Фантастика 1973-1974

Вместо предисловия

Перед всяким, кто хоть немного интересовался жизнью и творчеством Валерия Яковлевича Брюсоиа, неизбежно встает один и тот же вопрос: “Как он успевал?” Брюсову было сорок лет, когда издательство “Сирин” приступило к выпуску 25-томного Собрания его сочинений. В него входили стихи и драмы, рассказы и романы, литературно-критические статьи и переводы. И хотя собрание называлось полным, фактически оно таким не являлось. Автор удержался от публикации множества своих творений, о существовании которых не хотел вспоминать сам и тем более напоминать о них своим читателям.

Казалось бы, такой титанический труд для писателя, а тем более для поэта возможен только в том случае, когда человек полностью переключен на самоотдачу. Прикованный к письменному столу, как раб к галере, он должен строчить и строчить, выводя “вереницей заветные мысли души”. Но это не так.

Дефицит “заветных мыслей” обнаружился бы слишком рано, если бы Валерий Брюсов наряду с огромной работоспособностью не обладал еще более удивительной, просто всепоглощающей жаждой знания. Примерно в этом же возрасте он записал в дневнике: “В чем я специалист? 1. Современная русская поэзия. 2. Пушкин и его эпоха. Тютчев. 3. Отчасти вся история русской литературы. 4. Современная французская поэзия. 5. Отчасти французский романтизм. 6. XVI век. 7. Данте, его время. 8. Позднейшая эпоха римской литературы. 9. Эстетика и философия искусства”.

В наш узкоспециализированный век этого перечня с лихвой хватило бы на десяток интеллектуалов. Но ведь Валерий Брюсов перечислил только те области, где он стал общепризнанным знатоком. А сколько еще осталось вне списка вопросов, которыми он занимался, не углубляясь до профессионализма. И все же недовольный собой Валерий Брюсов с горечью восклицает: “Но боже мой! Как жалок этот горделивый перечень сравнительно с тем, чего я не знаю. Весь мир политических наук, все очарование наук естественных, физика и химия с их новыми поразительными горизонтами, все изучение жизни на земле, зоология, ботаника, соблазны прикладной механики, истинное знание истории искусств, целые миры, о которых я едва наслышан, древности Египта, Индии, государство майя, мифическая Атлантида, современный Восток с его удивительной жизнью, медицина, познание самого себя и умозрения новых философов, о которых я узнаю из вторых, из третьих РУК… Боже мой! боже мой! Если бы мне жить сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня”.

А судьба отмерила ему сравнительно недолгий срок. Брюсов скончался 50 лет назад, прожив полвека, и с тех пор почти каждый год публикуются совершенно законченные и незавершенные творения замечательного поэта, свидетельствуя о том, как много он хотел еще сделать.

Однажды Брюсов написал: “Значение писателя определяется количеством его произведений, оставшихся в рукописи. Посредственности успевают все закончить, все напечатать. Гений жаждет сделать слишком многое…” Наверное, сам автор несколько иронически относился к этому критерию гениальности. И все же, чтобы оценить значение сделанного Брюсовым вклада в русскую культуру, необходимо учесть все им сотворенное, в том числе и оставшееся в архивных папках. Есть поэты, величие которых четче определяется из томика избранных стихов. Титаническая фигура Брюсова обрисовывается только после осознания всей грандиозности проделанной им работы.

Среди произведений Валерия Брюсова “Гора Звезды” занимает особое место. По современной терминологии вещь эта должна бы называться приключенческой повестью. Но поскольку сам автор окрестил ее романом, оставим ей этот титул. В чем же особенности романа?

Во-первых, в самом жанре. Как известно, в романах “Огненный ангел” и “Алтарь победы” присутствует приключенческий ход, способствующий занимательности сюжета. Однако в таком чистом виде этот жанр больше у Брюсова не встречается.

Может быть, тогда “Гора Звезды” вещь для автора случайная? Шалость пера? Ни в коем случае. Достаточно сказать, что работа над ней заняла около четырех лет. Первые страницы датированы августом 1895 года, когда Брюсов, студент исторического факультета, автор нашумевших выпусков “Русских символистов”, отдыхал в Хорошеве. А последний вариант романа был закончен 18 августа 1899 года, уже после выхода сборников “Шедевры” и “Это - я”.

Вообще следует удивляться не тому, что молодой символист взялся за приключенческий роман с элементами научной фантастики, а тому, что он оказался единственным в его твор ческом наследии. С семи лет Валерий Брюсов зачитывался Жюлем Верном, Майн Ридом, Фенимором Купером, Густавом Эмаром, отвергая казавшиеся ему пресными журналы “Родник”, “Игрушечка”, “Детский отдых”.

Вместе с братьями Брюсов изо дня в день продолжал “многосерийную” игру в индейцев, воображая “себя дикарем Тса-Ут-Вэ”. А потом, уже в гимназии, он снискал уважение однокашников, пересказывая приключенческие книги.

В это время Брюсов впервые в жизни становится редактором. В рукописном журнале “Начало”, выходившем в третьем классе гимназии Креймана, Валерий, кроме стихов, помещает рассказ “из индейского быта” под названием “Орлиное перо”, повесть в духе Жюля Верна “На Венеру” и другие пробы пера.

Часть “произведений” появляется под первыми брюсовскими псевдонимами - Пятнистый ягуар и Спиппер.

С годами страсть к “легкому жанру” не ослабела. Летом 1895 года, то есть как раз когда писались первые эпизоды “Горы Звезды”, Валерий Яковлевич заносит в дневник: “С влажными глазами кончил читать “Монте-Кристо”; и с влажными не потому, что этот роман напоминал мне бывшие годы, когда я читал его в первый раз, но просто из сочувствия к судьбе героев. Глупая чувствительность к романам, когда ее вовсе нет к событиям в жизни”.

Интерес к приключенческой и научно-фантастической литературе сохранился и у седого профессора, ректора Литературно-художественного института. Уже в последние годы в не опубликованном при жизни стихотворении поэт с благодарностью вспоминает милые сердцу книжки: На дальней полке, мирным строем стоя, Спят с ранних лет любимые тома; В них дремлет луч тропического зноя, Глядит из них полярной ночи тьма…

Возвращаясь к роману, следует отметить еще одну его особенность.

В нем сошлись многие темы будущего “большого Брюсова”. Это тема “раб и царица”, межпланетная экспедиция, проблески “семи земных соблазнов”, мотив “хранителя тайны -жреца”. В сюжет, словно списанный у Райдера Хаггарда, вплелись чисто брюсовские повторы. Часть из них уже была воплощена в первых сборниках, а другие темы ждали своей очереди долгие годы.

В 1920 году, примерно в то же время, когда инженер Лось, герой “Аэлиты” А. Толстого, искал спутника для полета, Брюсов начинает рассказ “Экспедиция на Марс”. Наверно, шквал революции чем-то сродни штурму неба. Иначе чем объяснить такой повышенный интерес к космическим темам именно в это время?

Конечно, в названном рассказе уже другой почерк: исчезла заемная экзотика, строже стал стиль, глубже мысли. Трудно удержаться, чтобы не привести пророческий отрывок из брюсовского “Предисловия редакторов” к рассказу.

“Известно, что принципиальная проблема межпланетных сообщений была разрешена еще в начале XX века, причем первые межпланетные корабли, сконструированные в то время, получили название “ракетных” по характеру тех двигателей, которыми они были снабжены. Однако на твердую почву конструкция подобных кораблей стала лишь с того времени, когда удалось найти практическое применение внутриатомной энергии и использовать ее в качестве моторной силы”.

И все же, несмотря на двадцатилетний разрыв во времени, неоконченный рассказ “Экспедиция на Марс” и роман “Гора Звезды” объединены не только звездной темой.

В старой клеенчатой тетради молодой поэт набросал конус фантастической горы, вычислил ее объем, высоту ярусов, размеры залов. Все должно выглядеть точно. И потом столь же тщательно прикидывал на четвертушке писчего листа расстояние до Марса, скорость ракеты, сроки полета.

Та же четкая брюсовская продуманность. Неудивительно, что именно Брюсов стал пионером нашей научной поэзии.

Возникает естественный вопрос: почему же автор, затратив столько трудов на “Гору Звезды”, не захотел ее куда-нибудь пристроить? Материальные дела его, как известно, в этот период были далеко не блестящи. Вероятно, объясняется это тем, что “неизвестный, осмеянный, странный” поэт не был тогда, мягко говоря, приманкой для толстых журналов.

Но возможна и иная причина.

Дело в том, что сам Валерий Брюсов расценивал роман “Гора Звезды” как учебный. Именно на нем он вырабатывал свой прозаический стиль. 29 июня 1896 года Брюсов писал другу своей юности А. А. Курсинскому, служившему в Ясной Поляне у Л. Н. Толстого репетитором его детей: “Приступаю (о, очень торжественно) к роману. Ты пишешь, что вполне выработал план своего романа. Увы! Увы! Сколько раз вырабатывал я планы своих. Еще незадолго до отъезда разработал я план исторического романа… с такими подробностями, что мог рассказать последовательно каждую главу… и между тем ни этого романа я не написал, ни другого не напишу - долго, быть может, никогда. И вот почему: у меня нет формы. Я не могу писать так, как писали Тургенев, Мопассан, Толстой. Я считаю нашу форму романа рядом условностей, рядом разрозненных трафаретов. Мне смешно водить за ниточки своих марионеток… Нет, таких вещей, где каждое слово ложь, а каждое выражение трафарет, я писать не могу. Подождем, пока создастся новая форма”.

И последнее. Стоило ли извлекать из архивных глубин несколько наивный труд, от которого отказался автор? Есть ли в этой публикации иная ценность, кроме литературоведческого интереса? Рискуя заслужить упрек в субъективности, я все же утверждаю, что “Гора Звезды” хранит аромат эпохи того недолгого промежутка, когда стычка с ягуаром в фантастико-приключенческой повести выглядела уже старомодной, а диалог с марсианином казался чуть-чуть преждевременным.

И это дает роману право на существование.

А кроме того, читая давно написанные строки, вы, может быть, представите скуластого черноглазого мальчика, упивающегося в старом доме на Трубной подвигами морских бродяг и отважных землепроходцев.

И это позволит лучше понять его уже повзрослевшего, ломающего все каноны с не меньшим упорством и смелостью, чем герои детских книжек.

Кто знает, возможно, между этими фактами “есть тонкие властительные связи”. Не зря же в своем последнем сборнике, в стихотворении “Марриэтовы мичманы”, поэт оправдывает увлекательную выдумку и приключенческую неправду.

Ту неправду, что измала

Жгла огнем неустанным,

Ту, что волю в нас вызвала -

В жизни стать капитаном.

Р. Щербаков