Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй

Глава шестая Франко-германская война 1870–1871 гг

Политическая обстановка к началу войны. В 1869 г. Бисмарк, озабоченный объединением немецких земель в одну империю[81], предложил Баварии и Вюртембергу, двум важнейшим самостоятельным государствам Южной Германии, примкнуть к северогерманскому союзу и провозгласить президента его — прусского короля — германским императором. Бавария, Вюртемберг, Баден, в результате поражения, понесенного ими совместно с Австрией в 1866 г., и тенденции Наполеона III захватить левый берег Рейна, были вынуждены вступить еще осенью 1866 г. в оборонительный союз с Пруссией. Однако Южная Германия, помнившая долгие века самостоятельного экономического и культурного развития, обособленная от Северной Германии политическими и религиозными интересами, не выражала готовности добровольно слиться с протестанско-юнкерской Пруссией. Особенно в Баварии были сильны тенденции сепаратизма; царствующие династии стремились сохранить свою самостоятельность; Бисмарку не удалось соблазнить южногерманскую буржуазию даже заключавшейся в его предложении гарантией помощи Пруссии против всякой вспышки революционного движения. Находившиеся у власти вожди сепаратистов дали Бисмарку отрицательный ответ и вступили в тайные переговоры с французскими политиками об оказании им поддержки в случае перехода Пруссии на путь насилия.

Мысль принудить южногерманские государства посредством войны соединиться с Пруссией не улыбалась Бисмарку: созданное насилием единство победителей и побежденных не могло быть прочным, да и война сложилась бы в трудных условиях: у Пруссии не было никакой правовой почвы, на помощь южногерманским государствам несомненно пришла бы коалиция из Франции, Австро-Венгрии и, вероятно, Италии. Войны с Францией, во всяком случае, для достижения поставленной Бисмарком цели миновать было нельзя. В этой войне Пруссии гораздо лучше было иметь южногерманские государства на своей стороне, чем на стороне Франции. Успешная война с Францией несомненно должна была вызвать в Германии подъем национальных и шовинистических чувств. В этой атмосфере войны вожди южногерманских сепаратистов должны были потерять под собой почву; действительно, при помощи попавших в руки Бисмарка документов о сношениях их с Францией и подготовке к совместному отпору Бисмарк имел возможность к концу 1870 г. зажать рот своим противникам. Бисмарку была нужна война, но такая война, которую объявила бы Франция, и которая ставила бы Пруссию в положение кажущейся политической обороны; баварцы и вюртембержцы в этих условиях должны были бы выступить против Франции — главной опоры их политической самостоятельности.

Цель, выдвинутая Бисмарком для своей дипломатии, оказалась вполне достижимой вследствие наличия среди находившихся во Франции у власти бонапартистов сильного течения в пользу войны как средства «деривационного» (отклоняющегося); для Франции Наполеона III успехи во внешней войне также должны были бы являться средством побороть внутренние трудности, сломить оппозицию, позволить династии пустить прочные корни в стране. Устремления военной партии во Франции представлялись тем более опасными, что они не опирались на военную подготовку, которая соответствовала бы требованиям европейской войны. С начала шестидесятых годов Наполеон III принялся за строительство колониального могущества Франции. Завоевание Индокитая, поддержка Англии во второй ее войне с Китаем (1857–1860 гг.), попытка объединить латинские государства Америки под французской гегемонией, Мексиканская экспедиция, стоившая огромных денег, — все это были попытки установить прочное влияние Франции на Тихом океане. В интересах своей мировой политики Наполеон III стремился поддерживать хорошие отношения с Бисмарком. Пока, в Соединенных Штатах Северной Америки шла гражданская война, фантазия Наполеона III не встречала отпора. Но после успехов Северных штатов, Франции пришлось в 1865 г. ретироваться с позором из Мексики. Масса времени, денег и энергии были затрачены на «тихоокеанскую» и «латинскую» политику бесплодно. Еще несколько десятков лет спустя французская буржуазия относилась скептически к колониальной политике; да и сейчас Франция еще не расположена повторить в Китае свой опыт 1860 г. — военной помощи Англии. Наполеон III начал свою активную политику в 1854 г. вмешательством в пользу Англии в ее вековой тяжбе с Россией. Вторая империя во внешнеполитическом отношении выросла на осаде Севастополя. Россия временно отошла на второй план. В шестидесятых годах только Англия и Франция вели политику мирового масштаба. Англия, несмотря на могущественную помощь, получаемую от Франции, с завистью смотрела на ее торговые и заморские успехи, и была не прочь выдать свою конкурентку на растерзание немцев.

Победа пруссаков под Кениггрецем сигнализировала Наполеону III о растущей под боком опасности прусского милитаризма. Наполеону III не удалось компенсировать Францию в какой-либо мере за усиление Пруссии. Началась вялая работа по усилению французской армии и тайная работа самого Наполеона над подготовкой союза с Австро-Венгрией и Италией. Австрийский император и король Италии письменно обещали Наполеону III свою поддержку, но заключение форменных союзных договоров не ладилось. Австрия, начиная с 1867 г., проводила в Галиции политику, направленную против России и рассчитанную на воспитание враждебной России польской и украинской ирреденты. Австрия, выступая против Пруссии, вероятно, столкнулась бы с Россией. Благожелательного отношения России Наполеон III мог бы добиться только согласием на пересмотр Парижского трактата 1856 г., заключавшего оскорбительное для России запрещение содержать военный флот в Черном море; русская дипломатия давала это ясно понять, но Наполеон III отказывался дать свое согласие, боясь раздражить Англию. Австро-Венгрии необходимо было по крайней мере обеспечить свой тыл со стороны Италии. А последняя требовала, как предпосылку подписания ею союзного договора, ликвидацию остатков церковной области, вывода французского гарнизона и занятия Рима; не закончив этим объединения Италии, итальянский король был бессилен помочь Наполеону III, — ему самому грозило бы итальянское национально-революционное движение. А Наполеон III не мог отдать светскую власть папы в жертву итальянцам, так как сильная католическая партия во Франции представляла для него ценнейшую опору. Если принять во внимание, что Австро-Венгрия и Италия под давлением финансовых затруднений сокращали наличный состав своих армий, что массы их населения относились безучастно к франко-прусскому столкновению, что немцы и венгры Австрии были даже враждебны всякому активному выступлению против германского дела в целом, — станет очевидным, что Франция могла только тешить свое воображение расчетом на союзы.

Тогда как во Франции имелось сильное подземное течение в пользу войны, официально во главе ее стояло слабое парламентское правительство Эмиля Оливье неосведомленное о династических союзных переговорах и стремившееся к миру. Эмиль Оливье смотрел на создание германского единства, как на неизбежность, которую Франция может признать, не теряя своего достоинства и не попадая из-за этого в гибельное положение; все, что будет сделано против Пруссии, облегчит ей задачу, а не преградит ей путь. Момент остановить восхождение Пруссии уже упущен. За несколько месяцев до войны Оливье сократил французский военный бюджет на 13 миллионов франков и уменьшил очередной призыв на 10 тысяч новобранцев.

Обстановка складывалась для Пруссии чрезвычайно выгодно. Нужно было только спровоцировать, дать свободу действий французской военной партии, вложить ей в руки крупные козыри. Последнее было проделано Бисмарком артистически: он тайно выдвинул кандидатуру одного из гогенцолернских принцев на вакантный испанский трон, что привело французов в ярость. Слабый Эмиль Оливье не сумел в этих условиях сохранить мир: прусскому королю было предъявлено требование — не только воспретить гогенцолернскому принцу принять избрание на испанский престол, но и гарантировать, что и в будущем такая кандидатура будет им отклонена. Прусский король, феодал, недовольный Бисмарком, готовившийся дать ему отставку, не интересовавшийся объединением Германии, считавший наследственную королевскую корону Пруссии выше короны германского императора, получил от Франции требования, очень близкие к принесению извинений. Он вежливо отказал французскому послу Бенедети, явившемуся к нему на курорт в Эмс, и сообщил об этом Бисмарку. Последний переделал депешу короля для печати таким образом, что французы могли понять, что король выгнал их посла, а немцы, что французский посол оскорбил прусского короля. Эта эмская депеша произвела весь тот эффект, на который рассчитывал Бисмарк. Французское правительство не выполнило своего долга, не сумев ни уклониться от военного удара Пруссии, ни встретить его надлежащим отпором. 16 июля Франция объявила войну Пруссии.

Дипломатии Бисмарка настолько удалось выставить Францию нападающей стороной, что даже генеральный совет Интернационала был введен в обман и признал, что с немецкой стороны война является оборонительной. Громадное большинство молодой германской социал-демократии встало на оборонческую точку зрения и не одобрило поведения Либкнехта и Бебеля, мужественно воздержавшихся от голосования кредитов на воину. Впрочем, голосование социал-демократических депутатов в 1870 г. имело лишь скромное значение, так как Германия 1870 г. являлась еще аграрной, вывозящей хлеб страной, с относительно слабо развитой металлургией (38,8 кг чугуна на человека, а в 1900 г. — 139,1 кг на человека) и слабым развитием капиталов; рабочее движение в Германии было по сравнению с французским еще незначительно.

Бисмарк мог рассчитывать на свою провокацию наверняка, так как фактически власть во Франции принадлежала военной партии, стремление которой к войне совпадало с его собственным. Наполеон III был бессилен отвратить надвигающееся столкновение. Бонапартизм являлся военным захватом власти в момент, когда буржуазия и рабочий класс в напряженной борьбе обессилили и уравновесили друг друга, политически устали и власть валялась на улице. Но за два десятка лет существования Второй империи и буржуазия и рабочий класс отдохнули и вновь выступили на политической арене. Наполеон III, чтобы противодействовать революции слева, к началу 1870 г. решился опереться на буржуазию и установил парламентский режим. Военная партия видела рост революционной оппозиции и все беды сваливала на неудачи внешней политики, на вынужденную пассивность Франции в 1866 г. Военная партия, которой по существу являлся бонапартизм, могла удержать свою позицию внутри Франции только победами на внешнем фронте. Не готовясь к войне, шли на войну. Особенно велика была неготовность в области внутренней политики. Накануне объявления войны министр Плишон сказал Наполеону III: «Борьба между вашим величеством и прусским королем не равна. Король может быть разбит в нескольких сражениях. А для вашего величества поражение — это революция»[82]. При оппозиционных течениях во французской буржуазии и революционном подъеме рабочего класса ведение войны было политически крайне стеснено, и стратегия была лишена всякой возможности отступательного маневра.

Вооруженные силы Франции. Франция содержала в мирное время до 400 тыс. войск. Основным дефектом французской армии, как и русской эпохи Севастополя, была неспособность к быстрой мобилизации. С объявлением войны постоянные войска должны были выделять кадры для запасных частей и гарнизоны в важнейшие пункты. Численность действующей армии уменьшалась на 35 %, по сравнению с мирным составом. При семилетнем сроке действительной службы запаса обученных не было, и армия должна была усиливаться за счет рекрут, в мирное время освобожденных от службы и зачисленных почти без всякой подготовки в резерв. Так как буржуазия откупалась от военной службы и на ее деньги нанимались отслужившие солдаты на новый семилетний срок, то солдат сверхсрочной службы было очень много — в 1865 г. их насчитывалось 140 тыс., почти 40 % всей армии; частью это были солдаты, остающиеся на третье семилетие — предельный возраст для сверхсрочных солдат был установлен в 47 лет. Это была настоящая армия профессионалов, утратившая связь с народом и являвшаяся твердой опорой военной партии. Успешность прусской мобилизации в 1866 г, показала Франции невозможность оставаться при такой организации. В 1868 г. Ниэль реорганизовал воинскую повинность. Продолжительность действительной службы была установлена в 5 лет; затем солдат уходил в запас и состоял там 4 года. Чтобы увеличить накопление запаса, решено было прекратить оставление на сверхсрочную службу; буржуазия сохранила за собой право откупаться и была свободна в найме заместителей. Одновременно Ниэль провел зачисление на 9 лет в «мобили» — подвижную национальную гвардию всех молодых людей, не попавших на действительную службу. «Мобили» — своего рода французский ландвер — должны были собираться на обучение не свыше 15 дней в году, причем, однако, так, чтобы они моли каждые сутки уходить ночевать домой; вследствие сопротивления военных кругов этому вооружению народа, фактически обучение мобилей не проводилось почти вовсе.

Реформа Ниэля могла дать полные результаты только через 9 лет, в 1877 г., когда она позволила бы накопить 4 полных возраста запаса. Вместе с мобилями в распоряжении военного ведомства имелось бы свыше миллиона военнообязанных. Но война вспыхнула в 1870 г., когда запас только что начинал образовываться и достигал лишь 130 тыс.; кроме того, имелось 120 тыс. еле подготовленных мобилей. Эта реформа дала лишь небольшой выигрыш, но зато она лишила армию многих старых солдат; на место идеологии профессиональных бойцов она не внесла в армию буржуазного патриотизма.

Циничное уклонение богатых классов от военной службы (пусть бедные ходят с нищенской сумой![83]) и недоверие к революционным массам ставили организацию французской армии в безвыходное положение. Чтобы оторвать войска от народа и иметь в них верное орудие подавления бунта, все войсковые части квартировали вдали от районов своего комплектования. Это чрезвычайно затрудняло мобилизацию. Каждый полк имел в районе комплектования свое депо — кадр будущего запасного батальона. При мобилизации запасные должны были явиться сначала в свое депо, там получить одежду и снаряжение, и потом уже следовать командой к своему полку. Этот сложный порядок мобилизации, а также опыт предшествовавших войн объясняют, почему в 1870 г. части французской армии начали перевозки по сосредоточению к границе в первый же день войны в немобилизованном составе: казалось безразличным, где догонят команды пополнения свои полки — на постоянных квартирах или на границе. В действительности создалась трудновообразимая путаница; многие полки оказались вовсе без обоза, корпуса получили свои тыловые учреждения далеко неполностью, весьма значительная часть запасных не разыскала свои полки и блуждала. Часть батальонов была доведена до состава в 800 бойцов, часть же вступила в решительные бои в составе 400 бойцов и почти без запряженных повозок. Франция дорого поплатилась за игнорирование кропотливого мобилизационного искусства.

Общее количество призываемых при мобилизации, частью необученных, людей должно было довести вооруженные силы Франции до состава в 600 тыс.; но в течение первых трех недель войны на границе удалось развернуть только 250 тыс. обученных солдат; формирование дальнейших 100 тыс. требовало много времени и было не вполне закончено через 7 недель после начала мобилизации, к моменту Седана. Остальное представляли мобили, образовавшие преимущественно гарнизоны крепостей, и запасные части. Соображения о войне французского генерального штаба требовали развертывания на границе 440 тыс. полевых войск. В действительности пришлось начать бои, имея 250 тыс. против 450 тыс. германцев; к моменту Седана французы ввели всего в операции 300 тыс. против возросших до 550 тыс. германцев. Первый, особенно важный период войны, французы были обречены сражаться против почти двойного перевеса сил.

Франция располагала крупными запасами вооружения и снаряжения. Кениггрецкая победа пруссаков позволила провести во Франции чрезвычайный кредит в 280 млн. франков и перевооружить пехоту. Был заготовлен миллион ружей «шаспо», значительно превосходивший по надежности действия и дальности (1 500 м вместо 600 м) игольчатые ружья Дрейзе, которыми были вооружены пруссаки. Имелось к ним 113 миллионов патрон. Хуже обстояло дело в отношении артиллерии. Имелось в складах до 3 тыс. нарезных бронзовых орудий полевого калибра, заряжаемых с дула и 11 миллионов килограммов пороха. Но прусские орудия Круппа, стальные, заряжаемые с казны, намного превосходили французские в отношении меткости, дальности, скорострельности. Наполеон III стремился к перевооружению артиллерии, но реакционный французский артиллерийский комитет находил, что лучше всего простота и надежность пушки: пушки дальнего боя могут разрываться[84] от больших зарядов, а пушечные замки будут портиться на войне — вещь слишком деликатная и не боевая.

Тупого упрямства своих артиллерийских стариков Наполеон III побороть не мог. В декабре 1868 г. Наполеон III поэтому решил обойти цитадель технического регресса — артиллерийский комитет — и заказал изобретателю пулемета (картечницы), подполковнику Реффи, разработать новые образцы орудий. Чтобы можно было быстро перевооружить армию, Наполеон III поставил условием, чтобы новые пушки были бронзовые, так как французские арсеналы были приспособлены для работы над бронзой, а не сталью, и чтобы на заряды шел тот же черный порох, запасы коего имелись. Через 16 месяцев Реффи представил новые дальнобойные, заряжаемые с казны образцы, которые могли соперничать с крупповскими пушками, но война вспыхнула прежде, чем испытания их закончились. Пушками Реффи удалось вооружить лишь часть батарей во вторую половину воины.

Полевая артиллерия французов уступала пруссакам не только качественно, но и количественно. Против 1344 германских полевых пушек французская армия имела к началу войны лишь 780, организованных в батареи. Между тем в тридцатых годах французская армия насчитывала 1200 пушек. Уменьшение французской артиллерии произошло отчасти под давлением опыта колониальных войн, в которых артиллерия играла второстепенную роль, отчасти под влиянием режима экономии. Мексиканская экспедиции обошлась Франции свыше 400 млн. франков; правительство не имело мужества признаться в столь большой сумме бесплодных расходов и часть их покрыла урезками военного бюджета, в частности, за счет сокращения числа батарей. Наполеон III попытался возместить недостаточное количество батарей сформированием в полной тайне 24 батарей, каждая по 6 пулеметов Реффи. Огонь пулеметов был действителен только на 1500 м; пулеметы не могли состязаться с германской артиллерией, организация их в батарея была явно ошибочна. Хотя в целом ряде боев французские пулеметы работали успешно, все же после воины 1870 г. они на 28 лет исчезают из вооружения полевых армий: нельзя уменьшать число орудий в пользу пулеметов, таков вывод войны 1870 г. Впоследствии они возродились сначала в колониальных войнах, но уже как оружие пехоты, а не артиллерии.

Количество заготовленного снаряжения было значительно; так, в складах имелось 2 миллиона пар обуви. Но это снаряжение, несмотря на организацию маршалатов, не было рассредоточено по округам, а хранилось в больших централизованных складах на учете военного министерства, Вопросы распределения снаряжения при мобилизации обдуманы не были — в противном случае оно было бы рассредоточено. Имелось два громадных склада обоза, где повозки хранились со снятыми колесами; этим складам было нужно несколько месяцев, чтобы раздать свое содержание. Естественно, при поспешной мобилизации и сосредоточении к границе, войска остались без многих нужных им предметов, и на военное министерство посыпались жалобы, что оно не смогло заготовить самых простейших и нужных войскам предметов. В особенности задерживалось формирование корпусных тылов.

На море Франция имела сильный флот. Но так как у Германии того времени никакого флота не было, если не считать несколько мелких судов, то французский флот был обречен на бездействие. Он прикрывал морские пути во французские порты, на которые, впрочем, никто не покушался. Мысль о десанте на берега Германии, имевшем целью вовлечь Данию в войну, скоро пришлось оставить, так как все свободные войска были прикованы к фронту. Богатые материальные средства флота частью удалось использовать для усиления вооружения Парижа; моряки на сухопутье — в гарнизоне Парижа и в командном составе провинциальных армий в революционный период войны — сыграли заметную роль.

Планы войны. Французский план войны базировался на целом ряде фантастических данных: на том, что удастся в течение 2 недель собрать на границе 250–300-тысячную армию, перейти с нею в наступление, форсировать средний Рейн, добиться откола Южной Германии от северогерманского союза, провоцировать этим успехом выступление Австро-Венгрии и помощь Италии, и затем начать концентрическое наступление к Берлину, поддержанное и датскими войсками совместно с французским десантом. Нельзя сказать, что расчет на союзников и на откол Южной Германии не имел под собой никакой почвы: в случае начала победного шествия французов, они бы, несомненно, нашли союзников вне и внутри Германии. Достаточно обратить внимание на то обстоятельство, что оба баварских корпуса в первые дни войны не столько сражались, как присутствовали на полях сражений, в особенности они отличились ничегонеделанием 6 августа под Вертом; только постепенно, с течением войны, баварцы начали принимать действительное участие в военных действиях, понимая втайне, что их усилия ведут непосредственно к утрате Баварией самостоятельности. Но чтобы использовать все силы Европы, готовые свалить бисмарковскую Пруссию, надо было одержать первые успехи. Через 2 недели, когда французские войска должны были переходить уже в наступление, на границе имелось только 140 тыс. войск, притом не получивших еще своих тылов и потому не оперативноспособных. За отсутствием возможности выполнить первый шаг, весь французский план рушился.

Вначале предполагалось выставить на границе две армии: армию Базена в Лотарингии, впереди Меца, армию Мак-Магона в Эльзасе, и собирать третью резервную армию Конробера в Шалоне; все корпуса должны были быть в трехдивизионном составе. Но затем, в момент мобилизации было принято решение: в Париже должна была остаться энергичная императрица Евгения в роли регентши; Наполеон III должен был оставить Париж и непосредственно командовать войсками, объединявшимися в одну Рейнскую армию; три маршала в утешение получали в командование корпуса четырехдивизионного состава, а другие генералы — только трех- или двухдивизионного состава. Это решение потребовало полной перетасовки дивизий по корпусам и всего высшего комсостава и сверх того вовсе не учитывало болезненного состояния Наполеона III, мешавшего ему фактически руководить военными действиями; политика стремилась использовать бонапартистские традиции — впечатление отъезда императора в армию — и открыть простор диктатуре императрицы, возглавлявшей партию войны.

Прусский план войны заслуживает более внимательного рассмотрения. В 1850 г., когда престиж Франции стоял высоко, а прусская армия, до реформы 1860 г., чувствовала себя неуверенно, Мольтке исходил из осторожных предположений; вместе с контингентами Южной Германии он мог собрать на французской границе 400 тыс. войск, но уступающих в боеспособности меньшим силам французов. Поэтому Мольтке выдвигал ограниченную цель — захвата Эльзаса и Лотарингии и временного затем перехода к обороне. Мольтке допускал, что успехи, одержанные пруссаками в пограничных провинциях, подкосят Вторую империю и вызовут революцию; но операция на Париж рисовалась Мольтке очень трудной и хлопотливой; к ней он предполагал перейти лишь при благоприятных условиях, как ко второму этапу, начатому не от Рейна, а от р. Мозель. Мольтке в 1859 г. стоял_; таким образом, как и Клаузевиц при неблагоприятных условиях 1831 г., за наступление лишь с ограниченной целью. Но с начала шестидесятых годов, как только прусская армия выросла количественно и качественно, а Франция увлеклась колониальными предприятиями, тихоокеанской политикой и ослабела на континенте, Мольтке, подсчитывая перевес находившихся в его распоряжении сил, сейчас же переходит к идеям сокрушения.

Мольтке составлял план войны не только для одного северогерманского союза, все вооруженные силы коего непосредственно подчинялись прусскому королю, но и для союзных государств южной Германии; Мольтке очень скептически смотрел на военную помощь, которую может оказать независимый в своих решениях попутчик на войне; поэтому он добился, что оборонительный союз с южногерманскими государствами включил полное подчинение прусскому королю с самого начала войны южногерманских контингентов; взамен Мольтке обязывался не делать никаких различий в защите прусских или союзных территориальных интересов. Помимо этого Мольтке озаботился, чтобы южногерманские контингенты не оставались бы на правом берегу верхнего Рейна для фронтальной обороны своей территории, что изолировало бы южных германцев от пруссаков, собиравшихся на левом берегу Рейна. Чтобы взять союзников крепко в руки, Мольтке не остановился перед тем, чтобы скучить все развертывание на узком пространстве левого берега Рейна.

Мольтке должен был считаться с возможностью выступления Австрии на помощь Франции. На всякий случай Мольтке не включал поэтому в первый эшелон оперативного развертывания три прусских корпуса; к перевозке их намечалось приступить во вторую очередь, после того как выяснится нейтралитет Австрии, и железные дороги освободятся от перевозки всех прочих корпусов. Австрия не была способна к такой быстрой мобилизации как Франция. Поэтому, если бы между ними была заключена военная конвенция, Австрия оказалась бы вынужденной первой начать приготовления к войне. Мольтке требовал немедленно начать войну против Франции, как только признаки этого будут замечены, 400 тыс. немцев должны скоро сломить сопротивление 250 тыс. французов. Австрийцы в это время должны будут оставить сильный заслон в Галиции против русских и заслон на р. Инн против Баварии. Не скоро австрийцы изготовятся перейти прусскую границу. За это время в Лотарингии произойдут уже решительные столкновения немцев с французами; победа пруссаков может заставить Австрию вложить в ножны меч, уже наполовину обнаженный. Но если австрийцы вступят в войну и смогут оттеснить три прусских корпуса и даже займут Берлин, война еще не проиграна: надо заключить легкий мир с разбитой Францией и перебросить прусскую армию вниз по Дунаю; баварцы на Инне образуют прикрытие, которое обеспечит эту переброску. Решительное наступление вниз по Дунаю на Вену сразу ликвидирует все успехи австрийцев в прусских провинциях. Таким образом в случае борьбы против коалиции Мольтке накануне 1870 г. предполагал действовать по внутренним линиям между двумя различными театрами войны.

Отказ выделить «обсервационную» армию для охраны границы с государством, нейтралитет коего ненадежен, характерен для стратегии Мольтке, по крайней мере в ее блестящую эпоху сокрушения: Мольтке устремляет все силы против врага, уже обнажившего оружие, не стесняется добиваться двойного перевеса сил на театре реальных военных действий за счет полного оголения прочих границ; железные дороги, открывая возможности быстрой переброски и действий по внутренним линиям между различными театрами, позволяют ему обходиться без выделения «обсервационных», т. е. не действующих, только наблюдающих сил, и достигать на войне сразу же максимума стратегического напряжения государства.

Мольтке не только верно определил количество французских войск, с которыми немцам пришлось встретиться, но и пункты их сосредоточения. Последнее, впрочем, не представляло труда, так как в 1870 г. оперативное развертывание должно было происходить уже полностью по железным дорогам; в то же время развитие железных дорог еще не достигло такого уровня, чтобы железные дороги имели избыток транспортного могущества и позволяли бы не полностью использовать их. Для оперативного развертывания создались условия, лишенные всякой гибкости. Франция имела в пограничной с Германией полосе два больших железнодорожных узла — Мец и Страсбург. Каковы бы ни были соображения французского командования, немцы непременно должны выли повстречать две группы французских войск, разделенные Вогезами и опирающиеся на Мец и Страсбург. Таковыми в действительности и оказались группы маршалов Базена и Мак-Магона.

Сокрушение Франции, выдвинутое Мольтке, требовало захвата Парижа: германские армии должны были стремиться к французской столице и по пути уничтожить живые силы Франции. Предстояло решить лишь вопрос об общем направлении операции: обходить ли французов правым крылом, чтобы отрезать их от Парижа и прижать к швейцарской границе, или обходить левым крылом, стремясь перехватить дорогу на Париж и прижать французов к бельгийской границе. Начертание границ, положение Парижа и местные условия говорили в пользу того, чтобы сделать ударным, заходящим, правое крыло вторгающихся во Францию немецких армий и поставить себе целью оттеснение и окружение французских армий у границы Швейцарии. Однако Мольтке должен был считаться с тиранией железных дорог, которые позволяли гораздо легче накопить большой кулак на границе Эльзаса, чем по соседству с Голландией и Бельгией, — и Мольтке построил свой план на систематическом обходе французов с юга и на оттеснении их к бельгийской границе. Этот план полностью не удался по отношению к армии Базена, которая не решилась оторваться от Меца и двинуться между немцами и бельгийской границей, была окружена и погибла в Мецской крепости; но он получил законченное осуществление под Седаном, против Шалонской армии. В 1914 г. немцы приступили к осуществлению противоположного плана, лучше отвечающего условиям начертания территории Франции, — к обходу правым крылом и оттеснению французов на юг; но этот план Шлиффена стал возможен лишь после двадцати лет специально ориентированного на эту цель железнодорожного строительства.

Оперативное развертывание намечалось Мольтке в недалеком расстоянии от границы, с тем чтобы скорее использовать преимущество немцев в подготовке, быстроте мобилизации и численности. Но план предусматривал, если французы перейдут в наступление ранее 17-го дня мобилизации, отход 2-й центральной армии, наиболее подверженной удару, от Нейнкирхена и Гомбурга, где ее предположено было высаживать, на 6 переходов назад, к Рейну. 16 июля было первым днем мобилизации; перевозки по сосредоточению должны были начаться только 24 июля, по окончании мобилизации; но немедленно после начала мобилизации стали поступать сведения о том, что французские войска в немобилизованном составе перевозятся к границе; в этих условиях высадка 2-й армии в Нейкирхене и Гомбурге, в одном переходе от границы, подвергала их опасности поражения побатальонно; поэтому Мольтке распорядился обрезать ее перевозку и высаживать ее на Рейне. Это укорачивание перевозки являлось единственным способом проявления гибкости развертывания в ту эпоху.

В конечном счете, свыше полумиллиона германцев развертывалось на фронте от Трира до Карлсруэ протяжением 160 км, это было очень тесное развертывание; если принять во внимание, что армии должны были двинуться в расходящихся направлениях, 1-я и 2-я — в Лотарингию, а 3-я — в Эльзас, то в этом развертывании можно усмотреть кажущееся отступление от данной нами характеристики оперативного искусства Мольтке. В действительности, прусские армии были подготовлены лишь к развертыванию на том узком участке, где прусская территория граничила с французской; Мольтке позаботился подтянуть к этому участку и южногерманские контингенты. Участие Южной Германии в войне С Францией являлось в известной степени условным; оперативная подготовка на нее распространялась в слабой степени. Мольтке выдвинул твердый вариант развертывания, который мог бы быть осуществлен и без южных немцев; южная Германия непосредственно не прикрывалась развертыванием Мольтке, но она прикрывалась косвенно: 3-я армия, на линии Ландау — Карлсруэ, занимала фланговую позицию и, в случае попытки французов из Эльзаса переправиться через Рейн, 3-я армия обрушилась бы на их фланг и тыл. Что Мольтке стремился возможно скорее выйти из оперативно-скученного положения и получить возможность действовать двумя раздельными группами, направленными по сходящимся направлениям, видно из того, что он торопил 3-ю армию скорее перейти в наступление от Ландау и вторгнуться в Эльзас; тем самым он создавал могучую охватывающую группу, которая могла бы перевалить Вогезы и обрушиться на правый фланг французов, если бы последние, как казалось вероятным, вступили в решительный бой с 1-й и 2-й немецкими армиями близ границы Лотарингии на р. Саар.

Немецкий тыл. Существенным пропуском соображений Мольтке являлся недостаток каких-либо указаний о работе тыла в предстоящих операциях. Опыт войны 1866 г. был еще недостаточно уяснен. Между работой генерального штаба, подготовлявшего операции, и работой военного министерства, организовывавшего продовольствие войск, никакой увязки не было. Мольтке намечал перейти в решительное наступление на 20-й день мобилизации; военному министерству следовало прежде всего обдумать и подготовить довольствие войск в районе развертывания с 9-го по 20-й день мобилизации. Между тем, у военного министерства не было там никаких запасов; с началом войны оно распорядилось, чтобы корпусные округа на Рейне произвели торги на заготовку продовольствия на 6 недель для всех развертываемых сил. Но продовольствие, законтрактованное таким путем, начало поступать только тогда, когда Рейн совершенно уже очистился от войск, и большей частью использовано не было. По-видимому, о переходе в наступление на 20-й день органы военного министерства не были осведомлены заблаговременно. Выручали немцев лишь богатые местные средства. Вместо того, чтобы стремиться организовать хлебопечение в районах, в которых находились войска, интендантство начало выпекать хлеб в крупных городах на Рейне и Майне; хлеб до войск не доходил; не понимая, что дело тормозится лишь условиями транспорта, на жалобы войск на отсутствие хлеба военное ведомство ответило нарядом Берлину — выпекать ежедневно для армии 100 тысяч порций хлеба и корпусным округам — даже I корпуса в Восточной Пруссии — выпекать побольше хлеба и высылать в действующую армию. Но железные дороги еще полным ходом работали по сосредоточению войск, хлеб залеживался и портился в пути.

Тогда как в 1914 г. в первую голову немцы перебрасывали в район развертывания этапные хлебопекарни и личный состав для этапных транспортов, чтобы войска прибывали уже на оборудованную в тыловом отношении территорию, в 1870 г. никакой аналогичной подготовки не было; несмотря на это, в первую очередь перевозились только войска; дивизионные, корпусные и армейские тылы следовали лишь потом. Переход в наступление был начат до прибытия большей части тыловых учреждений. Эта война заканчивала собой период развития военного искусства, в течение которого железные дороги расценивались, как технический шаг вперед, устраняющий всякую необходимость подготовки базирования, которой в эпоху Фридриха и Наполеона посвящалось так много внимания. Конечно, было бы ошибочно в век железных дорог оставаться с теми огромными складами в крепостях пограничной полосы, которые имелись в XVIII веке; в этом отношении понятие «база» растворилось ныне во всей территории государства; каждая железнодорожная станция может питать десятки и даже сотни тысяч солдат. Но операции и развертывание должны быть подготовлены в тыловом отношении; для ускорения сосредоточения важно часть запасов иметь заблаговременно в районе развертывания, и там же среди войск должно быть организовано хлебопечение.

В 1870 г. прусские войска сформировали себе из обывательских подвод «временные транспорты»; получился удивительный разнобой в тыловом отношении. Войскам разрешалось задерживать при себе обывательские подводы (в 1-й армии — по 2 на батальон и батарею и по 3 на эскадрон). Интендантский персонал оказался не на месте: из 12 корпусных интендантов только 3 по состоянию здоровья смогли выступить в поход; остальных пришлось импровизировать. Органы полевого интендантства, вместо того чтобы с первых же дней приступить к энергичной работе формировались по плану мобилизации только на 10-й день. Интендантство по-прежнему не умело использовать железные дороги. По железным дорогам к армии подвозились не обезличенные грузы которые могли быть направлены туда, где в них была наибольшая надобность, а грузы отдельных владельцев по различным накладным, как в мирное время. Что делать станции, на которую сыплются грузы, неизвестно кем посланные, неизвестно кому адресованные и ждущие предъявителя накладной? Замешательство и остановка работы станции являлись неизбежным последствием.

В 1870 г. уже начали функционировать этапные инспекции, которые должны были объединить работу тыла каждой армии и явиться единственным адресатом для железных дорог. Но только постепенно удалось перейти от корпусной анархии к организации армейского тыла. Подвоз в сущности функционировал весьма скромно, и преимущественно только в моменты остановок. При осаде Парижа главнокомандование предоставило маасской армии один продовольственный поезд в день, но фактически она получала не больше чем 1 поезд в три или четыре дня, а с 28 ноября по 28 декабря пришло всего только три поезда, и то почему-то со скотом, который имелся и на месте, а не с мукой. Для сбора местных средств для армии широко использовались кавалерийские дивизии. Маасская армия под Парижем в общем была сыта, а 3-я армия, также осаждавшая Париж, частенько голодала. Единообразной, картины тыл не представлял. Хуже всего обстояли дела у баварцев, которые и голодали, и обижали местное население, и изводили много денег.

Подвоз огнестрельных припасов не стоял еще остро для полевых войск: за всю войну им было подвезено только 30 миллионов патронов и 362 тысячи снарядов, т. е. груз двух неполных десятков поездов. Полевая германская пушка за 5½ месяцев операций израсходовала только по 190 выстрелов. Осложнения создавались лишь тогда, когда приходилось осаждать крепости. Осада Страсбурга за короткое время заставила израсходовать по весу столько же боеприпасов, сколько было израсходовано в полевых боях за всю войну. Таков закон позиционной борьбы. Бомбардировка Парижа задерживалась в течение двух месяцев отчасти из-за трудности подать осадные грузы по единственной железной дороге, недостаточно кормившей к тому же две армии.

Французы при отступлении весьма недостаточно портили железные дороги; по-видимому, частные железнодорожные общества берегли свое добро. Но железнодорожные войска у немцев находились еще только в зародыше. Железные дороги во многих местах были преграждены крепостями. Как ни слабы были эти крепости и их гарнизоны, немцы долго возились с ними, так как в вопросе об атаке крепостей они были в 1870 г. такими же профанами, как русские в 1914 г., и вовсе не имели тяжелой полевой артиллерии. Атаку Страсбурга они вели еще приемами, выработанными в конце XVII века Вобаном и удерживавшимися среди русских военных инженеров до XX века включительно. А когда потребовалось немцам построить железнодорожную ветку в обход Меца на участке Ремильи — Понт-а-Муссон, протяжением всего в 30 км, что предусматривалось еще за год до войны, то тыл нескоро справился со сбором рабочей силы, материалов и инструментов; потребовалось 6 недель, чтобы закончить эту простую ветку.

Тактика. Тактические действия пруссаков в 1870 г. весьма отличны от действий 1866 г.; во многих областях мы видим у пруссаков сильные стороны в 1870 г. там, где у них были раньше слабые, и наоборот; изменение тактического облика армии за 4 года характеризует гибкость и неустойчивость, столь свойственные тактике. В 1870 г. Мольтке удается использовать кавалерийские дивизии в 2–3 переходах перед фронтом армии для оперативной разведки; ему удалось оторвать конницу от главных сил армии, вытолкнуть ее из хвостов походных колонн, где она следовала в 1866 г., как последний резерв для поля сражения. Однако большая часть конницы еще не была вооружена ружьем, совершенно не была способна к спешенному бою, и кавалерийские дивизии еще не имели оперативного оборудования для самостоятельных действий.

Точно так же и артиллерия, тащившаяся в 1866 г. в хвосте походных колонн, пехоты, запаздывавшая вступлением в бой, побатарейно выезжавшая на позиции и враздробь вступавшая в состязание с австрийскими артиллерийскими массами, коренным образом отказалась от этого способа действий, основанного на преданиях наполеоновской эпохи, когда гладкостенный артиллерийский резерв выжидал позади решительный момент, чтобы выскочить на картечь и создать в короткое время брешь в том пункте неприятельского боевого порядка, куда устремляется пехотная атака. При Мольтке, в 1870 г., прусская артиллерия, имевшая дальнобойные пушки, перешла от тактики рода войск ближнего боя к тактике рода войск дальнего боя. Роль артиллерии при этом значительно выросла.

Задача добиваться с самого начала решительного превосходства в количестве ведущих огонь батарей была формулирована совершенно отчетливо. В походной колонне корпуса корпусная артиллерия была передвинута в голову шедшей впереди дивизии. Как только начинали доноситься до слуха выстрелы, все батареи в походной колонне переходили в рысь и, обгоняя пехоту, неслись и пристраивались к стреляющим батареям. Мгновенно образовывались и продолжали расти могущественные артиллерийские линии — по 100 и более орудий, которые составляли костяк боевого порядка, лишь постепенно обраставший пехотой. Корпусная артиллерия стоявших во второй линяй корпусов часто вливалась на эти огромные артиллерийские позиции. Развертывание артиллерии иногда оказывалось даже недостаточно прикрытым пехотой; но в общем этот метод делал немцев сразу хозяевами поля сражения.

Что касается прусской пехоты, то в 1870 г. она не является уже столь определенной представительницей огневой тактики, при помощи которой она пожала в 1866 г. ряд крупных успехов. Казалось бы, не было никаких оснований отказываться от столь успешно испытанных огневых приемов решения боевых задач. Но мы встречаемся здесь с огромным давлением, производимым на тактику качеством вооружения: в 1866 г. прусская пехота имела превосходное игольчатое ружье против австрийского штуцера, а в 1870 г. имела против себя такое же игольчатое ружье — шаспо, но еще более усовершенствованное, стрелявшее на в 2,5 раза большие дистанции. Естественно в прусской пехоте родилось стремление не задерживаться на удалении от 1500 м до 600 м от французов, так как в этой полосе прусская пехота была беззащитна от огня шаспо. На близких дистанциях прусская пехота, благодаря своей превосходной стрелковой подготовке, могла рассчитывать успешно конкурировать с французским ружейным огнем. Однако нарастал соблазн — передать весь центр тяжести огневой подготовки своей артиллерии, решительно превосходившей французскую, выждать вдали от неприятеля, пока артиллерия закончит свое дело, и потом одним лихим ударом опрокинуть неприятеля. Старые ударные идеалы, имеющие за собой два тысячелетия господства в тактике, готовы всегда возродиться. В прусской армии их возрождению особенно содействовали плацпарадные тенденции, всегда существовавшие, а после усиления кадровой армии в шестидесятых годах и побед 1866 г. снова усилившиеся под влиянием феодальных тенденций короля Вильгельма.

Выжиданию результатов действия огня своей артиллерии препятствовала развивавшаяся в прусской армии традиция вести бой встречным образом, не давая неприятелю времени устроиться и осмотреться. В этом отношении тактика 1870 г. являлась непосредственным продолжением тактики 1866 г.

В эпоху Наполеона завязке боя предшествовало сосредоточение войск из походных колонн в резервный порядок. При недальнобойности гладкостенных пушек враждебные армии могли беспрепятственно массировать свои силы в очень небольшом удалении друг от друга. Сражению предшествовала пауза. Пока войска стягивались из коротких походных колонн, старший начальник имел возможность произвести личную рекогносцировку небольшого поля сражения, размеры которого для целой армии в эпоху Наполеона равнялись современному полковому или дивизионному участку. Эта пауза представляла во времени границу между оперативными и тактическими действиями. Составив себе ясное представление об обстановке, старший начальник принимал определенный план; если данных было недостаточно, он завязывал бой на фронте своим авангардом, соответственно подкрепляемым, и держал наготове массы своего резерва, чтобы в момент, когда обстановка назреет, принять решение и нанести свежей организованной массой сокрушающий удар.

Тактическая мысль в течение XIX века долгое время стремилась удержать эту схему, несмотря на те противоречия, которые вызывались изменившимися условиями. Создалось определенное противоречие между теорией и практикой, вызывавшее встречный бой в «диком» состоянии, представляющий большие опасности. Мы познакомились уже с условиями встречного боя, народившимися в 1859 г. Пауза в момент сбора войск из походных колонн в резервные порядки оказалась недостижимой: бой начал завязываться сразу, как только головы походных колонн сближались с противником на расстояние выстрела. Между тем пауза для сбора войск в новейшие времена должна была быть особенно значительной вследствие увеличения глубины походных колонн в несколько раз. Пауза отпала, отпал момент для рекогносцировки и принятия старшим начальником боевого решения, отпала граница во времени между оперативными и тактическими действиями, — они слились в одну неразрывную операцию. Войска стали непосредственно из походных колонн вливаться в бой.

Народилось новое обстоятельство, заставлявшее вместо прежней паузы торопиться со вступлением в бой. Новые условия заключаются в сильно увеличившейся действительности огня и быстроте, с которой войска возводят укрепленные позиции. Если в современных условиях принять двухдневную паузу, которая предшествовала Бородинскому сражению, то надо рассчитывать уж не на условия полевого боя, а на атаку сильно укрепленной позиции. Мы уже видели, как в 1863 г. под Гетисбургом южане проиграли операцию из-за неумения и нежелания вести сражение в духе встречной атаки, как того хотел генерал Ли. Теперь, с одной стороны, дальнобойность оружия и длина походных колонн заставляют головы колонн вступать в бой, не дождавшись подхода хвостов, а с другой стороны, скорострельность оружия, наличие лопат и умение ими пользоваться у противника, заставляют не дарить ему ни одной минуты на организацию фронта, если только мы не застаем уже противника на устроенной позиции.

Управление во встречном бою в значительной мере децентрализуется. Встречный бой нельзя рассматривать, как самостоятельные действия одной колонны; он порожден подходом к линии столкновения с противником по многим путям. Ведут бой старшие начальники в колоннах — командиры корпусов, начальники дивизий и командиры бригад. При недостаточной подготовке частных начальников встречный бой угрожает выродиться на поле сражения в анархию. В 1866 г. за исключением немногих случаев успех давался пруссакам легко. Слабый огонь австрийцев и их неуклюжие массы поощряли прусскую пехоту продвигаться повсюду, подходить на дистанцию в 600 шагов и меньше и расстреливать густые беспомощные колонны неприятеля. В прусской армии быстро воспиталось понимание тактики, как стихийного броска всех вперед. Воскрес старый лозунг воспитателя прусской пехоты первой половины XVIII века фельдмаршала принца Леопольда Дессау: «Напролом». В войну 1870 г. стихийное движение по прямой линии на обнаруженного врага, не ожидая распоряжений свыше и не вдумываясь в обстановку, становится законом для командного состава. Инициатива частных начальников, так толкующих тактику, крайне затрудняет управление и вообще какое-либо маневрирование. Редкий начальник вспоминает о желательности добиться или выждать результатов охвата. Артиллерии, превосходящей очень значительно французскую, часто не дают времени подготовить атаку. Прусские командиры помнят, что на дальних дистанциях французское шаспо сильно превосходит прусское игольчатое ружье, и рвутся скорее достичь дистанций, меньших 600 шагов, где шансы, даваемые оружием, сравниваются. При двойном превосходстве сил, при огромном количественном и качественном перевесе германской артиллерии, при пассивности французского командования, мечтавшего только о том, чтобы отсидеться на крепких позициях, и этот тактический хаос позволил немцам одерживать победы. Однако, тактика встречного боя, неосознанная, в диком состоянии, обходилась немцам дорого: за три боевых августовских дня под Мецом германская армия потеряла 40 тыс. убитыми и ранеными против 29 тыс. выбывших из строя французов; и таково соотношение потерь, несмотря на решительное превосходство немецкой артиллерии.

Рассмотрим два тактических эпизода из сражения при Гравелоте, характерных для прусской тактической подготовки к войне; оба наступавших здесь прусских корпуса были первый раз в бою, и опыт войны не ввел еще поправок в усвоенные войсками методы боевой работы. Один из этих прусских корпусов — IX — был в 1870 г. самым слабым; он был образован после кампании 1866 г. за счет территориального прироста северогерманского союза; одна его дивизия была гессенская, другая — укомплектована уроженцами оторванных от Дании в 1864 г. Шлезвига и Гольштейна; другой корпус — гвардейский — отличался наибольшей муштрой, высоким плацпарадным обучением; в воспитании его особенно прочно удерживались феодальные пережитки.

Атака IX корпуса 18 августа 1870 г. Французская армия Базена силой в 150 тыс. занимала позицию с фронтом, перевернутым к Франции, с тылом, обращенным к крепости Мец, протяжением 12 км — от высот левого берега р. Мозель до селения Рокур, с передовой позицией у Сен-Мари-о-Шен. 1-я и 2-я германские армии, перешедшие р. Мозель южнее Меца, силой в 230 тыс., имели целью стать на путях отступления французов; к утру немцы стояли фронтом на север под прямым углом к французскому фронту. Немецкое командование было очень плохо осведомлено о французах. Оно предполагало, что может быть большая часть французов попытается ускользнуть вдоль бельгийской границы и тогда их надо будет атаковать в северном, направлении. Вероятнее же французы стоят впереди Меца, и их в таком случае надо будет атаковать с охватом их правого фланга с севера. Предстояло разрешить трудную задачу атаки одновременно с поворотом фронта, задачу, на которой еще в 1346 г. под Кресси разбилось французское рыцарство. Прусский генеральный штаб и в 1870 г. как и в 1866 г., еще плохо умел организовать разведку, и в этих условиях развертывание пруссаков 18 августа одновременно с переменой направления оказалось почти непосильной задачей.

Ряд ошибок и недоразумений привел к тому, что немецкое командование полагало, что французская позиция (на 150 тыс. бойцов) тянется только на 5 км и оканчивается у Монтиньи-ла-Гранж. 1-я армия (VII и VIII корпуса) должна была развернуться у Гравелота против французского фронта, а 2-я армия, наступая уступами слева, чтобы помешать отходу французов северными путями вдоль бельгийской границы и атаковать французов с охватом их правого фланга. В первой линии двигались IX, гвардейский и XII корпуса. Этим трем корпусам указывалось наступать не в походном, а в резервном порядке, так как принц Фридрих-Карл, командовавший 2-й армией, желал их иметь сосредоточенными для быстрого развертывания в любом направлении и предполагал, что противник будет встречен вскоре[85]. III и X корпуса, понесшие большие потери 16 августа, наступали во второй линии. IX корпусу указывалось «следовать в направлении на Вионвиль и Ля-Фоли. Если там расположен правый фланг неприятеля, то корпус должен завязать вначале бой развертыванием сильной артиллерии». Гвардейский корпус направлялся на Аманвилье, где уже во всяком случае ожидалось, что французский фронт оканчивается и можно завершить охват. Вследствие ошибочного представления о протяжении французского фронта, IX, гвардейский и большая часть XII корпуса, вместо охвата французского фланга, вышли разновременно против французского фронта.

Когда голова IX корпуса подошла к Верневилю, командир IX корпуса генерал Манштейн ясно увидел белые палатки французского бивака на высоте у Монтиньи-ля-Гранж. Он решил немедленно и энергично вступить в бой, хотя обстановка, казалось бы, позволяла осмотреться и выждать развертывания следующего левее гвардейского корпуса. 2 батальона авангарда были свернуты из Верневиля против леса Жениво, на опушку которого вылезли французские стрелки. Артиллерия, следовавшая в голове 18-й дивизии, а также корпусная была вызвана из колонны усиленным аллюром, чтобы занять позиции на гребне, идущем от Аманвилье к Верневилю. Развертываясь здесь уступами слева, батареи IX корпуса заняли охватывающую с севера позицию по отношению к Монтиньи-ля-Гранж. Для обеспечения левого фланга артиллерии головной полк главных сил был направлен на лесок де-ля-Кюс.

Когда около полудня батареи открыли огонь по Монтиньи, оказалось, что не немцы охватили французов, а далеко тянущаяся к северу позиция французов охватывает и анфилирует левый фланг немцев. Пушечный, пулеметный и ружейный огонь обрушились на немецкие батареи не только с фронта, но с близкой дистанции с левого фланга и даже отчасти с тыла. 4 левофланговые немецкие батареи пытались переменить позицию под прямым углом, фронтом к Аманвилье, но были вынуждены замолчать; часть батарей успела сняться с позиции и отъехать назад, часть была брошена прислугой; французские разведчики, вышедшие вперед, укатили на руках во французское расположение 4 пушки. Спешно бросаемые на север подходящие части из походной колонны — большая часть 18-й дивизии и вся 25-я дивизия — собрались в небольшом леске де-ля-Кюс. Под сильным огнем из окопов перед Аманвилье слабая пехота IX корпуса не могла держаться в поле, и почти два десятка батальонов укрылись в небольшом перелеске, где за каждым деревом пряталось по 6–7 человек.

Генерал Манштейн просил его поддержать. Командующий 2-й армией выделил на помощь ему за счет гвардейского корпуса, вступавшего в решительный бой за С.-Прива, 3-ю гвардейскую бригаду. Около 5 часов вечера генерал Манштейн приказал начать решительную атаку на Аманвилье. 25-я дивизия, разложившаяся под артиллерийским огнем в своем перелеске, обозначила это наступление только одиночными людьми. Но свежая гвардейская бригада бросилась на штурм, почти вовсе не подготовленный артиллерией; штурм был отбит с большими потерями — в гвардейском стрелковом батальоне выбыли все офицеры. Когда наступила темнота, выяснилось, что французы ушли к Мецу вследствие захвата С.-Прива совокупными усилиями гвардейского и XII корпусов.

Печальные действия IX корпуса развились из крайне неудачной, торопливой завязки боя. Вместо того чтобы в вопросе, где фланг противника, верить своим глазам, своим органам разведки, охватывающие части слепо ориентируются до идущим свыше приказаниям, основанным на недоразумениях. Полная бесцельность энергичного начала боя и тяжелых жертв вечернего штурма очевидна. При активном образе действий французов немцы здесь легко могли бы потерять свою артиллерию, и в центре армии сложился бы тяжелый кризис.

Такие же неудачные тактические действия можно отметить в тот же день и у частей 1-й армии Штейнмеца у Гравелота. Здесь немцы переоценили свой успех после открытия артиллерийского огня и начали бой с преследования противника, на самом деле непоколебимо занимавшего укрепленную позицию, бросив в дефиле шоссейного перехода через Гравелотский овраг кавалерийскую дивизию. Паника и тяжелые недоразумения явились естественным следствием.

Атака 1-й гвардейской дивизии на С.-Прива. Гвардейский корпус ночевал западнее, у Габонвиля, а XII саксонский корпус — восточнее, у Пюксье; естественно было бы оставить гвардейский корпус и на западном, заходящем фланге, а саксонцев в центре 2-й армии; но в таком случае саксонцы и гессенцы, с которыми пруссаки воевали в 1866 г. и которых принц Фридрих-Карл расценивал, как не совсем надежных, оказались бы рядом и образовывали основу армии. В центре Фридрих-Карл хотел иметь надежный корпус. Поэтому он двинул гвардию на Донкур, а саксонцев на Жарни по перекрещивающимся направлениям. Гвардия получила приказ наступать через Верневиль на Аманвилье для содействия IX корпусу в его охвате. 1-я гвардейская дивизия, двигавшаяся в голове, взяла севернее указанного ей направления, на Габонвиль. Достигнув его, она увидела, что фронт французов тянется к расположенному на высоком холме селению С.-Прива, которое сильно занято. Поэтому командир 1-й гвардейской дивизии генерал Папе решил свернуть на север для охвата фланга французов у С.-Прива. Но на его пути оказалось селение Сен-Мари-о-Шен, занятое 2½ батальонами французов как передовой пункт. Генерал Папе решил овладеть этим селением совместно с саксонцами. Корпусная артиллерия и артиллерия 1-й гвардейской дивизии уже выехали на позицию к северо-востоку от Габонвиля и обстреливали участок от С.-Прива до Аманвилье. Выезд гвардейской артиллерии был так же рискован и стремителен, как и артиллерии IX корпуса, и не прикрыт пехотой. Но один гвардейский батальон успел занять селение Сент-Эль и тем прикрыть артиллерию на наиболее угрожаемом участке. Саксонская артиллерия обстреляла Сен-Мари-о-Шен, после чего 17 гвардейских и саксонских батальонов, развернувшиеся полукругом против Сен-Марио-Шен, почти без выстрела бросились на деревню и легко ею овладели, так как французы уже начали очищать этот передовой пункт. В само селение ворвалось свыше 10 батальонов, которые перемешались на тесном пространстве небольшой деревни (500 × 500 м). Саксонцы начали медленно собираться для продолжения своего обходного движения, а 1-я гвардейская дивизия была задержана и отдыхала около этой деревни в течение полутора часов. Теперь вся гвардейская артиллерия была развернута на фронте от Сен-Мари-о-Шен до Габонвиля; командир гвардейской артиллерии не возвращал командиру 1-й гвардейской дивизии его дивизионную артиллерию, несмотря на настояния последнего. 2-я гвардейская дивизия, выделив одну бригаду на поддержку IX корпуса, ввязалась другой бригадой в семнадцатом часу дня в атаку высот, которые тянутся от С.-Прива к Аманвилье. Северо-западнее Сен-Мари-о-Шен развертывались саксонские батареи. Генерал Папе полагал, что его дивизию двинут на северо-восток, на Монтуа, для совместного с саксонцами охвата французов; он видел, что охватывающее движение саксонцев развивается очень медленно, что гвардейская артиллерия обстреливает французские батареи и стрелков, но селение С.-Прива, куда прибывали все новые французские батальоны, остается вовсе не обстрелянным.

Командир гвардейского корпуса, весьма ограниченный принц Август Вюртембергский, и его слабый начальник штаба генерал Даненберг, наблюдая французские позиции, пришли к заключению, что французы начинают очищать свою главную позицию, В действительности многие французские батареи, не выдержавшие огня прусской артиллерии, снимались с позиции и отъезжали назад, а французские стрелки очищали некоторые передовые окопы и концентрировались на главной позиции. Но в общем 6-й французский корпус маршала Канробера, занимавший этот участок позиции, стоял еще твердо. В большом селении С.-Прива (площадью 1000 м × 500 м), с большими каменными многоэтажными домами и массой крепких каменных заборов, находилось до 14 батальонов. Такое нагромождение войск, конечно, являлось тоже ошибочным. Саксонцы обещали Августу Вюртембергскому начать в 17 часов атаку против С.-Прива с севера; правда, имелись данные, что их движение происходит с запозданием на полтора часа; тем не менее, когда саксонская артиллерия с дороги Сен-Мари-о-Шен — Обуэ открыла огонь, Август Вюртембергский решил, что охватывающая атака саксонцев начинается, и что их артиллерия уже подготавливает штурм С.-Прива; в действительности она обстреливала французские цепи к западу от Ронкура. Боясь, что саксонцы захватят на фронте стоящей на месте гвардии С.-Прива, что явилось бы скандалом, и так как уже вечерело, командир гвардейского корпуса приказал 1-й гвардейской дивизии наступать севернее шоссе, ведущего от Сен-Мари-о-Шен к С.-Прива.

Перед самым моментом отдачи приказа 1-й гвардейской дивизии к принцу Августу Вюртембергскому явился командир корпусной артиллерии шедшего во второй линии X корпуса и предложил выставить для обстрела С.-Прива 10 находившихся по близости (у Батильи) батарей X корпуса, на что требовалось только 20 минут. Август Вюртембергский отказал; с атакой нужно торопиться и нет больше времени усилять артиллерию и выжидать результатов ее огня. Поведение командира гвардейского корпуса является яркой иллюстрацией мысли Клаузевица, что на войне впечатления чувств оказываются сильнее выводов холодного расчета. Тщетно ген. Папе пытался доказать, что французы и не думают уходить, что саксонцы еще далеко, что С.-Прива совершенно еще не обстреляно, — бригада 2-й гвардейской дивизии уже наступала южнее шоссе, и 1-й гвардейской дивизии надлежало поддержать соседей. Генерал Даненберг, начальник штаба корпуса, всем встречным начальникам гвардейской пехоты указывал направление на самые высокие дома С.-Прива. В ту эпоху в теории тактики господствовало понятие тактических ключей, т. е. таких точек на позиции противника, которые представляют решительный тактический пункт, и со взятием которых оборона остальных участков неизбежно должна пасть. В России эта теория держалась до начала XX века. Таким тактическим ключом рисовалось и селение С.-Прива со своими многоэтажными постройками на холме и великолепным обстрелом. Но ведь французы, находившиеся против гвардии, занимали не только С.-Прива, но весь участок от Ронкура и до Аманвилье, протяжением около 4 км. Никакой попытки поделить участки между атакующими войсками не было сделано, за исключением установления разграничительной линии — шоссе — между 1-й дивизией и 4-й бригадой 2-й дивизии.

Генерал Папе утром 18 августа встретил командира III армейского корпуса генерала фон Альвенслебена, который вел 16 августа упорный бой под Марс-ла-Туром; III корпусу удалось преградить путь отступления французам ценой жестоких потерь. Альвенслебен предупредил генерала Папе, что «мы не дооцениваем огонь французских шаспо и пулеметов. Невозможно наступать так, как мы разучивали тактику на наших учебных плацах; надо больше маневрировать, необходимо разыскивать и использовать малейшие закрытия на местности; надо предоставлять артиллерии время долго и упорно поработать. К угрозе своему флангу французы очень чувствительны». Однако ударный успех под Сeн-Мари-о-Шен заставил Папе забыть это предостережение.

1-я гвардейская дивизия была расположена таким образом: 2-я бригада (2-й, 4-й пехотные полки и фузилерный полк), принимавшая участие в атаке Сен-Мари-о-Шен, группировалась: 2-й полк — на западной опушке деревни; 4-й полк — на северной опушке деревни; фузилерный полк и гвардейский егерский батальон занимали позицию на обращенной к востоку опушке; 1-я бригада находилась в резервном порядке к юго-западу от деревни, фронтом на северо-восток; ее полки стояли рядом_; имея впереди по одному батальону в строю поротно и за ним два батальона в полубатальонных колоннах. Части были разведены на самые скромные интервалы и дистанции. Полубатальонная колонна из середины еще рассматривалась как основной боевой строй. Положение огневой тактики, что основой ведения боя должен быть не сомкнутый, а рассыпной строй, не было еще усвоено прусской гвардией. Так как ружейные пули французов долетали до расположения бригады, то во избежание лишних потерь солдаты в резервном порядке лежали на земле. Генерал Папе решил двинуть в первую очередь 1-ю бригаду, еще не вступавшую в бой, а 2-ю бригаду вести затем вслед, уступом слева. Фузилерный полк и егерский батальон — всего 4 батальона — он оставил в Сен-Мари-о-Шен для прочного занятия исходного положения; это была соломка, подостланная на случай неудачи.

Так как селение Сен-Мари-о-Шен с узкими улицами было забито войсками, то 1-й бригаде при своем развертывании предстояло его обойти. Генерал Кессель, командир бригады, решил вопрос так, как его решали на тактических учениях: в 5 час. 45 мин. он двинул резервный порядок бригады левым плечом вперед на восток, чтобы обойти Сен-Мари-о-Шен с юга; головные роты выслали короткую стрелковую цепь (всего 4 взвода на всю бригаду), так как резервный порядок был очень скучен, а до захождения плечом нельзя было раздвинуть интервалы, чтобы не затруднить еще больше захождение; стрелки, несмотря на беглый шаг, не могли оторваться достаточно вперед; генерал Кессель трижды отдавал приказание направляющей 12-й роте 3-го полка «меньше шаг», но пули противника летели целыми роями, все прибавляли шаг и теснились массой, не находившейся уже в образцовом порядке, непосредственно за стрелками. Пройдя селение, генерал Кессель скомандовал направляющей роте изменить направление в полоборота налево, чтобы перейти к северу от шоссе, в пределы своего участка; другие части резервного порядка бегом выровняли резервный порядок в новом направлении; переход шоссе, обсаженного деревьями и имеющего глубокие канавы, затруднялся облическим движением; фактически движение в полоборота налево при переходе через шоссе обратилось в движение налево, перпендикулярно к шоссе, с фактическим направлением на Ронкур. Это маневрирование резервного порядка бригады представляло бы и в мирных условиях кунстштюк, высокое достижение плацпарадного искусства; а теперь его приходилось выполнять под жестоким огнем. Бригада переходила шоссе флангом к противнику, в густых сомкнутых строях, на удалении от его передовых цепей в 850 м, а от С.-Прива — 1650 м. Потери были велики; вдоль шоссе особенно свирепствовал огонь французов. Французские батареи стали возвращаться на позиции; но главные потери наносил беглый ружейный огонь, чрезвычайно действительный и на дальние дистанции по массивным целям. Правый фланг бригады переходил через шоссе бегом. Чтобы восстановить порядок и повернуть движение на С.-Прива, генерал Кессель остановил голову резервного порядка, как только она достигла ближайшей лощины, фактически почти не представлявшей укрытия; однако, следовавшие позади части резервного порядка стремились вперед, чтобы также воспользоваться этим обманчивым закрытием; остановка только увеличила столпление и беспорядок. Бригада уже проскочила на 400 м севернее шоссе. Генералу Кесселю удалось повернуть два головных батальона обоих полков на С.-Прива; остальная масса, уклоняясь от огня С.-Прива, продолжала устремляться к Ронкуру; осуждать это уклонение трудно, так как, организуя атаку, нельзя оставлять рядом с атакующими частями никем незанятый участок неприятельского фронта — он сможет своим огнем привлечь к себе внимание. 1-я бригада раскололась на две части. Началось движение перебежками. Перебежки совершали как цепи, так и некоторые поредевшие колонны, еще не развалившиеся; после перебежек солдаты и в колоннах бросались ничком на землю. Барабаны били, горнисты трубили, уцелевшие офицеры, начиная от ротного командира и выше, оставшиеся верхом, кричали: «вперед, вперед!».

При поддержке саксонской артиллерии удалось продвинуться на стрелковую позицию в 500 м от цепей французов и открыть огонь. Через 5 минут вслед за 1-й бригадой выступил 2-й полк. Назначение его было наступать уступом за левым флангом бригады. Конечно, проще всего было бы двинуть 2-й полк, стоявший к западу от Сен-Мари-о-Шен, в обход селениям с севера; но он двинулся южнее, чтобы и на пути не отрываться от 1-й бригады и представлять с ней общее строевое целое. 2-му полку пришлось проходить шоссе еще в более трудных условиях, чем 1-й бригаде. Генерал Папе, выехавший на шоссе, изменил назначение 2-го полка и приказал ему развернуться сейчас же после перехода шоссе, чтобы заполнить интервал между шоссе и 1-й бригадой.

К моменту открытия огня прусские батальоны насчитывали только треть того состава, который был двинут в наступление; часть была убита и ранена, часть отбилась от своих батальонов. Несмотря на это позади цепей офицеры энергично вновь формировали разбредавшиеся колонны, вели эти сомкнутые колонны к цепи и подталкивали ее вперед, усиляли ее огонь, сгущали цепь. С удалений в 500 м от французов удалось перейти на удаление в 300 и даже 200 м. Французская пехота, энергично обстреливаемая саксонской артиллерией, быстро начала сдавать, когда к артиллерийскому огню против нее присоединился и выдержанный пехотный огонь с небольших дистанций. Начало обрисовываться охватывающее Ронкур наступление саксонской пехоты. У французов боевые припасы были на исходе; во многих местах местность допускала ведение ими ярусного огня, и вторая линия французов частично также успела расстрелять свои патроны по благодарной цели — прусской гвардии. Батареи выпускали последние снаряды и отъезжали в тыл. Французы были далеки от того обильного снабжения стрелков патронами, которого достигли 7 лет спустя турки под Плевной. Передовые цепи французов стали отходить. Так как Базен не присылал Канроберу на помощь французский гвардейский корпус, то Канробер в 18 час. 30 мин. вечера решил ускользнуть от саксонского охвата и отойти к Мецу. Французская позиция сжималась до сильного арьергарда в ближайших окрестностях С.-Прива.

Таким путем, почти на плечах уходящих французов, остатки 1-й бригады прусской гвардии ворвались в оставленную французами стрелковую позицию[86]. Но французский огонь из окрестностей С.-Прива продолжался. На гребне между С.-Прива и Ронкуром появилось два французских эскадрона, намечавших прикрыть атакой отход своей пехоты; встреченные огнем, они повернули и исчезли. Но появление их глубоко взволновало прусскую гвардию: послышались крики «кавалерия»; цепи начали свертываться в кучки, один батальон перестроился в каре, — как было разучено на учебном плацу. Конечно, образованные сомкнутые построения сильно страдали под огнем французов, и уцелевшие офицеры с трудом рассыпали в цепь и успокоили прусских гвардейцев. Часть прусской пехоты попятилась назад. Уже в начале 19 часа генерал Кессель приказал своей бригаде остановиться, считая свои силы, ослабленные огромными потерями, недостаточными для штурма С.-Прива, и просил о поддержке.

В 18 час. 30 мин. 4-й полк получил приказание двинуться на поддержку. Сам командир корпуса заботился теперь, чтобы полк не проходил южнее Сен-Мари-о-Шен и не пересекал боком к противнику шоссе. Полк двинулся глубокой лощиной к северу от Сен-Мари-о-Шен, вышел за промежуток между двумя расколовшимися частями 1-й бригады и спокойно начал развертываться на восток. Артиллерия французов уже исчезла; полк, чтобы избежать лишних потерь, несмотря на то, что и ружейный огонь французов слабел, заблаговременно начал рассыпать целые роты в цепь. Полк осторожно влился на фронт 1-й бригады и начал наступать дальше, но около 19 час. пришло приказание командира гвардейского корпуса остановиться и выжидать подхода саксонцев. С разных сторон — и от командира 1-й гвардейской дивизии — летели теперь в боевую часть советы не торопиться, быть осторожным. Но как раз сейчас условия для энергичного развития атаки слагались благоприятно. 4-я гвардейская бригада (2-й дивизии), наступавшая южнее шоссе, овладела гребнем высот и располагалась против С.-Прива. Гвардейская артиллерия южнее шоссе переехала вперед; 11 гвардейских батарей, по требованию генерала Папе, громили С.-Прива с удаления в 800-1000 м их огонь направлялся с позиций южнее шоссе на южную часть С.-Прива; гвардейская артиллерия начала усиляться батареями X корпуса, втискивавшимися во все малейшие промежутки. Сзади начали надвигаться пехотные дивизии X корпуса. Слева 14 саксонских батарей с более дальних дистанций обрушили свой огонь на С.-Прива. Ординарец генерала Паре, ездивший с просьбой о содействии артиллерийским огнем к саксонцам, попал на их левый фланг, к северу от Ронкура, и свернул заодно половину боевой части саксонцев с крайнего заходящего крыла, не смежного с гвардией, на помощь гвардейцам у С.-Прива.

Около 19 час. 30 мин. обстановка для штурма назрела. Южная часть С.-Прива была почти брошена своими защитниками. Штурм начался по инициативе стрелков в цепи 4-й гвардейской бригады, к которым присоединился и 2-й гвардейский полк севернее шоссе. С юга и запада врывались в селение гвардейцы, овладевали почти без сопротивления домами южной части; часть их проскакивала через все селение и устраивалась в домах на восточной опушке селения, что показывает хорошее тактическое самообладание. Французы удерживали дома на центральной площади с костелом и северную часть, где имелись два крепких кладбища и несколько массивных построек с садами, огороженными крепкими каменными заборами. Здесь штурм продолжался около часа; первая попытка 4-го гвардейского полка и остатков 1-й гвардейской бригады была отбита; хлынувшие назад гвардейцы наткнулись на 5 саксонских батальонов в колоннах, которым не было места, где развернуться; развивать фронт к востоку было нельзя, так как с востока стрелял французский уступ вне селения. Саксонские батальоны бросились, как были, в густых колоннах, на штурм, были отбиты, отскочили назад за гвардию. Все перемешалось; дым от выстрелов и разрывов снарядов и поднятая ими пыль мешали совершенно ориентироваться; у немцев создалось несколько цепей, которые стреляли друг другу в затылок, и 14 саксонских батарей били в кучу штурмующих и защитников С.-Прива. Все время уцелевшие начальники заставляли горнистов играть сигнал «прекратить огонь». Кое-как удалось унять пехоту, но артиллерия свирепствовала в потемках почти час. Тем временем отдельные бойцы накапливались у самых стен, через бойницы коих стреляли французы; пользуясь дырами, проделанными снарядами, или расширенными вручную щелями в заборах, немцы начали стрелять через те же стены; 25 французов, геройски защищавших кладбище, были таким образом застрелены; постепенно немцы начали и с севера просачиваться в С.-Прива. Около 20 час. 30 мин. окраины селения и центральная площадь были взяты; отдельные дома еще защищались — выстрелы слышались почти до утра. В горевшем селении столпилось свыше 22 перемешавшихся самым причудливым образом батальонов; разобраться было трудно. Генерал Папе приказал гвардейскому фузилерному полку (пятый полк 1-й гвардейской дивизии), не участвовавшему в штурме, занять восточную окраину С.-Прива, прочим частям — выходить из С.-Прива к югу па шоссе и здесь разбираться по полкам. Но сюда как раз нахлынул X корпус; около С.-Прива выезжали на позицию несколько десятков батарей гвардейского, саксонского и X корпусов и посылали свои снаряды в темноту на юго-восток, куда отошли французы; вся ночь прошла, прежде чем удалось восстановить полностью порядок.

1-я гвардейская дивизия на 12 введенных ею в бой под С.-Прива батальонов потеряла 150 офицеров, в том числе 61 убитыми, и 3717 солдат, в том числе 1115 убитыми. Эти потери в наше время массового накачивания пополнений на фронт не кажутся чрезвычайными, но в свое время они сосредоточили на себе общее внимание; гвардейские полки остались почти без офицеров. Принимая во внимание сравнительную скоротечность боя и узкий фронт, на котором он разыгрывался, мы должны признать, что эти потери должны были произвести на войска сильнейшее моральное впечатление. Несмотря на конечный успех атаки, было очевидно, что ведение боя не стояло на уровне требований современности. Прусский король после этого боя подписал продиктованный Мольтке приказ, в котором значилось: «Я отношусь с полным признанием к храбрым атакам пехоты, для которой до сих пор ни одна задача не казалась слишком трудной, но ожидаю от разума офицеров, что им удастся в будущем достигать таких же успехов с меньшими жертвами посредством искусного использования местности, основательной подготовки наступления и применения соответствующих строев».

Вильгельм I крепко держался за свое детище — составленный под его редакцией устав 1847 г. и за предписанные им сомкнутые строи в боевом порядке; отменить этот устав удалось лишь через 18 лет, после смерти составителя. Однако атака на С.-Прива явилась решающей для дальнейшего воспитания немецкой пехоты: не прусская гвардия была расстреляна и пала костьми под С.-Прива, а уставные требования, попытка воспроизводить на поле сражения картинки с учебных плацов, маневрирование хотя бы под дальним ружейным огнем в сомкнутых строях, представление о наступлении пехоты, как о непрерывном ударном движении Под С.-Прива родилось представление о борьбе за огневой перевес и изменилась оценка вынужденных при атаке остановок пехоты: это явление не только перестало быть нежелательным, но само наступление пехоты стало расцениваться как перенос огня на все более и более решительные дистанции; пехота при наступлении работает производительно на остановках со стрелковых позиций, а движение ее является только способом повысить эту производительность, а не наоборот. Через два месяца, в бою у ле Бурже (при осаде Парижа 30 октября), бригада прусской гвардии наступала, уже не подставляя совершенно неприятельскому огню сомкнутых порядков: за цепями двигались только разреженные, разомкнутые строи.

В русской армии, к сожалению, этот опыт пруссаков не был ни понят, ни усвоен. Скобелев, когда ему после русско-турецкой войны на месте, под С.-Прива, Верди дю Вернуа объяснял все перипетии наступления прусской гвардии, сравнивал его со своей атакой на плевненские редуты и вместо того, чтобы осудить оба удивительные образца ударной тактики, заплакал над тем, что усилия прусской гвардии увенчались конечным овладением С.-Прива, а ему пришлось очистить захваченные люнеты и тем свести к нулю усилия своих войск, уже нависших над жизненным центром турецкого положения. Нашлись глубокопочтенные военные специалисты, которые позавидовали пруссакам под С.-Прива.

Впрочем, и в Пруссии имелась обширная группа, отстаивавшая старые ударные взгляды и тактическую муштру (Шерф). В частности превосходство прусской артиллерии толкало мышление тактиков к игнорированию огня пехоты и к ограничению огневой подготовки артиллерийским огнем. Мудрствующий тактик ежеминутно готов обратить ружье пехотинца в ручку для штыка.

Прусской гвардии пришлось разрешать труднейшую задачу тактики — атаки по совершенно открытой местности. Она подошла к ней, как к тактическому бригадному учению. Отметим некоторые ошибки с нашей современной точки зрения: выделение в тылу части войск для занятия позиции, на которой можно было бы принять откатывающиеся при неудаче войска; назначение единственного пункта группы высоких домов С.-Прива, как цели для атаки всей дивизии; следовало расчленить участки атаки между полками и батальонами; направление 1-й бригады с самого начала на «штурм» С.-Прива, когда ей предстояло еще преодолеть многое — развернуться, занять стрелковую позицию, добиться перевеса в ружейном огне, овладеть передовыми позициями; оттеснить французов и затем только думать о штурме С.-Прива; в бою под дальним огнем прусские полки двигались в косом направлении к позиции французов; даже на близких дистанциях неоднократно прусские роты пытались совершать косые движения для занятия охватывающего положения, что, однако, не удавалось. На учебном плацу действия старших начальников гвардии были бы найдены образцовыми, но под огнем они никуда не годились.

Но если тактическая муштра гвардии оказалась никуда не годной, то надо высоко ценить значение вымуштрованности и дисциплинированности каждого солдата в отдельности; только дисциплина гвардии позволяла ей перебороть создавшиеся трудности, обойтись без паники, вступить в стрелковый бой и выйти в конечном счете победителем, хотя изрядно потрепанным.

В оперативном отношении атака С.-Прива являлась преждевременной; отход Канробера к крепости Мец был бы достигнут к вечеру 18 августа без всяких жертв, одним обходным движением саксонцев. Если бы французы предполагали упорно держаться, то атака на С.-Прива могла бы причинить немцам огромный вред: действительно, она заставила широкий обход саксонцев сузить до Ронкура, привлекла саксонцев к С.-Прива — на французский фронт вместо французского фланга и тыла. Находясь в маневренных условиях вблизи от неприятеля, нелегко, однако, проявлять необходимую выдержку и не ввязаться в решительный бой впредь до того момента, когда назревший охват иди назревшие действия артиллерийского огня облегчат наступление. Неудачная атака — это почти всегда атака не вовремя. Ошибочная оценка действительности своего артиллерийского огня сбила с толка не одного слабого Августа Вюртембергского.

Седанская операция. 4 августа, на 20-й день мобилизации, немцы перешли границу Эльзаса и под Вейсенбургом нанесли поражение передовой дивизии Мак-Магона. 6 августа под Вертом поражение понесла группа Мак-Магона, не успевшая стянуться к полю сражения (корпуса Мак-Магона, Фальи, Дуэ); она форсированными маршами и используя железные дороги отступила к Шалонскому лагерю. В день сражения под Вертом немцы перешли и лотарингский участок границы и под Шпихером отбросили назад корпус Фроссара. Наиболее разумно для французов было бы отступать к Парижу, что дало бы выигрыш в три недели на формирование новых частей, позволило бы пополнить до штатного состава все части, заставило бы немцев ослабить силы выделением заслонов против крепостей и позволило бы в начале сентября вступить вновь в борьбу близ Парижа в выгодных условиях. Так в 1914 г. французы, начав отступление после пограничного сражения и расчистив северную часть Франции, смогли через две недели вступить в выгодных условиях в операцию на Марне; но это было возможно лишь благодаря значительной прочности государственного устройства буржуазной республики. В 1870 г. отступательный маневр французских армий немедленно вызвал бы революцию в Париже и падение Второй империи; политика не смела признаться широким массам французов в несоответствии между силами французских и немецких войск, и должна была затягивать возможно дольше борьбу в пограничной области. Наполеон III передал командование 5 корпусами мецской группы французов маршалу Базену и уехал в Шалон. Базен предполагал медленно отойти через Мец к Вердену. Мольтке, располагая против 170 тыс. Базена двойным превосходством сил, решил обойти сильную крепость Мец с юга во исполнение основной идеи операции — отбрасывать французов к бельгийской границе. 1-я и 2-я германские армии в сражениях 14, 16 и 18 августа отбросили к фортам Меца армию Базена и окружили ее. Для блокады 130 тыс Базена в Меце Мольтке оставил принца Фридриха-Карла с 200 тыс., представлявшими основную массу 1-й и 2-й германских армий, без трех корпусов (XII гвардейского, IV) и 4 кавдивизий, которые были выделены в «Маасскую армию» под командой кронпринца саксонского[87]; эта армия вместе с 3-й армией, состоявшей из 5½ корпусов (V, VI, XI, I баварского, II баварского, вюртембергская див.) и 2 кавдивизий, продолжала наступать на Париж. Первоначальным объектом являлась формируемая Мак-Магоном в Шалонском лагере армия. В соответствии с общей идеей отжимания французов на север, к бельгийской границе, Мольтке направлял правое крыло на Шалон, а левое значительно южнее, выдвигая последнее уступом вперед. Желательный тактический охват подготовлялся уже организацией марша. К вечеру 25 августа фронт наступающих немецких корпусов протягивался от Домбаля до Витри (63 км).

Против наступающей массы в 8½ корпусов и 6 кав. дивизий Мак-Магок располагал 4 корпусами (I, V, VII, XII), и 2 резервными кавдивизиями, причем 3 из числа этих корпусов уже (находились под гнетом поражения у Верта. В конце августа силы Мак-Магона могли увеличиться еще на один (XIII) корпус, оканчивавший формирование. Это неблагоприятное отношение сил вынудило Мак-Магона отойти 21 августа к Реймсу; 23 августа он полагал продолжать отход к Парижу, чтобы затруднить немцам операции под этой крепостью-великаном. Правительство Второй империи, имевшее чрезвычайно малую политическую устойчивость, видело в появлении неприятеля перед столицей как бы признание своей военной импотентности и опасалось революционного движения. Поэтому оно настаивало на выдвижении армии Мак-Магона в восточном направлении. Ему удалось побороть сопротивление Мак-Магона при помощи телеграммы Базена от 19 августа, доставленной окольными путями, в которой последний сообщал, что он не теряет надежды пробиться в северном направлении на Монмеди и оттуда или на Шалон, или в Мезьер. Чтобы подать Базену руку помощи, Мак-Магон согласился 23 августа двинуться не на Париж, а в обратном направлении, к р. Маас. 25 августа Шалонская армия достигла р. Эн, между Ретелем и Вузье.

26 августа правое крыло Мак-Магона (VII корпус) оказалось в соприкосновении с немецкой кавалерией. VII корпус расположился на позиции и ожидал немецкой атаки. Мак-Магон подтянул к нему главные силы. Каждый шаг к востоку делал положение Шалонской армии более угрожаемым, поэтому Мак-Магону было выгодно возможно ускорить момент столкновения с немцами, отбыть требуемый политикой номер, сделав попытку выручить Базена, и скорее отойти назад. Но так как немцы и 27 августа не атаковали, то Мак-Магон решил и без боя начать отход к — Парижу. Когда войска уже начали отступательный марш, военный министр, граф Паликао, осведомившись об этом, телеграфировал Мак-Магону: «Если вы бросите Базена на произвол судьбы, то в Париже немедленно разразится революция… Настоятельно требуется ваше скорейшее соединение с Базеном». Совет министров присовокупил категоричесний приказ — спешить на помощь Базену. Мак-Магон подчинился безответственным стратегам; 28 августа двигавшиеся на запад колонны были повернуты кругом, на восток, и Шалонская армия, очертя голову, двинулась к переправам на Маасе у Музона и Стеная.

Пока Шалонская армия два дня толклась у северной оконечности Аргонского леса, немецкие армии круто изменили свою группировку.

25 августа Мольтке получил через Лондон от надежного агента из Парижа телеграмму: «Мак-Магон стремится к соединению с Базеном». Перехваченные на почте письма и газеты, общая молва подтверждали это сведение. Поскольку маневр Мак-Магона являлся политическим жестом, долженствовавшим воскресить доверие парижского населения к мощи Франции, руководимой людьми Второй империи, в печати формирование и движение Шалонской армии не только не скрывалось, но муссировалось. Взоры всех французов, устремленные на наступление Мак-Магона, окончательно связывали последнего. Шалонская армия являлась и жертвой, принесенной для недостижимой политической задачи — спасения подгнившего и грозившего рухнуть политического режима.

Мольтке 25 августа предполагал, что движение Мак-Магона, имеющее характер прорыва между бельгийской границей и правым флангом немецких армий, будет иметь стремительный характер. Так как от Шалонской армии до р. Маас было такое же расстояние, как от ближайшего к пути ее следования XII саксонского корпуса, то Мольтке предположил, что на левом берегу Мааса Шалонскую армию немцы не смогут атаковать достаточно сосредоточенными силами, и поэтому решил преградить ей дорогу на правом берегу Мааса у Дамвилье. Сюда Мольтке рассчитывал в трое суток собрать массу из 7 корпусов (3 корпуса армии кронпринца саксонского, 2 баварских корпуса из 3-й армии, 2 корпуса из состава блокирующих Мец войск). Направление движения обеих армий на 26 августа было изменено на 135°. Армии, повернутые на северо-восток, оказались сразу построенными в узкую кишку. По одной дороге эшелонировалось до 3½ корпусов. Пришлось, чтобы сократить глубину походных колонн корпусов до 15 км, бросить все обозы, кроме обозов I разряда. А местность в районе Аргон и Арден очень бедная, мало населенная, и немецким войскам пришлось голодать.

Донесения конницы 26 августа свидетельствовали о том, что Шалонская армия не торопится на восток. Поэтому на 27 августа Мольтке считал уже возможным застигнуть Шалонскую армию на фланговом марше еще до ее перехода через Маас и соответственно изменил направление марша с северо-восточного на северное. Главная масса немецкой армии наступала на 30-километровом фронте по лесисто-гористой полосе, между реками Эн и Маас, а головной XII корпус перехватывал переправу через Маас у Стенэя. Этот марш немцев на север продолжался и 28 августа.

В этот день, убедившись, что переправа через Маас у Стенэя занята немцами, Мак-Магон решил уклонить движение Шалонской армии на небольшой переход к северу, чтобы перейти Маас на участке Музон — Ремильи. 29 августа голова Шалонской армии (XII корпус) начал переходить через Маас. Правый фланг марша Шалонской армии, 4 корпуса коей попарно группировались в 2 колонны, не был прикрыт французской конницей. Обе резервные кавалерийские дивизии, являвшиеся у французов еще тактическим, а не оперативным органом, двигались в приличествующей для резерва левой колонне. Разъезды немецкой конницы облепляли движение V французского корпуса; приказания последнему перехватывались; стремясь избежать боя, корпус часто вынужден был менять дорогу, а, приходившие с запозданием приказы заставляли его делать петли. Только вечером 29 августа корпус ориентировался, что ему надлежит следовать не на Стенэй, как раньше было указано, а на Музон, свернул на север и утром 30 августа, после утомительного ночного марша, отдыхал у Бомона. Блуждание корпусов французской правой колонны вызвали у Мольтке сомнения — не отказался ли Мак-Магон от своей задачи, и не уходит ли он на северо-запад. Однако он сохранил прежнее направление. 29 августа Маасская армия делала небольшой переход и должна была избегать нажима на большие силы врага, чтобы дать время подтянуться корпусам 3-й армии. 30 августа должен был последовать сосредоточенный удар на армию Мак-Магона.

30 августа армия Мак-Магона переходила через Маас: VII корпус направлялся вслед за I на Ремильи; V корпус, полагавший выступить из Бомона во второй половине дня, должен был переправляться у Музона, где XII корпус уже находился на правом берегу Мааса. Но Мольтке предполагал, что неприятель, встретив на Маасе задержку и с нависшей над флангом марша угрозой, остановился и повернулся лицом на юг примерно на фронте Ле-Шен — Бомон. Этот фронт для атаки был разделен дорогой Бюзанси — Рокур на две части; на восточную направлялось 5 корпусов — Маасская армия, усиленная обоими баварскими корпусами, и на западную — остальные 3½ корпуса 3-й армии, на левом фланге которой группировались, частью в затылок друг другу, 3 кав. дивизии.

Удар 3-й армии пришелся впустую; только ее правая колонна (V корпус) натолкнулась на арьергард VII французского корпуса, скоро исчезнувший на север, что заставило армию стянуться несколько к востоку. Кронпринц саксонский, имея 150 тыс. солдат, решил предоставленный ему участок — 6 км по фронту — по-видимому, не сильно занятый, — атаковать без охвата или обхода, так как таковой требовал бы выделения части сил на другой берег Мааса, а всякого разделения сил, по идеям старой школы, надо было избегать. В первой линии было двинуто 3 корпуса, в резерве за которыми двигались еще 2 корпуса. Так как Бомон представляет узел, к которому сходятся все дороги из лежащего в 2 км лесного массива Дьелэ, то кронпринц саксонский двинул все свои головные 3 корпуса по 5 дорогам, сходившимся к Бомону.

Сражение под Бомоном характеризуется внезапным обстрелом авангардными прусскими батареями бивака V, корпуса, попыткой частного перехода в наступление последнего и затем отходом его с боем к Музону (9 км), где он перешел на правый берег Мааса, причем пострадал его арьергард. Очень тяжело было положение прусских масс при преследовании V корпуса: места для развертывания не было, прусские колонны спускались с высот в самую долину реки и здесь попадали под обстрел выдвинувшихся по правому берегу частей XII французского корпуса; французские митральезы работали успешно.

Громадное превосходство сил пруссаков не могло быть использовано; узкий фронт пруссаков даже охватывался французами; потери пруссаков убитыми и ранеными были почти вдвое больше потерь французов (3000 и 1800); правда, французы, уходя за Маас, оставили 3000 пленных.

День 30 августа не принес Мольтке решения, которого он ожидал; оперативная обстановка скорее изменилась в пользу французов. Гибельная мысль пробиваться к Мецу была оставлена. 31 августа Щалонская армия собралась в ближайших окрестностях Седана. XIII корпус по железной дороге перебрасывался и сосредоточивался у Мезьера. Маасская армия у Бомона и Музона перешла на правый берег Мааса и развернулась между этой рекой и бельгийской границей; 3-я армия подтянулась к Маасу на участке Флиз — Ремильи, причем переправы у Базеля и Доншери, вопреки приказу Мак-Магона, остались неразрушенными. Быстрое, энергичное отступательное движение по единственной дороге Седан — Мезьер с движением частей войск колонными путями в обход теснины Сен-Манж, начатое в ночь на 1 сентября, могло бы еще спасти армию Мак-Магона. Требование общественного мнения — выручить Базена — можно было бы удовлетворить соответственной реляцией о сражении при Бомоне; можно было бы указать на пятерное превосходство числа немцев в этом сражении, что свело на нет героические усилия Шалонской армии подать руку помощи Базену. Однако сражение при Бомоне не было использовано для того, чтобы найти выход из политического тупика: Наполеон III, находившийся при армии, был озабочен лишь тем, чтобы скрыть от Франции разгром еще одного корпуса, и телеграфировал об этом сражении, как о незначительной стычке. В обстановке общей апатии и развала Мак-Магон решил получить еще один козырь, прежде чем Шалонская армия начнет удаляться от Базена, — еще раз в большом армейском масштабе должно было произойти боевое столкновение, в котором немцы должны были помочь Мак-Магону найти достаточно убедительные для парижских политиков доводы в пользу изменения задач Шалонской армии. Мак-Магону, оперируя против Мольтке, приходилось вести одновременно политическую борьбу против Парижа.

Мак-Магон решил дать сражение в узкой полосе местности между Маасом и бельгийской границей. От Базейля до бельгийской границы всего 13 км, но Арденский лес, трудно проходимый, стесняет удобный для маневрирования район до ширины 8 км. Здесь, за ручьем Живон, от Базейля до селения Живон, XII и I корпуса образовали фронт. За ним стал в резерв V корпус; VII корпус, который должен был бы явиться головным в случае дальнейшего отступательного марша, бивакировал фронтом на север от Гаренского леса до селения Флуэн. Присутствие XIII корпуса в Мезьере явилось поводом для Мак-Магона перестать думать о безопасности тыла. Дефиле Сен-Манж и переправа у Доншери не только не были заняты, но и не наблюдались. Общее положение французской армии напоминало треугольник, основанием которого являлась р. Маас с расположенной на ней незначительной крепостцой Седан. Возможность использовать запасы этой крепости, чтобы накормить и снабдить свои изголодавшиеся за 8 дней марша войска, являлась главным соблазном для задержки у Седана.

Во исправление сделанных при Бомоне ошибок, Мольтке указал уже на 31 августа продолжать наступать, причем атака должна была вестись в охват обоих флангов неприятеля. Маасская армия (3 корпуса) получала более пассивную задачу: помешать наступлению французов на правом берегу Мааса и действовать против левого фланга французов. 3-я армия (4½ корпуса) направлялась на фронт и против правого фланга Мак-Магона. Один корпус (VI) был оставлен для охраны сообщений у Атиньи. Эти распоряжения сохраняли свою силу и на следующий день.

1 сентября Маасская армия предполагала провести, как и французы, на дневке. Инициативу маневра взяла на себя 3-я армия. С высот южного берега Мааса были ясно видны биваки французов в районе Седана. Штаб 3-й армии полагал, что в ночь на 1 сентября Мак-Магон непременно продолжит отступление к Мезьеру. Чтобы не дать ему уйти, корпуса (V и XI) должны были перейти через Маас у Доншери по постоянному и понтонному мостам и атаковать его на марше; Вюртембергская дивизия переправлялась через Маас в нескольких верстах ниже и должна была принять меры против попыток XIII корпуса из Мезьера выручить Шалонскую армию. II Баварский корпус наблюдал р. Маас южнее Седана. Так как можно было предвидеть, что V и XI корпуса окажутся в трудном положении при атаке высот севернее Доншери, то представлялось желательным, чтобы предполагаемый отход Шалонской армии протекал не в спокойных условиях, а чтобы на ее арьергард был сделан максимальный нажим, который сковал бы часть сил Мак-Магона в окрестностях Седана. С этой целью I баварский корпус в 3 часа утра должен был перейти Маас по понтонным мостам, наведенным между Ремильи и Базейлем (железнодорожный мост французам также не удалось разрушить), и атаковать французский арьергард у Базейля. Командование 3-й армии обратилось с просьбой к Маасской армии наступлением на правом берегу Мааса помочь I баварскому корпусу связать французские арьергарды.

Сражение под Седаном 1 сентября носило катастрофический характер. Еще в темноте баварцы ворвались в Базейль, но встретили здесь ожесточенный отпор. Только через долгое время, после 6 часов утра, начали подходить авангарды Маасской армии, наступавшей на фронте в 5 км, включая и участок, где уже I баварский корпус вел бой и куда II баварский корпус послал на помощь две бригады. Фронт 4½ немецких корпусов был короче фронта 2 французских корпусов, и быстрого успеха здесь ожидать было нельзя. Генерал Мак-Магон в начале сражения был ранен и сдал командование генералу Дюкро, который хотел скорее отступать к Мезьеру и отдал приказание очищать фронт по ручью Живон. Сменивший командира V корпуса Фальи после сражения под Бомоном только что явившийся в армию генерал Вимпфен имел секретные полномочия от военного министра — в случае убыли Мак-Магона вступить в командование армией. Дюкро немедленно уступил ему командование. Вимпфен имел данные предполагать, что дорога на Мезьер отрезана массами пруссаков, перешедшими Маас у Доншери, и видел спасение только в том, чтобы пробиваться на восток правым берегом Мааса; предпринятые им атаки против густого фронта кронпринца саксонского остались без результата.

Между тем XI и V прусские корпуса, наступая от Доншери, беспрепятственно поднялись на высоты и достигли дороги Седан — Мезьер. Первая задача была решена: путей отступления во Францию Шалонская армия больше не имела. Перед 3-й армией являлась новая задача — не позволить Шалонской армии уйти в Бельгию и сложить там оружие, а захватить ее полностью в плен. С этой целью надо было протянуться к северу и связаться с Маасской армией, чтобы создать кольцо. Сама Маасская армия, имея избыток сил на фронте, пыталась для окружения противника расшириться вправо, но это удалось выполнить только кавалерийским частям, рокировка же пехоты вдоль фронта оказалась слишком затруднительной.

XI прусский корпус беспрепятственно прошел теснину Сен-Манжа и начал развертываться против участка Флуэн — Или; его подкрепил V корпус. Завязался ожесточенный бой с VII французским корпусом. В момент неустойки левого фланга VII корпуса в атаку на немецкую пехоту была брошена резервная кавдивизия Маргерита, которого, когда он был убит, заместил генерал Галлифе. Блестящие повторные атаки французской конницы пронеслись вглубь на два километра за линию немецкого фронта; одиночные всадники достигали теснины Сен-Манжа; несколько немецких рот пострадало, несколько немецких пушек временно оказалось во власти французских кавалеристов; но поражающий кавалерию ружейный огонь немцев все нарастал из всех щелей, кустов и домов на поле сражения и вынудил остатки конницы к отступлению.

Взятие высоты южнее Или левым флангом 3-й армии и совместная атака его с правым крылом Маасской армии (гвардейский корпус) на Гаренский лес знаменует финал Седанского сражения. Наполеон III уже в 13 часов дня отказался принять личное участие в попытках Вимпфена прорваться в направлении на Базейль, признав их безнадежным предприятием, и поставил вопрос о капитуляции. Когда настояние императора стали известны войскам, Вимпфен был вынужден прекратить свои усилия. Начались переговоры, закончившиеся подписанной утром 2 сентября капитуляцией. 104 тыс. солдат, 549 пушек, обозы, госпиталя, 14 тыс. раненых перешли во власть победителя. Император Наполеон III сдался отдельно от армии.

Седанская операция свидетельствует о той крайне трудной обстановке, в которой приходится на войне действовать командованию. Успех немцев прежде все о объясняется тем, что Мак-Магон как бы играл в поддавки; при этом честность Мак-Магона, отсутствие элемента измены не подвержены никакому сомнению. Плохая политика Второй империи могла явиться отправной точкой только для еще худшей стратегии. Седан являлся не только пленением Шалонской армии, но общим крушением Второй империи — политика и стратегия находились здесь в явной связи.

Как результат, Седанская операция является идеалом стратегии Мольтке — щипцеобразный зажим неприятеля с двух сторон, облегчаемый препятствием Мааса и бельгийской границей и переходящий в окружение. Такие обеспечения фланга, как граница нейтрального государства или большая река, легко могут стать роковыми для слабейшей стороны. Однако надо отметить, что Мольтке пожал под Седаном бóльшие лавры, чем действительно заслужил в этой операции. На марш Мак-Магона следовало бы с самого начала ответить образованием двух групп — Маасской армии, которая задерживала бы его с фронта, и 3-й армии, которая отрезывала бы его от Парижа и наседала на хвост.

В устремлении всех сил сначала на северо-восток, а затем на узком фронте на север, мы видим у Мольтке как бы измену его собственным идеям. Накануне сражения под Бомоном, 29 августа, седанская группировка должна была бы уже получить осуществление. Слишком много Мольтке передал на усмотрение штабов армий. Кронпринц саксонский под Бомоном оказался не на высоте задачи; начальник штаба 3-й армии Блументаль явился в сражении под Седаном вдохновенным исполнителем идей, долгое время проповедуемых Мольтке в генеральном штабе.

Даже при двойном численном превосходстве, имея против себя уже побитого врага, даже при таком безумном руководстве, которое было у неприятеля, немецкому командованию приходилось решать высокотрудные и сложные задачи. Нужно полное отсутствие моральной депрессии, чтобы ослаблять сомкнутость массы, разделяться для двойного удара на врага — это такой подвиг, на который Мольтке, находившийся на границе переутомления в период 25–29 августа, оказался не в силах. В эти дни им руководила слишком большая осторожность, слишком большое желание избежать риска, он уже напобеждался под Мецом, и вследствие этой осторожности добыча — Шалонская армия — могла легко ускользнуть из западни, в которую сама направлялась, а прусские войска были вынуждены к форсированным переходам, без обозов, в колоннах, вмещавших более 3 корпусов в затылок друг другу.

Что касается самого сражения под Седаном, то в тесном расположении французской армии на берегу Мааса с обращенными в разные стороны фронтами имеется известная аналогия с расположением армии Наполеона I в сражении при Ваграме на берегу Дуная. Эта аналогия была бы полнее, если бы, как то было указано эрцгерцогом Карлом, эрцгерцог Иоанн подошел с 20-тысячным корпусом с юго-востока, и Наполеону пришлось бы действовать в таком же состоянии тактического окружения, как и Мак-Магону под Седаном. Бернадот накануне Ваграма громко выражал опасения, что стремления Наполеона I действовать столь массированно, переправляя всю армию через Дунай в одном пункте, могут привести к катастрофе. Однако, если охватывающее положение австрийцев создавало для Наполеона I под Ваграном существенные тактические неудобства, то под Седаном, через 61 год, при увеличившейся втрое досягаемости артиллерийского огня, борьба в условиях окружения оказывалась для французов совершенно невозможной — их фронт простреливался с трех сторон насквозь. Мы должны себе представить несравненно бóльшие трудности исполнения седанского маневра немецких армий при условии вооружения 1809 г., должны себе представить жестокую опасность подвергнуть поражению по частям отдельные группы немецких войск при их последовательном концентрическом подходе к полю сражения; должны себе представить, что могучий бросок конницы Маргерита — Галлифе мог привести при несовершенном оружии начала XIX века к крупным последствиям, даже, быть может, к разрыву кольца, — а в условиях войны 1870 г. это было только геройское самопожертвование, отчаянная попытка, которой требовала честь армии, над которой разразилась катастрофа, прежде чем капитулировать.

И Кениггрец и Седан не дают полного представления о всей силе стратегического мышления Мольтке: на поле сражения он выступал не как мастер, а как глава школы, и перекладывал главное бремя работы на своих помощников, на своих учеников. Операция является плодом коллективного творчества. Той сосредоточенности оперативной и тактической мысли, такого подчинения всех помощников и событий своей воле, как у Наполеона, мы не видим у Мольтке. Коллектив генерального штаба, предводимый Мольтке, работал, несомненно, с большими трениями и разнобоем, чем единая творческая мысль Наполеона. Однако децентрализация оперативной и тактической работы, работа коллектива, является знамением новейшей эпохи военного искусства.

Вторая часть войны. Политическая обстановка. Начав военные действия на 20-й день мобилизации, на 49-й день пруссаки покончили со всеми вооруженными силами Второй империи: лучшая армия Базена была заблокирована в Меце, армия Мак-Магона и сам Наполеон III капитулировали при Седане. Франция почти не располагала более кадровыми, прочно организованными войсками. 4 сентября в Париже, по получении извещения о седанской катастрофе, произошла революция; регентша-императрица Евгения бежала в Англию; в Париже левым элементам буржуазии, однако, удалось сохранить за собой власть. Было образовано правительство национальной обороны.

Король прусский при начале вторжения во Францию издал манифест, в котором объявлял, что он воюет не с Францией, а с режимом Второй империи. Теперь, казалось бы, с падением Второй империи, воевать было не с кем.

Однако военная клика в Пруссии к 1870 г. сплотилась несравненно прочнее, чем в 1866 г., выше подняла голову, требовала аннексии Эльзаса и Лотарингии и крупной контрибуции. Бисмарк понимал, что отторжение от Франции двух провинций на десятки лет создаст напряженное положение на франко-германской границе и свяжет во многом свободу Германии. Но он был бессилен смягчить требования победоносных генералов; последние тем громче требовали Меца и Страсбурга, что полагали, что серьезные военные действия окончены и теперь предстоит лишь короткая прогулка в Париж.

Трудная задача Бисмарка — принудить Францию к миру на тяжелых условиях — облегчалась, во-первых, строгим нейтралитетом, который соблюдали все европейские государства, устрашенные победами немцев, и, во-вторых, внутренней политической борьбой во Франции. Революционные элементы Франции и прежде всего парижские рабочие энергично противились всякой попытке заключить мир с уступкой французской территории; продолжение войны связывалось с углублением революции, с социальным переворотом; заключение мира должно было явиться реакцией, переходом власти к консервативной буржуазии, разоружением парижских рабочих, державших теперь оружие в руках и образовывавших большинство в ряде батальонов национальной гвардии Парижа. Буржуазный патриотизм подвергался тяжелому испытанию. К революционным рабочим пока примыкало левое буржуазное правительство, стоявшее у власти с лозунгом «ни одной пяди нашей территории, ни одного камня наших крепостей». Большинство буржуазии было против продолжения войны, в успех которого оно не верило; буржуазия несла расходы на войну и растила при этом силы революции; но революция в связи с патриотическими лозунгами представляла такую силу, что это большинство, имевшее за собой и зажиточное крестьянство, временно было вынуждено молчать и держаться на втором плане. Известие о прибытии в Париж представителя консервативного течения буржуазии, Тьера, стоявшего за мир, совпавшее с известием о капитуляции Меца, вызвало 31 октября 1870 г. энергичное движение рабочих; батальон национальной гвардии Флуренса захватил здание парижской ратуши с находившимся в нем правительством и приступил к созданию правительства коммуны; только с трудом его удалось удалить из ратуши. Наконец, четвертое течение представляли бонапартисты; они в стране потеряли всякое влияние, но на их стороне был осажденный в Меце Базен и часть пленных. Базен не признал парижской революции и остался верен исчезнувшей империи. Бонапартисты предлагали Бисмарку заключить мир с ними; задачу борьбы с революционной Францией они предлагали возложить на армию Базена; последняя с частью войск, взятых под Седаном в плен, могла бы восстановить во Франции империю. Торговая сделка не состоялась: Наполеон III не мог согласиться на уступку Лотарингии и Эльзаса, что лишило бы его династию всякой точки опоры во Франции, а Бисмарк не слишком верил в то, что армия Базена будет сражаться за императора против революционной Франции, и боялся, что если она будет выпущена, то присоединится к революции. Но эта мысль позволила Бисмарку нейтрализовать Базена в Меце переговорами до 27 октября, когда армия Базена съела в Меце свой последний сухарь и должна была сдаться. Таким образом, Бисмарк сэкономил прусской армии потери, которые были бы неизбежны при активных действиях Базена и попытках его прекрасных войск прорваться из Меца. Базен же до последней минуты думал, что его армия будет выпущена из Меца с оружием в руках, на условиях ее нейтралитета до конца войны; он ее берег, чтобы, как только замолкнут прусские пушки, стать хозяином Франции; он не верил в силы революции, и рассчитывал, что Париж падет раньше и мир будет заключен, а Мец еще будет держаться. В этом и состояло его преступление, а не в той измене, за которую он был впоследствии осужден.

Вооруженные силы республики. Огромное значение Парижа заставило правительство национальной обороны стянуть для обороны Парижа все свободные силы, которыми еще располагала Франция. Ядро гарнизона образовали XIII корпус, не поспевший к седанской катастрофе и спасшийся из-под Мезьера, и XIV корпус, кончавший формирование. В составе XIII корпуса имелись 2 кадровых пехотных полка; в остальном XIII и XIV корпуса состояли из маршевых частей, собственно команд пополнений, и из запасных, не попавших при мобилизации в свои части. Вначале эти молодые корпуса имели невысокую боеспособность; они окрепли и сплотились лишь постепенно.

Наиболее устойчивую часть гарнизона представляли 14 тыс. военных моряков, которые с 200 тяжелыми пушками были выделены флотом для защиты Парижа. Моряки были распределены по фортам Парижа, что обеспечивало оборону от неприятных случайностей. Всего количество организованных регулярных войск, считая с маршевыми частями, достигало 80 тыс. Количество легких и тяжелых орудий достигало 3300. Сверх того, в Париже из разных уголков Франции было сосредоточено 115 тыс. мобилей. Революция предоставила им право выбирать себе начальников, что крайне препятствовало установлению дисциплины среди этих необученных и воодушевленных различными настроениями «белобилетников»; они квартировали по обывателям и часто представляли малонадежный элемент; только через 3 месяца осады право выбора начальников было отнято у них. Мобили иногда дезертировали к неприятелю и многократно покидали под влиянием ложных слухов порученные им участки. Затем в Париже имелась национальная гвардия (немобилизуемое местное ополчение), численность которой достигала 344 тыс. В национальную гвардию, вследствие преимуществ (паек и жалованье); которые она имела, записалось много физически негодных для боя людей — детей, стариков, больных. Сверх того, в Париже имелись и партизанские части — франктиреры — и вспомогательные части для выполнения инженерных работ. Всего в распоряжении коменданта Парижа Трошю оказалось свыше полумиллиона вооруженных людей, из них до 300 тыс. относительно боеспособных.

Сосредоточение в Париже всех уцелевших военных сил Франции являлось ошибкой, так как крайне затрудняло военную организацию сил французской провинции. 19 сентября 1870 г., когда Париж был окружен немцами, вне его оставалось лишь одна неполная дивизия, только что переброшенная из Алжира, мобили Бретани, несколько батальонов у Лангра и всего 6 батарей. Немедленно в Орлеане было приступлено, используя все остатки, к формированию XV корпуса, который 11 октября был отброшен к югу II баварским корпусом. Но 9 октября в Тур прибыл с диктаторскими для провинции полномочиями Гамбетта, член осажденного в Париже правительства национальной обороны, вылетевший из столицы на воздушном шаре. Вместе со своим ближайшим помощником Фрейсинэ, Гамбетта энергично принялся за формирование новых частей. Как из-под земли постепенно выросли 11 новых корпусов — №№ XVI–XXVI. Три из этих корпусов были готовы лишь к концу января, когда уже было заключено перемирие, но 8 корпусов приняли горячее участие в боях республиканского порядка войны. Меньше чем в четыре месяца, с упорными боями на фронте, была создана новая массовая армия. Средний успех формирования равнялся 6 тыс. пехотинцев и 2 батареям в день. Этот успех был достигнут, несмотря на то, что военная промышленность и склады сосредоточивались преимущественно в Париже и в провинции приходилось все — начальников, оружие, лагери, обмундирование, патроны, снаряжение, обоз — импровизировать заново. В провинции вновь были созданы многие отрасли военной промышленности. Значительную пользу принесла свобода сношений с внешними рынками: удалось сделать крупные закупки на иностранных — преимущественно английских, бельгийских и американских рынках. Созданная Гамбеттой в 4 месяца артиллерия — 238 батарей — в полтора раза превосходила по численности артиллерию императорской Франции и технически стояла выше. Негодную шрапнель императорской артиллерии заменили надежной на все дистанции гранатой; такой переход от шрапнели к гранате мы будем наблюдать и в Русско-японской и в Мировой войне; за время мира реакция, руководимая полигонными артиллеристами, вновь выдвигает шрапнель.

На вооружение пехоты поступили имевшиеся в провинции 350 тыс. ружей шаспо; пришлось их дополнить американскими системами Снайдера и Ремингтона, а также и другими. В армии Шанзи на вооружении одновременно было 15 образцов ружей; пополнение их патронами было затруднено, но драться все же было возможно. Производство патронов в провинции было доведено Гамбеттой до полутора миллиона патронов в день.

Полки Гамбетты образовывались или из маршевых частей (запасных старого режима), или из мобилей. В состав мобилей были включены все национальные гвардейцы, холостые или вдовые, моложе 40 лет. Мобили провинции оказались даже лучше маршевых полков; при этом сказался территориальный метод формирования, при котором все мобили одной и той же роты, родом из одной округи, знали друг друга, дорожили своей репутацией, скорее сплачивались в одну часть.

Гамбетта встретился с двумя препятствиями. Первое — это полный недостаток офицеров и унтер-офицеров, который затруднял обучение частей и резко понижал их боеспособность; в трудных условиях зимней кампании молодые части с трудом переносили невзгоды биваков в чистом поле; они были наклонны к позиционной войне, тогда как их задача — выручить Париж — требовала от них высшей способности к операциям, к активному маневру; летом для них условия сложились бы много лучше; часто они терпели поражение больше от непогоды, чем от пруссаков; закаленные войска последних были гораздо меньше чувствительны к зимнему дождю, стуже и прочим климатическим неприятностям. Второе препятствие заключалось в высшем командном составе; последний хотя и имелся, но был настроен контрреволюционно, не верил ни в новые войска, ни в успешное продолжение войны, тянул к выжиданию и заключению мира. Недостаток военной выучки можно было бы попытаться заменить революционным энтузиазмом. Но Гамбетта, хотя и был далек от Тьера, пытался вести войну, не углубляя революцию, стремился к сотрудничеству всех классов и отбрасывал все, что имело характер сведения классовых счетов. Он добился бы вероятно больших военных результатов, если бы отказался от своей политической умеренности, от соглашательства с буржуазией, являвшейся во многих вопросах только тормозом. Некоторые генералы, например Бурбаки, бывший командир императорской гвардии, имевший блестящую военную репутацию, выдвинутый Гамбеттой на пост командующего армией, при своем отрицательном отношении к революции оказывались менее пригодными к решению оперативных задач революционной борьбы, чем любой дилетант[88].

Одновременно с этими регулярными формированиями на театре военных действий разрасталось партизанское движение франктиреров. Это движение приковывало внимание и значительные силы немцев к защите своих сообщений; но так как за войну стояли бедняки, за мир — зажиточные, и так как франктиреры совершали насилие на театре военных действий над кулаками, уклоняющимися от борьбы с немцами, то действия франктиреров получили отчасти характер классовой борьбы, еще более отпугивавшей крестьянскую буржуазию от продолжения войны.

Мощное развитие новых вооруженных сил, призыв и вооружение в течение короткого времени самой войны почти миллионной армии составляют новое явление в военной истории. При отсутствии железных дорог, телеграфа, огромных накопленных богатств Франции такое явление было бы невозможно. Если бы в Мецской и Седанской операциях вооруженные силы Франции не были уничтожены начисто, новые формирования могли бы скоро приобрести значительную боеспособность и сломить вторгнувшиеся во Францию немецкие войска. При некоторой подготовке, в Европе с 1870 г. оказываются в наличии предпосылки для формирования войск во время самой войны, для обращения мобилизации из единовременного в перманентное действие. Мольтке был положительно озадачен быстротой, с которой вырастали новые неприятельские войска; в декабре 1870 г. он писал наштарму 2, генералу Штиле: «В операциях, увенчавшихся беспримерными успехами, немецкая армия смогла взять в плен все силы, которые неприятель выставил в начале войны; тем не менее в течение только трехмесячного срока Франция нашла возможность создать новую армию, превосходящую по числу погибшую. Средства неприятельской страны представляются почти неистощимыми и могут поставить под вопрос быстрый и решительный успех нашего оружия, если наше отечество не ответит равным усилием».

В дальнейшем Мольтке многократно повторял: «Эта борьба нас удивила с военной точки зрения до такой степени, что поставленный ею вопрос придется изучать в течение долгих лет мира».

Блокада Парижа. Пока Париж, главный центр революционного движения, держался, у Бисмарка не было шансов заключить мир, отрывавший от Франции Эльзас и Лотарингию. Бисмарк стремился к скорейшему овладению Парижем. Интерес дальнейшей кампании сосредоточился на Париже: немцы стремились его взять, армии французской провинции — заставить немцев снять блокаду Парижа. Немедленно после Седана 3-я и Маасская армии устремились к Парижу и 19 сентября закончили его блокаду. Поредевшие ряды обеих блокирующих армий насчитывали только 150 тыс. с 620 полевыми орудиями, которыми пришлось занимать и укреплять растянувшуюся на 90 км блокадную позицию. Прусский генеральный штаб ожидал скорого падения Парижа; однако, министерство Паликао[89] успело сосредоточить в Париже громадные запасы продовольствия; Париж, отрезанный от внешнего мира, оказался в состоянии держаться свыше 5 месяцев. Бисмарк предусматривал это и требовал, чтобы против укреплений Парижа была начата атака, к Парижу была бы доставлена осадная артиллерия и Париж был бы в кратчайшее время взят. Однако в немецком тылу порядка не было, железные дороги работали с перебоями, блокирующие войска, в особенности 3-я армия, голодали, и выделить средства транспорта для переброски осадной артиллерии было не легко. Кроме того, переход к активным действиям против Парижа требовал затраты по крайней мере трех лишних дивизий пехоты на фронте атаки, а взять эти дивизии было негде. Мольтке не шел навстречу требованиям Бисмарка, причем не договаривал основного своего соображения: Мольтке не считал положение двух германских армий под Парижем устойчивым и имел в виду возможность временного снятия осады. Действительно, две немецкие армии (1-я и 2-я) блокировали Базена в Меце и две армии (3-я и Маасская) блокировали Париж. Составленный из южных германцев корпус Вердера осаждал французские крепости в немецком тылу. Для действия в поле почти ничего не оставалось. Против новых формирований Гамбетты удалось взять из состава 3-й армии только II баварский корпус, который оттеснил 11 октября XV французский корпус и занял Орлеан. Но 9 ноября вместо XV корпуса была уже целая армия Орель-де-Паладина — 70 тыс. бойцов, которые обрушились у Кульмье близ Орлеана на 20 тыс. баварцев и нанесли им поражение. Это единственная победа французов в несчастную для них войну 1870 г. Если бы Мец продолжал держаться, немцы были бы принуждены снять блокаду Парижа; но Мец уже капитулировал, и Мольтке получил в распоряжение две свободных армии; 2-я армия Фридриха-Карла была 2 ноября направлена к Орлеану, на Луару, 1-я армия — против французских сил, сформированных северо-западнее Парижа. Середина ноября являлась наиболее критическим периодом, так как 2-я прусская армия еще не прибыла, а силы Орель-де-Паладина выросли с 2 до 5 корпусов и сдерживались лишь слабой группой великого герцога Мекленбургского (тот же II баварский корпус, усиленный до состава 4 пехотных и 2 кавдивизий). Развертывание войск Фридриха-Карла продолжалось с 17 по 27 ноября. Всего в его распоряжении оказалось 80 тыс. закаленных солдат против 200 тыс. французских войск — молодых, необученных, плохо управляемых. Однако лучший момент для наступательной операции по выручке Парижа был уже упущен Орель-де-Паладином. Напрасно Гамбетта настаивал на немедленном развитии успеха под Кульмье; у Орель-де-Паладина находились тысячи оснований задержаться, чтобы устроить получше свое воинство. В конце ноября Гамбетта и Фрейсинэ взяли на себя лично распоряжение частью корпусов Орель-де-Паладина, чтобы толкнуть их вперед; это было, конечно, неправильно и разгружало командующего армией от всякой ответственности. Наступление французов было отбито (Бон-ла-Роланд и Луанъи-Пурпри), и к 4 декабря центр Орель-де-Паладина был прорван армией Фридриха-Карла, Орлеан вновь взят, французская Луарская армия разделена надвое. В промежуток 30 ноября — 2 декабря была отбита под Вильер (к востоку от Парижа) главная попытка парижского гарнизона прорвать линию блокады. В основном, в этот момент и вторая — республиканская — часть войны была уже проиграна[90].

Только теперь Мольтке мог спокойно привлечь под Париж осадные средства. 27 декабря тяжелые орудия открыли впервые огонь; с 5 января осадная артиллерия успешно громила южные и восточные фронты и бомбардировала город; всего немцы выставили 502 тяжелых орудия. От бомбардировки пострадали только 375 парижан. В течение трех недель атакованные форты Парижа были приведены к молчанию, полуразрушены и уже были бы неспособны отбить атаку открытой силой. С 23 января начались переговоры о капитуляции, вызванные начавшимся в столице голодом; 28 было подписано перемирие, закончившее военные действия, за исключением восточного театра, где продолжалась операция против армии Бурбаки, прижатой к швейцарской границе, которую ей и пришлось перейти 2 февраля.

Стационарность германских сил. Где лежат причины тяжелого кризиса, пережитого германскими войсками во второй половине ноября, несмотря на ряд экстраординарных одержанных ими побед? Очевидно, в недостаточной их численности. Если, как правило, бои императорского периода войны протекали при двойном превосходстве немцев, то бои республиканского периода протекали при двойном, иногда тройном превосходстве французов. Тогда как французы более чем утроили свои силы в течение войны, немцы фактически их не увеличили; количество мобилизованных в августе северогерманским союзом — 888 тыс. — повысилось через 3½ месяца только на 2 %, а к концу войны, через полгода, только на 15 %, что даже не уравновешивало понесенные потери. Пруссия в 1870 г. совершенно не знала лихорадочной деятельности по перманентной мобилизации. Увеличение сил одной из сторон на 200 %, при стационарности сил другой, и создало кризис на фронте.

Вместе с тыловыми частями в августе границы Франции перешло около 700 тыс. человек; количество находившихся во Франции вооруженных сил немцев не переходило этого предела в течение всей войны, но состав этой массы изменялся: количество полевых войск вследствие потерь, откомандирований, болезней, отправлении на поправку, уменьшилось, а количество тыловых войск росло. Военный министр Роон мобилизовал все 12 военнообязанных возрастов (20–32-летних) и частично, в нарушение закона, призвал даже 33–36-летних; внутри Германии оставалось только 33 батальона ландвера и 72 гарнизонных батальона из необученных военнообязанных, 60 пеших эскадронов из излишних кавалеристов ландвера и 12 200 крепостных артиллеристов. Эти силы признавались безусловно необходимыми для обеспечения гарнизонной службы и охранения 300 тысяч французских военнопленных. Крепостные артиллеристы, в которых армия терпела такую нужду для обслуживания осадных орудий, сохранялись внутри «по политическим причинам», хотя германским крепостям могло угрожать только германское население. И несмотря на это напряжение, военный министр Роон далеко не удовлетворял требований негодующих Мольтке, Блументаля и прусского генерального штаба. Почему? Разве в Германии, не потерявшей кадров своей армии в начале войны и свободной от чужеземного нашествия, не было таких же предпосылок для перманентной мобилизации, которая велась в то время во Франции?

Мы полагаем, что уже в 1870 г. имелись налицо те материальные предпосылки для перманентной мобилизации, для ведения войны не стотысячными, а миллионными массами, которые в полной мере характеризуют Мировую войну. Если же эти миллионные массы не были выставлены, то это объясняется политическими, а не материальными условиями. Воевавшая в 1870 г. Пруссия сохраняла еще в значительной степени феодальный характер. Эти феодальные черты были подчеркнуты военной реформой шестидесятых годов; феодальная природа Пруссии в особенности обозначилась после 4 сентября, когда прусским армиям приходилось сражаться с революцией, иметь против себя республиканские части, почти красные войска. В этих условиях прусский король и военный министр были озабочены прежде всего тем, чтобы прусская армия не потеряла своего юнкерского облика, продолжала бы оставаться послушным орудием в их руках. Военный министр направил на пополнение потерь полевых войск 120 000 человек из запасных частей. В числе этих укомплектований 10 % должны были составлять унтер-офицеры и 2 % офицеры. В действительности военному министру удалось включить в пополнение меньше 4 % унтер-офицеров и меньше 1 % офицеров. На демократизацию офицерского звания Роон не шел. Очевидно, это пополнение разжижало юнкерские кадры армии, делало ее политически менее стойкой. Через границу Франции перешли 129 батальонов ландвера, по 1002 человека в каждом. Мольтке требовал образования новой сотни батальонов ландвера. Но Роон полагал, что уже достаточно тех 400 тыс. неподготовленных в мирное время военнообязанных, которые получили оружие в течение войны. Чем больше будет ландвера и ландштурма, тем прусская армия уйдет дальше от желательного феодалам облика. С точки зрения Роона, выгоднее было бы поставить на карту одержанные победы, чем поставить прусскую монархию в зависимость от широких масс, в руки коих будет роздано оружие, хотя эти массы и выглядели пока чрезвычайно законопослушными. И всемогущий прусский генеральный штаб с Мольтке во главе был бессилен против этой феодальной идеологии. Только революция 1870 г. могла направить во французском лагере вопрос о призыве широких масс в другое русло.

Итоги. Чисто военные издержки на войну 1870-71 гг. были почти одинаковы у французов (1912 млн. франков) и у немцев (1934 млн. франков). Франции пришлось заплатить сверх того контрибуцию в 5 миллиардов франков, что она и выполнила в течение трех лет. Это был грабительский мир, вызвавший в Европе длительное военное напряжение, приведшее в конечном счете к Мировой войне. Но этот грабительский мир вполне выливался из природы государств эпохи империализма. Об этом можно судить по заявлению Виктора Гюго с трибуны Национального собрания 1 марта 1871 г., перед ратификацией Национальным собранием условий мира. Знаменитый писатель, мотивируя свое решение голосовать против договора, говорил о ненависти, которая будет нарастать на почве этого договора, говорил, что рано или поздно час реванша пробьет, и пророчествовал, что Франция отберет Лотарингию и Эльзас, захватит весь левый берег Рейна, Трир, Майнц, Кобленц, Кельн. Но далее оратор жестоко ошибался, когда он описывал будущее благородство Франции: «И услышат тогда Францию, говорящую Германии: я все у тебя отобрала и отдаю тебе все, с одним условием — мы будем впредь единым народом, единой республикой; и пожмем друг другу руки, так как мы оказали взаимные услуги: ты меня освободила от моего императора, я тебя — от твоего». Какой насмешкой над всеми протестами французов против грабительского мира 1871 г. является Версальский трактат и его выполнение по сей день.

В результате заключенного с Германией мира французская буржуазия под руководством Тьера и при помощи вернувшихся из плена солдат Базена вступила в борьбу с революционными рабочими. Парижская коммуна без отчаянного боя не выпустила из рук оружия, которым рабочий класс завладел во время войны. Третья, консервативная по определению Тьера, французская республика была основана на костях защитников парижских баррикад. Это определило надолго французскую военную политику: массовые армии Гамбетты были названы луарскими разбойниками; Тьер снискал общее сочувствие консервативной Европы, установив пятилетний длительный срок обязательной военной службы, охватывавшей только половину пригодного к военной службе контингента. Боязнь масс, отвращение к формированиям, не имеющим сильного кадрового состава, презрение к резервным дивизиям остались характерными для французского военного строительства вплоть до начала Мировой войны.

Литература по войне 1870 г. огромна. Официальная германская история войны решительно устарела, содержит неверные цифры и уклоняется от обсуждения острых вопросов. Заслуживают полного внимания два следующих капитальных труда прусского генерального штаба, разработанных при Шлиффене, из серии Studien zur Kriegsgeschichte und Taktik:

1) Heeresbewegungen im Kriege 1870–71. Ценное исследование по оперативной технике.

2) Der 18. August 1870. Потребовался срок в 35 лет, чтобы можно было бы разобраться во всех тактических деталях сражения Гравелот — Сен-Прива. Монография, посвященная этому сражению, занимает 597 страниц, к ней приложены многочисленные схемы и таблицы. Помимо изучения всего архивного материала, составители изучали воспоминания тысячи участников этого сражения. По всем интересным тактическим решениям монография устанавливает ход мыслей, ориентировку начальника и все события, оказавшие влияние на его решение. Этот труд — крупный вклад в тактику.

3) Henri Welschinger. La guerre de 1870. Causes et responsabilités. — Paris. 1911. 2 тома. Новейшая дипломатическая история войны, с некоторым бонапартистским уклоном, основанная на тщательном исследовании огромной литературы и архивов; вносит новые данные по сравнению с прекрасным, но несколько устаревшим трудом: Albert Sorrel. L'histoirede la diplomatic de la guerre franco-allemande.

4) Фридрих Энгельс. Статьи о войне 1870-71 гг. — Москва, 1924. Статьи эти писались во время войны. Во многих вопросах Энгельс проявил удивительную для газетного обозревателя зоркость, и иные мысли его и сейчас чрезвычайно любопытны для лиц, работающих над историей 1870 года. Ценный памятник марксистской мысли.

5) Fritz Hoenig. 24 Stunden Moltkescher Strategic. — Берлин. 1891 г. Фриц Хениг — наиболее острый германский историк — в этом труде исследует стратегическую работу Мольтке в течение сражения при Гравелоте. Его труд о Кромвеле значительно слабее работ по кампании 1870 г. Капитальный труд по последней войне. — Der Volkskrieg an der Loire im Herbst 1870 — представляет 6 томов и 2 добавочных выпуска. Ученая немецкая критика ставит труды Хенига очень высоко, официозная военная критика не рекомендует его чтение молодым офицерам. Как будто детский возраст, когда нельзя посещать кинематографа для взрослых, распространяется на молодых офицеров, берущихся за военную историю. Фриц Хениг не останавливается ни перед чьим престижем, если истина требует развенчать псевдогероя. Появление каждого его труда вызывало горячую полемику. Из официального лагеря, по добросовестности, можно поставить на один уровень с Хенигом только Кардиналь фон Видерна.

6) Von der Goltz, Colmar. Leоn Gambetta und seine Armeen. — Берлин, 1877 г. Фон дер Гольц первый раз выступил с описанием Луарского похода в 1873 году (Feldzug 1870–71. Die Operationen der II Armee an der Loire), где он защищал своего бывшего командарма, принца Фридриха-Карла, от всех упреков — справедливых и несправедливых — и выгораживал его ошибки. Потом маститому автору пришлось краснеть за проявленное византийство. Через 4 года фон дер Гольц вернулся к той же теме, но перенес центр тяжести на исследование французской стороны, сделал свое изложение несравненно научнее и поучительнее; труд очень интересен и как характеристика Гамбетты и как характеристика милиционных армий вообще.

7) Войде. Победы и поражения в войне 1870-71 гг. и действительные их причины. Опыт критического описания франко-германской войны до Седана включительно, 2 тома. — Петербург. 1889 г. Перу русского переводчика Клаузевица и второго председателя нашей исторической комиссии по описанию войны 1877–78 гг. принадлежит один из первых трудов по 1870 г., в котором научная мысль начала прокладывать брешь в сказаниях официальной немецкой истории. Труд Войде в научной отношении стоит выше других русских сочинений по той же войне: Леер писал о ней, когда еще гремели пушки, а Михневич сочинял учебники, согласовывавшие описание войны с нашей стратегической и тактической теорией.

8) Kraft Prinz zu Hohenlohe-Ingelfingen. Aus meinem Leben. IV том, 506 стр. (6-е изд. 1907 г.). Четвертый том очень интересных воспоминаний принца Гогенлоэ относится к войне 1870 г. Гогенлоэ — один из выдающихся исследователей и обильнейших трудами военных писателей. Ему принадлежат Strategische Briefe 1887 г., т.2 и Militarische Briefe, разбитые по родам оружия, причем наибольшей известностью пользуется том III его «военных писем», посвященный артиллерии «Оber Аrtillеrie», 1885 г. (переведен на русский язык в артиллерийском журнале). Эта работа является классическим памятником развития тактики артиллерии в эпоху франко-прусской войны.

9) На русском языке имеется перевод официальной германской истории «Война Германии с Францией 1870–71 гг.», под редакцией Сухотина, 1890-93 гг., 3 т.

10) Из французских источников капитальный труд, впрочем несколько устарелый, принадлежит Camille Rousset. La seconde campagne de Françе. Во II выпуске уже приходилось указывать на талантливые работы этого историка, посвященные Лувуа. Выдающаяся работа того же историка «Lеs volontaires de 1792»; «Histoirede la conquere d'Alger»; «Histoire de la guerre de Crimee»; «La grande armee de 1813». Кроме того, выдающуюся научную известность имеют труды Pierre Lehautcourt, Derrecagaix, отдельная монография по Вёрту Бонналя и много других.

Пьер Леокур — это псевдоним полковника, ныне генерала Пала (Palat). В промежуток 1893–1907 гг. он выпустил 14 томов — историю войны 1870-71 гг., обработанную с использованием выходившей в это время переписки Мольтке, а также трудов Хенига и Кардиналь фон Видерна. Ему же принадлежит интересный труд: Colonel Palat. La strategie de Moltke en 1870. Paris. 1907. В настоящее время этот военный историк выпустил уже полтора десятка крупных томов, в которых излагает историю борьбы на западном фронте: General Palat. La grande guerre sur le front occidental. В глазу у немцев автор замечает малейшие соломинки…

Приведенные французские авторы, за исключением Руссе, относятся к числу правоверных сторонников французской доктрины. Во Франции изучение войны 1870 г. слилось с изучением стратегии, образцом чего может служить труд Фоша «Ведение войны»; начало этого труда приведено в т. I «Стратегия в трудах военных классиков» (стр. 279–341). Из французских авторов мы даем решительное предпочтение представителю оппозиции против французской доктрины полковнику (в отставке) Груару.

11) Paul Deschanel. Gambetta. — Paris. 1919. Новейшая биография Гамбетты. Автор ее выдает себя за поклонника Гамбетты, но в последнем ему, по-видимому, нравится более всего риторика.