Ex ungue leonem: по когтю льва

Глава 12 Путь мести

Он проснулся на закате. Больно ударила по глазам рыжая полоса заходящего солнца за окном, и он отвернулся к стене, но успел заметить колышущиеся на ветру свежие, распустившиеся намедни листочки.

Зелень молодой листвы — зелень глаз, обманчиво холодных. Рыжий закат — рыжие кудри, искорки света запутались в них… Опять этот образ! Наваждение!

Ульрик поднялся и закрыл створки окна. Окно, как и комната, как и весь дом Палача были старыми, архаичными. Никаких современных штучек, вроде электричества и телефона. Дом перешёл к молодому человеку в наследство от отца, убеждённого любителя старины, и Ульрик не стал ничего менять в нём. Ему нужна была крыша над головой… и печь в подвале.

Дамиан, единственный слуга, оставшийся с безумным господином, принёс воду для умывания и свежую одежду, и ретировался. Он сопровождал Ульрика с отрочества, когда бастарда — сына барона и экономки велено было отправить долой с глаз господина Корвуса. Потом скоропостижно умер единственный законный сын барона, и Ульрику было велено явиться пред очи отца. Это случилось незадолго до последнего Бала вампиров. Старший Корвус признал юношу наследником, а вскоре он умер. На Девятнадцатый Бал Карды юноша пришёл в титуле барона.

Страшный бал! Ульрик помнил его всё ещё слишком хорошо. Все его сны были затянуты золотисто-белым маревом света тысяч электрических свечей, освещавших бальную залу Дома Реддо. В этих снах не смолкала затейливая мелодия колокольчиков Хрустального вальса. Он просыпался всегда на одном и том же моменте, когда во сне переводил взгляд от алого пятна, расплывающегося на платье Избранной, на её убийцу. И холодные зелёные глаза Лиры Диос замораживали его сердце. Оно останавливалось. Он падал в пропасть смерти — и просыпался.

Солнце и сквозь створки тянуло к юноше тонкие лучи — пряди рыжих волос…

Одевшись, Ульрик вышел из комнаты, на ходу цепляя меч к поясу. Дамиан ждал его в холле дома.

— Когда готовить печь, господин? — деловито спросил он.

— Как обычно.

— Вышла статья о Палаче.

— Почитаешь мне за ужином.

— Господин! На вас готовят облаву, — в голосе старого слуги слышалась неподдельная тревога. Молодого хозяина он любил, как сына.

Ульрик остановил свой бег.

— Не в первый раз, — успокоил он. — Я уйду от них.

Над Кардой вставала луна: огромное безумное око. Луна следовала за Палачом, луна молила: «Не трогай детей Ночи, моих воспитанников!» Но Ульрик лишь усмехался, и пестунья вампиров трепетала от его усмешки.

Дом Корвусов венчал собой северо-восточный край Короны. Дома-соседи давно пустовали, все обходили мрачный край Короны, за которым расстилалась Пустошь, стороной, но юноше нравилась такая отрезанность от мира. В его мрачном деле она была даже полезна.

Лунный блик на дороге сада вызвал в памяти видение другой ночи. Всё той же ночи Бала Карды. Пятно лунного света было мертвенно-белым, таким же бледным и призрачным, как холодный мрамор склепа Реддо, куда Ульрик нёс рыжеволосую, мертвенно-белую девушку. Ведьминские зелёные глаза закрыты и не тревожат его сердце, только что-то больно колет внутри, когда он смотрит на её губы, застывшие в загадочной полуулыбке…

Ульрик тряхнул головой, избавляясь от видения. Он взял в конюшне лошадь и выехал на Пустошь. Здесь, на месте бывшего дворца Макты, была спрятана повозка Палача.

Это был небольшой фургончик с парусиновым верхом. Каждую ночь юноша выезжал с ним в город. А когда он возвращался обратно, в фургоне со стуком, напоминающим замёрзшие кочаны капусты, перекатывались головы carere morte.

Ульрик съел захваченный из дома завтрак и переоделся в костюм «Палача». Сверху — серый плащ с большим оплечьем, на лицо — платок, на голову — длиннополую шляпу, наводящую ужас на всех вампиров Карды. На ремне через плечо висел арбалет, у пояса — футляр с короткими стрелами для него и стальной меч. Серебра Палач не признавал: игрушка для охотников, любящих красивые ритуалы. Сталь режет плоть carere morte также верно.

Вспомнив предостережение Дамиана, Ульрик взял револьвер, под чёрную рубаху Палача надел корсет, прошитый стальными пластинами. В десять часов вечера — время первой трапезы carere morte, фургон покинул Пустошь.

«Палач» — не кардинские газеты, Ульрик сам нарёк себя этим прозвищем ещё на Балу Карды. Охотником, после всех событий Бала, он не желал называться. Его пути с Орденом разошлись навсегда. Ульрик не хотел признавать за carere morte право на исцеление после того, как увидел смерть Избранной от руки исцелённой вампирши. Он возненавидел прежних боевых товарищей, за то, что те признали за Мирой Вако — вероломной carere morte! — право именоваться охотником. Когда он услышал о пожаре в Академии — обрадовался: осквернённые присутствием вампирши стены цитадели Ордена очистились огнём.

Ульрик полюбил называть себя также Чистильщиком: прозвище Палач быстро подхватила местная пресса и смешала с грязью. Он чистил улицы Карды от вампиров. Он мечтал очистить от Бездны весь север. И он был один — гнал добровольных помощников, не просил помощи у Ордена. Он не хотел делиться своим безумием ни с кем. После Лиры Диос, жестоко обманувшей его доверие, он не верил никому в мире. Один Дамиан поддерживал его, но Ульрик не замечал этой поддержки. Старый слуга, в детстве заменивший отца, давно был частью Ульрика.

Он остановил фургон у кардинского кладбища, так и не доехав до города. Кладбище было излюбленным местом свиданий carere morte и их смертных почитателей.

По кладбищу гуляли двое — Ульрик осторожно следил из-за склепа. Девушка и юноша, carere morte была девушка. Её спутник, вероятно, ещё не обращён. Пара вела тихий разговор, и Ульрик решил подождать. Вампирша захочет утолить голод, и Палач сможет подойти к ней незамеченным.

Вампирша была голодна — это можно было заметить по блеску холодных пустых глаз. Ульрик всё смотрел в них, и скоро ему почудилась там, на их дне, она — Лира Диос. Тогда он вышел из-за склепа и пустил стрелу в вампиршу. Стрела пробила ей горло. Расчёт был точным: теперь вампирша не сможет вдохнуть воздух, чтобы обратиться крылатым зверем. Девушка схватилась за шею, чуть отступила от спутника. Чёрные от расширенных зрачков глаза остановились на Ульрике, и она издала не то вскрик, не то всхлип. Юноша сначала бросился к ней, но, увидев Палача, оставил подругу и побежал прочь. Палач подскочил к вампирше, одним ударом снёс ей голову. Потом он выхватил револьвер и выстрелил вслед юноше. Тот упал, пораженный в спину, и Ульрик уже неторопливо пошёл к нему, гадая, приходил сюда этот парень за обращением или просто покормить возлюбленную. Впрочем, умирающего он не стал спрашивать. Отрубил ему голову и, подобрав её, возвратился к вампирше. Голова той подкатилась к могильной плите, залив чёрной кровью подножие. Ульрик прочитал имя на плите, и страшная ноша выпала из ослабевшей руки. Он упал на колени перед могилой.

«Лита Солвиния Фабер», — прочитал он. Имя Избранной.

Её светлый призрак, казалось ему, стоял над этой могилой. Лита была грустна. «Кто ты? Разве это ты?» — шептала она снова и снова.

«Я — Палач».

Он хотел сказать, что выбрал этот путь добровольно, что, после случившегося, другого пути для него нет, но снова прочитал имя и даты на плите, и слова остались несказанными. Здесь была похоронена не Лита. Женщина умерла за пять лет до последнего Бала Карды. И звали её Лика Силвания Фабер.

Да, разумеется. Не могли похоронить светлую Избранную в страшном затенённом краю carere morte! Конечно, Литу увезли в Прэсто, где совсем нет Бездны. Он ошибся.

Ульрик поднялся с колен. Скоро он отправился к своему фургону, неся головы вампирши и её спутника за волосы. Закинул страшную ношу внутрь и опустил парусиновый полог.

Новая, неотступная мысль терзала его: «Где-то на этом кладбище должна быть могила Лиры Диос!»

Он хотел возвратиться и поискать, но передумал. Повозка тронулась, Палач спешил в город. Он вернётся найти имя Лиры на белой могильной плите днём. Днём яркое солнце избавляло несчастного от тягостных видений.

Охоты в городе не получилось. В начале Патенса за фургоном увязались три куклы. Марионетки были частыми спутниками Палача — кукловоды Дэви присылали их из «Тени Стража».

Ульрик свернул в тесный переулок, где carere morte не могли полностью расправить крылья, и остановил фургон. Он спустился на тротуар и, насмешливо улыбаясь под платком, стал ждать, когда противники спустятся.

Вампиры покружились над крышами, потом кукловод всё же решил спустить их. Сложив крылья, они ринулись на человека внизу с трёх сторон. Одной Ульрик отрубил голову ещё на подлёте, двух других отбросила его защита — последний оставшийся атрибут из прошлого охотника. Он наступил на крылатую тень, не давая вырваться, и обезглавил вторую куклу. Третья успела удрать.

Их хозяин в далёком убежище выл от боли… Ульрик закинул головы в фургон, затащил туда и тело меньшей куклы. Он шёл к козлам, когда две тени выступили из темноты улицы. Это были смертные, не куклы.

— Полиция Карды. Что в фургоне? — спросил один.

Ульрик действовал молниеносно. Два выстрела — и тени легли на землю. Один успел выстрелить, пуля угодила Ульрику в середину груди, но её задержали пластины корсета. Палач постоял над безжизненными телами, размышляя, как поступить: прежде он не убивал служителей закона. Всё же он обезглавил и этих и снова откинул полог фургона…

После инцидента с полицией Ульрик направил экипаж домой. Кураж был потерян. Он чувствовал себя грязным, больным. Возможно, заражённым какой-то страшной болезнью. Последние две смерти были несправедливы. Но они проистекали из прежних дел Палача… И Ульрик грустно думал: в дальнейшем количество подобных смертей будет только увеличиваться. И он опять будет чувствовать себя больным. Безумным.

«Кто ты? Разве это ты?»

Золотисто-белые видения Бала вновь заполняли голову.

Дамиан не успел подготовить большую печь в подвале. Пламя в ней только разгоралось. Ульрик швырнул сегодняшние головы в угол подвала, в кучу других. Он снял запачканную в чужой крови рубаху, корсет, и сел у печи смотреть на пламя.

Всполохи огня плясали в глубокой чёрной пасти. Они были красно-жёлтыми, золотистыми… рыжими… Рыжими! — И он опять вспоминал те волосы цвета огня, цвета меди. Вот полено в печи треснуло, из него вырвалось зелёное яркое пламя и потухло. Зелёное! Как те обманчиво-правдивые глаза…

— Господин? — Дамиан стоял в дверях. — Господин, сегодня для вас передали письмо.

— От кого?

— На письме печать Ордена. Желаете прочесть?

— Да, неси его сюда.

Скоро Ульрик рассматривал конверт. Да, действительно, герб Ордена: кинжал и солнце. Юноша надорвал конверт и достал один тонкий, вдвое сложенный лист.

Незнакомый почерк: мелкий, тонкий. Немного похожий на почерк Латэ, но небрежные завитушки, неуверенные строчки наводили на мысль, что писала женщина. Кто-то, похожий на Миру Вако.

Ульрик быстро пробежал глазами первые строчки. Точно: писала вампирша Вако.

«Сожалею, что не смогла предупредить вас на Балу о нашем внезапном отъезде».

— Господин?

Ульрик поднял глаза от письма.

— Да, Дамиан? — с досадой спросил он. Слуга втаскивал в помещение подвала тело куклы, захваченное Палачом.

— Это для меня, я полагаю?

— Да, занимайся своим анатомированием, — в последний месяц старый слуга увлёкся изучением анатомических особенностей вампиров и проштудировал все конспекты Ульрика из времён тайного обучения в Академии.

— Это Высший вампир?

— Кукла, — кратко сказал юноша. Он вновь читал письмо.

«Избранная находится у охотников и теперь её берегут. Лита Фабер научила нас…»

Больно было читать это имя, написанное рукой вампирши. Она не имеет право его писать! Никто из тех, кто был на Балу и не сумел защитить Литу, не смеет упоминать этого святого имени! Никто! А эта Вако смеет…

Снова, как в ночь Бала, земля дрожала под ногами, грозя провалиться и увлечь его за собой. Эта Мира Вако! Carere morte, посмевшая ступить на священную землю охотников! И — Высшая, способная обращаться зверем, значит, убившая многих. «Чем её кормили в Академии?!» — охотника охватило омерзение, но он продолжил читать.

«Под моим началом сейчас отряд — двадцать человек. В Доне у нас много сторонников, но я хочу, чтобы было ещё больше…» — Вот оно что… Она зовёт его вернуться! Вернуться и присоединиться к охотникам! Она, вампирша, посмевшая на письме поставить печать Ордена, будто была его главой! Глава Ордена — carere morte! Да, конец их мира близок.

Ульрик поспешил поделиться этим с Дамианом:

— Похоже, эта Мира Вако возглавила Орден. Точнее, остатки Ордена.

Дамиан переложил тело на стол для анатомирования и заносил над ним скальпель. Старик пожал плечами в ответ на слова Ульрика. Его рука опустилась, он плавно повёл первый разрез по телу куклы:

— Что ж, теперь понятно, как охотники в Доне ухитряются скрываться от вампиров Дэви, — заметил он. — Ими управляет хозяйка.

— Хозяйка?!

— Да, кукловодша. Несомненно, она пользуется способностями хозяйки кукол.

— Что?!

Юноша с отвращением бросил письмо в огонь, не дочитав. Только подумать — кукловод во главе охотников! А те, должно быть, подчиняются ей, как рабы. Счастье, что его с Орденом пути навек разошлись.

Как охотники могли допустить такое? Ульрик перебирал в памяти то, что успел узнать об Ордене за недолгий год. Почему ему показывали и рассказывали не всё? У него не было ответа.

Он помнил: однажды старый декан философского факультета просто пригласил его к себе в кабинет. Спокойным тоном, точно речь шла о самых обыденных вещах, он рассказал юноше о тайном страхе Земли Страха: о carere morte. Он рассказал об Ордене, созданном для борьбы с вампирами. И ещё до того, как Латэ закончил, Ульрик готов был воскликнуть: «Вы примете меня?!» Он с жадностью постигал все премудрости охоты на вампиров. День посвящения стал главным днём в его жизни.

Впрочем, он помнил, многие охотники посмеивались над ним, юным и восторженным. Их смешки давали понять: его видение Ордена весьма далеко от реальности…

Письмо сгорело быстро — он и не успел пожалеть, что выбросил его. Дамиан тем временем добрался до грудной клетки куклы. С тошнотворным звуком он резал сочленение рёбер с грудиной.

— Вако, должно быть, приглашает вас в столицу, — проницательно заметил слуга.

— Да.

— Вы дадите ей ответ?

— Нет, нет. Она — carere morte!

— По вашим же словам, Избранная исцеляла вампиров. Значит, вампиризм — болезнь. Вы ненавидите больных? — заметил Дамиан, вынимая грудину. Грудная клетка куклы раскрылась жутковатым красно-белым цветком. В середине чернело сердце.

— Болезнь? — Ульрик усмехнулся. В завихрениях пламени ему вновь чудились рыжие кудри той, что убила Избранную. — Ненависть к жизни, всепоглощающая звериная ярость остаётся с ними и после исцеления. Как и их безумие! Избранную убила не вампирша, её убила исцелённая. Бездна владеет carere morte всегда: и до, и после исцеления, поэтому они должны быть истреблены!

— Дело ваше, — Дамиан выложил на стол сердце куклы и запустил обе руки во внутренности. — Какая каша! Этого carere morte рубили не раз. Но сегодня я всё-таки хочу добраться до второго вампирского сердца.

— У куклы его нет.

— Да? — слуга огорчился.

— Я же говорил тебе, что это кукла, а не Высший, — Ульрик встал и потянулся. — У кукол анатомия полностью соответствует человеческой. Да, Дамиан…

— Слушаю, господин.

— Отыщи на кладбище, где похоронена Лира Диос. Она была убита на последнем Балу Карды.

— Хорошо, Господин. Я думаю, вы напрасно сожгли письмо, — сменил тему Дамиан и вновь обратился к вскрытому телу куклы. — Ваши цели с Вако не могут различаться настолько кардинально, чтобы не подавать друг другу руку помощи.

Ульрик ничего не ответил на это. Пламя хорошо разгорелось, и пора было начинать. Он извлёк из кучи отрубленных голов две и, подцепив за нижнюю губу, понёс в печь. Дамиан провожал его взглядом.

— У той, что в вашей правой руке, нет клыков, — заметил он. — Тоже кукла?

Это была голова спутника вампирши, убитого сегодня. Ульрик швырнул её в печь и необдуманно сказал:

— Нет, это был смертный.

— Вы снова убиваете людей? Вы же обещали, господин! — запричитал Дамиан. Однажды он уже опознал в убитом смертного и потребовал у Ульрика объяснений. Ульрик отговорился тем, что тот смертный защищал хозяина-вампира и видел лицо Палача. Впредь он обещал оставлять людям жизнь.

— Те смертные, что идут за вампирами, — ещё большие враги! — сейчас сказал он.

Дамиан печально покачал головой.

— Это плохая дорога, господин! — он хотел добавить ещё что-то, но вдруг вскрикнул и резко вытащил руку из тела куклы.

— Что такое? — встревожился Ульрик.

— Порезал кисть! Странно, — старик осторожно ощупывал тело куклы — А, вот оно что… Осколок кости! — он выудил белый блестящий обломок в полпальца длиной и показал юноше.

— Ты порезал руку?

— У вас осталась вода из Источника?

— Ты порезал руку?! — закричал Ульрик.

— Это же кукла, — дрожащим голосом сказал Дамиан. — Заражение маловероятно.

— Ульрик взял его руку в свои, долго рассматривал маленький тонкий порез у большого пальца.

— Да, конечно, — через минуту согласился он. — Воды нет, жаль. Но, думаю, заражения не будет и так.

Он отступил. Зашвырнул ещё пару голов в печь. На Дамиана он больше не смотрел. В крови разгорался странный жар — Ульрик чувствовал, как он набирает силы последние несколько месяцев. Юноша полагал, эта лихорадка — жажда мести, реванша за фиаско на Балу Карды. Вот только главный объект мести — Лира Диос, мертва, а значит, другим вновь придётся платить за её вероломство! И завтра вновь головы carere morte полетят с плеч.

Остывающая печь дарила тепло дому. Ульрик спал. Сон его был ярким и очень реальным. Снова Бал Карды! И он мучился, стонал, метался на постели. Ведь он знал, чем кончится праздник для Избранной! Знал, и ничего не мог поделать. Как кукла, управляемая злобным хозяином-вампиром, он ходил, повторял глупые слова, не могущие никого предостеречь. Только его душа, опутанная нитями кошмара, металась и исходила немым криком.

— …Зачем вы позвали меня, леди Фабер?

— Только что я услышала легенду о Даре. Вы знаете её? — голосок Литы дрожит… Не бойся, Лита! Я — не враг тебе. Мы, потерянные, ненужные здесь, похожи, как брат и сестра. Вместе мы сможем коснуться света, раствориться в свете, стать Светом, который, порой, посещает этот тёмный мир…

— Вы слышали историю Великого вампира, леди Фабер? Есть Дар, служащий вампирам, им владеет Проклятый.

— Проклятый?

— Да. И поиск Проклятого — одна из основных задач Ордена. И, если Проклятый будет найден, он должен быть уничтожен. Таков приказ нашего покровителя, и мы, охотники, должны подчиниться, хоть и… против чести убивать невинного! Пятнадцать лет назад Проклятого нашли, но не успели уничтожить. Дар был потерян.

— Нельзя называть нас Проклятыми, — серьёзно возражает Лита, обидевшись за всех обладателей Дара разом. — Вы же знаете старую сказку о Даре! Избранный всего один, и его Дар — Единственный…

— Чего вы ждёте от меня, леди?

— Мне нужна защита, охотник. Я — новая Избранная.

…Величайшая сила с ними — кто им страшен?

Это Дар ведёт их, казалось им.

А на самом деле — только безумная сказка кружила головы…

Вот охотник видит первое чудо исцеления. Лита подходит к молодому вампиру, легонько касается его плеча, заглядывает в глаза… Они замирают так на мгновение, а потом юноша падает, бесчувственный, но — живой.

— Она исцелила его! Будто он — новообращённый, — потрясённо шепчет Мира Вако. Она прижимает руку к губам: задумалась, словно забылась.

— Нет! — восклицает Лита, всплеснув руками. — Моей силы мало! Мало! Я не могу исцелить всех! Это — не то чудо…

— О ком она? — недоумевает Солен. — Об Арденсах?

Вампирша недоумённо разводит руками. Скупой, скованный жест. Что-то она знает, но боится говорить…

А Избранная понимает, чувствует: недолго ей гореть! И рвётся — жарко, отчаянно к своей, неведомой другим, светлой цели. Она распахивает руки, словно надеется так прогнать всю тень из этого дома, из этого мира. Разом…

Вдруг, заметив в его глазах тревогу о ней, она подлетает к охотнику, касается легко, одним дыханием:

— Ты сильный. Ты нёс бы мой факел долго, я вижу. Но, пока, должна я.

— Я только защищаю Вас, — шепчет Ульрик…

Он не хотел видеть, что будет дальше, но сон продолжался. Снова кинжал и кровь. Снова холодные зелёные глаза убийцы!

— Ульрик! — кричала эта безумная. И он не мог отвести взгляд: ему мерещилась на дне этих страшных глаз мольба о помощи. — Ульрик, пожалуйста! Мне нужно поговорить с тобой. Я должна сказать тебе…

«Ульрик, я люблю…» — Этот голос звенел в голове, когда он проснулся. Наступал новый вечер. Время новой охоты.

Дамиан опять принёс воду для умывания. Рука была тщательно забинтована, но Ульрик заметил чёрный шнур подкожной вены на запястье старика.

— Я был на кладбище, господин, — молвил Дамиан. — Смотрел новые захоронения, прошёл по склепу Диосов. Лиры там нет.

— Нет?

— Вашей Лиры — нет. В склепе Диосов я нашёл имя «Лира». Но это был ребёнок, умерший в младенчестве и… двести лет назад.

— Понятно, Дамиан. Благодарю. Надеюсь, эта прогулка не была утомительной.

— Спасибо, господин. Я думаю, тело Лиры Диос мог забрать с Бала кукловод Дэви.

— Да, точно, — Ульрик опять остановил взгляд на руке слуги, и тот поспешил убрать её за спину.

— Когда готовить печь, господин?

— Сегодня пропустим день.

— Хорошо, господин, — лицо Дамиана было бледно, пот покрывал лоб.

— Ты болен, Дамиан?

— Похоже, да, господин. Я чувствую жар, но это не заражение. Заражение сопровождается другими симптомами — это написано в ваших тетрадях.

— Конечно. Не бойся меня, Дамиан. Даже, если ты заражён, ты — исключение из правил Палача.

— Я рад… Ульрик.

— Ты мне как отец, — зачем-то добавил тот. Успокоенный слуга повернулся к дверям. Тогда Ульрик выхватил меч, с утра припасённый у кровати. Взмах — светлая вспышка полосой… Голова старого слуги покатилась в угол. Тело сделало ещё шаг и упало, заливая дверь комнаты кровью.

«Вот, теперь я один».

— Как жаль, — спокойно сказал Палач, стирая кровь с меча. — Но для меня нет исключений.

Глава 13 Бабочка

Старейший не возвратился в земли Кукловода из Доны. Куда он направился — этого Лире никто не мог бы сказать. Калери говорила, он может пропасть и на год, и на пять, и на столетие, но вампирша, оставленная господином, не грустила. Он сбиралась отправиться в Прэсто и основать там клуб, подобный клубу Лиры.

«Я возьму тебя с собой, — говорила она Лире. — Ты хорошо рассказываешь про Бездну…»

Служанка постепенно занимала место госпожи. Лира замечала это, но только усмехалась. Усмехалась и… подчинялась. Ей было не до споров, не до выяснения главенства. Она изучала манускрипты алхимика Атера.

Первая неделя у неё ушла на расшифровку рукописей, написанных выдуманными Атером символами. Лира попросила у Калери карандаш и подписывала буквенное значение значков над каждым. Она пользовалась алфавитом Либитины, видимо, тоже увлекавшейся расшифровкой трудов Атера.

То, что открылось Лире, ломало все представления о carere morte. Об их сути, об их истории. Макта — великий прародитель? Смешно… Создатель Первого вампира, Атер, звал его «клеткой». «Мне нужно тело, чтобы сделать его клеткой Бездны», — гласила одна запись.

«Бездна сильнее всего, что есть в мире, сильнее мира. Чтобы она не сломала клетку, нужно очертить ей границы», — другая.

Скоро Лира поняла, что за «границы» Атер имел в виду: серебро и солнце!

Алхимик боялся наделять смертного всей силой Бездны и, хотя в человеческом теле есть всё, чтобы направлять силу Бездны, колдун нарочно вложил в тело Макты уязвимость. В его крови он «посеял семена саморазрушения», просыпающиеся под действием солнца и серебра. И, когда Бездна связалась с кровью Макты, породив проклятие вампиризма, эта уязвимость перешла на проклятие. Хотя Первый вампир остался безразличен к действию и того, и другого, его дети погибали от серебра охотников и рассветного солнца. Тайна действия священных средств Ордена рассыпалась в прах, как эти несчастные carere morte: никакой мистики! Заложи Атер в свой ритуал медь и Луну, золото и Венеру — вампиры родились бы детьми Дня, а не Ночи, и страшились бы сейчас юного месяца, Вечерней Звезды, медных и золотых монет…

Знамя Арденса в ритуале Атер обозначил как «щит», им оно впоследствии и стало: дало начало Покрову Ордена. Лира то смеялась, то рыдала, читая это. Всё, что она слышала от родителей-охотников, всё, что как великое знание поведал ей Владыка вампиров, всё — не стоило и гроша.

Лира почти не покидала комнатку, где разбирала рукописи, и, уверившись в слабости противницы, Калери перешла к решительным действиям.

Однажды вечером, кода Лира прилежно переписывала очередное замечание Атера в свою тетрадь, пламя её свечи вздрогнуло и потухло от холодного вздоха вампирши. Лира не успела даже приподнять голову. Калери накинулась на неё со спины, подняла, швырнула на середину комнаты на грязный земляной пол. Она навалилась сверху, ухватила голову смертной за волосы, намотав их на руку. Шея Лиры открылась для её клыков, и Калери затрепетала — то ли от голода, то ли от вожделения…

«Прочь, нежить!» — Защита охотницы отбросила вампиршу. Лира поднялась, тяжело дыша. Несмотря на слабость после раны, она всё ещё была сильнее любой вампирши. Вечная благодарность родителям-охотникам!

— Убирайся, — тихо сказала Лира. — Поняла, кто я, Калери? Уходи и не показывайся мне на глаза!

Калери убралась, так и не проронив ни слова, а наутро Лира обнаружила себя прикованной к стене. Пока смертная спала, вампирша надела железный браслет ей на ногу, а цепь от него протянулась через коридор, до железного кольца в стене комнаты Калери.

Никакой еды вампирша её, разумеется, больше не носила, кружка грязной воды — и всё. Но и через трое суток Лира не волновалась. Калери она не сдастся ни в коем случае, а защиту охотницы вампирше не пройти. Калери заблуждалась, полагая, что щит Лиры истончится от трёх дней голодовки: её защита получена по крови, и мало что в мире способно её поколебать.

Смерть от голода не страшила её. Иногда в темноте своей кельи Лира мечтала о «детях любви Бездны», но это были сказки, оторванные от реальности. Нет, не способна убийца, предатель стать родоначальницей светлых созданий! В реальности Лира готовилась к медленной, тихой смерти.

На четвёртое голодную утро она ворочалась на доске, которую Калери выдала ей в качестве постели, кутаясь в тонкое шерстяное одеяло, и никак не могла согреться. На земле давно наступила весна, там ярко светило солнце, там распускалась первая листва, а подземелья Нефандуса были всё такими же мрачными, сырыми, холодными.

«Снова заболею и умру от воспаления лёгких», — равнодушно подумала Лира.

Стояла абсолютная тишина. Темнота — не разглядеть и своей руки, но Лира почувствовала: в комнате она не одна. Какая-то тварь не из мира людей стояла у входа в комнату.

— Калери, — громко и уверенно сказала Лира. — Только подойди…

Тварь низко, негромко зарычала: абсолютно звериный рык. Это была не вампирша, но кто тогда? Холодное, сухое, шершавое уткнулось в руку Лиры, потом в щёку. Морда твари была покрыта короткой густой шерстью. Лира приподнялась, коснулась её. Длинная морда, настороженные острые уши… Собака!

— Хиам! — прошептала Лира. — Это ты меня нашёл?

Собака кивнула и настойчиво потянула девушку за собой. Лира повиновалась. Она поднялась, принялась искать одежду, опять забыв, что Калери унесла её. Собака вилась в ногах, выгнув спину, и иногда ухватывала Лиру за край ночной сорочки, тянула… Хозяин зверя торопился.

— Хорошо-хорошо, я иду.

Её пошатывало от слабости. Лира забрала свою тетрадь с записями со стола, побрела вперёд в кромешной тьме, собака направляла её путь. Они вышли в коридор. Браслет позвякивал на ноге девушки, иногда ударяясь о длинную цепь.

— Хиам, она меня приковала…

Собака опять подтолкнула Лиру. Вытянув руку, девушка нащупала вход в комнату Калери.

— Хиам, вампирша меня приковала!

Зверь исчез, через долгую минуту, в которую Лира считала удары своего перепуганного сердца, он снова ткнулся носом в голую щиколотку девушки. Он требовал, чтобы Лира наклонилась к нему.

«Что, что?» — Она ощупала клыки зверя. Из пасти что-то торчало. Ключ от браслета!

Два раза она уронила ключ на пол и искала, шёпотом ругаясь: мешала тетрадь, которую девушка не выпускала из рук. На второй раз собака носом подтолкнула ключ к её шарящей по полу руке и заскулила: «Торопись!». Лира нащупала напряжённый бок зверя. Собака неотрывно глядела куда-то во тьму.

— Лира? Собралась сбежать от меня? — насмешливо проговорила тьма голосом Калери. — Кто это тут… — она не договорила. Зверь взвился, ринулся на вампиршу. Лира ощупью отомкнула браслет и кинулась бежать. Рычащий и визжащий клубок — дерущиеся вампирша и зверь, скоро остался позади. Лира остановилась, тяжело дыша.

«Хиам справится! Звериные челюсти сильнее человеческих. А куда же мне бежать?»

Она пошла прямо, наугад, ведя рукой по земляной стене. Скоро позади послышался шорох. Кто-то бежал. Кто-то догонял её.

— Хиам?! — зазвенел её голос и оборвался. Верный зверь уже уткнулся носом в её протянутую ладонь. Лира опустилась на колени, зарылась лицом в мягкую, пахнущую мехом со старой шубы шерсть.

— Хиам, спасибо. Ты мой спаситель. Как же я рада! Я так соскучилась…

«По кому-то из той, прошлой жизни…» — Хиам был одним из немногих вампиров Дэви, которых Лира была рада видеть.

— Ты выведешь меня отсюда, да? — кивок. Лира задумалась.

— В «Тень Стража»? — кивок.

— А Дэви там? — кивок. Лира поднялась.

«Вернуться к Владыке вампиров? Ох…»

— После Бала Карды… Дэви меня убьёт, Хиам, — собака решительно помотала головой: «Ты ему нужна».

Они двинулись в путь. Зверь уверенно вёл, девушка доверчиво шла с ним, положив ладонь на лобастую голову. Коридор запетлял, потом они свернули в другой подземный ход, шедший под уклон, и шли так долго. Земляной тоннель сменился пещерами. Лира узнавала их шестым чувством: пещеры под «Тенью Стража». Что-то заблестело впереди… Лира оторвалась от спутника, пошла сама. Эта подземная камера располагалась ближе к поверхности, и через разлом на потолке в пещеру пробивался тонкий столбик света. Лира, как заворожённая, опустилась на колени, протянула к нему руки, купаясь в настоящих солнечных лучах. Потом подставила лицо свету.

Воздух перед ней затрепетал. Столбик света разделился на несколько: это бабочка, неизвестно как попавшая в затхлое вампирское подземелье, заплясала в солнечных лучах. Лира протянула к ней руку, и бабочка села на палец, смешно защекотала его усиками. Бабочка была необычной — Лира никогда не видела таких прежде: крылья все в зелёных и жёлто-золотистых пятнах.

Собака снова заскулила, и Лира легонько повела кистью. Бабочка взлетела и, трепеща крылышками, снова закружилась в столбе света.

— Я иду, иду Хиам, — Лира обернулась на собаку, тушующуюся в темноте. Она, наконец, могла хоть немного увидеть своего спасителя и горестно ахнула: большой чёрно-белый пёс был весь изранен. Из бока вырван клок шерсти вместе с кожей, первая передняя лапа прокушена.

— Бедняга! Прости меня. Доберёмся до «Тени Стража», я тебя полечу, хорошо?

Пёс кивнул. Несмотря на раны, его глаза весело блестели. Хозяин зверя радовался скорой встрече с Лирой.

— Да, да я вижу: идти уже недолго.

Скоро они услышали тихие переливы подземной речки — Стигия. Ещё поворот коридора, и впереди заблестела гладь воды. Они шли под замком. У лестницы в кладовые Дэви собака остановилась, завиляла хвостом.

— Мне идти туда? — кивок. — А ты?

Собака мотнула головой, указав в ту сторону, откуда они пришли.

— Ты снова пойдёшь к Калери? Зачем?

Зверь подтолкнул её к лестнице. Лира, поразмыслив, подчинилась, начала подниматься. В конце концов, она скоро встретится с хозяином твари и тот ей всё объяснит…

Хиам встретил её на нижнем ярусе башни. Накинул мягкий, согретый у очага плед, проводил в комнату, где Лиру ждали две вампирши — помочь вымыться и одеться. У порога Лира обернулась к хозяину зверей.

— Хиам, я так тебе благодарна…

— Я буду вас ждать в зале столовой, леди Диос. Вам наверняка хочется узнать новости.

Лира улыбнулась. Хиам не изменился, всё такой же: куклы-звери выражают эмоции куда лучше их хозяина.

Через некоторое время она грелась у огня в заброшенной со смертью последнего герцога Дэви столовой. Хиам устроился в кресле напротив: бледный, светловолосый, молодой, как большинство вампиров. Некрасивое лицо было задумчиво, взгляд отстранённый: хозяин следил за ощущениями от многочисленных кукол.

— Как ты нашёл меня, Хиам?

— Ещё в начале весны мои звери почуяли слабый знакомый след в землях Кукловода. И я начал обследование разрушенных тоннелей Либитины…

— Меня спас Старейший.

— Я скоро понял, кто поселился в землях Кукловода, — ухмыльнулся Хиам. — Поэтому, простите меня, леди Лира, что не забрал вас в начале марта. Я ждал, когда Макта покинет Термину, чтобы без помех выкрасть его пленницу. Приди я раньше, его гнев был бы страшен.

— Я не пленница Макты. Я была его ученицей, — заметила немного покоробленная Лира.

— Простите, оговорился, — в глазах хозяина кукол бегали искорки. — Дэви сейчас загружает меня работой…

— Ох…

— Не бойтесь. Бал Карды вам простили. Вы защищали Бездну, Госпожу вампиров. Владыка сам признал, что ошибся, желая заполучить Дар себе. Следовало его уничтожить, как предлагали вы.

— Расскажи же, Хиам, что здесь было без меня?

Вампир немного помедлил перед ответом.

— Мы недавно возвратились из Доны, леди Лира.

— А Академия? Была взята?

Хиам чуть удивился:

— Вы не помните даже этого, леди Лира? Разумеется. Здание подожгли. Его остов до сих пор стоит на перекрёстке. В той битве погибли мои дядя и тётя.

— И Магнус, и Сесилия?

— Да. Странно! Я — старший Калькар-вампир, — Хиам усмехнулся. — И первое, что я сделал: отменил жестокую традицию нашего рода — отдавать двоих из каждого поколения для обращения в carere morte.

— А Митто?

— С ним всё в порядке.

— Дэви же был ранен?

— Владыка лишился левого глаза. Небольшая плата за смерть главы Ордена.

Лира протянула руки к пламени очага, рисующему странные картины в темноте. Ей было хорошо. Тепло. Вот только голод. Не такой томительный, как вампирский, и всё же…

— Вам скоро принесут поесть, — сказал вампир, будто прочитав её мысли. Лира кивнула и вернулась к их беседе:

— Значит, Орден уничтожен?

— Есть отряд охотников, преданных вампирше Вако. С ними и Избранная.

— Избранная? Я же убила…

— Вы убили леди Литу Фабер, но Дар это не уничтожило. С того бала Мира вернулась в столицу с новой Избранной… или Избранным. Имя этого человека нам до сих пор неизвестно. Но именно его зоркость, да ещё упрямство кукловодши Вако — главные причины провала кампании Дэви в столице.

— Так значит, Владыка вампиров уступил Дону? Уступил всего лишь отряду охотников?

— Да. Зря я вас привёл сюда, леди Лира, — лицо вампира посерело.

— Что такое?

— Охотники идут сюда за нами, идут на цитадель вампиров. Вы больше не видите, но я вижу — звёздочки Дара стягиваются к Карде. «Тень Стража» сейчас — не самое безопасное место.

— Я смертная теперь, — девушка опустила глаза, — смертных охотники не убивают.

— Румянец идёт вам, леди Лира, — утешил Хиам.

Девушка грустно улыбнулась. Хиам не спрашивал подробностей Бала Карды. Впрочем, и хорошо. Так тепло… а слово «убийца» опять бы наполнило её холодом!

Пламя плясало, как та странная бабочка в подземелье…

— Конечно, Карда восстала за нас, своих хозяев. Сейчас это зачарованный город: все жители под властью carere morte. И всё же охотники Вако — серьёзные противники. Надежда для нас есть, но… — говорил Хиам…

«Почему ты так не уверен, друг?..»

— Я хотела бы увидеть Дэви, — сказала Лира.

У двери в спальню Владыки она остановилась. «Дэви не выходит оттуда со дня прибытия в Карду», — вспомнила она слова Хиама. Лира коснулась гладкого дерева двери и, будто чего-то испугавшись, отступила.

«Дэви держит туман чар над всем городом. Лучше не отвлекай его по пустякам».

Лира вздохнула, но дверь пока не отворила. Откуда-то издалека доносилось пение. Тонкий женский голос всё повторял и повторял одну сложную музыкальную фразу. Лире послышалось, там были слова: «Мы не любим чужих…» Пела Виола Нэко. Её голос улетал за стены замка и просачивался в город. Он затихал, но не затухал до конца. Жители Карды не слышали его, но призыв вампирши застревал в их головах. Виола, как и большая группа Низших, помогали Дэви поддерживать поле чар над Кардой и окрестностями.

Лира всё стояла перед дверью… Дэви, Владыка вампиров! Последняя их встреча закончилась скандалом, после которого Дэви пригрозил контролировать её мысли — и выполнил угрозу. Лира помнила, как зла она была на него тогда… А сейчас злости не было. Она злилась на Владыку — бездушного и странного бога вампиров, но, открыв Дэви свои мысли, она смогла прочитать и его, и то, что ей открылось, потушило ненависть. Под маской Владыки вампиров она увидела человека: жестокого, холодного, избавленного от привязанностей, но — человека. Она узнала его прошлые тревоги, страхи, разочарования и потери. Дэви по-прежнему не возбуждал в ней приязни, но не было и ненависти. После разговоров с Мактой охотнице открылись и его ошибки. Двести лет Владыка вёл carere morte ошибочным путём, уверенный в своей правоте! Сейчас Лира жалела Дэви.

Не постучав, она толкнула дверь и вошла. В спальне Владыки горели две свечи. Полог над кроватью был задёрнут — постель вампира превратилась в этакий железный сундук. Дэви сидел в кресле у закрытого окна. Голова низко опущёна, прямые чёрные длинные волосы свесились на грудь. Казалось, он не заметил появления Лиры. Фигура в кресле не пошевелилась, даже когда девушка сделала робкий шаг в комнату.

— Господин, это я. Я, Лира Диос. Я вернулась.

Дэви не отозвался, даже не поднял головы. Из-за приотворённой двери по-прежнему доносился тонкий голосок, тянущий одну и ту же короткую мелодию. Тогда, странно легко, Лира пошла к Владыке сама. Она опустилась на колени у кресла, попыталась заглянуть в лицо, закрытое волосами. И, наконец, поймала его равнодушный взгляд.

Да, Дэви изменился, — вот первое, что отметила бывшая вампирша. Владыка не постарел, не подурнел, но впечатление силы, всегда шедшее от него, исчезло. Дэви был сейчас слаб, слабее любого смертного. Пустые глаза — один чёрный, другой — затянутый белым туманом, как у Макты…

— Владыка, я смертная, но я по-прежнему готова служить вам, — зачем она сказала это? Она, от прикосновения бабочки там, в подземелье, впервые в жизни безумно пожелавшая свободы? Это желание, самое яркое, самое важное, крохотное создание на крыльях понесло к солнцу. Зачем же она вновь клянётся в верности Владыке, разве о службе ему она думает, говоря это? — Нет, нет, простая, жалкая жалость. Желание поддержать всеми покинутого, грустного, обречённого…

Дэви словно прочитал её мысли. В зрячем глазе наконец затеплился какой-то огонёк. Холодная рука вампира накрыла руку Лиры на подлокотнике.

— Что вам угодно услышать от меня, Господин? Я несколько месяцев провела у Макты. Я могу много рассказать о Первом. Или…Что вы хотите, Господин?

Дэви молчал. Только огонёк в его глазу пульсировал, разгораясь и затухая. Быстрый ритм — ритм человеческого сердца. Её сердца…

— Вы голодны, Господин? — ответа не последовало, но Лира уже расстёгивала манжеты своего красивого нового платья. Руки двигались машинально, быстро, но она чётко сознавала, что делает, не было никаких чар. Расстегнув рукава, Лира проворно подскочила к кровати с пологом из железных листов, и порезала запястья об острый металлический край. Потом она возвратилась к Дэви.

— Господин! — она протянула к нему руки ладонями вверх. Зачем? — он не просил… Что это: любовь? Жалость? Всё смешалось. Вампир коснулся губами её пораненных запястий, и девушка затрепетала от холода этого прикосновения, а его губы дрогнули, будто он обжёгся горячей кровью. Но голод брал своё. Вампир сильно сдавив предплечья, вздёрнул девушку к себе. Он жадно тянул из ран живую кровь. Лира ждала боли укуса, но вампир ни разу не коснулся её кожи клыками — не хотел оставлять свою метку?

Боли Лира не чувствовала. Было наслаждение — давать кровь, давать свою силу. И был терпкое ощущение собственной власти, словно в её руках жизнь страдальца. Она могла отнять от его губ кувшин, полный животворной воды, и он не проклинал бы её. Может быть, тогда он просто тихо умер бы у её ног… Это ощущение кружило голову и, с видом великой милости, она вновь и вновь протягивала к вампиру руки.

Потом всё кончилось. Голод вампира был утолён. Теперь он целовал её запястья… но Лира встала. Не проронив ни слова не оглянувшись, вышла из спальни.

«Дома… Вот я и дома».

Лира долго стояла в коридоре, прислонившись к стене. Взгляд бегал по высокому потолку, тяжёлому, как своды пещер, по которым девушка недавно сюда ползла. И ей опять мерещилось: где-то там вверху трепещет одинокая заблудившаяся бабочка-душа. Она мечется в поисках выхода и, ударяясь о холодный камень, оставляет на нем крупицы сияющей пыли с крыльев.

Виола всё пела и пела…

Глава 14 Штаб-квартира Ордена

Карда изменилась — все охотники, прибывшие сюда, отмечали это. Но уловить суть произошедшего изменения не удалось никому. Сначала обстановку в городе проверили куклы Миры. Но, полуслепые и неуклюжие, плохо подчиняющиеся хозяйке, оставшейся в Доне, они не смогли разобрать, есть ли чары Низших вампиров над кем-то из жителей города. И Мире, и Давиду, отправившемуся на разведку на следующий день после Вако, Карда показалась «обычной». Хмурая, серая, подавленная близким соседством carere morte.

«Это цитадель вампиров! Место рождения Первого carere morte, — объяснял Гесси Кристине и Марсии, жаловавшимся на отсутствие „уюта“ в северных землях. — Чего вы, охотники, ждёте от Карды? Она не любит и никогда не полюбит нас. Нам здесь всегда было тяжело. Проклятие вампиров покровом лежит на всей Термине!»

— Не просто не любит: кажется, Карда ждёт случая, чтобы попробовать нас убить, — вздохнула в ответ Кристина.

— Это Низшие вампиры. Их много здесь, они кормятся, забирая у смертных энергию. Не поддавайся мрачным мыслям, не то они начнут тянуть и тебя, — посоветовала Мира через куклу.

Смертные жители Карды вели себя привычно тихо. А вот бессмертные… Здесь, на севере, давно не видели ни звёзд, ни Луны. Ночами крылатые тени тучей взмывали над Кардой. Слуги Владыки следили за северными землями, ожидая прихода врага.

Основной отряд, возглавляемый Солен, остался на дальних подступах к Карде, где аура страшного севера была слаба. Давид намеревался сделать штаб-квартирой Ордена в Карде старый пустующий дом Гесси, и на вторую неделю на севере отправился туда с большим отрядом. Откололась только небольшая группа — Винсент, Эрик и увязавшаяся за ними Кристина. Они собирались навестить церковь Микаэля: нужно было забрать оттуда частицу Покрова.

Трое охотников вошли в город на западной границе, и путь их лежал через всю Корону — на восток. На западном вокзале Винсент нанял извозчика, и они отправились в путь. Экипаж был открытый, Эрик с Кристиной расположились в коляске, а Винсент забрался к извозчику. Пожилой возница был его давний знакомый, когда-то он пользовался помощью Избранного. Винсент надеялся без помех расспросить его о том, что творится в Карде.

Но разговора не получалось. Возница отвечал односложно, хмуро, или вовсе не отвечал. Иногда он посматривал назад, на Кристину и Эрика, и неодобрительно хмыкал. И даже когда он отворачивался, казалось, его спина выражала крайнее неодобрение.

Неприветливо встречала их Карда! Винсент чувствовал, как голову заполняет мутный тяжёлый туман. Стена тумана заслоняла все хорошие воспоминания, всё, что не имело начала здесь, на севере, в цитадели вампиров. Он забывал Дону, Академию, светлый Источник и ажурный Белый мост через Серму. Цепи Карды вновь опутывали — не вырваться, не вздохнуть… Винсент старался не думать о мрачном городе вокруг. Он обращался мыслями то к предстоящей кампании, снова и снова разбирал и собирал по кирпичику проблему: как затопить подвалы замка Владыки, то он опять думал о Мире, считал, сколько кукол будет достаточно для взятия «Тени Стража», и колебался, не пойти ли за помощью к революционным друзьям. Но отвлечься не получалось. Серая даже солнечным майским днём Карда стеной вздымалась справа и слева от экипажа, путая все его планы. Древняя, как горы на горизонте, незыблемая, презрительно усмехающаяся их наивной попытке поколебать её…

Богатые дома Короны казались пустыми. Сады — тихи и как-то не по-летнему мрачны. Прохожие недружелюбными взглядами провожали едущий экипаж, и Винсент уже жалел, что не выбрал закрытую карету, а рука сама тянулась зарядить револьвер. Так… На всякий случай.

Проехав Верхний мост, возница повернул в Патенс. Карета легко покатилась под гору, а впереди заблестела на ярком майском солнце площадь нижнего района.

— Вастус, — напомнил извозчику Винсент. — По улице Виндекса быстрее.

— У Реддо приём сегодня, экипажи перегородили улицу.

«У Реддо? Но Солен с охотниками, а её брат Вернир — в столице. Зачем он лжёт?» Заволновался и Эрик.

— Довольно… Останови! — крикнул он.

А они уже въезжали на площадь Патенса. В полуденный час здесь было людно. Гуляющие оборачивались на экипаж. Они тихо переговаривались — гул разбуженного улья.

— Оливер, — Винсент постарался обратиться к вознице спокойно. — Оливер, поворачивай обратно. Нам нужно в Вастус. К Пустоши, слышишь?

Тот буркнул что-то и хлестнул лошадь. Они лихо мчались в центр площади Патенса.

— Оливер. Это я, Винсент. Помнишь, я помогал тебе в ночных поездках? Помнишь, я отмечал тебе на карте засады carere morte?

— А, ты, — в лице возницы, казалось, что-то дрогнуло. — А ты не постарел нисколько! — Винсент не успел ничего ответить. Извозчик резко осадил лошадь у самой статуи Короля Константина и пронзительно закричал: — Чужаки! Чужаки!

Винсент ударил старика, скинул его с козел на камень площади. Но было поздно. Люди, собравшиеся на площади, словно только и ждали крика возницы. Они двинулись к карете, и намерение их было ясным: убить. Лица напоминали маски, рты кривились. Оливер поднялся и, не обращая внимания на кровь из рассечённого лба, полез назад — лицо смертного было бессмысленным, искаженным гримасой ярости. Винсент подобрал кнут с сидения, и стегнул его. С удивительным проворством, старик отскочил и смешался с подходящей толпой. Эрик закричал, пальнул из револьвера в воздух для острастки, но крик вышел скорее испуганным, чем пугающим, а выстрел был заглушён рёвом толпы. Одну фразу пела вся площадь: «Чужаков — убить!»

Винсент стегнул кнутом ведущего, лезущего на козлы. Кристина удивительно быстро опомнилась, и уже заряжала арбалет. А Эрик заметался. Взгляд охотника был затравленным: он вспоминал Академию и зачарованную толпу. Он направлял заряженный револьвер то на одного, то на другого случайного врага.

— Убираемся отсюда, держитесь! — Винсент подхватил вожжи, хлестнул лошадь. Та переминалась, но не трогалась: толпа запрудила всё пространство перед экипажем.

— Проклятый город! — сквозь зубы прошипел он. Эрик снова выстрелил. Теперь вперёд, наугад, в толпу, оглушив животное. Лошадь испуганно заржала и понеслась. Кристина не устояла на ногах, упала в повозке, глухо вскрикнув. А Эрик, всё палил и палил, не успокоился, пока не разрядил весь револьвер. Он ранил троих и двоих убил, колёса кареты прокатились по их телам… Но толпа расступилась! Скоро экипаж покинул площадь. Лошадь неслась, не разбирая дороги, и Винсент не знал, как вразумить животное, его хватало лишь на то, чтобы не выпускать бешено пляшущие вожжи.

— Эрик, как ты? — крикнул он. Охотник снова заряжал револьвер. Кристина с помертвевшим лицом следила за тем, как новые пули встают в барабан.

— Они все были под чарами. Вся толпа, как в декабре, — сказал Эрик. — Только тут… Дэви стал слабее, ты видел? В Академии они бросались грудью на оружие, их не пугали револьверы, а сейчас они боятся. Чары вампиров работают слабее!

— Возможно, это только начало, — Винсент не стал договаривать своё ужасное прозрение: «Под чарами весь город!». Эрик был не в себе, его реакция могла быть непредсказуемой.

За Патенсом лошадь перешла на шаг. Теперь Винсент легко справлялся с работой извозчика. Они вернулись на улицу Виндекса и здесь остановились. Справа на горизонте чернел силуэт церкви Микаэля. Очень странная картина: обычно, в это время дня она сияет на солнце — белый клык Пустоши.

— Что-то не так? — спросил Эрик, перехватив взгляд Винсента.

— Да. Церковь выглядит не как обычно.

— Может быть, там ещё одна ловушка?

— Вряд ли, — Винсент тряхнул головой. — Подберёмся поближе: нужно забрать Покров.

Церковь пытались поджечь — заметили они, приблизившись, и это не добавило им оптимизма. Стены почернели, колокольня провалилась, но древние стены стояли. Вампиры и близко не могли подойти: купол Покрова защищает здание от проникновения carere morte. Это сделали или смертные, признавшие своим владыкой Дэви, или, что страшнее, простые жители Карды.

«Уничтожить древний оплот света? Единственное, защищённое от страшной тени здание в городе? Толкнуть на это могла только злая воля carere morte!»

Мысль вновь застучала в голове: «Весь город под чарами… Бегите!»

Вместо этого Винсент остановил экипаж, вышел первым и первым поднялся к зданию на высоком холме.

— Колокольня обвалилась, — заметил он Эрику. — Очень плохо! Покров ведь был там.

Они принялись разгребать завалы под сводами старого храма. Почерневший ларец с частицей Покрова нашла Кристина.

— Это? — она просияла улыбкой. — Я думала, он больше. И тяжелее.

— Внутри всего лишь тряпица, не больше твоей ладони.

Они возвращались по той же улице Виндекса. Винсент по-прежнему был за извозчика. Ларец с Покровом он поставил у себя в ногах. Эрик и Кристина, уставшие после разбора завалов, задремали в экипаже. Полуденное солнце заставило сиять стены особняков Короны. Казалось, северный район города улыбается, вернее, скалится, обнажив жёлто-белые острые зубы. Винсент вглядывался в лица случайных прохожих, тщетно пытался поймать их взгляд и проверить страшную догадку о чарах над всем городом. Но те, как назло, старались пробежать мимо поскорее, и он всматривался в удаляющиеся фигурки снова и снова… Сами ли они бегут? Куда? Может, то воля Владыки направляет их?

Последний поворот улицы. Квартал до Верхнего моста. Два квартала до дома Гесси! Людей по сторонам улицы стало больше. Дальше, у реки, и вовсе было черно. Винсент оглянулся — сзади тоже подходили. Свернуть некуда: все ворота закрыты, ближайший перекрёсток перекрыт толпой. Тогда он хлестнул лошадь сильнее, Эрик и Кристина проснулись. Девушка затравленно огляделась.

— И здесь! Опять! — пробормотала она, машинально заряжая оружие.

— Похоже, вся Карда под чарами, — Винсент всё-таки решился это сказать. — Но не старайся убить, Кристина. Этим ты губишь свою защиту.

— Ничего, мы прорвёмся, — её прервали выстрелы. Не Эрик — стрелял кто-то из толпы. Пули угодили в лошадь. Она захрапела, пробежала ещё несколько шагов, так и не сбившись с быстрой рыси, и упала, потянув за собой лёгкую повозку. Винсент успел подхватить ларец с Покровом. Он упал удачнее других — на свободный пятачок мостовой, Эрик угодил в руки толпе, Кристину накрыло перевернувшейся повозкой.

Винсент успел подняться: в одной руке ларец, в другой револьвер, но выстрелить не успел, толпа нахлынула, подобно морю. Сдавило бока, тело притиснуло к чужим телам, он почувствовал, как захрустели рёбра. Ларец выскользнул из руки, Винсент рванулся за ним — невозможно! Сложно даже вздохнуть. Его рывок был немедленно погашен злыми, короткими, но сильными ударами. Резкая боль в груди — он утратил сознание на мгновение, но не упал, толпа несла его дальше.

Закричала Кристина, потом Эрик. Снова выстрелы… Теперь стрелял охотник. Толпа впереди схлынула, и Винсенту явился какой-то фантасмогорический образ. Охотник стоял, воздев над головой руку, другой прижимая к себе напуганную рыжеволосую охотницу. Толпа расступилась перед ним, люди сами отходили в стороны, их лица посветлели. В поднятой руке Эрика на солнце поблёскивало что-то маленькое… Крестик? Скоро Винсент понял: охотник держит склянку с кровью Избранной. Лучи Дара без Избранной не способны исцелить carere morte, но разрушить чары им было по силам.

Винсент кинулся к Эрику. Кристина вцепилась теперь в них обоих, коротко всхлипывая. Щека девушки была сильно разодрана, но серьёзных травм ей счастливо удалось избежать.

— Ларец я потерял! — выдохнул Винсент очень тихо: боль разлилась по грудной клетке, мешала говорить и даже дышать. — Надо вернуться за ним.

— Нет! — коротко. — Надо убираться отсюда!

Эрик был прав: чары слабели лишь над теми смертными, кто стоял близко к Дару, кого касались его лучи. А задние ряды напирали, не понимая, что происходит. В толпе возникла сумятица. Ярость мешалась с благоговением, и легко сминая его, шла к охотникам…

— Бежим! — крикнул Эрик.

Они пролетели мост. Самых быстрых преследователей Винсент остановил выстрелами, постаравшись ранить, но не убить. Скоро они оказались в западном районе Короны.

— Далеко до Гесси? — спросил охотник, нервно оглядываясь: основная часть толпы переходила мост.

— Квартал, — почти беззвучно сказал Винсент. Каждое движение, хотя бы дыхательное, отзывалось мучительной болью. Он опёрся руками о колени, стараясь держать спину прямо, но это мало помогло. — Эрик, я не могу идти дальше.

— Что ты предлагаешь?

— Свернём на Карнавальную улицу, к дому Вако.

Эрик и сам едва держался на ногах, он был ранен: вся спина в крови. Охотник кивнул:

— Веди.

Скоро дом, принадлежащий фамилии Вако, выглянул из-за здания банка. Старый дом-вампир, больной и бледный на жарком полуденном солнце. Кристина толкнула ворота сада — они с жутким скрежетом отворились. Винсент провёл охотников к боковому крыльцу, едва тронул разноглазого льва — стража дома, и дверь распахнулась.

— Незапертый дом? — нашла силы удивиться Кристина.

— Вако никогда не запирали этот дом. Желающих поживиться здесь за сто лет не нашлось: слишком велик страх перед родоначальницей, — отозвался Винсент. Они с Кристиной прошли в тёмный холл, Эрик выглядывал в окно рядом с дверью.

— Нас заметили! Уже подходят…

— Они не войдут сюда. Я же сказал: страх… их удержит от этого, — Винсент поискал глазами кресло, в которое можно упасть и попробовать вздохнуть без боли, и скоро с досадой вспомнил, что несколько лет назад продал почти всю мебель. — Нужно подумать, как связаться с Давидом!

Но прежде они занялись ранами. Больше всех повезло Кристине, она отделалась ссадинами и разодранной щекой. У Эрика были болезненные, но не опасные раны на спине — длинные глубокие порезы.

— Меня б убили, если б не склянка с Даром, — спокойно отметил он, пока Кристина зашивала его раны.

— Меня толпа вовсе не заметила, — тихо сказал Винсент. Ему повезло меньше всех, он сломал два ребра и Эрик опасался, что осколок кости мог повредить внутренние органы: ему не нравился бледность бывшего вампира. — Они все бросились к вам с Кристиной, чуть не сбили меня с ног — тогда бы всё было кончено. И ларец я упустил…

— Не говори много, начнёшь задыхаться, — предупредил Эрик и поморщился от боли: швейные принадлежности Агаты, никак не подходили для наложения хирургических швов.

Они расположились наверху, в комнате Миры, одной из немногих, сохранивших меблировку. Эрик наложил Винсенту тугую повязку на грудь, использовав нижнюю юбку Миры, найденную Кристиной. Закончив зашивать самые глубокие порезы, девушка подошла к окну. Разобравшись с задвижкой, распахнула ставни.

— Не расходятся, — вздрогнув, сказала она. — Всё стоят…

— Так отойди от окна! — резко сказал Эрик и поднялся.

— Они за садом или в саду? — спросил Винсент. Он остался в постели, полулежал на высоких подушках: так легче было дышать.

— За садом.

— Хорошо. Значит, страх силён.

— Пить хочу, — нервно сказала Кристина. — Здесь есть вода?

— Внизу, на кухне. Нет. Сначала за домом… найди трубу водопровода, поверни вентиль.

— Ага. Про еду, конечно, глупо спрашивать?

— Крис, последние тридцать лет этот дом принадлежал только вампирам, — весело сказал Эрик и направился к двери. — Я схожу на разведку.

Он вышел. Кристина опять встала у окна, караулить появление охотника во дворе дома. Она заметно волновалась, и Винсент решил её отвлечь:

— Крис, принеси, пожалуйста, свечи из гостиной. Они мне нужны, — он сделал ударение на «нужны», и Кристина поспешила вниз, не задумавшись, зачем ему свечи светлым днём. Винсент знал: девушка непременно задержится в гостиной, увидев его старые картины. Остановится полюбопытствовать… и хотя бы на это время перестанет тревожиться.

С улицы, донеслось ворчание толпы, свидетельствующее о том, что Эрик покинул дом. Винсент прислушался. Шум не утихал, и он осторожно поднялся с кровати, взял со столика револьвер и тихонько приоткрыл одну ставню.

Эрик не прятался! Будто разглядев кого-то в толпе, он выступил из тени сада к самой ограде и быстро, условным языком жестов объяснял ситуацию: город под чарами — предупреди главного, трое заперты в доме, оружия нет, Покрова нет, раненые… Люди в толпе ворчали и волновались. Они переглядывались, но понять, к кому обращается охотник, не могли. Винсент тоже не нашёл странного связного. Он только молился, чтобы никто в толпе не выхватил огнестрельное оружие — револьвер в его руках дёргался то в одну, то в другую сторону, выхватывая подозрительных по повадкам личностей. Но всё обошлось. Эрик отступил, вновь скрылся в саду, и связной ничем себя и не выдал. Скоро толпа начала расходиться, всё ворча. С десяток стражей осталось за садом. Винсент предположил, что трое из них — Низшие вампиры. А Кристина не возвращалась из гостиной, и он спустился на первый этаж.

Кристину он нашёл в холле. Девушка стояла в шаге от тёмного зеркала Регины Вако и пристально, болезненно вглядывалась в своё отражение. Её руки были пусты: до гостиной она так и не добралась.

Он подошёл к Кристине, и та испуганно вскрикнула, когда в разбитом столетие назад зеркале появилась новая фигура — его отражение.

— Осторожней: в этом зеркале легко потеряться! — предупредил Винсент. — Многие юные леди после встречи с ним до сих пор не могут себя отыскать.

— Странное зеркало, — их взгляды встретились в отражении, и Кристина опустила глаза, смутившись. — Я едва себя вижу.

— Есть мнение, что оно показывает судьбу.

— А что видишь в нём ты? Тоже туман?

— Нет, я в этом зеркале всё вижу ясно. Вижу тебя… и себя. Может, потому, что я — здешний житель. Карда вросла в мою плоть, — голова кружилась от недостатка воздуха, и Винсент отступил от зеркала, присел передохнуть на последнюю ступеньку лестницы. Кристина же всё вглядывалась в зеркальные глубины.

— Оно кажется очень старым.

— Оно принадлежало ещё Мириной прабабке, — он откинулся, прислонившись к перилам. Боль в боках нарастала при каждом вдохе.

— Владелица зеркала — это та родоначальница, о которой ты говорил? — Кристина мило улыбнулась, и Винсент опять не удержался от реплики, несмотря на боль:

— Да. Говорят, она оставила за зеркалом тайник. Но уже сто лет никто не проверяет, так ли это. По её завещанию, дом принадлежит фамилии Вако, пока на месте это разбитое зеркало. Поэтому наследники его не снимают. Мой дед не решился, и моя мама также.

— А Мира?

— О, она вовсе всегда любила это зеркало, — он улыбнулся.

— А что в том тайнике?

— Должно быть, великая тайна… Ведь жадность и страх так верно её охраняют!

Возвратился Эрик. Он мельком глянул на охотницу у зеркала и хмуро сообщил:

— Толпа разошлась, но дом охраняют. Десять стражей, вооружённых. Среди них трое Низших вампиров, так что не допускайте плохих мыслей, как бы нелепо это в нашем положении ни звучало: они как пиявки уцепятся за нашу слабость.

— В дом Вако они не войдут, — Винсент поднялся, держась за перила лестницы. — Но в сумерках сюда прилетят вампиры Дэви. С кем ты переговаривался в толпе?

— Джезабел Бренн.

— Не может быть! Она охотница, чужая, как и мы. Почему зачарованные её не замечают?

— Не знаю. Важно то, что она расскажет всё Гесси. Он пошлёт за нами отряд.

— Тогда будем ждать вечера. И надеяться, что Гесси не встретился с той же толпой, что и мы.

До вечера всё было тихо. А на закате над западом Короны поднялось яркое зарево, ярче солнца: пылало какое-то здание северного района.

— Дом Гесси, — уверенно сказал Винсент.

— Они же не… — начала Кристина и прикрыла рот ладонью, испугавшись.

— Из дома Гесси есть тайный ход, и не один, — Винсент решил не терять оптимизма.

— А из дома Вако? — нервно спросил Эрик.

— Может быть, он за зеркалом?

Старый дом воспрянул с приходом сумерек. Тени потянулись из углов, воздух словно сгустился. Дом-вампир приветствовал подходящую ночь. Двери, ставни скрипели-стонали призывая гнев бессмертных на головы случайных постояльцев… Зарево пожара на западе стало меньше, потом совсем угасло, и резко наступила тьма. Где-то в этой тьме, невидимые, на городом бесшумно скользили carere morte.

Винсент лежал в постели с закрытыми глазами, но лишь делал вид, что дремлет, пока другие готовились к битве. Проклятый дом! Он бежал отсюда не раз и всегда возвращался. Словно нитью привязанный к страшному дому: размотавшись до конца, она вновь натягивалась — и возвращала его. В старом доме Вако Винсент никогда не чувствовал себя хозяином. Воля давно умершей Регины довлела над этим местом. Даже Мира была лишь бледной тенью той — ведьмы, вампирши. Сейчас он чувствовал, как тьма тяжело давит на грудь. И как ни бодрился, его всё чаще посещали самые мрачные мысли: смерть, крах всего. Карда опять завладела его сердцем и теперь играла с разумом. Играла, как кошка с мышкой: безнадёжный для слабого смертного бой. Он всегда был слишком слаб, чтобы бороться с волей страшного родного дома! Что победит её? Есть ли такая сила?

Эрик зарядил последний, третий арбалет, и Винсент тихо сказал, не открывая глаз:

— Может быть, вам с Кристиной лучше покинуть дом. От Гесси никто не пришёл и, похоже, уже не придёт. Склянка с Даром всё ещё при тебе?

— Карда крайне враждебна к нам, маленький пузырёк с кровью — не панацея от чар: днём меня чуть не убили, — Эрик усмехнулся. — Неужели ты поддался унынию? Сейчас подойдёт Гесси, или куклы Миры. Дар уже должен быть заметен.

— Звёзды замигали. Это carere morte, летят! — прошептала Кристина. Она вглядывалась в ночную тьму. Охотница вскинула арбалет, но Эрик остановил её:

— Подожди. Может быть, это Мира.

Тени приближались. Волнами от взмахов широких крыльев пошли кроны деревьев сада. Первый carere morte подлетел к распахнутому окну, когтистыми лапами уцепился за ставни. Не Мира! В искажённых чертах лица проступал незнакомый хозяин-вампир. Кристина проворно отскочила от окна. Её стрела попала кукле в голову, чудовище оторвалось от окна и рухнуло во двор, Эрик захлопнул ставни и запер окно.

— В саду их полно, — заметил он. — Дом — решето! Сейчас будет жарко, — по лицу промелькнула тень, — Кажется, среди них и Дэви.

— С Владыкой я уже встречался, — Винсент с трудом поднялся с кровати. — И в тот раз он проиграл…А я умер.

Страха в нём не было, даже несмотря на то, что в группе он был слабейшим — лишенным защиты охотника. Винсент встал рядом с Эриком, взял свой арбалет.

— Выстрелов у нас меньше, чем кукол в саду, — заметил охотник.

— Есть ещё кинжалы, — заметила Кристина.

Carere morte прошли в дом, тот радушно встречал их. Первый вампир ворвался в комнату, где были охотники и, дёрнувшись, замер на мгновение на пороге. Эрик обезглавил его, и тело куклы рухнуло ничком. Из спины торчала арбалетная стрела. В коридоре темноволосая охотница сражалась сразу с двумя carere morte. Это была Джезабел Бренн, сейчас как никогда похожая на мать — строгую Селесту. Эрик и Кристина бросился ей на помощь. Винсент, тщательно прицелившись, поразил одного вампира точно в сердце. На второго не хватило сил. Он слишком разволновался, ускорившийся ток крови по сосудам требовал много воздуха, а вдохнуть как следует он не мог из-за сломанных рёбер. Но охотники и без него справлялись с подходившими carere morte. Когда в битве наметилась передышка, Винсент спросил:

— Джезабел, что с Гесси?

— Я была у него. Он с отрядом ещё днём занял дом. По пути в город зачарованных им не встретилось. Но к вечеру у особняка Гесси собралась толпа. Дом подожгли. Мы ушли подземным ходом. Сейчас Давид идёт навстречу отряду Солен.

— Солен тоже в Карде?

— Да. И Избранная с ней! Без Габриель чары над Кардой не разрушить. Они должны подойти сюда, в дом Вако.

— Как тебе удаётся передвигаться по городу, не привлекая внимания зачарованных?

— Давида и Солен они тоже не считают чужаками. Мы все выросли здесь.

Вот оно что! Вот, почему толпа набросилась на Эрика с Кристиной, забыв о третьем члене группы. Должно быть, выросшие в Карде на всю жизнь сохранили частицу ауры этого страшного места. И теперь, благодаря этой ауре, зачарованные не видели в них чужих.

Битва продолжалась. Среди кукол встречались и марионетки Дэви — Винсент узнавал их. Едва он встречался с какой-нибудь взглядом, его больно кололо в сердце напоминание о первом и последнем столкновении Владыки и Избранного… Эрик сражался вполсилы: раны на спине порвались, его рубашка опять была красна от крови, а Кристине и Джезабел пришёлся кстати опыт тренировок в паре. Теперь они бились с куклами успешнее мужчин. Подоспели марионетки Миры. Своё оружие — мечи, они отдали охотникам, сами же, неловкие, неуклюжие, стали щитом смертных.

Подкрепление пришло, когда его не ждали, когда в нём почти не нуждались. С первого этажа послышались голоса: звонкие, переливчатые… живые, так не похожие на механические переговоры carere morte.

Сarere morte заволновались. Что-то невидимое причиняло им сильную боль. «Здесь Избранная!» — прошептал Эрик. Девушек это известие заставило сражаться с удвоенной энергией, охотник же опустил меч.

— Для вампиров всё кончено: сейчас она ударит, — предрёк он. И действительно — вампиры мешками свалились на пол. Кристина нагнулась над одной: глаза бессмертного затянуло пеленой тумана.

— Это не Габриель, над домом развернули Покров!

Они спустились на первый этаж. Факелы в руках пришедших охотников освещали тёмное пространство холла. Здесь были оба отряда — и Давида, и Солен, пол был завален телами вампиров.

Давид Гесси защелкнул крышку ларца со знаменем Арденса, только что давшим дому Вако защиту от carere morte, и спокойно спросил:

— Все целы?

— Избранной плохо! — крикнул кто-то.

— Всё хорошо, я просто изучаю город, — ровный голос Габриель.

Группы сошлись, и последовал обмен новостями. Кристина рассказала об утренних злоключениях группы, Давид повторил слова Джезабел о доме Гесси. Солен не говорила ничего, охотница слишком устала: её отряд принял большой бой на улицах Карды. Спасло охотников только вмешательство Избранной, разрушившей чары carere morte. Толпа обратилась в бегство, а с вампирами Солен помог расправиться подошедший Гесси. Герцогиню проводили в комнату Миры, и она уснула, едва её голова коснулась подушки.

Дом-вампир присмирел. Покров словно лишил сил злую волю старых стен. Дом безропотно принял новых хозяев — армию охотников на вампиров. Впрочем, может, он лишь затаился, ожидая момента? Всё также загадочно поблёскивало разбитое зеркало в холле. Оно надсмехалось над живыми, пока кто-то не накрыл его плащом… Избранная выбрала своей резиденцией гостиную. Когда Винсент зашёл туда, он обнаружил девушку стоящей у его последней, самой большой картины.

«Рассвет над Кардой», — Винсент почувствовал лёгкую грусть при виде её. Он вспомнил: Мира просила подарить её, но на другой день забыла о своей просьбе — слишком много дел свалилось на новоявленную главу охотников. И солнца, хотя бы нарисованного, вампирша не увидела до сих пор.

— Ты рисовал её, когда был Избранным? — спросила Габриель. Её взгляд прояснился — острый, пронзительный. Избранная закончила изучать город и была готова за него сражаться.

— Нет…Уже после.

— Здесь, в Карде, я начинаю понимать, в чём предназначение моего Дара.

— В чём же?

— Дар здесь во всём… Как это объяснить? Он сцепляется со всем, растекается по северному чёрному пятну… Не знаю, удержу ли я его? Долго ли ещё?

— Что ты чувствуешь? — переспросила подошедшая кукла Миры. Винсент оставил Габриель, обратился к ней. Он внимательно рассматривал марионетку, подмечая все детали, выдающие состояние её хозяйки, не рискуя при этом быть замеченным Мирой. На таком расстоянии чувствительность хозяйки сильно ослабевала, Мира едва видела и слышала окружающих.

Он всматривался в пустые глаза куклы, будто надеясь увидеть в них отражение хозяйки… Как там Мира? Держит ли она своё обещание? Винсент подговорил Алекса следить за вампиршей, теперь охотник посылал ему лаконичные сообщения: «Всё в порядке» и «Она держится». Но червячок сомнения грыз. Напрасно Винсент оставил её! Опять оставил одну! Но остаться в Доне — разве не было бы это для Миры свидетельством его недоверия к ней? Что бы она сказала? Или она бы просто вспыхнула: я не больна! Оставь меня!?

— Что ты скажешь, если мы сделаем этот дом нашей штаб-квартирой? — Давид Гесси прервал поток его покаянных мыслей. Винсент повернулся к охотнику.

— Дом Вако?! Ты ещё не почувствовал тяжести этих стен?

— Проклятие Регины Вако только поможет нам. Избранная способна снять чары лишь на время. Их поток непрерывен и идёт из «Тени Стража». Пока стоит замок Владыки, в Карде будут собираться зачарованные толпы.

— Что ж. Но тут нет многого необходимого.

— Купим. Или принесём от соседей, Меренсов. Через дорогу — ещё один дом без хозяев.

— Мы с Мирой вот что придумали, — к ним подошла Габриель. — Я попробую отсюда повести свой поток, разбивающий чары. Попробуем очистить от них хоть малую часть города. Будем собирать под Покровом свою армию для похода на Дэви!

Винсент почти не слушал. Он вновь смотрел на куклу Миры, одиноко стоящую в центре гостиной. Марионетка не мигая смотрела на картину с рассветом. Пламя восстающего ото сна солнца отражалось в её пустых глазах.

Глава 15 Ночной костёр

Дэви утверждал, что охотники застрянут в предместьях Карды до осени, но менее чем за две майские недели они прошли Карду до самого северного района и устроили в доме Вако новую резиденцию Ордена. Дом защитили Покровом, Избранная соревновалась в искусстве чар с Владыкой: не побеждала, но и не проигрывала, изматывая вампира. Половина Короны уже поддерживала охотников, дурман вампирских чар смещался к югу. Оторванный от его создателей светлой полосой Дара на севере, он слабел и слабел.

Вампиры почувствовали близкий конец своего мира. Лира со дня на день ожидала массового бегства из «Тени Стража», из Карды… из страны. Но бессмертные только закатывали пир за пиром. Северные селения скоро опустели благодаря их аппетиту, уцелевшие смертные перебирались в Карду и, естественно, влились в ряды охотников. Carere morte словно сами старались приблизить свою смерть!

Дэви хранил молчание. Каждую ночь Лира видела его высокую фигуру в Зеркальной галерее между двумя башнями замка. Владыка смотрел на Карду, он прощался с городом, ускользающим из его пальцев впервые за долгие двести лет.

Однажды Лира не выдержала. Может, празднование очередной ночи перед концом у бессмертных вышло слишком громким, может, очень уж одинокой показалась ей фигура Владыки в далёкой галерее. Она поднялась в коридор между башнями и тихонько подошла к вампиру.

— Владыка, вы не против моего присутствия?

Дэви коротко глянул — прожёг взглядом — и вновь отвернулся к зеркалу. Он опять был без повязки: один глаз слепой, мутный, другой чёрный, всевидящий.

— Останься, Лира Диос, — привычный повелительный тон. Будто она просила позволения уйти, а не побыть с господином.

— Владыка… — она осеклась: как такое спросить? Наконец, нашлась: — Вы не празднуете вместе с всеми…

— Не это тебя тревожит, Лира Диос, — проницательно заметил он. Взгляд вампира бегал по зеркалу, Дэви будто искал или вспоминал что-то. Но Лира не могла понять, что он там потерял, в трещинах стекла?

— Вы правы, Господин. Говорят, цитадель вампиров обречена…

— Да.

— Почему же вы не скажете им…

— Что?

— Н-не… вселите в подданных уверенность в победе. Или, или…

— Или что? — резко. Лира опустила глаза к полу:

— Объявите, что отбываете из Карды. Carere morte свободны уйти от любой беды, пока у них есть крылья! Если покинуть «Тень Стража»…

— Отдать цитадель охотникам?

— Но вы спасётесь!

Дэви не ответил, он всё вглядывался в зеркальные глубины. Что Владыка потерял на их дне?

— Никто из carere morte не уйдёт отсюда, Лира Диос, — сказал вампир после продолжительного молчания. — Карда — наш дом. Родной дом! Где, кроме севера, мне удалось бы создать единый покров чар над целым городом? Где ещё на Земле Страха смертные встали бы на защиту своих убийц? Только в Карде. Долгие триста лет мы были хозяевами здесь. И сейчас не отдадим цитадель без боя. Влачить жалкое существование где-то за границей, вдали от источника Бездны? Не таков путь богов.

«Богов?» Лира похолодела. Дэви совсем сошёл с ума?

— Владыка, боги ли carere morte? Слабая смертная одним касанием избавляет вампиров от божественного бессмертия. Дар в Короне, так близко к «Тени Стража»! Не спорьте с неизбежным, уходите!

— Избранный, владелец Дара — наш вечный противник, назначенный нам Мактой и Арденсом, прародителями. Это война богов, Лира Диос… — равнодушно.

— Господин! Война богов? Ваши подданные говорят, это месть вампирши Вако.

Дэви, усмехнувшись, склонил голову и коснулся гладкого стекла зеркала холодной ладонью.

— Владыка вампиров — владыка, пока он слышит волю Бездны и чувствует перед собой путь, указыемый её перстом. Я и сейчас слышу Её, хотя в свите уже поговаривают другое, — глухо признался он. — А Бездна дразнится! Столетия она дразнит меня. Я всю вечность силюсь разобрать её шёпот. Я уверен, Она говорит слово-ключ, дающее всю силу Бездны, кто разберёт его в Её бессвязном лепете, станет воистину велик! Но за столько лет мне не удалось приблизиться к разгадке, — Дэви увлёкся. Он чуть вытянул руки, его пальцы быстро двигались, будто ощупывая в воздухе что-то невидимое. — Иногда я почти разбираю, что Бездна шепчет, но Она отшвыривает меня обратно. Ответ на загадку Бездны раньше виделся мне в твоих глазах, поэтому я взял тебя к себе. Но сейчас твои глаза — болото, а не колодец, в них нет Бездны.

Лира обиделась.

— Владыка, в землях Кукловода я нашла записи Атера и… Бездна — не то, что вы думаете. Carere morte — не любимые её дети, это жалкие, ущербные создания. Они… частный случай проявления силы Бездны, по замыслу алхимика, чувствительные к серебру и солнечным лучам. Дети ненависти! — она замолчала. Дэви резко развернулся к ней. Лицо было искажено яростью.

— Я читал эти записи. Дама, позже взявшая себе имя Либитина, показывала мне их… и знаешь, что с ней стало? Я её уничтожил. Стёр личину, которую она так возненавидела благодаря этим записям! Я поступил жестоко… чтобы другим неповадно было верить старой лжи! Хочешь оказаться на её месте, смертная?! Я… могу убить тебя… быстрее… чем ты вздохнёшь… — вампир приблизился, и Лира отступила к стене. В зеркале напротив мелькнуло её лицо: искажённые в страхе черты.

Но Дэви оставил угрозы и отступил на шаг, даже не коснувшись её.

— Ты всегда мне нравилась, охотница, — тепло сказал он. — Такая безумная смесь: отданная Бездне с рождения и в то же время противящаяся ей. Пятнадцать лет я следил, кто же победит. Исход борьбы не ясен до сих пор.

Владыка вампиров отвернулся к зеркалу. Он больше не замечал Лиру, словно её тут не было. Он опять искал чего-то в трещинах стекла. Чего-то… Кого-то? Из замка выпорхнула стая тварей Оскара — главного кукловода Дэви. Они торопились в Карду, где, наверное, разворачивалось очередное сражение с охотниками. Может быть, Мира Вако вознамерилась подобраться ближе к «Тени Стража»? Владыка же не выказывал ни малейшей тревоги.

— Ты думаешь обо мне, о carere morte, как о живых людях, но ты не права, — сказал он, не глядя на Лиру. — Мы — не люди, я не человек, во мне не осталось ни капли человеческого. Война, что ты видишь — это война двух сил, древних, изначальных. Поэтому глупы твои попытки играть на забытых нами смертных страхах!

Лира поёжилась, представив очередную вспышку ярости Владыки, но ответила честно:

— Вы не правы, Господин. Я давно разглядела: вы больше человек, чем carere morte. Я — женщина, и я знаю, что говорю.

— Может, так было пятнадцать лет назад, — огонёк в зрячем глазе вампира потух. — Но не сейчас. Человеческое, что я считал потерянным, явилось мне в Доне, в ночь штурма Академии. Но, не разобравшись, я приказал убить… уничтожив прежде всего самого себя, Александра Дэви, — он говорил это, как во сне. Лира замерла, боясь дышать. Наконец, миг откровенности!

Но, так же внезапно, Владыка замолчал, плотно сжал губы, чтобы из них больше не вырвалось слов покаяния. Он всё смотрел в зеркало, и взгляд зрячего глаза бегал, словно Дэви мерещились там, в зазеркалье, движущиеся фигуры, люди ушедших эпох…

Он снова был далеко, хотя близко. И Лира оставила господина. Она спустилась во внутренний двор замка. Ещё когда она стояла с Дэви в открытой галерее, до неё доносился заливистый лай собак Хиама, что играли там, внизу.

Хозяин зверей был со своими тварями. Хиам приветливо улыбнулся Лире. Вожак стаи умчался куда-то и возвратился с тёплым плащом: эта ночь в мае выдалась холодной. Девушка прищурилась вглядываясь в короткую белую полоску на горизонте — Корону.

— Расскажи, какие новости приходят из Карды? — спросила она.

— Основная часть отряда охотников не покидает Покров. Несколько групп бродят по окрестным горам, будто ищут или изучают чего-то, — помедлив, сказал Хиам. Лире послышалась некая печаль в его голосе. — Я слежу за ними. Эта ночь будет тихой, не бойтесь, леди Лира.

— Я боюсь не за себя, — Лира помолчала. — Ты ведь понимаешь всё, Хиам. «Тень Стража» обречена.

— Я вовсе так не считаю. Избранная слабеет, это уже видно нам, carere morte. Слухи подтверждаются: она обрела силу в необычных обстоятельствах, и теперь Дар стремится уйти от неё. Может быть, уже завтра она его упустит. А без Дара охотникам не победить.

Лира дрожала под тёплым плащом, не от холода ночи — то была нервная дрожь.

— Всё равно. Владыка, он… странно себя ведёт!

— Какое-то событие в декабре больно ударило по нему. Но не рана и не обретение Дара Орденом. Сначала я думал, причина в вашей пропаже, но вы вернулись, а он всё такой же. Видимо, дело не в вас.

— Не во мне, это точно! И всё равно. Дэви обещал, что до осени охотники не войдут в Карду, а зима и долгая тьма прогонит их обратно в Дону. Но отряд Миры уже почти под стенами «Тени Стража»! Свита Владыки празднует начало последней недели перед локальным концом света. Никто здесь не надеется победить, Хиам! Никто, даже Дэви, я уверена. А без надежды — как сражаться?

— К чему вы клоните, леди Лира? — хозяин зверей хмурился. Лира схватила его за руку, и он вздрогнул от неожиданного тепла её кожи.

— Хиам, ты единственный здесь, кого я не хочу потерять. Беги. Помнишь, ты звал меня бежать с тобой? Сейчас самое время.

— Сейчас… вы готовы ответить мне «да»? — еле слышно. Лира вздохнула:

— Я неправильно выразилась. Я хотела сказать: тебе нужно уходить отсюда, если тот путь отступления ещё есть. Ты — мой лучший друг, Хиам, но…

«…Но так больно колет сердце, когда я читаю в газете о новой жертве Палача!»

Вампир отвернулся от неё. Теперь Лира могла только любоваться его профилем на фоне звёздного ночного неба.

— Я не уйду отсюда, леди Лира. И не ушёл бы, даже дай вы мне своё согласие. Видите ли, Дэви может сражаться за что угодно… но я точно знаю, почему я здесь. Почему я на этой стороне.

— Почему?

— Вако разрушает наш мир, мир, стоявший почти полтысячелетия. Крах carere morte — крах всего. Асседи сдадутся, Реддо продадут страну южному соседу. Границы откроются. Будет хаос, анархия… Потом из крови и боли родится новый мир, но нам с вами там не будет места. Поэтому сейчас я защищаю старое, пусть ему суждено пасть. Митто с Хеленой выбрали другой путь — это их дело, но мне их занятия претят едва ли не больше пути Вако.

— Зачем ты так говоришь? Может, новый мир ещё примет тебя. Исцелённого — ты думал об этом? Я считаю, ты достоин исцеления… больше меня!

— Леди Лира! Вы уже сосчитали мои жертвы? Нет, ни я, ни кто-либо в «Тени Стража» исцеления не достоин. Потому carere morte и пируют ночи напролёт — они знают, что иного для них не осталось! Все мы боимся своей вины. Чем старше carere morte, тем прочнее длинная цепь жертв, приковывающая его к Бездне.

— Я тоже убила! — тихо сказала Лира. — Но я исцелена… Вампир усмехнулся. Усмешка была доброй, немного вялой:

— Одна жизнь!

— Это очень много! — прошептала девушка, опустив глаза.

Хиам обратился к своей стае. Звери покружили по внутреннему двору замка и скоро одна за другой выскользнули в открытые ворота.

— В окрестностях неспокойно, — пояснил вампир. — Напрасно я отвлёкся на беседу с вами! Дэви боится, Вако может отправить в замок своих кукол под видом тел-болванок.

— А я хотела прогуляться. Значит, ты не составишь мне компанию?

— Нет, леди Лира. По правде сказать, и разговор был лишним, — холодно, а может, просто равнодушно. Хозяин был занят куклами — как бы отдалился, его взгляд изменился.

— Я возьму Мирту? — на всякий случай спросила Лира. — Она ещё здесь?

Хиам улыбнулся, всё-таки отвлёкшись от своих созданий:

— Разумеется, леди Диос. Мирта ждёт вас. И я… кое-что добавил от себя.

Лира забрала Мирту из конюшни и отправилась в путь. Тайной тропой — на Пустошь. Лошадка шла мерно, ровно — хозяин знал своё дело. Вокруг было тихо, и скоро Лира задремала. Пару раз её будили крики ночных птиц, один раз летучая мышь, охотясь, пронеслась над самой головой.

Она проснулась, почувствовав, что замерзает: плащ распахнулся. Лира закуталась в мягкую шерстяную ткань и поглядела вперёд. Пустошь расстилалась перед нею. Можно было погулять в яблоневом саду, можно — полазить по остаткам старой крепостной стены, но девушка тронула поводья, и Мирта свернула на север, к далёкому лесу.

Эта дорога, как все дороги Севера, вела к логову Кукловода. Лиру не интересовало, что стало со странной Калери, её даже не интересовало, возвратился ли Макта в то убежище. Она просто бездумно следовала велению сердца. Светлая тропка искрилась перед ней, приглашала ступить. Ступить, сделать шаг в иной мир, вернуть потерянное прошлое или вспомнить давно предсказанное будущее.

Лира входила в лес, как входят в Храм. С трепетом, благоговением, волнением — от того, что истина скоро, может быть, откроется ей. Колонны деревьев подпирали чёрное звёздное небо. Сестра-луна плыла меж ними справа, провожая девушку к месту таинственного откровения. Лира смотрела на неё, пока не закружилась голова… Тогда она потёрла затёкшую шею, повернула голову и нашла ещё один маячок, только не вверху, а под пологом леса. Он мелькал между деревьев, как луна сопровождал девушку. Яркий, тёплый огонь. Таинственный странник развёл костёр в стороне от тропы.

Это могли быть охотники из отряда Миры, но Лира ничуть не боялась. Смертной почему-то очень захотелось погреться у случайного огня. Она резко дёрнула поводья на себя: «Стой!»

Мирта послушно встала. Лира вспомнила о её хозяине и спохватилась:

— Прости, Хиам. Я хочу посмотреть костёр. Позволишь?

Лошадь фыркнула неодобрительно, но не запрещающее. Видимо, быстрые звери кукловода уже обследовали местность и установили, что странники, зажегшие огонь, не опасны.

Лира спешилась и пошла на далёкий огонёк. Её охватило странное чувство нереальности происходящего: сон… Сон во сне… Бред! — и она с удивлением понимала, что такое состояние приключалось с ней раньше. Однажды… Давно, очень давно. До Макты, до Литы, даже до Дэви. Она испытывала это ощущение нереальности в далёкой юности, когда ещё была смертной, когда мир знал её, как охотницу, без презрительной приставки: «Предательница!» Она не могла вспомнить, что за событие стало для неё знаковым в прошлом, но сейчас, как тогда, Лира приближалась к новому, такому долгожданному перекрёстку судьбы. Воздух вокруг был наэлектризован её ожиданием. Костёр приближался, и сердце девушки заходилось в бешеном стуке.

У костра был один человек. В тёмной одежде и плаще с большим оплечьем. Лицо было закрыто платком, оставляя только глаза, как у бандита или охотника на вампиров. Но этот путник не был ни тем, ни другим. Изящные движения выдавали человека благородного происхождения, амуниции охотника на вампиров девушка не заметила. Странник был молод — Лира определила это по его рукам, ловко вытёсывающим колья для костра большим охотничьим ножом. Установить возраст точно можно было б по глазам, но Лира боялась в них смотреть. Повадки этого мужчины были повадками ловкого, сильного, безжалостного зверя — Лира встречала таких в свите Дэви. Но этот не был и вампиром.

— Любопытно. Что леди потеряла в глухом северном лесу? — вдруг спросил мужчина, поднял голову и взглянул Лире прямо в глаза. — Выходите на свет!

Какой повелительный тон! Лира спряталась за дерево и позволила тени капюшона опуститься на лицо.

— Что ж, как угодно. Оставайтесь ночной тенью. Может быть, вы мне только снитесь, — проворчал он. Знакомый голос! Не он ли кричал Лире на Балу Карды: «Вампир, убийца!»? Он? Нет, не он. В этом голосе нет ярости… и звонкости той нет.

— Вы не открываете лицо. И я не покажу своё, — проговорила она. Путник вздрогнул от звука её голоса. Должно быть, ему тоже померещился какой-то призрак. Но платок с лица он не снял, продолжил методично строгать колышек для костра.

— Со мной определились: я тень. А кто вы? — тихо спросила Лира.

Мужчина задумался, отвлёкся — и срезал слишком много с будущего колышка. Тогда он равнодушно бросил палку в костёр и глухо, односложно сказал:

— Воин.

— За что же вы сражаетесь?

— Я вершу справедливость.

— Не многовато для человека?

Он усмехнулся под маской — короткий рваный смешок. Глаза сверкнули.

— Вы мне напоминаете одну леди… Сейчас она уже мертва. Может быть, вы её тень?

— Может быть. Я потерялась, и теперь не могу вспомнить свою хозяйку.

Он глядел на пламя костра. Глаза казались чёрными, хотя Лира уже знала: днём они другие. Зелёные, искрящиеся… В костре запищало одно полено. Оно треснуло, зелёный всполох пламени присоединился к рыжим собратьям, но скоро угас. Костёр разгорелся в полную мощь. Его середина сияла ярче солнца. Искры уносились в небо, присоединяясь к сонму звёзд.

— Так значит, это вы за мной ходите и не даёте спать ночами? — прошептал странник и сорвал платок с лица, повёрнутого к Лире в профиль. Он достал из кармана плоскую фляжку, и отпил из неё. Лире в нос ударил резкий запах спирта.

— Он же пьян… — запоздалая догадка. — За годы с бессмертными девушка забыла, как различать пьяных людей. Да и прежде, в Ордене, помнила этот запах только по редким застольям родителей, посвящённым, как водится, поимке какого-то важного бессмертного. «В рейде прежде всего — это трезвая голова», — любил повторять отец и всегда ругал тех, кто тайком брал на ночные охоты фляжку с коньяком или виски.

— Она преследует меня везде, — хрипло сказал мужчина. Я везде вижу её рыжие кудри, я чувствую на себе пронзительный взгляд её зелёных глаз. Зачем она мучает меня? Я помню, что она мертва. Я сам относил её в склеп. А на кардинском кладбище нет её могилы Куда её увезли… от меня? — бормотание стало невнятным. Лира неосознанно подалась вперёд. Сердце гулко стучало в груди. Ноги ослабели, она держалась за дерево, чтобы не упасть. Когда путник снял платок с лица, и сквозь пламя костра она увидела его профиль — это было возвращение в прошлое. Возвращение к судьбе. Она видела это лицо, этот костёр, эту ночь давным-давно, когда её выбор ещё не был сделан. Тогда она подумала, может быть, ей явился Владыка вампиров. Сейчас видение стало реальностью, и это был не Дэви…

— Ульрик! — всхлипнула она и протянула к мужчине руки. Он, казалось, не услышал. Снова отпил из фляжки и бездумно уставился на пламя костра.

— Да, вы похожи. Но знаете, как я понял, что вы — не она? У той были сильные, красивые руки. А вы — худенькая.

Лира на всякий случай спрятала исхудавшие после болезни руки за спину.

— Вы до сих пор любите её? — прошептала она. Усмешка некрасиво искривила лицо мужчины:

— Я не могу её забыть!

— А вы… вы простите её… когда-нибудь? — тихим шёпотом, но он услышал. И он, похоже, прозрел: узнал её, увидел её… «Лира!»

Девушка бросилась прочь, не разбирая дороги. Мирта встретила её радостным ржанием, но Лира быстро вскочила на лошадь и сквозь слезы приказала:

— Пошла!

Скоро остался позади лес.

«Быстрее, Хиам. Быстрее!»

Мирта летела, как птица.

«Ещё быстрей!»

Ветер уносил холодные капельки слёз. Исчез вдали маячок костра, исчез случайный и предсказанный собеседник. Но последнее слово, сказанное им, никуда не исчезло. Оно молотом било в голове, оно болью отдавалось в каждом ударе сердца. Самое страшное слово на земле…

— Вы простите её… когда-нибудь?

— Никогда.

Глава 16 Серебряный ошейник

Голос Давида звучал глухо, то пропадал, то вновь появлялся. Шум его заглушал — шум деревьев, свист ветра, гуляющего по просторам, разделяющим хозяйку и её куклу, с которой общался охотник.

— Габриель… — слово «говорит» проглотил ветер, — …Дар слабеет. Она уже не пользуется им… (чтобы)…смотреть вампирскую карту Карды. Все (силы) Избранной уходят на то, чтобы удерживать Дар (у себя)…

— Что ж, придётся поторопиться, — Мира вздохнула, но не позволила вздохнуть кукле, говорящей с Давидом. — Как идут приготовления?

— Мы заканчиваем. Я направил… (к сожалению, цифра потерялась в пути)… отрядов к истоку Стигия. Эрик рассчитал, сколько потребуется состава, чтобы сделать нужную (…концентрацию?). За нами сейчас Корона и все земли к востоку и северо-востоку. Запад пока за… (Дэви).

— Ополчение?

— Об ополчении говорит нельзя, чары вампиров всё ещё работают…(опять слово потерялось, видимо, обращение: «Мира»)…что говорит Король?

— Он говорит, что дал все необходимые указания главе Карды. А чары carere morte — это по нашей части. Давид…

— Да?

Мира опять вздохнула, и теперь позволила вздохнуть и кукле:

— Думаю, Асседи всё ещё сомневается в нас. И на случай нашего поражения не хочет окончательно портить отношения с Владыкой вампиров.

Расстояние не смогло скрыть грусть в голосе охотника:

— Этого следовало ожидать. Так или иначе, на нашей стороне сейчас около… (да что такое, опять потерялась цифра!)… тысяч человек.

Вампирша нахмурилась:

— Сколько тысяч, Гесси?

— Что? — теперь переспросил, не расслышав, он. После пары перекликиваний, охотник наконец сообщил:

— Три. Три тысячи.

— Ох!

— Мало? Да, пожалуй. Но Винсент отправил послание… («Гроздьям», кому же ещё?). С этими ребятами будет три с половиной, может, четыре тысячи. Будет уже к завтрашнему утру.

— Напрасно он это сделал, — тускло сказала Мира.

— Когда ты приедешь?

— Завтра. Нет, послезавтра, вечерним поездом.

— Я отправлю кого-нибудь встретить тебя.

— Только не моего племянника!

— А что так… Мира? — но та уже не слушала. Она поспешно оставила далёкую куклу, перевела эту марионетку на самый задний план: боялась, что лицо раба отразит разочарование хозяйки и, главное, — не хотела отвечать Гесси.

Разумеется, хозяйка продолжала эксперименты с марионетками! Она ни разу не вспомнила о клятве племяннику. Замок Дэви не взять, если не запустить в «Тень Стража» пару тел-болванок заранее. Подрыв цитадели вампиров должен быть произведён изнутри, иначе будет слишком много жертв. Иначе всё её войско ляжет под стенами цитадели вампиров — ведь Дэви способен на многое, очень на многое! Этот старейший вампир великолепно управляет своей частицей Бездны, его мощная нить искусно вплетена в сеть, издавна накрывающую Карду. На своей земле он непобедим! — шептались всегда и в Карде и в Доне. Взять его логово можно только хитростью.

Сегодня Мира пришла к Источнику. Пришла впервые с той поры, как он снова открылся для её Отряда. Вампирша сидела на камне у белой чаши с «чудесной» водой, неподалеку Родерик Бовенс и Адора Рете ждали окончания её беседы с Давидом. Мира порой бросала на них короткий взгляд, и её губы кривила усмешка. Старики! Собрались трое стариков обсудить судьбу Земли Страха: преждевременно состарившийся Родерик, Адора, разменявшая девятый десяток, и Мира, ухитрившаяся превратиться в старушку, проскочив сразу несколько переходных возрастов… Она была сегодня в просторном платье, купленном в магазине готовой одежды. Этот фасон предназначался для беременных дам, и продавец странно смотрел на покупательницу, годящуюся в бабушки, а не в молодые матери. Но что вампирше-хозяйке было делать? Выпятившийся животик не помещался в прежние платья, а от корсетов Мира давно отказалась.

— Избранная теряет Дар? — спросил Бовенс, как только Мира повернулась к ним.

— Она теряет его последние пять месяцев, — вампирша постаралась улыбнуться, улыбка продержалась на её губах недолго. — Но сейчас, похоже, Габриель и правда близка к тому, чтобы отпустить его.

— Нужно торопиться, — сказал Родерик.

— Да, я уеду, скоро.

— Девочка, поторопись! — вмешалась и Адора. Герцогиня Рете всё ещё видела в ней «девочку», которую успокаивала на второй день после обращения Винсента… Вампирша кивнула:

— Мне нужно оставить здесь последние распоряжения, и я отбуду в Карду.

Она отвернулась к чаше Источника, посмотрела в глаза своему отражению в тёмной, но прозрачной воде. Почему-то вампирше невыносимо хотелось коснуться этого гладкого зеркала. Тяга, появившаяся в последние месяцы, такая же необъяснимая, как тяга выйти на солнце… Или ей просто хотелось поскорее закончить своё бессмысленное существование?

— Ты же писала Корвусу. Что он ответил тебе? — спросил Бовенс.

Мира опустила руку в чашу, почти коснувшись водной глади пальцами.

— Он не ответил. Как я и ожидала, впрочем. Ульрик… просто он помнит, что я carere morte!

— Он и кардинский Палач, похоже, — одно лицо.

— Да, Солен мне говорила.

— У меня сейчас открылась возможность его остановить…

Мира отдёрнула руку от воды. Вампирша хмурилась:

— Не надо!

Она сама не могла бы объяснить, почему вступилась за Палача. Может быть, потому, что его так выделяла Лита, Избранная? Его имя было последним произнесённым ею словом: совпадение или пророчество?

Нахмурился и Бовенс, не желая уступать:

— Вако, он убивает людей! Почитай кардинские газеты!

— Оставьте его в покое… пока. Прошу вас, Родерик. В конце концов, северным дикарям-вампирам давно не хватает собственной страшной сказки! А случайно убитых Палачом смертных запишите на мой счёт. Всё равно я давно сбилась со счёта жертвам.

Мира ушла от Источника в одиночестве. Бовенс остался в церкви, Адора ушла раньше — навестить могилы на близком кладбище, где были похоронены погибшие в декабре в Академии. Вампирша не пошла за ней. Она тихонько погуляла по саду у церкви, потом побрела к стоянке экипажей.

Солнце отправилось спать два часа назад, ни толики его лучей не осталось в воздухе столицы, и Мира задумчиво перебирала в пальцах кулончик с кровью Избранной. Дар был недостаточно сильным заменителем дневного света. Вампирша скучала по настоящему солнцу.

Её тело менялось. Проклятие заполнило его и теперь управляло, как своей марионеткой. Сердце вампирши оно заставляло биться так, что его удары сливались для Миры в сплошной гул. И иногда ей казалось, это гудение, эта вибрация входит в резонанс с её телом и разрывает его изнутри. Иногда вампирша чувствовала, как внутри толкается неведомая сила, стремится наружу, чтобы соединиться с мировой пустотой… и тогда испуганно прижимала руки к животу, прося её подождать ещё немного.

Мира так и застыла на выходе из сада после очередного болезненного удара изнутри — чуть согнувшись и прижав ладони к животу, как её вдруг окликнули:

— Куда ты сейчас собралась, девочка?

Адора Рете подходила к ней, очень осторожно ступая: то ли боялась переломать свои хрупкие старческие кости, то ли боялась спугнуть «мышку».

— Я встречусь с Алексом и Дианой — и на вокзал. Отправлюсь в Карду сегодня.

— Правильно, — старая герцогиня подошла ближе, ласково взяла вампиршу под руку. — Тебе тяжело. Позволь, я помогу.

Мира подчинилась, легко, как тогда, пятнадцать лет назад, и позволила старушке довести себя до экипажа.

— Думаешь, Винсент не постарается встретить тебя на вокзале? — проницательно спросила Адора.

— Он не узнает, что я приехала, до самого начала штурма. Если вы не скажете.

— Не скажу, — пообещала Рете. — Я сама приеду в Карду, на день позже тебя, и подготовлю его к встрече с тобой.

— Вы же знаете, чем я займусь в Карде…

— Знаю, Мира.

— И не препятствуете?

Старая леди улыбнулась:

— Это не навредит Ордену. И тебе, девочка, придаст сил. А силы тебе будут нужны!

Мира согласно кивнула. Возница распахивал перед ней дверь. Она пожала Адоре руку, прощаясь, и герцогиня стиснула её пальцы:

— Мира, только не переступай черту! Не отнимай у Жизни шанс спасти тебя!

— Меня нельзя спасти.

Адора помотала головой:

— Обещай.

— Обещаю…

Теперь старая охотница отпустила её. Мира улыбнулась ей из окна кареты, и экипаж тронулся. Губы Рете шевелились, она шептала… Что?

«Только не переступи черту!»

Академии больше не было. За наспех сколоченным забором — груда камней, недавно бывшая зданием. Из парка доносился скрежет пил. Большой кусок земли близ центра столицы — лакомый кусок для застройщиков. Скоро на месте Первой Королевской Академии и её парка возникнет новый жилой квартал.

Мира остановилась у забора, не обращая внимания на близко проносящиеся экипажи, и стояла, не отрывая взгляда от бывшей Академии, пока Алекс не отвёл её в сторону.

— Ты что это? — тихо спросил охотник. — Убиться хочешь?

— Ответить честно? — усмехнулась вампирша.

— Я тоже, в первый раз увидев это, чуть с ума не сошла, — сказала Диана. Охотница наконец-то решилась отпустить длинные волосы, и они теперь смешно завивались, ещё не достигая плеч. Но экстравагантным нарядам она, выйдя замуж и забеременев, не изменила. — Академию было видно из окна моего дома. Теперь её так не хватает в привычном пейзаже!

Алекс грустно кивнул, но тут же заметил:

— Так лучше. Обожжённый монстр скорее пугал последние пять месяцев.

— Пожалуй. Я уезжаю, Алекс, — заметила Мира. — Завтра.

— Вы, — он сглотнул от волнения, — вы намерены начать наступление? Уже?

— Да. Ждать нельзя, Избранная всё хуже управляет Даром. И Покров нестабилен, чувствуешь?

— Да, я как раз хотел это сказать.

— Я тоже слабею. Поэтому нельзя ждать!

— Что ж, удачи нам всем! — прошептал Алекс. — Мира, я уже говорил, я могу поехать…

— Мне нужен сильный охотник на охране Доны. К тому же, — вампирша улыбнулась. — Я не хочу, чтобы распалась, пусть ненадолго, такая красивая пара.

— Сейчас всё спокойно, — вмешалась Диана. — Никаких слухов о carere morte, никаких похожих смертей, только… — охотница хмурилась.

— Что? Говори.

— Я недавно прочитала в газете о кардинском Палаче. Неужели, правда, что говорят? Что он из бывших охотников?

— Я говорил тебе, не читай эту дрянь! — возмутился Алекс, Мира успокаивающе подняла ладонь:

— Пусть, Кустос. Мы все уже навидались ужасов. Да, это наш человек. Ульрик Корвус.

— О!

— Ты его знал?

— Немного. Он совсем молод. Лет двадцать, — охотник обескураженно вздохнул. — Что вынудило его творить такие зверства?

— Отчасти, я.

— Ты очень любишь во всём винить себя! Помню, была ещё необычная история с его посвящением…

— Какая история?

— Латэ его нашёл и привёл в Орден. В тот год с посвящениями было уже закончено, глава готовился передать свой пост Карлу, но тут вдруг воспротивился ждать, сам посвятил Ульрика. Это было последнее посвящение Латэ в качестве главы Ордена. Он и потом привечал Корвуса.

— Что же в нём особенного?

Алекс усмехнулся:

— Ты же помнишь Латэ. Разве он бы сказал?

Мира в задумчивости потёрла подбородок. Да, Латэ, старый глава Ордена, славился уникальным умением недоговаривать! Вот ещё одна его тайна. Что особенного в Ульрике Корвусе?…Кроме того, что он оказался способным растопить ледяное сердце Лиры Диос?

Она опять поглядела через перекрёсток, Алекс проследил её взгляд.

— Зря мы пришли сюда. Вижу, ты расстроена этим зрелищем.

— Не расстроена — поражена. Не думала… — Мира помолчала, — не думала, что успею увидеть, как её снесут. Я надеялась, работы здесь начнут, когда я буду в Карде.

— К осени вы вернётесь с победой. Так что ты бы всё равно это увидела.

— Просто… Она не собирается возвращаться! — проницательно прошептала Диана. — Так ведь, Мира? — Та неопределённо качнула головой.

— Ты не умрёшь там! Даже не думай об этом! — резко сказал Алекс. — Ты нам нужна, мышка.

Мира улыбнулась, согласно кивнула головой, чтобы не расстраивать его. Её взгляд не отрывался от забора, скрывавшего руины гордого здания. Да, она не думала, что успеет увидеть это. Она не хотела видеть это, хотела уйти навсегда, сохранив в памяти образ Академии, а не пустого перекрёстка. Но теперь поняла, что так, действительно, лучше. Легче. Будто порвалась ещё одна нить, связывающая вампиршу с миром живых. Чем меньше их будет, тем легче она сможет раствориться в солнечных лучах.

— Алекс, правда, что говорят: carere morte, погибающие от солнца или воды Источника, уходят туда же, куда и люди после смерти?

Охотник внимательно посмотрел на неё. Он старался спрятать жалость, но вампирша ясно видела её.

— Да, медленное сгорание или растворение уничтожает проклятие, а душу вампира не губит. Она уходит по пути людей… но тебе не надо думать об этом! Мы ждём тебя в Доне, Мира.

Они с вампиром Арно отправились в путь. Мира выбрала вечерний поезд, прибывающий в Карду рано утром, а кукол отправила по воздуху. Поезд делала большой крюк по пути в северный город, марионетки же летели по прямой. В Карду они должны были прибыть одновременно.

— Вот, что я взял, — Арно принялся раскладывать дорожную сумку. — Кровь, — он поставил на столик в купе большую флягу. — Настоящая вода из Источника… — фляга поменьше. — Разумеется, оружие… — Мира равнодушно оглядела горку кинжалов и маленьких сложенных арбалетов. — Сети я не взял. Полагаю, пленных мы брать не будем?

Мира встрепенулась, посмотрела на вампира. Глаза Арно сверкали. О, Мире был знаком этот огонь! Увидев его, она не раздумывая приняла вампира в свой отряд. Этот огонь был в глазах Дары Меренс, Мира видела его в отражении своих глаз в зеркале… Месть. Арно прежде был главой группы вампиров-дикарей, и всю группу Дэви убил в декабре, когда те не захотели участвовать в безумствах Владыки. Теперь Арно мстил за погибших друзей.

— Пленные нам ни к чему. И Дэви в декабре не брал пленных.

Вампир радостно оскалился. Мира же обратилась к группе кукол, летящей над мрачными восточными лесами. Как далеко ещё до Карды! Хозяйка устала и проголодалась. Стук сердец, бьющихся вокруг в поезде, змее, набитой жизнями, сводил с ума. И проклятие билось внутри — больно отдавалось в животе.

— Вот ещё, герцогиня Рете передала для вас, — Арно достал из сумки последнее: тонкую серебристую полоску — полукруг. Серебряный ошейник.

— Мне? — дрогнувшим голосом сказала Мира и взяла холодную металлическую полоску. — Гм… Благодарю.

Серебряные ошейники не давали Высшим вампирам нападать на людей. Раньше Орден награждал ими своих бессмертных ищеек. Когда-то и Мира носила такой. Латэ снял его только на посвящении вампирши.

Зачем Адора передаёт его? Или старая охотница боится того же, что и Мира?

«Однажды возросший голод хозяйки заставит её убить…»

Мира пила всё больше стабилизированной крови, часто принимала кровавый душ, но голод всё равно лишь рос. И это был уже не тот прежний вампирский голод. Тот, который она испытывала в дикарской юности, казавшийся ей тогда страшным проклятием carere morte, теперь был невозвратимым идеалом: быть голодной только за себя, а не за полсотни кукол! Голод хозяйки возрастает кратно количеству её рабов, несколько десятков кукол — и вот, он уже в принципе неутолим. Можно накормить пять, даже десять кукол, но пустота на месте оставшихся будет по-прежнему тянуть твои силы. Этот голод, пожалуй, не так ярок, как голод одинокого вампира, он — не рана, но хроническая, неизлечимая болячка.

Эрик встретил их на вокзале и со всеми предосторожностями проводил в закрытый экипаж. Утро было пасмурным, готовился дождь, и солнце пощадило вампиров. Экипаж быстро тронулся и остановился только у дома Вако.

— Куда мы так торопились? — спросила вампирша, выйдя из кареты. Арно остался внутри: Покров был для вампира непреодолимой преградой.

— Я торопился, чтобы зачарованные в городе не успели засечь чужаков. Габриель едва справляется с чарами над Короной.

Эрик быстро провёл вампиров к чёрному входу в дом. Ничего не видя, Мира всё же почувствовала: двор полон людей. Как и двор дома напротив. Здесь, под Покровом, собиралась её армия. Первый этаж дома Вако также не пустовал. Предводительницу встретили восторженными взглядами и радостными возгласами. Однако охотников среди собравшихся не было.

— А где все охотники? — немного нервно полюбопытствовала Мира. Встреча с отрядом не входила в её ближайшие планы.

— Завтракают. В доме Меренсов. Он для этого больше приспособлен, и он тоже попал в границы Покрова.

— А Винсент?

— Они с Солен отправились в дом Реддо. Там собираются ребята из «Гроздьев». До завтра они не вернутся.

Мира улыбнулась:

— Хорошо…

Они спустились в подвал. Сюда были свалены тела carere morte, нападавших на дом Вако и погружённых в бессознательное состояние развернувшимся Покровом. Здесь были и куклы, и свободные бессмертные. Мира придирчиво оглядывала неподвижные тела.

— Мне нужны свободные, — задумчиво сказала она, как бы самой себе. — Дэви ждёт, что я отправлю в его замок кукол, и хозяин слуг «Тени Стража» наверняка предупреждён об этом. А я отправлю к нему свободных…

— Что ты собираешься сделать: переманить их на нашу сторону? — спросил Эрик. Вампирша усмехнулась:

— Жаль тратить на это силы и время! «Обмен кровью» — эти слова тебе о чём-нибудь говорят?

— Но это же равноценный обмен?

— Не обязательно! Если один из двоих обменивающихся сильнее, он замещает собой второго. Существует как бы в двух телах одновременно. Почти как кукловод.

— Почти?

— Сознание, дух слабейшего вампира сохраняются. Теоретически, он может поднять бунт, но практически — такого не случалось в истории, — говоря это, вампирша отобрала четверых «кандидатов».

— Эти, кажется, живы, Эрик. Не совсем мёртвые тела, как считаешь?

— От одного идёт запах гниения…

— Гниения не мёртвого — живого! Это от раны! Просто вампир ослаблен Покровом и не может залечить повреждение. Что ж, я начну. А ты, охотник, возьми несколько кукол отсюда для Арно. Обездвижь их на время серебром. Люди из дома тебе помогут.

Эрик подчинился. Скоро люди унесли из подвала несколько кукол, и вампирша начала своё отвратительное дело. Мира обменялась кровью с одним — тем самым раненым и скоро читала его память. Это оказался совсем молоденький вампир, полудикарь из нижнего Патенса. У него были живы родители и сестра, и он даже осмеливался навещать их… Мира порылась в чужой памяти ещё и нашла несколько жизненных ситуаций, показывающих его характер. И он её вполне удовлетворил: такой легко подчинится сильнейшей. Оставив этого вампира, она обратилась к следующей, девушке. Мира сразу приметила её: подходящего роста и веса, таким телом легко управлять. Но молодая вампирша неожиданно проявила недюжинную волю и не подчинилась. Пришлось отступить, так ничего и не узнав о девчушке… Хозяйка занялась второй вампиршей — высокой и полной. Она оказалась слабее, а вот последний — рослый мужчина, тоже не пустил Миру далеко в свою память. Ей пришлось ограничиться двумя подчинёнными. К сумеркам с их изучением было покончено, и Мира перешла к тренировкам.

Она вывела двоих из дома и быстро подняла в небо, пока люди, собравшиеся в саду, не обратили на неё внимания. Сама поднялась следом и приказала подчинённым взять курс на Пустошь. Почувствовала мысленное противодействие и резко хлестнула обоих: «Повинуйся!» Скоро их догнал Арно в сопровождении стаи новеньких кукол.

— Не сложно было отобрать их у предыдущих хозяев? — полюбопытствовала Мира, когда они опустились за Вастусом.

— Тяжело, — Арно выглядел не лучшим образом, от голода заострились черты. — Один очень сопротивлялся, но Эрик мне помог. Сейчас я спокойно управляю всеми десятью.

— Ого! Десять? Молодец.

— Я сделал бы больше, если б вы отправили мне больше болванок.

Мира с сомнением посмотрела в его блестящие от голода глаза.

— Пока этого довольно, Арно.

Они начали тренировку и через два часа совсем выбились из сил. Арно методично проверял возможности своих новых кукол, но делал всё более длительные перерывы. Мира же постоянно сталкивалась с мысленным противодействием подчинённых — бывших свободных carere morte, и растратила много сил на их подавление. К полуночи они закончили. Арно повёл вокруг голодными глазами.

— Домой за кровью? — спросил он.

Вампирша молчала, закрыв глаза. Карда, цитадель вампиров, вновь доверчиво, как в день первой встречи, открылась ей. «Сестра! — шептала она. — Сестра, как я рада встрече… Я приготовила тебе много вкусной пищи…»

Мира тяжело мотнула головой. Наваждение не уходило.

«Патенс… Вастус… Сальтус… — шептала Карда. — Выбирай любой на вкус! В Патенсе ты наешься досыта простой пищей. Сальтус хорош для долгого преследования. Дома Вастуса пестрят дырами в защите — заходи и пей жизнь из бокала в тёмной чужой гостиной! А Корона… — о, Корона! Благородный вкус, как выдержанное старое вино…»

Мира сорвалась с места, распахнула крылья. Она устала противиться зову проклятия, зову своей сути. Бывали дни и ночи, когда она была голоднее, чем сейчас, но упражнения с «обменом кровью» стали последней каплей, переполнившей чашу. Она забыла себя, забыла свои клятвы, забыла тетради с именами жертв. Она была в Карде, и она вновь была дикаркой, жадной до чужой жизни, не помнящей вчера, не знающей завтра. Она летела за чужой жизнью.

Где-то в глубине сознания оставалась мысль, желание, надежда: пусть охотники найдут и остановят меня! Мира повторяла это, когда настигала жертву — молодого мужчину на улице Сальтуса. Мира безмолвно кричала это, когда протягивала когти к добыче. Она помнила это, даже когда струи крови смертного ударили в её горло. Она помнила, постанывая от давно позабытого удовольствия… Вкус живой человеческой крови ошеломил, смял, раздавил. Как она могла отказываться от этой великолепной книги судьбы, симфонии плоти и духа, квинтэссенции жизни? Желание чужой жизни — тёмное и огромное, разросшееся за годы полуголодного существования до размеров Вселенной, несло её. Она летела… в пустоте: движение без цели, ради движения. Ради полёта. И падения…

Некто грубо вырвал её из сна. Больно дёрнув за плечи, он оттащил её от добычи, швырнул на камень мостовой. Хватка его рук была нечеловечески сильной. Это Арно захотел взять свою долю?! Вампирша зарычала, вскочила, кинулась на соперника… и в шаге остановилась. Этот вампир, вчерашний дикарь, присел на корточки около смертного и не пил жизнь — быстро и ловко перетягивал его руку выше места ранения жгутом…

Мира возвратилась в дом Вако перед рассветом. Незнакомые люди все спали, охотники были заняты в рейдах и подготовке похода на север. Незамеченная, вампирша спустилась в пустой подвал и отомкнула дорожную сумку. Достала из неё серебряный ошейник и, с минуту подержав в руках, надела. Ещё один шаг, приближающий её к Бездне. Ещё одна разорванная сеть, прежде задерживавшая её падение в пустоту. Ещё одна расписка в собственном бессилии.

Глава 17 Ночь перед наступлением

Ночь перед выступлением первых отрядов к «Тени Стража» была пасмурной и дождливой. Ни луны-смотрительницы, ни звёзд, по которым можно было бы гадать об исходе кампании: только клокастая серая шаль облаков, цепляющаяся за шпили высоких зданий, да холодные потоки воды, за которыми совсем скрылась Карда. Люди, собравшиеся в поход, разошлись на отдых по пустующим домам Короны.

За три недели в Карде отряду Миры удалось собрать четыре тысячи сторонников. Помогли и «Гроздья». Дэви по-прежнему поддерживал туман чар над городом, но его чары слабели. С юга в северную цитадель вампиров стекались сторонники Миры. Стычки зачарованных с чужаками происходили регулярно, были и человеческие жертвы и с той, и с другой стороны. Скоро странной ситуацией в Карде заинтересовались сторонние люди, но Асседи быстро пресёк все слухи и попытки вмешаться. Старая Карда опять оказалась в изоляции, и немногие, знающие о подоплёке всех странностей севера, со страхом ждали, кто же победит в древней войне. Кого Дона выйдет встречать, как победителя?

Завтра выступление. Армия двинется на «Тень Стража» и первой преградой на пути станут дома Митто и Калькаров — два давних оплота вампиров. Жаль, погода подкачала… Солнце не спешило записаться в союзники Ордена, и во всех разговорах охотников и их сподвижников явственно звучала нотка некоторого пессимизма. Не хотелось мечтать о мире без вампиров, не было нужды подгонять себя ненавистью, местью или жаждой реванша в старой игре. Кто-то обращался к прошлому: от одной группы то и дело долетало: «А помнишь?..» Но вспоминали не анекдотические случаи: обычную, в одночасье рухнувшую жизнь. Эти «а помнишь?» звучали тускло. Другие в последнюю ночь перед завершающим этапом кампании осмеливались смотреть в будущее: вот пришли совершенно мокрые, но счастливые Феликс Краус-младший и Джезабел. Они подняли шум на весь дом Меренсов: только что обвенчались! Их примеру немедленно захотели последовать другие. Николас потянул Марсию за руку к двери. Бывшая вампирша сначала следовала за охотником, даже смеялась, потом помрачнела, вырвала руку и вернулась на место. Тот бросился её успокаивать…

— Рано! — слабо отнекивалась Марсия. — После всего, потом…

— «Потом» может не быть, Марсия!

— Сегодня такое небо тяжёлое! Плохая ночь, плохой город! Лучше потом, в светлой Доне… — неуверенно. Николас, не слушая, снова потащил её к дверям. Теперь девушка подчинилась.

— У меня даже платья красивого нет! — раздалось напоследок, и они скрылись за стеной дождя.

Экипаж Винсента остановился на подъездной дорожке дома. Винсент проводил почтенную гостью — Адору Рете в дом, сам же не зашёл. Он обошёл дом и остановился у входа в подвал. Здесь он долго стоял, собираясь с мыслями, заранее расставляя границы эмоциям. Снова и снова он повторял, что скажет сейчас Мире. О жестокости добровольного затворничества. О бессмысленности одинокой войны. О разрушительной силе и абсолютной власти мести. И о том, что эта месть — безумие, безумие, безумие… Потом он скажет о близящемся лете. О ярком, жарком солнце. О любви, для которой всё ещё открыто её сердце, несмотря на корку льда на нём. О жизни, к которой вампирша всё ещё может вернуться…

— Ты говорил с Мирой? Давно?

Тони, только что приехавший из Доны, заметно устал, но находит силы на разговор:

— Перед отъездом. Она завершает дела в Доне, чтобы быстрее приехать сюда.

— Я слышал, она согласилась прийти к тебе в лабораторию…

— В последний момент она отменила визит. Тебя интересует её физическое состояние?

— Безусловно.

Тони вздыхает, раздумывая, затем кратко сообщает:

— Эрик осматривал её около двух месяцев назад. Но Мира взяла с него слово, что он не скажет никому. Я сумел разговорить его совсем недавно.

— Ну?

— О, — Тони опять вздыхает. — Ты лучше сядь.

— Мало что может меня удивить после того, что уже произошло. В чём дело?

— Болезненный вид Миры, раздутый живот мы прежде связывали с платой за способности кукловода, но это не так. Эрик сказал, печень не увеличена. Он предположил, что в полости живота скопилась свернувшаяся кровь. При ранении порвался крупный сосуд, ослабленный организм вампирши не смог потом избавиться от ненужной жидкости.

— То есть её состояние не так опасно, как вам вначале представлялось?

— Да! И главное, Габриель сообщала, что в крови Миры снова есть клетки, способствующие исцелению.

— Что?! — он чувствует, что его губы растягивает радостная, глупейшая улыбка. — Не может быть! Мои молитвы всё же услышаны! Миру можно исцелить?

— Тогда, два месяца назад, клеток было маловато для исцеления…

— А сейчас?

— А сейчас… Сейчас Мира отказывается от осмотров и не даёт ни капли своей крови для исследования. И Габриель запретила говорить о её открытии.

— Почему? — Тони опускает глаза, и это не проходит незамеченным для Винсента. — Что… что вы ей наговорили?

— Ничего. Просто Мира… она… — и ты тоже наверняка видишь это! — сама стремится к смерти. Ей не нужно исцеление. Она жаждет забвения. Покоя…

Пробило полночь. Холодный дождь с мрачной злобой бил портик над входом в дом Вако. В саду послышались весёлые голоса: возвращались Николас и Марсия. Скоро голоса стихли, немного погодя главная дверь отворилась: это Давид Гесси собрался ехать в тайное хранилище Ордена в Карде. В саду он встретил Дару Меренс. До Винсента долетел обрывок их разговора.

— Возьми меня с собой в хранилище, — просила охотница.

— Оставляешь гостей дома скучать без хозяйки… Зачем?

— Хочу выбрать лучшее оружие.

Гесси вздохнул:

— О, Дара!

Разговор стих. Остался лишь шум дождя. Тогда Винсент отворил дверь, ведущую в подвал, и шагнул за неё, во тьму.

Сто лет назад Дамиан Вако, супруг незабвенной Регины, использовал подвал собственного дома в качестве лаборатории. Тот предок Винсента был странным человеком, приверженцем мистицизма, и баловался оккультными науками. Стены помещения, поделённого на несколько камер, когда-то были испещрены алхимическими символами. Дед Винсента боялся их и однажды собственноручно замазал зелёной краской, но кое-где они всё же остались. Правда, сейчас их не было видно. В подвале было темно, как в подземельях Дэви, о которых столько говорилось наверху. Где-то в этой сырой и тяжелой темноте пряталась вампирша. Она, несомненно, уже заметила, что в её логово кто-то зашёл, но не торопилась обнаруживать своё присутствие.

И Винсент не торопился звать её. Пока он не мог хотя бы определиться со своими чувствами к Мире. Жалость. Злость. Злость. Жалость. Злость. Что Мира делает?! И… что делать ему?

Винсент прикидывал: не принести ли с чердака гроб и не запереть ли в нём вампиршу. Пусть отдохнёт пару дней, может, ей удастся примириться с собой. О, если б это помогло отрезать Миру от кукол, вытягивающих силы из вампирши! Но тут это средство бессильно, тут бессильны все средства…

Потому что Мира просто не хочет жить.

Он скрипел зубами от злости, он сжимал кулаки в бессильной ярости. Нет, увы, он — не тот, кто способен вернуть её к жизни. Не тот, и никогда не был Тем, как бы ни тешил себя этой мыслью. Запрет на чувства, кроме братско-сестринских — вечная стена между ними. Стена отбрасывающая тень на обоих, и эта тень словно загрязняет, не даёт прорасти ничему светлому, ничему исцеляющему… Настанет ли миг, в том мире или в этом, когда они без опаски и без лжи посмотрят друг другу в глаза?

…Прибывший из Доны поезд совсем скрылся в клубах пара. Приехавших много, и почти все — от «Гроздьев». Но Винсент они не интересуют. Он присматривается и находит немолодую даму в закрытом тёмном платье и шляпе с вуалеткой.

— Мира!

Он бросается к ней, дама оборачивается, снимает вуаль. Это не Мира. Герцогиня Адора Рете.

— Винсент? Я полагала, меня встретит Давид.

— Простите, госпожа Рете. Я жду Миру со дня на день, каждый день встречаю поезда из Доны…

Рете вновь опускает вуаль.

— Мира приехала вчера, — сознаётся она. Голос герцогини глух. Может, из-за вуали?

— Так и знал! Вот, почему Эрик задерживал меня в доме Реддо! Но где же она?

Адора молчит.

— Она прячется от меня… который месяц! Я не знаю, что делать!

— Тебя тревожит, что Мира отдалилась от тебя?

Винсент думает, затем отрицательно качает головой:

— Нет. Это я бы принял. Меня тревожит то, что с ней происходит. Я долго боялся произнести это: она возвращается к началу. К жадной до крови и безумной дикарке, которой никто не нужен на всём белом свете.

— Это не так, — шляпка Рете трясётся — так решительно охотница мотает головой. — Ты не видишь… Ей нужно пройти свою боль, свою месть до конца! А потом она вернётся.

— Она может погибнуть на этом пути!

— Она не погибнет. Любовь — лучший щит, и он у неё есть.

— Мира! — позвал Винсент. Темнота дрогнула и отозвалась:

— Я здесь. Подойди ко мне.

Вспыхнул огонёк, выхватил из тьмы подвала стекло лампады и лицо вампирши. Мира была усталой, но одухотворённой. Губы улыбались, глаза глядели задумчиво и печально. И, главное — они были ясными: хозяйка временно оставила всех своих кукол.

— Подойди ко мне. Винсент…

Он пошёл на её огонь и голос, чувствуя себя мотыльком за мгновение до гибели. Чарующие нотки слышались в голосе вампирши. Чары, скрывающие вопль голодной пустоты!

— Я не ошибся? Вы голодны, тётушка? — он предусмотрительно остановился в шаге. Мира чуть повернула голову, на шее что-то блеснуло. Холодный блеск серебра… Ошейник?!

— Мира, что это, чёрт возьми?

Та отодвинулась в темноту подвала, закуталась во тьму, как в плащ, но Винсент бросился за ней и невежливо выдернул из крылатой личины:

— Что это, чёрт подери?! Ошейник?! Кто тебе его надел?

— Я сама, — прошептала вампирша и замолчала, закрыв глаза: осуждённый, ожидающий приговора.

— Доигралась! — голос звенел от злости: звон скрещиваемого оружия. Винсент сам удивлялся такой ярости, он не представлял, что способен испытывать столь сильное, мучительное чувство. — Почему ты его надела? Ты… ты… Ты убила кого-то?!

Вампирша сжалась, забилась в темноту.

— Убила! — он медленно выдохнул и снова вдохнул, тщетно пытаясь успокоиться. — Доигралась! Доигралась!

— Не убила, — Мира нервно потрогала ошейник. — Но, да — я не смогла остановиться сама. Меня оттащили от жертвы.

— Где? В Доне?

— Нет, здесь, в Карде, — Мира провела рукой по лицу, будто умывалась. — Этот город зачаровывает carere morte.

— Не оправдывайся!

— Я не оправдываюсь, — прошептала вампирша. Она сидела в углу каморки, прямо на полу, сжавшись и обхватив колени. Маленькая, жалкая… Опять жалость! И злость.

— Верно я хотел запереть тебя на всё время пребывания в Карде, — сказал Винсент. Тон обвинителя. Мира сжалась совсем, но теперь он понимал: это всё притворство! Он уйдёт — и она вновь поднимется, выпрямится — только вот плечи так и останутся согбенными, как у старухи. Он уйдёт — и её взгляд потускнеет: хозяйка вновь отдаст себя куклам…

— Сумасшедшая! — закричал он. Сейчас, впервые в жизни, он готов был убить её. Убить, чтобы избавиться от вида её мучений. — Что ты сделала с собой! Мира? Где ты? Кто ты? Это же не ты!

— Значит, ты меня совсем не знал… — хриплый смешок — смешок ведьмы. Яркие, блестящие из-под спутанной копны волос глаза вперили в него горящие точки зрачков. — Ну, так и лучше. Так — будет не больно. Совсем не страшно уходить!

Злость испарилась, как её и не было. Он бросился к вампирше, подхватил. Её тело тут же обмякло в его руках.

— Прости! Мне слишком больно видеть тебя такой. Знаешь, Тони, он ведь сказал: тебя можно исцелить…

— Предатель, — равнодушно уронила Мира. — Вокруг одни предатели.

— Почему ты не хочешь взглянуть правде в глаза: твоё проклятие излечимо. Ты можешь вернуться в жизнь!

— Я не хочу думать о жизни, — прошептала вампирша и закрыла зоркие глаза.

— Меня нет, — опять забормотала она. — Есть задача: уничтожить Дэви. Есть цель: нанести сокрушительный удар Бездне. И даже это — не моё по сути. Я живу вашей болью и вашей местью. Я вижу вашими глазами. Я говорю то, что вы хотите слышать. Я делаю то, до чего не дотягиваются ваши слабые руки, но я — лишь их продолжение. Я — ваш призрачный лидер. А меня — нет. И Дэви такой же, я чувствую. Скоро мы перегрызём друг другу глотки и…

— Замолчи!

Мира тяжело дышала, совсем как смертная. Глаза забегали под веками, но вампирша была не с куклами: она словно смотрела сон.

— Что мне сделать для тебя? — зашептал Винсент.

Так близки и в то же время так далеки друг от друга они не были никогда. Он чувствовал полнейшее бессилие. Наверное, подобное чувствовала Мира, когда впервые увидела его лишённым смерти. Но в её бессилии тогда была надежда, пусть безумная. А он — найдёт ли её?

— Тебя можно исцелить! Тони сказал, — тихо произнёс он. — Я верю ему и не верю, что огонёк твоей жизни погас. Ты найдёшь солнце, а если не захочешь — солнце само найдёт тебя. Мира, ты меня слушаешь?

Вампирша не ответила. И, похоже, она его не услышала. Она открыла глаза, и огонёк бился в них — бился в такт его сердцу.

— Ты голодна?

Мира облизнулась.

Винсент расстегнул манжет рубашки и закатал рукав — очень медленно, надеясь, что тётушка его остановит. Не потому, что боялся боли и смерти. Он боялся за Миру: живая человеческая кровь великолепно утоляет вампирский голод, но кормит она не тело, а пустоту. Вампирша молчала, ждала, следила за его руками… И Винсент взрезал себе запястье, поднёс к её губам.

Без сомнений, без раздумий Мира жадно впилась в его руку. Он не вскрикнул, только сильнее стиснул зубы, под кожей скул заходили желваки. Вампирша спокойно принимала его дар, вовсе не задумываясь ни о чём. Исчезли её стыд и страх. Перед Винсентом была дикарка, видящая лишь самую простую цель — добыть живую кровь. И сейчас он не верил своим недавним словам. Такую, её не найдёт и всевидящее солнце. Хитрая и глупая carere morte придумает, как спрятаться от него.

Уже кружилась голова. Он попробовал шевельнуть рукой, и вампирша тут же обхватила её, впилась зубами, недовольная строптивостью добычи. Тогда Винсент сильно дёрнул рукой, вампирша вгрызлась глубже… и тут же захрипела, резко отодвинулась, головой ударившись о стену, вцепилась в ошейник, обратившийся удавкой. Скоро обруч серебра прекратил её душить, и Мира взглянула на Винсента, опять тяжело дыша. И сейчас в её глазах — злых, синих, с белым ободком вокруг зрачка, он не нашёл ничего человеческого.

Непрошеный образ явился ему: прекрасная златовласая девушка с глубокими синими глазами сидит на его детской кроватке и читает книгу старых сказок. Она потусторонне бледна, но маленькому Винсенту это нравится. Его тётя как фарфоровая кукла. Такая же красивая, такая же хрупкая. Он слушается её во всём, ведь она — его ангел, не так ли? Её голос тих, мягок. И она так искренне верит в то, что читает!

«Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар вновь был свободен. Он гуляет по свету, носимый ветром, до сих пор. За столетия он устал и почти погас. Если б нашёлся человек, способный пробудить его! Позволив Дару разгореться, он смог бы победить проклятие. Его Дар закрыл бы Бездне двери в этот мир, а все вампиры исцелились и получили свои души назад…»

Другой образ. Она же — и другая. Волосы — непричёсанная грива ведьмы, глаза злые — синее море волнуется. Но на щеках — впервые за сколько лет? — румянец. Она уже не потустороннее существо. Живая, красивая и несчастная женщина.

«Ты вернёшься в мир живых! И не говори: невозможно! Я обещаю!..»

— Мира, когда я тебя потерял? — прошептал он.

Последняя ночь подошла к концу. Дождь не переставал. В доме Меренсов все спали. В доме Вако Николас наигрывал на гитаре печальную кардинскую песню — чужак, успел выучить за неполный месяц в северной цитадели! Марсия склонила голову ему на плечо и иногда несмело пробовала подтягивать припев.

Не спала и Избранная. Габриель, скрестив руки на груди, стояла перед картиной с рассветным солнцем. Её губы шевелились, но что она шепчет, не мог бы разобрать никто. Маленькая одинокая фигурка в огромном зале гостиной. Самая несчастная в длинной череде Избранных. Сильная, но сильная не безгранично. Странно получившая Дар: не выбранная древней силой — пленившая её. Избранная… и не Избранная вовсе, стремительно теряющая свой Дар. Неунывающая, но сейчас почему-то хмурящая бровки перед большой картиной…

Давид зажёг факел и осветил зал хранилища Ордена. Ярко заблестело серебро клинков кинжалов и мечей. Здесь было преимущественно старое оружие, из чистого серебра — это хранилище существовало со времён, когда Орден владел Кардой. Дара, издав радостный возглас, помчалась к ближайшей стойке с мечами, а охотник лишь печально вздохнул, глядя её вслед: «Ведомая местью!» Дара выбрала два острых кинжала и лёгкий, как раз под руку дамы, меч и с восхищением разглядывала узоры на его рукояти.

— Смотри, Давид: тут зарубки! Его прежняя владелица убила три десятка carere morte. И три креста — трое хозяев!

— Хороший меч, — согласился Гесси. Охотник любовно погладил чугунный бок самой большой пушки, имеющей собственное имя — «Кармель». Её залпы уже разрушали стены «Тени Стража» два века назад…

В доме Меренсов Феликс Краус-младший и Родерик Бовенс разложили карты окрестностей Карды на столе. Снова и снова они повторяли путь отрядов к «Тени Стража».

«Сигнал к наступлению — взрыв скалы у выхода Стигия на поверхность. Пещеры начнут затопляться. Выше по течению, над „Тенью Стража“ в воду будет добавлен сильнейший яд для вампиров… Мы же начинаем наступление с предгорий…»

«И отряд — на Стража», — Феликс всё не оставлял свою идею.

«Если заберутся. Гора считается неприступной…»

«Джезабел рассказывала, вампиров на ней видели не раз!»

«Пусть так. Мы наступаем с предгорий. Зачарованные Дэви люди уже стянуты под стены замка. И в бой против них пойдут такие же зачарованные, только революционной идеей. Охотники не должны замарать руки в живой крови. Мира попытается помочь нам из замка, будем надеяться, Дэви не различит её марионеток среди тысяч своих».

«И всё-таки сперва пройдём Калькара!» — прервал обоих Эрик. А дождь всё барабанил по мостовой и хлопала в ладоши листва деревьев. Встало солнце, но и оно едва светило сквозь тучи. Карда встречала новый день.

Глава 18 Бегство из-под тени

После случайной встречи с Ульриком Лира не захотела возвращаться в замок Дэви. Хиам отвёз её в дом Калькаров.

Этот приземистый и длинный дом не был уютным жилищем. В холодных коридорах было легко заблудиться, а за декоративные завитушки богатой, но некрасиво-громоздкой мебели девушка постоянно цеплялась платьем. Но Лира предпочла остаться с хозяином зверей, хотя что-то неудержимо влекло её прочь. Она постоянно строила планы на будущее, и в этом будущем вампирам и их войне с охотниками не находилось места. Лиру волновал только Ульрик. Она мечтала: если б им встретиться снова, если б он забыл её вину! Она даже нелепо надеялась изменить внешность и имя, и найти его, ей хотелось быть подле этого сумасшедшего. Она чувствовала свою вину в том, что с ним стало, и хотела всё исправить.

«Ведь всё ещё можно исправить, правда?»

Она прочитала всё, что было написано о Палаче. И много раз, когда читала очередную статью, ей хотелось вскочить и броситься к нему — к этому маниаку, в котором, по уверению прессы, нет ничего человеческого. Лира знала: он такой только из-за неё. Она, заразившая его безумием, сможет и вылечить его. Она одна в мире сможет вылечить его! Вот только…

Она поднималась из кресла и чувствовала дрожь в ногах. Она представляла лицо Ульрика, и даже перед этим образом, существующим лишь в её мыслях, опускала глаза. Убийца! — это слово обрушивалось на неё и возвращало в реальность. В ту реальность, где она, Лира Диос, убила человека. А способен ли убийца исцелить другого убийцу? Ответ один: нет.

Поэтому Лира оставалась в гостях у Хиама. Хозяин зверей был добр к ней, правда, виделись они редко: последний Калькар был занят подготовкой дома к первой атаке охотников. В земле Калькаров начиналась самая короткая и удобная дорога к «Тени Стража». И Хиам, и Дэви справедливо полагали, что охотники захотят воспользоваться ею.

Дэви один раз навещал Хиама, Владыка смотрел, как ведётся подготовка к битве. И, если бы Лира знала, что это последний раз, когда она видит Дэви близко, она б подошла, поговорила с ним. Если бы она знала, что замок Владыки она больше не увидит во всём его великолепии, она бы навестила «Тень Стража»… Но Лира думала лишь об Ульрике, и едва кивнула Владыке вампиров, когда он проходил мимо по коридору. Впрочем, Дэви также был равнодушен к бывшей игрушке. Его думы занимала война.

Скоро Владыка отбыл, удовлетворившись тем, как Калькар подготовился к битве. Зато в гости к Адаму зашли Митто с Хеленой. Адам был непривычно серьёзен.

— Последний раз говорю тебе, Калькар, уйдём с нами! — попросил он, едва вампиры закончили скромную трапезу стабилизированной кровью.

— Мне претит ваш путь, — равнодушно сказал Хиам. — Вы задумали нечто еретическое и опасное. Кому эта затея пришла в голову?

Адам бросил быстрый взгляд на Лиру, стоявшую у окна. Девушка почувствовала себя лишней, но из упрямства не покинула комнату.

— Этого я не могу тебе открыть. Не хочешь идти с нами — иди один, но… уходи отсюда! Вако пройдёт тут, и всё сметёт! Такая вот лавина, из долины, а не с гор… Уходи!

Хиам не ответил. Но Лира помнила его аргументы и решила их озвучить:

— Мы сражаемся за наш мир, Адам.

Хиам поморщился пафосу этих слов и поднял руку, прося остановиться. Адам прищурился:

— Голос Бездны подала голос! Кстати, что говорит Госпожа? Так ли безоговорочно она уверена в победе Вако? Интересно, что бы Она сказала о нашем еретическом пути? — они с Хеленой рассмеялись, немного нервно.

Лира не обиделась. Она задумалась: действительно интересно, какой она, исцелённая, слышит волю истинной Бездны? Скоро ответ пришёл к ней.

— Бездна сейчас говорит мне не о войне, — Лира улыбнулась. — Она говорит о новых созданиях — созданиях света, которые придут на замену carere morte.

Адам и Хелена переглянулись: «Диос совсем спятила!»

Вампиры ушли, мрачно предрекая наступление охотников уже завтра. Проводив их, Хиам возвратился к Лире, остававшейся в гостевой комнате.

— Вам нужно уходить отсюда, леди Диос, — серьёзно сказал он.

— Я не хотела бы покидать Карду.

— Вы можете поселиться в городе. Я буду навещать вас, сколько смогу. Но нельзя оставаться в моём доме, когда он — единственная преграда на пути охотников к их заветной цели!

Лира испуганно посмотрела на него:

— Хорошо, Хиам. Я… подумаю.

Вскоре начались дожди, и наэлектризованная атмосфера ожидания наступления немного разрядилась: охотники начнут свою войну при ярком солнце, если они не совсем сумасшедшие. Тучи, полные влаги, надолго застряли у подножия гор, ожидалась спокойная неделя. И, пока небо лило слёзы дождей, весь северный мир готовился к битве. В Карду и из Карды больше не курсировали поезда, закрывались магазины, перестали выходить газеты. Зачарованный разделившийся на две части город — уже не город, два зверя, один — под чарами Дэви, другой — заворожённый лучами Дара… И эти звери рычали и стремились перегрызть друг другу глотку.

— Едва выглянет солнце, охотники начнут наступление, — говорил Хиам и то и дело нервно поглядывал в серое небо. Он ошибся. Сумасшедшая Вако решила не ждать, пока небо расчистится. Лира увидела их на рассвете, когда, мучимая бессонницей, решила подняться из постели. Армия Миры подходила по пустой улице Виндекса. С обеих сторон. Впереди шли смертные, лишённые вампирских чар. На лацканах многих были странные броши из настоящих ягод рябины.

Лира накинула халат поверх ночной сорочки. Халат этот прежде принадлежал, наверное, Сесилии — тёмно-красный и богато вышитый золотой нитью. Завязывая на ходу тяжёлый пояс с кистями, девушка бросилась к Хиаму, в соседнее крыло дома.

Хозяин зверей шёл ей навстречу. Они встретились у лестниц вниз, вампир обнял девушку за плечи.

— Леди Лира, не суждено сбыться нашим планам. Уходите, сейчас же.

— Может, я…

— Простите, от одной смертной здесь не будет никакого толку. Уходите!

Хозяин вывел своих марионеток в холл дома. Другие, принадлежавшие помощнику Калькара, молодому хозяину, вылетели в окна, и встретили подходящие толпы на улице. Крылатые тени, в которые кутались эти куклы, даже на неярком солнце быстро шли клочьями и распадались, но марионетки успевали нанести смертельные удары нескольким противникам.

— Мои звери проводят вас на конюшню за Миртой. Идите.

— Хиам…

— Просто доверьтесь мне! — крикнул вампир, сильнее сжав ей плечи. — Уходите! Леди Лира, я… — он не договорил. Завязавшаяся на улице драка смещалась ближе к дому, и хозяин зверей отправил на помощь чужим куклам своих марионеток. Хиам отпустил Лиру и быстро сбежал вниз по лестнице, девушка вцепилась в перила:

— Я хочу к тебе ещё вернуться! — крикнула она, но неизвестно, услышал ли он. У ног Лиры заюлили две собаки — её провожатые. Сопровождаемая ими, Лира выбежала на задний двор, обычно пустой, а сейчас полный людей и зверей, готовых к битве. Хиам вывел к девушке Мирту. Лира забралась на лошадку — босая, в одном халате поверх ночной сорочки.

— Пошла! — крикнула она, слёзы брызнули из глаз. — Прости… Я готова, Хиам.

Мирта так и прянула вперёд. Звери расступались с её дороги и покусывали смертных за ляжки, чтобы отступили и они. Небо было затянуто тучами, солнце пока не беспокоило carere morte, но уж очень пелена туч была тонка! Поэтому Мирта торопилась. Она бежала быстро, как никогда, Лира и не подозревала, что она на такое способна. Скоро дом Хиама остался позади, впереди расстилались земли Калькаров.

Сначала Мирта летела по дороге, за которую бились за спиной Лиры, потом свернула с широкой тропы налево, к линии леса. Девушка полностью доверилась хозяину зверей. Она лишь крепче цеплялась за гриву лошади и пару раз успела прошептать ей в большое мохнатое ухо: «Всё хорошо, Хиам». Мирта быстро миновала редколесье, и вылетела на высокий обрыв. Тень леса отступила, Лира вырвалась из тени на бледный свет утра. Земля обрывалась в двух шагах, но Мирта и не подумала остановиться. Она ринулась с обрыва. Лира ахнула, соскользнув на шею лошади, а за спиной той вдруг распахнулись широкие чёрные крылья. Крылатый конь взмыл над лесом и понёсся на запад, к холмам Сальтуса.

Летела Мирта хуже, чем бежала — рывки-взмахи крыльев швыряли её то вниз, то вверх. Были моменты, когда Лира цеплялась за неё только слабыми руками. В чудовищном обличье лошадь не могла заржать, но девушка чувствовала мысленную мольбу хозяина: «Удержись!»

— Я держусь! — заверила она Хиама. Несмотря на неровный полёт, Лира чувствовала восторг. Ей хотелось кричать от радости. Девушке случалось летать в руках Дэви, но это было другое. Сейчас она не плыла безвольной марионеткой в лапах чудовища над землёй — она была свободна, словно огромные крылья принадлежали ей.

Хиаму было тяжело поддерживать крылатое обличье у такого большого существа. Едва внизу показались поля, Мирта снизилась и у самой земли вырвалась из крылатой тени, понеслась по меже. Лира благодарно прильнула к шее лошади, погладила.

— Так вот, что ты «добавил» Мирте, Хиам? — бешеная скачка, безумный полёт взволновали её, внутри всё пело от восторга. — Это так здорово, спасибо! Никогда не испытывала ничего подобн…

Лошадь вдруг споткнулась на ровной тропе и Лира, не удержавшись, соскользнула с неё и упала в высокую траву отдыхающего от посевов поля. Мирта повалилась на землю. От бешеной скорости остановиться сразу лошади не удалось, она перевернулась несколько раз, сломав ноги и шею. Её голова закинулась на спину, бока, и без того обожжённые утренним солнцем, были ободраны.

— Хиам! — Лира бросилась к Мирте, мгновенно всё поняв: там, в поместье Калькаров, охотникам удалось обездвижить хозяина зверей. Девушка упала на колени рядом с лошадью, со страхом заглянула в огромный тёмный глаз Мирты.

— Хиам…

Взгляд Мирты был живым, хотя глаза её были полны страха и боли. Больше страха, чем боли… Лире показалось, эти глаза бездонны и там, на том конце тоннеля — хозяин зверей. Вампир был обездвижен ударом кинжала в сердце. Охотники уже читали ритуал. Короткая ритуальная формула — и от Хиама Калькара останется горсть пыли, и Мирта истлеет на глазах Лиры. А душа хозяина зверей достанется Первому… — вспомнила она, и в девушке поднялась ярость: не отдам!

— Не поддавайся страху Хиам! — закричала она. — Слышишь? Не бойся охотников, и они отступят!

Но в глазах Мирты по-прежнему был лишь страх. Лира коротко выдохнула и прижалась щекой к голове вздрагивающей лошадки, обняла её.

— Хиам, я с тобой. Я не отдам тебя Бездне, слышишь? Не отдам, не отдам, — она приговаривала так, поглаживая короткую, мягкую шерсть Мирты, и та дрожала уже меньше. Из её глаз уходил страх. — Я с тобой, Хиам, я тебя не оставлю. Умоляю, не бойся…

Она успокаивала тридцатилетнего вампира, как успокаивают пораненного зверя, но её тихие мольбы действовали. Хиам успокаивался. Глаз Мирты озорно заблестел, и Лира успела улыбнуться хозяину зверей. В следующий миг огонёк в глубине глаз Мирты погас, резко, точно его потушили. Охотники, поняв, что их ритуал не действует, обезглавили вампира.

Лира долго ещё сидела у Мирты, временами заглядывала в её глаза и шептала Хиаму слова благодарности. Обезглавленный вампир всё ещё не мёртв полностью, может, он сейчас слышит её… Она говорила, что для него теперь нет ничего страшного, что от страха вампиров он избавлен. Очень скоро он уйдёт по дороге людей, к свету, а не во тьму пустоты. Пусть для carere morte этот путь мучителен: медленное сгорание тела на солнце или в воде Источника, — но это путь в настоящую вечность, доступную лишь смертным. Иногда девушка разражалась слезами, но тут же успокаивалась и даже улыбалась, помня, что Хиам всё ещё может её видеть.

Лишь когда вдали на дороге послышались голоса, Лира очнулась. Она вскочила, заметалась, не зная, куда бежать: к ней подходил отряд охотников с серебряными мечами и арбалетами. Наконец кинулась по меже назад — и её сейчас же накрыла охотничья сеть. Девушка упала ничком, кинулась раздирать сеть, но лишь сильнее запутывалась.

Охотники подходили, Лира различила их лица. Предводитель был ей знаком. Высокий светловолосый человек с благородными чертами лица. Молодой, не старше двадцати лет, но почему ей кажется, что они встречались очень давно? Будто бы во времена не последнего, а предпоследнего Бала Карды… Это же Винсент! Избранный, погибший на её глазах пятнадцать лет назад!

Винсент был потрясён видением непостаревшей рыжеволосой охотницы не меньше. С их губ одновременно сорвалось:

— Ты же мёртв!

— Ты же мертва!

Лиру приподняли и поставили на ноги. Две охотницы сняли с неё сеть. Та, что постарше, удивлённо приподняв бровь, осмотрела её странный наряд и неожиданно смилостивилась:

— Можешь взять мой плащ.

Ещё одна молоденькая дама остановилась у Мирты, опустилась на корточки. Лиру очень болезненно ударяли все её движения, выражение лица. Эта длинноволосая девушка также была ей знакома. И такой же болезненной, как память о давнем предательстве, была память о ней. Что-то, ещё хуже предательства. Она… Она как Лита!

Девушка коснулась головы лошади.

— Тварь хозяина зверей, — спокойно сказала она. — Жаль, что его убили, он мог бы исцелиться от проклятия.

«Избранная!» — поняла Лира. Вот, почему эта девушка показалась ей так похожа на Литу Фабер!

— Лира Диос, что ты тут делаешь? — нарочито растягивая слова, спросил Винсент.

— Я… я…

— Пойдёшь с нами, — он холодно повернул Лиру спиной к себе и связал ей руки. — Дара, иди рядом.

— Да, — немолодая женщина, только что давшая Лире плащ, подхватила её под локоть. — Идём, Диос.

Лира обернулась и бросила последний взгляд на Мирту. Лошадь лежала неподвижно, нашедшее просвет в тучах солнце проедало ей бок. Но Дара упрямо тащила девушку за собой, и скоро Лира, пожалев её, подчинилась. Охотники шли туда, откуда Лира недавно бежала.

Под тенью леса охотникам встретилось несколько кукол-вампиров. Нападение carere morte было легко отражено даже без помощи Избранной. Ещё через час-полтора они добрались до дома Калькаров. К тому времени ветер окончательно разогнал тучи, и солнце жарило беспощадно. Тела поверженных кукол на заднем дворе были страшно обезображены его лучами. Меж человеческих тел кое-где чернели бесформенные мешки плоти поменьше — собаки Хиама.

Здесь были охотники. И некоторые лица были знакомы Лире. Так, она узнала Родерика Бовенса и с ужасом отвернулась от его проницательного взгляда, попыталась спрятаться за Дару Меренс, ведущую её. Не хватало только встречи с крёстной, Адорой Рете, чтобы Лира была окончательно раздавлена!

В холле дома Калькаров Винсент оставил отряд. Он отправился встречать кого-то на улицу. Лира едва стояла на ногах — они дрожали от усталости и напряжения, и Дара разрешила ей сесть в кресло. Но, не просидев и минуты, девушка вскочила. Два человека выносили из бальной залы обезглавленное тело вампира, и Лира узнала перстень с печаткой — гербом Калькаров на его руке, безвольно волочившейся по полу.

«Хиам, я вернулась. Вернулась… под тень».

Третий охотник нёс голову вампира. Лире в глаза бросилось пятно белых волос, и она резко отвернулась. Хозяина зверей вынесли из дома на солнце и там оставили.

Лира постепенно справлялась с собой.

— Можно, я пойду туда? — попросила она Дару. — К нему?

— К кому? — сначала не поняла охотница, потом нахмурилась. — Он же мёртв.

— Ещё нет. Вы же знаете, мгновенная смерть carere morte возможна только от ритуала! Можно, я к нему подойду? Я обещала!

Лицо охотницы дрогнуло, и Лира поняла, что ошиблась прежде: эта охотница ещё довольно молода. Хоть и одевается, как старуха, ей вряд ли больше тридцати… Ничего не говоря, Дара вывела Лиру на задний двор, сама отошла в сторону, прислонилась к стене. Лира отыскала Хиама среди других вампиров и неловко опустилась на колени рядом с ним. Она всё-таки сумела перебороть себя и посмотреть в его светлые, почти прозрачные глаза.

— Я тебя провожу, — негромко сказала она.

Кожа вампира быстро обугливалась на солнце, кое-где уже засияли белые кости…

Всё было кончено к полудню. Дара опять завела Лиру в дом и теперь даже развязала ей руки. Девушка растирала затёкшие запястья, когда к главному входу подъехал небольшой закрытый экипаж. Оттуда вышла маленькая женщина в наглухо запахнутом плаще. Тень от капюшона скрывала её лицо, но Лире показалось, дама, кроме того, и в маске. Винсент помог ей спуститься из экипажа и провёл в дом. Дама, кажется, была слепа или шла с закрытыми глазами, потому что крепко вцеплялась в руку молодого человека. На ступенях лежало большое пятно света, и Винсент аккуратно обошёл его и обвёл даму. В холле женщина сняла капюшон и платок с лица. Лира мгновенно узнала её: Мира Вако.

— Солнце всё-таки осмелилось принять нашу сторону, — заметила вампирша и улыбнулась, показав острые клыки. — Хорошо, — её взгляд остановился на Лире. — Что?! Это же…

— Лира Диос, мы её нашли на дороге в полях, — похвастался Винсент.

Мира подошла ближе, девушка невольно отступила, и Дара Меренс придержала её за плечи.

— Жива! Я так и думала. Кто тебя спас тогда? Дэви?

Лира долго думала, говорить или нет, всё-таки сообщила, неприязненно:

— Макта.

— Что ж, поведаешь нам о Первом, — огорошить вампиршу не удалось, она думала совсем о другом. — Винсент, в вампирском доме должны быть клетки…

— Разумеется, они тут есть.

— Заприте её, — равнодушно сказала вампирша и больше на Лиру не смотрела. Она поднялась на лестницу и осторожно выглянула в окно, выходившее на теневую сторону дома. Лира знала, оттуда была видна прямая дорога к замку Дэви.

— Дом Калькаров взят, путь на север открыт, — резюмировала Мира. — Теперь мы пойдём на «Тень Стража»!

Глава 19 Призраки

Странное строение стояло у подножия знаменитого Лысого холма — места казни carere morte Карды. Это был бревенчатый куб без окон, с одной дверью. Здесь привозимые тела вампиров разрубали на части, чтобы захоронить потом на холме, под палящим солнцем.

Сегодня сооружение стало приютом для группы вампиров. Все carere morte, не присягавшие Дэви и сомневающиеся в победе Владыки в войне с Орденом, стремились покинуть окрестности Карды. Эти успели удрать недалеко: должно быть, как и все, ожидали неделю дождей, и внезапно очистившееся на рассвете небо заставило их действовать, не думая. Перейти следующий холм — и они оказались бы в селении, где можно хорошо укрыться даже от Палача. Но они не успели. Здесь вампиры были беззащитны перед бывшим охотником.

Ульрик не стал входить в дом. Он только приоткрыл незапирающуюся дверь и осмотрел внутренность помещения. Вампиры спали прямо на земляном полу, топком от невысыхающей чёрной крови. Здесь было двое молодых мужчин и девушка, судя по экстравагантным нарядам — дикари.

Палач поступил просто: облил углы строения керосином, бидон с остатками горючей жидкости швырнул внутрь. Потом он подпер дверь бревном, найденным недалеко, у леса, и поджёг. Пламя вспыхнуло, почти ослепив его, но держалось плохо: брёвна разбухли от влаги за несколько дней дождей. Ульрик ждал у двери наготове, с мечом в руке…

Пламя всё-таки разгоралось. Вампиры проснулись, и дверь затрещала под их ударами. Но скоро они поняли, кто пришёл за ними, и удары в дверь прекратились. «Палач!» — в ужасе завыла вампирша. Больше carere morte не стремились выбраться из горящего здания: за порогом их ждала верная смерть.

Огонь проник внутрь. Громкий хлопок — взорвался бидон с керосином. Пламя бушевало теперь и снаружи, и внутри, и охваченные страхом дикари всё-таки ринулись из здания. Первым выскочил мужчина, его одежда была объята пламенем. Ульрик рубанул его мечом, и он упал — своим друзьям под ноги. Девушка обратилась чудовищем, взлетела — Ульрик послал в неё приготовленную стрелу, и крылатая тварь упала. Третий вампир был вооружён, но первый его удар приняла и отбросила защита охотника. Ульрик обезглавил этого carere morte и обернулся к вампирке. Та уже выдернула стрелу из плеча, правда, без наконечника, и бежала прочь. Безумный и безнадёжный бег: солнце встало. Ульрик хотел пустить вторую стрелу, но пожалел: серебряных наконечников у него осталось немного. Он ждал, что страх возобладает в дикарке, и солнце испепелит её мгновенно, как в ритуале, но девушка продолжала бежать. Она оказалась сильной, наверное, предводительница группы. Недаром её так защищал последний вампир! Скоро вампирша упала, и Палач подошёл к ней. Лицо, плечи, кисти рук девушки обуглились до костей. Она извивалась, пытаясь уползти.

Рубить голову он не стал: солнце сделает всё за него. Только вонзил деревянный кол ей в спину и забил поглубже в землю рукоятью меча, чтобы бессмертная не двигалась с места. Пестрое платье вампирки было видно издалека: словно клумба в центре поля. Красивая бабочка, умирающая на булавке…

Теперь Ульрик ловил вампиров за пределами Карды. Сам город принадлежал Ордену. Палач не оспаривал временную власть охотников, но не стремился им помочь. Предводительница-вампир всё ещё вызывала у него сильную ненависть. Он не верил в «хороших» carere morte и гадал: победив Дэви, не воссядет ли Вако на его троне? Если так, придётся ему вмешаться!

Он знал, что Дэви пустил туман чар над всем городом. Жители встречали столичных «чужаков» кулаками, были и случаи убийств. Но охотники каким-то образом сумели пробраться в Корону и закрепиться там. Ульрик злобно усмехался, когда вспоминал, какой дом приютил их. Дом Вако! Ни один охотник не ступил бы по доброй воле в это вампирское гнездо. Видимо, все они под чарами вампирши-хозяйки!

Упорный слух о то, что на стороне охотников — Избранная, он игнорировал. Ульрик предполагал, что это возможно, он помнил, что с последнего Бала Карды таинственным образом исчезла леди Габриель Риват, но предпочитал об этом не думать. Избранная! — при этом слове ему рисовался другой образ: прекрасная и печальная Лита, и он не хотел менять его ни на какой другой.

Потом настала пора дождей, наступление охотников откладывалось, и вампиры пользовались моментом, чтобы сбежать. Под властью Владыки осталось немного carere morte, но почти все — старейшие, сильнейшие. Те, которые не хотели, чтобы их уютный старый мир был разрушен.

А ростки разрушения были… Прибышие из Доны на помощь отрядам Миры люди развернули в Карде революционную агитацию. Сначала они не приживались — их поднимали на смех, чужды были подобные мысли степенным кардинцам. Но постепенно, играя на контрасте с понятиями зачарованной части города, «Гроздья Рябины» начали добиваться успеха. Ульрик предполагал, когда Дэви будет повержен, они легко заберут себе прежде зачарованную Владыкой часть города. Туман их чар был не слабее вампирского.

Строение под холмом горело, огонь перекинулся на траву, забираясь всё выше — сегодня Лысый холм воистину станет лысым! Созерцание пламени дарило Палачу покой. Ульрик ждал, когда провалится крыша дома и огненный столб взовьётся к небесам. Он не отступил назад, хотя на том месте, где он стоял, было жарковато. Только когда строение обрушилось, Ульрик ушёл к своему фургону. Где проходил Палач, оставался пепел. Выжженная земля. Словно пустота, поселившаяся в сердце, в мгновения ярости выплёскивалась в мир и пожирала его. Там, где проходил Палач, всё становилось чёрным, пустым отражением его выгоревшей души.

У кромки леса, где стоял его фургон, был какой-то человек. Он благодушно улыбался. Невысокий, плотный, в тёмной одежде. Единственный ярким пятном были его красные перчатки — он стоял, сложив руки на животе.

— Вы едете в Карду? — спросил человек. — Я тороплюсь к Калькарам, могу хорошо заплатить.

Ульрик недоверчиво оглядел его. Назвав известную вампирскую фамилию, он надеется на снисхождение Палача? Мужчина не прятался от солнца, как Высшие, и не испытывал затаённую боль от его лучей, как Низшие. Может быть, это смертный пособник вампиров?

Впрочем, это мог быть простой смертный. Ульрику пришло неожиданное воспоминание: укоряющее лицо Дамиана, и он, вовсе не собиравшийся возвращаться в Карду, машинально согласился:

— Я могу выступить добровольным извозчиком и бесплатно. Я как раз спешу на запад Короны.

Попутчик прятал глаза, и это немало раздражало Палача. Ничто он не ненавидел так, как тайны, пусть самые малые. Но мужчина отворачивался или опускал взгляд, когда Ульрик пытался посмотреть ему в глаза. Что он не желает показывать?

— Могу ли я спросить… — получив утвердительный кивок, Ульрик продолжил. — У вас дело к Калькарам?

— Да, — странный голос: звучный и в то же время с лёгкой хрипотцой, каким-то шелестом, будто от сухих листьев. Ульрик почему-то подумал: его попутчик гораздо старше, чем кажется. Ещё он вспомнил, что слышал этот голос прежде. На Балу Карды.

— Позвольте полюбопытствовать, к смертным или к бессмертным?

Мужчина усмехнулся шутке, но глаз опять не показал.

— В доме Калькаров сейчас заправляет бессмертный, — предупредил Ульрик.

— Я всегда нахожу того, кто мне нужен, — загадочно уверил попутчик.

Его руки покойно лежали на коленях. Ульрику неприятно бросалось в глаза красное пятно перчаток. Он силился вспомнить этого человека на Балу, свой разговор с ним, но в памяти только алело точно такое же кровавое пятно одеяния случайного собеседника. Этот странный мужчина, несомненно, любит красный!

Они проезжали мимо догорающего строения у подножия Лысого холма. Любопытный попутчик повернул голову налево, а, так как сел он справа от Ульрика, бывший охотник наконец-то смог увидеть его глаза. Но увидел мало: пламя отражалось в глазах мужчины, казалось, всю радужку со зрачком поглотили отблески огня.

— Я люблю огонь, как и вы, — объяснил попутчик.

Ульрик понемногу приходил в себя. Он уже понимал, что эта случайная — или давно запланированная незнакомцем?! — встреча стала для него шоком, и он на некоторое время утратил способность рассуждать. Он не спросил ни имени человека, ни цели его визита к Калькарам. Это было так необычно для всегда проницательного Палача!

Ещё вспомнил: ведь этот попутчик видел его с окровавленным мечом в руке, видел его арбалет, и даже не спросил, на кого охотник здесь охотится! Бойню у горящего здания ему помешал рассмотреть холм, но…

— Мне тоже случалось убивать вампиров, — немедленно поведал мужчина, будто прочитав его мысли.

— Охотник?

Он усмехнулся:

— Такой же, как и вы!

Несколько минут прошли в молчании. Они объехали Лысый холм. Широкая дорога впереди вела в Карду. Мужчина опять опустил глаза и, казалось, задремал.

— Мы прежде не могли встречаться? — спросил тогда Ульрик, решив зайти с другого края. Мужчина не поднял головы.

— Да, мы встречались на Девятнадцатом Балу Карды, — глухой, постаревший на столетия голос.

— Я силюсь припомнить…

— Не помните? Я тогда хотел вас убить.

— Шутите?

Ульрик нахмурился. Серьёзный тон мужчины свидетельствовал о том, что странный попутчик не шутит. Но как он мог забыть попытку убийства, угрозу собственной жизни? Впрочем, Бал Карды всегда являлся ему наборов разрозненных картинок, и за жуткой душевной болью, которые они несли, он почти не различал лиц и не слышал разговоров.

После нескольких минут напряжённых раздумий, кое-что ему удалось вспомнить. Взгляд! Чёрные-чёрные глаза, полные какой-то голодной ненавистью. Он был пронзён ими — двумя копьями, стоял мгновение, не в силах пошевелиться, а потом… Его спасли! Подбежала малышка-Лита и за руку увела прочь. Это было до объявления о её Избранности, до посвящения, даже до беседы с Лирой Диос…

— Я вспомнил. Вы не назвались ни тогда, ни сейчас, — несколько чопорно сказал Ульрик. — Кто вы? Ваше имя?

— Фонс, — прошелестел попутчик. — Но важно не то, кто я, важно то, кто вы…

— За что вы хотели меня убить? — Ульрик держал левую руку у перевязи с кинжалом, наготове, но руки попутчика всё так же спокойно лежали на коленях. В ответ на злой вопрос мужчина улыбнулся:

— Лучше спросите, почему не убил. Потому что понял: мы с вами очень похожи, Ульрик. Нас обоих ведёт ненависть. Месть. Боль. И у меня, и у вас украли самое дорогое: смысл существования.

— Смысл…

— Вы чувствуете себя живым, Ульрик?

Палач ухмыльнулся.

— Да, и меня, и вас лишили самой жизни. Осталась оболочка, полная ненавистью ко всему живущему… Смеющему веселиться, когда вы среди них ходите бесплотным призраком! Мы похожи, Ульрик, и мы друг другу поможем.

— За возвращением этого долга — долга мести вы торопитесь к Калькарам?

— Да! — он сказал это с таким нехорошим энтузиазмом, что у бывшего охотника ёкнуло сердце. Хищник, зверь… Кто он? Ульрик чувствовал: сидящий рядом с ним прячется под маской чар, но иногда истинная сущность всё-таки поднимается к поверхности. Это происходит в мгновения ярости, в мгновения боли…

Ульрик был абсолютно нечувствителен к вампирским чарам от рождения. Он не знал странного ощущения: «Тебя зачаровывают»… до этого момента. Странный попутчик, несомненно, обладал классическим умением carere morte и то, что сам Палач вдруг оказался под властью чужих чар, неприятно укололо бывшего охотника. Неужели защита, которую он считал нерушимой, всё-таки дала трещину? Наверное, утреннее убийство несчастной вампирки пробило брешь в ней…

Он думал достать кинжал, пригвоздить странного человека к стенке фургона, но не успел довести до конца даже намерение — его рука была остановлена попутчикам, едва коснулась рукояти кинжала.

— Не надо, — мягко, но убедительно сказал мужчина. — Нельзя убить лишённого жизни! — Он захохотал и вдруг взметнулся с сидения, взмахнул руками. Его окутала знакомая всем, встречавшимся с carere morte, крылатая тень, только не чёрная, а прозрачная, как воздух солнечного утра, и пронизанная золотыми лучами. И вампир исчез, надев этот плащ-невидимку. Стал призраком.

Фургон тряхнуло, заскрипели, разгибаясь, рессоры — повозка полегчала на одного пассажира. Невидимый вампир удалялся, и Ульрик закричал от бессильной злости. Лишь один раз золотыми всполохами мелькнула крылатая тень — далеко впереди, на западной границе Сальтуса.

Ульрик ожесточённо хлестнул лошадь. В погоню!

Он не задумывался, что за странный carere morte, путешествующий светлым днём, сумел пройти сильнейшую защиту охотника, зачаровать неподвластного чарам, наконец, распахнуть прозрачные крылья. Он не гадал, кто это был. Он не предполагал, кто может скрываться под именем «Фонс». Да пусть хоть сам Владыка: он сумел посмеяться над Палачом и должен быть убит! Он вновь отдался своей ненависти, мести, вновь стал стрелой, выпущенной из тугого лука в известного врага. Призрак гнался за призраком.

Ульрик пытался хотя бы взглядом поймать странную прозрачную тварь впереди. Уверенный, что вампир следует в дом Калькаров, он искал призрака в правой стороне небосвода, под которой расположилась Корона. И два раза Ульрику показалось, что он увидел крылья странного carere morte, позлащённые лучами солнца. Они сверкали тонкими спицами и пропадали.

Быстро проносились пустые улицы западного района… Люди поумнее давно покинули Карду, а наивные и подвластные чужим чарам остались и сражались на одной из двух сторон за власть над цитаделью вампиров. Опустевший Сальтус свидетельствовал сейчас о том, что сражения переместились на север — северо-восток — ближе к «Тени Стража». Но Ульрик едва обратил внимание на это. Его волновала только призрачная цель впереди.

Он благоразумно встал за квартал до дома Калькаров, спрятал фургон за разросшимся садом у какого-то богатого, но оставленного хозяевами дома. В сумерках Палач пешком, налегке, с одним мечом пошёл в старинное логово вампиров.

Дом Калькаров не пустовал и хорошо охранялся. Ульрик отметил три круга кукол. Все они принадлежали одному кукловоду, и взгляд марионеток показался бывшему охотнику странно знакомым.

«Опять какой-то образ с Бала. И опять — не прочитать точно. Что за наваждение!»

Кукловод был или молод, или очень голоден, или же он просто устал. Его внимание было рассеяно, охотник легко прошёл все три круга защиты. Впрочем, ему показалось, одна кукла заметила его, но, скользнув рассеянным взглядом по мечу, пропустила. Подойдя к подъездной аллее, Ульрик понял, почему: двор дома был полон людей, и многие здесь были с оружием, как у него. Его даже посетила мысль: уж не отряду ли Миры принадлежит теперь старинное вампирское гнездо? Но тут же Ульрик вспомнил, что на стороне Дэви также много смертных, а, поскольку сражаются они против кукол Миры, то вооружены как охотники. Дом мог принадлежать и сторонникам Миры, и сторонникам Дэви. Это нужно ещё проверить!

Ульрик вертел головой, смотрел то в стремительно темнеющее небо, то на аллеи с людьми. Он искал знакомую прозрачную крылатую тень, ждал, когда она на мгновение исказит небо над крышей дома… но странный carere morte не являлся.

Мимо прошла пара: юноша и девушка. У обоих была амуниция охотников, но парень заметил: «Как ни ночь, так ты расцветаешь, Марсия!», и его темноволосая спутница заливисто засмеялась, показав длинные острые клыки.

«Вампирша! Значит, всё-таки это логово Дэви…»

Охотник хотел было отступить, вернуться за первый круг обороны, пока чужака не заметили, но из дома вывели человека, девушку, и он вздрогнул и замер на месте, как пригвождённый в области сердца. Девушка была высока, простое платье подчёркивало стройную фигуру. У неё была бледная кожа и зелёные глаза ведьмы. Знакомые глаза!

Это была Лира Диос. Не призрак, не дух, не сон. Его проклятие во плоти. Живая, здоровая, втайне снова смеющаяся над ним — ему казалось, он видит в уголках её губ эту притаившуюся презрительную улыбку.

Он не вскрикнул, лишь сжал кулаки до боли, удивляясь, как вмятины его пальцев не остаются на железной рукояти меча. Незнакомый мужчина провёл Лиру недалеко от него. Девушка шла, опустив голову. Её завели в пристройку, откуда был ход в подвал дома. Палач заметил: руки Лиры были связаны за спиной.

Забыв о скрытности, он рванулся вперёд, едва не выскочил из тёмного сада на освещённую аллею, но вовремя опомнился. Лира Диос скрылась в недрах старинного поместья, а вокруг становилось уже опасно людно. Carere morte-призрак так и не появился. Пора уходить!

Ульрик возвратился к своему фургону и, недолго поразмыслив, направил лошадь к холмам Сальтуса. Он вновь выехал за город и здесь на заброшенном поле разжёг костёр.

Он вглядывался в пламя, несмотря на боль в глазах. Рыжее-рыжее, как волосы той, что должна быть мертва, но жива. Жива, и вновь мучает его! Воспоминание о её холодных зелёных глазах вновь швыряет его в бездну! И он, призрак, дух ненависти, вспоминает, что жив. Вспоминает, что ему больно. Вспоминает… и возвращается к себе прежнему: глупому щенку, поддавшемуся обольстительнице, а та, его проклятие, опять смеётся над ним! Она, его проклятие, жива! Жива… Но как?

«Она нарушила приказ Владыки на Балу, впала в немилость и теперь пленница вампиров, их живой донор», — эта мысль пришла в голову, едва он увидел связанные руки Лиры. Тогда… его безумный бросок за ней был желанием… освободить?

Ульрик помотал головой и усмехнулся: «Может, и неживая. Может, это лишь кукла Лиры Диос?»

Этот вопрос молил об ответе. И Ульрик постановил: вернуться в дом перед рассветом и проверить. О, пусть это окажется кукла! Тогда он легко снесёт ей голову, избавит частицу её душонки, томящуюся в теле, от страданий, и себе вернёт покой. Но если не кукла? Если она живая?

Палач чувствовал глухие, болезненные удары своего сердца. Увы, даже его, призрака, тревожит это волшебное слово: жизнь!

Что он сделает, когда вновь увидит Лиру Диос, и она окажется не куклой — живой? Убьёт? Уведёт с собой? — на эти вопросы он не узнает ответа, пока не увидит её, свою любовь, своё проклятие…

Ульрик достал меч и начал его точить. Монотонная работа успокаивала. Он представлял, как через несколько часов снесёт этим мечом головы carere morte и их пособников, затаившихся в доме Калькаров, — и успокаивался. Его уже не занимали болезненные думы о Лире, он вновь стал духом ненависти, духом мести.

Палач не испугался, когда призрак Лиры Диос встал перед ним в пламени костра. Он обрадовался — но не встрече, а тому, что его сердце больше не вопит от боли. Сердце Палача было холодно и мертво.

Лира была не такая, какой Ульрик увидел её у дома Калькаров. Она была видением далекого Бала — в костюме шута и с улыбкой убийцы.

— Я не виновата! — снова молила она, простирая к нему руки. — Я была не в себе. Под чарами. Ты ведь знаешь, что такое чары?!

— Уйди, — кратко сказал Палач.

«Длинное, ровное движение точильного камня по режущей кромке оружия… Нет, не думай, Ульрик, не запоминай её мольбы, Ульрик, она лжёт, лжёт, лгала всегда и всегда будет лгать, не поддавайся!»

— Я не лгала тебе, Ульрик.

— Уходи!

— Прошу тебя, прости меня!

«Новое длинное, ровное движение, скользящий долгий звук… Не слушай её, Ульрик, она не раскаивается, это всё притворство, посмотри: вечная презрительная улыбка таится в уголках её губ, не слушай её, не прощай её!» — Проси прощения у Господа!

Нет, ей не удалось пробудить в нём жалость. Проснулась злость, и призрак исчез, печально и беззвучно. Ульрик больше не подкидывал дрова в костёр, и скоро он прогорел. Тогда Палач поднялся и направился к своему фургону.

В небе, посветлевшем перед рассветом, то тут, то там проносились быстрые крылатые тени. Их движения были нервными, но точными. Карда была тиха неестественно, тиха, как руины старого города за Пустошью, словно сама стала такими же руинами. Охотники и вампиры готовились к последней, решающей битве. В этот полдень солнце осветит новый мир, без вампиров Дэви, сияющей короной оно увенчает головы победителей. Палач же был готов продолжить свою тихую, жестокую охоту. Ульрик надел защищающий от пуль корсет, запасся стрелами и кинжалами, заткнул за пояс два револьвера. Привычная маска на лицо и плащ с большим оплечьем. Скоро он отправился к дому Калькаров.

Глава 20 Боги Саrere morte

Внезапная тишина, наступившая вслед за отходом армии, оглушила дом Вако. Непросто было поверить в долгожданное избавление от орды смертных, врагов carere morte! Дом так и стоял притихший, с запертыми дверями, затворёнными окнами, по-прежнему заключённый в кокон Покрова, боясь поверить в свою свободу. И, когда старая хозяйка прошла в холл, он потянулся к ней, холодной, привычной, любимой вампирше. Блеснуло зеркало в холле: воспрянувший дом открыл свой единственный глаз — хитрый и мудрый.

Мира прошла в свою комнату. Вампирша несла по виду тяжёлую сумку. Она поставила её на столик, и бутыли стабилизированной крови в сумке звякнули. Мира методично выставила все ёмкости с кровью на столик, машинально проверила свой серебряный ошейник и, поддавшись вспышке злости, швырнула пустую сумку в угол.

«Мне наплевать, что ты обо мне думаешь!» — громко заявила она какому-то призраку в темноте.

Не дождавшись ответа, Мира легла на кровать, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Финальная часть кардинской кампании началась.

Миг — и она отпустила реальность, в которой пластом лежала на кровати в старом доме Вако. Расколовшаяся на три десятка осколков, она летела по трём десяткам направлений. Хозяйка-паучиха притаилась в центре своей паутины, и, касаясь тонкими чувствительными лапками всех её волосков, мириадами глазок-бусинок следила за всем огромным пространством сети.

…Несколько её кукол сопровождали отряд Николаса, шедший берегом Стигия к месту выхода подземной речки на поверхность. Эти земли были территорией вампиров Дэви, и отряд встретил яростное сопротивление нескольких старейших и их кукол. Охотники лишились двоих, но продолжали наступать. Дэви стягивал силы в пещеру, чтобы дать окончательный бой наглым смертным у входа, но, едва отряд встал у начала надземной части речушки, Мира скомандовала:

— Развернуть Покров!

Николас произнёс краткую ритуальную формулу, призрачный прежде купол уцепился за древние камни предгорья и мгновенно стал непреодолимой преградой для вампиров. Один старейший и несколько чужих кукол оказались под ним в момент наложения и рухнули на землю без сознания. Орды, подоспевшие на помощь из пещер, огромными бабочками бились в купол, но пересечь незримую границу не могли. Охотники обезглавили бесчувственных carere morte и приступили к своему делу. Николас заложил под сводами пещеры динамит. Скоро раздался взрыв. Своды пещеры, и без того подточенные водой, рухнули, погребя в себе Стигий. Русло надземной речки быстро мелело. Вода заполняла пещеры.

Мира удовлетворённо улыбнулась и, не открывая глаз, потянулась за первой бутылью…

…Пока Николас разворачивал Покров над Стигием, небольшой отряд её кукол шёл по подземному ходу Либитины. Это был чудесный тоннель, указанный на карте Северной Кукловодши, но неизвестный хозяину «Тени Стража». Он выводил в пещеру немного дальше замка Дэви, к началу Стигия.

Куклы несли коробки с составом, который нужно было добавить в воду, чтобы та стала ядом для вампиров. Когда прогремел взрыв на предгорье, они как раз подходили к истоку. Впереди открылся узкий выход в пещеру. Пролезть здесь мог бы только ребёнок или очень худой человек, но Мира, уже зная об этом, собрала отряд из самых худосочных и молодых своих рабов, и они прошли легко, больше проблем возникло с коробками состава. Потолок всё снижался, скоро куклы могли передвигаться только ползком.

Лаз открылся в пещере у истока Стигия. Огонь факела впервые за столетия осветил каменные стены. Пещера смутно напоминала пещеру Источника в Доне: такой же поток воды пробивал скалу примерно на высоте человеческого роста, вода проделала глубокую чашу в камне пола, а дальше текла влево, к «Тени Стража».

— Габриель, попробуй посмотреть, близ истока Стигия нет кукол Владыки? — спросила Мира Избранную, оставшуюся в доме Калькаров.

— Сейчас попробую, — отозвалась та. В последнюю неделю Избранная растеряла все свои силы, пытаясь удержать Дар, стремящийся покинуть случайную хозяйку. Габриель уже не была поглощена чудесной и ужасной игрой со многими фигурами, разворачивающейся перед мысленным взором Миры. Избранная страдала от своей бесполезности и, понимая её состояние, вампирша иногда давала ей небольшие задания, не требующие много сил.

С губ Избранной не сходила улыбка, хотя на висках выступали капельки пота:

— Близ истока Стигия только твои куклы, Мира.

— Хорошо.

— Я предупрежу, как только что-то изменится.

— Не надо! Не трать силы на слежение, я справлюсь.

Самую большую коробку куклы установили на выступе стены, над потоком. По ходу пещеры они закрепили коробки поменьше, с прорезями в стенках. Последнюю, справившись у Габриель, нет ли поблизости чужих кукол, марионетки Миры установили в пределах замка.

Тем временем другие её куклы и охотники, спешно заделывали все ходы из «Тени Стража», откуда вода могла просочиться. Благо, самые мало-мальские щели были указаны на карте Либитины. Открытыми остались лишь три хода, принадлежащие Дэви и хорошо охраняющиеся, но река найдёт путь к ним нескоро, может быть, вообще не найдёт…

Вода прибывала, Стигий начал выходить из берегов. Скоро вода коснётся коробок с составом, и смесь ядов поступит в речку.

Две куклы Миры покинули пещеру, остались три. Ушедшие закрыли лаз Либитины большим камнем. У себя в спальне хозяйка вздрогнула, в деталях вообразив судьбу трёх пленниц пещеры, но, подбадривая себя, улыбнулась и потянулась за второй бутылью…

Пока куклы Миры пробирались к истоку Стигия, двое подчиненных вампиров подошли к одному из основных подземных выходов. Их остановила стража — марионетки главного кукловода Дэви, Оскара Мерго.

— Элиас, Марта? Не ожидал. Вас поймали Покровом в доме Вако, не так ли?

Самый важный момент! Мира отчаянно приказала взбесившемуся сердцу успокоиться. Она отправила Элиасу повеление, подчинённый покорно произнёс:

— Охотники обездвижили нас и отвезли к своим вампирам. Это Вако и ещё один, молодой дикарь. Они хотели воспользоваться чужими куклами. Они не разобрались, кто кукла, кто свободный. Вне Покрова мы быстро заживили повреждения и удрали.

— А их опыт с чужими куклами получился?

— У дикаря да, а Вако уже слишком слаба, она пользуется только своими старыми. На новых, тем более, на чужих, у неё не хватает сил.

Кукла Мерго кивнула, суждение Оскара совпадало с его собственным:

— Несмотря на помощь Избранной, несмотря на сети Покрова, армия Миры разобьётся о стены «Тени Стража»!

Уверенность хозяина всех слуг замка Владыки покоробила Миру.

— Сражение будет тяжёлым, — осмелилась заметить она устами Марты. Кукла Оскара развернулась к подчинённой:

— Поражена мощью охотников, малышка-Марта? Скоро ты узришь, каков бывает наш Владыка в гневе!

«Фанатик», — печально подумала Мира, когда Элиас и Марта шли подземным коридором к «Тени Стража». Об Оскаре Мерго она не знала ничего: на полтораста лет службы кукловод никому не открыл своё лицо. Его личина была скрыта, как и личина Либитины.

«До поры до времени! — сердце опять забилось сильно, в предчувствии скорой битвы. — Личина Либитины уже открыта Орденом, а я выцарапаю Оскара из его подземного убежища!»

— Давид, я иду в «Тень Стража». Оскар пропустил моих подчинённых, сообщила она Гесси, возглавлявшему основную армию. Охотник кивнул:

— Я выведу армию в бой перед рассветом. Постарайся быть готовой.

— Я всё помню.

В доме Вако вампирша засмеялась и опустошила третью бутыль…

Элиас и Марта вышли во внутренний двор «Тени Стража». Оба подчинённых вели себя отлично: настоящие безвольные марионетки. И Мира едва сдерживала себя, чтобы эти её отражения не озирались: замок Владыки вампиров кукловодша не видела много лет.

Привыкшая к быстрым изменениям Доны, столицы, где каждое десятилетие вырастали новые районы, а старые перестраивались, она была ошеломлена. Мира совсем забыла статичный мир бессмертных! В замке Дэви всё было по-прежнему. Две массивные башни подпирали главное здание — огромный куб. Из левой, разрушенной, время не вынуло ни одного кирпичика. Тот же, что и двадцать лет назад флаг развевался на башне, по двору сновали знакомые куклы Мерго в знакомых серых ливреях. Новшеством были только смертные прислужники: зачарованных здесь, как и под стенами замка, было немало. Вампирша тряхнула головой и сосредоточилась на основных оборонительных сооружениях «Тени Стража».

Главные двери, укреплённые железной решёткой, охраняло два десятка кукол. Ещё десяток — на башне, над дверями. Все четыре сторожевые башни также хорошо охранялись. Небо над замком то и дело прорезали крылатые тени.

— Чьи вы? — пока Мира осматривалась, к ней подошёл какой-то свободный бессмертный. — Нет, не куклы… Кто вы?

Мира торопливо представилась, и обнаружила удивительную вещь: Элиас, первый из подчинённых, помогал ей! Кажется, вампир решил переметнуться на сторону охотников. Девушка, Марта, напротив, заупрямилась, хозяйка опять была вынуждена жестко хлестнуть её.

Удовлетворившись ответами подчинённых, бессмертный сообщил:

— Элиас, твой пост на восточной сторожевой башне, Марта, идём со мной.

— Что такое, господин? — пискнула Мира за девушку.

— Дэви уже неделю ждёт твоего сообщения! Забыла?

Мира порадовалась, что лицо подчинённой никак не отразило растерянность хозяйки. Дэви! Ей предстоит встреча с самим Владыкой! Его пронзительный взгляд наверняка проникнет до самого дна, до двойной сути Марты!

Вампирша содрогнулась в своей постели… Марта же выдавила улыбку и торопливо закивала.

События начали разворачиваться с пугающей быстротой. Сопровождаемая бессмертным, подчинённая поднималась на верхний этаж главного здания — в Зеркальную галерею, где Марту ждал Дэви. Мира старалась больше смотреть по сторонам её глазами: что скрывают древние стены «Тени Стража»? Велико ли войско Владыки? Но увидеть удалось немного: те же зачарованные смертные и куклы старейших. Если у Дэви и были сюрпризы, то он хорошо их скрывал. В это же время Элиас в третий раз пересказывал лживую историю побега. Доверившись подчинённому, Мира даже разрешила ему самому прихвастнуть перед собратьями. В это же время тревожные вести поступили из дома Калькаров — зачарованный Дэви смертные попытались прорваться за периметр, и куклы Миры встали у них на пути, рядом с охотниками. В это же время Дэвид Гесси сообщил нечто куда более страшное:

— Мира, Покров совсем ослабел. У нас уже три прорыва купола.

— Что?!

— Покров должен быть закреплён над определённым зданием. Его нельзя часто переносить с места на место. Карл первым стал использовать Покров, как оружие нападения, а не обороны, вопреки его назначению, ты продолжила. Я понимаю, экстраординарные проблемы требовали экстраординарных решений, я вижу: окончательная победа над Бездной близка. Но, похоже, к ней мы придём без Покрова! Конечно, я попробую его восстановить…

— Как?

— Установить купола над зданиями, издавна связанными с Орденом, и заново провести полный ритуал наложения Защиты. Но и в этом случае, полагаю, Покров будет восстанавливаться несколько лет… О! — он прервался, — ещё один прорыв купола!

— Теперь и я чувствую, Гесси. Зачарованные сильно досаждают?

— Нет, их не видно, не слышно. Только летают разведчики-вампиры. На предгорьях Дэви ждёт первого хода от нас.

А перед Мартой уже распахивались двери Зеркальной галереи! Бессмертный, что вёл вампиршу, ретировался. Мира глубоко выдохнула и вдохнула. Она чувствовала себя, как перед прыжком в пропасть.

Вот она, страшная Зеркальная галерея! Место пыток для carere morte, ненавидящих свой истинный облик. Знакомая высокая фигура чернела в дальнем конце галереи: Владыка вампиров. Дэви стоял, странно вытянув руки вперёд, его пальцы быстро, осторожно двигались, будто он ощупывал что-то в воздухе перед ним или играл на невидимом рояле. Голова вампира была склонена на грудь, длинные тёмные волосы закрыли лицо. Дэви был в просторной одежде давно ушедшей, родной ему эпохи. Мира внезапно почувствовала странное волнение при виде его. Щёки горят, заходится сердце, глаза жадно пожирают фигуру господина. Единственное доступное наслаждение — любоваться издалека… Что за чушь?!

Прошло не меньше минуты, прежде чем вампирша поняла, что её захватил поток чувств подчинённой. Вон оно что… Марта влюблена в Дэви! Надо признать, девчонка хорошо это скрывала до сего момента! Что же сейчас делать хозяйке?

Услышав шаги вампирши, Владыка обернулся. Его руки вздрогнули и опустились. Марта, совсем потерявшая страх перед хозяйкой, затрепетав, кинулась к нему и немедленно была остановлена выступившими из тени куклами. Владыка не позволял никому приблизиться слишком близко. В преддверии краха вампиров, Дэви везде мерещились предатели.

«В этот раз он не знает, насколько он прав!» — усмехнулась Мира. Потихоньку она возвращала бразды правления в свои руки. Заставила сердце подчинённой успокоиться, по вискам ударила волной боли: «Слушайся!». Марта вцепилась глазами в фигуру Господина и не отпускала. Внутренняя борьба, наверняка, отражалась на лице вампирши, но Дэви не сумел прочитать её причину.

— Говори, — тихо потребовал он, — Всё, что удалось узнать о Вако и её людях.

Поток мыслей и образов Марты опять подхватил и понёс Миру… Она отступила, позволив говорить молодой вампирше. Марта воспрянула:

— Господин! Нас захватили Покровом на первом этаже дома. Ларец был у молодого охотника, Гесси, кажется… Там, с Вако, ещё тот, который считался погибшим… Винсент… Владыка, меня…

Марте не удалось обмануть хозяйку. Усыпив бдительность Миры, она хотела быстро предостеречь Дэви о присутствии в их беседе третьей, но кукловодша опять больно ударила её. Марта оборвала фразу и поглядела на Дэви с отчаянием.

Владыка неверно истолковал её взгляд: Дэви был слишком поглощён войной вовне, чтобы замечать войну внутри своих подданных.

— Что ты стоишь истуканом?! — прикрикнул он. — Нечего больше сказать?! Как вы сбежали, говори!

Мира совсем выключила Марту волной боли — как задула свечу, спокойно сказала:

— Молодой дикарь, спутник Миры привёз нас на Пустошь, чтобы испытать. Он не знал, что не все там куклы.

Она выдержала пристальный взгляд зрячего глаза Дэви. Когда они последний раз беседовали здесь, в Зеркальной галерее? Давно… Груз все прошедших лет и бед навалился на Миру. Там, в далёком доме Вако, по холодной щеке вампирши медленно скатилась слеза. Когда-то Мира бездумно клялась служить этому господину, клялась оставить всё, горячо любимое, ради неизвестных целей Владыки. Как странно и страшно вспоминать это! Она ли то была? Какая-то совсем чужая, непонятная carere morte, безликая фигурка…

Ей пришлось вздрогнуть, когда ближайшее зеркало Зеркальной галереи вдруг отразило тот давно потерянный образ: златовласую красавицу с пустыми глазами…

— Господин, Элиас хотел сбежать из Карды, а я сразу же отправилась к вам, и его привела, — машинально похвасталась Мира за Марту. Взгляд Дэви всё не теплел: в вампире зарождалось подозрение. Ах, наверное, она недостаточно экзальтированно себя ведёт!

— Я хочу служить вам, Господин! — подчинённая сверкнула глазами, но Дэви в эхе этих слов, кажется, померещилась другая.

«Я полагаю, что способна на большее, чем прозябание дикарей. Я хочу служить вам», — шептала златовласая девушка из отражения…

У себя в спальне Мира потянулась за четвёртой бутылью, но остановилась. В Зеркальной галерее Дэви внезапно утратил интерес к гостье, отвернулся от Марты. Он опять глядел на далёкую Карду.

— Наступление начнётся сегодня, — ясно сказал он. — Сегодня… сейчас!

— Господин…

— Ты — убирайся вон, — жёстко. Мира внутренне усмехнулась и мысленно подмигнула Марте.

— Я умру за вас, Господин, — с пафосом и почти нескрываемым сарказмом. Дэви оскалился её отражению:

— Умирай, как тебе угодно, Марта!

Дэви отвернулся, снова принялся искать что-то в воздухе галереи. Он закрыл глаза, а его пальцы задвигались ещё быстрее…

— Что вы ищете, Господин? — не удержалась вампирша.

— Брысь отсюда, — равнодушно, не поворачивая головы, бросил тот, и на мгновение Миру захлестнула волна злости. Это была не злость оскорблённой подчинённой — своя, собственная. Владыка вампиров, такой самоуверенный и такой уязвимый, стоял в двух шагах от неё. Сейчас вампирше казалось, она и без оружия убила бы его. Перегрызла шею, вырвала сердце… Она представила, как купает руки в его крови, уже дёрнулась вперёд и вновь была остановлена куклами.

«Сейчас тебя остановят, Мира. Потом… Не губи подчинённую так глупо!»

Она приказала подчинённой ретироваться. Марта покорилась, теперь легко. После обидных реплик Дэви она, кажется, разочаровалась в своём «Господине» и больше не упрямилась. Она вышла в Разрушенную башню и взлетела на стену. Отсюда был видно далеко. На горизонте мерцали огоньки костров — там стояла армия Миры. Там и Винсент, и Давид, и второй вампир-хозяин в их армии — Арно… Мира вздохнула, успокаиваясь: после беседы с Владыкой кружилась голова и дрожали колени.

Дэви недаром отпустил подозрительную вампиршу так легко. До Владыки начали доходить тревожные вести. Во внутреннем дворе замка начиналась паника. Прогремело известие о взрыве на предгорье, уровень воды в подземной речке поднимался. Мира обратилась к отряду Николаса, остававшемуся на предгорье:

— Что у вас?

— Вампиры пытаются разбирать завал в пещере, Покров им пока мешает.

— «Пока»?

— Покров значительно ослаб, вы не чувствуете?

Мира нахмурилась. Да, тревожные признаки ослабления Защиты были!

— Как там Марсия? — сменил тему Ник.

— Она в доме Калькаров. Было нападение, но его успешно отразили, всё хорошо.

Кукла Миры у истока Стигия отвинтила маленькую крышку на коробке с составом. Крышка закрывала прорезь в днище коробки. Тонкой струйкой ядовитый состав начал сыпаться в воду речки. Осталось проверить степень разведения. Ниже по течению кукла опустила в воду палец, и тот мгновенно истаял, крупицы пепла унесла река.

— Я добавила состав в воду. Всё работает отлично, — сообщила Мира одновременно Тони и Давиду.

— Рановато. Что ж, скажу Винсенту, чтобы он выводил «Гроздья» в бой, мы начинаем, — отозвался Гесси. — Что с отрядом Феликса?

Мира обратилась к смельчакам, всё-таки задумавшим забраться на Стража, чтобы обстреливать замок Владыки сверху. Там был Феликс, его новоявленная жена, Джезабел, несколько смертных и кукол — её и Арно.

— Они, действительно, отыскали тайную горную тропу carere morte! Пока идут спокойно, две мои марионетки их сопровождают.

Марта только щурилась на далёкие огоньки костров, а Мира уже, глазами других своих кукол, осматривала лагерь вблизи. Точнее, лагеря было два: «Гроздья» встали отдельно от охотников.

Винсент собирал большой арбалет для ловчих сетей. Заметив, как прояснился взгляд ближайшей к нему куклы, он весело подмигнул тётушке.

— Ты пойдёшь с нами, Мира?

— И с вами, и с Давидом, и с Феликсом, и с Габриель. Я вездесуща сегодня.

— Богиня!

Они засмеялись. Удивительно легко, почти как дети. Почти, как раньше.

— Мира! Только ведь ты — не всесильна, — отсмеявшись, серьёзно сказал Винсент. — Вот, посмотри-ка на неё… — он подошёл и повернул голову куклы так, чтобы перед взором Миры появилась Дара Меренс. Охотница упражнялась в фехтовании мечом и кинжалом одновременно.

— Посмотри: её глаза пусты. Ненависть сожрала все искры жизни, она теперь ничего не видит. Ты не должна сегодня быть такой же! Оставайся зрячей, пожалуйста.

Мира вспомнила свою ярость при виде Дэви и усмехнулась:

— Не обещаю! Прибереги риторику для революционных друзей. А за Дарой последи, пожалуйста. Я не хочу её потерять.

— Попроси другого, у меня своя безумная амазонка есть, — он кивнул на Солен.

Мира перевела взгляд от кожаного корсета Дары, прошитого тонкими металлическими пластинами, на одежду Винсента: лёгкую рубашку и брюки, расстёгнутый простой пиджак…

— Где твоя броня, Винсент? Опять смерти ищешь?

Племянник легкомысленно улыбнулся:

— В корсете тяжело дышать, а у меня ещё рёбра не зажили. Кроме того, тётя… Я подумал, может быть, тревога за другого вернёт вам разум?

— Немедленно надень броню!

— Какие ясные глаза! Я доволен, — беззаботно отметил он и, взвалив на плечо большой арбалет, двинулся к «Гроздьям». — Встретимся за стенами «Тени Стража», Мира.

У себя в спальне Мира раздражённо потянулась за четвёртой бутылью и разом ополовинила её…

— …Габриель?

— Да, Мира?

Ночь в доме Калькаров снова была тиха: нападение успешно отразили. Вампирша и Избранная тихо переговаривались через куклу Миры.

— Спи… Я только хотела сказать: мне нравится твой настрой.

— Вы имеете в виду то, что я, и утрачивая Дар, не поддаюсь унынию? — Габриель помолчала. — Наверное, это потому, что я никогда не чувствовала себя «Избранной».

— Как же мне тебя звать?

— Я учёная и Дар — один из моих экспериментов, — тише, она добавила, — неудачных… Но я ещё найду, чем себя занять.

— Ты не жалеешь, что приняла Дар от Литы?

— Жалею… Постоянно! Но это мой путь, и пройти его надо до конца. Ведь этот Дар нужен миру, правда?

Вампирша улыбнулась:

— Правда.

Она пользовалась краткой минуткой передышки, чтобы полюбоваться ночным небом. У восточного горизонта оно светлело: новый день наступал.

— Габриель, мы начали на предгорье. Владыка вампиров в панике. Попробуй посмотреть, Дэви идёт кто-то на подмогу со стороны?

— Сейчас. Нет, нет… — немного неуверенно.

— Никого?

Долгое молчание. Краткий ответ: — Никого.

— Хорошо, спи.

— Как там Ник? — интересовалась Марсия.

— Как и ты: использует служебную линию связи в личных целях. С ним всё хорошо, не тревожься.

На предгорье отряды «Гроздьев» столкнулись с зачарованными Дэви. Началась битва. То тут, то там сновали куклы старейших, но куклы Миры и Арно задерживали их в воздухе, а наученные охотниками смертные сбивали их на землю серебряными стрелами и здесь обезглавливали. Мельком Мира увидела Винсента. Ловкий, смелый до безрассудности и чертовски везучий, он вёл головной отряд и, сражаясь с вампирами, ухитрялся не выходить из образа «революционера». Сейчас он что-то кричал своим людям… Солен была рядом с ним. Величественная герцогиня казалась богиней. Богиня войны в кроваво-красном наряде, видном издалека. Пару раз она спасала безрассудного спутника от верной смерти, и мысленно Мира от души поблагодарила её.

От «Гроздьев» она переместилась к отрядам Давида — здесь было меньше людей с рябиновыми брошами и больше охотников. Заметив внимательный взгляд кукловодши, Давид крикнул:

— Покрова больше нет, Мира!

— Я поняла это пять минут назад. Он, он…

— Распался. Остатки унёс ветер. Покрова больше нет! — повторил охотник. Мира вздохнула:

— И Избранная нам уже не помощница!

— Мы или победим этим утром, или нам придётся бесславно оставить Карду, — заметил безжалостный Гесси. Глаза вампирши сверкнули:

— Так в бой же!

Рассвет близился. Белая призрачная полоса света на восточном горизонте стала оранжевой. Густо-синее прежде небо поблёкло почти до голубого. Вампирша любовалась этой картиной с фаталистическим странным чувством: над миром вставала её сияющая смерть.

Следил за поднимающимся солнце и Дэви. Марта, пробегая коридором «Тени Стража», заметила его высокую фигуру на прежнем месте — в Зеркальной галерее. Владыка, также как и его противница, встречал последний день своей вечности…

Марта теперь хорошо подчинялась хозяйке, конечно, не помогала, как Элиас, но больше не упрямилась и не стремилась помешать. Повинуясь кукловодше, Марта обошла почти весь замок, разведала все немногие тайны Дэви: и подготовленный для бегства тайный ход, и два отряда отлично обученных смертных телохранителей, защищающие старейших и Владыку. Ей удалось разузнать и о некоторых новых ловушках здания, не отмеченных на карте Либитины. Элиас тем временем ухитрился побывать на всех сторожевых башнях и узнать, кто там командует. Наибольшее же раздражение и хозяйки, и подчинённого вызывал один свободный вампир, раздававший команды во внутреннем дворе замка.

«Убить его — и вся система обороны развалится», — ожесточённо думала Мира, пальцы кукловодши сжимали край простыни на кровати, будто рукоять меча. «Я сам это сделаю», — неожиданно сообщил подчинённый: У Элиаса были личные счёты с умным вампиром.

Мира довольно засмеялась и допила четвёртую бутыль…

Сейчас она была так уверена в недалёкой победе, что готова была крикнуть это на весь мир. Дэви сдастся… Дэви уже почти сдался! Она забыла об оранжевой полосе, расползающейся по небосводу, забыла о голодной пустоте, рвущей все больше истаивающее тело изнутри. Она победит! А всё вокруг только вторило самоуверенной вампирше. Слух ласкали крики зачарованных, умирающих на предгорье под ударами её армии, взгляд — суматоха в замке Владыки вампиров.

Вода в подземелье поднялась до середины стен, проникла в тайные хранилища кукловодов, добралась и до убежища хозяина всех слуг «Тени Стража». Мира ждала этого момента. Три её куклы, надев крылатые обличья, давно ползали под потолком пещеры, во все глаза смотрели по сторонам, ожидая, когда куклы Оскара вынесут своего хозяина из тайного убежища, о котором полтораста лет было известно одному Дэви. Наконец, они появились: трое вампиров тащили одного — маленького, обнажённого. Вампиры передвигались также, как куклы Миры, — цепляясь за потолок, перехватывая и передавая друг другу куколку-хозяина. Словно три гигантских паука тащили хрупкую безвольную жертву… Мира ожидала, что Оскар Мерго окажется чудовищем, вроде Либитины, и теперь была неприятно поражена: этот хозяин был похож на неё саму: истощённый, рано постаревший от боли своих кукол, высушенный проклятием. Лучина, готовая вспыхнуть в любой момент.

Пять кукол в серых ливреях прикрывали отход сильнейшего кукловода Дэви. Они и заметили первыми марионеток Миры и, обратившись, взлетели к ним. Короткая, но яростная драка под потолком пещеры… Одна кукла Миры полетела в воду. Коснувшись Стигия, она исчезла, мгновенно растворившись — хозяйка даже не почувствовала боли.

— Тони, концентрация раствора даже чрезмерна! — поделилась её кукла с охотником, ведущим свой отряд на помощь Гесси, завязшему в битве.

— Отлично! Значит, у нас больше времени, чем я предполагал!

Оставшиеся куклы набросились на Оскара в пещерах под «Тенью Стража». Скоро и вторая кукла Миры была повержена, правда, вместе с ней в воду обрушились и две куклы Оскара. На помощь хозяйке спешила Марта. В руках подчинённой был охотничий арбалет. Один точный выстрел — и кукла, нёсшая Оскара, лишилась крылатого обличья и упала в реку. Хозяина успела подхватить другая, но последняя кукла Миры кинулась на неё и выдернула из крылатого обличья. Крылатая тень растаяла в её руках. Хозяин вместе со своей куклой рухнули в реку. Оскар коротко вскрикнул, падая. Одно слово-сожаление: «Владыка!» О, фанатик! Увидев близко его лицо, Мира поняла: этот вампир был обращён ещё ребёнком, хоть сейчас выглядел, как маленький старичок. Хозяина погубила не вода Стигия — он рассыпался пылью, не долетев до неё. Оскара Мерго погубил страх! То, что пророчили Мире: проклятие восстало и пожрало иссохшее тело. Без ритуала, без солнца, без ядовитой воды. Вампирше показалось, по замку пронёсся вопль ужаса — вампиры лишились четверти своей армии кукол.

«Я не хочу умирать!» — вдруг сильная мысль Марты. Молодая вампирша застыла на последнем сухом уступе пещеры, вокруг мерно катились чёрные ядовитые воды Стигия. А в подземелье спускались куклы других хозяев, услышавшие крик о помощи Оскара. Их было в десять раз больше, чем стрел в колчане вампирши. До встречи с ними оставались мгновения.

«Прости», — созналась Мира.

«Теперь бросите меня?!» — полный горечи мысленный вопрос. Сначала Владыка, потом новая хозяйка отрекаются от своего верного слуги!

«Не могу. Но если бы и могла — не бросила», — Мира поймала себя на том, что по-прежнему передаёт свои слова как приказы, и резко изменила тон:

— Спасибо тебе. Закрой глаза, — по-матерински мягко. — Пропусти весь страх через себя сейчас! Так… хорошо. Страха больше нет. Теперь поверь мне: это не больно.

Она приказала телу подчинённой сделать один шаг вперёд — шаг с края уступа…

Несмотря на яростное сопротивление зачарованных: кровь и многочисленные жертвы, казалось, только раззадоривали их, армия охотников подбиралась к стенам «Тени Стража». Владыка, наконец, покинул Зеркальную галерею и вышел во внутренний двор замка. Там до сих пор командовал тот умный вампир. Элиас пытался убить его, но был остановлен стражей кукол, незаметной и вездесущей. Теперь подчиненного Миры отвели к восточной башне для допроса. Допрос вёл Адам Митто.

— Элиас, не скажу, что твой порыв был неожиданным, — Адам прищурился. — Вот только сейчас совсем не время для личной мести. Кто тебя надоумил? Мира? Ты переметнулся к Вако?

Элиас не нашёлся, что ответить, Мира тоже. Взгляд безоружного подчинённого бегал по амуниции Митто, и хозяйка думала: украсть бы кинжальчик и…

— Да она сама здесь! — засмеялась Хелена, не отходившая от друга, и ойкнула, заговорила тише: — Ты посмотри в его глаза… Ух! Сверкают! Как у Вако на том давнем допросе, помнишь?

— Вако? Ты? — шёпотом переспросил Адам и, окончательно уверившись, кивнул: — Она! Устроила «обмен кровью», да, Мира?

Элиас продолжал гордо молчать и сверкать глазами. Не потому, что хозяйка решила оставить его без помощи: странные события разворачивались в далёком особняке Калькаров, и Мира оттягивала всё больше своего внимания туда. Смертные, бывшие в том доме, казалось, попали под чары, хотя это было невозможно: у каждого на груди висел кулончик с кровью Избранной. И, тем не менее, ситуация накалялась. Зачарованные готовились напасть на хозяев дома — охотников. На Избранную!

Адам спрашивал что-то, Мира не слышала. Смертные решились напасть! Закипела битва. В доме Калькаров было всего пять марионеток Миры, против — несколько десятков вооружённых людей. Бой был неравным.

— Вако! Слушай меня! — уже в самое ухо шептал Адам. — Мы с Хеленой тебе поможем, но ты взамен… — он прервался: Дэви проходил близко. — Взамен устроишь нам встречу с Избранной, а потом отпустишь. Избранная не пострадает, гарантирую.

— Что, разуверился в победе Владыки?

— Ещё в Академии! Слушай… Хочешь убить Меллиса? — он кивнул на несостоявшуюся жертву Элиаса. — Хорошо, убьём Меллиса! Если повезёт, ещё кого-нибудь из военачальников! Ещё — я знаю, как открыть ворота, как тебе такое, м-м? Взамен — встреча с Избранной. И свободный выход из «Тени Стража» для меня и Хелены.

— Договорились, — выдавила Мира. Мысленно она была в доме Калькаров. Там зачарованные убивали её людей, одна за другой исчезали картинки от кукол. Хозяйка слепла. Последнее, что она увидела перед окончательной темнотой — огромную вспышку пламени.

Небо над замком светлело, из-за стен доносился шум сражения, а какая-то прозрачная тень исказила поблёкшие звёзды вверху и скоро ступила во внутренний двор замка. Некто скинул плащ-невидимку и выпрямился. Это был Макта, Первый вампир!

— Сдавайся, Дэви, ты проиграл, — звучный голос Старейшего достиг каждого уголка замка.

— Ещё нет, — Владыка вышел из толпы, испуганно льнущей к стенам. Дэви был спокоен и ничуть не испуган, но Мире показалось — это равнодушие отчаяния.

— Ты растратил все силы, — констатировал Первый.

— Я едва зачерпнул из этого бездонного колодца! — засмеялся Владыка и резко оборвал смех, обратился к подданным: — Что вы застыли?! На посты!

Сумбурные приготовления к битве вновь закипели, бессмертные же продолжили вежливую, поистине светскую беседу.

— Конец вечности carere morte близок. Я только что приблизил его ещё на одного владельца Дара, и новый Избранный верно послужит мне, — сказал Макта.

— Конец вечности carere morte не настанет, пока есть я! — самонадеянно заявил Дэви. — Уйди, Фонс…

Макта зашипел от злости: так ему не нравилось это прозвище в устах Дэви. Потом подбоченился и рассмеялся:

— Мой Глашатай ещё не был у тебя, Дэви? Лира Диос не поведала тебе загадку происхождения carere morte?

Он ударил этим Владыку — и ударил больно, зрачки Дэви расширились. Но он твёрдо, уверенно сказал:

— Это неважно. Кто бог carere morte, тот и пишет историю. Если тебе нравится выставлять себя жертвой неудачного научного эксперимента, а не божественной дланью Бездны — на то твоя воля. Я же — Бог.

Макта продолжал смеяться, и тогда Дэви резко выбросил руки вперёд. Знакомо задвигались его пальцы, и сейчас Дэви удалось вытащить из небытия нечто невидимое, неведомое. От его рук по воздуху пошла волна — едва заметно искажение, точно взмах невидимой косы. И Старейший изменился в лице, отшатнулся.

— Оставь это, Дэви. Ты быстро истощишь себя!

Владыка не слушал. Взмах рук — ещё один взмах невидимой косы, больше и резче первого… Тень потянулась из углов двора, повинуясь движению Макты, но Дэви пресёк это третьим взмахом. На губах Владыки заиграла недоверчивая улыбка, но — да! — он победил. Макта ретировался. По двору замка пронёсся радостный вопль подданных Дэви. Сейчас они впервые поверили в возможность победы.

Триумфальный вопль бессмертных достиг ушей Миры, но она лишь отметила его, без какой-либо эмоциональной оценки. Также равнодушно — и это было равнодушие отчаяния, она смотрела, как её людей на предгорье начала выкашивать невидимая «коса» Владыки. Оставив кукол, вложив все силы в рывок своего израненного, исхудавшего тела, вампирша летела к горящему дому Калькаров. Там мгновение назад погас свет Дара.

Глава 21 Граница миров

Лира без страха смотрела в лицо напротив, отделённое прутьями решётки. Она боялась этой встречи, но, когда встреча всё же состоялась, поняла: прошло слишком много лет. Слишком многое изменилось. У нынешней Лиры не было ничего общего с той милой девушкой-охотницей, последней Диос. Только имя… Призраки прошлого той Лиры не могли ранить эту.

Адора Рете, кажется, была только довольна смелостью пленницы. Старая герцогиня подошла к клетке и улыбнулась, когда увидела, что Лира встаёт навстречу без тени страха на лице.

— Ты хорошо держишься, — заметила крёстная.

Адора сильно постарела. Некрасивые складки кожи изуродовали некогда приятный, мягкий овал её лица. Глава ввалились, но смотрели по-прежнему ясно.

— Жаль, я не могу понять: равнодушие позволяет тебе гордо держать голову, или храбрость всех Диосов. Тебе интересно твоя дальнейшая судьба, Лира?

— Если я верно помню законы Ордена, меня отправят отрабатывать чужой грех.

Адора грустно усмехнулась:

— В твоём случае, собственный.

Лира нервно сглотнула:

— Литу Фабер называют первой жертвой Палача.

— Только на страницах газет. Сведущим людям давно ясно: это убийство отличалось по характеру раны от последующих, — это сказал другой, но тоже знакомый голос. К клетке Лиры подошла Габриель, и от её взгляда предательница, неожиданно для себя, струхнула. Она не могла видеть пронзительные глаза Избранной на чужом лице.

Но Габриель пожалела её, отступила в сторону. Адора же подошла ближе, к самым прутьям клетки.

— Ты чего-нибудь хочешь, Лира?

«Умереть», — мысленно поговорила та. Вслух сказала:

— Мои записи. Они остались в моей комнате, наверху…

— Ты жила у Калькара? — Адора осеклась и гневно поджала губы, решив дальше не расспрашивать. Лира оскалилась:

— Жила. А до этого — у Владыки. Я много лет провела в «Тени Стража». В основном, в спальне Дэви!

Крёстная отвесила бы ей оплеуху, если б не прутья клетки. Лицо Адоры побелело, но она спокойно сказала:

— Значит, всё-таки, равнодушие, не храбрость.

Пришёл черёд Лиры стушеваться. Девушка хрипло заметила:

— Я помню свою вину, если вы об этом. И своё старое предательство — помню.

— Лира, я пришла не ругать тебя! — Адора смилостивилась, снова приблизилась, взялась за железные прутья. — Ты сумела исцелиться, значит, несмотря на все слухи, на всё, что о тебе доходило… несмотря на всю грязь, твоя душа не потеряна! Ты исцелилась от проклятия, исцелилась и от раны — исцелилась для новой жизни, где тебе дан шанс искупить вину.

Лира вздрогнула от этого «искупить», громом прозвучавшего среди трёх «исцелений».

— Я… наверное, я ещё не хочу об этом говорить.

— Ты не спрашиваешь о бабушке, так я скажу. Ты переживала, что она забыла тебя. Она помнила тебя до самой смерти. И каждый день молилась за тебя…Лира?

Девушка отступила от решётки вглубь клетки, села на матрас, выданный ей в качестве постели.

— Можно мне мои записи? — хрустальным голосом потребовала она.

Адора ушла, более не вырвав у пленницы ни слова. Записи скоро принесли, но в руке Лире не дали. Габриель придвинула стул и села недалеко, тетрадь Лиры с переписанными ритуалами Атера лежала на коленях Избранной.

— То, что тут написано, — Габриель хмурилась. — Это правда?

— Всё правда.

Избранная вскочила со стула, в волнении закружилась по маленькому подвальному помещению, где хозяин зверей прежде держал клетки с жертвами.

— Carere morte можно получить с помощью науки! Я так и знала! — взвизгнула Габриель, на мгновение остановившись, и продолжила кружение по комнате. Кажется, она была абсолютно счастлива.

— Что-о? Зачем?

— Ты не понимаешь. Я вот уже полгода иду, как в тумане, смотрю то одну область науки, то другую, но нигде нет ответа на вопрос: что же такое carere morte…

— Все ответы даны в сказках Карды.

— Смеёшься? — Избранная приблизилась. Лира теперь не отвернулась от её глаз: сейчас в них не было ничего от Литы. — В сказках! — не шути так. Ты переписывала этот рабочий дневник алхимика, значит, ты верила в его постулаты, разве не так?

— Верила. Но моя вера не мешает мне верить и сказкам, — Лира протянула руку к девушке. — Дай мне мою тетрадь.

Габриель машинально подала ей тетрадь, но тут же вырвала, прижала к себе.

— Позже, ладно? Я должна показать это Эрику и Тони, когда они вернутся от «Тени Стража»!

Лира развела руками: как она, пленница, могла бы воспрепятствовать? Скоро Избранная ушла. Забрав тетрадь. Больше до вечера к Лире никто не приходил.

Лира провела этот день, расхаживая по клетке из угла в угол. Иногда она замирала, прислушивалась: сегодня последние остатки армии Вако отбывали на север, и девушке слышались голоса, звук шагов, бряцание оружия. Вечером всё стихло. Заходящее солнце через маленькое подвальное окно глядело в темницу бывшей охотницы. Его лучи лизали каменные ступени, ведущие к приотворенной двери. Красные солнечные блики постепенно спускались всё ниже и тухли. Последний коснулся бока большой жестяной ёмкости с горючей жидкостью — несколько бидонов с керосином поселились тут ещё прежде Лиры. Потом ушло и солнце. Лира так и собиралась ложиться спать — голодной, но вверху послышались шаги, и она подняла голову. К пленнице спускалась незнакомая девушка, темноволосая и очень миловидная.

— Мне приказано сопроводить тебя к ужину, — несколько официально, но весело объявила она.

Лира прищурилась. Она была голодна и поэтому зла более обычного:

— А я думала, диких зверей положено кормить в клетках.

— Не обижайся. Сегодня был суматошный день, но, едва он кончился, первое, о чём мы вспомнили — о нашей затворнице, — она отомкнула дверь клетки. — Да… Меня зовут Марсия.

— Лира. Я…

Девушка улыбнулась, показав острые клыки carere morte:

— Я знать не знаю, кто ты. И не хочу знать. Пойдём.

Ей наконец-то было позволено умыться и привести себя в порядок. Потом девушки поднялись в столовую. Здесь были одни женщины. Знакомые — Адора и Избранная. Тоненькая рыжеволосая девушка прислуживала им за столом, но она была не служанка — охотница, как и все, просто подошла её очередь дежурства по кухне.

Поздний ужин — уже било полночь — прошёл тихо. Голодная Лира старалась не жадничать и, когда за ней не следили, зыркала по сторонам любопытными глазами. Они ужинали не в большой столовой Калькаров, это была маленькая комната, для трапез слуг огромного дома. Дом, хоть армия и ушла севернее, был не пуст. Здесь были ещё люди, много людей, может, какие-то отряды в запасе. Лира частенько видела мелькающие в дальнем конце коридора фигуры.

— Здесь есть ещё охотники? — со старательной небрежностью спросила она, не выдержав.

— Не охотники, но наши люди. В случае бегства вампиров из «Тени Стража» мы должны будем перекрыть carere morte западный путь, — простодушно объяснила Адора.

Ужин затянулся до двух часов ночи. После, Лира ожидала, её сразу же уведут обратно в клетку, но дамы оставались за столом. Они мирно беседовали, казалось, совсем не замечая Лиру, и девушка начинала чувствовать раздражение. Для чего это игра? Честное презрение к предательнице Диос было б намного лучше этого нарочитого добродушия!

Габриель взахлёб пересказывала прочитанное в тетради Лиры. Адора слушала её, вежливо склонив голову. Лира ждала, когда же герцогиня возразит: ей, воспитанной на старых сказках Карды, тяжело принять несказочную правду, но Адора молчала. Скоро Лира поняла: мыслями герцогиня находится далеко.

Рыжеволосая девушка не вмешивалась, по-прежнему вела себя тихо, за всё время ужина Лира не дождалась от неё ни слова. Зато заспорила Марсия, бывшая вампирша:

— Мне кажется, эти записи надо уничтожить, а не рассказывать о них направо-налево.

Габриель сделала вид, что не услышала это замечание:

— Фактически, эти записи — готовый рецепт создания carere morte! Причём, как я понимаю, характеристики созданий можно варьировать…

Лира кашлянула: Избранная затронула совсем уже нежелательную тему. Дети Бездны — этой волшебной темы никто не вправе касаться! О, по чьей злой воле Дар достался учёной даме, холодному анатому и убийце сказки?

— Передо мною разворачиваются такие дали… Мне кажется, я уже вижу волшебное будущее нашего мира, — продолжила Избранная. Её глаза блестели от восторга, как у Литы после первого исцеления: та же наивность и доброта.

— Если бы ты хоть раз в жизни столкнулась с Бездной, то поняла бы: с ней нельзя шутить, — снова начала Марсия. Габриель нахмурилась:

— Не думаешь ли ты, что Избранной о Бездне известно меньше, чем лишённым смерти? — она рассмеялась. — Я считаю, счастье, что Дар достался мне, избавленной от ваших предрассудков. Молодые учёные способны явить его суть миру куда эффективней, чем кучка старых сказочников!

Покоробленная бывшая вампирша заметила:

— Если смотреть всё время только в микроскоп, как делаете вы с Эриком… О, да — вы разглядите внутреннюю структуру вплоть до мельчайших деталей, но только общий вид целого так и останется для вас тайной.

Избранная обиженно поджала губы.

— Все считают своим долгом напомнить мне, что я НЕ ТА Избранная и самозванка. Да, я не та. Сказка не указывала мне путь, пришлось искать его самой. Я делаю всё, что могу.

Спор так и закончился ничем. Осмелевшая Лира попросила отвести её в библиотеку, Марсия, улыбаясь, согласилась. Однако библиотеку бывшая вампирша не покинула, удобно устроилась в кресле напротив Лиры.

— Ты думаешь, я твой надзиратель? — спросила она, прочитав плохо скрытую неприязнь во взгляде бывшей охотницы. — Нет. Точнее, не совсем. Мира хочет, чтобы мы подружились.

— М-м? — недовольно промычала Лира, делая вид, что поглощена книгой, хотя замечание Марсии больно задело её. Подружиться? Вако хочет вернуть Диос в Орден? Может, лучше всем оставить несчастную Диос в покое?!

Она подумала так и вздохнула. Опять всё решают за неё, а она равнодушно соглашается. Равнодушное «да» — вся её жизнь. Как же так? Наверное, ей просто нечего защищать и не за что бороться. Инструмент, идеальный инструмент…

— Чем я могу быть полезна Вако?

— Полезна — не то слово…

— Тогда что Мирой двигало, когда она попросила тебе подружиться со мной? Жалость?

— Ой-ой, не вспыхивай так, тут полный подвал керосина, — Марсия засмеялась. — На самом деле, конечно, не жалость. Просто, такую, как ты, лучше иметь в друзьях, чем во врагах.

— А Адора говорила, мне придётся ответить за убийство.

— Мира её переубедила. Ты, как и она, искупишь свою вину службой Ордену.

Лира оставила расспросы, попыталась углубиться в книгу. Никакого непокорства она не показывала, и скоро Марсия расслабилась, пару раз она даже выходила из библиотеки на полчасика, оставляя пленницу одну. Через три часа Лира раздражённо отложила книгу и подошла к окну. Она всматривалась в своё отражение в оконном стекле, будто ждала, что его губы прошепчут ей ответ.

Итак, вот, что ей предлагают — стать охотником! Вернуться к делу родителей, и родителей её родителей, и родителей родителей её родителей. Опять опутать себя по рукам и ногам старыми, как сама вечность, клятвами. Но разве это плохо? Брошенная Владыкой, оставленная Бездной, она висит сейчас в пустоте, и понемногу растворяется в ней. Новая чужая цель вернёт её в мир, воскресит, придаст сил. Ведь, в конце концов, что такое жизнь Лиры Диос? — Лишь служение чужим целям. И не её дело задумываться, насколько благородны и справедливы эти цели. Её дело — исполнять. Так было всегда.

Лира чувствовала, что в ней вновь копится раздражение. Хотелось выплеснуть его в мир — заорать, ударить кого-то… Какая непонятная волна агрессии! — удивлялась она и снова злилась, прослеживая, как всё чернеют, не по-утреннему чернеют тени в углах библиотеки. Странная злость, недовольство — будто внушённые, будто пришедшие извне. Кто опять туманит разум Лире Диос?

Кто бы это ни был, он окутал дурманом чар весь дом и двор. Из сада, где несли стражу отряды, раздавались раздраженные визгливые голоса — кто-то спорил. Скоро меж деревьев замерцали огоньки факелов. Люди шли к дому.

— Марсия…

Бывшая вампирша уже стояла рядом.

— Кто это? Наши? — она щурилась во тьму. — Неужели, периметр опять прорвали? А куклы Миры молчат. Как странно!

Лира хотела озвучить своё подозрение про чары, но промолчала. Когда подошла Марсия, меж деревьев сада ей привиделась знакомая прозрачная фигура Макты, но Лира побоялась поверить своим глазам. Девушки вместе вышли в холл. Здесь стояли Габриель и та тихая рыжеволосая девушка, Кристина. Главные двери распахнулись, и в дом быстро вошли ещё двое. По пустым глазам, серым лицам Лира поняла — это куклы Вако, охранявшие периметр.

— Наши люди бунтуют. Как у Академии! Я подозреваю чары, — проговорила одна кукла.

— Но как? Ведь… — Кристина сделала движение, будто обвела что-то вокруг шеи.

— Это и странно: кулончики с кровью Избранной должны были защитить их от чужих чар. И в округе я не заметила чужих вампиров.

— Я тоже не заметила чужих, — быстро поговорила Габриель. — Я бы почувствовала чары! — добавила она, будто оправдываясь.

— Где Адора? — спросила кукла.

— Она у себя, в доме Рете.

— Может, это не чары? Просто какая-то ошибка? — неуверенно предположила Кристина.

Лира, не отрываясь, смотрела в сад. Рассвет близился, уже посветлело настолько, что можно было различать оттенки цветов. На ступенях дома развернулась битва. Не все смертные оказались подвержены чарам, с ясным разумом остался один небольшой отряд, и он сейчас сражался с зачарованными, защищая Избранную. А Лира вспомнила о своём странном видении в саду…

— Я знаю, кто создал чары! — крикнула она охотницам. — Макта, Первый вампир! Я его видела здесь! Недавно!

Те переглянулись. На лице куклы была какая-то недоумённая беспомощность:

— Но прежде он поддерживал охотников! — Мира осеклась. Наступающие подходили к дверям. — Уходите! Я задержу их, сколько смогу.

— Куда? — Габриель нервно озиралась.

— Ближайший отряд стоит на границе земель Калькара. К ним! Я предупрежу и пошлю вам навстречу кукол.

Три марионетки Миры оттеснили зачарованных на ступени здания. А Габриель всё раздумывала…

— Нет! — вдруг гневно вскричала она. — Старейший бросил Избранной вызов. Я отвечу!

— Ты упустишь Дар!

Габриель засмеялась:

— Всё равно! Он мне давно не принадлежит!

В коридоре показались факелы — зачарованные зашли в дом чёрным ходом. Лира оцепенело следила за тем, как толпа приближается, всё ещё не веря в реальность близящейся битвы. Водруг молнией поразила догадка: Макта… Макта наверняка пришёл сюда за ней, своей любимой ученицей! Эта толпа зачарованных нужна лишь, чтобы отбить её!

Странно, но девушка вовсе не обрадовалась тому, что не пострадает в грядущей битве. Её сердце заполнила тревога по невинным, наивным девушкам — охотницам, которые вовсе не заслуживали смерти.

— Макта пришёл за мной. Отпустите меня, и я выйду к нему сама, — попросила Лира Марсию, но та не услышала. Внимание девушки было обращено на Кристину, которая вдруг бросила группу, побежала к дверям.

— Это как в Академии! Я знаю, что делать! — она бесстрашно встала на пороге. Две куклы Миры пока прикрывали её от толпы.

— Per signum crucis[3]… — зазвучал её звонкий голос. Эти слова были хорошо знакомы Лире. О, они с детства вбиты в голову дочери охотников!

Ещё одна кукла, обезглавленная, упала на ступени. Кристина упрямо продолжала читать молитву. Не как монахиня, рыжеволосая девушка вкладывала в старинные слова яростный жар, она была похожа на ведьму, заклинающую стихии. Она даже сделала два шага вперёд — от двери к безумной толпе. Впрочем, уже не безумной. Заклинание действовало, и, может быть, постаралась Избранная. Толпа схлынула со ступеней. Стали различимы лица наступающих — не общая маска ненависти.

В этот момент к дому быстро прошёл человек. Он ловко пробрался сквозь толпу и решительно шагнул на ступени. Это был не Макта. Лира узнала плащ с широким оплечьем и платок на лице… и задрожала. В правой руке Палача был взведённый арбалет. Марсия, ещё не поняв, что пришедший — не друг охотников, бросилась к нему. Лира — за ней, на пороге схватила за руку.

— Марсия, стой! Он…

Она не успела договорить. Ульрик оттолкнул Кристину с дороги и выстрелил. Стрела попала бывшей вампирше в горло. Марсия всхлипнула — удивлённо — и упала на ступени, потянув Лиру за собой.

— Ульрик! — с отчаянием крикнула Лира. — Остановись!

Палач обезглавил куклу Миры и прошёл в дом. Лира хотела броситься за ним, но её руку сжимала Марсия. Девушка ещё держалась, но каждый вздох мог быть последним. Алая кровь стекала на мраморные ступени, и Лире пришла непрошенная мысль: которую смерть невинной жертвы она видит вот так, близко? Третью?

— Не… честно, — выдохнула Марсия и снова: — Н… — она запнулась и больше ничего не говорила, только тяжело, со всхлипами дышала, потом затихла. Кровь застывала на трёх ступенях внизу — красная дорожка.

Лира с трудом высвободила руку. Тут подоспела Кристина.

— Мертва! — с каким-то детским ужасом сказала она. — Как страшно! Они с Ником недавно поженились… — она закрыла рот рукой и замолчала. Палач показался в дверях. Кристина отшатнулась, Лира, наоборот, шагнула к нему, ничуть не боясь вновь взведённого арбалета в его руке.

— Ульрик, — тихо, увещевающе начала она. — Ты убиваешь не тех. Это не вампиры. Очнись! Это люди Вако! Здесь Избранная!

Последнее слово потонуло в грохоте взрыва. Яркая вспышка пламени из распахнутой двери дома полоснула по глазам, волна жара ударила в лицо. Лира не успела и вздохнуть, а Палач уже, цепко и сильно ухватив за руку, тащил её вниз по ступеням. Девушка подчинилась. В голове гудело, она почти ослепла, оглохла, перестала осознавать происходящее. Он тащил её на смерть, быть может… Всё равно!

Лира очнулась под сенью деревьев в саду. Здание пылало — оттуда донеслось ещё два взрыва, после которых провалилась крыша. «Кто-то поджёг ёмкости с горючей жидкостью в подвале…» — равнодушно подумала Лира. Кто-то? От рук Ульрика пахло керосином.

— Что ты наделал! — взвыла она.

Палач не слышал. Его лицо было по-прежнему закрыто платком, только глаза блестели. Как он смотрел на неё! Лира содрогнулась внутренне, но постаралась сохранить внешнее спокойствие.

— Это не вампирский дом, больше не вампирский дом, понимаешь? — сказала она, глядя в эти страшные глаза убийцы. И ей показалось, теперь в них мелькнула искра понимания.

— Ульрик, — тихо и мягко зашептала Лира. Она поняла: он не собирался её убивать! — Нам нужно уходить отсюда, слышишь? Как только Вако узнает… Что я говорю! Она уже знает! Здесь сейчас будут её люди. Пойдём…

Во взгляде Ульрика мелькнула ясность, но Лира не успела обрадоваться. Он оттолкнул её. Лира упала, опять испугавшись безумия Палача, отползла в сторону. Ульрик сорвал платок. Лицо было перекошено злостью:

— Не приближайся ко мне! — заорал он.

«Боже, он безумен, совершенно безумен!»

Люди разбегались от горящего дома. Кто-то безуспешно пытался организовать толпу… Кристина? А ночь совсем побледнела, чуя скорый приход солнца: над восточным горизонтом разливался его золотисто-оранжевый свет. Ветер гнал прочь немногочисленные ночные облака, расчищая путь светилу, и из этих облаков к земле вдруг ринулась тень. Стремительная и очень чёрная. Обычный цвет вампирского чудовищного обличия обрёл странную резкость в свете солнечных лучей: на эту черноту было больно смотреть глазам, как на очень яркий свет.

Тварь ступила на землю и скинула крылатое обличье. Фантастическая чернота беззвёздной безлунной ночи крыльев вампирши ушла, осталось блёклое пятно простого мышино-серого платья да тусклое золото волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам. Это была Мира Вако.

Она едва кинула взгляд на дом, на Марсию, так и лежавшую на ступенях. Сразу рванулась к Ульрику.

— Ты! Чудовище! — она почти простонала это, задыхаясь. — Почему я не убила тебя раньше?!

Лицо Ульрика изменилось, будто он надел другую маску: испуганный, растерянный молодой охотник.

— Я… я… — он запинался.

— Посмотри туда! — она встряхнула его, заставив посмотреть на дом, на темноволосую девушку, лежавшую на ступенях. — Марсия! Она пришла ко мне этой зимой. Дикарка, вампирка, как я. Но! Она! Не убила! Ни одного человека в своей жизни! Ни одного! А ты… — Она снова встряхнула его. — И Дар потерян теперь! Потерян из-за тебя, понимаешь? Избранная осталась там, в доме! Я видела, как погас её свет…

Теперь он, кажется, всё понял. Упал на колени, зажав уши руками… но он не мог не слышать размеренный треск пламени. Из горла Палача вырвался хриплый звериный вой.

Мира замахнулась рукой, сжатой в кулак — будто с невидимым кинжалом, но не ударила. Лире показалось, перед лицом вампирши заплясала знакомая бабочка. Её зелёные крылышки переливались золотистыми искорками — крохотными отражениями поднимающегося солнца. И Мира тоже видела её — она отмахнулась. Бабочка вспорхнула выше и растворилась в солнечных лучах, нашедших дорогу через сад.

Солнце встало. И весь мир вдруг изменился. Вроде бы он уже был цветным, многокрасочным, светлым, летним. Давно поблёкли, пропали звёзды, ничто не напоминало о недавно ушедшей ночи. Но всё-таки до восхода мир был лишь тенью себя, словно потускневшая от времени картина или плохо раскрашенная фотография. Сейчас же солнце касалось каждой мельчайшей пылинки, и она начинала светиться, по-новому освещая и мир вокруг. В воздухе разливалось волшебство рассвета. Солнце поглощало мир. Нет… сам мир стремился стать солнцем.

Мира, как и Лира, проводила бабочку взглядом и замерла — чётко очерченная золотистым сиянием чёрная статуя. Ей можно было сделать шаг в сторону, в спасительную тень, но она осталась на месте. Забыв об Ульрике, вампирша повернулась лицом к солнцу, несмело вытянула руку перед собой, словно пыталась схватить золотые нити, протянутые к ней.

Лира поднялась. На дорожке сада, где она стояла, лежала резко обозначившаяся с рассветом тень. Это был возвращённый кусочек ночного мира. А дальше, всего в шаге, проходила граница миров, ночного и дневного. За ней сияло солнце — сияло и с неба, и из каждой капельки росы на траве, оно играло с пылинками, кружащимися с воздухе, смеялось, глядя на мир сквозь прозрачную листву деревьев. Один только шаг. К солнцу… и к нему — тёмному хмурому молодому человеку, от взгляда которого так сразу бешено заходится в стуке её прежде ледяное, неподвижное сердце.

Не раздумывая, Лира сделала этот шаг — и ночь, и граница двух миров осталась позади. Она была на светлой, солнечной стороне и, пожалуй, впервые в жизни, она понимала, для кого её жизнь.

Лира бросилась к Ульрику, обняла — он не препятствовал. Солнце сорвало с него последнюю маску, и сейчас Лира узнала своего возлюбленного, романтичного юношу, полного благородных идей и устремлений. В свете солнца костюм Палача казался нелепым, маскарадным, кровь на мече — бутафорской. Этот страшный образ не был — всё ещё не был! — сутью любимого человека.

Лира повернулась к Мире, она готова была, если понадобится, встать между ней и любимым. Но Мира не угрожала им. Она вовсе не видела воссоединившуюся пару. Солнечные лучи запутались в её волосах, встали сияющим, но не слепящим ореолом вокруг фигуры.

— Ульрик, уйдём, пожалуйста…

Охотник дрогнул, впервые в новой жизни отозвался на её голос:

— Да… — он говорил как во сне. Тогда Лира, легко улыбнувшись, взяла его за руку и повела прочь. Она была странно уверена, что их никто не остановит.

Подоспели люди из отрядов вампирши. Кристина подскочила к Мире первой, хотела набросить вампирше какую-то накидку на голову, плечи, но старая герцогиня Рете удержала её.

— Не надо, — тихо сказала она.

— Солнце её убьёт!

Адора улыбнулась:

— Оно её исцелит, — уверенно молвила она.

Глава 22 Битва в галерее

Мира летела к дому Калькаров, гонимая болью и страхом — последними сильным чувствами, пришедшими к ней от Избранной. Сразу после огонёк Дара погас, но вампирша не хотела верить в произошедшее. Она хотела увидеть всё своими глазами. Невозможно, чтобы её главная надежда рухнула вот так: разбилась в пыль, мельче, чем пыль! Испарилась…

По-прежнему крепко хозяйка держала все нити, ведущие к «Тени Стража». И там дела тоже были плохи. Стройная композиция, какой Мире представлялась битва за замок, распалась на разрозненные детали, теперь никто не мог предсказать её окончание.

Дэви удалось воспринять и перенаправить огромную силу, невиданную доселе. Бездна открылась ему с другой стороны, и его мощи теперь не мог противостоять никто. Невидимая коса чистила предгорье от людей, срезая без разбора жизни нападавших и защитников стен, и скоро в обоих войсках началась паника. Люди бежали от замка, штурмовавшие и защитники — в одной толпе, обезумевшей от страха. Правда, нескольким отрядам охотников удалось подобраться к стенам «Тени Стража». Винсент, Давид, Солен, Тони… — Мира узнала всех и успокоенно вздохнула.

За стенами замка кипела другая битва. Митто, заколебавшийся было при виде новых способностей Владыки, всё же весело махнул рукой и обещал Мире помощь. Он кликнул своих кукол и те разгромили стражу на башнях, Хелена организовала великолепный хаос во внутреннем дворе, в суматохе руководивший обороной замка вампир был кем-то обезглавлен. Мира полагала, это сделал окончательно ушедший из-под контроля хозяйки, но по-прежнему преданный её идеям подчинённый, Элиас.

А Дэви вошёл во вкус. Мира смогла рассмотреть в деталях его сложное, очень быстрое движение. Пальцы вампира трепетали, как при игре на музыкальном инструменте. Он вычленял из мира ведомую только ему часть, придавал ей облик, нужный ему: широкое смертоносное лезвие — и отправлял на головы тех, кто стоял под стенами замка.

К счастью, удары Владыки были неточными. Он поднялся на Разрушенную башню, чтобы видеть местность и редкие теперь горстки людей на ней, но всё равно многие взмахи его косы проходили мимо. Лишившись глаза, Дэви перестал верно оценивать расстояние. К тому же со Стража на замок вдруг полетели зажигательные бомбы — их посылал отряд безрассудно смелых охотников Феликса.

Дэви развернулся и, почти не глядя, послал туда удар. Взмах косы прошёл выше того места, где расположился отряд и обрушил кусок скалы. Огромный камень рухнул на вторую главную башню замка. Долгий тяжкий грохот на пределе слышимости и облако пыли, скрывшее весь внутренний двор — вот были последние образы, пришедшие Мире от «Тени Стража». Вставало солнце.

Солнце! В саду у дома Калькаров вампирша протянула к нему руки. Оно звало её всё время, пока она летела, оно опутывало её по рукам и ногам золотыми нитями. Оно… поймало её своей сияющей сетью!

Она не протестовала. Она не пыталась бежать. Тяга к свету нарастала в ней последние месяцы, в эти страшные пять с половиной месяцев, когда вампирша пробовала себя в качестве хозяйки кукол. Всё дальше она уходила по дороге в пустоту, но чем дальше уходила, тем отчётливее слышала зов солнца. В это утро он достиг пика: уже не крик — сирена большого парохода, грохот бури, заглушающий даже грохот рушащейся башни «Тени Стража».

Неважными стали злость на глупца-Ульрика и боль за новых убитых, не страшна стала даже потеря Дара. Огромный золотой диск показался из-за горизонта. Мира видела это прежде глазами кукол, но, всё-таки, не так. Тогда все другие ощущения перебивала боль одного или нескольких сгорающих отражений. Сейчас боли не было. Вампирша могла смотреть.

Она видела, как мгновенно и волшебно вдруг осветился мир. Солнце коснулось каждой травинки, каждой пылинки, и она вдруг подумала: предрассветный мир был лишь макетом — красивым, красочным, неживым. Только солнце сумело вдохнуть в него жизнь.

А она сама? Кем она, carere morte, обратится в его лучах? Золотые нити коснулись её пальцев, и это прикосновение не отозвалось болью. Внутри нарастала знакомая по старым попыткам исцеления волна жара. Три удара сердца — всего три, она успела сосчитать, — и этот жар распространился по телу. Старое, из смертной жизни воспоминание о лихорадках, терзавших тело, мелькнуло и пропало. Мира ждала чего-то — возможно, вспышки, в которой вампирша сгорит, а, возможно, знакомого погружения в холодную воду — возвращения к проклятию. Но не было не того, ни другого. Жар не уходил, а она всё также стояла, обернувшись к солнцу, смотря ему лицо в лицо, глаза в глаза…

— Мира? — Адора Рете тронула её за плечо. — Девочка, как ты?

Мира вздрогнула. Этот оклик вернул её в реальность. Она, вампирша, стоит под выплывшим из-за горизонта солнцем. Она не рассыпалась прахом, её кожа также бела — как отвратительно эта бледность выглядит под ярким светом дня! — жар разливается по телу, она чувствует эти волны на каждый вдох… Вдох?!

— О, Адора, я…

— Ты исцелилась, Мира.

Мира осела на землю, её подхватили чьи-то руки…

— В тень её, скорее! — слышала она. Сама же тщетно пыталась вновь ухватить нити своих марионеток, сражавшихся у «Тени Стража». Но нитей больше не было. Само знание, умение, как брать их, как смотреть на другой их конец, стёрлось. Мире даже стали смешны её попытки. Нелепо, как желание летать у ящерицы…

«Летать — ещё одна потерянная возможность…»

Она лежала в саду, в густой тени деревьев. Едко пахло гарью, ей случалось ловить этот запах и будучи вампиршей, но сейчас он просто раздирал ноздри. Мир за пределами тени был ослепительно ярким, казалось, художник, нарисовавший его, переусердствовал с чистотой цвета, как бы странно это ни звучало. Невозможно, больно глазам! Голоса людей тоже звучали по-иному. Что это? Словно прежде, в бессмертные годы, вампирше на лицо был наброшен покров, не дающий видеть и слышать мир во всех красках и многоголосии, а всё тело до кончиков пальцев было заключено в кокон, не дающий ощутить ни тепло, ни холод, а только — пустоту собственного тела… Странно! А ведь она помнила, в первые бессмертные месяцы упивалась, как ей казалось, обострившимися чувствами! Выходит, то была ещё одна иллюзия carere morte?

Мира приподнялась и села. Кто-то заботливо помогал, направляя каждое её движение, и гордячка хотела отказаться от этой помощи, неясно, продиктованной жалостью или благоговением, но боялась открыть рот. Смешно, кажется, она забыла, как надо говорить… За вампирские годы она совсем отвыкла, что речь может литься плавно, сама, а глубина вдоха на каждую фразу рассчитывается самим телом!

— Я… — она всё-таки заговорила, и все голоса стихли. — Я сейчас была у «Тени Стража». Наступление под угрозой срыва. Дэви применил оружие, доселе неизвестное. Нашей армии смертных уже нет, осталось несколько отрядов охотников, и пока она ЗА стенами «Тени Стража». К сожалению, мы больше не можем обратиться к Избранной, чтобы узнать, каковы дела в замке… Нет, не так! Очень больно за смерть Габриель, но… — она остановилась, с непривычки тяжело дыша. — Но, я считаю, дело надо довести до конца, несмотря ни на что!

От неё ждали не этих слов, потому последовало секундное молчание. Затем все собравшиеся заговорили разом. Недавнее чудо — исцеление вампирши приняли легко, как всякое настоящее чудо, и даже не говорили о нём. Одни — о доме Калькаров, другие о предгорье… Мира поднялась.

— Нужен экипаж.

— Возьми мой, — Рете прищурилась. — Собралась к «Тени Стража»? Сейчас?

Мира кивнула. Она оглядывала толпу, размышляя кого взять с собой. Из охотников тут были только Кристина и Адора.

— Не имеющим защиты охотников, лучше не рисковать, — промолвила она. — Сейчас едут Кристина и Адора.

Она вышла на садовую дорожку, толпа потянулась за ней. Скоро они подошли к зданию. Пожар почти потушили, тело Марсии оттащили со ступеней вниз. Мира на мгновение остановилась рядом. Присела на корточки и погладила бывшую вампиршу по волосам:

— Прости меня, девочка, — прошептала она. — Прости…

Поднявшись, она встретилась взглядом с Кристиной и тут же отвернулась. Слёзы выступили на глазах, и она не хотела их показывать. Она всегда радовалась, исподтишка наблюдая за Марсией. Мире представлялось, что это она сама, только юная, не узнавшая многих бед и потерь, и оттого весёлая, полная жизни. Иллюзия была тем приятнее, что у Марсии также развернулся роман с охотником. Сегодня же иллюзия рухнула, разбилась на сотню зеркальных осколков, и, надо думать, это не последняя разрушенная иллюзия первого дня новой смертной жизни! Мира последний раз взглянула на дом и быстро пошла к экипажу. Образы Габриель и Марсии, погибших здесь, она пока отправила в дальний уголок сознания.

В закрытом экипаже Мира немного пришла в себя. Яркая картинка дневного мира, в котором бывшая вампирша не могла найти себе места, скрылась. В знакомой темноте было уютно, привычно, новой оказалась только нестихающая лихорадка в крови. Мира сняла перчатку и коснулась лба — и испугалась, и обрадовалась этому забытому в бессмертной жизни жесту. Кожа лба была влажна от пота, но не горяча, видимо, лихорадка — какое-то очередное иллюзорное ощущение…

— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила Адора.

— Н-не знаю. Кристина, ты помнишь, что говорила Марсия об исцелении?

— Она рассказывала про жар, который скоро проходит, про слабость…

— Слабость? У меня слабости нет.

— Это странно. Признаки анемии должны быть, ведь вы же лишались крови при инициации.

Мира покачала головой. Странного вокруг было слишком много! Старый мир, привычный и любимый, знавший её вампиршей, канул в бездну. А наступление меж тем провалено, а «Тень Стража» всё ещё стоит! Теперь Мира не знала, совсем не знала будущего!

— Мира, что ты собираешься делать в «Тени Стража»? Новое наступление? — спросила Адора.

— Даже не знаю, Адора. Я отвыкла смотреть только собственными глазами! Очень плохо, что я не вижу сейчас «Тень Стража».

— Покрова больше нет, девочка. Избранной больше нет.

Мира усмехнулась:

— Это я помню! Мы или завершим штурм замка Дэви, или этим же вечером покинем Карду. Но прежде всего я хочу разведать обстановку на предгорье.

Ожившее сердце больно стучалось о стенки своей клетки-тела, толкая хозяйку вперёд и вперёд…

Люди, бредущие от гор в сторону Карды, начали попадаться сразу за землями Калькаров, и Мира с Кристиной покинули экипаж. «Безрадостно, но небезнадёжно», — вот, что отметила Мира, встретившись с остатками двух армий, прежде воевавших за замок, а сейчас одинаково поражённых страхом. Чары Дэви разрушились или же Владыка сам оставил смертных без внимания, но теперь они были готовы принять новую иллюзию. Вид исцелённой вампирши действовал на кардинцев магически. Мира говорила вроде бы простые слова, наперёд зная, что никаких чар carere morte у неё больше нет, но люди шли за ней! Они вновь крепко сжимали оружие и были полны решимости отвоевать предгорье и зайти за стены «Тени Стража». Хорошо помогла и Кристина: Мира убедилась в правоте давних слов Винсента: «Эта девчушка способна повести за собой толпы». Речь Кристины лилась непрерывным и очень убедительным потоком, и люди возвращалась к рубежу на предгорье. Уже не организованная армия — орда, но Миру это не смущало. Против неизвестной силы Дэви сможет выстоять лишь фанатичная ярость!

На их пути всё чаще начали попадаться тела павших. Большинство — от удара невидимой косы: тело без малейших повреждений, но мёртвое. Кристина широко раскрыла глаза, вцепилась в руку Миры.

— Они все мертвы?! — с ужасом спросила она.

— Да. Бездна срезала их жизни, не повредив тел. Идеальные куклы, — Мира осеклась. Последние слова — слова опытного кукловода, слова, которых более не должно быть…

Солнце всё карабкалось и карабкалось на высшую точку небосвода. Упорно, ровно, страшно — как шла её орда. В шерстяном платье Мире было ужасно жарко, язык прилип к нёбу, губы пересохли. Она переглянулась с Кристиной, и та без слов подала бывшей вампирше свою фляжку.

Глоток воды. Не первый за тридцать шесть лет бессмертных лет — вампирше прежде приходилось, играя на публику, делать один-два глотка напитка или брать несколько ложек кушанья. Но всё это казалось невкусным и чужеродным, названия блюд скоро перестали вызывать в памяти аппетитную картинку из смертной жизни. Тепловатая вода из фляжки Кристины также не показалась Мире вкусной, но впервые за три десятилетия она сумела соотнести этот вкус и слово: «вода».

Показался Страж. Замок у его подножья был скрыт тенью скалы. Что таилось там?

Мира смело шагнула на предгорье, орда следовала за ней. Никто не отступил, все были зачарованы предводительницей. Она знала, они спешат за ней, как птенцы за матерью, и это знание побуждало идти все быстрее и быстрее. Щёки разгорелись, дыхание сбивалось, жар усилился, но Мира не сбавляла шаг.

Невидимые, бесшумные взмахи косы впереди… Лезвие ударилось о камень предгорья и зазвенело: «Ни шагу дальше!» Кристина рядом с Мирой не выдержала, побежала — вперёд, на замок — толпа хлынула за ней.

Коса Дэви начала свою страшную работу, но орду это не остановило. Очень скоро замок вырос в размерах, навис над Мирой — как это они подошли так быстро? Она успела увидеть, что главные ворота отворены, рёшётка косо повисла на одной цепи, оставляя достаточный проход. Охотников под стенами не было… Больше ничего рассмотреть не удалось. Пользуясь тенью, впрочем, уменьшающейся с каждой секундой: солнце поднималось всё выше, из «Тени Стража» вылетели куклы, и пришлось схватиться с ними. Первая крылатая тварь стремительно приближалась к предводительнице, кто-то кинул Мире меч. Она успела отступить в сторону с дороги чудовища и рассекла его тень мечом. Выпавшую из тени куклу подхватила и тут же «съела» толпа.

Мало-помалу они продвигались к воротам. За покосившейся решёткой во внутреннем дворе замка Мира различала сверкание серебра. Там были охотники!

Новая волна кукол… Но стрелы полетели в чёрных тварей теперь не только со стороны толпы. Отряд охотников шёл навстречу, его возглавлял Винсент. Он не заметил тётушку, увлечённый сражением, и Мира не стала окликать его. Она боялась, что, отвлёкшись, он пропустит удар. Танец с мечами ничем нельзя прервать! А Винсент вновь широким взмахом распорол крылатое обличье куклы, крикнул что-то…

«За ворота не ходить?!»

Вопреки запрету, Мира первой бросилась к решётке ворот. Одно смертоносное невидимое лезвие тут же прошло совсем близко — она почувствовала потусторонний холод от него. Второе шло прямо на неё… Отступить Мира не успела. Холод прошил насквозь — и оставил её живой, но несколько людей позади и по сторонам упали на землю и уже не поднялись. Мира не успела удивиться. Решётка ворот была перед ней, и она торопливо прошмыгнула в замок. За ней рванулась Кристина — и едва не была задавлена рухнувшей решёткой ворот. Это куклы старейших разделались с застрявшей цепью и вновь перекрыли проход. Толпа трясла, шатала решётку, но та пока не поддавалась.

Мира заставила себя отвернуться от решётки, посмотреть во внутренний двор. Почти на всём нём лежала гигантская тень замка, и carere morte Владыки скользили в ней, пока не рискуя быть испепелёнными солнцем. У ворот было с десяток мёртвых тел, охотников, к счастью, Мира среди них не опознала. Её отряд был дальше — прошёл к освещённой солнцем стене. Давид, Тони, Солен, Родерик, Дара… Вампиры Дэви не рисковали связываться с ними.

— Мира! Всё-таки ты абсолютно сумасшедшая! — крикнул Тони. Он давно уже не стрелял в carere morte, шныряющих вокруг: берёг стрелы для Владыки. Только провожал крылатых тварей, водя за их перемещениями арбалет.

— Сумасшедшая? — Мира улыбнулась и смело шагнула из тени на свет, к охотникам.

— Ого! Как это?

— Я исцелена.

Теперь и эти смотрели на бывшую вампиршу, как на величайшее чудо, как прежде смотрели, наверное, только на Избранную. Тони удивлённо приоткрыл рот, Родерик усмехался, Дара глядела как всегда спокойно и пронзительно.

— А мы, признаться, испугались, когда твои куклы рухнули наземь мешками, — к ней шёл Давид Гесси. Охотник придерживал раненую левую руку, левая половина его сюртука была вся в крови, но он улыбался. — Тони говорил, что, скорее всего, тебя пленили, а не убили и предлагал нам радоваться этому. А, оказалось, всё и вовсе прекрасно! Какое чудо…

Мира нервно усмехнулась:

— Понимаю, насколько это чудо было не ко времени! Что тут творится? Расскажите!

— Нет, это настоящее чудо, — Давид всё не отводил от неё взгляда. — И неважно, когда, в какой миг оно произошло. Совсем неважно!

— Ты очень красивая, — неизвестно зачем добавил Тони. — И, кажется, я, наконец, понял, как отличать carere morte от смертных! — он засмеялся.

— Когда мы лишились поддержки твоих кукол, Арно прикрывал нас от ударов со стен, сколько мог. Потом он пал, — начал рассказ Родерик. — Адам Митто открыл нам двери замка. Дэви, узрев нас в воротах, разумеется, попытался нас убить своим новым оружием, но, ты могла заметить, на охотников оно не действует.

— А я уже решила, что я какая-то особенная, возможно даже Избранная… Значит, для нас эти «лезвия» безопасны?

Охотники переглянулись. От Миры не укрылся их страх.

— До поры до времени, — мрачно предрёк Тони. — Дэви экспериментирует. Во дворе нас встретил отряд его смертных слуг. Эрик был тяжело ранен. И Давид. Неизвестно, как бы дальше сложилась наша судьба, но Владыка случайно сам же погубил своих защитников, — Мира невольно обернулась на тела, лежавшие у ворот. — Это было мгновение полной, абсолютной темноты. Когда свет вновь вспыхнул, смертные были мертвы, но из охотников только двое остались на ногах: Дара и Николас. Им пришлось принять боя с ордой кукол, пока очнулись остальные.

— Абсолютная темнота? Винсент рассказывал о таком.

— Он очнулся последним. Сказал, его спасло только воспоминание о предыдущем столкновении с этой способностью Владыки. Но сейчас, сказал Винсент, это было иное, гораздо более сильное воздействие. И на нём Дэви не остановился. Он посылает на нас всё новые напасти. И он совершенствуется!

— Где он? В галерее?

Тони кивнул.

— Вы не пытались подняться туда?

Позади раздался грохот упавшей решётки. Толпа хлынула на двор замка, но первая же её волна была срезана мощным ударом невидимого лезвия. Затем раздался тонкий свист, и новое широкое лезвие встало вертикально, стеной перегородив двор. Пробиться за него смертным оказалось невозможно.

— Конечно, пробовали! Но… — Тони указал на приоткрытую дверь башни. — Это надо почувствовать. Попробуй сама, мы прикроем.

Мира сначала прошла вдоль стены, остановилась у Эрика, над которым хлопотала Кристина.

— Его нужно перенести отсюда. Недалеко Адора с экипажем. И ты, Давид…

— Я останусь, — Гесси был бледен, но решителен. Мира вздохнула:

— Ненужное геройство. Кто через полчаса, когда шок пройдёт, будет таскать твоё бесчувственное тело? Уходи с Эриком.

— Что с домом Калькаров? Эти куклы кричали нам, что Избранная мертва, — спросил Николас. Тревога была в его глазах, огромная тревога за Марсию. И Мира застыла, не зная, что ответить. Сказать, что Габриель убита? — тогда следующим вопросом Ника будет: как Марсия?.. А здесь Мира не сможет соврать!

— Врут, — кратко сказала она, но Николас, кажется, уже всё понял.

Она направилась к приоткрытой двери. И, чем дальше уходила от группы, тем больше замедляла шаг. Здесь в воздухе было что-то. Чужеродное, опасное… невозможное. Мира сняла, потом вовсе отбросила перчатки. Чувствительными кончиками пальцев она вела по этому «чему-то», изучая его границы.

Более всего это было похоже на корни какого-то гигантского невидимого дерева. Да, прозрачный, пронизанный солнцем воздух был питательной субстанцией и опорой для него, как земля для обычных земных деревьев. Эти корни были холодные, такие холодные, что пальцы Миры скоро потеряли чувствительность, и очень твёрдые. Твёрже любого камня и при этом невесомые. И она росли, утолщались, словно раздвигая реальность. Как страшно!

Мира прошла до двери, прослеживая ход странного «дерева». Корни… — тут она облегчённо выдохнула — не проходили сквозь дверь, не ломали её. Как любое растение, они деликатно шли в обход, просачиваясь в самые крохотные щели. Похоже, в этом мире их интересовал только воздух, а, точнее, солнечные лучи в нём.

Мира зашла в замок. Корни тянулись через лестницу, по коридорам. Здесь в темноте, они были тоньше, но их было больше: густая сеть. Постепенно эта сеть вовсе перекрыла коридор.

— Дара Меренс тоже дошла только сюда, — раздался голос Гесси за спиной.

— Давид! — Мира обернулась к нему. — Не пугай так, я пока боюсь своего сердца, оно… слишком бьётся! Что же это, Давид? — она вновь тронула тугие узлы невидимой сети.

— Это? Бездна, — грустно. — Во всяком случае, какое-то её воплощение, одно из многих.

Бездна! Мира отдёрнула руку. Вот, значит, как охотники чувствуют её! Будучи вампиршей она знала, она чувствовала Её нити в ткани мироздания, но бессмертной эти нити не казались чужеродным. Она считала их неотъемлемой частью мира, а теперь…

— Какое чужое, страшное, — Мира помолчала. — Кажется, только сейчас я по-настоящему понимаю миссию Ордена!

— Пойдём. Сейчас налетят куклы, — охотник потянул её обратно. Мира вложила свою ладонь в его и вздрогнула от интимности этого прикосновения: оба были без перчаток.

— Вампиры спокойно проходят сквозь эту сеть?

— Куклы — да. Свободные — с большими трудностями, ведь в них есть человеческая, живая частица. Митто с Хеленой остались где-то здесь, в переплетениях сети.

— Они живы?

— Не знаю.

Они вернулись к охотникам, но у освещённой стены не было никого. Эрика унесли из замка. Остальные почему-то вышли на середину двора, вновь щёлкали арбалеты. Но многие стрелы не достигали цели: куклы кружили слишком высоко, у самой границы тьмы и света.

— Что там? — спросила Мира, близоруко щурясь на солнце. Рукой она всё ещё касалась одного корня Бездны, забравшегося дальше остальных и от любопытства вытянувшегося в тонкую нить.

Тони молча указал на крышу главного здания. Её уже коснулось солнце, и вампиры ушли оттуда. Там стояло пять крохотных фигурок людей. Все в мужской одежде, хотя одна точно была дама. Вооружены как охотники.

— Отряд Феликса! — обрадовано воскликнула Мира.

— Спустились со скалы на верёвках, только что. А теперь… — Родерик прервался. — Нет! Я не могу смотреть на это самоубийство! — пожилой охотник всплеснул руками.

Человечки на крыше обвязались верёвками и прыгнули вниз, влетели в окна Зеркальной галереи. Внизу только потрясённо вздохнули, а Родерик опять пробормотал: «Нужно что-то делать!»

Нить вырвалась из руки Миры, резво, так, что та вскрикнула. Дэви отвлёкся на охотников, смело и безрассудно ударивших в самое сердце его цитадели. Его Бездна втягивала щупальца-корни обратно. Новый, злой и радостный крик вырвался у Миры. Она бросилась за ускользающей Бездной к дверям.

Она легко проскочила коридор, прежде затянутый невидимой сетью. Ещё коридоры. Знакомые залы… Вот и дверь Зеркальной галереи. Мира не остановилась. Что-то восклицал позади Родерик, кажется, запрещал некоторым охотникам, в чьей защите «лично не был уверен», идти дальше. Давид пытался найти опять её руку, остановить. Она же не слушала никого. Ожившее сердце с удесятерившейся силой толкало её вперёд и вперёд.

Из-за двери были слышны звуки битвы. Кто-то спешно зарядил арбалет, подал Мире вместе с колчаном стрел. Она кивнула в знак благодарности и тихо сообщила всем:

— Похоже, Феликс держится. Что ж, импровизируем. Щит держим, несмотря ни на что. Без головы Дэви замок не покидаем!

Дара кивнула, как показалось Мире, яростно, и толкнула дверь. Зеркальная галерея открылась им.

Мира ожидала чего угодно: неизвестного, страшного, невообразимого. Но галерея была прежней. Разбитые зеркала на стенах, распахнутые окна — до первых трёх со стороны охотников добралось солнце. Никаких смертоносных лезвий и невидимых преград, никаких корневищ Бездны. Отряд Феликса схватился с куклами старейших. Сами старейшие таились под тёмным потолком, Дэви в галерее не было. Он стоял дальше, в Разрушенной башне: высокая фигура, неестественно, из-за старинной одежды, широкая в плечах. Дверь в галерею из Разрушенной башни была распахнута, Владыка следил за разворачивающимся сражением, но сам участия не принимал. За его спиной были свалены в кучу обескровленные тела смертных. Пустота Владыки требовала теперь много, очень много пищи!

Вместо немыслимых испытаний с неизвестной силой Владыки, охотников ждала выматывающая, но обыкновенная битва с carere morte. Отряд медленно — почти также медленно, как солнце, продвигался вперёд. Изрубленных кукол позади опасливо трогали золотые пальцы-лучи. На середине галереи в бой вступили старейшие, а у Миры кончился запас стрел. Пришлось взяться за меч. Пара взмахов — и она поняла, что смертельно устала. Нет сил сражаться! Старейшие же то и дело испытывали прочность защиты охотников, и первым сдался Родерик, недавно так тревожившийся за защиту других. Он опустил свой щит, и его мгновенно накрыла единая чёрная тень нескольких вампиров. Тони и Давид бросились на выручку, но опоздали: обескровленное тело вампиры швырнули в окно. Мира отступила к стене, её меч прочертил полосу по полу с режущим слух лязганьем. Дара, поняв её слабость, бросилась на помощь.

— Одну минуту, — попросила Мира и прислонилась к стене. Сердце бешено заходилось в стуке, в животе нарастала какая-то очень неприятная тяжесть, жар по-прежнему разливался по телу. Лихорадка мешала думать и, отдыхая, Мира просто следила за Дэви. Он стоял на пороге между башней и галереей, лицо вампира было просветленным, вдохновлённым… юным. Ещё бы! Получить такой подарок от Бездны: открыть в себе целый новый пласт необычных способностей! Мира застонала сквозь зубы: нельзя давать ему ни дня, ни часа, ни мгновения! Сколько б ни смеялись над гордыней Дэви, сейчас он воистину подобен богу!

Богу, создающему свой новый мир… на руинах их мира!

Она встретилась взглядом с Давидом и прочитала в его глазах ту же тревогу. Нужно торопиться! Но старейшие создали плотный заслон на пути к Владыке и не давали охотникам приблизиться на расстояние выстрела из арбалета. А Дэви всё наигрывал в воздухе какую-то мелодию тонкими, нервными, быстрыми пальцами. Владыка всё искал способ уничтожить охотников!

Мира вновь взялась за меч. Они продвинулись ещё на два оконных проёма, но ни на волосок не приблизились к конечной цели. И в головы многих, чувствовала предводительница, уже закрадывалась мысль: это ловушка Владыки! Он ждёт лишь, когда их усталость перевесит, чтобы ударить наверняка! Мира видела это сомнение на лице Тони. Она слышала, что насмешливо кричали вампиры Николасу. А Дэви встал в конце Зеркальной галереи, уверенно взметнул руки… Мира из последних сил рванулась навстречу, увидела в зеркале на стене такой же безумный рывок Давида, но — взмах рук Владыки — и она оказалась притиснута к стене, щекой к колючему, щетинящемуся осколками старому зеркалу. Неведомый вихрь пронёсся рядом, поглотил группу охотников в центре галереи, и скоро раскидал в стороны бесчувственные, а, может, и бездыханные тела. Мира оторвалась от стены, но на ногах не устояла, опустилась на пол, новый вихрь подхватил её, закружил. Она плыла, она растворялась в нём, она становилась вихрем, теряя себя…

Мира пробормотала начало Крёстного знамения, но скоро поняла: это не то! Так ей не удержать свой щит! Что воистину создавало его все эти годы? — ненависть к Бездне! Что сделало его несокрушимым совсем недавно? — Любовь!

Она вспомнила эти два сильных чувства. Мысленные образы: два ярких пятна. И смерч отпустил её. Она даже устояла на ногах в вихре своей юбки, победно засмеялась… но тут же новая сила, похожая на огромную мягкую ладонь, придавила её к полу.

Это была смерть. Без оговорок, без исключений. Мира задыхалась. Этой ладони, мягкой как подушка, вовсе не важна была защита охотника и сотня других иллюзорных щитов. Смерть! Боже, как глупо…

Огненные пятна, полосы замелькали перед глазами. Мысли, чувства, воспоминания разлетелись в стороны испуганными птицами — Мира не успела ухватить ни одну из них. Несколько имён прошептала она слабеющими губами — но в этих именах не было уже и толики содержания. Пустой набор звуков, она забыла, кто стоял за каждым. Мягкая ладонь смерти давила всё сильней, Мира тонула в ней. Вот уже остался лишь испуганный стук сердца, эта пульсация горячими толчками отдавалась в животе…

И вдруг давление кончилось. Мира смогла вздохнуть полной грудью, и жар широкой волной ударил в виски. Она перевернулась на спину, чуть приподняла голову… и на миг поверила, что всё же умерла. Темноволосый человек стоял в дальнем конце коридора зеркал, будто ждал её. Мира потянулась за его ласковым, тёплым взглядом.

— Карл? — прошептала она и осеклась, поняв свою ошибку: конечно же, там, в конце галереи, был Дэви: высокий, в длиннополой старинной одежде, длинные тёмные волосы обрамляют красивый овал лица. Но какой непривычный у него взгляд! Молодые, искрящиеся, насмешливые и удивлённые глаза… Именно они ввели её в нелепое заблуждение.

Мира откинулась спиной на стену, незаметно сжала рукоять маленького кинжала в левом рукаве. Вампир сделал шаг к ней… ещё… Его взгляд не отрывался от маленькой женской фигурки впереди, в тёмном расширенном зрачке быстро-быстро бился какой-то огонёк — будто биение крохотного, торопливого, детского или птичьего сердечка. Он вышел в галерею, и стало заметно, сколько сил отняло у вампира управление доселе неведомой частицей Бездны. Заострились черты лица, а кожа иссохла, истончилась, будто проклятие carere morte пожрало плоть под ней.

Мира вздохнула и стиснула кинжал крепче. Но Дэви подозвал вампиров, сгрудившихся в центре галереи, и те, обратившись чудовищами, слетелись к нему. Владыка широко взмахнул рукой, и его фигуру и стаю чёрных тварей над его головой скрыла огромная зеркально поблёскивающая сфера. Солнце отразилось в ней во всей ярости полудня, вспышка света полоснула Миру по глазам. Она прикрыла лицо рукой.

Странный тонкий звук, похожий на свист… Вспышка угасла, и Мира отняла ладонь от лица. Дэви и его вампиров в галерее не было. Они ушли, оставив свою цитадель охотникам. Владыка убрал и действие своего непонятного оружия: спутники Миры понемногу приходили в себя. Первым поднялся Давид Гесси. Он подошёл к Мире, помог встать и успокаивающе погладил по плечам.

— Мы победили, Мира.

— Дэви ушёл!

— Пусть. Он сдал нам Карду, это большая победа. Успокойся, не дрожи. Всё кончилось.

— Кончилось… — эхом повторила она и согласилась выпустить кинжал из рук. Он упал в осколки зеркал, раздался звон, как от сломанных стеклянных игрушек.

Дэви ушёл от её гнева, от её мести. Но, почему-то, Мира больше не чувствовала жгучий огонёк ярости в своём сердце! Все потери этой ночи и утра потушили его. Раздражение, усталость есть, мести — нет. Мерно билось сердце, шелест дыхания успокаивал, подобно шелесту моря. Вся боль пустой вечности вампирши ушла. Тело смертной просыпалось для жизни — новой жизни.

Глава 23 На руинах

«Карда наша. Это ещё не окончательная победа над Бездной, но это очень, очень много…»

Мира понемногу приходила в себя. Заметно стало дрожание ног — как она до сих пор стоит? — заныли кровавые мозоли на руках. Лихорадочный жар по-прежнему владел телом, туманил мысли.

Напротив было зеркало — единственное целое зеркало в галерее, наверное, принесённое недавно для испытания какого-нибудь вампира-новичка. Оно и выглядело новее других: не потемневшее, не впитавшее пыль веков. Сейчас в нём отражалась невысокая женщина в закрытом, сером в крупную клетку платье. Румянец на бледных щеках — яркие пятна, словно у фарфоровой куклы. В копне светлых волос запуталось солнце, синие глаза при свете дня казались бездонными и ничуть не злыми. Вот женщина недоверчиво склонила голову набок…

«Неужели это я?»

Мира поймала себя на том, что подсознательно всё ещё ждёт, когда от её взгляда по стеклу побежит трещина. Но зеркало было прежним гладким бездонным колодцем. «Исцелена…» — нет, она никогда к этому не привыкнет!

Кристина опустилась на колени возле Тони, пощупала пульс и печально покачала головой, потом подошла к Николасу. Мира ждала… Но опять печальный кивок. Узнав о смерти Марсии, Ник сам опустил свой щит. Да, только так — иначе любовь спасла бы его, как не раз спасала Миру. Печальный, но сознательный выбор. Феликс, Джезабел, ещё не отошедшие от битвы и уставшие менее других, может, благодаря своей молодости, обсуждали все перипетии этой ночи и утра. Давид сидел, откинувшись на стену. Дара Меренс перевязывала его простреленное плечо, а охотник, не оставаясь в долгу, стирал платком чужую кровь с её лица. Винсент и Солен поднялись в галерею, и племянник скоро заметил среди охотников тётушку. Бросив меч, он торопливо пошёл к ней, Мира отважно поглядела ему прямо в глаза.

— Это настоящее чудо, — тихо, заворожено сказал Винсент. Его восхищённый взгляд метался по её разрумянившемуся лицу. — Я так молился, чтобы оно произошло, и… — он не договорил, порывисто обнял ее. Мира поощряюще погладила его по спине, но он не закончил фразу. Тогда она вновь заглянула в глаза племяннику, и увидела, что он плачет…

Они разжали объятия только когда увидели, что вокруг собрались почти все. Из-за стен замка шёл гул, слышны были громкие хлопки — взрывы снарядов.

— Что, разве битва не кончилась? — спросила Мира Винсента, отступая. Тот надел привычную маску беззаботности, выглянул за окно и сообщил:

— Кардинцы вознамерились сровнять замок Дэви с землёй. Они почти разрушили восточную стену.

— Не надо им запрещать. Может, так эта история сохранится, запечатается в поколениях, и возвращения Владыки вампиров Карда не допустит, — подал голос Давид. Он остался у стены, Дара сидела рядом, и не сводила глаз с его лица. Лицо охотницы, омытое сегодня кровью многих carere morte, прояснилось, тень ненависти навсегда ушла с него. «Как и с моего», — подумала Мира.

— Дэви ушёл, а невидимый заслон в воротах стоит, — пожаловалась Солен. — Велика же была его сила!

— Это всё Мира! — прошептала Кристина. — Я уже теряла сознание от удушья… Мы были почти побеждены, а она нашла в себе силы и поднялась. И он испугался, удрал!

Мира содрогнулась: не хватало ещё новой волны фанатизма вокруг её скромной персоны!

— Всё было совсем не так, Кристина. Я, также как ты, умирала от удушья. Дэви сам убрал действие своего непонятного оружия, чтобы я смогла вздохнуть. И ушёл… Он просто раздумал добивать меня, вот только почему? — Мира нахмурилась. — Он словно разглядел во мне что-то… Что-то, что очень обрадовало его. Потому и не убил.

Она вздрогнула, вспомнив последний, странный взгляд Дэви. А со двора что-то кричали, кажется, она разобрала: «Голову…».

— Кардинцы требуют голову Владыки вампиров, — доложила и Джезабел, прислушивавшаяся у открытого окна. — Может, скинуть им голову какого-нибудь старейшего? Похожую.

— О, как осмелели! А ведь могли бы сами забрать её в любой из визитов Дэви! Нет, не надо умножать ложь, её всегда было слишком много в воздухе Карды. Пусть все знают, что Владыка ушёл, а не убит. Тень может ещё вернуться!

Скоро они спустились вниз. В тёмном зале под Зеркальной галереей встречи с охотниками ждали Адам и Хелена.

— Примите поздравления, Владычица, — промолвил Адам, галантно поцеловав Мире руку. Как ни старался Митто задействовать своё обаяние, выглядел он жалко: видно, сильно досталось вампирам от Бездны, которой проросла «Тень Стража» изнутри!

— Благодарю за помощь при штурме. Но Избранной больше нет с нами, Дар потерян. Ваше исцеление невозможно.

В глазах вампира мелькнуло какое-то неизвестное Мире знание, и он сказал, равнодушно:

— Ничего. Вы всё ещё можете выполнить вторую часть договора: отпустить нас с Хеленой.

Скрепя сердце, Мира согласилась. Охотники, подметила она, были недовольны таким решением предводительницы, но виду не подали. А Адам будто специально не унимался.

— Госпожа, вы восхитительны! — он опять рассыпался в льстивых комплиментах, и эта сцена всё больше раздражала спутников Миры — охотников. — Мы сейчас же уйдём. Но, полагаю, это не последняя наша встреча! Разумеется, исключительно в самом дружественном смысле. Мы скоро начнём сотрудничать, я уверен, наши цели схожи…

— Сомневаюсь.

— Не сомневайтесь, леди Вако! Нас же с вами обоих волнует, в каком мире будут жить наши дети? — говоря это, вампир задержал взгляд на её раздавшейся фигуре, и Мира инстинктивно прикрылась руками от ищущих, голодных глаз.

— Ошейники им! — скомандовала она, и почувствовала себя немного лучше. Она сама защёлкнула на шее Митто узкую полоску серебра, Дара — на шее Хелены. Адам ощупал кольцо, сомкнувшееся вокруг его шеи, он уже не улыбался. Хелена и вовсе шипела от злости.

— Поговорите с Витусом, леди Вако, обязательно поговорите с Витусом. Он среди ваших пленных, — даже серебряный ошейник не сделал вампира менее разговорчивым! Мира поморщилась. — Обязательно поговорите… и до встречи, Владычица!

Рассудив, что на этом необходимый эффект достигнут, и стимулировать его дальше — испытывать судьбу, Адам ретировался под руку с Хеленой. Вампиры спустились в пещеры, откуда понемногу спадала вода, уже изрядно разбавленная и не оказывающая сотой доли прежнего эффекта на бессмертных. Они ушли каким-то из тайных ходов, но, Мира чувствовала, не навсегда ушли из её жизни. Неприятное чувство — далёкая тревога…

Тревога немного унялась, когда она вышла на свет. Солнце вскарабкалось на высшую точку небосвода. Старинный замок, который Мира привыкла видеть чёрным пятном в синих сумерках или перед рассветом, под разрушающим все иллюзии дневным светом оказался тускло-серым. Он не напоминал тень, затаившуюся у подножия горы, скорее, серую шаль паутины, распластавшуюся на камнях. Во дворе было людно. Толпа непрерывно втекала через пролом в восточной стене. Открытые главные ворота пустовали — там до сих пор стояла невидимая преграда.

— Она тоже истончится и постепенно уйдёт, — сказал Давид. На лестнице он несколько раз терял сознание, сейчас его, бледного точно carere morte, поддерживали Винсент и Феликс.

Мира улыбнулась:

— Спасибо, за поддержку, Гесси. Так и кажется, что эта кампания была не напрасной.

— Карда наша — этого довольно, — он тоже слабо улыбнулся. — Дэви один, ему не набрать и сотой доли прежней мощи. Напрасно он бежал. По мне, так лёгкая смерть в бою предпочтительнее долгой агонии одинокой вечности.

— Ты считаешь, он обречён?

— Он был обречён с того момента, как ступил на территорию Академии.

Кардинцы продолжали уничтожение цитадели Владыки. Замок хотели сровнять с землёй, чтобы и памяти о нём не осталось. Вот и «Кармель» вкатили через провал в стене… Пушку нацелили на главные двери. Мира с улыбкой наблюдала за приготовлениями со стороны. Кардинская кампания была завершена. Тела старейших вампиров сгорели на солнце, залившем всю Зеркальную галерею, тела погибших охотников были вынесены из здания. Раненых увезли в кардинский госпиталь, пленные carere morte ждали своей участи, надёжно запертые в восточной сторожевой башне. С владычеством Дэви над Кардой было покончено, пусть обойтись малой кровью, как хотела Мира, не получилось. С предгорья доносился плач по кардинцам, погибшим этим страшным утром. Иногда Мира вновь принималась за подсчёт убитых, перебирала в уме имена. Опять Габриель, Марсия, Николас, Тони… Каждое имя — укол боли, но эта боль постепенно утихала и всё больше замещалась светлой грустью, ведь ненависть и месть вампирши были избыты.

Жар понемногу спадал. Сердце гоняло по ожившему телу уже не кипяток — восхитительное тепло текло под кожей. Мира постепенно привыкала к нему: скоро это ощущение станет частью её обыденной реальности! Картинка мира уже не казалась ослепительно яркой: она спокойно наслаждалась красками и чёткими тенями, звуки не били по ушам волной боли. Только чувствительность кожи ещё не притупилась: Мира всё также изумлялась жару своих ладоней, обжигающему ощущению холода от камней, мягкому теплу солнечных лучей, рассеянных в воздухе. Но она хмурилась, ощупывая свой живот — там, как и в недавней вампирской жизни, что-то билось, будто стремясь наружу. И неясная мысль бродила на границе сознания: такая странная, невозможная, сумасшедшая… Но — почему бы нет в их сумасшедшем мире?

Солнце стояло в зените. Мира изредка поднимала голову, заслоняясь козырьком ладони, смотрела на сияющий диск.

«Что ж так долго? Катись уже, катись под горку…» — она не заметила, как сказала это вслух.

— Не советовал бы тебе долго сидеть на солнце, — Винсент нарочно встал перед ней, заслонив свет, и опустился на колени. В его руках была простая деревянная плошка. — Поешь. Это мясной бульон.

Мира слабо улыбнулась, принимая из его рук плошку:

— Пища для больных.

— Для выздоравливающих! Знаешь, ты… — он осёкся и опять не смог закончить.

— Наверное, я страшная.

— Ты красавица, — серьёзно сказал Винсент. — И я не лгу: да, даже раскрасневшаяся от солнца — и всё равно красавица. Прости, что так и ем тебя взглядом, но я ведь никогда не видел тебя живой, настоящей, без всяких чар.

— Значит, не разочарован? — Мира усмехнулась. — О, что мы перебираем ерунду! Как стыдно: здесь, на руинах цитадели вампиров, сейчас, когда мы лишились трети отряда, обсуждать мои… изменения!

— Для других обсуждения настанет время, скоро, — согласился племянник. — Но, мне кажется, исцеление неисцелимой — вполне достойная тема.

Мира отпила немного бульона и покачала головой:

— Вкусно. Дэви побеждён, а я всё тревожусь…

— О чём?

— Впереди ещё много битв. И, мнится мне, эти битвы не будут похожи на прежние. Росточки нового мира, с которым мы не умеем ни сражаться, ни смиряться, уже прорастают. Ты видишь?

— Если ты о «Гроздьях»…

— О «Гроздьях», об антерминах, об искусственных вампирах, о… многообразии обличий Бездны.

Винсент помолчал.

— С Дэви, возомнившим себя Богом, ты справилась. Старым, проверенным методом, — он засмеялся и приобнял её за плечи, но Мира не улыбнулась в ответ.

— Может, он сдал нам крупную фигуру в надежде выиграть всю партию? — жестко проговорила она. — Теперь мы накрепко увязнем в Карде: защиту этого города придётся строить с нуля. А Дэви тем временем будет гулять где-то. Свободный, почти всесильный… Ты верно назвал его Богом! Видел, что он творил в это утро? Против его силы мы не могли ничего! Её не останавливает защита охотников, её не пугает Дар. Дэви разгадал, как пользоваться иной, не вампирской, не проклятой частицей Бездны, и против неё мы, охотники за проклятием, оказались бессильны.

— Что, вот так… плохо?

Вопрос Винсента прозвучал удивительно по-детски, и теперь Мира рассмеялась, искренне:

— Есть и светлая сторона: Карда всё-таки наша! Гесси уверен, что вампиры уже не поднимутся. Теперь наша первейшая задача — уничтожать все новые ростки старого проклятия. В Карде, в Доне, везде. Идея бессмертия, оплаченного кровью, живуча! И без Дара нам будет нелегко.

— Дара нет! Значит, полное уничтожение проклятия опять отодвигается на неопределённый срок! — воскликнул Винсент, видимо, только что это поняв. Мира задумалась:

— Тут всё непросто. Мне удалось подслушать разговор Дэви и Старейшего. Макта сказал такую фразу… — она закрыла глаза, вспоминая, потом быстро, глухо проговорила: — «Конец вечности carere morte близок. Я только что приблизил его ещё на одного владельца Дара, и новый Избранный верно послужит мне», — вот, что он сказал!

— То есть новый Избранный, может быть, известен Макте?

— Наверняка. Это он создал чары, заставившие смертных в доме Калькаров напасть на Габриель, возможно, он же смутил разум Ульрика. И очень хочется верить в его слова: конец эпохи carere morte близок. Хотя… — Мира вздохнула, — …для Первого «близок» вполне может означать ещё пару сотен лет!

Она вновь отпила бульон, блаженно улыбнулась, смакуя позабытый вкус, но улыбка тут же погасла. Мира отставила чашку, обхватила ладонями живот. Снова это старое, странное ощущение какой-то другой пульсации, другой жизни…

— Что ты? Живот заболел? Наверное, даже мясной бульон после тридцатилетнего поста — это слишком.

— Я не знаю, — Мира испуганно поглядела на Винсента. — Пленных собрали в восточной башне, так? Мне нужен Витус!

Племянник улыбнулся. Сейчас Миру неприятно уколола его вечная беззаботность.

— Осмелюсь напомнить, тётя, теперь вам нужен человеческий доктор, а не вампирский!

Мира поднялась, по-прежнему поддерживая живот:

— Мне нужен вампирский!

На закате дня она вышла из главных ворот замка, и, пройдя недалеко, остановилась, опустилась на камень, когда-то размечавший две дороги, ведущие из «Тени Стража».

Оранжевая полоса гуще и шире утренней расползалась по западному горизонту. Она переливалась разными оттенками, а окружающий мир предгорья серел, блекнул, отдав полосе заката все свои краски. Царственную тишину, всегда наступающую в тот миг, когда день встречается с ночью, нарушал смех, говор множества людей, доносящийся из бывшего замка Владыки. Люди праздновали избавление от трёхсотлетнего владычества бессмертных. В подвалы, кладовые «Тени Стража» был заложен динамит. Завтра на рассвете от гордого замка останется груда камней — вот печальный конец ещё одной древней цитадели.

Мира следила, как край солнца скрывается за горизонтом. Она почти не шевелилась, только иногда быстро, нервно поправляла шаль на плечах, одолженную вечером у какой-то селянки.

Первый вечер новой смертной жизни. Как она боялась этого момента! Мира так не хотела доживать несколько лет ненужным обломком прошлого, нелепой сумасшедшей, знающей только слово «было», для которой закрыты двери надежды! Но всё оказалось иначе…

Затаённая улыбка опять скользнула по губам и пропала. Мира глупо, радостно улыбалась сегодня весь день, с тех пор, как поговорила с Витусом.

Адора Рете нашла её, когда добрая половина солнца коснулась горизонта и расплавилась в нём. Старая герцогиня подошла совсем тихо, присела рядом.

— Мира, что ты прячешься от всех?

— Я не прячусь, — Мира помолчала. — Мне просто нужно осмыслить много такого, что осмыслению не поддаётся! — она засмеялась.

— Ты о Бездне? Всё проще, чем ты думаешь. Почитай «Сказки Карды», помня, что Она заполняет все пробелы, и истина откроется тебе.

— Я думаю не о Бездне. Скажите, Адора, — Мира набрала полную грудь воздуха и выпалила: — Вы ведь давно поняли, что я… что я… беременна?

Всё-таки она покраснела. Но Адора, кажется, ничуть не удивилась вопросу. Она успокаивающе погладила руку Миры.

— Я поняла это, когда провожала тебя в Карду. Одно твоё движение… — она похоже изобразила, как Мира стоит, чуть согнувшись, прижав руки к животу. — И сам силуэт — немного выпятившийся животик. И я подумала: возможно, разгадка всех странностей, что творились с тобой в последние месяцы, проста — ты ждешь ребенка. А ты поняла это только сегодня?

— Да, после намёков Адама, — презрение отразилось на лице бывшей вампирши. — Тогда я решилась побеседовать с лучшим целителем carere morte, Витусом — он среди наших пленных и только что получил свой ошейник. Витус немедленно подтвердил мои подозрения: да, беременность. Уже пятый месяц.

Адора не спрашивала ничего, только поощряющее сжимала её руку: «Говори, говори…»

— Знаете… в последние два года в Ордене у меня восстановился женский цикл, — призналась Мира. — Наши врачи сказали, зачатие всё равно невозможно, но, когда мы с Карлом в первый и последний раз остались наедине, я всё же мечтала… Глупо, конечно! Скоро мне пришлось забыть эту мечту, а она тем временем продолжала следовать за мной.

Витус сказал, этот плод, этот ребёнок — чудо. Невозможное стало возможным, когда Дар преобразился и явил миру свою полную силу. Я всё время находилась рядом с Избранной, в Его лучах — и это сделало возможным оплодотворение и дальнейшее развитие беременности. Лучи Дара приближают carere morte к жизни, вампир обретает многие характеристики новообращенного, в том числе, видимо, и способность зачинать и вынашивать детей. Недаром в эти месяцы мне всё время хотелось быть ближе к Дару, я до сих пор ношу кулончик с кровью Избранной!

Старшие, опытные вампиры способны замечать беременных. Я сама видела связь мать-ребёнок пару раз: она является нам, как дополнительная петля в круге кровообращения, а на большом сроке это к тому же источник дополнительной пульсации. И ведь в последние два месяца я чувствовала ещё одно сердцебиение, но все мои думы были заняты куклами, я не придавала этому значения! Арно молод, он не сумел разглядеть, а вот Дэви… Помните, он назвал меня graspi? «Беременная призраком». Он увидел это давно. И, мне сейчас кажется, он пощадил меня, потому что понял, что я больше не graspi, что я могу родить этого ребёнка… Интересно, почему он так нужен Дэви? Как страшно!

Мира замолчала. Солнце закатилось, и полоса заката начинала бледнеть. На неё уже напали синие вечерние облака и рвали на части жадными ртами. Первый день новой смертной жизни подошёл к концу. Мира боялась, что он будет одиноким и холодным, а он оказался тёплым и наполненным новой тревогой, той, что она прежде не знала по имени — тревогой матери.

— Если б я узнала раньше! — снова заговорила она, стиснув руки, как для горячей молитвы. — Едва я вспомню, что я творила в эти месяцы, мне делается дурно. Витус сказал, беременность развивается нормально, плод соответствует сроку, но я всё равно боюсь. В эти месяцы я много раз заглядывала в Бездну… Бедный мой малыш!

— Прости, что не сказала тебе сразу, девочка! — вымолвила Адора, слёзы встали в ее глазах. — Но я боялась. Ведь тогда ты была graspi, и надежда на исцеление для тебя была ничтожна. Как я могла бы сказать о призрачном плоде? Это ударило бы тебя больнее, чем смерть Карла!

— Я понимаю, — Мира грустно усмехнулась. — Я сейчас поняла: меня исцелило не солнце… Он, — она погладила живот. — Габриель говорила, в моей крови снова появились частицы, ответственные за исцеление. Но я уверена, это были не мои — его частицы! Это он тянулся к солнцу и, в конце концов, заставил меня выйти под его лучи. Малыш… исцелился сам и исцелил маму…

— Я надеялась на это! — прошептала Адора. Слёзы прочертили дорожки на её щеках. — Тебе не нужно бояться, Мира. Это будет мальчик, мальчик, я уверена. Смышлёный и очень похожий на своего отца. Всё будет хорошо. В самые страшные месяцы твой малыш не только удержался на грани жизни и вечности carere morte, но и сумел перешагнуть эту границу — к жизни. Шагнуть — и вывести тебя за собой…

Мира засмеялась:

— Карл невозможен! Всё-таки исцелил свою вампирку, — она хохотала, но тревога не уходила из её глаз. — Что вы плачете, Адора? Не нужно плакать!

В замке кто-то заиграл песню, которую несколько дней назад любил напевать Николас. В поверженной цитадели вампиров плясали смертные победители. Вот Феликс повёл Джезабел первой парой. А Винсент и Солен целуются в тени у восточной стены, думая, что их никто не видит…

— Я плачу от радости, девочка, — тихо сказала Адора. — Меньше полугода назад я видела, как рухнула Академия, я сама закрыла глаза молодому главе Ордена. То была смерть нашей надежды! И вот, сегодня я стою на руинах цитадели вампиров, и узнаю, что моя лучшая воспитанница носит его ребёнка. Наконец наступает время радости, Мира! Всё закономерно… — и размеренно, чётко, как непреложную истину, Адора произнесла:

— Пока существует жизнь, она будет побеждать пустоту.

Мира ничего не сказала, только пожала старушечью высохшую руку и улыбнулась — сквозь слёзы. Над предгорьем сгустились сумерки, в небе замерцали первые звёзды. Мир засыпал. Не отданный на растерзание жестокой ночи — отдыхающий в её мягких руках, он спал и дышал во сне — спокойно, ровно, глубоко.