ГЛАВА 3

Изба была ярко освещена. Ильяна вместе с дядей молча вошла в дом. Мать сидела возле ярко пылающей печи, отец пристроился на полу возле нее.

Только Ильяна вошла, как отец бросил на нее взволнованный взгляд, словно предупреждая, что сейчас нужно вести себя поосторожнее. Но Ильяна уже все знала, и потому сразу приняла правила игры. Подойдя к матери, девушка поцеловала ее в щеку. Рука матери неожиданно цепко ухватила ее за подол платья. Ильяна почувствовала приступ страха, но тут же успокоилась — ведь дядя Саша близко, он защитит, если вдруг что-то случится. И потому она не сделала ни малейшей попытки, чтобы вырваться из материнской хватки.

Ильяна знала, что нужно более легко относиться к эмоциям матери. Ведь ей столько пришлось вынести! Эвешка, как пришла с реки, до сих пор не смогла привести себя в порядок — столь велико было ее волнение. Рукав ее вышитой рубахи был разорван, волосы растрепались, щека была поцарапана веткой — видимо, она сломя голову бежала к берегу, не разбирая даже дороги. И велико же было волнение матери, если она, такая аккуратистка, пришла домой и не обратила внимания на свой внешний вид. И тут Ильяна подумала еще об одном — мать бежала к берегу, а ведь до этого она никогда не видела мать бегущей.

Странно, хотя Ильяна знала, что должна жалеть мать, ей почему-то совершенно не было ее жалко. Нельзя скахать, что она злорадствовала над ее горем — нет, просто в душе была какая-то странная пустота.

— Мама! Я так переживаю! Я все думаю, как это могло произойти, — выдавила из себя девушка, чтобы только нарушить неловкую тишину. Тем более, ей не хотелось, чтобы мать заговорила первой. Тем более, что она снова может ляпнуть что-то не слишком подходящее, даже против своей воли. А отец снова расстроится еще сильнее. Эвешка разжала руку и выпустила дочь.

— Ильяна! Детка!

— Не такая я уже и детка, — подумала девушка, но вслух произнесла другое, — я вовсе не хотела тебя огорчать.

Мать замолчала, видимо подбирая слова для ответа. Ильяна, не в силах больше сдерживаться, выпалила:

— Дядя мне уже все рассказал, не надо!

Ильяна подумала, что, может быть, ей сейчас нужно рассказать все — что она знает Черневога уже много лет, что до сих пор он не причинил ей ничего дурного, но потом решила, что пока лучше промолчать, чтобы не усугублять ситуацию.

— Ильяна, он не такой как тебе кажется, он опасный, — заговорила мать.

— Я знаю. Дядя Саша уже сказал, что ему больше ста лет! А может, он еще старше! А ты… — и Ильяна чуть не ляпнула, что мать ее на самом деле мертва, но что-то удержала ее, но что-то удержало ее, и она сказала другое, — мама, он ведь рос вместе со мной!

— Нет, Ильяна, даже не зови меня и не жди его обльше, — сказала мать, ты слышишь меня? Считай, что его никогда не было, ты не знала его! Он не так прост, как может показаться!

Ильяна решила, что мать думает, будто она не знает всего. А зря. Ведь полуправда — это тоже в какой-то степени ложь. Которой нельзя допускать.

А ведь в своей жизни мать допустила множество ошибок, от которых теперь пытается предупредить ее. Но хоть сама она считает это ошибками?

Конечно, тяжеле всех отцу. Что он подумал тогда, когда увидел Ильяну с тем же самым человеком?

Которому на самом деле совсем не пятнадцать лет.

Ильяна вдруг почувствовала, что даже не может смотреть в глаза своим родным. Эвешка уставилась на дочь пронзительным взглядом, словно пытаясь прочесть ее мысли. Снова затрещали бревна в стене — домовой забеспокоился.

Ильяна подошла к отцу, и тот порывисто обнял ее.

— Ивини меня, папа, я больше не буду, — пролепетала девушка и подумала, что это вышло совсем как-то по детски.

— Петр, — раздался голос дяди Саши, и отец отпустил Ильяну, — Петр, пусть она сегодня спит у меня. Я думаю, это будет лучше.

Ильяна вспомнила, что в детстве она часто спала в доме дяди, если ей снилось что-то ужасное — мать думала, что неприятные сны оставят ее.

— Да нет, не надо, что вы, — возразила девушка, — перестаньте!

Извините меня! Со мной все в порядке! Может, давайте лучше поужинаем?

Мне просто хочется немного подумать.

— Садись, детка, садись за стол, — засуетилась мать, — сейчас поужинаем.

Ильяна села за стол, как раз напротив отца, но так и не смогла заставить себя заглянуть ему в глаза.

— Мышонок, — начал отец, — я ведь знал его когда-то. Мы с ним враждовали, потом мирились, потом снова враждовали. А ты… Ты увидела его таким, каким когда-то твоя мать повстречала его.

— Но ведь он… — начала было Ильяна, но тут же замолчала, решив не начинать разговора — так переживаний на сегодня больше чем достаточно.

— Что он, не такой? — поинтересовался дядя.

— Нет, каждый год он…

— Каждый год? — ахнула мать, так когда же…

Все-таки они подловили ее! Но Ильяна упорно не хотела ничего больше говорить. Ей хотелось забиться куда-нибудь в укромное место и забыть обо всем этом. Или упасть в обморок. Что она и сделала.

* * *

— Мышонок? — раздался голос отца. Ильяна повернула голову: она лежала на кровати, голова ее была как-то неестественно поднята на высоких подушках.

— Очнись, мышонок, очнись, — повторял дядя, все в порядке! Мы не станем ни о чем говорить. Сейчас мама принесет ужин, покушаешь.

— Как ты напугала нас! — сказал Петр с облегчением, — ты ведь упала в обморок!

— Прости, папа, — пролепетала девушка, — я не знаю, как это получилось.

— Но за что ты извиняешься? Ты ни в чем не виновата! Я отлично знаю этого Черневога. Когда-то я был самым близким его другом.

Ильяна не поверила в это признание. Но что-то все равно смутило ее.

— Мы поговорим об этом, — сказал отец, только попозже. Когда ты почувствуешь себя нормально.

— Ладно, — отозвалась девушка, но только я сейчас уже себя хорошо чувствую.

— Может быть, может быть. Но все-таки сначала тебе нужно отлежаться.

— Я…

— Знаю, знаю. Ведь вы уже поговорили с дядей. Может быть, он сболтнул тебе что-нибудь лишнее. Но только ты не извиняйся: ты ведь ни в чем не виновата. Может быть, только в том, что ты слишком долго все утаивала от нас.

— Но ведь мама наверняка бы вообще запретила бы мне ходить на речку!

Петр понимал правоту дочери. Ведь Эвешка с легкостью запрещала все, что ей не нравилось, а душа ее не лежала к очень многому. А он не всегда был достаточно тверд с нею, когда она слишком уж зарывалась.

Ведь не зря Саша столько раз подчеркивал, что Ильяна — это его, Петра, дочь.

— Знаешь, — сказал Петр дочери, — когда-то по молодости, напившись в кабаке, я сел на лошадь, и она перемахнула через высокий забор. Это был спор. Я выиграл его. Я был пьяный, и мне море было по колено. Я ничего не помнил, и мне было не страшно, хотя я рисковал шеей лошади, не говоря уж о моей собственной шее. Но мне по сей день снятся жуткие сны, я вижу, как этот забор приближается ко мне.

— Но при чем тут…

— При том, чтобы ты знала, кто твой отец! Иногда я бываю таким дураком! И делаю слишком необдуманные вещи! Но я никогда никого не заставлял беспокоиться обо мне. Я был абсолютно всем безразличен. Но за тебя, мышонок, мы все очень беспокоимся. Если ты сломаешь себе шею, мы будем несчастными до конца своих дней. Ты понимаешь меня?

Возможно, отец сильно удивил Ильяну свои рассказом, Но главным было дать Ильне понять, что от нее зависит не только настроение, но и жизнь ее родных.

— Но мне кажется, что ничего опасного в этом не было, — сказала девушка, — это и в правду так. Ведь он ни разу не причинил мне зла!

— Я верю тебе, — отозвался Петр, я ведь знаю все его повадки. Но ведь что-то ему от тебя было нужно! Он никогда не отличался добром. Знаешь, мышонок… Это похоже на водку: с каждой новой стопкой тебя затягивает все глубже. Когда ты уже напьешься, то тебе даже смерть не кажется такой страшной. Ты можешь мне не рассказывать, что ты чувствовала. Я ведь это знаю. Когда-то я и сам испытывал такие же чувства…

— Мышонок, — вступил в разговор Саша, успокойся все в порядке. Тебе лучше отдохнуть. Ты будешь спать здесь. Мы подадим ужин прямо тебе в кровать. А я сегодня заночую у вас, чтобы было спокойнее.

Договорились?

— Хорошо, — сказала Ильяна, и Саша, встав, повел к двери отца.

Эвешка как раз собирала на большой поднос ужин для дочери в кухне.

Завидев вышедших из комнаты мужчин, она в сильнейшем воленении уставилась на них. отдав Саше покрытый вышитым полотенцем поднос, Эвешка снова принялась молоть жерновами лечебные травы. Петр открыл дверь в комнату, и Саша, держа поднос обеими руками, шагнул туда.

— Ну как там она? — наконец решилась спросить Эвешка, но ответ она уже занал зараннее.

— Вроде идет на поправку, чувствует себя лучше, — как можно спокойнее отозовался Петр, — слушай, что я тебе скажу. Пока не поздно, прекрати так сильно опекать ее! Старайся больше ей верить!

И Кочевиков понял, что жена сейчас тоже вонуется — ведь ей слишком много пришлось испытать в жизни. А сам-то он — чего в его жизни только не было — и драки с ревнивыми мужьями, и обольстительницы-русалки, и дружба с Черневогом, которая едва не закончилась для него фатально. Хорошо еще, что он вовремя раскусил его натуру…

Теперь жизнь стала еще сдложнее — вот, появились заботы с Ильной. Как случилось, что Черневог добрался до нее? И почему он стал вдруг так неосторожен, когда позволил застать себя вместе с Ильяной? Петр с такой силой сжал в руке палку, что заныли суставы.

— Перестань дурить, — прошептала Эвешка. Она сердцем чуяла, что творится в душе мужа. Конечно, она не доверяла Петру в том смысле, что думала, будто он неспособен увидеть все опасности, которые грозили Ильяне. Ведь он же не волшебник!

— Жена, ты все-таки сделала ошибку, — решительно сказал Кочевиков, — ты ведь понимаешь, о чем я говорю! Это бывает, когда бьешь лошадь — и она рано или поздно на скаку сбросит тебя, ты свернешь себе шею. Но только прошу тебя: не нужно делать это с дочерью!

Да, сейчас Кочевиков разговаривал словно не с женой, а с колдуньей, дважды рожденной на свет, которая зашла в своем колдовстве слишком далеко. Нет, ни в коем случае нельзя терять здравого смысла!

— Главное, — продолжал Петр, постараться избежать таких ошибок в будущем! Но только не так, как это делал твой папаша! Эвешка, ты не слишком ограничивай ее во всем! Она не должна чувствовать себя дома, как в темнице! Конечно, Черневог, рано или поздно но вернется сюда!

Если бы только знать, когда именно? Но я уверен, что все это из-за тебя! И с этой проблемой просто так не справишься, здесь одни только опасения не помогут! Надо действовать иначе.

— Все, водяной проснулся, — объявила Эвешка, тревожно глядя на дверь,

— Это САшка разбудил его! Еще бы — от такого крика кто угодно проснется!

Тут Петр вспомнил — жидкая черная грязь, блестящая и в ней кости… Уж жена умеет напомнить о чем-то! Там, под корнями дерева… Петр пришел туда, потому что поспорил на большие деньги. А деньги нужны были тогда! Еще бы — в Войводе деньги всегда нужны, особенно тем, кто всегда стремится к широкой известности.

Конечно, многого там Эвешка не понимала. Но зато она понимала главное — везде люди стараются обогнать друг друга, как и все в этом мире, чтобы завоевать достойное место под солнцем.

— Вот возьми ту же русалку, — продолжал рассуждать Петр, — что это такое? За счет чего она получает такую силу? Конечно, за счет своего безудержного желания она выпивает из людей жизненную силу! А теперь подумай — как долго ты сможешь удерживать возле себя Ильяну? Или меня?

Если Ильяна пожелает, она преодолеет любые запреты! Нет, пока не поздно, нужно менять твое воспитание!

В глазах Эвешки мелькнуло раздражение, но она предпочла промолчать.

А ведь Петр знал, сколь могущественной ведуньей является жена.

Возможно, она и в правду поняла, что одними только запретами ничего не добьешься.

— Эвешка, — продолжал муж, — ну неужели так трудно стать немного помягче?

Эвешка холодно посмотрала на Петра и ничего не сказала.

Взяв стоявшую в углу корзину, она поставила ее на стол.

Ни слова не говоря, женщина стала укладыват в нее вещи.

— Что это такое? — спросил он.

— Это значит, что тебе лучше самому жить с нею! Без меня! У тебя, я думаю, это получится верно.

Женщина говорила так, но на сердце, Петр это чувствовал, у нее быо совсем другое. Было понятно, чего хотелось Эвешке — она почувствовала себя преданной, но желала, чтобы все слушались только ее, поскольку только себя она полагала предчувствующей все опасности.

Но Эвешка была женщиной опасной — ей ничего не стоило погубить того, кто стоял на ее пути. Как она поступит в этой ситуации?

— Я заберу лодку, — донесся до Петра голос жены, — ведь там уже лежат припасы, да?

Он автоматически кивнулголовой, словно речь шла о чем-то обыденном.

Петр тяжело опустился на лавку возле стола, думая, почему это не слышно голсоов Саши и Ильяны. Конечно, Саша — человек хладнокровный, он постарается проонтролировать ситуацию…

Вдруг Петр почувствовал на губах солоноватый привкус крови. Удивившись он понял, что прокусил губы. Впрочем, он сделал это намерено, думая, что боль отвлечет его от тяжелых мыслей.

Шаги жены слышались уже в другой комнате, а потом снова зазвучали рядом — она собирала свои вещи. Раньше Эвешка тоже часто угрожала, что уйдет на все четыре стороны. А теперь она приводила в исполнение свою угрозу. Видимо, у нее действительно не было выбора — волшебникам очень трудно ужиться рядом с обычными людьми.

— Об остальном я сама позабочусь, — нарушила тишину Эвешка, когда настанет время.

— О Саше? — пробормотал вопросительно Петр, надеясь, что Саша как раз слышит их. Он подумал, хорошо ли сейчас Саша чувствует себя. И Ильяна.

Ведь Эвешка, как все чародеи, была опасной. Иногда их волшебство калечит, а иногда и убивает близких им людей. Эвешка всю жизнь боялась этого. Возможно, она решила избавить их от этого страха, а заодно и себя.

— Нет, — громко ответила жена. Петр услышал скрип отворяемой двери, а потом почувствовал, как в комнату ворвался вихрь холодного воздуха.

Боже, подумал Петр, в кого она превратилась. Честное слово, рядом с нею даже этот Черневог не кажется таким уж опасным.

— Тут слишком много силы, — ответила снова Эвешка, выходя за дверь, — слишком много силы, чтобы заниматься волшебством!

Петр почувствовал радость, что Эвешка покидает этот дом. Вдруг он услышал ее шаги — она возвращалась. Весь дом словно застонал. Вот он почувстовал ее губы на щеке, а потом словно начал проваливатьсяв какую-то темноту…

— Мне нужно сделать это, Петр, — донесся откуда-то словно издалека ее голос, — я обязана… Или мы все погибнем!

Но о чем это она говорила? Руки Кочевикова затряслись крупной дрожью…

* * *

Хорошо еще, что Ильяна спит, подумал Петр через некоторое время выходя из забытья. И хорошо. что Саша продолжал оставаться возле нее. Но может, это вовсе не Эвешка сказала? Может, это просто послышалось? Или это какое-то дьявольское наваждение?

— Это все, что я помню, — сказал потом Петр.

Саша, вышедший из комнаты, тяжело опустился рядом не скамейку.

— Выпей немного чаю, — предложил он, пододвигая свояку чайник.

Петр тяжело схватился за посудину, и вдруг увидел скол на глиняной поверхности — еще со времен Уламеца. И Кочевиков поствил чайник обратно на стол.

Она сейчас плывет по реке. На юг, — продолжал Саша, — она забрала лодку! Мне кажется, что водяной обязательно пустился за ней.

— О, Боже! Что еще?

— С водяным вообще нужно быть поосторожнее! Мне кажется, что это она накликала его. Впрочем, в этом я не совсем уверен!

— Она все утро смотрела на воду! Прислушивалась к его плеску! Нам этго не понять!

Постепенно Петр стал вспоминать все, что ему пришлось пережить перед забытьем.

— Что-то такое случилось со мной, — сказал он, ощупывая голову, которая болела, — даже не знаю! Но вообще только теперь я начал понимать тебя!

— А я возле тебя и не сидел. Только возле Ильяны. Она сказала мне сидеть возле девочки и не позволять вставать ей с постели.

Впрочем, остальное пояснять Саше уже не было необходимости. Ему вовсе не хотелось вспоминать, что произощло. Вплоть до сегодняшнего утра. В кровать его, скорее всего, уложил Саша. Позаботился он даже о завтраке, который как раз дымился на столе.

— С тобой хоть все в порядке? — спросил он Сашу.

— Со мной-то да, а вот ты как себя чувствуешь?

— Ну, завтрак съесть точно смогу. Ну, и что нам теперь делать? — вдруг Петр с особенной остротой ощутил, что Эвешка больше не вернется, и ему сразу стало не по себе. Что же теперь будет?

— Я ничего не знаю, — отозвался свояк.

— Ох, что же я начал всякую чепуху молоть! Ведь ей это не понравится!

— Ну, в отдельных случаях она может быть очень терпеливой, — отзвался Саша, — в одном она точно права — сколько времени она сможет поддерживать нас в таком состоянии — никто этого не знает!

— О чем это ты?

— Ну… об использовании волшебства. Если принимать во внимание ее теперешнее настроение, то это не может продолжаться уж слишком долго!

Но я боюсь не того, а того, что здесь кое-что может быть странным…

— Что ты имеешь в виду под «странным»?

— Ну, возможно все это из-за водяного! Хотя он любит воображать, будто он все затевает.

— Но Вешка что-то хотела сказать, даеж против своей воли, но потом все-таки умолчала.

— Нет, просто у нее была какая-то своя идея, а со мной она все равно не согласилась бы.

— Мне кажется, что она все знает. Она имела дело с Черневогом — и тут совпадения никакого быть не может! И Черневог не случайно здесь объявился!

Ты хочешь сказать, что они все еще связаны друг с другом? Но неужели… — тут сердце его забилось сильнее, — неужели она собралась обратно?

— Ты хочешь сказать, хочет ли она снова стать русалкой? Я сильно в этом сомневаюсь. Даже думаю, что это не так! Ты только не волнуйся! Мы скоро во всем разберемся!

— Но я должен знать все уже сейчас! — Петра охватила паника, — Саша, она затевает что-то недоброе!

— Да нет, она наоборот делает то, что нужно сделать, — голос своякак звучал тихо, но твердо, — она отдает отчет в своих действиях, и просит, чтобы мы удержали от безрассудных поступков девочку! Конечно, это все равно когда-нибудь должно было случиться. Я предполагал, что будет нечто подобное, но не ожидал появления самого Черневога. Но ничего не поделаешь. Но ты напрасно принимаешь все так близко к сердцу.

— Но почему мы не предполагали, что он придет? Неужели мы просто о нем забыли? Неужели он заставил нас забыть о себе? Или…

— Да, он очень силен! И опытен! Нет, я не верю, что он случайно появился в наших краях!

— Значит, ты думаешь, что все это случилось из-за него? Или есть кроме него еще что-то?

— Я понятия не имею, — признался Саша, но в любом случае, виновна в этом не Эвешка! Ведь она первой подставлялась под удар!

— Эвешка верит в волшебство! Но только в доброе! Она думает, что в нас, во дворе, в лесу живут какие-то силы, которые враждебно настроены к нам! По меньшей мере, они отличаются от тех сил, которые нам известны! Ведь Эвешка разбирается в чародействе куда лучше меня! Как знать, может, она почувствовала какую-то опасность, которую не смогли увидеть мы, и поняла, что убедить нас в своей правоте все равно не сможет! Но если ты хочешь знать мое мнение, то я убежден, что она боролась с чем-то особенным…

— Но… что это может быть?

— Вот этого мне не понять! Только чувствую, что опасность какая-то! Но то ли Эвешка с нею борется, то ли она сама попала в эту опасность!

В воздухе повисла зловещая тишина.

Наконец, Саша, собравшись с мыслями, продолжил:

— Если Эвешка совершила где-то промах, то она постаралась никому ничего не рассказывать, и не вовлекать в трудность, чтобы не повергать опасности. И никто из нас ни о чем не подозревал! Но вот что я думаюЭвешка носила свои тайны в себе, но у нас есть Ильяна, в которой есть Эвешкина кровь. Она тоже волшебница, она тоже умеет читать мысли!

Конечно, не так хорошо, как мать, но все же! А дети, как известно, очень любобытны, И Эвешка наверняка понимала это, потому она и вела себя так, чтобы девочка держалась от нее подпльше. А если предположить, что Эвешка сама была нашей бедой, то Ильяна начала бороться с нею, даже того не сознавая! Но что бы мы не говорили, доподлинно ясно одно — наша девочка, наш мышонок, здорово покалечена!

Ее душа получила сильную рану! А ведт она еще почти девочка…

Петр нервно отпивал чай из большой глиняной кружки. Но чай давно остыл.

— Значит, — прлохрипел он, ты считаешь, ты считаешь, что Эвешка слабое место в нашей обороне?

— Если сказать честоно, то да! Ты посмотри, как она нападала на Ильяну. И безо всяких на то причин. Странно, что она почти не уживалась с ребенком. Стоило только Ильяне спросить ее о чем-то ином, кроме домоводства, как сразу ругань, упреки. А всем дедям свойственно проявлять интерес к окружающему миру! Нет, я ничего не хочу тебе советовать, ты сам должен все для себя решить!

— Я не знаю ничего! — поежился Петр, — я вообще себя сегодня неважно чувствую!

— Да нет, что ты! Все, как обычно! Среди нас ты единственный, кто не имет никакого отношения к волшебству! И потому ты самый защищенный»!

Но, с другой стороны, ты тоже слабое звено в обороне…

— Как же, дурак, да еще с мечом!

— Ругать себя не надо, но можно допустить, что кто-то может внушить тебе не то, что нужно! Но сюда может явиться какакой-нибудь дурак с мечом и, образно говоря, изрубить нас на куски!

— Вот это и в самом деле большая глупость! Даже боюсь представить, что с ним потом случится!

— Нет, об этой мысли даже забудь! — отшатнулся от стола Саша. он теперь и сам испугался, только не мог понять, чего именно.

— Хорошая погода сегодня, — произнес Александр уже другим голосом. Он знал, что уж если кто-то рассержен, то лучше говорить о погоде — самая безопасная тема.

— И в самом деле, хорошая погода сегодня, — согласился Петр, — вон как солнце сияет!

— Но солнце тоже в опасности!

Ну все, точно помешательство! Петр почувствовал, как по спине поползли мурашки.

— Вот так-то, — сказал Саша загадочно, кстати, не пора ли будить Ильяну?

— А может не стоит пока? Ты не увиливай в сторону, уж лучше скажи, что в действительности происходит с моей женой? Я имею право знать это!

— Она захотела, тут Саша набрал в грудь попбольше воздуха, а потом выпалил, — она оставила меня, чтобы я присмотрел за Ильяной! Она сказала, что я единственный, кому она доверяет! Но я и в правду не знаю, почему она так решила! Эта Эвешка, она в самом деле…

Но тут в мозгу Петра заколотило — он услышал голос жены, который звучал откуда-тоиздалека:

— Я люблю тебя, Петр! Но я не могу вернуться к вам, пока все не наладится!

Петр неловко дернулся, но голос продолжал звучать в его ушах:

— Если нет инной надежды, то придите вы ко мне! Прилди ты! Но тогда САша не пойдет с тобой, и жизнь твоя, и душа будут в смертельной опасности!

И прошу тебя: не надейся на Ильяну! Не надо, ты даже не представляешь, что она может тебе сделать, сколько горя!

Предупреди Сашу…

О чем — хотелось спросить Петру, о чем его нужно предепредить?

Но Петр больше не слышал голоса жены.

* * *

Пробуждение в то утро было самым обычным — как Ильяна просыпалась утром любого дня. Но, только открыв глаза, Ильяна почувстовала, что с одной стороны кровати что-то тяжелое, то ли лежит, то ли сидит. Так и есть — повернув голову, она увидела отца, присевшего на край кровати.

Он выглядел усталым, глаза его были красными от усталости. Неужели он вообще не спал? Петр тоже встрепенулся, увидев, что дочь наконец проснулась.

— Как здоровье, Ильяна? — спросил он тихо.

Обычно отец никогда не называл ее по имени, но только в тех слкчаях, если происходило что-то серьезное. Но что могло случиться?

Ильяна попыталась восстановить в памяти собятия вчерашнего дня.

Странно, но она совершенно не помнила, когда легла спать. Но проснулась тем не менее в своей кровати. Но главное то, что отец рядом.

Вот мать… где она? Что с нею? Что-то не слышно ее голоса, звона посуды… Неужели она…

Так, а ее друг… Да, мать его прогнала. Скорее всего, навечно.

И тут по щеке девушки на подушку скатилась слеза, хотя плакать она совсем не собиралась.

Проклятье!

— Ильяна!

— А мама… где она? Она, что теперь безумна? Я… кажется, я видела сон… Или я что-то почувствовала… Извини меня, но я…

— Хорошо, что ты извинилась, дитя мое, — отец погладил Ильяну по голове, ты только успокойся и перестань тревожиться!

Так, значит, и в самом деле случилось что-то страшное! И Ильяна хотела знать точный ответ — горькую, но все же правду. И немедленно.

— Мышонок, твоя мама ушла от нас! Она уплыла по реке!

— Но ведь там водяной!

— Я знаю. И она тоже знает! Но большая опасность ее подстерегает тут!

— Значит, это я! — Ильяна теперь поняла, почему мать так сурово относилась к ней.

— Мышонок, я прошу тебя думать о матери только хорошее! И всегда будь честна со мной! Ты обещаешь?

— Но ведь я ничего не делала!

— Но я этого и не говорю, перестань!

— Но зачем же ты тогда говоришь, что она уехала из-за меня? — Ильяна видела, что отец немного сердится на нее, и он, кажется, начинал обращаться с нею так же, как обращалась мать, когда никого не интересовала правда. Конечно, мать перед отъездом наговорила папе про нее всякой ерунды, обвинила во всех смертных грехах!

И по другой щеке тоже скатилась слеза.

— Не плачь! — утешил ее Петр. Но Ильяна не обратила на его слова никакого внимания.

Петр угрюмо молчал.

Ильяна встрепенулась: и в самом деле — пора выбросить из головы дурные мысли. Вон отец пришел утешить ее, хотя сам очень устал, а она еще и расстроила его своими капризами.

Но одно для девушки было несомненным: мать оклеветала ее. Но для чего это было делать напоследок? Может, она хотела что-то скрыть, замести следы?

Конечно, мать всегда хотела, чтобы окружающие настороженно относились к Ильяне, мать не хотела, чтобы Ильяна с кем-то дружила. Если бы не дядя Саша, мать наверняка внушила бы отцу, что она такая-сякая и вообще сжила бы ее со свету. А теперь она ушла. Ну и пусть, пусть уходит. А ей, Ильяне, нужно одно — поскорее вернуть своего друга.

Но ведь и дядя Саша тоже сказал, что этот Черневог плохой! Все против нее! Всегда.

И это не смотря не то, что Ильяна искренне любила их всех. А мать только и делала, что отгораживала ее всю жизнь от окружающего мира. И никто никогда не сочувствовал Ильяне. Но вот что было невозможно понять — почему матери было выгодно видеть ее постоянно одну. И почему это вдруг дядя и отец бросились защищать?

Вот и дядя говорит, что думает так, как думает она — некрасиво. Ведь мы, говорил он, прислушивались к тебе. Но вышло так, что Ильяна сделала несколько неверных шагов. Так говорили они. Но в самом деле это было не так?

Конечно, Ильяна не склонна была видеть себя исключительно в положительном свете. Но и нельзя же постоянно обвинять во всем себя. Он же говорила дяде, что уже сколько лет по весне встречается со своим другом, и он ни разу не причинил ей вреда. Как интересно было с ним! И почему это, интересно, она должна прерывать такую дружбу. Если только потому, что мать против, так ей лучше и в самом деле было уплыть на лодке.

Дядя говорил, что ей суждено превратиться в русалку или в кого-то там еще, если она станет водиться с нечистью.

Но почему это он, который всегда спорил с матерью, так неожиданно принял ее сторону?

А теперь возле нее сидел отец и говорил:

— Мышонок, я прошу тебя — не доставляй мне сегодня тревог! Не надо! Твоя мать покинула нас, и потому ты можешь немного отдохнуть и прийти в себя! тебя больше некому здесь тревожить! Впрочем, если ты хочешь, мы можем обо всем поговорить!

Но если же ей не хочется говорить…

— А, пока, мышонок, вытри слезы и позавтракай, чтобы мы с дядей не беспокоились!

А Черневог может приходить сюда еще несколько дней, пока длится весна.

А там придется ждать до следующего года. Но пока поговорить с ним, вероятно, не удастся.

Дядя же говорил, что нельзя с ним разговаривать.

Ах, если бы они все оставили ее в покое!

Впрочем, ей не хотелось, чтобы отец и дядя ушли, подобно матери.

— Ну, будешь завтракать? — донесся словно издалека голос отца.

Девушка согласно кивнула. И в этот момент ей захотелось, чтобы дядя Саша перестал злиться не нее.

* * *

— Я сам приготовлю завтрак! — настаивал Саша, оттирая Петра в сторону, который все порывался взять на себя обязанности повара. Впрочем, готовить они умели, и довольно неплохо.

А потом придется еще мыть посуду.

Наконец они подготовили необходимые продукты и принялись стряпать.

Кухонную выгородку заволокло дымом подгоревшей пищи, и домовой где-то за печкой снова застонал — он ведь был хозяйственным существом, и любой непорядок для него — страшное оскорбление.

Ильяна, сумрачная, села за стол. Она стала вчитываться в мысли мужчин.

— Вижу, вы хотите, чтобы я страстно возжелала ее возвращения! — наконец не выдержала она.

— Вообще-то нехорошо лезть в чужую душу! — вознегодовал Петр.

— Вот еще, и вовсе я никуда не лезла! — отозвалась девушка задиристо, но продолжила, — дядя…

— Чего? — выглянул из кухни Саша.

— А ведь мама во всем винит меня! Как обычно!

— Не винит она тебя! — воскликнул Петр, — я ручаюсь головой! Послушай, а почему бы тебе не сбегать в конюшню и не заседлать коней?

— Но я не хочу ездить сейчас верхом!

— Не хочешь? Но что же ты собираешься весь день делать. Ведь только утро?

— Даже не знаю.

— Но тогда почему бы не прокатиться?

— Вообще-то я хотела бы кое-что записать!

— Ну что же, тоже неплохая идея! — ободрил Саша, постукивая посудой.

— А вот я так не думаю! — возразил Петр, — хватит с нее этого волшебства! Она ведь еще ребенок! Нечего заниматься тем, что ей придется делать в будущем! Детям положено играть и веселиться, падать и обдирать колени о сучья!

— Что ты! — удивилась Ильяна.

— Я ничего!~ Мы с дядей уже обсудили кое-что. И еще тогда, до того, как, — у него явно не вырвалось «до того, как я женился на твоей матери». Что было бы, конечно, логично. Но он сказал иначе, — мы с ним все-таки друзья! А тебе не следовало бы впадать так часто в дурное настроение!

— Я знаю! — отозвалась девушка.

Петр нахмурился — сейчас она говорила точно так же, как и Эвешка. Ну все, начинаются воспоминания.

— Если хочешь, я могу поехать верхом! — тут же предложила девушка.

— Мышонок, я вовсе не собираюсь заставлять тебя делать что-то! Для чего вынуждать кого-то? Твоя мама — очень гордая женщина. И легкоранимая. И она не хочет, чтобы ты выросла такой же, как она. Она хочет, чтобы ты…

Вот «хочет» было не слишком подходящее слово. И отец сам это почувствовал. Он тут же замолчал.

— Я не знаю, чего она именно хочет! — возразила Ильяна, — она так часто меняет свое настроение! Постоянно! Тебе лучше знать!

— Но ты-то чего хочешь, знаешь хотя бы? Так иди и занимайся этим!

— Думаю, тебе не понравится, если я скажу тебе, что мне нужно!

— Послушай, мышонок! Если ты будешь дурить, я буду очень опечален! Если ты станешь там шататься по берегу, то водяной подстережет тебя и утянет на дно! Неужели ты так хочешь стать русалкой? Знаешь, что? Я тебе кое-что расскажу про этого Черневога…

— Не желаю даже слушать!

Ответ дочери потряс Петра, что она даже забыл, что собирался сказать ей.

— Не обращай внимания, — посоветовал Саша свояку, — она же до сих пор не соображает, что к чему! Она вовсе не собиралась говорить это!

— А… как он? — спросила тихо Ильяна. Впрочем, ответ она получила такой, какой и предполагали получить — отец что-то пробормотал, что человеку в возрасте Черневога не пристало общаться с пятнадцатилетней девчонкой.

Впрочем, на эти замечания Ильяна не обратила никакого внимания.

Кочевиков, видя такой поворот дела, решил сделать иной ход.

— Ильяна, — обратился он к дочери, — если он еще будет являться к тебе, ты скажи, что я должен поговорить с ним наедине!

Конечно, такая просьба Ильяну не устроила — и не только потому, что отец наверняка мог настроить Черневого много лишнего.

— А что ты собираешься сказать ему? — осторожно поинтересовалась Ильяна. — сначала спрошу, что ему нужно от нас! Знаешь, мышонок, я обязан ему жизнью! Но не твоей! Если потребуется, я отдам свою жизнь, только бы он оставил тебя в покое!

Ильяна почувствовала, что ее тело словно намагнитилось — какая-то волшебная сила влилась в ее жилы. Или она что-то интуитивно предчувствовала?

— Не нужно ничего такого говорить! — наконец решилась она.

— Но у меня просто не остается другого выхода, мышонок! Я вынужден поступить так!

Ильяна соскочила с лавки и бросилась в свою комнату. Отец рванулся за ней. Рывком распахнув дверь, он увидел, что Ильяна как ни в чем не бывало восседает на кровати, держа в руках свою тетрадь с записями.

Озадаченный Кочевиков закрыл тихо дверь и вернулся в горницу. Почему вдруг тетрадка?

Недоумение его было столь велико, что она даже затряс головой.

— Ты опять перепугал ее! — тихо промолвил Саша, — так, это очень хорошо!

Она сидит и напряженно думает. Очень напряженно! И я читаю все ее мысли!

— Этого ты мне не говори! Я не собираюсь лезть в ее голову!

— Ага, тихо… Она начала заклинать небесные силы, чтобы они защитили наш дом… Так, просит образумить всех… Даже мамашу! И чтобы поскорее — вот чего ее сейчас больше всего хочется! Пусть решает сама! Пусть больше думает, тогда и успокоится быстрее!

* * *

Ильяна вышла из комнаты с перепачканными чернилами пальцами и красными заплаканными глазами. Саша отложил свою собственную тетрадь с записями в сторону. Конечно, все это время она тихо проплакала у себя в комнате.

— Ну, ты и вправду мышонок! — улыбнулся Саша, — я даже не слышал, как ты подошла к двери!

— А где отец?

— Вроде бы собирался с лошадьми повозиться, почитать их! А может, пропалывает огород.

Девушка подошла и села за стол как раз напротив дяди.

— Знаешь, — тихо сказала она, — что так расстроило меня? Никто, совершенно никто не спросил меня, сделал ли он хоть что-то неверно!

Конечно, мое мнение никого никогда не интересует! Я так не могу… Я…

— Ты хочешь сказать, что на этот раз тебя никто не спросил, да? Ведь, если ты говоришь «никогда», то это большое преувеличение!

— А вот мне все-таки кажется, что и в самом деле никогда! Это ведь так!

— Ну перестань! Все мы были расстроены! Если хочешь знать, этот Черневог был очень сильным колдуном! По-моему, излишне говорить, что он вполне способен соображать, что делает. И мы не обязаны объяснить ему, что именно расстроило нас — он сам прекрасно понимает. Но в одном я согласен с тобой — мы должны были вместе собраться и посоветоваться! Я напугал тебя, а потом ты напугала меня! Я ведь отлично знаю этого Черневога.

Если бы он вдруг захотел с нами драться, то случилось бы непоправимое!

Ильяна молчала — дядя явно того и хотел, чтобы она задумалась над его словами. Наконец девушка заметила:

— Пойду-ка лучше отцу помогу! А Малыш с ним?

— Когда я туда ходил, был с ним!

Ильяна, уже стоя у двери, обернулась и тихо спросила: — а с мамой ты разговаривал?

— Нет, — покачал головой Саша, — но я уверен, что с ней все в порядке!

— Но ведь там водяной! Она должна вести себя крайне осторожно!

Водяной…

— Знаю, знаю! Но уж она-то разберется с ним, если что!

Ильяна резко повернулась и вышла. Глядя из окна на ее бодрую походку, Саша решил, что это очень добрый знак. И вдруг его словно осенило:

— Боже, как же она стала похожа на свою мать! Прямо две капли воды!

Конечно, водяной при всем желании не справится с Эвешкой. Но вот только этот Черневог… Он искал их и нашел. И добрался сначала до Ильяны7 нет, этого просто быть не может! Это мальчик, который любил Сову, разыскивал Ильяну. И она с радостью стала встречаться с ним — ведь ребенку нужно же с кем-то играть! А потом и любить кого-то.

Боже, думал Саша, помоги им обоим!

Впрочем, появление Черневога само по себе еще не было таким страшным.

Самое страшное заключалось в том, что и Петр начал понимать то, что Саша и Эвешка сумели скрыть от него пятнадцать лет назад. И он мог быть вовлеченным в опасность сам, хотя до этого мог почувствовать себя совершенно спокойно.

А теперь и Ильяна с ее непоседливым характером…

Впрочем, теперь стало ясно, что прошедшие пятнадцать лет не были для них столь безопасными, как они поначалу думали. Конечно, Кочевиковы тихо жили в лесной глуши, но тишина эта могла быть нарушена в любой момент.

Опасность приползла сюда давно. И приползла оттуда, где погиб Черневог.

Что было? К самому дому в разное время приходили лешие. Саша общался с ними. Однажды он попросил одного, которого звали Вьюн, который был немного не в себе, грозит ли им здесь что-то.

Суматошный леший пробормотал что-то о молодом волшебнике, да и то невнятно.

А потом лешие стали приходить сюда все реже и реже.

Все свои мысли и переживания Саша записывал в толстенький тетради в кожаном переплете. Сейчас он думал, что поездка Петра в Киев была, возможно, большой ошибкой. Вернувшись домой, он привнес в спокойную атмосферу лесной глуши и городскую суету, крик рыночных торговцев, слухи о самодурстве князей и проделках княжичей. Петр торжественно объявил, что больше в Киеве его ноги не будет, но обещание это прозвучало как-то зловеще. Ведь кто знает, что будет завтра. До сих пор в лесу было спокойно — лешие если и захаживали, опасения у Кочевиковых они не вызывали.

А потом Петр съездил на юг по реке — на базар. И после этого лешие вообще перестали ходить сюда. А что если это недобрый знак?

Но почему же никто до сих пор не понял, что сгущаются грозовые тучи? Все было так тихо, все продолжали жить старой жизнью. И он, Саша, тоже не хотел ничего замечать…

И как быстро пробегают года! Словно сладкий сон!

Но все-таки, что замышляет Черневог? Что ему нужно? Ведь понятно, что обрести вторую жизнь он все равно не сможет! Интересно, знали ли лешие о его возможном появлении? Может быть, потому и исчезли, что знали?

* * *

Впрочем, день прошел спокойно. За исключением того, что Пестрянка, лошади Ильяны, оставшись без присмотра, забрела в огород. Первым ее заметил Малыш — с лаем бросившись к лошади, он спугнул ее. Малыш заливался пронзительным лаем, а дядя и отец, выскочившие на крыльцо, бранили лошадь. Ильяна хохотала, но это был смех сквозь слезы.

А когда из конюшни выскочили две других лошади, и тоже стали носиться по кругу, а Малыш растерялся, не зная, кого облаивать, дядя и отец тоже залились смехом.

— Можно даже не ехать теперь, они и так здорово размялись! — сказал отец, и новый взрыв хохота покрыл их двор. так долго Ильяна никогда в жизни не смеялась. Душа ее стала потихоньку оттаивать — вместо подавленности и страха она стала испытывать чувство стыда, поскольку выходило, что она предала друга. Конечно, умирать она не хотела, что бы там не говорили родные, когда заметили ее с Черневогом. Но теперь — странное дело — больше всего на свете Ильяне хотелось начать какую-то другую жизнь, поскольку она поняла, что старая закончилась, и ее уже никогда не будет. Конец ей положил уход из дому матери.

И был один приятный сюрприз — оказывается, дядя Саша и отец умеют заразительно смеяться. Все это было так необычно, так интересно…

Нет, если вчерашний день казался одним сплошным кошмаром, то день сегодняшний обещал быть сплошным весельем. И в этом веселье не было ничего плохого.

Вот как, оказывается, может быть дома, когда нет матери! Вдруг Ильяна даже ужаснулась от мысли — ведь образ матери стал ассоциироваться в ее душе с мрачной тишиной, невеселой жизнью. В общем, ничего хорошего. Но разве можно так думать о матери?

Когда Ильяна вместе с Александром принялись разравнивать взрыхленную конскими копытами землю в огороде, Ильяна вдруг неожиданно спросила:

— Дядя, а с мамой и вправду все нормально?

— Но почему ты вдруг спросила? Почему с ней должно быть плохо?

— А ты можешь передать, хотя бы мысленно, ей кое-что от меня?

— Запросто!

— Тогда скажи, что я больше не обижаюсь на нее! Но пусть она пока не возвращается сюда! Почему — я скажу позже. Но ты скажи ей…, — тут девушка замолчала, подбирая слова, — или нет, попроси-как ее лучше… В общем, пусть постарается почувствовать себя счастливой!

Саша удивленно посмотрел на племянницу:

— Мышонок, хорошо, что ты решила сказать ей это!

— Я… Ах, что-то я сегодня разошлась!

— Но что в этом плохого! Ты столько времени мучилась, теперь нужно разрядиться! Нельзя мучить душу! Ты у нас и волшебница к тому же, тоже ведунья! И потому уже можешь пользоваться заклятьями! Можешь… Можешь пользоваться и отцовским топором, только сначала он должен показать тебе, как им работают, — неожиданно закончил дядя.

Впрочем, понять его можно было, — конечно, он имел ввиду, что колдовские заклятья, как и топор, — это не игрушка, и пользоваться ими нужно осторожно и с умом.

— А мама, — нарушила тишину девушка, — ведь она… она тоже испугалась?

Но чего?

— Понимаешь, мышонок… Есть одна вещь… Это, наверное, даже не вещь…

Это скорее всего место, откуда волшебство приходит… Мать твоя когда-то занималась этим… Но занималась так, как ни в коем случае не должна была! И она знает, как в это место можно попасть. Конечно, у нее есть чувство здравого смысла, тем более, что она очень многое повидала и испытала в жизни. Но если это чувство здравого смысла ей изменит, тогда с ней случится то, что однажды случилось с твоей бабушкой. И лучше тебе этого не знать. Твоя мать убивала людей. Я думаю, что она может забыть о своей предыдущей жизни. Если, конечно, больше не станет носить в душе6 злых намерений.

— Но для чего это ей снова делать!

— Конечно, это вроде бы ей не нужно! Но кто знает, что будет хотя бы завтра? В настроении человека в любой момент может произойти крутой переворот. Понимаешь, мышонок, если ты хоть единожды серьезно занималась чародейством, то оно начинает затягивать тебя. Кажется, я говорил тебе, что это похоже, когда пьешь водку. Только при этом у тебя не кружится голова. Но ты становишься очень опасной! Я когда-то… когда-то занимался этим. Но я не слишком серьезный волшебник. Так, баловался время от времени. Но все равно — мне больших усилий стоило перестать заниматься чародейством. Это затягивает, как болото! И твоя мама…

Ну, естественно, люди всегда так делают — только нужно сказать что-то особенно важное, как они обрывают монологи. Самое главное он не сказал, и видимо, это уже не вытянешь из него.

— Мышонок, теперь я скажу тебе! Раньше я не говорил это, ты ведь была маленькая. Ведь сама знаешь, как бывает — маленьким детям говоришь не делать то, а они как раз сразу же бросаются делать это! Хотя знают, какие могут быть последствия. Так уж устроен человек, что поделаешь! Но я все равно прошу тебя — не надо беззаботно пользоваться своим волшебством! Тебя затянет, как и любого другого чародея. Ты не будешь знать сна и покоя. К тому же… к тому же нашим животным не всегда нравится волшебство. Ты видела, как Малыш скалит зубы, когда мать твоя начинает возиться с травами?

Ильяна печально кивнула.

— И потом все волшебство исходит из одного места. Начиная заниматься им, ты связываешь себя им, привязываешься к этому месту! Может быть, такое место вовсе не одно. Для чего ради только праздного любопытства обрекать себя на долгие страдания?

Ильяна вздрогнула. А дядя между тем продолжал:

— Но я имею в в иду совсем не русалок! Русалка как бы забирает чужую жизнь. Она просто убивает людей. Но чародей своим волшебством забирает не жизнь даже, а нечто иное, что я даже не могу назвать. Вообще-то у колдунов есть свои пределы, дальше которых им нельзя прибегать к волшебной силе, но кто знает, все ли поступают так. Я начал с того, что чародей связывает себя волшебством с его источником. Он сам даже не замечает, как постепенно все сильнее попадает к этому источнику в зависимость. И нельзя поручиться, что ты не попадешь в такую же зависимость. Стоит ли губить свою жизнь ради одного только праздного любопытства? Твоя мама запуталась в этом так прочно, что выбраться на свободу, сбросить с себя путы ей очень непросто. Пока что у нее вообще ничего не получилось. А мы… Никто из нас просто не может ей помочь!

Хотя я пытался!

— Но ведь она, выходит, причиняет вред отцу!

— Твой отец любит ее, и мать вовсе не заставляет его делать это! В конце концов, любовь — это штука сложная, волшебство мало действует на нее!

Конечно, кое-какой вред она ему причиняет, и понимает это сама! Вот потому-то она и пыталась отослать его в Киев, чтобы там он, закружившись в водовороте городской жизни, забыл про нее! Но это была очень глупая мысль. Петр просто вляпался в нехорошую историю. Его чуть было там не казнили — иногда твой отец бывает поразительно бесшабашным.

Впрочем, это тоже легко объяснить — оказавшись вдали от тебя и твоей матери, он перестает дорожить собой. Он там напивался до смерти, играл в кости, связался с нехорошими людьми. Твоя мать вовремя спасла его…

Ильяна обо всем этом даже понятия не имела. Хотя отлично помнила тот год, когда отец отправился в Киев. Кажется, тогда была плохая погода. И настроение тоже было неважным…

Да, именно тогда Ильяна решила, что когда вырастет, то у нее всегда будет хорошее настроение. И отец никогда больше не будет оставлять их…

Кажется, тогда она знала, что отец ушел надолго, и чувствовала, что ему там плохо, хотя была всего лишь ребенком. С мамой всегда было просто невыносимо. Конечно, был еще дядя Саша, с которым намного лучше, чем с матерью, но Ильяне всегда так хотелось…

Да, ей хотелось, чтобы отец вернулся. И Ильяна постоянно инстинктивно внушала дяде и матери, что отца надо вернуть домой.

— Дети часто делают такое, — говаривал дядя Саша, — и потому частенько задают взрослым задачи! Поди, пойми, чего им хочется! Мышонок, ты очень быстро взрослеешь! Даже быстро, чем тебе положено!

— Но я думала, что я еще могу желать от людей… От родителей хочу, чтобы они любили меня… Чтобы мама перестала бранить меня. Но мама и дядя могут наложить на меня заклятье, чтобы я занималась только своими делами и не лезла куда не надо, как они говорят. Но отец…7 Пусть он вернется, нельзя налагать заклятья на него!

— Мышонок! — сказал дядя тихо, — главное не в том, когда ты пытаешься заставить кого-то сделать, причинит ли это им вред, и даже не в том, что ты знаешь, что эти люди только выиграют от этого! Это в самом деле будет хорошо, если то же самое они могут пожелать тебе, и ты от этого не откажешься. Но тебе не следует искусственно заставлять родителей любить тебя, а отца оставаться возле тебя все это время. Надо жить в гармонии с окружающим миром, и тогда все у тебя будет нормально!

Ильяна понимала дядю Сашу.

— Но ведь мама не верит мне, — возразила она, — она просто глаз с меня не спускает! А ведь я уже не ребенок!

— Когда ты появилась на свет, твоя мама даже самой себе не доверяла!

Родители знали, что ты родилась чародейкой, и любили тебя. Конечно, мама боялась, что со временем у тебя что-нибудь может быть… не так. И ты менялась на глазах. А такие перемены больше всего пугают волшебников.

Эвешка боялась и за тебя, и за Петра. Ты была ребенком, и потому за тобой нужен был постоянный присмотр. Но теперь ты сама можешь помочь маме — пока она далеко, докажи, что ты в состоянии позаботиться о себе!

— Я что, должна внушить ей такую идею?

— Что ж, попробуй! Но скажи, что еще, кроме твоего друга, огорчило маму, когда она увидела вас на берегу реки?

— Не знаю! — каким-то шестым чувством девушка уловила, что сейчас могут последовать нравоучения. С дядей было так приятно разговаривать, но ведь и он при всей своей доброте не был застрахован от ворчливости.

— Никто ведь не думал, что ты пойдешь на берег! Вообще-то тебе туда нельзя ходить! Хотя мне кажется, что это просто глупый запрет. Но тем не менее — запрет ты нарушила, ушла к реке, не спросясь. Может быть, до этого она и решила верить тебе, но после увиденного…

— Но я не делала ничего страшного!

— Это тебе самой так кажется! Конечно, всем нам свойственно делать то, что нам больше всего приятно, а потом говорить, что нет в этом ничего плохого! А ведь ты и в самом деле не ребенок! Когда делаешь что-то, уже можешь знать, какие будут последствия. А этот твой друг…

Ильяна вздрогнула — она подозревала, что дядя незаметно постарается перейти к Черневогу.

— А твой друг — он действительно причинил твоей маме много зла. Конечно, он не рассказал тебе правды и о матери, о том, что она тоже не была ангелом. Но умолчал он и о себе. Я допускаю, что кое-что просто выскочило у него из памяти. Но ты ведь не будешь спорить, что он не просто так появился именно здесь. Конечно, у него какие-то собственные интересы! А Эвешка — твоя мать, и отец любит ее. В общем, тебе бы лучше не вносить раздоры в свою семью! Скажи, мышонок, ты можешь мне это обещать?

— Но дядя! Я тебя не понимаю! Скажи только, что я должна делать!

— Я ничего не могу посоветовать тебе! Ты сама должна решить, как ты заслуживаешь доверие матери! Взрослым становятся не в одночасье, не в день рождения, а постепенно! Ты должна вести себя так, чтобы родители поверили, будто ты в самом деле стала взрослой. И тогда они станут доверять тебе, перестанут следить за тобой и запрещать тебе ходить к реке!

— Но ведь пока что я даже не могла доказать им, что я взрослая!

— Значит, ты не давала им повода! К тому же от ошибок никто не застрахован. Мать не хотела отпускать тебя кататься на лошади, но попасть в лапы Черневога — это будет пострашнее падения с коня! А ты так легко попалась в его сети! Конечно, мать очень испугалась за тебя — ведь она знает всю подноготную Черневога. Ты меня понимаешь?

Ильяна в душе была согласна с дядей. Во всяком случае, то, что он говорил, оспорить было нельзя.

Девушка не знала, кого точно нужно винить в происшедшем. Скорее всего, каждый был виноват в той или иной мере.

Но нужно заслужить их доверие. Может быть, надо сходить к реке и посмотреть, не появился ли там ее друг? Но перед этим спросив разрешения дяди?

Но нет, друг уже вряд ли придет туда. Конечно, он подумал, что родные как следует обработали ее, запугали. Но Ильяна верила — Кави не такой уж и плохой. Нужно только разыскать его и откровенно поговорить с ним.

Но, с другой стороны, если ее другом был действительно Кави Черневог, то ему, конечно, совсем не пятнадцать лет. Почему он лгал? И теперь еще выясняется, что он каким-то образом причастен к смерти ее матери. Однако — мать все-таки жива, а сам Кави не показался таким уж и плохим. Прямо какой-то заколдованный круг! Вдобавок ко всему отец обмолвился, что когда-то Кави был его лучшим другом. Это как понимать?

Нет, все-таки Кави не такой уж злодей! Может, он и в самом деле убил мать, но что могло предшествовать этому? Ильяне не суждено было узнать всего— ведь это произошло задолго до ее рождения. Отец еще говорил, что мама была привязана к Черневогу, она не всегда так его боялась…

Мама, оказалось, когда-то была мертвой! Умирала! Неужели дядя говорил правду?

Но Кави точно был мертвым — все эти годы Ильяна знала об этом. Впрочем, это еще не говорило о том, что он был призраком.

Все это окружала завеса тайн, в которые Ильяну не хотели посвящать под предлогом того, что они затрагивали взрослых. Но сейчас это было уже не столь существенно — девушка почувствовала, что ей уже не так страшно, как вчера. Да и дядя разговаривал с нею сейчас так, как будто она была взрослой. Но если бы все не были такими скрытными! Если бы дядя рассказал больше, да и сам Черневог не притворялся немым! В последний раз он вел себя просто недостойно — он должен был убедить маму, что не собирается причинить ей зла, и тогда она перестала бы пугаться, перестала бы нервничать, и уж наверняка бы не было этого скандала и ее отъезда. Эх, если бы только Ильяне удалось повидать его еще разок…

Если бы…

Дядя часто поговаривал, что заклятья, наложенные в приливе чувств, иногда могут не подействовать. Они только тлеют, как присыпанные пеплом угли костра, чтобы иногда через годы заявить о себе. Обычно их предшественниками являются разные мелкие неурядицы, которые возникают словно на ровном месте. Иногда волшебник уже умирает, а его заклятья живут. Кави был мертв, и если он когда-то бывал в их доме, то мог наложить пару заклятий, заговоров, которые как раз только дали о себе знать.

Впрочем, правило номер один гласило, что нельзя накладывать никаких противоестественных наговоров. Можно, конечно, попробовать заставить обычный камень летать в воздухе, но это вряд ли получится, поскольку природе камня противопоказаны полеты в воздухе. Множество таких наговоров, не исполнившись, витают в воздухе, ожидая своего часа, когда для них наступят подходящие условия. И, конечно, таких неисполнившихся наговоров и заклятий много — ведь все чародеи когда-то были детьми, а детям, как известно, свойственно желать нереального.

Может быть, когда-то наступит день, и камень действительно станет парит в воздухе. Или лошадь вдруг неожиданно лягнет совершенно невинного человека. Может она лягнуть и камень, который воспарит в воздух.

В этом доме выросло несколько поколений чародеев, и тут случались жутковатые вещи. Ильяна знала, что много заклятий было наложено предками, и ей самой тоже, на ворота, на стены, на печь, на комнату, и не все они пока что реализовались.

Но, странное дело — дядя рассказал Ильяне целую кучу неприятных вещей, а она после этого успокоилась — ведь теперь все встало на свои места, всему было свое объяснение, и потому можно было понять, почему мама повела себя именно так. Возможно, мама в действительности была не столь плоха, какой казалась. Конечно, если кого-то убьют, а потом человеку посчастливится воскреснуть, то он будет очень осторожен на месте своей предыдущей смерти. Может быть, она сумеет даже сделать что-то важное — к примеру, заговорить все старые заклятия, которые тут живут, не исполнившись, и они больше не станут тревожить Кочевиковых. И тогда, может быть, они заживут спокойно.

Но с другой стороны, все было не так просто. Видимо, что-то мешало матери сделать это. А сходить к реке, разыскать там Черневога, который единственно мог помочь им, было слишком опасно. Конечно, Ильяна верила своему другу, но ведь она могла и ошибаться в нем, а русалки и им подобные убивали людей. Пока они живут тут бок о бок с неисполнившимися заклятьями и наговорами, случиться может что угодно.

При одной мысли у Ильяны подкосились ноги. Видимо, только она в доме понимала это, а близкие люди не хотели верить ей и либо запрещали что-то делать, либо просто бессовестно лгали.

Мама прожила в этом доме почти сто лет, и все это время она делала наговоры, накладывала заклятья. Не говоря уже про дедушку, который, как поговаривали, был куда могущественнее матери. А ведь тут был еще и этот Черневог. Он тоже наверняка накурулесил! И их заклятья теперь здесь. Что будет, если они по какой-то причине начнут взаимодействовать между собой? Наверняка для самих людей будет большая опасность!

— Но дядя, кажется, еще говорил, что мать тоже боролась с этим…

Значит, у нее ничего не вышло?

И вдруг Ильяна подумала — если бы мать была мертва сто лет, то она ничего не смогла бы записывать в своей волшебной книге. Если так оно и было, то она нарушила заповедь номер один — волшебник все свои поступки должен заносить в книгу. Вот Кави точно не может делать это, и потому сейчас его волшебство не опасно — Ильяна отлично помнила, что Черневог пытался во время их прогулки сдуть речную пену с песчаной косы, но у него ничего не вышло. К тому же Ильяна знала его еще ребенком, а дети уж точно ничего никогда не записывают. Но, с другой стороны, если Кави тоже из рода русалок, то ведь он мог наложить какой угодно наговор — ведь у русалок есть волшебная сила…7 Боже, что же он мог пожелать?

— Дядя!

Саша в это время меланхолично пропалывал грядки репы. Было видно, что он над чем-то напряженно размышлял. Услышав свое имя. Александр вздрогнул и поднял вопросительно глаза.

— Послушай! — воскликнула девушка, — если… если Черневог мертв, что же случилось с его волшебной книгой?

Лицо дяди побледнело, но мыслей его, несмотря на все старания, Ильяна почему-то уловить не смогла.

— Но почему это вдруг пришло тебе в голову? — наконец нашелся Саша.

— Но я просто подумала… ведь призраки ничего не могут записывать… А если человек при жизни был чародеем, а потом стал призраком, то он может натворить столько бед! Если, конечно, они не отдают себе в этом отчета!

Ведь может быть так, я права?

— Да! Но только может быть даже еще хуже! Но только — ты сама об этом догадалась?

— Конечно!

— Я так и подумал! Ты очень умна! Я и сам думал над этим, и твоя мама, думаю, тоже. Это как раз больше всего ее и беспокоит!

— Но где же все-таки тогда его книга?

Дядя проворно вскочил на ноги и вытер руки о штаны:

— Если говорить начистоту, мышонок, то его книга у меня!

— Ты читал ее?

— Да, и очень внимательно. И эту книгу, и книгу твоего дедушки! Да и мамину тоже, когда можно было это сделать!

— А как ты думаешь, мою книгу она читала?

Вопрос явно поставил Сашу в тупик.

— Вряд ли, — наконец сказал он, — то есть я просто не знаю! Во всяком случае, мы договаривались между собой этого не делать!

Странно, но Ильяна подумала иначе. Ведь мама наверняка лгала ей — лгать может кто угодно, если он считает, что так лучше. Но дядя говорил это с такой искренностью во взгляде и голосе, что было трудно не верить ему.

— Эвешка вполне могла делать это, — между тем подумал Саша, — хотя все время и говорит о морали!

Конечно, дядя подумал так машинально, он забыл, что эту мысль Ильяна запросто может уловить. Что она и сделала. Дядя понял это в следующий момент, когда взглянул на девушку — она тут же залилась краской смущения. Впрочем, ничего нового Ильяна не узнала — только утвердилась в своих давних выводах.

— Может, ты позволишь и мне почитать эти книги? — попросила девушка.

Саше эта просьба явно не понравилась. Он вздохнул, а потом сказал нехотя:

— Если говорить честно, то ты только встревожишься. Ты пока что еще не совсем взрослая, и есть кое-что, чего мы пока тебе не говорили — но ты это узнаешь тогда, когда наступит подходящее время. Это очень серьезные вещи. Сначала нужно узнать это, а только потом уже читать в волшебных книгах о чужих заблуждениях!

— Ну так расскажи мне!

— Я даже не знаю, как я должен это излагать!

— Боже мой! — Ильяна всплеснула руками и бросила на Сашу такой взгляд, какой обычно бросал сам Петр, когда сердился.

— Понимаю тебя, мышонок! Просто… кое-какие заклятья Черневога и твоего дедушки… они были очень плохими… дурными. В книгах ты можешь прочесть обо всем. Но сначала нужно понять в чем именно заключались их ошибки. Нужно также понять, что привело их к этим ошибкам. А пока ты молодая, ты не всегда можешь дать правильную оценку. А сразу понять все это просто невозможно!

Сейчас, по крайней мере, он хоть не увиливал! Но все равно — он отказал ей, и это было неприятно.

— Ты так похожа на своего отца! — улыбнулся Саша, — он тоже — чуть что, сразу «почему».

— Тебе?

— Не только мне, а всем? «Зачем», «почему»… Он вообще верит только тому, что видел сам. Конечно, с одной стороны это очень плохо. Но зато… Зато он такой упорный — он и сам остался в живых, и не дал погибнуть мне! — говоря, дядя снова встал на колени и яростно принялся дергать сорняки, — конечно, если занимаешься волшебством, нельзя сомневаться слишком часто. Если не веришь в то, что совершаешь, это может и не случиться! А у твоего отца — он такой веселый человек! Быть веселым, не грустить никогда — это второй волшебный дар!

Ильяна бросила взгляд на другой конец двора, где отец чистил телегу. И вдруг она подумала: отец наверняка сейчас чувствует себя одиноким — жена уплыла, дочь не в себе.

Нет, и в самом деле нужно было поехать с отцом кататься на лошадях, хоть немного развлечь его!

И Ильяна, подбежав к отцу, тут же попросила у него прощения за свою капризность, объяснив ее вялостью и усталостью после происшедшего вечера. Нельзя ли поехать еще и завтра?

— Почему же нет, конечно, можно! — Кочевиков продолжал отесывать топором колышек, при этом несколько удивленно глядя на дочь. Странной ему показалась эта быстрая перемена в ее поведении.

— Может, — не отставала Ильяна, — ты научишь меня, как по-настоящему забираться на коня?

— Но ведь мама… — начал было Петр.

— Было бы недовольна, знаю, — подумала девушка, она и тут успела прочесть его мысли.

— Думаю, что это можно! Но только пока есть возможность, катайся и учись! Одного желания тут недостаточно, а волшебством ничего не добьешься!

* * *

Конечно, она намного спокойнее, чем кажется, — Саша хотел, чтобы и Эвешка знала это. Думая так, он сел за стол и раскрыл свою книгу. В эту ночь он решил ночевать дома, чтобы Петр похлопотал один, чтобы смог обдумать свое положение.

Саша закрыл глаза и обхватил руками голову — он стал ловить мысли Эвешки. Она была далеко, и потому мысли были нечеткими, нужно было хорошенько поднапрячься, чтобы что-то понять. Эвешку интересовало многое — как там Петр, как Ильяна? Как… Саша старался говорить правду, но чтобы она была и успокаивающей: Петр тут, с ним все нормально. Ильяна пришла в себя, на речку больше не ходит…

Будь уверен, отвечаела Эвешка, все в конце концов устроится. Саша не понял, что именно она хочет сказать. Но Ильяна. Кажется, она и сама уже может говорить мыслями на расстоянии. Саша отозвался, что Ильяна действительно уже взрослая, что она хочет скорейшего возвращения матери домой.

Эвешка ничего не ответила, хотя это стоило ей очень больших усилий.

Потом она мысленно попросила свояка сказать Петру, что она любит его.

Обязательно, — заверил ее Саша, — я все передам Петру. После чего пожелал Эвешке скорейшего возвращения домой.

Затем все стихло. Тихо стало и в его голове, тихо было в доме. Саша переводил взгляд с покрытого пылью стола на заросшие паутиной полки — на то, что освещал огонь свечи. Подумав еще немного, Саша пододвинул свою тетрадь им раскрыл ее. Затем тихо он откупорил и склянку с чернилами.

Тут внезапно он подумал — какой же у него неприбранный и неуютный дом.

Конечно, он не позаботился подбросить в печь дров, и огонь потух сам-собой, и ночной холод стал пробирать его до костей. Он тут один. Как один всю жизнь и был. А Эвешка сейчас одна где-то на реке. Петр теперь тоже сильно переживает. С тех пор, как появилась на свет Ильяна, они ходили словно по острию ножа. Все боялись, что с Ильяной что-нибудь случится.

Все эти годы они вели себя недостаточно осторожно. Думали, что опасность, если она есть, сама-собой пройдет мимо, не тронет их. Тем более, что Эвешка всегда настороже, да еще и волшебница… Но нет, не пронесло…

Но ушедших лет уже не вернуть, что сделано, того не исправишь. Но если бы все-таки можно было что-то сделать, если бы Эвешка вернулась домой!

Только бы так было, только бы так было…

Именно это желание Саша записал в свою толстую тетрадь.

Конечно, самым страстным желанием было сейчас — только бы вся семья снова собралась здесь, только бы все стало по-старому. свеча горела сегодня как-то странно — давала совсем мало света. Может, просто воск был плохой. А, он забыл снять нагар. Саша поднял взгляд на полку — она была завалена книгами и бумагами, кусочками бересты с записями… Нет, там нужно обязательно прибраться утром, смахнуть паутину!

А Ильяна выросла. так незаметно. И вовсе не для него. Они пятнадцать лет жили бок о бок, и все прошло так незаметно. САша вспомнил — когда-то они с Петром шутили, желая найти себе в жены настоящих царевен…

Петр нашел себе жену, хоть и не царевну. Потом в его доме появился ребенок. А Саша…7 Он так и остался один…

Решительно захлопнув тетрадь, Александр отложил ее в сторону, вместе с пером. Странно, подумал он, весь день на ногах, но спать почему-то не хочется…

Свеча догорела — горячий воск с хлюпаньем капал на пол. Саша рассеянно подумал, что надо бы зажечь новую свечу. Высекая из кремня огонь, он запалил пучок сухой травы, развел огонь в печи, зажег свечу. Там, где обычно стояли на столе свечи, все было залито затвердевшим воском от старых свечей. Может, жениться? С женой веселее, все-таки. И воска на столе не будет. Можно хоть с кем-то перекинуться словом.

И тут вдруг кольнула шальная мысль — но тогда тоже придется беспокоиться за кого-то, приносить в жертву прежний образ жизни. Но если жениться…7 Поплыть по реке, там деревни, выбрать крестьянскую дочку. И его дом тоже зазвенит детскими голосами. Он сумеет воспитывать детей — он же столько времени провозился с Ильяной! Но вот только способен ли он стать отцом семейства — ведь Саша так привык жить в пустом доме, читать свои книги, вести записи в тетрадях… Вот если бы кое-кто…

О, нет, только не это, подумал он.

Он вовсе этого не хотел думать.

Но и лгать самому себе тоже не пристало — ведь себя просто не обманываешь!

Он определенно подумал это. Нет, прежде, чем это случится, надо сделать так, чтобы этого не было — нужно пока не поздно, найти себе кого-то, иначе Эвешка из-за него, Александра, превратит бедную девочку, скажем, в жабу.

И как только такое могло прийти в голову! Но действительно он хочет найти себе жену, или это так, глупые умственные упражнения? Что будет, если с семьей начнутся какие-нибудь проблемы? И вовсе не хотелось, чтобы какая-то чужая женщина, которую нужно будет называть женой, стала рыться в его книгах, читать тетради, а потом еще трепетать, ожидая рождения ребенка. А вдруг и ребенок родится волшебником? А если ребенок будет еще и не один…

Где-то вдали ударил раскат грома, но неприятные мысли не оставили его голову. И в самом деле, чего беспокоиться — сейчас поздняя весна, дожди с грозой в это время — совсем не редкость. Но для волшебника важно не накладывать никаких наговоров в то время, когда его душа неспокойна.

Одни беспокойства по цепочке рождали другие, и нечего было перекладывать свое горе на других. Ведь и Эвешка, и Ильяна могут прочесть его мысли, они тоже начнут беспокоиться, переживать. Возможно, они подумают, что это погода встревожила его, Эвешка примется разгонять тучи, А с ее теперешним настроением…

Нет, хватит! И надо самому заставить тучу идти к северу, мимо них — сегодня ночью вполне можно обойтись без грозы.

Но для него было всегда трудным делом — отгонять тучи.

Посидев немного за столом, Саша задул свечу и лег на неудобную кровать, размышляя. Больше всего ему было неприятно то, что он не знал, чего же именно ему хочется.

Нет, в самом деле, только не это. Но почему же то и дело одолевают столь противоречивые мысли? Кажется, Ильяна тоже беспокоилась — что заклятья других волшебников, сделанные в бездумном отроческом возрасте, продолжают витать здесь. Может, это все из-за них?

Проклятье…

За окном все сильнее и сильнее свистел ветер. Оставалось только надеяться, что с Эвешкой все в порядке — она ведь умеет отлично управляться с лодкой. К тому же она наверняка заранее знала, что движется буря.

Если бы Эвешка узнала, о чем он думал, она наверняка убила бы его. А в голове Саши продолжали родиться мысли — надо искать себе жену. А может, она уже узнала об этом. А может, это Эвешка и наслала бурю, разгневавшись на него за такие мысли.

Раздался первый удар грома, и капли дождя стали барабанить по крыше.

И тут Саша вспомнил про смерть Уламеца — это не к добру. А потом — про молнии, как страшно и буйно горел дом Черневога, крики людей, соседей, своих родителей.

Соседи говорили: мальчишка колдун! И Василий беспощадно бил сына…

Но разгореться пожару в его сердце было не суждено.

Снова ударил гром. Кажется, тогда Уламеца как раз убила молния. Тоже был сильный ливень. Если молния ударит в избу, крытая щепой крыша не спасет…

Может, не стоит лежать пластом на кровати? Наверное, лучше пойти сегодня ночевать к Петру. Что-то замучили неприятные предчувствия.

Но было страшно выходить за дверь и идти, когда над землей нависли грозовые тучи. А ну как если молния как раз поджидает его, чтобы ударить без промаха? Или он, войдя в дом Петра, принесет с собой несчастье, молния ударит туда, а там Ильяна…

Нет, к черту эту глупость! Нечего тут сидеть, и не надо думать о молниях, они только этого и ждут…

Но эта гроза определенно пришла сюда за ним? Наверное, надо выйти и отвести ее в другую сторону от дома свояка, в лес. Ног тогда, если молния ударит, будет лесной пожар, а лешие этого уж точно не поймут!

О, Боже мой!

Загрузка...