Если первой обязанностью всѣхъ добросовѣстныхъ и активныхъ эволюціонистовъ является познаніе окружающаго ихъ общества, для котораго они создаютъ теорію преобразованія, то вторая ихъ обязанность заключается въ томъ, чтобъ отдать себѣ отчетъ въ своемъ революціонномъ идеалѣ. Изученіе послѣдняго должно быть тѣмъ болѣе тщательнымъ, что этотъ идеалъ обнимаетъ будущее во всей его полнотѣ, ибо друзья и враги, всѣ знаютъ, что дѣло идетъ уже не о большихъ частичныхъ революціяхъ, а объ одной общей революціи, которая преобразуетъ все общество, во всѣхъ его проявленіяхъ.
Сами условія жизни диктуютъ намъ наше главное пожеланіе. Крики и жалобы, раздающіеся изъ деревенскихъ хижинъ, изъ подземелій, погребовъ и чердаковъ въ городахъ постоянно напоминаетъ намъ: «хлѣба! хлѣба!» Всѣ другія соображенія подавлены этимъ коллективнымъ выраженіемъ насущнѣйшей нужды всякаго живого существа. Такъ какъ самое существованіе немыслимо безъ удовлетворенія этой инстинктивной потребности въ пищѣ, то нужно ее удовлетворить во что бы то ни стало, не дѣлая ни для кого исключеній, ибо невозможно раздѣлить общество на такія двѣ части, изъ которыхъ одна лишена была бы права на существованіе «Хлѣба! Хлѣба!» Этотъ крикъ долженъ быть понятъ въ самомъ широкомъ смѣслѣ, т. е. что нужно требовать для всѣхъ людей не только пищи но и удовлетворенія всѣхъ его другихъ потребностей, которыя дадутъ ему возможность всесторонняго физическаго и духовнаго развитія. По выраженію одного крупнаго капиталиста, который говорилъ о себѣ, что его мучаютъ особенно вопросы о справедливости, «нужно сдѣлать равной точку отправленія для всѣхъ, кто вступаетъ въ борьбу за существованіе». Часто спрашиваешь себя, какимъ образомъ эти полуголодные, которыхъ такъ много у насъ, сумѣли въ продолженіи столькихъ вѣковъ, и продолжаютъ еще теперь, побѣждать въ себѣ эти страстные порывы голода, которые они должны ощущать, какъ они сумѣли пріучить себя безъ протеста къ систематическому обезсиливанію организма и самоотреченію. Исторія прошлаго объясняетъ намъ это. Дѣло въ томъ, что въ эпоху примитивной изолированности человѣка, когда малочисленныя семьи или племена, принуждены были преодолѣвать громадныя затрудненія въ борьбѣ за существованіе, и еще не умѣли пользоваться помощью, которую даетъ человѣческая солидарность, часто случалось даже въ жизни одного поколѣнія, что средствъ къ существованію не хватало на удовлетвореніе всѣхъ членовъ данной группы. А въ такихъ случаяхъ что оставалось имъ дѣлать, если не безропотно подчиняться необходимости и пріучать себя по мѣрѣ возможности, поддерживать свое существованіе, питаясь травами или древесной корой, переносить долгія голодовки, въ ожиданіи, что въ рѣкахъ снова появится въ изобиліи рыба, въ лѣсахъ — дичь или, что скудная почва все-же выроститъ новую жатву.
Такъ пріучались неимущіе къ голоду. Тѣ изъ нихъ, которые меланхолично бродятъ передъ открытыми форточками кухонъ, помѣщающихся въ подвальныхъ этажахъ, изъ которыхъ несется раздражающій пріятный запахъ, предъ роскошными выставками мясныхъ и фруктовыхъ магазиновъ и ресторановъ — это люди, которыхъ воспитала наслѣдственность: они безсознательно подчиняются морали отреченія. Эта мораль была умѣстна въ эпоху, когда люди были игрушкой въ рукахъ слѣпой судьбы, но совершенно непригодна теперь въ вѣкъ чрезмѣрнаго обилія богатствъ, и для людей, которые пишутъ на стѣнахъ слово «братство» и кичатся своей благотворительностью. И все же количество несчастныхъ, дерзающихъ протянуть руку, чтобы взять выставленную на показъ прохожимъ пищу, очень незначительно: такъ сильное физическое ослабленіе, порожденное голодомъ парализируетъ волю, отнимаетъ почти всякую энергію, даже инстинктивную.
Къ тому же современная «юстиціа» караетъ воровство куска хлѣба значительно строже, чѣмъ древніе законы. Взвѣшивая на своихъ вѣсахъ украденный кусокъ пирога, современная, Ѳемида находитъ что онъ стоитъ цѣлаго года тюрьмы.
«Бѣдные всегда будутъ съ вами» — любятъ повторять сытые счастливцы, особенно тѣ, которые хорошо знаютъ священное писаніе и любятъ принимать меланхолическій и страдающій виды. «Бѣдные всегда будутъ съ вами» — слова эти, утверждаютъ они, сказаны Богомъ и они ихъ повторяютъ, закатывая глаза и какимъ то особеннымъ голосомъ, чтобы придать имъ больше торжественности. И потому, что слова эти были названы божественными, сами бѣдняки во времена ихъ духовной бѣдности вѣрили въ безсиліе всѣхъ своихъ попытокъ достигнуть лучшей доли: чувствуя себя погибшими въ этомъ мірѣ, они съ надеждой взирали на міръ загробный, — «быть можетъ въ этомъ мірѣ слезъ мы умремъ съ голоду, но за то тамъ, въ царствѣ божіемъ, въ этомъ лучезарномъ раю, гдѣ солнечное сіяніе будетъ окружать ваше чело, а млечный путь будетъ служить намъ ковромъ, тамъ не будетъ уже нужды въ пищѣ и мы будемъ испытывать радость отъ того, что злые богачи, навсегда обреченные на голодъ, будутъ оглашать воздухъ своими воплями». Теперь уже очень немного несчастныхъ, дающихъ себя дурачить подобными мечтами, большинство же, ставъ болѣе благоразумными, направили свое вниманіе на хлѣбъ земной, поддерживающій его матеріальную жизнь, питающій кровь и тѣло; они желаютъ получить свою часть, увѣренные, что ихъ желанія законны въ виду обилія земныхъ богатствъ; религіозныя галлюцинаціи, старательно поддерживаемыя заинтересованными священниками, не въ силахъ отвратить голодныхъ даже считающихъ себя христіанами, отъ борьбы за право на хлѣбъ насущный, за которымъ еще недавно обращались къ капризной милости «отца, иже на небеси». Политическая экономія, претендующая на званіе науки, унаслѣдовала отъ религіи проповѣдь неизбѣжности нищеты; она утверждаетъ, что смерть несчастныхъ отъ голода совсѣмъ не ложится позоромъ на все общество. Когда видишь съ одной стороны толпы голодныхъ, а съ другой кучку привиллегированныхъ, которые ѣдятъ въ свое удовольствіе и наряжаются по своей фантазіи, нужно быть черезъ чуръ наивными, чтобы вѣрить, что иначе и быть не можетъ. Правда, что въ благодатные годы, можно было бы брать изъ массы избытковъ, а въ голодные — люди могли бы придти къ соглашенію и раздѣлить необходимое между всѣми равномѣрно, но такой образъ дѣйствія предполагаетъ существованіе общества людей, тѣсно связанныхъ между собой узами братской солидарности. Но такъ какъ такой коммунизмъ является еще невозможнымъ, наивный бѣднякъ, который безсознательно вѣритъ увѣреніямъ ученыхъ экономистовъ, что земныхъ благъ не хватитъ для всѣхъ, долженъ слѣдовательно мириться безъ протеста со своимъ несчастіемъ.
На ряду съ жрецами экономической науки, жертвы дурного соціальнаго строя повторяютъ и толкуютъ каждый по своему ужасный «законъ Мальтуса» — «Бѣднякъ — лишній на жизненномъ пиру» — законъ, который протестантскій пасторъ формулировалъ почти вѣкъ тому назадъ, какъ математическую аксіому и который казалось, заключалъ человѣческое общество въ чудовищныя челюсти своего страшнаго силлогизма: бѣднякъ повторяетъ меланхолически, что для него «нѣтъ мѣста на жизненномъ пиру». А знаменитый экономистъ, хотя и добрякъ въ частной жизни, придалъ лишь новую силу этому горькому выводу, подтверждая его цѣлымъ рядомъ доказательствъ якобы математической точности: населеніе, говоритъ онъ, удваивается обыкновенно каждые 25 лѣтъ, тогда какъ средства къ существованію растутъ въ менѣе быстрой пропорціи, обрекая такимъ образомъ на уничтоженіе лишнихъ индивидовъ. Что же совѣтуютъ дѣлать Мальтусъ и его послѣдователи для того, чтобы избавить человѣчество отъ періодическихъ бѣдствій, какъ голодъ, нищета и заразныя болѣзни? Конечно, нельзя требовать отъ бѣдныхъ, чтобы они добровольно согласились избавить землю отъ своего присутствія и принесли бы себя жертву богу «здравой политикоэкономической науки», но имъ просто совѣтуютъ по крайней мѣрѣ отказаться отъ радостей семейной жизни: не нужно ни женъ, ни дѣтей.
Вотъ какое «нравственное воздержаніе» проповѣдуютъ они и убѣждаютъ разумныхъ рабочихъ ему слѣдовать. Многочисленное потомство должно быть только роскошью, которую могутъ позволить себѣ одни привиллегированные; въ этомъ вся мораль ихъ политической экономіи.
А если неблагоразумные бѣдняки, вопреки увѣщаніямъ ученыхъ профессоровъ не хотятъ употреблять предупреждающихъ появленіе потомства средствъ, то природа сама беретъ на себя заботу объ уничтоженіи излишняго потомства, и уничтоженіе это происходитъ въ нашемъ обществѣ въ безконечно большемъ масштабѣ, чѣмъ то могли бы представить себѣ самые закоснѣлые пессимисты. Не тысячъ, а милліоновъ жизней требуетъ уже ежегодно богъ Мальтуса. Можно легко сдѣлать приблизительный подсчетъ тѣхъ, которыхъ экономическая судьба приговорила къ смерти съ того дня, какъ безсердечный теологъ обнародовалъ свой мнимый «законъ», который къ несчастію, наше соціальное настроеніе сдѣлало вѣрнымъ для нашей эпохи. Въ продолженіи этого вѣка три поколѣнія смѣнили другъ друга въ Европѣ и, если обратиться къ статистическимъ даннымъ смертности, то можно констатировать, что средняя продолжительность жизни богатыхъ (напримѣръ лицъ, населяющихъ хорошо устроенные роскошные кварталы Лондона, Парижа, Берлина) будетъ отъ 60 до 70 лѣтъ, хотя эти люди, вслѣдствіе своего привиллегированнаго положенія, едва ли могутъ быть образцами нормальнаго образа жизни, такъ какъ «великосвѣтская жизнь» всячески развращаетъ и портитъ ихъ: но чистый воздухъ, прекрасное питаніе, постоянная возможность мѣнять свое мѣсто жизни и свои занятія постоянно возвращаетъ имъ растрату силъ и обновляетъ ихъ организмъ, въ то время какъ люди, принужденные работать ради куска хлѣба, заранѣе осуждены на смерть въ Европейскихъ странахъ въ возрастѣ между 20—40 годами, т. е. въ среднемъ на тридцатомъ году жизни. Это значитъ, что они живутъ только половину того времени, какое могли бы прожить, если бы были свободны, и могли бы по желанію выбирать себѣ мѣсто жительства и занятіе. Они умираютъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда ихъ жизнь должна бы быть наиболѣе полной и интенсивной; и ежегодно подсчитываемое число смертей по крайней мѣрѣ вдвое больше того, чѣмъ должно бы быть въ обществѣ равныхъ.
Итакъ, годовая смертность Европы достигаетъ 12 милліоновъ человѣкъ, и можно съ увѣренностью утверждать, что 6 милліоновъ изъ нихъ были жертвами тѣхъ соціальныхъ условій, которыя царствуютъ въ нашей варварской средѣ; 6 милліоновъ жителей погибло вслѣдствіе недостатка въ чистомъ воздухѣ, здоровой пищѣ, отсутствія гигіеническихъ условій и дурной организаціи труда. И вотъ, сочтите всѣ жертвы, погибшія съ того времени, какъ Мальтусъ произнесъ свою надгробную рѣчь надъ милліонами обреченныхъ на гекатомбы. Развѣ не правда, что цѣлая половина такъ называемаго цивилизованнаго человѣчества составляется изъ людей, которыхъ не приглашали на общественный пиръ, людей, занимающихъ на немъ мѣсто лишь на короткое время и осужденныхъ умереть со стиснутыми отъ неудовлетвореннаго голода челюстями? Смерть предсѣдательствуетъ на этомъ пиру, устраняя своимъ жезломъ опоздавшихъ. На выставкахъ намъ показываютъ удивительные «пріемники», въ которыхъ примѣнены всѣ законы физики, всѣ наши познанія физіологіи, всѣ средства технической изобрѣтательности, чтобы сдѣлать жизнеспособными семи, даже шестимѣсячныхъ выкидышей. И эти выкидыши выживаютъ, крѣпнутъ и становятся здоровыми, полными малютками, предметомъ материнской гордости и славы своего спасителя. Но спасая такимъ образомъ отъ смерти малютокъ, казалось бы, самой природой приговоренныхъ къ ней, одновременно съ тѣмъ отдаютъ ей въ жертвы милліоны жизнеспособныхъ дѣтей, родившихся при самыхъ благопріятныхъ физическихъ условіяхъ. Въ Неаполитанскомъ убѣжищѣ для подкидышей, по сухому оффиціальному отчету попечительства изъ 950 принятыхъ дѣтей выжило только трое. Итакъ положеніе ужасно, но уже совершилась глубокая эволюція, предвѣщающая недалекую революцію. Эта эволюція состоитъ въ томъ, что экономическая «наука», проповѣдующая недостатокъ жизненныхъ благъ и неизбѣжную смерть всѣхъ недостаточныхъ, оказалась ложной. Страдающее человѣчество, вѣрившее въ свою неизбѣжную нищету, познало теперь, что оно богато, что его идеалъ: «хлѣба для всѣхъ» — не утопія. Земля достаточно велика, чтобы на ней хватило мѣста для всѣхъ, она достаточно богата, чтобы всѣмь дать средства къ существованію. Она можетъ дать достаточно обильный урожай волокнистыхъ растеній, чтобы одежды хватило на всѣхъ; въ ней достаточно камня и глины, чтобы всѣ имѣли жилища — таковъ экономическій фактъ въ своемъ простѣйшемъ выраженіи. Земля не только можетъ произвести достаточно пищевыхъ и другихъ средствъ для поддержанія существованія населяющихъ ее людей, но она могла бы удовлетворить даже вдвое увеличившееся потребленіе и даже безъ приложенія научныхъ методовъ, опирающихся на изслѣдованія по химіи, физикѣ, минералогіи в механикѣ. Въ великой семьѣ человѣчества голодъ не только не можетъ быть результатомъ коллективнаго преступленія, онъ является абсурдомъ еще и потому, что средствъ къ существованію неизмѣримо больше, чѣмъ сколько ихъ нужно для потребленія. Недостатокъ современнаго способа распредѣленія земныхъ благъ, которыми руководитъ индивидуальный капризъ отдѣльныхъ личностей и безумная конкуренція спекуляторовъ и коммерсантовъ, состоитъ въ томъ, что цѣны на средства существованія повышаются, что они отнимаются у тѣхъ, которые производять ихъ и должны бы были владѣть ими по праву, и продаются тѣмъ, которые могутъ заплатить за нихъ дорого! но въ этомъ безпрестанномъ движеніи продукты и товары непроизводительно тратятся, портятся и теряются. И несчастные, нуждающіеся, проходящіе мимо громадныхъ складовъ этихъ товаровъ, знаютъ это. Нѣтъ недостатка ни въ теплой одеждѣ, которая могла бы покрыть ихъ голыя плечи, ни въ крѣпкихъ сапогахъ для ихъ босыхъ ногъ, ни въ питательныхъ вкусныхъ фруктахъ и напиткахъ для поддержанія ихъ силъ, — все это имѣется въ громадномъ излишкѣ, но пока они бродятъ вокругъ этихъ складовъ, бросая голодные взгляды, собственникъ-купецъ ищетъ способы повысить цѣны своихъ товаровъ, а въ случаѣ нужды даже уменьшить ихъ количество. Какъ бы то ни было, но фактъ на лицо — продуктовъ всегда больше, чѣмъ нужно. И почему же господа экономисты не начинаютъ своихъ учебниковъ съ признанія этого капитальной важности факта, доказываемаго статистикой? Зачѣмъ должны мы революціонеры имъ указывать на это? Чѣмъ объяснить, что необразованные рабочіе послѣ долгаго трудового дня, только изъ разговоровъ другъ съ другомъ, знаютъ объ этомъ гораздо больше и лучше патентованныхъ профессоровъ и ревностныхъ учениковъ школы соціальныхъ и политическихъ наукъ? Не слѣдуетъ ли изъ этого сдѣлать выводъ, что любовь послѣднихъ къ наукѣ не вполнѣ искренна? Такъ какъ современное состояніе экономической науки вполнѣ оправдываетъ наше требованіе хлѣба для всѣхъ, то остается узнать: оправдываетъ ли оно и наше другое требованіе — свободы для всѣхъ. «Не единымъ хлѣбомъ живъ будетъ человѣкъ», говоритъ древнее изрѣченіе, которое перестанетъ быть истиной развѣ только въ томъ случаѣ, если человѣкъ будетъ регрессировать и опустится до чисто животнаго состоянія.
Но въ чемъ состоитъ эта духовная пища, необходимая человѣку, на ряду съ матеріальной? Конечно, церковь скажетъ, что таковой пищей служитъ «Евангеліе», а государство напоминаетъ, что это «повиновеніе закону». Но пища, которая дѣйствительно питаетъ и развиваетъ умственныя и нравственныя силы человѣка, есть то познаніе «добра и зла», которое еврейская легенда, а за ней и всѣ религіи происшедшія отъ іудейской, запрещаютъ намъ, какъ ядовитый плодъ, который, какъ проклятіе, поражаетъ всѣхъ и вліяніе котораго простирается даже «до третьяго поколѣнія» того, кто вкусилъ отъ него. Знаніе! — преступленіе по ученію церкви, преступленіе и съ точки зрѣнія государства, какъ бы ни старались маскировать это теперь священники и агенты правительства, которые противъ воли, можетъ быть, вкусили отъ этой ереси? А между тѣмъ знаніе есть первая главная добродѣтель свободной личности, которая захотѣла освободиться отъ всякаго божескаго и человѣческаго авторитета: она одинаково отказывается слушать тѣхъ, которые во имя «Высшаго Разума» узурпируютъ въ свою пользу право мыслить и говорить за другихъ и тѣхъ, которые во имя государства предписываютъ законами опредѣленный гнетъ, внѣшнее поведеніе, регламентированное разъ на всегда. И такой человѣкъ, желающій свободно развиться, долженъ встать какъ разъ на противоположную точку зрѣнія, чѣмъ та, которую ему рекомендуетъ церковь и государство: онъ долженъ свободно и независимо мыслить и дѣйствовать. Это является непремѣннымъ условіемъ всякаго прогресса. «Свободно мыслить, говорить и дѣйствовать»! — идеалъ будущаго общества въ отличіе отъ современнаго, котораго оно будетъ все-таки лишь логическимъ продолженіемъ, выражается ясно въ этомъ пожеланіи свободно мыслить. И съ первыхъ шаговъ эволюціонистъ, превратившись въ революціонера, долженъ освобождаться отъ всякой догматической церкви, отъ всякаго общественнаго принужденія, отъ всякой политической правительственной власти съ обязательной регламентаціей для подчиненныхъ ей, отъ всякой ассоціаціи публичной или тайной, въ которой всякій членъ подъ страхомъ оказаться измѣнникомъ долженъ подписаться подъ общепринятымъ лозунгомъ. Не нужно больше ни конгрегацій, запрещающихъ тѣ или другія книги, не нужно царей и принцевъ, требующихъ присяги, ни полководцевъ, требующихъ вѣрности знамени, ни министра народнаго просвѣщенія, предписывающаго правила преподаванія и указывающаго книги и даже страницы въ нихъ, которымъ учитель долженъ научить учениковъ, не нужно исполнительнаго комитета, который распоряжается пропускомъ посѣтителей у входа въ народные дома. Не нужно и судей, которые заставляютъ свидѣтеля давать смѣшную и ложную присягу въ томъ, что будутъ говорить только правду, и которая сама по себѣ является уже ложью. Нѣтъ надобности въ начальствѣ, какого бы рода оно ни было, чиновникъ ли, школьный учитель, членъ клерикальнаго или соціалистическаго комитета, хозяинъ или отецъ семейства, который бы вообще требовалъ повиновенія. А свобода слова? а свобода дѣйствій? Развѣ это не прямое и логическое послѣдствіе свободы мысли? Слово вѣдъ только мысль, облеченная въ звуки или буквы, дѣйствіе же — мысль выполненная. Нашъ идеалъ состоитъ слѣдовательно въ требованіи для всякаго человѣка полной абсолютной свободы выражать свои мысли во всемъ — въ наукѣ, политикѣ, морали безъ другихъ ограниченій, кромѣ уваженія къ другой личности; онъ требуетъ также права дѣйствовать по своему усмотрѣнію «дѣлать, что хочешь», согласуя, конечно, свою волю съ волей другихъ людей во всякомъ коллективномъ трудѣ, такъ какъ его собственная свобода не можетъ быть ограничена такимъ союзомъ, а напротивъ увеличивается, благодаря силѣ коллективной воли. Само собой разумѣется, что эта абсолютная свобода мысли, слова и дѣйствій не совмѣстима съ сохраненіемъ учрежденій, которыя ограничиваютъ свободную мысль и ставятъ преграды свободному слову, въ самыхъ категорическихъ формахъ и заставляютъ рабочаго, оставшагося безъ работы, скорѣе умереть съ голоду, чѣмъ нарушить священное право собственности. Консерваторы не ошиблись, называя вообще всѣхъ «революціонеровъ» врагами «религіи, семьи и собственности». Да, анархисты, не признаютъ авторитетовъ догмата и сверхестественное вмѣшательство въ нашу жизнь, и въ этомъ смыслѣ, въ борьбѣ за свой идеалъ братства и солидарности, они враги религіи. Да они хотятъ уничтожить брачный торгъ и защищаютъ свободный союзъ половъ, основанный на взаимной любви, уваженіи къ самому себѣ и къ человѣческому достоинству другого, и въ этомъ смыслѣ, какъ бы они не любили и не были преданы тѣмъ, съ которыми соединили свою жизнь, они являются врагами семьи. Да, они хотятъ уничтожить несправедливый захватъ земли и ея благъ, чтобы ими могли пользоваться всѣ и въ этомъ смыслѣ, преслѣдуя лишь одну цѣль — гарантировать всѣмъ право пользованія плодами земли, они являются и врагами собственности.
Конечно, мы любимъ и хотимъ мира: нашъ идеалъ — гармоничное согласіе между всѣми людьми, но вокругъ насъ кипитъ безпощадная война, которую мы видимъ еще и впереди, ибо въ безконечной сложности условій, составляющихъ человѣческую жизнь, даже стремленіе ихъ къ миру сопровождается безпощадной войной. «Мое царство не отъ міра сего», говорилъ Сынъ Человѣческій и однако, онъ тоже принесъ мечъ и готовилъ раздоръ между сыномъ и отцомъ, дочерью и матерью. Всякое убѣжденіе, даже наихудшее имѣетъ своихъ защитниковъ, которыхъ должно считать искренними, но симпатія и уваженіе, которыя они могутъ заслуживать, не должны препятствовать революціонеру бороться съ ними со всей энергіей, на какую онъ только способенъ.