрожал мне.

– Но почему вы сами не поехали туда?

– План как раз в том и состоял, что, если Борис откажется дать деньги, Вениамин должен выманить из квартиры дочь и привезти ко мне…

Марго, уже совершенно пьяная, рассказывала путано, но все же ее можно было понять, как получилось, что Аля, усыпленная эфиром, оказалась в квартире Марго. Понятное дело, она опустила подробности, связанные с тем, каким образом она содержала свою пленницу. Ни словом не обмолвилась о том, что Аля была привязана к стулу. Но, с другой стороны, Марго, если судить по ее словам, твердо осознавала сейчас, что Аля была и остается ее единственной свидетельницей, способной подтвердить, что в момент убийства Юдина Марго находилась в своей квартире. И это придавало ей сил и уверенности в том, что ее не посмеют обвинить в убийстве брата даже в том случае, если объявится Вениамин и расскажет представителям закона, кто был инициатором и организатором похищения его дочери. А то, что этот «страшный» человек может появиться и свалить всю вину на нее, Марго нисколько не сомневалась.

– Я уверена, что когда он потратит все деньги, то вернется. Присосется к какой-нибудь богатенькой вдовушке и будет себе жить припеваючи. Он так всегда поступал. И мне об этом рассказывал, свинья! И вообще, все они – свиньи! И Оскар тоже. Но Оскара теперь нет, и я чрезвычайно рада этому обстоятельству… Знаете, что я поняла, как вас там?.. Не знаете. А я скажу. Вся наша жизнь в наших руках. И надо вести себя, как Вениамин. Он далеко не дурак…

Язык уже не слушался ее, а глаза слипались. Теслин слушал ее, не перебивая и словно чувствуя, что сейчас он услышит нечто очень важное. И он услышал.

Марго внезапно подняла голову и посмотрела на него мутным взором.

– И не только наша жизнь в наших руках. Но и смерть. Не наша смерть. Вы понимаете, о чем я? Оскар… Если бы не я, то он. По-моему, все и так ясно.

– Это вы убили Оскара?

– Тсс… – Марго приложила палец к губам. – Тсс… Разве вы не знаете о том, что даже у стен есть уши?

Она уснула прямо за столом. Ее красивая голова покоилась на столешнице.

Теслин узнал все, что хотел. Теперь ему было с чем идти к Але. Аля там, наверное, с ума сходит.

Он позвонил в клинику. И вскоре услышал знакомый голос.

– Это я.

Аля плакала в трубку, говорила, что вся извелась, что переживает, что думала, будто он бросил ее.

– Успокойся. Я был занят. У меня для тебя неплохие новости. Сейчас я приехать не смогу, потому что еще не снял номер в гостинице и мне некуда тебя везти. Я хорошенько высплюсь и ближе к вечеру приеду за тобой, договорились?

Она была готова ждать его сколько угодно, только чтобы он вернулся.

Теслин умылся и лег спать на кожаный диван. В двух шагах от спящей Марго. Но спать там было неудобно, ему казалось, что он соскальзывает с него. И тогда он перебрался в спальню, укрылся теплым одеялом и уснул.

А проснулся от звуков шагов. Он в мгновение ока вскочил с постели и спрятался за плотной портьерой. Спальня была погружена в полумрак. Но вот дверь, ведущая из гостиной, открылась, и на пороге возникла фигура. Мужчина среднего роста спокойно подошел к кровати и, не раздеваясь, лег. Прямо на то место, где только что спал Теслин. И вскоре послышалось спокойное равномерное дыхание спящего человека.

37. Призрак

Маша ворвалась в палату как ураган, с охапкой цветов в руках и бросилась к лежащей на кровати Але.

– Господи, да что же это? Ужас… Не могла себе и представить, что с тобой такое случится. Ты прости меня, но я думала, что ты у того парня. Я злилась на тебя и даже не позвонила. Какая же я дура. Прости меня, Алечка, прости, ведь я только тебя и люблю.

Аля открыла глаза и тотчас все вспомнила. И как ее привез сюда, в эту клинику, Теслин, и как она потеряла сознание в больничном коридоре. Вот только который час и сколько прошло времени с тех пор, как все это произошло, не знала.

– Привет, подружка, – проговорила она сонным голосом, чувствуя, что язык не повинуется ей. – Кажется, мне сделали укол, поэтому я такая вялая. Сердце что-то прихватило… Как ты меня нашла?

– Ты или кто-то, наверное, позвонил мне. Дома сработал определитель номера. Все просто.

– Где ты была?

– Ездила по делам, – смутилась Маша.

– Понятно. – Аля слабо улыбнулась и покачала головой. – Наверное, ты уже раздумала жить со мной в том особняке. Нашла себе другую подружку?

Она хоть и чувствовала себя скверно, но все равно считала необходимым воспользоваться ситуацией и попытаться порвать с Машей прямо сейчас, не дожидаясь лучших времен.

– Ты напрасно приехала, Маша. И ты вовсе не обязана мне ничего объяснять. Ты – взрослый человек и сама вольна выбирать себе пару. Просто я тогда, в последний раз… Словом, я поверила тебе, понимаешь?

– Аля, прости меня. Я ждала тебя, я прямо-таки сходила с ума от ревности, а потом не выдержала и… поехала в ресторан. Напилась.

– Не лги мне. Ты была у той женщины. Я знаю. Не надо унижаться. Это пошло…

Как ей хотелось, чтобы поскорее закончился этот разговор и Маша исчезла из палаты.

– Но я не успокоюсь, пока ты не простишь меня. Ведь ты – единственный человек, которому я по-настоящему доверяю и которого люблю. Да, я не стану дальше лгать. Я была у одной своей знакомой, но мы просто беседовали. Она знает о твоем существовании и отлично понимает меня.

– Маша, позови врача. Мне что-то нехорошо…

Маша, бросив цветы на подоконник, выскочила из палаты, и Аля услышала ее громкий, зовущий врача голос.

Она вернулась вместе с высокой брюнеткой в бирюзовом халате – новым доктором, сменившим Широкова. Судя по наигранно-встревоженному выражению лица, молодая докторша была осведомлена о том, как именно следует обращаться с новой пациенткой, и Аля прочувствовала это. Оказывается, за деньги можно купить заботу и ласку. Почему бы и нет, если за деньги покупается даже любовь?!

– Доктор Мещерская Ирина Михайловна, – представилась она. – Вам плохо?

И она склонилась над Алей, обдав ее запахом пряных духов и косметики.

– Как вы спали?

– Я потом вам все расскажу. А сейчас у меня к вам одна-единственная просьба: никогда не пускайте ко мне эту женщину. Иначе отсюда прямиком вы отвезете меня в морг.

Она бросила взгляд на Машу, лицо которой мгновенно стало темно-малинового цвета. От удивления и стыда она открыла рот, но так ничего и не смогла произнести.

– Вы слышали, что больная сказала? – Мещерская выпрямилась и грозно взглянула на словно уменьшившуюся в размерах Машу. На фоне красивой, роскошной яркой докторши Маша казалась уродливой серой мышью. – Выйдите из палаты. Немедленно.

Но Маша еще какое-то время не могла пошевелиться. Видно было, что она находится в шоковом состоянии от услышанного.

– Так, женщина, пойдемте…

И Аля увидела, как Мещерская буквально вытолкала из палаты пришибленную и униженную Машу Аверину. Все. Дело было сделано. Оставалось ждать реакции. Но что предпримет Маша, чтобы вернуть свою любовь, Аля не представляла. Кроме того, она не была уверена в том, что Маша простит ей ее выходку. А что, если она начнет мстить?

Но после того, как Маша была с позором изгнана из палаты, Аля решила для себя, что на время вообще забудет о ней. Ей есть о ком думать в первую очередь. О Теслине, например.

Но мысли ее были прерваны возвращением Ирины Михайловны.

– Знаете, Аля, мы посмотрели вашу кардиограмму, анализы и пришли к выводу, что у вас все в порядке с сердцем. А боли в левой грудине могли быть невралгического характера. Так что у меня для вас хорошие новости. А как вы себя вообще чувствуете? Я имею в виду, – она понизила голос, – как долго вам хотелось бы оставаться здесь, ведь вы – совершенно здоровы!

– Значит, у меня ничего серьезного?

– Вы потеряли сознание, вероятно, от нервного перенапряжения. Кроме того, не исключено, что ваше недомогание связано с вполне естественными причинами… Кстати, Аля, вы можете говорить со мной открыто – доктор Широков ввел меня в курс дела.

– Вот и отлично. Так мне будет проще. Хотя я уже начала думать, что сама, как это говорится, «накаркала» болезнь. Понимаете, Ирина Михайловна, я жду возвращения одного человека, который увезет меня отсюда, и в зависимости от того, когда он за мной приедет, я и уеду отсюда. Можете мне поверить, мы будем и вам очень благодарны за то внимание, которое вы оказываете мне. А теперь мне бы хотелось немного поесть.

– Не думаю, что вас устроит рисовая каша и несладкий компот. Но я могу заказать вам еду из ресторана. Ваш друг оставил деньги. Что хотите покушать?

– Что-нибудь на ваше усмотрение. У меня разыгрался волчий аппетит.

– Это хороший признак.

Она направилась к двери, но вдруг остановилась и после некоторой паузы спросила:

– Я понимаю, конечно, что это не мое дело, но все же… Кто эта женщина, которую вы не хотите видеть? Мне знакомо ее лицо… Такое впечатление, что я ее уже где-то видела.

– Это моя сестра. Мы с ней в ссоре. Из-за нее я потеряла близкого человека, – солгала Аля, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить чересчур любопытной докторше.

– Тогда понятно. Извините.

И она вышла из палаты. Спустя минут сорок медсестра принесла обед: жареная курица с рисом, салат, пирожки с яблоками и вишневый сок. Аля поблагодарила ее, позавтракала и снова провалилась в сон. Проснулась с тяжелой головой. Первое, что сделала, проверила телефон, работает ли, не сели ли батарейки. Но с батарейками все было в порядке, а Теслин так и не звонил. Он своим молчанием убивал в ней последнюю надежду. Разные мысли лезли в голову. Его арестовали. Вспомнили про Оскара и арестовали. И хотя она понимала, что все это – лишь плод ее воспаленного воображения, все равно придумывала для себя одну картинку унылее другой. Вот Теслин мчится на такси в аэропорт, чтобы вернуться в Москву. Он разочаровался в Але, он презирает ее за связь с Машей. Но ведь никакой связи-то нет!

Когда же наконец телефон ожил, она даже не поверила. Держа его на ладони и прислушиваясь к доносящимся из него трелям, Аля несколько мгновений лишь растерянно смотрела на него, как на умершее и вдруг ожившее маленькое животное.

– Да, слушаю…

Это был Теслин. И Аля, услышав его голос, разрыдалась.

– Я ждала тебя, думала, что ты бросил меня. Как ты мог? – она долго не могла остановиться и сквозь слезы требовала объяснений.

– Успокойся. Я был занят. У меня для тебя неплохие новости. Сейчас я приехать не смогу, потому что еще не снял номер в гостинице и мне некуда тебя везти. Я сейчас хорошенько высплюсь и ближе к вечеру приеду за тобой, договорились?

– Да, договорились. Надеюсь, на этот раз ты говоришь мне правду.

Но вечером Теслин не приехал. И не позвонил. И Аля приняла решение вернуться домой. К Маше. Была ночь, и в это время почти все, кроме дежурной сестры, спали.

Никому не сказав ни слова, она оделась и вышла в коридор. Слезы душили ее. Она знала, что теперь уже никогда не простит Теслина за такое свинское к себе отношение. Лестницы, ведущие вниз, к выходу, располагались с двух сторон длинного больничного коридора. И Аля, чтобы не объясняться с дежурной медсестрой, чей столик с настольной лампой стоял в левом крыле, пошла в правое крыло, спустилась по лестнице вниз и оказалась в тускло освещенном просторном холле. Пол, выложенный крупными плитками и напоминающий гигантское шахматное поле, рябил в глазах. Аля села на низкую, обтянутую тонким дерматином, кушетку, чтобы перевести дух. Ей надо было собраться с мыслями, чтобы решить, как ей вести себя с Машей. Может, действительно только одна Маша и любит ее? А она так поступила с ней, так унизила…

Сноп света пересек пространство холла, Аля услышала звук подъезжающей машины и вдруг испугалась, что это приехала «Скорая», которая привезла очередного больного. И ее сейчас увидят здесь, начнут обо всем расспрашивать…

На шум непонятно откуда появилась маленькая женщина в белом халатике и бросилась отпирать огромные стеклянные двери. И тут Аля увидела плывущего сквозь прозрачные двери призрака, двигающегося медленно, как и полагается двигаться призракам. Женщина в белом халатике исчезла. Так же неожиданно, как и появилась. А призрак – это был мужчина, которого Аля очень хорошо знала при жизни, – направился в сторону лестницы. И тут же следом за ним появился Теслин. Это был точно он.

– Володя, – крикнула Аля, но вместо крика получилось надсадное сипение. – Я здесь…

Она широко раскрытыми глазами смотрела на Теслина, который искал ее взглядом, и не могла пошевелиться. Кушетка, на которой она сидела, располагалась в самом углу, и ее было почти невозможно увидеть.

– Я здесь, здесь…

Он увидел ее, подбежал, и она бросилась ему на шею.

– Теслин, как ты мог… Я уж думала…

– Я тебе потом все объясню. Успокойся. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

– Когда ты уехал, мне было плохо с сердцем, я даже потеряла сознание. Но потом оказалось, что это не сердце. Это нервы. А теперь все нормально, не считая того, что я собралась домой. Я не могла здесь больше оставаться, понимаешь?

– Ты сейчас никого не видела? Мимо тебя никто не проходил?

Аля отстранилась от Теслина. Было слишком темно, чтобы увидеть его глаза, и слишком все невероятно, чтобы быть правдой.

– Нет, не видела, – сказала она дрогнувшим голосом. Ей показалось, что все, что сейчас происходит с ней, – сон.

– Аля, я должен подготовить тебя, но не представляю, как это сделать… Я и сам испытал шок…

И в это самое время на лестнице послышались голоса. Вспыхнул свет, и она увидела бегущего человека. Это был доктор Широков.

– Аля! – крикнул он, и его голос заполнил собой весь мрачновато-шахматный холл. – Аля, где вы? Аля!

Следом за ним по лестнице спускался тот самый призрак. Она узнала походку этого человека, но все еще не могла до конца осознать, что и кушетка, на которой она продолжала сидеть, – твердая, обтянутая холодным красным дерматином, и вызывающие в глазах рябь черно-белые шахматные квадраты пола, и даже дыхание сидящего рядом с ней и держащего ее за руку Теслина – реальность.

– Этот человек похож на Бориса Ефимовича, – сказала она, стуча зубами.

– Это он и есть. Он жив, Аля, жив, можешь мне поверить… Он нервничает, поэтому ты тоже постарайся взять себя в руки и, бога ради, не падай в обморок.

– Но ведь… лужа крови… Он погиб…

– Он был только ранен. Вот и все объяснение.

Аля, почти не дыша, смотрела, как к ней направляется Юдин. Да, это был он. Невысокий, с бородкой.

И она встала. Сделала несколько шагов навстречу ему…

– Алечка, дорогая, – Юдин обнял ее и прижал к себе. – Не бойся меня, я не призрак. Я живой. Хочешь послушать, как бьется мое сердце?

Это он. Вне всякого сомнения – он. И запах его, и руки его, и дыхание его…

– Но как же это? И почему?.. – она не могла говорить. Ей не хватало дыхания.

– Борис, поедемте отсюда, и чем скорее, тем лучше, – сказал Теслин.

К ним подошел Широков. Теслин отвел его в сторону, и Аля услышала, как они о чем-то разговаривают. Вероятно, Теслин расплачивался с ним за то, что Аля пробыла здесь какое-то время. Аля же не могла поверить, что находится в объятиях Юдина. Наконец она нашла в себе силы поднять голову и заглянуть ему в глаза.

– Твой друг, Володя, прав, – сказал Борис Ефимович. – Нам нельзя здесь больше оставаться. Поблагодари доктора, и поедемте ко мне. Я тебе по дороге все расскажу…

Аля с трудом оторвалась от Бориса Ефимовича, подошла к доктору Широкову.

– Спасибо вам за все. И… наверное, вы были правы… Раз я сумела так много пережить, значит, мое сердце действительно здоровое.

Теслин вышел из больницы. Аля с Юдиным поспешили за ним следом.

Она ожидала увидеть рядом с крыльцом свою машину, но вместо нее в свете фонаря сверкал хромированными деталями мощный красный джип.

Борис Ефимович ловко сел на водительское сиденье, а Теслин с Алей заняли места на заднем сиденье. И машина выехала со двора.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил ее Теслин, целуя в лоб, как маленькую девочку.

– Как во сне, как же еще можно себя чувствовать…

Аля смотрела на затылок Юдина и не верила своим глазам.

– Так что же произошло? Вас не убили? – Она протянула руку и провела по плечу сидящего к ней спиной Юдина.

– Не вас, а тебя, – поправил ее Борис Ефимович, как в старые добрые времена. – Ну же, взбодрись! Это не сон, это самая настоящая явь! И меня не убили. Твой отец, Аля, тяжело ранил меня. Ножом. Ограбил, понятное дело, квартиру и исчез. Вот скотина! Я и сам не пойму, как же могло случиться, что я догадался позвонить одному своему знакомому и сказать, что я ранен и умираю…

– Но зачем он хотел вас… тебя убить?

– Я боролся с ним. Он вел себя так нагло, так отвратительно, что я сцепился с ним. Я совершенно ничего не боялся в ту минуту. Я был полон сил. И тут он подло пырнул меня ножом… Словом, мой приятель приехал очень вовремя и отвез меня в больницу. Я попросил его не рассказывать никому из наших общих знакомых, что со мной произошло. Мне было стыдно, стыдно перед тобой за все, что произошло со мной, с нами… Но особенно за мою сестру. Понятное дело, что, как только я оказался в больнице, по факту нападения прокуратурой было тут же заведено уголовное дело, но я не сказал, кто меня пырнул ножом. Сказал только, что ко мне в квартиру ворвался неизвестный, который сначала избил меня, а потом попытался убить. Разбойное нападение. И все.

– Но почему ты не сказал, что это был мой отец?

– Именно потому, моя дорогая, что это твой отец.

– Ну и глупо! Он должен был понести наказание. И что же было потом? Почему ты не нашел меня?

– Я искал тебя. Всюду. Но в твоей квартире жили чужие люди, которые сказали, что ты уехала вместе с отцом. Понятное дело, что я не поверил и продолжал искать тебя. Но тебя нигде не было! И только несколько месяцев спустя я выследил тебя, когда ты входила в подъезд своего дома, и я понял, что ты вернулась.

– Но почему же тогда ты не подошел ко мне?

– По многим причинам. Во-первых, по городу упорно ходили слухи о том, что меня уже нет в живых, и я боялся испугать тебя. Во-вторых, я подозревал, не скрою, что ты была заодно с твоим отцом. Не то чтобы ты помогла ему в ту ночь, нет, этого я не допускал, но я был уверен, что все эти месяцы ты помогала ему скрываться и жила с ним. Ведь он твой отец. А теперь, когда Володя мне все рассказал…

– Но ведь тебе ничего не стоило прийти ко мне, позвонить в мою дверь и все объяснить. Я не понимаю…

И тут вмешался Теслин:

– Это все твоя Маша. Борис Ефимович не успел тебе рассказать. Дело в том, что он приходил к тебе, но дверь открыла Маша и сказала, что ты не хочешь его видеть.

– Как это она могла сказать такое, если она ничего не знает… Я не рассказывала ей о тебе, Борис. Я не могу поверить в это.

– Ну и что, что не рассказывала, – продолжал упорно защищать Юдина Теслин, – она сказала это на всякий случай, рассчитывая на то, что ее слова будут им истолкованы так, как ей удобно. Словно она знает Бориса Ефимовича в лицо и от имени Али гонит его прочь. И, как видишь, ей удалось добиться своей цели… И будь на его месте я или кто-то другой, она сказала бы то же самое, к примеру: Аля просила меня передать вам, что она не хочет вас видеть. И не приходите сюда никогда.

– Да, – вздохнул Юдин, – все именно так. Твоя подружка, как только увидела меня, так сразу же, словно она действительно знала меня, сказала: «Аля не хочет вас видеть и просила меня сказать вам, если вы появитесь, чтобы вы больше никогда сюда не приходили».

– И ты поверил ей?

– Если учесть, какие события предшествовали моему приходу к тебе, то можно было предположить и такую твою реакцию…

– Вы не обижайтесь, конечно, но вы все, я имею в виду мужчин вообще, какие-то глупые.

– Спасибо, – хором ответили Теслин с Юдиным.

– Пожалуйста. – И уже обращаясь только к Юдину: – Как ты мог поверить Маше, что я не хочу тебя видеть, когда в городе многие думали, что тебя уже нет в живых. Это уже говорит о том, что я мысленно похоронила тебя и уж никак в этой ситуации не могла бы предположить, что ты вернешься, и тем более проинструктировать Машу о том, что если ты появишься, чтобы она отправила тебя куда подальше… Но что теперь поделать?.. Оставим это. И что же было дальше? Марго знала, что ты жив?

– Марго ничего не знала, но могла догадаться уже потому, что в прокуратуре, куда она заявилась с тем, чтобы узнать, не нашлось ли тело ее брата и когда она может вступить в права владения наследством, ей сказали, что тело не найдено и что рановато она решила наложить лапу на имущество и деньги брата.

– Так, значит, когда она пришла в прокуратуру, ей там не сказали, что ты жив?

– У меня была договоренность. Я заплатил двум людям в прокуратуре, которые были предупреждены о ее возможном визите, чтобы они помалкивали о моем чудесном воскрешении.

– Но так не бывает! – воскликнула Аля. – Как можно скрыть от сестры, что ее брат жив и здоров?

– Бывает, еще как бывает. Тем более что Марго в городе знают как облупленную. Я учел еще и тот факт, что в день убийства Оскара, того парня, которому она задолжала, Рита была в «Шико» и что это она могла застрелить его. И даже если это не она, то все равно ей с ее репутацией нечего было лишний раз совать нос в прокуратуру. Тем более что в связи с убийством Оскара ее тоже пару раз допрашивали о том, где она была и что делала в момент убийства. Допрашивали всех, кто был в тот день в казино, и нашлось много свидетелей, которые подтвердили, что Марго задолжала Оскару даже не две, как она мне говорила, а две с половиной тысячи долларов! Учитывая характер этих азартных людей, Марго запросто можно было заподозрить в этом убийстве. Но бог ее миловал… Поэтому неудивительно, что она ограничилась всего лишь одним визитом в прокуратуру.

– А кто поменял замки в квартирах?

– Рита.

– А где ты сам-то все это время жил?

– Купил дом в лесу, неподалеку от города. Оттуда мне проще добираться до теплиц… Сейчас сама все увидишь.

– Ты хотя бы скучал без меня?

– Упрекаешь меня… – Борис Ефимович левой рукой, продолжая правой крепко держать руль, погладил лежащую на его правом плече руку Али. – Прости меня, Алечка, но в том положении, в котором я оказался, мне нельзя было навязываться тебе. Я чувствовал себя виноватым перед тобой.

– Но почему? – не унималась Аля. – Почему?

– Да потому, что я изначально вел себя некрасиво по отношению к тебе. Я ведь могу при Володе говорить?

– Да, конечно… Это мой друг.

– Я знаю… Так вот. Я многое передумал за эти два года и пришел к выводу, что уже одним своим поведением, согласием «купить» тебя у твоего отца, я как бы растлевал тебя. И поэтому то, как ты жила все это время после того, как мы вынуждены были расстаться, во многом было невольно подготовлено мной. Другими словами, я испортил тебя, это я своей страстью и желанием заполучить тебя во что бы то ни стало занес заразу порока в твою душу. Ведь наши отношения поначалу основывались именно на пороке. На моем пороке.

Аля сидела, слушала Юдина и не верила своим ушам. Она понимала, что он, столько пережив и заново родившись после тяжелого ранения, многое переосмыслил, но не понимала, как можно было их чудесные отношения, которые между ними установились незадолго до его «убийства», считать порочными. Он откровенно раскаивался в своем поступке и считал только себя виновным в том, что, поддавшись соблазну получить в любовницы красивую девушку, спровоцировал дальнейшие поступки своей сестры, приведшие к трагедии, и одновременно опустился на одну ступень с ее отцом, Вениамином.

– Если тебя интересует мое мнение, то оно прямо противоположное. Да, я не скрою, что поначалу мне было все это дико… Как это так: отец продал меня какому-то мужчине. Но потом, когда я узнала тебя поближе и поняла, что ты за человек, в моем сердце появилось теплое чувство к тебе. И пусть это была не любовь, мне все равно было хорошо с тобой, у тебя. И ты это прекрасно знаешь. Поэтому не надо сейчас юродствовать и анатомировать все то замечательное, что было между нами и носило пусть и странноватый, но все равно любовный привкус. Я любила тебя как человека, мне было спокойно с тобой. Чувствовала себя защищенной. Мне нравилось разговаривать с тобой, заботиться о тебе. Мы с тобой приятно проводили время, и я никогда не чувствовала себя униженной и оскорбленной. И ты совершил преступление не когда «купил» меня у моего отца, а когда, оправившись от раны, не пытался связаться со мной напрямую и выяснить, какие же истинные чувства я к тебе испытываю.

Юдин слушал ее молча, и Аля, то и дело бросая взгляд на зеркало, в котором она видела его сосредоточенное бледное лицо, испытывала смутное чувство тревоги и отчаяния. Она чувствовала, что своим откровением может совсем оттолкнуть его, и даже ждала, что Юдин сейчас остановит машину и попросит ее выйти, но пока что ничего такого не происходило. Она жарко выговаривала ему свою обиду, считая почему-то именно его виновным в том, что она столько времени провела у Софьи Андреевны, а после оказалась втравленной в аферы Маши Авериной, от которой теперь не знала как избавиться. А Юдин слушал. Вел машину и слушал. Молча.

Когда же она наконец устала и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза, испытывая, с одной стороны, облегчение от того, что выговорилась, а с другой – чувство предстоящей очередной потери, вдруг подал голос Теслин:

– Это ты глупая, дорогуша, а не мы, мужчины. Борис знал, что ты жива, здорова и живешь с Машей. Он много раз приходил к твоему дому, чтобы только увидеть тебя…

– Но почему же он не подошел ко мне? – она всплеснула руками. – Я уже устала задавать этот вопрос…

– Да потому что он нанял одного человека, чтобы тот навел справки о Маше.

– И что же он узнал? – Аля напряглась, чувствуя, что вот сейчас она наконец узнает, что известно о делишках Маши и насколько опасна ситуация, в которой они оказались.

– Ты странная, однако… – теперь уже и Теслин выглядел растерянным. – Ты что, не понимаешь, о чем я тебе толкую? Ты не понимаешь, почему Борис не подходил к тебе, не давал о себе знать?

– Нет…

– Маша – лесбиянка, что же тут непонятного?

Казалось, он был потрясен до предела ее тупостью.

– Но ведь это же она, а не я… Борис, – она хлопнула Юдина по плечу, – и ты мог подумать, будто бы я и Маша…

Она чуть не задохнулась от возмущения.

– Да ты же знаешь меня отлично! Я – нормальная, нормальная! И я до последнего не знала, с кем делю кров и еду. Я всегда думала, что нужна Маше просто как друг, как близкий друг. Мы были нужны друг другу, и рядом нам было не так одиноко. Вернее, совсем не одиноко…

– Но я-то не знал, – отозвался Юдин. – Не знал.

– Ты мог бы спросить. Подойти ко мне и спросить…

Машина свернула с трассы на грунтовую дорогу, потом плавно перешла на мягкую, песчаную и углубилась в густой хвойный лес. Свет фар освещал розовые стволы сосен и елей. Дорога запетляла, неожиданно сосны словно расступились, и Аля увидела дом. Большой, из красного кирпича, с красной черепичной крышей.

– Все, приехали.

Борис Ефимович вышел из машины и, когда Аля ступила на упругую почву, не выдержал и бросился к ней, обнял.

– Прямо не верится, что это ты… Не верится… Я так рад, так счастлив…

Но Але не терпелось узнать, как они встретились с Теслиным и где.

– Сейчас будем завтракать, и я тебе все расскажу… Удивительная история, если учесть, что я бываю на своей городской квартире довольно редко и, чтобы войти туда, пользуюсь отмычками, которые купил по случаю у одного «домушника»…

38. У парадного подъезда

Наступила зима. Виктор Кленов по-прежнему жил вместе с сестрой, принимая ее заботу и любовь. Она варила ему на завтрак какао, готовила гренки и выполняла все обязанности жены. На работу они ездили вместе. Фирмы, которыми они руководили, приносили хороший доход, и жизнь должна была казаться настоящим раем. Но если Наталья внешне выглядела довольно счастливой, то Виктор напоминал пса, которого хозяева выгнали из дома в самую стужу. У него даже взгляд стал собачий – пришибленный, загнанный, убитый. Первое время Наталья еще задавала ему вопросы, спрашивала, что с ним и почему у него такие грустные глаза, но, поскольку он не отвечал, оставила его в покое.

Причина же его печали была в Але Вишне, которая так и не приняла Виктора и всячески избегала его, теперь жила не с сестрой в городской квартире, а где-то за городом, с другим мужчиной, причем много старше себя. Когда на улице города появлялся красный сверкающий джип, Виктор забывал про все на свете. Все его внимание было приковано к его окнам, где, по его мнению, должно было промелькнуть знакомое лицо. И если Али в джипе не было, он просто зверел. В этот день он рвал и метал, набрасывался на Наталью, на подчиненных и не находил себе места от раздражения. Ему было так плохо, как бывает только безнадежно влюбленному мужчине, которого бросили.

Он даже обращался к психотерапевту, чтобы тот хотя бы немного облегчил его страдания.

– Вы говорите, что эта девушка в прошлом была проституткой? – спрашивал его на очередном приеме бородатый, с сытым лицом, мужчина, набивая трубку душистым табаком. По словам Натальи, это был выдающийся психотерапевт, пользующий элиту города. Один час своей работы этот толстяк оценивал в сто долларов и, надо сказать, своими советами и уверенным тоном несколько помог Кленову в самые первые месяцы его разлуки с Алей. Психотерапевта звали Давид. Так, во всяком случае, он просил себя называть.

– Да. Я ведь говорил уже вам, – занервничал Виктор. Он не любил, когда ему напоминали о том, что его любимая девушка – бывшая проститутка, но Давиду, похоже, доставляло удовольствие посмаковать это слово. А может быть, таким образом он хотел повлиять на Виктора, чтобы излечить его, в конечном итоге, от любовной горячки.

– Тогда что же тут удивительного, что она не хочет вас видеть? Женщины, мой друг, как правило, не держат возле себя свидетелей своего позора и унижения. Вот так и ваша девушка. Она была проституткой, причем вокзальной, а тут вдруг поднялась сразу на несколько социальных ступеней, поверила в себя, словом, успокоилась. А потом встречает вас, своего бывшего клиента, и оказывается, что он в нее влюблен. Как вы не понимаете: она подсознательно ждет от вас презрения! И даже если вы его никогда по отношению к ней не испытаете, она все равно будет его ждать, и в конечном счете сама спровоцирует вас на разрыв… Все же элементарно!

– Но что же мне делать? Вы – врач, помогите. Я постоянно думаю о ней. Вот уже полгода. Я ищу ее в городе. Знаю, где она со своим новым любовником ужинает и обедает, в какие театры ходит, какие спектакли любит… Меня бросает в жар, когда я вижу красный джип, на котором ее возит этот старикан.

– Вы ревнуете ее?

– А что, разве не видно? – Он был просто в бешенстве.

– Не злитесь. Но вы уверены в том, что это ее любовник?

– Разумеется. Сначала, я же вам уже говорил, она жила со своей сестрой, в городской квартире. А теперь она там не живет, это точно. В этой квартире вообще никто не живет. Я наводил справки – моя девушка до сих пор является хозяйкой этой квартиры, и другой недвижимости у нее нет. А раз она живет за городом со стариком, то кем он ей еще может приходиться, как не любовником? Отцом? Братом? Насколько мне известно, у нее никого нет, кроме сестры. Был, правда, еще один мужчина, я и разговаривал с ней чуть ли не в его присутствии в последний раз, когда мы с ней виделись. Но больше того парня я не видел. Должно быть, они не вместе. И его оставила… променяла…

– А вы можете предположить какую-нибудь другую причину, не считая того, что вы знаете о ее прошлом, по которой она могла бы уйти от вас? Может быть, деньги? Ведь если она живет со стариком, то, наверное, ей так удобнее. Или она любит его?

– Нет! Она не любит его! – воскликнул он тоном, не терпящим возражений. – Его невозможно любить. Он слишком стар для нее. Я не знаю, кто этот человек, но вы, Давид, знаете, что и я не беден… Я бы мог дать ей все…

Темой денег подобные беседы и заканчивались, и именно эта тема заводила Виктора в тупик. Да и Давид в этом случае принимался произносить ничего не значащие фразы, чем еще больше раздражал Кленова. И Виктор бросил это занятие. Он решил во всем разобраться и выяснить, кто этот мужчина, с которым живет Аля, и чем он мог ее к себе привязать. Ведь помимо любви и денег, двух мощных рычагов, при помощи которых можно удержать возле себя молодую и красивую женщину, существуют и другие, например, криминальные… А что, если он шантажирует ее? Или же она живет с ним из благодарности? Мало ли что в жизни бывает?

Для начала он все же решил встретиться с ее сестрой и попытаться выяснить, где именно живет Аля. Кроме того, он надеялся узнать у нее что-нибудь о мужчине, о ее любовнике.

И с этой целью Виктор однажды в обеденный перерыв на машине поехал в дом, где раньше жила Аля. Он знал уже каждый кирпичик этого дома, выучил наизусть все скабрезные надписи на стенах, запомнил расположение детской песочницы и деревьев во дворе, потому что приходил сюда часто в надежде встретить Алю. Знал он и номер квартиры, и даже поднимался, звонил в дверь, но ему так никто никогда и не открыл. И вот теперь он снова здесь. И снова давит за кнопку звонка. Он так долго стоял на лестничной клетке, что, вероятно, привлек внимание соседей. Потому что одна из дверей приоткрылась, и он услышал:

– Вы к кому?

– Я к Але.

– Их тут с Машкой уже давно нет, не живут они здесь… – невидимая соседка говорила с одышкой, как говорят больные или тучные люди. Но сама не показывалась – Виктор видел лишь ее круглое, обрамленное веселыми рыжими кудряшками, лицо. На вид ей было лет пятьдесят.

– А где же? Я хотел отдать Але деньги, хожу вот почти каждый день… Что же мне делать?

– Машке отдайте, она передаст. Машка-то вроде квартиру или комнату себе купила или в офисе живет. Прямо в самом центре, на Соборной улице, в особняке. А вот Аля съехала отсюда раньше. Куда – не представляю. Может, к отцу поехала.

К отцу?

– У нее что, есть отец?

Виктору вдруг показалось, что Аля что-то рассказывала ему об отце, но она говорила о нем так, словно его уже не было в живых. Или же ему все это только приснилось. И он как бы подсознательно хочет, чтобы у нее отец был жив и что это именно его Виктор мог видеть за рулем красного джипа.

– Да, у нее есть отец. Правда, я бы такого отца собственными руками удавила, ну да это их дело. Не стану я ничего говорить.

– У него есть красный джип? – Виктор все-таки не выдержал и задал самый главный, так мучивший его вопрос.

– У этого прохиндея сегодня есть джип, а завтра – нет. Или наоборот: сегодня он нищ и бос, а завтра живет, как король, при какой-нибудь бабе. Еще та сволочь…

– Понятно. Так где живет ее сестра?

– Какая ее сестра?

– Маша. Вы же сами только что сказали, что Маша живет в каком-то особняке, в офисе на Соборной.

– Правильно, это я сказала про Машу. Да только никакая она не сестра Але. Она ее подружка. Аля пригрела ее у себя, и они довольно долго прожили здесь вместе. Я, честно говоря, как только увидела Машку, так сразу подумала: вот и правильно, красивым девушкам подруг надо заводить уродливых, тогда они будут ладить. Машка – страшнее атомной войны. И как ее Алька ни наряжала, а я-то чую, что это именно она прикладывала руку к внешнему виду подружки, все равно Машка – ошибка природы. Никогда в жизни не видела таких огромных розовых ушей, такого топорного лица. Вот не повезло бабе…

– Так где находится этот особняк?

– Прямо за церковью. Он там один. Белый оштукатуренный забор, ворота, высокое парадное крыльцо… Найдете быстро.

Виктор поблагодарил соседку и поехал на Соборную. Улица тонула в снегу, который морозно заскрипел под ногами, когда он вышел из машины и направился к тому самому высокому парадному крыльцу, про который говорила ему соседка. Виктор посмотрел на старинный особняк, выкрашенный в лимонно-белый цвет, с новыми дорогими окнами, но нигде таблички, в которой бы указывалось название фирмы, занимающей этот дом, так и не нашел. Кроме того, его смутило и то обстоятельство, что крыльцо, как и тротуар перед домом, были занесены снегом, и нигде ни одного следа! Хотя рабочий день в самом разгаре.

Тогда он решил подняться на крыльцо и позвонить. И спустя лишь минуты три-четыре откуда-то послышался неестественно громкий, металлический голос, словно говорил робот:

– Что вам угодно?

– Мне надо поговорить с Машей. Она здесь у вас работает.

– Никаких Маш у нас нет. Извините.

– Мне сказали… Я ищу одного человека… Не отключайтесь…

– Это частное владение.

Виктор вернулся в машину. Закурил. Частное владение. Ничего себе домик отгрохали… Неужели соседка что-то перепутала?

Он осмотрелся. Его окружали ряды заснеженных старых домов, готовых рассыпаться в любую минуту. А особняк был всего один. Виктор все же не поленился и позвонил в один из таких домов. Дверь, тысячу раз перекрашенная и теперь аляповато-оранжевая, распахнулась, и он увидел перед собой мертвенно-бледное лицо мужчины с отвислым, похожим на замороженную сливу, носом.

– Чего надо?

– Я ищу девушку Машу. Она живет в особняке на вашей улице. Не слыхали?

– В особняке живет одна Маша. Правда, она себя называет Марией. Мой брат чистит снег перед ее домом.

– Она живет одна?

– Живет-то одна, да к ней приходит, вернее, приезжает одна дамочка в норковой шубке.

– Ее случайно не Аля зовут?

– Да кто ж знает, как ее зовут…

– А вы не знаете, в котором часу эта Маша выходит из дома?

– Она может целыми днями не выходить. К ней домработница приходит, готовит ей, убирает. А когда сама хозяйка выйдет, сказать не могу. Но то, что она никому не открывает, это точно. Нелюдимая она. Или больная. Не знаю. Но, скорее всего, это вдова. Так себя только вдовы ведут. Думаю, муженька ее богатенького кто-нибудь пристрелил, какой-нибудь киллер, а она вот теперь живет одна в этом особняке. И чего не жить в таких хоромах? Пройдет время – все равно найдет себе мужика. Или ее найдут…

Виктор попытался еще раз дозвониться до хозяйки особняка, долго жал на кнопку звонка, но ему так и не ответили.

39. Одиночество

Маша видела, как от дома отъехала иномарка. Она пожала плечами и вернулась на диван. Итальянский диван, круглый, мягкий, был завален подушками, иллюстрированными журналами и притягивал к себе как магнитом. В начале зимы, когда ударили первые морозы, он, мягкий, теплый и шелковисто-ласковый, заменил Маше любовника, точнее, любовницу. Маша изменяла своему любимцу-дивану только с Эстер, которая довольно часто наведывалась в особняк, чтобы проведать свою подругу. Ей нравился дом и все, что в нем. Но больше всего ее впечатлял, конечно, зимний сад, за которым Маша ухаживала собственноручно и который любила просто до безумия. Она все время покупала кадки с новыми и новыми тропическими растениями, изучала по специальным книгам, как за ними нужно ухаживать, и даже оборудовала небольшой чулан, где хранила пакеты с землей, подкормку, горшки и все необходимое для ухода за садом. Сюда она не подпустила бы ни одного садовника, ни одну домработницу и пестовала свои цветы и пальмы, как если бы они были ее собственными детьми. Эстер подсмеивалась над ней вслух, но не зло, когда говорила, что в Маше наконец-то проснулся материнский инстинкт. Понимая, что зимний сад – самое дорогое, что есть у Маши, Эстер при случае тоже привозила ей какие-нибудь растения и даже сама успела пристраститься к этому увлечению своей подруги. Иногда, надев перчатки и рабочие халаты, они обе очищали растения от засохших листьев, рыхлили землю и поливали. Им было хорошо вдвоем. А когда Эстер уезжала, на Машу вновь наваливалась тоска, и она не могла уже ни заниматься своей кондитерской, ни отдыхать, ничего, что могло бы принести ей радость или хотя бы временное удовлетворение. Она скучала без Али, страдала при мысли, что ее бросили, что ею пренебрегли и променяли на мужчину, и вынашивала в душе страшный план, приведя в исполнение который она бы наконец успокоилась. Во всяком случае, так ей тогда казалось.

…Она открыла журнал «Салон», чтобы выбрать себе интерьер для спальни, и в это время зазвенел телефон. Это была Эстер. Она сказала, что находится рядом с ее домом на машине и что, если Маша не против, она сейчас заедет к ней. «Везу тебе чудесную красную розу, она вся усыпана цветами…»

Эстер появилась через несколько минут. Ее машина плавно притормозила у ворот, Маша, стоявшая возле окна и поджидавшая подругу, нажала на кнопку, и ворота раздвинулись, впуская черную машину, после чего вновь закрылись.

Эстер выглядела прекрасно. Особенно на фоне цветущих роз, большой горшок с которыми держала в руках.

– Уф, еле довезла. На дорогах гололед, машины скользят от обочины к обочине, особенно где склон… Думала, что горшок перевернется в салоне. Но все обошлось… Это тебе, дорогая, – и Эстер поцеловала ее в щеку, обдав ароматом духов. – Что-то у тебя глаза грустные. Что-нибудь случилось?

– Нет, Эстер, ничего не случилось. У меня все хорошо. Разве что ленюсь…

Они вошли в дом, Маша пригласила подругу на кухню, чтобы угостить обедом.

– У тебя здесь так хорошо… Когда-нибудь и я тоже куплю себе такой же большой дом и обустрою по своему вкусу. Тебе повезло – ты нашла отличного дизайнера. Мне супу – один половник. Я плотно позавтракала.

– Эстер, ты любишь меня? Хотя бы немного?

Эстер, снимавшая в это время жакет, услышав Машу, резко повернулась и встретилась с ее полным тоски и боли взглядом. Она никогда еще не видела подругу такой печальной.

– Машенька, да что с тобой? – Эстер подошла к ней и принялась гладить ее непослушные волосы, целовать их. – Не могу поверить: ты и плачешь. Что случилось? У тебя неприятности? Тебе нужны деньги?

Но Маша уже рыдала в голос. У нее начиналась истерика.

– Мне нужна любовь, – говорила она, задыхаясь. – Твоя любовь. Я просыпаюсь по ночам оттого, что мне кажется, будто бы по этому большому дому кто-то ходит. Я просыпаюсь и иду на эти звуки, но очень скоро понимаю, что я в доме одна, совершенно одна! Эстер, ты не могла бы переехать ко мне? Я была бы так счастлива. Я бы так любила тебя. Скажи, что мне нужно сделать, какие слова найти, чтобы ты полюбила меня так же, как и я тебя, и чтобы ты захотела жить со мной. Чтобы мы спали вместе, вставали вместе и ложились спать вместе. Чтобы мы всегда были рядом? Почему я всегда одна?

– Но я же с тобой!

– Нет. Ты сама по себе. Ты изменяешь мне. У тебя кто-то есть. Я не знаю, с кем ты живешь, и ничего не хочу знать. И знаешь, почему?

Тушь размазалась вокруг глаз Маши, рот ее некрасиво скривился, а кончик носа стал малиновый, и у Эстер дрогнуло сердце.

– И почему же ты не хочешь знать, с кем я живу?

– Да потому что не хочу никого ненавидеть. Разве ты не понимаешь, что, если я увижу ее… то мои чувства к тебе изменятся, я не смогу уже по-прежнему относиться к тебе. Но самое главное, я буду испытывать ненависть к этой женщине.

– Поэтому ты никогда и не интересовалась, как и с кем я живу?

– Да. Я даже не хочу, как и ты, знать, чем ты занимаешься и как зарабатываешь на жизнь. У тебя бизнес, я чувствую, но не удивлюсь, если узнаю, что тебя содержит какая-нибудь очень красивая и опытная женщина, которая любит тебя… Молчи. Не говори ничего. Я хочу, чтобы все осталось, как есть. Мне ничего не надо, достаточно того, что ты иногда приезжаешь ко мне. И спасибо за розы…

– Ты хочешь, чтобы я переехала к тебе?

– Да, очень хочу.

– Ты хочешь, чтобы я принадлежала тебе полностью?

– Да. Хочу. У меня есть деньги, у меня есть этот дом. Я сделаю тебя по-настоящему счастливой. И если ты когда-нибудь захочешь уйти от меня, я не буду тебя удерживать…

– Дай мне еще немного времени, Маша, и я, быть может, соглашусь.

– Неужели ты несчастлива там, в своей жизни? – в голосе Маши прозвучала надежда.

– Когда как… Понимаешь, не все так просто…

– Надеюсь, ты живешь не с мужчиной? – Маша даже выпрямилась и вытянула шею.

– Нет, что ты… Ты же была у меня дома. Разве ты видела там хотя бы одну мужскую вещь? Или чувствовала присутствие мужчины?

– Нет. Но иногда от тебя пахнет мужчиной.

– Как это? Одеколоном, что ли?

– Нет, Эстер, мужским семенем…

– Это ревность, Маша. Ревность, и больше ничего. Успокойся, у меня нет никакого мужчины. Они меня вообще не интересуют…

– Вот и хорошо… – Маша облегченно вздохнула. – Так сколько тебе супу?

После обеда подруги отправились в зимний сад. Перенесли туда розу, поставили горшок на скамейку и сели рядом, любуясь цветами.

– Возле драмтеатра открылся новый цветочный магазин, – рассказывала Эстер, – где я и купила эту розу. Попала как раз на церемонию открытия, оказалась там совершенно случайно и даже увидела хозяина. Знаешь, ему наверняка за шестьдесят, но выглядит он прекрасно. Такой румяный, с аккуратной бородкой, очень приятный мужчина. И видно, что интеллигент… Сейчас таких бизнесменов почти не встретишь.

– А зачем ты мне рассказываешь про него?

– Но ведь ты увлекаешься цветами, а он занимается поставкой их в наш город. Вот я и подумала, что вам не мешало бы познакомиться, и тогда ты смогла бы ему заказывать растения, почву. К тому же тебе нельзя жить в постоянном затворничестве. У тебя такой огромный дом, а ты киснешь здесь одна.

– Ты предлагаешь мне устраивать балы? – усмехнулась Маша. – Ты что, смеешься надо мной? Ты только посмотри на меня – разве я создана для светской жизни? Я умею делать деньги, это правда, но больше – ничего.

– Послушай, для того, чтобы пригласить к себе этого «садовника», тебе вовсе необязательно обладать какими-либо талантами. Просто пригласишь его с женой к себе, угостишь, поговоришь, покажешь ему, наконец, свой сад… Я могу прийти, пригласи еще кого-нибудь, да хотя бы своего исполнительного директора. Тебе надо общаться с людьми, а то ты так скоро сойдешь с ума от одиночества.

– Но ведь у меня есть ты…

– Правильно. Но, помимо наших отношений, существует обычная жизнь. Без любви, но с людьми, ты понимаешь меня?

– А если я не хочу никого видеть?

– Ты подумай, прежде чем отказываться.

Эстер пробыла еще немного и уехала, пообещав вернуться. Ей надо было в парикмахерскую. Маша же, перемыв посуду, устроилась на своем любимом диване перед телевизором и принялась переключать каналы. Перед ней замелькали фрагменты фильмов, рекламных роликов, музыкальных клипов. И вдруг ей показалось, что среди этого калейдоскопичного мелькания она увидела знакомое лицо. Она принялась давить на кнопки, чтобы проверить, не померещились ли ей эти глаза, эта улыбка, и когда на экране снова возникло это видение (как иначе можно было объяснить появление в эфире Али Вишни?), Маша вся съежилась от страха. Я больна… Я повсюду вижу только ее…

Однако слух еще не изменил ей, и просачивающиеся к ней в мозг слова диктора постепенно объяснили ей реальный смысл происходящего на экране. И это было невероятно! Только сейчас Эстер рассказывала ей об открытии нового цветочного магазина возле драмтеатра, и вот теперь местный канал передает репортаж об этом скромном событии из жизни провинциального города. Некто Борис Ефимович Юдин, тот самый приятной наружности мужчина с румяными щеками и аккуратной бородкой, являющийся хозяином нового магазина, дает интервью местному журналисту, рассказывая о своих планах на ближайшее будущее. А рядом с ним в наброшенной на плечи собольей шубке стоит Аля Вишня. И не призрак, не видение, а вполне реальная молодая женщина удивительной красоты. Та самая Аля, которая еще недавно варила щи Маше Авериной и гладила ее ночные рубашки. Так вот, значит, к кому ушла она. Не к молодому мужчине, а к старику…

Маша уже ничего не понимала. Она как сумасшедшая кинулась к телевизору, сунула в стоящий здесь же видеомагнитофон первую попавшуюся кассету с каким-то фильмом, и нажала на «запись». Она хотела хотя бы на пленке сохранить черты той, которая так жестоко сломала ей жизнь.

Но репортаж закончился прежде, чем магнитофон начал записывать. Разъяренная Маша от бессилья кусала кулаки. События полугодичной давности нахлынули на нее, доставляя нестерпимые страдания. Она вспомнила то унижение, которому подверглась в больничной палате, где лежала Аля, когда женщина-доктор выставила ее вон. Она долго не могла прийти в себя после той встречи с Алей, много переживала, упрекая себя в слабости и считая, что во всем, что произошло с ними, в их несостоявшейся любви, виновата только она одна, Маша Аверина. И лишь спустя некоторое время предположила, что Аля могла сама спровоцировать или даже подстроить свое пребывание в больнице, чтобы порвать с Машей. Сделав это открытие, Маша совершенно раскисла. И если бы не дом, который к тому времени был уже готов и ждал, когда в него вселится его новая хозяйка, она бы, возможно, и не нашла в себе сил продолжать жить дальше. Маша пригласила дизайнера и ушла с головой в оформление дома. Это, видимо, и спасло ее от навязчивой идеи покончить с этой, не приносящей радости жизнью.

Она встала и подошла к окну. Шел снег, он покрыл ровную площадку перед домом, припушил ветви деревьев за воротами. Было очень тихо.

Она бросила меня, бросила… Воспользовалась сердечным приступом или же придумала его, чтобы потом обвинить меня в нелюбви. И это после того, как я столько сделала для нее, спасла, по сути. Мужчинам нельзя верить, это понятно. Но, выходит, и женщинам тоже. Тогда кому же? Кто достоин большей любви: мужчина или женщина? И правильно ли я сделала, когда выбрала из людского общества именно женщину? Разве мало разочарований они мне принесли? Аля или та же Эстер… Эстер… Вся ее жизнь окутана тайной, и я до сих пор ничего о ней не знаю. Но ведь я умышленно не навожу о ней справок. Я занимаюсь самообманом. Я запуталась, я не знаю, как мне жить дальше. И как часто судьба будет испытывать меня, подстраивая ловушки вроде этого репортажа…

– Аля Вишня, – вдруг произнесла она вслух и испугалась того, как громко прозвучал ее голос. – Аля Вишня…

Она представила себе, как вдруг это волшебное, сладкое, вишневое имя материализуется, и Аля своими легкими шагами приближается к Маше, как падает перед ней на колени и просит у нее прощения. «Ты прости меня, Маша… Я не знала, что делала. Я боялась тебя и не понимала, что люблю тебя. Я люблю тебя, люблю, люблю…»

Рука судорожно дернулась, и телевизор переключился на другой канал. Это было как наваждение: на экране вновь возникла Аля, и Маше показалось, что ее любовь помахала ей рукой…

Маша как завороженная следила за тем, что происходило на экране. Но это была не галлюцинация: на другом и тоже местном канале повторяли репортаж с церемонии открытия цветочного магазина. И Маша восприняла это как знак. Как последнюю каплю, переполнившую чашу ее терпения.

Она выключила телевизор, вышла из комнаты, спустилась в гараж и открывала сейф. Она достала оттуда два бумажника: один светлой, почти оранжевой, телячьей кожи, другой – потемнее, из змеиной кожи; две связки ключей; сложенные в большой конверт документы: пропуск в бассейн на имя Ирины Пчелинцевой и медицинский страховой полис на имя Ренаты Кленовой, а также два крохотных блокнотика с адресами, совершенно одинаковых, но принадлежащих один – Ирине Пчелинцевой, а другой – Ренате Кленовой; перетянутые резинкой два небольших рулончика сторублевок; два носовых платка и, наконец, фотоаппарат «Кодак». Упаковав все это в пластиковый пакет, Маша поднялась в свой кабинет, села за письменный стол и включила настольную лампу. Вздохнула и медленно, словно все еще оттягивая торжественный момент, набрала номер телефона, который она знала наизусть. После двух гудков услышала совсем близко от своего уха слишком громкий мужской голос и от неожиданности даже обернулась: ей показалось, что голос прозвучал у нее за спиной:

– Слушаю…

– Могу я поговорить с Виктором Кленовым?

– Да, я слушаю…

– Виктор Леонидович, я знаю, кто убил вашу жену, Ренату, и ее подругу, Ирину Пчелинцеву…

40. Звонки из прошлого

После отъезда Теслина, который подарил ей не только встречу с ее старым другом Юдиным, но и веру в себя, Аля Вишня зажила новой жизнью. Расставшись с Машей Авериной, как она думала, навсегда, Аля вздохнула с великим облегчением. Теперь в ее жизни не было никакой лжи. Ей не надо было притворяться и демонстрировать несуществующую любовь, не надо было опасаться того, что ревнивая и мстительная Маша (а именно такой она стала представляться Але все чаще и чаще в ее раздумьях) станет шантажировать ее причастностью к своим темным делам. Она воровка, воровка, воровка… И мне нет до нее никакого дела. Теперь я буду жить честной жизнью, и никогда и никто не сможет потревожить меня в связи с Машиными делами. Я здесь ни при чем…

Но иногда настроение ее все же менялось. И она вспоминала другую Машу. Не воровку, а преданную подругу, способную пойти на любую жертву ради нее, Али.

Болезненным напоминанием их былых отношений, их дружбы стал особняк, в котором теперь жила Маша, мимо которого Аля довольно часто проезжала, когда бывала по делам в городе. По слухам, Маша обитала там совершенно одна. И лишь время от времени ее навещала какая-то подруга. Быть может, та самая, которая невольно помогла Але освободиться от Маши. От Юдина, которого Аля посвятила во все тонкости их отношений с Машей, она узнала, что хозяйка этого особняка желает познакомиться с ним и подружиться, чтобы иметь возможность заказывать ему для своего зимнего сада редкие тропические растения. И что хлопочет об этом женщина по имени Эстер. Больше об этой особе Юдин ничего сказать не мог.

Сам же Борис Ефимович рассказал Але немало интересного о себе, о том, что же произошло в его квартире той злосчастной ночью, когда его пытался убить Вениамин.

– Но зачем моему отцу понадобилось убивать тебя? Я не могу до сих пор поверить, что мой отец – убийца. Ведь, если бы твой друг опоздал, ты бы умер в собственной квартире, истекая кровью.

– Чужая душа – потемки, – лишь разводил руками Юдин. – Вероятно, он в душе преступник, понимаешь? Разве нормальный человек станет грабить квартиры, обирать свою любовницу, продавать дочку первому встречному? Но я и сам во многом виноват, что позволил втравить себя во всю эту историю. Я мог бы познакомиться с тобой на улице. Так было бы куда приличнее, чем брать тебя к себе в дом, расплачиваясь за это с твоим отцом… Мне тяжело об этом вспоминать, но это было, понимаешь, было! И получается, что я как бы спровоцировал твоего отца на более подлый поступок, чем тот, в результате которого ты оказалась в моем доме.

– Не вини себя, – успокаивала его Аля. – Откуда тебе было знать, что мой отец способен на убийство? Ведь ты знал его как любовника своей сестры, а не уголовника. Да и согласился встретиться со мной, скорее всего, из любопытства. Разве ты мог предположить, чем все это закончится?..

На вопрос Али, почему Юдин скрывался, Борис Ефимович ответил просто:

– Не хотел встречаться со своей сестрицей. Боялся, что она мне только помешает…

Его ранили как раз в то время, когда он готовил большой проект сотрудничества с одной голландской цветочной фирмой. Поэтому, как только он немного поправился, то сразу же купил дом за городом и приступил к реконструкции своих теплиц, поскольку для реализации нового проекта требовалось много места для цветов. Борис Ефимович взял кредит и развил бурную деятельность. Он с головой ушел в работу и старался ни о чем больше не думать. Но про Алю Вишню он не думать не мог. И для него страшным ударом оказалась информация, полученная им от своего доверенного лица, который сообщил ему о том, что Аля живет вместе с Машей Авериной – лесбиянкой. Тогда он решил проверить эту информацию, наняв уже другого человека, но, когда и на этот раз эти сведения подтвердились, он решил вычеркнуть Алю из своей памяти.

Время от времени он навещал свою разгромленную квартиру, чтобы проверить, не сотворила ли что-нибудь с ней Марго, не продала ли мебель, ковры. И, как правило, его предположения оказывались верными: Марго постепенно избавлялась ото всех более-менее ценных вещей, продавая их, судя по всему, за бесценок. Таким образом, Борис Ефимович находился в курсе финансовых дел сестры и ждал того момента, когда же его квартира опустеет, чтобы можно было наконец показаться перед Марго и объявить о том, что он жив-здоров и собирается приступить к ремонту. Он не хотел продавать квартиру, даже несмотря на то, что она у него теперь ассоциировалась с трагическими событиями, которые чуть не стоили ему жизни. Юдин был готов к встрече с сестрой, он уже знал, что скажет ей и чем пригрозит в случае, если она снова потребует у него денег. Он был уверен, что убийство Оскара – дело ее рук. И хотя доказательств у него не было, он достаточно хорошо знал свою сестру, чтобы предположить, что после того, как она услышит обвинения в свой адрес, Марго раскиснет и во всем ему признается. И вот тогда уже он будет обладателем мощного оружия против сестры, которая, боясь шантажа, оставит наконец его в покое. Каково же было его удивление, когда однажды он обнаружил в своей квартире совершенно чужого человека – Теслина!

Аля требовала подробного рассказа об их встрече, и Юдин рассказал ей, как однажды, появившись у себя дома после тяжелого дня, он, уставший и голодный, решил немного поспать на собственной постели. Он уже почти уснул и, возможно, никогда бы и не встретился с Теслиным, если бы не услышал чье-то дыхание.

– Я открыл глаза и вдруг увидел силуэт человека, притаившегося за шторами. Признаюсь, я испугался. Я почему-то подумал, что это вернулся Вениамин, которому негде жить… вот уж поистине… На счастье, у меня с собой оказался пистолет. Теперь у меня несколько пистолетов, я ученый. Так вот. Я достал из кармана пистолет, направил его на этого человека и спросил: «Кто вы?» Вероятно, сквозь ткань он сумел рассмотреть пистолет, а потому самым обычным тоном ответил: «Меня зовут Владимир. Я нахожусь здесь по приглашению Маргариты Юдиной, сестры хозяина этого дома. Пожалуйста, не стреляйте в меня. Я здесь оказался совершенно случайно и не желаю вам зла». И вот после этих простых слов он вышел из-за портьеры. Мне сразу же понравилось его лицо. Никогда бы не подумал, что вот так нелепо можно столкнуться с человеком, от которого в дальнейшем может зависеть судьба. Но это был Теслин, твой друг, Аля, и я счастлив, что мы встретились с ним.

– Ты рассказал ему, кто ты, или он сам догадался?

– Сначала он предположил. Причем мотивировал единственным аргументом: тела убитого хозяина квартиры не нашли. Он много повидал в своей жизни, этот Теслин, этот замечательный человек, к тому же он оказался довольно наблюдательным. К примеру, увидев, как я вхожу в комнату и ложусь в постель, он обратил внимание на то, что так уверенно вести себя может в комнате человек, который был здесь не раз. Был или жил. Он мне так и сказал. Еще обратил внимание на дыхание. Я лег и почти сразу же уснул. Словно мне нечего было бояться в этой комнате. Хотя в этом он ошибся, потому что я еще не спал, однако по моему ровному дыханию он определил, что я спокоен. Что я веду себя, как человек, возвратившийся к себе домой. Теслин обладает хорошей интуицией, и это наверняка помогает ему в жизни. Многое на это указывает, согласись? Он и сюда приехал, словно чувствовал, что ему здесь ничего больше не грозит. И вообще, он хороший человек, этот Теслин. И я буду рад, если он приедет к нам еще.

Аля вернулась к себе в квартиру только однажды, чтобы собрать вещи и сказать Маше, что она переезжает жить в другое место. Но ей в какой-то степени повезло, потому что Маши дома не оказалось, и ей, таким образом, удалось избежать тяжелого объяснения. Уложив чемодан, Аля оставила Маше записку: «Я ухожу, но ты можешь здесь оставаться, сколько хочешь. Прости меня так же, как и я простила тебя. Нам не нужно больше видеться. Твоя А.».

Теперь, когда в ее жизни все образовалось и Борис Ефимович настоял на том, чтобы она жила у него в загородном доме и помогала ему по хозяйству, жизнь показалась Але радостной и счастливой. Теслин погостил у них несколько дней и вернулся в Москву к своей жене. Юдин пообещал ему, что после того, как он уладит свои дела и откроет еще один магазин, они с Алей непременно приедут к ним в гости. А пока предстояло много работы.

Аля с Борисом Ефимовичем проводили Теслина на самолет и подарили ему на прощанье бриллиантовые серьги для его жены Нади. Аля всплакнула на плече Теслина и, когда самолет уже набирал высоту, горько пожалела, что не рассказала ему самого главного… Хотя уже в машине, когда Юдин вез ее домой, она решила, что поступила правильно, оставив при себе одну из своих тайн. И чем больше проходило времени, тем увереннее она становилась в своем решении: нельзя рассказывать о себе все.

Но совместное проживание Али с Борисом Ефимовичем не могло ограничиться теми первыми, дружескими отношениями, которым она радовалась как ребенок, обретший своих родителей и вернувшийся наконец в свою семью. Прошло несколько дней, и Борис Ефимович постучался в Алину спальню. Было далеко за полночь. Аля приготовила ужин, посмотрела телевизор и легла спать. Юдина долго не было, он звонил несколько раз из города и говорил, что задержится. Она, лежа с закрытыми глазами в постели, слышала, как он подъехал, как вошел в дом и почти сразу же зазвенел посудой. После ужина принял душ и вот теперь пришел к ней, тихонько постучал… Аля спросила себя, готова ли она принять этого мужчину, и ответила себе: нет, не готова, я не хочу его. Но все равно произнесла на выдохе: «Заходи».

Борис Ефимович вошел в комнату, быстро разделся и нырнул к ней под одеяло, обнял Алю и прижался к ней всем телом. Он весь дрожал, и она чувствовала, как он взволнован. Он сначала долго целовал ее, потом зашептал на ухо ласковые слова. Он говорил ей о своей любви, а она, закрыв глаза, с ужасом ждала продолжения. Когда же Юдин овладел ею, она чуть не зарыдала от охватившего ее чувства разочарования. Ей стало тошно при мысли, что, выпутавшись из одной истории, она почти сразу же, не наученная горьким опытом, увязла в другой. И что и здесь, рядом с таким достойным человеком, как Юдин, ей приходится лгать. Получалось, что она бросила Машу, чтобы не спать с ней и не терпеть ее ласки, а сама оказалась в постели с Юдиным, которого тоже не любила и близость с которым доставила ей только разочарование. Она не знала, как себя вести с ним, чтобы не обидеть. Она устала ото лжи, потому что единственным мужчиной, которого она хотела и не могла забыть, был Виктор Кленов.

Ощущая прикосновения Юдина и подавляя в себе отвращение, она со временем научилась управлять своими чувствами, и один раз ей показалось даже, что она близка к оргазму. Но в это время раздался телефонный звонок, и Борис Ефимович замер, так и не завершив начатого. В ту ночь Аля размечталась о том, как она позвонит Кленову и назначит ему свидание в какой-нибудь гостинице. Она так хотела его, так хорошо представила себе их встречу, что долго не могла уснуть. А наутро поняла, что никуда не позвонит. Она жила теперь новой жизнью и вынуждена была отдаваться Юдину по первому требованию, потому что знала, что он собирается жениться на ней. Она хотела обрести статус замужней женщины – свидетельство ее душевной слабости и одновременно страх в случае смерти Юдина остаться без гроша в кармане.

Борис Ефимович в очередной раз ожил, и в нем забила жизнь. Он хотел ребенка, и Аля безропотно ему подчинялась, ложилась и закрывала глаза, мечтая о том, чтобы все поскорее закончилось. И чем больше она лгала, тем все больше и больше запутывалась в себе. И однажды утром, во время любовных игр, она дала себе слово позвонить Кленову и все же назначить встречу. Пусть у меня будут муж и любовник. Так дольше продолжаться не может. Должна же и я хоть немного быть счастлива.

Она позвонила сначала в офис Кленова, но, вероятно, было слишком рано, и трубку никто не брал. Тогда Аля осмелилась набрать номер его домашнего телефона.

– Слушаю, – раздался незнакомый женский голос.

– Могу я пригласить к телефону Виктора Кленова?

– А кто его спрашивает?

Але вовсе не хотелось представляться, но, с другой стороны, она же могла назваться любым именем. Она выбрала нейтральное, ответив:

– Это его знакомая. Так вы пригласите его?

– Видите ли, девушка, мне далеко не безразлично, кто звонит моему мужу.

– Вы его жена? Разве он женат? – слова помимо воли вырвались у Али, и она, затаив дыхание, ждала своего приговора. Мысль о том, что Кленов за те полгода, что они не виделись, мог жениться, ни разу не приходила ей в голову.

– Разумеется. И уже довольно давно.

– И как же вас зовут? – спросила Аля.

– Рената. Меня зовут Рената. Может, и вы представитесь?

– Тогда меня зовут Ирина Пчелинцева, – выпалила вдруг Аля и бросила трубку, словно она была ядовитая.

Она сидела неподвижно и смотрела на телефон, словно хотела себя спросить, а не померещилось ли ей все это, и звонила ли она вообще Кленову. Но в ушах звучал женский голос: «Рената. Меня зовут Рената».

И почти в это же самое время телефон замурлыкал, издавая нежные, чуть слышные трели. Аля схватила его дрожащей рукой и прижала к уху.

– Да, слушаю…

– Я бы хотел поговорить с Алевтиной Вишней, – услышала она знакомый мужской голос, и сердце ее едва не остановилось. Перед ее мысленным взором возник человек в черном плаще и черной широкополой шляпе – Коренев Алексей Павлович, следователь по особо важным делам областной прокуратуры. И тотчас в ноздри хлынул хлористый горьковатый запах полосатой робы для узников. Это был запах прошлого и одновременно возможного будущего – запах страха, запах тюрьмы, смерти…

– Слушаю. Это я, – проговорила Аля, ни жива ни мертва от страха.

– Моя фамилия Коренев. Вы помните меня?

– Алексей Павлович?

– Да. Послушай, Аля, – тон его сменился с официального почти на дружеский, но Аля по-прежнему была напряжена до предела, – нам с тобой необходимо встретиться. Сразу успокою и скажу, что речь пойдет не о Теслине. Эта история забыта. Я бы хотел кое-что уточнить, но по телефону это сделать невозможно. Ты не могла бы подъехать к тому самому скверу, где мы с тобой в последний раз встречались? Это удобно и тебе, и мне. У главпочтамта.

– Хорошо. Когда? – Она судорожно сглотнула из-за нервной сухости в горле.

– Если не трудно, то прямо сейчас.

– Хорошо. Я оденусь, вызову такси и приеду.

– Отлично. Просто отлично… – услышала она довольный голос Коренева, и ее сразу же бросило в жар. Она не понимала, что происходит и зачем ее вызвал Коренев. Кроме того, она все еще продолжала слышать голос Ренаты, жены Кленова.

Я что, сошла с ума?

41. Визит дамы

– Виктор Леонидович, – в кабинет Виктора Кленова заглянула секретарша, – к вам посетительница. Она не представилась, но сказала, что вы ее ждете.

– Да, жду, – охрипшим от волнения голосом ответил Виктор. – Пусть заходит.

Спустя несколько секунд на пороге возникла женщина в шубе и в аккуратной черной шляпке. Кленов видел ее впервые. Не улыбаясь и не говоря ни слова приветствия, женщина прошла через весь кабинет и плавно опустилась на стул напротив Виктора.

– Добрый день, Виктор Леонидович.

– Добрый день. Как мне к вам обращаться? – Ему не терпелось узнать ее имя.

– Никак. Вам вовсе необязательно знать, как меня зовут. Ведь вы согласились принять меня исключительно ради той информации, которой я располагаю и которая не может вас не интересовать.

– Да, это так. И тем не менее… Вы сказали мне по телефону, что знаете, кто убил мою жену. Но почему вы решили, что я поверю вам?

– Да потому что я привезла с собой доказательства того, что я действительно знаю убийцу… Предупреждаю сразу: внизу меня ждут люди, которые знают, где я и с кем, поэтому, если вы попробуете применить в отношении меня насилие, вас убьют, Кленов.

– Убьют? Насилие? Да о чем вы говорите? С какой стати?

– С такой… – И с этими словами незнакомка в черной шляпке достала из сумки знакомый до боли предмет. Это был бумажник Ренаты. Он сразу же узнал его. – Узнаете? Но это далеко не все…

Она выложила перед Кленовым еще один бумажник, две связки ключей, документы – пропуск в бассейн на имя Ирины Пчелинцевой и медицинский страховой полис на имя Ренаты Кленовой, а также два одинаковых блокнота, на обложках которых был изображен женский портрет Ренуара, – их Виктор подарил жене и любовнице однажды на Восьмое марта. Крайне неосмотрительный поступок, заметила на это в свое время Ирина Пчелинцева, но блокнот приняла.

И вот теперь эти блокноты, эти неоспоримые доказательства того, что сидящая перед ним женщина действительно что-то знает об убийстве его самых близких женщин, лежали перед ним и холодно поблескивали лаковыми обложками, под которыми хранилась тайна их хозяек. Он был уверен, что содержимое этих блокнотов имеет отношение к убийце: номера телефонов, адреса, какие-то записи, фамилии…

– Ну что, господин Кленов, теперь-то вы поверили мне, что я пришла к вам с настоящим делом?

– Тогда почему же вы молчите и не называете мне имя убийцы? Я знаю этого человека?

Он даже наклонился в сторону посетительницы, чтобы лучше разглядеть ее и попытаться запомнить лицо. Где-то в глубине души он понимал, что прежде, чем он узнает имя убийцы, ему еще предстоит помучиться. Или же страдания начнутся сразу после того, как он узнает, кто же убил Ренату… В голове зашумело, на какое-то мгновение она заполнилась голосами всех, кого он знал: Тамара, Наталья, Гасан, Андрей…

– Я – деловой человек, Виктор Леонидович. Вы только что смогли убедиться в том, что я действительно что-то знаю, и на сегодня этой информации вполне достаточно. А завтра, когда вы приготовите мне пятьдесят тысяч долларов, я назову вам имя убийцы.

– Но почему вы решили, что я вам поверю? У вас есть еще какие-то доказательства?

Но женщина больше не проронила ни слова. Она спокойно уложила в сумку вещи покойных Ренаты и Ирины, встала и направилась к двери.

– Пятьдесят тысяч долларов. В три часа я буду у вас, Кленов, – произнесла она на прощание и ушла.

Виктор бросился к окну и увидел, как дама села в черную машину.

В кабинет вошла Наталья.

– Привет. Кого это ты высматриваешь в окне? – Она подошла к нему и нежно потерлась щекой о его щеку. – У тебя очень бледное лицо. Неприятности? Опять подложили тонну мела вместо анальгина?

Виктор вздрогнул. Желание рассказать обо всем Наталье было велико, и он знал, что каждая секунда молчания играет против него: черная машина удаляется от здания его офиса все дальше и дальше. И что только Наталья с ее бешеной энергией и собранностью в состоянии в считанные часы определить, кому принадлежит эта машина и кто приезжал к нему. И он решился.

– Быстро, – он резким движением подтолкнул ее к окну, – посмотри на ту черную машину…

Наталья сощурила глаза и, словно заражаясь от него тревогой, проговорила:

– Вижу. Это «Крайслер», довольно новый. Но кто в нем?

Машина еще некоторое время постояла перед светофором, что дало возможность им обоим хорошенько рассмотреть ее.

– Наташа, запиши номер или постарайся запомнить. Думаю, что таких машин в нашем городе не так много…

– Красивая машина… Я запомнила номер, Виктор, но что случилось?

Наталья после того, как он назвал ее «Наташей», а не «Натальей», как обычно, испытала смешанное чувство радости и растерянности – Виктор редко обращался к ней так ласково. Она пока еще не разобралась, что бы это могло означать и какую роль сейчас играет эта роскошная машина, но интуитивно почувствовала, что речь идет не о делах, а о чем-то личном и очень важном для Виктора. И в то же время эта машина никак не могла быть связана с его изменами или параллельной личной жизнью, иначе бы Виктор ни за что не позвал ее к окну.

– Ты можешь мне, конечно, не поверить, но у меня только что была женщина, которая знает, кто убил Ренату. И это ее машина, понимаешь? Ее!

– Ты шутишь… Виктор, что такое ты говоришь?! И… кто… кто же убил Ренату?

Навязчивая идея?

– Она скажет мне об этом только завтра, в три, – продолжал между тем Виктор, стараясь не замечать ее испытующего взгляда. – Но при условии, если я заплачу ей за эту информацию пятьдесят тысяч долларов.

– И ты поверил? – Она тут же с облегчением вздохнула, как если бы ей тотчас стало все понятно. Мошенники. Кругом одни мошенники. – Виктор, как ты мог попасться на эту удочку? Неужели ты не понимаешь, – продолжила она уже более уверенным тоном, оправившись от потрясения, – что кто-то, кто очень хорошо знает тебя, решил нагреть на тебе руки? Ведь многие в городе знали, как горячо ты любил свою жену Ренату. Вот и нашелся этот кто-то, кто решил поиграть на твоих чувствах и вытрясти из тебя кругленькую сумму. А ты и поверил…

И тогда Виктор рассказал ей о вещах, которые продемонстрировала ему незнакомка.

– Странно все это… А вдруг ей действительно что-то известно… – теперь уже засомневалась в своих словах Наталья. – Если бы ты только знал, как я хочу узнать имя убийцы…

– Ты… – горько усмехнулся Виктор. – Тебе-то что, ты все равно не знала ее, а я… я был ее мужем, понимаешь? И в одно мгновение лишился и жены, и любовницы… Наталья, ты смотришь на меня так, словно не веришь ни единому моему слову. Неужели ты действительно думаешь…

– Нет, нет, успокойся, я не думаю, что это ты убил свою жену. Я достаточно хорошо изучила тебя, чтобы понять, что это не ты… И что же ты намерен теперь делать?

– Я хотел попросить тебя выяснить, кому принадлежит этот «Крайслер»…

– И что дальше? Подумай сам: женщина, которая не хочет, чтобы ты знал ее имя, приезжает к тебе на «Крайслере». Тебе не кажется это странным? Не на неприметных «Жигулях», а на роскошной машине, которых, быть может, одна или две на весь город!

– Да, ты, пожалуй, права. Думаешь, эта женщина не имеет никакого отношения к этой машине?

– Ни к машине, ни к убийству. Это наверняка мошенница, угнавшая чужую машину, или просто подставное лицо. Да, теперь уже я точно знаю, что это мошенница… Но я могу проверить по своим каналам, кому принадлежит эта машина. Так, на всякий случай.

– А что делать с деньгами? Ты думаешь, что она не придет за ними? Мне стоит приготовить их на всякий случай?

– Даже и не знаю… Очень странная история. Но деньги достать не проблема, надо только их заказать в банке…

– Наташа, пожалуйста, попытайся выяснить все об этой машине, а мне надо хотя бы несколько минут побыть одному…

Он снова подошел к окну. Улица была пуста. А был ли черный автомобиль? Была ли женщина в черной шляпке? И разговаривал ли я сейчас с Натальей?

Спустя некоторое время после того, как странная посетительница ушла, он спросил себя: реальна ли вообще та ситуация, о которой он только что рассказал Наталье? Пятьдесят тысяч долларов за информацию, которую невозможно проверить. Предположим, эта дамочка нашла вещи Ренаты. И что? Разве этого достаточно, чтобы назвать имя убийцы?

Наталья вернулась очень скоро. Лицо ее было белое как бумага.

– Наталья, что с тобой? – Виктор кинулся к ней, боясь, что она упадет. – Боже, да на тебе лица нет. Что, что ты узнала?

– Ничего… Мне сказали, что в городе вообще нет таких машин.

– А номер? Ты запомнила номер?

– И номеров таких тоже нет.

– А почему у тебя такое странное лицо? Ты испугалась?

– Да, я испугалась. Я очень испугалась.

– Что делать, Наталья?

– Я просто уверена, что тебе надо позвонить или даже самому съездить в прокуратуру, к Кореневу, и все ему рассказать. Завтра в три часа мы все вместе встретим эту странную особу и попросим предъявить те вещественные доказательства, о которых ты рассказал. Бумажник Ренаты, ее документы… Это серьезно.

– Ты уверена, что этим мы все не испортим?.. А что, если эта женщина действительно знает имя убийцы?

– Если знает, то расскажет. Но не только нам с тобой, но и Кореневу. Так что забудь про деньги.

Она подошла вплотную к Виктору и провела ладонью по его лицу, словно этим движением хотела освободить его от ненужных мыслей.

– Хочешь выпить?

– Как ни странно, но не хочу. Если честно, то я сам себя сейчас спрашиваю, а была ли… она…

– Я разговаривала с секретаршей. Была. Она описала мне ее. Так что это не призрак, не видение и не мираж. Успокойся. Ты не сошел с ума. А теперь я оставлю тебя. У меня дела…

И Наталья вышла из кабинета, оставив Виктора Кленова в полнейшей растерянности.

42. Реанимация

Аля увидела Коренева, как только вышла из такси. Он, заметив ее, помахал рукой.

– Добрый день, дорогая Вишня, – он улыбнулся в усы. – У вас бледный вид, хотя волноваться вам совершенно незачем. Но, с другой стороны, мне думается, что вам предстоит сегодня увидеть нечто неординарное, интересное, просто-таки фантастическое!

– А может, не надо? – Аля поежилась. – У меня и без того потрясений достаточно…

– И какие же, если не секрет?

– Секрет, – она отвела глаза в сторону, не желая дальнейших расспросов.

– Ну что ж, у каждой молодой женщины полно секретов.

– Вы хотите меня о чем-то спросить?

– Нет. Говорю же, хочу тебе кое-что показать! У меня машина здесь, неподалеку. Жаль, что я не догадался предупредить тебя, чтобы ты оделась соответственным образом. Ну ничего, каблучки у тебя не очень высокие, может, и взберешься на ту горку…

Аля ничего не понимала. Она покорно проследовала за Кореневым в его машину, и они поехали в сторону железнодорожного переезда. В машине Коренев пытался разговорить ее, задавал вопросы про Юдина, и она, чтобы как-то отвлечься, призналась ему, что выходит за Бориса Ефимовича замуж.

– А как вы меня нашли? – вдруг спросила она. – Я ведь там не прописана, вернее, не зарегистрирована…

– Агентура! – Коренев поднял вверх указательный палец. – Мы же работаем, а не прохлаждаемся. – Я даже знаю, кто живет в твоей квартире.

– И кто же? – она перестала дышать.

– Никто!

– Правильно. – Она с облегчением вздохнула. – Никто не живет.

– А где твой отец?

– Не знаю. Уехал куда-то. Наверное, снова женился.

Она постаралась сказать это будничным тоном.

И тут ее взгляд затуманился: они подъезжали как раз к тому месту, где два с половиной года назад произошла трагедия, где убили Ренату Кленову…

Машина остановилась, но Аля даже не шелохнулась. Никогда в жизни ей еще не было так страшно. Зачем он привез меня сюда? Что ему от меня нужно? Господи, помоги…

– Выходи, – услышала она все тот же веселый и бодрый голос. – Минут через пять-десять начнется представление.

– Какое еще представление?

– Сейчас увидишь.

Коренев обошел машину и, как галантный кавалер, помог Але выйти. Ноги ее тут же утонули в плотном толстом слое снега. Они стояли на пригорке, с которого открывался вид на небольшой лес и ровные ряды посадок, внутри которых и проходила та самая злосчастная лыжня. Видно было и несколько горок с трамплинами, на которых катались самые опытные и отчаянные лыжники. Когда-то там каталась и Аля. Снег искрился под солнцем. Воздух был необычайно прозрачным. В такой день, по мнению Али, не должно было случиться никакого несчастья. Но ведь она здесь, и это ей не снится!

– Держи!

И у нее в руках оказался бинокль.

– Зачем это?

– Сейчас поймешь.

Аля взяла в руки тяжелый полевой бинокль.

– Куда смотреть-то?

– Еще пока не знаю. Но на лыжню, конечно…

И не закончил он говорить, как она увидела. Она увидела вылетевшего из леса на пригорок лыжника, при виде которого у нее подкосились ноги. Это был тот самый лыжник в сине-белом красивом ярком свитере и темно-синей шапочке. Высокий, стройный, ловкий.

– Ну, что скажешь?

Но Аля не могла говорить. Она лишь следила за движением лыжника.

– Так… приготовься…

И тут же из леса следом за лыжником показалась женская фигурка, которая буквально сливалась со снегом. Она была во всем белом. Толстый свитер белого цвета, вязаная шапочка, белые шерстяные лыжные штаны. Она знала эту разрумянившуюся молодую женщину. Она только что разговаривала с ней по телефону.

– Не узнаешь?

Я не должна ее узнавать. Я же ее совсем не знаю. Как не знаю и мужчину. Я должна молчать.

– Нет… Хотя лыжник очень похож на того… на того парня, который подозревался в убийстве жены. Ее звали, кажется, Рената.

– А это она и есть, – спокойно ответил Коренев. – Дай-ка и мне бинокль. Тут с ума сойдешь с этой чертовщиной. Казалось бы, похоронили женщину, чего еще? Так нет, она воскресла. Из мертвых.

– Вы хотите сказать, что это… они? Муж с женой?

– Представь себе. Мужчина – это Виктор Кленов, а женщина – Рената, его жена.

– Тогда где же другая женщина, которую тоже убили?

Аля уже ничего не понимала.

– Они что, на самом деле оказались живы? Это был спектакль?

Боже, что я говорю? Они же обе были мертвы! Не было пульса… Да с такими ранами невозможно выжить…

– Ты мне скажи: этот мужчина похож на Виктора Кленова?

– Конечно, похож. Но лица не видно, так, общие черты…

– И лица женщины тоже не видно?

– Нет.

– Аля, а ты сама-то видела Ренату? Живьем? Тогда, на лыжне?

– Думаю, что да, но не уверена. Возможно, я видела Ренату, потому что все лыжники ходят по кругу, по большому кругу, огибая лес, и просто нельзя не встретиться… Но я не обратила внимания. Я же не могла знать…

– Все правильно. Но скажи, какая картинка… Видишь, они остановились, разговаривают… А теперь, Алевтина, медленно двигай бинокль влево, к воротам Ботанического сада. Ты там ничего не видишь?

Ровная снежная поверхность поляны сменилась небольшой сосновой порослью, за которой возвышались ажурные ворота Ботанического сада. И вот там, возле автобусной остановки, Аля увидела стоящую на скамейке женщину с большим биноклем в руках. Казалось, женщина смотрит на лыжню.

– А это еще кто?

– Я не могу тебе сказать, кто это. Но то, что мы сейчас с тобой наблюдаем, похоже на очень странный спектакль.

– Вы мне так ничего и не объясните? Зачем же вы меня тогда сюда пригласили? Чтобы спросить, похож ли этот лыжник на Кленова? Похож. Теперь все? Отвезите меня обратно. Все, хватит…

– Не кипятись, Вишня. Ты же всего лишь сторонний наблюдатель. Просто мне важно было, чтобы кто-то посторонний, вернее, свидетель подтвердил, что эти люди похожи на Виктора Кленова и его жену.

– Так это не они?

– Нет. Это артисты. Одна супружеская пара. Их наняла как раз та самая женщина, которую ты только что видела с биноклем в руках.

– Но зачем?

– Они должны были приблизительно раз в неделю, когда на улице снег и мороз, вот как сейчас, немного покататься на лыжах в той одежде, которую она им дала. Сто долларов за день. Для артистов это не так уж и мало.

– Но зачем?

– Если бы я знал… Хотя я долго размышлял надо всем этим и пришел к выводу, что эта женщина хочет увидеть их, эту пару, такими, какими они были до трагедии, понимаешь?

– Она хочет увидеть Ренату живой?

– А как еще можно все это объяснить?

– Но как вы об этом узнали?

– Ко мне пришла женщина, артистка. Ей стало страшно. Она случайно от кого-то узнала, что в этом лесу произошло убийство… Нашла меня, потому что именно я вел это дело, и все мне рассказала в тайне от мужа.

– Но если ей стало страшно, зачем же она тогда сегодня вышла на лыжах?

– Это я ее об этом попросил. Хотел, чтобы ты их увидела. Да и чтобы эту дамочку не спугнуть.

– Вы знаете, кто она?

– Знаю, конечно. Это Наталья Агранатова – троюродная сестра Виктора Кленова. Они живут вместе.

– Как это… вместе?

– В одной квартире. У них бизнес. Они прекрасно ладят друг с другом.

– Она была знакома с Ренатой?

– Я еще не разговаривал с ней. Пока что собираю информацию, пытаюсь понять, что здесь вообще происходит. Все, смотри, они уезжают… Сейчас докатятся до остановки, снимут лыжи и на автобусе поедут домой.

– А эта женщина?

– Ее уже нет. Пока мы с тобой разговаривали, она уже уехала. Ее машина была за воротами.

– Я ничего не понимаю…

– Ты, детка, извини, что я тебя так напряг. Но мне было важно, чтобы ты увидела их обоих.

– Она больна, – предположила Аля. – Она ведет себя как психически больной человек. Кажется, я начала понимать, что происходит… Она пытается оживить ее. Оживить в своих воспоминаниях. Видимо, ей это очень важно. Значит, она знала ее при жизни…

– По моим сведениям, они не были знакомы.

– Тогда, может, она это делает по просьбе самого Виктора Кленова? – осторожно предположила она. – Может, мы не видим, а он тоже где-нибудь здесь спрятался с биноклем…

– Он у себя в офисе, я проверял. Ну все, представление окончено. Пойдем к машине, я отвезу тебя. Господи, каких только людей не бывает.

Она любит Виктора, эта ненормальная сестрица, и ревнует к покойной жене. Может, она хочет заменить ему Ренату? Ведь не приснился же мне телефонный разговор, где она называет себя Ренатой?

И она, испытывая потребность кому-то излить душу, рассказала Кореневу о своих чувствах к Кленову, об их случайной встрече и о том, как звонила ему утром домой.

43. Кукла в зеленом платье

Виктор вернулся домой около пяти часов вечера. Он прождал Наталью в офисе около двух часов, но она так и не появилась. Пытался дозвониться до ее мобильного телефона, но он был, по всей вероятности, отключен. После того, как он рассказал ей о визите дамы, которая якобы знает, кто убил Ренату, она заметно разволновалась. Но почему?

Виктор включил свет в прихожей, снял пальто, повесил его на вешалку. Когда же стал переобуваться, его внимание привлекли грязные мокрые следы. Эти следы могли быть оставлены сапогами Натальи, которая вошла в квартиру раньше Виктора. И если бы эти самые сапоги были на месте, Виктор вряд ли задумался бы об этом. Но сапог нигде не было. Наталья могла снять их и отнести в ванную комнату, чтобы помыть, к примеру. Но похоже, что и ее самой в квартире не было. Во-первых, Виктор не увидел ее шубы и шапки на вешалке, во-вторых, в квартире было слишком тихо. Будь Наталья дома, она кинулась бы его встречать, как она это делала всякий раз, когда он возвращался. Он окликнул ее, но, не получив ответа, обошел все комнаты, заглянул даже в кладовку. Ее нигде не было. Нигде. Следы обрывались как раз возле вешалки. Словно Наталья, войдя в грязных и мокрых сапогах в прихожую, подошла к самой стене и… Растворилась.

Виктор в одних носках тоже приблизился к тому самому месту, где следы обрывались, и прислушался. Где-то рядом шумела вода, звучала музыка. Словно обитая кожей деревянная панель вешалки, на которой висели плащи и тяжелые махровые халаты (а почему, собственно, купальные халаты находятся здесь, а не в ванной комнате?), являлась единственной перегородкой между двумя квартирами. Он знал, что за стеной расположена квартира, в которую можно попасть, только войдя в соседний подъезд.

Он слегка надавил на панель, и, когда она поддалась и словно провалилась внутрь, он чуть не закричал от страха. Теперь там, в темном прямоугольном провале, и вода зашумела громче, и музыка… И сквозь все эти звуки до Виктора донесся довольно отчетливо женский голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. Он принадлежал его сестре, Наталье Агранатовой.

И что мне теперь делать? Заявиться к ней и сказать: все, дорогая, ты попалась. Но вдруг я ошибаюсь? Хотя какая же это ошибка, когда все и так ясно?

«Представь, она показала Виктору твой бумажник, ключи… Скажи, это была она? Она? Ты можешь ее хотя бы описать? Пожалуйста, не молчи. Я понимаю, что ты устала, что хочешь спать, но все равно… Что мне делать? А? Что ты говоришь? Нет, Виктора пока нет, я бы услышала, если бы он пришел. И хватит меня о нем расспрашивать. Что с ним сделается? Ведь для меня главным было выяснить, кто это сделал. Но если это не он, тогда за что же так ненавидеть его? Я не могу его ненавидеть, я люблю его. Но у меня ничего не получается. Мы с ним лишь обманываем друг друга. Ты будешь чай с лимоном или без? С молоком, понятно. Ладно, не хнычь, я знаю, что ты устала, но подойти к столу ты можешь. Вставай, вставай… Я видела, как ты сегодня каталась на лыжах. Но что поделать, если ты совершенно неспортивный человек. Это сразу бросается в глаза. И Виктор тоже неспортивный. Но в целом вы смотрелись неплохо. А какой денек был, да? Чудо! Вставай, Рената, давай я помогу тебе. Вот так…»

Виктор не верил своим ушам. Наталья разговаривала с Ренатой. Вот только голоса Ренаты он не слышал.

Он всем телом подался вперед, не представляя себе, куда он может наступить в следующий момент. И единственное, что он успел увидеть, запутавшись среди висевшей уже в чужой квартире и тоже на вешалке одежды (какие-то темные плащи, пальто, пиджаки), это смахивающий на потертый карандашный рисунок фрагмент его прежней жизни: Рената, сидящая к нему вполоборота за столом перед чашкой чая. На ней – зеленое теплое платье в темную крапинку. Оно очень шло ей и оттеняло ее рыжеватые кудри. Он тотчас вспомнил, что в те дни, когда она была блондинкой, она никогда не надевала его, считая его чуть ли не вульгарным. Когда же брюнеткой – то предпочитала носить красное или темно-синее.

Он в ужасе от увиденного вернулся на свою территорию и вдруг понял, что его всего колотит. От страха. Да, он испугался. По-настоящему.

Звук же приближающихся шагов его окончательно добил, и он, не помня себя, побежал на кухню.

Сердце его едва не выскочило из груди. Ему было плохо. Он вдруг начал припоминать ситуации, когда Наталья вроде бы и была рядом с ним в квартире, но до нее невозможно было докричаться. И возникала она всегда словно ниоткуда. Но он не придавал этому особого значения. Теперь же, когда он понял, что она время от времени скрывается неизвестно зачем в соседней квартире, ему оставалось только недоумевать по этому поводу.

Хотя я же знаю, зачем она скрывается… Они играет там в свои странные игры с… Ренатой. С живой Ренатой.

Наталья ворвалась в кухню (одетая, обутая) следом, с искусственной улыбкой на бледном лице, и бросилась обнимать Виктора.

– Привет, дорогой. Ты давно дома?

– Да нет, только пришел… А ты где была? – Он не хотел раньше времени признаваться в том, что он знает, откуда она только что прибежала. – Я тебя звал.

– К соседке зашла, сигарету стрельнула. Ужинать будешь?

– Буду. – Его взгляд остановился на новой пачке «Вирджинии», лежащей на столе возле хрустальной пепельницы.

– Вот и отлично. – Она словно нечаянно бросила кухонное полотенце на пачку.

– Наташа, ты как себя чувствуешь?

– Я? – Она, тяжело дыша, провела ладонью по разгоряченному лбу, на котором выступили капли пота, и удивленно вскинула брови: – Нормально. А что?

– Нет. Ничего. У меня что-то разболелась голова.

– Вот тут суп, я сейчас разогрею. Грибной. И мясо. Ты будешь холодное или тоже подогреть?

Он ел, но не чувствовал вкуса пищи. Он ждал каких-то событий, какого-то действия, но пока что ничего не происходило. После ужина Наталья осталась на кухне мыть посуду, а Виктор отправился в спальню. Ему хотелось уснуть и хорошенько отоспаться. Но сна не было.

– Милый, мне надо отлучиться, – в дверь просунулась голова Натальи. Лицо ее было еще более бледным, чем за ужином.

– Куда?

– В магазин. У нас кончилось масло. Ты будешь спать?

– Постараюсь, – ответил он сквозь зубы.

– Ну, я пошла…

И она действительно ушла. Не сквозь вешалку в соседнюю квартиру, а обычным путем – через дверь. Оделась, обулась и ушла, закрыв дверь на два замка. Виктор долго стоял возле окна в ожидании, когда же она появится на крыльце, пока не понял, что Наталья, скорее всего, вышла из дома через другой ход.

В дом можно было войти с двух сторон, но Виктор с Натальей всегда пользовались лишь тем крыльцом, которое выходило на улицу. С противоположной стороны дома находилось футбольное поле и погреба, но узкой дорожкой все равно можно было выйти к магазину, соседним домам и транспортной артерии с троллейбусами и автобусами. Обычно этим выходом пользовались дети. И он вдруг вспомнил, как поручил Лаврову следить за Ренатой. Знал ли покойный, что Рената могла выйти из дома с другой стороны, или нет? Да и выходила ли она вообще из дома? Может, она, как набоковская Магда, изменяла ему через стенку со своим Горном? Или Гасаном?

Виктор вскочил с кровати и бросился в прихожую. Через мгновение он оказался в чужой квартире. Здесь все было не так, как у него. Словно дизайнер, тщательно изучив обстановку «кленовской» квартиры, сделал все «с точностью до наоборот». Сломав все стены, этот волшебник превратил жилище в одну огромную комнату, наполнив ее свежим воздухом и запахом цветов и духов. Рената, которую он увидел чуть раньше, по-прежнему сидела за столом перед чашкой (пустой? или чай давно остыл?) и при звуках его шагов даже не шелохнулась. Виктор сощурил глаза и, некоторое время находясь под впечатлением своих грез, горько усмехнулся. Он понимал Наталью, превратившую набитое тряпьем чучело в символ человека, которого хочется видеть рядом с собой постоянно. Мягкий вялый кокон из тряпья, на который было надето зеленое платье, действительно мог издали напоминать сидящую за столом Ренату. Тем более что сверху этот шедевр бутафорского искусства был увенчан париком из рыжих волос. Но вот зачем Наталье это понадобилось, Виктор не понимал. Они же не были знакомы! Неужели Наталья готовила мне ловушку и хотела напугать меня, довести до инфаркта?

В любом случае то, что он сейчас видел перед собой, плюс подслушанный им разговор Натальи с этой тряпичной куклой в человеческий рост и посаженной за стол лишний раз убеждало его в том, что он живет под одной крышей с психически больным человеком. Она убила Гасана, Андрея. Носит вещи Ренаты и спит со мной вместо Ренаты. Кто она? Что она делает в этой квартире? Она сумасшедшая или изощренная преступница? И знает ли она, кто на самом деле убил Ренату? Знает. Она знает. Она же так и сказала: «Представь, она показала Виктору твой бумажник, ключи… Скажи, это была она? Она? Ты можешь ее хотя бы описать…» Речь идет о какой-то женщине. Женщине из черного «Крайслера»? Они знакомы? Знакомы!! Или же Ренату убила сама Наталья?!

Превозмогая страх и отвращение, Виктор обошел куклу со всех сторон, чтобы убедиться, что у нее нет лица, которое ему наверняка приснилось бы этой ночью. Но нет, бог его на этот раз миловал: лица все же не было. Вместо него – набитая, возможно ватой, подушка или что-то в этом роде. Без нарисованных глаз, без носа и губ.

Он понимал, что больше ему здесь оставаться нельзя. Что Наталья может появиться в этой комнате с минуты на минуту, и тогда разговора не избежать. Но ему не хотелось выслушивать бредни сумасшедшей. Ему хватило и того, что он увидел, а прежде – услышал. Перед мысленным взором его неожиданно возник высокий худой старик, прокуренный, с желтым лицом и умным взглядом сыщика. «Моя фамилия Коренев. Алексей Палыч… Захочешь что-нибудь сказать – позвони».

Почему я вспомнил этого человека? Потому, что устал так жить, и нервы мои на пределе, и я боюсь, что не сегодня-завтра кукла, запакованная уже в мой, мужской костюм, займет место по соседству с куклой в зеленом платье? С куклой Ренатой?

Виктор вернулся в свою квартиру, выпил виски и закурил. Он слышал голоса. Они звенели над головой, заполняя мир вокруг него хаосом, шумом, бессвязными фразами, которые должны были рано или поздно связаться в единую логическую нить, которая и приведет его к цели: он узнает наконец, кто же убил его жену…

Но откуда Наталье известно, что Рената любила чай с молоком? Откуда?

Слишком много накопилось вопросов. Кроме того, утешал он себя, я просто обязан связаться с этим следователем, потому что теперь знаю, кто знает имя убийцы. И какое мне дело до этой женщины из черного «Крайслера», чтобы я так волновался по поводу завтрашней встречи с ней или, того хуже, мучился угрызениями совести за то, что сдал ее… Это она ко мне пришла, а не я к ней. И это она показала мне бумажник Ренаты и ее ключи. И если она, зная имя убийцы, молчит, то этим лишь усугубляет свою вину. Убийца должен отвечать за свой поступок. За убийство моей жены.

Он выпил еще, прежде чем открыть ящик письменного стола, где у него хранились старые визитки. И тут ему на глаза попалась та самая папка с материалами о Ренате, которую Наталья выкупила с помощью Тамары у частного сыщика Лаврова. Он знал наизусть все эти фотографии. Он мог с закрытыми глазами представить себе каждый снимок.

И вдруг подумал: Лаврова убили сразу после того, как он продал папку с фотографиями Ренаты.

Руки сами потянулись к злосчастной папке и раскрыли ее. Вот они, все фотографии, с которых на него смотрела эта неземная женщина. Он так и не сумел понять ее по-настоящему, чтобы сделать счастливой… Он внимательно проглядел еще раз фотографии. Рената не смотрит на него с этих снимков, потому что не знает, что ее снимают. Ее взгляд устремлен куда угодно, но только не на фотографа. И это естественно. Вот если бы она смотрела на Лаврова, это было бы странным. В основном на снимках она везде одна. Разве что вот здесь, на крыльце дома, она стоит рядом с женщиной, и, судя по тому, что рот ее полуоткрыт, она что-то говорит ей. Но что? И кто эта женщина?

Виктор взял увеличительное стекло, чтобы хорошенько рассмотреть ее.

– Не может быть… – сказал он с нервической улыбкой на лице. – Нет, этого просто не может быть. Я хорошо помню то время… Это было года три тому назад…

Он узнал платье, в котором была Рената. Узкое, в полоску, английское. Она успела надеть его всего лишь пару раз, прежде чем оно было безнадежно испорчено масляной краской. Глупая, почти анекдотичная история: Рената, гуляя в парке, села на свежеокрашенную скамейку. После этого она сожгла платье однажды вечером во дворе дома, чтобы не вспоминать о нем.

И вот теперь Виктор видел жену в этом платье. Старый снимок. А с помощью увеличительного стекла ему удалось разглядеть лицо женщины, с которой разговаривала Рената. И это было невероятно!

Он разыскал визитку. «Коренев Алексей Павлович. Следователь по особо важным делам областной прокуратуры». И позвонил.

– Алексей Павлович?

– Да, я слушаю.

– Это Кленов. Вы меня не помните… У меня есть к вам дело…

44. На соборной

После долгого разговора с Кореневым Аля Вишня больше двух часов гуляла по городу, размышляя о своей жизни и пытаясь понять, как же так могло случиться, что и на этот раз она совершила ошибку. Слушая, как скрипит снег под ногами, и вдыхая свежий морозный воздух, она думала о том, что всю свою короткую жизнь только и делала, что искала относительного покоя и комфорта. Но разве этого достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливой? Падал снег, все кругом было ослепительно белым и чистым, и Аля плакала от мысли, что она никогда уже не будет такой чистой и светлой, что она изначально, по крови, должна быть генетической копией своего отца. Иначе как объяснить цепь поступков, приведших ее в тупик? Сначала зависть к богатым клиенткам с грязными, как ей казалось, ногтями, которым хотелось сделать больно или даже пустить кровь при помощи маникюрных щипчиков. Затем любопытство, замешанное на корысти, которое и сыграло свою роковую роль в истории знакомства Али с Юдиным: не всякая дочь послушалась бы своего отца и согласилась жить с первым попавшимся мужчиной. Занятие проституцией у Софьи Андреевны. Союз с воровкой Машей. Мужчины по вызову. Связь с Кленовым – она легла с ним в постель спустя час после знакомства. Ложь по отношению к Маше. Объятия и поцелуи Маши. И теперь вот близость с Юдиным. Что будет дальше?

Рассказав Кореневу о своих чувствах к Кленову, она думала, что тем самым снимет с души тяжесть. Кроме того, она надеялась, что следователь расскажет ей о Викторе, о его отношениях с сестрой. Но тот, выслушав ее, лишь кивнул головой и, извинившись, распрощался с ней и укатил к себе в прокуратуру. Судя по всему, ее рассказ об утреннем звонке на квартиру Кленова, когда ей ответила Рената, лишь подтвердил его подозрения о том, что Агранатова психически больна. И все.

На улице быстро темнело. Аля вошла в кафе-кондитерскую, села за столик с чашкой горячего кофе и с тоской подумала о том, что Юдин, наверное, звонит ей, а она не удосужилась даже включить свой сотовый телефон. Но что она скажет ему? Приезжай, забирай меня из кафе, привози домой… А что дальше? Дальше ужин и кровать. Все. Утром – кровать и завтрак. Так больше продолжаться не может.

Маша! Она умная. Она все поймет. Почему бы не поговорить с ней по душам? Не попросить прощения и не объяснить, что она любит ее как человека. Маша – одинока. Она наверняка обрадуется ее приходу и простит ее. Они посидят, поговорят, Аля расскажет ей о себе все-все, без утайки, и они снова станут друзьями. Маша будет назначать любовные свидания с другими, более понятливыми и гибкими в этом отношении женщинами, а Аля будет ей просто сестрой. После того, как они с Машей помирятся, Аля поговорит с Юдиным и очень тактично, чтобы не обидеть его, объяснит ему ситуацию. Она скажет, что любит его, но не так, как ему хотелось бы.

После того, как Аля пришла к этому решению, она тотчас достала телефон и позвонила Борису Ефимовичу, чтобы сказать ему, что задержится, но вскоре перезвонит и объяснит, где она и куда за ней заехать. Ей с трудом удалось его успокоить и объяснить, что ничего страшного не произошло, что она просто-напросто ходит по магазинам. После этого она набрала номер, который знала наизусть, но по которому еще ни разу не звонила. Слушая длинные гудки, она представила себе особняк, тишину которого сейчас разрывают трели звонка. Но трубку почему-то никто не брал. Она в зимнем саду и не слышит. Забыла телефон в комнате или в кухне…

Аля вышла из кафе и, окрыленная новыми идеями и планами, остановила такси. «На Соборную», – сказала она водителю.

Когда машина остановилась перед массивными воротами, Аля не поверила своим глазам. Перед ней был маленький дворец. Сейчас, когда совсем стемнело и специально установленные подсветки превратили дом в золотистый рождественский торт со светящимися леденцами-окнами, у нее даже дух захватило от волнения. Ей не верилось, что там, внутри, живет Маша Аверина, та самая Маша, у которой она всего лишь пару лет назад покупала подержанные джинсы и куртку.

Аля подошла к заснеженному крыльцу и обратила внимание, что на нем нет следов. Она поднялась и позвонила. Но никакого ответа – микрофон молчал. Массивные двери украшали изящные, желтого металла, ручки. Аля надавила на одну из них, и дверь открылась. Перед ней простирался коридор, устланный красной ковровой дорожкой. По стенам горели светильники. Аля медленно двинулась вперед. Распахнула первую дверь и оказалась в большом холле с широкой лестницей посередине, ведущей на второй этаж.

– Маша! – крикнула Аля и замерла, прислушиваясь к тишине в доме. – Маша! Это я! Не вздумай спускать на меня собак, слышишь?

Она на самом деле боялась собак. И хотя Маша ни разу не говорила ей о собаках, Але вдруг пришло в голову, что в доме могут обитать огромные собаки. Доги, например, или ротвейлеры.

– Маша!

Аля, пожав плечами, направилась искать зимний сад. И очень скоро его нашла – за большой комнатой, напоминавшей бильярдную. Алю удивило, что в доме повсюду горел свет. Ей подумалось тогда, что таким образом Маша, очевидно, спасается от одиночества.

В саду все казалось голубым от ламп дневного света. Под куполообразным стеклянным потолком цвели пышные тропические растения в кадках, жирно блестели мясистые крупные листья, причудливо извивались крепкие, словно состоящие из мышц, лианы, перламутрово мерцали гроздья невиданных соцветий. Аля тотчас вспомнила Юдина, с увлечением листающего хорошо иллюстрированные каталоги известных европейских фирм и восхищающегося цветами и растениями. Кто бы мог подумать, что ее состоявшийся любовник и несостоявшаяся любовница будут одинаково любить что-то одно, вот эти растения, к примеру…

Она улыбнулась своим мыслям. И тут же представила, что вот сейчас в сад войдет Маша. Как она отреагирует на визит Али? Что скажет? Нахмурит ли брови или, наоборот, бросится ей на шею и обнимет, прижмет к себе и скажет, что страшно соскучилась?!

Побродив немного по саду, Аля вернулась в холл и оттуда по лестнице поднялась на второй этаж. Осмотревшись, решила заглянуть в первую же попавшуюся дверь. Но перед этим тихонько постучала. И снова в ответ тишина. Она не понимала, как могло такое случиться, что столь богато обставленный дом, застланный коврами и увешанный картинами, оказался так доступен и совершенно не охраняем. Массивные, оснащенные замками двери и установленная повсюду сигнализация, которую невозможно было не заметить, указывали как раз на обратное.

Аля открыла дверь и оказалась в небольшом кабинете с дорогой мебелью и компьютером. Пол украшала огромная медвежья шкура. А что, если Маша продала этот дом и я нахожусь в частном владении, не имеющем к ней никакого отношения? Что, если я в западне?

Но, задавая себе эти вопросы, Аля все еще оставалась спокойной и продолжала не спеша осматривать комнаты. Все они были разные, но содержались в чистоте и были прекрасно обставлены и украшены.

Похоже, это все-таки не ее дом. Разве что она приглашала хорошего дизайнера. Не дом, а сказка…

Аля дошла до конца длинного коридора и открыла последнюю дверь. И тут же в лицо ей пахнуло запахом горячего воска и благовоний. Сандаловое дерево? Розмарин?

Мягкий свет, исходящий от горящих свечей, играл в шелковых складках покрывала, свисавшего с занимавшей большую часть комнаты круглой кровати. Огонь свечей отражался и в блестящих атласных черных подушках.

– Маша… Ты здесь?

Аля уже поняла, что единственным местом, где еще недавно кто-то был, являлась как раз эта странная спальня. Иначе кто бы зажег свечи, ароматические палочки?

Она повернула голову и увидела на стене выключатель. Щелкнула им, и тотчас спальня из янтарно-черной превратилась в ярко-лимонную, светлую до рези в глазах.

Аля приблизилась к кровати и тут же боковым зрением уловила где-то внизу, справа красное пятно. На ватных ногах Аля обошла кровать, за которой увидела распростертое на полу тело своей подруги, Маши Авериной. Она лежала на боку, неудобно подвернув под себя руки. На ней был короткий шелковый черный халат, полы которого теперь задрались, оголяя белые полноватые бедра. Голова покоилась в луже крови.

– Машенька… Что случилось?

Еще не понимая того, что она видит перед собой мертвое тело, Аля опустилась перед Машей на колени и взяла ее голову в руки, и когда повернула к себе лицо, то с ужасом увидела страшную дыру в виске, обрамленную кровью и словно посыпанную чем-то темным. Вся левая часть лица посинела, покрылась темными пятнами.

Аля опустила голову на пол и потрогала шею, там, где должна была находиться сонная артерия. Но руки ее не слушались – они дрожали. Тогда Аля достала из сумочки пудреницу, раскрыла ее и поднесла зеркало к губам Маши. Дыхания не было. Да и так было видно, что тело неживое.

Аля смотрела на мертвую подругу и не хотела верить, что все, что сейчас происходит, – реальность. И этот фантастический, раскрытый всем ветрам и снегу дом, и этот голубой сад, и черная спальня, и круглая кровать, и запекшаяся на паркете кровь – все это элементы ее кошмарного сна.

– Маша!! – закричала она. – Маша! Отзовись! Проснись! Прости меня!

Но дом по-прежнему безмолвствовал.

Она судорожным движением достала телефон и позвонила Юдину.

– Борис, приезжай за мной. Я на Соборной, у Маши в особняке. Она убита. Думаю, об этом следует сообщить в милицию…

45. Откровения

Юдин вез ее домой. Машина летела на огромной скорости по заледенелой трассе, и за всю дорогу он не проронил ни слова. Все, что накопилось за весь день, пока он ждал ее звонков, Борис высказал Але у крыльца злосчастного, по его мнению, особняка, где они встретились, когда он приехал за ней.

– Быстро в машину, и никому ни слова. Сейчас идет снег, и это счастье для нас, как ты не понимаешь?! Мы не должны оставлять следов. В доме убита женщина, с которой ты была знакома и находилась в ссоре. Теперь там обнаружат отпечатки твоих пальцев… Ты вообще соображала, что делала, когда предлагала мне по телефону вызвать милицию? Ты знаешь, что такое милиция, что такое следственные органы и вся эта система в целом? Нет? А я вот знаю. И, пожалуйста, не перечь мне. Слава богу, что ты не догадалась позвонить туда прежде, чем я приехал.

– Но я хотела… Ведь она там… лежит совершенно одна… Тело ее холодное, как лед. Ее же должен кто-то найти…

Она говорила, но слова ее тонули словно в тумане. Она не могла даже плакать. Чувства покинули ее на какое-то время, чтобы у нее была возможность привыкнуть к мысли о том, что Маши уже нет в живых.

– Да, я мечтала от нее освободиться, – говорила она в машине, вжавшись в сиденье и чувствуя, как тело ее леденеет, будто вместе с Машей убили и ее. – Но я не убивала ее, не убивала… Это не я. Когда я пришла, она уже была мертва. Вот только кому понадобилось ее убивать? Дом открыт, он заполнен дорогими вещами… Это не грабители. Но кто? Кто же тогда? И за что?

– Я могу только предполагать… – произнес наконец Юдин, сворачивая с трассы на свою дорогу, ведущую непосредственно к дому. – Смотри, только утром дорогу от снега расчистили, а теперь снова намело… Придется вызывать Сашку утром, пусть поработает, а то я на работу не выеду…

– Сашку? – спросила Аля слабым голосом, словно слышала это имя впервые. – Кто такой Сашка?

– Господи, Аля, очнись. Это тракторист из соседней деревни. Он чистит снег возле нашего дома и дорогу. Вспомнила? Ты не раскисай. Тебе надо сейчас выпить немного, потом поужинаешь и ляжешь спать. Ты не должна переживать из-за этой… Маши.

– Ты сказал, что можешь только предполагать, кто ее убил. Так кто же?

Приехали, Борис Ефимович помог ей выйти из машины. Он обнял Алю и прижал к себе:

– Ты же все знаешь про свою Машу. У них особая жизнь. Думаю, ее убили из ревности.

– Из ревности? Машу? Но что в ней особенного?

– Мы не знаем. Но, видимо, она незадолго до смерти с кем-то рассталась, понимаешь? Я читал о таких женщинах. Ревность – вот истинная причина ее смерти. Да только убийцу никогда не найдут.

– Почему?

– Чувствую. Пойдем, милая, я открою тебе двери, а то ты вся дрожишь…

Аля вошла в дом, включила свет и прошла к себе в комнату, забралась под одеяло и замерла. Когда зазвонил телефон, она даже не шелохнулась. Не хотела никого слышать. Но звонки были столь настойчивыми, что она все же не выдержала.

– Слушаю…

– Аля? – услышала она голос, от которого ее тело покрылось мурашками. – Это ты, Аля?

– Да, Виктор, это я. Но как ты… ты звонишь мне… Зачем?

– У меня несчастье. Моя сестра погибла. Я совсем один. Я не знаю, что мне делать. Я схожу с ума. Я не могу без тебя. Я ничего, совершенно ничего не понимаю…

– Что случилось с твоей сестрой?

– Это не телефонный разговор. У меня беда. Большая беда. И только тебе я могу рассказать всю правду. Если ты не приедешь, я не знаю, что случится…

– Я в лесу, далеко от города. И я… не одна.

– Я знаю, с кем ты живешь. Но это не имеет никакого значения. Я сейчас приеду за тобой.

– А как же Юдин?

– Объясни ему все. Ты же не в тюрьме…

– Но у меня перед ним обязательства, я не могу его вот так бросить. Тем более что и у меня сейчас на душе такое…

Но он не слушал ее:

– Я приеду за тобой. Знаю ваш дом и как туда добраться. Если меня долго не будет, значит, машину занесло, и я лежу в каком-нибудь овраге…

– Не говори так!

Но Виктор уже отключил свой телефон.

Аля встала и пошла к Юдину.

– Борис, мне надо с тобой поговорить.

– Что случилось, Аля? – Лицо Юдина в этот миг показалось Але почти младенческим. Он был похож на большого ребенка. – Что ты так на меня смотришь?

– Борис, сядь. Мне о многом надо с тобой поговорить.

– Ты хочешь сделать признание, что это ты… убила Машу? – Юдин сел в кресло напротив Али.

– Нет, нет, что ты! Но я действительно хочу сделать тебе признание. Дело в том, что я люблю другого человека.

– Другого? И кого же это, если не секрет? Надеюсь, не старину Теслина? – Лицо его вдруг вытянулось, щеки обвисли, как у старой и больной собаки. – Ну говори… Мне уже нехорошо…

– Нет, не Теслина. Это Виктор Кленов. Я встречалась с ним несколько раз, пока жила с Машей.

– Несколько раз? И что же теперь? Почему ты вдруг о нем вспомнила? Ведь ты не встречаешься с ним сейчас, когда живешь со мной? – спросил он со слабой надеждой в голосе. – Да не молчи же ты!

На него было больно смотреть. Аля изнывала от жалости к этому человеку, но и отступать уже было поздно.

– Борис, я не встречалась с ним, хотя только об этом и мечтала. Ты прости меня… Я не изменяла тебе и жила с тобой, потому что ни с кем больше жить не могла. Ни с Машей, ни с Виктором. И на то имелись причины.

– Он женат?

– Нет.

– Тогда почему же вы не вместе? И зачем тебе было соглашаться жить со мной, если ты любила другого мужчину? Какие еще причины, о чем ты говоришь? Ты была свободна, он – тоже… Смею предположить, что он… беден? Ты согласилась жить со мной из-за денег? Неужели из-за денег?

– Да нет, Борис, не из-за денег. Ты – надежный, добрый, хороший, ты любишь меня. Виктор… Он бизнесмен, он далеко не беден, и он тоже любит меня, но я не могу с ним быть, понимаешь?

– Нет! Нет, нет и еще раз нет! Разве что он тоже… голубой? Но так не бывает, черт возьми!

– Нет, успокойся. Он – нормальный мужчина.

– Аля, ты отдаешь себе отчет в своих действиях? Где логика? Что происходит?

– Хорошо… Я скажу, но лишь в общих чертах. Два с половиной года назад была убита его жена. Рената. На лыжне… в лесу. И я проходила свидетельницей по этому делу, понимаешь? Я видела тогда в лесу мужчину, очень похожего на Виктора… Может быть, это был действительно он, я не знаю, этого никто не знает. Словом, его тогда продержали десять месяцев в тюрьме. Доказательств его вины так и не нашли и его отпустили. Но человек провел в заточении столько времени по моей вине… И как же я могу быть с ним? Когда-нибудь он вспомнит меня… Теперь понимаешь? У нас нет будущего!

Она лгала, потому что даже Юдину не могла сказать всей правды.

– Какие глупости… Ты снова от меня что-то скрываешь… Ты думаешь, наверное, что это все-таки он убил свою жену? Ты боишься его? Боишься, что он убийца?

– Нет… не знаю… Возможно…

– Но почему ты рассказала мне о нем именно сейчас? Что случилось?

– Я не хочу лгать, Борис. Пока ты ставил машину в гараж, он позвонил мне и сказал, что у него произошло несчастье, погибла сестра. Сестра, с которой они жили вместе. Она – единственно близкий ему человек. Я бы могла обмануть тебя и придумать что-нибудь, чтобы только поехать к нему. Но я говорю тебе правду, понимаешь, правду! Он просит меня поддержать его.

– Он знает, почему ты бросила его?

– Нет. Думаю, он до сих пор находится в недоумении, почему я оставила его. Но ему сейчас трудно. Ты бы слышал, что он говорил мне сейчас… Отпусти меня, пожалуйста. Отпусти…

– Но куда? Ты что, хочешь поехать к нему? Но что ты будешь у него делать? Ты хочешь остаться у него? Успокоить, приласкать?.. – он сорвался на крик.

– Виктор сам сейчас сюда приедет. За мной. Послушай, давай не будем ссориться. Ситуация сложная, но мы ее переживем…

– Как это переживем? Ты заявляешь мне накануне нашей свадьбы, что уходишь к другому, и это ты называешь сложной ситуацией? Может, ты попросишь меня еще, чтобы я помог твоему любовнику с организацией похорон его сестры? Что это за отношение такое, Аля?! Ты ведешь себя как настоящая эгоистка. Я ведь мужчина… И у меня тоже есть самолюбие.

– Если ты мужчина, то докажи это. Поступи по-мужски. Отпусти меня к нему. Ему нужна моя помощь. Я обязана ему, понимаешь? – Она уже кричала, билась в истерике. – Как же я устала со всеми вами расплачиваться! Я всем обязана, понимаешь? Всем! И тебе, и Теслину, и Виктору, и Маше! Но разве можно так жить, ты мне скажи? Я хочу свободы, понимаешь? Свободы! Пойми, когда Теслин привез меня к тебе сюда, я рассчитывала на дружбу, на нежную дружбу… Но ты пришел ко мне в спальню, и я, чувствуя, что ты нуждаешься в моей ласке и любви, впустила тебе к себе. Без любви. Я люблю тебя, конечно, но по-другому, пойми. Я готова жить с тобой долгие годы, но не так, как того хочешь ты. Я была бы счастлива, если бы ты был моим отцом или дядей, братом, кем угодно… Ты прекрасный мужчина, ласковый, нежный, заботливый, но я не люблю тебя. Я не хочу тебя. И ты, как мужчина, должен выслушать меня и понять. Отпусти меня. Я уже и сама не знаю, люблю ли я вообще кого-нибудь или нет… – она закрыла лицо руками. – Я не знаю, что мне делать.

Юдин молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Аля ждала продолжения упреков, но в комнате было тихо. Когда же она отняла ладони от лица, то увидела, что Юдин задумчиво смотрит в окно.

– Ты ненавидишь меня? – Она подошла, села, как прежде, к нему на колени, обвила руками его шею. – Ты прости меня. Я не должна была тебе об этом говорить. Но еще не все потеряно… Ты поверь мне, я ни с кем не смогу жить, ни с кем. И с Виктором у меня ничего не получится. Я это чувствую…

– Да нет, ты права. Это я во всем виноват, – Борис Ефимович потерся лбом о ее лоб и поцеловал в ухо. – Это я во всем виноват. Скажу даже больше: я ждал этого. Мне не верилось, что мое счастье может длиться так долго. Я обманывал себя, когда верил, что ты любишь меня. К тому же я поступил дважды подло по отношению к тебе… Первый раз – когда практически купил тебя как вещь у твоего отца, а второй… А второй, Аля, – когда не захотел искать тебя.

– Как это не захотел искать? Почему?

– Вот так… Я испугался, что ты заодно с отцом. Я думал, что ты уехала вместе с Вениамином. Но ты не такая, как твой отец. И я сильно виноват перед тобой… Я хотел все это искупить своей любовью, жениться на тебе, мечтал о ребенке, семье. И вдруг теперь этот… как его…

– Виктор, – прошептала она, глотая слезы. – Борис, я прошу тебя, давай поможем ему. Он приедет сейчас, и мы вместе с ним поедем в морг или куда там еще, я не знаю…

– Нет, нет, Аля. Ты должна поехать с ним одна. Ему нужно выговориться… Я понимаю его…

Аля вздрогнула, когда услышала за окном шум подъезжающей машины.

– Я вернусь. Завтра. Постарайся дождаться меня дома. А сейчас мне необходимо собраться… Пожалуйста, дай мне хороший коньяк, сигареты, снотворное, словом, все, что считаешь необходимым. Я помогу ему, помогу… А ты… ты жди меня…

Она быстро собрала сумку, поцеловала Юдина и вышла из дома.

46. Гололед

На трассе Виктор остановил машину и повернулся к сидящей рядом с ним Але.

– Мне не верится, что это ты. Тебя отпустили? Что ты сказала своему старику?

– Он не старик.

Она сидела, нахохлившись как птица, на переднем сиденье.

– Извини.

– Он отпустил меня, когда я рассказала ему о нас, обо всем, о твоей сестре… Он все понял и отпустил.

– Но так не бывает…

– Бывает.

Оказавшись в машине Виктора, она уже сто раз успела пожалеть о том, что рассказала обо всем Борису Ефимовичу. Увидев Кленова, она не испытала ничего, кроме досады. Ей даже показалось, что, садясь с ним в машину, она словно подписывает себе чуть ли не смертный приговор – настолько скверно вдруг стало на душе. Нехорошие предчувствия охватили ее. Очередная ошибка? Сколько их еще будет?

Нет, не такой представляла она себе встречу с Виктором. Она не могла понять, что с ней происходит, потому что, увидев его, она нисколько не обрадовалась, и сердце ее не изменило своего ритма, разве что сжалось от жалости. Надо же, я им всем обязана и в то же время я их всех жалею…

И вдруг что-то тяжелое и душное нахлынуло на нее, и сердце на какое-то мгновение остановилось. Она вспомнила запах другого мужчины, его невинные прикосновения, голос, дружеские объятья… Но это состояние полного блаженства и счастья длилось всего лишь один миг и исчезло, оставив на губах привкус любви. Настоящей любви. Несбыточной любви.

Она тряхнула головой, сбрасывая с себя блаженное оцепенение:

– Виктор, начинается метель, нам надо успеть добраться до города… Поехали, ты мне все расскажешь по дороге.

– Да, ты права. Хорошо, я начну с самого главного. С предательства. Сегодня я предал свою сестру. Но я не мог больше так жить, понимаешь?

И Виктор, устремив взгляд вперед, сквозь мокрое от снега стекло на дорогу, начал рассказывать Але обо всем, что произошло с ним с тех пор, как он познакомился с Ренатой. Он говорил ей о своей любви к жене, рассказывал об их семейной жизни так откровенно, словно рядом с ним была случайная попутчица, которую он никогда в жизни больше не увидит. Аля слушала его, закрыв глаза, чтобы не видеть то и дело попадавшиеся по дороге перевернувшиеся машины и, главное, того ледяного, смертельного блеска трассы, по которой они неслись как сумасшедшие.

Перед ней замелькали сцены супружеской жизни Кленовых. Она видела красавицу-жену Ренату: стоящую перед зеркалом; пишущую маслом на холсте розовые и желтые цветы; хохочущую над шуткой бородатого художника с грязными волосами; поливающую соусом мясо и искоса поглядывающую на сидящего перед ней за кухонным столом мужа; занимающуюся любовью с голым волосатым, с воспаленными глазами, поэтом, причем на продавленном и почему-то голубом топчане…

Виктор рассказал ей и о своей любовнице Ирине Пчелинцевой, о том, как та тянула с него деньги и в то же время встречалась или даже почти жила с его компаньоном по бизнесу, Гасаном Сулеймановым.

– Но зачем ей было вести такой образ жизни и спать с двумя мужчинами? Зачем ей сразу два любовника?

– Если бы я знал… – Виктор, вцепившись в руль, едва удержал машину на трассе. Их постоянно тянуло к обочине. – Понятия не имею… Словом, в одночасье кто-то избавил меня сразу от двух моих женщин – от жены и любовницы.

– Избавил? – очнулась вдруг Аля. – Как ты сказал: избавил? Так, значит, эти женщины были для тебя в тягость?

– Теперь-то я понимаю, что да. Но если бы ты знала, что было дальше!

И он с жаром принялся ей рассказывать о том, как его задержали по подозрению в убийстве Ренаты и Ирины. Он говорил о свидетелях, но так, словно Аля к этим событиям не имела совершенно никакого отношения. Возможно, он щадил ее, но возможно (Аля даже боялась поверить в это), он не узнал ее!.. Наверно, тогда, в пансионате, они просто не поняли друг друга и виделись в иной, не такой экстремальной ситуации. Иначе откуда его слова, смысл которых до нее так и не дошел: «Мне понятны твои чувства. Не каждая женщина сможет встречаться с мужчиной, который был свидетелем ее… не падения, нет, но состояния, близкого к этому. Я не осуждаю тебя, и ты должна это знать, понимаешь?»

О каком падении он говорил?

И вдруг ей стало жарко. Софья Андреевна! Не может быть? Неужели он был ее клиентом? Неужели она была с ним в постели в той маленькой душной комнатке, пропитанной запахами жареной пищи и дешевого вина?

Сейчас у нее была редкая возможность узнать всю правду. И она решила поговорить с Виктором открыто. Тем более что и сама обстановка располагала к откровенной беседе.

– Виктор, скажи мне прямо, где мы с тобой встречались?

– Аля… Не надо. Я прошу тебя…

– Если ты сейчас мне не скажешь всю правду, я выйду из машины. Где это было, отвечай? Иначе я подумаю о тебе бог знает что.

– Но я уже просил у тебя прощения…

– Отвечай. Где мы с тобой встречались прежде, или я уже ничего не понимаю!

– Да на вокзале!

– На вокзале? На каком еще вокзале?

Но я не встречалась ни с кем на вокзале. Боже, он меня с кем-то спутал…

– Ты уверен?

– Не понял… Разве ты ничего не помнишь?

– Что я должна помнить? – Терпение ее было на исходе.

– Я… тогда, в тот день, точнее, ночью, после того, как вышел из тюрьмы, пошел на вокзал… Я искал женщину.

– Какую женщину? – Она пока не понимала, что он имеет в виду.

– Я десять месяцев был без женщины…

И он в двух словах рассказал ей о том, как на вокзале его обслужила молоденькая проститутка, которой он не заплатил.

– И ты решил, что это я? – Она, разъярившись, вцепилась ему в плечо и принялась трясти его. – Ты, ты подумал, что это была я? Я что, так похожа на проститутку?

– Господи… Какой ужас… Подожди, я сейчас остановлю машину…

Но она уже не в силах была остановиться и колотила его кулаками по голове, по лицу и рыдала навзрыд, ведь он напомнил ей о самых унизительных минутах ее жизни. И лучше бы он был ее клиентом у Софьи Андреевны, чем принимал ее за вокзальную грязную шлюху. Хотя ее внутренний голос холодновато заметил: «Но ведь ты и была шлюхой, дорогуша. Настоящей вокзальной шлюхой. Разве что отдавалась мужчинам на койке, а не в вонючем грязном углу…»

Она вдруг остановилась. Перевела дух и отвернулась к окну. Машина, занесенная на самую обочину, стояла, уткнувшись в сугроб.

Аля судорожно пыталась перевести дыхание – она никак не могла подавить в себе плач. Виктор растерянно смотрел на нее и ничего не понимал.

– Послушай, неужели я оказался таким ослом, что оскорбил тебя, Алечка? Как же я мог? Как мог? Но я не хотел, поверь мне. Мне, наоборот, хотелось дать тебе понять, что для меня сейчас, когда я люблю тебя, твое прошлое не имеет никакого значения. Быть может, я бы и не вспомнил ту девчонку, но ты же сама сказала мне, что мы с тобой где-то встречались…

– Встречались. Но это было не на вокзале… Так, ничего не значащая встреча в кафе…

Она передумала говорить ему правду. Раз он не вспомнил ее как свидетельницу, значит, так тому и быть. Не станет она ему ничего рассказывать и уж тем более просить прощения.

– Все, Виктор. Давай забудем этот разговор, – сказала она примирительным тоном и повернула к нему свое заплаканное лицо. – Я больше не сержусь на тебя. Забыли.

Она дала себя поцеловать.

– И ты тоже извини меня… Просто у меня нервы на пределе…

И про Машу тоже не расскажу. Незачем. Да и вообще мне не стоило соглашаться на встречу с ним, не стоило…

– Расскажи мне лучше про твою сестру… – Аля попыталась вернуться к прерванному разговору о погибшей сестре. Чувствовалось, что Виктор всеми своими признаниями и откровениями подводит ее к этой теме, словно все то, что он ей уже рассказал и еще расскажет, имеет к смерти сестры непосредственное отношение.

При упоминании о сестре Виктор побледнел. Она поняла, что его настроение сильно изменилось и что сейчас он, вероятнее всего, не в силах рассказывать дальше. Но она ошиблась. Желание выговориться взяло верх, и Виктор, куря одну сигарету за другой и мрачнея с каждой минутой, рассказал Але о том, как он вступил в близость со своей троюродной сестрой. Он, отвернувшись, чтобы она не видела его лица, пытался объяснить ей, чем было продиктовано его желание: он любил свою покойную жену и хотел с помощью влюбленной в него Натальи (которая, в сущности, была ему совершенно чужим человеком и довольно привлекательной женщиной) хотя бы на время заглушить свою тоску. А заодно удовлетворить все свои инстинкты.

– Но ты начнешь презирать меня, если узнаешь о нас всю правду… Дело в том, что Наталья убила Гасана. И Андрея… И я ее сдал. Пошел к следователю и все рассказал.

– Какого еще Гасана? Какого Андрея?

Виктор рассказал ей об убийствах своих бывших компаньонов и о том, как они с сестрой прибрали к рукам две крупные фармацевтические фирмы. Затем, не давая себе остановиться, он рассказал Але о существовании тайной квартиры, где Наталья безумствовала, общаясь с чучелом покойной Ренаты.

– Виктор, что такое ты говоришь? – Аля не верила своим ушам. – Ты все это придумал, чтобы разыграть меня?

– Нет! Нет!

– Но ты был прав, когда пошел в милицию и все рассказал. Я ведь звонила тебе…

Теперь была ее очередь рассказать о звонке и о том, что ей ответили в трубку.

– Она так и сказала: Рената?

– Да.

– Видимо, она действительно была психически больна. А я жил с ней, потому что боялся…

И я боялась Маши. Как же неправильно мы все жили…

– Виктор, поедем… Машину заносит снегом. Еще немного, и мы не сможем сдвинуться с места. По дороге расскажешь мне остальное… Ты же мне так и не сказал, как умерла твоя сестра…

Когда Виктор привез Алю к себе, то первое, что он сделал, это повел ее в соседнюю квартиру. Ему не терпелось показать ее и словно доказать этим, что он ее не выдумал, что она на самом деле существует и существовала, видимо, еще при жизни Ренаты.

Аля вскрикнула, когда увидела сидящую за столом «Ренату» – куклу, которую смастерили на скорую руку.

– Я думаю, что в этой квартире пряталась и изменяла мне с другими мужчинами моя жена, Рената. И мне очень жаль, что Наталья погибла, так и не успев мне ничего рассказать…

– Так что с ней случилось?

– Гололед, – коротко ответил он.

– Она была на машине?

– Да. Автокатастрофа.

– Но как это случилось? Когда?

– Все это началось сегодня утром, когда ко мне в офис пришла одна женщина и сказала, что знает, кто убил Ренату и Ирину.

– Что-о?

– Да ты сядь, а то упадешь. Так вот. Сначала она мне позвонила и предупредила о своем приходе. А когда пришла, я, понятное дело, сначала не поверил ей… И тогда она достала вещи Ренаты, понимаешь? Те самые вещи, которые были при ней в день убийства. Я узнал их и сразу же поверил этой дамочке.

– И… она назвала тебе имя убийцы?

– Как же… – усмехнулся Виктор. – Она потребовала у меня за эту информацию пятьдесят тысяч баксов. Мы должны были с ней встретиться завтра в три часа дня.

– И что же?

– Ничего. Она ушла. Села в роскошную машину и умчалась. Когда ко мне зашла Наталья, я, конечно же, все ей рассказал. Она попыталась выяснить, кому принадлежит этот чертов «Крайслер», и оказалось, что в нашем городе таких машин нет вообще…

– Значит, она живет в другом городе?

– Если бы… Я так испугался, что поехал к следователю. Подумал, что если сейчас не расскажу все про Наталью, то мне конец…

– Но почему ты так подумал? Как ты мог предать свою сестру, которая вернула тебя, по сути, к жизни?

– Но ведь она убийца! Да ты дослушай до конца… Понимаешь, мною словно кто-то руководил. Я поехал к Кореневу…

– К кому? – вздрогнула Аля.

– К Кореневу. Это фамилия следователя прокуратуры. Мне надо было выговориться, рассказать все про Гасана и Андрея. Я устал так жить. Я не мог с ней больше жить! Особенно после того, как узнал, что она разговаривает с этим… чучелом! Я боялся, что и меня она когда-нибудь убьет… Так вот. Я начал говорить о той дамочке на «Крайслере», и Коренев сказал мне, что таких машин в городе две. Но одна – разбита и стоит на стоянке, а другая, совсем новая, принадлежит одной особе…

– И кто же она? – спросила Аля.

– Некая Аверина.

Аля едва нашла в себе силы, чтобы не выдать себя.

– Кто она?

– Бизнесменша, у нее кондитерская. Она богатая, стерва.

– И что было потом?

– Коренев сказал, что знает и мою сестру, и Аверину, и что у него имеется материал и на ту, и на другую… Но самое удивительное заключалось в том, что Наталья наняла каких-то артистов, чтобы они катались на лыжах в том самом лесу, где была убита Рената… Теперь ты понимаешь, что я был прав, когда пошел сдавать ее?!

– Виктор, тебе не стоит оправдываться передо мной. Ты сделал так, как счел нужным. Возможно, ты прав. Ведь она могла на самом деле убить тебя.

– Я все ему рассказал, и он, представляешь, отпустил меня! Он вызвал своих людей, чтобы те задержали ее…

– Кого?

– Наталью. Я вернулся домой и лег, у меня просто раскалывалась голова. И, наверное, уснул, потому что очнулся от телефонного звонка. Звонил Коренев. Он сказал, что едет ко мне.

– И он приехал?

– Да. Приехал, чтобы сказать мне, что Наталья разбилась на машине. В центре города. Летела на огромной скорости по Большой Садовой и врезалась прямо в стену магазина…

– И что ты в тот момент почувствовал?

– Ты хочешь услышать от меня, что я испытал чувство облегчения? Да, не скрою… Я был рад, что Наталья теперь никогда не узнает, что я предал ее…

– Скажи, а зачем ей понадобилось скрывать от тебя, что «Крайслер» принадлежит Авериной?

– Понятия не имею…

Аля задавала еще какие-то вопросы, но мысли ее были далеко. Она думала об убитой Маше. Ее душили слезы, но не от жалости к бывшей подруге, а от досады. Виктор предал Наталью, решив все рассказать Кореневу. А Маша, в свою очередь, предала ее, Алю, когда пришла к Виктору с вещами покойных Ренаты и Ирины. Это означало, что она давным-давно обнаружила Алин тайник в ее двухкомнатной квартире и все это время смотрела на Алю как на убийцу… И это был ее козырь, главный козырь, который она и выложила в решающий момент… Вот она, мстительная сущность отвергнутой женщины. Маша намеревалась таким жестоким образом отомстить Але за причиненную боль, за то, что она ушла от нее к Юдину.

Ей хотелось рассказать Виктору о том, что Маша Аверина мертва и что, скорее всего, ее убила безумная Наталья Агранатова, после чего покончила с собой. Во всяком случае, именно так представлялась ей последовательность связанных между собой событий. Но она решила не совершать очередной ошибки и не делать никаких признаний и без того находящемуся на грани нервного срыва Виктору. Ты никогда не узнаешь, кто же убил твою жену и любовницу. Подумала так и как-то нехорошо улыбнулась. И вдруг услышала:

– Я тут кое-что сопоставил и пришел вот к какому выводу. Моя сестра была знакома с Ренатой. Причем задолго до того, как я впервые увидел ее. И она… Мне странно это произносить вслух… но она любила мою жену. Она находилась в связи с Ренатой. Иначе я не могу объяснить холодность моей жены и существование этой квартиры. Это же дом свиданий, где даже стены дышат любовью, сексом… Она настолько любила Ренату, что после ее смерти привязала меня к себе сначала для того, чтобы выяснить, не я ли ее убил, а потом, когда она поняла, что я вне подозрений, решила стать Ренатой. Она была Ренатой. Носила ее вещи, спала со мной, варила мне суп. Она раздваивалась. И я понял это только тогда, когда Коренев рассказал мне про этих артистов, которых она нанимала, чтобы увидеть снова и снова живую Ренату. И кто знает, как далеко она зашла бы в своих фантазиях… А что касается «Крайслера», то и здесь все понятно. Аверина прикатила ко мне на своем «Крайслере», чтобы сказать, что она знает имя убийцы, а Наталья, которая без труда выяснила ее личность благодаря этой редкой машине, решила, что Ренату убила именно Аверина.

– Но почему?

– Да потому, что я рассказал ей о вещах Ренаты. Вот она и подумала, что раз у нее были эти вещи, значит, она и убила ее…

– Но это нелогично.

– Логично. Ведь Аверина мертва.

Вот оно что! Он приберег это известие Але напоследок.

– А ты откуда знаешь?

– Мне звонил Коренев. Я уже мчался к тебе, когда он позвонил мне на сотовый и рассказал, что Аверину нашли мертвой. Поэтому-то я и сделал такой вывод.

– Думаешь, ее убила Наталья?

– Уверен. Там полно ее следов. Кроме того, в доме Авериной нашли некоторые вещи, принадлежащие моей сестре.

– Вещи?

– Да. Книги, пижама и кое-какие женские мелочи… Они были любовниками или любовницами, не знаю даже, как правильно и сказать. И, как сказал Коренев, если даже Аверина не имела никакого отношения к убийству Ренаты и Ирины, Наталья могла убить ее из ревности или по какой-нибудь другой причине… Я только могу предположить, что Наталья разозлилась на Аверину за то, что та потребовала с меня пятьдесят тысяч долларов. Но все это лишь домыслы. Правду, как мне думается, мы так никогда и не узнаем.

– Но и у Коренева тоже только домыслы. Ведь даже если на месте преступления и обнаружили следы, отпечатки пальцев, то экспертиза так быстро не делается, – заметила Аля осторожно. Я ведь тоже там была и наследила.

– Все правильно. Но Наталью и ее машину видели там. Аверину убили из пистолета, причем из ее же собственного. Так что, возможно, Наталья убила ее, обороняясь…

– Но кто же тогда убил Ренату?

– Не знаю… Теперь же, когда убита Аверина, которая могла что-то знать, имя убийцы так и останется неизвестным…

Вздохнув, Виктор отправился на кухню готовить ужин, а Аля, воспользовавшись моментом, позвонила Юдину.

– Борис, я бы хотела, конечно, чтобы ты приехал за мной, но на дорогах страшный гололед… Сестра Виктора разбилась на машине именно из-за гололеда. Прямо в центре города… Ты слышишь меня?

– Слышу, – сухо отозвался Борис Ефимович. – Но я рад, что ты все же позвонила мне. Я и сам тут с ума схожу, не знаю, как вы добрались… Но вообще-то, Аля, все это чудовищно… То, что ты уехала с этим парнем. Я не знаю, как мне себя вести. Просто с ума схожу…

– Ты за меня не переживай. Я помогу ему с похоронами и вернусь. Ты веришь мне?

– Хотелось бы…

47. Эпилог

Аля Вишня скользила на лыжах вдоль заснеженных сосен, вдыхая грудью свежий морозный воздух. Впервые за последнее время она осмелилась надеть лыжи и показаться близ Ботанического сада. Ее то и дело обгоняли лыжники, в основном мужчины. Их лица были красные и почему-то радостные. «Лыжню!» – слышалось то и дело. Светило солнце, и снег сверкал, слепя глаза.

Маленькая серая фигурка приближалась к ней довольно быстро. Аля тоже прибавила скорости. Сердце ее выпрыгивало из груди от радости. Еще никогда она не была так счастлива…

Прошел месяц с тех пор, как похоронили Машу Аверину и Наталью Агранатову. Но если похороны Маши прошли тихо и скромно (кроме Али и Юдина, пришло еще несколько человек – домработница с сестрой и дочерью и сторож с сыном), то Наталью Агранатову провожали в последний путь с небывалой для этого города пышностью.

Юдин повсюду сопровождал Алю, помогая ей во всем, о чем бы она его ни попросила. И так случилось, что во время хлопот, связанных с этими трагическими происшествиями, Борис Ефимович даже подружился с Виктором. Аля же все больше и больше отдалялась от них. Она замкнулась в себе и две недели провела в доме Юдина, погрузившись в хандру. Она практически ничего не ела, а только спала да изредка гуляла по убеленному снегом саду. Борис Ефимович страдал, не зная, что предпринять. Он привозил ей из города подарки, украсил ее комнату живыми цветами, но Аля, принимая все это со слабой улыбкой на губах, почему-то сразу же принималась плакать.

И однажды Юдин вошел к ней и сказал убитым голосом:

– Твоя взяла, – и куда-то уехал.

Аля в ответ лишь перевернулась на другой бок и снова впала в тяжелое сонное оцепенение.

А вечером Юдин на руках отнес ее в машину и отвез в город.

– Ты куда меня везешь? – спрашивала она его несколько раз, чувствуя, как силы покидают ее. – Ты хочешь положить меня в больницу?

Но Юдин молчал. Машина въехала в город и запетляла по узким улочкам.

– Борис, пожалуйста, не молчи… Мне и так тошно…

– А мне? Ты подумала обо мне? – вскричал он. – Обнадежила и… Не могу говорить. Мне трудно…

– Но куда мы едем?

– Сейчас увидишь. Но уж если и это тебе не поможет, тогда не знаю…

Машина резко остановилась, и Аля чуть не стукнулась лбом о стекло. Валил снег, но сквозь стекло можно было разглядеть светящиеся золотистые окна ресторана, в котором Але не раз приходилось бывать с Юдиным.

– Ты привез меня в ресторан? Но зачем? Ты посмотри только, в каком я виде?

– Ну не в пижаме же… Нормальные брюки, свитер. Ты сама пойдешь или тебя отнести?

– Но я не хочу есть. Борис, пожалуйста, отвези меня обратно…

– Я бы отвез… – Он открыл дверцу и помог ей выйти из машины. – Пойдем, бедолага… Вот ведь человек, сам не знает, чего хочет…

Аля поднялась на крыльцо, Борис открыл дверь, и они вошли в ресторан.

– Третий кабинет, – сказал Юдин метрдотелю, поддерживая Алю. – Я заказывал зеленый салат и сыр. А еще немного сухого вина.

– Все готово, Борис Ефимович… Проходите.

Холл, отделявший главный зал от кабинетов, освещался лишь тусклым светом бра в виде электрических свечей, и это было весьма кстати: Аля и впрямь выглядела ужасно, и если бы ее кто заметил, то она неизбежно привлекла бы к себе внимание. А так, почти в темноте, Юдин провел ее в кабинет, усадил на обитый темно-красным шелком диванчик и заставил выпить немного вина.

– Ты куда?

– Мой адрес старый, – сказал он загадочно и исчез.

Аля, ничего не понимая, принялась за салат. Как ни странно, но к ней медленно возвращался аппетит, и она довольно быстро съела всю закуску. Допила вино и теперь сидела, скучая, и листала меню.

– Привет, – услышала она и подняла голову.

Перед ней стоял Теслин.

– Ты?! Но откуда? Что ты здесь делаешь?

Но вместо ответа Теслин сгреб ее в свои объятья и принялся осыпать ее лицо и голову поцелуями.

– Если бы ты только знала, как долго я ждал этого звонка… Мне все еще не верится, что я здесь, с тобой… Я же прямо из Москвы, из аэропорта. Мы с Борисом рассчитали все по минутам…

– Какого звонка? О чем ты, Володя?

– Я люблю тебя, Аля, понимаешь? И я не женат, жена ушла от меня уже давно… Борис сразу все понял, как только увидел меня, а ты… ты… Как ты?

– А я и думать не смела о тебе… – она уткнулась лицом в его ладони. – Теслин, ты… Я не верю, не верю… Но как мог Борис?..

– Он понял, что ты тоскуешь по мне, вот и позвонил. А ты думаешь, как я жил все это время, что не видел тебя?

– Но как же… серьги жене…

– Борис надеялся, что ты останешься с ним, он все сделал, чтобы ты поверила в существование жены, семьи… Но я одинок. Я был одинок, когда встретил тебя там, у этой тетки… И разве стал бы я помогать тебе, если бы не испытывал к тебе ничего… Ты была слепа, Аля Вишня…

– Не верю, не верю…

Теслин увозил Алю к себе в Москву. Но перед этим она вдруг изъявила желание покататься на лыжах. Они уже неделю жили в гостинице «Планета», в том самом номере, который он снимал в их первую встречу.

– А у тебя есть лыжи?

– Есть. Они на моей старой квартире… Ты поедешь со мной?

– Конечно. Но только у меня нет лыж.

– Возьмешь отцовские. Думаю, они тебе подойдут…

Аля с тяжелым чувством входила в квартиру, где до переезда в особняк жила Маша. Здесь было все по-прежнему, как в те времена, когда они жили вместе.

– Вот и Маши нет… кто бы мог подумать… Знаешь, – говорила она Теслину, осматривая комнаты, – женская любовь, я имею в виду любовь между женщинами, возникает не на пустом месте, и мне это теперь хорошо известно. Когда-нибудь, быть может, даже сегодня, я расскажу тебе, как погибла Маша и что этому предшествовало… Но прежде мне хотелось бы кое-что найти…

Она решительно вошла в спальню, открыла шкаф и достала из ящика стопку постельного белья. Затем из глубины вытащила большой кусок пенопласта.

– Это был мой тайник. Нехитрый, дурацкий… Мне надо было быть поосмотрительнее…

– И что ты там прятала?

– Все! Но теперь он пуст. И я – свободна, быть может, благодаря именно этому хлипкому тайнику… Больше пока ничего не скажу. Доставай с лоджии лыжи, в холодильнике должна быть лыжная мазь…

И вот теперь они в лесу. И навстречу ей, по параллельной лыжне, мчится Теслин! Ее любовь, мужчина, которого она любит больше всего на свете.

– Э-ге-гей! – крикнула она громко и почувствовала, как комок застрял у нее в горле. – Стой! Остановись!

Теслин, скользнув мимо нее, подался назад и поравнялся с Алей.

– Неплохая горка, – сказал он, отряхиваясь от снега. – Представляешь, я пару раз упал… Так позорно скатился…

– Здесь еще одна горка есть, вон там, за елками. Сейчас ее не видно, но если пригнуться, то увидишь… Смотри на меня. Видишь, где я стою?

– Да.

– Я стою там, где стояла Рената Кленова. Это то самое место.

– Так.. И что же…

– Давай сначала уйдем с лыжни, чтобы остальным не мешать, и я расскажу тебе наконец, что же здесь произошло тогда…

Она помедлила немного, устремив взгляд в пространство, после чего начала говорить:

– Надо начинать рассказ не с этой лыжни, а с другого… Помнишь, я тебе сказала, что женская любовь возникает не на пустом месте. Ей нужна благоприятная почва. Так вот. Рената очень любила своего мужа. Она боготворила его, они были прекрасной парой. Но он стал ей изменять, как это делают миллионы мужчин во всем мире. И Рената не смогла простить ему измены. Рената была женщиной утонченной, нежной. Она любила искусство и стремилась видеть во всем красоту. И я понимаю ее… Измены мужа она воспринимала только как предательство, как нечто отвратительное… Она делала вид, что ничего не знает, но на самом деле очень страдала. И однажды, в один поистине прекрасный день, в дверь ее дома, где она была так несчастна, позвонила молодая привлекательная женщина по имени Эстер. Она пришла к Виктору, но когда увидела Ренату, то забыла вообще, зачем пришла. Она влюбилась в Ренату. Женщины проговорили почти двенадцать часов, а Виктор так и не пришел. Он, видимо, провел ночь у своей секретарши, Тамары. Рената и Эстер настолько сблизились духовно, что уже не представляли себе жизни друг без друга. Ночью Эстер повезла Ренату в кафе, где собираются лесбиянки, оно называется «У Валентины». Там они продолжили свою беседу. И там же, в этом кафе, у Эстер родился план. Понимая, что Рената все еще продолжает любить своего мужа, но в то же самое время испытывает необычайно сильное чувство и к своей новой подруге, Эстер решает купить квартиру по соседству от квартиры Кленовых. На поиски и уговоры прежних хозяев квартиры уходит почти два месяца. Но квартира находится в идеальном месте, через стенку, и, чтобы в ней оказаться, надо войти в другой подъезд. Гениально! А это было принципиально важно. Эстер должна была жить рядом с Ренатой, но никто и никогда их не должен был видеть вместе. Выбрав удобный момент, когда Виктор был в командировке в Казани, Эстер пригласила мастера, чтобы он проделал дверь, которая и должна была соединять обе квартиры. И для обеих женщин началась новая жизнь. Они любили друг друга, заботились друг о друге и были счастливы. Понимая, что дальше так продолжаться не может, Рената хотела рассказать обо всем Виктору и уйти от него. Она должна была поговорить с ним как раз в тот день, когда ее не стало…

Но теперь надо рассказать тебе о том, как все это время жил Виктор. Он, безусловно, чувствовал, что у Ренаты кто-то есть. Дело в том, что она вела себя довольно странно: отказывая мужу в любви, она тем не менее вся светилась счастьем. И тогда Виктор нанял частного детектива, Лаврова, поручив ему проследить за женой. И Лавров следил, но проследил. Ему и в голову не могло прийти, что Рената встречается с женщиной! Которая к тому же еще и живет в соседней квартире. Хотя снимок, где Рената стоит на крыльце рядом с Эстер, существует. И сделал его Лавров. Просто Виктор оказался невнимательным… Но об этом потом. Теперь о любовных похождениях самого Виктора. Жена ему отказывает, и он пускается во все тяжкие. Заводит себе постоянную любовницу – Ирину Пчелинцеву. Эта женщина помешана на деньгах. Она постоянно ревнует Виктора к Ренате и строит планы на будущее, где видит Виктора своим мужем. Но при этом, представь, она умудряется встречаться с компаньоном Виктора, Гасаном Сулеймановым. У Гасана она ночует, а в квартире Кленова днем встречается с Виктором. Таким образом, получается, что бедная женщина вынуждена заниматься любовью с утра до ночи с двумя мужчинами, и все это для того, чтобы в конечном счете выбрать одного из них и выйти удачно замуж. И Виктор, и Гасан примерно одинаково состоятельны. Но у Виктора – жена, которую он продолжает, как это ни покажется странным, любить. А Гасан – холост. Больше того, Ирина внушила ему, что их отношения должны тщательно скрываться. А Гасану еще проще – зачем светиться?! Тем более что Гасан пылал страстью к Ренате, которой до этого и дела не было. У Ренаты же была Эстер. Ирина Пчелинцева размышляла примерно так. «Если я выйду замуж за Виктора, то Гасан, узнав о том, что я, живя с ним, одновременно спала и с Виктором, убьет меня. Если же я выйду замуж за Гасана, то потеряю Виктора». А вот здесь я должна остановиться еще на одной детали. Дело в том, что Рената знала о том, что ее лучшая подруга является любовницей ее мужа. Ей рассказала об этом всезнающая Эстер. Кроме того, Эстер поделилась с Ренатой своим беспокойством по поводу того, что Ирина Пчелинцева догадывается о том, что Рената живет с женщиной. Ирина видела их вместе в городе и даже пыталась навести справки об Эстер. Но это лишь деталь… Теперь вернемся к Ирине. Пока она так металась между мужчинами, ей пришел в голову просто чудовищный по своему цинизму план. Точнее, несколько планов. Но цель была одна: выйти замуж за одного из своих мужчин, чтобы сохранить в любовниках второго. Зачем ей, спрашивается, это было нужно? Виктор был хорошим и щедрым любовником, но в бизнесе был гораздо слабее Гасана. Ирина узнала об этом случайно. Гасан сам проговорился ей в постели, когда сказал, что мечтает избавиться и от Бархатова, и от Кленова, чтобы самому возглавить «Авиценну». У него были грандиозные планы по вложению капитала, и они никак не совпадали с инертным характером компаньонов. Тогда Ирина решила выйти замуж все-таки за Гасана, но он не очень-то спешил с предложением. Его как будто вполне устраивали те отношения, которые существовали между ними. И тогда Ирина решила предложить Гасану сделку: она убивает Виктора, тем самым освобождая поле деятельности для Гасана, а Гасан женится на ней. Фигура Андрея Бархатова в этой финансовой игре никогда не принималась в расчет: он был еще слабее и никчемнее в плане бизнеса, чем Виктор, а потому не являлся помехой. Кроме того, он был трусом, поэтому от него можно было избавиться простыми, ничего не значащими угрозами.

И Гасан, судя по всему, согласился. Но в последний момент Ирина решила все переиграть. Она вдруг поняла, что не сможет убить Виктора. Но, испытывая ревность и неприязнь к Ренате, потому что ее, как оказалось, любят все – и Гасан, и Виктор! – она может убить ее. И рука не дрогнет. Но представить дело таким образом, чтобы подозрение пало именно на Виктора. Но где совершить убийство? И тут сама судьба подсказывает ей, где именно. Зимний лес! Она узнает через знакомых, что Эстер будет сопровождать Ренату в лес, где они будут фотографировать пейзажи. И вот Ирина Пчелинцева буквально напрашивается с Ренатой в лес. Ирина давно собиралась рассказать Кленову о том, что его жена встречается с женщиной, и даже хотела показать ему ее, поэтому первое, что ей пришло в голову, когда возникла проблема, как заманить Виктора в лес, это пообещать ему показать любовника Ренаты. Какой муж не клюнул бы на такую приманку?

Ирина намекнула Виктору, что Рената отправляется в лес кататься на лыжах со своим любовником, и назначила ему место и время встречи, чтобы он смог сам во всем убедиться. Ирина планировала слегка опоздать, чтобы у Виктора была возможность немного походить на лыжах и чтобы лыжники, катающиеся в тот момент в этом лесу, его видели. Она решила, что он вряд ли будет стоять полчаса с лыжами в руках, когда перед ним такая отличная лыжня! И ее расчет оказался верным.

Теперь надо было позаботиться о том, чтобы в лес не приехала Эстер.

Для этого понадобился всего лишь один телефонный звонок.

Ирина звонит Эстер и говорит ей, что Рената просила ее передать, что она не сможет поехать в лес и что она ждет Эстер в кафе «У Валентины», – это для нее очень важно. А для Эстер желание Ренаты – закон. Таким образом, отсутствие на лыжне Эстер гарантировано. А в лесу в точно назначенное время появляется Рената и, находясь в прекрасном расположении духа, катается вместе с Ириной. Она ждет, что в лесу с минуты на минуту появится Эстер, а потому немного рассеянна, постоянно оглядывается… Она догадывается, что ее тайна почти раскрыта, но не особенно переживает, потому что уже сегодня она должна сама во всем признаться мужу. Между тем подходит время, когда на лыжне должен появиться и сам Виктор. Ирина следит за дорогой, ведущей от Ботанического сада к лесу, и ждет его. Когда же он появляется и она видит его, уже надевающего лыжи в самом начале лыжни, то воспринимает это как знак: пришла пора действовать. Людей в лесу пусть и не так много, но они не могут не обратить внимания на красивого парня в сине-белом свитере и синей шапочке. Ирина увлекает Ренату подальше в лес. Ей важно, чтобы Виктор сделал хотя бы три круга прежде, чем все свершится… Необходимо, чтобы после того, как обнаружат труп Ренаты на лыжне, нашлись свидетели, которые подтвердили бы, что он все же был в лесу. И тогда уже будет нетрудно все свалить на него. Заплатить соседям, которые скажут, что супруги постоянно ссорились, придумать еще что-нибудь, что сыграет против Виктора… Но все это – потом. А сейчас надо выбрать удобное и тихое место и пристрелить Ренату.

Аля перевела дух и оглянулась. Теслин не сводил с нее глаз, и тогда она продолжила:

– Был солнечный денек. Но потом пошел снег. Он и засыпал все следы… Точнее, почти все. Все произошло неожиданно. Я скатилась с этой горки и, пролетев между деревьями, оказалась вот на этом небольшом возвышении, где как раз и стояли Рената и Ирина. Я появилась в тот самый момент, когда Ирина уже выстрелила и Рената, мертвая, упала в снег. Она рухнула, даже не успев вскрикнуть. А Ирина, увидев меня, не растерялась и направила мне дуло прямо в лицо. Что мне оставалось делать? Она просто обезумела от страха. Она была в шоке. И тогда я набросилась на нее, повалила в снег, и мы стали бороться. Мы обе были на лыжах, и это все осложняло. Для меня главным было вырвать пистолет из ее руки. И я выбила его, схватила и сразу же выстрелила прямо в нее. Я защищалась. Но я убила ее, Теслин… Пощупала пульс у Ренаты… Тогда я не знала, как ее зовут. Она была мертва. Как и Ирина. Меня всю колотило… Но я понимала, что нельзя оставлять на месте преступления пистолет. Там же следы моих пальцев. И тогда я, вывернув карманы на одежде мертвых женщин, забрала вместе с пистолетом все, что только нашла там: и бумажники, и документы, и ключи, и фотоаппарат – словом, все, что было. И покатила с горы в противоположную от автобусной остановки сторону. Сделала круг и только после этого, попетляв еще немного по лесу, поехала домой. В лесу я, понятное дело, очистилась кое-как от крови. У меня же все лицо было забрызгано… Хорошо, зеркальце было при мне. Вот так я и влипла в эту историю. А поскольку меня многие лыжники знали, то я не могла не пойти как свидетельница. Я должна была вести себя естественно. И я давала показания, потому что действительно видела в лесу парня в сине-белом свитере. Это был Виктор… Но ему повезло, он хотя бы не столкнулся с трупами. Он просто замерз и поехал домой. А потом уже узнал, что его женщины убиты… Его задержали, предъявили обвинение, а дальше ты все знаешь…

– Но зачем тебе понадобилось забирать все вещи?

– Я хотела выяснить, кого я убила. Кроме того, там же имелся фотоаппарат, и кто знает, что было на снимках. А вдруг – я? Может, фотографируясь, эти «подружки» нечаянно сняли и меня? Хотя была и еще одна причина… Но мне стыдно в этом признаваться…

– Бумажники?

– Да… Так что я совершила двойное преступление.

– А Эстер? – спросил Теслин, чтобы дать возможность сменить неприятную для Али тему и продолжить разговор.

– Эстер? Она сошла с ума от горя. Просто помешалась. Поклялась найти убийцу Ренаты и отомстить.

– Но откуда тебе все это известно? Про Эстер…

– Я обо всем догадалась на похоронах Натальи Агранатовой и Маши. Мне показалось подозрительным, что на обоих похоронах присутствовала одна и та же женщина. Она стояла в стороне и плакала, но я успела увидеть, какой именно венок она привезла с собой на кладбище, когда хоронили Наталью. Дорогой, но небольшой венок с живыми цветами и черной лентой, на которой серебряной краской выведено: «Дорогой Эстер…»

– ?..

– Да. Эстер – это и есть Наталья Агранатова. Она приехала в этот город к брату, но, встретившись с его женой, полюбила ее… Эстер – под этим именем ее знали в кафе «У Валентины». Она вообще там была популярной личностью. И там же с ней познакомилась Маша… После смерти Ренаты Эстер (или Наталья) стала подозревать Виктора в убийстве жены. Она развила бурную деятельность и потратила все свои сбережения, чтобы вызволить его из тюрьмы и вернуть ему квартиру. Ей было важно находиться с ним рядом, чтобы рано или поздно уличить в преступлении, вынудить его сделать признание. Она постоянно вела с ним разговоры на эту тему, чем сильно нервировала его. Но потом, поверив в его невиновность, придумала себе новую игру, новую жизнь и стала Ренатой. Она надевала ее платья, ночные сорочки и занималась любовью с Виктором, как если бы она на самом деле была Ренатой. Она сделала чучело Ренаты, чтобы подпитываться ее сущностью, чтобы, когда Виктора нет рядом, заполнить брешь в сердце и общаться с любимой. Это тоже была одна из форм игры, которой она жила. Но в то же время она боялась потерять Виктора, который мог уйти от нее к другой женщине. Поэтому Наталье недостаточно было сохранить элементы их прошлой жизни с Ренатой – она должна была придумать способ, как привязать его к себе более надежно. Намертво. И она нашла, как это сделать. Безжалостной рукой она убивает тех, кто, по ее сведениям (полученным сомнительными путями), причастен к разорению Виктора – его бывших компаньонов: Гасана и Андрея. Особенно ненавидит она Гасана, который осмелился полюбить ее Ренату. Далее погибает ни в чем не повинный частный сыщик Лавров. Увидев входящую в его кабинет Наталью Агранатову, он узнает в ней ту самую соседку Ренаты, которую ему удалось в свое время сфотографировать на крыльце их дома. Ее имени он не знает, но наверняка называет имя Ренаты, как бы говоря «я знаю вас, я видел вас вместе с Ренатой», чем и подписывает себе смертный приговор.

– Но зачем Наталье было убивать его?

– Она боялась, что продажный Лавров может что-то узнать о ней. А этого никак нельзя было допустить, ведь тогда Виктор понял бы, что все это время он жил с лгуньей. Словом, ей необходимо было обезопасить себя.

– Выходит, она убила троих людей… Да она просто больная женщина! А Виктор… Он боялся бросить ее, потому что слишком много о ней знал, во-первых, а, во-вторых, зная о том, что у нее травмирована психика, он мог ждать от нее чего угодно. Она могла пристрелить его так же, как и Гасана с Андреем…

– Конечно, могла… Да только она убила не троих людей… Маша…

– А что Маша?

– Когда мы с тобой подстроили наш с ней разрыв, она еще больше сблизилась с Эстер. Но, поскольку Эстер жила с Кленовым, вероятно, Маша узнала об этом… Я представляю себе все это следующим образом. Маша, перебравшись в особняк, еще больше ощутила там свое одиночество. Вероятно, вспоминала меня. Она могла видеть нас вместе с Борисом в городе так же, как и Эстер – с Виктором. Стечение обстоятельств, понимаешь? Я даже допускаю, что она увидела меня на экране телевизора. Был репортаж об открытии нового цветочного магазина, который спровоцировал ее… Вероятно, что-то произошло в ее душе; ревность ли вспыхнула с невиданной силой, но она решила погубить меня… Тайник в моей квартире, в котором я хранила вещи Ренаты и Ирины и который она обнаружила, превратился в ее руках в мощное оружие против меня. Она отправляется к Виктору, чтобы пообещать раскрыть ему тайну гибели его жены. Другими словами, она намеревалась выдать меня, потому что считала, наверное, что это я убила двух женщин. Но если бы она назвала мое имя просто так, что называется, «за бесплатно», ей бы никто не поверил. Поэтому она и придумала эти пятьдесят тысяч долларов. Чтобы ее информация выглядела весомее. Когда она уезжала после разговора с Кленовым, ее машину увидела Эстер, Наталья. У них, видимо, были довольно своеобразные отношения… Иначе как можно объяснить, что Эстер с Машей почти ничего друг о друге не знали: ни кто чем занимается, ни кто с кем живет под одной крышей, ни того, кто на какой машине ездит. Должно быть, это было одним из главных условий в их отношениях…

Виктор находится в шоке от услышанного. Он хочет узнать имя убийцы своей жены и просит Наталью выяснить, кому принадлежит эта машина. И Наталья, выяснив по своим каналам, что «Крайслер» принадлежит Маше Авериной, приходит в ярость. Она кожей чувствует причастность Маши к убийству своей обожаемой Ренаты. Но не смеет подать виду и говорит Виктору, что таких машин в городе нет. У нее запланирована поездка в лес, где она должна снова и снова видеть Ренату живой – ее нисколько не смущает, что на лыжах катаются актеры местного театра. Она абстрагируется и получает удовольствие от увиденной ею картинки. Затем она, находясь в состоянии, близком к истерике, едет к Маше, чтобы выяснить, откуда у нее вещи Ренаты. Между ними происходит серьезный разговор. Эстер упрекает Машу в том, что та решила заработать на несчастье Виктора, и требует такую сумму денег за информацию, которая заведомо является ложной… На что Маша отвечает ей градом упреков: она считает Эстер предательницей, изменницей и уверена в том, что она спит со своим братом. Она спит с мужчиной – вот суть предательства и измены для Маши. Эстер с мужчиной, я – тоже живу с мужчиной. Получается, что все ее предали и бросили. Все это мои фантазии, но я слишком хорошо знаю Машу, чтобы предположить, как дальше развивались события. У Маши тоже началась истерика, Эстер стала кричать, что это Маша убила Ренату, после чего, скорее всего, Маша взяла в руки пистолет и захотела выстрелить в нее, но Эстер удалось опередить ее, и она убила Машу. После чего села в машину и, разогнавшись, врезалась в стену…

– Да… история, однако.

– Да мне вообще везет на подобные истории. Ну что, покатили, пока солнце не село?

– Покатили… Только ты мне не сказала, откуда ты все это знаешь?

– А… Во-первых, очень много о себе и о Наталье мне рассказал Виктор. Мы проговорили с ним накануне похорон несколько часов. Он показывал мне квартиру, в которой встречались Рената с Эстер. Я нашла много разных записок, писем, где были фамилии, имена и телефоны их общих знакомых, с которыми они встречались в кафе «У Валентины». Надо сказать, что это кафе – явление в нашем городе. И одновременно, по большому счету, – гримаса нашего времени. Женщины разочаровались в мужчинах, они считают их грубыми и неумными, поэтому предпочитают жить с себе подобными… Звучит, конечно, ужасно, но это факт. Теперь о той женщине, которая присутствовала на похоронах… Она – хорошая знакомая Ренаты, внучка одного уважаемого ею художника, которого Рената считала своим учителем… Валентина, представь себе, – хозяйка кафе «У Валентины». Вообще-то это очень скрытная женщина, но мне она рассказала после похорон Натальи Агранатовой или Эстер, как ее там называли, все, что знала о ней, о Маше… А знала она очень многое. По сути, мы с ней и соединили все звенья событий последних трех лет, которые были связаны с Ренатой, и прорисовали весь ее трагический путь… Но я дорого заплатила за общение с ней.

– Ты поцеловала ее? – губы Теслина растянулись в насмешливой улыбке. – Или вступила в этот «розовый клуб»?

– Нет, все гораздо серьезнее. Я призналась ей в том, что, защищаясь, убила Пчелинцеву.

– Думаешь, она никому не скажет?

– Уверена. Если честно, я до сих пор нахожусь под впечатлением наших встреч и бесед. Никогда прежде не видела столь красивой, образованной и прекрасно воспитанной женщины. Я даже думаю, что она могла бы составить прекрасную пару Ренате, поскольку Валентина тоже в свое время была увлечена ею, но это уже отдельная история… И я уверена, что она меня никогда не выдаст. И если бы мы с тобой не уезжали в Москву, я бы встречалась с ней… просто как с интересным человеком…

– Выходит, женщины разочаровались в нас, мужчинах?

– Не все женщины и не во всех мужчинах. – Аля приблизила к нему свое лицо и поцеловала в губы. – Тебя, например, я не променяю ни на одну женщину… Обними меня…

Она почувствовала, как сильные мужские руки обняли ее и прижали к себе. И Аля подумала о том, что никто и никогда не смог бы так успокоить ее, простить и понять, как этот удивительный человек, неожиданно появившийся в ее жизни и поверивший в нее безоглядно. Ни Виктор, который сейчас собирался жениться на своей бывшей секретарше, Тамаре, ни Борис Ефимович, с головой ушедший в свою работу, но все еще надеявшийся на Алино возвращение. Разве что… Валентина?

И вдруг в воздухе произошло какое-то движение, боковым зрением Аля увидела синие и белые пятна. Она резко подняла голову и увидела, как прямо на них летят два залитых солнцем лыжника: мужчина и женщина. На мужчине – красивый сине-белый свитер и темно-синяя шапочка, на женщине – все белое, сливающееся со снегом, свитер, штаны, шапочка. Картинка из прошлого.

Запах гари и пороха, крови и смерти ударил в ноздри, и Аля Вишня дико закричала…