Еврейский вопрос / Необыкновенная история

ЛИШЕНЦЫ ОБРЕТАЮТ ПРАВА

Слова, как и люди, живут свой срок, стареют, отживают и уходят из жизни. Кажется, но это только кажется, что слово “лишенец” ушло из нашего быта давным-давно. Родилось оно в те годы, когда большевики стремились доплеваться до самого неба. К лишенцам принадлежали “граждане, лишенные избирательных прав в советских республиках. Принадлежность к числу лишенцев влечет за собой ряд ограничений, в частности, лишение права быть членом суда, членом коллегии защитников, состоять в профсоюзе и т.п.” (Малая советская энциклопедия, т. 4, М., 1930, с. 694).

Ах, как лукавят авторы статей в этой Малой энциклопедии! Разве только в суде нельзя было заседать и состоять в советских профсоюзах, которые не судом, не профсоюзами не были на самом деле? А учиться? А преподавать? Стать офицером? А приехать и поселиться в столицах? А отсутствие полноценного паспорта, “краснокожей паспортины”?

Автор знает о лишенцах не понаслышке – мой отец и три его брата были лишенцами от рождения, потому что их отец служил на врангелевском крейсере “Генерал Корнилов” (сначала крейсер назывался “Очаков”, потом, после того как бесноватый отставной лейтенант Шмидт его опозорил, корабль переименовали в “Кагул”).

А кого в первую очередь расстреливали, когда надо было отчитываться о весомых успехах в борьбе с врагами? Конечно, тех же лишенцев.

Надо сказать, что после революции, или большевистского переворота, все русские мгновенно стали лишенцами. Их лишили Бога, церкви, царя, государства. Их, а сегодня это значит и нас, лишили славной истории, уникальной культуры, отняли и упрятали в спецхраны великую русскую литературу. Нет, я не преувеличиваю, величайшее явление русского духа — литература XIX века — наполнена прежде всего поисками христианского православного смысла бытия земного. Там, где писатель пытался поставить на место церкви себя, рождались прописи, как у Льва Толстого. Когда всякого рода макогоненки и мейлахи делали из Пушкина революционера-нигилиста, атеиста и бунтаря, они лишали русского гения его пути к постижению православия и церковности. “А грехи юности?” спросите вы. Так каждый человек был молодым, среднего, а потом пожилого возраста. Если это не три разные личности в одном позднем лике, то речь идет не о человеке, о кукле. Она не стареет…

Представьте себе изъятие из сегодняшнего алфавита (и так уже усеченного, израненного в 1918 году) одной из основных гласных. Представили? Ведь невозможно и помыслить, что в русском языке, к примеру, отсутствует буква “о”.

Но вот из дневников Александра Блока, оказывается, можно изъять одну из основных тем.

Можно было печатать полное собрание сочинений Гоголя без его духовных произведений.

В самое полное собрание сочинений Горького не включать целые книги и отдельные публицистические статьи.

Не печатать прозы Державина.

Сделать вид, что не существует очень важных для сегодняшнего дня сочинений Крестовского, Вельтмана, Аполлона Майкова, Федора Крюкова и других русских классиков… Очень длинный был бы список, “поезд журавлиный”, если мы перечислим все утраты.

А кто в первой половине XX века из русских писателей, живших за рубежами Отечества, был самый читаемый в Европе? Кого перевели на все европейские языки? У кого были наибольшие тиражи изданных книг? Думаете, Нобелевский лауреат Иван Бунин? Или претендент на эту же премию Иван Шмелев? Мережковский? Не угадали — самым читаемым был, оказывается, генерал Петр Николаевич Краснов, большинство романов, повестей и публицистики которого до современного российского читателя все еще не дошло…

Потаенная русская литература, закрытая в советские годы, еще ждет своего часа, своего издания и своего читателя. Постепенно к нам возвращается истинная русская история, которой мы можем гордиться. Очень медленно, но мы перестаем быть лишенцами в области русской духовной философии. Без нее наша жизнь была некоей кантовской целесообразностью без цели.

Две работы двух русских Иванов, классиков литературы и мысли девятнадцатого века, Ивана Александровича Гончарова “Необыкновенная история” и Ивана Сергеевича Аксакова “Еврейский вопрос”, издаваемые под одной обложкой, без лишних слов прояснят вдумчивым читателям причины, по которым они были в советское время преданы забвению.

Надеемся, что это только первая ласточка в издании потаенной русской классической литературы. Без нее наш народ не полон…

Виктор ЯСТРЕМСКИЙ