Фанатик

1

Гражданка контр-адмирал Женевьева Чин уставилась на голограмму на своём столе. Сама того не замечая, она сдвинулась на самый край кресла.

Гражданин коммодор Огилви, ссутулившийся на соседнем стуле её кабинета, облек её мысли в слова.

— Редкостный экземпляр, не так ли?

Чин хмуро кивнула. Голограмма у неё на столе изображала офицера ГБ, лицо которого фактически вопило: фанатик. Тот факт, что это было изображение молодого человека, нисколько не смягчал впечатления. Жёсткие темные волосы нависали над широкими негустыми бровями; брови, в свою очередь, нависали над глазами столь же темными, как и волосы. Сами глаза были темными провалами на аскетично-бледном лице, с жесткими скулами, плотно сжатыми губами, квадратным подбородком и впалыми щеками. Женевьеве было нетрудно представить это лицо во мраке подземелий инквизиции всё больше подтягивающим грешника на дыбе или подносящим первый факел к куче вязанок хвороста, сложенных под приговоренным еретиком.

Чин не заметила никаких следов злобной жестокости, которые легко было обнаружить на лице предшественника этого офицера. Но комфортнее от этого она себя не почувствовала. Даже если считать, что она права, её хладнокровная часть, которая позволила скомпрометированному адмиралу пережить десять лет Хевенитского режима Пьера-Сен-Жюста-Рэнсом, предпочла бы в качестве нового действующего главы государственной безопасности в секторе Ла Мартин прямого садиста явному фанатику. Можно было бы, по крайней мере, надеяться, что садист будет небрежен или ленив, слишком часто отвлечен своими пороками, чтобы уделять все внимание своим официальным обязанностям. Тогда как этот человек…

— Он действительно так молод, как выглядит, Юрий? — тихо спросила она.

Третий из присутствующих, подпиравший закрытую дверь в её кабинет, кивнул. Это был слегка полноватый мужчина средних лет, среднего роста, с круглым и дружелюбно выглядящим лицом, носящий униформу ГБ.

— Угу. Ему недавно исполнилось двадцать четыре года. Три года как из академии. К сожалению, он, кажется, блестяще справился со своим первым важным полевым заданием и попал в поле зрения Сен-Жюста. И теперь, конечно…

Гражданин коммодор Огилви вздохнул.

— После всех потерь ГБ в Новом Париже во время попытки переворота МакКвин — каким местом она думала? — Сен-Жюст затыкает прорехи теми горячими юнцами, которые у него остались, — он вытер свое лицо худой рукой. — Если бы мы получили хоть какое-нибудь предупреждение…

— И что хорошего это бы принесло? — спросила Чин. — Несомненно, мы могли бы захватить этот сектор… и что? Пока Новый Париж остается под контролем Сен-Жюста, он будет иметь превосходство. — Чин устало откинулась на спинку стула. — Будь проклята Эстер МакКвин и, во всяком случае, её амбиции.

Она посмотрела на свой настольный экран. Сейчас он был выключен, но она легко могла представить, что экран покажет, будучи переведённым в тактический режим. Два супердредноута Государственной Безопасности, держащиеся рядом с её собственным оперативным соединением, находящимся на орбите планеты Ла Мартин.

По численности оперативное соединение адмирала Чин было намного больше — четырнадцать линкоров, наряду с таким же числом крейсеров и полудюжиной эсминцев. И что? Чин испытывала достаточную уверенность, что при идеальных условиях она могла бы победить тех двух монстров — хотя и понеся огромные потери. У неё было преимущество в виде отборных офицеров и хорошо обученных флотских команд, тогда как офицеры и команды супердредноутов ГБ не имели никакого опыта настоящих боев. Они были выбраны из-за политической благонадежности, а не боевых навыков.

Но всё это было пустыми мечтаниями. Боевые корабли ГБ держали свои импеллеры и боковые стены поднятыми, а её — нет. Они получили информацию о неудавшейся попытке переворота Эстер МакКвин в Новом Париже прежде неё, немедленно перешли в боевую готовность… и оставались в ней. К тому времени, когда она поняла, что происходит, было слишком поздно. Любое сражение для её собственных сил теперь обернулось бы откровенной бойней.

Она подозревала, что эта бойня и без того едва не началась. Попытка переворота МакКвин немедленно поставила всех офицеров флота под подозрение; особенно офицеров, которые, как сама Чин, начали службу во время прежнего режима Законодателей.

Но притом, что её собственный Народный Комиссар был найден убитым за три дня до прибытия новостей… Каким бы случайным не было это совпадение, момент для него был, мягко говоря, неудачный!

Как ни странно, Женевьева подозревала, что жизнью она была обязана Мантикоре. Если бы Восьмой Флот Звездного Королевства не начал свое ужасающее наступление на Народную Республику Хевен, то Государственная Безопасность, вероятно, приняла бы решение уничтожить её подразделение. Но… Оскар Сен-Жюст попал между молотом и наковальней, и, вероятно, решил, что просто не может позволить себе потерять какую бы то ни было часть флота без абсолютной на то необходимости.

Таков, по крайней мере, был смысл сообщения, пересланного двум супердредноутам ГБ доверенным головорезом Сен-Жюста.

Она повторно изучила голограмму. «Не предпринимать никаких дальнейших действий против кораблей или персонала Флота до моего прибытия. Военное положение критическое».

Такое положение вещей оставалось неизменным в течение трех очень напряженных недель, с тех пор как новости о попытке переворота МакКвин достигли отдаленной столицы сектора Ла Мартин. Весь Республиканский Флот в секторе был по сути, пусть и неофициально, под арестом. Весь флот с прошлой недели — когда капитаны супердредноутов потребовали отозвать все корабли из патруля. Женевьева Чин и её люди находились в эквиваленте тюрьмы строгой изоляции, с двумя свирепыми СД Государственной Безопасности, стоящими на страже, в то время как все ждали прибытия нового молодого надзирателя.

— Вы знаете что-нибудь о нем, Юрий?

Юрий Радамакэр, Народный Комиссар гражданина коммодора Жан-Пьера Огилви, отошел от двери.

— Лично — нет. Но я нашел чип с записью в каюте Джамки. Это личное послание Сен-Жюста.

Огилви напрягся.

— Вы его взяли? Ради Бога, Юрий…

— Не могли бы вы успокоиться? — отмахнулся Радамакэр. — Теперь, когда Джамка мертв, яявляюсь старшим офицером ГБ этого оперативного соединения — фактически всего сектора, даже если командиры тех двух СД не обращают никакого внимания на мой высокий ранг. Факт обыска мною каюты Джамки после обнаружения его тела не покажется никому подозрительным. На самом деле, подозрение бы вызвало, если бы я этого не сделал.

Он вынул чип из кармана.

— Что касается этого… — он пожал плечами. — Конечно, я должен буду его уничтожить. Вернуть его назад не оставив слишком много следов не получится никак. Но я сомневаюсь, что его отсутствие будет замечено, даже если Сен-Жюст задастся этим вопросом.

Радамакэр скривился.

— Джамка был не только лентяй, и после того, как кто угодно изучит более десяти процентов чипов, которые разбросаны в его квартире, он поймет…

Он снова пожал плечами.

— Все мы знали, что он был порочным извращенцем. Позвольте любимчику Сен-Жюста, — он махнул чипом в сторону голограммы, — немного поваляться в том навозе, и я не думаю, что он будет волноваться о пропавшем частном сообщении Сен-Жюста.

Юрий вставил чип в голопроектор. Через секунду изображение офицера сменилось. Офицер был тот же самый, но не в формальной позе. То, что начало воспроизводиться, являлось записью беседы между офицером и непосредственно Сен-Жюстом, которая была сделана, скорее всего, недавно в кабинете Сен-Жюста.

— Отдаю этому парню должное, — пробормотал Радамакэр. — Он — весь из себя ГБ, но, похоже, скроен из другого материала, чем Джамка. Смотрите.

Адмирал Чин зачарованно наклонилась вперед. Качество звука в голопроекции было столь же хорошим, как и само изображение — и не удивительно, учитывая, что Сен-Жюст для своего собственного кабинета получал самое лучшее оборудование.

Первое, что поразило адмирала Чин, было то, что руководитель Государственной Безопасности Хевена казалась меньше, чем она помнила. Женевьева не видела Сен-Жюста лично уже много лет, да и тогда только на расстоянии во время большого официального мероприятия. Тогда Сен-Жюст располагался в задней части подиума на приподнятом возвышении, на значительном расстоянии от Женевьевы. Тогда он казался крупным человеком. Теперь, в голопроекции, сидящим за столом в собственном кабинете, он ей казался просто маленьким, не привлекающим внимания бюрократом. Если бы Чин не знала, что Оскар Сен-Жюст был, возможно, самым хладнокровным убийцей из существующих, то она приняла бы его за клерка средних лет.

Это отчасти объясняло впечатление. Но Женевьева знала, что причины, по которым Сен-Жюст казался ей намного меньше, были главным образом психологическими. В последний раз, когда она видела Сен-Жюста, она ненавидела и боялась его, и задавалась вопросом, будет ли она всё ещё жива к концу недели. Она и теперь ненавидела Сен-Жюста — и всё ещё задавалась вопросом, насколько долго проживет — но течение времени и медленное возрождение уверенности в себе по мере того, как она превращала сектор Ла Мартин в актив для Республики, унесло прочь большую часть откровенного ужаса.

Дверь в кабинет Сен-Жюста открылась и тот же самый молодой офицер ГБ, лицо которого она рассматривала ранее, был пропущен в кабинет секретарем. После этого секретарь закрыл дверь, не входя в комнату.

Молодой офицер взглянул на двух охранников, стоящих у дальней стены позади Сен-Жюста. Директор Государственной Безопасности располагался за столом в середине комнаты, изучая раскрытое перед ним досье.

Взгляд офицера на охранников произвел на Чин впечатление. Невозмутимо оценивающий, как раз достаточный, чтобы убедиться, что охранники не особенно заинтересовались им. Разумеется, они были настороже. Сен-Жюст и не допустил бы ничего другого у своих личных телохранителей. Но в этой настороженности не было заметно ничего, кроме выучки и привычки; не было ни одного из тонких признаков, которые указали бы, что человек, только что препровожденный к Сен-Жюсту, должен быть арестован или тайно убит.

Чин знала, что в такой ситуации она сама, вероятно, не проявила бы столько самообладания, несмотря на преимущество большего опыта и многих лет жизни. Офицер ГБ или имел благословенно спокойную совесть, или был феноменально хорошим актером.

Офицер чётко промаршировал по широкому пространству, накрытому ковром, и встал смирно перед столом директора. Женевьева, однако, отметила, что он предусмотрительно не подошел слишком близко. Сам офицер был не особенно крупным человеком, и пока он оставался дальше, чем на расстоянии вытянутой руки от Сен-Жюста телохранители не слишком беспокоились. Он уже должен был пройти полную проверку на наличие оружия, и было вполне очевидно, что любой из двух охранников — а тем более оба вместе — без труда предотвратит попытку нападения на директора, если он внезапно сойдёт с ума и ринется в атаку. Строго говоря, охранники не были гигантами, но они были очень крупными мужчинами. Адмирал Чин не сомневалась, что оба они были экспертами по бою в замкнутом пространстве, с оружием или без.

Насколько могла судить Женевьева, офицер, стоящий по стойке «смирно» у стола, таковым экспертом не казался. Да, он имел аккуратную и хорошо сложенную фигуру; она могла обнаружить признаки человека, который регулярно тренировался. Но Женевьева, сама бывшая опытным бойцом — по крайней мере, в её более молодые дни — не могла обнаружить ни одного из тонких признаков такого обучения в позе офицера.

Тут, заметив кое-что ещё, она отрывисто хихикнула.

— Они сняли с него ремень и ботинки!

Радамакэр кисло улыбнулся.

— После того, как Пьер был убит, я сомневаюсь, что Сен-Жюст собирается допустить хоть какую-нибудь возможную опасность, — он остановил воспроизведение и стал рассматривать изображение. Потом хихикнул. — Есть ли что-нибудь выглядящее более глупо, чем человек, пытающийся стоять по стойке «смирно» в носках? Ему повезло, что Комитет общественного спасения покончил со старой традицией Законодателей щелкать каблуками вставая «смирно». Иначе этот юноша выглядел бы полным идиотом.

Но юмор был столь же кислым, как и улыбка. Идиотская или нет, новая версия Комитета общественного спасения Сен-Жюста взяла Хевен и его Флот за горло. А молодые люди, вроде офицера, стоящего перед ним по стойке «смирно», были пальцами этого смертельного захвата.

Юрий снова запустил воспроизведение. В течение примерно половины минуты три человека в комнате наблюдали, как Сен-Жюст попросту игнорировал стоящего перед ним молодого человека. Директор Государственной Безопасности — теперь также и глава государства Хевен — просматривал досье, разложенное перед ним на столе. Очевидно, личное дело этого самого офицера.

Чин не торопясь изучала молодого офицера. И снова была впечатлена. Большинство молодых подчиненных в таком положении не смогли бы скрыть свое беспокойство. Она знала совершенно точно, что Сен-Жюст затягивал процесс просто для закрепления ощущения того, что он был боссом и что его подчиненный был полностью в его власти. Слово Сен-Жюста могло разрушить карьеру — или хуже того.

Но юноша не реагировал… никак. Только безразличное лицо и спокойная поза, как будто он обладал всем терпением вселенной и не испытывал ни следа беспокойства.

Когда Сен-Жюст, наконец, поднял глаза от досье и уставился на офицера, что-то неопределенное в выражении его лица позволило Женевьеве понять, что мелочная попытка небольшого запугивания провалилась — и Сен-Жюст знал это. Впервые в записи пошли слова, и Чин наклонилась вперед ещё сильнее.

— Вы хладнокровный молодой человек, гражданин лейтенант Каша, — негромко сказал Сен-Жюст. — Я это одобряю — до тех пор, пока это не выходит за разумные рамки.

Каша в ответ Сен-Жюсту просто резко кивнул головой.

Сен-Жюст отодвинул досье ещё на несколько сантиметров.

— Я сейчас изучал привезённый вами с Земли рапорт относительно дела «Рабсилы». На самом деле, я изучил его три раза. И, скажу я вам, никогда в своей жизни я не видел такой полной неразберихи.

Сен-Жюст протянул правую руку и постучал пальцем по страницам рапорта.

— Одна из страниц в этом досье состоит из данных вашего собственного личного дела. Верно, что Земля была вашим первым важным заданием. Но Вы закончили учебу одним из лучших среди вашего класса в академии, — третьим, если быть точным — так давайте надеяться, что Вы можете соответствовать ожиданиям.

— О, черт, — пробормотал Огилви.

— «О, черт» это правильно, — скривился Радамакэр. — Лучшие пять позиций в любом выпускном классе академии ГБ требуют абсолютно безупречных оценок политической благонадежности от каждого из ваших преподавателей. Сам я был третьим с конца.

Он ткнул пальцем в запись, которую он снова приостановил.

— И посмотрите на лицо парня. В первый раз там появилось какое-то выражение. Знаете, это было для него новостью. Он понятия не имел, какое место в академии занял, поскольку такова политика академии — не сообщать никому из кадетов, как они выглядят в глазах наставников. Я узнал мои собственные показатели только годы спустя, и только потому, что меня вызывали на ковер за «небрежение», и швырнули эту информацию мне в лицо. Можете поставить все свои деньги на то, что этому молодому энтузиасту подобного разноса не доставалось. Взгляните на него! Его глаза практически горят.

Чин не была уверена. Было что-то немного странное для неё в выражении лица Каша. Свет в его глазах, возможно. Но было в нём что-то… холодное. Как будто Каша испытал удовольствие от знания данного факта по причинам, отличным от очевидных.

Она отбросила эту мысль. Это было действительно смешно, думать, что можно так много понять из записанной голограммы, даже самого прекрасного качества.

— Запускайте её дальше, — скомандовала она.

— А теперь расскажите мне правду, юный Виктор Каша, — продолжил Сен-Жюст.

Каша мельком глянул на досье.

— Я не видел отчета гражданина майора Жиронда, гражданин Председатель. Но, в качестве предположения, я сказал бы, что он был озабочен уменьшением ущерба репутации Дюркхейма.

Фырканье Сен-Жюста было тихим и весьма соответствовало его кроткому виду.

— Кроме шуток. Если бы я принял это сообщение за чистую монету, то должен был бы решить, что Рафаэль Дюркхейм спроектировал блестящую разведоперацию на Земле, в которой из-за избытка личной отваги он, к сожалению, потерял свою собственную жизнь.

Снова негромкое фырканье, в действительности более похожее на шмыганье носом.

— Однако так уж случилось, что я был лично неплохо знаком с Дюркхеймом. И я могу уверить вас, что этот человек не был ни блестящим, ни обладал избытком храбрости — ни на грамм больше, чем минимум, необходимый для его работы, — голос Сен-Жюста стал более жестким. — Так что теперь расскажите мне, что случилось в действительности.

— В действительности произошло то, что Дюркхейм попробовал реализовать схему, которая была слишком заумна и полностью поползла по швам, а остальные — главным образом мы с майором Жирондом — попытались воспрепятствовать тому, чтобы результат обрушился нам же на голову, — поза Каша стала несколько напряженнее. — В чем, если позволите мне так сказать, я думаю, мы достигли довольно неплохих успехов.

— «Позволите мне так сказать» — передразнил Сен-Жюст, хотя в тоне его голоса не было большого сарказма. — Молодой человек, я позволяю каждому из моих офицеров говорить правду, если они делают это во благо государства. — Он отодвинул досье ещё на несколько сантиметров дальше. — Что, должен заметить, в данном случае, вероятно, относится к вам. Я полагаю, что вы с Жирондом проследили, чтобы Дюркхейм получил своё?

— Да, гражданин Председатель, мы это сделали. Кто-то из руководства должен был принять провал на себя — и должен был при этом погибнуть — иначе нам не удалось бы спрятать все концы в воду.

Сен-Жюст уставился на него.

— И кто — я хочу знать имя — произвел устранение?

— Я, гражданин Председатель, — Каша не колебался. — Я лично застрелил Дюркхейма, из одного из пистолетов, которые мы забрали у команды убийц «Рабсилы». После этого поместил тело вместе с остальными жертвами.

Радамакэр снова сделал паузу в воспроизведении.

— Вы можете поверить в крепость нервов этого парня? Он только что признался — не промедлив и секунды — в убийстве своего собственного старшего офицера. Прямо перед директором! И — взгляните на него! Стоит там расслабленно, насколько это только возможно, не беспокоясь ни о чём!

Женевьева была не вполне согласна с оценкой Юрия. Каша для неё не выглядел именно «расслабленным». Только… твердым и уверенным в знании своей собственной Правды и Справедливости. Она не смогла подавить некоторую дрожь. Таким мог быть только рьяный инквизитор перед лицом самой Инквизиции, безмятежный в уверенности в своем собственном гарантированном спасении. Мышление фанатика: Убивайте всех — Господь узнает своих — я не беспокоюсь, когда Бог со мной.

Радамакэр возобновил воспроизведение.

Комната была тиха в течение секунд двадцати. Сен-Жюст продолжал смотреть на молодого офицера, стоящего по стойке «смирно» перед ним — а охранники держали руки на рукоятках пистолетов.

Затем, внезапно, Сен-Жюст испустил сухой смешок.

— Напомните мне поздравить начальника академии за его проницательность. Очень хорошо, гражданин капитан Каша.

Облегчение в комнате было практически ощутимо. Руки охранников соскользнули с рукояток пистолетов, Сен-Жюст откинулся в кресле, и даже Каша позволил своей напряженной стойке немного расслабиться.

Сен-Жюст немного побарабанил пальцами по обложке досье. А затем решительно отодвинул досье в сторону.

— Теперь мы отставим всё это в сторону. Всё, очевидно, сложилось хорошо. В сущности, удивительно хорошо для операции, которую вам пришлось планировать на лету. Что касается Дюркхейма, я не собираюсь терять сон из-за офицера, который оказался убит из-за избытка амбиций и глупости. Уж конечно не в то время, когда мы находимся в таком политическом кризисе как сейчас. А теперь, гражданин капитан Каша, — да, это повышение — у меня для вас новое задание.

К удивлению Чин, запись внезапно закончилась. Она подняла брови и обратилась к Радамакэру, который пожал плечами.

— Это всё что было. Если вы хотите знать мои предположения, то я подозреваю, что остальная часть записи была далеко не лестна для Джамки и Сен-Жюст не видел никакого смысла позволить ублюдку видеть детали того, что он впоследствии обсуждал с Каша.

Он вынул чип из голопроектора и положил его в карман.

— Возможно, вы не обратили должного внимания на новую официальную должность Каша. Специальный Следователь Директора — не слишком частое дело для Государственной Безопасности. И, позвольте мне вам заметить, его внимание не может порадовать ни одного из офицеров ГБ. Эта запись, должно быть, была сделана прежде, чем в Новом Париже получили известие о смерти Джамки. Я не думаю, что Сен-Жюст был доволен Джамкой и таким способом дал ему знать, что его задница под угрозой.

— Наконец-то! — прорычал Огилви. — Я не очень возражаю против стоящего над душой Народного Комиссара — не прими на свой счёт, Юрий, — на мгновение он и Радамакэр обменялись усмешками, — но наличие рядом такой свиньи как Джамка — это нечто совсем другое.

Он с сочувствием посмотрел на адмирала Чин. Как старший офицер флота в секторе Ла Мартин, Женевьева была обременена Джамкой в качестве Народного Комиссара.

Чин пожала плечами.

— Честно говоря, я не так уж переживала насчёт него. Эту свинью больше интересовали его… кхм, увлечения, чем порученная ему работа. А поскольку лично ко мне он со своими мерзостями не лез, я без проблем могла его игнорировать и заниматься своим делом.

Она вновь принялась мрачно изучать голограмму, которая снова изображала гражданина капитана ГБ Каша.

— Этот же парень… — вздохнув, она обмякла в кресле. — Дайте мне ленивого, занятого своими делами, некомпетентного комиссара. Даже если при этом он будет маньяком-садистом.

Бросив извиняющийся взгляд на Радамакэра, она продолжила:

— Или такого как вы, с которым Флот может работать.

Взгляд её вновь вернулся к изображению Каша.

— Но я просто физически не могу себе представить ничего хуже молодого, компетентного, энергичного, ведомого долгом… э-э, как бы это сказать?

— Фанатика, — подсказал ей Радамакэр.