Факторские курсанты — Дети войны

Глава II Второй курс

Мы все ждали больших изменений в начале второго курса учебы. А второй курс начался с банальном поездки в колхоз на сельскохозяйственные работы.

Деревенским курсантам администрация заранее выслала извещения, чтобы задержались по месту жительства для работы в своих колхозах и совхозах, с последующим предоставлением справок с указанием отработанного времени.

Городские и иногородние курсанты были собраны в одну бригаду и отправлены в дальние деревни Виноградского района. Оказывается, в деревенской глуши нашелся подшефный район и даже колхоз. А мы даже об этом никогда и не подозревали!

— Что я там делать буду? — первым заныл Володя Турков, — я ведь ни пахать, ни сеять не умею, а коров видел только в кино!

— А тебе к коровам подходить не придется! У них свои пастухи и доярки есть! — подшучивал над неумехой Разулевич.

— Главное, запомни, у коровы рога спереди, а хвост и вымя сзади! На рога не попадись! — сыпали шутками и остротами остальные. — Если хочешь, мы тебя поваром или снабженцем поставим.

— Он накормит! Гвоздями ходить будешь по большому!

Рядом с будущими колхозниками кружится комендант:

— Обувь и одежду берите ту, что похуже! После колхозных работ все выбрасывать и сжигать придется!

— Да ты, дядя, хочешь нас в оборванцев и попрошаек превратить! — возмущается Володя Перминов, — таких оборванцев даже в колхоз не пустят!

— Вот и хорошо! Вот и хорошо! — восторженно завизжал комендант, — Вернетесь обратно, у меня любому оборванцу работа найдется!

— Так ведь там тоже выходные есть! Вечера для молодежи, кино, танцы, наконец! Куда мы в таком рванье пойдем?

— Вы едете помогать деревне! Картошку копать, урожай собирать! А вы о танцах думаете! На курорт что-ли поехали?

С комендантом спорить бесполезно. У него своя, сермяжная правда, да он и не понимает современную молодежь. Но все, про запас берут с собой и хорошую одежду, каждый на свой взгляд и на свой вкус. Одни предпочитают морскую форму, другие — гражданскую, модную, если таковая есть дома.

Без особого энтузиазма строимся в колонну по два. Всего то двенадцать человек, меньше половины учебной группы. Остальные, крестьянские сыны в родных колхозах и совхозах Архангельской области. У них единственная радость: все-таки дома, под крылом родителей.

Денег на билеты выделено ровно столько, что хватило только на самый низший — третий класс. Места не указаны, располагаемся где придется, прямо на палубе. На верхней палубе хорошо: внизу плещется вода, ритмично хлопает колесо своими плицами, загребая воду и толкая пароходик вперед. По обеим берегам Двины проплывают деревеньки и села, пасется колхозный скот на лугах. Буйный, зеленый, пока еще не вырубленный лес, кое-где тронут пятнистой желтизной увядания.

На второй палубе молодежи не видно. Старушки с узлами сидят прямо на грязной, заплеванной палубе, грея спины о теплые покрытые теплоизоляцией бока судового котла. Увидев нас, почти оборванцев, испуганно прячут поближе к себе свой скарб узлы и корзины. Внизу, в проеме, огражденном поручнями видно, как огромный механизм паровой машины крутит без устали гребной вал колесника-парохода. Огромная поленница бревен для топочных жерл тает на глазах. Во время коротких стоянок топливо подвозят на лошадях, и поленница бревен опять пополняется.

— Куда мы с вами поступили? Наша будущая работа паровые котлы и машины! Это же позапрошлый век! Надо было идти учится на финансовые, экономические, химико-технологические специальности! — с поздним сожалением вздыхают отличники, глядя вниз на сопящую, чавкающую и как будто горестно вздыхающую паровую машину.

— Это точно! Век Кулибина-Ползунова! — поддержал разговор Сивков, — Но на наш век и этой работы вполне достаточно. Все-таки котлы, пар, газ — это энергетика, а без нее и в наш просвещенный век никуда! Чем ныть, пойдем на верхнюю палубу природой любоваться! В городе такого не увидишь!

В пункте назначения будущих «колхозников» встречает длинный, худой и жилистый мужик. Он чем-то напоминает нам коменданта: кожаная, потертая фуражка времен гражданской войны, седая щетина на щеках и кадыке. Мы ожидали, что и голос будет похожим на запомнившийся нам скрип и визг.

Это был бригадир, наш новый начальник, распорядитель и руководитель работ. Он держит под уздцы лошадку, запряженную в телегу:

— Бросайте в телегу ваши сумки и котомки! Легче идти будет! Наверно устали в дороге! Вообще-то тут недалеко до вашего дома, километр-полтора! Пароход там не причаливает. Пристани нет!

Голос у него оказался зычный, громовой посильнее чем у нашего преподавателя Егорова. Как после мы узнали, деревенское прозвище его было «Гром».

Все двенадцать парней поселились в пустующем доме с двумя большими комнатами и русской печью. Каждый набил себе наматрасник и наволочку сеном.

— Туже набивайте! Сено быстро сваляется и будете ворочаться ночью с бока на бок! — учил бригадир.

Спать легли в вповалку, прямо на полу, во второй комнате, которую потом называли спальней. Первая комната с русской печью, большим столом и широкими скамьями служила столовой.

— Братцы, братцы, Ум-ца-ца! — начинал каждое утро с известной ему одному песни, неунывающий Володя Разулевич, — А кто у нас сегодня дежурный по камбузу?

— Угадал! Как раз ты и есть! — хихикнул Шамаев, — Разжигай печку, да иди в огород картошку копать!

Дежурство по камбузу не любили. Надо было готовить обед и ужин варить суп, да и другие блюда соображать. Еда доморощенных поваров не всем нравилась и в камбузника летели брань и другие слова покрепче.

Утром, на завтрак бригадир приносил полное ведро парного молока прямо с фермы и несколько караваев деревенского хлеба «житников». Молоко попахивало скотным двором, но хлеб был просто великолепен, испеченный в русской печи, на поде умелой бабулей, знающей и сохранившей деревенские рецепты. Ведро молока и караваи хлеба исчезали скоро и полностью. Аппетит у всех был отменный, брезгливых и привередливых не оказалось.

— Сегодня опять пойдем на пилораму, заготавливать тес! Скоро осень, надо крыть крыши в коровнике, конюшне и в домах кое-где очень прохудились! — у товарища Гром все распределено и расписано заранее. Настоящий хозяин деревни.

Еще в дороге мы прикидывали, что мы сможем делать в деревне? Копать картошку, косить траву, метать стога сена, закладывать ямы с силосом. Но все пошло по-другому. В деревне стояла уже несколько лет бездействующая пилорама: заброшенная и поржавевшая. А тес, доски нужны были срочно, для шифера и других материалов не было средств. А бревен в реке и по берегам, после сплава навалом, сколько хочешь, чего добру зря пропадать?

Самых крепких и здоровых ребят бригадир поставил на заготовку «сырья», то есть вылавливать и выкатывать бревна из реки и берега, грузить на волокушу. А колхозный тракторист доставлял нам «сырье» прямо к пилораме.

Самые «рукастые» работали над реставрацией и восстановлением пилорамы. Разобрали механизм по частям, промыли в керосине удалив ржавчину, кое-где подшлифовали, смазали машинным маслом и смазкой.

На испытание пилорамы и опробование собрались все и колхозники, и все наши курсанты. От трактора, через ременную передачу запустили пилораму. Первые доски разглядывали, гладили ладонями: вдыхали запах:

— Аромат-то какой! Лесом пахнет, смолой и ягодами!

— Нашим буренушкам тепло будет зимой, ни снег, ни дождь не страшен!

— Ребятам спасибо, такие молодые и такие рукастые!

— В нашем колхозе их оставить надо, мы им невест хороших найдем!

— Не останутся они! Кто городскую жизнь на нашу променяет?

Примерно в обед, прибегали деревенские девчата поглазеть на городских парней, пошушукаться, посекретничать между собой, кто из парней самый-самый, кто кому приглянулся.

Это были скромные, стеснительные девичьи мечты и желания. Были и решительные, и смелые, не боящиеся деревенских пересудов и сплетен.

Бригадир же высматривал тех, кто хорошо разбирается в технике, особенно в лодочных моторах. Ведь хорошо работающий мотор у жителя деревеньки у реки — это не только рыбалка, но и кратчайший путь в ближайшие селения, в райцентр, где можно совершить выгодные покупки, заключить договора, пригласить и привезти любого специалиста.

Помочь бригадиру согласились мотоциклисты со стажем Виктор Семенов и Володя Разулевич.

— Человек он хороший, добрый, душевный почему бы не помочь?

— Лучше, если в рабочее время! Ночью и вечером уже темно, да и мошкара заест!

Днем, в обед пришли в правление со своим предложением по ремонту мотора:

— Где товарищ Гром, мы к нему с предложением!

Присутствующие колхозники дружно рассмеялись:

— Не называйте его так! Это ведь деревенское прозвище!

— Да он не обидится, знает, как его называют!

Появился бригадир. Подрядились перебрать барахливший мотор за два дня.

Девчата ждали вечера, когда откроются двери деревенского клуба, запиликает гармонь местного композитора и можно потанцевать, если не с приезжими парнями, то со своими, или со своей подружкой.

Сельский клуб размещался в деревенской избе с высоким крыльцом и лестницей. В большой комнате стояла русская, печь, а вдоль стен — широкие лавки для посетителей. Много таких, брошенных домов без хозяина появилось на Севере в минувшие десятилетия. Война унесла почти все трудоспособное мужское население. В начале пятидесятых жители деревень целыми семьями устремились и ближайшие города, в надежде на лучшую жизнь. В такую, умирающую деревню приехали мы, шестнадцатилетние мореходчики, будущие судовые механики тралового флота. Бубновский, Разулевич, Семенов в клуб никогда не ходили, Турков вообще презирал сельскую жизнь и сельские развлечения.

Так проходил день за днем и вечер за вечером. Все перезнакомились и ждали большего, чем знакомство и поцелуи.

Вновь образовавшиеся пары договорились вечером съездить на песчаный «Остров любви». За много лет посреди Двины образовался намытый весенними половодьями остров, впоследствии заросший кустарниками и травой. Отличное место для влюбленных, где можно скрыться от любопытных глаз.

— Завтра вечером поедем на остров картошку печь! — кричали девушки уходящим домой парням. Двусмысленное «картошку печь» звучало многообещающе.

Вечером, на песчаном острове загорелись костры, сушняка, прибитого течением к острову было достаточно, а для того чтобы костер не затухал бросали несколько бревен из реки.

О картошке, как водится, забыли. Теплый вечер, теплый песок, журчащая вода на перекатах, на мелководье, да полная луна в небе. Что еще нужно влюбленным? Смех, повизгивание, жаркое шушуканье пар становилось все явственнее. Нетерпеливые пары сразу же побрели в кустики. Но плач и всхлипывания одной из девиц привлек всеобщее внимание.

— Что с тобой?

— Чего ревешь, когда все веселятся?

— Володя уехал! Уехал на лодке на свой берег — всхлипывала безутешная девица.

— В чем дело? Ты его прогнала или он сам?

— Не-ет! Он сразу начал приставать, потащил меня в кусты, а я сразу не далась! Разве можно в первый вечер и сразу?

— Ничего, вернется твой Володя! Захочет и вернется!

— Это Шамаев опять партизанит, уралец поганый! Испортил такой хороший вечер! — сплюнул Семенов, — поехали домой, пока лодка есть! А то и эту лодку угонят!

Через неделю все девушки вышли на пристань провожать юных моряков. Ревел гудок, из трубы пароходика валил черный дым от сырых березовых дров. Дряхлый колесник шустро пришвартовался к причалу. Будущие рыбаки дружно махали с палубы провожающим их временным подружкам. Впереди нас ждал Архангельск и начало учебного года на втором курсе.

Второй курс действительно начался с перемен. Сменили классную комнату и вместо мглистой темноты, в окнах засияло солнышко, вместо унылого хозяйственного двора, отгороженного забором, перед окнами простиралась Траловая улица, по которой сновали туда-сюда прохожие, в том числе и девушки незаметно, украдкой, как бы нечаянно стреляли глазками в склонившихся над партами курсантами. При этом делая вид, что им безразлично, что там маячит за окнами.

Появились в расписании новые предметы, в том числе и специальные, и, конечно новые преподаватели. Изрядно надоевшие общеобразовательные предметы и дисциплины, само собой отодвинулись на второй план. «Теорию и устройство корабля» преподавал сам Александр Семенович — начальник мореходки. Главные специальные предметы: судовые паровые котлы, паровые машины, вспомогательные механизмы, двигатели внутреннего сгорания, вел один и тот же преподаватель Владимир Зубарев.

Появился новенький курсант — со второго курса Рыбопромышленного техникума перевелся в нашу группу Юрий Илатовский.

— Ты чего это к нам приперся? Думаешь здесь лучше? Как бы не так! У нас казарменная жизнь, все делаем по команде, по Уставу! Быстро надоест! — наставлял новенького Юра Теплухин, не любивший казарменной дисциплины и Уставного порядка.

Илатовский, невысокий, рыжеволосый паренек отмалчивался, не спешил раскрывать свою душу. Скорее всего его привлекло к нам полное государственное обеспечение и морская форма, о которой в те времена, мечтал каждый мальчишка. Юра быстро освоился, адаптировался к непривычным для него условиям, подружился с ребятами. Обладая мягким, покладистым характером, часто выступал посредником в спорах, сглаживая конфликтные ситуации.

— Гляди-ка, у нас новый миротворец появился, соперник и конкурент Аркаше Перфильеву, — посмеивались над новичком ребята.

Время обеда, короткий послеобеденный перерыв совпадал с обедом и перерывом судоремонтного завода и рыбокомбината. Перед нашими окнами проходило много людей: мужчины, женщины, девушки. Один из прохожих высокий, прямой как столб, очень веселил всех, и мы хором кричали:

— Боря Житков! Боря Житков! Боря Житков!

Наверное, мужчина слышал эти выкрики и гадал про себя: что бы это могло означать?

Дело в том, что наш однокурсник Боря Житков был с точно такой же походкой и выправкой. Сам Житков никогда не обижался на такое сравнение и добродушно улыбался при виде на улице своего «двойника».

Глядя в окна на прохожих, мы соревнуемся в придумывании кличек, кто остроумнее и хлеще? Девушек — по их внешнему виду и одежде. Девушку в черном называем «черной», в красном — «красной», в белом — «белкой» и так далее. Одна из девушек оглянулась на окна и улыбнулась, показав металлические коронки зубов. Ее тут же окрестили «железкой», а после и вовсе «зубаткой». Часто пробегавшую по улице некрасивую девицу с вислым носом кто-то назвал «клюквой».

Шамаев, повстречав на улице эту девицу негромко сказал:

— Привет, «клюква»!

Девушка не на шутку рассердилась и, остановившись, бросила опешившему курсанту в лицо:

— А ты-то, на кого похож? Банщик!

Оказывается, все местные девушки не только знали нас всех в лицо, но знали наши клички, прозвища и дразнилки. А мы и не подозревали!

В короткие перерывы после обеда или ужина, старшина группы брал в руки баян или аккордеон и разучивал новую, модную песенку. Голос у него был не сильный, но приятного тембра и он быстро подбирал на инструменте любой мотив:

Действительно голос у Миши Пылинского задушевный, приятный.

А игра на аккордеоне и на баяне замечательная.

Про талант старшины группы вскоре узнали все жители окрестных домов и стали приглашать баяниста на семейные торжества. Отказаться от настойчивых просьб он не мог, да и не умел. Приятно было сидеть в Красном углу дома, а вокруг приятные люди и столько красивых девушек!

Выпивка в те времена была проста: водка, самогон да брага. Закуска тоже не баловала изобилием: соленые огурцы, квашенная капуста, винегрет, картошка да очень тонко нарезанный сыр. После очередного юбилейного вечера у малознакомых людей, Миша «перебрал». В крещенские морозы холод всегда зашкаливал, а в тот, злополучный вечер и ночь вообще небывалый. Трещали и лопались бревна домов, даже поленья не колотых дров лопалась сами без топора. Куда идти в холодных флотских ботиночках да с баяном на ремне? Учебный корпус мореходки — вот он рядом, но двери заперты крепко-накрепко. Будешь стучать, бабуля техничка и сторож одновременно, вызовет милицию. До общежития целый километр, околеть от мороза можно. Миша беспомощно стоял у дверей, понимая, что начинает замерзать. Сквозь щели в форточке окна замполита сочился парок. Вот оно спасение!

Закоченевшими пальцами он открыл форточку, снял и забросил в кабинет шинель, кое-как протиснулся сам и завис вниз головой над столом.

— Будь что будет! — последним усилием, извиваясь протащил заднюю часть и грохнулся на стол, потом скатился на пол. Посыпались карандаши, ручки, опрокинулась чернильница. Под щекой разлилась какая-то лужица. Но уже не было сил вставать закрывать форточку. Все тело охватила теплая волна блаженства и сладкий сон укрыл его теплым одеялом.

Александр Семенович всегда приходил на работу первым. Еще издали, в морозном тумане он увидел темный предмет на крыльце. Подойдя ближе ахнул: это был заиндевевшей на морозе баян, а из настежь открытой форточки окна кабинета замполита клубами валил теплый воздух. На стук открыла перепуганная сторож-истопница тетя Клаша. Долго искали ключи от кабинета замполита, наконец, открыли двери, и включили свет. Миша лежал лицом в лужице чернил и громко храпел. Попытки разбудить ни к чему не привели. Тетя Клаша собрала рассыпавшиеся карандаши, ручки, кое-как навела порядок на полу, затерла тряпкой чернильную лужицу. Нашли пузырек нашатыря в аптечке и, смочив вату, несколько раз поднесли к носу страдальца. Миша фыркнул, громко чихнул очнулся и оглядываясь, спросил:

— А вы-то зачем сюда приперлись?

Мысленно он был еще на веселой свадьбе.

После уроков собрался педсовет:

— Отчислять надо, хотя бы в назидание другим! Если разобраться целая цепь нарушений. Самовольная отлучка, употребление спиртных напитков, проникновение через форточку в здание учебного заведения! — горячился замполит Василий Максимович.

— Подожди, не торопись. Все что ты сказал правильно! Но он стержень, основа нашей художественной самодеятельности! Без него все рухнет! К тому же у него нет склонности к спиртным напиткам. Можно сказать, случайность! Стечение обстоятельств!

— Я предлагаю объявить: «Строгий выговор» и снять с должности старшины группы! — компромиссный вариант наказания предложил завуч Юрий Лусь.

На этом и порешили. Вскоре Миша расписался в приказе, срезал бритвой нашивки старшины группы и стал рядовым курсантом.

Новым старшиной группы начальник мореходки назначил Виктора Семенова. Двадцатилетий, начинающий лысеть соломбалец Виктор Семенов был уже женат и имел частный домик с огородом. Нам, юнцам, он казался стариком. С первых дней учебы, еще до старшинства, прозвище «старик» закрепилось за ним до конца учебы. Это был нервный, вспыльчивый парень, увлекался мотоциклами и мотоспортом. К нам курсантам он относился снисходительно и терпеливо, часто отлучался на ночь под бок к своей молодой жене. Начальство смотрело на это сквозь пальцы. Ведь серьезных недостатков или нарушений за ним не числилось.

В ночь на Новый год новый старшина пригласил к себе в гости иногородних, тех кому некуда было пойти встречать Новый год.

Позаботился о том, чтобы каждому приглашенному нашлась пара, то есть пригласил такое же число местных девушек-соломбалок. Проводы старого и встреча Нового года были интересными и запоминающимися. Очень много танцевали под баян Миши Пылинского, под пластинки патефона. Много пели модных песен. За вечер все успели перезнакомится и сделать свой выбор, выразить свою симпатию к той или другой девушке, или девушка парню. Нравы тогда были строгими и всякие вольности или пошлости встречались неодобрительно.

Захмелевший то ли от спиртного, то ли от веселья, в избытке чувств, соломбалец Юра Теплухин закричал:

— Такой замечательной встречи Нового года у меня еще не было!

— И у мня тоже! И у меня тоже! И у меня тоже! — Этот клич подхватили и курсанты, и приглашенные девушки.

Хозяин Виктор Семенов, после всего застолья и веселья, уже под утро улегся с женой спать на русской печке. В доме им места не хватило. Всем курсантам постелили постель на полу, а девушкам тоже общую постель, но в другой комнате. Наверное, такой благопристойной и целомудренной ночи ни у кого из гостей больше не было.

Из новых предметов, появившихся на втором курсе учебы — термодинамика была самым нелюбимым предметом. Вел ее Владимир Калицкий, худой, щуплый, сгорбившийся старичок, обсыпанный мелом и перхотью. Термодинамику он знал в совершенстве, но передать свои знания ученикам был совершенно не способен. Выслушав рапорт дежурного, он обводил взглядом аудиторию и равнодушно замечал:

— Что-то маловато вас сегодня, надо бы проверить!

И тут же забывал о сказанном, хватал мелок и чертил на доске очередные диаграммы:

— Цикл Карно! Цикл Саботэ! Цикл Ренкина!

Слова и технические термины сыпались из него как горох из рваного мешка:

— Изохора! Изобара! Изотерма!

На доске, в системе координат, появлялись диаграммы, напоминающие сапожные колодки. Старичок распалялся и уже не знал удержу, стараясь выплеснуть все свои знания на головы ученикам. Его понимали всего два-три человека. Остальные занимались каждый своим делом. Баранов, всю ночь куковавший со своими невестами, улегся спать под вешалку, и полы шинелей прикрыли его с головы до ног. Турков бессмысленно уставился на доску, как всегда думая: какой галстук моднее с обезьянкой или с крокодилом? Теплухин и Шамаев на скамье под партой играли в «поддавки».

Коля Баранов неожиданно захрапел с присвистом. Хомченко еле дотянувшись толкнул его ногой. Храп прекратился, но лишь на время и всю операцию пришлось повторить снова.

Калицкий почувствовал, что говорит в пустоту. Остановился на полуслове, раскрыл классный журнал, сказал:

— Вот что, ребятки! Я вижу вы меня совсем не слушаете! Тогда, для разминки, немного поработаем на отдачу!

Он ткнул пальцем в конец списка и по слогам произнес:

— Курсант Хом-чен-ко, к доске!

Все замерли. Никто не поднялся с места. Хомченко, вначале онемевший от неожиданности, опомнился и кулаком ткнул в спину сидящего впереди отличника Шмакова: иди, мол, к доске, отдувайся за меня! Саша нехотя поднялся и направился к доске.

Саша уверенно начертил систему координат и диаграмму цикла и, без запинки выложил все, что рассказывал учитель полчаса назад. Преподаватель приятно удивился:

— Ну-ну! Хорошо! Пятерок я не ставлю, но четверку с плюсом вы, несомненно заслужили! Садитесь!

Сияющий Шмаков сел за парту, от волнения забыв, что заработал похвалу и хорошую оценку вовсе не для себя. Калицкий вновь склонился над журналом и вызвал следующего:

— Курсант Шмаков, к доске пожалуйста! Вам вопрос: расскажите цикл Ренкина!

Вот это да! Он что, специально в кошки-мышки играет? Или это простое совпадение? Впрочем, вряд ли этот лопух до такой изощренной мести додумается!

Пауза затянулась. Преподаватель повторил снова:

— Курсант Шмаков к доске! Расскажите нам Цикл Ренкина!

Волей-неволей пришлось идти к доске Хомченко. Он пытался что-то мямлить, тянуть время, надеясь на спасительный звонок на перерыв. Но преподаватель не стал слушать:

— Садитесь! Жирная двоечка! Выучить материал к следующему занятию!

В перерыв, взъерошенный, похожий на воробья, Шмаков наскакивал на Хомченко, сжимая маленькие кулачки:

— Все из-за тебя! Из-за твоих шуточек! Никогда в жизни двоек не получал! — Как исправлять буду?

— А если он мою внешность запомнил?

— Не расстраивайся! Пострадал за друга своя! Не всякий способен на такое! — съязвил Разулевич.

Если на занятиях Калицкого ребята чувствовали себя вольготно, то на занятиях Владимира Зубарева все происходило с точностью наоборот. Возможно все зависело от стиля работы преподавателя, а может быть и другое. Зубарев вел специальные предметы, знание которых были необходимы в будущей работе судового механика в ежедневной, практической работе. А термодинамику мы считали чистой теорией, мало пригодной для повседневной, практической работы. Зубарев и Калицкий когда-то были однокашниками, вместе заканчивали судостроительный техникум. В те времена такие специалисты очень ценились за теоретическую подготовку и широкий кругозор знаний. На занятиях Зубарева все слушали преподавателя, тщательно конспектировали каждую фразу. Получить на экзаменах «тройку» по специальным предметам, или «упаси боже»! пользоваться шпаргалкой считалось позором.

Класс, где будущим механикам преподают предметы по специальности расположен на Южной стороне здания. Наступила весна и по жестяному желобку окна весело и звонко стучит капель, а иногда, в полдень льется непрерывной струйкой. Столы и парты завалены чертежами и плакатами, много макетов механизмов и машин. Два закадычных друга вспыльчивый и импульсивный Виктор Семков и всегда невозмутимый, унылого вида Володя Бубновский рассматривают макет огнетрубного котла. Макет выполняли не только специалисты, но и умельцы.

— Смотри-ка все точь-в-точь как у настоящего!

— Да уж! — мотает головой Володя в знак подтверждения сказанному его приятелем.

Семкова так и подмывает чем-либо расшевелить чересчур флегматичного друга и ничего не находит кроме дурацкой шутки:

— Как ты думаешь, рекомендуется раздвигать котел во время его эксплуатации?

Макет выполнен так, что можно раздвинуть обе половинки в разные стороны, для наглядности и обозрения внутреннего устройства.

— Ты что, дурнее себя ищешь? — неожиданно вспылил всегда невозмутимый друг, — Детей в чуме забавляй своими шуточками!

Это уже намек на внешность Семкова, и он не остается в долгу. Словесную перепалку друзей прерывает входящий в класс преподаватель Зубарев:

— Кто помнит, что такое топка Фокса-Моррисона и колечко Адамсона?

Вопрос ставит аудиторию в тупик, лишь с задней парты раздается несколько голосов отличников:

— Когда это было? При царе Горохе!

— Сейчас в моде атомные установки на подводных лодках!

— Историю забывать негоже! Меняются технологии, усовершенствуются двигатели, а принцип работы пара остается неизменным! — поправил преподаватель знающих отличников.

— Владимир Васильевич! — Расскажите о подводных лодках, как на прошлом занятии! — не вовремя высунулся Юра Теплухин. Он не выучил задания и ловким маневром пытался отвлечь Зубарева чтоб тот не вызвал его к доске.

— Намек понял! — рассвирепел преподаватель, — Теплухин к доске! Найди на столах чертеж и расскажи принцип работы прямоточных котлов!

И добавил ехидно: Те, что на подводных лодках стоят!

— Я не готов к ответу! — пролепетал Юра — можно завтра отвечу?

— Я уже завтракал! — съязвил преподаватель, склонившись к классному журналу. Сидевший за первой партой показал у себя за спиной средний палец:

— «Единица!»

Учеба учебой, развлечений никто не отменял. На этот раз самые активные в группе Хомченко, Пылинский, Романов, Баранов Шамаев, Мошков и Теплухин решили расширить свою зону развлечений и наведаться в клуб третьего лесозавода.

— Ребята! Не ходите туда на вечера отдыха! — предупреждал Володя Перминов, житель этого района, — Против вас готовится провокация!

Володя жил с матерью около озера, в маленьком частном домике и хорошо знал все местные новости.

— Ничего! Волков бояться — в лес не ходить!

— Второй лесозавод уже надоел, надо обстановку сменить!

— Может девушки, там симпатичнее!

— Напрасно! — бурчащим баском говорит Володя, хлопая рыжими, почти белесыми ресницами, — там верховодит сынок начальника милиции, тот еще отморозок! Вас поколотят, да вы же и виноватыми будете!

Перминов искренне хочет уберечь своих товарищей от неприятностей, хотя и понимает, что переубедить их невозможно.

После небольшого и неинтересного концерта местной художественной самодеятельности, начались танцы. С первых минут курсанты почувствовали недоброе.

— Гражданские парни кучкуются и перешептываются! Надо быть осторожнее! Готовиться к худшему! — сообщил «разведчик» Шамаев.

Симпатии девушек были явно на стороне морячков и танцуя предупреждали шепотом:

— Уходите! Сейчас же уходите! Мы так за вас беспокоимся!

— В открытую показывают металлические прутья и кастеты!

— Бегите, пока не поздно!

Юра Романов незаметно собрал у своих ребят номерки из раздевалки, чтобы без шума и суеты одеться и убежать из клуба.

— На всех морячков шинели берете? Не спешите, к концу вечера интереснее будет! — гардеробщица искренне сожалела что такие, вежливые и бравые парни уходят одни, без местных девушек.

— Мы еще вернемся и самых красивых невест с собой заберем! — отшутился Романов.

Курсанты незаметно, по одному, покидали зал выходили, одевались, готовились к быстрому отступлению. Лесозаводские заводилы слишком поздно поняли, что их перехитрили. Десятка два парней не одеваясь бросилась в погоню. Бежали что есть мочи по направлению трамвайной остановки. Одни старались убежать, другие — догнать. Преследователей было раза в три больше. Цепочка бегущих растянулась на добрую сотню метров, а то и более. Вагоновожатая трамвая, почуяв неладное, притормозила и ждала.

Бежавший последним Пылинский, резко остановился, обернулся и выбросил правый кулак вперед. Преследователь, получивший сильный удар в переносицу, рухнул как сноп. Бежавшие за ним, натыкались на лежащее на мостовой тело и кубарем катились через него с воплями ярости и матюгами. Выиграли нужные для посадки в вагон необходимые секунды времени. Трамвай тронулся, по обе стороны путей злобствовали лесозаводские, впустую махая кулаками и выплевывая ругательства:

— Мы вас еще подловим! Придет время!

— Тоже мне морячки! Как зайцы побежали!

— Стало быть боятся пехоты!

Один из них показал известный всем жест: поднятый вверх средний палец.

— Мамочке своей вставь! И покрути там! — Шамаев за словом в карман не лез и умел дразнится лучше, чем кто-либо.

В кубрике рассказав всем о случившемся ребята предупредили Перминова:

— Смотри, как бы они на тебе свою злость не выместили! Ведь догадываются, наверное, кто их намерения выдал!

— Да кто они такие? — бурчал своим баском Володя, — Сезонники, временно принятые на работу в водный и лесопильный цех! Уверен, что среди этих поганцев постоянных жителей поселка не было. Пусть только пальцем тронут! Мигом головенки пустые открутим!

В здании Мореходной школы не было зала, пригодного для проведения вечеров отдыха, собраний или других массовых мероприятий. Спортивный зал вмещал 60–70 человек и то сидящих на скамьях и стульях. Где уж тут думать о танцах под духовой оркестр или концерты. Походы в чужие клубы, на чужие мероприятия, часто заканчивались банальной потасовкой. Девушки всегда отдавали предпочтение ребятам в морской форме, а это злило и бесило «гражданских».

Поэтому администрация вскоре задумалась об аренде вместительных залов для разных праздников, торжеств и вечеров отдыха. Самым подходящим для этой цели местом оказалось старое здание интер-клуба, школа № 4 и клуб АГЖД.

— Они за аренду такую цену заломят, что наш скромный бюджет затрещит по всем швам! — усомнился в целесообразности главный бухгалтер.

— Бог не выдаст, свинья не съест! — отшутился начальник.

— Сейчас дефицит на все и вся! Попробуем через бартер! Зимой здание интернет-клуба все равно пустует, и рачительные хозяева должны откликнуться на наше предложение! Администратора интер-клуба долго уговаривать не пришлось: он запросил 70 литров олифы и 10 килограмм белил для предстоящего ремонта здания.

— Ну что, потянем на такую цену, или откажемся?

— Потянем! Это еще по-божески, другие еще больше запрашивают! — дал «добро» главный бухгалтер.

Александр Семенович довольный сделкой разоткровенничался:

— Хотел нам все здание в аренду сдать! А зачем нам все здание, нам нужен только зал, да вешалка! За каждый рубль торговаться приходится!

Самый главный вопрос об аренде здания был решен. Остальные вопросы стали как бы второстепенными: составление программы вечера, выступления хора, художественной самодеятельности все было отрепетировано и опробовано много раз.

Пригласительные билеты разослали учебным заведениям, с которыми были в постоянном контакте и дружбе: медицинское училище, Рыбопромышленный техникум, торговое училище и даже на швейную фабрику.

— Чем больше будет выбор, тем лучше!

— В рыбопромышленном много парней, а вдруг они явятся на наш вечер? Пускать их?

— Гражданских парней не пускать! Нечего им тут делать!

Зал старого деревянного здания «Интер-клуб» находился в самом начале Поморской улицы. Летом, сюда в автобусах привозили для отдыха иностранных моряков со всех судов, стоящих у причалов Архангельска. Развлечения соответствовали духу того времени: буфет с русской водкой и бутербродами с икрой, короткометражные фильмы с переводом, газеты и журналы на разных языках, организовывались даже танцы с самыми «отчаянными» девицами Архангельска.

Если летом посетителей интер-клуба было немного, то зимой и вовсе никого не было. Поэтому администрация легко соглашалась на аренду зала.

В назначенный час к «Интер-клубу» начали стекаться стайки девушек. Без всяких формальностей, стоящие у дверей дежурные пропускали их с короткими подсказками:

— Раздевалка — направо! Туалеты — налево!

Из зала, со второго этажа уже слышались негромкие пробы духовых инструментов.

— Все раздевалки заполнены! Двести мест! Надо дополнительные вешалки ставить!

Ответственный за проведение вечера завуч Юрий Лусь, рослый массивный, начинающий лысеть мужчина — голос его под стать внешности, громкий раскатистый бас. Как бывший капитан пароходства, он преподает только на судоводительском отделении и пути с судовыми механиками у него пересекаются редко, только при разборках чрезвычайных происшествий или конфликтов.

— Дополнительно вешалки закрепите! Не дай Бог упадут! Испачкаем девушкам одежду! Испортим настроение! — гремит голос завуча уже со второго этажа.

Быстро закончился концерт художественной самодеятельности. Насыщенный, интересный. Гости усердно аплодировали каждому номеру, но все ждали основной части вечера — танцев под духовой оркестр.

К зеркалам в коридоре выбегали самые нетерпеливые, поправляли форму, ремень, прическу, пялились на свое отражение в зеркале: каков я со стороны, понравлюсь девушкам?

Витя Семков, больше других сомневающийся в своей привлекательности, то рукой, то расческой поправляет черные, прямые непослушные волосы обещает своему отражению в зеркале:

— Сегодня обязательно приглашу на танец девушку, а может быть и до дому провожу, если она согласится!

Краснощекий как помидор, с пухлыми губами Гена Сивков откровенничает:

— А мне на входе беленькая девушка понравилась! Натуральная блондинка! Как стрельнула серыми глазами, так сердце насквозь и пробила!

Володя Бубновский, высокий и нескладный, мнется в стороне и к зеркалу старается не подходить. Зачем лишний раз расстраиваться и слышать смешки в свой адрес?

— Эй, граф Бубновский Де Вова, — зовет им самим придуманным прозвищем своего друга Виктор Семков, — иди сюда, поделись своими планами на вечер!

Бубновский отмалчивается и отступает в тень. Планов на вечер у него никаких нет, а непринужденность и откровенность друзей смущает.

Из зала послышались волнующие звуки духового оркестра.

— Ну чего стоишь? Только что трепался: обязательно приглашу девушку на танцы! И до дома провожу! А сейчас сдрейфил? Твою девушку уже другой, более расторопный пригласил! — Бубновский уколол своего друга в самое больное место.

Как подстегнутый кнутом Семков рванулся в зал, на этот раз даже забыв еще раз глянуть в зеркало.

Через несколько минут Семков вернулся раскрасневшийся и очень-очень довольный:

— Вы представляете! Только что танцевал и у меня все получалось! Оказывается, это не такая уж и сложная наука! Главное двигаться в ритме музыки!

— И не наступать девушке на ноги! — подхватил повествование Семкова Гена Сивков под дружный смех присутствующих.

— Что ж бывает и такое, когда танцуешь первый раз и очень смущаешься! У меня, например, был такой случай! Надеюсь девушке было не очень больно — признался Иньков, — а мне было очень стыдно!

— Хорошо, что сегодня ребят из спецгруппы судоводителей нет!

— Они бы нам весь вечер испортили! — Володя Новоселов все никак не мог забыть старую обиду, когда Вася Коваленко отбил у него подругу и соблазнил ее.

— Да-а! С курсантами из спецгруппы соперничать трудно! Они ведь старше на целых три года! — примирительно заметил Аркаша Перфильев, — молоденьким девчатам ребята постарше нравятся!

— Хватит теорией заниматься! Лясы точить! Поедем танцевать! А то без невест останемся! Всех расхватают!

Все дружно направляются в зал, танцевать, знакомиться с девушками. У зеркала остается один Володя Бубновский. Посмотрел на свое отражение и первый раз подумал:

— И для меня есть девушка, которая найдет меня самым привлекательным в мире парнем!

И вскоре, такая девушка нашлась.

В процессе учебы ничего существенного не произошло и не изменилось. Старший преподаватель Зубарев находил новые методы и способы приблизить молодых ребят к производству. На дальнем причале судоремонтного завода стоял старый, изрядно потрепанный за десятилетия работы в арктических морях траулер. Все работающие механизмы были с него давно сняты для нужд других судов, остался корпус судна, да паровой котел, пока еще годный да эксплуатации. Котел использовали для отопления цехов завода в зимнее время. Тральщик когда-то имел свое название, а сейчас даже название потерял и значился в официальных документах как «судно-отопитель». Для краткости называли еще проще: «отопитель».

Зубарев вошел в класс с новостью:

— Есть возможность всем поочередно, по два человека в день побывать на «отопителе» поближе познакомится с работой котельной установки! Желающие или отказники есть?

Конечно, отказников не было, каждому хотелось увидеть «будущее место работы», будущих подопечных-подчиненных кочегаров. Все-таки теория и плакаты одно, а производство — другое! С предложением согласились все, отказников не было.

— Ну если все согласны, то будете ходить на «отопитель» по списку. Завтра идут курсанты Березин и Бубновский. Конечно Березин и Бубновский не самые бойкие и активные ребята, скорее наоборот. Но порядок есть порядок, жребий брошен! Остальные пойдут за ними, как в классном журнале.

— А нас на завод пропустят? Там пропускной режим!

— Что взять с собой и какая одежда?

— Пропуска оформлены всей группе. С собой возьмите только курсантский билет! Форма одежды — рабочая! Вопросы есть?

Всем все понятно. Торопить время не стоит, все успеют побывать на «отопителе». Быстро успокаиваемся и переходам на другие темы.

В ковше судоремонтного завода стоял, вмерзший в лед тральщик, ржавый, обшарпанный с помятыми бортами. Досталось ему на своем веку! Казалось, что на нем никого нет, но темный дым из трубы да шипенье пара указывала, что в его чреве идет постоянная работа.

Уже немного осмелев, оба курсанта прошли на корму в жилые помещения. С трудом открыв наглухо задраенную дверь спустились по трапу к дверям кают.

— Кто вы и зачем сюда пришли? — человек в комбинезоне и вязаной шапочке высунулся из двери одной из кают с надписью «Механик».

Услышав ответ, засмеялся, утвердительно кивнул:

— Знаю Зубарева! Он меня тоже когда-то учил! Не так много лет прошло, но все его занятия помню и конспекты сохранил.

— Шинели можете снять и оставить здесь! По трапам полами шинели не очень удобно мести! Никуда они не денутся! — Вахтенный механик оказался словоохотливым и предупредительным человеком. Хотя Бубновский и Березин мало чего понимали из его объяснений, но делали вид, что все понимают.

— Сейчас пройдем в преисподнюю, то есть кочегарку! Здесь работают ваши будущие подчиненные-кочегары. С их работой ознакомьтесь поподробнее! — механик открыл дверь в кочегарку и повел Березина и Бубновского по узкому проходу. Вверху что-то шипело, пробивался пар, кое-где капала горячая, как кипяток, вода. Осторожно следуя за механиком Бубновский спросил:

— У вас всегда так сверху капает и шипит?

— Да нет! Надо прокладку сменить, да все некогда, пар на завод не перекроешь в морозы! В миг где-нибудь прихватит и все цеха разморозим! Проблема!

— Эй, Костя, принимай гостей! — крикнул механик невысокому чумазому кочегару с грязным полотенцем на шее, — Попрактиковаться к тебе пришли!

— Угу! — одобрительно буркнул кочегар, — у меня как раз средняя топка на прогаре! Пусть почистят среднюю топку и поддувала и если силы останутся поднимут шлак и золу на палубу! Хорошая будет практика!

Ребята не почувствовали насмешки в речах кочегара и рьяно принялись за работу. Надо сказать, что средняя топка самая неудобная для ее чистки. Приходится стоять на коленях вытаскивая гребком, сплавившиеся от высокой температуры, куски шлака.

Вскоре измокли от пота даже рукавицы, не говоря об остальной одежде. Жар от сплавленного шлака жег лицо, проникал даже через одежду. Толя Березин выдохся быстро, передал кочегарский гребок Бубновскому: «Теперь попробуй ты!»

Вскоре выдохся и Бубновский. На чистку золы из поддувала уже не хватало сил у обоих.

— Ладно! Вы еще сыроваты для такой работы! — сжалился Костя кочегар, — А в море еще труднее будет! Качка, морская болезнь, небо с овчинку покажется!

— Ну как там на отопителе? Интересно? — однокурсники окружили первопроходцев и хотели слышать положительный ответ.

— Ничего хорошего! Тяжко и жарко как в аду!

Восторгов от возможности побывать на отопителе заметно поубавилось.

— Пойду, посмотрю, как экскурсант, а топку чистить не буду! Не на кочегаров учимся, на механиков! — первым дал «задний ход» Виктор Иньков. Эту позицию молча одобрили все.

Трембач и Егоров купили фотоаппараты и увлеклись фотоделом и стали выпускать сатирические фотогазеты. Понятно, что объектом для критики и сатиры стали курсанты, нарушавшие дисциплину, распорядок дня, форму одежды. Каждый сатирический снимок сопровождался стишками, с далекой от настоящей поэзии рифмой. Оба фотографа старались выбрать момент не самый удачный для курсанта.

Снимок Юры Романова, лежащего в грязной тельняшке на металлической сетке кровати без матраса, и с стопкой книг под головой вместо подушки, прокомментирован так:

— Романы можно всем читать! Но только не Романову!

— Бездарные стишки! — кипел и возмущался Юра Романов, — Почему мне нельзя читать романы? Да и не романы у меня под головой были, а учебники!

А Коля Баранов попал в кадр на трамвайной остановке, на фоне пивного ларька, стишок гласил:

Коля Баранов возмущался еще больше:

— Я трамвая ждал, из военкомата повестка пришла и опаздывать нельзя было! А тут этот сатирик появился!

И стихотворение по смыслу бездарное! Пиво безалкогольным не бывает!

Мне тоже досталось от сатириков. Как-то вдвоем с Веней Волковым мы возвращались из столовой без строя, по одиночке. А это нарушение Устава. Сатирики в этот момент не дремали вскоре появилось два снимка обоих нарушителей, шествующих как гражданские люди по одиночке с надписями в стихах:

Мы с Волковым не возмущались и не комментировали содержание фотогазеты. Что было, то было и снимки зафиксировали этот факт. Чего возмущаться?

Преподаватель физкультуры, молодящаяся блондинка, уже в который раз на занятия не явилась. У нас появилось свободное от занятий окно.

— На кой лад нам эта физкультура? Школяры мы, что ли? Все в спортивных кружках занимаются, бокс, классическая борьба, самбо. Чего еще надо! — Возмущался Юра Романов.

— А чего возмущаться? Урока нет, у нас свободное времяпровождение! Занимайся каждый чем хочешь! Разве это плохо?! — примирительно заметил Веня Волков.

— Да тихо вы! И по коридору не бродите! — цыкнул новый старшина группы Виктор Семенов, — увидит какой-нибудь ретивый командир или воспитатель и на хозяйственные работы пошлет! Ишачить захотелось? Работа для дураков всегда найдется!

Все смолкли. Действительно, кому охота вместо теплого и уютного класса пилить, колоть дрова или убирать снег с катка лопатами?

— Ребята, смотрите какая краля на катке появилась, с санками и с ребенком! Я такой на Фактории еще не встречал! — восторженно закричал Сивков, глядя на каток в окно.

Действительно, по периметру залитого катка, где лед, слившийся со снегом был не таким скользким, прогуливалась стройная молодая женщина, волоча за собой саночки с малышом.

— Ух ты! Действительно краля! Куколка на загляденье! — первым облизнулся Хомченко, — Чур моя!

На ходу надевая шинель и шапку Аркаша стремительно рванул на каток, как гончая, почуявшая дичь.

— Аркаша, урок же! Всех нас подставишь! — успел пустить вслед старшина Семенов. Но завзятый ловелас был уже на улице и не слышал увещеваний старшины. Мы со своих мест наблюдали, как Хомченко подошел к женщине и завязал разговор. Что-то рассказывал, улыбался, жестикулировал. Потом попытался взять поводок санок и покатать малыша. Женщина отрицательно покачала головой и поводка не дала. Видимо, наш главный сердцеед никакого впечатления на нее не произвел. Аркаша вернулся в класс явно расстроенный и удрученный:

— Крепкий орешек! Долго ухаживать придется!

— Ой, ой, ой! Из-за одной смазливой бабенки всполошились! — заворчал Коля Баранов, — вон сколько бесхозных девушек вокруг ходит и вашего внимания ждут! Пусть не очень смазливые, но девушки же!

И тут Коля добавил свою знаменитую присказку «О личике овечьем и плоти человечьей»! рассмешив и растормошил, всех. Через некоторое время женщина с ребенком на саночках, встретилась мне на катке. Меня всегда забавляли и умиляли малыши. Из пальцев правой руки я состроил собачку, с ушами, пастью и показал малышу как она кушает из ладони, другой руки, изобразил собачий лай. Наверное, это представление произвело впечатление. Малыш завизжал от восторга и протянул руки, чтобы потрогать «собачку».

— В душе вы сами еще ребенок! — заметила дама и дала поводок от санок, наверное, в знак доверия. Я катал малыша по периметру катка, шагом, рысью, галопом до тех пор, пока мамаша не остановила это веселье.

— Пока на сегодня хватит! Ему обедать и спать пора!

А он очень перевозбудился!

Выражение «на сегодня хватит!» мне показалось обещающим. Само собой, получилось, что я проводил мамашу и малыша до их дома. Это был двухэтажный деревянный дом, стоящий у насыпи трамвайных путей.

— Заходите в гости! — неожиданно пригласила меня женщина, — Муж у меня в море, старшим помощником капитана работает!

Я узнал, что зовут ее Ирина Федоровна, она врач педиатр, работает в поликлинике второй год после окончания мединститута. Я назвал только свое имя.

— Василий? Значит царственный — улыбнулась женщина.

Я не знал тогда значений русских имен, смутился, покраснел и подумал про себя: Почему царственный? Что во мне царственного?

— Я не прощаюсь! Может еще встретимся! — Женщина с санками и ребенком вошла в подъезд дома, наверное, мне следовало помочь подняться на второй этаж. Но в силу своей стеснительности, постоянной застенчивости, не сделал этого.

Однокурсники видели все мои приключения на катке. Аркаша Хомченко с удивлением и с уважением сказал:

— Ну ты и ходок! Тихоня тихоней, а такую кралю захороводил! Чудеса, да и только!

Ирина Федоровна не раз снова появлялась на катке, некоторые смельчаки подходили к ней в надежде познакомится. Напрасно.

Некоторое время спустя, она исчезла из нашего поля зрения. Ее сосед Володя Новоселов, знающий всех и вся про жителей Фактории, поведал, что молодая супружеская пара получила новую квартиру в центре города и переехала на новое место жительства.

Через неделю на очередные занятия по физкультуре явилась наконец-то преподавательница:

— Извините ребятки, несколько занятий я у вас пропустила, была очень занята на основной работе! Преподаю спортивные танцы в пединституте!

Услышав недовольный ропот обратилась ко всем:

— Вы хотите что-то мне сказать? Говорите, но только по существу и по одному!

— Мы не школяры, чтобы учиться гимнастике или ходьбе на лыжах!

— Нам ваш предмет не нужен!

— Чему вы можете научить, мы уже научены в школе!

Услышав такое дружное и яростное сопротивление учительница не удивилась, казалось, она была готова к этому:

— Есть программа обучения, я ее не могу отменить! Обращайтесь к начальнику Александру Семеновичу!

Александр Семенович на все наши претензии, к преподавателю и к самой физкультуре ответил коротко:

— Не в моей компетенции! Программу утверждает министерство. Если недовольны преподавателем, то могу заменить!

Вскоре появился новый физрук, молодой, улыбчивый, симпатичный. На уроках сыпал анекдотами, порой неприличными, но занятия проводил регулярно. Зимой — лыжи. Летом — бег на дистанции по времени.

— Э-эх! Зря мы свою преподавательницу критиковали! Пропускала занятия? Ну и ладно, зато у нас больше свободного времени было! Письма домой регулярно писали в шахматы и шашки играли, на прохожих глазели! — перечислял Володя Турков, любивший полную свободу и незанятость, — А теперь от свистка до свистка гимнастикой занимаемся! Никогда не поймешь, что хуже, а что лучше!

— Философствуй поменьше! Все мы философствовать мастера! — На этот раз Коля Баранов не нашел никакой присказки в подтверждение своих слов. Полемика о пользе физвоспитания заглохла.

— На завтра назначен строевой смотр! Будем проверять форму одежды, строевую выправку, строевой шаг! — воспитатель обводит шеренгу испытывающим взглядом глубоко посаженных глаз, как бы проверяя реакции подопечных на свое сообщение.

Все это для курсантов не новость: приближаются Первомайские праздники и после строевого смотра будет долговременная тренировка и муштровка: Ножку выше! Голову прямее! Правая рука до пряжки ремня! Левая назад до отказа!

Есть ребята, у которых внешние данные ну прямо армейские.

А вот строевой шаг им, никак не дается. Машут руками как вертолет лопастями, ногу сгибают в коленках! Тут строевики-наставники впадают в транс:

— Сколько раз вам говорить! Показывать! Ведь это так просто!

Николай Трембач переводит обучение на другую тему:

— Последнее время много нарушителей формы одежды! Ботинки, пряжки ремней, пуговицы не чищены! Брюки разной ширины! Начальник очень недоволен вашим внешним видом! Должно быть однообразие, по Уставу!

Из задней шеренги слышится недовольный ропот. Но в строю высказываться не положено. Поэтому, воспитатель дает команду: Вольно! Разойдись! Что вы там хотели сказать?

— Надо выдавать курсантам все что положено!

— Щетки для одежды, для обуви, гуталин!

— Средства для чистки пряжек и пуговиц, трафаретки!

Воспитатель мнется перед строем, претензии основательны и справедливы. Но он не знает, как их выполнять, для этого нужна власть повыше. Поэтому, чтобы смягчить обстановку пытается шутить:

— Мне ваши претензии записывать, или так запомнить? — Шутку не приняли, а Гера Копытов добавляет:

— Тогда запишите еще носовые платки! Они тоже по Уставу положены!

— Мы все эти «мелочи» в военторге за свои деньги покупаем. Денег у нас не так уж много! — Это Аркаша Хомченко пустил «последнюю пулю» в воспитателя.

Перед отпуском, каникулами ребята покупают по своей инициативе в «Военторге» золотистые якорьки и курсовки на рукава, другую мишуру, чтобы предстать перед местными девушками в полном блеске. А вот купить одежную или сапожную щетку никогда не раскошелятся. Они положены нам по Уставу!

В день строевого смотра две шеренги нашей группы судомехаников выстроилась по ранжиру. Около недавнего набора «салаг» крутится воспитатель, прозванный «карапузом» за пухлые розовые щечки, круглый животик и объемистый задок. Разговаривать в строю как известно не положено, но если говорить тихо, не поворачивая головы к слушателю-то можно!

— Смотри! Смотри! Карапуз такое рвение проявляет! До земли нагнулся, с его то животиком! Рассматривает обувь почищена ли! — шепчет Тестов соседу Теплухину.

— Да у него самого обувь не чищена! Соль на ботинках выступила! — хихикнул Теплухин.

— Струя слабая у «карапуза», вот он и поливает себе на ботинки!

Начальник, как будто услышав насмешников, подзывает воспитателя, показывает пальцем на его обувь и что-то тихо втолковывает. «Карапуз» рысцой бежит в здание учебного корпуса, чтобы исправить оплошность. Только ни щетки, ни гуталина там нет, и он тряпочкой, смоченной в воде, смывает с обуви соляной налет.

Николай Трембач доволен выправкой своего взвода, даже брюки у всех оказались одинаковой ширины. Начальник тоже доволен и, улыбаясь, грозит воспитателю указательным пальцем. Втолковывает что-то. Без этого нельзя: начальство видит любую мелочь, на то оно и начальство!

Возвращается «карапуз» в вымытой обуви и тоже продолжает проверять форму и выправку своих «салаг»

— Вид у них больше гражданский, чем морской!

— Но ведь и мы год назад такими же были!

Теплухин, не поворачивая головы, шепчет мне:

— Вчера, «Карапуз» вел своих салаг в столовую с расстегнутой ширинкой!

— Иди ты! У морских брюк и ширинки то нет!

— Он в гражданских брюках был, а в ширинку видны были казенные кальсоны!

— Он же пять лет на флоте служил! Не может быть такого!

— Как же! Служил на берегу, в хозяйственной роте! Хлеб резал в хлеборезке! Потому и упитанный!

Наверное, мы увлеклись разговором и превысили голос выше допустимого:

— Разговорчики в строю!

Мы замолкаем, впереди столовая, обед и настроение хорошее.

— Перчатки совсем маленькие! Из детского садика что-ли привезли?

Виктор Семков пытается натянуть белые перчатки на свои широкие кисти рук. Хотя ростом он маловат, но кисти как лопаты.

— А ты смочи их в воде, влажные они легче натягиваются! — посоветовал Боря Житков, — Ну и лопаты у тебя, больше моих! Где нашел такие?

— Мне что, ночевать в них? — снова кипятится «рукастый» курсант, и просит у товарищей обменяться на размер побольше. У всех такие же проблемы, но каждый справляется с ними по-разному, но меняться никто не хочет. Скоро Первомай, надо готовить к демонстрации одежду, обувь, головные уборы, чтобы все смотрелось соответственно. Демонстрации проходят два раза в год в Октябрьские и Первомайские праздники. Хотя это обычное шествие в колоннах предприятий, курсанты называют это действие «парадом». А как же иначе? Идут по площади строем печатая по-военному шаг, в морской форме, под духовой оркестр, после приветствия диктора кричат: «Ура!», «Ура!», «Ура!»

Это вам не толпа демонстрантов, разного возраста и пола, в разношерстных одеждах с плакатами и портретиками вождей в руках. Колонна курсантов выглядит как колонна военных, и даже лучше из-за молодости, старательности и предпраздничных тренировок.

Нам больше нравится Первомай, чем Октябрьские праздники. Весна в самом расцвете, снег растаял и теплое солнышко целый день. Уже перешли на летнюю форму одежды и вместо надоевших шапок-ушанок и шинелей надели бушлаты и бескозырки.

— Ну как? — спрашивают друг друга ребята, сменив форму и вдоволь повертевшись у зеркала.

— Прекрасно! Прямо картинка! Плакат из гарнизонного магазина! Все девушки твои! Нам ничего не останется! — шутят остряки, разглядывая очередного щеголя.

Подготовка к параду начинается задолго до праздников. Ведь кроме форменной одежды нужна соответствующая выправка и строевой шаг.

Тренируются группы отдельно друг от друга, это уже потом, накануне праздника, соберут сводные колонны всей мореходки и проведут последние тренировки.

Худой, как лыжная палка, но строгий и серьезный Николай Трембач старательно муштрует группу механиков. Ему не нравится внешний вид и строевой шаг правофланговых Березина и Бубновского.

Конечно, оба парня рослые, но Бубновский, при парадном шаге мотает головой, как лошадь, отгоняющая слепней, а у Березина руки двигаются, как-то коряво и не в ритм. Трембач меняет правофланговых, и кое-что начинает получаться.

Начинаются общие тренировки. Дорога по Ленинградскому проспекту не грунтовая и не асфальтированная, а покрыта толстыми и прочными досками. Это прочный деревянный настил, который легко заменить. Частных машин в ту пору почти не было, а грузовые машины в выходные дни отдыхают вместе со своими водителями. Поэтому, дорога по Ленинградскому проспекту от Фактории до второго лесозавода превращается в прекрасный плац для тренировок.

Растаяли последние корочки тонкого ночного ледка и над деревянной дорогой вьется легкий парок от высыхающей влаги. Впереди сводной колонны духовой оркестр, золотом сверкает начищенная медь труб. Огромный барабан, диаметром равным росту барабанщика висит на широком ремне у него на плече.

Барабан — основной инструмент для строевого шага. С его удара начинается движение колонны. Совсем как у поэта Маяковского: «Левой»! «Левой»! «Левой»! Сам начальник стоит на обочине дороги в черной шинели и фуражке с золотыми листьями на козырьке. Он внимательно смотрит на проходящие колонны и что-то записывает для памяти. Потом подзывает командиров, воспитателей и втолковывает сердито:

— Вот того, крайнего, во второй шеренге курсанта спрячьте в середину! Вид у него нестроевой, штатский!

— Будет сделано! — берет под козырек ответственный за строевую подготовку и спешит выполнить ценное указание.

— А вот того в наряд на праздники поставьте, руками размахивает как вертолет! Трибуны насмешит!

— Учтем, Александр Семенович! — берут снова под козырек ответственные командиры.

— А на последнюю репетицию белые перчатки одевать? — командиров мучает и этот, неизвестный для них выбор.

— Не нужно! Перчатки выстираны, высушены, подогнаны! Еще чего доброго до демонстрации запачкают! Негоже!

Начальник дает отмашку, и сводная тренировка заканчивается.

Командиры разворачивают свои колонны по направлению к столовой. Музыканты спешат сдать свои инструменты в кладовую на хранение. После обеда, согласно расписанию, — увольнение в город.

Рано утром, в день Первомая, после завтрака, подошел специально выделенный трамвай для курсантов-демонстрантов. Кондуктор объявила по трансляции вагонов: Трамвай едет в центр города без остановок в пути! Приглашаем на посадку только курсантов, едущих на демонстрацию!

По меньшей мере сотня человек втиснулась в два вагона. Когда тронулся трамвай, с восторгом запели:

Но вскоре смолкли, не ладилась песня, не к месту, не ко времени. Запевала сменил репертуар и запел белее современную:

Песню с восторгом подхватили в обоих вагонах дружно, саженно и голосисто. До города, с воодушевлением успели спеть еще несколько песен.

— Это был мой самый лучший и веселый рейс в моей жизни! Такие молодые моряки, а так душевно и голосисто пели! Согласна каждый день таких пассажиров возить, даже бесплатно! — Расчувствовалась женщина-кондуктор, — с праздником вас!

Построившуюся колонну завели в небольшой переулок. Стояли и ждали своей очереди выхода на площадь Профсоюзов к трибунам.

По команде «Вольно!» покурили, позубоскалили. Несколько городских ребят, пользуясь неразберихой, смылись домой.

— Что вы себе позволяете?! С такого мероприятия уходить категорически запрещено! Узнаю кто это сделал — накажу! — грозился ответственный за проведение демонстрации. Но все понимали, что это вопль бессилия. Это дело добровольное, как утверждают наши воспитатели.

Наконец-то началось долгожданное движение. Выстроились в походную колонну в считанные секунды. Музыканты встали в голову колонны. Приноровившись к громким ударам барабана многие сменили ногу. Грянул веселый и задорный «Марш нахимовцев».

Перед руководителями на трибуне все выпятили грудь, без команды сделали «равнение» направо. А после поздравлений невидимого оратора, дружно и громко прокричали: «Ура», «Ура», «Ура»!

— Что это за военные? — поинтересовался стоящий на трибуне Первый секретарь обкома, — по виду совсем мальчишки, а маршируют так браво, прямо залюбуешься выправкой!

— Соловецкие юнги! — подсуетился самый расторопный из свиты секретаря. По-видимому, придворные первого лица не знали, что Соловецкая школа юнг давно расформирована.

Очень часто нашим руководителям и администрации мореходки приходили в голову хорошие идеи, а порой и вздорные. И те, и другие приходилось исполнять.

Начальник как-то загорелся новой идеей. Она у него зрела давно и могла бы вылиться на других, но досталась именно нам. На очередном построении, перед шеренгой озвучил ее:

— Палисадник у нас совсем голый! Ни клумбы, ни деревца! Одна сорная трава, да крапива летом вырастает. Воскресенье объявляю рабочим днем! Съездите в лес за саженцами! Здесь лучше всего топольки приживутся!

Бывалый грузовик, с зеленым, защитного цвета кузовом, уже стоит во дворе, словно поджидая нас. Каких только работ на нем мы не выполняли! Возили олифу, краски, глину, цемент, песок! Ездили в прачечную: отвозили и привозили белье, на склады за обмундированием. Всего не перечислишь. И шофер один и тот же в неизменной короткой фуфайке, брюках галифе и кирзовых сапогах. Он неразговорчив, флегматичен, но очень трудолюбивый и хозяйственный. При дефиците запчастей содержит свой любимый и трудолюбивый грузовичок в постоянной готовности к работе.

Мы называем его попросту: «дядя Ваня!»

— Не шалите там, в кузове! А то вывалитесь на дороге, а мне отвечать за вас придется!

— Не бойся, дядя Ваня! — мы побросали лопаты и носилки в кузов, уселись на скамейки напротив друг друга. Машина тронулась и вырулила со двора. Когда здание мореходки исчезло из вида Володя Шамаев запел свою любимую, уральскую:

Все дружно подхватили незамысловатую песню, с популярным и одинаковым для многих песен, мотивом. С песней, пусть неказистой, работа легче спорится. Мелькали по сторонам деревья и кусты Юросской дороги, прогрохотал под колесами деревянный Юросский мост.

Свернули налево по грунтовой дороге в лес. Вдали виднелся грибок и под ним фигурка человечка, укутанного в зеленую плащ-палатку. Самые резвые и задиристые стали показывать «Зеленому человечку» языки, «натягивать носы», всячески задирать и дразнится. Вдруг тишину леса разрезали резкие, отрывистые хлопки выстрелов:

— Господи! Да это же часовой!

— И, кажется, стреляет по нам!

Все рухнули ничком на дно кузова, как будто деревянные борта могли защитить нас от пуль. Десятки рук мгновенно забарабанили, застучали по кабине шофера. Машина остановилась. Из-под грибка к нам направился солдатик в каске, плащ-палатке и с автоматом наперевес:

— Куда едем? Здесь запретная зона! Нужен специальный пропуск!

Дядя Ваня из внутреннего кармана фуфайки достает все имеющиеся у него документы: права, путевку и пропуск в режимную зону.

— Все в порядке! — внимательно изучив документы объявляет часовой, — Перед постом надо было остановиться и предъявить документы! По обоим сторонам дороги специальные плакаты установлены! Внимательнее надо быть!

— Я не видел объявлений! — оправдывался дядя Ваня, изрядно струхнувший от того, что попал в такую переделку, — в следующий раз учту!

Поехали дальше, глубже в лес. Похохатывали, вспоминая случившееся:

— Он же в воздух предупредительные выстрелы делал, пытался нас остановить! Так положено при въезде в охраняемую часовым зону!

— Все равно салага и новобранец! Старослужащий никогда бы стрелять не стал!

— Перепугались? — Шамаев растянул в улыбке свой широкий рот, — небось небо с овчинку показалось?

— Ой, ой, ой! А сам-то первым в кабину кулаками застучал! Наверняка все кулаки ободрал!

— А ты первым в кузове на дне растянулся, чтобы за бортами спрятаться!

— Не надо было дразниться, у вас еще детство кое-где играет! Часовой разозлился и припугнул вас всех! И правильно сделал! — заворчал старшина группы Семенов.

Взаимные подковырки и подначки продолжались до самого места работы. Отчаянных смельчаков и героев в этом походе не оказалось.

— Какие деревца будем откапывать и грузить? — вопрошают отошедшие от испуга ребята у дяди Вани.

— Начальник приказал сажать топольки! Да только где их найдешь? Листочки еще не появились, а без листьев они и на осину, и на ольху похожи! Не обмишулиться бы!

Вскоре ботаник Толя Березин находит целый пригорок, похожих на топольки деревьев. Как раз то, что надо!

— Осторожней ребята копайте! Корни не повредите! — со знанием дела подает свой девичий голосок Толя Березин.

— Без тебя знаем, как деревца пересаживать, ботаник хренов!

— Мичурин выискался! Бери носилки и таскай деревца к машине! Без твоих советов обойдемся!

На обратном пути все замечают, что под грибком стоит уже совсем другой солдатик. Он не обращает на нас никакого внимания и даже не смотрит в нашу сторону.

— Кажется часовой на посту сменился!

— А может сменили, за то, что стрелял?

— Да нет, часовой поставлен на два часа, а затем — смена!

— Откуда ты все знаешь?

— Вот это уже «старик», а не «салага», по всему видно! — замечает наш старшина группы Виктор Семенов.

— Да уж! Старик старика видит издалека! — под общий смех резюмирует Аркаша Хомченко.

Все топольки хорошо прижились на новом месте, а по весне покрылись зеленой листвой. Сегодня — это громадные великаны-тополя, причиняющие немало хлопот местному ЖКХ. Приходится время от времени срезать верхушки и не в меру разросшиеся во все стороны сучья.

— Надо обязательно показать курсантам доковые работы! Они пока еще представления не имеют, что это такое! — загорелся новой идеей преподаватель Владимир Васильевич Зубарев.

— А какие работы конкретно вы хотите показать будущим судомеханикам? — уточняет завуч Юрий Лусь.

— Все! От начала заводки судна в док, до окончания ремонта!

— Но это нереально! Порой судно стоит в доке месяц и более.

Лусь, как бывший капитан хорошо знает сроки ремонтов в доке.

— На нашем судоремонтном заводе дока, как известно, нет. Только на «Красной кузнице» в Соломбале! А это совсем другое предприятие, другое Министерство! Боюсь, что наших курсантов туда просто не пустят!

— Подключите начальника Александра Семеновича! У него старые связи! Он пробьет не одну, а несколько экскурсий!

— Хорошо! Хорошо! — выпятив вперед ладони сдался завуч, — сегодня же поговорю с ним на эту тему! Но положительного результата не обещаю!

Недели две ушло на согласование. Кажется, лед тронулся. Шутка ли, впустить на территорию завода тридцать подростков! Администрация завода беспокоилась прежде всего за безопасность курсантов. Ведь их чрезмерное любопытство и активность могли привести к нежелательным инцидентам. Преподаватель Зубарев, как инициатор этой экскурсии изучил все инструкции по технике безопасности, провел несколько занятии и бесед.

— Знаю я этот завод! — похвастался Юрий Теплухин, — его проходная как раз напротив нашей школы!

— И я знаю! Мы из окон школы часто смотрим как заводят суда в док, как ремонтируют! Конечно, поближе посмотреть и понять было бы гораздо интереснее! — подтвердил слова Теплухина его школьный товарищ и бывший одноклассник Гена Сивков.

— А где ваша школа находится? Где?

— Это школа № 41, в Соломбале, красное, кирпичное здание напротив судоремонтного завода! — терпеливо объясняет Теплухин, — если останется время после экскурсии обязательно заглянем!

— Ну да! Так тебя и отпустят!

— Небось по бывшим одноклассницам соскучились! — хихикнул Иньков.

— Соскучились! В нашем классе были самые красивые девочки Соломбалы! Так и называли — класс красавиц!

— Вы что, на экскурсию собираетесь или на старшеклассниц пялится? — услышав разговор возмутился воспитатель, — ваша задача внимательно слушать экскурсовода, не глазеть по сторонам и не отставать от группы ни на шаг!

Рано утром, в бытовке, Теплухин и Сивков гладят утюгом парадные брюки.

— Форма одежды сегодня — рабочая! Кто вам разрешил гладить и готовить парадную форму? — возмущенно вытаращил глаза дежурный воспитатель.

— Товарищ воспитатель! В свою родную школу идем! Хочется выглядеть соответственно! В парадной форме! — одновременно просили оба приятеля.

— Мы идем на судоремонтный завод, и форма одежды должна быть рабочей! — отрезал воспитатель.

Внутренне можно возмущаться и негодовать сколь угодно каждому, но приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. И вся дисциплина держится именно на этом постулате.

Вахтер в проходной завода ставит галочки против каждого прошедшего «вертушку» курсанта.

— Вас так много! Откуда вы?

— Оттуда, дядя, оттуда!

— Идем с производством заводским знакомится!

— Ну-ну! — вахтер кашлянул в кулак, — Лишь бы знакомство вам на пользу пошло!

Мы попали как раз в нужное время. В док заходил сухогруз «Правда». За ним закрылся герметичный шлюз и мощные насосы начали откачку воды из плавдока. Часа через три док станет совсем сухим, а огромный корпус теплохода ляжет на деревянные подушки днища дока.

— О-о это длинная история! Откачка воды займет два-три часа! Как раз все время, отведенное для экскурсии! Пойдем посмотрим работы в других доках!

Кругом кипит работа. Огромные краны, как пушинки подымают и перетаскивают огромные валы, винты кораблей для осмотра и ремонта в цехах. Время для нас идет незаметно и от увиденного впечатлений и эмоций кружится голова.

— Собираемся! Строимся! Наше время истекло! Через пятнадцать минут мы должны покинуть территорию завода! — воспитатель выразительно стучит пальцем по циферблату ручных часов и взмахом вытянутой руки показывает, в каком направлении и в каком порядке мы должны строится.

За воротами проходной два друга Теплухин и Сивков снова умоляют воспитателя отпустить их в родную школу, хотя бы на несколько минут.

— Вот она, наша школа, всего в нескольких десятков метров!

— Хорошо! Хорошо! Время про запас еще есть! Двадцать минут ждем вас во дворе школы, на скамеечках! Не опаздывать! — вяло и неохотно соглашается воспитатель, возлагая на себя лишнюю ответственность. А лишняя ответственность всегда чревата неожиданностями.

Обрадованные неожиданно свалившейся на них возможностью покрасоваться перед бывшими одноклассниками, оба курсанта рысью рванули к зданию школы. Незаметно, вслед за ними, шмыгнул без разрешения любопытный Иньков.

Вовремя подъехал и вылез из кабины грузовика в своей неизменной форме фуфайке, брюках галифе и кирзовых сапогах шофер дядя Ваня:

— А я вас высматриваю уже полчаса около проходной завода! Мне и в голову не пришло, что вы сидите здесь, в скверике, на скамеечках! Залезайте в кузов, поехали! Вам на обед успеть надо! Учеба учебой, а обед обедом!

Дядя Ваня не лихач, но на этот раз мчит по городу с ветерком, превышая дозволенную скорость. Это мы замечаем при торможении и резких поворотах.

— Ну как там старшеклассницы? И впрямь самые красивые в Соломбале? — спрашивают любопытные ребята Виктора Инькова, прошмыгнувшего вместе с Теплухиным и Сивковым в здание школы № 41.

— Не скажу, чтобы очень-очень! Но девочки симпатичные! Я бы хотел их видеть на наших вечерах отдыха!

Александр Семенович ревниво относился к славе и успехам других учебных заведений и, искренне негодовал, когда кто-нибудь из его подопечных совершал гнусный поступок, марающий честь мореходки. Старался к успехам курсантов в учебе добавить успехи в спортивных соревнованиях:

— В легкой атлетике, беге, эстафетах мы вряд ли добьемся успехов. Моряки всегда были тяжеловаты и косолапы. А вот во всех других видах спорта можем занять призовые места!

— Не скажите, Александр Семенович! Два года назад мы по городкам областную Олимпиаду выиграли! — напомнил замполит Пивень.

— Городки — это всего лишь спортивная игра, развлечение! А кстати, я ни грамот, ни дипломов за Олимпиаду не видел! Где эти награды?

— Их просто не выдали по какой-то, независящей от нас причине! — смутился завуч Юрий Лусь, — соревнования были весьма представительными.

— Вот шлюпочные соревнования, я вам скажу, это чисто морской вид спорта, именно наш! И призовые места вдвойне почетны! Конечно, надо и другие виды спорта в мореходке развивать, возможности для этого есть! — начальник впервые серьезно заговорил о других видах спорта.

— У нас есть кандидат в мастера и перворазрядник по классической борьбе! Они могут с ребятами кружок организовать, тренировки проводить! Можно материально заинтересовать за проведение таких тренировок! Уверен, дело тронется! — высказал предложение завуч.

Появились объявления об организации разного вида спортивных кружков, времени расписания занятий. Лед тронулся: Аркаша Хомченко выбрал городскую секцию бокса и два раза в неделю ездил на тренировки, Теплухин стал заниматься в стрелковом кружке. Его намерения одобрил воспитатель Николай Трембач:

— У тебя твердая рука и острое зрение! Постоянно тренируйся, не бросай занятий, как минимум первый разряд получишь!

Трембач вел военно-спортивную подготовку и занятия в стрелковом кружке. Ребята заметили за ним одну особенность: он время от времени подергивал плечами, держа при этом руки по швам. Создавалось впечатление, что он все время подтягивает спадающие брюки:

— Худой, как лыжная палка! Штанам не на чем держаться, вот он все время их и подтягивает! — хихикали за его спиной курсанты. Но его уважали за честность, добросовестность и терпимость ко многим проказам и шалостям молодежи.

— Сегодня едем на военное стрельбище для занятий по стрельбе по мишеням! — объявил однажды преподаватель.

Все обрадовались: поездка за город, на военное стрельбище, это здорово! Какой пацан или курсант откажется от такого заманчивого предложения?! Стрельба в собственном спортивном зале из пневматической винтовки давно всем надоела! В городском тире и то интереснее. Там хотя бы призы дают за меткую стрельбу. Все равно, стрельба из пневматической винтовки — занятие для школяров, а мы уже на втором курсе мореходки! Нам подавай что-нибудь покруче!

— Из чего стрелять будем, из карабинов или автоматов? — посыпались конкретные вопросы, требующие конкретных ответов.

— Из боевого оружия нам стрелять никто не разрешит! Возраст не тот, да и материальную часть стрелкового оружия еще не изучили! Стрелять будем из малокалиберной винтовки по мишеням!

Конечно, это совсем не то, о чем мечтали парни. Но поездка за город, на военное стрельбище, обещала быть интересной и увлекательной. Стрельбище засыпал выпавший накануне снег, из положения «лежа» мишени были почти не видны.

— Берем лопаты и разгребаем сугробы! — скомандовал преподаватель, — кто устанет, пусть передает лопату другому! За десять минут мы должны управиться со снегом, иначе времени на стрельбу не останется!

Постелили специальные коврики, чтобы не простудится на снегу. Командир выдал патроны, каждому по пять штук:

— Гильзы сдавать мне по счету! Все действия выполняем по моей команде, по окончанию стрельбы каждый из вас докладывает об этом мне!

Володя Турков всегда ухитрялся быть «тормозом», замешкался и сейчас, потеряв после окончания стрельбы одну гильзу.

— Ты вроде бы не близорукий, а совсем ничего не видишь! Гильза у тебя под ногами в снег затоптал! — подсказывают товарищи.

— Правда? А я ее, проклятую в карманах ищу, показалось что там затерялась! — облегченно вздохнул Турков, отдавая гильзы командиру.

Руководитель провел короткий разбор стрельб, характеризуя действия и результаты. Мне досталось замечание:

— Излишнее волнение при спуске курка, не твердая рука. Все пули легли по окружности мишени, в основном пятерки и шестерки!

Замечания разного рода получили все кроме Теплухина. Руководитель опять отметил остроту зрения и хладнокровность лучшего из нас стрелка. Теплухин зарделся от удовольствия: хоть один из преподавателей похвалил!

Ободренный лестными словами Теплухин старательно и всерьез занялся этим видом спорта, не пропуская тренировок и строго соблюдая советы тренера и спортивный режим. Спустя некоторое время, один из городских ребят принес из увольнения в кубрик газету с фотографией и хвалебной статьей:

— Смотри-ка это наш Теплухин! Первое место на районных соревнованиях занял! Кто бы мог подумать, снайпер знаменитый!

Действительно, на фотографии в газете был Юра Теплухин, в морской шинели, в шапке-ушанке и с винтовкой по команде: "К ноге!"

— Где? Где? Где? — обрадовался снайпер, выхватив газету, — а я не знал, не видел еще газеты! Видел, что какой-то парень ходит вокруг и фотоаппаратом щелкает! Здорово получилось! Возьму газету себе на память, бате в Дятьково пошлю, пусть посмотрит, порадуется.

Теплухин положил газету в тумбочку, на верхнюю полку. На следующий день газета исчезла.

— Кто шарил в моей тумбочке? — чуть не плача вопрошал «снайпер», — газета исчезла, не успел отправить отцу!

— Это комендант! Вечно по тумбочкам шарит, ищет запрещенные к хранению вещи! — откликнулось сразу несколько, когда-то попавших в такое же положение, курсантов.

Повстречав в коридоре общежития коменданта, Теплухин спросил напрямик: — Зачем в моей тумбочке газету взяли? Отдайте, она мне очень нужна!

— Не положено хранить в тумбочке посторонние предметы! Устав запрещает! — заверещал комендант.

— Я не собирался ее хранить, сегодня же отправлю почтой своему отцу! — умолял железного коменданта Теплухин.

— Поздно! Я использовал ее по назначению! Она в отхожем месте плавает! Если очень нужна, возьми черпак и вылавливай!

Хомченко приходил с тренировок и с соревнований с распухшим носом и красными кляксами-пятнами на футболке.

— Нос расквасили! Соперник попался корявый и квадратный, ныряет под мои удары, а меня с низу апперкотами достает!

— Аркаша, ты какое место занял в городских соревнованиях в своей весовой категории? — Спрашивали друзья, увидев на футболке следы результатов соревнований.

— Почетное, третье место!

— И грамоту, наверное, вручили?

— А как же! В городских соревнованиях без этого не бывает!

— Сколько участников было в твоей весовой категории?

— Трое и было! — простодушно признался Хомченко.

— Ну ты и герой! Последнее место занял и еще грамоту ухитрился получить! — весело заржали слушатели, — повесь перчатки на гвоздь, пока не поздно!

После очередного, неудачного выступления Хомченко послушался советов друзей, забросил перчатки под кровать и забыл о боксе:

— Обойдусь без бокса! Мне всегда достается больше, чем моим соперникам в ринге!

Многие второкурсники записались в кружок классической борьбы. Тренировали борцов двое старшекурсников с спортивными разрядами и званиями.

— Что это за борьба? — кривил губы Теплухин, — того нельзя, другого нельзя, подножки и подсечки запрещены! По-моему, в настоящей борьбе все можно! Побеждает сильнейший!

Ребятам нравился даже не спорт, а его результаты. На очередном вечере отдыха, в торжественной обстановке, в присутствии приглашенных девушек вручались грамоты за призовые места в боксе, борьбе, шлюпочных соревнованиях. У девушек блестели глаза от восторга и гордости, румянцем полыхали щеки, когда их избранники под бравурную мелодию поднимались на сцену получать награду за победу. Такие мгновения запоминаются надолго!

— Эх, жаль, что сегодня фоторепортера из газеты нет! Замечательный бы снимок получился! — вздыхал Теплухин, только что получивший на сцене Диплом за выигранные соревнования по стрельбе.

— А как с той злополучной газетой, которую комендант у тебя в тумбочке нашел? — поинтересовался старшина Семенов.

— Ребята выход подсказали. По их совету пошел в киоск и скупил все оставшиеся газеты с моей фотографией и статьей. Всем знакомым разослал, пусть любуются!

Последними получали спортивные грамоты и дипломы участники городских соревнований по классической борьбе. Грамоты и дипломы получили Миша Пылинский, Юра Романов, Веня Волков и я.

Больше всего радовался спортивным успехам своих воспитанников начальник мореходки Александр Семенович:

— Вот видите, не только по гребле и в шлюпочных соревнованиях выступать можем, но и в других видах спорта! Начало хорошее!

Через неделю настроение начальника испортил криминальный случай. Пришла бумага из милиции, извещающая администрацию о том, что курсант Седунов, разбив окно, пытался проникнуть в помещение продовольственного магазина.

— Только этого нам не хватало! — яростно и гневно кричал Александр Семенович, — худая слава о нас разнесется по всему городу!

— Да уж! — поддакнул замполит Василий Максимович, — такой позор не скоро забудется!

— Кто этот пакостник? Что за стервец? Ему что, питания не доставало? Или за спиртным в магазин полез? — ярость начальника не уменьшалась, а увеличивалась.

Нашли личное дело пакостника, внимательно ознакомились и изучили.

— Он из Астраханской мореходной школы к нам перевелся! Там у него подобные подвиги тоже случались: мелкие кражи у сокурсников, — сообщил завуч Юрий Лусь.

В учебной группе Седунова не любили. Сопливый, вечно шмыгающий носом, с бегающими глазками, он любил гадить походя, как бы нечаянно, без умысла. В выходные дни, во время демонстрации фильмов в спортивном зале, он начинал разговаривать о финале фильма: вот того, белобрысого в черном костюме убьют свои же бандиты, а тот, который в клетчатой рубашке, работник уголовного розыска, его специально в банду внедрили, он всю их «малину» арестует. После таких подробностей смотреть до конца фильм уже не хотелось.

— Гнать его в шею из мореходки! Он всех нас обгадил! Сопляк поганый! — возмущались однокурсники, узнав о его криминальных проделках.

— Как его гнать будешь, если он в милиции, в КПЗ сидит!

— Не может быть! Он же несовершеннолетний!

— Это на вид мальчик! А ему двадцать четыре года!

Как и водится, страсти по воришке со временем утихли и позабылись. Седунов в мореходке больше не появился. Скорее всего не от стыда, а от страха, что ему крепко накостыляют однокурсники за все мерзости и пакости.

Начальник иногда приводил этот пример, сжимая в кулаке чехол со связкой ключей с такой силой, что костяшки пальцев становились белыми:

— Мы, администрация виновата! Поверили молодому проходимцу! Приняли в свой коллектив! А я виноват в большей степени!

В первый летний месяц вечерами и ночами светло как днем. Ребята, приехавшие с юга в Архангельск таких белых ночей, еще не видали, к тому же появилась мошкара. После отбоя мы ворочаемся с боку на бок, пытаясь уснуть, но сон не приходит, не спится. Начинаются негромкие разговоры и смешки. Дразниться, зубоскалить это у мальчишек всегда и сколько хочешь, но до серьезных ссор, или драк дело никогда не доходило. Эту черту не переступали даже самые сильные и нахрапистые, понимая, что наказание будет одно: отчисление из мореходки. В тишине слышно, как Коля Баранов рассказывает об очередной своей подружке:

— Моя вчера спрашивает, как называются синие матросские воротнички и почему на них три белые полоски?

— Ты не растерялся, ответил? — пробасил из угла кубрика Юра Романов.

— А то! Спрашиваешь! На эти вопросы любой салага ответит! — негодует Баранов, что его заподозрили в незнании простых морских символов, — воротник с Петровских времен называется «гюйс», а три белых полоски на нем означают три победы русских моряков в морских сражениях при Гангуте, Синопе и Чесме!

— Браво, Коля! Хорошо историю Русского флота знаешь! — аплодирует Романов.

— Кто бы сомневался! — буркнул в ответ Баранов, поворачиваясь на другой бок в надежде уснуть.

— Ребята, а ведь таких подробностей в истории Русского флота и победах в морских сражениях не знал! — честно признался Юра Горох.

— В вашем колхозе до сих пор не знают о том, что первая Мировая война закончилась! Радио нет, читать не умеете, живете в лесу и молитесь сломанному колесу! — Разулевич любил съязвить по поводу сиволапости выходцев из деревни.

— Ты у нас больно грамотный! Шпана с Урицкого! — не остался в долгу Горох, зная, что Разулевич живет на улице Урицкого.

— А меня девушка спросила, что означает слово «кубрик», которое я так часто употребляю в разговоре с ней! — вспомнил Гена Сивков, — я ответил, что это помещение, где живут рядовые моряки. Офицерский состав живет в каютах. Правильно?

— Все так! — подтвердил самый главный эксперт по морской лексике Хомченко.

— А что означает слово «гальюн», ваши девушки не спрашивают? — язвительно ввернул свой вопрос под хохот слушателей Разулевич.

Слово «гальюн» на морском языке означает сортир, или уборная. Шутка Разулевича вызвала всеобщее оживление.

— Хватит вам! Развеселились! Комендант услышит и пошлет кого-нибудь гальюн чистить! — пообещал старшина группы, на этот раз оставшийся ночевать вместе со всеми в кубрике.

На короткое время разговоры и смешки прекратились, чтобы через некоторое время возникнуть снова:

— А меня девушка спрашивает, что означают на ленточке бескозырки буквы МРП СССР, — растерянно говорит Поликарп Земцовский, — я ей столько всякого наврал, потому что стеснялся признаться, что мы рыбаки!

— А зачем врал? Вот дурень, рыбак — профессия очень даже почетная!

— Понравится хотел! Девушка очень симпатичная! — признался Поликарп.

— Скажи ей, что МРП — это морские резервы подводников! — бухнул первое, что пришло в голову Володя Шамаев.

— Глупо! Коряво и неубедительно! — со всех сторон посыпались критические замечания на предложение Шамаева.

— Придумайте свое, не корявое и остроумное, — обиделся на всеобщую критику Шамаев.

— А вы знаете как я предлагаю расшифровать эти три буквы! — высказал свою версию Виктор Тестов, — МРП, это — Мы Рыбой Пахнем!

На этот раз рассмеялись все, даже те, кто ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть:

— Вот это то, что надо!

— Смешнее не придумаешь! В самую точку попал!

Когда общее оживление прошло, запоздалый сон сморил всех, «пахнущие рыбой» заснули крепким, здоровым сном.

На втором курсе обязательная практика в цехах судоремонтного завода. Цель практики — ознакомить будущих судовых механиков с процессами и производством основных судоремонтных работ и научить простым операциям по ремонту главного двигателя, вспомогательных механизмов и всех судовых систем. Нашу группу разбивают по 3–4 курсанта на каждую бригаду слесарей. Некоторые бригадиры с недоверием глядят на нас, ворчат и брюзжат:

— Еще одна забота появилась: за мальцами присматривать!

— Сунуться куда-нибудь, а мы за них отвечай!

— Толку от них! Это же несовершеннолетние пацаны!

Другие настроены более оптимистично и приветливо, принимают в бригаду с доверием и надеждой:

— Обуркаются, кое-чему научаться и помогать будут. Мы тоже когда-то такими были!

Первое время практикантам поручали самую простую работу: Подай! Поддержи! Сходи на склад, получи и принеси болты, гайки, шайбы и.т.п.

Со временем недоверие старых слесарей и бригадиров тает как снег по весне. Мы уже сами снимаем старые, поржавевшие вентили на трубопроводах, реставрируем то, что еще пригодно для эксплуатации, притираем клапана, расхаживаем штока, меняем сальники. Заводской контролер Володя проверяет качество выполненных нами работ и говорит:

— Очень гуд! Молодцы!

Контролера рабочие называют: «Володя с ОТК». Мы вначале думали, что у парня такая странная фамилия. Оказалось, что ОТК — отдел технического контроля.

Двина уже очистилась от льда и, в обеденный перерыв рабочие ловят рыбу с борта стоящих у причалов траулеров. Способ лова рыбы давно известный и много раз опробованный: «на паука». Паук — это металлический обруч, внутри которого натянута сетка. Паук забрасывается с борта в воду, а затем, через некоторое время стремительно подымается на борт. Попавшая рыба трепещется в сетке. За час можно обеспечить семью обедом и ужином.

Нашлись и другие развлечения для юных практикантов, любящих подразнивать сверстников и взрослых. На одном из траулеров, стоящих у причала судоремонтного завода, работала поваром маленькая, носатая женщина. Траулер готовился к ходовым испытаниям, возможно даже с коротким выходом в Белое море. Потребуется обед и ужин для команды и бригады слесарей, и всех технических работников. Повариха шустро бегает вдоль борта судна, моет и чистит посуду, готовит камбузный инвентарь, чистит овощи. Кто-то разузнал, что у поварихи есть дочка. Предмет для подзадоривания, подковырок и подначек найден:

— Вы тут работаете, а дочка с парнями сейчас гуляет!

— Мы сами видели, как один парень повел ее в кусты!

— Беги, выручай пока не поздно!

Задетая за живое повариха злится и принимает все сказанное за чистую монету:

— Я ей покажу! Таких парней покажу, что неделю на задницу не сядет!

— Поздно будет воспитывать, когда ребеночка в подоле принесет!

Повариха злится еще больше, ей представляется все сказанное действительностью. Что на ее голову свалилась еще одна обуза — маленький ребенок! Наконец, с большим запозданием до нее доходит, что ребята попросту ее разыгрывают. Она поворачивается к обидчикам спиной, задирает юбку и звонко шлепает себя по голым ягодицам:

— Вот вам! Вот вам! Вот вам!

В награду за такое необычное представление взрыв хохота и всеобщее веселье:

— Надо бы еще разок разыграть!

— Сейчас она уже не поверит!

Через месяц на судоремонтном заводе закончили первый в этом году ремонт траулера.

— Кто из вас желает идти на ходовые испытания? — вопрошает руководитель практики у собравшихся по этому случаю курсантов.

Желающих оказалось немного. Время обеда, до ходовых испытаний еще далеко и, наверняка, испытания закончатся только к ночи. Нашлось много причин и отговорок для отказа:

— До самой ночи это мероприятие продлится, без ужина останемся!

— Хотелось, но расхотелось. Поздно очень, вот если бы с утра!

— Эти ходовые испытания станут для нас испытанием!

Желающих увидеть своими глазами завершающий этап капитального ремонта судна набралось шесть человек: Романов, Перминов, Сивков, Семков, Мошков и я.

— На верхних решетках машинного отделения располагайтесь! Вниз к пульту управления не спускайтесь! Там без вас тесно! Через решетки видно, как идет подготовка и сдача. Старайтесь меньше передвигаться по судну! — сделал последние наставления руководитель практики.

С верхних решеток хорошо видно, как судовые механики, бригада слесарей и инженер по сдаче готовят главный двигатель. Перекладывая реверс с переднего хода на задний и наоборот, пробуют запустить машину.

— Ребята, здесь наша знакомая, носатая повариха, на камбузе еду готовит! — сообщил успевший побродить по судовым коридорам и помещениям Сивков.

— Если она тебя узнала, то обязательно в твою тарелку плюнет! — хихикнул Семков, — за то, что дразнился!

— Я не дразнился! Это Леня Мошков придумал и первый стал дразниться! — отнекивался Сивков.

Заработал винт под кормой на малых, средних и полных оборотах. На несколько секунд все смолкло. И вдруг завибрировала, затряслась вся кормовая часть судна.

— Ничего особенного! Полный задний ход дали! Это резонанс! — успокоил нас ведущий инженер. По судовой трансляции раздалась долгожданная команда:

— Отдать швартовы!

Судно медленно разворачиваясь с помощью буксиров выходило на фарватер Двины.

— Ура! В море выходим! — радостно завопил Гена Сивков.

— В море выходить не будем, для выхода в море надо кучу бумаг согласовывать, а вот по реке вдоволь покатаемся. Все в работе опробуем и главный двигатель, рулевое устройство и якорное! — объяснил ведущий инженер.

Вечерело, приближалось время ужина. Практиканты, привыкшие к точному распорядку дня, почувствовали голод.

— Носатая повариха в столовой команды стол накрывает! А ее помощница в кают-компании посудой гремит! — сообщил Гена Сивков, неустанно наблюдающий за возней на камбузе, — как раз время ужина по нашему распорядку!

Ужинать нас пригласили в столовую рядового состава, вместе с бригадой слесарей-сдатчиков. Техники, инженеры и командный состав судна ужинали в кают-компании. Оживленные разговоры, шутки, смех — все смешалось в общем шуме. О технических терминах, результатах ремонта и его сдаче на время позабыли.

— А вы, ребята молодцы! На лету все схватываете! — похвалил нас бригадир слесарей-сдатчиков с сединой на голове и в усах.

— Да-а! Вот тот, румяный, мне эскизы рисовал! Сам-то я не мастак в чертежах и эскизах, но токарь выточил мне детали тютелька в тютельку подошли! Вот тот парень эскиз нарисовал! — он ткнул пальцем по направлению Сивкова. Щеки у Сивкова и без того румяные вспыхнули от похвальбы еще ярче. Пожилой мастер кивнул в сторону Тестова:

— Вот этот беленький паренек мне два вентиля отреставрировал! Как новенькие стали, любое давление держат!

— Не перехвалите ребят! Но то что это будут хорошие механики, я просто уверен! — руководитель практики что-то пометил в своем блокноте и ушел в кают-компанию ужинать.

На баке загремела якорная цепь, значит встали на якорь где-то в районе городского рейда. Палубная команда и судовые механики тоже пошли ужинать.

— Значит, домой, в казарму вернемся очень поздно!

— Жалеешь, что пошел на ходовые испытания?

— Нисколько! Надо все познать и все испробовать!

Это переговаривались рядом Виктор Тестов и Гена Сивков. Повариха выскочила из дверей камбуза с остатками ужина, чтобы вылить за борт, увидев нас сделала вид, что не заметила или не узнала.

— Узнала! Еще бы не узнать! Сколько раз дразнили! Да и по глазам видно, что всех узнала! — рассмеялся Леня Мошков.

Домой, в казарму, вернулись в полночь. Стараясь не шуметь, разделись и улеглись спать. Один Аркаша Перфильев, не успевший заснуть к тому времени, спросил шепотом:

— Как там в плаваньях, далеких?

Я показал ему большой палец: Очень-Очень гуд!

Придумал и организовал это мероприятие под кодовым названием «Морошка» Аркаша Перфильев.

— Лето в этом году очень жаркое, морошка появилась рано, на рынке продают, очень дорогая! Я купил стакан и все-таки попробовал! Сладкая, вкусная! — агитировал нас Перфильев, — я лодку моторную арендую, карту ягодных мест достану! Не пожалеете!

— Постойте, постойте! Какая морошка в лесу? Это болотная ягода, да еще в тундре растет! Что-то худо верится, что мы ее отыщем, надо места ягодные знать! — тщетно пытался переубедить упрямого Перфильева Виктор Семков.

— Я тоже так думаю! Мошкара вдоволь попирует, а мы морошку вряд ли найдем! Это не такое простое дело, как кажется несведущим людям, — поддержал своего друга Бубновский, — в сырых местах, у болот этого гнуса полным-полно! Эта забава не для меня!

Но все-таки поездка на моторке по реке, да с ветерком, вместо заточения в четырех стенах общежития, оказалась заманчивой. Ехать согласились Перфильев, Разулевич. Иньков, Земцовский, Горох и я.

— Возьмем проводника-тундровика Семкова! — съязвил Разулевич, — хотя он в лес идти побаивается!

— А что? Назло тебе и мошкаре, возьму и поеду! Только быть проводником не берусь! Здешних мест не знаю! — решился наконец Семков.

— Зачем зубоскалите? Хорошую идею в балаган превращаете? — немного остудил спорящих миротворец Перфильев, — лодку я уже у соседа взял, корзинки для ягод тоже!

— Хорошо если понадобятся эти корзинки! Я думаю, что просто по реке покатаемся и домой вернемся! — Иньков с самого начала не верил в затею Перфильева и просто хотел покататься на моторке по реке.

Разулевич вдруг, как обычно, закапризничал, начал набивать себе цену, зная, что с мотором, кроме его никто не разберется. После долгих уговоров, просьб, увещеваний и обещаний вновь согласился. Наконец отчалили. Перфильев, повернувшись спиной к встречному ветру, развернул самодельную карту, на которой очень условно были нарисована река, ее берега, притоки реки, лесные массивы и болотистые места.

— А куда все-таки едем? — спросил осторожный Горох в любой момент готовый дать «задний ход».

— Комаров, да мошкару кормить! — съехидничал Разулевич ловко управляя лодкой и добавив газу.

— Вот сюда едем! — Перфильев ткнул пальцем в самодельную карту и проткнул тонкую бумагу насквозь.

— Осторожнее с картой! Порвете, или ветром унесет! Тогда поворачивать назад придется! — Разулевич вошел в роль рулевого, моториста и самозвано завладел ролью капитана.

— Кажется, здесь! — Перфильев показал на песчаный, поросший сосенками берег, — здесь удобно и столбик есть, можно лодку привязать!

— Из-за этого столбика и место выбрал? — съязвил Семков, — по-моему морошкой тут и не пахнет: песок да сушь кругом, а эта ягода болотистые места любит! Может другое место стоит поискать пока вечер не наступил?

— Глубже в лес надо! Там все есть и сырые места, и болотистые, и морошка! На берегу ягоды не растут, они в лесах прячутся от людей! — уверял всех нас Аркаша.

Мы долго кружили по лесу, каждый связал себе березовый веник и отгонял надоедливую мошкару и кровожадных комаров. Кроме мха, муравейников, да упавших на землю шишек не увидели ничего. Пусто! Зато мошкара становилась все надоедливее, беспощаднее и злее и забиралась туда, что стыдно даже признаваться!

— Сначала досыта наедимся сами, а потом собирать будем! — братец-Кролик все еще верил в удачу.

Первым не выдержал городской житель Разулевич:

— Аркаша, Сусанин ты хренов! Даже мне ясно, что не туда мы идем! Доставай карту, еще раз посмотрим!

Вновь развернули карту и став в круг внимательно разглядывали нарисованную карту.

— А где Горох? Горох где? — вдруг встрепенулся самозваный капитан и командир Разулевич, — в лесу что ли оставили мальца?

— Он лодку сторожить оставлен, корзинку морошки за это обещали! Забыл, что ли! — откликнулся тундровик Семков.

— Господи! Да мы совсем на другой берег высадились! Посмотрите, стрелкой течение реки указано, слева — левый берег, а справа — правый. Мы теперь на правом берегу, а болотистые и ягодные места находятся на левом! — я и сам не помню, как мне в голову пришла эта простая догадка.

Доморощенный картограф показал стрелкой течение реки, а мы и внимания на эту важную деталь не обратили. Энтузиазм и оптимизм вмиг улетучились, остался только пессимизм. Недовольство и желание поскорее удрать от ненасытной мошкары.

— Мореходы земли Русской! Одна река, два берега, да три сосны и заблудились! — саркастически изрек тундровик Семков, — в следующий раз за морошкой в тундру отправимся на оленях!

— Аркаша-Кролик виноват! Он все время карту в руках держал и проводником был, — заголосили все, отыскав виноватого.

— Чего виноватых искать? Побежали скорее к лодке, пока нас мошкара до костей не обглодала!

— И впрямь великую глупость сотворили! Поедем обратно! — сдался и признался в собственной глупости Аркаша Перфильев.

Мошкары становилось все больше. Порой, вместе с дыханьем, она попадала и застревала в горле, заползала во все прорехи и щели и жгла немилосердно.

— Садимся в лодку и отчаливаем побыстрее!

— Точно! На ходу она нас уже не достанет!

— А как быть с морошкой? Другим достанется!

— Да пес с ней, с морошкой, скорее бы домой добраться!

Мотор, чихнув пару раз, завелся, рулевой-моторист добавил газу и скорость увеличилась. Лесной гнус и мошкара остались далеко за кормой. Володя Разулевич на радостях запел свою любимую:

— Братцы, братцы. Ум-ца-ца!

Солнце уже касалось горизонта.

Работяги-наставники судоремонтного завода не только хвалили своих практикантов, но порой и поругивали. Подул северный ветер и посреди лета вдруг похолодало.

— Рано на летнюю форму перешли! Можно весь июль в шинелях и шапках-ушанках ходить! — стуча зубами от холода шутил Володя Бубновский.

К нашей всеобщей радости, на одном из судов подтопили котел, обмуровали снаружи асбестовой изоляцией и покрыли сверху оцинкованной жестью. Образовалось теплое, защищенное от ветров и посторонних глаз, лежбище и все практиканты, посиневшие от холода, кинулись из холодных цехов к теплым поверхностям огромного судового котла. Вместились все, даже места свободные остались. Как тюлени на льдине нежились, переваривали пищу, курили, травили анекдоты и смешные байки из повседневной жизни.

— Видели повариху с соседнего судна? Она такое представление показывает! Умора!

Большинство видело это представление и больше не хотят. Те кто не видел, встрепенулись:

— Расскажите, что за зрелище было? Интересно или нет?

— Интересно, наверное, раз все посмеиваются!

— Ничего интересного! Бабуля голую задницу показала!

Конечно, ничего интересного нет, если это бабуля, вот если бы повариха была молодая и симпатичная, зрелище было бы куда интереснее!

В цехах, бригадиры, потеряв своих учеников, ошалело справлялись друг у друга:

— У них что, практика закончилась? Все как один исчезли!

— Им что! Не семеро по лавкам, прохлаждаются где-то!

— Помощь сейчас очень нужна, они хорошо помогали не новички!

Сменился ветер и сразу потеплело. Практиканты покинули тепленькое лежбище на судовом котле и вылезли из всех щелей и закутков, засучив рукава принялись за работу. Общее приподнятое настроение испортил Володя Турков, как всегда, задумчивый, отрешенный и полоротый. Повесив на ломик тяжелый вентиль, они вдвоем с Геной Сивковым оттащили его в цех для реставрации. Володе захотелось доложить бригадиру о выполненной работе, и он вернулся на судно с злополучным ломиком в руках. Внизу, у главного двигателя работала бригада во главе с бригадиром. Сквозь решетки было видно, как слесаря подгоняют рамовые подшипники. Турков совершенно забыл, что он стоит не на сплошной палубе, а на решетках и выпустил из рук ломик. Тяжелый стальной лом скользнул сквозь отверстие в решетке и полетел вниз с высоты четырех метров прямо на головы рабочим. Раздался ужасный грохот и звон металла, многократно отраженный эхом внутри замкнутого пространства. Вслед за этим последовал вопль и нецензурная брань перепуганных работяг:

— Вы что там, охренели? Белины объелись?

— Всю бригаду на тот свет могли отправить, работнички хреновы!

— Гнать их надо, до пенсии укокошат!

Перепуганный Турков первым убежал с места происшествия, вслед за ним на палубу выскочил Гена Сивков.

— Как они там, все живы? Никого не задело? — дрожащим от волнения голосом, допытывался Турков, — я ведь случайно, не нарочно ломик отпустил!

— Матерятся по-черному! Орут, якобы мы какими-то блинами объелись!

Лето не только пора танцев под открытом небом на «сковородках», но и время соревнований, эстафет, забегов, спортивных игр. Самым любимым и престижным видом спорта в мореходке считались шлюпочные соревнования. Заранее, еще до наступления лета, определялся будущий состав команд. Критерием отбора были физические данные: сила, выносливость и умение тренироваться и работать в команде. После проверок в основную команду шестивесельной шлюпки вошли самые рослые и возмужавшие ребята: Баранов, Березин, Житков, Пылинский, Романов, Хомченко и Шамаев. Вообще Шамаев считался в группе слабосильным, хотя был хорошего роста. Организаторы посчитали, что рулить и подавать команды гребцам особой физической силы не требуется.

На второстепенную, четырехвесельную шлюпку, назначили Бубновского, Мошкова, Перминова, Теплухина и меня. Все пятеро по росту и весу были «середнячки» из второго отделения группы. Чтобы после изнурительных тренировок ребята не слабели, для поддержки тонуса начальник выделил из внутренних резервов дополнительный паек: банку тушенки и банку сгущенки после каждой проведенной тренировки:

— Пусть хорошо и калорийно питаются! Глядишь, опять первые места на городских соревнованиях займут!

Частые тренировки изматывали парней, на ладонях появлялись мозоли. Но гребцы набирались опыта синхронных, ритмичных движений. А это очень и очень важно для будущей победы. За два дня до соревнований начальник распорядился о прекращении тренировок:

— Пусть хорошо выспятся и отдохнут! На пользу дела пойдет!

Но, как всегда, случилось непредвиденное: в день соревнований встал основной вид городского транспорта — трамвай. Грузовик дяди Вани, по закону подлости, оказался не в рабочем состоянии: шофер занимался профилактикой и ремонтом мотора. Такую цепочку случайного невезения никто заранее не мог предугадать!

Нежданно и негаданно выручил из беды мотоциклист-лихач Володя Разулевич, почти профессиональный байкер.

— Сумеешь пятнадцать человек за час от Фактории до Кузнечевского моста доставить? — с надеждой в голосе спросил начальник.

— Надо постараться! Другого выхода все равно нет!

Некоторые засомневались в способности Разулевича выполнить такую работу:

— Он бесшабашный, лихач! Чего доброго, врежется в столб, или во встречный транспорт! На такой скорости у нас душа в пятки уйдет!

Нашлись и защитники, уверовавшие в профессионализм гонщика-мотоциклиста:

— Он все время лихачит, на высокой скорости мотоцикл гоняет и никогда никаких нарушений или происшествий не случалось. Ему можно доверять! Кто боится, пусть глаза зажмурит — не страшно будет!

Разулевич доставил всех участников шлюпочных соревнований вовремя, даже с запасом в пятнадцать минут. Реакция парней была предсказуемой:

— Я чуть не описался со страху!

— А я всю дорогу глаза закрытыми держал! Чтоб не страшно было!

Время для эмоций не оставалось. Все рассаживались по своим шлюпкам. Судейская бригада придирчиво выравнивала шлюпки по одной ровной линии, чтоб ни у кого не было преимущества даже на сантиметр. На финише, на дебаркадере яхт-клуба тоже стояли судьи с секундомерами и подвешенной рындой-колоколом. Удар колокола означал, что еще одна шлюпка пересекла финишную прямую. Ял, на котором я был одним из гребцов, был четырехвесельным, остальные все без исключения были шестивесельными. Парадоксально, но факт, каким бы не пришел к финишу наш четырехвесельный ял, ему будет зачтено Первое место, как единственному участнику в этой классификации.

Ближе к старту волнение всех участников усилилось. Каждый понимал, что первые мгновения после старта — самые важные. Того, кто вырвется вперед, обогнать будет трудно, почти невозможно. Он все время будет подставлять корму обгоняющему, а обойти соперника по борту — зря потеряешь время.

— Внимание! Внимание! — оповестил участников главный судья и поднял руку со стартовым пистолетом. Раздался выстрел. Сорок весел заработали одновременно. Голоса и команды старшин шлюпок слились в один протяжный крик, в котором было трудно различить голос своего старшины: — И-и-и раз! И-и-и раз! И-и-и раз!

Гребцы следили за взмахом руки своего старшины, только так можно было не сбиться с общего ритма. Но что такое? Мы как будто нарочно сцепились веслами с гребцами соседнего яла. А это оказалась первая, самая перспективная команда Мореходного училища, не без оснований рассчитывающая на Первое место в гонках. После тщетных попыток высвободиться последовала словесная перепалка:

— Крестьяне! Колхозники! Сапоги! — орали наши соперники, заведомо посчитавшие, что виновниками сцепления веслами являемся мы.

Заслуженную ругань можно понять и проглотить, но не оскорбления! Тем более, что в происшествии больше виноваты они, а не мы. К тому же «сапогами» моряки издавна называют всех сухопутных товарищей. Последнее оскорбление сильно задело нас и в ответ понеслось:

— Торгаши! Спекулянты! Мудаки!

Пока мы канителились, расцеплялись веслами, а потом переругивались и обвиняли друг друга наш шестивесельный ял ушел далеко вперед и был практически недосягаем. Старшина сцепившейся с нами шлюпки поднялся на ноги и повернувшись к судейской бригаде стал махать руками, давая знак, что считает старт недействительным. Судьи посмотрели в его сторону и покрутили пальцем возле виска:

— С ума что ли сошел? Все было сделано правильно!

Хотя мы гребли старательно и сильно, но пришли к финишу последними. Трудно соперничать с шестивесельными ялами. Да и неудачный старт сделал свое дело. Но нам присудили Первое место и всем гребцам вручили спортивные грамоты. Четырехвесельный ял был единственным в гонке. На стене, в учебном корпусе мореходки прибавилось еще две Почетных грамоты за Первые места в городских шлюпочных соревнованиях.

Хорошо, когда спортивные мероприятия организованы и всячески поддерживаются, и поощряются администрацией. А если просто игры в свободное время около казармы? Тут все зависит от желания, умения и массовости. Во время практики, будь она в механических мастерских или на судоремонтном заводе, появляется больше свободного времени чем во время учебы. Во время теоретических занятий. После ужина по распорядку дня — самостоятельная подготовка, которая длится два часа, за эти два часа надо подготовиться к занятиям следующего дня. Во время практики самостоятельной подготовки нет, поэтому получается лишних два часа свободного времени. Светлыми и теплыми летними вечерами не хочется томиться в душной казарме, бесцельно транжиря драгоценное свободное время.

— Ребята! Комендант в баню ушел! Наверняка часа два не появится! Пойдем, около общежития в кружок волейбольным мячом поиграем!

По призыву Виктора Семкова мы встаем в круг, пасуем волейбольный мяч друг другу, избегая сильных и режущих ударов по мячу, от которых пострадают не только стекла, но и виновники. Иногда мяч держится в воздухе долго, а иногда из-за какого-нибудь неумехи сразу падает на землю. Старательнее всех играет сам организатор игры Семков. Кисти рук у него непропорционально широки, как совковые лопаты несмотря на малый рост. Принимать подачу он не умеет, у него получается два шлепка по мячу сначала одной, а затем другой рукой и мяч, не зная куда деваться, падает ему под ноги.

— Ты как по голой заднице хлопаешь по мячу! Уж очень удар у тебя смешной! — смеется над его игрой тезка Виктор Иньков.

Вокруг собрались зрительницы, девушки и девочки из местных частных домиков, внимательно смотрят на парней, комментируют игру, переговариваются и хихикают.

— Подача Инькова — смерть для Семкова! — демонстративно возвещает Иньков и режущим ударом посылает мяч в его сторону.

На удивление всем, Семков в падении принимает мяч, на этот раз почти классическим способом, как настоящий игрок волейболист.

— Фартовый парень! — по-своему оценивают игру Семкова собравшиеся девушки, — давай, давай, только стекла в общежитии не выбей!

Что означает в устах девушек слово «фартовый» никто не знает, да и девчонки вряд ли знают, просто слышали от взрослых, или родителей. Семков же принимает это слово за комплимент, за поощрение и старается во всю, старается спасти каждую безнадежную передачу или пас.

— Как там время? Комендант, наверное, помыл и попарил свои косточки и сюда направляется! Может пора заканчивать игру?

— Да нет! Он обычно два часа в бане моется! Поиграем еще, компания собралась хорошая! Может даже наши будущие невесты!

Будущие невесты зарделись от удовольствия, услышав лестные для себя слова.

— Ребята! Я тако-ое только что увидел! Тако-ое увидел! — тихонько говорит Теплухин и прыскает в кулак, — только делайте вид, что ничего не видели! Ничего не слышали! Чтоб не спугнуть виденье!

— Что за таинственность? Говори шепотом, если это секрет!

— Вот та, крайняя, на бревнышке сидит, в зеленом платье! У нес под платьем ничего нет и все хозяйство видно!

— Она специально пришла, чтобы парня найти и увести с собой!

— Чур она моя! Я первый увидел! — Теплухин подошел к женщине, уселся рядом и завел какой-то разговор.

— Нашел красавицу! Она вдвое старше!

— И замужем несколько раз побывала, детишек, поди целая куча!

На время забытый волейбольный мяч покатился и остановился в луже. Девушки-зрительницы начали расходиться, оборачиваясь в сторону странной пары и хихикая. Наверняка они знали что-то побольше чем мы. Юра Теплухин со своей новой знакомой направился к скошенному полю и небольшим скирдам Юроских частников.

— Сколько раз вам говорить, чтобы не играли в мяч около общежития! — послышался знакомый голос коменданта, — стекла разобьете, а запасных у меня нет!

— Да мы просто свежим воздухом подышать вышли! — попробовал соврать Юра Горох, — а вы сразу нам хулиганство приписываете!

— Ой не ври! Ой не ври, паренек! Я уже полчаса за вами наблюдаю! Жду, когда стекло разобьете! — захихикал комендант своим противным смехом, — до отбоя двадцать минут осталось, так что марш по кубрикам, да готовьтесь ко сну!

И откуда он взялся? Говорили мол, в парилке греет свои старые кости. А он тут как тут, да еще полчаса за нашей игрой наблюдал, когда мы стекло разобьем. Мы нехотя идем в кубрик. Уж вечер больно хорош. Комендант не удержался и пустил нам вслед:

— А того жеребчика, что с бабой в поле ушел, я подловлю и зауздаю! Будет досуха отхожее место чистить! А то там, от жары уже черви развелись!

Наверное, он сказал это в расчете, что мы передадим его угрозу Теплухину. Коменданта веселило не только наказание, а предвкушение наказания. И в осознании виновным его неотвратимости.

Шамаев, по поручению своего бригадира перетаскивал из слесарного цеха в токарный клапан для проточки и нечаянно столкнулся с мужчиной высоким и прямым как телеграфный столб. Внешность этого работника судоремонтного завода кого-то напоминала.

— Наверное, мастер или инженер! В чистой спецовке ходит, да еще и с папкой подмышкой! Где я его мог видеть и когда? — подумал практикант.

Мужчина с папкой остановился, внимательно посмотрел на практиканта и спросил:

— В чьей бригаде практику проходите? Кто ваш бригадир?

— Я практикант, стажер, — растерялся Шамаев, — бригада Торицына!

— Вижу, что практикант, своих я всех знаю! А ты скажи мне, что вы всегда кричите, когда я прохожу мимо ваших окон, — поинтересовался мужчина у совсем растерявшегося и оробевшего Шамаева.

Тут Володе вспомнились мальчишечьи проделки, когда все дружно кричали хором вслед проходящему мужчине: Боря Житков! Боря Житков! Боря Житков!

Растерявшись, он выпалил всю правду:

— Вы своей фигурой и походкой очень напоминаете нашего курсанта Бориса Житкова! Но не я это сходство обнаружил, хотя кричал вместе со всеми! А может даже громче других!

— Вот как! — рассмеялся мужчина, — а я предполагал совсем другое! Если не трудно, покажи мне «двойника». Хорошо?

— Да вот он идет с практикантами вместе руки перед обедом мыть! Тот, что впереди, высокий и прямой, как телеграфный столб!

Незнакомец разглядел своего «двойника» рассмеялся и ушел по своим делам. Проходивший мимо знакомый слесарь остановился и поинтересовался:

— О чем вы так долго беседовали с главным механиком завода?

— Он что и впрямь главный механик? И давно здесь работает?

— Давненько, лет пять, не меньше, если мне память не изменяет!

Шамаев побежал к своим однокурсникам с только что услышанной новостью:

— Знаете кого мы весь год дразнили из окон?

Первым откликнулся на эту новость сам Боря Житков:

— Конечно знаем! Это главный механик судоремонтного завода! Я его с самого начала практики узнал! «Двойник» все-таки!

— Кусочек хозяйственного мыла надо, руки перед обедом помыть! — Володя несмотря на все предосторожности все же ухитрился испачкать руки в мазуте и ржавчине. Растопырив пальцы, чтобы не испачкаться еще больше, тщетно разыскивает хозяйственное мыло.

— Кто моет руки мылом в цехах? Во век не отмоешь мазут, ржавчину, смазку хозяйственным мылом! Пойдем я покажу как это делается! Практика заканчивается, а ты даже руки мыть не научился! Вот чудак-человек! — Илатовский ведет Туркова к ванне наполненной соляркой, черпает горстями мутную жидкость и моет руки, а затем насухо вытирает руки ветошью. Действительно, после этой процедуры руки становятся чистыми, белыми и мягкими, хотя несколько минут назад были черными от грязи и мазута

— Так они же будут керосином вонять! — недоверчиво возражает Турков.

— Можно вместо керосина машинным маслом помыть! — предлагает другой способ Илатовский, — машинным маслом даже лучше, кожу не сушит!

— А ты не знаешь кто заключение о прохождении практики на заводе будет давать? Я тут однажды крепко отличился, ломик с верхних решеток на бригаду уронил! — Турков все еще переживал за свою злополучную оплошность.

— Заключение будет делать руководитель практики, а не бригадир! Вряд ли он что-нибудь слышал о твоем ломике! Думаю, что этот случай давно забылся. Хватит переживать, терзать себя по пустякам! — ободрил Туркова миротворец Илатовский.

Из трубопроводного цеха Саша Шмаков тащит какую-то тяжесть, ноги в коленях дрожат, ходят ходуном от напряжения.

— Саша брось, а то уронишь! — иронизирует оказавшийся рядом Тестов, — опять на кого-то ишачишь! Твоя бригада в курилке сидит и анекдоты травит, а ты надрываешься!

Не вовремя появился руководитель практики с блокнотом в руках:

— Что? Что такое? Несовершеннолетний паренек такие тяжести таскает на себе! Кто вам эту работу поручил? Из чьей вы бригады?

Саша, чтобы казаться выше вытягивается, расправляет плечи и даже пытается встать на цыпочки:

— Никто ничего мне не поручал! Я выполняю эту работу по собственной инициативе!

Шмаков, конечно, соврал выгораживая слесарей. Но он такой, какой есть: в учебе и работе трудоголик. Его никаким воспитанием не исправишь.

— И все же я доложу начальнику цеха! Нельзя допускать, чтобы несовершеннолетние таскали на себе тяжелые детали!

— Не надо, пожалуйста, не надо! Я больше не буду! И слесаря тут не причем! Это моя инициатива! — Саша не хотел доставлять своей бригаде лишние хлопоты и неприятности. Чего доброго, могут премии лишить!

— Ладно, проехали! Только вы больше таких инициатив не проявляйте! Ведь и меня наказать могут! — руководитель практики закрыл блокнот и сунул карандаш в нагрудный карман комбинезона, давая понять, что инцидент исчерпан.

Всем практикантам выдали контрольное задание. Как всегда, это оказалось лотереей. Одним досталось задание плевое, другим очень сложное. Отличники получили простое задание, а «лжемеханики» — сложное:

— Давайте, поменяемся темами контрольных заданий! Кто будет разбираться кому какое выдано! Ведь никто нигде и ничего не записывал и не фиксировал! — скулили «троечники».

— Махнем не глядя, что ли? Тогда стимул нужен! На кой ляд нам надо над чужим заданием личное время транжирить? — выдвинули свои условия отличники.

— Предлагаю в качестве стимула пачку хороших сигарет! — подал голос Иньков.

— Каждому! — уточнил условия сделки Сивков, — хотя я и не курящий!

Контрольные задания по судоремонту все сдали вовремя. Троек не было.

Вечером, перед отбоем, мы строим планы на ближайшее будущее. Как-никак впереди отпуск, а мы, без пяти минут, — третьекурсники. Можно три курсовки на рукав пришивать, а если еще золотистый якорек над курсовками прицепить, то как раз регалии будут от плеча до локтя!

Женя Клишев зовет к столу шахматистов, сыграть партию на сон грядущий. Да разве сейчас до шахмат! Кто будет тратить время на такую ерунду? Лучше проверить еще раз готовность к поездке домой. Чтобы не упустить важных деталей, лучше записать все на бумажке, что еще надо прикупить, хотя денег у всех в обрез.

Делятся впечатлениями о последних зимних каникулах, как встречали это событие домашние. Юра Илатовский пытается рассказать о том какой у него отец, высокий, статный, черноволосый.

— А ты в кого уродился? Маленький и рыженький? — поддел неудачливого рассказчика Тестов.

Илатовский не обижается на язвительное замечание. Он терпелив и не любит спорить и конфликтовать.

— Наверное, в мамину родню, там почти все рыженькие!

Не забыты и старые, смешные истории. Поддевают Земцовского и Гороха:

— В отпуске мама вас в женскую баню не водила?!

Заметно подросшие к этому времени и повзрослевшие «цыпленыши» отвечают на вопрос руганью и бранью. После, немного успокоившись Юра Горох выдает еще одну историю, из-за которой чуть не опоздал из отпуска:

— У нас на станции всяких мешочников, сезонников, да вербованных тьма! Очередь за билетами сумасшедшая! Я один поезд пропустил, а на другой еле-еле билет купил! Мог из отпуска опоздать!

— Зачем ты в общую очередь за билетами стоял? Надо было в воинской кассе билеты покупать! Там очередей никогда нет, а билеты всегда есть! — подсказал опытный по части передвижения по железным дорогам Баранов.

— А я не слыхал об этом! Впервые слышу!

— Чудак-человек, мы все давно пользуемся воинскими кассами. Ни минуты в очередях не стоим! Кассирше в окошечке, какое дело курсант ты или военный? Видит молодого человека в морской форме и любой билет продаст, какой спросишь! Хоть общий, хоть плацкартный, или купейный!

На время воспоминания о прошедших отпусках забываются, лишь через несколько минут Миша Пылинский говорит мне:

— Видел набор открыток с видами Каргополя! Красивый городок! Можно сказать, исторический. Много разных церквей! Много зелени!

— Да городок красивый, особенно летом! Среди зелени возвышаются церкви, храмы белоснежные! Правда давно не реставрированные, ветшают со временем.

— Чем знаменит ваш городок? В открытках об этом ничего не сказано.

— Он старше Москвы! Только потом захирел, когда железную дорогу мимо него провели, на обочине промышленного бума оказался. Там улица Ивана Болотникова есть, его в проруби утопили. А вообще-то это районный центр. Со всеми данными городов подобного ранга!

Позади учеба, зачеты, экзамены судоремонтная практика и прочие приятные и неприятные события учебного полугодия. Впереди — отпуск, каникулы! Целый месяц сладкой, безмятежной и вольготной жизни под крылом любящих родителей! К этим сказочным дням надо готовиться заранее. Чем можно поразить районную и сельскую молодежь и взрослых? Конечно, рассказами и множеством знаков отличия и регалий на одежде. Местные, Архангельские курсанты тоже любят пустить пыль в глаза, нацепить на себя все что положено и не положено. Поэтому, подкопив немного деньжат, группа ребят направляется в магазин «Военторг», тот самый, который стоял когда-то напротив театра. Витрина полна всяких знаков отличий и военной символики, разве что только боевые награды отсутствуют.

— Ребята, смотрите какие красивые курсовки, золотистые! — жарко шепчет Теплухин, — можно сразу четыре на рукав пришить!

— Четыре — это перебор! Мы только второй курс закончили! Три — в самый раз будет!

— Какие красивые якорьки и разных размеров, пришивать не надо прямо поверх курсовок приколоть можно!

Каждый покупает один и тот же набор: три золотистых курсовки и такого же цвета якорек. Довольные удачными и красивыми покупками, идем дальше, выполнять все намеченные покупки.

— Бескозырки заказывать будем? Здесь, на Чумбаровке ателье от «Военторга», головные уборы шьют. Все что угодно заказать можно! За пару дней изготовят! Давай, раскошелимся, это не дорого! — уговаривает Теплухин, — закажем бескозырки с белым кантиком, как у военных моряков! Классно выглядеть будем!

До ателье совсем близко и все соглашаются: Илатовский, Теплухин, Перминов, Иньков и я. Заказ на бескозырки приняли быстро, дело для портних давно знакомое и поставлено на поток.

— С белым кантиком бескозырки! С белым кантиком! — который раз напоминает Теплухин, — как у военных моряков!

— Знаем! Знаем! — улыбаются портнихи, — через два дня приходите! Все сделаем согласно заказа!

— О самом главном мы позабыли! — вовремя спохватывается Теплухин, — о ленточках к бескозыркам! Я предлагаю короткую надпись: «Мореходное училище», а всякий посторонний любопытный пусть сам догадывается в каком городе оно находится!

— Верно! Классно придумано! Молодец Теплухин!

— Надпись кто сделает? Надо фирменную, тисненную, чтоб несмываемая была!

— Я знаю то место, где могут сделать золотистую, тисненую надпись на ленточке для бескозырки и с якорьками! Вот только гурьбой туда идти не стоит. Пойду я один и договорюсь о расценках и о заказе. Деньги заплатим и ленточки завтра будут уже готовы! Согласны?

— Согласны! — дружно, как по команде кричат все.

Теплухин исчезает за углом и через несколько минут появляется с торжествующей улыбкой на губах:

— Дело сделано! Договорился! Восемь одинаковых ленточек с одинаковой надписью! Деньги у всех есть? Тридцать рублей штука!

Мы молча и торопливо собираем нужную сумму. Наш посредник исчезает за углом, а любопытный Иньков незаметно следует за ним. Прошло минут десять и Иньков появляется вновь, прикрывая ладонью рот от рвущегося наружу смеха и раскрывает секрет «мастера-частника»:

— Он работает в «Ритуальных услугах» подписывает венки клиентам! Сами догадываетесь каким!

Мы не знаем, что делать: смеяться или возмущаться. Успокоил всех Юра Илатовский:

— Ладно ребята, чего расстраиваться? Главное, чтобы качество было хорошее! Не все ли равно где их изготовили?!

Вернулся Теплухин и по выражению лиц понял, что секрет изготовления ленточек раскрыт:

— Только не говорите никому! Не треплитесь! Иначе будут неприятности у мастера и у нас тоже!

Мы возвращаемся в общежитие, все дела сегодняшнего дня выполнены. Пора собирать чемоданчики, все лишнее сдавать коменданту в каптерку и поразмыслить над тем, как и где провести каникулы. Некоторые меняют свои планы в последнюю минуту, внезапно, всякое бывает!