Глава III. МАСОНСКИЕ И ГЕРМЕТИЧЕСКИЕ СОПОСТАВЛЕНИЯ

Общие замечания, которые мы только что высказали, привели нас теперь к тем конкретным сопоставлениям, которые отметил Ару и которые выше мы уже упоминали:[12] «Ад представляет собою профанный мир. Чистилище заключает в себе испытания посвящения, Небо — это пребывание Совершенных, с которыми оказываются связанными и дошедшими до своего зенита разум и любовь… Небесный круг, начинается с alti Serafini («вышних Серафимов»), которые суть Principi celesti («Небесные начала»), и заканчивается в последних чинах Неба. Однако оказывается, что некоторые низшие степени шотландского масонства, которое ведет свое происхождение от тамплиеров и персонификацией которого в «Неистовом Орландо» Ариосто является шотландский принц Зербино, возлюбленный Изабеллы Галицкой, также имеют титулы принцев — Принцы де Мерси; что их собор или капитул называется Третье Небо; что в качестве символа у них Палладиум или статуя Истины, одежда которой трехцветная, как у Беатриче, зеленая, белая и красная,[13] что их Достопочтенный (титул которого Принц Светлейший, Его Превосходительство), держащий стрелу в руке и носящий на груди сердце в треугольнике,[14] есть персонификация Любви; что мистическое число девять, которое «Беатриче особенно любила» (Беатриче, «которую следует назвать Любовью», — говорит Данте в «Новой жизни»), также предназначено для этого «Достопочтенного», окруженного девятью колоннами, девятью подсвечниками с девятью ответвлениями и с девятью источниками света, возраст которого, наконец, восемьдесят один год (девять умножить на девять или, скорее, девятка в квадрате), и в то же время считается, что Беатриче умерла в восемьдесят первом году столетия».[15]

Эта степень Принц де Мерси, или Шотландский Тринитарий, является 26-й в Шотландском Уставе; вот что говорит Буйи в своем «Объяснении двенадцати гербовых щитов, которые представляют эмблемы и символы двенадцати философских степеней Шотландского Устава, называемого Старинным и Принятым» (от 19-го до 20-го): «Мы полагаем, что эта степень является самой неясной из всех, составляющих эту ученую категорию; ее называют также Шотландский Тринитарий.[16] Действительно, все наводит на мысль в этой аллегории на эмблему Троицы: здесь три цвета (зеленый, белый и красный), и внизу этой фигуры Истины и повсюду указание на Великое Дело Природы (на фазы которого три цвета являются намеком), основные элементы металлов (сера, ртуть и соль),[17] их соединение и разделение (solve et coagula, растворение и коагуляция, развертывание и свертывание), одним словом, на науку минеральной химии (или, скорее, алхимии), которую основал Гермес в Египте и которая дала такую силу и распространение медицине (spagyrique).[18] Поистине определяющие науки счастья и свободы классифицированы и следуют друг за другом в том замечательном порядке, который доказывает, что Творец предоставил людям все то, что может исцелить их недуги и продолжить их земную жизнь.[19] И принципиально в этом числе три, равным образом представленном в трех углах Дельты, которую христиане сделали пылающим символом Божества, в этом, повторяю, числе три, которое восходит к самым давним временам,[20] ученый наблюдатель открывает первоначальный источник всего того, что поражает мысль, обогащает воображение и доставляет истинную идею социального равенства… Не перестанем же, достойные рыцари, оставаться Шотландскими Тринитариями, сохранять и прославлять число три как эмблему всего того, что составляет долг человека и одновременно напоминает о Троице, с любовью почитаемой нашим Орденом, выгравированной на колоннах наших Храмов: Вера, Надежда и Милосердие».[21]

Из этой цитаты особенно следует отметить то, что степень, о которой идет речь, как почти все то, что относится к этой же серии, представляет собою чисто герметическое значение;[22] и в этом отношении особенно следует отметить связь герметизма с рыцарскими орденами. Здесь не место искать исторические корни высших степеней шотландского масонства или обсуждать столь спорную теорию их происхождения от тамплиеров. Но какой бы не была преемственность, прямая и реальная или же только реконструированная, тем не менее достоверно, что большинство из этих степеней и также некоторые встречающиеся в других уставах являются как бы отпечатком организаций, некогда имеющих независимое существование,[23] а именно тех старинных рыцарских орденов, основание которых связывается с историей Крестовых походов, то есть эпохой, когда были не только враждебные отношения между Востоком и Западом, как думают те, кто придерживается одной лишь видимости, но также и активный интеллектуальный обмен, осуществлявшийся в особенности с помощью этих орденов. Следует ли допускать, что они заимствовали на Востоке свои герметические данные, усвоенные ими, или же надо думать, что они с самого начала владели эзотеризмом такого рода, и что это их собственное посвящение сделало их готовыми вступить в отношения на этой почве с Востоком? Мы пока не претендуем на решение этого вопроса, но вторая гипотеза, хотя она реже рассматривается, чем первая,[24] ничего не имеет в себе невероятного, чтобы допустить существование в течение всех средних веков собственно западной традиции тайного знания, а это заставляет еще допустить тот факт, что ордена, основанные позже и никогда не имевшие отношения с Востоком, также обладают герметическим символизмом, как, например, орден Золотого Руна, само имя которого, является, насколько это возможно, прозрачным намеком на этот символизм. Как бы то ни было, во времена Данте в Ордене Храма (тамплиеров) герметизм существовал наверное, так же как и были известны некоторые доктрины заведомо арабского происхождения, которыми сам Данте не пренебрегал и которые он получил несомненно этим путем; далее мы это поясним.

Однако вернемся к соответствиям с масонством, упомянутым комментатором. Из них мы рассмотрели только лишь одну часть, так как имеется много степеней шотландского масонства, для которых Ару нашел совершенные аналогии с девятью небесами Данте, которые тот пересек с Беатриче. Вот соответствия, указанные для семи планетных небес: Луне соответствуют «мирские» (профаны); Меркурию — Рыцарь Солнца (28-я степень); Венере — Принц де Мерси (26-я степень, зеленое, белое и красное); Солнцу — Великий Архитектор (12-я степень), или Noachite'ы (21 — я); Марсу—Великий Шотландец Святого Андрея или Патриарх Крестовых Походов (29-я, красное с белым крестом), Юпитеру — Рыцарь белого и черного Орла или Кадош (30-я), Сатурну — Золотая Лестница, тоже Кадош. По правде говоря, некоторые из этих соотнесений кажутся нам сомнительными. Особенно неприемлемо делать из первого неба местопребывание профанов, место их может быть только во «тьме внешней». И, действительно, не показали ли мы выше, что именно Ад представляет собой профанный мир, в то время как различные небеса, включая небо Луны, достигаются только после того, как проходят испытания посвящения Чистилища? Конечно, мы хорошо знаем, что сфера Луны имеет особое отношение к Лимбу, но это совершенно другой аспект ее символизма, который не надо смешивать с тем, в котором она представлена как первое небо. Действительно, Луна есть одновременно и Janua Coeli (Дверь на Небо) и Janua Inferni (Дверь в Ад), Диана и Геката,[25] древние это знали очень хорошо, и Данте тем более не мог в этом ошибаться и предоставлять профанам небесное пребывание, пусть оно будет и самым низшим из всех.

Гораздо менее спорной является идентификация символических фигур, встречающихся у Данте: крест в небе Марса, орел в небе Юпитера, лестница — Сатурна. Можно с уверенностью сопоставить этот крест с тем, который сперва был отличительным знаком рыцарских орденов и служит эмблемой многих масонских степеней. Он размещается в сфере Марса, и не служит ли это намеком на военный характер этих орденов, видимой причиной их существования, и на роль, которую они внешним образом играли в военных экспедициях Крестовых походов?[26] Что касается двух других символов, то невозможно не признать в них символы Кадош Тамплиера; и в то же время орел, которого уже классическая античность считала атрибутом Юпитера, как индусы считали его атрибутом Вишну,[27] был эмблемой древней Римской Империи (о чем нам напоминает присутствие Траяна в глазу этого орла), и он остается символом Святой Империи. Небо Юпитера есть местопребывание «мудрых и справедливых принцев»: «Diligita justitiam, qui judicatis terram»;[28] соответствие, которое, как и все остальные, придаваемые Данте другим небесам, объясняется полностью астрологическими причинами. Древнееврейское наименование планеты Юпитер—Tsedek, что означает «справедливый». Что касается лестницы Кадош, то мы уже об этом говорили: сфера Сатурна расположена непосредственно над сферой Юпитера, подножие этой лестницы достигает Справедливости (Tsedakah), а вершина — Веры (Emounah). Представляется, что этот символ лестницы имеет халдейское происхождение и привнесен на Запад вместе с мистериями Митры: тогда там было семь ступеней, каждая из которых была из другого металла, следуя соответствию металлов и планет; с другой стороны известно, что в библейском символизме тоже имеется лестница Иакова, соединяющая небо и землю, имеющая то же значение.[29]

«Согласно Данте, восьмое небо Рая, звездное небо (или скорее небо неподвижных звезд) — это небо Розенкрейцеров. Совершенные одеты здесь в белое; здесь они обнаруживают символизм, аналогичный Рыцарям Гередома (Chevaliers de Heredom),[30] последние исповедуют «евангелистическое учение» Лютера, противопоставляемое католическому римскому учению». Такова интерпретация Ару, со свойственным ему смешением двух областей, эзотеризма и экзотеризма: истинный эзотеризм должен быть по ту сторону оппозиций, бытующих во внешних движениях профанного мира, и если эти движения внушаются или невидимо направляются тайными могущественными организациями, то можно сказать, что последние господствуют над ними, не вмешиваясь в них, таким образом, что они равно оказывают влияние на каждую из противостоящих партий. Правда, что протестанты, и в особенности последователи Лютера, обычно пользуются словом «Евангелическое», чтобы обозначить свое учение, но с другой стороны, известно, что печать Лютера имела в себе крест, в центре которого была роза; известно также, что организация розенкрейцеров, публично заявившая о себе в 1604 (с которой Декарт тщетно стремился установить отношения), объявила себя «антипапистской». Но мы должны сказать, что эти Роза и Крест (начала XVII века) были уж очень внешними и очень далеко отстояли от подлинных первоначальных Розы и Креста, никогда не составлявшими общества в собственном смысле этого слова. Что касается Лютера, то он, по-видимому, был всего лишь чем-то вроде второстепенного агента, без сомнения, весьма даже слабо осознающим роль, которую он должен играть; впрочем это никогда достаточно полно не объяснялось.

Как бы то ни было, белая одежда Избранных или Совершенных, очевидно напоминающая некоторые апокалиптические тексты,[31] нам кажется в большей мере намеком на костюм Тамплиеров; В этом отношении особое значение имеет следующее место:

Qual и colui che tace e dicer vuole,

Mi trasse Beatrice, e disse: mira

Quanto и il convento delle bianche stole![32]

Кроме того, эта интерпретация позволяет придать совершенно точный смысл выражению «святое воинство», рать, которое мы находим немного далее, в стихах, которые даже, как кажется, неявно выражают трансформацию тамплиерства после его видимого разрушения, дающего рождение розенкрейцерству:[33]

Так белой розой, чей венец раскрылся,

Являлась мне святая рать высот.

С которой агнец кровью обручился.

С другой стороны, чтобы лучше понять символизм, о котором идет речь в последней цитате из Ару, обратимся к описанию Небесного Иерусалима, как оно представлено в Капитуле Суверенных Принцев Розы и Креста, Ордена Гередома Кильвининга или Королевского Шотландского Ордена, называемого также Рыцари Орла и Пеликана: «В глубине (последней комнаты) есть картина, на которой изображена гора, откуда течет река, на берегу которой растет дерево с двенадцатью видами фруктов. На вершине горы есть цоколь, составленный из двенадцати слоев двенадцати драгоценных камней. Над этим цоколем квадрат из золота, на каждой стороне которого по три ангела, у каждого из них имя одного из двенадцати племен израилевых. В этом квадрате находится крест, в центре которого лежит агнец».[34] Итак, мы здесь находим апокалиптический символизм, и далее будет показано, в каком пункте циклические концепции, к которым он имеет отношение, тесно связаны с самим планом произведения Данте.

«В XXIV и XXV песнях Рая встречается тройной поцелуй Принца Розы и Креста, пеликан, белые туники, такие же, как у старцев Апокалипсиса, восковые печати, три теологических добродетели масонских капитулов (Вера, Надежда и Милосердие),[35] так как символический цветок розенкрейцеров («Белая роза» XXX и XXXI песен) был принят Римской Церковью как образ Матери Спасителя («Мистическая роза» литаний) и церковью Тулузы (альбигойцами) как мистическое изображение общего собора Братьев Любви. Эти метафоры были уже использованы павликианами, предшественниками катаров в X и XI веках».

Мы думаем, что воспроизвести все эти, весьма интересные, сходства полезно и что их еще можно было бы, без сомнения, и умножить без труда, но тем не менее не следует, за исключением, вероятно, случая с тамплиерами и розенкрейцерами, стремиться делать отсюда слишком строгие выводы о том, что касается прямой преемственности различных форм посвящения, между которыми наблюдается определенная общность символов. Действительно, не только основание учений всегда и повсюду одно и тоже, но, более того, что может казаться еще более удивительным на первый взгляд, способы выражения сами представляют часто поразительное сходство, в том числе и для традиций, слишком удаленных друг от друга во времени или в пространстве, чтобы можно было предположить непосредственное влияние их друг на друга. В таком случае для того, чтобы открыть эффективную связь, надо было бы идти гораздо далее, чем позволяет нам это сделать история.

Но, с другой стороны, такие комментаторы, как Россети и Ару, изучая символизм произведения Данте так, как они это делают, придерживаются аспекта, который мы можем квалифицировать как внешний. Можно сказать, что они останавливаются на том, что мы предпочли бы назвать ритуальной стороной, то есть на формах, которые для тех, кто не способен идти дальше, скорее скрывают глубинный смысл, нежели его обнаруживают. И как очень справедливо было отмечено, «естественно, что так получается, потому что, чтобы иметь возможность схватить и понять намеки и конвенциональные или аллегорические отсылки, надо знать объект намека или аллегории; а в данном случае надо знать мистические испытания, через которые проходил во время настоящего посвящения мист или эпопт. Для того, кто имел некоторый опыт такого рода, нет никакого сомнения в существовании метафизико-эзотерической аллегории в «Божественной Комедии» и в «Энеиде», которая одновременно скрывает и представляет последовательные фазы, через которые проходит сознание посвящаемого, чтобы достичь бессмертия».[36]

Загрузка...