Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»

И было в 5345 году от сотворения мира (1585)[19], и воцарился в Польше Сигизмунд, король шведский, а в 5352 году (1592) он взял себе знатную жену — племянницу императора Рудольфа по имени Анна, дочь герцога Карла, сына покойного императора Фридриха (об этом я нашел в конце книги «Растение Давида»)[20]. Был он королем милостивым, справедливым, правосудным и благожелательно относился к евреям[21]. В его дни усилилась папская вера в Польше, в то время как раньше большинство магнатов и первенствующих панов склонялось к греческой вере и обе церкви были равноправны. Так было до воцарения короля Сигизмунда. Вышеупомянутый король стал возвышать магнатов и панов папской веры и унижать магнатов и панов греческой веры, так что почти все православные магнаты и паны изменили своей вере и перешли в папскую, а православный народ стал все больше нищать, сделался презираемым и низким, и обратился в крепостных и слуг поляков и даже, особо скажем[22], у евреев. Только наиболее отважных среди них взял себе король в войско — всего около 30000 воинов, по призванию казаков, и они были свободны от платы податей королю и панам и были обязаны только жительствовать на границе Руси вблизи страны, где живут татары, чтобы охранять государство от них, бывших от века камнем преткновения для Польши. И всегда была великая ненависть между татарами и православными. Татары воевали с православными, а православные с татарами. Вот почему казаки были освобождены от податей и пользовались вольностями наравне со шляхтой, но остальная беднота православного народа была порабощена магнатами и панами, они омрачали их жизнь тяжкими работами и всякими трудами дома и в поле[23]. И наложили на них паны большие подати, а некоторые паны подвергали их тяжким и горьким мучениям, побуждая их перейти в папскую веру. И так они были унижены, что почти все народы, и даже тот народ, что стоит ниже всех[24], владычествовали над ними.

Вот какие бедствия причинил Наливайко (да будет стерто его имя)

И было в 5362 году[25] (1602), в семнадцатом году царствования упомянутого Сигизмунда, и восстал православный поп Наливайко[26], чтобы отомстить за православный народ. Он сказал: «Доколе мы будем молчать полякам?». И они подняли бунт, он и православный народ, против короля польского. И пришло к нему бесчисленное множество народа, все одно, что песок на берегу моря, и они покорили всю Русь, вплоть до св. общины[27] Чуднов. Когда король услышал об этом, он послал на войну с ними двух своих военачальников со всем своим войском, легкой и тяжелой конницей. И одержали поляки победу, а бунтовщика Наливайку (да будет стерто его имя) взяли живьем и привели к королю в столичный город Варшаву и там была учинена над ним расправа за то, что осмелился поднять руку на короля. Наливайко (д.с.е.и.)[28] был осужден, а его единоплеменники подверглись еще большему порабощению. Наказанием казаков, присоединившихся к нему, было то, что освобожденными от платежа податей королю и панам оставили только 20 тысяч, а остальные должны были платить эти подати. Таким образом число казаков уменьшилось на десять тысяч, ведь раньше их было 30000, а с этого времени и впредь их число было установлено в 20000[29], и наступило спокойствие в стране. Король Сигизмунд умер в 5391 г. (1632), а царствовал он 46 лет в государстве Польском. После него в 5392 г. воцарился его сын Владислав. Он царствовал в государстве Польском 16 лет и взял себе в жены знатную дочь императора Матвея, сестру императора Фердинанда, что царствует ныне в св. общ. Вена (да хранит его господь)[30]. И умерла эта королева в 5405 г. (1645), а в 5406 (1646) король взял другую жену — дочь короля Франции, сестру нынешнего французского короля[31]. И был король Владислав королем милостивым, справедливым, правосудным: и он благожелательно относился к евреям[32], и был мир в его время[33].

Вот какие бедствия причинил Павлюк (да будет стерто его имя)

И было в седьмой год царствования Владислава, в 5399 г. (1639[34]), и поднялся казак по имени Павлюк (д.с.е.и.), чтобы отомстить за своих соплеменников-православных, и восстал против королевства Польского. И собралась вокруг него голота и множество праздного люда, и, чтобы еще более умножиться в числе, они пошли в степи, лежащие на путях к Черному морю, называемые «Позади Порога», по-русски «Запороги» [ «Запорожье»]. Там расстилается обширная пустыня, и всякий раз, когда православные бунтуют, они бегут туда, ибо туда спокон веков не проникал никто, кроме казаков[35]. И тотчас же после того, как туда пришел упомянутый смутьян, казаки и прочие православные стали приходить к нему сотнями и тысячами. Они постановили там уничтожить даже имя Израиля (от чего да сохранит господь!), согласно тому, что было когда-то записано греческими [православными] государями на роге быка: «Не общайтесь с Господом Израиля или с Израилем, иначе как убивая их»[36]. Они также поделили между собой все королевство Польское, а бунтовщика Павлюка решили поставить над собой королем в столичном городе Варшаве. Но господь, который ведет мысли людей, расстроил их замысел, уничтожил их намерения и воздал им по заслугам. Однако, возвращаясь в Запорожье, бунтовщики разрушили за прегрешения наши великие много синагог и убили около 200 евреев. Они разрушили также много костелов и убили множество ксендзов в святых общинах Лохвица, Лубны и в их окрестностях, а уцелевшие от погрома бежали в Польшу. Как только король Владислав услышал об этом злом деле, он послал против них на войну, двух гетманов, одного по имени Конецпольский, а другого по имени Потоцкий с большим польским войском и вместе с ними отважного воина по имени Лащ. И произошло между ними сражение. С одной стороны были вышеупомянутые гетманы, а отважный воин Лащ, взяв с собой около шестисот человек, и пройдя через лес, вышел со своими людьми в тыл бунтовщикам, которые, таким образом, оказались окруженными, и нанесли им поляки тяжкое поражение, а бунтовщика Павлюка, который хотел стать королем в столичном городе Варшаве, взяли живым с его начальниками и советчиками и повели их в железных оковах в Варшаву к королю. И короновали там Павлюка; для него соорудили железный трон и посадили его на него, палач одел на его голову железную корону и всунул ему в руку железный скипетр, а все это было добела раскалено в огне, а под ним были горячие угли, и палач раздувал их мехом до тех пор, пока Павлюк не умер[37]. А советчики Павлюка и другие начальники бунтовщиков были подвергнуты жестоким пыткам. Так как король убедился, что казаки все еще бунтуют, он их наказал. До этого происшествия казаков было двадцать тысяч, тогда король постановил, чтобы впредь их было только шесть тысяч, а остальные должны были платить подати наравне со всей православной беднотой. И он поставил над ними комиссаров из поляков, дабы они не бунтовали в другой раз[38]. Но все это не помогло. Ведь нет мудрости и нет разума и нет совета вопреки Господу[39], и на самом деле пришла беда[40].

А теперь я перейду к описанию бедствий, причиной которых был Хмель (да будет стерто его имя) на Руси, Литве и Польше в 5408, 5409, 5410, 5411 и 5412 гг. (1648–1652)

Богдан Хмельницкий с современной гравюры.

И было в 5408 г. (1648) в шестнадцатый год царствования короля Владислава, и был казак в городе Чигирине по имени Хмель (д.с.е.и.) — по-русски, а по-польски Хмельницкий (д.с.е.и.). Он был из казачьих сотников, и, имея многочисленные стада, он был прославлен своим богатством[41], был он человек умный, но с умом, направленным на злое, предприимчивый хитрец и отважный воин. А жительствовал он в Чигирине, принадлежащем гетману Конецпольскому. Гетман разгадал его: он знал, что под сладкими словами скрывались «семь мерзостей в сердце его»[42] и что в душе он замышлял злое, как вообще в привычках православных. Так, они представляются любящими евреев, ведут с ними дружеские речи, утешают и увещевают мягкими словами и «льстят им устами своими и языком своим лгут перед ними, сердце же их неправо перед ними, и они не верны своему завету»[43].

И внушал всегда Хмель (д.с.е.и.) тревогу упомянутому выше пану и он неоднократно говорил своим советчикам и другим панам: «боюсь, как бы этот человек не причинил беды королевству Польскому». Он много раз пытался возвести на него какую-нибудь напраслину, чтобы покончить с ним, но не находил подходящего предлога, так как Хмель (д.с.е.и.) был человек хитрый, смекнул, в чем дело, и остерегался Конецпольского на войне, дабы тот ничего не смог сыскать против него. И вот, когда пришел час смерти гетмана Конецпольского, он преподал сыну некоторые указания по военному искусству (сын его был в это время хорунжий, как их называют на польском языке), т. е. он носил знамя перед королем, когда тот бывал на войне, а насчет Хмеля (д.с.е.и.) он ему завещал следующее: «Ты знаешь Хмеля (д.с.е.и.) и его поступки, так что гляди — сыщи какой-нибудь предлог для того, чтобы сжить его со свету». Когда вельможный хорунжий утешился после смерти своего отца, он взял себе очень знатную жену, сестру пана Замойского, издержал на нее уйму денег — больше, чем ему было по средствам; так вообще в обычае в королевстве Польском, равно среди евреев и среди неверных, что во время свадьбы, если у кого есть одна тысяча злотых[44], он продает и закладывает все свое добро, чтобы издержать две тысячи. После того как хорунжий женился и растратил все свои деньги, он надумал отправиться со своей женой в свои заднепровские владения, в местность, где жили казаки, рассчитывая, что в честь его молодой жены ему поднесут множество подарков, а после этого он вместе с казаками совершит внезапное нападение на татар и возьмет у них большую добычу, как это водится с давних времен. Так он и сделал. Он собрал все свое войско, легкую и тяжелую конницу, и отправился вместе с женой в свои заднепровские владения. Когда упомянутый пан и его супруга прибыли в город Чигирин, они были встречены населением с большой радостью, и им было поднесено множество подарков. А управляющим и арендатором города Чигирина был еврей по имени Захарий Собиленко[45]. Он арендовал указанный город у упомянутого пана, подобно всем евреям в Руси, которые таким образом стали там повсеместно управляющими и хозяевами. Это и явилось причиной страшного бедствия, ибо евреи своим высоким положением вызывали зависть. Итак, упомянутый пан обратился к указанному еврею со следующим вопросом: «Ты ведь управляющий города, так скажи мне, кто самые богатые жители его?». А целью пана было возвести на них какой-нибудь навет, чтобы получить с них больше денег. Еврей Захария ответил на его запрос и, перечислив богачей, он упомянул также злодея Хмеля (д.с.е.и.), и сказал, что Хмель (д.с.е.и.) очень богат и владеет большими стадами. Когда пан хорунжий услышал об этом, он сказал себе: «Ведь отец перед смертью поведал мне об этом негодном человеке. И откуда у него такое богатство? Несомненно, он грабил холопов, что живут в моих же поместьях, так значит — все это по праву принадлежит мне». Тогда хорунжий насильно отобрал у Хмеля (д.с.е.и.) хутор, со всем многочисленным скотом, находившимся там (всего несколько сот голов) — почти половину состояния Хмеля (д.с.е.и.)[46]. А злодей Хмель (д.с.е.и.) молчал, желая усыпить бдительность пана, да и кто скажет пану в его же городе «что делаешь?», ведь он там, как царь в своей стране. И Хмель (д.с.е.и.), готовя месть, ушел от пана, и известил татар: «Берегитесь, наш пан хорунжий вступает со всем войском против вас». А татары в это время были совершенно спокойны и ничего не подозревали о готовящейся войне, но лишь только сии узнали об этом, как сейчас же выступили навстречу, вооруженные саблями и луками. Когда пан увидал, что все известно и что его войско очень немногочисленно по сравнению с татарами, он принужден был бежать обратно с великим позором. Но он не знал, кто был виновником этой неудачи. И случилось однажды, что сидели казаки — Хмель (д.с.е.и.) и его приятели — на попойке у еврея-арендатора упомянутого города и пьянствовали. Как известно, «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», и вот Хмель (д.с.е.и.) рассказал, как он отомстил пану за отобранный хутор. А упомянутый еврей, который сидел за своим столом и производил свои расчеты, услышал это и рассказал все пану. Тогда пан хорунжий бросил Хмеля (д.с.е.и.), закованного в железные оковы, в темницу, намереваясь его казнить. В этом же городе жил тогда другой еврей по имени Яков Собиленко — приятель Хмеля (д.с.е.и.), и вот он посоветовал Хмелю (д.с.е.и.) попросить друзей взять его на поруки, а потом подойти во время богослужения в костеле к пану, пасть к его ногам с мольбой о помиловании и сказать ему, что еврей по злобе возвел на него напраслину, а друзья подтвердят правдивость слов Хмеля (д.с.е.и.). Хмель (д.с.е.и.) поступил, следуя этому совету, и все обошлось очень удачно, и он был на этот раз освобожден паном. После этого пан предпринял расследование и выяснил, что показание еврея-арендатора было правдиво. Приказав вторично заключить в темницу Хмеля (д.с.е.и.), пан хорунжий возвратился с женой и со своими людьми в свою резиденцию г. Броды, что в Малой Польше[47], а полковнику своему, оставшемуся в упомянутом городе, он повелел отрубить голову Хмелю (д.с.е.и.) и прислать ее к нему; если же полковник этого не сделает, то ответит за это своей головой. Как же поступил злодей Хмель (д.с.е.и.)? Когда его приятели-сотники пришли в темницу навестить его, он сказал: «Почему вы молчите? Глядите, как поляки все сильнее и сильнее одолевают нас; с каждым днем все более порабощают наших соплеменников и обременяют их тяжкими работами. Но мало того, что нас поработили паны, ведь даже племя, наиболее униженное среди всех народов[48], владычествует над нами. Сегодня сделали так со мной, завтра так же поступят с вами, и дойдет до того, что наших соплеменников будут запрягать в плуг вместо волов; если хотите последовать моему совету, отправляйтесь к полковнику и просите его, чтобы он отдал меня вам на поруки по случаю предстоящего завтра праздника крещения[49]. А ночью давайте убежим все вместе со всем нашим добром в Запорожье и там будем держать совет, что бы нам предпринять против поляков». И так они поступили. Все сотники, которые были там, отправились к полковнику и взяли Хмеля (д.с.е.и.) из заключения на поруки, а ночью все они бежали в Запорожье, в пустыню[50]. Они разослали послания по всем православным поселениям, призывая прийти к ним. И послушался их православный люд, и собралось там до 20 тысяч праздного народа[51]. Когда услышали об этом король и паны, они сказали с насмешкой: «Как всегда, они попадутся в наши руки». Против них выступили два польских гетмана, один по имени Потоцкий, другой — Калиновский, и с ними около 6000 воинов, и они расположили свой лагерь у города Корсуни, чтобы охранять переправы и не дать бунтовщикам переправиться на другой берег Днепра. И было начало бунта накануне праздника пурим 5408 г. (1648). В Запорожье Хмель (д.с.е.и.) посоветовался со своим войском и сказал своим людям: «Вы ведь знаете, что поляки сильнее нас, они храбры, как львы, „их лица пылают“[52]. Кто же отважится восстать против королевства Польского и устоит против него? Последуйте поэтому моему совету — давайте помиримся с татарами, нашими врагами, и будем воевать вместе с ними против поляков». Его совет был принят, и тогда отправился Хмель (д.с.е.и.) со всем своим войском к татарскому хану, примирился с ним и заключил с ним договор о совместной войне против Польского королевства. Относительно добычи договорился так: татары возьмут всех пленных и скот, а казаки всю прочую добычу, т. е. серебро, золото и одежду[53]. «Мидиянин и моов, ненависти ради к израильтянам, заключили между собой союз»[54], и отправились православные и татары вместе в поход и, пройдя через пустыню и леса, подошли к лагерю поляков. А за день до того, как они подошли к расположению польских войск, они подослали в польский лагерь лазутчиков, чтобы узнать, сильны ли поляки или слабы и много ли у них войска. И лазутчики увидали, что поляков немного, что они сидят на горе и, находясь в добром расположении духа, едят и пьют под звуки музыкальных инструментов и танцуют. Лазутчики сообщили об этом и сказали: «Давайте выступим сейчас же, мы одолеем их, ведь поляки совершенно беспечны и не остерегаются нас». И послали тогда вновь лазутчиков, чтобы они выкопали ямы, рвы и норы на горе и в ложбине, в тылу поляков.

И было во вторник 4 сивана 5408 г. (26 мая 1648) — татары и православные прошли через лес с двух сторон — с одной стороны татары, а с другой — православные. Когда увидали поляки, что на них нагрянула беда и что против выступили также и татары, что их так немного, а татар и православных более шестидесяти тысяч, они пытались бежать через лес на гору и в ложбину, но там они попадали в ямы, вырытые для них, и были окружены татарами и православными. Начальники поляков взмолились, чтобы не проливали их крови, а взяли в плен; татары на это согласились и взяли в плен всех поляков и их двух гетманов. Они подвергли их тяжким пыткам, а ноги этих двух гетманов — имя одного Потоцкий, а другого Калиновский — были закованы в железные оковы[55]. Тогда многие польские шляхтичи увидали, что Хмель (д.с.е.и.) одолевает, что он имеет удачу в своем восстании, и они изменили польскому королевству, заключили с Хмелем (д.с.е.и.) союз и присягнули, что будут служить ему верой и правдой, так как служили прежде королю польскому[56]. Среди них был также и тот полковник, которому пан хорунжий приказал отрубить голову Хмеля (д.с.е.и.). Его назначил Хмель (д.с.е.и.) своим полковником. Тоже и войсковой писарь покойного военачальника Конецпольского, — он стал писарем у Хмеля (д.с.е.и.). Этот писарь был человек чрезвычайно способный и превосходно знал польскую военную тактику, и он, так же как и другие изменившие польские шляхтичи, стал советчиком Хмеля (д.с.е.и.)[57] и истинной напастью для Польши. Из самого же леса берут топорище для топора[58]. В тот же самый день, когда было пленено польское войско вместе с двумя гетманами, пришло печальное известие про смерть короля Владислава. И стала Польша, что стадо без пастыря.

И было, когда узнали магнаты и паны, что умер король и что пленены паны, храбрые и искусные воины, а также и оба гетмана — они сильно пали духом. А сердце евреев от ужаса «растаяло, как воск пред лицом огня»[59], и страх, обуявший панов, перешел и на них. И бежали все паны, имевшие владения в Заднепровье, а также и с правой стороны Днепра до св. общины Полонное, — все они бежали, спасая свои жизни, «Если бы господь не пощадил остатков наших, мы исчезли бы подобно Содому»[60].

Князь Вишневецкий (да будет благословенна его память) был в этот грозный час со своим войском в Заднепровье. Он относился чрезвычайно благожелательно к евреям и как военачальник он не имел себе равных в государстве. Кн. Вишневецкий отступал со своим войском по направлению к Литве, а вместе с ним бежало около 500 хозяев-евреев, каждый со своей женой и детьми. И неслись они, словно на крыльях орлиных, пока не довел их Вишневецкий до тех мест, куда они хотели добраться. Когда грозила опасность с тыла, он приказывал евреям идти впереди; когда опасность была спереди, он выступал вперед, как щит и панцирь, а евреев оставлял позади. А евреи, жившие на правой стороне Днепра, услышали о двух вышеуказанных несчастных происшествиях в первый день праздника «Шевуот»[61], и они все бежали, спасая жизнь, в тот же день, в праздник, побросав без сожаления все свое добро. Вся округа св. общины Острог со всеми общинами, приписанными к ней[62], как св. общины Белая Церковь, Паволочь, Чуднов, Любартов и другие, следующие за ними, бежали частью в св. общину Полонное, частью в св. общину Заслав, частью в св. общину столичного города Острог[63], частью в св. общину Константинов, — потому что это были укрепленные города. А вся округа св. общины Львов[64], что в Руси, со всеми общинами, приписанными к ней, как, например, прикагалки[65], св. общины Немиров — бежали в самый Немиров; из окрестностей св. общины Тульчин — в Тульчин; из окрестностей св. общины Бар, например, св. общины Винница, св. общины Черноград, св. общины Красное и прилегающие общины — все бежали в Бар; а те, которые не бежали или не смогли бежать, они сами повинны в своей гибели. И много святых общин, расположенных невдалеке от мест сражения и не могших спастись бегством, как то св. община Переяслав, св. община Борисовка, св. община Пирятин, св. община Борисполь, св. община Лубны, св. община Лохвица с прилегающими, погибли смертью мучеников от различнейших жесточайших и тяжких способов убиения: у некоторых сдирали кожу заживо, а тело бросали собакам, а некоторых — после того, как у них отрубали руки и ноги, бросали на дорогу и проезжали по ним на телегах и топтали лошадьми, а некоторых, подвергнув многим пыткам, недостаточным для того, чтобы убить сразу, бросали, чтобы они долго мучились в смертных муках, до того как испустят дух; многих закапывали живьем, младенцев резали в лоне их матерей, многих детей рубили на куски, как рыбу; у беременных женщин вспарывали живот и плод швыряли им в лицо, а иным в распоротый живот зашивали живую кошку и отрубали им руки, чтобы они не могли извлечь кошку; некоторых детей вешали на грудь матерей; а других, насадив на вертел, жарили на огне, и принуждали матерей есть это мясо; а иногда из еврейских детей сооружали мост и проезжали по нему. Не существует на свете способа мучительного убийства, которого они бы не применили; использовали все четыре вида казни: побивание камнями; сжигание; убиение и удушение[66]. А многих татары увели в плен; женщин и девушек насиловали; овладевали женщинами на глазах их мужей, девушек и красивых женщин брали в служанки и поварихи, а иных в жены и наложницы. Так они поступали во всех местах, куда приходили; и то же самое делали с поляками, в особенности с ксендзами. И было убито в Заднепровье много тысяч евреев, а несколько сот их было принуждено изменить вере. Библейские свитки рвали на клочья и делали из них мешки и обувь; а ремнями для тефилин[67] подвязывали сапоги, покрышки же их выбрасывали на улицу; священными книгами мостили улицы или изготовляли из них пыжи для ружей. «У каждого, услышавшего об этом, зазвенит в ушах»[68].

И было, когда услышали в св. общине Погребище, св. общине Животов, св. общине Божувка и св. общине Тетиев и в их прикагалках, что сделали в Заднепровье православные с нашими братьями, когда к ним подошли с одной стороны татары, а с другой православные, — они рассудили так: «Если мы будем ждать, пока придут православные в город, они нас уничтожат или заставят — от чего да хранит бог — изменить вере. Лучше будет, если мы пойдем в стан татар и отдадимся в плен; мы знаем, что наши братья, сыны Израиля, в Константинополе и других общинах Турции очень милосердны, и они нас выкупят за деньги». Они так поступили, и четыре упомянутых общины — мужчины, женщины, дети, всего около трех тысяч душ — пошли к татарам. Среди них был кантор по имени р. Гирш из Животова; когда они подошли к татарам, он стал петь громким голосом заупокойную молитву по убиенным нашим братьям из дома Израилева, и весь народ разразился великим плачем. Несомненно, их стенания были услышаны на небесах, и принявшие их преисполнились к ним жалости и стали их утешать добрыми словами. Они сказали им: «Не беспокойтесь, вы не будете иметь недостатка ни в еде, ни в питье. Среди вас есть резники, пусть они зарежут достаточно скота, а скоро мы вас отведем к вашим братьям в Константинополь, и они вас выкупят из плена». Так поступили татары, а наши братья по дому Израилеву в Константинополе (да хранит их господь) выкупили их и других пленных из Польши (всего приблизительно около 20 тысяч душ), истратив на это большие деньги — столько денег, сколько от них требовали, — и кормят и содержат их по сей день. И проявляет по отношению к ним несказанное милосердие вообще вся Турция, а в особенности св. община Салоники, — они вы купили большое число пленных. И в св. общине блистательной Венеции, и св. общине венценосного Рима, в св. общине славного и справедливого Ливорно и в остальных св. общинах Италии собрали много десятков тысяч дукатов на выкуп пленных и послали их в св. общину великого Константинополя. Господь да вознаградит их за все благодеяния, которые они оказали нашим братьям и да хранит их от всякого зла и напасти до пришествия избавителя.

После всего этого татары вернулись со множеством пленных на родину, а злодей Хмель (д.с.е.и.) пошел с великим торжеством со своими казаками и с несколькими тысячами татар, оставшимися у него, в город Чигирин. И когда он подошел к городу, навстречу ему вышло все население города с музыкальными инструментами и встретили его с большим ликованием и приветствовали его. Они признали его начальником и владыкой над ними и над их потомством вовеки веков и сказали ему: «Ты князь, волею божией, над нами и наш избавитель от польских панов, угнетающих нас тяжкими работами».

И было, когда злодей Хмель (д.с.е.и.) поселился у себя дома, — он сказал своим подчиненным начальникам и советчикам: «Давайте надумаем что-нибудь, чтоб не стать позорищем и поруганием наших недругов; ведь мы стали отвратны для населения Польши. Когда короли Эдома[69] узнают обо всех наших злодеяниях, они пойдут на нас войной, а нас ведь немного». Тогда ему подали такой совет: «Отправь послания к панам и магнатам Польского королевства, искренне и миролюбиво утешь их и, порицая свои поступки, объяви, что только желание спасти свою жизнь заставило тебя так поступить. Сделай так, чтобы они не спешили собирать против тебя войско, а ты между тем отправь посланников к татарскому хану с просьбой прислать на подмогу многочисленное войско. Одновременно разошли послания по всем городам королевства Польского, где есть православное наследие, в которых призывай их приготовиться, чтобы в назначенный срок объединиться, постоять за себя и отомстить своим врагам-панам и — упомянем их отдельно — евреям». Хмель (д.с.е.и.) так и сделал.

Соблюдая строго тайну, он разослал по всей стране, во все места, где живут православные, послания, в которых призывал подготовиться, чтобы в установленный час объединиться, постоять за себя и уничтожить, стереть и убить всех евреев и все враждебное им войско польское вместе с детьми и женщинами, а имущество их разграбить.

И стало это известно евреям от православных — их соседей либо друзей. Во всех православных поселениях у евреев были также свои шпионы, и евреи сообщали панам, своим господам, все собранные сведения. Из одной общины в другую с верховыми гонцами посылались ежедневно письма, в которых сообщались новости, интересующие евреев и панов. Поэтому паны очень сблизились с евреями и они — паны и евреи — стали словно один союз, одна душа, ибо господь посылает лекарство перед болезнью[70], если бы не это, был бы конец — от чего да хранит господь — и остатков Израиля. И по всей стране, во всех местностях, куда достигало послание злодея, была великая радость среди православных и большая скорбь среди панов и евреев. Посты и стенания, облачения в рубища и посыпание главы пеплом, покаяние и молитвы — все это не смогло отвратить гнева небес. «И все же гнев его не отвратился, и рука его простерта»[71]. Да смилостивятся над ними небеса! Хмель (д.с.е.и.) послал также миролюбивые письма панам и магнатам, в которых он утешал и увещевал их, уверяя, что единственно желание спасти свою жизнь побудило его поступить так. «Если кто-нибудь хочет убить тебя, предупреди и убей его». «Преследуемому милостивый[72] не вменяет в вину»[73]. И он писал панам, что они возвратились по домам, что он вернет им их поместья[74]. Однако паны не послушались его, понимая, что все это — один только обман и хитрость, и он ищет только какого-либо предлога. Паны знали, что Хмельницкий, предлагая им мир, все еще обращает под свое владычество Русь; что ему посылают подати со всех поместий магнатов и панов; что в Заднепровье он обращался совершенно неслыханным образом с евреями и панами; разорял костелы и убивал ксендзов. Все это было им совершено после того, как он взял в плен польское войско. Поэтому паны ему не поверили и отправили послание к архиепископу (по-италиански он будет называться кардиналом), который занимает престол в св. общине Гнезно и замещает короля, когда тот умирает, чтобы не оставалась Польша без короля, ибо если бы так случилось, люди глотали бы друг друга заживо[75]. В то время гнезнеским кардиналом был нынешний король польский Казимир[76] — да возвеличится слава его, и да падут враги его, — и все магнаты и вельможи единогласно постановили просить его назначить главнокомандующего, дабы не оставалось Польское королевство без пастыря.

Кардинал Казимир немедленно послал начальнический жезл (по-польски называется булава) владельцу св. общины Заслав светлейшему князю Владиславу Доминику, назначив его главнокомандующим. Этот князь еще больше увеличил злосчастье евреев и всего королевства Польского: он был знаменит своим богатством и никогда в жизни не принимал участия в войнах; он был труслив и мягкосердечен. Кардинал назначил его военачальником из-за его богатства. «Когда пастух сердится на своих овец, то назначает им вожаком слепую овцу»[77]. И так — за прегрешения наши великие — случилось и в Польше[78]. Упомянутый кардинал приказал также объявить по всему королевству Польскому — под угрозой суровой кары — сбор всех панов на войну, на отомщение врагам. А паны собирались чрезвычайно медленно, как это вообще принято в королевстве Польском, где на войну собираются не торопясь, очень мешкая, в противоположность татарам и православным, которые отправляются в поход не ленясь, с большой поспешностью.

Бедствия св. общины Немиров

И было когда доведался злодей Хмель (д.с.е.и.), что множество евреев собралось в св. общине Немиров, и с ними много золота и серебра (да и сама община была знаменита своим богатством; это была великая община, прославленная своими учеными и писателями, исполненная правосудия, правда обитала в ней, а теперь — убиенные[79]) — он послал в упомянутую общину одного начальника, ненавистника евреев, и с ним шестьсот вооруженных человек; он написал также старостам города, прося их прийти ему на помощь; горожане, не успев услышать предложение, поторопились выполнить его и оказали всеми силами свое содействие, и делали они это не столько из приверженности к Хмелю (д.с.е.и.), сколько из ненависти к евреям. И было в среду 20 сивана (10 июня 1648 г.) — казаки подошли близко к городу Немирову. Когда евреи увидали издалека войско, их обуял страх. Еще не зная; поляки это или казаки, они пошли в крепость со своими женами и детьми, с золотом и серебром. И закрыли ворота крепости на засовы, решив воевать. Как поступили злодеи-казаки? Они изготовили себе флаги такие же, какие были у поляков (ведь казаки от поляков не отличались ничем, кроме как флагами). А горожане знали про обман и они кричали евреям в крепость: «Откройте ворота, ведь это польское войско, что пришло к вам на помощь против ваших врагов». И евреи, стоявшие на стенах крепости, увидав польские флаги, поверили, что горожане говорят им правду, и сейчас же открыли ворота. Как только они это сделали, в крепость ворвались казаки с обнаженными мечами и с ними горожане, вооруженные саблями, копьями и косами, а частично только пиками, и убили множество евреев. Женщин и девушек они насиловали по произволу своему. Некоторые женщины и девушки, желая себя спасти от осквернения нечестивыми, прыгали в водяные рвы, что возле крепости, и топились. Так же и многие мужчины, умеющие плавать, бросались в воду, и плавали в ней, надеясь таким образом спастись от резни, однако православные бросились за ними вплавь с саблями и копьями, и убивали их в воде, а часть православных стреляла в них из ружей — и убивали их до тех пор, пока вода не стала красной от крови убитых. Рош-гаиешивой[80] св. общины Немиров был тогда гаон Иехиель Михель, сын гаона Элиезара (да будет благословенна память мученика), он знал всю тору[81] наизусть и был знатоком также и всех светских наук, и он еще за год до бедствия увещевал и поучал народ, чтобы он, если — от чего сохрани господь — придет неприятель, отдал свою душу за святость имени, а не изменил вере. И так святой народ и поступил. И гаон тоже бросился в воду, ища спасения. И схватил его один православный, желая убить. Гаон стал просить не убивать его и обещал дать за это много золота и серебра. Православный согласился и, отведя гаона к нему домой, к тому месту, где было глубоко закопано золото и серебро, он отпустил гаона, оставив его в живых. И пошел оттуда гаон со своей матерью, и они прятались в другом доме всю ночь до рассвета, а на другой день, 21 сивана, православные обыскивали все дома, ища, не скрывается ли где-нибудь еврей, и гаон бежал вместе с матерью на кладбище, для того, чтобы, если они будут убиты, быть погребенными на кладбище[82]. И когда они были уже совсем невдалеке от кладбища, их настиг один православный сапожник из местных горожан, с пикой в руках, и он ударил и поранил своей пикой гаона. И взмолилась к нему мать гаона, чтоб он убил ее вместо сына; но злодей не послушался ее и убил сначала гаона, а потом и мать (да отомстит господь за их кровь). На третий день после убийства гаон был предан земле своей женой, потому что во всех местах, где разразились бедствия, большинство женщин было оставлено в живых, если они не были стары либо больны (а таких убивали).

Случай был с одной очень красивой девушкой из почтенной и богатой семьи. Она была пленена казаком и взята им в жены. Но раньше, чем он овладел ею, она схитрила: она сказала ему, что знает заклинание, которое предохраняет от всякого оружия. «Если не веришь мне, — сказала она, — возьми ружье и выстрели в меня — это мне не причинит вреда». Казак — ее муж, — поверив ей по наивности, выстрелил в нее из ружья, и она была убита наповал за святость имени, и не была осквернена неверными (господь да отомстит за ее кровь!). Еще случай был с красивой девушкой, которая была выдана замуж за казака. Она просила, чтобы он обвенчался с ней в церкви, стоящей на другой стороне реки. Казак выполнил ее просьбу и ее повели на венчальный обряд в великолепном одеянии под звуки музыки и танцев. Взойдя на мост, она прыгнула в воду и утонула за святость имени (господь да отомстит за ее кровь!). И еще было такое множество подобных случаев, что обо всех их рассказать невозможно. Всего было убито и утоплено в св. общине Немиров около шести тысяч душ, и они были умерщвлены разнообразнейшими способами. Господь да отомстит за их кровь! А спасшиеся от меча в св. общине Немиров бежали в св. общину Тульчин, потому что подле этого города находилась сильная крепость.

Бедствия св. общины Тульчин

И было после того, как казаки беспрепятственно совершили все свои злодеяния в св. общине Немиров — пришли туда праздношатающиеся и голота — всего до десяти тысяч человек во главе с ненавистником евреев Кривоносом (д.с.е.и.) и отправились оттуда в св. общину Тульчин. В крепости было 600 воинов из польских панов, а также там собралось до двух тысяч евреев, и среди них были храбрецы и обученные воинскому делу. И они — евреи и паны — заключили союз, по которому должны были оказывать друг другу взаимную помощь в войне с врагом, и присягали, что не изменят один другому. И они очень сильно укрепили крепость. И вышли сыны Израилевы вооруженные[83] всевозможным оружием и они — паны и евреи — охраняли стены. Всякий раз когда православные подходили к крепости, стоявшие на стенах стреляли в них из луков и ружей и наносили им тяжкие потери, и православные спасались бегством от евреев. А евреи «препоясались силой»[84] и, преследуя православных, убили несколько сот. И собрались православные еще раз вместе с присоединившимися к ним жителями окрестных сел и городов в числе многих тысяч и, приготовив железный таран, который должен был разрушить стену, появились внезапно, штурмуя крепость с громкими и дикими криками, как это принято у казаков. Страх охватил стоявших на стенах, пораженных видом такого множества народа, несмотря на это, они стреляли со стен и не дали подойти неприятелю; и православные и на этот раз были обращены евреями в бегство. Увидав, что дело затягивается, православные порешили отправить панам, находившимся в крепости, мирное предложение, предлагая им мир, при условии, что те, как выкуп за свою жизнь, отдадут им евреев на разграбление. Так они и поступили и отправили панам в крепость мирное предложение упомянутого содержания. Паны немедля согласились. Они стали вызывать к себе евреев поодиночке и отбирать у них оружие. Когда евреи поняли их хитрость, они решили отомстить прежде всего панам, которые нарушили заключенный с ними договор, и постоять за себя. Тогда рош-гаиешива св. общины Тульчин гаон Аарон громко закричал: «Слушайте, братья, и мой народ, мы находимся в изгнании между народами. Если вы подымете руку против панов и об этом услышат короли Эдома, они отомстят за них всем нашим братьям, что в изгнании, от чего сохрани господь. Если так решено на небесах — примем нашу кару с радостью. Чем мы лучше наших братьев в св. общине Немиров? Да внушит господь милосердие нашим врагам. Быть может, отдав им все наши ценности, мы выкупим свои жизни». Евреи его послушались и снесли все свое имущество во двор крепости. Немедленно пришли злодеи православные, и сказал им глава панов князь Четвертинский; «Вот то, чего вы желали». И они взяли все еврейское добро. И потребовали православные от упомянутого князя, чтобы он взял всех евреев под стражу. И жизнь всех евреев висела как бы на волоске, так как они не знали, каково будет решение злодеев и сдержат ли они свое обещание или нет. И было на третий день, проведенный евреями в смертельной тревоге, — явились православные и потребовали от панов, чтобы те им выдали всех евреев. Паны, чтоб «самим не обжечься на этих углях»[85], немедля принудили евреев выйти из крепости. И вышли все евреи, с сокрушенными и разбитыми сердцами, и были они взяты православными под стражу в одном саду, наглухо огороженном, дабы никто не мог бежать. Евреи там томились долго. Среди них было три гаона: гаон р. Элиазар, гаон р. Соломон и гаон р. Хаим, и они увещевали святой народ, уговаривая его погибнуть во славу имени, но не изменить своей вере, и отвечал весь народ одновременно: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Бог единый[86], и так как в ваших сердцах — он един, так и в наших он только единый». Сейчас же после этого пришел к ним посредник и, водрузив знамя в землю, сказал им громко: «Всякий, кто изменит своей вере, останется в живых; пусть он сядет под этим знаменем». Но никто ему не отвечал. И так он возвещал три раза — и не получал ответа. Тогда он открыл ворота сада и в него вошли озлобленные православные и поубивали множество евреев всеми существующими на свете (они уже перечислялись раньше) способами убиения. Так же и три упомянутых гаона пали под ударами сабель (господь да отомстит за их кровь!). Бывшие же там десять раввинов были оставлены в живых; на их ноги одели железные оковы и их взяли под стражу, требуя за них выкуп в размере 10 тысяч золотых. Один из них был упомянутый гаон р. Аарон, сын гаона Мейера, рош-гаиешивы св. общины Львов. Православные знали, что он очень богат и уплатит за сына любой назначенный выкуп. После убийства евреев православные подошли к крепости, намереваясь ее захватить. Тогда им сказали паны: «Вы ведь заключили с нами договор, зачем же его нарушаете?». И отвечали на это православные: «Так же, как вы поступили с евреями и нарушили заключенный с ними договор, и так же и мы поступаем с вами». Мера за меру. Тогда стоявшие на стене начали стрелять в православных. Но православные, употребив хитрость, сожгли крепость дотла, и поубивали всех панов, что были там, а добро их разграбили. Перед тем, как убить упомянутого князя Четвертинского, они изнасиловали на его глазах его жену и двух его дочерей. А князь был человеком очень тучным, и он не мог стоять на ногах и сидел все время на стуле. И подошел к нему один наглец, мельник из его бывших крепостных, и, сняв перед князем шапку, сказал ему, смеясь и издеваясь: «Что пан прикажет?». После этого он напомнил князю, как тот мучил своих крепостных, как он их угнетал тяжкими работами. Потом он сказал: «Встань со своего стула. Я сяду вместо тебя и буду твоим барином». Но князь не смог встать с места, тогда его сволокли со стула и с великой жестокостью отпилили ему голову на пороге дома. Так Господь отплатил панам за то, что они нарушили союз, заключенный с евреями. Паны, узнав об этом происшествии, сочли это заслуженным возмездием, и с этого времени паны держались вместе с евреями и не предавали их злодеям; и, несмотря на то, что православные много раз присягали панам, что не тронут их, а только евреев, — паны им больше не верили. Если бы не это — был бы конец — от чего храни господь — и остатков Израиля. На третий день после избиения православные послали возвестить среди убитых, что все оставшиеся в живых не должны более бояться, ибо миновал для них час опасности. И поднялось около трехсот душ — желая спастись, они легли среди трупов — и они изнывали от голода и жажды, а некоторые среди них были изранены, но не смертельно, и у них еще достало силы, чтоб добраться до упомянутого города — больными и ослабевшими, босыми и нагими. И сжалились над ними православные жители города и отпустили.

И было после того, как казаки закончили все свои злодейства в св. общине Тульчин, голота вернулась по домам с большой добычей в виде панского и еврейского золота, серебра, драгоценных камней и бриллиантов; с ними было также много пленных красивых женщин и девушек, как евреек, так и полек; и десять раввинов они также увели с собой. И было, когда узнали вельможи и паны о злодеяниях, учиненных православными в св. общинах Немиров и Тульчин. Они были потрясены, и желание отомстить за соплеменников жалило их сердца как жало змеи. И они порешили собрать всю польскую шляхту, чтобы отомстить за своих братьев. По указанию кардинала по всему королевству был возвещен приказ военачальника: каждый шляхтич, имя которого записано в королевских реестрах, должен отправиться на войну либо выставить вместо себя своего крепостного. Князь Вишневецкий (да будет благословенна его память) был тогда со своим войском в Литве. Услышав об этих событиях, он был очень опечален участью евреев св. общины Немиров. Ведь Немиров находился под его властью. Тогда он, опоясав свои чресла[87], отправился со своими людьми (всего около трех тысяч человек) в св. общину Немиров, чтобы отомстить за евреев. И поклялся князь, что он не успокоится, пока не окунется в крови врагов, разоривших также много местностей в его заднепровских владениях, и «изгнали его, чтоб не принадлежать к его наследию»[88]. Приблизившись к Немирову, он послал несколько сот человек из своего отряда в город. И они поубивали там множество горожан. Тогда православные пошли на хитрость. Оставшиеся в живых обратились к упомянутому князю с просьбой — послать к ним несколько сот человек из его людей для охраны города от казаков и татар, а они обещались помогать им всеми силами в войне и служить отныне князю верой и правдой. И они присягнули ему в этом. Предложение пришлось очень по душе князю, и он послал в Немиров многих почтенных панов и с ними шестьсот воинов. Они были приняты с большими почестями, а через несколько дней горожане послали сообщение казакам: «Приходите поскорей сюда ночью, а мы отворим перед вами ворота». Так они и сделали, и все паны были убиты во время сна. И горожане дали казакам много денег для того, чтобы те охраняли город и не допускали в него более польских панов. И было, когда узнал упомянутый князь об этом происшествии, — он содрогнулся, но решил более не посылать туда своих людей. Он покинул те места, чтобы отомстить казакам, находившимся в других местностях, за своих соплеменников. Он отправился в св. общину Махновка и поубивал там и в окрестностях ее множество казаков. Когда услышал Хмель (д.с.е.и.), а с ним было совсем немного народу — всего около 3000 человек, — что князь Вишневецкий приближается к его расположению, и что он нанес казакам тяжкие поражения, он послал ему навстречу своего военачальника злодея Кривоноса (д.с.е.и.) с 10 тыс, воинов и он приказал ему в случае победы захватить князя живым. Но господь пришел князю на помощь и спас его от их рук. Когда князь и его люди доведались, что против них выступило большое казачье войско, они, опасаясь, чтобы местное православное население не соединилось с казаками, — решили отступить к Бердичеву. Там жительствовал владелец города воевода Тышкевич, и у него была тысяча воинов. Они соединились вместе — князь и воевода — и у них было всего четыре тысячи человек. Они решили отойти ближе к коренным польским областям. Они рассчитывали на подмогу польского войска, которое должен был, по их просьбе, снарядить гетман князь Владислав Доминик. Но питая вражду к князю Вишневецкому по причине того, что все были очень расположены к князю и имя его было очень популярно по всей стране, и народ считал, что по своей храбрости и воинскому искусству князь должен был быть гетманом, князь Доминик умышленно задерживал посылку войск на выручку Вишневецкому. Гетман Доминик надеялся, что князь Вишневецкий попадется в руки врагов. И так они подошли, вышеупомянутый князь и воевода, со своим войском на расстояние одной мили от св. общины Полонное, а казаки и татары наступали по их следам, и к ним присоединилось еще до 20 тысяч местного православного населения. И они, православные и татары, решили осадить св. общину Полонное.

Бедствия св. общины Полонное

И было во вторник 1 аба (20 июля 1648 г.) — татары и православные приступили к осаде св. общины Полонное. Они развернулись в боевом порядке против города, в котором находились паны и евреи. Обороняющиеся стреляли со стен, и казаки и татары не смогли приблизиться к городу. В нем было около двух тысяч шляхетского войска, а евреев было приблизительно тысяч 12, и среди них были также и знающие военное дело. Да и сам город, в котором были паны и евреи, был очень сильно укреплен двойной стеной и окружен водяным рвом; и город нужно было защищать только со стороны, прилегавшей к двум местностям, населенным православными. И поставили паны своих крепостных солдат на стороне, требовавшей особливой защиты от неприятеля. И эти защитники города обратились в его разрушителей. Потому что крепостные, охранявшие стены, были тоже из православных (по-польски известные по имени гайдуки[89]), и они обратились в бунтовщиков. В среду 2 аба (21 июля 1648 г.) неприятель овладел упомянутыми двумя пунктами, населенными православными. Православные жители немедля присоединились к неприятелю, помогая ему в борьбе против укрепленного города, в котором засели евреи и паны. И они воевали всю среду, а в четверг неприятель обратился к защищавшим стены крепости с такими словами: «Ведь мы братья, зачем же помогаете панам воевать с нами; разве вам не лучше было бы служить нам, чем прислуживать иноплеменникам?». Немедля крепостные взбунтовались и стали воевать против панов; они помогли православным приставить лестницы к стенам. Так, в упомянутый четверг была захвачена крепость. И в мгновение ока много тысяч православных ворвались с обнаженными саблями в город и стали избивать народ. Когда увидали паны и евреи, что наступило несчастье и захвачен город, паны ускакали верхом в одну сторону, а несчастным евреям стража не дала возможности спастись бегством, и они были убиты за святость имени в числе почти десяти тысяч душ всеми существующими видами убиения (какие уже были перечислены выше). Не защищаясь, они шли на заклание. Если в дом, где были сотни евреев, входил даже один православный — они не сопротивлялись ему, и один убивал их всех.

И был тогда в св. общине Полонное ученый и мудрый каббалист по имени р. Самсон из св. общины Острополье, и к нему являлся ежедневно ангел-посланец и обучал его тайнам торы. И составил упомянутый каббалист толкование на книгу Зогар[90], согласно тайному учению р. Исаака Лурия[91] (и мы не сподобилися, чтобы эта книга была напечатана). Накануне ниспосланного несчастия говорил ему ангел-посланец, что в ожидании злого бедствия следует учинить большое покаяние; и каббалист много раз проповедовал в синагоге и увещевал народ покаяться в отвращение несчастия. Такое покаяние было учинено, но оно не помогло, ибо приговор уже был вынесен. Когда враги осадили город, упомянутый каббалист вошел в синагогу и с ними 300 хозяев — все большие знатоки закона, одетые в саваны и укутанные с головой в талесы[92], — и они были погружены в глубокую молитву до тех пор, пока враги не вошли в город и они все были убиты в синагоге на святой земле (господь да отомстит за их души). Несколько сот человек принуждены были изменить своей вере, а несколько сот попало в плен к татарам. И вот скоро мы в св. общине Заслав услышали, что татары и православные осаждают св. общину Полонное. Ведь туда ежедневно посылают гонца, а в упомянутый вторник он не смог приблизиться к городу из-за осаждающего его неприятеля, и в среду вернулся гонец с недоброй вестью про осаду Полонного. А св. община Заслав находится на расстоянии всего лишь шести миль от Полонного. И всякий, кто только мог, бежал из Заслава. И мы оставили свои дома, полные всякого добра — товаров, книг и разных других ценностей; и мы не жалели о нашем достоянии, желая спасти только себя и своих детей. Часть бежала в столицу русской области в св. общину Острог, в большой город, славный своими учеными, писателями и знатоками торы. А я со своими домочадцами — вместе с тестем своим р. Авраамом из св. общины Заслав, с его домочадцами и родными — бежали в св. общину Межерич, в город, находящийся от Острога на расстоянии, которое дозволяется пройти в субботу[93].

В Остроге и в близком от него Межериче собралось тогда более десяти хозяев, и у каждого была семья, и все они хотели переждать там ближайшую субботу, рассчитывая, что в течение этого времени выяснится, как обстоят дела в Полонном. И вот когда мы пришли в канун субботы, уже в сумерки, в св. общину Межерич, к нам явился гонец, сообщивший, что владелец Заслава, князь Доминик, выступает с большим войском на соединение с князем Вишневецким, чтобы освободить осажденное злодеями Полонное. И действительно, пришел князь с тысячью солдат, и с ним был также храбрый воин по имени Лащ, а остальное его войско шло следом. И у нас была большая радость. Мы думали: «Несомненно по миновании субботы мы вернемся домой»; ведь мы были близко от св. общины Заслав, на расстоянии всего 4 миль; мы также думали, что князь вызволит от бед и наших братьев евреев, что в Полонном. Когда же наступил конец субботы, нас всех охватил ужас из-за полученной злой вести, что прибыл пан Висвет, владелец Полонного, бежавший оттуда еще с многими панами; и он сообщил, что город Полонное взят, и что убиты все паны и евреи, бывшие там, и что вражеские отряды приближаются к св. общине Заслав. Он сообщил также, что князь Вишневецкий со своим войском бежал в св. общину Константинов, а татары и православные преследуют его и часть их направляется сюда: в св. общину Острог и святую общину Межерич. «Тогда смутились князья Эдома»[94], а евреев обуял великий страх; все потеряли самообладание и ждали только, что предпримет гетман кн. Доминик. В полночь князь Доминик отступил из города через те же самые ворота, через которые он прибыл из Польши; он боялся пойти прямой дорогой, ведущей в святую общину Константинов через св. общину Заслав, потому что там было множество православных и татар, а у князя было немного войска, и он пошел кружным девятимильным путем через леса в св. общину Кременец, чтобы ждать там, пока подойдет подмога из Польши и вместе с ней отправиться в св. общину Константинов. Народ же полагал, что гетман бежал в Польшу, и все говорили: «Если пламя охватило кедры, что же сделает лишай на стене?[95] — Если гетман бежал, то что можем мы сделать?». Старшины общины столичного города Острог объявили, что во имя единого бога ни один еврей не должен оставаться в городе; так же поступили и в св. общине Межерич. Ведь враги были на расстоянии всего двух миль от нас, и мы не были уверены, что местные жители — сплошь православные — не нападут сами на нас. «И весь народ бежал с воплем»[96], У кого была своя телега — уезжал на ней; у кого не было ни лошади, ни телеги — хоть у него и были средства, чтобы приобресть их, — не успевал это сделать, и с женой и детьми уходили пешком, оставив все добро дома. Но также и те, у кого была телега — для того, чтобы двигаться налегке, сбрасывали по дороге у придорожных корчем всю кладь — товары, книги или прочее движимое имущество. Так в эту субботу шли телеги по шляху, по три в ряд, одна вплотную к другой, беспрерывной вереницей на протяжении семи миль от Острога до Дубно, а уходившим пешком не было числа. А в два часа дня в ту субботу нас нагнали трое верховых — еврей по имени Моисей Цореф из св. общины Острог и два шляхтича — и они сказали нам: «Почему вы так медленно подвигаетесь? Враги близко от нас, они уже в св. общине Межерич; мы лишь с трудом ушли от их рук». Сейчас же наступило невероятное смятение среди евреев. Все они побросали со своих телег серебро, золото, платья, книги, подушки, перины — для того, чтобы быстрее бежать, спасая свои жизни. В поле было набросано золото, серебро, одежда, но не нашлось ни одного еврея, который подбирал бы это. Так в тот час исполнилось над ними проклятие: «Свое серебро и золото вы побросаете на улицах и перекрестках»[97]. Некоторые бросали все — и лошадь, и телегу со всем, что было на ней, даже жен и детей — и бежали в страхе в леса, а многие мужчины и женщины, когда наступило это смятение, побросали своих детей и спасались по лесам и оврагам. Тогда осуществилось предсказание: «И побежите, когда никто не гонится за вами»[98]. Потому что это сообщение оказалось ложным, враги и татары нас не преследовали, а только в ту субботу наш страх был настолько велик, что все были убеждены, что православные гонятся за нами. И только на следующий день, в воскресенье, нам стало известно, что произошло в действительности: что гетман не бежал в Польшу, а только отступил в св. общину Кременец. «Тогда земля успокоилась»[99], и с этого дня мы уже не бежали так поспешно. Мы переходили с места на место, бродили по городам и деревням, по перекресткам дорог, но нигде не находили душевного спокойствия — то грабят, то топчут, то презирают, то позорят нас. И это предсказание исполнилось: «И между народами не успокоишься и не будет места покоя для ноги твоей; и жизнь твоя будет висеть перед тобою, и будешь трепетать и ночью и днем и не будешь уверен в жизни твоей»[100]. Ведь каждую ночь мы проводили в домах у православных, и мы были убеждены, что они убьют нас ночью, ведь все православные взбунтовались, а когда мы просыпались живыми, мы говорили: «Да будет благословен воскрешающий мертвых».

Бедствия св. общины Острог и св. общины Заслав

И было после того, как враги заняли Полонное и сделали там все, что только хотели, — они отправились в св. общину Заслав, разграбили всю общину и убили около 200 душ из оставшихся там, не смогших бежать по причине болезни, — а некоторые понадеялись на своих друзей-православных, веря, что те их спасут, и они скрывались по лесам в ожидании, пока минет гроза. Они там провели много времени, и от голода и от жажды душа еле держалась в них; тогда они предпочли смерть жизни, говоря: «Вернемся в города и погибнем там, ибо „умерщвляемые мечом счастливее умерщвляемых голодом“»[101]. Когда они вернулись в город, друзья-горожане схватили их, желая убить, и евреи просили, чтоб их убили на кладбище, дабы быть погребенными согласно обычаю. Их просьба была уважена, и их отвели на кладбище, евреи вошли в домик, находившийся на кладбище, и в нем они были все убиты, а после этого домик был сожжен. Так они были осуждены на два вида умерщвления: убиение и сожжение. А у ксендзов, которые были в св. общине Заслав, сдирали заживо с тела кожу; князей, некогда погребенных в Заславе, извлекли из могил, как разлагавшуюся падаль[102] а золото и серебро, которое было в их усыпальницах, разграбили. Костелы и синагоги были разорены и обращены в конюшни. То же они учинили в св. общине столичного города Острог, где убили оставшихся там — всего шестьсот душ.

Бедствия св. общины Константинов

Оттуда бунтовщики отступили и направились со своим войском в св. общину Константинов. А князь Вишневецкий выступил им навстречу, нанес им поражение и отступил к городу. Казаки все приближались и князь опасался, чтобы горожане, сплошь православные, не взбунтовались против него, видя, что православные расположились под самым городом. И князь Вишневецкий отступил со своим войском из города, и те евреи, у которых были телеги с лошадью, следовали за ним, не имевшие же телег, и те, которые, понадеявшись на князя и его войско, не приготовили себе, принуждены были остаться в городе. И там в Константинове оказалось большое скопление евреев. И когда князь отдалился от города — приблизительно на расстояние одной версты, — враги вошли в город. Это было во вторник, и этот день совпал с 9 аба[103] (28 июля 1648 г.). И было убито три тысячи евреев, и все их добро было разграблено. Среди убитых были гаон р. Ашер из св. общины Полонное, а также и много других гаонов, мне не известных по имени. После того, как казаки разорили Константинов, князь Вишневецкий приказал им сообщить следующее: «Доколе вы будете понапрасну разорять города и убивать людей? Если вы готовы к бою и настолько многочисленны, то давайте учиним сражение в открытом поле». И они выбрали поле битвы у св. общины Липовец, неподалеку от речки, на расстоянии пяти миль от св. общины Константинов. Они выстроились в боевой порядок, войско против войска; казаки и татары по одной стороне речки, а князь Вишневецкий со своими людьми по другой стороне ее. И к тому, и к другому стану присоединились еще войска.

Так пришел Хмель (д.с.е.и.) со всеми своими казаками и с прочими православными, всего приблизительно 500000 чел., подошел также и гетман князь Доминик со своим польским войском, легкой и тяжелой конницей — всего около 30000 вооруженных. И стояли так два стана — один против другого в течение почти двух месяцев. Православных было 600000 и во главе их был Хмель (д.с.е.и.) и Кривонос (д.с.е.и.). А поляков было 80000 храбрых и обученных военному делу воинов; во главе их был князь Доминик и князь Вишневецкий и у них было 150000 телег и повозок, нагруженных провиантом, золотой и серебряной утварью, одеждой и бесчисленным королевским добром. И не стоили все эти 600000 православных и двадцати тысяч поляков. Ведь православные были все простые крестьяне и мещане, они были вооружены пиками и косами и не годились к настоящей войне; вся тактика их заключалась в том, чтобы общим громким криком и шумом устрашить врага, а все военное искусство их заключалось в великой хитрости, среди них не было обученных военному делу, кроме казаков и части татар, всего около 20000. Совсем иначе было у поляков — они все были из панов и шляхты и знали военное дело.

И было в воскресенье 4 тишри 5409 г. (20 сентября 1648 г.) и произошло сражение. В то воскресенье поляки брали верх, и князь Вишневецкий нанес православным сильное поражение; в следующий понедельник князь Вишневецкий одолевал еще больше и нанес православным большой урон, поражая тысячи и десятки тысяч. Если бы паны дали возможность князю продолжать бой и во вторник, от врагов Израилевых не осталось бы и следа. Православные уже порешили было предать своих главарей в руки своих господ, польских панов, а самим обратиться, как прежде, в холопов. Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) услышал об этом, он прибегнул к хитрости и предложил гетману князю Доминику устроить на два дня (вторник и среду) перемирие. Он хотел оттянуть сражение до четверга, так как к нему шли на подмогу два татарских военачальника; второго из них звали Тугай-бей[104] и с ними было 100000 татарских воинов. Они были на расстоянии однодневного перехода. И согласился князь Доминик объявить на вторник перемирие, и он и воевода Тышкевич сказали князю Вишневецкому: «Доколе ты будешь уничтожать православных, ведь это наши крепостные. Кто же будет пахать наши земли и исполнять всяческие домашние и полевые работы? Если мы убьем всех холопов, над кем мы будем панами?»[105]. И пожалели поляки православных и во вторник прекратили избиение их; но последние не пожалели поляков, когда те попались в их руки. И во вторник под вечер в стан православных пришло сто тысяч татарских воинов. Радостный шум послышался над лагерем татар и православных, и зазвучали трубы и барабаны и «от ликующих криков раздалась земля»[106]. А в лагере поляков не знали причины этой радости. Тогда поляками был взят в плен один православный; когда его привели к князьям, он сообщил; «К нам пришло на подмогу сто тысяч татарских воинов; они храбры, как львы, кто сможет устоять против них?». А некоторые утверждают, что злодей Хмель (д.с.е.и.) отправил гетману князю Доминику послание, в котором писал следующее: «Мир тебе, господин наш великий князь Владислав Доминик, военачальник польского народа. Я и мой народ очень признательны тебе за милость, которую ты нам оказал, милосердно согласившись устроить во вторник перемирие и т. д. В воздаяние за это я тебя предупреждаю и подаю тебе добрый совет — спасайся со своими людьми этой же ночью. Ведь ко мне пришли татары, — многочисленные, что песок на берегу моря, — и вам не устоять против них и моего народа. Как бы ни попало королевство Польское — от чего храни бог — в руки татар. В благодарность за милосердие, нам тобой оказанное, мы отплатим тебе добром и не разорим подвластные тебе местности, по примеру владений других польских панов.». Когда князья и паны услышали обо всем этом, их обуял великий страх, и в полночь все они бежали из лагеря. И было на рассвете в среду, и увидали остальные поляки, что князья и главные начальники бежали; тогда все те, кто еще мог бежать, решили спастись бегством. Они оставили свои кареты и весь обоз со всеми драгоценностями обозным слугам и бежали, побросав палатки, лошадей, ослов, и облегчая свое бегство, они разбрасывали по пути серебро, золото и платья. Когда вошли татары и православные в польский лагерь и увидели, что он пуст, они не поверили, что поляки бежали, а решили; «Очевидно они пошли на хитрость, устроили в поле засаду, чтобы внезапно напасть на нас с тылу». Казаки послали людей по следам поляков и обнаружили, что вся дорога усеяна побросанным в бегстве оружием и одеждой. Тогда они начали преследовать поляков[107]. И распространились православные и татары по всей Польше, Руси и Литве. И во всех местах, где проживали православные, последние, лишь только узнавали о случившемся, как восставали против своих господ и убивали всех панов и евреев, что были там, всеми возможными видами умерщвления. Беспримерно несчастное время настало для евреев, и они при первой же вести о несчастье бежали частью в укрепленные города; св. общины Бар, Каменец-Подольский, Броды, в столичный город Львов, в св. общину Бучач, Язловец, Жолкиев, Перемышль, Белз, в Сокальский монастырь, в Замостье; частью в Валахию, а многие бежали в местности, что за Вислой.

Бедствия Литвы

Жители Литвы бежали в св. общину Вильно и св. общину великого Гродно, куда еще не проникли враги. Однако много других общин, в которых собрались тысячи евреев, были разграблены, и евреи, находившиеся там, были убиты. В св. общине Гомель были убиты неисчислимые тысячи евреев за святость имени, а оттуда казаки отправились в св. общину Стародуб и поубивали там множество евреев; то же в св. общине Чернигове и св. общине Брагин. А в св. общине Владаве собралось множество евреев. И было убито всеми видами умерщвления около десяти тысяч душ евреев. И в других больших общинах Литвы было убито тысячи и десятки тысяч евреев! Господь да отомстит за их души. А жители св. общин Слуцк, Пинск и Брест-Литовский бежали; частично в Великую Польшу[108], а частично в г. Данциг, что у моря за Вислой. А из бедняков, оставшихся в св. общинах Брест и Пинск, было убито за святость имени несколько сот душ. Вблизи св. общины Пинск в поле враги захватили сотни телег с бежавшими евреями, они были захвачены в ложбине, тогда тоже было убито множество евреев. Православным жителям св. общины Пинск поляки однако отомстили. Когда услышал гетман Литвы князь Радзивилл, что жители Пинска восстали и впустили в город разбойников, он направился с несколькими тысячами поляков к городу, осадил и поджег его со всех четырех концов. Разбойники, что были в городе, пытались спастись на лодках, но они утонули, а частью сгорели или же были убиты. Так он отомстил за евреев. Также и жители св. общины Слуцк отомстили православным. Они пригласили злодеев явиться к ним как можно скорее, говоря, что у них в городе есть много евреев и панов, которых они им предадут. Между тем в городе вовсе не оставалось евреев, так как они все бежали из города, не веря, что горожане будут воевать в их защиту. Когда злодеи подошли к городу, горожане стали стрелять в них с городских стен и из-за ворот из больших пушек, которые были у них, и нанесли великий урон разбойникам. Разбойники бежали, тогда горожане погнались за ними и разбили их наголову.

Бедствия св. общины Бар

Татары и православные совершенно разорили оставленный поляками лагерь, захватив в нем множество серебра, золота, телег и прекрасных коней. И отправился Хмель (д.с.е.и.) со всем своим войском на овладение укрепленных городов, находящихся в Польше, а часть своих людей он отправил захватить св. общину Бар, потому что в этом укрепленном городе было большое скопление евреев и панов. Когда бунтовщики приблизились к городу, стоявшие на стенах начали стрелять в них, и казаки не смогли подойти к стенам; в течение многих дней продолжалась осада города. Как же поступили православные горожане? Они сделали подкоп, через который разбойники проникли ночью в город, и начали убивать. Евреи и паны бежали в цитадель, стоящую внутри города, и укрепились там; среди них не было православных. Осада цитадели продолжалась много дней. Были сооружены валы и башни, неприятель стрелял из больших пушек, называемых по-немецки Raderbuchsen, до тех пор, пока цитадель не пала. Все евреи и паны, находившиеся в цитадели, были убиты всеми существующими на свете видами умерщвления, описанными выше, а имущество их было разграблено. Всего убито было в св. общине Бар около двух тысяч душ евреев. А разбойник Хмель (д.с.е.и.) отправился со своим войском в св. общину столичного града Острог (эти общины были уже раньше разгромлены православными); далее он отправился в св. общину великого Дубно. Там была самая сильная в Польском королевстве крепость, находившаяся под командованием гетмана князя Доминика. После того, как князь и паны бежали с поля битвы, в городе оставалось много сотен евреев, которые были убеждены, что они найдут в крепости спасительное убежище. Когда разбойники подошли к городу Дубно, один пан с 80 воинами из людей упомянутого князя вошел в крепость, запер ее ворота на засовы и не дал проникнуть в крепость ни одному еврею. Так все евреи были убиты у стен крепости, всего 1100 душ. Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) пришел в св. общину Дубно, он поразился мощности крепости и решил, что нет возможности овладеть ею и что глупцами были паны, бежавшие из нее. В крепости находились большие богатства и евреев и панов, но Хмель (д.с.е.и.) не осадил ее по причине ее неприступности. Оттуда он направился со своим войском в св. общину Броды, что находилась во владении пана Хорунжего, ненавидевшего Хмеля (д.с.е.и.) и пытавшегося его казнить. Поэтому Хмель (д.с.е.и.) разорил все его владения, а Броды, его резиденцию, разгромил и сжег дотла. А паны все бежали в крепость, которая была очень сильна, имела двойные стены и была окружена водяным рвом. В крепости собралось много тысяч евреев и панов, и ее осаждали в течение долгого времени, но враги не могли приблизиться к стенам, так как стоявшие на них стреляли из ружей и убили множество врагов; так они не смогли овладеть крепостью. Среди осажденных, однако, царил ужас из-за свирепствовавшего среди них мора: «Извне будет губить их меч, а в домах — ужас»[109]. И умерло от заразы тысячи душ евреев. Вообще во всех подвергавшихся осаде крепостях свирепствовали эпидемии.

Бедствия столичного града Львова

После этих событий Хмель (д.с.е.и.) отправился вместе со своим войском осаждать столичный град Львов — одну из четырех наиболее крупных общин Польши. Это был большой и славный своими учеными и писателями город. Неприятель, подойдя ко Львову, расположился лагерем на поле у Высокого Замка, который находился вне стен города. Из Высокого Замка стреляли в неприятеля и убили тысячи православных и татар — до тех пор, пока поляки не были принуждены из-за отсутствия воды отступить из Высокого Замка в город. Тогда горожане сожгли все дома, окружавшие стены, дабы в них не мог укрываться неприятель. Несмотря на это, неприятель захватил Высокий Замок и осадил город со всех сторон, и в городе опасались выходить из домов из-за пуль, которыми стреляли из Высокого Замка. И в городе был мор и великий голод. Вокруг свирепствовал меч и жителей обуял страх. От голода и мора умерло в городе около 10 тысяч душ. Когда враг простоял у города долгое время, не будучи в состоянии им завладеть, он стал засыпать загородные источники, из которых весь город пользовался водой. «И не стало у народа воды»[110] для питья. Тогда горожане стали говорить: «Зачем нам погибать от голода и жажды? Пошлем делегацию к неприятелю, быть может, удастся откупиться от него, отдав ему все наше добро». И послали горожане к Хмелю (д.с.е.и.) делегатов, которым поручили прийти с ним к соглашению, предложив взять как выкуп за их жизни золото и серебро. Это предложение пришлось Хмелю (д.с.е.и.) очень по душе, и он сказал своим подчиненным: «Что пользы будет, если мы их убьем? Лучше возьмем в выкуп все их достояние». И он послал в город своего полковника, по имени Гловацкий, происходившего из польских панов, но присягнувшего ему и изменившего своему королю (о чем была речь выше), с несколькими начальниками из казаков договориться о соглашении. После этого к Хмелю (д.с.е.и.) было послано из города для переговоров о выкупе много панов и почтенных жителей, среди них львовский штадлан[111] р. Шимон. Было условлено, что город, как евреи, так и паны, должен дать выкуп в размере 200000 злотых[112]. Но так как в наличности не было такой суммы денег, отдавали серебряные и золотые вещи и другие товары за бесценок, ниже торговой оптовой цены. Серебро и золото взвешивали на больших весах все одно, что олово, и отдавали за полцены. Так была обобрана св. община Львов и уподобилась пруду, из которого выужена вся рыба[113]. Если бы господь не смилостивился над своим народом, сынами Израиля, находившимися во Львове в количестве тысяч и десятков тысяч, отличавшимися великою ученостью и совершившими столь великое покаяние, что их мольбы достигли небес, вследствие чего господь побудил злодеев пойти на соглашение, — если бы не все это, и город оставался бы в осаде еще с неделю, все жители погибли бы от голода и жажды.

И отправился оттуда неприятель и осадил св. общину Жолкиев. Когда он приблизился к стенам города, желая приставить лестницы, на него была вылита со стен кипящая вода. Злодеи отступили, и стоявшие на стенах стреляли в них из ружей и убили многих. Тогда злодеи стали совещаться, говоря: «Не лучше было бы послать людей в город, чтобы достигнуть соглашения, по примеру того, как мы поступили в св. общине столичного града Львова?». И они отправили своих представителей в город, которые сказали горожанам: «Вы ничем не лучше жителей столичного града Львова, а ведь они не смогли устоять против нас и пошли с нами на соглашение. Посему, если вы договоритесь с нами — хорошо, если же нет — мы придем к вам со всем войском и осадим город, а потом учиним над вами расправу и поубиваем вас всяческими способами, как мы это делали во всех других местах». Жители города согласились с предложением злодеев договориться в ними, и они послали к ним из города на переговоры одного ксендза, одного пана и одного еврея из Чернигова-на-Руси, и они сошлись на том, что горожане дадут казакам двадцать тысяч злотых и две тысячи упомянутому полковнику Гловацкому. И ушли казаки оттуда. И оставалось там только несколько тысяч казаков, которые должны были охранять город от других казаков, дабы они не осадили город вновь. И так они поступили со всеми крепостями, что в Малой Польше, на Руси, в Подолии и Литве, которые они подвергли осаде и утеснению.

Синагога «крепостного типа» в Любомле.

А в укрепленных городах — Каменец-Подольске, св. общине Язловцы, св. общине Бучач, св. общине Комарно, св. общине Белз и св. общине Сокольского монастыря — паны и евреи, находившиеся там, устояли против неприятеля. Стоявшие на стенах стреляли в них из пушек и поубивали множество злодеев, и не смогли злодеи овладеть ни одной из упомянутых крепостей; и они отступили оттуда с великим позором, а жители упомянутых городов не пожелали дать им денежный выкуп, хотя бы и небольшого размера. Но великий мор и голод все же царил во всех этих местах, и от него умерли тысячи и десятки тысяч евреев. А св. община Перемышль была великим и прославленным своими учеными и писателями городом, и он также был подвергнут осаде, и едва не был захвачен; но господь с небес сжалился над ним. К городу подошел один пан, по имени Кроняк, и с ним 600 воинов, и он своей мудростью спас город. Все же города и села до реки Сан были разрушены.

Оттуда отправился неприятель к св. общине Нароль и осадил город[114]. В городе собрались десятки тысяч евреев и тысячи панов, и среди них не было ни одного православного. Нароль состоял из трех городков, расположенных один подле другого. Евреи сперва решили бежать из города, но начальник города не дал им этого сделать. Он сказал: «Постоим против неприятеля и будем воевать с ним по примеру других укрепленных городов». А после того, как началась осада города, неприятель захотел столковаться о выкупе, и евреи готовы были пойти на это предложение, но начальник города воспротивился этому. Война продолжалась три дня, и неприятелю был нанесен сильнейший урон. Тогда злодей Хмель (д.с.е.и.) прислал многочисленное подкрепление — все одно, что песок на берегу моря, — и 17 хешвана 5409 г. (2 ноября 1648 г.) они овладели городом. Сперва они убили начальника города — его имя было Лащ[115], с него живого сдирали кожу и подвергали самым различным уже описанным выше пыткам; после этого посредством всевозможнейших видов умерщвления было убито более 12000 евреев, многие утонули; несколько сот евреев заперлись в синагоге, Но казаки разбили двери и, убив всех находившихся там, сожгли синагогу вместе со всеми убитыми. Так во всей Польше не было резни равной Нарольской. А многих татары взяли в плен. И все три городка были сожжены и обращены в пепел, словно Содом. Одна женщина, которая, прячась среди трупов, осталась в живых, рассказала мне, что, подобно ей, спаслось несколько сот женщин и детей и немного мужчин. В течение пяти дней у них не было никакой пищи и они ели человечину; отрывали куски от трупов и, изжарив их на огне, съедали. А много тысяч трупов было съедено собаками и свиньями. Оставшиеся в живых дали знать в св. общину Перемышль и оттуда были посланы люди, а с ними на много сот золотых тканей на саваны, и они предали земле трупы. Господь да воздаст им за доброе дело.

Бедствия св. общины Замостье

Оттуда пошел злодей Хмель (д.с.е.и.) со всем своим войском, татарами и православными, многочисленными, словно песок на берегу моря, и осадил св. общину Замостье. Это был город чрезвычайно мощно укрепленный, с двойной стеной и окруженный водяным рвом. И как только подошел неприятель к городу, горожане сожгли дома, прилегающие к стене, чтобы в них не мог укрываться неприятель. И они не подпускали неприятеля к городу на расстояние ближе двух миль; так продолжалось много дней. В течение этого времени враг распространился по всем общинам, что в округе города, и совершил большую резню в св. общине Томашов, св. общине Щебржешин, св. общине Турбин, св. общине Грубешов, св. общине Тарноград, св. общине Белгорай, св. общине Горже, св. общине Красник. Там были убиты тысячи и десятки тысяч евреев. Так же и на Волыни в св. общине Владимир-Волынске, в св. общине Луцк, в св. общине Кременец и в их прикагалках была большая резня, и много тысяч евреев было убито. В св. общине Кременец один злодей взял нож еврейского резника и зарезал им несколько сот еврейских детей. Он спрашивал своего приятеля; кошерное ли это мясо или трефное[116]? Когда тот отвечал; «трефное», он бросал тело ребенка собакам. Потом брал другого мальчика на бойню, резал его, тогда приятель говорил: «кошерное». Они подвергали мясо осмотру (как это поступают с мясом козлят и овец)[117] и, надев его на шест, носили по всем улицам города, возглашая: «Кто хочет купить козлятину или овечину»? Господь да отомстит за их кровь. Возле Быхова злодеи настигли несколько сот телег с евреями, они всех поубивали. То же и в других общинах, так что нет возможности все описать. Всего они разгромили более семисот общин во всех местностях вплоть до Вислы. И продолжалась осада Замостья много дней, но неприятель не смог взять крепости, ибо ее начальником был пан по имени Вайер из немцев, у него было 600 немцев солдат, и они стреляли со стен в неприятеля из ружей и убили множество народа. Однако мор и голод царил в крепости, и от них умерло несколько тысяч евреев. Так как осада затянулась, то неприятель пошел на уловку и пустил под небеса путем чародейства огненного змея, который должен был служить им знамением: «если змей направится к городу — это будет знаком, что мы покорили его, если же он направится на нас, значит мы отступим». И вот в полночь они увидали, что змей поднялся под небеса и стоял почти полчаса, обращенный к городу, а потом повернул к лагерю. Казаки и татары увидали в этом дурное знамение[118], и, решив что их ждет напасть, они немедля послали сказать горожанам: «Чем умирать от голоду, разве не лучше будет вам откупиться от нас, подобно тому, как поступили в столице, во Львове?». Когда горожане услышали это, они поторопились осуществить предложенное и сошлись на выкупе в двадцать тысяч злотых. После этого татары и казаки подошли к стенам города и привели с собой много пленных для выкупа. И евреи, находившиеся в городе, выкупили несколько сот пленных. Господь да воздаст им за благодеяние.

И отправился злодей Хмель (д.с.е.и.) со всем своим войском, православными и татарами, по направлению к св. общине столичного города Люблин. А она одна из четырех наибольших общин в польской стране, и нет подобной ей во всем королевстве по учености, величию, благотворительности. Более почтенные жители-евреи уехали из города за реку Вислу и оставили в городе несколько сот хозяев из бедноты, передав им большие средства для благотворения среди городских бедняков и особенно среди беженцев из разных мест. А между тем все паны князья королевства Польского съехались в св. общину Краков, столицу Польши, для выборов короля, дабы не была впредь страна, что стадо без пастыря. И совещались там паны и князья, но все не могли сойтись на том, кому быть над ними королем. Часть их желала, чтобы воцарился гнезненский кардинал Казимир (да возвеличится его слава)[119], а часть желала его брата Карла, а другие хотели, чтобы воцарился князь Семиградский Ракоци из Венгрии. Когда об этом услышал злодей Хмель (д.с.е.и.), он послал в св. общину Краков к панам и князьям посланцев с поручением сообщить: если они выберут королем гнезненского кардинала Казимира (да увеличится его слава), то он отступит и не будет более воевать против них. Когда князья и паны услыхали это предложение, оно им очень пришлось по душе, и они посадили над собой королем Казимира (да увеличится его слава)[120], второго сына упомянутого выше короля Сигизмунда.

И было в 5409 г., в месяце хешване (ноябрь 1648 г.), и короновался наш господин король Казимир (да увеличится его слава, и да возвеличится его королевство, и да падут пред ним его враги, и да узрит он свое потомство, и да живет долго, ибо он справедливый благочестивый король и благожелательно относится к евреям). Он взял себе в жены жену своего умершего брата короля Владислава. И как только он вступил на престол, он тотчас же отправил послание злодею Хмелю (д.с.е.и.), в котором предлагал ему вернуться в свои пределы со всем своим войском, обещая уладить к обоюдному удовлетворению все его претензии к королевству Польскому. И было, когда отправился злодей Хмель (д.с.е.и.) со всем своим войском на овладение столичным градом св. общины Люблин, и был на расстоянии только четырех миль от города, его настигло послание короля, предлагавшее ему вернуться. Он немедля исполнил предложение и с радостью отошел назад. И в продолжение всей зимы отдыхала страна от войны. Это несомненно случилось в воздаяние великих заслуг св. общины Люблин, которая оказывала благодеяния всем братьям дома Израилева — как умершим, так и оставшимся в живых, — спасшимся в ней от меча. Их благочестие — вот что было причиной тому, что Люблин избежал вражьего меча. Однако все то время, пока неприятель был в окрестностях Люблина, город был наглухо закрыт; никто в него не проникал и никто из него не выходил. В городе был великий мор, от которого умерло более десяти тысяч евреев.

Также среди тех евреев, что бежали по ту сторону реки Вислы, был большой мор во всех местностях их жительства. И они бросали своих умерших на кладбище во мраке ночи, дабы этого не видели христиане, не злорадствовали и не ликовали, глядя на их могилы. И это был не обычный мор, а болезнь, называемая «горячкой», возникающая от трудностей пути и от потрясений. А многие бедняки, которых христиане не впускали в свои дома, скитались по всем перекресткам и умирали от холода и голода. Они друг другу не приходили на помощь[121], отец не имел сострадания к сыну… От этой болезни умерло более ста тысяч душ (да хранит и спасет нас господь). Евреи чрезвычайно обеднели. То немногое, что им удалось спасти из золота, серебра и одежды, они продавали: золото и серебро — за полцены; шелковое платье и прочную одежду — за треть цены, а книги вовсе утратили стоимость, их не покупали, ибо тора спряталась в укромный угол. Ведь золото, серебро и одежду покупали не евреи…

И было, когда услыхали евреи, что неприятель отступил в свои пределы, а паны следуют за ними, возвращаясь по домам в свои владения, — то и евреи начали возвращаться по своим местожительствам — туда, где уже водворились польские паны. И так они вернулись вплоть до св. общины Заслав. А оттуда дальше — не было в то время ни пана ни еврея, — ибо в тех местах было много бунтовщиков, и паны боялись туда отправляться. А в св. общине Острог, св. общине Заслав, св. общине Кременец был князь Доминик (да возвеличится его слава) и князь Корецкий, и у них было около двух тысяч воинов, и евреи, уповая на бога, понадеялись на них. Они были убеждены, что найдут для себя и своих домочадцев пропитание, и что горожане уплатят все, что они им должны.

Казацкие старшины.

Второе бедство св. общины Острог

Жители св. общины Острог поступили хитро. Сначала они прикинулись хорошо относящимися к евреям. Они разослали по всей округе письма, в которых приглашали евреев вернуться домой, не боясь казаков, ибо, как они писали, король заключил мир. А бедняки-евреи, уверенные, что горожане пишут искренно, очень обрадовались и приблизительно 300 душ их вернулось в св. общину Острог. Через три недели после возвращения евреев (от начала месяца адара до вторника 18 числа этого же месяца)[121a] острожские горожане обратились к казакам, находившимся в округе города, с просьбой явиться к ним поскорей, так как в городе находится много евреев и панов из поляков, и они обещали оказать казакам содействие. И вот в ночь на среду 19 адара (марта) пришло в св. общину Острог несколько тысяч казаков, и они убили всех панов и евреев, и те не успели даже подняться с постелей. Спаслись только три еврея и один польский военачальник с 80 воинами. Казаки бросились преследовать их, и когда из города вышло в погоню за бегущими поляками несколько тысяч православных, поляки повернули на преследующих их, и множество из них поубивали; только немногие спаслись бегством в город. Когда обо всем этом услышали паны и евреи, находившиеся в св. общине Заслав и в других общинах, расположенных невдалеке от св. общины Острог, они все бежали, спасая свои жизни, некоторые в св. общину великого Дубно, некоторые в св. общину Олыка, а некоторые в св. общину Кременец. Когда услыхал король Казимир (да возвысится его слава) и паны, что православные продолжают бунтовать, он назначил гетманом пана Фирлея и послал с ним на войну против православных 30000 человек. И отправился гетман Фирлей со всем своим войском в св. общину Острог, чтобы отомстить горожанам, и он учинил над ними суровую расправу. Оттуда он направился в св. общину Заслав. Расположившись большим боевым порядком у нового предместья Заслава, вблизи от крепости, в которой засели православные, он отомстил Заславским горожанам. Там к нему присоединилось несколько сот храбрецов из еврейской бедноты, они также выступили отомстить своим врагам. И послал гетман Фирлей несколько тысяч поляков и несколько сот евреев по окрестным местностям, где были восставшие православные, и они воевали против них и нанесли православным тяжкие поражения и покорили все эти места. Они всюду имели удачу. Также воевода кременецкий, по имени Ланцкоронский, большой храбрец, находившийся с несколькими тысячами воинов в св. общине Ожговец в девяти милях от св. общины Заслав, нанес православным тяжкое поражение. Так поляки имели большую удачу все время, пока стояли лагерем у общины Заслав. Двенадцать недель они стояли там и мстили православным, воздавая за все содеянное ими.

И отправился гетман Фирлей со всем своим войском из св. общины Заслав на соединение с войском воеводы Ланцкоронского. И дошел гетман Фирлей со своим войском до города Чолганский-Камень и там, соединившись с Ланцкоронским, он расположился большим лагерем. Когда услыхал злодей Хмель (д.с.е.и.), что поляки выступили на войну против него, разорили множество православных поселений и нанесли православным тяжкие поражения, он в течение трех месяцев прикидывался бездействующим, а между тем собирал все свое войско и пригласил татарского хана явиться со своими полчищами. Когда гетман Фирлей услыхал, что православные и татары соединяются в третий раз, он обратился с просьбой к королю Казимиру (да увеличится его слава) объявить по всему королевству Польскому сбор панов на войну в помощь их братьям. Король так и поступил. Он приказал возвестить по всей своей стране: всякий пан, записанный в королевских реестрах, должен отправиться в поход, либо поставить вместо себя своего крепостного. А кто не отправится на войну, тот утратит свое шляхетское достоинство. И в то время, как паны медленно, по своему обыкновению, двигались в поход на своих экипажах, татары и православные, которых было, что песок в море, поспешно собирались. Когда православные приблизились к полякам, польский обоз находился еще на расстоянии шести миль от св. общин Бжеркощь и Збараж. Там к полякам присоединился выступивший из св. общины Львов князь Вишневецкий и пан Хорунжий, его шурин; и с ними было много тысяч воинов. И расположились поляки лагерем в св. общине Збараж, они сильно укрепили город, насыпали вокруг него вал и вырыли водяной ров.

И вот в первый день месяца аба 5409 г. (10 июля 1649 г.) появились хан, король татарский и с ним множество татар (все одно, что песок на берегу моря) и одновременно с ними злодей Хмель (д.с.е.и.), с которым было такое же множество православных, и они обложили польский стан издалека. Они не смогли приблизиться к крепости, так как стоявшие на стенах стреляли в них из пушек и убили сотни и тысячи. И так они осаждали польский лагерь в течение семи недель, пока не умерло множество панов от голода, а гетман Фирлей пал в бою. Но князь Вишневецкий, чтобы поднять дух народа, подделал королевские послания, в которых будто бы сообщалось, что король идет с большим войском к ним на выручку. На самом же деле ничего подобного не было, и они были совершенно отрезаны, и князь Вишневецкий поступил так только для того, чтобы укрепить дух народа. Если бы не это, они отдались бы в руки неприятеля, будучи более не в силах переносить ужасный голод, который царил в польском лагере. От голода они поедали лошадей и собак. Иногда князь Вишневецкий делал подкопы, через которые он вместе со своим шурином, паном Хорунжим, и с войском совершал внезапные вылазки против лагеря осаждающих их православных и татар и наносил им тяжкие поражения, убивая тысячи и десятки тысяч. Князь Вишневецкий всегда был впереди всех, чтобы ободрить народ, и не давал ему поддаваться страху[122].

Когда король Казимир (да увеличится его слава) услыхал, что польское войско осаждено татарами и православными и находится в бедственном положении, тогда он сам своей собственной особой выступил на войну, И с ним было около двадцати тысяч воинов. За ним начали собираться и польские паны, но король не стал их дожидаться и выступил со своими двадцатью тысячами на выручку осажденным полякам[123]. Когда король приблизился к стану державших осаду татар и православных, он и его войско было окружено сотнями тысяч врагов. Войско оторопело, и у поляков так замер дух, что ни один не обнажил своего меча. Король оглянулся во все стороны и увидал, что его окружают одни только трусы, и он очень рассердился и воспылал гневом. Еще немного — и король попался бы в руки татар. Когда король осознал опасность своего положения, он отошел со своим войском к городу Зборову. Туда — в этот небольшой город — ввиду недалекого расстояния удобнее всего было отступить. И сказал король своему народу: «Побегу я в тот город, он же мал, и сохранится жизнь моя»[124]. Король со всем своим войском укрылся в этом городе, и он в продолжении двух дней воевал из Зборова с татарами и православными. Тогда же послал король пана Оссолинского, своего канцлера, к татарскому хану, для того, чтобы договориться с ним о мире, на который злодей Хмель (д.с.е.и.) поневоле был бы принужден дать и свое согласие[125].

Немедленно военные действия против короля были прекращены, и недавний враг — хан, король татар, — отправился в сопровождении нескольких сот татар в город Зборов на переговоры с королем, чтобы в личной дискуссии с ним достичь соглашения.

Стороны сошлись на том, что король (да увеличится его слава) обязывался уплатить хану 200000 злотых в возмещение неуплачиваемой в течение ряда лет установленной в пользу хана дани. Было также установлено, что за 100000 злотых хан должен освободить двух гетманов. В качестве заложников до уплаты дани король послал хану нескольких знатных панов.

Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) доведался, что татары заключили мир с королем, он, опасаясь за свою жизнь, тоже поехал в Зборов к королю. Припав к ногам короля и слезно умоляя его о прощении, он говорил, что паны сами были причиной всего того, что произошло. Он говорил с королем еще обо многом, что осталось для всех тайной. Однако король считал себя не подобающим вести с ним лично переговоры, и он сносился с Хмелем (д.с.е.и.) через посредника. И они сошлись в следующем: Хмель (д.с.е.и.) должен был со всем своим войском отойти в свои пределы, а король должен был к нему туда послать для переговоров о соглашении пять важных панов, прозываемых по-польски комиссарами. Хмель (д.с.е.и.) желал, чтобы число казаков, освобожденных от королевских податей и панских повинностей, было, как прежде установлено, в 30 тысяч, и чтобы эти 30 тысяч казаков он имел право набирать всюду, где ему заблагорассудится: как в местностях, принадлежащих королю, так и в местах, находящихся во владении шляхты; чтобы город Чигирин с округой был передан ему и его наследникам в вечное владение; чтобы он, либо кто-либо другой из казаков, был один из семи воевод, заседающих в совете короля; чтобы король запретил евреям селиться в местах, где будут жительства этих 30000 казаков[126]; и еще он поставил множество совершенно неприемлемых условий. Король уклонился на этот раз от решения, уговаривая Хмеля (д.с.е.и.) вернуться домой, где пять комиссаров достигнут с ним соглашения. После этого татары и православные вернулись по домам, а по дороге татары жестоко расправились по городкам и деревням с православными, бунтовавшими против короля. Некоторые считают, что сам король дозволил татарам разгромить местности, в которых было много бунтовщиков. И была сожжена св. община Острог с округой и св. община Заслав с округой, и св. община Кременец с округой и св. община Базилья с округой, и св. община Сатанов с округой — все вплоть до св. общины Каменец-Подольск. Вся местность длиной и шириной в двадцать миль была разорена и сожжена, а православные, которые жили там, частью были убиты, а десятки тысяч были уведены в плен. Остались только те, которые спрятались в лесах и оврагах. Так господь отомстил им за евреев, и они сами считали это возмездие заслуженным[127]. И отдыхала страна от войны весь 5410 (1650) год вплоть до пасхи 5411 г. (1651 г.).

И было после праздника сукот 5410 г. (1650 г.), и возвратились по своим владениям польские паны, а также и жалкие остатки евреев. Осиротевшие, более чем настоящие сироты, они были неимущи и бедны. Однако евреи и дома не нашли успокоения, потому что была чрезвычайная дороговизна и совершенно не было средств пропитания. Беднота из православного народа умирала тысячами и десятками тысяч от голода. Голод, собственно, был не столько из-за недостатка хлеба, сколько из-за отсутствия денег, так как казаки и татары отняли у них все добро[128]. Богатые же православные большею частью бежали в Заднепровье к казакам, боясь мести со стороны панов, а оставшиеся закапывали свои деньги в землю, чтобы их не отняли паны, и прикидывались бедняками. А несчастные евреи, несмотря на то, что находились в крайней нужде, представлялись народу и панам богачами, и отовсюду к ним обращались с «дай, дай»[129]. Король и паны требовали податей, а у них не было и гроша денег, и они отдавали десятину с сохранившихся у них жалких остатков золота, серебра, платьев, которые расценивались в полцены. А потом наступили и другие расходы, например, оплата солдат и т. д., и они снова давали десятину с оставшегося у них, словно десятину Раби (Иегуды)[130], пока у них самих не осталась только десятая часть их состояния. И хотя нищета их все время росла, они не переставали возносить хвалу и благодарность господу за ниспосланный мир. А в местностях, где проживали казаки, шла бойкая торговля, ибо казаки разбогатели, как цари, от награбленного еврейского и панского добра. Однако ни один пан или еврей не мог туда проникнуть до тех пор, пока не было заключено соглашение. Евреям и панам дозволялось жительство вплоть до св. общины Павлович включительно, но не дальше. И удерживали казаки в своих руках русскую землю на протяжении ста миль в ширину и ста миль в длину как залог до заключения мира с панами[131].

В это время король (да будет возвеличена его слава) издал указ, в силу которого всякий, кого насильно принудили изменить своей вере, получал право вернуться в нее[132]. И вернулись в еврейство все насильно окрещенные. В местностях, где евреям дозволялось проживать, они публично вернулись в еврейство, продолжая жить на своих местах; проживавшие же на землях казаков, где евреям, согласно указу короля, жить нельзя было, бежали оттуда. Женщины, которые вышли замуж за казаков, также бежали в местности, где евреям дозволялось проживать. Так в еврейство вернулось много сотен насильно окрещенных. Во всех местностях, где были убийства евреев, оставалось много сотен окрещенных мальчиков и девочек. Их евреи силою отбирали от христиан. Выяснив путем тщательных справок, из какой семьи происходит ребенок, они записывали это на амулет, который вешали ему на шею. Множество женщин стало «агунами»[133], также и множество вдов обратились в «агун», так как их девери[134] ушли в дальние страны. Для облегчения их участи гаоны ваада четырех стран издали ряд соответствующих постановлений[135]. Они также установили на веки вечные по всей Польше публичный пост в 20-й день месяца сивана, в день резни в Немирове, первой общине, которая обрекла себя на избиение ради святости имени[136]. Да зачтутся нам их заслуги, и да отомстит господь за их кровь!

После всего этого король возвеличил князя Вишневецкого над всеми панами и назначил его главнокомандующим всего польского войска. Последний согласился принять это звание, поставив только условием, что главнокомандование будет за ним сохранено пожизненно, что это звание не будет у него отнято, даже если вернутся оба гетмана, взятые в плен татарами. Только если будут приняты эти условия, он обещал выступить со своим войском в Заднепровье, чтобы с божьей помощью усмирить казаков и вернуть каждому его владение. Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) услыхал обо всем этом, его обуял страх за свою жизнь, и он, опасаясь, что король примет поставленные Вишневецким условия, немедленно попросил хана татарского освободить из заключения обоих польских гетманов, беря на себя взнос оставшейся еще не уплаченной части выкупа. Делал он это не из любви к гетманам, а из ненависти к князю Вишневецкому и из опасения, что тот станет военачальником. Хан татарский так и поступил, и он освободил обоих гетманов — имя первого было Потоцкий, а второго Калиновский. Король и все паны были поражены, узнав, что гетманы отпущены татарским ханом; они не знали истинной причины этого, и король восстановил обоих гетманов в их должностях[137]. В эти дни злодей Хмель (д.с.е.и.) выступил со всем своим войском против Валахии и опустошил ее за то, что там укрывалось множество панов и евреев, и за то, что валахи силой отбили у татар несколько сот пленных и отпустили их на свободу[138]. По возвращении из валашского похода казаки привезли с собой громадную добычу, значительную часть которой они продали евреям. Во время этого похода ни один еврей не пострадал, ибо тогда казаки соблюдали мир по отношению к евреям. В эти дни взбунтовались также и православные из Московии против короля польского, и к ним присоединилось множество праздношатающихся казаков. Тогда злодей Хмель (д.с.е.и.) отправил послания к королю, в которых заверял, что королю не следует тревожиться из-за восстания московитов, что он сам пойдет со своими казаками воевать с ними и вернет их снова под руку короля[139]. Но король, по своей мудрости, разгадал гнусный замысел Хмеля (д.с.е.и.), и против его желания заключил мир с московитами. В эти дни король польский послал многих почтенных панов, прозываемых по-польски комиссарами, прийти к соглашению с казаками; они, однако, не смогли столковаться с последними, так как те требовали много такого, что было направлено против короля и панов. Так тянулись переговоры до праздника пасхи 5411 г. (1651 г).

И было накануне упомянутой Пасхи, и собрались татары и православные в четвертый поход. И евреи выпили в эту пасху четыре чаши горечи[140]. Казаки перебили много сот евреев и еще много сотен было уведено в плен к татарам. И эти «новые бедствия заставили забыть прежние»[141] и бежал Яков[142] в четвертый раз. Евреи бежали вплоть до св. общины столичного града Львов. И выступил король (да будет прославлено его имя) собственной особой воевать против православных и с ним 300000 польских воинов и 80000 немцев, французов и испанцев, а также 1000 воинов-евреев. А еще триста тысяч польских воинов было оставлено в окрестностях Люблина, чтобы сосредоточение всего войска в одном месте не произвело голода. Со дня основания королевства Польского по сегодняшний день не собиралось вместе такого множества поляков, как на этот раз; а татар и православных было колоссальное, не поддающееся подсчету количество, точно песок морской. И расположился король великим лагерем; свой шатер он разбил в монастыре, что в св. общине Сокаль, а остальной люд разместился в лагерях между св. общиной Сокаль и св. общиной Берестечко, и с ними были два гетмана и князь Вишневецкий. Татары и православные появились внезапно, оглашая по своему обычаю воздух дикими и громкими криками. Они решили: «Нападем на поляков и, как уже случалось прежде, разобьем их». Но они не знали, что господь был с нами и с королем (да возвеличится его слава). Сначала они наносили полякам поражение, однако потом поляки, поддержанные немцами, взяли верх, нанесли татарам и православным жесточайшее поражение и почти истребили их во время преследования. Татарский хан с великим позором убежал в сторону с жалкими остатками войска; он захватил с собой в плен злодея Хмеля (д.с.е.и.) в наказание за то, что тот не предупредил его, что у короля польского есть такое множество народа, и за то, что он был причиной его позорного отступления с остатками войска и гибели его народа. Все великие вельможи татарские были пленены польским королем, и среди них был племянник хана. А казаки, которых в течение нескольких дней осаждали поляки, бежали во мраке ночи, оставив свои палатки, лошадей и телеги, наполненные всяким добром. Спасая свои жизни, они бросили свой лагерь в полной неприкосновенности[143]. А король (да возвеличится его слава) вернулся домой 17 аба 5411 г. (августа 1651 г.) в сопровождении всех своих панов и слуг с великим ликованием и в добром расположении духа. И послал хан татарский письмо к королю (да возвеличится его слава), в котором просил отпустить на свободу его племянника, в обмен на которого он выдаст врага короля злодея Хмеля (д.с.е.и.), находившегося в то время у него в плену; в обмен на своего племянника хан также обязывался освободить из плена 4000 знатных польских панов. Однако король не согласился, и он гордо ответил татарскому хану: пусть он крепко бережет злодея Хмеля (д.с.е.и.), ибо он отберет его у хана в его же доме. Этим король хотел сказать, что он со всем своим народом обратился войной и против татар. И послал король двух своих гетманов и князя Вишневецкого и с ним 150000 воинов покорить православные города, находящиеся в Руси, а после этого они должны были отправиться на войну с татарами. И так они поступили, и покорили один за другим русские города.

В это время паны преисполнились завистью к князю Вишневецкому, слава которого все время возрастала, и они дали ему отравленный напиток. И умер князь Вишневецкий. Да будет благословлена его память[144]. Он оставил после себя сына 16 лет; он был тоже храбрым воином и он занял место своего отца. Когда услыхал татарский хан, что умер отважный воин — упомянутый князь — и что два гетмана выступили воевать против него, он примирился со злодеем Хмелем (д.с.е.и.), уплатившим за себя выкуп в размере восемнадцати миллионов, т. е. восемнадцать раз сто тысяч золотых[145]. Хмель еще более усилился. И собрались татары и православные в громадном числе (все одно, что песок в море) в пятый раз на войну с польским королем. И возобновилась — после праздников 5412 г. (1652 г.) — великая война в Польше, и продолжается эта война по сегодняшний день. Временами одолевает неприятель, временами берет верх король. А евреи, чем дальше, все больше нищают. К этому прибавился еще великий мор по всей Польше, и умерло в св. общине Краков и в других общинах Польши в течение лета 5412 г. (1652 г.) более двадцати тысяч душ (господь да смилостивится над ними). И по сегодняшний день царят по всему королевству Польскому меч, голод и великий мор. Так «новые бедствия заставили забыть прежние, и каждый день появляется напасть лютее предшествующей»[146]. «Утром они говорили: „О, если бы пришел вечер“, а вечером говорили: „О, если бы наступило утро“»[147]. На них осуществлялось сказанное: «И всякую болезнь и всякую язву, не написанную (и всякую написанную) в книге закона сего, Господь наведет на тебя, доколе не будешь истреблен; и останется вас немного, тогда как множеством вы подобны были звездам небесным… И рассеет тебя Господь Бог твой по всем народам, от края земли до края земли»[148], что ж мы сможем сказать, чем оправдаемся, чем сможем опровергнуть свои грехи? Ведь наши прегрешения сами свидетельствуют против нас[149]. Господь нашел грехи рабов своих[150]. А может ли быть несправедливым его суд? Мы только можем сказать: «Господь кого любит, того наказывает»[151] и вспомните данное в талмуде толкование стиха: «Начинайте от святилища моего»[152], вместо «святилища» следует понимать «святителей»[153], а ведь известно, что со дня разрушения храма праведники несут наказание за грехи современников[154].

А теперь я перейду к описанию обычаев Польши, основанных на благочестии и справедливости[155]

Как сказано в трактате «Абот», Симеон-Праведник[156] из мужей великого собора[157] говорил: «На трех устоях стоит мир: на Торе, на богослужении и на благотворительности»[158], а р. Симеон бен Гамлиел[159] говорил: «На трех устоях покоится мир: на правосудии, на правде и на миролюбии»[160]. На этих шести столпах — основах, на которых зиждется мир, — покоились обычаи Польши.

Столп Торы[161]. Это настолько хорошо известно, что не требует доказательств: нигде во всем рассеянии Израиля не изучали так много тору, как в Польше. В каждой общине учреждали иешивы[162] и назначили щедрое вознаграждение рош-гаиешиве[163] для того, чтобы он мог содержать иешиву, не испытывая забот, и обратить изучение торы в свою профессию. Круглый год рош-гаиешива не выходил за порог своего дома, кроме как в бет-гамидраш[164] и в синагогу, и день и ночь он трудился над изучением торы. Каждая община содержала бахуров[165], обеспечивая каждого определенной суммой, выдаваемой еженедельно, чтобы они могли учиться у рош-гаиешивы. И к каждому бахуру прикрепляли не менее двух мальчиков, которые учились у него всему тому, что он усвоил, изучая Талмуд и его комментаторов, благодаря этому бахуры приобретали навык в казуистических прениях. Мальчики приписывались к столу благотворителей или к общественной кухне. Если в общине было не менее 50 домохозяев, то она содержала не меньше тридцати бахуров и мальчиков. У домохозяина находился обыкновенно один бахур с его двумя мальчиками; и по крайней мере сам бахур пользовался всегда столом наравне с сыновьями хозяина. Хотя бахуры обеспечивались общиной, домохозяева кормили их на свой счет.

А некоторые богатые домохозяйки дозволяли и мальчикам всегда питаться за их столами, и таким образом они втроем получали питание и питье весь год. И почти не было дома во всей Польше, где бы не изучали Тору: либо сам хозяин дома был ученым, либо сын или зять его занимались учением, либо же бахур из питавшихся за его столом. Иногда бывало и так, что все они вместе в одном доме исполняли это, как сказал Рабба в трактате «Шабат» (80,1): «Кто любит ученых, у того и дети будут учеными; кто оказывает почет ученому, у того и зятья будут учеными; кто имеет страх перед учеными, тот и сам будет ученым.»

Поэтому в каждой общине многие были сведущи в законе, и если состояла община из 50 домохозяев, то было в ней 20 знатоков, называвшихся именем «морейну» — «учитель наш» — или именем «хавер» — «принадлежащий к сообществу». И рош-иешива был над всеми, и все мудрецы были подчинены ему и ходили с покорностью к нему в иешиву.

И таков был порядок учения в Польше. Летом от новомесячия ияра[~а)~] до 15 аба[~б)~], а зимой от новомесячия хешвана[~в)~] до 15 швата[~г)~] бахуры и мальчики должны были учиться у рош-иешивы. А после 15 швата или 15 аба бахуры и мальчики имели право идти учиться, куда захотят. От новомесячия ияра до праздника Шавуот[~д)~] летом и от новомесячия хешвана до праздника Хануки[~е)~] зимой изучали все учащиеся иешивы с большим усердием Гемару[~ж)~] с комментариями Раши[~з)~] и Тосафот[~и)~] Каждый день учили они галаху[~к)~], то есть лист Гемары с комментариями Раши и Тосафот, называемый галахой.

И ходили все знатоки и бахуры, которые были в общине, и всякий, в ком был аромат Торы, в иешиву к рош-иешиве. Рош-иешива один сидел в кресле, а все знатоки и прочие учащиеся иешивы стояли вокруг него. Они дискутировали друг с другом по вопросам галахи до того, как приходил рош-иешива в иешиву, а когда он входил в иешиву, то каждый спрашивал рош-иешиву о сложном для него вопросе по галахе, и рош-иешива отвечал и объяснял каждому. После этого все замолкали, и рош-иешива говорил свое новое толкование галахи. После того, как он заканчивал все толкования, он объяснял каждому противоречия и трудные места в толковании Гемары у Раши и Тосафот, слова которых часто скрывают смысл друг друга, и затруднял слушателей неясными и сокращенными местами в комментариях Раши и Тосафот. Затем он объяснял их, и его объяснения также скрывали смысл друг друга, и вопрос оставался. Тогда он давал на этот вопрос второй ответ, и так далее, пока галаха не становилась ясной. Летом слушатели уходили из иешивы не раньше, чем после полудня.

От праздника Шавуот до Рош-га-Шана[~л)~] и от праздника Хануки до Пасхи[~м)~] рош-иешива не занимался так подробно разбором противоречий, а изучал со знатоками раввинские решения по галахе с объяснениями по кодексу «Арба турим»[~н)~]. С бахурами же он учил сочинения Алфаси[~о)~] или другие книги. Во всяком случае, занимались до 15 аба или до 15 швата Гемарой с комментариями Раши и Тосафот, а после этого, до Рош-га-Шана или до Пасхи соответственно, занимались только раввинскими решениями или другими книгами.

За несколько недель до 15 аба или 15 швата рош-иешива оказывал почет своим учащимся и позволял каждому разъяснять вместо себя противоречия перед бахурами и знатоками в иешиве. И они разъясняли противоречия, а рош-иешива слушал их и дискутировал с ними, чтобы изощрялся ум учащихся иешивы. И изучали во всем польском государстве один трактат по порядку из шести разделов[~п)~].

Каждый рош-иешива имел одного служителя, который ходил каждый день из одного хедера в другой, чтобы учились мальчики, и богатые, и бедные. Он предостерегал их во все дни недели, чтобы они учились, а не гуляли по улицам, и в четверг должны были все мальчики вместе являться к габаю, поставленному над Талмуд-Торой[~р)~], Габай спрашивал их то, что они учили в течение недели, и если кто не знал того, что учил, или ошибался в одном слове, то того служитель бил большими розгами по приказанию габая и стыдил его перед лицом мальчиков, дабы послужило это ему в назидание, и чтобы в следующую неделю он учился лучше.

В пятницу приходили все мальчики вместе к рош-иешиве, и он расспрашивал их о том, что они учили на этой неделе, как рассказано выше. Также и в три дня перед праздником Шавуот[~с)~] и во время праздника Хануки должны были бахуры и мальчики повторять все то, что они учили в то время. За это давали им парнесы общины в подарок определенную сумму денег. Таков был обычай до 15 ава или до 15 швата.

И после этого рош-гаиешива отправлялся со всеми учащимися иешивы, с бахурами и мальчиками на ярмарку; летом ездили на ярмарку в Заслав и в Ярослав, а зимой на ярмарку во Львов и Люблин. Там каждому бахуру и мальчику предоставлялось право отправляться учиться в любую иешиву, в какую они пожелают. На каждую ярмарку съезжалось несколько сот рош-гаиешив и несколько тысяч бахуров и десятки тысяч мальчиков. И купцов-евреев, и — упомянем их отдельно — христиан было, словно песок морской, ибо на эти ярмарки собирались со всех концов земли. И всякий, кто собирается женить сына или выдать замуж дочь, отправлялся на ярмарку и заключал там помолвку, ибо там всегда можно было соответствующе подобрать жениха или невесту. Так на каждой ярмарке заключались сотни, а иногда и тысячи помолвок. И евреи, и мужчины и женщины, ходили во время ярмарок в роскошных одеждах[166], ибо они были в почете у властей и у христиан. Евреев было много, что песок морской. А теперь — за прегрешения наши великие! — они уменьшились в числе. Господь да умилосердствуется над ними!

Во всех общинах рош-гаиешиве уделялись особые почести. К слову его прислушивались как бедняки, так и богачи, и никто не смел ему противоречить, и помимо него никто ничего не предпринимал, и всякое решение его осуществлялось. У него было право наказывать палками, плетью, приговаривать к сечению и побоям, к штрафам. Он предавал позору совершивших преступления, издавал постановления, устанавливал ограничительные правила, дабы предохранить от совершения запретного; несмотря на все это, рош-гаиешива был всеми любим[167]. И всякий, кто имел подходящий предмет для подношения, как то: откормленную курицу, жирного каплуна, хорошую рыбу, считал за честь половину его или целиком поднести в подарок рош-гаиешиве. Рош-гаиешиве давали также множество подарков в виде денег, серебра и золота.

И в синагоге множество благочестивых людей оказывали почтение рош-гаиешиве. Рош-гаиешива имел обязанность третьим восходить к чтению Торы в субботу[~т)~] и в первые дни праздников. Если же рош-гаиешива был когеном или левитом, то он обязан был восходить к Торе как коген или левит, или же его вызывали к Торе последним, даже если в синагоге было много когенов или левитов. И никто не выходил в субботу и в праздники из синагоги прежде, чем выйдет сначала рош-гаиешива, а за ним его учащиеся, и лишь после этого выходила вся община. И сопровождали его до дома, а в праздники приходила вся община в его дом, чтобы почтить его как положено по обычаю. И этому завидовали все знатоки и учились с усердием, чтобы также достичь такой степени и стать рош-гаиешивой в какой-нибудь общине, и так, ради помыслов, далеких от Торы, приходило усердие ради самой Торы, и наполнялась страна знанием.

Столп богослужения. В это время молитва заменила жертвоприношения, как сказано: «И воздадим плоды уст наших». И была молитва основана на золотых опорах. Во главе стояло общество «Стражи утра», члены которого вставали до восхода зари, чтобы молиться и оплакивать разрушение Иерусалимского храма. А с восходом зари вставали члены «Общества чтецов псалмов» и читали псалмы в течение часа перед молитвой. И они прочитывали всю книгу псалмов каждую неделю.

Не дай Бог кому проспать время молитвы утром и не пойти в синагогу — разве только по крайней необходимости. И когда приходили в синагогу, то никто не уходил оттуда ради своих торговых дел раньше, чем прослушает слова Торы из уст какого-нибудь знатока, либо комментарий Раши к Торе, Пророкам или Писаниям[~а)~], либо Мишну, либо законы, какие сердце его захочет изучить. Ибо во всех синагогах было по нескольку групп знатоков, которые были учениками у других, и занимались сразу после молитвы утром и вечером, и исполняли таким образом слова (Пс. 84, 8): «Приходят от силы в силу, являются пред Богом на Сионе.»

Столп благотворительности. Несравненной была благотворительность среди евреев Польши. Главным ее качеством было гостеприимство. Когда приходил ученый или проповедник в общину, где были приняты специальные билеты для гостей, то не должен был этот ученый поступаться своим достоинством и доставать билет, а сразу шел к любому из парнесов общины, чтобы быть принятым там, где понравится ему. Затем приходил служитель общины и брал у него то, что он собрал, и показывал это габаю или парнесу, бывшему в тот месяц. Они же давали ему подарок согласно своему разумению и с почетом посылали ему этот подарок со служителем. И он устраивался у какого-нибудь домохозяина на столько дней, насколько хотел.

А прочие гости, которые получали билеты, давали служителю один билет и их устраивали у какого-нибудь домохозяина, которому выпадал жребий, на столько дней, сколько было нужно гостю. Один билет действовал по меньшей мере на три дня, и давали гостю еду и питье вечером и утром и днем, а если он собирался в дорогу, то давали ему с собой припасов и отправляли его на лошади с повозкой из одной общины в другую.

Если же приезжали издалека или из других мест бахуры, или мальчики, или домохозяева, или девушки, то давали им сразу одежду. Того, кто хотел заниматься ремеслом, отдавали к ремесленникам, кто хотел служить — домохозяевам в услужение, а если кто хотел учиться, то нанимали меламеда, чтобы они у него учились. После того, как становился бахур ученым и уважаемым, его брал какой-нибудь богатый домохозяин в свой дом и отдавал за него замуж свою дочь, и давал несколько тысяч злотых в приданое, и одевал его в дорогие одежды.

После свадьбы он отсылал зятя учиться за пределы своего дома, в знаменитые иешивы, когда же зять возвращался через два или три года, тесть открывал в своем доме иешиву и тратил свое богатство для привлечения известных знатоков из домохозяев, чтобы они шли к нему в иешиву учиться на несколько лет, пока не сделается и его зять рош-гаиешивой в какой-нибудь общине.

Даже если мальчик не становился ученым и уважаемым бахуром, а если было у него доброе сердце, расположенное к учению и позволяющее ему со временем стать знатоком, то приходил иногда богатый домохозяин, у которого была маленькая дочь, и давал мальчику еду, питье и одежду и все прочее, что нужно ему, как сыну, и нанимал для него учителя, пока не делался сосуд готовым. После этого давал ему в жены дочь свою, как описано выше. Нигде не встретить благотворительности выше той, что была в Польше.

И о бедных девушках хорошо весьма заботились во всем Польском государстве, и не бывало там, чтобы девушка достигала 18 лет, не будучи обрученной мужу. Многие праведные женщины занимались исполнением этой заповеди, Господь да воздаст им воздаяние их и смилуется над остатком Израиля.

Столп правосудия. Правосудие в Польше было организовано так же, как это было до разрушения второго храма в Иерусалиме. В каждом городе был свой бет-дин[168], а кто не хотел предстать перед бет-дином в своем городе, тот отправлялся в бет-дин соседнего города, а если он не хотел предстать пред соседним бет-дином, то он отправлялся в великий бет-дин. В каждой из стран был великий бет-дин: так, в св. общине столичного города Острога был великий бет-дин для Волыни и Украины, а в св. общине Львов был великий бет-дин для Руси, да и в большинстве крупных общин были великие бет-дины для ее района. Если же должны были судиться главы общин, то их тяжба разбиралась парнесами «четырех стран»[169], которые заседали дважды в году в таком составе: от главарей каждой общины по одному парнесу и вместе с ними шесть гаонов[170] Польши. Они и прозывались «четыре страны» и заседали во время Люблинской ярмарки, которая происходила между праздником Пурим и Пасхой, и во время Ярославской ярмарки, которая происходила в месяце аб или элул. Так парнесы «четырех стран» были все одно, что синедрион в «Lischkath hagosith»[171]. Они имели право суда над евреями Польши, могли устанавливать для них ограничения, издавать постановления, по своему усмотрению наказывать виновных, по всем трудным поводам к ним обращались, и они судили. Парнесы «четырех стран» выбирали еще судей из областей, и этим они облегчали бремя лежащее на них. Эти судьи назывались областными судьями, и они разрешали все денежные дела. А дела о наложении штрафов, о хазаках и другие трудные дела разрешались парнесами «четырех стран»[172]. И никогда еврей не представал пред христианским судом, или судом магната, или пред судом короля (да возвеличится его слава). А если бы еврей хотел судиться пред христианскими судьями, то он был бы наказан всеобщим презрением[173]. «Да не обратим наших врагов в судей»[174].

Столп правды. Были в каждой общине назначены уполномоченные над весами и мерами и остальной торговлей, чтобы все дела совершались по вере и правде.

Столп мира. Как сказано: (Пс. 29.11): «Господь даст силу народу Своему, Господь благословит народ Свой миром». И была Польша полна изучением Торы, и не бывало так, чтобы три еврея сидели за трапезой и не было с ними слов Торы, ибо все рассуждали и спорили по вопросам галахи или обсуждали мидраши. И все время исполнялись слова (Пс. 40.9): «И закон Твой у меня внутри».

И воздал господь польским евреям по заслугам их. И даже во время пребывания их во вражеских странах он не отвратился от них и не расторгнул свой союз с ними, и, куда бы ни ступила их нога, всюду наши братья, сыны Израилевы, оказывали им великие благодеяния. Раньше всего это относится к нашим братьям, находившимся в плену у татар и отведенным ими в великий град Константинополь, в прославленную св. общину Салоники и в другие общины Турции, а также в Египет, Берберию[175] и другие страны рассеяния Израиля. И братья наши выкупали их из плена, тратя на это большие деньги; и по сегодняшний день они, не покладая рук, каждодневно вызволяют из плена всех, приводимых к ним. Господь да воздаст им за все по заслугам!

Спасшиеся от меча врага во всех странах, где бы ни пролегал их путь, как-то: Моравия, Австрия, Богемия, Германия, Италия, — встречали милосердный прием со стороны наших братьев, тамошних евреев. Они их снабжали едой и питьем, одеждой, раздавали щедрые подарки каждому сообразно его достоинству и оказывали еще множество разных благодеяний. Особенно в Германии, там было сделано даже больше, чем им было под силу. Да вознаградится их благочестие и да защитит оно их, равно как и весь Израиль по всем его общинам. Да живет Израиль во всех его обиталищах в мире и покое, и да зачтутся заслуги его нам и нашему потомству. И как воздаяние за это, да внемлет господь нашим молениям, соберет воедино рассеянных по всем четырем концам земли сынов Израиля и пришлет скоро, еще в наши дни, праведного Мессию. Аминь.