Фактор Одиночества (СИ)

Часть 21

— Ты не все мне рассказал, — расстилая своё убежище, невзначай заметила подоспевшему вслед за ней наставнику.

— Поэтому ушла переодеваться в другое место? — Тишь не совсем понял, что от него хотят. — Не делай так, там может быть опасно…

— Ты забываешься, — зевнула Танька, — смертный. Ой, извини, — сразу смутилась своего поведения.

Ёжики, доедая ужин, тихо шуршали и сопели в своем вольере, а звуки из зала доносились лишь изредка. Вместе с подвальным полумраком обстановка нагоняла сон.

— Слушай, неуязвимая сущность, — иронично попросил оружейник, также расстилавший свое ложе, — я хочу увидеть твой настоящий облик.

— Ты его и так видишь, — не оборачиваясь, пожала плечиками.

— Нет, я про настоящий, истинный. А не вот такую соблазнительную длинноногую малышку. Как ты в преисподней выглядишь? Чем там занимаешься и вообще? — оставив в покое свою постель, Тишь застыл, обреченно глядя на свою подопечную то ли с надеждой, то ли со страхом.

— Лежу на каменистом дне. Молчу. Гляжу на небо, — с улыбкой процитировала Танька вдруг всплывшие строчки[14]. — А не испугаешься? — спросила с хитринкой.

— Как говорят у нас в Припяти, зубов бояться — в рот не да… Ой! Тебе еще рано такое, — смутился наставник. — Ну, так какая ты там?

— Не знаю, о чем ты, — чуть не засмеялась Танька. Закончив расстилать свой мешок, она присела на край ящика. Лютый, как нормальный котенок, тут же забрался к хозяйке на колени. — Это место чем не ад? Вот и думай: а может, это мой дом? — окончательно запутала чейсера.

— Ну, правда, покажись, а? — не отставало любопытство.

— Смотри, любуйся. Я — это я и есть, — развела руками в ответ. — Если коротко: истинное лицо Дьявола — его поступки. А рассказывать какая я и чем занимаюсь можно вечно. У тебя есть такое количество времени или быт и рутина отвлекают? — уже вовсю улыбалась Танька.

— Не хочешь, значит, — не поверил Тишь.

— Я могу навести морок и показать таких чудовищ, по сравнению с которыми монстры зоны тебе милее котят будут. Но зачем? — она снова пожала плечиками. — Может, поверишь, а?

— Сложно не поверить. Еще сложнее — верить.

— Э! Ты только из меня идола не делай! Не хватало еще… Лучше расскажи, что не договорил. Почему нужно людей бояться? — не раздеваясь, Танька стала залезать в мешок.

— Люди. Сюда идут одиночки, а не люди, — перейдя в горизонтальное положение на своем матраце, Тишь улегся поверх одеяла и, расслабляясь, закинул руки за голову. — А бояться нужно всего, конечно, не только братьев по безумию. Как говорят у нас в Припяти, пуганая ворона куста боится — и правильно делает.

— Как-то ты слабо смахиваешь на тронутого, — Танька решила не застегивать мешок и не залезать в норку, и, против обыкновения, позвала под бок и обняла своего лохматого защитника. — Да и на маньяка не тянешь. И Дед не очень-то и чокнутый, мне показалось. И Зеленый… Кстати, почему он Зеленый, а? — повернув голову, она старалась рассмотреть выражение лица опекуна.

— Ха! Ты наш туалет видела же? Что скажешь? — развеселился оружейник.

— Ну, судя по количеству журналов, запором здесь никто не страдает… — растерялась Танька.

— Ну, вот. Съел он как-то слишком много…

— Так, понятно! Этот фольклор можешь пропустить! — остановила воспоминание Танька. — Давай дальше.

— Старый и я — мы не отсюда. Я из Припяти, а его власти поставили. Нельзя же только вознаграждение за мутантов платить, нужно еще и заработать на этом. Вот он и торгует оружием, припасами, едой. Ну и смотрит за порядком. Так в каждом лагере заведено, — Тишь почему-то печально вздохнул.

— А остальные? Что, одиночки не уживаются во внешней реальности? — помогла переключиться Танька.

— Понимаешь… Иногда кажется, что сама Зона разобщает людей. Пока мы здесь — все более-менее вменяемые. А чем дальше от лагеря… Пропадает что-то в человеке, и начинают охотиться друг на друга. Я даже думаю, что здешняя Зона и есть одна большая аномалия. Вот и гибнут, в основном, от рук своих же.

— Ты поэтому в оружейники подался? — тихонько спросила почти засыпающая синеглазая.

— И поэтому. Я оружие люблю. Несколько образцов сам изобрел, а их отвергли и чуть меня в тюрьму не упекли. У нас, оказывается, только инженеры на заводе таким могут заниматься, а я — кустарь. Но вот здесь пригодился — и рад. И деньгой разжился! — нервно хохотнул бывший сталкер.

Часть 23

Собак все-таки седлали: понадобилось место для рюкзаков, оружия и успевшей подсохнуть трофейной шкуры проводника. Мармеладка и Барбариска, засидевшиеся в своей огромной конуре, так обрадовались появившейся утром Таньке, что, повизгивая, прыгали и скакали вокруг нее, словно маленькие щенки. Их фантастически пушистые лисьи хвосты, словно рыжие бревна, мотались из стороны в сторону. Теряясь среди этих громадин, девочка, тем не менее, совсем не боялась быть раздавленной их огромными лапами. Лютый добавил беспорядка, вытворяя вместе с ездовыми одному ему понятный танец.

Перед отъездом Танька продемонстрировала всем желающим, что теперь вооружена и ее можно вызывать на дуэль. Тишь позаботился и отдал подопечной очень тонкую и легкую стреляющую штуковину, при виде которой у многих чейсеров потекли от зависти слюнки.

Уже в седле, словно полководец перед битвой подняв Мармеладку на дыбы, Танька прокричала: «Рэп — дерьмо! Попса — параша! Панки — хой! — победа наша![15]». И сорвала такой вопль поддержки провожающих, от которого настроение из хорошего превратилось в прекрасное. После вида ускакавшей верхом на саблезубой собаке Таньки — в пустынном камуфляже и с весело прыгающим русым хвостиком, который она решила украсить маленьким розовым бантиком — чейсеры еще долго приходили в себя.

«А что? Очень даже ничего себе, — рассматривала себя Альтер Эго.

Дурацкий бантик, я тебе говорила, — хмурилась Танька, затаив одобрение.

Чего это? Сейчас все так одеваются: и спортивно, и стильно…

Розовый бантик сверху, огромный нож сбоку и лихой скакун под задницей… Это стиль? — с сомнением спросила себя.»

Ореховое настроение теперь приходило всё чаще и синеглазая погружалась в мечтания и фантазии совершенно внезапно. Отъехали совсем чуть-чуть, когда Танька увидала передвигающихся неподалеку черных, как грозовые тучи, пингвинов. Приняв горизонтальное положение, они неуловимо быстро вращали острыми, как серп, крыльями и скользили по любой поверхности, оставляя за собой две глубокие борозды прорезанные органами летания. Выглядело это смешно, и улыбка показалась девочке вполне уместной.

— Что, понравились? — спросил ехавший рядом Тишь.

— Что? Кто… — поперхнулась и удивилась спутница. — Ты разве видишь мои фантазии? — немного повернувшись в седле, она посмотрела на опекуна.

— Какие еще? Не выдумывай, я про сов говорю…

— Эти пингвины — совы? Они что — реальны?!

— Это рыжие совы, — кивнул оружейник, — безобидные, если стая небольшая. Как говорят у нас в Припяти, не всё то золото, что фонит.

— Они же черные. Почти…

— Ну, да, — замялся Тишь. — Только шутники как-то по пьяному делу отловили штук двадцать и перекрасили в рыжий цвет, а вокруг глаз черные пятна нарисовали, — он переложил поводья в правую руку и проверил второй ствол на поясе. Танька не сомневалась, что он с ног до головы увешан разным стреляющим. — А потом отпустили. Переполоху было — жуть! Думали, новый вид мутантов. А они еще и злые от краски стали, как черти!

— А откуда ты знаешь, какая злость у чертей? Видел, да? — извернувшись, чуть не заглядывала в глаза собеседнику.

— Откуда мне знать? Выражение такое, — в седле, одетый в джинсы и клетчатую рубашку, он выглядел, словно ковбой на экране.

Вокруг наездников катилась волна покоя, обитатели здешней лесистой тундропустыни предпочитали не высовываться или обходить стороной ездовых собак. Оказалось, что «лошадки» не только могут проходить зону ядовитой травы, но еще почему-то отпугивают всех, кроме человека. Из за этого охотиться милым единорогам было крайне сложно.

— Жаль, — вздохнула Танька. — Никак не найду тех, кто видел или знает про чертей…

— Да у нас их каждый второй видел! — весело хохотнул Тишь. — Белочка — она, знаешь ли, жертвами не перебирает особо!

— Белки не едят людей. Они хранят стаю, — попыталась возразить, но вовремя себя остановила.

— Кто? А, нет! Я про белую горячку, с перепою! Вот там чертей насмотреться можно! А белки, чтоб ты знала, очень опасны, — наставительно произнес оружейник. — Самое страшное — это их хвост! Так, а куда мы едем? — он стал оглядываться. — Проход в другой стороне. О, смотри! Видишь там, под кустом? Прожилки красные в воздухе? А под ними площадочка ровная такая?

— Ага, — кивнула Танька, всматриваясь в странное нечто.

— Это аномалия всепоглощающей ненависти. Вместе с человеком все вокруг уничтожает, сволочь… Да, так мы скоро на территорию людоедов попадем.

— Это откуда Проводник? Тогда всё правильно, нам туда и надо, — кивнула хвостиком на макушке и поправила свалившийся хвост задремавшего на луке Лютого.

— Там опасно, лучше обойти. Как говорят у нас в Припяти, щи да каша — лишь бы не человечина.

— Как говорят у нас в Припяти, без труда не вытащишь рыбку из гнезда! — передразнила его Танька.

— Э… Ты откуда знаешь? — все еще не переставал удивляться её выходкам наставник.

— Хм, — пожала плечиками девочка, — просто знаю. Есть такая способность, — она рассматривала что-то бегущее вдали. — А кто это там? — указала рукой на интересный объект.

— Кажется, черепахи, — Тишь на всякий случай притронулся к оружию. Теперь уже справа. — Очень опасные и быстрые, но вкусные. Может, одну на обед подстрелим?

— Они же бегут! — удивленная Танька, не обращая внимания на предложение, остановила Мармеладку. — И как?!

— Как говорят у нас в Припяти, конь о четырех ногах только в сказке встречается. У них костей нет. Почти. Четыре псевдокогтя на концах ложнолапок, и клевательная коробка с мозгом, — ответил, всматриваясь вдаль. — Жуткие твари. Скручиваются, как веревки, если нужно.

«Так не бывает же такого! — выставила руку, указывая ладошкой на мутантов зоны.

Бывает, — облизываясь в процессе поглощения очередного леденца, Второе Я даже глазки закатывало от удовольствия. — Ты их видишь, — все-таки глянула на себя, — значит, бывают.

Бывает еще и то, чего я не вижу. Или пока не видала. И что? Не факт, что я должна верить в его существование, — не поняла саму себя Танька.

Ты сейчас с кем разговариваешь? — сглотнуло сладкие слюнки Альтер Эго.

Мне и самой интересно, — неожиданно растерялась. — А раз ты такая, тогда я тебя сейчас всех конфеток лишу, вот!

Эй, ты чего царапа? — немножко обиделась половинка девочки.

Запуталась я, — смутилась своей несдержанности Танька. — И фантики везде валяются… Извини…

Хочешь ириску? — протянула себе в ответ сладость примирения.»

Часть 24

— Ну, как хочешь, — по-своему понял молчание Тишь. — На обед можем и сосисок себе надергать, по дороге грядки есть.

— Надергать?! — чуть наклонившись вперед, Танька дала команду своему «коню» продолжать движение. — Я думала, что они, в крайнем случае, летают. Куриные если. А эти овощные, что ли? Ну и фантазии…

— Это не фантазия, это жизнь.

— Думаешь, жизнь может существовать вне чьей-то выдумки? — иронично покачала головой девчонка.

— Да, ты явно не ребенок, — оружейник повторил её жест, но вложил в него иронию другого рода. — Тебе сколько лет-то?

— Двенадцать, а что?

— Не густо. А раньше кто вместо тебя тогда был?

— Кто? — не поняла Танька.

— Ну, другой Дьявол, там, или как правильно? — осторожно продолжил наставник.

— А! Я, наверное, — пожала плечиком Танька. Этот жест последнее время грозил стать привычным. — По вашему времени я всего-то меньше года существую. Но целую вечность — то в будущем, то в прошлом, — она махнула рукой. — Надоело уже.

— Поэтому за факторами приехала? — уловил настроение Тишь.

— Ну! У вас классно, на самом деле. Хоть немножко не самой сочинять, а чужим попользоваться, — развеселилась в ответ. — А это что так воздух улыбается?

— Аномалия, — с трудом сглотнул весь ответ Тишь. — Аномалия похоти. Ну, ты еще маленькая про такое, но поверь: лучше ей не попадаться. О! А вот и полянка с сосисками. Погоди, я сейчас, — спрыгнув с Барбариски, оружейник перебросил поводья Таньке.

— Какие сосиски?!

— Да вон же, ценники над песком колосятся. Не видишь? Тебе молочных или детских?

— Это из детского мяса, что ли? — опешила Танька. — Не уверена, что мне понравится…

— Чего?! — чуть не упал на ровном месте Тишь.

— А что?

— Точно не из психушки? — наклонив голову набок и глядя на спутницу, оружейник снова стал сомневаться в собственном здравомыслии.

— Я уже не знаю, — отстранилась от его взгляда Танька. — Там аномалия на пути, не забудь обойти.

— Нет там ничего, чисто всё, — продолжая буравить ребенка взглядом, наставник даже не обернулся к полянке.

— А я говорю — есть! — почти топнула ножкой, не достававшей до стремени. — Гляди…

Щелкнув для виду пальчиками, девочка создала новую аномалию. Странная мелодия кружилась в рваном ритме замирающего времени. Раздававшийся тихий мелодичный свист немного завораживал и расслаблял. Слышались обрывки прошлого и будущего одновременно. Любой глянувший на такое осознавал свое полное одиночество в этом мире.

— Прости, я понял, — через время, сглотнув комок слез, Тишь снова обернулся к Таньке. — Убери это. Пожалуйста. Это жестоко…

— Я же Дьявол, не забыл? — безразлично приподняв одну бровь, она уничтожила музыкальный ужас. — Ладно, тащи свою морковку. В смысле, сосиски, — прыснув от смеха, Танька протянула спутнику неизвестно откуда взятый полиэтиленовый пакетик.

К лагерю любителей мяса ближних своих подъехали уже в полной темноте. Собаки делали любое путешествие по здешним местам вполне безопасным и легким, если бы не аномалии. В одну все-таки вляпались, в аномалию раздора. И сообразили, что к чему, только когда Тишь стал ругаться из-за пустяка.

В остальное время Танька наслаждалась покоем, разговорами, необычными пейзажами и экзотическими блюдами: к обеду опекун надергал сосисок разных сортов. На дневном привале Лютого отпустили поохотиться, а Мармеладку и Барбариску на всякий случай оставили при себе. Длиннохвостый защитник не сплоховал, завалив двух кабанчиков для голодных лошадок, так что наелись все.

— А почему они ценники наружу выставляют, а не ботву какую-нибудь? Ну, там, веревочку или просто хвостик, — в голове плохо укладывались повадки сосисок.

— Ложные сардельки, например, так и делают, но это их не спасает, — Тишь как раз постучал в тяжелую дверь убежища. — А сосиски думают, что самые умные: иногда такие цены заламывают — подходить не хочется, не то, что пробовать.

Человеколюбы обитали в небольшом депо. Многочисленные рельсы, окружавшие здание, в темноте становились настоящим препятствием для непрошенных гостей. Долгого разглядывания и расспросов не последовало, здесь всегда были рады новому. И вкусному.

— Они что, совсем из ума выжили? Кто ж их здесь покупать будет? — оказавшись внутри помещения, Танька выразительно покрутила пальчиком у виска. Уняв свой кулинарный интерес, она поправила лямку рюкзака на плече и стала осматривать помещение.

— Потом расскажу, — ответ прозвучал напряженно. — Привет, соседи! — деланная бодрость в голосе показалась чересчур жизнерадостной. На пустом пространстве перед входом, освещенный несколькими прожекторами Тишь чувствовал себя словно на разделочной доске.

Часть 25

— Отойдите от мутанта, а то и вас заденет! — прозвучавший голос имел в виду Лютого. Источник, заслоненный светом, виден не был. Сами аборигены подходить не спешили, явно взяв на прицел пушистого за спинами путников.

— Вот тебе раз, — сбросив рюкзак, Танька подобрала на руки своего защитника, — это котёнок мой!

— Ты кого тиберасом назвала, сука! — хозяин голоса уже смело вышел вперед, намереваясь восстановить оскорбленное достоинство.

— Ладно, вот тебе два, — отпустив Лютика, синеглазая шагнула навстречу непонятливому. Увернувшись от загребущей ладони, попытавшейся схватить ее за шиворот, еще раз оскорбила искателя справедливости, влепив ему звонкий подсрачник.

— Не связывайся с малолеткой, ужин испортишь, — раздался негромкий женский голос.

Оказавшись вне освещенного круга, Танька увидела не только местных чейсеров, но и сидящую в кресле-качалке хозяйку этого приюта. Корзинка с вязанием покоилась на закрытых клетчатым пледом ногах. Спицы в ухоженных руках распорядительницы вяло изображали изготовление шарфика. Не поднимая глаз на вошедших, та тихо улыбалась чему-то своему.

Помещение, наполовину заполненное вагонами, назвать уютным язык не поворачивался, а костер посреди свободного пространства на очаг нисколько не походил. Серые высокие стены, вместо потолка — крыша на широких фермах. Основной комфорт прятался на колесах: вагоны были и спальнями, и мастерскими, и госпиталем.

— Да я её сейчас на бифштексы порежу! Я голоден, как сто чертей! — доставая нож, неугомонный совсем потерял голову от неправедного гнева.

Перемещаясь по депо, Танька не особенно старалась избегать контакта, но в какой-то момент ей надоело уворачиваться от лезвия.

«Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — рассуждало невозмутимое Второе Я, выхватывая по дороге у „бабульки“ вязальную иглу.

Врут! — зайдя за спину врагу, Танька спицей чуть под углом проткнула печень противника. — Можно и вот так!

Всё равно желудок заденем, — отодвинув леденец за щечку, поспорило Альтер Эго.

Но попробовать нужно? — проталкивая тонкий штырь на всю длину, Танька поразила, наконец, сердце негодяя.»

Подхватив нож, вываливающийся из руки пока еще живого неприятеля, радостная Танька красиво крутанулась на одной ноге. Не обращая внимания на окружающих, она обратилась к Тишу:

— Я умею покорять сердца! — веселилась, раскинув руки в стороны.

Бесполезно хватавший ртом воздух, нападавший упал, решив, что лежа умирать будет удобнее.

— В лагере запрещены убийства, — невозмутимо заметила за Танькиной спиной управляющая. Она так и продолжала сидеть в своем кресле, за которым толпились чейсеры. Очень нерешительные без разрешения. — К тому же ты мне чуть вязание не испортила, — она недовольно пожевала свои губы.

— Да иди ты нахрен, Тортила. Кто так гостей встречает? — рассматривая, синеглазая вертела в руках трофейное оружие. Самодельный ножик был не очень хорош, но изогнутый, словно сабля, чем-то был симпатичен. — Мы, вообще, по делу, — обернулась, наконец, к старшей.

— Хамишь? Ну-ну…

— И не с пустыми руками, — продолжила добрая девочка. — Персонально для вас — шкурка. Без выделки, правда, но в хозяйстве сгодится.

Танька подошла к брошенному рюкзаку и, отстегнув притороченный сверток с кожей проводника, неприветливо и метко швырнула его управляющей лагеря. Спокойствие окружающих не могло обмануть: последней каплей терпения людоеды дописывали приговор гостям.

— Оболочку с человечка она сама снимала, если вам интересно, — Тишь не остался в стороне и решил предупредить нападение. — С живого, в назидание, — он смотрел на развернувшую подношение атаманшу. — Если этого мало будет — у меня две гранаты взведены. Так, на всякий случай. Вдруг костер погаснет?

— А мясо куда девали? — хищно улыбающаяся хозяйка посмотрела, наконец, на Таньку. Тиша она предпочитала игнорировать.

— Лошадки голодные были, — съязвила Танька. — А он им си-ильно задолжал, — кивнула на подарок.

— Проводник ваш? — обрадовалась управляющая. — Поделом ему, отщепенцу. Что ж, проходите, гости. Могу пригласить к столу, как бы двусмысленно это ни прозвучало, да, боюсь, вы откажетесь! Ха! — довольная шуткой, она откинулась на спинку кресла и стала его раскачивать.

— Мы доктора своего потеряли, — сразу перешла к делу Танька. — Заблудился, наверное. Не встречали? — спросила очень дипломатично.

— Информация стоит денег, — пояснил из толпы серьезный голос.

— Можем обменять его, — добавил другой чейсер.

— Да цыц ты! — запоздало шикнули на опрометчивого.

— На что меняете? — деловито поинтересовалась синеглазая.

— М-да, — покачала головой вязальщица в кресле. — Вот на него сменяем, — кивнула на Тиша. — Наш оружейник не слишком-то и толковый, а ваш, слыхала, профи, — хитро прищурилась на Танькиного опекуна.

— Жди, когда рак на горе свиснет! — отрезала синеглазая.

— Так это ближе к закату только, они как раз в стаи собираются, — разочаровалась вязальщица.

— Кто?! — не поняла Танька.

— Раки… — удивилась главарь местных аборигенов.

— Как говорят у нас в Припяти, не стоит путать маразм с полтергейстом, — отрезала Танька. — Ты не врубилась: друзей не продаю. Другое предложение есть: он, — кивнула на Тиша, — с доком уходят, а я остаюсь. Идет?

Часть 26

— Мелковата же! Не соглашайся, Голова!

— Только на суп и хватит…

— Совсем без мяса, одни кости! — зароптали с разных сторон аборигены.

— А что ты умеешь? Исподтишка убить — не велика заслуга, — скривилась управляющая по прозвищу Голова.

— А я вас в живых оставлю! — легко предложила Танечка.

— Речь не о нас, — еле сдерживая хохот, пояснила старшая лагеря. Вокруг смеялись с удовольствием, раскатисто и громко. — Что из тебя приготовить думаем. И надолго ли тебя хватит, если сначала поразвлечься, а?

— А ты меньше думай, тебе не идет, — подсказала решение Синеглазая Смерть.

Танька подала знак Тишу и Лютому подобраться ближе к выходу. Оружейник оказался понятливым, а котёнок некоторое время упирался, недовольно фыркая.

«Лют, это не веселье. Ты иди с Тишем, я догоню. Будешь умницей? — попросила защитника.»

«Я так дисфа… диска… дисквалицируюсь совсем, — едва придумал ответ леопард.»

«Так! А давай не умничать! Я точно быстро обернусь, только информацию у них раздобуду. Всё, не спорь!»

— Ну, тогда оставайся! Скоро ужин, как раз поспеешь! — противно расхохоталась управительница. — Твой товарищ может идти, — подала подозрительный знак кому-то у себя за спиной.

— А док? Мы так не договаривались… — возразила Танька, тоже потихоньку приближаясь к выходу.

— А мы никак не договаривались. Иди, Тишь, иди с Богом…

— Ему и Лютого хватит, — исправив ошибку, уверенно мотнула своим русым хвостиком Танька. — Лют, охраняй Тиша! — вслух приказала серому. — Тишь, идите к лошадям, я догоню. И рюкзачок мой прихвати, а то здесь глаз да глаз нужен…

Танечкина справедливость иногда бывала жестокой. Но на то она и справедливость. Проводив взглядом наставника и защитника, она ударом ноги заклинила засов на двери. Начавшие было движение в её сторону, людоеды снова остановились и стали оглядываться на свою Голову.

— Итак, как говорят у нас в Припяти, горе есть — ума не надо? — даже не пыталась скрыть сарказм Танюша.

— Скоро твой Тишь не так запоет. А не захочет на нас работать — посадим к доктору и посмотрим, кто кого первым съест! — закончив на веселой ноте, Голова, словно дирижерской палочкой, крутанула над головой оставшейся вязальной спицей, направляя проголодавшихся чейсеров на верную смерть.

«Они так ничего и не поняли, — расстроилась Танька.

Ты их перевоспитывать пришла? — удивилось Второе Я.

Надеяться же можно? Или только конфетки жрать?!

Ты крыска, — обсасывая леденец на палочке, заметило Альтер Эго.

Сама такая! Не может быть, чтобы в человеке всё ну совсем плохо было…

Хочешь попробовать жизнь на вкус? — чуть не поперхнулась половинка.

Чего? Да ты! Совсем, что ли?! Я говорю не о мясе! Блин, и одну тебя к психиатру не отправишь, ведь…

Вот, вот! А от нас двоих он сам мозгами двинется! — поддержала себя веселая сладкоежка.»

На улице раздались и внезапно смолкли крики. Напряженно вслушиваться в тишину, ловить каждый шорох и ожидать продолжения Танечка чейсерам не дала.

— Вы еще будете ерепениться? — доставая из ножен свой кукри, Синеглазый Иблис стала не по-детски серьезной и печальной. Те, кто не уловил сути происходящего, решили броситься на малышку скопом, рассудив, что отбивную на косточке можно готовить и из живого организма.

Первые нападающие лишились рук с такой скоростью, что наблюдавшие картину вдруг отрубленных верхних конечностей так и не поняли, как через мгновение девочка оказалась позади их Головы. Приставив Бритву Оккама к горлу вязальщицы, Танюша оповестила окружающих:

— Как говорят у нас в Припяти, рыба гниет с головы. В основном, с правой, — с этими словами она одним махом лишила администратора дара речи, просто перерезав ей голосовые связки, при этом слегка царапнув изогнутым клинком шейные позвонки.

— Доктора нашего, надеюсь, не обижали? — вытирая лезвие о плечо бесполезно дергающейся жертвы, поинтересовалось детское любопытство.

Остолбеневшие, но так и не лишившиеся здравого смысла, людоеды предпочли отвечать жестами и кивками. Неведомая им сила сама притарабанила дока к Таньке. Вполне приветливый и даже ничуть не расстроенный, врачеватель растерянно посмотрел на залитую кровью атаманшу, перевел взгляд на постепенно затихающих на полу безруких существ и улыбнулся:

— Пир будет! — сказал тихо, ни к кому конкретно не обращаясь.

«Это он чего? — не поняла Танька.

Это он всё, — поставило диагноз Второе Я.

И лечить поздно? — уточнила наивно.

Он здоров, — перекатилась за щечкой карамелька.

А раньше сказать? Мы чего сюда перлись?

А ты спрашивала? Вот кто тебе мешает просматривать будущее? — не осталось в долгу Альтер Эго.

Он от человечины так поплохел?

Он теперь без неё не сможет.

Ну, на том и порешим. Как говорят у нас в Припяти, сделал дело — засыпь ямку.»

И порешила добрая девочка всех, кроме дока. Ей очень хотелось поискать хорошее в человеке, но вспарывать животы у всех подряд Танюша посчитала утомительным, поэтому быстро и чисто отрезала головы присутствующим. Нехорошо оставлять свидетелей, тут с Танькой стоит согласиться.

Часть 27

— И как тебе не страшно было оставаться с ними? — в темноте у ехавшего верхом Тиша голос звучал немного глуховато.

— Как говорят у вас в Припяти, глаза боятся — да руки не отрежешь, — Танька поправила поводья, чтобы не мешали Лютому.

— А что ты там вообще делала? Или мне нельзя спрашивать?

— Хотела поискать прекрасное в людях, — сказала почти правду. Ночью собаки вели себя совсем иначе, чем при солнечном свете: шли крадучись, очень мягко и плавно. От такой поступи сильно клонило в сон, но для ночлега решили все же отъехать подальше. — А ты как тут управился?

— А никак. Пока вышли, пока глаза адаптировались, твой… котик сам всё сделал. Десяток трупов! Почти мгновенно! И чего он со Зверем тянул тогда?

— Лютый маленький еще, — нежно погладила дремлющего лохматого, — он играться любит. А удается не часто, — печально вздохнула девочка.

— Что с доком? Они его не отдадут?

— Жив, здоров. Только без мяска теперь ему нельзя. Ну да на ближайшее время я его обеспечила, — засмеялась чему-то своему Танька.

— Ясно. Как говорят у нас в Припяти, бог шельму метит, а ей похер, — по-своему рассудил чейсер.

— Ты в лагерь этот теперь не ходи. И другим передай. Пусто там, нет больше каннибалов. Аномалия голода сожрала, скажешь. Вместе с депо. Понял? — Танька так посмотрела на Тиша сквозь темноту, что он физически ощутил приказ.

— Не вопрос. Где ночевать будем? Или так в седле…

— Нетушки! Прямо здесь давай, на песочке, — останавливая Мармеладку, распорядилась девочка. — У тебя спальник есть?

— Есть, — растерялся наставник. — Только звери ночные…

— Ой, угомонись, — вылезая из седла, Танька следом стянула свой рюкзак. — Лютый на стрёме всегда, — она выудила свой трехкомнатный спальный мешок из кармашка. — Только собак расседлаем, пусть охотятся. Поняли? — обратилась к транспорту. — Рядышком деликатесы добывайте, далеко не уходите.

На следующий день Танька и Тишь не успели проехать и половины расстояния в сторону прохода, когда навстречу им попалась странная процессия.

Напевая задорную песенку, Мелл собирала нечто, отдаленно напоминающее цветы, в аккуратный букетик. Беспечно шагая среди неопознанной наукой флоры зоны, она с удовольствием гладила и чесала за ушком местную фауну. В том случае, если ушки были. Монстроподобные и мутантообразные поначалу сами перепугались совершенно не боявшейся их странной девочки. Зато потом…

Следом за Мелл её рюкзак по очереди тащили: редко встречающиеся виноградные фонарики, лязгающие челюстями капсульные вилкоеды, шипастые воздушные котики, опасные бескостные черепахи и высокие розовые фикусоиды. Рядом с Танькиной ладушкой весело прыгал выводок ядовитых пружинок.

Именно такую картину ближе к полудню наблюдали Тишь со своей подопечной. От неожиданности оружейник осадил Барбариску. Мармеладка и сама опешила от такого зрелища. Зато Танька и Лютый, соскучившиеся за подругой, выскользнули из седла и помчалась навстречу. Сильно пострадавший головой от переживаний последних дней, опекун дьявола не знал, чертыхаться ему или креститься.

Обнимашки и сентиментальные поцелуйчики, пощекотать усами и лизнуть языком щеку, познакомиться с пружинками и другими мутантами из эскорта заняло времени достаточно, чтобы оружейник, оставшийся с собаками, начал потихоньку ревновать. Совсем неожиданно для себя.

— И как твоя школа? Много интересного было? — отобрав рюкзак подруги у помощников, Танька повела ее знакомиться с верховыми и опекуном.

Врожденная вежливость не позволила подружкам просто так уйти от необычной компании, и они пригласили всех желающих завтра на прогулку. Прямо с утра. Лютый решил, что необходимо сейчас же разучивать новый вид передвижения. Уподобляясь местным гадюкам, он стал прыгать на задних лапах, рассудив, что не зря мутация скрутила пресмыкающихся в виде амортизационных пружин.

«Ты сдурела? — спросила у себя девочка.

А что? Угостить их нечем, а так веселее будет! — Второе Я ненадолго отвлеклось от очередной конфетки.

Мы в ответе за тех…

Кого замочили, я знаю. Ой! — прикрыло ладошкой рот Альтер Эго. — Я не то хотела сказать.

Ну, вот что с тобой делать? Правильно — за тех, кого защитили! — уточнила Танька.»

— Да ну её! — махнула рукой Мелл. В одежде она правильно полагалась на выбор подружки и теперь, в пустынном камуфляже и трекинговых ботинках, отличалась от Таньки только количеством хвостиков на голове: два по бокам, а не один на макушке. — Ты где такой бантик отхватила? — потянулась, чтобы потрогать розовое украшение, но спохватилась и отдернула руку.

— Что «ну её»? Разочаровалась, что ли? — удивилась синеглазая, перекладывая рюкзак в другую руку. Цеплять на спину грязное она и не подумала.

— Ну… Там одни мальчишки теперь на уме, глупости всякие и безвкусица, — свободной от букетика рукой Мелл подхватила вторую лямку.

— Они же твои ровесницы! Неужели не умеют одеваться нормально? — удивление было настоящим. — Знакомься, это Тишь, — девочки как раз подошли к «транспорту».

— Очень приятно, — изобразила намек на книксен носительница странных косичек. — Я — Мелл, просто, как всё ангельское.

— То есть, наоборот — это вот так, да? — растерялся оружейник.

— Наоборот — это не так! — отрезвила его Танька. — Сам скоро поймешь. Это — Мармеладка, а это — Барбариска. Они саблезубые единороги, но по сути — собаки, — она забросила на вьючную раму рюкзак подруги.

— Очень приятно, — «лошадки» удостоились не менее радушного приветствия. Подойдя к каждой, Мелл решила почесать их за ушком и собаки послушно наклонили хищные головы.

В седле устроились с удобством: Мелл села позади и, обхватив Таньку за талию, примостила свою голову у подружки на плече. Так девочки могли втихаря и с удовольствием вдыхать аромат своей половинки, дышать в унисон и дарить накопившееся тепло.

Часть 28

— Ты что напевала, когда шла? — Танька спрашивала тихо, боясь спугнуть ангела со своего плеча.

— Маршик один, серые крысики поют. Смотри на нас тревожно — Ведь мы, вполне возможно, Посланцы самого Сатаны![16], — пропела доброта. — Местному зверью понравилось, а что?

— В лагере гитара есть, можешь устроить концерт. У тебя получается, — немножко гордилась подружкой. — Ты как через барьер перебралась?

— Через какой? Я по твоим следам шла, нигде заборов не было, — даже приподняла голову Мелл.

Собаки двигались медленно, растягивая удовольствие и себе и ездокам. Барханы, засаженные карликовыми баобабами, ежедневно меняли пейзаж. Так что прекрасным можно было любоваться каждый день, не сходя с места.

— Понятно. Не заметила, значит. Тишь, у нас привал где? — поинтересовалась Танька.

— Да хоть здесь.

— Так рановато, вроде, — засомневалась было.

— Как говорят у нас в Припяти, кашу маслом не испортишь, если успеешь… Тогда до второй встречной аномалии давай, там и отдохнем. Вот, кстати, первая, — опекун показал на сияющее нечто, искрящееся открытыми чувствами.

— Это чего оно такое? — подружки уставились на опасное чудо.

— Любовь, будь она неладна. Коварная…

— …и жестокая, я знаю! — перебила Мелл.

— Может согреть, а можно и сгореть, — Тишь не обиделся и продолжил объяснять. — Она слепая, вообще-то. Сделает инвалидом и оставит ни с чем — в лучшем случае. А можно ведь и ума лишиться. Бывает, неосторожный чейсер так втрескается, что и осколков не собрать. Хуже, если другая разновидность попадется — любовь к Родине. Тогда всё, — махнул рукой рассказчик, — можно сразу могилку рыть: как начнет человек с родной землей целоваться — не оторвешь! Так и подыхает от ностальгии: березок-то вокруг нет.

— Как говорят у нас в Припяти, не рой другому ямку — пусть сам копает, — поддержала Танька.

— У вас?! — вспыхнула ревностью Мелл и крепче обняла талию любимой.

— Выражение такое. Заразное очень, сама скоро так начнешь высказываться, — процедила сквозь зубы Танька. — А здесь все аномалии такие? Или есть и обратного действия? — поинтересовалась, чтобы разрядить обстановку.

— Разные бывают, не только чувственные или, там, эмоциональные, — задумался Тишь. — На севере есть аномалия безразличия: она плачет, а всем пофиг. Там уже огромный ледник собрался, соленый. А всем по барабану. Представляете?! Здесь разговариваем — жалко её. А приблизился — до лампочки.

— Ничего себе, совсем как у людей, — вслух рассуждала Мелл.

— А ты думала! Это же фантазия, нарочно не придумаешь, — отозвалась синеглазая.

— Это вы о чем? О! Вот и вторая! Только подальше отъедем, боюсь я её, — оружейник покосился на пустоту, сияющую простотой.

— А она кто? — в один голос заинтересовались девчонки.

— Наивность. Сама-то безобидная, но если заденет, еще часа два ходишь и всему веришь. Гипнотизирует, как выпуск новостей, точно говорю. Неприятное чувство, — скривился толкователь аномалий.

К лагерю подъехали уже вечером, когда из всех щелей вокзала тянуло пряным ароматом жарящегося на огне мяса. Мармеладку и Барбариску путешественницы отпустили на охоту, а сами, взвалив на плечи не пригодившиеся пока рюкзаки, собрались в укрытие.

— Погодите, нужно придумать отмазку, как мы за такой срок обернулись и к проходу — подружку встретить, и к людоедам — за доком, — заволновался Тишь.

— Ой, не напрягайся! Собаки галопом неслись, все в мыле, бедняги. Не видишь, разве? — Танька вложила удобные воспоминания в голову парня.

Они забрали с собой седла и вошли в зал ожидания.

Часть 29

Ужин готовился сам. Насаженный на вертел зомби исполинского енота свободной рукой вращал себя над огнем. Зеленый, периодически поглядывая на лежащую рядом Танькину гитару, извлекал из струн вялую мелодию. Остальные чейсеры, лениво споря с администратором, пытались восстановить в мозгах нормальное мировосприятие. Рассевшиеся на мешках, уставшие и разобщенные, они никак не могли поверить в происходящее.

— Мы еще и с первой не разобрались, сам посуди, Старый, — говорил один.

— Вот, вот! Детский сад какой-то! Ты их опекаешь, Тишь, а зря, — поддерживал другой.

— Думаешь, если специалист классный, тебя уже и на дуэль нельзя вызвать? — вмешался еще один.

— Вызовешь — отвечу. Я тебе всё говорить не буду, если умный — так поймешь, — искренность редко посещала оружейника. — Они в помощи не нуждаются, но и нам не враги. Только связываться с ними не советую…

— А лошади?!

— Они собаки, — исправил молчаливый бармен. — Если траву им не давать — свободно по зоне можно перемещаться.

— Допустим, хотя этих тварей лучше пристрелить…

— Эй! Нормально вращай, не так быстро! — глядя на ужин, осадил ретивого зомби кто-то из чейсеров.

— Без доктора теперь как? Почему не забрали с собой? Мы бы его отпоили…

— Да брось! — махнул рукой Старый. — Твоей настойкой только мутантов травить!

— Не нужен нам такой док, поверь, — снова не поленился объяснить Тишь. — Не спеши, нового найдем. Как говорят у нас в Припяти, курочка по зернышку клюёт — да мяском закусывает.

Зеленый как раз перешел к куплету о двух пришедших за ним ангелах[17], когда мимо ошалевших чейсеров прошелестели розовыми тапочками две, одетые только в одинаковые черные футболки, девочки. Пушистые полотенца на плечах никак не вписывались в здешние обшарпанные стены.

— Занято! — всё, чем удостоили они публику на пути в душевую.

— Ну, вот как это терпеть? — глядя им вслед, резюмировал первый. — У меня уже руки чешутся!

— А ты чаще мойся! — рассмеялся кто-то.

— Не, вы как хотите, а мочалок этих нужно спровадить обратно. Иначе засмеют нас…

— Я так думаю, они сами скоро уйдут, — проговорил Тишь.

— А жаль! — перешел на родной язык Зеленый. — Поёт хорошо, — от смущения он склонил голову ближе к струнам.

Утро встретило Таньку и Мелл не только хорошим настроением. Невыспавшийся Тишь, в ответ на приветливые улыбки, буркнул «добрутро» и продолжил колдовать над спиртовкой, разогревая воду для чая.

— У нас шоколад есть, давай его разведем? — примирительно попросила Танька. — В порошке, знаешь? — из-за её спины Мелл уже протягивала коробку с лакомством.

— Постеснялись бы! — лохматыми чувствами отозвался оружейник.

— А чего случилось? — откровенно не поняла синеглазая.

— Вы что в мешке своем вчера вытворяли, а? Да я через полчаса сбежал к Старому, под прилавком спал!

— Да мы ничего… Ой-ёй… — начала было Мелл, но осеклась. Даря друг другу нежность, они с Танькой действительно сильно увлеклись и не заглушили звуки и собственные разговоры для окружающих.

— Здесь же живые люди, все-таки. А вы полуголыми расхаживаете, попами вертите, да еще и такое…!

— А тебе что, тоже захотелось? — ехидство Мелл не сулило ничего хорошего для собеседника.

— Да я, блин! — вовремя захлопнул свой рот Тишь. — Дай сюда! — он почти что вырвал из рук девочки коробочку со вкусным и занял себя приготовлением напитка.

— Короче, я много вкусняшек взяла с собой, — неосознанно нагнетала напряжение Мелл. — Так что всех угостить нужно. И тебе большой запас будет, — глядя с колдовским прищуром, она, словно лист смоковницы на ветру, качнулась в сторону мужчины.

— Так, остынь! Агриэль[18] доморощенный, — дернула её за руку Танька. — Тишь, ну, правда, прости. Мы соскучились, просто. Больше не повториться. А лакомство мы сами наверх отнесем, пусть Дед тусовку угостит. Ты с нами пойдешь сегодня?

— Пойду, куда я денусь, — ворчал в полумраке оружейник. — Снова на собаках? И куда теперь?

— Пешком, — покачала головой Танька. — Хотим фактор одиночества найти.

— Тогда я вам только помеха, он для двоих. Но учтите: парный фактор еще никто не добыл. Как говорят у нас в Припяти, за двумя зайцами погонишься, а они одним окажутся. Держи, — он передал кружку с горячим.

— Спасибо, — Танька глотнула обжигающего. — Ничего, мы аккуратненько, тихонечко, не спеша.

— Ага! — Мелл без выпендрежа приняла свою порцию. — Как говорят у нас в Припяти… Ой! — внезапно остановила себя.

— Получила? Заразно это, — спокойно угощалась шоколадом Танька.

Часть 30

Томимые неизвестностью и готовые к последнему бою чейсеры встретили появившихся из Тишиного подвала девочек прощальным молчанием.

— Мы вам шоколад принесли. Просто так, — Танька показала коричневую коробочку. — Дед, ты всех угости, ладно? — не обращая внимания на траурную тишину и похоронный вид толпы, они с Мелл выставили на барную стойку сладость.

— Идите вниз и не высовывайтесь, не до вас сейчас, — поприветствовал распорядитель. — Скажите Тишу, чтоб сюда шел, каждый ствол на счету.

— Что случилось-то? — растерялась такому началу дня Танька.

— Мутанты атакуют, мы в осаде…

— Ой! Я и забыла совсем! Это же за нами! Я сейчас, — никем не остановленная, она проскользнула ко входу и, с трудом приоткрыв тяжелую дверь, помахала рукой ожидавшему зверью. — Мы скоро, — крикнула в щелочку, — уже одеваемся!

— Я говорил, что она крейза! И вторая шизанутая! — среди чейсеров началось волнение.

— Старый! Они мутантов сюда приманили, специально!

— Да их первыми мочить нужно! С тварями после разберемся!

— И с Тишем еще разговор предстоит!

— Если такие смелые, сначала со мной поговорить придется, — Зеленый, встав перед Танькой, нехорошо погладил кобуру на поясе.

— Заодно со мой сразу побеседуете, — с другой стороны неожиданно возникший оружейник уже стоял позади Мелл. Рядом нехорошо сверкал глазами Лютый.

— Дебилы, — покачав головой, разочарованно проговорил Старый. — Они вам угощение принесли! — сказал громко. — Не за деньги, просто так! А ну, все по углам разбежались! Быстро!

— У вас так принято? — странные косички на непричесанной голове Мелл дрожали от гнева. — Я морду-то быстро выровняю, если кто на Танюху полезет! — на её руках появился предмет силы.

— Спокойно, мой Ангел, — холодно проговорила Танька. — Не поняли нас — так и быть. Мы сейчас свалим, спокойно и тихо, — обратилась к тусовке. — А на память оставлю вам кое-что, — больше не обращая ни на кого внимания, она прошествовала в оружейное ателье.

«Мы так и уйдем? — задумчиво крутило в руках шоколадную конфетку Второе Я.

А что здесь делать? Я им сюрприз приготовила, а так — на улице интереснее, — рассудила Танька.

Вкусное? — оживилась Альтер Эго.

Ну, расхлебывать долго будут, обещаю!»

Выждав, пока гнев облачится в свой камуфляж, следом за девочками спустились Тишь, Старый и Зеленый.

— Вы не дурите, с кем не бывает, — начал успокаивать Дед.

— Да, — добавил Тишь. — Не слушайте быдло. Как говорят у нас в Припяти, говно от жопы недалеко падает.

— Нетушки! — забрасывая в рюкзак футболку и тапочки, Танька и не думала оставаться. — Так, Тишь. Спасибо тебе, но дальше мы сами. Дед, ты классный чувак, и тебе спасибо. Зеленый, мне жаль расставаться, только спелись. Спасибо, не забуду, — она закинула обе лямки рюкзака на одно плечо и символично остановилась.

— Да, мы лучше пойдем, — нерешительно поддержала подругу Мелл.

— Теперь внимание, — попросила синеглазая. — Я тут неподалеку две аномалии поставила, новые. Одна — тупость. Кто попадет — дураком станет. Вторая — невысказанные обиды. Все, за всю жизнь, ото всех сразу. Так что куда лучше вляпаться — даже и не знаю. А видеть их будут только те, кто к нам хорошо относился, — она печально улыбнулась. — Мне будет не хватать вас, — хотела было обнять чейсеров, но вовремя передумала.

— Вон он, видала? — не пытаясь шевелиться, лежавшая в кустах Танька одним лишь шепотом указывала на полянку.

— Он сам с собой играется? — быстро поняла поведение фактора примостившаяся рядом Мелл. Невозможное и красивое бегало и скакало вокруг самого себя, и понять, какая из половинок единого по сути веселее, а какая игривее, было сложно.

Девочки уже неделю выслеживали свою добычу. Увлекательное занятие поглощало всё их время без остатка, так что даже спали по очереди. Маленький и уютный, фактор одиночества искрился смехом, согревал всех теплом любви и казался немножко наивным. Ему явно нравилось дарить самому себе друг дружке по очереди цветы и прекрасное настроение. Вокруг ощущалась мелодия беззаботной радости.

Любопытный Лютый, устроившись между девочками, припал к земле. Маятником переваливающийся из стороны в сторону хвост поочередно попадал на мягкие места юных следопыток.

— Он на что похож для тебя? — интересовалась Танька.

— На браслетики. Удобно и красиво, — фантазировала Мелл.

— Согласна. Как брать будем?

— Подумать надо. Как говорят у нас в Припяти, семь раз отмерь, а результат разный.

— А он кто вообще?

«Действительно, он кто? — думала Танька.

Если из названия исходить, он причина, — наглое Второе Я подкреплялось мороженым из яркого стаканчика.

Малиновое, — констатировала девочка. — Вот, как ты можешь?!

На, — Альтер Эго протянуло другую порцию. — Я тебе с дыней и ананасом придумала.

Спасибо, но это не решает проблему.

Он соединяет двоих, создавая вокруг одиночество. Именно поэтому они не могут расстаться, — половинка невозмутимо ковыряла ложечкой мягкую холодную массу.

Откуда ты такая умная? — Танька с подозрением зачерпнула из своей порции.»

— Я так понимаю, что фактор одиночества — это когда больше ни с кем не хочешь быть…

— А соединиться с любимой не можешь, — закончила мысль Мелл.

— Типа того. Вакуум непонимания вокруг, — дополнила Танька.

Эпилог

— И откуда на вас тогда браслетики? Это же потом должно случиться, — не понял техник.

Все впятером они чудно умещались за праздничным столом.

Лютый уже успел вымазаться кремом и теперь, сидя в кресле, мечтал отрастить себе язык подлиннее — до кончиков усов родной орган не доставал.

Тоненьким Таньке и Мелл не было тесно в большом кресле на одном сиденье. Они чинно и скромно лопали мороженое, порцию за порцией.

Оператор от смущения постоянно краснел и заедал неожиданную скованность пирожными с лимонным кремом.

Техник предпочел чашечку кофе: еще немного и он готов был перестать себе нравиться.

— Долгая история, — не глядя на спрашивающего, отозвалась Танька. — Не так интересно, как вывалившийся трупик перед нашим уходом.

— Кстати, кто там был? — посмотрела на подружку Мелл.

— Док, — спокойствие синеглазой поедало мороженое.

— А как он смог из фантазии в реальность переместиться? — рискнул оператор.

— Вот это меня и беспокоит, — всё еще не смотрела никуда, кроме своей порции лакомства Танька.

— Мы же как-то фактор одиночества переместили из фантазии, — наивно предположила Мелл.

— Именно. Не материализовали, а принесли с собой! — Танька наставительно подняла ненадолго освободившуюся от мороженого ложечку.

Март — Июнь 2019.

Киев.