Фактор Одиночества (СИ)

Часть 11

«Сгущенка! — Второе Я рассмотрела главное из того, что было выставлено на продажу.

Ну, о чем ты думаешь?! — возмутилась Танька.

О тебе. Мы голодная, между прочим!

Мы, вообще-то, должна сначала с „лошадками“ разобраться!»

— Короче, это новый чейсер… чейсерша, — сбрасывая рюкзак, под громкий хохот оповестил проводник. — Нефиг ржать. Имя не знаю. Контракт окончен, — он неожиданно пригнулся и бросился на Таньку, надеясь сорвать кое-как болтающийся на ее плече автомат.

Приказав Лютому не вмешиваться, Танюша просто отступила в сторону и слегка повернулась. Пролетев мимо, мужик не растерялся и, извернувшись, словно змея, попытался изменить направление броска. Напрасно. Сначала синеглазая в прыжке влепила ему обидную пощечину левой ступней. Затем правой, вместе с частью зубов, отбила охоту к необдуманным поступкам.

— А кто у вас чучела делает? — радостно спросила на весь зал. В напряженной тишине раздался шлепок от падения тела стонущего проводника.

— Доктор… — ответил кто-то неожиданно для самого себя.

— Класс! — Танька ухватила бесполезный автомат за ствол и со всей дури огрела им выступающий угол ближайшего проема в стене. От такой нежности, отбросив все ненужные больше детали, оружие сложилось пополам. — Я сейчас ему шкурку принесу. Лют, за рюкзачком присмотри…

Танюша изо всех сил старалась быть правдивой и не обманывать по пустякам. Кожу с проводника, висящего на ветке ближайшего к зданию вокзала дерева, она снимала прямо у него на глазах. Нацепленных на соседний сук.

«А вот сам виноват! Чего они у него из глазниц вылезать начали? — оправдывала свою аккуратность Танечка.

Так ты ему кричать запретила, — Альтер Эго продолжало мечтать о сгущенке.

Ну, знаешь! Могут у меня быть маленькие капризы?»

Приближаться никто не рискнул: разборки — они и в детском саду разборки… Умело ободрав шкуру с обидчика, под взглядами оторопевших чейсеров она отволокла тушку все еще живого проводника на обед Маре и Баре. Мысленно простилась с монстрами и, взяв с них слово никого из людей сегодня больше не кушать, открыла стойла.

— Не по понятиям как-то… — начал было местный распорядитель. Скорее тяжелый, чем толстый, он восседал за высокой барной стойкой некогда кассового окна и глядел сверху на Таньку, вернувшуюся с трофейной людской «шкуркой». Его белая борода была аккуратно подстрижена и расчесана, а одежда, хоть и не сверкала новизной, зато не воняла потом и грязью, как у большинства чейсеров, встреченных путешественницей по дороге.

— Привет! Я — Таня. Танька, Танечка или Танюша, но не Татьяна. А сгущенка продается? — заткнула сбитого с толку администратора, едва разглядывая его голову над высокой преградой.

— Ты проводника грохнула, дура. Таня — красивое имя, как у моей внучки. А сгущенка тебе не по карману. Ты что здесь делаешь? А, ребёнок?

— Хм? — изображая наивность, Танька пожала плечиками и приподняла одну бровь. — Я за штучками разными пришла, красивыми. На картинках видела — понравились. Ну и решила… А сколько сгущенка стоит?

— Тебе об оружии сначала думать нужно! И как наставника себе заполучить, чтоб не сдохнуть. Господи, за что мне это, а? — посмотрел куда-то в закопченную потолочную даль распорядитель.

— Он-то здесь при чем? — удивилась синеглазая. — Странные вы, люди. Позабиваете себе голову разной мутью, а потом недоумеваете, откуда дьявол, да зачем вас искушают. Так что насчет сгущенки? И где чучельник ваш?

— Его сейчас нет, — вместо бармена ответил голос позади Таньки. — Он с проводником три дня назад уходил за лекарствами. Ты этим ножичком разделала негодяя? — не обращая внимания на человечью кожу в руках ребенка, поинтересовался голос.

— Кстати, да! Он с вами должен был вернуться! — добавил моментально ставший серьезным хозяин торговой точки.

— Не суетись, — спокойно посоветовал бармену голос. — Как говорят у нас в Припяти, стреляный воробей — не значит мертвый.

За спиной веселой девчонки, заложив руки в карманы, перекатывался с пятки на носок невысокий улыбающийся типчик. Домашние тапочки, напяленные на шерстяные носки грубой вязки, заправленные в носки чистые джинсы, клетчатая рубашка навыпуск, открытая улыбка и смеющиеся глаза под нестриженным чубом соломенного цвета — именно то, что Танька ожидала увидеть в лагере почти одичавших чейсеров.

— С нами только Маря и Баря были, — повернувшись к любителю домашних тапочек и нагло глядя ему в глаза, ответила администратору за спиной Танька. — Бритва Оккама — хороший друг, — слегка прищурившись и наклонив голову набок, пояснила Танька. — А что?

— Нравится, что-что, — еще больше улыбнулся джинсоносец. — Продашь?

— Щщасс! — беззлобно прошипела в ответ. — Друзей не продаю!

— У тебя еще разные есть, я знаю, — мирно пояснил парень, продолжая раскачиваться. — Ладно, ты заходи, как с оружием определишься, — он развернулся на пятках и спокойно прошествовал в подвал, кивая по дороге встречным чейсерам и отвечая на поднятые в приветствии руки.

— Он — знает, учти. Кстати, к нему за оружием и иди, обычное тебе не по росту будет, а у меня только стандартное, — пояснил с высоты барной стойки управляющий, глядя на уставившуюся вслед домашним тапочкам Таньку. — Ой, дите, занесло же тебя… Ладно, подарю тебе банку сгущенки. Потом, вечером, когда спать все лягут. Нет, дура! — он гневно рявкнул в ответ на синюю молнию метнувшегося к нему взгляда девочки. — Коммерцию мне не нарушай, — добавил тише. — Сейчас не могу просто так отдать, при всех, — смутился совсем не к месту. — Поняла? Теперь колись, что за Моря — Боря были с вами? За что проводника завалила, куда доктор подевался, зачем лошадей выпустила — все по порядку рассказывай.

— Мармеладку и Барбариску? Да ну, долго рассказывать… — хотела отвертеться Танька.

— А ты спешишь? — совсем по-родственному рассмеялся бармен. — Для всех я — Старый, но ты зови меня Дед. Садись за тот столик, я сейчас принесу чего-нибудь пожевать и поговорим. Тебя не трогают, потому что последнее слово здесь за мной, учти.

Часть 12

От Деда удалось узнать много полезного и интересного. Оказалось, что далеко не всё в зоне эмоциональных аномалий изменилось из-за радиации. А мутанты — вообще нормальные устойчивые формы здешней фауны.

Танька усвоила, что «красивые штучки», которые так ей понравились на картинках, здесь называют факторами. Сами по себе факторы не имеют никакой ценности и пользы от них — ноль. Зато они никогда не повторяются, действительно красивые и владеть ими может только тот, кто их нашел. Очень редко владельцем мог стать человек, которому чейсер подарил найденный фактор. А вот продать, украсть или обменять фактор нельзя. Раньше многие пробовали, но — никак. Почему — так и осталось загадкой, но ни продать, ни купить фактор невозможно: он просто исчезает.

Еще Дед рассказал, что аномалии изменяют эмоциональное состояние только человека, а на другую живность не действуют. Что попадавшие под их влияние могли до смерти смеяться от счастья. Что под воздействием аномалии можно лопнуть от злости или сгореть от стыда. Буквально. Или тут же покончить с собой от горя, кому как повезет. Что в некоторых людях аномалии порождают ненависть, а в ком-то зависть.

— Довольно подлые и опасные ловушки, скажу тебе, — задумался бармен. — И нужно долго их изучать, чтобы свободно передвигаться в здешней зоне…

— Не поняла, — переспросила Танька, облизываясь после сладкого чая, — а что, еще какие-то зоны есть?

— Ты чего! С Луны свалилась?! — откидываясь на затрещавшую под его весом спинку стула, чуть не расхохотался в ответ Старый. — Самая первая — Чернобыльская Зона, там сталкеры орудуют. Многие из них оттуда к нам теперь перебрались. А вообще по предсказанию братьев — один-то астрономом был, а другой переводчиком с инопланетянского — будет шесть, кажется, зон посещения… Или семь?

— Посещения? — от интереса Танька нетерпеливо заерзала на пластиковом стульчике. Полпалки колбасы, принесенной барменом, быстро растаяли в ее пустом желудке, так что голод был не только информационный. И как бы Лютый ни намекал на кусочек, на людях ему пришлось довольствоваться сушеным мясом. — Это чего, в таких местах не техногенные катастрофы были?

— Правильно. Никто, кроме предсказателей, не знает, что там было…

— Провидцев. Это не предсказание, а предвидение, не одно и тоже. Ну, ну! — не очень вежливо перебивала и торопила рассказчика.

— Да что рассказывать? У нас сталкеры на чейсеров переучиваются. Гибнут во множестве, зато здесь поспокойнее будет, и платят хорошо.

— За что платят? — удивленно отшатнулась от информации Танька.

— За убитых тварей, ясное дело. Нельзя допускать, чтобы сильно размножались, а то, неровён час, прорвутся на свободу… Вот для охоты и подряжаются в чейсеры те, кому интересно. Здесь никого силой не держат. С тобой, вот, что делать прикажешь? — Дед в сомнении поджал губы.

— Почему «чейсеры»? — немножко чая на донышке пластикового стаканчика еще оставались и Танька периодически разглядывала его, не решаясь выпить мутный осадок.

— Потому, что факторы нужно долго преследовать, прежде чем они в руки дадутся. Тебе Тишь лучше расскажет, он среди аномалий и родился, кажется, — Дед легко рассмеялся. — Эх, тебе бы к нему в ученики попытаться… Но он не берет никого, так-то. Ладно, спать иди, поздно уже.

— А Тишь — это кто? — решительно отставила стаканчик со сладким в сторону.

— Ну как же? Оружейник наш, он же тебя про мачете спрашивал! — уже поднявшись со стула, кивнул на Танькин кукри Старый. — Он из Чернобыльской Зоны кстати, в Припяти раньше жил.

— А эта зона как называется? — поинтересовалась напоследок.

— Фактор Одиночества, — удивился Дед.

Место в одной из плохо освещенных комнат Таньке досталось на нижней ярусе. Могла выбрать и верхний — пустых коек в большом помещении хватало — но ей было плевать: развернула свой эксклюзивный спальник на грязном матраце — и все обустройство. Дед выделил ей сундучок для оружия и личных вещей, но пользоваться им синеглазая не спешила.

«И правильно! Лагерь — значит все по-спартански должно быть! — поддержало себя Второе Я.

Как?! Ты где нахваталась такого? — чуть не поперхнулась Танька.

А что? Никаких излишеств же: закутались — и спатки? Да?

В нашей „пещерке“? Трехкомнатной? С горой подушек на двуспальном ложе? Ну-ну, аскетка. С диетой только не переусердствуй.

Ка… какой диетой? — в испуге прижало к груди очередную конфетку Альтер Эго.

Так тут всухомятку часто живут: на консервах и без сладкого, — озадачила свое подсознание Танька.»

Хотя Лютый и лежал на мешке в ногах, и отпугивал редких проходящих по комнате тихим урчанием, вечером отдохнуть Таньке спокойно не дали.

Прежде всего, она растянула трофейную «шкурку» на спинке соседней пустующей двухъярусной кровати.

Затем, уже в своей походной пещерке, она вычистила от грязи все, что можно, даже своего защитника. Досушила, наконец-то, одежду, а для себя сотворила маленький душ. И только укуталась с головой в огромное пушистое одеяло, постаравшись одновременно обнять сразу все подушки, как из зала нахлынули волны жутко искаженных мелодий и безголосого хора подпевал. Звуки электрогитары еще можно было терпеть, но отсутствие слуха у некоторых хористов убивало на месте.

Танечка никогда не страдала стеснительностью, но скромность у нее была врожденная. Чтобы не шокировать окружающий мир совершенством собственных форм, она сотворила себе черную футболочку с большим капюшоном от яркого света. Украсила трикотаж вопросом «Ангела вызывали?» под узнаваемым контуром фигурки с косой. На ноги придумала огромные пушистые розовые тапочки. Вынырнув из мешка, но не вылезая из дремы, сонная девочка отправилась наводить порядок.

Столы и стулья были сдвинуты в сторону. Посреди зала ожидания в импровизированном очаге развели настоящий огонь и теперь жарили на вертеле чью-то тушу. Рассевшиеся вокруг кто на чем, чейсеры изображали капеллу любителей панк-рока. От длинноногого явления в черном единственная гитара издала фальшивый писк. От надписи на груди явления ансамбль распался на затихающие звуки. А капюшон, грозно наброшенный на глаза явления, заставил мигнуть от страха лампочки под потолком местного бара.

«Они совсем петь не учатся? — приоткрыв один глаз, интересовалось Второе Я.

Они жрать хотят, — на окружающую действительность Танька глядела тем же приоткрытым глазом. — А пение — так, время в ожидании убить.

А что это у них так аппетитно жариться?

Мутант здешний, что непонятно-то? — рискуя окончательно проснуться, пожала плечиком Танька.

И как это есть? Оно ж радиоактивное, наверное! — окончательно проснулось Альтер Эго.»

Часть 14

— Простите, вы долго еще? Я спать хочу, — из глубины надвинутого на глаза капюшона спросила вежливая Танька. Её тихий нежный голосок не обещал ничего хорош…

— А тебе сейчас главное не вечером заснуть, а утром проснуться, — посмел пригрозить кто-то.

— Рискни, если Лютого не боишься, — зевнула в ответ. — Ну, так как? Поспать мне дадут или где? — она зябко поежилась и потерла правой рукой левое плечико, при этом неловко сведя от вечернего холода голые коленки.

— Тащи сюда своё животное, — поднялся со своего места высокий тип с огромным ножом в руках. — Тебя трогать нельзя, пока без оружия, а про кошек в правилах ничего не сказано. Сумеет меня поцарапать — будешь спать в тишине, так и быть, — вокруг засмеялись. — Ну, а не сумеет — будет из него добавка на ужин, не обессудь, — он оглянулся вокруг, собирая поддержку у разом оживившегося местного населения.

«Если не хочешь — я сама их утихомирю, — предложила защитнику синеглазая.»

«Как же! Веселье пропускать нельзя, — спрыгивая с мешка, подумал в ответ маленький леопард.»

— Лют, ко мне! — подала для виду команду, сбрасывая с глаз капюшон.

— О! Крутняк, он еще и лют! — пошутил отважный обладатель ножа.

— Ты бы шла спать, а? — посоветовал сзади знакомый голос. — Зверь — лучший охотник на мутантов, учти…

— А ты можешь пари принять, если хочешь, — не оборачиваясь, ответила Танька любителю шерстяных носков и домашних тапочек. — Победит Лютый — с тебя бесплатное оружие. Или подарю тебе классный клинок.

— Твой найф? — оживился в ответ.

— Нет! — резко обернулась к нему Танька. — Но очень редкий, поверь.

— Так уверена?

— Скуба Демо.[5]

— Подделка, он один! — сглотнув комок в горле, с трудом произнес Тишь.

— Тридцать шесть утеряно, а два больше никто не видел. У меня — один из них, папа подарил.

— Как говорят у нас в Припяти, лучше декольте сбоку, чем ширинка на спине, — он для виду почесал за ухом. — По рукам!

Из-за угла показалась симпатичная серая мордочка с зажатым в клыках кончиком хвоста.

— Пиплы, принимаю ставки! — объявил Старый. — На Зверя и Зверька! — он водрузил на барную стойку небольшую доску-меню и, протерев ее рукавом, стал мелом чертить суммы и имена.

— Э! — возмутился Зверь.

— Лютый — леопард! — поддержала Танька, подбирая пушистого на руки.

— Исправил! — громко оповестил бармен-букмекер. — Зверь против Лютого!

— Ты шиза, герлёныш. Он его убьет, — совсем беззлобно предупредили Таньку из образовавшейся перед кассой толпы.

— Чуть не забыла! — не сходя с места, громко поддержала веселье синеглазая. — Может, тогда до смерти оба будут? А то нечестно получится: поцарапать против слопать на ужин… А?

После недолгого молчания, задор игроманов увеличился вдвое, а веселость Зверя сменилась кислой миной.

Лютый не оправдал свое имя. Ни свирепого рычания, ни грозных взмахов длиннющим хвостом перед броском никто от него так и не дождался. Когда Танька сказала: «Убей!», он, словно вода, плавно вытек из её объятий и очень быстро оказался позади Зверя на спинках сваленных в кучу стульев.

Противник, со сверкающим ножом в правой руке и свисающей с левой, словно у гладиатора, крепкой охотничьей сетью, едва успел обернуться, как Лютый, демонстрируя способности Снежного Леопарда, перепрыгнул через его голову прямо к горящему очагу.

Почти одновременно с прыжком, следом за котенком полетела сеть. Не найдя жертвы, сухопутный невод, словно тряпка, остался лежать на грязном полу. Лютик, презрительно хмыкнув себе в усы, и даже, как показалось многим, иронично приподняв одну бровь, смотрел на своего соперника уже со стойки бара.

На левой руке Зверя, теперь не скрываемые тенётами, красовались латные сегментные наручи и шипастая металлическая перчатка. Он был озадачен и явно нервничал. В желтом уютном свете старых лампочек все происходящее выглядело безобидной игрой, если бы не удручающие безысходностью голые стены старого вокзала.

«Откуда здесь электричество? — думало Второе Я.

Оно просто есть. Как эти вечные лампочки, например, — еще больше запутала себя Танька.

Как так? — глядя на источники света, не поняла саму себя.

Ну, так эта игровая фантазия придумана, что непонятно? Лучше скажи, чего Лютый тянет? Я спать хочу, — заразительно зевнула в ответ.

Он играется! Маленький еще. Давай прикажем заканчивать?

Он и так нас понял. Меня, в смысле. Тьфу, ты! Я с тобой с ума сойду.

Ой, ой, ой! Сколько оптимизма! — гордо вскинула подбородок Альтер Эго.»

В следующем прыжке ирбис рассек жертве кожу на ноге. Все, что успел сделать Зверь — повернуться в сторону Лютого и скривиться от боли. Его бесполезные взмахи ножом в пустоте выглядели комично. Очень быстро шум и разговоры вокруг стихли. Зрители поздно поняли, что веселье каждая сторона понимает по-разному.

Тишь был настолько предусмотрителен, что сделал ставку на Лютого и теперь почувствовал, что в любом случае он не останется в проигрыше. Кроме нескольких чейсеров, на маленького защитника поставил и Дед, и поначалу это была всего лишь моральная поддержка для Таньки…

Очередной прыжок пушистого оставил Зверя без ножа: разорванная когтями правая рука больше не слушалась.

Часть 15

— Есть желающие пересмотреть условия поединка? — поинтересовалась Танька, погладив усевшегося рядом Лютика. В глухой тишине раздавался только скрип зубов Зверя, из-за шока не чувствовавшего пока всей боли.

— Останови своего мутанта… — несмело попросил чей-то голос.

— Лютый не мутант, и он мой друг, — оповестила всех. — Так что? Победа засчитана или добить?

— Согласно правилам, в лагере запрещены убийства, — нехотя произнес Старый. — Победа засчитана Лютому. Есть возражения?

— А она? — прозвучало от зрителей насторожено. — Ей так и сойдет мочилово проводника?

— Проводника, насколько я помню, схомячили его же лошади и не в этих стенах, — рассудил Дед.

— Крэйза отпустила мутантов, оставила нас без проводника. Её кот покалечил Зверя…

— И док при ней пропал. Ты уж по справедливости давай, Старый, — добавил другой чейсер.

— Что скажешь? — обернулся к Таньке добрый бармен.

— Как говорят у нас в Припяти, — Тишь опять возник за спиной неожиданно, — мало есть человечину, чтобы оставаться человеком. Хотя не факт, — задумчиво приподнял одну бровь. — Короче, проводник не нашего круга был, так что получил свое. А она, — встал рядом с Танькой, — теперь мой ученик. И все претензии — ко мне, — несмотря на вполне домашний вид, поглядывали в его сторону с опаской.

Подвальная мастерская у Тиша была уютная и просторная одновременно. В одной-единственной большой комнате он умудрялся и зарабатывать любимым делом, переделывая и изготавливая оружие, и стряпать еду, и выращивать кривенький кактус, и…

— Ой, ёжики! — обрадовалась Танька, впервые переступив порог его огнестрельного ателье. Она бросила у входа скомканный спальник и рюкзак, который волокла за собой по полу, и, едва не выпрыгнув из своих розовых тапочек, метнулась к огороженному картоном уголку на одной из многочисленных полок.

На стеллаже, среди разнокалиберного металла, ютилось маленькое семейство оранжевых длиннохвостых ежиков. Частое сопение их любопытных белых носиков показывало, что колючие вполне освоились в гостях и жаждут новых ощущений.

— Да вот, подобрал, когда они дружно к кому-то на завтрак перлись, — смутился Тишь. — Скоро выпущу, только откормлю немного. На здешних мышей им сложно охотиться, те и кота сожрут. А змеи у нас с такой чешуей… — махнул в отчаянии рукой. — В общем, оголодали малость иголки. Ты, давай, размещайся вон там, в уголке, — указал на большой, накрытый чистым матрасом, ящик. — И пойдем к аборигенам, иначе плохое подумают.

— Чего это? — переспросила гладившая ежиков Танька. — Я могу и в общей спальне остаться…

— Казарме. Там — казарма. Не пойдет, тебе жизни спокойной не будет, — покачал головой в ответ. — Так что здесь вписывайся, если не брезгуешь.

— А ты где будешь? — спросила, водружая на ложе свои пожитки.

— Я на полу сплю, так удобнее.

Зверя пришлось спасать. Повязки ему наложили плохо, и от потери крови он с каждой секундой бледнел все сильнее.

— Как говорят у нас в Припяти, пришла беда, а отворить некому, — скептически посмотрел на раненого Тишь.

Танька могла исцелить сразу, даже не приближаясь, но какой же это урок для грубиянов?

«Ладно, умереть ему не дадим, — сомневалась в необходимости вмешиваться.

Только чтобы не понял никто. А то попрутся со своими болячками все, — поддержало Альтер Эго.

Да, видок у них — хуже некуда…

Всухомятку же, — как-то жалобно разворачивала карамельку Второе Я.

Слушай, а они размножаются… Мне так кажется, — поглядела на свое подсознание Танька.

Фто? — засовываемый в рот леденец мешал внятно думать.

Фантики от твоих конфет! Они мне скоро сниться будут!»

— У меня есть порошок специальный, для ран, — наугад оповестила Танька, приблизившись к окружившим Зверя чейсерам. Переодеваться она посчитала лишним, но теперь на ее наряд реагировали уже спокойнее.

— Так чего стоишь? Бегом неси! — Дед, попытавшийся работать санитаром, уже не рад был, что Лютый не добил свою жертву.

Придуманное на ходу, «лекарство» мгновенно уняло боль и остановило кровотечение.

— Ништяк! Что за новинка?

— Наш док, вроде, лучшее брал, а такого…

— Эй! Продай половину!

— Слушай, еще есть дозняк? — вопросы посыпались сразу и со всех сторон. Молча пока наблюдали картину только Дед и Тишь.

— Да так забирайте, — пожала плечиками Танька. — Пусть у Деда… в смысле, у Старого лежит, и пользуйтесь, — посмотрела недоуменно на публику.

— Ладно, пипл. Раненого отнесите в казарму, — распорядился Старый. — И кто за вертелом следит?! — крикнул уже строго. — Мясо подгорает!

Часть 16

— Ну, и зачем свое лекарство отдала? — спросил Тишь, когда на них перестали обращать внимание. — Про доктора, судя по всему, нам можно забыть…

— Ой, да успокойся ты! Не было с проводником никого, — сморщилась Танька. — Спать когда можно? Вставать рано.

— Зачем? Тебе сначала оружие…

— Я пробежаться хочу, погодка чудная, — перебила наставника. — Да и с окрестностями познакомиться нужно…

— Ты ёбн… ты дура? Впрочем, одно другое не исключает, — рассудил Тишь. — Здесь не бегают. Как говорят у нас в Припяти, тише ходишь — дольше будешь!

— Это потому у тебя прозвище такое?

— А ты всегда слышала мои шаги? — ответил вопросом.

— Нет, — честно помотала головой. — Ясно. Ладно, раз не спать, давайте петь. Здесь одна гитара?

— Пипл, второй инструмент пригодился! — пристально глядя на Таньку, громко распорядился Тишь.

Танька не умела ни петь, ни играть, но знакомиться лучше в непринужденной обстановке. Альтер Эго взяло на себя навыки и умения, оставив главной половинке возможность выбирать репертуар. С сомнением покосившись на засаленное сиденье предложенного стула, и выразительно глянув в сторону слушателей, Танька осталась стоять с принесенной для нее второй гитарой. Не долго: у Деда быстро нашлось чистое полотенце, подстелить под основание её голых ног.

Вместе с инструментом принесли отдельный комбоусилитель, непонятную педаль, и… дальше Танька перестала понимать происходящее, получая удовольствие от процесса.

Снова, теперь уже от смущения, надвинув на глаза капюшон, Танька исполнила «Вальпургиеву Ночь»[6]. Исключительно с целью установить доверительный контакт с чейсерами.

Творить мелодию и петь было абсолютно новым развитием способностей. Необычные ощущения будоражили еще больше: от нее ожидали создания настроения. Слушали не ее, а голос и слова. Смотрели на исполнителя, а не на девочку. Радовались тому, что могут быть рядом в эту минуту.

Чейсеры оказались вовсе не изощренными убийцами, уставшими охотниками, разочарованными в жизни людьми, а настоящими романтиками! Это сборище старых панков и хипарей, получивших бесплатную тусовку и развлечение в виде поиска красивых фенечек, лишь по необходимости подрабатывало охотой. Основное же развлечение как раз и устраивалось по вечерам.

Новое настроение подвигло исполнить «Дорогу в Ад»[7]. А когда для закрепления знакомства прозвучало «Я Ненавижу Девочек»[8], поросенок на вертеле как раз закончил прожарку.

Поглощение ужина продолжилось прямо на зрительских местах, расположенных, преимущественно, на полу.

— Нормальная чикса, пиплы! — озвучил для всех свое решение о Таньке Старый. — Пробуй деликатес, не часто попадается, — передал возвышавшейся на стуле гитаристке вилку и тарелку с куском мяса.

Местный кабанчик, которого все упорно называли поросенком, был великоват для своего названия. Глянув на беспечное веселье, Танька не стала задавать вопросы и, примостив на коленках горячую посудину, рискнула попробовать нежное мясо… рыбы. Больше всего ее удивил не вкус, а полное отсутствие костей.

— И как? — отгрызая ломтик дичи от ребрышка, умудрился спросить Тишь. — Раньше не пробовала? Ничего, здесь и не такое… — вместо окончания предложения, он предпочел еще кусочек «рыбки».

— Почему поросенок? — проглотив первое изумление и облизав пальцы, спросила Танька.

— М! Это морская свинка, они на севере обитают, — продолжал разгрызать вкусное наставник. — Как говорят у нас в Припяти, гусь свинье не товарищ, а родственник! — вокруг слышался довольный лязг зубов, причмокивание и даже звериное взрыкивание голодных мужчин.

— Можно Лютого угостить? — оценив безопасность и количество съестного, попросила девочка.

— М-гу, — кивнул головой Тишь. Оторваться от такого блюда было сложно.

«Ты что натворила? — млея от наслаждения, спрашивала себя Танька. Ей нравилось слушать, как ест Тишь. Звуки поглощения еды успокаивали и расслабляли. Раньше она этого не замечала.

Сама такая, — облизнулось Второе Я. — Ты выбирала, что петь.

Я не о том. Что дальше? Мне здесь нравится, учти!

Ничего, скоро Мелл придет…

Это угроза?»

Местный разливной напиток Танька пробовать отказалась. Сваренный из сахарного ивняка, он явно был омерзительно вкусным: лица употреблявших сводило судорогой экстаза. Поросёнковый кабанчик вполне удовлетворил её интерес к экзотике и голод, так что можно было снова взяться за инструмент. Сначала совсем тихонько, она в шутку стала рассказывать о жажде. Резкий и агрессивный монолог «Я и Мой Джин»[9] чейсеры восприняли почти блаженным молчанием.

Оказалось, блюзы[10] нравятся Таньке не только как название жанра, так что зависали допоздна. Когда добралась до своего мешка, бодрости хватило лишь на то, чтобы забраться внутрь, а не уснуть сверху.

Часть 17

— Вставай, соня! — подходить близко к охраняемому Лютым Танькиному лежбищу Тишь не рискнул. — Сегодня поведу тебя знакомиться с окрестностями, так что вылезай, — он уже возился у маленькой электроплитки в кухонном уголке.

Не совсем выкарабкавшаяся из сна, взъерошенная Танька показалась из мешка в подвальном полумраке мастерской. Давешняя футболка на ней выглядела еще хуже.

— Чего в такую рань? — прошелестела с непривычки осипшим от пения голосом.

— Как говорят у нас в Припяти, кто рано встает — тому Бог не товарищ! Скоро полдень, лентяйка, — он нацедил в две кружки жуткий черный чай, добавил по ложке смальца и посыпал солью. — Держи, — протянул одну порцию Таньке.

— Спасибо, — изо всех сил отрицательно замотала лохматой головой, — я на диете.

— Пей, не выпендривайся. Горло вчера так драла, что там ссадины, наверное. А это — первейшее лекарство от ангины. Но сейшн на расслабоне знатный вышел, — он аж зажмурился от воспоминаний.

— Лучшее лекарство от ангины — бритва, — просипела в ответ, но все-таки взяла кружку и с опаской покосилась на растекающиеся по черной поверхности плескавшейся микстуры жирные разводы. Первый глоток, вопреки ожиданиям, принес облегчение и был совсем не противным на вкус. Дальше пошло легче.

— Юмор у тебя — врагу не позавидуешь, — добродушно улыбнулся Тишь и отхлебнул от своей порции. — Собирайся, по дороге поговорим.

— Спасибо и отвернись, — доцедив последний глоток, отдала кружку синеглазая.

«Мы чего, так сразу и подчинимся неизвестно кому? — запротестовало Альтер Эго.

Хм! — Таньке стало весело. — Он нас вчера под опеку взял, вообще-то.

Опекун Дьявола. Охренеть названьице! Он мозгами двинется, когда узнает.

Тебе жалко людей? — удивилась себе.

Нет, но… Ну, да, есть повод для веселья, — согласилось Второе Я.»

«Лют, ты с нами, — приказала защитнику, уже выуживая из мешка свой камуфляжный костюмчик и ботинки.»

«А вещи сторожить? — теряя надежду отоспаться, отозвалась мордочка с хвостом в зубах.»

«А я страх оставлю, сюда даже заглядывать побоятся! — веселилась девочка.»

— Не хочешь сначала Зверя проведать? — уточнил Тишь.

— С какого? — напялила задом наперед бейсболку Танька. — Я лучше в туалет зайду с утра, чем хама навещать. Как говорил один мой знакомый, в туалет нужно ходить не тогда, когда хочется, а тогда, когда есть возможность, — сбила с толку опекуна.

— Как знаешь. Он, вообще-то, извиниться хотел. И поблагодарить…

— Ладно, зайдем, — смилостивилась, подвязывая нижний конец ножен к бедру.

Солнце стояло высоко, и день за стенами вокзала ласкал летним блаженством. Едва отойдя от убежища, Танька, невзирая на предостерегающий окрик Тиша, сразу побежала к маленькой полянке с цветами. Лютик, озадаченно глядя вслед хозяйке, остался рядом с чейсером.

Удивительные черные соцветия, никак не связанные с почвой, парили низко над полянкой. Опуская к земле лишь короткое и легкое, словно паутинка, бледно-зеленое подобие стебелька, они не касались земли. Было жалко срывать такую прелесть. Цветы висели на разной высоте и, словно стайка пушинок, раскачивались и гнулись от легкого ветра, но никуда не улетали и оставались каждый на своем месте, как привязанные. Проведя ладошкой по нежным созданиям, девочка на всякий случай, рассказала им, какие они красивые — маленькие летающие угольки.

«У них же нет зеркала, — рассудила свое общение с флорой.

Они — растения! Ты мне еще дома своими беседами с фикусом надоела, так и здесь меня доставать вздумала?! — от гнева уперев руки в бока, отчитывала свое Второе Я.

Ну чего ты? Они же действительно прекрасны… А кто им об этом может рассказать? Здесь же мужики одни, — просительно глянула Альтер Эго.

Ну, ладно. Это я так, — быстро успокоилась половинка девочки. — А букетик сделаем?

Они живые! Как ты можешь?!

Всё, к психиатру. Сразу, как вернемся. Вдвоем, — пошутила в ответ.»

— Ты что творишь?! — Тишь перестал соответствовать своему прозвищу. — Сразу на тот свет захотелось?! — он нависал над вернувшейся Танькой, словно угроза с ремешком для порки.

— Ну чего ты орешь? Там цветочки красивые…

— Там аномалия сомнений! Они изнутри выгрызают! Почему она тебя сразу не убила — одному Богу известно! — еще чуть-чуть и из ноздрей оратора готов был вырваться дым.

— А ему-то откуда об этом знать? Это наше с цветами дело, и вообще: нефиг при мне о нем упоминать, — обиделась Танька и пошла дальше по утоптанной тропинке.

Такого поворота Тишь никак не ожидал, но, догнав ученицу, по инерции еще пригрозил:

— Будешь себя так вести, — вернемся сейчас же! А о ком не упоминать? — подумав, спросил растерянно.

— Слушай, — резко остановившись, повернулась к нему Танька, — я не напрашивалась, могу и сама о себе позаботиться. Тоже мне, опекун для дьявола выискался!

— А-а… — протянул Тишь иронично, — тогда понятно, — он развернулся и пошел дальше вглубь зоны. — А я-то всё гадаю, — громко рассуждал сам с собой, — чего это ребенок сюда приперся? А она, видите ли, дьяволом себя возомнила! Ну, всё понятно, тогда. Не долечили, бедолагу…

— По-моему, я не давала повода для оскорблений! — догоняя Тиша, отозвалась Танька.

— Еще как давала! Ты из какой психушки сбежала? — не поворачиваясь к девочке, разъяренный оружейник просто шел дальше.

— Я не сбежала… В смысле, я нормальная! — она еле поспевала за идущим размашистым шагом мужчиной.

— Нормальные дети в куклы играют, а не снимают кожу с живых людей! И не разгуливают с леопардами! — он махнул рукой в сторону веселящегося Лютого.

Маленький ирбис, не чувствуя опасности, как раз гонялся за большой зеленой молью. Тяжелая тварь зоны была величиной с голубя и еле успевала уворачиваться от острых когтей. Впрочем, Лют не особо усердствовал, и старался не поранить отливающие металлом изумрудные крылья существа.

— Я не разгуливаю, я хочу несколько факторов найти, — оправдывалась Танька, — для себя и в подарок для Мелл… — она семенила, периодически переходя на бег. — Слушай, не спеши, мне идти неудобно!

— Факторы просто так не отыщешь, — успокоившись, Тишь пошел медленнее. — Кто такой Мелл?

— Такая, она девочка. Это… что-то вроде меня, только наоборот, — совсем запутала наставника Танька.

— В какую сторону «наоборот»? — уточнил на всякий случай.

— Увидишь, она скоро придет. Ой, смотри! Там Маря и Баря! — улыбнувшись, Танька замахала поднятой рукой.

Знакомые собако-лошади мирно бежали вдали, но, завидев Таньку, поспешили к своей спасительнице.

— Ко мне за спину! Быстро и не высовывайся! — приказал Тишь, попытавшись задвинуть Таньку под свою защиту. В руках у него появилось нечто маленькое, казавшееся естественным продолжением кисти.

— Э! Это Мармеладка и Барбариска, ты что?! — повисла на нем девочка. — Не смей! — она выскочила вперед и, раскинув руки, встала межу стреляющей штуковиной и приближающимися монстрами.

— Уйди, дура, они нас съедят!

— Сам такой! — повернувшись, Танька с Лютиком рванули навстречу лошадкам.

Добежав, она первым делом обняла обеих саблезубых единорогих собак. И только потом, кое-как вскарабкавшись на Мармеладку, припала к ее спине, закопавшись в роскошную гриву.

Часть 18

На мягкой шерсти ездить оказалось гораздо удобнее, чем в жестком седле. Тишь смог это оценить уже после того, как его под страхом немедленного поедания насильно усадили на Барбариску.

— То есть, ты с ними подружилась, — задумчиво водя прутиком по песку, спросил постепенно приходящий в себя оружейник. Они с Танькой сидели в тени широколистной сосны и просто разговаривали. Маря и Баря, разлегшиеся неподалеку, с удовольствием охраняли их покой, одним своим видом отбивая у других мутантов охоту нападать.

— Я их из рабства спасла, — кивнула своим хвостиком синеглазая. — Нельзя же так с собаками! Они добрые…

— Кто ж знал, что они собаки? — с опаской покосился на страшилищ Тишь.

— Спросить у них не пробовали? Они же только и ждут, чтобы с человеком рядом быть! — наставительно учила своего опекуна девочка.

— М-да, загадок у зоны… — покачал головой в ответ. — Как говорят у нас в Припяти, чем дальше в лес — тем меньше шансов.

— Вот именно. Ты меня обучать собираешься, вообще?

— А для чего? Сама всё умеешь. Охотиться с тобой — бесполезное занятие, я так понимаю. Кстати, как твоя подружка сюда собирается попасть? — посмотрел на Таньку с интересом. — Проводника больше нет…

— Откуда я знаю? — пожала плечиками. — Может, я её поеду встречать. Не знаю пока.

— Интересно, куда док запропастился… Не хочешь новым проводником поработать?

— Нафиг надо? — удивилась не на шутку. — С собаками теперь каждый самостоятельно сможет передвигаться.

— Ага, так чейсеры и поверят, — ухмыльнулся Тишь.

— Ну, ты же поверил? — посмотрела недоуменно на оружейника.

— Я — другое дело. Я странный, — он задумчиво посмотрел вдаль.

Холмистая местность, покрытая редколесьем, выглядела безмятежно. Выжженные Солнцем участки нормальной травы перемежались яркой зеленью колосящегося мха. Попадавшиеся тут и там одуванчики, хищно клацая лепестками, лениво охотились на глупых голубых комаров. Перекати-поле мерцали, словно мираж, каждый раз возникая на новом месте. Небольшая рощица капусты по-молодецки раскачивала тяжелыми кочанами, поджидая неосмотрительных зайцев. В низине стройными рядами шагали стебли пшеницы.

— Ладно, доктора ты не видела, — отбрасывая ненужный прутик, перешел к серьезному разговору Тишь, — но хоть что-то необычное в поведении проводника заметила? — прутик не заставил дважды просить себя и заторопился к своим, смешно переставляя свои короткие лапки. — Может, он обмолвился, мол, завтра за доком поеду или еще как, а?

— Не-а, — замотала головой Танька. Ей и самой было интересно помочь чейсерам в поисках, но впервые о пропавшем ее начал расспрашивать именно наставник. — Давай съездим туда, где проход и посмотрим? Верхом быстро обернемся, — погодка и необычная природа зоны прямо толкали в лапы приключений.

— Завтра, сегодня погуляем еще здесь, расскажу про аномалии и пойдем подбирать тебе оружие. Вот тогда тебе точно из лагеря нужно уходить: чейсера с оружием можно и на дуэль вызвать, и «случайно» в драке покалечить…

Глядевшая на него Танька не знала, смеяться ей или плакать от жалости.

— Ты серьезно? Я вооружена, дальше некуда, — оружейник не заметил даже блеска клинка, когда кукри обхватил сбоку его горло. Холод металла обжег кожу. — И ничего другого мне не нужно, поверь, — нож исчез так же внезапно.

— Слушай, — Тишь развернулся к Таньке лицом, — если серьезно: ты кто такая?

— А говорил, что странный, — разочарованно протянула в ответ. — Да ну дьявол я, самый настоящий. Сколько еще можно повторять?

— И сюда за фенечками пришла? — снова поплыл мозгами опекун. — Может, ты еще и в куклы играешь, а? — недоверие никак не покидало Тиша.

— А что такого, — потупив взгляд, смутилась Танечка. — Я же девочка, все-таки, — залилась краской, не решаясь посмотреть в глаза. — И если кукла красивая, то почему нет? — добавила совсем тихо.

— Ну-ну, — скептически взглянул на происходящее наставник. — А что ты не наколдовала себе украшений, а сюда за ними рванула? У тебя же власть, богатство, души грешников…

— Чушь какая! Нафиг мне богатство и власть, ну сам подумай? А души для чего? — пришла в себя Танька. — Что интересного-то?! Другое дело, когда погулять можно, мороженого поесть, на велике покататься, позагорать в свое удовольствие. Ведь правда? — даря искушение, она испытывающее посмотрела на своего опекуна. Тишь промолчал.

«Он о чем думает, вообще? — интересовалась у себя Танька.

Он не верит. Он думает, что мы… я, то есть. В смысле, ты. Мы, короче, — запуталось Второе Я, пряча за спиной зажатую в кулачке карамельку. — Мы порождение зоны. Или галлюцинация, — расстаться с конфетками не получалось, но в присутствии самой себя разворачивать леденец не решалась.»

— Я не сложный мутант и не видение. Не бред твоего сознания. Да, владею телепатией, — читая чужие мысли, чеканила Танька, на всякий случай, не глядя на Тиша. — Нет, я не копаюсь в твоих мозгах. И про это я тоже не знаю. Да, пока ты сам об этом не подумал. Ну что, достаточно доказательств? — теперь властно глянула на оружейника. — О, ё! Ну и примитив, — покачав головой, она материализовала ящик холодного пива, для виду щелкнув пальцами. — Рыбки? — спросила с издевкой, слегка склонив голову набок.

От такого напряжения мозг Тиша попросил тайм-аут.

Часть 19

Маря и Баря успели отъесться и были совсем не голодные. Появившаяся возле лагеря верхом на лошади Танька вызвала панику. Когда рассмотрели на спине второй обмякшего и еле державшегося за гриву оружейника, находившиеся в укрытии чейсеры приготовились к самому худшему.

Обыденно заведя лошадок в их ангар, Танька подгребла в стойла побольше сена и, обняв собак за лохматые шеи, пожелала им спокойной ночи.

— Уверен, что они не опасны? — допытывался Старый. Он сидел с прибывшими за столиком, подальше от остальных. Недоверие чейсеров едва не вылилось в бунт, но добрая Танечка, мило улыбнувшись, пообещала оторвать голову, если кто-то вздумает обидеть собак. Спорить с ней не рискнули.

— Еще как опасны! — в себя Тишь приходил с помощью горячего сладкого чая. — Но они послушные, и… Таня с ними вообще в обнимку. А ведь сожрать её — раз плюнуть, — оружейник теперь не всегда верил тому, что говорил.

— Ты чего молчишь? — Дед повернулся к Таньке. — Народ ждет, не видишь? — очень строго указал на сгрудившихся у дальнего столика охотников. Недобрые взгляды в сторону сидевшей рядом с наставником подопечной не пытались скрывать.

— Вижу, — разыгрывала наивную Танька. — Мы завтра пойдем доктора искать, не пешком же в такую даль? Вот я Марю и Барю и попросила… — она была скромной девочкой и немного смутилась от своей доброты.

— Мармеладка и Барбариска! Саблезубые единороги, ага! — Тишь нервно рассмеялся. — Я тебе потом расскажу кое-что, — он многозначительно глянул на бармена.

— Они — собаки! — рассердилась Танька. — И не виноваты, что такие красивые! — эти разборки стали ей надоедать.

— Теоретически-то единорога кто приручить может? — не обратил внимания на замечание Тишь.

— Кто? — не понял Дед.

— Прекрасная девушка только. Ну или вот, — показал на насупившуюся синеглазую. — Чем не принцесса?

— Смазливая мордашка — не повод оставаться безнаказанной… Но дока кто-то должен искать. Так, — хлопнул ладонями по своим коленям Старый, — мое решение: до возвращения вас никто не тронет. Ну, а там поглядим, — он встал и направился к своему торговому месту.

— Эй, — пихнула локтем своего опекуна добрая девочка. — Спасибо тебе, — она снова смутилась и старалась не смотреть на Тиша.

— За что? — отхлебнув еще глоточек остывшего уже напитка, поинтересовался оружейник.

— Что собак защитил. И за меня вступился. Вот, — неизвестно откуда она достала с виду очень простенький нож. — Это тебе, подарок, — не глядя в сторону наставника, ловко перехватила красоту за лезвие и протянула своеобразную благодарность.

Необычный прямой клинок листовидной формы с двусторонними спусками и серрейтором был очень похож на кинжал. Латунные гарда и навершие сверкали, отполированные заботой и любовью. Набранная из светлой кожи рукоять имела незатейливые белые пластиковые вставки.

— Реплика, — с трудом сглотнув комок в горле, еле выдавил из себя оружейник.

— Оригинал, — покачала головой Танька. — Настоящий Скуба Демо. Бери, не стесняйся.

— Он же целое состояние стоит, — Тишь наконец-то решился и бережно, обеими руками, взял клинок.

— Да? Вот и хорошо, будет тебе компенсация, — с улыбкой повернулась к наставнику Танька. — Мы ужинать собираемся или где?

— Скоро, — кивнул в ответ. — Только я подарок не возьму, а обменяю. Иначе не честно и поссориться можем. Ствол тебе подберу…

— Мне не нужно, — запротестовала Танька. — Ты же на прогулку с голыми руками пошел? Почти. Значит, здесь безопасно. У страха глаза велики…

— У меня четыре ствола с собой было, — наставительно произнес Тишь, прижимая к себе подарок. — И тот, который ты не дала использовать, разорвал бы лошадей на куски. Как говорят у нас в Припяти, у страха глаза велики, а зубы еще больше. Я всегда вооружен. И всегда боюсь, иначе не выжить.

— Чего здесь бояться? — удивилась подопечная.

— Людей. Потом расскажу. Ты на сейшн в этом прикиде собралась? Или платье припасла для особых случаев? — повеселевший Тишь выглядел совсем иначе.

— В этом удобно, может, только куртку сниму, — пожала плечиками Танька. — Здесь вообще лапой умываться принято или есть что-то кроме туалета?

— Ты же… ладно, пойдем, покажу, где и что имеется, — оружейник встал и поманил за собой девчонку.

«Тебе нафига здесь вообще что-то? У нас все в пещерке есть, — удивилось Второе Я.

Не мне одной, мы вместе красиво выглядеть должны, — Танька сняла бейсболку и загадочно махнула хвостиком.

Охмурять его собралась? — насупилось Альтер Эго.

Кого? — не поняла саму себя. — Мы и без рюкзака могли пойти, и сразу в лагере появиться, но тогда выглядели бы здесь неправдоподобно. А если я из мешка каждый раз буду вылезать свеженькая и чистенькая, нас не поймут! Не всем же раскрываться…

Тогда — ладно. Но душ все равно будем принимать у себя! — поставила условие половинка.»

Часть 20

На этот раз ужин состоял из кенгуру. Шарообразное нечто, насаженное на вертел, уже подгорало в самой широкой части, когда Танька наконец-то почтила своим присутствием чейсерскую тусовку. Стены зала теперь были нелепо украшены кусочками цветной бумаги и обрывками ярких тканей. Кроме импровизированных гирлянд, Старый велел затереть неприличные надписи на стенах и нарисовать хоть гвоздем цветы и веселые улыбки.

Она не рискнула переодеваться в своем походном убежище, только достала оттуда пакет с мягкой домашней одежкой. Тишь не мешал ей. Показал, где обитает единственная душевая с подвешенной на проволоке лейкой и где спрятались примитивные умывальники с кувшинчиком для воды вместо смесителя, и занялся собой.

«Ты же не собиралась переодеваться! — рассасывая новую карамельку на палочке, наблюдала за собой осмелевшее Второе Я.

Я и не собиралась, — честно и растерянно призналась себе Танька.»

Уединившись во чреве санузла, она умылась, переоделась в белую футболочку с жизнеутверждающей надписью «Лучшая диета — кормиться болью воспоминаний» и традиционными, вырванными с мясом ангельскими крылышками на спине. На смену камуфляжным брючкам вынула мягкие серые штаны. И только вылезла из жестких ботинок на привычные стоптанные кроссовки…

— Привет, — прохрипел сзади Зверь. — Не знал, что здесь занято, — развернувшись, он собрался уходить.

— Свободно здесь, я просто переодеваюсь. Привет, — Танька даже не взглянула в его сторону. — Как дела? — стала переоблачаться, не обращая внимания на посетителя.

— Радует, что уже хожу, — ответил чейсер, деликатно отвернувшись и склонившись над умывальником. — Не радует, что пока только по нужде, — пошутил мрачно.

— А ты на ужин приходи, — просто посоветовала девочка. Прыгая на одной ноге, она пыталась протолкнуть вторую в трикотажное изделие. — Среди друзей быстро пойдешь на поправку.

— Друзей? — оторвавшись от мытья уцелевшей руки, удивленно посмотрел на нее охотник на мутантов. — Ты серьезно? Тебе разве не сказали?

— Что не сказали? — наивно взглянула на него успевшая влезть в половину штанов Танька.

— Это ты у Тиша спроси, — он стал потихоньку отступать назад. — Спасибо тебе еще раз, — он все-таки нерешительно остановился и посмотрел в сторону выхода. — Ты, это. Ты не верь никому. Здесь нет друзей. Лагерь — зона перемирия. За пределами — каждый за себя. Это здесь мы хиппари и пункера, а там… В общем, я тебе ничего не говорил, так положено, — неспеша развернувшись и не оглядываясь, он исчез в темном проеме.

Шарообразное существо, прозванное чейсерами кенгуру, оказалось вкусным и сочным. Жирное, как свинина, и нежное, словно кролик, мясо таяло во рту. На этот раз Дед предложил Таньке сначала нормально поесть, а не хвататься за инструмент. И проследил, чтобы у нее в стаканчике оказался местный квас на мякоти хлебной морковки, а не самогон.

Танька не пожелала терять время даром и запрягла всех подобревших от еды окружающих делиться с ней информацией.

— Кенгуру — потому, что он прыгает. Катится, катится, а потом подпрыгнет — и на жертву, и давит. Не мячиком же его обзывать…

— Лошади не часто встречаются…

— Они собаки, — быстро проглотив, поправила рассказчика Танька.

— Ну, да. Так вот, они тоже, в основном, на севере, со всей остальной живностью…

— Почему? И у нас работы хватает. Здесь, конечно, поспокойнее, чем в других лагерях, но пострелять приходится…

— Зачем в оправу? Фактор может принять любую форму, которая нужна, стоит только подумать…

— Нет, не все. Проводник из другого лагеря к нам перешел. Так вот они там человечину очень даже уважают…

— Почему нет? А Тусовка Домохозяек? Там сплошь одни бля… я хотел сказать…

— Да заткнись ты уже! Нормально у них всё, ты не слушай его, внучка, — утихомирил пыл рассказчика Дед. — Добавки отрезать? — заботливо наклонился в сторону Таньки.

— Нет, спасибо, — поблагодарила, облизнув от жира губы. — А название Зоны почему такое?

— Ха! Так Фактор Одиночества еще никто не смог добыть!

— Верняк, его только видели. В смысле, — их…

— Да, за ним только вдвоем можно идти, он единственный парный и сам выбирает, к кому в руки…

— И не угадаешь, кто рядом должен быть…

— Зато, говорят, тот, кто его добудет, никогда не будет одинок…

После этих слов наступила неожиданная пауза. Рассказчики внезапно сосредоточились каждый на своей порции мяса, стараясь не смотреть друг на друга.

Отложив тарелку и вытерев руки предложенным Дедом полотенцем, Танька взяла гитару. Проверив звучание и поудобнее умостившись на мешке с песком, заменявшем стул всем настоящим тусовщикам, она в благодарность пропела о школьных буднях[11]. Зеленый — чейсер, ранее в одиночку развлекавший публику — не вытерпел и поддержал её порыв.

При таком пособничестве Танька, продлевая удовольствие и рискуя испортить аппетит, неосмотрительно стала рассказывать историю неожиданно появившегося «валета»[12].

Дальше с Зеленым исполняли вместе и по очереди, сделали перерыв и доели остатки шарообразного кенгуру, и снова пели, забывая обо всем окружающем, настолько легко оказалось находить общий язык с помощью музыки. Для завершения вечера Танька припасла рассказ об эпизоде осеннего путешествия автостопом[13] на трехколесном раритете. Потом вежливая девочка поблагодарила всех за компанию и, сославшись на необходимость раннего подъема, уволокла себя в мастерскую Тиша.